Очевидцы рассказывают…
Очевидцы рассказывали друзьям, взяв с них
обет молчания, который был, конечно,
нарушен, как нарушаются все обеты…
Мирза Ибрагимов
«Перване» (роман)
Страшные кары падут на того, кто посмеет поведать миру, где отыскать «Тхеборбраксус». Даже само это слово есть тайна. То, что это слово обозначает, — это тройная тайна. А путь к ему закрыт на двенадцать замков. Ключи от этих замков хранятся у двенадцати держателей, ничего на знающих друг о друге, и передающих доверенные им ключи по наследству из поколение в поколение вот уже многие сотни лет.
Но в самые критические минуты, грозящие гибелью человечеству, в мире появляется тот, кому даются знание и власть собрать все ключи в свои руки, отыскать «Тхеборбраксус» и воспользоваться его неограниченной силой во славу Пославшего его на великий подвиг.
Проходят годы, столетия, одно поколение людей сменяется другим, а мир всё ждёт посланника от Того, чьё имя неведомо людям.
Мир ждёт.
Мир умеет ждать.
*
Очевидцы рассказывали друзьям, как один человек, но не совсем человек, вышел из фонарного столба (из ствола дерева в парковой аллее, из пьедестала памятника Н. В. Гоголю т. д.) и смешался с обычными пешеходами, затерялся в людской толпе.
Друзья им давали обет молчания, но как можно умолчать о такой невероятной сенсации?
Появление того человека, но не совсем человека, происходило в те годы, когда мир готовился к концу света.
Все верные приметы и многие предзнаменования в те ужасные годы прямо указывали на то, что концу света со дня на день быть!
…Но ни в одном из тех жутких лет конец света не наступал.
После каждого чудесного минования «неизбежного» конца света, человека, но не совсем человека, выходящего из монолитной тверди объектов, не пригодных для пребывания в них людей, никто в те годы уже не видел.
*
На памяти современников тоже был такой год, когда все сомнения в наступлении конца света отпали.
На неизбежность конца света со дня на день «доказательно» указывали и пресловутый календарь майя (в самом новом его прочтении), и «плач» чудотворных икон во многих святых местах, и пророчества ясновидцев.
Но я знал, что и на этот раз конца света не будет, потому что я лично увидел, как один человек, но не совсем человек, а посланник Того, чьё имя неведомо людям, вышел прямо из каменной кладки берегозащитного укрепления на главную набережную залива — излюбленное место гуляний — и тут же затерялся в толпе.
*
Я тоже дал тогда себе обет молчания, чтобы не прослыть сумасшедшим, но вот — нарушаю его, как нарушаются все обеты.
Раскосая усмешка шамана
В Нижнем Мире я видел бурятских шаманов, африканских колдунов, чёрных кошек, ядовитых гадин и ужасных чудовищ. Там всё торопливо двигалось, всё спешило куда-то, взгляды у всех были устремлены только к целям, ради достижения которых они мчались, не отвлекаясь, не оглядываясь по сторонам.
Я застыл на месте, боясь быть сбитым на землю и растоптанным множеством копыт, когтистых лап и тяжёлых бегемотовых ножищ.
Шаманы и колдуны тоже пребывали в неподвижности, но они выглядели не напуганными, как я, а отрешённо-сосредоточенными.
Когда мимо меня проносились черти, сердце моё мощными прибойными волнами выталкивало кровь к голове и она гулко ударялась в височные артерии, усиливая паническое состояние моей психики.
Но и чертям было не до меня.
Я казался единственным бездельником среди озабоченно снующей во всех направлениях нечисти и погружённых в свои опасные посреднические миссии шаманов и колдунов. Однако моё безделье было отнюдь не «праздным». Оно было подобно невыносимым страданиям грешников, сидящих в кипящей смоле (как это представляется в описаниях некоторых христианских пророков).
Я провёл в своём жутком оцепенении долгие изнурительные минуты (Часы? Месяцы? Годы?), пока ко мне не подошёл шаман из ближнего Забайкалья:
«Хватайся за край моей одежды и держись, как можно крепче. Если удержишься, значит выберешься отсюда со мною вместе».
Я ухватился, что было сил за подол его кафтана, и в тот же миг мне в лицо ударил поток воздуха такой плотности, какая не имеет сравнения в человеческом мире. Я рефлекторно зажмурился, дыхание моё заблокировалось, мои пальцы, вцепившиеся в одежду шамана, окаменели в «мёртвой хватке» и я потерял сознание.
*
Очнулся я в чуме шамана.
— Вернулся в себя? — раскосо усмехнулся мой спаситель. — Выпей это.
Он подал мне пиалу с горячей жидкостью, пахнущей неведомыми мне травами.
Я послушно выпил и вскоре почувствовал, что силы вернулись ко мне, сознание прояснилось.
— Зачем ты самостоятельно попытался познать и опробовать наши шаманские практики, если ты не шаман?
— А ты можешь сделать меня шаманом?
— Нет. Не могу. Шаманом может стать только тот, кто родился шаманом. Лишь его можно научить нашей шаманской мудрости, если он этого захочет. Но не все этого хотят: Путь шамана труден и опасен. Жизнь шамана — это служение людям, а не себе самому. А ты хочешь жить для себя.
— Тогда научи меня, шаман, как надо жить для себя? — попросил я шамана, увидев в нём много мудрости.
