Глава 1
Голод. Меня терзает голод. Столько лет никто не приходил ко мне, никто не откликался на мой Зов. Но я ведь чувствую их, тех, кто мог бы насытить меня. Только они не откликаются, я не могу до них дотянуться, поймать, привязать… толкнуть в неизбежное.
Иногда все связи, удерживающие нас, внезапно рвутся.
***
Тёплые камни, шершавые и сухие. Они почти идеально подогнаны друг к другу и в кладке нет просветов. Стыки под ладонью чувствуются, словно едва заметные трещины со сглаженными временем краями.
— Наставник, она не возвращается. Я со вчерашнего утра больше не чувствую потока Изначальной Силы в её тело, а она всё не возвращается… — молодой эльф, одетый в весьма скромный тёмно-серый кафтан, порывался ускорить шаг, но всё же продолжал идти со скоростью спутника. От суетливой спешки русые волосы растрепались, и их приходилось постоянно убирать с лица, чтобы они не лезли в рот и глаза.
А названный Наставником кивал седеющей головой и, не слишком спеша, шел по коридору. Он неохотно поддакивал своему помощнику, то задумчиво поглаживая кончик узкой бороды, то нервно пощипывая край роскошного одеяния благородного фиолетового цвета. В таком настроении они и добрались до двери, украшенной изящной серебряной ковкой возле петель и набалдашника ручки.
— Урежьте жалование слугам в этом месяце. Вся дверь же чёрная! — Наставник щелкнул тусклым ногтём по потемневшей ручке и открыл дверь.
В комнате, заполненной сквозняком из распахнутых окон, их встретил изрядный беспорядок: листы бумаги сквозняк причудливыми желтоватыми пятнами разбросал по белому ковру, на белом диване тревожным знаком чернела натёкшая из опрокинутой чернильницы лужа, а на столе перья намокли в пролитом вине. В кресле с высокой спинкой сидела одетая в белое эльфийка, её пепельные волосы, перепутанные вездесущим ветром, серой тенью разметались по обивке, но лицо оставалось спокойным. Она как будто бы просто задремала уставшей в кресле.
— Бардак, — поморщился старик. — И это комната моей лучшей ученицы. И давно тут всё так?
— Не знаю, Наставник. Мы не беспокоили Яль-Марисен с того часа, как она начала подготовку к походу к Источнику. Я следил за потоком из комнаты этажом ниже, заглядывая туда утром и вечером.
Наставник сделал несколько пасов над девушкой, нахмурился, повторил пасы. Время шло, но присутствующие хранили молчание, лишь старший маг всё ближе и ближе сводил брови, а его помощник беспокойно мял рукав, боясь потревожить своего учителя. Но в тишину, разбавляемую лишь шелестом ветра в разбросанных страницах, вдруг ворвался шум тяжелых шагов.
— Где она, я должен с ней увидеться! — донесся из коридора крик.
— Яль-Паларан приказывал никого не впускать в крыло магов, — стража пыталась образумить буяна.
— Пустите! Где Оль-Марисен?!
Звякали брони стражников, пытавшихся остановить незваного гостя, но уже скоро в комнату ворвался ещё один эльф. Он был встрёпан, его как попало обрезанные, чуть золотистые волосы спутались и торчали в разные стороны, а новая добротная рубашка болталась на тощем теле. Но страшней всего был взгляд почти безумных глаз. Ворвавшийся глухо выдохнул «Оль-Марисен» и бросился было к сидящему в кресле телу, но старый маг одним властным движением руки остановил его. Мужчина, врезавшийся в жест, словно в каменную стену, наконец, заметил Наставника и смог взять себя в руки.
— Яль-Паларан, что с Оль-Марисен? Мне сказали, что с ней что-то случилось. Мне пытались помешать увидеть её. Яль-Паларан! — лихорадочно бормотал он.
— Вас долго не было, Эль-Саморен. И своё возвращение Вы начали безобразной выходкой. Это недостойно эльфа! — старый маг недовольно поморщился, окидывая презрительным взглядом буяна.
— Прошу, скажите, что Оль-Марисен в порядке, — воин как подкошенный рухнул на колени и склонил голову перед стариком.
— В порядке? Скорей удивительно, что её тело ещё дышит. Её нить оборвана, и теперь это лишь любопытный магический казус, — Наставник пожал плечами и неспешно направился к выходу, на ходу разглаживая ладонью смятую вышивку.
— Яль-Паларан, Вы же сильнейший маг, верните свою ученицу. Умоляю… — воин обмяк всем телом и не отводил взгляда от девушки.
— Я могу отправить зов, но никто из нас больше не чувствует нити.
— Так сделайте это, — выдохнул мольбу и требование Эль-Саморен.
— Наставник, пожалуйста, — присоединился к просьбе скромный помощник, — может нить просто ослабла, но не оборвалась. Вдруг получится вернуть Яль-Марисен. И для меня это будет хорошим опытом — наблюдать за тем, как Вы возвращаете кого-то, кто не смог сам пробиться сквозь барьеры.
— Ну, это будет интересный феномен для моих заметок, — задумчиво протянул маг. — Хорошо.
И, провожаемый полным немой надежды взглядом Эль-Саморена, Яль-Паларан вернулся к креслу. Он, не переставая бормотать что-то себе под нос, осторожно по очереди задел кончиками пальцев виски, лоб, подбородок и макушку эльфийки, как будто примериваясь или нащупывая что-то. В какой-то момент наблюдавшим даже почудилось, что воздух заискрил, но не успело наваждение оформиться в чёткое ощущение, как Наставник выдохнул силовой шар, впечатал его в грудь тела и отошел на пару шагов.
И ничего не произошло, только ветер из распахнутых окон продолжал трепать страницы и играть с волосами замершего на коленях воина. Надежда, нетерпение, отстранённое любопытство — и ни одного лишнего звука, лишь капли пота стекали по виску воина. Ни звука, пока не раздался сдавленный вскрик «А-а-а» и девушка в кресле не схватилась, зажмурившись, за голову.
— Оль-Марисен! — радостно позвал Эль-Саморен.
Но эльфийка в кресле не откликнулась, она продолжила медленно раскачиваться, сдавливая виски и прижав локти к груди. Молча, лишь глухо шипя сквозь зубы всё тише и тише.
— Оль-Марисен, — второй раз негромко и почти нежно позвал воин, но ему снова не ответили.
Наставник со своим помощником продолжали молча наблюдать. Они уже успели выдохнуть напряжение, но сейчас всё больше убеждались, что что-то пошло не так, как должно было. В отличие от бывшего армейского капитана, маги сами уже не раз ходили к Источнику, прекрасно знали, как проходит возвращение, и помнили, что добровольный выход почти не отличается от принудительного и уж точно не заслуживает крика. Переглянувшись, маги убедились, что их мысли текут в одном направлении, и начали плавно, почти незаметными шагами подходить к сжавшейся девушке. Но они не успели. Эль-Саморен поднялся, и одним огромным шагом приблизившись к эльфийке, положил руку на её плечо.
Та, которая была Яль-Марисен, открыла лицо, бросила короткий взгляд на стоящего рядом, завизжала и попыталась отползти. В следующую секунду испуганный, панический вопль оборвался кашлем, и запутавшаяся в платье и кресле девушка замерла.
— Дитя, — ласково обратился к ней Наставник, пока его помощник тянул в сторону Эль-Саморена. — Дитя, мы не причиним Вам вреда. — Он крошечными шагами приближался к ней, успокаивающе и завораживающе покачивая ладонью. — Дитя, кто Вы? — Маг поджал пальцы в ладонь, сдержав заклинание. — Как Вас зовут?
— Катя, — осипшим шепотом ответила она, отодвигаясь в самую глубь кресла и не сводя взгляда со старого мага. — Где я? Кто вы?
— Я не знаком с языком, на котором Вы говорите. Вы меня понимаете? Кивните?
— Понимаю, — после долгой паузы Катя кивнула, и Яль-Паларан едва заметно перевел дух. Больше она была ему не интересна.
— Эль-Саморен, идёмте, Вам нечего делать в крыле магов, как и страже место на её посту. А Вы, — старик повернулся к своему помощнику, — разберись тут.
И, легко подтолкнув растерявшегося воина в спину, он вывел его, растерянного и потерянного, из комнаты. Эль-Саморен, утративший весь свой напор, беспомощно оглядывался на остающихся, пытаясь встретиться взглядом с девушкой, но напрасно.
А помощник мага присел рядом с креслом, чтобы смотреть на не-Яль-Марисен снизу вверх, и негромко заворковал бессмыслицу, пытаясь успокоить, словно ребенка, перепуганную эльфийку, но она уже дрожала от ужаса и, казалось, не слышит ни слова. Терпение молодого мага быстро закончилось, и он попытался просто взять и вывести Катю из комнаты, но стоило ему попытаться это сделать, как девушка с криками «Нет, нет» забилась в его руках. Он, не ждавший подобного поведения, разжал руки, а девушка кинулась прочь и забилась в угол комнаты.
— Ну и сидите тут, — буркнул он, потирая ушибленный подбородок.
Демонстративно не обращая на Катю внимания, эльф закрыл окна и вышел из комнаты, неплотно прикрыв за собой дверь. Не та эльфийка настороженно следила за каждым его действием, но даже оставшись одна, не сдвинулась с места. Какое-то время она бездумно скользила взглядом по комнате, обставленной в светлых тонах, то и дело возвращаясь к пятнам от капающего со стола на нежно-бежевый ковёр вина и щипая вышивку по краю широкого рукава.
Страх медленно выпускал её из своих объятий, но продолжал стоять за плечом так близко, что Катя чувствовала его мурашками на коже. Но вот холодные мурашки стали казаться родными, а на глаза попалось зеркало, отражающее потолок, и девушка беспомощно всхлипнула.
— Мама, мамочка. Мама, я же просто хотела сделать сюрприз, приехать пораньше. Мамочка… — Катя шмыгнула носом, но даже не попыталась стереть слезу и продолжила машинально дергать нитки. — Я же так старалась, чтобы улыбнуться, приехав домой… мама, забери меня отсюда. Я так хотела порадовать тебя, везла подарок. Мама, я не хочу, чтобы ты плакала… Я ведь даже в столовую не пошла, старалась, репетировала, а там сегодня был вкусный борщ, он всегда в студенческой столовке по четвергам… — продолжала бормотать она, неотрывно глядя на пустое зеркало. — Я хочу домой…
Солнечные лучи, пронзавшие комнату, собрались и сбежали через окна, а Катя затихла в своём убежище, боясь даже смотреть в сторону двери, и всё тише и тише проговаривала всё, что приходило в голову. Тело робко просило уделить внимание его потребностям, но близкий ужас лишь ухмылялся голоду и жажде, и неведомому миру.
Но вот дверь открыли чуть шире, и в комнату прокралась девочка. Она была одета в почти такое же платье с открытыми плечами и длинными широкими рукавами, как и Катя, только не белое, а светло-голубое и очень подходящее к чуть тронутым рыжинкой волосам. Пришедшая была сущим ребенком — на вид ей можно была дать лет семь, не больше, а то и меньше. Но проказница смело подошла к Кате и присела рядом.
— А мне дедушка новую куклу привёз. Хотите покажу? — заговорщеским шепотом предложила она. — У этой куклы ножки и ручки двигаются, представляете?! Но Тс-с-с… а то, если о ней узнает Оль-Шарис, он её снова заберет на опыты.
— А вдруг я эту куклу тоже заберу на опыты? — таким же шепотом ответила Катя и удивленно уставилась на рукав: она успела распустить примерно с ладонь вышивки, и длинная нитка теперь свисала до самого пола.
— Нет, кукол обижают только мальчики, а девочки играют очень аккуратно, — с самым серьёзным видом объяснила девочка, старательно выговаривая сложное слово, явно услышанное от взрослых.
— А далеко эта кукла? — чуть заметно улыбнулась зарёванная девушка, наскоро вытирая щёки.
— Идёмте, рядом, всего через два коридора! — обрадовался ребенок. — Идемте, поиграем, а то все прочие взрослые уже столько дней слишком заняты.
Малышка потянула Катю из комнаты, на ходу рассказывая, какое чудесное у новой куклы платье и как величественно она смотрится рядом с остальными игрушками. И страх отстал на пару шагов, отогнанный искренним детским счастьем — кто-то согласился с ней поиграть.
Комната девочки действительно оказалась почти рядом, они добрались до неё всего за пару минут. В этих покоях было уютно и просторно: в маленькой гостиной, по совместительству исполнявшей и роль игровой, пол застилал весёлый ковер с узором из зелёных и жёлтых листьев. Пара пуфиков и низкие стульчики укрылись полосатыми покрывальцами, шкаф возле стены был приоткрыт и на его полках как попало лежали игрушки, а столики игровой и обеденный блестели полированным деревом… Катя, бережно подержав в руках драгоценную игрушку, рассыпалась в комплиментах очаровательной кукле и присела возле низкого столика, на котором уже были высыпаны набор мебели, тряпочки и крошечная посуда.
— Думаю, нужно подготовить всё для небольшого обеда. Согласна?
— Да! Мои куколки будут-будут пировать.
Катя дрожащими пальцами начала расставлять мебель, застилать её импровизированными скатертями и покрывалами и не заметила, как окончательно успокоилась. Вместе с девочкой они рассадили кукол на стулья, и Катя ещё раз восхитилась нарядам деревянных модниц. И под почти непрекращающееся щебетание малышки пролетело несколько часов, а девушка так увлеклась игрой, что даже не заметила, как дверь в комнату пару раз приоткрылась, но была снова тихо притворена.
