Игорь поднялся на ноги. Где он? Как сюда попал? Что это за место? Какой-то дом. Непростой: на полу узорчатый паркет из дерева дорогих пород и пушистые ковры не из «Икеи», вокруг резная мебель, на стенах картины в вычурных багетах… Настоящее поместье. Надо бы выбраться отсюда поскорее, а то хозяева нагрянут. Или, ещё хуже, охрана. В таких домах кто попало не живёт, а Игорю проблемы не нужны. Хотя странно, что сигнализация ещё не сработала, должна была. Значит, скоро сработает. Запищит сирена, над дверями загорятся красные лампочки, набегут мужики в чёрном с собаками и прижмут его мордой к тому самому дорогому паркету. Да так, чтобы причинить максимальную боль, ничего при этом не запачкав. В сериалах много чего показывают. Блин, что не так с головой?

Потирая виски, на ватных ногах Игорь прошёл из коридора в комнату. Всё как положено: элегантные кожаные диваны, огромные книжные стеллажи, персидский ковёр на полу и его величество камин, над которым вместо телевизора висело очередное полотно в багете. Дорогое, наверное. А что это на нём?..

— Эй! — раздался откуда-то хриплый возглас.

— Привет, — устало ответил Игорь. — Я могу объяснить…

— Не знаешь, где мы? — перебил его незнакомец. — Я очнулся здесь, а как сюда попал…

— И вы тоже? — пробормотал Игорь.

— Что тоже?

— Тоже не знаю, как попал сю…

— Почему тут всё белое?

— Что? — Игорь осмотрелся. От осознания очевидного голову снова пронзила острая боль. Правда, и как он не заметил? Абсолютно всё в незнакомом особняке было кипенно-белым. Ковры, диваны, паркет, книги на стеллажах, всё было цвета свежего, только что выпавшего снега. Что это за место?

Игорь подбежал к панорамному окну и раздвинул занавески. Сквозь стекло он ничего не увидел, потому что и за окном была пустота. Ослепительно белая, уходящая вдаль. Так, стоп. Окно же можно открыть! А из него вылезти наружу. Игорь потянулся было к ручке, но её не было. Петель тоже не было, значит, окно тут было чисто для красоты. Прикоснулся к стеклу — тонюсенькое. Сейчас такие уже не ставят, никаким стеклопакетом тут и не пахнет. Может, его получится разбить?..

Стоило этим мыслям промелькнуть в голове, как из глубины сознания, буквально из-под полы ощущений раздался голос:

«Нет»

Это не он подумал. Но и вслух никто ничего не говорил. Игорь удивленно снова прикоснулся к стеклу.

«Нет. Плохая идея. Не пытайтесь», — ну вот, опять. Что за…

— В книгах ничего нет, — Игорь услышал, как незнакомец хмыкнул из-за спины. В руках он держал толстый фолиант, на страницах которого не было написано ни слова. На столике лежало ещё несколько книг, которые успел достать незнакомец. Все совершенно одинаковые. Вдруг Игорю пришла в голову мысль — он достал из кармана телефон и посмотрел на приём сигнала. Чего можно было ожидать — сети нет. Ещё бы она была в пустоте.

— У вас телефон ловит? — поинтересовался Игорь.

— Что? — спросил незнакомец. — Какой телефон?..

— Обыч… — Игорь развернулся и посмотрел на собеседника. Не очень высокий, с не по возрасту усталыми голубыми глазами. Как будто он видел что-то такое, чего никто никогда не должен видеть. Самое странное — незнакомец был одет в военную форму, и непростую. Жёлто-зелёная гимнастёрка, погоны, на голове тёмная фуражка со звездой. На звезде серп и молот. Портупея, галифе, кирзовые сапоги на ногах. Грудь в орденах. Кажется, настоящие, для костюма слишком добротные. Наверное, участник исторической реконструкции, по-другому не объяснить. Только уж больно хорошо вжился в роль.

— Так какой телефон? — простодушно спросил «солдат».

— Эм… — Игорь почесал в затылке. — Сотовый?

— Какой?

— Люди! — из коридора выбежал запыхавшийся парень. Окинув Игоря и его собеседника обеспокоенным взглядом, он убежал обратно. — Тут ещё люди!

— Товарищ! — окликнул парня солдат, махнув рукой в его направлении. — Да куда ж ты… — он ринулся вслед за «бегуном».

Игорь в недоумении отправился за ним. Боль в голове как раз начала стихать, так что осмыслять реальность стало чуть проще.

Игорь прошёл по коридору во внушительных размеров парадную. Там он увидел ещё двоих парней. Один из них, в светло-голубых «варёных» джинсовых брюках и такой же куртке, стоял на коленях и пытался разобраться с входной дверью. Второй, что вбежал в гостиную, наклонившись, внимательно за ним наблюдал, засунув руки в карманы. На нём были лёгкая белая рубашка и широкие брюки с чёрными туфлями на шнурках. Он тоже очень хотел посмотреть и попытаться что-нибудь сделать, но «джинсовый» ему как будто не давал. На его лице читалось раздражение — видно, что он очень не хотел видеть здесь кого-то ещё.

С дверью и правда не всё в порядке. На огромной тяжёлой деревянной двери, такой же белой, как всё остальное, не было ручки. И петель. Замка, считывателя пальцев или лица — ничего не было. Как будто это заглушка, и её поставили для красоты.

— Как думаете, где мы? — спросил Игорь.

— Не знаю, — отмахнулся парень в джинсовом костюме. — Замка нету, так что…

— В плену, — с неприкрытым ужасом перебил его парень в белой рубашке.

— В психушке. Но твой вариант тоже подходит.

— Вы помните, как сюда попали? — поинтересовался солдат.

— Не-а, — встав с пола и отряхнув брюки, ответил тот, что в джинсах. — Очнулся вон там вот, — рукой он указал на верхушку лестницы на второй этаж. — Думал, голова взорвётся на хер. Где был и чё делал, не помню. Отпускать стало тока щас.

— И вы тоже? — удивлённо спросил Игорь.

— Да.

— И я, — испуганно вставил парень в рубашке.

— Этого встретил в туалете на втором этаже, — сказал парень в джинсовой куртке и закатил глаза, поймав осуждающий взгляд попутчика.

— В общем, мы все непонятно как здесь оказались, — заключил солдат. — Меня Володя зовут.

— Игорь.

— Серж, — представился парень в джинсовом костюме.

— Рома, — кивнул парень в рубашке.

— Очень приятно, — Володя улыбнулся. — Вы, парни, откуда будете? — солдат окинул компанию взглядом. — Тыловики, что ли?

— Из Ма-асквы, — гордо растягивая гласные, ответил Серж.

— И я из Москвы, — кивнул Рома.

— Да, я тоже, — мысленно анализируя внешний вид собеседников, пробормотал Игорь. Военная форма, ситцевая рубашка, светлый «варёный» джинсовый комплект. Странный контраст. Его тёмно-синие джинсы, такого же цвета куртка с воротником из искусственной шерсти, очки в тонкой металлической оправе, тёмно-красная шапка-бини и кроссовки на толстой подошве только усиливали эффект.

— Господа, — аккуратно произнёс Игорь. На это слово Владимир нахмурился, Роман поморщился, а Серж ехидно ухмыльнулся. — Прозвучит странно…

— Почему у тебя на часах нет циферблата? — перебил Игоря Рома, не отрываясь, глядя на его запястье. На нём красовались стальные умные часы с серебристым металлическим ремешком.

— Собственно, о чём я и хотел спросить, — выдохнул Игорь. — Какой, по-вашему, сейчас год?

— Шутишь? Ясно, какой, — тепло улыбнулся Володя. — Сорок пятый! Май!

— Как это, сорок пятый? — прошептал Роман. — Нет…

— А какой, по-твоему? — спросил солдат, не переставая добродушно улыбаться.

— Шестьдесят… четвёртый.

— Ну, вы, парни, конечно, даёте, — рассмеялся Серж. — Сорок пятый, ши-исят четвёртый…

— А какой тогда? — спросил Игорь, осматривая парня.

— Одна тыща девятьсот восе-емьсят седьмой!

— Ну, не для меня, — пожал плечами Игорь, пытаясь звучать непринуждённо. Получилось плохо. — Когда последний раз проверял, был две тысячи восемнадцатый.

— Чепуха какая-то, — раздражённо выпалил Володя, пронзая взглядом Игоря. — Такого не бывает!

— А я-то здесь при чём? — не понял Игорь.

— Из будущего здесь только ты, — скрестив руки на груди, заключил Серж. — Из далёкого, то бишь. В старом добром двадцатом веке машин времени нет. Нам о таком не сообщали, по крайней мере.

— Да какая машина?! — краснея от раздражения, не выдержал Володя. — Фашист он! И вы все! Скачки во времени… Устроили, понимаете ли, Герберт Уэллс… — с этими словами солдат развернулся и быстрым шагом направился в сторону гостиной в надежде найти выход из странного особняка. Роман нахмурился и отошёл в дальний угол комнаты, чтобы его не было видно. Серж с хитрой улыбкой внимательно посмотрел на Игоря.

— Ну так что? Я прав?

— Насчёт чего?

— Машины. Ты ведь из какого-то бюро, «агентства времени»? — было видно, что он очень хотел угадать.

— Нет, — неожиданно спокойно ответил Игорь. — Я тоже не понимаю, как здесь оказался и что происходит.

— Сделаю вид, что поверил.

— И чего ты хочешь?

— Полезных сведений. О буд’щем. — растягивая гласные, произнёс Серж. На его лице всё ещё держалась ухмылка.

— Нет, — немного надменно произнёс Игорь.

— А чё так?

— Не стоит нам друг другу много о себе рассказывать. Даже если никто из нас не сошёл с ума и всё это правда, лишняя информация только всё испортит.

— Каким макаром?

— Эффект бабочки, — раздался высокий голос Романа с другого конца комнаты. — Если раздавишь бабочку в прошлом, это может привести к неконтролируемым изменениям в будущем. Игорь из двадцать первого века, значит, знает больше нас всех. Если он не… — парень покрутил пальцем у виска.

— Да, — кивнул Игорь. — Если я не поехавший. И вы тоже.

— Со мной-то всё в порядке, — заверил Серж. — И бабочек никаких давить я не собираюсь, — он пронзил «шестидесятника» презрительным взглядом. — А вот почему у тебя, — пальцем он показал на Игоря, — часы без циферблата, интересно. Ещё интересно, скока ты за это дело заплатил и тяжело ли достать, — его лицо расплылось в улыбке. — Вещица-то непростая.

— Заплатил достаточно, достать нетрудно, — ответил Игорь.

— В таком случае не возразишь, если я у тя их возьму? — во взгляде Сержа блеснули недобрые огоньки. — В светлом будущем такого добра, выходит, навалом, а вот в голодных восьмидесятых…

— Голодных? — резко спросил Роман. — Почему? Вы чего сделали с нашим миром?!

— Да я ж не в прямом!.. — Серж развёл руками. Он здорово устал от нового знакомого из прошлого и его пронзительного голоса. — Ромашк, какой ты неженка! — парень возвёл руку ко лбу и театрально произнёс. — «Ах, что вы сделали с миром!» — затем он, по-прежнему скалясь, ткнул указательным пальцем в грудь Ромы. — Не мы. Вы. Мы в нём всего лишь живём. Я родился в ши-исят третьем, так чт к сор’шенн’летию ок’зался в мире, каким его оставили вы. Получите, распишитесь. Посмотришь на этого стилягу, так у меня получше вышло. Красивый, ухоженный, с часиками. Скока те лет?

— Двадцать шесть.

— Да лан? — удивился Серж. — Раз так, получается, родился ты в… Девяносто втором, как раз мне в сыновья годишься. Я не твой отец, кстати?

— Нет! — раздражённо ответил Игорь.

— Слава тебе, Господи!

***

Так не бывает. Нет дыма без огня, всё можно объяснить. Володя пытался сопоставить факты, только вот было бы что сопоставлять? Единственное, что он мог предположить, — плен. Концлагерь. Фашисты ставили какие-то жуткие опыты, и теперь он участник одного из них. Мы победили, но не для всех война закончилась. Кто-то всё ещё призывает к оружию.

Гнев переполнял Володю. Всё в этом доме было не так. Слишком большое, слишком роскошное, слишком мещанское, слишком… Таких домов вообще быть не должно, нигде, никогда! Ни в прошлом, ни в настоящем! Ни, тем более, в будущем! Ни в каком! О чём он вообще думает? Прошлое-будущее, туда-сюда! Будто он верит во всю эту фашистскую ерунду! Белый пол, белый потолок, белая мебель, да что за…

Володя ходил из стороны в сторону. Где-то в парадной говорили эти люди, опять свои сказки о времени друг другу рассказывали. Из всех остальных комнат веяло тишиной и какой-то пугающей пустотой. Солдат не мог найти себе места и вот уже несколько минут беспокойно метался по гостиной. В порыве эмоций он сбросил с себя фуражку. Потом он сразу же её поднял и надел обратно, от отчаяния перевернув белый стеклянный столик с белой вазой и белым цветком. Ничего не разбилось, все осталось невредимым. Всё здесь не так, как должно быть.

Володя подошёл к окнам, раздвинул портьеры и потянулся за ручкой. Пустота пустотой, но хотя бы попробовать выйти из этого буржуйского дома стоило. Ручки не оказалось ни слева, ни справа. Володя решил, что надо обследовать здание. Вряд ли здесь мог быть кто-то ещё, а если и был, то он прошёл от Москвы до Берлина — в каком-то особняке не пропадёт. Солдат раздражённо выдохнул и зашагал по другому, неизвестному ему коридору. Несколько дверей слева и справа, обе без ручек, и яркий свет откуда-то издали.

Это кухня. Огромный белый стол с высокими стульями, потолок с витиеватой люстрой, множество ящичков и шкафчиков для утвари. Такую бы кухню к нему в квартиру… Чистую, красивую, где есть место сразу для всего. Чтобы мама и соседка Клавдия Рудольфовна не делили свободные конфорки, чтобы в огромных раковинах можно было быстро вымыть посуду, и чтобы везде присутствовало это настроение простора и удобства, которым здесь было пропитано всё. Володя улыбнулся, подумав о маме и Маше. Маша… Как давно он их не видел! Как сильно мечтал посмотреть на их счастливые, улыбающиеся лица. Живы ли они? Хоть бы с ними всё было в порядке.

