Бесплатный фрагмент - Следующая остановка — Лондон

Посвящается моему папе, который не только нашел в себе силы отпустить меня в дальний путь, но и сделал его возможным.

Предисловие ко второму изданию

Я прилетела в Лондон в 2005-ом году, спустя пару недель после июльских терактов. Три бомбы взорвались на станциях метро, одна в автобусе, пятьдесят два человека погибли, более семисот получили ранения. Все говорили, что лететь в Лондон в такое неспокойное время — безумие. Но я слишком долго планировала эту поездку, и полученная накануне теракта виза открывала мне дверь в новую жизнь. Новая жизнь началась в колледже английского языка на Эджвер-роуд, всего в пяти минутах ходьбы от одной из пострадавших станций метро, но жизнь в британской столице продолжалась, как если бы ничего не случилось. Англичанам вообще не свойственно падать духом.

Первые два месяца я учила английский и исследовала Лондон. В сентябре я получила должность заместителя редактора в русской газете, которая только готовила к выпуску свой первый номер, а через четыре года опубликовала сборник статей, который представляю вашему вниманию. Конечно, все было не так легко и просто, но подробности — в книге. В 2009-ом году моими статьями заинтересовалось крупнейшее российское издательство «Эксмо», они издали книгу тиражом в 3000 экземпляров, я получила небольшой гонорар и право называть себя писателем. Тираж книги под громоздким названием «Лондон. Реальные истории русских эмигрантов, живущих и выживающих сегодня в самом роскошном городе» был полностью распродан в течение полутора лет, но второго издания не случилось. А жаль, после первых читательских отзывов мне так отчаянно хотелось кое-что исправить и дополнить.

Я вернулась к своей первой книге спустя десять лет, исправила, дополнила, но не посмела привносить в нее свой новый опыт, оценивать события и героев с точки зрения женщины, которая провела в британской столице почти пятнадцать лет. Нет, на основании этого нового опыта мною написана другая книга, а те зарисовки, которые родились в 2005—2008 годах, я бы никогда не смогла создать снова. Потому что это было другое время и другая я — молодая восторженная девушка без денег и связей, я была влюблена в Лондон и пыталась ему понравиться. У меня не было английской работы, английского мужа и друзей-англичан, поэтому все эти истории родились в результате моего общения с русскими и русскоговорящими эмигрантами, приехавшими в Лондон попытать своего счастья. Я записала их так, как они мне их рассказали, или так, как я их услышала, не претендуя на достоверность и объективность.

Моя книга отчасти стала развенчиванием мифов, отчасти предупреждением для тех, кто все-таки решился поехать в Англию учиться, работать или выходить замуж. Читатели благодарили за честность и искренность, и я поняла, что, сама того не сознавая, выполнила две задачи: удержала на родине тех, кому «не больно-то и хотелось», и помогла тем, кому «ну очень хотелось в Лондон». У тех, кто приехал в Англию с меньшим количеством иллюзий и более высоким уровнем подготовки, я уверена, первые годы в новой стране прошли намного лучше, чем у большинства героев моей книги. Если переиздание книги послужит тем же двум задачам, я буду считать, что моя миссия успешно выполнена.

Искренне ваша,

Елена Отто

2019

Билет в один конец

Утро. Половина шестого. Я еду в британское консульство получать визу. Ближайшее британское консульство находится в Екатеринбурге, в двухстах километрах от нас, но, по счастью, это ближе, чем Москва. И челябинцам еще повезло. Хотя, конечно, не так, как екатеринбуржцам. Чтобы попасть на утреннее собеседование, нужно успеть на пятичасовой автобус. Или приехать в Екатеринбург накануне и заночевать у кого-то из знакомых.

Еду в автобусе и гоняю себя по списку вопросов. Цель вашей поездки? Где собираетесь остановиться? Чем собираетесь заниматься? Есть ли у вас друзья или родственники в Великобритании?

Готовлюсь, как к экзамену по английскому языку. В консульстве присутствует переводчик, но студентам, едущим изучать английский в Лондон, рекомендуют говорить все же по-английски. Предполагается, что вы едете в Великобританию не для того, чтобы начать свое обучение, а чтобы углубить и расширить уже имеющиеся знания. Для этого рекомендуют взять с собой какие-либо справки, подтверждающие «предыдущее целенаправленное изучение языка»: справка о посещении курсов, сертификаты, рекомендации преподавателей и прочее.