Но вот дверь открылась и в комнате появилась невысокая, полноватая и черноволосая женщина в коричневом прямом платье с белой тесьмой вдоль горла и по краю коротких рукавов. Она с тёплой улыбкой вкатила за собой сервировочный столик и подвезла его к обеденному столу, притаившемуся справа от окна, и начала составлять привезенные тарелочки.
— Оль-Амилари, сегодня тебе разрешили трапезничать в комнате. Для твоей подруги я тоже принесла обед. Идите, девочки, умывайтесь.
— Няня Алли, а Вы не знаете, когда дедушка придёт поиграть? — малышка выпустила свою куклу, и та упала на ковёр, грустно стукнувшись о край стула.
— Ой, не знаю, милая. Эльфы уже столько всё совещаются, да в своих книжках что-то ищут, — отмахнулась женщина. — Давайте, поспешите к столу, пока ужин совсем не остыл.
Катя, сжавшая игрушку, когда в комнату вошла Алли, замерла и одними глазами наблюдала за няней. Но спокойный говор, завораживающе плавные движения несли в себе что-то по-матерински уютное, располагающее, и девушка вновь расслабилась, с сожалением заметив, как помялось кукольное платье. Да и наполнившие комнату запахи еды напомнили, что тело хочет кушать. И Катя присоединилась к маленькой хозяйке. Так, за столом, их и застали новые гости.
В комнату без предупреждения, в сопровождении стражников зашел Яль-Паларан. Старый маг обнял бросившуюся к нему с криком «Дедушка!» малышку, и строго выговорил Алли:
— Почему ребенок ещё не готов ко сну? Я слишком занят, чтобы по несколько раз заходить пожелать спокойной ночи. — Яль-Паларан наклонился и намного ласковее обратился к девочке: — Хорошо отдохните, завтра придёт пора возвращаться к родителям. Ну, бегите спать.
И малышка, ещё раз обняв своего дедушку и позабыв о товарище по игре, убежала в другую комнату, а за ней, качая головой, удалилась и Алли. Маг же, выждав с минуту, небрежно скомандовал страже «Забирайте» и вышел прочь.
Катя, так надеявшаяся, что её не заметят, отступила к стене, молча — сил кричать и пытаться отбиться не было, она смогла лишь пискнуть «Мамочка» и оцепенеть. Стражники сноровисто выполнили приказ, а что они при этом чувствовали, осталось скрыто в тени под их шлемами.
Девушку чуть ли не на руках пронесли по коридорам и лестницам, так слабо и символически она делала шаги, и втолкнули в зал. В этом зале уже собралось вокруг стола в центре с дюжину светловолосых мужчин от молодых до стариков, что-то энергично обсуждая, споря. Катя, осевшая на пол, как только стражники выпустили её, узнала среди присутствующих всех трёх виденных ею раньше эльфов — Яль-Паларана, его помощника и Эль-Саморена.
— Вы уже перевернули весь дворец, требуя объяснений, и Вас допустили на совет. Так может, Вы уже прекратите сыпать обвинениями и послушаете! — раздраженно отчитывал Эль-Саморена незнакомец в ярко-голубой одежде, так обильно покрытой синей и жёлтой вышивкой, что сам начинал казаться зеленоватым, а густые, почти белые волосы лишь подчёркивали нездоровый цвет лица.
Воин замолчал и отступил на шаг, а после секундной тишины маги вернулись к теме, ради которой и собрались. На сидящую на полу девушку почти никто не обратил внимания, удостоив её лишь беглыми взглядами.
— У нас слишком мало времени. Великий Артефакт был осушен более шести дней назад, мы не можем знать, сколько осталось времени до того, как разрушение станет необратимым, — слегка осипшим голосом предложил вернуться к самому важному вопросу один из присутствующих. Его красивое спокойное лицо ни одной чёрточкой не выдало ни раздражения, ни волнения, зато о них с охотой рассказывали ноги, притопывающие на месте.
— И если раньше это было просто проблемой, то сейчас стало катастрофой: мы не успеем ещё раз дойти до Источника и вернуться, пока не слишком поздно. И не слишком ли большим риском будет идти туда в одиночку до тех пор, пока мы не выясним, из-за чего погибла Яль-Марисен? — высказался стоявший поодаль и скрестил руки у груди.
— Яль-Марисен погубили её собственные жадность и самоуверенность. Четыре дня назад она здесь, в этой самой комнате, уверила нас, что сможет вытянуть в наш мир достаточно Изначальной силы, но, очевидно, поспешила и пережгла собственную нить. Вот и не смогла вернуться, — проворчал единственный сидящий эльф, сгоняя свои морщинки на лбу вместе.
— Не стоит завидовать погибшей, — вмешался в спор Яль-Паларан. — Если Вы так и не смогли пробиться к Источнику, не стоит приуменьшать аккуратность и умения коллеги.
— Ещё опыт не забудьте. Только эта опытная зазнайка не смогла сделать то, на что вызвалась, — морщинки говорившего передумали сидеть кучкой и разлетелись по местам, а сам ворчун злорадно улыбнулся.
— Не соглашусь. Яль-Марисен успела передать немало Изначальной силы. Рядом с её телом я даже не рискну творить заклятия, ведь даже не смогу предположить, как они исказятся, — рассудительно возразил Наставник.
— И что толку? — вновь проворчал сидящий, не прекращая показывать зубы и поигрывать морщинами. — Мы не можем управлять этой силой. И у нас по-прежнему нет времени. И ещё предстоит обсудить выбор новых добровольцев.
— Но мы рискуем каждым часом промедления! Если я всё правильно понял, мы уже потратили впустую полтора дня, — заговорил ещё один эльф и обернулся к залившемуся краской помощнику. — И если бы мы попробовали вернуть Яль-Марисен вчера утром, когда прекратился поток, мы могли успеть!
— Но Наставник не велел его беспокоить, пока он работает в кабинете, — промямлил молодой русоволосый маг. — Я ждал Наставника.
— А обратиться к любому из нас не подумали! — стукнул кулаком по столу собеседник, и коса его нежно-медовых волос скатилась со спины через плечо.
Катя, забытая на полу, уже давно запуталась в говоривших, но Эль-Саморен, внимательно прислушивающийся к спору, явно понимал намного больше. Он мрачно хмурился, натягивая и срывая кожаную перчатку, порой порываясь что-то сказать, но обрывал себя ещё до первого слова. Воин ждал, и Катя тоже, а маги препирались и искали виноватого. Голоса звучали всё громче и раздраженнее, пока не прозвучало тихое и веское «Хватит».
— Хватит. — Девушка не заметила, кто говорил. — Нам нужно выиграть время, и мы его выиграем. Великий Артефакт опустошен полностью, а это тело переполнено Изначальной Силой. Стоит им соприкоснуться, как Артефакт сам выпьет нужное ему. Даже если он не сможет опустошить тело полностью, забранного ему хватит продержаться те дни, пока мы выберем добровольцев и зачерпнём новую порцию силы.
— Возможно, но как её туда доставить? Мы не можем использовать магию рядом с таким сосредоточием силы, да и кто поедет, когда мы все нужны здесь, чтобы подстраховать добровольцев. И этих добровольцев ещё выбрать нужно, — заметил Яль-Паларан.
— Я довезу её. У меня есть отряд, готовый выступить немедленно, — неожиданно вмешался в разговор Эль-Саморен.
— Не готовый. Как далеко уйдёт отряд, предводитель которого несколько часов назад заявил, что они не останавливались на ночь, лишь бы быстрее добраться. Выступите утром. Список необходимых припасов напишите мне после Совета, я распоряжусь, чтобы к утру всё подготовили. — В этот раз Катя успела заметить стоявшего поодаль возле стены, полуприкрыв глаза, и почти не шевелящегося оратора. Он был так похож на всех остальных, что за него взгляд не хотел цепляться, а скромней этого уверенного эльфа одет был только помощник Яль-Паларана.
— Тогда я начну подготовку, — поклонился Эль-Саморен.
Воин покидал комнату под продолжившееся обсуждение, но задержался буквально на секунду, чтобы всмотреться в лицо так и оставшейся сидеть на полу девушки. Он как будто искал в её глазах ответ на свой немой вопрос, но находил лишь пустоту. А Катя под пристальным взглядом лишь неуклюже попыталась отползти и запуталась в платье. Больше её и не замечали — маги всё что их интересовало чувствовали и так, без рассматривания диковинки. Они и разошлись, так и не сказав девушке ни слова.
Примерно через час в опустевшей комнате Катю нашла Алли. Сама девушка сидела, забившись в угол, слёзы давили изнутри, но так и не пролились, только сухие глаза покраснели.
— Это сон. Это сон, я сейчас проснусь, — как заведенная повторяла девушка, щипая себя за запястье. На коже начинал расцветать синяк. — Я сплю. Надо проснуться. Я просто выпила лишнюю таблетку, поэтому мне снится кошмар. Я сейчас проснусь.
— До чего тебя эти эльфы-то довели, — покачала головой, усаживаясь рядом, Алли. — И свою коллегу-эльфийку не пожалели. Ты на себя не похожа.
— Это сон, я проснусь…
— Да не спишь ты, милая. Пойдём, умоешься, переоденешься, спать уже пора… — Алли попробовала мягко, успокаивающе приобнять девушку, но отдернула руку, встретившись с пустым взглядом бледных глаз. — Идём, идём, тебе нужно отдохнуть, — с наигранной лаской продолжила женщина.
Алли обращаясь к эльфийке, словно к болеющему ребенку, уговорила её встать. А когда они подошли к приоткрытой двери шикнула на дежурившую стражу, мол, замрите, а то опять девочка испугается. Так они и дошли до комнат Яль-Марисен, не так пострадавших от случившегося, как кабинет, где няня уложила измученную девушку спать и сидела рядом, пока та не перестала дрожать и сухо всхлипывать. А уходя, оставила зажженной свечу в широкой чаше-подсвечнике и бесшумно притворила за собой дверь.
— Как она? — поинтересовался ожидавший в коридоре помощник Яль-Паларана.
— Как, как. Уснула, — сердито обернулась к нему Алли. — Что ж такое с ней сотворили, что она теперь как не в себе?!
— Да… — смущенно махнул он рукой, надеясь, что в полутёмном коридоре не видны зардевшиеся щёки. — Ей утром ехать нужно, а вы, вроде, поладили. Поможете её собрать?
— Помогу, милый, помогу. Жаль мне девочку…
— Если жаль, то наденьте утром ей её браслет. Тот, состоящий из колечек, на котором висят амулеты.
— Эх, кто вас поймёт… Иди-иди, я позабочусь о девочке.
Утром Алли сделала всё, как её попросили: приготовила белое закрытое дорожное платье, набор украшений, привычный для Яль-Марисен и многое другое. Катя не сопротивлялась, ей было как будто всё безразлично. Она дала причесать себя словно куклу, закрепить волосы хитрой заколкой, одеть, обуть и вывести во двор. Девушка даже дала подсадить себя в седло, лишь покачнулась, ловя равновесие. Но как только ей удалось ухватиться за луку и опереться на спинку дамского седла, она опять затихла, сидя боком и возвышаясь над остальными. С её места было хорошо видно, как заканчивают вьючить вторую лошадь, а уже знакомый Эль-Саморен переговаривается со стоящим возле ворот старым магом. Да и темноволосых людей было не меньше, чем эльфов.
— Выпрямите спину или к вечеру всё будет болеть, — заметил державший поводья и улыбнулся широко и открыто. — Я Эль-Элитин.
— Спасибо, я Катя, — неожиданно для самой себя ответила девушка и покрепче ухватилась за седло, представив предстоящую поездку.
— Не переживайте. Мы задержали отъезд, ожидая пока приведут этого иноходца. Конь спокойный, Вам нечего бояться, — засмеялся эльф и отвернулся, прерывая разговор.
Но почти сразу Эль-Саморен договорился о чем-то с магом, кивнул и скомандовал выходить. Эль-Элитин не обманул — конь грустно фыркнул и пошел за держащим повод эльфом, а Катю начало размерено покачивать. А вот вьючная лошадка показала своё возмущение тяжёлой поклажей, но с ней быстро справились. И вскоре они покинули притихший двор под сочувственные и настороженные взгляды собравшихся людей и эльфов.
Отступление первое
Хлёсткий обидный удар полотенцем угодил точно между лопаток мужчины. Не больно, но весьма ощутимо.
— Алли, за что! — он развернулся и посмотрел на женщину снизу вверх.
— Ты почему за девочку не заступился! — няня сердито подбоченилась. — Я же вижу, что что-то не ладное затеяли. Ну, куда её в таком состоянии потащили!
— Ничего себе девочка. Да она старше нас с тобой и твоей мамы вместе взятых, — мужчина покачал головой и вновь принялся смотреть в окно на уже опустевший двор. — Но мне тоже многое не нравится. И я ничего не могу больше сделать, племяшка ты моя…
— Не хочу я тебя оставлять здесь одного, дядя Сорень. Так хоть какая-то поддержка…
— Не переживай, Алли. Лучше спокойно поезжайте вместе с Оль-Амилари, а лет через пять вновь приезжайте погостить. Всё же здесь не место для маленького ребёнка.
— Да уж вижу. Но если ледяную Яль-Марисен так пробрало, то что же с тобой сделают?
— Ну, я же не столь самоуверен, да и не нужен никому и потому незаметен. Всё, Алли, Оль-Амилари вот-вот уже проснётся, тебе пора. Я к вам зайду попрощаться перед вашим отъездом.
Женщина осуждающе покачала головой, но Сорень даже не обернулся. И ей пришлось уйти, оставив своё недовольство при себе. Ей действительно было пора к воспитаннице, а она ещё до сих пор не придумала, как объяснит девочке, куда девалась её новая «подружка» и что вряд ли кто-то ещё так увлечённо будет играть с ней в куклы.