— Читай десять заповедей Бога своего и постарайся им следовать, — раскосо усмехнулся шаман.
…До потери сознания
Ночью, при свете луны и звёзд, мир кажется иным.
«Кажется» или «становится»?
На этот вопрос «человек разумный» гордо и заносчиво ответит:
«Кажется».
Но иначе ответят на этот вопрос те немногие, которые на личном опыте прочувствовали «иное», едва не умерев от страха.
И уж, конечно, иначе ответили бы на этот вопрос те, которые умерли от страха, соприкоснувшись с реальностью жуткого ночного ирреализма, суть которого в том, что всё, во что превращается мир некоторыми лунными ночами, может тебя убить.
*
Хрупкая молоденькая милашка, оказавшись жуткой лунной ночью одна в безлюдном месте, обмерла от ледяного ужаса: ей навстречу надвигалось что-то огромное, непонятное, чуждое этому миру. Оно источало зло и само было злом.
Милашка вспомнила свой самый сильный детский страх: она всегда боялась одиночества, понимая, как она беззащитна перед всякой большой опасностью, если рядом нет того, кто сможет её спасти. Этот страх гнездился в её душе и пророс в ней сотнями метастазов, стал её безжалостным властелином, но до поры до времени не беспокоил милашку, выжидая своего самого главного часа.
И вот этот час настал.
Милашка-симпотяшка узнала того, кто возник на её пути этой роковой лунной ночью: это он ещё в раннем детстве вселил в неё страх, мучительный и беспощадный, как раковая опухоль, в ту самую главную для него невыносимо жуткую минуту, когда он передаёт истерзанное им тело в руки смерти. Это он однажды явился к ней такой же ужасной ночью, когда она была пятилетней девочкой. Её мамочка наспех уложила её в кроватку, велела спать, погасила в комнате свет и побежала на зов умирающей бабушки.
В доме был запах лекарств, запах ладана и запах… застывшей в зловещем выжидании смерти.
В те самые минуты и вползло в малышкину комнату, освещаемую только нехорошим лунным светом, это самое зло, огромное, непонятное, чуждое и враждебное миру.
Малышка хотела бы закричать, позвать мамочку на помощь, но страх не позволил ей сделать это. Она боялась пошевелиться, боялась даже дышать, в надежде, что жуткое зло не увидит её в темноте, но понимала, догадывалась, что зло прекрасно видит её и лишь оттягивает время нападения, чтобы побольше насладиться и вдоволь напитаться запахом и вкусом её страха.
Измучившись от ужаса ожидания чего-то ещё более мучительного, чем смерть, того, чему нет и не может быть ни названия, ни понимания, малышка сама не заметила, как уснула.
С той жуткой лунной ночи они жили неразлучно вдвоём: она и её ночной страх, прочно укоренившийся в её душе и выжидающий какого-то своего часа.
Вот этого самого часа.
*
Я нашёл свою любовь в прямом смысле:
Иду — стоит.
Подошёл — лежит.
Прислушался — дышит (!).
Ну, не бросать же бесчувственную особу в безлюдном месте в таком беспомощном состоянии!
Подобрал.
Ввалился с этой «находкой» в свою избу, привёл её в чувство, отпоил горячим чаем с вареньем, расспросил её о том, о сём.
Вот умора: оказалось, эта девушка-милашка лишилась чувств, увидев во мне в сумеречном свете луны и звёзд что-то огромное, непонятное, чуждое этому миру, источающее зло и злом бывшее.
Это во мне-то?!
Известно, что у каждого человеке в голове его собственный мир. В её мире в ту минуту помутнения сознания я таким чудовищем и «был».
Фраза из Евангелия «Да убоится жена мужа своего…» напоминает нам с нею о той самой первой нашей встрече.
Надо же было так убояться…
…До потери сознания.
Слова, изменяющие реальность
Всякая мысль, наполненная глубоким смыслом и мощным эмоциональным зарядом, влияет на реальность, преображая её, как руки скульптора преображают нашу планету.
Болтуны, пустословы не способны на такие преображения, но иногда нашем мире наступают волшебные минуты, о которых в народной мудрости упоминается, как о добрых и о плохих: «В добрый час сказать, а в плохой — промолчать».
Веня был шутником из числа сильных мистификаторов. Он имел талант такого произнесения своих шуток, что трудно в них не поверить, особенно, если объектами его мистификаций оказываются легко внушаемые девушки. Одной из таких девушек была Галочка — секретарша головного офиса фирмы «Южный центр консалтинговых услуг».
*
Веня был молодым, но очень популярным экспертом в области инвестиций. Его мастер-классы всегда собирали множество слушателей. Генеральный директор «Южного центра консалтинговых услуг» очень ценил этого сотрудника и часто пользовался его профессиональными советами в интересах собственной фирмы, а Галочка никак не могла понять, действительно ли Веня так безумно влюблён в неё, как всячески на это намекает, или ей так только кажется?
— Галочка! У тебя такая красивая грудь…
— Ну. что за змей этот Веня? — растерянно подумала Галочка, вспыхнув от смущения. — Такие слова себе позволяет мне говорить! Но интонации выбирает не «сальные», а настолько интеллигентные, что ни возмутиться, ни оскорбиться будто бы нет оснований.
— Если бы я был царём, я полцарства отдал бы за то, чтобы к ней прикасаться! — продолжил Веня всё том же «интеллигентным» тоном.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.