За окном просыпается и расплывается солнечное июльское утро. День обещает быть жарким. Я одета в брючный костюм с длинным рукавом. Душновато. Но одеваться в консульство рекомендовали прилично и даже строго. Особенно девушкам. Минимум косметики, скромное выражение лица. Лондон полон русских проституток. Консульство получило наказ пресекать приток новых кадров. Поэтому во всех неофициальных руководствах для аппликантов написано: если вы хотите получить визу, не вздумайте надевать короткие юбки и обнажать плечи. Если консульский офицер заподозрит, что вы направляетесь в Великобританию в поисках красивой жизни и легких денег, вы не получите визу. Конечно, об этом не напишут вам в отказе.

Ах, как легко казалось вернуться в Британию, когда мы жили на ее территории! За полгода мы настолько расслабились на свободных землях, что забыли о том, как непросто было до них добраться. Мы покидали страну шутя, махали провожающим и обещали вернуться следующим летом. Вернуться. Как будто это был приморский городок, для возвращения в который требовалось всего лишь накопить денег и успеть забронировать отпуск.

Восемь месяцев в России напрочь уничтожили эту иллюзию. Восемь месяцев в России заставили снова поверить в железный занавес. ОК. Он перестал быть железным. Но он не перестал существовать, потому что теперь Европа, опасаясь массовой миграции, закрылась от нас. И я это говорю не потому, что мне было сложнее попасть, чем кому-либо. Для кого-то существуют многочисленные пособия в Интернете о том, как успешно пройти собеседование и получить визу. Потому что при подаче заявления на студенческую визу в Великобританию — пятьдесят процентов заявителей получают отказ. И если вы очень хотите попасть в остальные пятьдесят процентов — вы будете читать все эти пособия и следовать всем этим советам. И чем важнее для вас попасть в Великобританию, тем более тщательно вы будете готовиться к поездке в консульство. Потому что, когда вам поставят отказ в визе, вероятность того, что вы выиграете апелляцию, ничтожно мала. Если, конечно, вы не сын богатого папы и в вашем паспорте не проставлены восемь виз шенгенских и пара американских.

Что хотят видеть в консульстве? Как можно больше доказательств того, что вы едете подучить английский язык, и только. Что вы вернетесь сразу после окончания двухмесячного курса и не собираетесь задерживаться в стране. Поэтому вы предъявляете документы, подтверждающие вашу прочную связь с родиной. Как правило, доказательства, что у вас хорошая работа, крутая должность и большая зарплата, которая будет еще больше, когда вы заговорите по-английски. Что ваш работодатель вас необыкновенно ценит и готов даже оплатить вашу поездку. Что у вас на родине квартира, машина, дача и куча денег на счету, и вам даже в голову не придет мысль остаться в Великобритании, чтобы поработать, например, на стройке. Наличие супругов и детей, остающихся дома, дает основание думать, что вы в чужой стране не задержитесь. Да и незаконченное высшее образование тоже, предполагается, должно вас тянуть домой. Все это называется «прочные связи с родиной». На них рекомендуют упирать весь период собеседования.

Не забудьте, что вы необыкновенный патриот, что вы плачете при звуках гимна и лучше своей страны ничего в жизни не видели и не хотите видеть. В общем, порепетируйте перед зеркалом. Лучше в одиночестве — а то окружающие не поймут.

Потом предъявляете доказательства серьезности ваших намерений. Вот вы и колледж оплатили (и это лучший колледж в Лондоне, до этого вы просмотрели в Интернете десятки!), вот и жилье на период обучения у вас забронировано. В аэропорту вас встречают и провожают, а денег на вашем счету достаточно, чтобы прожить эти два-три месяца в свое удовольствие, бродя по музеям, магазинам и пабам и вкладывая свои средства в английскую экономику. Я как представила эту картину, чуть не прослезилась. Так мне захотелось соответствовать нарисованному образу. Помните анекдот про Вовочку, который, услышав, что лучшие игрушки, детские сады и люди в Советском Союзе, заплакал и сказал: «Хочу жить в Советском Союзе!»

Когда мама полистала папочку с моими бумагами для консульства, она произнесла: «Если бы все это было правдой, зачем тебе уезжать?»

Мне повезло с письмом от работодателя. Мой работодатель собирался свинтить из страны следом за мной, поэтому дал мне все необходимые справки и велел держать его в курсе моих британских приключений посредством писем и звонков.

В консульстве с первого июля подняли цены в два с половиной раза. Довольно долгое время консульский сбор составлял две тысячи рублей. Сейчас четыре с половиной. Досадно, опоздала на несколько дней. Еще более досадно будет, если визу так и не дадут. Солидная сумма, месячная зарплата. Ужасно жалко.