Глава 2
Разогретый воздух нехотя ласкает стены, выгоняя из камня накопившийся холод. Но даже ему не под силу прогреть меня, укрытого временем, до самых глубин.
***
Пытаясь приноровиться к новому средству передвижения, Катя пропустила начало пути. Когда она обернулась, то дом уже было не узнать среди других домов и стен. А мощёные булыжником улицы, по которым пока шел отряд, были зажаты между высокими оградами, к которым жались редкие встреченные прохожие. Их короткую процессию, пропускали и вскоре они выехали за пределы города, а Катя получила возможность рассмотреть своих спутников.
Пятеро мужчин, все очень худые, светловолосые, одетые в похожие тканые штаны, рубахи, выбивающиеся из-под курток, и обвешанные оружием. И вся одежда и ножны клинков казались совсем новыми и разве что немного запылёнными. А как они, не переговариваясь, легко понимали друг друга, наводило на мысли об их долгом знакомстве. Но километры утоптанной дороги оставались позади, поводья постоянно меняли руки, а эльфы шли всё тем же быстрым шагом, без остановок и даже без минутных задержек.
Легкий свежий ветерок ласкал лицо, но воздух Кате казался вязким и густым, им было трудно дышать. А Солнце всё выше поднималось ввысь над пустыми лугами, становилось жарко. Мужчины порой посматривали в сторону далёкого леса и делали пару глотков из походных фляг. Но они не отвлекались больше ни на что, а Кате было не до любования пестрым ковром цветов, море которых выплескивалось на обочины дороги. Но лето кипело жизнью: над травой жужжала мошкара, над отрядом порой пролетали птицы, а где-то одна из них запела песню и ей начали вторить товарки.
А девушка продолжала мерно покачиваться в седле. Рассматривать однообразный пейзаж и наблюдать за цвета белого мёда затылками наскучило за считанные минуты, в голове сами собой всплыли отдельные фразы со вчерашнего совета: «Стоит им соприкоснуться, как Артефакт сам выпьет нужное ему. Даже если он не сможет опустошить тело, забранного ему хватит», «Я довезу её». И то, что на неё почти и не смотрели, с ней почти не заговаривали, перестало успокаивать. Особенно ей не нравилось, что её собираются опустошать. А молчание спутников представлялось совсем в другом свете.
— Мама, — тихо всхлипнула Катя, когда её из задумчивости выбил резко остановившийся конь.
— Привал! — распорядился Эль-Саморена. — Вон там родник, напоите коней и… эту. И сразу дальше, мы спешим.
Эльф пристально посмотрел в испуганные глаза девушки и резко отвернулся. А спутники уже тянули вьючную с дороги, и один из них подошел снять с седла Катю. Присмотревшись, девушка поняла, что это был не улыбчивый Эль-Элитин, а другой, не представившийся эльф. Он был таким же мрачным, как и большинство в отряде, и так же пугал девушку. Она попыталась отстраниться, но не удержалась и упала бы, если бы её не поймали и не поставили на дрожащие ноги.
— Эль-Торис, поспешите, — раздался крик от спрятавшегося в высокой траве родника.
— Иду! — эльф показал Кате направление и повёл коня на водопой. Девушка, помедлив, пошла следом.
Стоило пройти несколько шагов, как показался маленький ручеёк, уже изрядно замутнённый прошедшими минуту назад эльфами и конями. Катя прошла вверх по течению и застала своих спутников наполняющими фляги вытекающей из расщелины в большом камне водой. Животные рядом утоляли жажду из собравшейся недалеко большой лужи.
— … до Великого Артефакта шесть дней пешего пути, — расслышала обрывок разговора девушка.
— Поэтому мы и пойдем без привалов. Может, получится дойти за пять, раз идём налегке, — пожал плечами их командир.
— Но лучше бы нам всем выделили коней, — продолжал тихо возражать собеседник, — тогда бы смогли добраться за три дня.
— Не добрались бы. Тогда бы пришлось это брать на седло и время бы не выиграли. Так мы дойдём быстрее.
Разговор заглох и мрачные мужчины отошли в сторону, а Катя смогла добраться до ледяной чистой воды. Она подставила под бодрую струйку ладони, потёрла их одну о другую, сложила ковшиком, дождалась, пока они наполнятся водой, умылась. Капли бодрой дробью стекали с подбородка и растекались мокрым пятном посреди груди. И только потом эльфийка напилась. Девушка уже примеривалась снова ополоснуть лицо, когда на её плечо легла чья-то рука. Катя взвизгнула, поскользнулась и неуклюже шлёпнулась на сырую глинистую землю.
— Простите, — присел рядом на корточки Эль-Элитин. — Вот, — он протянул ей большой кусок хлеба и почти такой же сыра, — Поешьте, до ночи больше привалов не будет.
— Спасибо, — растеряно проговорила девушка, с сожалением глядя на перепачканные руки.
— Умывайтесь, я подожду, — понимающе улыбнулся эльф и, встав, отошел на шаг.
Катя поспешила вновь отмыть ладони и забрать свой обед. Тёплая улыбка Эль-Элитина успокаивала, согревала, но даже она не могла утишить страхи девушки, от которых тряслись пальцы и путались мысли. Но всё же она нашла в себе силы попытаться улыбнуться в ответ. Получилось плохо, но Эль-Элитин сочувственно кивнул и вернулся к остальным, оставив Катю в одиночестве.
Оставшегося времени короткого привала хватило только чтобы сжевать выделенный бутерброд, почти не замечая вкуса, и запить его из родника. Но ни еда, ни ледяная вода не успокоили тревогу, а спутники, подсадив девушку на иноходца, вновь как будто забыли о её существовании. Отряд отправился дальше по дороге.
Вскоре едва виднеющийся на горизонте лес начал приближаться и к вечеру дорога затекла под кроны деревьев. Густая листва неумолкаемо шелестела, ласкаемая лёгким ветерком, накрывала тенью и сухую пыльную дорогу, и подлесок. Эльфы прошли мимо нескольких старых стоянок, легко опознаваемых по чёрным, обложенным камнями пятнам костровищ, и, обмениваясь редкими фразами, не останавливались, пока не начало стремительно темнеть. Но и тогда они ещё долго выбирали подходящее место.
Привал на ночь устроили у корней трёх огромных деревьев, которые, наверное, росли здесь ещё до того, как вокруг возник лес. Земля под их вольно раскинувшимися ветвями была густо усыпана листвой, сквозь которую не могли пробиться ни трава, ни кустарник. Зато это место, казалось, обещало защиту усталому путнику и от внезапного дождя, и от случайных взглядов, и от ветра. Но зато в тени могучих деревьев так громко звенели комары, что по коже начинали бегать мурашки.
— Эль-Ренко, Эль-Бондар, займитесь костром, Эль-Элитин, позаботься о животных и поклаже. Первая стража моя, — раздавал указания Эль-Саморен.
Катя, которую спешили ранее, вздрогнула, когда не услышала в приказах командира ничего о себе, и зябко обхватила себя руками, когда опять их глаза встретились. Эль-Саморен жаждал что-то найти в ответном взгляде, но там был лишь страх. Он отчаянно надеялся, но все его надежды разбивались о пустоту и непонимание. Но эти мгновения прошли, эльф отвернулся и будто бы забыл о девушке, а Катя замерла, одной рукой придерживаясь за седло коня. Сам же иноходец к ситуации отнёсся философски — лениво фыркнул и продолжил живать где-то урванную веточку.
Катя перевела дух и уткнулась лбом в край седла. Было душно и холодно, хоть наступившая ночь оказалась тёплой. И только жеребец сочувственно фыркнул, обернувшись, и попытался дотянуться до неё, когда девушка, чуть не плача, прошептала «Мамочка, как же я хочу домой…». На глаза попался подол, перепачканный ещё днём. Пятна земли даже в полутьме выделялись на белой ткани, и девушка, чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, начала их оттирать ладонью. Но стоило ей резко встряхнуть юбку, как вся грязь осыпалась, оставив платье абсолютно чистым.
— Катя? — осторожно позвал её Эль-Элитин, но она всё равно вздрогнула и упала бы, если бы опять её не подхватил эльф. — Вон там между корнями Вам приготовили место для ночлега. Отдохните.
Он поставил её на ноги и вложил в её руки свою тяжёлую флягу, улыбнулся и занялся конём. А Катя на непослушных ногах побрела, куда указали. Возле дерева было уже расстелено то ли тонкое одеяло, то ли плотное покрывало и свалены в кучу сумки со спины вьючной кобылки.
— Животные и поклажа. Интересно, к какой категории отнесли меня, — попыталась она усмехнуться, но не получилось. И размышляя над этим, Катя напилась воды и как смогла привела себя в порядок. Её не трогали, про неё как будто опять забыли, и она была этому рада. Рада возможности лечь и расслабить уставшую спину, наблюдая за случайно залетевшим к ним светлячком. Насекомое яркой зеленой точкой металось на фоне кроны, подсвеченной костром. — А мама, наверное, торт испекла и удивляется, почему я до сих пор не еду на юбилей…
Девушка проваливалась в дрёму, уставшая от собственных переживаний за этот длинный день, и не обращала на голоса эльфов почти никакого внимания, принимая их за такой же шум, как перешептывание листьев.
— Командир, это и есть та самая Оль-Марисен? — поинтересовался хмурый Эль-Бондар, но от не менее угрюмого и задумчивого Эль-Саморена не дождался ответа. — Это ради неё Вы сами пятнадцать лет рубили камень и нас заставляли подчиняться оркам?!
— Помолчите, маги сказали, что она умерла. Мы везем не Яль-Марисен, а другую эльфийку, — одернул его Эль-Торис. — И кто его знает, что там у магов случилось.
— Но пепельные волосы, льдистые глаза и что там было дальше?
— Искристый смех, — сказал, словно камень уронил, Эль-Саморен и встал. — Может, она ещё вернётся…
— Друг, Яль-Паларан высказался однозначно, — попытался возразить Эль-Торис. — Его слова не могут быть истолкованы иначе.
— А откуда он может знать! Она же очнулась, может ей просто не хватило времени… Отдыхайте, я разбужу в полночь на смену.
— И надо всё же покормить нашу спутницу, — отозвался со своего места Эль-Элитин. — Или мы будем морить её голодом?
— Я отнесу, — воспользовался шансом спрятаться от ярости командира Эль-Бондар.
Эльф схватил тарелку остывшей похлёбки и поспешил отступить от костра. Девушку он нашел лежащей возле сумок, сел рядом и потряс за плечо.
— А-а-а… не трогайте! Не трогайте! Мамочка! — закричала Катя пытаясь отползать и отмахиваться одновременно, не видя ничего вокруг.
— Эй, как Вас там? Катя. Катя! — рассердился эльф. — Держите свой ужин. Тарелку заберу, когда заступлю на стражу. И не кричите на весь лес, а то на пол дня пути слышно, — скривился он напоследок и оставил тяжело дышащую девушку одну.
Маленький лагерь успокаивался и засыпал, и вскоре бодрствовать остались лишь Эль-Саморен и Катя. Эльф лениво шевелил хворост в костре, наблюдая за язычками пламени, и привычно вслушивался в ночные шорохи. Но то и дело его взгляд скользил в сторону белого пятна возле дерева. А девушка аккуратно ела свой ужин и не чувствовала вкуса нехитрого кушанья. Она сжалась между огромных корней, пытаясь стать как можно меньше, но всё равно чувствовала как Эль-Саморен наблюдает за ней.
***
Тихая ночь ещё не закончилась, когда свернувшуюся калачиком, тревожно дремлющую Катю разбудили. Она вздрогнула от лёгкого прикосновения по плечу и попыталась закричать. Но не успела, эльф, неотличимый в предутренней тьме от остальных спутников, успел зажать ладонью её рот. Испуг сменился ужасом и девушка, ничего не видя вокруг, начала бестолково отбиваться, но сразу же оказалась прижатой к земле.
— Тихо, тихо… Это я, — зашептал он рядом, и Катя узнала голос Эль-Элитина. — Не нужно шуметь в лесу. Не будете кричать? — Он подождал, но, не получив ответа, всё же осторожно выпустил девушку. — Собирайтесь. Вот Ваша часть завтрака. Фляжку я забираю, мне её ещё нужно наполнить перед дорогой.
Он оставил небольшой кусок хлеба и растворился в темноте, наполненной шорохами и тихими голосами, возмущенными пофыркиваниями лошадей и едва различимым запахом догоревшего костра. Сумок уже не было рядом, и вскоре пришли и за Катей. Она не сопротивлялась, просто сжимала в руках свой скудный завтрак и, ссутулившись, брела вслед проводнику.
Кусочек хлеба достался иноходцу, ласково толкнувшему её в плечо, пока провожатый прибирал свёрнутое одеяло. Конь, почувствовавший неуверенность всадницы, пытался как мог приободрить её. Мол, я смирный и старый, мне шагать-то лень, не то что делать что-то опасное. Фыр, фыр, и Катя благодарно всхлипнула в ответ, но снова без слёз, которые никак не хотели появляться из глаз.
В путь отряд выступил, едва в робком сером свете стало возможно различить дорогу хотя бы в паре десятков шагов впереди, даже раньше, чем подали свои голоса птицы. Так, сначала под шум ветра, потом под ликующие фривольные песенки они и шли молча. А день набирал силу, потихоньку выжигая призрачную свежесть, разогревая густой воздух. Но эльфы шли так же бодро и неутомимо, как и накануне, и так же больше уделяли внимание ведомым в поводу животным, чем их поклаже.