В этот момент Володя упёрся во что-то холодное. Перед ним стоял огромный металлический шкаф с двумя дверями справа и слева. Что это? Не в силах сопротивляться любопытству и обострившейся злобе, — что эти буржуи себе позволяют? — он открыл странный ящик. Внутри была еда. Множество видов сыра разных цветов и форм, молоко, яйца, творог, бесчисленное количество колбас, рыба и разномастные бутылочки с непонятным содержимым. Жёлтое, наверное, горчица. Остальное вызывало вопросы, что-то красное, зелёное, коричневое и белое. А внизу, в маленьких ящичках, фрукты и овощи! Огурцы, помидоры, картошка, яблоки всех цветов, апельсины и… Бананы! Он никогда раньше не видел бананов, и чтобы сразу столько! Кроме них, были ещё какие-то незнакомые фрукты, похожие на сморщенную зелёную грушу. А хлеба не было.

Володя закрыл холодный шкаф и начал исследовать всё остальное. Только сейчас он заметил, что ни один предмет в этом доме не отбрасывал тени. Единственным, кто отражал свет, оказался он сам. Солдат пристально осмотрелся и даже протёр глаза, не в силах до конца понять увиденное. Ничего не менялось, тень и правда была только у него. Неужели всё-таки это… Нет, так не бывает, ему кажется. Желая отвлечься от окружавших его иллюзий, Володя продолжил исследовать кухню. В первом открытом ящичке он обнаружил столовые приборы, все белые и без теней. В другом хранились странные приспособления с множеством кнопочек и рычажков. Не распознав, что это такое, Володя поспешил закрыть его. В третьем было то, что он так сильно хотел увидеть. Хлеб. Много-много, всех форм, размеров и разновидностей. Он никогда в жизни не видел, чтобы у кого-то было столько хлеба. Голодными глазами глядя на содержимое ящика, он пару секунд сдерживал себя, чтобы не схватить первую попавшуюся буханку и не съесть её. Нельзя, это всё ведь чужое… Чужое. Осознание пронзило мысли солдата, как стрела. Всё это кому-то принадлежит! Они ведь, небось, палец о палец не ударили, чтобы это купить! Кулаки, воры! Парень со всей силы захлопнул дверцу. Плевать, что сломается. Толстые всё равно купят новое, они всегда всё покупают. Володя наполнялся гневом. Его лицо покраснело, а карие глаза стали почти чёрными.

— Что делаешь? — раздался высокий голос из коридора. Через пару мгновений показался парень из двадцать первого века, кажется, его зовут Игорь. Он смущённо улыбался и излучал что-то похожее на дружелюбие. Не очень искренно. — Я пытался найти выход, но его нет. С парадным всё понятно, балконов нет, гаража то…

— Что? — резко ответил Володя, не в состоянии отвести свои мысли от захватившего его гнева. Выходивший изо рта собеседника шум до него не доходил.

— А, — бородатый парень кивнул и снова улыбнулся. Не менее фальшиво, чем в первый раз. — Понял. Ты чего?

— В смысле? — спросил Володя и глубоко вздохнул.

— Ты какой-то… — парень пробежался глазами по лицу Володи и попытался перевести тему. — Не нашёл выход?

— Нет, — солдат отвернулся и скрестил руки на груди. У него не было ни малейшего желания разговаривать, особенно с этим… Неизвестно кем.

— Ну ладно, — будто не понимая, что его не хотят видеть, парень пожал плечами и продолжил исследовать комнату. Лучше бы он исследовал что-то ещё. Лучше бы его вообще здесь не было. Этого странного места тоже лучше бы не было.

— Тут есть еда! — вдруг раздался высокий голос незнакомца. От этих слов Володя разозлился ещё сильнее. Еда… Еда буржуев! Он собрал всю волю в кулак, чтобы не заехать им по лицу Игорю, и направился к выходу из комнаты.

***

Большой дом, здоровый просто. Кто тут живёт, интересно. Миллионер, не меньше. Не очень умный, раз у него тут всё белое. Оно ж пачкается. Если есть прислуга, а её не может не быть, то отваливает им он неплохо. Хотя кто этих богатых разберёт? Серж проходил по многочисленным коридорам и с интересом рассматривал всё, на что падал глаз, не уставая задаваться вопросами о стоимости увиденного. Подсвечники, картины, лепнина, ковры — всё дорого. Прежде что-то подобное он видел только в кино и мог лишь догадываться, — а гадал он неплохо, — как всё это выглядит на самом деле. Хорошо выглядит. Интересно, заметит кто-нибудь, если что-то пропадёт? Хотя… Статья 144 УК РСФСР, до четырёх лет. Нет, так рисковать он не будет. Да и незачем это, побрякушки того не стоят. Воров не любят нигде, об этом не надо забывать.

Серж продолжал ходить по коридорам на втором этаже и заглядывать в комнаты. Ни на одной двери не было ни ручки, ни даже замка. Значит, вряд ли это особняк миллионера. У миллионера было бы много разных ненужных комнат: библиотека, рабочий кабинет, спортзал, бассейн там. Как в кино. А тут всё так, для красоты, бутафория. Раз не особняк, значит, психушка. Остаётся только подождать, когда нагрянут санитары со шприцами и смирительными рубашками.

Осмотревшись, Серж аккуратно продолжил движение по коридору. Откуда-то снизу раздавался грохот хлопающих дверок. Что, неужели кто-то из этого цирка уродов нашёл выход?..

— Эй, — раздался тихий голос. Его обладатель вышел из очередного дверного проёма. А, сердобольный Ромашка-промокашка. — Тут… Посмотри, — жестом нюня подозвал Сержа к себе. Что ему надо?

— Чего тебе? — еле сдерживая себя, чтобы не дать собеседнику по морде, спросил парень и отвёл взгляд.

— Тут дверь…

— И чё? — Серж повернулся, чтобы посмотреть, куда показывал невротик, и не поверил увиденному. Дверь перед ним не была ни резной, ни даже деревянной. На ней точно так же, как и на всех остальных, не было ни ручки, ни замка, но… Что-то странное. Стоило истеричке прикоснуться к двери, как она медленно сама отъехала в сторону, открывая ему доступ к небольшой комнате. — Как, ты сказал, тебя зовут?

— Роман, — чуть более уверенно сказал парень.

— Да, точно, — безразлично ответил Серж. Конечно, он знал, как зовут этого задохлика. Надо же было как-то начать разговор, раз деваться было некуда. Сразу же после этого он отодвинул «шестидесятника» рукой и попытался войти в комнату. Стоило ему сделать шаг, как неизвестная сила пустила слабый разряд тока по всему телу, от кончиков волос до ногтей пальцев ног. Где-то глубоко внутри себя он услышал голос, произнёсший одну-единственную мысль: «Нет!»

— Что случилось?! — взволнованно спросил Роман.

— Я б ответил, если б знал! — раздражённо ответил Серж.

Что за херня? Мало того, что из этого поганого дома нельзя было выйти, все двери внутри него были закрыты, так ещё и та единственная комната, куда можно было войти, била током? Так ведь и это не всё! Какой-то задохлик со щенячьими глазками и писклявым голоском мог спокойно в неё войти, а он, хотя бы немного похожий на настоящего человека, нет?! Что за херня?

— Эй, — Роман обратился к затерявшемуся в мыслях Сержу. — Тут есть ещё одна, — он показал на такую же дверь на противоположной стороне коридора. Она тоже была белой, как и всё остальное в доме, не имела ручки или замка и вообще выглядела, как пустая заглушка. Серж уверенным шагом подошёл к ней, вздохнул и прикоснулся указательным пальцем правой руки. В то же мгновение барьер безо всякого звука медленно отъехал в сторону. За ним находилась небольшая узкая комнатка со шкафом, одноместной кроватью и письменным столом. Всё это, разумеется, было кипенно-белым. Сержу показалось, что комната чем-то походила на номер в гостинце. Всё просто, даже дёшево — ни декора, ни украшений. В остальном доме этого добра было навалом, а тут, видать, сэкономили. Но самое главное… Только в тот момент Серж заметил, что в этом огромном доме ни один предмет не отбрасывал тени. Везде, кроме этой самой комнаты — тут всё было как положено. Будучи более нормальной, чем всё остальное, она смотрелась до ужаса чужеродно. Так же, как и сам Серж.

***

Володя вернулся в парадную. Ему хотелось держаться подальше от всех. Все они — странные, ненормальные, фашисты. Гнев потихоньку отступал, но его отголоски всё равно ощущались внутри и снаружи. Потемневшие глаза, сжатые кулаки и неприятная пульсация в голове не хотели отпускать. Эта пульсация была его постоянным спутником вот уже несколько лет. Разрывающиеся бомбы, летящие снаряды и град пуль. Громко, даже слишком. Ему так не хватает…

— Ты в порядке? — спросил Игорь. — Выглядишь как-то… Неспокойно.

— Нет, — ответил Володя. Обычно он старался никому не показывать своих слабостей. Нельзя показать то, чего у тебя нет. И быть не может, потому что не должно.

— Ладно, я тебя понял, — сказал парень в странной шапке. Чего он понял?

— Парни… — раздался вдруг высокий голос молодого человека, спускавшегося со второго этажа. — Мы тут…

— Мы нашли комнаты, — выпалил… Серж. Да, кажется, его так зовут. В синих американских штанах.

— В холодильнике полно еды, — добавил Игорь. — Тут, на кухне.

— Какой еды? — спросил Серж.

— Тут есть холодильник? — с удивлением поинтересовался Рома.

— Что это такое? — раздражённо выпалил Володя. Эти… Держать его за дурака вздумали?

— Такой… — начал было Рома, но Игорь перебил его:

— Большой металлический шкаф с едой, на кухне стоит, — на одном дыхании произнёс парень. — Ты туда вроде заглядывал.

— Откуда ты знаешь?

Что этот предатель себе позволяет? Следил за ним?!

— Я просто предположил! — Игорь отшатнулся и выставил руки перед собой, будто защищаясь. — Но еды там и правда полно.

— Комнаты открываются, только если правильный человек дотронется до двери, — будто не слыша слов Игоря, выпалил «рубашка». Роман! Его звали Роман, точно. — Сержа как будто…

— Меня не пустили в комнату, — Серж нахмурился, стараясь не смотреть на Романа.

— Его как будто током ударило, когда он попытался войти в… Мою комнату.

— Твою? Кто эт сказал, что она твоя? — переспросил Серж.

— Ну, раз ты войти не смог, а у меня получилось, значит, в мою, — сжав правую руку левой, ответил Роман. — Там были двери какие-то… Другие, в общем, не как остальные. Я дотронулся до одной, она открылась. Сама!..

— Я до другой — она тоже открылась. Тоже сама, — закивал Серж. Признавать, что Роман был прав, ему не хотелось, но деваться было некуда.

— Биометрический замок, — ровно сказал Игорь, задумчиво глядя на собеседников. — Ты вошёл в ту комнату, потому что замок на двери был настроен на твои отпечатки пальцев, — левой рукой он постучал по подушечкам пальцев на правой ладони, будто собеседники не знали, о чём шла речь. В моём… — он нервно выдохнул, — времени у нас много таких штук.

— В холодном ящике было полно еды… — заговорил вдруг Володя. Он не понимал и половины этого разговора. Какой-то замок непонятный, снова это «будущее», но даже без белых пятен всё это почему-то имело смысл.

— Двери открылись по нашим отпечаткам… — продолжил за него Серж.

— Получается, что… — испуганно пропищал Роман.

— Нас здесь ждали, — закончил Игорь. — Где бы мы ни оказались, мы тут желанные гости.

***

Рома был в ужасе. Мысли одна за одной проносились в голове, а сознание отказывалось их признавать. Как, как такое возможно? Оказаться… Нигде! А если он останется здесь навсегда? Поседеет, состарится и умрёт здесь? Что это вообще за место такое? Здесь же всё белое, так не должно быть! Идеального и бесшовного не существует, у всего бывают изъяны. Нет, красота должна присутствовать, но здесь… Ни цвета, ни света, ни теней. Это не красота, это пустота. В настоящем, нормальном мире пустоте места нет. Раз всё здесь пустое, значит, это не мир.

Пугающие мысли одна за одной пронзали сознание. Не хотелось ни думать, ни чувствовать, но как можно просто взять и прекратить? Он не в мире, и в мир никогда не вернётся. Получается, больше он никого не увидит. Маму, младшую сестрёнку Катю и… Не важно, кого. Никого и всё. Ещё он больше никогда не увидит света настоящего солнца, не почувствует дуновения ветра и не встретит рассвет над Яузой. Не споёт песню под гитару и не погреется у костра ранним утром. Он здесь навсегда. Один. Один!

Осознание, как кинжалом, пронзило сердце Романа. Боль вмиг разнеслась по телу, ударяя по каждой клеточке. Жалящее ощущение поразило его с головы до ног. Почему, почему он? Что такого он сделал, чем он заслужил оказаться здесь? Чудес не бывает, всё это суеверия. Но ведь вот он, здесь. Как это объяснить? Каким образом? Ни один из известных ему законов природы не ложился ни на отсутствие теней, ни на внезапное перемещение… Сюда. А эти люди? Из прошлого и будущего, как они оказались здесь? Чем больше возникало вопросов, тем сильнее они затуманивали сознание. Ответов не находилось ни на один, но зато каждый вгонял Романа в панический ужас, разрывая его связь с реальностью. С тем, что хотя бы отдалённо можно было назвать реальным.

Роман закрыл глаза руками и постарался совершенно ни о чём не думать. Раствориться в пустоте. Той самой, что покрывала пространство за пределами особняка. Его здесь нет. Не может быть. Он хотел исчезнуть из этой комнаты. Из этого дома, из этого тела. Отсюда. Если не для всех, то хотя бы для самого себя.

