Бесплатный фрагмент - Случайная связь

Насте

***

В осеннем троллейбусе в мятом плаще

с туманных окраин до Пряжки,

до вялотекущей, смурной, вообще

не речки, а так, доходяжки

достаточна и лаконична среда,

ландшафт или сумма строений.

Так сух мой язык и двузначна судьба,

так короток воздух осенний —

всего на глоток, на вершок, и стучат

колесные пары развязно.

Типичен, но неповторим звукоряд,

и в такт подпевают несвязно

деревья, карнизы, узоры в стекле,

иероглифы, тайные знаки,

и свет, захлебнувшийся в мутной реке,

в смирительной этой рубахе.

2018

***

Я буду жить в тени дерев,

в родном краю, как на чужбине,

и к сорока, чуть протрезвев,

чуть оскудев умом, отныне

стану безмолвен и велик

в пределах дачного массива,

уже не юноша, старик,

почти богач, бедняк спесивый,

вполоборота наблюдать

игру сверчка и светотени,

не раздеваясь, засыпать

на неразобранной постели

и видеть горы в тихом сне

в постперестроечном диване,

как будто лето в сентябре

в цветущем чабром Самарканде.

2018

***

В карманах снег смешался с дымною листвой.

Плывут пакеты по заплеванной Фонтанке.

Я на попутке отправляюсь в край ночной,

где вместо сёл стоят зеленые сбербанки.

В них наши кровные, в них криптовещества

не переводятся в словарные запасы.

И на столах гниет сырая береста,

и над панельками разбросанные стразы

метагалактики, иначе не сказать,

каким огромным не казалось это слово.

Я обернусь, но в темноте не разобрать,

как много смерти здесь, как мало здесь живого.

Политкорректная природа городов

метлою дворника, трудом Екклезиаста

след оставляет на убожестве дворов,

в которых ты когда-то был до боли счастлив,

бежал сквозь листья и воскресные снега,

сквозь зайчик времени — отметину на стенке,

туда, где в небо проливается река,

и ты сквозь годы прикасаешься к коленке

студентки Лита, завалившей сопромат

родной грамматики, квасного эмпиризма,

и снится ей Фонтанка, листопад

и мальчик, не лишенный драматизма.

2019

***

Подруга в дурке спит в тужурке,

пока весна играет вальс,

пока торгуют «найком» чурки,

и дорожает спас и спайс,

пока мечтают и взрослеют

пока ещё не палачи

и в боевые портупеи

суют джедайские мечи,

пока народ мой несвободен

простоволос и обуян,

пока хуярит на заводе

порода древних россиян,

и в казематах санитары

глотают импортный табак,

вольнолюбивцам стелют нары

нежнее, нежели наждак,

нежнее, нежели в апреле

хор соловьиной стрекотни.

Звенят смазливые капели

о смерти, времени, любви,

о том, что в этой синей иве,

как в этих темных пустырях,

грачи кричат о рецидиве,

о в белых мантиях врачах.

2019

***

Руины листьев рухнули в садах.

У времени шекспировская нотка.

И вечность здесь совсем не при делах.

Скорее виновата водка.

И жизнь короче, чем мы думали с утра,

а ночь длиннее, чем любая миля.

И льет который день как из ведра.

Не подвело бы чувство стиля,

воспел бы это безобразие легко,

всю эту лесополосу за дачей,

и свет, идущий очень далеко

и медленно, а как он мог иначе,

кругом вода, грунтовая вода,

вода на крыше и вода в кастрюле.

Пора нам собираться в города,

пока мы здесь не утонули.

Пока не стали паклей и травой,

воткнувшей стебли в скисшую природу.

Пока нам не явился домовой,

как он является народу.

2019

***

Мой быт суров, тщедушен, сер,

как стены брежневской общаги

настырных пасынков галер,

стипендиатов из путяги.

Я болен с осени, я наг.

Я враг народа и порядка.

За вдохом — выдох, вывих, мрак.

Стихи — не более чем взятка.

Но кто ведущий? Кто ведом?

Кто возглавляет казнокрадство?

Молчать сподручнее о том

во избежанье панибратства.

Не брат ты мне, не кум, не сват,

читатель вымученной прозы.

Твой суд — постыдный компромат,

мои полночные неврозы.

Поговорим. Как вязок свет.

В исподнем лес. Еще, я слышал,

что дорожает жизнь, в ответ

жильцы намыливают лыжи.

Таков уклад, во что горазд

культурный сброд, ударник моды,

эксплуатируемый класс

прогресса, времени, свободы.

2019

***

Карандаш скрипит графитом.

Спит графиня подшофе.

Скачет конь к ферзю гамбитом

отобедать бланманже.

Стрелки бегают по кругу —

геометрия, ma chere!