Ближе к полудню, когда палящее, раскалённое солнце разогнало с неба все облака, Эль-Саморен, идущий чуть впереди, насторожился. Он замедлил шаг, позволяя остальным нагнать себя, и обменялся с товарищами тревожными взглядами, молча. Эльфы схватились за мечи одновременно, даже на несколько мгновений раньше, чем показались из густого подлеска нападавшие.
Катя не успела ещё понять, что происходит, как командир стащил её с седла и заслонил собой. Но свист рассекаемого воздуха и звон металла однозначно объяснили, что это не мирная приветственная встреча. Ноги не выдержали отяжелевшее от слепого страха тело и подкосились.
— Мамочка… мамочка… мамочка… — чуть заикаясь громко шептала Катя, зажимая руками уши и зажмурившись. — Я просто сплю. Я проснусь! Это сон! Мамочка…
А эльфы тем временем уже не молчали, а, короткими возгласами предупреждая друг друга, окружили лошадей и отбивались от нападавших. Атаковавшие, понадеявшиеся взять числом и застать врасплох, просчитались — эльфы, во много раз превосходившие их умением, легко возвращали удары, проходя сквозь бестолковую защиту. И, потеряв почти десяток людей, разбойники отступили так же быстро, как и появились, растворившись в густых тенях под кронами деревьев.
— Целы? — выкрикнул вопрос Эль-Саморен, оглядываясь и вслушиваясь.
— Да, — нестройным хором откликнулись мужчины.
Несколько долгих секунд они ещё настороженно осматривались, не спеша опускать оружие, но, убедившись в своей победе, расслабились. Тишина разбавлялась лишь продолжающим бормотанием Кати «Это сон, это сон… мамочки, я сейчас проснусь в электричке, это просто кошмарный сон…». Девушка просидела на земле весь короткий и жестокий бой.
— Вставай! — скомандовал обернувшийся Эль-Саморен.
— Мамочка… это сон… сон…
Он наклонился и рывком поставил её на ноги. Катя, не переставая бормотать, открыла глаза, но первое, что увидела — испачканный в красном клинок. Она медленно подняла голову, замолчав на полуслове, вгляделась в лицо воина, но не нашла там ничего, кроме равнодушной жесткости. Девушка попятилась, беззвучно сказав «Нет», но уткнулась в спину флегматичного коня.
— Командир, — рядом появился Эль-Торис с перепачканной кровью щекой. — Они «пустые».
— Преследовать не будем, мы спешим.
Эль-Саморен воткнул меч в землю, шагнул к перепуганной Кате и резко закинул её в седло. Девушка, пытаясь не упасть, ухватилась за луку, не переставая смотреть на воинов. Медленно, будто просыпаясь, возвышаясь над всеми, она обвела взглядом место боя, где Эль-Ренко и Эль-Бондар заканчивали оттаскивать мёртвых к краю дороги, обмениваясь ехидными замечаниями с Эль-Элитином, успокаивающим вьючную. Вот очередной убитый оставил на пыли, подметённой тёмно-рыжими волосами, кровавую дорожку, а голова другого, черноволосого, лежала в луже… И мгновенное озарение сжало сердце — эльфы сражались с людьми. Она просто почувствовала разницу между ними, не понимая, как и не зная, в чём эта разница. И так же ясно поняла, что она не человек, она эльф.
Не заботясь об оставляемом месте бойни за спиной, её спутники уже потянули лошадей вперед, с каждым шагом набирая скорость. Шутки закончились, мужчины берегли дыхание. Кате, видевшей только прямые спины и спутанные светлые волосы на затылках, эльфы даже казались расслабленными. Но одновременно с этим перед глазами продолжали маячить тела, деловито отволакиваемые с пути. И кровь на земле и на лице Эль-Ториса, и безразличие Эль-Саморена.
— Это сон. Это сон. Это сон. — Продолжала тихо повторять Катя. — Так не бывает. Не должно быть. Это кошмар.
А день выдался ещё более жарким, чем предыдущий, и даже тень от деревьев не приносила облегчения. Одежда промокла от пота и волосы прилипали к влажной шее и лицу, когда налетал ветерок. Даже животные начали проявлять недовольство, отмахиваясь хвостами от налетающей мошкары. Но эльфы продолжали быстрым шагом двигаться вперед.
— Скоро река, возле моста — короткий привал, — отрывисто приказал командир, и облегченные вздохи были ему ответом.
Действительно, через пару сотен шагов за поворотом дороги показался добротный мост с деревянными перилами, под которым заманчиво журчала вода. Лошади обрадовано ускорили шаг, почуяв близкий отдых, а путники стали лениво переговариваться, распределяя обязанности. Но Катя не прислушивалась, её всё глубже затягивала пробившаяся сквозь картины утренней стычки мысль — «Это были люди, а я не человек».
Так её, равнодушную, и сняли с седла, подвели к удобному спуску и оставили. А она продолжала разбиваться об эту стену — «Если я не человек, то кто же я? Эльф? А эльф ли? Если эльф, то почему все вокруг молчат?». И девушка продолжала стоять на месте, даже не пытаясь умыться и напиться.
Эль-Элитин, которому вновь выпала в этот раз основная работа, закончил обихаживать вьючную лошадь и отпустил её немного попастись рядом с иноходцем. Он уже возвращался к своим товарищам, когда заметил Катю, смотрящую в одну точку на земле и едва заметно покачивающуюся. Это было странно, даже для непонятного поведения спутницы. Эльф, не тратя время на раздумья, зачерпнул полную горсть тёплой воды из мелкой речки и плеснул в лицо Кате.
— Очнулись? — заботливо спросил он у отфыркивающейся Кати. Девушка вытерла капли со щёк и носа и с трудом сосредоточилась на эльфе. — Не тратьте время, привал заканчивается.
— Эль-Элитин, — нерешительно начала она, но, не договорив, встряхнула головой и вновь стала походить на перепуганную и странноватую себя.
— Не задерживайтесь, — ещё раз напомнил он, так и не дождавшись продолжения вопроса, и ушел к остальным.
А Катя всё же умылась, пытаясь вместе с потом и пылью смыть дурные мысли, страх и сомнения. Не получилось, только промокли рукава и половина платья.
— Ну и ладно, — буркнула девушка, расправляя потяжелевший подол, и наклонилась над потоком, пытаясь сквозь рябь и блики рассмотреть себя. Это зеркало было обманчивым, вольно играющим с отражением. Но даже так Кате удалось увидеть/угадать свой новый облик — пепельные растрёпанные волосы, бледное лицо с яркими черточками ресниц и губ и едва заметными бровями. Может по местным канонам она красавица, а может, и середнячок, но Кате новый облик даже понравился. Просто её вид был так же непохож на привычный, как и родной мир на тот кошмар, в котором она оказалась. И поняв это, девушка, наконец, смогла слабо улыбнуться и, сжав виски запястьями, удержатся от истеричного хихиканья. — Это сон, я проснусь… Как же! Проснусь… Так почему же до сих пор не проснулась!
Она откинулась, потеряла равновесие и, упав на спину, так и осталась лежать, глядя на недосягаемое выгоревшее от жары небо. Запоздало заныл край линии волос, а на кончиках пальцев, которыми больное место потёрла Катя, остался кровавый след. Она просто оцарапала себя собственным браслетом, о котором забыла ещё в городе. Сейчас, шагая пальцами по колечкам, девушка почувствовала себя чуть спокойней. Так её и нашли эльфы, когда пришла пора ехать дальше. И только оставив низкий мостик позади, они вспомнили, что оставили свою спутницу голодной. Но Катя не напоминала об обеде, а лишь задумчиво и равнодушно перебирала безделушки-украшения и придерживалась за край седла, поэтому о ней опять забыли.
— Командир, — вдруг ехидно подал голос Эль-Бондар. — А если бы Вы знали, что ваша Оль, простите, Яль-Марисен не дождётся Вас и умрёт, Вы бы дали так же легко исполосовать собственную спину?
— Эль-Бондар, — вместо командира подхватил разговор Эль-Ренко, — ну что Вы говорите? Разве об этом стоит сейчас. Эль-Саморен, я сочувствую Вашей утрате. Но не печальтесь, Вы ещё встретите более подходящую Вам даму, соответствующую по статусу и не настолько молоденькую.
— Да, командир, — поддержал Эль-Бондар, — с недавно определившими статус всегда много проблем. Они же такие дети…
— Вот и я о том же. Вот помню я, когда перестал быть Оль-Ренко, я в первую же неделю обнаружил себя на сеновале в ближайшей деревне. И ладно бы что-то чистое и светлое, так я просто прятался там от наставника и ждал, пока он не успокоится. Ну, подумаешь, выпил с таким же зелёным, как и я, магом и устроили мы дуэль. Никто же не пострадал, только всё тренировочное оружие в щепки.
— Мы эту байку уже слышали, — засмеялся ведущий иноходца Эль-Торис. — Вы бы лучше другим опытом поделились, полезней будет. А то как ещё забыть женщину, если кругом только наши рожи, надоевшие ещё на рудниках?
— Ну, это Ваша на руднике надоела, а мы с Эль-Ренко и до этого служили вместе. И что-то раньше такой скорби не видели. Командир, Вы не горюйте, ну не сложилось, так может, Оль-Марисен Вас и не вспоминала. А так разомнёмся, вернёмся на службу… — мечтательно протянул неугомонный Эль-Бондар, вынимая и вновь вгоняя в ножны свой меч.
— Вон, утром уже был повод вспомнить былое, только противник слабоват, — поддержал Эль-Элитин. — Командир, вернёмся в столицу, я Вас познакомлю с одной та-акой дамой, так через пять минут Вам больше никто нужен не будет, особенно воображаемая возлюбленная. Ну не обещала же она Вам ничего, она же Оль была!
Эль-Саморен, молча выслушивавший смешки за спиной, раздраженно рыкнул на друзей, но те лишь засмеялись.
— Потерпите, ещё немного, и жизнь снова будет радовать. Разве это может испортить радость возвращения из орочьего плена?
— Да. Теперь вернуть прежнюю форму, отрастить волосы, а остальное весть о нашем побеге сделает сама, — причмокнул от представленной картины Эль-Ренко. — Нам же даже в трактире бесплатно выпивку нальют и эльфы, и люди.
— Нальют, если в приграничье не соваться. Там нальют, расспросят, а потом не отпустят, пока поименно всех встреченных несчастных не припомнишь.
— Но и там по ним горевать долго не будут, им уже нашли замену, и командир наш найдет. Верно, Эль-Саморен?!
И нехитрую подколку вновь проводили дружным смехом. Эльфы ещё долго упражнялись в изъявлении соболезнований и утешения, но ближе к вечеру доведенный до бешенства воин так ускорил шаг, что остальные оказались вынужденными замолчать и экономить дыхание, чтобы не потерять темп. А уже в начинающихся сумерках отряд достиг края леса, где и устроил лагерь на ночь.
Пока разводили костёр, искали родник и обихаживали лошадей, спутники вновь принялись за шутки вперемежку с соболезнованиями. Эль-Саморен терпел, сжав зубы, только всё чаще смотрел в сторону Кати, отчаянно, растерянно, будто бы моля сказать что-то.
— Хватит, — в конце концов не выдержал он. — Я выжил там, веря в неё точно так же, как Вы продержались, веря в меня. Так почему же… — он раздраженно скомкал лежащее на коленях тонкое полотенце и, швырнув его в сторону, встал. Эль-Саморен бросил свой пронизывающий странный взгляд на Катю и ушел к пасущимся невдалеке лошадям.
Пристыженные и притихшие шутники вновь нахмурились и остаток вечера обменивались мрачными взглядами. Но даже без командира каждый из них знал, что делать, и вскоре лагерь уснул, оставив бодрствовать лишь одного дежурного. А Катя, наблюдавшая за всей перепалкой со своего места возле сгруженных сумок, без аппетита и удовольствия ужинала. Вдали от веселого костерка, вдали от умиротворяющего и ставшего привычным пофыркивания дружелюбного коня зябким ветерком чувствовалось одиночество.
Еда отвлекала от невесёлых мыслей, но крошечной порции не хватило надолго. И осталось только пытаться устроиться поудобней и бездумно перебирать колечки браслета.
Но память своевольничала, отгоняя желанную дрёму. И то и дело возвращала Катю то в страшные минуты, когда вокруг слышались лишь свист, звон и короткие приказы, то будто бы совершала прыжок через пропасть и вновь звучали такие страшные и непонятные слова «Стоит им соприкоснуться, как Артефакт сам выпьет нужное ему. Даже если он не сможет опустошить тело полностью, забранного ему хватит». И их отряд спешил как раз к Великому Артефакту, что бы это не значило. И смутный ужас, всё больше обрастающий плотью, своей когтистой лапкой уже примеривался к Катиной груди, вынуждая девушку сильней сжиматься в комок, ища хотя бы видимость защищённости.
***
Утро нового, третьего дня пути началось так же, как и предыдущее, с предупредительно оборванного крика и скудного завтрака. Рассвет же отряд встречал уже в дороге, оставляя за собой сотни и тысячи шагов. Далеко, почти у самого горизонта, из наползающих облаков шел дождь, но яркое солнце ехидно обещало высушить лужи до того, как путники дойдут до умытой части тракта. Но эльфы не обращали на окружающие красоты почти никакого внимания. Обычно хмурые, сегодня они казались довольными и не вспоминали вечернюю ссору.
На дневном привале возле наполовину высохшего ручейка Эль-Саморен обрадовал спутников:
— Мы взяли хороший темп. Я планировал дневной привал на краю леса Кармин, а мы уже на середине Старого Поля, — эльф, улыбнувшись, растянулся на траве.
— Может тогда не будем так гнать? — обрадовался Эль-Ренко.