***

На голову будто вылили ведро ледяной воды. Мысли пусты, подсознание в перезагрузке, тело в ужасе. Игорь изо всех сил держался, чтобы не допустить нервного срыва. Происходящее напоминало какой-то сюр, эпизод сериала, неадекватный трип. На объективную реальность не тянет вообще. Сил переживать или страдать не было. Конечно, какая-то его часть страстно желала это сделать: удариться в истерику, закричать и начать всё крушить. Какая разница, тут всё равно никого, кроме него и этих парней. Если бы он только мог поддаться этой части себя…

Правда, всё это буйство эмоций происходило только в его голове. Снаружи он был спокоен и тих. Что-то глубоко внутри него не давало выплеснуть эти эмоции наружу, оставляя их бурлить внутри. Это была его странная особенность — цепенеть в стрессовых ситуациях. Ему много раз об этом говорили. Пока одни впадали в истерику, он просто терял всякую связь с эмоциями и ходил туда-сюда, как робот или зомби. Ладно хоть мозги ни у кого не хотел сожрать. Ну, некоторые говорили, что этот ступор раздражал, так что, может, он и жрал мозги, просто по-другому. Многих это раздражало, потому что окружающие почему-то всегда понимали, когда он спокоен, а когда находится на грани срыва.

Окей, он как-то оказался в этом особняке. Зачем и почему — непонятно. Где этот особняк находится — тоже. Но это было резко. Казалось бы, вот он… В этот момент Игорь осознал, что не помнил, чем занимался, перед тем как очутиться здесь. Где, когда, как — вообще ничего. Стараясь не сломаться под грузом тяжёлых мыслей, Игорь глубоко вздохнул, закрыл глаза и стал массировать руками виски. Уже в который раз за сегодня. Чтобы его никто не увидел, он решил пойти в ту самую комнату под биометрическим замком, о которой говорил Роман. Раз у него и Сержа были, значит, должны быть у всех. По крайней мере, это логично: холодильник полон еды, кроме них здесь никого не было, войти можно только туда, куда пускали. Остальное под замком или декоративное. Как будто они попали сюда неслучайно и каждого из них выбрали заранее. По каким параметрам, интересно? Одной загадкой больше. Игорь вдруг подумал: а помнил ли кто-то ещё из «путешественников во времени» о том, что делал, когда попал сюда?.. Он не заметил, как дошёл до самого конца длинного белого коридора.

Осмотрелся — двери по левую и правую стороны действительно отличались от остальных. Никаких узоров и прочего. Белый горизонтальный диод посередине. Игорь нахмурился и осторожно подошёл к одной из дверей. Не хочется, чтобы ударило током. Он протянул руку и аккуратно дотронулся до гладкой матовой поверхности — на ощупь, как что-то среднее между деревом и металлом. От прикосновения дверь пискнула и медленно отъехала в сторону. За ней оказалась маленькая узкая комната, похожая на номер в недорогом отеле. Как и в остальном доме, стены, пол, потолок и вся мебель в ней были белыми. Но одно отличие всё же имелось — тут были тени. Игорь, уже начавший привыкать к их отсутствию, несказанно обрадовался и даже удивился их наличию. Вот она, человеческая натура — привыкать к даже самой странной и противоестественной херне.

Игорь обречённо вздохнул и сел на кровать. Спать и плакать не в его стиле. Такое в 2k18 ещё принято, но не распространено. Он закрыл глаза и снова потёр руками виски. Перспектива вернуться в свой мир становилась всё менее реальной. Связаться с кем-то из своих тоже не представлялось возможным, и это пугало.

Вдруг его внимание привлекла ещё одна автоматическая дверь по левую сторону от кровати. Он снял куртку, очки и шапку, положил их на кровать. Тут жарко, и вообще, кажется, он здесь надолго. Какая разница. Потом уберёт в шкаф, а пока хрен с ними. Игорь размялся и подошёл к двери. Как и на входной, ни ручки, ни замка, только диод. Значит, снова биометрия, хотя зачем она здесь, если кроме него сюда всё равно никто не войдёт. Ну да ладно, похер.

Он прикоснулся к двери, в ту же секунду она пискнула и медленно отъехала в сторону. За ней оказалась небольшая скромная ванная с раковиной и небольшой душевой кабиной. Множество видов гелей, шампуней и кондиционеров в прозрачных флакончиках — все белые, деревянная зубная щётка, бритва, мыло. Его определённо здесь ждали.

Игорь подошёл к раковине, включил воду и несколько раз умыл лицо. Не изменилось ровным счётом ничего, кроме того, что теперь оно было мокрым. Он посмотрел на себя в зеркало и подумал, что было бы неплохо принять душ. Времени у него предостаточно, выходить из комнаты и общаться с остальными пока не хотелось, а делать тут нечего. Он снял одежду, достал из шкафчика полотенце и обернул его вокруг талии. Брюки и рубашку он положил на кровать рядом с курткой, шапкой и очками. Там же остались и часы.

Игорь вернулся в ванную и открыл кран. Из душа полилась струя горячей воды. Приятно. Легко. Вода вообще позволяла ему ненадолго забыть обо всём и сконцентрироваться исключительно на том, что происходит здесь и сейчас. Внутри. Как бы страшно, неприятно и грустно ни было, ты просто спокойно проживаешь момент, позволяя чувствам протекать внутри так же, как горячие капли снаружи. Игорь редко мылся без музыки — любимый плейлист неизменно играл из динамиков телефона, лежавшего неподалёку. Звучание инструментов и трели вокала притупляли ощущения, получаемые от воды. Он успел уже порядком забыть, каково это, позволять всему происходить просто так, самому по себе. Чтобы чувства пробивались и испытывались. Наверное, поэтому он и оказался здесь.

Игорь незаметно для себя широко улыбнулся, вытерся полотенцем и вновь обернул его вокруг пояса. Другим полотенцем он протёр запотевшее зеркало и посмотрел на себя. Вроде бы ничего не изменилось. На первый взгляд. Хотя нет, он как будто стал не таким напряжённым, загнанным. Стресс от неожиданного попадания в никуда стал сходить, и он начал медленно приходить в себя. Если это, конечно, вообще возможно. Парень снова улыбнулся и вернулся в комнату, чтобы одеться. Только вот одежды на кровати не было. Кроссовки тоже пропали. Что за?.. Это какие-то шутки? Кто-то из этих зашёл и спрятал его одежду? Серж из восьмидесятых, он давно уже положил глаз на его часы. Наверное, попал как-то сюда и решил поживиться футуристической техникой, а остальное забрал так, комплектом. Твою мать!

Он нахмурился, громко выругался и заглянул под кровать. Не-а, ничего. Игорь проверил под столом, и снова ничего. Заглянул в шкаф — кто их знает? В этом доме вещи не отбрасывают тени и сосуществуют люди из четырёх разных эпох, удивляться нечему. Он отодвинул дверцу и увидел за ней несколько комплектов белой одежды и белья. Лёгкие шёлковые свободные брюки, такого же цвета футболки с V-образным вырезом, белые носки-невидимки и открытые мокасины. Всё вроде по размеру. Выбора у него не было, он вздохнул и оделся в предложенный наряд. Игорь посмотрел в зеркало. Да, парень из восьмидесятых был прав. Это психушка.

***

В глубине души он понимал, что застрял. Сознание переполнял страх, впервые за долгие годы. На войне такого не было. Он хотел, чтобы не было. Там он понимал, что страх — это предательство. Дома, мамы, Маши, Родины, себя, в конце концов. Понимать что-то сейчас оказывалось трудно, да и не хотелось особо, чего уж там. Как вообще можно что-то понимать, если ты находишься нигде и никогда, а перед твоими глазами происходит что-то, о чём ты никогда не мог и помыслить? Из-за этого он и злился. А на то, что в этом чёртовом доме мог жить кто-то, кто всего этого недостоин, на самом деле было наплевать. Ну, почти. Просто так принято думать, вот он и думал.

Все эти ребята из будущего… Ну вот, опять, не из какого они не из будущего! Не бывает такого. Ещё одна вещь, приводившая солдата в бешенство. Никаких путешествий во времени не бывает, всё это сказки, опиум для народа. Только как ещё объяснить их внешний вид и поведение? Никто из тех, кого он встречал за последние несколько лет, так себя не вёл. А если и вёл, то быстро оказывался… Не важно, где. Если Рома, парень в белой рубашке, просто какой-то дёрганный, то этот Серж в синих американских штанах — самый настоящий бандит. Смотрит на всё, как хищник, улыбается не по-доброму. В его эпохе что, всё так плохо, или это просто он сволочь? Сволочь, наверное. За сорок лет таких вряд ли меньше станет. Хотя если сравнивать с Игорем, очкариком в шапке, то и он не так плох. Он хотя бы не скрывает своей сути. А очкарику вообще как будто на всё наплевать. Смотрит надменным взглядом и всем всё объясняет, делает вид, что ему не всё равно. Таких Володя за версту чуял. Прикидываются только, что им есть дело, а сами думают там себе всякое. Или ничего не думают, ещё хуже. Замешкаешься, а они и нож в спину воткнут. От него они все ещё насмотрятся, он уверен. Что, неужели при коммунизме от такого не избавились? Наверное, какие-то вещи, как ни крути, никогда не меняются. Или, может… Ну уж нет. Этот змей — исключение, в двадцать первом веке таких людей нет. Не может быть, не должно быть.

Доводы проносились в голове, мысли полнились догадками. Размышляя и сопоставляя, как должно быть и как есть на самом деле, Володя сам не заметил, как всё-таки поверил парням. Точнее, в парней. Да, они правда из будущего, отрицать это больше не хотелось, да и незачем.

Солдат поднялся на второй этаж и нашёл ту самую дверь, о которой говорили остальные. Не деревянная, без украшений, с какой-то светящейся лампочкой посерёдке, ручки и замка нет. Говорили, что её надо потрогать, чтобы открылась. Так он и сделал — и правда, дверь плавно отъехала в сторону. Что же это, прямо на палец отреагировала? Ну ладно. За дверью белая комната с кроватью, столом и странным узким шкафом с раздвижными дверями. В этот момент Володя подумал, что многое из того, что он находил странным и непонятным, остальные воспринимали как что-то нормальное, получается, что в будущем есть холодные шкафы для хранения еды и замки, которые открывались «правильным» пальцем. Игорь говорил о чём-то таком. Раз тут и мебель странная, значит, для него её время ещё не пришло.

Володя медленно вошёл в комнату, снял фуражку и положил её на стол. Потом он осмотрелся, закрыл глаза и вздохнул. Кажется, он стал осваиваться в этом странном месте. Ни к чему привыкать ему не хотелось, но куда деваться? Сил сопротивляться уже не было. Их вообще ни на что не было. Мысли расходились с потребностями, удовлетворить которые хотелось всё сильнее. Страх и недоверие медленно, но верно сменялись любопытством. Но, несмотря на это, узнавать о будущем всё равно не хотелось. Вдруг там есть что-то такое, о чём ему будет неприятно узнать? Будущее будет светлым, иначе и быть не может, и пусть для него так оно и остаётся.

Парни сыты, одеты и на безграмотных не похожи. Правда, они и на коммунистов похожи несильно, особенно этот Игорь. Выводы делались сами собой, но верить в них не хотелось. Спрашивать о будущем, чтобы что-то подтвердить, он тоже не будет. Он выпал из своего собственного мира и узнавать про какой-то другой не хотел. Пусть узнает обо всём сам, когда вернётся домой. Лучше один раз увидеть, чем три раза по морде.

***

Серж хотел, чтобы ему было наплевать. Ну оказался он в непонятном доме в компании странных людей, и что? Как отсюда выбраться — непонятно, что делал до этого — не помнит. Похер. Любой испугается, и не он один переживает насчёт происходящего.

Может, оно и так, но думать об этом он не хотел. Из любой ситуации надо выжимать максимум, и он это сделает. Никакого страха у него нет. Он хотел, чтобы ему было наплевать.

Серж прошёл в свою комнату и огляделся. Негусто: стол, стул, крохотная кровать и шкаф с раздвижными дверями. Всё белое. Это что, какая-то шутка? В сравнении с остальным домом, на гостях тут сэкономили. Даже обидно как-то, хотелось чего-то поинтереснее. Серж сел на кровать. Он посмотрел на тени, к отсутствию которых уже успел привыкнуть. Тут правда всё через жопу.

Обычно он смеялся над чем-то, что ему не нравилось. Шутка за шуткой, и неприятности решались сами собой. Плохие обстоятельства становились почти хорошими, а не понравившегося человека можно выставить на посмешище. Иногда по-доброму, иногда не очень. Тогда он сразу перестанет бесить и превратится в простое чмо. Как-то раз, когда его задержали у гостинцы «Интурист» в рабочее время, он такого наговорил особо принципиальному сержанту, что его сослуживцы ржали над ним ещё месяц. После этого он его уже не задерживал, а с остальными Серж находил способ договориться. Смех всегда был способом уйти от любых проблем. В моде при любой погоде, хер ли. В одиночестве, правда, не выходит. Если смеяться над говном некому, то и он не сможет. Когда твои собственные глаза видят говно, а нос его чует, можно хоть до колик смеяться, а говном оно быть не перестанет.

***

Рома захотел остаться в комнате. Выходить из неё означало бы лишний раз напоминать себе о том, куда он попал, и что выхода отсюда нет. А думать об этом он не хотел, хотя не сказать, чтобы он за пределами комнаты думал о чём-то другом. А вдруг он исчезнет отсюда так же внезапно, как и попал сюда? Какая разница, где ему в этот момент находиться, правда? Желания общаться с парнями из будущего — или из прошлого — у него было мало, особенно с этим Сержем. Какое право он имеет говорить, что восьмидесятые стали такими, какими стали, из-за него? Разве он делал что-то плохое? Узнавать о том, к чему придёт человечество через двадцать лет, от такого как он хотелось ещё меньше.

Лучше посидеть в комнате одному. Так у него хотя бы получится убедить себя, что всё не так плохо.