И вот консульство. Я не успеваю приехать к открытию, поэтому становлюсь в конце очереди и получаю возможность слушать истории, которые рассказывают люди. Пытаюсь угадать, кому поставят, кому нет. Молодым и холостым, как правило, отказывают. Им нечего терять. Они не вернутся. Высокий крепкий парень у окна. Институт окончен. В Великобритании был дважды — бывший сельхозрабочий. Мой случай.

— Зачем вы едете?

— Изучать английский.

— Зачем вам английский?

— Нравится.

Свободен. Можно даже не сомневаться — откажут. Неубедительно. Следом полная и страшно неуверенная в себе девочка. Не выглядит как искательница красивой жизни. Отвечает так сбивчиво, как будто врет впервые в жизни. Откажут.

С задних рядов встает девица. Ярко-красный плащ распахивается, открывая короткое платье. Она в своем уме? Красивая, уверенная, с прекрасным английским. Наблюдаю с большим любопытством. Откажут, стопудово откажут. Вся очередь сверлит ее взглядом. Но она через пару минут садится, еще более красивая и уверенная в себе. Красный плащ разгорается еще ярче. Для нее это уже двадцать пятая виза. Едет как переводчик.

Еще один пианист получает визу, лохматому замученному профессору средних лет разрешили участвовать в конференции в Бирмингеме. Бизнесмен едет в командировку. Потом опять череда отказов. Девочка из центра международного обмена Екатеринбурга. Работает менеджером по английским программам, отправляет студентов. Едет в мой колледж. Цель визита? Посмотреть на своем опыте, что за колледж, с которым мы работаем. Железная причина. Лучше не придумаешь. Отказывают.

Я потом читала эти отказы. Студентам — в классической форме: «Ваш возраст и ваше семейное положение вынуждают нас думать, что вы потенциальный иммигрант. Вы не продемонстрировали достаточные связи с родиной, поскольку образование у вас закончено, а работы еще нет…» Моя сестра год назад получила точно такой же отказ, несмотря на отличную подборку справок. «Вы молодая, незамужняя…» Почти все бывшие сельхозрабочие получают такой же отказ. Недостаточно связей с родиной. Так ведь потому и едут! Пока не обзавелись слишком прочными связями. Вот в чем абсурд.

Я не в шоке. Обо всем этом меня уже предупреждали. Все эти истории я слышала и читала в Интернете последние месяцы. Поэтому готовилась особенно внимательно, тщательно, выверяя каждую справку, подстраховываясь, где только можно. Но случай с девочкой из центра международного обмена выбивает меня из колеи. Утыкаюсь взглядом в книгу. По три раза перечитываю каждую строчку и не могу уловить смысл. Предупреждали, что в консульстве повсюду камеры. Излишнюю нервозность лучше не выдавать. Человек, которому нечего скрывать и чьи намерения чисты как слеза, не нервничает перед собеседованием.

Приходит мой черед. Все ответы я знаю наизусть. Все вопросы, мне кажется, тоже. Дежурный консульский офицер — худая, рыжая англичанка — велит говорить по-русски. Ей уже надоело за этот день слушать корявую английскую речь. Я облегченно вздыхаю. На своем языке да не выкрутиться? Ошибаюсь. Разговор быстро выходит из рамок запланированного. Что вы делали в Великобритании в прошлом году? Как долго вы там оставались? Почему вы продлевали визу? Кто занимался вашими документами? Почему ваш работодатель стал хлопотать за продление вашей визы? Какие у вас были отношения? Собираетесь ли вы продолжать знакомство? Почему вы покинули страну только в последний день срока действия визы?

Обстоятельно отвечаю на вопросы, говорю чистую правду, не могу отделаться от ощущения, что ни одному моему слову не верят. Новый блок вопросов.

— Где вы учили английский раньше? Что дадут вам трехмесячные курсы, если вы пять лет изучали его в университете? Почему вы не изучаете английский в своей стране при наличии стольких разнообразных курсов? Почему вы не хотите сэкономить деньги? И вообще, вы полгода прожили в Великобритании — неужели этого было недостаточно, чтобы выучить язык?

Я извиняюсь за свое дурацкое и неоправданное желание учить английский в его родной стране и поясняю, что едва ли хоть одна ферма располагает условиями к изучению английского. Хоть месяц там проживи, хоть пять лет. Консульский офицер не успокаивается.

— Когда вы вернулись из Великобритании? Когда вы нашли вашу сегодняшнюю работу? Как вы ее нашли? Насколько она связана с вашим образованием? Чем вы там занимаетесь? Сколько часов в день работаете? Сколько зарабатываете? На какие деньги едете? Почему ваши родители оплачивают вашу поездку? Откуда остальные деньги на вашем счету? Почему ваш работодатель позволяет вам уехать на такой большой срок? Кто будет работать за вас? Почему они думают, что вы вернетесь?