— А зачем? Мы спешим. И если ещё немного ускоримся, то вечером будем уже на перекрёстке и остановимся в гостевом доме, — чуть мечтательно потянул командир.
— А толку-то? За одну ночь не отдохнёшь. Но вот на обратном пути, да и то лучше не на перекрёстке, а где-нибудь в более обжитом месте… — Эль-Элитин ехидно усмехнулся.
— Так сразу и скажите, что мечтаете поближе к родному городу и поесть свежих медовых блинов, — засмеялся Эль-Ренко. — Нигде же больше эту гадость не пекут!
Эльфы пересмеивались, обсуждая свои планы, а Катя сидела в паре шагов от них и невольно прислушивалась к разговору, но их веселья не могла понять. И спросить, как же это можно так беззаботно хихикать, когда в дне пути за ними остались лежать на земле в крови люди. Но у неё не было иного ответа, кроме того, в который всё меньше верилось, и она продолжала едва слышно повторять:
— Это сон, это просто кошмарный сон.
Но сон или реальность, похожая на него — это ничего не меняло. Её везут к непонятному Артефакту, чтобы он её выпил и, скорей всего, это будет действительно конец этого бредового путешествия. Но жалости к себе почему-то не было, только сожаления, что это непрошенное приключение испортит мамин юбилей, да и оно словно бы пробивалось сквозь большую новую подушку, глухо и безжизненно, меркнув по сравнению с ноющей спиной, затекавшей по ночам, и пустым небом над головой. Бунтовать? Одной против пятерых? Остаётся лишь смириться…
Когда привал закончился, она не сопротивляясь, покорно позволила водрузить себя на иноходца и, глядя лишь на свои руки, отрешилась от окружающего. А мужчины тем временем всё так же неутомимо и стремительно шагали вперёд и вперёд, выносливостью споря с лошадьми. Когда начало темнеть, а воздух чуть остыл, эльфы не стали искать место для привала, а прибавили шагу, хотя казалось, что уже нельзя идти быстрей. Но уже в ночи отряд вышел к высоким воротам с горящим над створками одиноким факелом и через четверть часа Эль-Саморен договаривался с хозяином гостевого дома.
Глава 3
Нагретый за день древний камень потрескивает, сдерживая рвущийся наружу лёд, стремящийся к крошечным живым искорками, словно сеть, опутавшим стены. Жизнь… тысячелетия она пытается проникнуть в каждую трещину…
***
Довольный Эль-Саморен вернулся к ожидавшему его отряду, на ходу завязывая кошелёк.
— На задний двор к выходу с летней кухни сейчас принесут горячую воду, освежиться после дороги. А пока моемся, приготовят ужин, — известил всех командир.
Эльфы обменялись одобрительными взглядами и дружной группой вышли из зала, не забыв в этот раз забрать с собой и Катю. Они, счастливо смеясь, зажгли несколько фонарей, и продолжая искренне радоваться предстоящему, начали раздеваться. Катя, во вновь стряхнувшем с себя грязь платье, ошарашено оглядывалась, стараясь смотреть на живописно сваленные на лавку возле стены куртки и рубахи, а не их владельцев, и крошечными шагами пятясь назад. Но то и дело взгляд ускользал и пытался прилипнуть к телам мужчин, в полураздетом виде не так уж и похожих друг на друга.
В неверном свете трепещущих огоньков тени превратили истощённого Эль-Бондара почти в скелет, обрисовав обтянутые кожей рёбра. Эль-Саморен выделялся среди остальных уродливыми белыми и багровыми полосами, расчертившими спину и грудь. А Эль-Ренко был просто худ, но весьма крепок. Только Эль-Элитин не успел раздеться, когда, обернувшись, заметил замешательство девушки.
— Командир, мы не учли одно маленькое затруднение, — захохотал он, показывая на девушку. — Я позабочусь?
— Хорошо, — чуть подумав и осмотревшись, откликнулся Эль-Саморен. — Наша комната третья от лестницы.
Эль-Элитин зачерпнул ковшом тёплой воды, обернув предварительно ручку куском ткани, и, улыбаясь своей согревающей улыбкой, взял Катю за руку и потянул за собой. Она с трудом оторвалась от рассматривания спутников, принявшихся снимать штаны, и пошла следом. Эльф провёл девушку мимо входа в общий зал на лестницу и вверх, занёс воду в выделенную отряду комнату и поставил на стол.
— Я подожду за дверью, — заверил он, вкладывая в ладонь девушки застиранную чистую тряпочку. — Потом меня сменят, поэтому можете не слишком торопиться.
Эль-Элитин вышел, оставив Катю одну и плотно прикрыв тихо скрипнувшую дверь. Девушка рассеянно перевела взгляд с низкого и узкого входа на свою руку, ещё окутанную теплом чужих ладоней, и запоздало улыбнулась. Она положила тряпочку рядом с водой и начала раздеваться. Непослушными пальцами с трудом распутала затянувшийся за эти дни узел на шнуровке на боку, потом уже уверенней расправилась со второй стороной и выбралась из платья. Одежда повисла на одной из трёхногих табуреток возле стола, и почти сразу к ней присоединилась нижняя рубаха, мокрая от пота, а рядом упали сапоги.
— Регулярные отключения горячей воды на всё лето, оказывается, вырабатывали умение вымыться минимумом воды, — попыталась подбодрить себя шуткой Катя и окунула местный вариант мочалки в ковш.
Мыться дедовским методом было холодно, но даже такой нехитрый способ помог немного отогнать давящие мысли, тревогу и на минуту поверить, что всё не так уж плохо, просто, возможно, она что-то не понимает. С сожалением Катя постаралась как могла аккуратно намотать портянки, обулась и взяла мокрую рубаху. Оставшейся остывшей воды не хватило даже прополоскать волосы от пыли, и тем более не хватило бы выстирать бельё. Но и надевать на свежее тело пропотевшую рубаху не хотелось. Но стоило встряхнуть ткань, как одна из побрякушек на браслете подмигнула и грязь осыпалась невесомой сероватой пылью.
— Такой поворот мне даже начинает нравиться, — пробормотала она, рассматривая украшение, но, так и не заметив больше ничего интересного, поспешила одеться.
За дверью сидел уже другой эльф: Эль-Элитина сменил Эль-Торис. Хмурый воин легко поднялся с пола и указал на лестницу. Катя пожала плечами, чуть заметно улыбнулась и в его сопровождении спустилась. В просторном зале собралось уже несколько десятков постояльцев, занявших половину длинных столов. Катины спутники заняли скамейки почти в самом центре комнаты, не успев урвать более уютное место. Остальные гости расположились вдоль стен и, старательно не замечая друг друга, занимали себя негромкой беседой.
Они успели как раз вовремя — на столе уже были расставлены плошки, миски и блюда, кувшинчики и кружки. Еда, невзрачная с виду, так изумительно пахла, что изрядно проголодавшиеся путники уже сглатывали наполнившую их рты слюну, и Катя не была исключением.
— … странно это. Я уже ездил Белым трактом, и он, в отличие от дороги через Кармин, всегда оживлён. Удивительно, что нам так повезло — мы легко сняли комнату и сидим в полупустом зале, — мрачно закончил свой монолог Эль-Ренко, пока Эль-Торис и Катя садились на свободные места вокруг стола.
— Командир? — облизнулся Эль-Элитин.
— Ешьте. Но не забывайте, что утром идём дальше, — он сам дотянулся до ближайшего кувшина и разлил вино по кружкам. — Остальное подождёт.
И дальнейшие разговоры тут же смолкли, а мужчины вплотную занялись ужином. Они, вроде бы, не торопились, наслаждаясь каждым кусочком и глотком, но блюда стремительно пустели. Катя успела переложить что-то к себе в миску и больше удивлённо наблюдала, чем ела сама, но и её рот не пустовал. Но всё же, когда её спутники сыто и сонно начали старательно стряхивать с себя подкравшуюся дремоту, её тарелка была полна чуть ли не наполовину.
И все они обманулись. Умиротворённые и расслабленные эльфы не обратили внимания, как в зале стало тихо и люди, до этого беседовавшие за столами вдоль стен, разом встали. Спутники Кати заметили неладное только когда уже были зажаты в кольцо.
— Атака! — закричал, вскакивая и опрокидывая лавку, Эль-Элитин и подхватывая под локоть сидевшую рядом Катю.
Сонливость слетела, будто её и не было, но крепкое вино и тяжелая еда никуда не исчезли и не давали свободно и без лишней опаски сражаться, и им не хватило упущенных секунд, чтобы занять удобную оборону. Но даже в таких условиях эльфы не уступали людям, превосходя их опытом и умением. Противники не стали размениваться ни на обмен любезностями, ни на обмен хищными улыбками и, едва успев ощетиниться смертельными клинками, начали схватку.
Катя как зачарованная не могла отвести взгляд от карминовых и желтых отсветов на стали. Звон металла возвращал на полтора дня назад, когда так же резались эльфы и люди. Она хотела убежать, не видеть этого, но робкий шаг назад так и остался оборванным на половине — пятка неудачно стукнулась об опрокинутую скамью. Боль на мгновение привела в чувство, и девушка смогла выхватить взглядом, увидеть не оружие, а сражающихся.
Эль-Элитин краем глаза заметил, как Эль-Торис ушел за его спину и, уже не сомневаясь в безопасности собственной спины, невозможным для человека пинком отправил так до конца и не опустевший стол в полёт. Остатки еды и вина от щедрого обеда испачкали разбойников, вынудив отступить перед атакой. Кровь вскипела радостным предвкушением схватки, когда сталь встретилась со сталью. Но первый успех не получил продолжения, зрение подводило и каждый отраженный удар отдавался в голове. Меч не любит вино, зато вино так любит кровь…
Катя успела вернуться в мир из пучины мыслей и сомнений в тот самый момент, когда рослый и плечистый человек исхитрился пнуть эльфа под колено и толкнуть к своим товарищам, которые уже были готовы завершить дело. Эль-Элитин, падая, развернулся, но, так и не дотянувшись до противника, рухнул на заботливо подставленные ножи. Тёплая, полная жизни улыбка навечно осталась с ним, даже когда весёлое пламя погасло в глазах. А человек, уверенный в том, что эльф не уйдет от его бойцов, уже делал последний шаг к Кате, замахиваясь оставшимся чистым широким топором. Девушка смогла только выставить навстречу смерти руки, крик перехватил дыхание, а с вскинутой в защитном жесте ладони сорвался крошечный клочок синеватого тумана.
Удар, ожидаемый пробежавшей по всему телу армией холодных мурашек, так и не последовал. Широкоплечий рухнул на дощатый пол, не завершив замах и не издав ни звука. Его товарищи, в отличие от Кати, сразу поняли, что произошло, и в панике начали отступать с криками «Маг! Среди них маг!».
Жестокая резня продлилась не больше пяти минут, но кровь, натёкшая лужами впитывалась в сырые, ещё пахнущие лесом доски, а свечи своими огоньками аплодировали победе на ворвавшемся в распахнутые двери сквознячке. Злость и досада, выжигавшие расслабленность отяжелевшего сытого тела, неохотно отпускали четверых бойцов, на лицах которых постепенно проявлялись хищные, ликующие, звериные улыбки.
— Мне это не нравилось с самого начала, — стряхнул наваждение Эль-Ренко. — Не бывают гостевые дома на Белом тракте пустыми. — Эльф вытер меч о сапог и прибрал его в ножны.
— Эль-Бондар, осмотрите тела. Эль-Ренко проверьте отступление. Эль-Элитин, выясните, что их спугнуло, — Эль-Саморен, как должное принимающий «да» спутников, замер, не услышав ответ. — Эль-Элитин! Эль-Элитин!
— Командир, — спокойно кивнул на пол за опрокинутую столешницу Эль-Торис. — Вот он.
— Тогда займитесь спугнувшим, Эль-Торис, а я к хозяину за объяснениями, — мрачно скорректировал распоряжения Эль-Саморен. — Готовьтесь, возможно, придётся выступать немедля.
Командир вышел в боковую дверь, не сомневаясь в своих друзьях и уверенный, что, когда он вернётся, всё будет исполнено. А оставшиеся принялись за приказы, едва удостоив мимолётным взглядом Эль-Элитина.
Эль-Торис осмотрелся в поисках испугавшего разбойников мага и не обнаружил никого, только удаляющуюся спину Эль-Ренко, макушку Эль-Бондара и замершую в своём белом платье Катю. Девушка стояла спиной к нему там же, где была в начале схватки. Она не пыталась сжаться комочком и спрятаться, как делала день назад. Она стояла молча, не двигаясь и никак не реагируя на происходящее вокруг.
— Оль-Марисен, видимо, не зря стала Яль-Марисен, — буркнул он себе под нос и осторожно приблизился к девушке. — Катя. Катя, — мысленно приготовившись к очередному крику, эльф развернул её за плечо.
Девушка не закричала. Она, словно кукла, повернулась всем телом, не отрывая взгляда от своей левой руки. Медленно-медленно Катя подняла лицо к эльфу и, едва шевеля губами, прошептала «Я его убила». Эль-Торис видел как сильно побледнела эльфийка, его до костей пробрал мороз, когда он встретился взглядом с её глазами невидящими, блёклыми, со зрачками, сжавшимися в точку. «Я его убила» продолжала повторять Катя, всё сильнее дрожа всем телом и не замечая этого.
Эль-Торис, эльф командовавший отрядами, видевший ужасы плена, прошедший огонь побега с каторги и почти вернувшийся домой, впервые в жизни растерялся. Он даже не представлял, что в этой ситуации можно сделать.