Заведу себе подругу,

не графиню, а фужер,

не графин, а подстаканник.

Буду утром смаковать

чифирёчек, как карманник,

как заправский вор-щипач.

Пусть блюдут узбеки рьяно,

и таджики стерегут

филологии изъяны,

благородный институт.

2017

***

Это если читать, не заметив меж строк,

что пейзаж этот немноголюден.

Не люби и не плачь, будь всегда одинок,

будь всегда одинок и безумен.

Поживите с мое и пожнете свое,

говорит, шепелявя, расстрига,

в светлом прошлом подпольщик,

в миру — почтальон.

Сохраняется дальше интрига,

но хромает сюжет, сценарист полупьян,

в полуобморок катится слово.

Мы учили его наизусть, Кочарян,

слышишь, Настя, таинственна мова.

В голубую тетрадь наших душ занесли

этот доисторический вирус.

Скажет лечащий врач: ОРЗ, ОРВИ,

и достанет спасительный примус.

Разгорится огонь, но болезнь не уйдет,

лишь отступит, оступится слово.

Так же радость, как в песне, однажды пройдет

и начнется, как водится, снова.

2018

***

Почернеет моя голова от ума,

как сухая трава после взрыва,

после песен плохих о любви до утра

и любовного, в общем, порыва.

Это судно качает, штормит капитан.

Капитан улыбнитесь варягу.

Пляшут бляди с филфака отвязно канкан

Я сегодня с одной из них лягу.

Ну, валяй укреплять в генофонде строку

и силлабику русского плача,

а потом отвернись и, уснув на боку,

ощути, как волнуется чача.

Будет долгая бить мимо цели волна.

Станет фраза точна и сердита.

Устоит, поглупев от похмелья страна,

стой и ты у ворот общепита

и стреляй на поправку стране, голове,

генофонду, сгорая на солнце.

Пусть орут соловьи как на смертном одре,

лишь бы чача осталась на донце.

2017

***

Не спрашивай, кто я такой

и был ли я на самом деле.

Есть только небо над рекой

и заржавевшие качели

молчат в саду, а мы вдвоем,

как полусонные туристы,

везде проездом, дикарем.

Пролесок сизый, тропы мглисты.

Пролесок сизый, тропы мглисты.

Здесь жил когда-то старый князь,

у нём, бывало, декабристы

гостили, роскоши стыдясь,

писали речи и программы

и пили белое бордо.

Князь засыпал. Скучали дамы.

Играли вяло в домино.

Скрипели ржавые качели.

Стояли ели дотемна.

А был ли я на самом деле

или я не был никогда?

2018

***

Тает изморось в глубинке.

Осень бродит по углам.

Русский стих на черном рынке

стоит ровно восемь грамм.

Он дает под дых железно

крепче дыма табака.

Пишет девочка прилежно,

отнимается рука.

Отдохни чуть-чуть, малышка.

Почерк ровный и простой.

Ведь стихи — не передышка

в долгом странствии домой.

Чтобы больше не марала

тишиной свою тетрадь.

Русский стих — не так уж мало,

чтобы им пренебрегать.

2017

***

Как Вальтер в Эдинбурге,

я в Мурино живу,

где в морду хлещут вьюги,

обгладывая мглу.

В моем подполье глухо,

лишь тараканий бег,

и кто-то дышит в ухо:

не волкодав твой век.

Твоя узда надёжна,

бессмысленна, как труд:

живи благонадежно,

и нечего нам тут.

На кухне чайник свищет.

В постели спит жена.

Кто истину не ищет?

Кому она нужна?

Кроши махорку в ступе

и слушай старый блюз.

Однажды март наступит,

зиме придёт аншлюс.

Циклична эта мука,

вторична и стара —

исчадие досуга

на плоскости стола.

Страдаешь и рифмуешь,

и пьёшь, не закусив.

И, может, существуешь.

По выбору курсив.

2019

***

Нам хочется, чтоб нас любили задарма,

как любят распиздяев иностранки,

в чьих инстаграмах фотошоп, а не зима

от юга Бутово до Малой Якиманки.

Пусть в полдень на Тверском колючий снег

кружит, качаясь в воздухе устало.

Спешит на пары институтский имярек

в печали псевдо интеллектуала.

В литинститутах онанисты правят бал,

бунтарствуют в припадке пубертата.

Силлаботонике объявлен трибунал.

Что тут сказать? Ума у них палата.

Конец истории. Банальщина. Рубеж.

Предчувствие беспамятного века.

Что человек? — парабола, гипербола, падеж,

шестое чувство в духе Уэльбека.

Кругом промозглая столичная зима.

Я говорю, стихи не пишутся иначе.

Стихи не пишутся от горького ума,

от недостатка оного тем паче.

Стихи не пишутся, совсем наоборот,