Я думала, этот допрос никогда не закончится. Иначе, чем допрос, я его назвать не могу. Десятки разнообразных вопросов из всех сфер, включая личную жизнь. Потом меня отправили подождать. Видимо, стали обзванивать все инстанции, указанные в моих справках. Я сидела и думала, не перепутают ли там что-нибудь на другом конце телефона и не разойдемся ли мы в показаниях. Попыталась представить, что работала бы на обыкновенной работе и была бы в обыкновенных деловых отношениях с директором. Какой бы директор стал участвовать в подобном телефонном допросе? Всех отпустили погулять, а в четыре часа велели прийти за результатами. «За результатами». Окончательного решения еще никто не знал.

Мы остались в холле вдвоем с одной девчонкой. Нам велели задержаться. Девчонка ударилась в панику, и ей хотелось с кем-то поделиться своими переживаниями.

— Я вообще не понимаю, что происходит, — затараторила она. — Я уже четыре раза была в Англии, мне всегда без проблем давали визу. Я живу там несколько недель или месяцев, потом приезжаю домой, потом снова еду. Я говорю в консульстве, что останавливаюсь у моей бывшей хозяйки из «хост фэмили», мы с ней в прекрасных отношениях, она высылает мне приглашения, но на самом деле у меня бойфренд в Лондоне, и я уже по нему соскучилась…

Я молча слушаю и размышляю: если в консульстве полно видеокамер, то, наверное, и микрофоны тоже могут быть в каждом углу. И почему некоторым оглоушенным дурочкам дают по четыре раза визу в Великобританию, если они вообще никаких инструкций не читают и ни одного правила не соблюдают.

— Что они еще хотят от нас, не знаешь? Я не планировала задерживаться здесь так долго. Меня шофер ждет, папа собирался после обеда на встречу и будет сердиться, что я занимаю шофера.

Я тупо смотрю в угол. Наверное, когда у твоего папы личный шофер, получить визу в Великобританию намного проще. Меня вызывают по второму разу. Видимо, уже позвонили всем, кому полагается. Сопоставили показания. Новый шквал вопросов:

— Что вы собираетесь делать в Лондоне? Когда вы прилетаете? Где остановитесь? Кто будет встречать вас в аэропорту? Знакомы ли вы с вашей квартирной хозяйкой? Что вы о ней думаете? Рассчитываете ли вы прожить у нее все три месяца? Есть ли у вас друзья в Великобритании? А среди англичан? Вы жили в Великобритании полгода, почему у вас там нет друзей?!

Со мной прощаются, велят подойти в четыре часа. Состояние аффекта. Полный ступор, ничего не соображаю. Два часа брожу по Екатеринбургу и мысленно распаковываю чемоданы, возвращаюсь на работу, возвращаю деньги на поездку. Четыре с половиной тысячи сгорели. Я заплатила четыре с половиной тысячи за удовольствие присутствовать на собственном допросе. У меня за спиной полсотни университетских экзаменов, в том числе вступительных и выпускных. В жизни не испытывала подобного стресса. В четыре часа начинается торжественная раздача слонов. Вернее, выдача британских виз. Как и предупреждали, визы получили только половина аппликантов. Люди сидят и тупо смотрят в бумажки, пытаются вникнуть в причину отказа. Студентам отказали почти всем. Нет работы, нет семьи, недостаточно денег на счету, неубедительные ответы… Девочка с личным шофером получает визу в пятый раз и чуть ли не бросается мне на шею от счастья. Меня вызывают в третий раз. В третий раз задают одни и те же вопросы:

— Цель вашей поездки? Что вы собираетесь делать в Лондоне? Сколько денег берете с собой? Как собираетесь ими распоряжаться? Почему мы должны верить вам?

Я сухо отвечаю. Мне уже ни до чего нет дела. Скаталась, подучила английский, нечего сказать. Ощущение, что веду журналистское расследование и прошусь на военный завод. Или незаконно перешла границу и попала в полицейский участок. Что за нелепая идея учить английский в Лондоне! Что за странное желание повидать мир! Что за подозрительное, непонятное намерение снова посетить страну, в которой так понравилось! Придут же в голову глупые мысли.

Мне торжественно вручают паспорт с визой и желают хорошо провести время в Лондоне. Я выхожу из консульства выжатая как лимон и на автопилоте добираюсь до вокзала. Странно, но еще утром я понятия не имела, в какой стороне он находится. Да и сейчас, наверное, не найду.