***

Володя решил не выходить из комнаты. Лишний раз смотреть на это сумасшествие — и этих сумасшедших — ему не хотелось. Лучше будет сидеть и ждать, сил у него хватит. Он пешком прошёл пол-Европы, голодал, наблюдал за смертью собственных товарищей и изо всех сил старался не думать о том, что однажды кто-то будет так же наблюдать за ним. Он сильнее, чем те, из-за кого он здесь оказался. Не просидит же он тут вечно.

***

Игорь решил остаться в комнате. От себя хотя бы ясно чего можно ожидать. Сказать то же самое про гостей из прошлого он был не готов. Ступор от случившегося давно прошёл, желание что-то уничтожить — тоже. Вместо них остался страх неопределённости, прожить который просто не было сил. Отсутствие теней и однотонное окружение тоже не в кассу, понимать и принимать всё это пока получалось плохо.

***

Серж заперся в комнате. Видеть этих пришибленных ему не хотелось, бесцельно слоняться по этому дурдому — тоже. Неприятные ощущения, которые он обычно прикрывал смехом, никуда не делись. Правда, понять, что это за ощущения, у него не получалось. Или он просто делал вид, что не получалось. Демонстрировать их кому-то, даже — особенно — самому себе, малоприятно. Одному не лучше, но из двух зол выбирают меньшее.

***

Время превратилось в кашу. Когда нет часов, а день не сменяет ночь, ориентироваться в вопросе «когда» становится трудно. А потом становится всё равно. Хорошо хоть, свет можно было выключить, чтобы лечь спать. Заснуть, правда, ни у кого не получалось. Все просто лежали в кроватях с закрытыми глазами и ворочались. Физической усталости не было, точнее, она совершенно не чувствовалась. Связь с телом пропала почти полностью, давая о себе знать только на уровне рефлексов. Если реальный мир был в одной плоскости, это белёсое нечто, где они находились, — в другой, то тело, кажется, улетело в третью. Голода тоже не было. Парни иногда выходили из комнат, чтобы поесть, но не потому, что им этого хотелось. От рефлексов и привычек не уйти, да они и не пытались. Просто выходили и ели. Каждый из них аккуратно выяснял «график перемещений» соседей и выходил на кухню так, чтобы никто из них не заметил. И каждый был твёрдо уверен, что он такой один.

Со временем к безразличию и усталости добавилось чувство вины, ведь каждый из них оставил свой мир. Оставили дела, обязанности, родных, друзей, которые, наверное, уже обыскались их. Хотя… Неизвестно, как долго они здесь. Чувство времени покинуло их, как только они очнулись в белых коридорах этого проклятого особняка. С ними всё вроде бы в порядке, только, твою мать, ни хрена с ними не в порядке. И из-за этого каждый из парней, добровольно запершийся в комнате под биометрическим замком, чувствовал себя виноватым. В неопределённости, в потерянности, в собственном отсутствии дома.

***

Игорь открыл глаза и медленно поднялся с кровати. Лениво потянувшись, он осмотрелся. Всё, как всегда, никаких изменений. Желания что-то делать у него не было, как и в последние несколько дней. Ну или лет, часов, хрен их знает, ориентироваться во времени он перестал уже давно.

Он встал и сделал несколько шагов по комнате. Ну, вот и всё, сегодняшний утренний променад окончен, всем спасибо. Игорь закончил прогулку и отправился в ванную. Подошёл к раковине, открыл воду и посмотрелся в зеркало: а давно он носил бороду? Такую длинную ещё. Как у хипстера или бомжа. Или рокера. Не, рокеры были в восьмидесятых, а это у него тут через коридор живёт. На хиппи ещё похоже, но и шестидесятые у него за стенкой. В старом Союзе цветочных любителей Джона Леннона и кислоты в те годы не было, конечно, но какая разница? А в войну бороды, кроме недобитых священников, никто особо не носил.

Игорь снова окинул бороду взглядом и понял, что она его раздражала. Его многое в последнее время раздражало, но от бороды хотя бы можно было избавиться, что он и решил сделать. Пять минут, и от зарослей на лице не осталось и следа. Наверное, это хорошо — за всё время здесь о собственном внешнем виде он не думал ни разу. И не потому что стараться не для кого: он был не из тех, кто следил за собой, потому что это кому-то нужно. На фоне происходящего — или непроисходящего — ему было глубоко и искренне безразлично. Как будто внешняя оболочка прекратила существование, став частью безликого белого убранства комнаты и всего этого дома.

Он снова посмотрел в зеркало. Серо-голубые глаза, чуть побледневшее лицо, тонкие губы, небольшой нос, светло-русые волосы. Всё, как всегда. Или нет. Почти. Чего-то как будто не хватало, но не понятно, чего. Какой-нибудь поэтично настроенный дурачок с макбуком из «Старбакса» сказал бы, что что-то исчезло из тех самых серо-голубых глаз. Мол, из взгляда пропали интерес к жизни, желание двигаться в будущее из-за непонимания настоящего. Настоящее-то ненастоящее. Наверное, этого Игорь не замечал. Макбук остался дома, а это место слабо напоминало кофейню, так что он не тот дурачок. Глаза как глаза, цвет тот же, видят так же, всё, как всегда. Мир только, или что там вместо него, говно, но это же не от глаз зависит. К этому вообще мало какие органы причастны, так что тело можно оставить в покое.

Избавившись от бороды, Игорь подумал, что, наверное, можно было бы выйти из комнаты. И не просто для того, чтобы поесть, пока другие не видят, — в планах было пройтись по этому зачарованному дому. Может, на дверях и окнах появились замки и наконец-то можно выйти. Вряд ли, конечно, но надежда умирает последней, а если её вовсе не было, то и того лучше.

Он оделся в предложенный ему комплект белой одежды и вышел из комнаты. Дверь с диодом тихо отъехала в сторону от его прикосновения, открыв ему путь в длинный белый коридор. Парень дошёл до элегантной лестницы и спустился в не менее элегантную белую парадную. Всё, как всегда, той же дорогой он последние несколько хрен-знает-чего — пусть будут дни, так проще — ходил на кухню за едой.

Может, хотя бы сегодня что-нибудь изменится? Игорь подошёл к тяжёлой входной двери. Нет, никаких диодов, замков и петель на ней не прибавилось, а значит, выйти из особняка всё ещё нельзя. На нет и суда нет, а хотелось бы. Вдруг парень осознал, что ему впервые за время пребывания здесь чего-то захотелось. Раньше желание выбраться диктовали страх и отчаяние, стремление вернуться к привычному и естественному образу жизни. В этот раз не так: усталость была осязаемой, она не висела мёртвым грузом где-то внутри, как когда он был заперт в комнате. Ему хотелось не выйти, точнее, не только этого — он хотел перемен. От этого понимания Игорь улыбнулся. Это маленькая победа. Не особо понятно, над чем, правда.

Вдруг в животе прозвучал неприятный звук и вслед за ним случился болезненный спазм — он голодный. В этот раз голод был настоящим, а не просто механической реакцией организма на недостаток еды. Раз голод, значит, надо поесть, а значит, надо на кухню. Благо, там всегда полно еды.

Игорь уверенно направился в сторону кухни, рассчитывая быстренько раздобыть там чего-нибудь съестного и продолжить исследовать особняк. Его надежды на скорейшее пополнение желудка оказались развеяны невысоким парнем с отросшими тёмно-русыми волосами. Он стоял напротив раскрытого холодильника и внимательно что-то разглядывал. Наверное, не понимает, на что смотрит. Блин, с ним же придётся разговаривать, а сил на это вроде не было. Или были? Раз он не знает, значит, стоит хотя бы попробовать.

***

Володя открыл глаза и быстро встал с кровати. Осмотрелся и неспешно направился в ванную. Взглянул в зеркало: за прошедшие день и ночь чуть отросла щетина, а волосы стали неприлично длинными, но подстричь их возможности не было. Парень выдавил на руку немного специальной пены, о предназначении которой догадался через три дня, — по крайней мере, он трижды ложился спать, — после попадания в таинственный особняк. Нанёс пену на лицо и взял изящную бритву необычной конструкции: очень маленькая, с несколькими тонюсенькими лезвиями. Справиться с такой смог бы и ребёнок. Несколько движений, и щетины как не бывало. То же самое с зубной щёткой и необычной пастой. Если сначала всему этому хотелось искренне удивляться, то за проведённое здесь время успела выработаться привычка. Вопросы о том, так ли оно в будущем, пропали вместе с интересом к нему.

Он посмотрел в зеркало и неожиданно понял, что умывался он чисто механически, по привычке. Собственный внешний вид потерял для него всякую ценность, а внутренний мир давил тяжелейшим грузом, вытягивая все силы. Правда, вместе с этим ощущение, что внутри него вообще что-то было, куда-то пропало. Даже на войне было не так, там потерять связь с окружением и самим собой не получалось, хотя и очень хотелось. Наверное, это случилось бы, вернись он в Москву, где нет разрывающихся бомб и смерти товарищей.

Володя вышел из ванной и оделся — форма с орденами исчезла в первый же день, и вместо неё он носил странный белый комплект. Он порядком устал от гимнастёрки, поэтому поначалу радовался новой, хоть и необычной одежде. Потом, когда новые впечатления, разбавленные страхом, развеялись, Володя стал понимать, что скучает по портупее, фуражке и галифе. Он видел развевающееся знамя Победы над Рейхстагом, гордым маршем проходил по улицам покорённого Берлина, вместе с друзьями радовался мирному небу над головой. Как бы ни было, в форме сержанта Рабоче-крестьянской Красной армии он был собой, имел какую-то связь с тем, что было ему родным. Белая одежда, как и белый особняк, напоминала ему только о пустоте.

То осознание было последними проблесками эмоций, о существовании которых он успел порядком позабыть. Всё смешалось и потеряло смысл, усталость нарастала, желание что-то делать, как и все остальные желания, исчезло. Печаль и грусть сделались чем-то естественным, ведь проживать их оказалось проще всего. Наверное, надо поесть.

Солдат с отвращением посмотрел на белую дверь и дотронулся до неё подушечками пальцев. Мгновение, и она медленно отъехала в сторону. Чудеса, если бы на них не было так наплевать. Повернул налево и ровным шагом направился в сторону лестницы. Несколько мгновений, казавшихся вечностью, и парадная. Огромная, белая, никакая. Раньше он бы подумал, что таких огромных парадных ни у кого быть не должно, но какая разница, что у кого может быть.

Коридор, кухня. Большая, светлая, красивая, в ней всегда много еды и есть всё, чтобы её приготовить. Если бы он ещё понимал, как, и ему было до этого дело. Огромный холодный ящик, в котором хранились запасы съестного, — всё, кроме хлеба, который почему-то хранили в отдельном маленьком буфетике справа. Володя открыл правую дверцу и посмотрел внутрь. Еды никогда не становилось меньше, её запасы сами собой пополнялись в определённое время. Всё, как в первый день — множество бутылочек с непонятным содержимым, мясо, рыба, и того, и другого несколько видов. Куча сыров, творога, сметаны и сливочного масла. Целая россыпь овощей и фруктов, помидоры, огурцы, картошка, яблоки, груши, апельсины и бананы. Ещё были непонятные тёмно-коричневые сморщенные плоды, внешне и по размерам напоминающие грушу.

Всё проведённое здесь время Володя не обращал внимания на необычные продукты, предпочитая питаться мясом и хлебом. До этого момента. Он сам не заметил, как внутри него вновь проснулся давно утерянный интерес. Как будто уставшей душе надоело оставаться безразличной. Глаз невольно зацепился за тот самый непонятный… Фрукт? Овощ? Лежал с яблоками, значит, фрукт. На ощупь мягкий, но не такой, как банан. Володя взял плод в руку и внимательно на него посмотрел. Что бы это могло быть?

— Это авокадо, — раздался неуверенный высокий голос из-за спины. Володя, порядком отвыкший от других людей, от неожиданности вздрогнул и чуть было не выронил это «аковадо» из рук. Он оглянулся и увидел на другом конце комнаты осунувшегося молодого человека со светло-русыми волосами и уставшим взглядом.

— Что?

— Это авокадо, — повторил Игорь. Кажется, его так звали. — Такой… Фрукт, в Южной Америке растёт. Полезный очень.

— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил Володя.

— Они очень популярны в… — Игорь на мгновение замолчал, после чего закрыл глаза и на выдохе закончил: — В XXI веке.

— А, — кивнул Володя. В этот момент парни поняли, что за проведённое в одиночестве время они порядком устали без других людей. Поговорить с кем-нибудь очень хотелось, даже если эти кто-нибудь, вопреки всем законам логики, здравого смысла и даже физики, утверждали, что происходили из других эпох. Сами того не заметив, Володя и Игорь улыбнулись. От этого внутри каждого из них на мгновение пробежал еле заметный приятный разряд.

— Слушай, — Игорь подошёл чуть ближе, зажав левую руку в правой, — я могу нарезать его, если хочешь попробовать.

Володя на мгновение замер и прогнал слова Игоря у себя в голове. Вроде он безобидный. Думать, что «сосед» может представлять какую-то угрозу, не хотелось. На это просто не было сил. Да и не выглядел он, как кто-то, кто мог бы навредить.

— Эй?.. — продолжая удерживать левую руку правой, переспросил Игорь. — Всё хорошо? — он был уставшим. Наверное, настолько же уставшим, как Володя. А что, он тоже несколько дней провёл взаперти. Сейчас, когда ни у кого из них не осталось сил переживать и чего-то бояться, «сосед» утратил последние признаки угрозы.

— Да, — неуверенно произнёс Володя и повернулся к собеседнику лицом, — давай, — после этих слов солдат снова незаметно для себя улыбнулся. Он протянул Игорю фрукт и стал внимательно наблюдать за его действиями.

Игорь взял авокадо и потянулся за ножом, примагниченным к специальному держателю. Он сделал это настолько быстро и интуитивно, будто постоянно готовил на этой кухне и знал, что и где лежит, — конечно, это было не так. Сразу же после этого он потянулся за белой деревянной разделочной доской, стоявшей недалеко от белой раковины с белым смесителем.