Выйти в путь немедленно не получилось, всё же командир погорячился. Но, дожидаясь, пока начнёт светать, воины успели немного отдохнуть. Настроение эльфов даже улучшилось, стоило им обнаружить брошенных в конюшне лошадей разбойников. Между собой эльфы почти не говорили, они просто устроились на расстеленных одеялах и мгновенно уснули, битыми пятками чувствуя, что в ближайшее время нового нападения не будет. А Катя, уведенная из пропахшего смертью зала в комнату на втором этаже, до утра просидела на полу, повторяя вновь и вновь, чуть слышно, едва шевеля губами: «Я его убила». Перед её глазами стояли весёлая улыбка Эль-Элитина и хищный оскал широкоплечего.
Утром девушку вновь подняли в седло и, присмотревшись к её безвольному состоянию, для надежности привязали. Она не сопротивлялась и больше не шептала обвинение, словно заклинание, да и закрадывались сомнения, что Катя видит что-то вокруг себя. Эльфы, влетевшие на спины оставшихся от разбойников трофейных коней, неспешно выехали за ворота, таща следом иноходца, и поскакали сквозь сероватое утро.
Шагом, рысью, снова шагом, под шорох травы по обочинам мимо полей и рощиц. Но кони, в отличие от эльфов, не железные. Первым начал высказывать своё возмущение иноходец, на спине которого мешком трясся живой груз. Но почти сразу к его фырканью присоединилось и обиженное ржание вьючной. И отряд остановился на короткий отдых возле первого же попавшегося ручья. Мужчины сняли вниз и Катю, но она осталась сидеть там, где её оставили. Она казалась безразличной ко всему, но всё же разговор эльфов пробивался сквозь сковавшую девушку пелену, просачиваясь и лениво понимаясь.
— Мы успеем к Артефакту уже этой ночью. Потратить на дорогу четыре дня вместо шести — неплохо, — заметил Эль-Саморен, наполняя свежей водой флягу.
— А почему мы с самого начала пошли пешком? Конными мы бы и в три дня уложились, даже без скачки чуть свет, — возмутился Эль-Ренко.
— Да и на пустой дороге дважды встретиться с разбойниками. Не похоже на простое совпадение, — поддержал его Эль-Бондар.
— Странно всё это, — потянулся Эль-Торис. — Что такого могло произойти с незыблемым Великим Артефактом, если все знают, что ему ничего не может повредить? Да и почему никто из магов не поехал с нами?
— У них свои проблемы, а что там делать, Яль-Паларан подробно рассказал, — пожал плечами командир. — А далеко бы мы уехали с ней? — он указал горлышком фляги в сторону Кати, облился и невнятно ругнулся. — Или привязывать, или брать на седло. Быстро бы мы ехали тогда?
— Ладно, командир. Но или что-то здесь не так, или всё слишком сильно изменилось, пока нас не было, — пожал плечами Эль-Торис и отстранился на несколько шагов, не желая спорить.
Эльф отошел от продолживших сердитый разговор друзей и натолкнулся на Катю. Он будто бы споткнулся о пустой взгляд, которым девушка бездумно наблюдала за пощипывающими траву лошадьми. Сейчас она не походила ни на испуганную себя, которая кричала и отбивалась от любого прикосновения, ни на себя вчерашнюю, с непередаваемыми чувствами смотрящую на собственную руку, как на что-то чужое и ужасное.
— Катя? — тихо позвал он, но девушка даже не вздрогнула. — Яль-Марисен? — снова никакой реакции. — Да что же с вами не так, что маги от вас так избавились?..
— Эль-Торис, ловим лошадей и выдвигаемся, — раздался приказ и эльф, не дождавшись ответа, ушел.
Почти сразу девушку вновь закрепили на иноходце и отряд продолжил путь. Они ещё дважды делали такие же короткие привалы, чтобы дать отдых животным. И, обычно не болтливые в дороге, на остановках эльфы хмуро обсуждали дело, в которое ввязались, и чем дальше, тем более странным оно им казалось. Но об Эль-Элитине никто из них не сказал ни слова, как будто его никогда и не было.
К вечеру они въехали в очередную рощу. Основная дорога огибала лесок, и отряд свернул на изрядно заросшую тропку. Им пришлось ехать друг за другом гуськом, постоянно укорачиваясь от веток, и больше не отправлять коней рысью. Вокруг темнело тем быстрее, чем дальше они углублялись в лес, но командир упорно не зажигал огня. Поэтому, когда тропинка всё же вывела на поляну, перед ними во всём своём величии и бледном звездном свете проявилось Хранилище Артефакта.
Стены потемневшего от времени камня заметно вросли в землю, но до крыши, поросшей серебристым лишайником, пеший всё равно бы не до тянулся. А посередине чернел единственный вход внутрь. Кроме этой распахнутой двери не было ничего, даже отдушин, не то что окон.
— Эль-Ренко, займитесь лошадьми и костром. Остальные пойдут со мной.
Эль-Саморен спрыгнул на землю и достал из сумок вьючной лошадки связку коротких факелов и фонарь. И пока Эль-Торис и Эль-Бондар отвязывали Катю высек огонь. В неровном факельном свете это место растеряло всю свою загадочность, став мрачным, недобрым. Но воинов не трогали ни красота, ни страх этих странных поляны и Хранилища.
***
Катя всю дорогу с последнего привала вяло скребла пальцами по полотну из колечек на своём запястье. Металл был приятно-прохладным и странным образом не нагревался, но никакие чудеса уже не удивляли. Девушка покачивалась в такт шагам коня, невольно выпрямляя спину и сильнее упираясь ногами в приступку. И вступающая в свои права темнота ласково обнимала душу, неслышно шептала слова утешения, гладила по волосам. Обещала забвение и покой. Только хлёсткие удары случайных ветвей вырывали Катю обратно туда, где она была спутницей равнодушно убивавших людей эльфов. Туда, где она сама эльф и своей рукой убила человека.
Вот очередная ветвь больно хлестнула по лицу и с носа покатилась горько-солёная капля. Катя ощутила вкус крови и поспешила стереть её плечом. Внезапно девушка поняла, что это ей досадил последний привет леса — они уже выехали на поляну и остановились. Кто-то уже развязывал веревку и распутывал страховку. Спустя минуту её поставили на землю.
Катя покачнулась, сбитая толпой кусачих мурашек, потоптавшимся по всему уставшему, затёкшему телу. И в этот миг сначала робкий, а потом и уверенный огонёк отогнал темноту, обиженно отдернувшую ласковые руки. И вместе со светом разгорелась одна простая мысль.
«Я хочу жить».
В чужом теле. С руками в крови. В мире, похожем на кошмарный сон.
«Я не хочу умирать».
Со страхом и ужасом, караулившими за спиной. С холодной пустотой в сердце. Среди чужих эльфов, ради какого-то артефакта.
«Я хочу жить. Я не хочу умирать».
Она искала ответ в скрытых неверными тенями лицах, но не находила ничего. Тяжелый густой воздух вязкой пеленой сковывал не хуже развязанной веревки, девушке потребовалось огромное усилие, чтобы вдохнуть его.
— Идёмте. Лучше закончить со всем этим побыстрее, — Эль-Саморен раздал факелы и попытался взять девушку за локоть.
— Нет! Не-е-ет! — крик шел из самой глубины её души. Беспомощное отчаяние звенело, пока хватало дыхания.
Катя отдернула руку, отпнула веревку из-под ног, но бестолковое сопротивление было бесполезно. Эль-Торис с Эль-Самореном без лишней суеты поймали девушку, прижали ей руки к бокам, пресекая любое сопротивление, и повлекли к провалу входа.
Фонарь высветил тусклые стены коридора, серой змеёй уходящего в глубину, то и дело поворачивающего. Этот путь показался врывающейся девушке бесконечным. Каждый шаг и каждый удар сердца повторяли «Жить», «жить». Тишина давила, но не было силы глубоко вдохнуть пыльный воздух. И внезапно они оказались в зале, таком же сером и пыльном, как коридор, но из его тёмных углов шел ужас. Свет разгоревшегося фонаря и факелов позволил увидеть обступившие их стены, сложенные из потрескавшихся камней, потолок, единой плитой нависавший в полуметре над головой, и нишу, окруженную частично осыпавшимся резными узором и разделенную тонкой колонной, примерно с локоть высотой.
Мужчины подошли к противоположной стене, таща за собой упирающуюся и вырывающуюся девушку, и сжали её ладонь вокруг колонны. И отпустив, отступили.
Маги не ошиблись. Жаждущий силы Артефакт всё сделал сам. Ладонь, сомкнутую на колонне, обожгло сухим жаром, и каждая клеточка тела ощутила голод древнего строения. Сила лилась по венам, оставляя за собой пустоту и холод. На какой-то миг даже показалось, что колонна и ладонь тускло светятся, но, может, это просто уже плыло перед глазами от напряжения.
Мгновения тянулись, тянулись, а жадный камень продолжал пить, то вспыхивая льдом, то смерзаясь жаром. И всё закончилось, разом, так же резко, как и началось. Удар сердца, глухо отдавшийся в ушах, и осознание того, что осталась жива, но сил стоять уже не было. Едва она опасливо и осторожно разжала руку, как медленно начала оседать на пол.
Кто-то из эльфов успел подхватить девушку до того, как она упала. Мужчины вынесли Катю из хранилища Артефакта и оставили сидеть, прислонив к истёртому косяку возле входа.
А на краю поляны уже разгорался костер, над которым грелся котелок. Вскоре оттуда стали слышаться обрывки оживлённой беседы, смех и потрескивание веток, когда на них проливалась вода. Но даже когда всё стихло, никто не потревожил Катю.
А Катя сидела, чувствуя каждой своей клеточкой ноющее, болезненное опустошение, и только сейчас начинала понимать, как сильно лишняя сила распирала её изнутри, как она сдавливала грудь и сердце. Девушка даже испытала мимолетную благодарность за спешку эльфов, ведь долго это выдерживать было невозможно. И так легко было дышать ночным пьянящим воздухом. И каждый вдох заставлял кровь вскипать от счастья. Она была жива. Жива и впервые в жизни наслаждалась этим, чувствовала лёгкий ветерок, видела яркие звёзды в озере неба… Она просто купалась в радости быть живой, не думая ни о чём.
Ночь пролетела, словно миг, и отступила, заслышав твёрдую рассветную поступь. Костёр давно погас, но никого не потребовалось будить — никто не спал. Кто-то сидел с покрасневшими от дыма глазами и шевелил остывающие угли, кто-то, растянувшись прямо на траве, наблюдал за светлеющим небом, а кто-то, оперевшись на ближайшее дерево, наблюдал за сонными лошадьми с привязанными к мордам торбами.
— Хорошо… — протёр слезящиеся глаза Эль-Бондар. — Отсюда можно проехать почти напрямик до Высокого Города. Если выехать сейчас, то уже завтра я буду у матери дома.
— А мне до дома так быстро не добраться. Я обещал сначала повидать кое-кого, если она ещё ждёт, — поддержал Эль-Ренко. — Но за один день в столице я не успел узнать, где она сейчас.
— Тогда едьте к ним, — встал с земли Эль-Саморен. — А я возвращаюсь: надо отчитаться перед магами и подать прошение, чтобы меня восстановили в армию. Эль-Торис, а вы?
— Меня слишком беспокоят нападения, — немного подумав, отозвался он. — Раньше здесь было такое немыслимо…
— Тогда увидимся в гарнизоне. Вы ведь вернётесь на службу?
— Конечно. Мы все здесь Эль, а не Оль, — засмеялся как шутке Эль-Бондар и выплеснул остатки воды из своей фляжки на зашипевшие угли.
Мужчины переглянулись и начали собирать разложенное для стоянки, ловить разбредшихся лошадей, так и не рассёдланных до конца с вечера, и привязывать грязный котелок к сумкам вьючной. Спустя десяток минут они уже один за другим покидали поляну. Но только Эль-Торис подошел к всё ещё сидящей возле входа Кате. Он присел рядом и что-то тихо прошептал ей. Вскоре даже шелест отодвигаемых веток умолк. Эль-Саморен, задержавшийся с отъездом, покрепче привязал поводья иноходца к седлу своего коня и, зажмурившись, заставил себя не оборачиваться.
Глава 4
Я чувствую, чувствую их, мечущихся, ищущих… Я жажду дотянуться до них, но не могу. Слишком далеко, я слишком голоден.
Придите ко мне! Я дам вам то, что вы так хотите. Но и возьму своё взамен.
***
Катя продолжала сидеть, не двигаясь, прикрыв глаза и расслабленно вдыхая вкусный лесной воздух. Но день разгорался, и вскоре солнечные лучи принялись гладить её по щеке, будить, возвращать в земной мир. И девушка, неохотно стряхивая остатки эйфории, встала.
Поляна и Хранилище Артефакта днём были совсем не страшными, заросшими, немного сказочными и пустыми. Девушка сначала даже не поверила увиденному, но кроме неё здесь больше никого не было. Осталось пятно от костра, смятая и утоптанная трава вокруг него. И ни души, ни лоскутка или черепка, ничего, словно всё это действительно было лишь кошмарным сном. И среди этой пустоты лишь одна забытая вещь — сама Катя.
Катя обернулась на вход к Артефакту и, преодолевая напавшую дрожь, подошла, заглянула внутрь и даже прошла несколько шагов по коридору. Но за поворотом было слишком темно, чтобы идти дальше, и пахло страхом. Страх смешивался с дыханием, прокрадывался в кровь, гася остатки радости и приглашая назад временно отступившие мысли. Левая ладонь начала гореть, а перед глазами сменяли друг друга видения мёртвых тел, расплывающихся кровавых пятен на одежде Эль-Элитина и лежащий ничком возле её ног человек.