«Русская зима» на Трафальгарской площади

Моя русская подруга вышла замуж за эквадорца и поселилась в его общине. Соответственно, полностью погрузилась в латиноамериканскую культуру: кухня, песни, фильмы, гости, испанский язык. Прожив несколько месяцев в наполовину английском, наполовину латиноамериканском окружении, затосковала по домашним пельменям и застольным песням.

— Идем на русский фестиваль? — спрашивает она меня уже в третий раз. — Давай возьмем Алессандро. Ему будет интересно.

— Бери Алессандро. А я возьму знакомого шведа, договорилась с ним встретиться в эти выходные, совсем забыла про фестиваль. То-то ему будет любопытно!

Мы приходим на площадь, заполненную людьми. На входе нам вручают пластиковый флажок с российской символикой, и мы вливаемся в гудящую толпу, размахивающую такими же флажками и разговаривающую на таком родном языке. Чем-то похоже на ноябрьскую демонстрацию или первомайский парад. Больше на ноябрь. Также омерзительно холодно и сыро. А знаменитая Трафальгарская площадь с Национальной картинной галереей во главе по чьему-то странному замыслу выстроена в противной серой гамме, от которой в вечно дождливом Лондоне в унылый зимний день еще большая тоска берет.

Мы бросаем мимолетный взгляд на сцену, где выступают неизвестные нам, но необыкновенно популярные в России певцы, окидываем взглядом газетные киоски с русской прессой, ларьки с национальной едой, купленной в местных русских магазинах, выстаиваем очередь за «Балтикой» и, прихлебывая холодное пиво на совсем нежарком воздухе, сами задаем себе вопрос: а зачем, собственно, мы сюда пришли? Ну ладно, подруга первый год в Лондоне, у нее ностальгия, муж-эквадорец пришел разделить ее ностальгию и проявить уважение к ее культуре. Швед мой — турист в Лондоне, ему в диковинку. Ну а я-то сама что здесь делаю уже четвертый год? Зачем я пришла? Надежду Бабкину послушать, которую в России никогда не слушала, или Диму Билана, которого не знаю и знать не хочу? Или съесть десяток фабричных пельменей по старой памяти? Или выпить холодного пива на морозе? Прихожу к выводу, что пришла встретить всех своих русских лондонских знакомых в одном месте в одно время. Знакомых у меня много, и на регулярное поддержание связей всегда не хватает времени. А ежегодный фестиваль на Трафальгарке становится уже доброй традицией возобновлять потерянные связи и тусоваться с людьми, с которыми не будешь встречаться специально.

Примерно также рассуждают окружающие меня люди. Старая привычка собираться вместе гонит в воскресное продрогшее утро в центр Лондона. Пожалуй, украинцев и литовцев на площади гораздо больше, чем русских, но никого это не смущает. И хотя они порой до хрипа доказывают англичанам, что они не русские и не надо их русским называть, стоят же тут с русским пивом и пельменями и машут российскими флажками. Все мы дети одной страны, все привыкли собираться несколько раз в году на массовые тусовки. Людей посмотреть, себя показать. Выпить, поспорить, морду набить. А может, все тот же дух единства. Общинная мы страна, были и будем, хотя нет в Лондоне никакой общинности, не хотят русские объединяться, каждый сам по себе живет-существует. Когда мы собирались вместе на ноябрьский парад на далекой родине, у нас были общие идеалы, общие интересы, одни и те же любимые фильмы и песни. Неизменное «Советское шампанское» и салат Оливье на новогоднем столе. Сейчас у нас все разное. Начиная от обстоятельств, вынудивших покинуть родину, и заканчивая уровнем материального и социального благополучия на данный день. И не о чем нам говорить друг с другом. И незачем объединяться. И вот только раз в году, один день, мы вспоминаем, что все мы — часть одного целого. И такие дни объединяют…

Но вот устроителей праздника сменяют официальные представители. Добрый дедушка Кен Ливингстон спускает внучку с рук и поднимается на трибуну. Занимает свое место рядом со своим давним приятелем — московским мэром. Обращается с поздравительной речью к гостям. Не знаю, в курсе ли он, что такое старый Новый год и почему русские его празднуют, но, наверное, это неважно. Все знают, что у русских больше всего праздников в году, и они празднуют все подряд. А когда особой даты в календаре нет, а душе хочется праздника, заимствуют что-нибудь у иностранцев. Хэллоуин какой-нибудь. Или День святого Валентина. Наверное, и их скоро возведут в ранг официальных выходных в России. Думаю, московский мэр рассказал об этой традиции лондонскому мэру. И лондонский мэр от души повеселился. Самый крупный фестиваль в Лондоне организуется по поводу праздника, которого не существует. И невдомек ему, что повод для фестиваля — не праздник. Повод — собраться. А праздник мы придумаем.