Он положил авокадо на доску и внезапно сам осознал, насколько уверенно двигался, — а что, на кухне в его собственной квартире всё стояло примерно так же. Стоп. А как было в его квартире? Понимание стрелой пронзило мысли: он начисто забыл, каким был его собственный дом. Но почему? Из него стала уходить возвращавшаяся было уверенность. Что происходит?

— Эй? — теперь уже Володя обратился к «соседу». Вид Игоря, стоявшего с острым ножом в руках безо всякого движения, пугал.

— Да… — выдохнул Игорь и продолжил нарезать несчастное авокадо. Напополам, повернуть, раскрыть. Ножом по косточке и достать. — Она ядовитая, — объяснил парень, посмотрев на продолжавшего наблюдать за нехитрым процессом солдата. После этого Игорь, решивший не беспокоиться насчёт собственного беспамятства, достал из ящика белую столовую ложку и аккуратно выдавил ею мякоть из кожуры. После этого он быстро нарезал фрукт на аккуратные ломтики и скромно улыбнулся. — С чёрным хлебом он вкуснее.

Володя, поразившись, насколько просто Игорю дался необычный фрукт «из будущего», не думая, потянулся в хлебный ящик и достал оттуда несколько ломтиков бородинского.

— Сначала попробуй его просто на хлебе, а потом можно достать рыбу или хумус, — добродушно улыбнувшись, сказал Игорь. В этот момент он понял, что улыбнулся, не потому что должен был — он этого хотел. Это состояние хотелось растянуть, и на подольше. После нескольких дней обессиленного лежания на кровати он не только не мог, но и не хотел что-то испытывать. Володя, переполненный любопытством, от которого тоже успел порядком отвыкнуть, думал о том же самом.

Парень взял бутерброд в руки и аккуратно откусил небольшой кусок. Чувство голода не посещало его уже очень долго; не было его и сейчас. Авокадо оказалось очень интересным, — маслянистое, сладковатое, чем-то похожее на орехи. Как если бы их можно было намазать на хлеб, как масло. Сам фрукт при этом плотный, но мягкий. Не привыкший к чему-то подобному, Володя подумал, что хотел бы попробовать ещё чего-то подобного.

— Могу достать рыбу или хумус, — повторил Игорь.

— Что такое хумус? — спросил Володя.

— Это… — как бы ему объяснить? — Такое восточное блюдо из… гороха. Ну, не совсем, но что-то типа того.

Солдат широко улыбнулся. Игорь продолжил объяснять:

— Похоже на густую кашу, его ещё на хлеб намазывают.

— Ну, доставай свой горох, — сам себе не веря, сказал Володя. Он удивлялся не только тому, насколько открыт был к общению с незнакомым парнем, которого ещё совсем недавно считал опасным фашистом или просто сумасшедшим. С большим трудом он мог осознать яркость происходившего внутри. Как будто он утратил связь со своими чувствами не после попадания в особняк, а когда-то давным-давно, но насколько, понять у него не получалось. Было ли это ещё до войны? Или в первые дни, когда армия отступала, а товарищи гибли один за одним?.. И как какой-то горох, пускай и из будущего, мог заставить его об этом позабыть?

В этот момент Игорь достал из холодильника круглую белую коробку, открыл её и намазал на хлеб содержимое — густую бежевую пасту, действительно немного напоминавшую гороховую кашу. После этого он положил на бутерброд три кусочка авокадо и протянул его Володе. Тот, начав отходить от новых ощущений, принял его с куда меньшей охотой.

— Ты ведь тоже из комнаты не выходил, да? — спросил Игорь, снова взяв левую руку в правую. В ответ на его вопрос Володя, поморщившийся от сочетания непривычных вкусов, кивнул и грустно посмотрел на собеседника. По его лицу было видно, что он не хотел, чтобы кто-то знал о его настроении. Ни сегодня, ни за последние несколько дней. Игорь, вмиг осознав свою оплошность, решил больше не поднимать эту тему.

— Привет, — вдруг раздался третий голос с другого конца кухни. Он принадлежал высокому худому парню с отросшими тёмно-русыми волосами и потерянным взглядом. Роман, «шестидесятник». Так же, как и остальные вынужденные обитатели белого особняка, он лишился «родной» одежды и был в том же белом комплекте из лёгких брюк и свободной футболки.

— Здравствуй, — кивнул Володя.

— Привет, — поздоровался Игорь и улыбнулся.

— Вы… — Рома выглядел так, словно всё время, добровольно проведённое взаперти, он так ни разу и не смог уснуть. Сам он, если задать ему этот вопрос, вряд ли смог бы ответить, так это или нет.

— Иди к нам! — подозвал его Володя и махнул рукой. Он улыбался. — Тут… — ладонью он указал на нарезанное авокадо и открытую упаковку хумуса. — Это.

Рома, удивившийся радостному расположению духа «товарищей», подошёл к столу и посмотрел на предложенную еду. Бородинский хлеб, какие-то непонятные зелёные кусочки и такая же непонятная бежевая паста.

— Ты… пробовал это? — аккуратно спросил Володя. Игорь, услышав его вопрос, немного насупился.

— Нет, — ответил Роман. — Что это?

— Акова… Авокадо. Фрукт такой из Южной… То ли Америки, то ли Африки, — после этих слов он вопросительно посмотрел на Игоря.

— Америки, — кивнул «XXI век». — А это хумус. Арабское блюдо. В наших краях такой еды до… двухтысячных особо не было. Попробуй!

— В наших краях… — пробормотал Рома. Он как будто успел забыть, откуда был родом. — Нет, спасибо.

— Здоро́во, — раздался четвёртый голос. В кухню вошёл последний «путешественник во времени», Серж. На его лице не читалась усталость, а в движениях не было тягучей заторможенности, свойственной остальным. Единственное, что выдавало его внутреннее состояние, — взгляд. По зеленым глазам было видно, что глубоко внутри он был таким же вымотанным и потерянным, как и остальные.

Услышав слова «товарища», Серж на мгновение нахмурил брови. В этом коротком потерянном возгласе он узнал что-то, что жило глубоко внутри него. От чего он пытался сбежать и чего никому не хотел бы показывать, даже самому себе. Чтобы отвлечься от мимолётных, но таких тяжёлых мыслей, он посмотрел на бутерброды с хумусом и авокадо, ухмыльнулся и взял один со стола. Не глядя, он откусил кусок и принялся быстро жевать, стараясь ни о чём не задумываться.

— А чё, — с улыбкой произнёс Серж, — клёво. На кашу гороховую похоже, с маслом. Тока масло кислое и зелёное.

— Так это и есть горох, — пожал плечами Игорь. — Ну, типа того. Арабский.

— Ха, прикольно, — ответил «восьмидесятник», откусывая очередной кусок. В этот момент все четверо осознали, что, вопреки своим различиям, они были в одной лодке. Выбраться из этого особняка поодиночке не выйдет, и последние несколько дней были этому подтверждением. А раз уйти отсюда просто так у них не получится, — если вообще получится, — то почему бы не пообщаться? Да, сил на это особо не было, но на что они были? Как говорится, аппетит приходит во время еды. Может, вместе они смогут разгадать загадку таинственного особняка и вернуться в родные эпохи.

— В двадцать первом веке много еды? — вдруг застенчиво спросил Володя. Сразу же после этого он устремил взгляд на Игоря, то же самое сделали остальные.

— Да, — еле заметно кивнул «XXI век». — Очень. У нас…

— Стой, — остановил его Серж. — А как же… Ну, вот та штука, о кторой вы гова-арили, — он закрыл глаза, зажмурился и принялся щёлкать пальцами. — То, шо нельзя никому ничё рассказывать. Бабочки там какие-то, — после этих слов он внезапно осознал, что сказал. Ведь эта мысль принадлежала не только Игорю, но и Роману, который его совсем недавно раздражал. Удивление загорелось и на лице «шестидесятника», который вмиг вспомнил ту неприятную беседу.

— Я тут подумал… — Игорь почесал в затылке и обнял правой рукой левую. — Может, хрен с ними? Ну узнаете вы что-то о будущем, вернётесь в свои эпохи…

— Кто нам поверит?.. — закончил за него Рома. — Да и кому рассказывать? — кажется, в этот момент он думал о том же самом. До этого он думал, что ничего не хотел знать о будущем, но, увидев парней, сменил мнение. Сил уставать уже не было, так что какая разница?

После этих слов на кухне повисла тишина. Правда, кто поверит в россказни про белый особняк и подневольных путешественников во времени? Да и о чём они узнают друг от друга, о результатах спортивных состязаний на пятьдесят лет вперёд? Наплевать. Не обязательно же обо всём рассказывать.

— Да, — нахмурившись, согласился Серж. — Я историю менять не хочу, мне всё и так нравится, — на этих словах он посмотрел сначала на хумус, а потом на Игоря.

— А я не смогу, — Рома испуганным взглядом посмотрел на Сержа.

— Ну а на меня истории и в настоящем хватит, — грустно закончил Володя. В этот момент все четверо поняли, что если и рассказывать что-то, то только хорошее. Ведь в каждой эпохе есть что-то светлое, и никакие войны, кризисы и конфликты не смогут на это повлиять.

— Ты так спокойно говоришь об арабской еде, — посмотрев на Игоря, сказал Рома, — в будущем больше нет стран?

— Есть, — покачал головой Игорь. — Просто… — он не знал, как объяснить. — У нас глобализация. Культуры объединяются: кухни всех стран мира в доступе, у многих есть друзья за границей, мода везде примерно одинаковая. Как-то мы с друзьями гуляли с французами и итальянцами, и у всех нас были кроссовки одинаковые, — после этих слов он мечтательно улыбнулся, вспомнив тот вечер. Выражение лица Романа в этот момент застыло где-то между удивлением, страхом и завистью.

— А когда это всё началось? — будто не веря словам Игоря, спросил Володя.

— Не знаю, лет тридцать назад, — парень пожал плечами.

— В моё время, то есть? — Серж приподнял бровь. Связь эпох, о которой он до этого не думал, застигла его врасплох.

— Да, — рассмеялся Игорь. — Мы в 2k… В две тыщи восемнадцатом вообще помешаны на восьмидесятых. Одеваемся похоже, ремейки… — на мгновение он осёкся. — Обновлённые варианты старых фильмов снимают, музыку под старину делают.

— «Под старину», — ухмыльнулся Серж и горделиво задрал подбородок.

— А у вас как? — поинтересовался Игорь у Ромы. В этот момент из его взгляда медленно стала уходить потерянность. Ненадолго вернуться в родной мир с помощью собственной памяти оказалось тяжело, но приятно.

— Как… — «шестидесятник» скрестил руки на груди и незаметно для себя улыбнулся. — Поэты стихи на Горького читают. Империалисты из Африки уходят. В космос полетели… Скоро на Луну ещё полетим. Полетим ведь? — полными надежды глазами он посмотрел на Сержа и Игоря. Те, неловко переглянувшись, синхронно кивнули.

— На Луну? — удивился Володя. До войны он думал о чём-то таком, особенно когда смотрел на небо. Об авиации и грядущих полётах в космос писали в журнале «Техника молодёжи», но читать его не было времени. Да и не по возрасту такое, хотя иногда забыть об ответственности и погрузиться в детство очень хотелось.

— Да-а-а, — протянул Рома, разжав руки. — А ещё у нас строят. Заводы, дома, квартиры всем дают. Открыли новую станцию метро, «Калужскую». Там как раз скоро новый район строить начнут. Недавно границы Москвы расширили, теперь она ого-го какая.

— У нас тоже границы Москвы расширили, она теперь в Калужскую область упирается, — парни удивились. — И тоже метро строят, — улыбнулся Игорь. Воспоминания о таких мелочах, как открытие новых станций метро или выход нового айфона, грели душу. Казалось, всё это было где-то настолько далеко, что уже перестало быть реальным, и вот теперь к этому снова можно прикоснуться. — Говорят, к двадцатому году ещё двадцать пять новых станций откроют.

— Сколько?! — спросил Володя. Он понимал, что после войны всё вернётся на круги своя и люди снова станут творить, но одно дело думать, и совсем другое — в этом убедиться.

— Двадцать пять, — кивнул Игорь. — Мне всегда было интересно, что чувствовали люди, когда закончилась война. Если не хочешь об этом говорить, не надо.

Володя серьёзным взглядом окинул парня, после чего вздохнул и грустно улыбнулся.

— Радость. Самый счастливый день. Я в Берлине был, когда победу объявили. Потом знамя над Рейхстагом увидел. Возникло такое чувство, знаешь, как будто дышать легче стало. Восьмого числа народ на улицу повылетал, кто-то стал в небо стрелять, смеяться. Многие плакали, некоторые танцевали, — на глазах парня выступили слёзы. Остальные в этот момент грустно закачали головами.

— А у нас перемены, — решил сменить тему Серж. — Перестройка! — он встряхнул руками и улыбнулся. — Академики выступают по радио, в газетах пишут всё, как есть. Депутат Ельцин в трамвае с простым народом ездит! Кино американское в салонах показывают! — парень активно жестикулировал. — Скоро заживём! — после этих слов он посмотрел на открывшего рот от удивления Романа и ухмылявшегося Игоря.

— О Ельцине вы ещё услышите, — сказал «XXI век».

— А что, — задумчиво сказал Володя, — до этой «перестройки» американское кино нельзя было посмотреть?

— Можно! — запротестовал Рома. — И французское, и индийское!

— Это не то, — отмахнулся Серж. Он хотел передразнить «товарища», но делать этого не стал. — Я про «Звёздные войны» только в восиимсят шестом узнал, а их лет десять назад сняли.

— Странно, — задумался Володя. — Мне казалось, у нас должны быть хорошие отношения с американцами после войны. Союзники же, в конце концов… Я общался с некоторыми после Эльбы, хорошие ребята.

— Тебе лучше не знать, — закачал головой Рома.

— Погоди, ты говоришь по-английски? — приподнял бровь Игорь.

— Да, — кивнул Володя. — У нас в квартире старушка одна жила, Изольда Генриховна. Она до Революции гувернанткой работала. Никто об этом не знал, иначе… — солдат замялся. — У неё было много книг, ещё с тех времён. Я мальчишкой к ней приходил и читал, но чтобы никто не увидел, — по его лицу было видно, что он впервые кому-либо об этом рассказывал. — Какие-то были на английском. Она… — вдруг Володя осознал, как могла сложиться судьба престарелой немки во время войны. В его глазах на доли мгновения пробежал страх. — Научила меня.