Задыхаясь, Катя выбежала на улицу, но яркий солнечный свет не успокоил, лишь плеснул обиды — её бросили, словно ненужную вещь. И она заплакала. Слезы, копившиеся все предыдущие пять дней, текли по щекам, оставляя дорожки, и капали на перепачканную ткань.
Прошли часы, прежде чем Катя смогла взять себя в руки, вытереть рукавом лицо и взглянуть на начавшее темнеть небо.
— Мамочка, как же я хочу домой… — простонала она осипшим голосом. — Это кошмарный сон. Ведь правда, это кошмарный сон!
Катя начала методично осматриваться, надеясь найти хоть что-нибудь, что сказало бы, что её не вышвырнули, словно мусор. Но, увы, кроме крошечного родничка в трёх шагах от края поляны, не было ничего. У неё остались только её эльфийское тело, платье, снова сбросившее с себя всю грязь и оставшееся чисто-белым, и всегда холодный браслет, остальные украшения остались в гостевом доме. И ей предстояла, наверное, самая одинокая ночь в жизни.
***
Эль-Торис спешился возле гостеприимно распахнутых ворот гостевого дома и обернулся. Солнце уже скрылось за горизонтом, но в оставшемся слабом свете ещё можно было различить дорогу, а пригибаемая ветром трава обочин издали казалась белыми пятнами. Уставший конь не захотел ждать, пока эльф налюбуется пейзажем, и мелкими шагами пошел во двор к знакомой поилке.
Гостевой дом был разгромлен: повсюду валялись дрова из разбитой поленницы и осколки от глиняных кувшинов и кувшинчиков, а возле одной из стен ещё можно было различить высыхающие лужи. И никого вокруг, ни кухарок, ни служанок, ни мальчишки-конюха, ни хозяина, ни рабочих, ни гостей… Эльф снял уцелевший фонарь с привранного столба, затеплил фитиль и зашел в распахнутую дверь.
Эль-Торис обходил комнаты одну за другой, но везде встречал одну и ту же картину — опрокинутая мебель, смятые обрывки ткани и осколки посуды. И среди царящего здесь разорения не было ничего, что бы могло рассказать о случившемся за эти два дня.
Он дождался утра, думая при свете найти следы, но и эта надежда не оправдалась — если что и было, то оно исчезло под ногами прошедших следом. Да и растаскивали гостевой дом, вполне возможно, случайные жадные путники. Эль-Торис всё же побродил вокруг, выискивая хоть что-нибудь, но, видимо, прошло слишком много времени.
Эльф вернулся в общий зал, отыскал среди разрухи целый стол, поставил его в центре, оттащил обломки к стенам; случайно попалось несколько почти целых свечей. А на улице уже снова наступала ночь, и в комнате стояли густеющие сумерки. Он по очереди зажег найденные свечи, расставил их по комнате, закрепил последнюю из них в центре стола.
В неверной тишине остановилось время и сквозь желтоватый свет стали проступать тени памяти. Вот здесь, на этих досках лежал убитый Эль-Элитин, рядом с телами напавших.
— Надеюсь, там ты продолжаешь улыбаться, дурак, — он прикоснулся ладонью к сухому полу. — Зря ты выбрал быть воином, тебя бы всё равно приняли в Дом, не спрашивая о прошлом. Или ушел бы от нас раньше… но сейчас ты уже ушел на дымные тропы, так смейся теперь там! И я ведь никому не рассказал, что ты всё врал и среди нас ты был самым старшим…
Эль-Торис прощался с погибшим другом. Он вспоминал, как их с Эль-Самореном, Эль-Ренко и Эль-Бондаром привезли на первую из уготованных каторгу. И как там с ними, измученными долгой дорогой, поделился водой тогда ещё незнакомый эльф. Эль-Элитин всегда улыбался, всегда помогал, даже когда не просили, и никогда не требовал ничего взамен. Но теперь уже никто не узнает, как там, среди боли, смерти и безнадежности выжил пропавший более двухсот лет назад Аль-Элимитаин, правитель уже не существующего Королевства.
Эльф выпрямился во весь рост, стряхивая тени прошлого, новым взглядом осматривая разгром и восстанавливая в памяти, как тут всё было два дня назад. Там Эль-Ренко и Эль-Бондар стали смертельной стеной на пути атакующих. А вон там стояли шкафы, отгораживающие выход с кухни. В ту сторону убежала большая часть нападавших после истеричного крика «Маг! Среди них маг!». А ведь разбойники, или кем они были, в тот раз по настоящему могли одолеть эльфов. Но они отступили, приняв Катю за мага. Кстати, вот тут, всего в двух шагах от тела Эль-Элитина, она и стояла.
И он увидел её, словно бы это было не воспоминание, а действительно девушка стояла здесь. Бледная настолько, что сравнялась цветом со своим платьем, льдинками глаз рассматривая руку и будто бы не веря, что эта рука её.
— Наверное, она всё так же сидит там, — задумчиво прошептал он, разрывая наваждение, и обернулся к пустым доскам пола. — Ты пожалел её так же, как когда-то нас? Мне о ней позаботиться?
Утром он вновь пустил трофейного коня по дороге, туда, где они оставили возле входа к Артефакту эльфийку в белом.
Глава 5
Сухой ветер врывается в открытые двери, поднимает в воздух пыль и труху и, наигравшись, утихает. Но стоит мутному воздуху проясниться, как ветер налетает вновь, приносит случайные листья и играет мельчайшей каменной крошкой по углам.
***
Катя обрадовалась рассвету так, как никогда раньше не радовалась утру. Светлеющее небо для неё означало завершение ночи, полной кошмаров. Страх, преследовавший её, сменился жутью, которую было нечем отогнать — рядом не было ни тепла костра, ни тепла живого существа. Тени и шорохи леса говорили голосом совести и обманывали обрывками воспоминаний. Дом чередовался с днями пути, но все тропинки, как бы причудливо не гуляла по ним мысль, приводили к одним и тем же камням.
Она не приехала к маме.
Она видела, как убивали.
Она стояла рядом, когда погибал Эль-Элитин.
Она убила человека.
Как легко дышать этим воздухом.
И как только наступило утро, Катя поспешила покинуть поляну. Выход на тропинку девушка нашла ещё вчера, и сейчас, придерживая длинную юбку, спотыкаясь, шла вперёд. Звуки просыпающегося леса успокаивали, и ночной бред отступал, ослабляя хватку своей когтистой лапы на сердце. Очень скоро Катя начала засыпать на ходу, спотыкаться и вновь открывать глаза. И не заметила, как тропка раздвоилась. Да и если бы заметила, то что бы это изменило, если она сама весьма смутно представляла свой дальнейший путь? Идти обратно? Так а с какой стороны её привезли?
Вот и брела Катя, мимолётно удивляясь, что тропка всё не заканчивается. Хотелось пить, живот слипся от голода, но больно было больше от обиды. Несколько раз ноги подводили, и она падала. Но каждый раз девушка вставала, вытирала широким рукавом выступившие слёзы и продолжала идти.
На широкую дорогу она выбралась уже далеко за полдень, и торный путь её встретил светлым тёплым дождиком. Крупные капли быстро прибили пыль, размыли грязь на платье причудливыми разводами, насквозь промочили низкие сапожки, но не принесли облегчения. И когда Катя упала в очередной раз, она так и осталась сидеть, давясь обидой, острой, злой и беспомощной, но рыдать в голос, как на поляне, не было ни сил, ни желания. Но всё же она поднялась и пошла дальше, не обращая внимания на радугу, загоревшуюся на небе. Просто что ей до неба, когда натёрли сапоги и каждый шаг было больно делать.
Шаг за шагом по пустой широкой дороге, час за часом. Один раз она решилась отдохнуть, устроилась на обочине, почувствовала, как тело начало наливаться тяжестью. Но минуты шли, а легче не становилось и девушка, закусив губу, заставила себя подняться. Это оказалось так мучительно — вставать и выходить на просохшую дорогу, острей ощущая боль в намозоленных ногах, что больше мыслей о привале не было.
— Эй, да это, кажись, эльфийка! — вдруг послышалось у неё за спиной. — Она, кажись, одна, выходите.
На дорогу из кустов один за другим начали выходить люди. Заросшие, ухмыляющиеся, поигрывающие кто топором, кто ножиком. Они подходили со всех сторон, обмениваясь шуточками, большую часть из которых Катя не слышала за шумом в ушах.
— Мамочка, — пискнула она, закрываясь руками. — Не трогайте меня! Пожалуйста, не трогайте! И чего я на эту электричку попёрлась… — всхлипнула девушка.
— Погоди, атаман, — жестом остановил удивлённо замолчавших разбойников один из них. — Может она того, юродивая? Помнишь, вчерась говаривали?
— А что, похожа. Непонятное лепечет, — поддакнули со стороны.
— А платье эльфье? Бохатое.
— А кто их знает, этих, тьфу, эльфов. От своей бессмертной скуки что они только не творят. Поди поймали девочку, наделали пакостей каких и выставили, разодев.
Катя следила за мужчинами, подглядывая между руками и всё сильнее дрожа от нахлынувшего страха. Слова пробивались к ней с запозданием и очень трудно доходили до понимания.
— Да и отпустили бы эльфы свою молодку бродить одной?
— Дело говоришь! Дело! — поддержали со всех сторон.
— Коль юродивая, то и позаботиться не лишне, — убрал оружие атаман, показывая остальным пример. — Больно пуганая девочка-то, — почесал он затылок, пристально рассматривая всхлипывающую, сидя на земле, Катю.
Разбойники по молчаливой команде немолодого товарища понемногу расходились, оглядываясь назад. Вскоре на дороге из высыпавших почти трёх десятков людей осталось пятеро. Атаман нервно вытер ладони о штаны и начал осторожно, как к перепуганному зверьку, подходить к девушке.
— Девочка, — тихо обратился он, присаживаясь рядом. — Девочка, тебя как зовут? Не бойся, никто тебя не тронет. Просто как тебя зовут?
— Катя, — всхлипнула она, отползая.
— Точно юродивая. Имя-то какое, ни разу не слыхал такого, — проворчал один из оставшихся, но на него сразу шикнули, чтобы не мешал.
— Катя, Катя, не бойся. Я — Ратира, а это мои люди. Мы хоть и разбойники, но душегубами не были и становиться не собираемся, — спокойно, не спеша говорил он, внимательно следя за девушкой. — Катя, пойдём с нами, отдохнёшь, посмотришь. А утром, слово даю, проводим до деревни. Давай, Катя, — протянул он руку ладонью вверх, — никто из нас тебя не обидит. Мы богов чтим, юродивых не трогаем. Так что пойдём, пойдём.
Он осторожно помог ей встать, продолжая говорить, старательно сохраняя хрупкое подобие доверия. Катя не переставала всхлипывать, и её по-прежнему трясло, но покорно поплелась следом, спотыкаясь на каждом шагу. Ей, наверное, было уже всё равно, а может, очень хотелось поверить этому человеку с успокаивающим голосом. Она даже не вслушивалась в слова, запоздало понимая их смысл, и даже не заметила, как за её спиной оставшиеся разбойники затёрли следы в пыли.
Идти предстояло недолго — всего в нескольких десятков шагов от дороги обнаружилась разбойничья стоянка. Мужчины обжили берег полноводного ручейка, спрятанный со всех сторон деревьями, подлеском и крутым склоном холма. Между ветками в нескольких местах они натянули пологи, под которыми рядами были обустроены лёжки из веток. Весь лагерь выглядел обжитым, основательным, но всё равно временным.
Катю усадили поближе к одному из костров, заверили, что «вечерять» будут совсем скоро, а пока пусть отдыхает, а если что нужно, так каждый обязательно поможет, и оставили в покое. Девушка немного отодвинулась, прислонилась к ближайшему стволу и прикрыла глаза. А вокруг кипела жизнь — дежурные суетились возле котелков, кто-то притаскивал хворост и дрова в запас, а остальные громким заговорщицким шепотом обсуждали и случившееся, и собственные проблемы.
— А она правда юродивая? А то о них не слышно было ещё с тех пор, как мой дед холостым ходил.
— Да ты шо! Ты только имя её послушай — Катя. Да и слова странные она говорила, непонятные. И-ли-ри-чи-ка. Во! Всё, как люди говорят.
— Воды принесите! Каша подгорает! — крик дежурного перекрыл остальные голоса.
— Не, не похожа. Эльфка она, сбеглая. А эльфы не юродствуют.
— Да несу я! Несу я воду!
— Может и эльфка, только определить-то как? Это эльфы своих нутром чуют, а нам как?
Спорщики отошли в сторону, и стало слышно обрывок другого разговора. Эти собеседники не пытались прятаться и не боялись никого обидеть своими словами.
— Атаман, нам тоже жаль ребят, но ты поступил правильно. Разве встреча с Катей не подтверждение? Разве это не одобрение богов?
— А может, наоборот? Кто знает, что боги хотели увидеть…
— Не винись, атаман. Мы все пришли сюда за большими деньгами, остальное без надобности. А Кархи ещё до прошлой войны странный был. И остальные, кто с ним ушел, того же толка.
— Да, Ратира, Кархи только старика и слушался, а как дед первым от мора помер, так и ополчился. Кто его знает, чем ему эльфы так нагадили, а нам девок выкупать нужно.
— Ну куда! Не видишь, что там картоха, потопчешь!
— Боги на нас не погневаются, атаман. Ты уж сколько себя мучишь, но хватит. Юродивой повинись, если так уж жжёт, но руки опускать не смей!
— Не, девочка и так запугана, что тени боится. Зачем ещё пугать тем, что мы Кархи из-под контроля выпустили.
— Как знаешь, атаман, как знаешь…
Остаток разговора командиров Кате, мгновенно замёрзшей, услышать не довелось, его заглушил спор вернувшихся шептунов.