Пару лет назад в одной из ведущих и авторитетных газет Великобритании «Гардиан» была опубликована резкая статья некоего журналиста Ханта под названием «Почему Великобритания привечает баронов-разбойников?». Автор бросил упрек лондонской мэрии, что город слишком прогибается под русскими, широко распахивает объятья новоявленным русским богачам и всячески приветствует и поощряет нашествие русских миллиардеров, наживших свое богатство незаконным путем. Что правительство Лондона проводит едва ли не рекламную акцию для завлечения как можно большего количества русских олигархов в британскую столицу. Статья породила дебаты в политических кругах, и через несколько дней мэру Лондона пришлось опубликовать официальный ответ «400 тысяч причин, по которым мы приветствуем русских», представлявший, по сути, своеобразную защитную речь политики британского правительства в отношении гостей из России.

Статью Ханта мэр назвал вредной и даже шовинистической. В своем заявлении Кен Ливингстон упомянул, что в Великобритании проживает примерно двести тысяч русских, еще двести тысяч ежегодно приезжают в качестве туристов, и абсурдно полагать, что все они являются олигархами. Эти четыреста тысяч человек приносят значительную прибыль британской экономике, и для этого им необязательно покупать футбольные клубы. Просто газеты всегда ищут сенсаций, а рядовые туристы, оставившие миллионы фунтов в ресторанах, магазинах и местах досуга, неинтересны прессе. «Лондон гораздо больше заинтересован в увеличении количества российских туристов, приезжающих сюда, а также в постоянно увеличивающейся русскоговорящей общине, чем в олигархах. В прошлом году столицу посетили двести тысяч россиян, потратив здесь сто восемьдесят миллионов фунтов стерлингов. И Великобритания отмечает, что быстрое развитие туризма в стране происходит главным образом за счет России. Темпы такого увеличения, составляющие более семидесяти процентов, выше, чем в любой другой стране Европы».

Также мэр назвал самым большим успехом мэрии Лондона проведение в 2005-ом году фестиваля «Русская зима» на Трафальгарской площади, который собрал более пятидесяти тысяч гостей. «Я могу вас заверить, что пришедшие в этот довольно холодный день на крайне увлекательный праздник русской культуры не были олигархами». В заключение мэр добавил: «Я не намерен стыдиться или извиняться за то, что собираюсь и дальше делать все возможное, чтобы Лондон получал от этого выгоду. Я хочу, чтобы китайцы, русские, индийцы посещали Лондон, вкладывали в него свои средства, работали и учились здесь. Ведь Лондон — это самый гостеприимный город для людей всего мира».

Мэр Лондона не фальшивит. Через пару месяцев после своего заявления, в январе 2006-го года, он принимал самое активное участие во втором фестивале «Русская зима», стоял на трибуне рядом с Юрием Лужковым и обратился с приветственной речью к русскому населению Лондона. А в июле, когда лондонская мэрия устроила танцевальный фестиваль «Big Dance», все русские газеты Лондона опубликовали фотографии Кена Ливингстона, танцующего с Николаем Цискаридзе и Екатериной Кондауровой на фоне Тауэрского моста.

Фестиваль «Русская зима» 2007-го года собрал семьдесят тысяч человек, а в 2008-ом уже более ста тысяч. И каждый год мэр Лондона выходил на трибуну с обращением к русскоговорящему населению Лондона. На старый Новый год Трафальгарская площадь настолько запружена, что передвигаешься по ней с трудом, а к вечеру там просто невозможно протиснуться — ждут выступления известных певцов. Билана, например.

Но вот наконец раздались звуки российского гимна, и люди притихли. В первую минуту повеселились, что на центральной площади английской столицы, в самом центре Лондона звучит российский гимн. Потом вдруг прониклись, взгрустнули, вспомнили хорошие времена на полузабытой родине. Ноябрьские парады и первомайские демонстрации, салюты на День Победы, почетный караул у памятника вождю. Селедку под шубой, нечаянно облитую «Советским шампанским», и шашлыки на природе на майские праздники, субботники во дворе и запах горелых листьев, и чаепития там же во дворе, в окружении соседей, которые через двадцать лет совместного проживания уже почти родные люди… А потом со сцены полетел искусственный снег, закружился-завертелся на лету, переливаясь в сумрачном небе, и через пару минут заполонил площадь. Люди одобрительно загудели и замахали российскими флажками. И стало хорошо и тепло на душе. Все мы разные, и жизни у нас разные, и судьбы у нас разные. Общее только одно — вот этот маленький флажок в руке и этот снег, привет с далекой родины.