— Завидую, — закивал «XXI век». — Я никак не могу выучить. В моём времени это очень ценится.

— А чё там учить-то? — ухмыльнулся Серж. — Плиз, вот фо сейл, хау мач, вот те и йзык этот англицкий.

— Славные были денёчки в конце двадцатого века, — отшутился Игорь. В этот момент он понял, чем занимался «восьмидесятник»: фарцовка. Об этом парням из прошлого лучше не знать. Интересно, с чего это все такие откровенные? Он и сам рад поделиться чем-нибудь с новообретёнными товарищами, но почему?

— Ещё бы, — вмиг распознав сарказм, приподнял бровь Серж.

За следующие несколько часов беседа стала глубже и… Живее. Парни решили перейти из кухни в гостиную, где общаться было удобнее. Они рассказывали друг другу об особенностях и деталях своих эпох, говорили о том, что радовало, и совсем немного о том, что огорчало. Радость от побед в боях, подъём искусства и экономики, новые музыкальные жанры и расцвет Интернета. Парни из XX века искренне поражались возможности передать любую информацию за доли мгновения и почти полному отказу от бумажных денег, Игорь с замиранием слушал истории о военном Берлине и нелегальных рок-квартирниках. Во время беседы между «путешественниками во времени» возникло небывалое чувство единения, до этого, казалось, потерянное. Никто из них не рассказывал о трудностях родных эпох: подливать масла в огонь пустоты не хотелось. А чтобы увидеть в серости яркость, нужно приложить усилия.

— Кем ты работаешь, кстати? — неожиданно спросил Игоря Володя. За всё время их разговора никто из них не обмолвился ни единым словом о себе. Игорь не знал, что ответить. Он занимался продюсированием рекламного контента в сети, но рассказывать об этом каким-никаким, а коммунистам из прошлого он не хотел. — Чем занимаются люди в XXI веке?

— Я… Делаю так, чтобы люди в Интернете могли узнать больше о новых товарах.

— Рекламируешь, то есть? — уточнил Серж. Он уже давно понял, что человек, сидевший перед ним, жил в капиталистическом обществе. А зачем нужна реклама при развитом-то социализме? В своих рассказах Игорь несколько раз упоминал слово «рынок» и вспоминал, что ему сложно было выбрать компьютер. Раз трудно, значит, было из чего, а раз так, значит, конкуренция. Такое старому доброму Союзу особо не свойственно. Неплохо товарищ генсек перестроит, ничего не скажешь!

— Ну, почти, — сжато произнёс «XXI век», — я делаю так, чтобы реклама была интересной. Чтобы люди сами захотели её посмотреть.

— Понятно… — задумчиво произнёс Володя.

— А чем ты занимался? Ну, до войны, — задал встречный вопрос Игорь. Он хотел как можно скорее перевести тему, чтобы не фокусироваться на пугающих социально-политических изменениях будущего.

— Я до войны в строительном училище учился, потом меня на комсомольскую стройку отправить хотели, — спокойно ответил солдат. После этого он скромно добавил: — Но сам я мечтал писать стихи, — на этих словах он еле заметно улыбнулся. Кажется, раньше он никому об этом не говорил, боясь осуждения.

— Так что же не писал? — спросил Рома.

— Кому это нужно? — скрестив руки на груди, ответил Володя. — Стихи кто угодно написать сможет, — в его взгляде пробежало сожаление. — Жить надо сейчас, а не витать в облаках.

— Наверное, ты прав, — Рома понял, почему Володя так говорил. Переубеждать его не хотелось, да и не было в этом смысла.

— А ты кем работал? — спросил солдат.

— Инженером на радиоэлектронном заводе, — ответил «шестидесятник». — Мечтаю теперь дожить до времён, когда появятся беспроводные телефоны, которые фотоаппарат, телевизор и ЭВМ одновременно. Кстати, — Рома обратился к Сержу, — неужели в Союзе появятся джинсы?

— Появятся, — закивал головой «восьмидесятник», растягивая гласные. — Но такие, как у меня, всё равно доставать придётся.

— А свои ты тогда как достал?

— Крутиться надо! — в его тоне звучали нотки гордости. — Я ж это… В торговле работаю. Связи обеспечиваю.

В этот момент Рома тоже понял, чем именно занимался Серж в родной эпохе. Раньше он осудил бы его, устроил бы скандал или, скорее, подождал бы, чтобы это сделал кто-то другой, но сейчас делать этого не хотелось. За время пребывания в особняке «путешественники» потеряли связь с родными эпохами не только физически; что-то как будто переключилось в головах. В этом «недомире» каждый из них смог ненадолго выбраться из той оболочки, в которой они были вынуждены пребывать там. Ненадолго смогли выйти наружу мечты, о которых пришлось забыть, и правда о работе, пусть всё ещё похороненная под недоговорками. Белый особняк позволил прикоснуться не только к чужим мирам и эпохам, — через него получилось стать ближе к самому себе.

— Мы ведь все из Москвы! — вспомнил Рома.

— Ага, — протянул Серж. — И чё?

— Ну мне интересно, а какая она? У вас.

— Большая, — рассмеялся «восьмидесятник». — Народу много, спешат все.

— Мне кажется, она такой всегда была, — отмахнулся Игорь.

— Ну я серьёзно, — сказал «шестидесятник». — Мы же все из разных времён, разных культур. И Москва у нас тоже разная будет.

— Не согласен я, что из разных, — отметил Володя. — Из одной. Мы же все тут русские, из Советского Союза, — Игорь смущённо улыбнулся и кивнул. — Так что из одной, просто изменившейся за время. До глобализации и… компьютеров я вряд ли доживу, конечно, а вот Перестройку и полёты в космос, может, застать выйдет. Интересно узнать, к чему готовиться. Вот скажи, какой будет столица через сорок лет? — обратился к Сержу солдат.

— Сумбурной, — ухмыльнулся «восьмидесятник». — Уставшей какой-то даже. Народу везде полно. Када по улицам ходьшь, понимаешь, что чё-то не хва-атает. Ждёшь, что скоро чёто-то наступит, потому что так, как щас, плохо. Как хорошо, ты особо не знаешь, но узнать очень хочешь. А у вас? — Серж перевёл взгляд на Игоря. В зелёных глазах теплились нотки надежды.

— Яркая, — ответил «XXI век». — Разная, на самом деле. Я вообще по ней скучаю здесь. Скучаю по небоскрёбам, по старым проспектам, по людям, машинам и кафе, где подают лучшую в мире вьетнамскую лапшу. У нас ещё принято пить много кофе. Скучаю по атмосфере, когда сидишь где-нибудь с компом в кофейне, а вокруг тебя жизнь: кто-то английским занимается, кто-то, так же, как ты, работает, а кто-то хернёй в телефоне страдает. И ты часть всего этого.

— У нас тоже жизнь, — подхватил Рома. — Рассказывал уже, дома новые строят, метро открывают. И про поэтов с музыкантами рассказывал. Когда гуляешь по Москве, веришь, что вот-вот случится что-то очень хорошее. По-другому и быть не может потому что. Тоже много людей, у всех дела, приезжих очень много, потому что работа есть. Кафешки стеклянные с джазовой музыкой. Как будто всегда весна.

— А я даже не помню, как у нас, — Володя опустил голову. — Когда объявили войну, всё как будто остановилось. Движение на улице встало, люди замерли. Никто не мог поверить в происходящее, ведь совсем недавно всё было хорошо. Договор с Германией подписали о ненападении. Что было потом, я уже не помню и не уверен, что хочу помнить. Как-то всё слишком быстро потом произошло. После знакомства с вами и попадания сюда я по-настоящему поверил, что жизнь стоит того, чтобы жить её дальше.

Рома, Серж и Игорь молча с ним согласились. Они тоже не помнили, что делали и где были, когда попали в особняк. Единственное, к чему смог прийти каждый из них, — по какой-то причине каждый из них устал от собственного мира. Как будто он утратил краски, и всё движение происходило по инерции. Беседа с людьми из той же, как правильно отметил Володя, культуры, отличающейся по времени, позволила им понять, что смысл двигаться дальше всё-таки был.

Парни переглянулись. В их глазах появились проблески силы, благодаря которой они смогут двигаться вперёд. Осталось только найти выход отсюда. Вдруг в мыслях каждого синхронно прозвучал глубокий голос, тот же, который запрещал входить в чужую комнату:

«Вам предоставлено право связи с родной эпохой. Контакт будет осуществлён через средства сообщения, свойственные вашему времени. Проведение сеансов состоится в хронологическом порядке. Выбирайте получателя сообщения мудро. Повторные сеансы связи проводиться не будут».

— Я ж не один эт слышал? — прохрипел Серж.

— Нет, — синхронно ответили Рома и Володя. Игорь молча покачал головой.

— Что это значит? — испуганно спросил «шестидесятник».

— Ясно ж, нам дадут пообщаться, — ответил Серж. — Когда только?

— Смотрите! — воскликнул Володя, указывая рукой на столик. На нём был жёлтый листок бумаги и чернильница с пером.

— «Сеансы состоятся в хронологическом порядке и через средства, свойственные времени», — повторил Игорь. — Пиши. Кому посчитаешь нужным.

Володя кивнул и подошёл к столу. Ещё раз посмотрел на чернильницу, сделал глубокий вдох и аккуратно взял перо в правую руку. С пера упала жирная капля, оставив на белом столике жирную кляксу. Кому ему писать? Маме? Маше? Он так давно их не видел. Голос говорил: «Выбирайте мудро». Как можно выбирать из тех, без кого твоя жизнь не имеет смысла, ради которых хотелось продолжать терпеть мучения, лишения и агонии? Солдат снова глубоко вздохнул и принялся писать.

В этот момент Серж, глядя на неуверенные потуги товарища прикоснуться к бумаге, медленно подошёл к Игорю и жестом попросил его отойти в другую комнату. Он, не желая видеть внутреннюю борьбу товарища, кивнул и молча последовал за «восьмидесятником». Игорь и Серж вошли в кухню, где «восьмидесятник», озираясь, тихо спросил:

— Ты капиталист?

— Что? — не понимая, сказал Игорь.

— В будущем… У вас капитализм, да?

— Да, — не в силах сопротивляться давлению, ответил «XXI век». — Раз уж ты спросил… — он сделал глубокий вдох и закрыл глаза. — Советский Союз распался, республики станут независимыми.

— Что?! — не поверил Серж. — Как, когда?!

— В девяносто первом. Потом правительство отпустит цены и объявит переход на рыночную экономику. В девяносто третьем примут новую конституцию и социализм кончится.

— Слава богу, — неожиданно для самого себя выдохнул Серж. Понимать, что страна и общество, в которых ты родился и вырос, скоро исчезнут, было страшно, но на удивление логично. — Скажи, а… Куда деньги вложить? Историю менять не буду, чисто чтобы жить без проблем.

— Обещай мне, что никто, кроме тебя, об этом не узнает, — полушёпотом произнёс Игорь. — Ни здесь, — рукой он указал в сторону гостиной, — ни в восьмидесятых.

— Обещаю, — парень кивнул головой. — Я мотрел второе «Назад в будущее», знаю, чем может кончиться.

— Погоди… Разве он не после тебя вышел?

— Что?

— Ладно, — думать об истории поп-культуры не хотелось, да и времени на это не было. — Во-первых, не верь Мавроди, МММ — это обман, — Игорь принялся массировать виски руками. — Во-вторых, избавься от рублей. Как только будет возможность легально обменять деревянные, скидывай всё, что есть. Потом в четырнадцатом осенью то же самое сделаешь.

— И валюту разрешат менять?! — почти что прокричал Серж.

— Тихо! Да, не отвлекайся, — шикнул Игорь. — Самое главное. Я рассказывал про Интернет, так вот: «Гугл», тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Дай им тысяч десять хотя бы, только анонимно. Потом заберёшь намного больше.

— Долларов?!

— Нет, блин, тугриков монгольских. Конечно, долларов!

— Понял. Чё ещё?

— Илон Маск — это американский изобретатель и бизнесмен. В твоём времени ему десять лет, а в моём он кабриолеты на собственных ракетах в космос запускает. Вкладывайся во всё, что он открывает, узнавать будешь в Интернете.

— Хоккей, — Серж кивнул головой. — Эта… Спасибо.

— С тебя причитается, в восемнадцатом, — Игорь подмигнул. — Вернусь домой, проверю список «Форбс».

— Чё?

— Потом узнаешь, — отмахнулся Игорь. — Тебе понравятся девяностые.

К тому моменту, как парни вернулись в гостиную, Володя закончил писать. На обеих сторонах скромного листочка виднелось множество строчек, намеренно написанных максимально мелко и скученно, чтобы сэкономить драгоценное место. Писавший письмо парень закончил, взглянул на своё творение, вздохнул и в несколько движений сложил бумажку в небольшой треугольник. На нём он за секунду вывел адрес получателя. Его взгляд на мгновение потускнел, став таким же пустым, каким он был во время добровольного заключения в комнате. Как только в глаза вернулась осознанность, Володя положил письмо на стол, развернулся и ровным шагом направился в сторону своей комнаты. Кажется, пока его лучше не беспокоить.

Стоило Володе скрыться в коридоре, как письмо исчезло само собой. Оставшиеся в гостиной путешественники во времени не успели удивиться, как прямо посреди комнаты из ниоткуда возникла огромная серая телефонная будка.

— Кажется, моя очередь, — испуганно сглотнул Роман. Он знал, кому будет звонить, и это пугало его ещё больше. Раньше, до попадания в это место, он никогда не отважился бы на что-то подобное. Глядя на Володю и слушая его рассказы о героическом прошлом в окопах, «шестидесятник» внезапно сам для себя понял, что лучше сделать что-то и пожалеть, чем не делать ничего вообще.