— Да не бывает людей с такими волосами! Я скольких повидал, когда к купцу нанимался. И не видел ни одного такого человека. Эльфка это!
— Ну как ты хочешь это проверить? Ну одели девочку в эльфийское платье, ну и с волосами, поди, что-то сделали. Да человек это. Ну, пошли прямо спросишь!
— Да нет, нет! Чтобы я такое у неё спросил. Да лучше провалиться, чем юродивую обидеть. Это же, это же… да ну вас, но эльфка это!
Сердитое бурчание начало удаляться, а оставшиеся разбойники дружно захихикали. Шум обжитого лагеря странным образом умиротворял, а обыденные разговоры добавляли уверенности, что здесь безопасно, что бояться нечего.
— Девушка, — говоривший подошел тихо, и его оклик стал неожиданным. — Говорят, тебя Катей звать? — любопытный мальчик заглядывал в глаза, присев рядом. — Идём вечерять, сейчас кашу раскладывать дядька будет.
— А руки вымыть? — растерявшись, невпопад спросила Катя.
— Зачем? Ну, пошли до ручья, там и помоешь, ели хочется, — удивился парнишка и протянул руки, чтобы помочь встать.
Мальчик изрядно робел, но отчаянно пытался не показать этого. Он старательно приосанивался и пытался казаться взрослым, но только заметней было, что ему лет двенадцать, вряд ли больше. Смотрелось забавно. А остальные провожали девушку взглядами, на мгновения благоговейно замолкая. Но Катя вряд ли бы решилась объяснить, как на неё смотрели: с надеждой, ожиданием, восхищением? Тем более ей стало не до этого, когда внезапно она обнаружила утоптанный подход к воде.
— Вот. Я тут подожду, покараулю. Никто тебя не побеспокоит. — Мальчик демонстративно повернулся спиной к ней и изготовился охранять. — Только не задерживайся, а то всю кашу скушают! — добавил он, не выдержав.
— Хорошо, не волнуйся, — не выдержав нелепости ситуации, засмеялась Катя.
Минутой позже она, наконец-то, опустила руки в воду и плеснула прохладой на лицо. Девушка с удовольствием смывала пыль и грязь с ладоней и лица, пила прямо из горсти. И ей стало легче, но вместе с тем на неё навалилась усталость и ноги стали ватными.
— Ну, ты скоро? — мальчик беспокойно обернулся. — Каша же!
— Идём, — она улыбнулась и сама удивилась своей легкости этой улыбки. — Только помоги, падаю.
— Да, да, только поспешим, покушать уж больно хочется. А то сегодня дядька мой дежурит, а он может… Ну, коль опоздаем, так и каши не достанется!
Мальчик тянул её вперёд, не замолкая ни на секунду, через лагерь. И действительно — многие уже достали миски и ложки и подтягивались поближе к котелкам. Да и до Кати сейчас дошел запах еды, напоминающий о голоде.
— Катя, — перехватил их атаман. — Идём к нашему костру, — он осторожно перехватил её руку и развернулся к мальчику. — Принесёшь гостье её порцию, и хлеб не забудь.
***
Вечер прошел, словно в тумане. Катя начала клевать носом, ещё пока ела. Она будила себя, чтобы съесть ещё ложечку, но всё равно уснула сидя. Девушку заботливо подхватили, чтобы не упала, положили, укрыли и оставили спать до утра.
Проснулась Катя уже в полупустом лагере. Её дожидался тот же мальчик, который провожал накануне к ручью, а невдалеке спорили, кто пойдёт за дровами, дежурные. Чувствовалось, что время уже не раннее, но всё же её никто не разбудил.
— Проснулась? Вставай скорей, велено тебя до деревни проводить, как позавтракаешь, — вместо приветствия заёрзал паренёк. — Тут идти-то, но мне обратно до ночи надо, — затараторил он, протягивая миску с завтраком.
Катя постаралась побыстрей умыться, собраться и не задерживаться у гостеприимных разбойников. Но всё равно на это ей потребовалось немало времени — натёртые ноги болели при каждом шаге. Она решилась снять сапоги и захотела зажмуриться и не видеть лопнувшие и загноившиеся мозоли. Но всё, что она рискнула сделать — это ополоснуть их чистой водой и вновь затолкать в непросохшие сапожки. И в путь она выходила, стараясь не хромать.
Мальчик вёл её напрямик сквозь лес, без тропинки, перешагивая через поваленные стволы. Он порывался идти побыстрее, но постоянно возвращался за отставшей на несколько шагов Катей, потом, не выдержав, сцапал её за руку, потянул следом. И, не умолкая, говорил, не давая вставить ни слова, да и не нуждался болтун в ответах.
— … как же хорошо, что ты к нам пришла. Значит, боги на нас не в обиде, значит, прав атаман, монетки стребывая. Мы же не душегубы какие, мы даже товары не трогаем, там более людей. Так, попугаем немного, но не трогаем. Ну, монетки заберём, ну, может что из товаров все жиш чуток возьмём, нам же надо что-то на хлеб менять. А так никого не трогаем. Дядька вчера просил рассказать, чтобы ты не сомневалась, не душегубы мы. Мы осенью по домам вернёмся, не нужна нам эта дорога. Дома-то хорошо. Только после мора половины села нет… — он загрустил, но тут же встрепенулся и сменил тему.
— Хорошо, что ты решилась юродавать. Я ведь и сам маленьким был — хотел выйти юродивым. Вот ходишь, мир смотришь, и везде тебе рады… А шо, в городе каком пожить, слов диковинных наслушаться и пойти по деревням. Но дядька рассказал, что видно таких хитрых. Что люди опытные легко отличат, нахватался кто или настоящий. А ты настоящая, дядька сказал, да и атаман не сомневался, — мальчик притих на минуту, помогая Кате перебраться через огромный заросший мхом ствол.
— Ой, одёжку-то жалко. Извозякалась вся. Такое платье только красавицам на праздник надевать. Ташрика бы в таком ой как смотрелась… Ташрика-то самой нашей красавицей была, её в жёны для Кархи сговорили. Но жаль мором ушла, прям вслед за стариком и схоронили. Ой, что тогда было! Ни разу не видал, чтоб кто так дебош в селе рушил. И староста наш, и батя мой полдня Кархи урезонить пытались. А сейчас он и вовсе куда-то делся, забрав таких парней. Только батя всё ждёт, когда Кархи вернётся, одумается…
Катя внимательно слушала мальчика, его болтовня отвлекала от мыслей о стёртых ногах и помогала не думать о каждом болезненном шаге. А главное, что за эти несколько часов от него она узнала о новом мире больше, чем за все предыдущие дни. Но начать расспрашивать словоохотливого пацана девушка так и не решилась, только благодарно улыбалась, когда он в очередной раз помогал перебраться через ручей или поваленное дерево. И со смешанными чувствами вздохнула, едва они вышли к краю деревни и она стряхнула грязь с подола.
— Вот и пришли, — обернулся парень и закричал, поворачивая в ближайшие ворота. — Тётя Рисса, а я юродивую привёл! Настоящую! Только эльфами запуганную. Тётя Рисса!
— Явился! — из дверей большой избы показалась женщина. — Ну и где ж ты шатался. Я тебя ещё с утра ждала. Ой, да свалились вы мне на голову, — она подошла и замахнулась на довольного мальчика полотенцем. — А коль искать пойдут по деревням и увидят, столько у меня хлеба дома, да спросят, зачем?
— Ну тётя Рисса, да кому мы нужны-то. А коль кто в городе нажалуется, то пока они там разберутся да искать пойдут? Мы к тому времени дома третий урожай собирать будем. Ты лучше глянь, кого мы встретили! — он показал на Катю, остановившуюся в воротах. — А я обратно пойду, а то до вечери не успею.
— Да успеешь ты, проныра, — успокоилась хозяйка и подтолкнула мальчика в сторону избы. — Там на столе рядом с хлебами тебе поесть. Как съешь, так и пойдешь.
Мальчик, всё так же хихикающий, поспешил спрятаться внутри дома. А женщина покачала ему вслед головой и повернулась к своей гостье. Хозяйка, невысокая и очень пышная, в платье с запахом, больше напоминающем широкий халат с укороченным рукавом, в платке, из-под которого выбивались тёмно-рыжие пряди, казалась суровой. Она строго осмотрела девушку со всех сторон, неодобрительно пыхтя.
— Как тебя звать, милая? — поинтересовалась она, заглядывая в лицо.
— Катя, — испугано пискнула девушка, отступая.
— Не позаботились о тебе, бедняжке, мужики эти. Да что они в этом понимают! Поди, до утра разговорами разговаривали, да и не дали с дороги отдохнуть. Ну идём, идём в дом. До чего тебя, красавицу-то, довели, совсем худа… — продолжала причитать хозяйка, приобнимая Катю и направляя к дому. — Ой, а что это с ножками? Вот не позаботились они о тебе, не позаботились.
— Простите. Они меня хорошо приняли, накормили, спать устроили…
— Ой, да разве это еда, и ну можно ли отдохнуть среди толпы мужиков! — Рисса погрозила полотенцем в сторону скрывшегося в дверях парня. — Идём, уж я-то приведу тебя в порядок…
Пока прихрамывающая на обе ноги Катя плелась ко входу в дом, из него уже показался её провожатый, сыто облизывающийся и с полной котомкой хлеба, заботливо завёрнутого в ткань, но продолжающего вкусно пахнуть.
— Тётя Рисса, я послезавтра прибегу. И дядька хотел тебя навестить, только не знает, как спина отпустит.
— Беги уже, дядькин хвостик. Позабочусь я о девочке. И у нас найдётся, что юродивой показать и рассказать. Чай не у вас одних есть повод перед богами оправдаться, — замахала хозяйка, отправляя парнишку к его родным и односельчанам.
Рисса, несмотря на первое впечатление, оказалась очень заботливой и радушной хозяйкой. И хоть громкий голос мальчика сразу оповестил всех о появлении юродивой, женщина грудью встала на пути соседей, защищая от лишнего внимания свою гостью.
И вскоре уже Катя сидела чистая, в хозяйском платье-халате на завалинке за домом и промывала травяным отваром мозоли на ногах, наблюдая краем глаза за прополаскивающей белое платье Риссой. Девушка, конечно, ещё на выходе из леса отряхнула всю грязь с одежды, но вещи, особенно нательные, всё равно нуждались в стирке. И в этот раз Катя, наконец, поняла, что же так помогает с одеждой — буквально на считанные мгновения потеплела одна из висюлек на браслете. Но сейчас об этом думать не хотелось, ведь так хорошо сидеть на солнышке и промакивать щиплющимся тёплым отваром мозоли. А из приоткрытой двери уже шли такие аппетитные запахи, что в ожидании ужина рот наполнялся слюной.
Но платье и сорочка высохли очень быстро, поэтому за стол она садилась уже вновь в белом, с расчёсанными частым гребнем и заплетёнными волосами и перебинтованными ногами. Ужинать к Риссе пришли самые уважаемые в селе люди. Солидных лет бодрый старичок среди гостей выделялся не только морщинами и сединой, но и вышивкой на свитке. Его спутники — похожие друг на друга и на старичка, зрелые мужчины в почти одинаковой одежде из красно-коричневой ткани, держались чуть поодаль. Они долго присматривались к гостье, а потом приступили к разговору.
— Девочка, вот вовремя ты к нам пришла, ой как вовремя, — начал сухонький староста, поглаживая клочкастую бородку. — Нам совет надобен, ты уж подсоби. Вот у нас мальчик есть, так уж не знаем, что с ним делать-то. Он работать, как заведено, не хочет. — Дедок помедлил, пощипал бороду, досадливо отложил вырванный волосок и продолжил. — Ну не так, может, он хороший. Только может внезапно остановиться и долго смотреть куда-нись. То на цветочек, то на облака, а то и просто на лучинку засмотрится. Ну и что с ним делать? Косить не поставишь, посев затянет, если не подгонять постоянно. Но как зимнее затишье, так все детишки кто деревянную птичку, кто из лоскутика куколку от него получит. Только куколки хлеб не посеют, дрова с леса не приволокут, скотину не обиходят…
Катя слушала, слушала, слушала бесконечные рассуждения о неизвестном ей «мальчике», порой поглядывая на сотрапезников. Хозяйка сочувственно кивала, порой подкладывая плюшки гостям. Два подручных старосты — крепкие мужчины с такими же щипанными бородами — согласно кивали и непрерывно жевали. А староста продолжал рассуждать о проблемном односельчанине и, похоже, мог ещё очень долго говорить.
— Извините, а сколько мальчику лет? — рискнула осторожно перебить его девушка.
— Да молодой совсем, двадцать третий год ему. Вот и женить его всё не выходит, а пора бы. Так вот, совсем он от рук-то отбился…
— А можно я с ним завтра сама поговорю? Может, и найдём решение. Но всё равно нужно и его мнение выслушать. Согласны?
Гости с хозяйкой переглянулись и согласились. Староста хотел продолжить рассказ о «мальчике», но спутники его ловко отвлекли и увели. А хозяйка убрала в ведро оставшуюся грязную посуду и села напротив.
— Староста хороший человек, но поговорить любит. И его правнучатый племянник весь в него балабол пошел. Жаль, что в то село мор пришел. Мужики не от злобы своей в разбойники подались. Не рассказали они тебе, так я расскажу, пока время есть. Послушай-послушай, пусть боги узнают. Не зря ведь говорят, что они присматривают за нами глазами юродивых и говорят их голосами…
Рисса подлила себе в кружку кваса из кувшина, притянула поближе тарелку с оставшимися булочками и начала рассказывать.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.