Джентльмены предпочитают джентльменов

Старинный клуб на Олд Броад-стрит, в самом центре делового Сити. Узкая улочка, знаменитая на весь финансовый мир, переполнена людьми, зарабатывающими баснословные деньги, такси медленно пробираются среди людей, а двухэтажные красные автобусы неповоротливо заворачивают за угол и застревают на каждом шагу. Через дорогу от клуба — новое здание лондонской валютной биржи, и все члены клуба, соответственно, финансисты высшего разряда. Выпускники частных школ и лучших университетов страны, владельцы собственных компаний, лучшие умы державы и основа ее финансового благополучия. С годовым доходом в несколько сот тысяч фунтов каждый. Свой рабочий день они начинают едва ли не в шесть утра, а заканчивают поздно вечером, поэтому в клубе они появляются в обеденное время и проводят здесь спасительные полтора-два часа, наслаждаясь истинно английским обедом в классической английской обстановке.

Клуб выстроен по принципу старинного особняка, трехэтажное классическое здание в кремовых тонах. Портье на входе, портреты королевы и супруга со всеми регалиями, парадная лестница, повсюду толстые вишнево-красные ковры и атмосфера что ни на есть музейная. Почтенные джентльмены в дорогих костюмах раскланиваются на входе и проходят в бар пропустить стаканчик виски или отправляются прямиком в гостиную отобедать. После обеда поднимаются в курительную комнату, чтобы под портретами Веллингтона и Ротшильда, основателей клуба, выпить чашку кофе и почитать свежую прессу. Пресса, помимо «Файнэншл Таймс», представлена лучшими издательскими домами Великобритании — «Таймс», «Гардиан», «Индепендент», «Ивнинг Стандард». На кофейном столике стопка журналов про столь любимую англичанами сельскую жизнь, охоту, скачки, недвижимость и театры. Так было заведено двести лет назад, и нет ни малейшего сомнения, что следующие двести лет все останется в том же духе — серебряные приборы, подносы и подсвечники, именной фарфор и тяжелые кожаные кресла, которые чем старее, тем дороже.

— Высший класс мебель не покупает, он ее наследует, — любит поговаривать управляющий клубом.

Под давлением модернизации двадцатого века клуб был снабжен электрическими лампами вместо свечей и старые кассовые автоматы заменили на новые компьютерные. Пожалуй, на этом нововведения закончились. Да, еще одна досадная уступка меняющемуся миру. Несколько лет назад администрация была вынуждена разрешить членам клуба приводить на обед гостей-женщин. Но только в юбках, только в определенные гостиные и только по предварительной договоренности. Так, в баре до сих пор царит полный мужской шовинизм. Никаких женщин за двести лет, за исключением обслуживающего персонала.

Настенные часы отбивают час дня, а в обеденном зале Солсбери до сих пор один посетитель, и тот читает газету. Я уже в сотый раз изучила все гравюры на стенах и пожалела, что напросилась заменить Татьяну в ВИП-гостиной. После двух месяцев работы в курительной комнате захотелось какого-то разнообразия, вот и перебралась помогать Рональду в зале Солсбери. А из трех заказанных столов два уже отменили, а за третьим уже полтора часа сидит мистер Доусен, почтенный джентльмен семидесяти восьми лет, и читает газету. Ждет, когда в клуб подъедут его компаньоны, чтобы вместе пообедать. Компаньоны задерживаются, я сержусь. Делать нечего, уйти нельзя, а поговорить не с кем. Обеды в зале Солсбери — дорогие, на двоих сотня-полторы, в зависимости от вина, может перевалить и за две. Вина в клубе коллекционные, семьдесят наименований, бутылка может стоить больше сотни фунтов, и джентльмены ориентируются в этом меню не хуже, чем в валютных курсах. Но обычно гостиная Солсбери полупуста, люди, зарабатывающие по миллиону в год, тоже любят экономить деньги.

— Это вам не ваши русские нувориши, — поучает Рональд. — Пришли деньги, ушли деньги. Сегодня пируют на полную катушку и футбольные клубы покупают, а назавтра по заграницам скрываются.