Трясущимися руками он взялся за ручку, вошёл внутрь и посмотрел на диск. Вот он, момент истины, осталось только поднять трубку и набрать номер. Даже монетку бросать не придётся. Смелость города берёт, вперёд. Раз, два, три, поехали. Сначала буква, потом цифры, одна, вторая, третья. Гудки. Вот бы трубку взял кто-то другой или вообще никто не ответил. По какой-то необъяснимой причине он знал, куда и когда звонит. Сознание само ему подсказало: один час четырнадцать минут утра пополудни, суббота, одиннадцатое апреля, тысяча девятьсот шестьдесят четвёртый год. Как будто в трубке стоял специальный улавливатель мыслей, который мог угадать, в какое время ему звонить.

«Алло?» — раздался голос из трубки. Тот самый, который так сильно хотелось услышать. Который было так страшно услышать. «Алло, говорите!» — отвечать он не мог. Главное, чтобы по ту сторону не услышали отрывистое дыхание и сердце само не выпрыгнуло из груди. «Алло, я вас слушаю!» — там начали злиться. Рома не выдержал напряжения и резко повесил трубку. Он медленно вышел из будки и на ватных ногах поплёлся в направлении кресла, в которое сразу же рухнул.

— Ты чё? — округлив глаза, накинулся на него Серж. — Всего одна возможность, и ты ничего не сказал! А если…

— Молчи, — из последних сил выдал Рома. После этих слов Игорь подошёл к «восьмидесятнику» и отвёл его в сторону. На столе в этот момент появился дисковый телефон.

— Вот уж я-то точно наболтаюсь! — потирая ладони, с улыбкой выпалил Серж. Трубка, диск, цифры, номер. В голове дата: один час пятнадцать минут дня, суббота, пятнадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Пара нехитрых движений, и в трубке зазвучали гудки, которые через считанные мгновения сменились на уставший голос:

— Алё? — как будто вчера! За день до той субботы они с друзьями здорово напились.

— Значит, так, слушай сюда, очень внимательно. Я хочу тебе помочь. Денег хошь?

— Чё?

— Денег хошь, га-арю?

— Ну допустим, а ты чё, банк, чё ль?

— Тип того. Значит, так, навсегда запоминай, лучше запиши: акции. «Гугл». 1998 год. Повтори команду голосом.

— Акции. Угол. 98-й год.

— Да не угол, твою мать, а «ГУГЛ»! Запомни навсегда, а лучше запиши! Понял меня?!

— Понял, шо ты больной! — ответили по ту сторону и повесили трубку. Серж закатил глаза, после чего улыбнулся.

— Вот терь точно запомню, — довольно промурчал «восьмидесятник».

— Ты что, сам себе позвонил? — спросил Игорь.

— Ага, — горделиво ответил Серж. — Мне в том году какой-то крендель звонил, херню в телефон нёс. Ну ясен пень, я не запомнил ни хрена, с такого-то бодуна. А терь мозаичка-то сложилась! Никада не забуду терь.

— Понятно… — «XXI век» закатил глаза. На столике в этот момент возникло компактное стеклянное устройство, помещённое в потёртый коричневый кожаный чехол.

— Это что? — спросил Рома, отошедший от своего «транса». — Тот самый телефон-ЭВМ?

— Да, — спокойно ответил Игорь. — «Айфон-Икс», модель 2017 года.

В этот момент в гостиную вернулся Володя. Карие глаза всё ещё были тёмными от переполнявших эмоций, однако в них уже начали возвращаться проблески той силы и жизни, исчезнувшие после сеанса связи. Парни молча посмотрели на него, как бы спрашивая, всё ли в порядке. Солдат, окинув их встречным взглядом, закрыл глаза и молча кивнул.

Игорь взял телефон в руку — как будто и не исчезал никуда. Сенсоры за мгновение распознали лицо владельца, и на экране тут же раскрылся замочек — телефон разблокирован. Главный экран. Все приложения, кроме мессенджеров и социальных сетей, заблокированы родительским контролем. Задумываться о природе неведомой силы, что смогла влезть в его телефон и поковыряться в настройках, не хотелось. Ладно, как в той песне, let’s get physical.

Иконка «FaceTime», контакты, скролл вниз до нужного, вот и он. Видеозвонок. Поехали. Игорь вытянул руку перед собой и вздохнул. Он знал, когда звонить: тринадцать семнадцать, четверг, двенадцатое апреля две тысячи восемнадцатого года. Гудки, сигнал инициализации, и на экране появилось лицо темноволосого парня с голубыми глазами, курносым носом и тонкими губами.

— Йоу, привет! — раздался дружелюбный высокий голос. — У тебя всё в порядке?

— Да, всё нормально, — кивнул Игорь. — Просто… Захотелось позвонить.

— Я уж подумал, случилось чего, что ты позвонить решил, ещё и с видео.

— Да не, всё в порядке. Правда.

— Ну ладно. Стой, а зачем ты бороду сбрил? Ты вообще где?

— Да… — второй рукой Игорь почесал затылок. — Надоело что-то, решил по-быстрому имидж освежить. Где… По работе. Как у тебя дела?

— Честно? Не очень, но это не по телефону. Так, нормально. Слушай, давай потом поговорим, я тут немного занят. Ок?

— Да, конечно, — кивнул Игорь.

— Тогда давай, Schatz, пока.

— Пока, — Игорь повесил трубку и положил телефон на столик, откуда он в ту же секунду исчез. На лице парня заиграла еле заметная грустная улыбка. Он отвёл глаза и снова сделал глубокий вздох.

— Кому ты звонил? — бетонным тоном проскрипел Володя. Он был как будто зол на товарища. — Почему из всех людей в мире ты позвонил какому-то… Не матери, не девушке, а… И ты ничего ему не сказал! Как ты… — солдат остановился, чтобы не сказать лишнего.

— Я не жду, что ты меня поймёшь, — спокойно ответил Игорь, не теряя улыбки. — В информационную эпоху, когда каждый считает своим долгом превратить свою жизнь в достояние общественности, ценность имеет только честный ответ на вопрос «как дела?». Потому что честно на него отвечать всем подряд не принято.

Ко всеобщему удивлению, Володя понял. Из его взгляда ушло былое напряжение, а дыхание выровнялось. Ну конечно. Имея возможность связаться с кем угодно в любой момент, вряд ли захочешь говорить долго.

— Моей маме необязательно знать, где я и что со мной, — продолжил Игорь. — Не хочу, чтобы она лишний раз беспокоилась. А девушки у меня нет. Работы много, — последнее предложение он говорил, закрыв глаза.

— Интересная штука этот… смартфон, — улыбнулся солдат. — И способ связи хороший. На телемост похож, — в этот момент у всех находившихся в комнате округлились глаза. Как человек, который до этого никогда в жизни не видел даже телевизора, знал о телемостах? Рановато…

В этот момент Рома, не сводивший взгляда со смартфона во время разговора, извинился перед товарищами и подошёл к Игорю. Еле заметно он попросил его отойти в другую комнату, чтобы их никто не услышал. Они поднялись на второй этаж и дошли до самого конца коридора, остановившись у большого окна, из которого не открывался никакой вид.

— У тебя нет девушки, потому что… — взволнованно начал «шестидесятник».

— …быть не может, — закончил за него «XXI век».

— Неужели… — дрожащим голосом начал Рома, — можно будет?!

— Да, — кивнул Игорь. — Можно. Скрываться иногда ещё приходится, но многие всё понимают.

— Дожить бы… — на глазах парня выступили слёзы.

— Запрет снимут в девяносто третьем, — Игорь окинул товарища сочувственным взглядом.

— Тридцать лет, — вздохнул Рома. — Я буду ждать.

Путешественники во времени молча посмотрели друг на друга и направились в сторону гостиной. В этот момент в их головах начал распутываться огромный клубок мыслей, связанных с этим местом, прошлым и будущим. Делались выводы, строились предположения и приходили осознания. Казалось, что путь к разгадке тайны особняка скоро сам сложится, как пазл или кубик Рубика.

Игорь и Рома вернулись в гостиную, где их уже ждали Володя и Серж. На лицах обоих читалась готовность, какая бывает перед выходом на сцену.

— Я тут подумал, — сказал Серж, — а мы ведь не просто так сюда попали.

— Пока вас не было, мы обсудили кое-что, — продолжил Володя. — Мы поняли, что в своих эпохах мы что-то потеряли, перестали замечать. Серж сказал, что в моём сорок пятом было много любви, а я погряз в ненависти.

— В восьмидесятых, оказывается, много надежды. А свою я потерял. Но смог снова обрести благодаря тебе, — Серж посмотрел на Игоря. — Потому что в твоём светлом двадцать первом столько всего, что не надеяться на что-то становится невозможно.

— Спасибо, — улыбнулся Игорь. — А я… Осознал, что перестал ценить мелочи, — он посмотрел на парней из прошлого. — Может, в моём, как ты сказал, «светлом двадцать первом» и много всего, но в этом теряешься. Даже хвалёный честный ответ на вопрос «как дела?» теряет цену, когда задаёшь его всем подряд. Иногда знаешь, что ответят нечестно, и перестаёшь спрашивать. Наверное, иногда можно снизить обороты и просто помолчать.

— Вот уж миры смешались, так смешались… — протянул в ответ Рома. — Если бы не вы, я бы не обрёл смелость. Я увидел человека, который прорывался сквозь пули, — он посмотрел на Володю, — и который с улыбкой на лице каждый день плюёт в лицо закона, потому что может, — его взгляд остановился на Серже. — Ну и, конечно, — «шестидесятник» посмотрел на Игоря и кивнул, — я решил, что теперь, когда буду звонить кому-то, кто мне важен, перестану молчать в трубку.

— Ещё я, глядя на вас, понял, шо в будущем хор’шо и его незачем бояться, — сказал Серж. — И шо в прошлом всё не так плохо. А раз так, значит, настоящее стоит того, чтобы дать ему шанс.

— Спасибо, — одновременно ответили Игорь, Рома и Володя. После этого все четверо широко улыбнулись.

«Терапия завершена. Сведение личности через пятнадцать секунд. Спасибо, что выбрали „SenseON“», — раздался вдруг тот самый голос, что предлагал пообщаться со своим миром и запрещал заходить в чужие комнаты.

— Что это? — взволнованно спросил Роман.

— Не знаю, — ответил Игорь.

— Эт финал, — догадался Серж.

— Тогда… Давайте увидимся. На Красной площади, шестнадцатого мая… Шестьдесят четвёртого. В семь вечера, — солдат посмотрел на Романа.

— Да… И в восемьдесят седьмом, — продолжил «шестидесятник». — Там же.

— Жду в восемнадцатом, — прошептал «XXI век», глядя на товарищей. — И это… — Игорь улыбнулся. — Удачи в будущем.

***

Яркий свет ослепил. Что… Что происходит? Голову как будто сначала раскололо, а потом снова склеило обратно. По всему телу пробежало приятное ощущение, как будто кто-то подбросил его высоко-высоко, и теперь оно парило в приятной невесомости. Ощущение продержалось буквально несколько секунд, начав уступать место привычным, «мирским» рефлексам и представлениям. Где сзади в этот момент стихала вибрация какой-то машины.

— Борис? — раздался низкий мужской голос откуда-то издалека… Вроде. — Борис? Господин Серов?

В этот момент Борис раскрыл глаза и попытался осмотреться. Зрение всё ещё отказывалось подчиняться: перед кушеткой висел большой экран с надписями, прочесть которые почему-то не получалось. Сам Борис лежал привязанный ремнями на кушетке, просунув пальцы в специальные углубления для рук. В вену была вставлена игла, подключённая к системе опустевшей капельницы. Вскоре ремни сами отсоединились от рук и скрылись в специальных разъёмах.

— Борис? — снова раздался голос. Он принадлежал высокому мужчине в белом халате, стоявшему за кафедрой перед крупным прозрачным монитором. — Вы помните, что произошло?

— Нет… — мужчина покачал головой.

— Вы прошли процедуру иммерсивной психотерапии. Лечение острой формы депрессивного расстройства.

Операция, точно. Последние месяцы жизнь была просто невыносимой. Казалось, будто все краски окружающего мира увяли и пожухли, и виноват в этом был он. Сестра посоветовала сходить на иммерсивку, ей самой тогда очень помогли. Лет десять назад ещё.

— Копия вашего сознания была выгружена в ментальный декодер и разделена на четыре конфликтующие между собой части для устранения причины и лечения патологии. Скажите, вы помните, какой сегодня день?

— Нет, — Борис снова покачал головой.

— Сегодня среда, 12 апреля 2084 года, — медленно говорил мужчина. — Время: четырнадцать часов десять минут. Вы находитесь в клинике профессора Петра Магницкого. Процедура заняла приблизительно пять часов десять минут, что ненормально долго. Чувство голода, слабость, тошнота, дезориентация в пространстве-времени и лёгкая амнезия — это нормально.

Если это клиника, а он пациент, то этот мужчина в белом халате наверняка доктор.

— Томография мозга и анализ компиляционной среды ментального декодера говорят, что терапия проведена успешно. Скажите, как вы себя чувствуете?

В этот момент в памяти Бориса промелькнули события, произошедшие в особняке. Получается, что все четверо — это он сам? Получается, всё, что было сказано, сделано и подумано там, принадлежит ему. Он действительно в это верил, значит, стыда, страха и ненависти к себе и миру больше не было. Раз так, значит…

— Хорошо, — ответил Борис.

Конец

Не танцуйте
с ними молча

Единственное, чего мы должны бояться, так это самого страха.

Франклин Делано Рузвельт

Серое небо для сентября не в новинку. Удивляться нечему, глобальное потепление или нет, дожди в этом городе — постоянное явление, особенно осенью. Вот и сегодня с неба нависали тяжёлые тучи, а по улицам и проспектам гулял ветер. Пока ещё не холодный, но уже неприятный, для этого надо подождать декабря. Старики говорили, что раньше бесить начинало уже в октябре, ближе к Хэллоуину, но сейчас всё по-другому. Где смелые прогнозы начала века? Тогда обещали, что климат в средней полосе станет таким же, как в Барселоне, но этого так и не случилось. Хорошо, конечно, что не случилось, но что вредно для планеты, то полезно для психики. В Барселоне ведь сейчас тепло, тридцать три градуса. Здесь четырнадцать, и это ни хрена не весело. Но даже несмотря на это, в Москве лучше, чем в Саратове или каком-нибудь Белгороде. Тут хотя бы воздух чистят, а там на улицу без респиратора лучше не выходить.

Листва на деревьях переливалась всеми оттенками жёлтого, оранжевого и красного. Кое-где ещё оставалась летняя зелень. Оранжевое великолепие благодаря сильному ветру обильно осыпалось на тротуар, по которому туда-сюда сновали толпы прохожих. Кто на работу, кто по делам, кто куда подальше. В кои-то веки мода сделала реверанс в сторону ярких цветов, и среди людей становилось всё больше одетых в красное, оранжевое, жёлтое и даже лиловое. Пару лет назад рубиновый пиджак стал бы кричащим пятном в океане серого однообразия, сейчас — совсем другое дело. Сапоги и кроссовки стали единым целым, так что начавшаяся уже очень давно трансформация спортивного стиля окончательно завершилась.

По Ленинградскому шоссе проносились десятки автомобилей, которые, в отличие от нарядов пешеходов, почти все окрашивались в чёрный. Это не одежда, какое тут самовыражение. Разноцветными были только ливреи шеринговых компаний, и всё. Свои машины в этом городе уже лет тридцать как никто особо не покупал. Ручное управление запретили, так что какая разница, какого цвета железка, где можно посмотреть «YouTube». На дорожках по краям дороги проезжали велосипеды, скутеры и моноколёса, а в небе пролетали эшелоны дронов: доставщики, воздухоочистители и полицейские сканеры для охраны правопорядка.

Во всём этом естественном буйстве жизни можно было легко упустить девушку в коралловом пальто, быстрым шагом шедшую навстречу сильному ветру. Держа рукой чёрную шляпу, она стремилась как можно скорее попасть в ресторанчик, расположившийся на первом этаже старинного жилого дома. Одного из немногих не успевших попасть под лихорадочные перестройки середины столетия и являвшим оплот монументальной помпезности и багрового уюта первой половины XX века. Ей нравились такие дома и совсем не нравился ветер. Особенно в сентябре и в лицо. Девушка дошла до места, открыла тяжёлую стеклянную дверь и вошла внутрь. Её лицо в этот момент мгновенно просканировала крохотная камера.

В ресторане девушка встала у невысокой деревянной стойки, по обратную сторону которой никого не было. Стекло, разве что. Тонкое, еле заметное. Стоило ей обратить на него внимание, как оно превратилось в экран, на котором отобразился приветливый образ виртуальной хостес.

— Здравствуйте, Ирина! — с широкой улыбкой на приятном лице поздоровалась голограмма. — Вижу, вы не бронировали. Вас ожидают?

Вроде как, да. По крайней мере, её не предупреждали о смене планов. Хотя могли бы, наверное. С ней часто так случалось, что встречу отменяли незадолго до или даже после оговорённого времени, но хотелось верить, что сегодня не тот случай. Девушка начала нервно озираться в надежде увидеть в зале знакомое лицо. Неужели подруга не пришла?

— Ирина? — спросила голохостес. — Вас ожидают?

В этот момент Ира увидела подругу, размахивавшую рукой. Она сидела за столиком у окна на широком кожаном диване. Его оранжево-коричневая кожаная обивка сливалась с непослушной копной кудрявых волос, поэтому Ирина и не заметила её при беглом взгляде.

— Да, — на выдохе ответила девушка. — Меня ждут.

— Добро пожаловать! — до этого казалось, что улыбке на виртуальном лице шире не стать, но нет, у образа на экране получилось. Ира улыбнулась в ответ и кивнула. После этого она сняла пальто и повесила его на вешалку, протянутую шестируким ботом-гардеробщиком. Шляпу на хранение брать отказались, придётся держать её при себе. Ещё одна камера вновь просканировала лицо девушки — давать посетителям номерки больше не нужно.

Ира сняла шляпу и прошла в зал. Приятное заведение, выполненное в стилистике 1930-х годов c лёгкой примесью второго десятилетия нынешнего века. Деревянные столы, большие светло-коричневые кожаные диваны, зеркала и фрагменты кладки из незатейливого белого кафеля на стенах и полу. Кое-где были даже настоящие растения — большая редкость. Всё это дополнялось строгими светильниками с оранжевыми лампами на стенах и такими же люстрами на потолке. Освещали они плохо, но их и не для этого сюда вешали: декор и стиль превыше всего. Львиная доля света поступала из огромных панорамных окон, некогда бывших витринами какого-нибудь гастронома, булочной или галантереи. Поздним вечером и ночью не утонуть в темноте ресторану помогали стены, покрытые специальной краской с NanoLED-пикселями.

На столах стояли небольшие стеклянные кубики, стилизованные под кристаллы. В них появлялись образы виртуальных официантов, принимавших заказы и дававших посетителям рекомендации на основе предпочтений других клиентов. Приносили еду безмолвные чёрно-серые андроиды, немного напоминавшие своих «коллег» -органиков из прошлого.

Ира не успела подойти к столику, как на неё с объятиями накинулась невысокая девушка с непослушными кудрявыми волосами. На ней были надеты тёмно-синий пиджак, чёрный вязаный свитер поверх белой рубашки, бледно-зелёные штаны-карго и тяжёлые чёрные кросс-сапоги.

Интересным человеком она была, Стефания. Её родители почти всё время проводили то в полузатопленной Индонезии, то на китайских искусственных островах. Рождение ребёнка не должно было помешать их образу жизни, поэтому девочку растили бабушка с дедушкой. Вдохновлённые идеей двадцатых годов, они решили вырастить из внучки билингва. У них получилось, правда, из-за этого Стефи говорила на странной смеси русского и английского, что порой раздражало.

— Привет-привет, кисуля! — с радостной улыбкой высоким голосом прокричала она.

— Привет, Стеф, — поздоровалась Ира и неловко улыбнулась в ответ.

— Ну что, honey cheeks, как ты?

— Хорошо, — Ира продолжала улыбаться. — Вернулась недавно, ты видела. У тебя как дела?

— Как сажа бела, не жалуюсь. Сто лет, сто зим, sweetie! Куда пропала? Ты не недавно, ты месяц как вернулась. Don’t lie to me here.

— Да времени всё не было. Знаешь, как это бывает, — всё с той же неловкой улыбкой ответила Ира.

Она врала: времени у неё было предостаточно. Она просто не решалась написать друзьям и вместо этого проводила свободные недели в одиночестве. До этого она полгода провела в Италии на учёбе, а там совсем другая жизнь. Другие дела, другие люди. Ну почти, не все, но какая разница? Она вообще не любила, что называется, «мешать миры»: знакомить между собой друзей и посвящать их в некоторые особенности своей жизни. Для всех она была разной, что её устраивало. Богу богово, кесарю кесарево.

После возвращения из Болоньи она решила насладиться родным городом. Прогуляться по Новоарбатскому променаду, полюбоваться видами и написать несколько городских пейзажей. Ей никто не мешал, и она никому не мешала. Конечно, иногда хотелось, чтобы рядом кто-то был. Кто-то, с кем можно было бы разделить приятные моменты и почувствовать что-то особенное. Было только одно «но». Стоило представить, что для этого придётся с кем-то связываться, о чём-то их спрашивать, приглашать, а потом слышать отказ… Нет, это выше её сил.

— Ну да, ну да. Знаю я твоё время, — Стефания отвела взгляд и ухмыльнулась. Конечно, она знала. Подруга просто не хотела писать ей. Такая у неё особенность, если хочешь с ней пообщаться, то лучше просто написать и позвать куда-нибудь. Сама она это вряд ли сделает, даже если захочет. — Ты вообще с кем-то виделась, кис?

— Нет, конечно.

— Поэтому и спросила. Even with Max? — Стефания снова ухмыльнулась и приподняла бровь.

— Не понимаю, о чём ты, — наигранно улыбнувшись, ответила Ира.

— Всё ты понимаешь, — красные губы Стефи растянулись в ухмылке. — Наш с тобой общий знакомый. Вы же с ним вместе учитесь! I bet вы на одном самолёте сюда летели. Я бы уже сама с ним того, если б ты так с ума не сходила. Меня-то он зовёт, и ты об этом знаешь.

— Hell yeah, I know, — скопировав манеру речи подруги, Ирина попыталась сымитировать и безразличие. Если бы Стефания так хорошо её не знала, у неё бы получилось. — Ничего не имею против.

— …наигранно сказала она, — Стефи театрально поднесла запястье ко лбу и закатила глаза. — Что ты так заморачиваешься? Не убьёт же он тебя. Ну, не должен, по крайней мере.

— Если бы знала, на твоём месте сидел бы сейчас он, — выдохнула Ира.

— Я знаю. Ты боишься.

— Нет!

— Да! Мы с тобой не первый день знакомы, sugar. Если бы ты его не хотела, ты бы о нём не говорила, а ты ай-ай-ай как говоришь. Не сегодня, но вообще. Он у тебя не crush, он collision просто. Представить боюсь, сколько ты о нём думаешь и что, — после этих слов Ирина отвела взгляд и слегка покраснела. — Не красней, киса, ты себя лучше знаешь.

— Ну нет… — девушка покраснела ещё гуще. — Ты не права.

— Мне ври сколько хочешь, главное, перед собой оставайся чистой, — Стефи скрестила руки на груди и нахмурилась.

— Ну ладно, ладно, хорошо! — не выдержала Ира. Кажется, она сказала это слишком громко. Некоторые посетители за соседними столиками замолчали и устремили на девушек недовольные взгляды. Кто-то возмущённо вздохнул. Даже проходивший мимо андроид остановился и повернул в сторону подруг «голову» с сенсорами. Был бы человеком, осудил бы. Как хорошо, что официантов не оснащали динамиками.

— Would you keep it down? — шикнула на подругу Стефи и опустила голову, чтобы никто на неё не смотрел.

— Прости, — Ира снова густо покраснела. — Я не знаю… — девушка грустно вздохнула и отвела глаза. — Может, и так.

— Не может, тебе надо что-то с этим делать. А то проживёшь так всю жизнь, собственной тени шарахаясь. Не смотри так на меня. Я слишком хорошо тебя знаю for your own good.

— Спасибо, — расстроенно ответила Ира. Она понимала, что подруга желала ей добра, но её слова всё равно ранили. Лишний раз осознавать, что ты не можешь что-то получить, не потому что не хочешь, а из-за собственной нерешительности, было неприятно. Да что там, больно.

— Не переживай, — Стефи улыбнулась. — Все мы люди, не ты первая, не ты последняя. У тебя же есть «Гефюлька»? — так называли модный имплант, встраиваемый в мозг. Gefuehl-модификации появились в продаже двенадцать лет назад, но широкое распространение стали получать только сейчас. Они позволяли считывать мозговую деятельность, идентифицировать эмоции, управлять гаджетами, выходить в Интернет и даже оцифровывать воспоминания. Небыстро, ограниченно, но сам процесс уже давно вышел за рамки фантастики. Плати деньги, ложись на пятиминутную операцию, ставь чип — и вперёд, готово.

— Есть… — непонимающе сказала Ира.

— Какая? «OnLife»? Или «FeelMe», как у меня?

— «NeuroLine», недавно поставили. Я не хотела, но настояли. К чему ты клонишь?

— Только не говори мне, что не слышала, c’mon.

— О чём ты? — Ирина всё ещё не понимала. Девушка вжалась в диван и скрестила руки на груди. Она не любила быть не в курсе.

— Иммерсивная психотерапия, — серьёзно произнесла Стефи. — Мозг подключают к компьютеру и через специальный software воздействуют на сознание так, чтобы убрать ненужное. Быстро и надёжно.

— Ой… — сморщилась Ира и обхватила себя руками. — Тебе не кажется, что это перебор? Выгружать сознание на сервер, чтобы какая-то программа что-то в нём делала? А если что-то пойдёт не так?

— Снова боишься? — строго спросила девушка.

— Да! — Ира развела руками и подняла брови. Быть честной оказалось легко. Особенно когда сама не особо веришь в сказанную тобой правду.

— А жить вот так не боишься?

— Я лучше к психологу…

— Сейчас бы в 2k74 к психологу ходить, — ехидно улыбнулась Стефания.

— Ратуем за прогресс, словами моей бабули! — ухмыльнулась Ира.

— Duh, твоя бабуля — Дарья Серова! I’m pretty sure, это она и настояла тебе Гефюльку поставить. Была б она моей бабулей, я бы вообще всё за ней повторяла, — с нескрываемым восхищением сказала девушка.

Дарья Серова была одной из самых стильных и богатых женщин Восточной Европы. Свой семьдесят седьмой день рождения в апреле она отметила демонстрацией новой коллекции на Пражской неделе мод. Цвет нарядов можно было менять силой мысли через Gefuehl-нейроимплант, софт для которого дизайнерка написала сама.

— Да… — сконфуженно ответила Ира. Подруга была права, имплант и операция по его установке были новогодним подарком от бабушки. Из-за этого она и согласилась, бабушку она любила.

— Для этого и настояла, наверное, — кивнув в сторону подруги, сказала Стефи. — Она хорошо тебя знает и желает тебе самого лучшего. Как и я, — подруга подалась вперёд. — Это любовь называется. Так что подумай о терапии, хуже не будет, anyway.

— Хорошо… — Ира грустно опустила взгляд. В словах подруги был смысл. Признавать не хотелось, но факты говорили сами за себя. Иначе почему, имея множество друзей, она не хотела никого из них видеть? То есть хотела, но ничего для этого не делала? Макс, тот парень, всегда был очень мил и вежлив, пригласить его попить вместе кофе не смертельно. Для тела, по крайней мере. В плане безопасности души вопрос оставался открытым, и Ира предпочитала на него не отвечать. — Я подумаю. Ты сама проходила?

— Нет, — покачала головой Стефи. — Хотя тоже надо, I guess. Я же Макса к себе не только из-за тебя не подпускаю, ты знаешь. У меня с парнями вообще всё сложно, то они быстро уходят, то я ничего не делаю, чтобы сблизиться. Хочу поработать над этим.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.