Рональд, пожилой степенный официант, отвечающий за гостиную Солсбери, в разговоре со мной не упускает возможности подколоть Абрамовича, потому что знает, что я русская. Для англичан русский-водка-драка-Абрамович — неизменная цепочка ассоциаций. Он знает, что у русских много денег и что тратят они их неразборчиво.

— Вон, Татьяна тоже все ищет какого-нибудь нувориша, — неодобрительно ворчит Рональд, и его пушистые белые усы недовольно подрагивают. — Только русские ее не устраивают, она хочет английского выцепить. Уже полтора года кокетничает с джентльменами. Сколько раз я ей говорил — брось ты это бессмысленное занятие! Если ты хочешь найти состоятельного мужчину, уйди из официанток и иди учись в университет. А она говорит — вон Абрамович на стюардессе женился, а много ли времени в самолете на знакомство? Не сравнивайте своих миллионеров с английскими. Не будут они на официантках жениться.

— Ну, Рональд, — тяну я, вполглаза присматривая за мистером Доусоном и предвкушая очередной спор о различии культур. — Они на английских официантках жениться не будут, а русские официантки в Лондоне обычно высшее образование имеют. Потом, красоты нашим женщинам не занимать.

— Красоту они оценят, но и виду не подадут. А в лучшем случае поулыбаются тебе. Но поверь мне на слово, двадцать два года работаю в этом клубе, ни одна официантка за клиента замуж не вышла. Они знаешь на ком женятся? Там такие женщины, что до седьмого поколения свою родню перечислить могут.

— Я тоже могу перечислить родню до седьмого колена! — фыркаю я, напрашиваясь на пространный разговор, который бы скрасил оставшиеся полтора часа моего дежурства в этом музейном зале.

— Кого? Представителей советского пролетариата? Строителей счастливого коммунизма? Ты Кейт Мидлтон знаешь? Во всех отношениях достойная девушка, с принцем Уильямом один университет заканчивала. Умная и красивая. Но благородных кровей не хватает. И поскольку ее мама говорит «чаво» королеве, не бывать ей женой наследника престола!

— Ха! Ну так он-то ее любит! И всем англичанам она нравится! И два года назад ее признали самой красивой женщиной Великобритании.

— И все это не поможет ей стать следующей королевой. А отчего, ты думаешь, он ей уже пять лет голову морочит? Почему он до сих пор не женился? Потому что бабушке Елизавете кандидатура не нравится. Порода подводит.

— Чего же она его не бросит? Неужели приятно быть вечной герлфрэнд, на которой никогда не женятся? И так пресса все косточки ей перемыла.

— Потому что она верит, что его любовь окажется сильнее предрассудков. И глупостей не делает. Помнишь, они расставались в прошлом году? Все газеты тогда об этом писали. Так ты думаешь, она сразу же нового бойфренда нашла? А вот и нет. Она ни с кем не встречалась и репутацию свою не испортила. Поэтому он к ней вернулся, и они опять вместе, и у нее снова есть шанс.

— Поразительная стойкость. Как она могла предугадать, что он вернется, особенно если расстались по обоюдному согласию? И откуда такая уверенность? Могла бы завести нового бойфренда, чтобы принц поревновал и быстрее определился.

— Нового бойфренда?! Ну тогда бы она потеряла все! Еще не хватало, чтобы невеста наследника престола шлюхалась с безродными юнцами из пабов. Нет, она умная девочка. Она понимала, что такое поведение похоронит все ее предыдущие труды. Я более чем уверен, что у нее, кроме принца Уильяма, никого не было, и поэтому у нее до сих пор есть шанс.

— О, Рональд, неужели вы до сих пор ищете девственниц для наследников престола? Кого сейчас это волнует? Особенно в вашем развращенном обществе, где средняя англичанка меняет по двадцать любовников до того, как выйдет замуж. Тогда принцу Уильяму следовало бы жениться на ней еще пять лет назад и сохранить ее целомудренность для нации и будущего потомства.

— А-а, девственность уже никого не интересует, — отмахивается Рональд. — Проблема в прессе. Представляешь, если у нее в далекой юности, лет, скажем, в шестнадцать-семнадцать, был бойфренд. Она же тогда не встречалась с принцем Уильямом и знакома с ним не была — кто упрекнет? А потом пять лет безупречных отношений с Уильямом, он делает предложение, она принимает, королева отошла в мир иной, принц Чарльз тоже не намного ее пережил, и вот — молодой король и молодая королева накануне коронации. И за день до коронации все бульварные газеты выходят с фотографиями полуголой королевы и смачными откровениями о ее любовных похождениях во времена былой юности. Ты представляешь, какой скандал? А скандал будет, потому что газетчики будут искать подобный компромат. Они перевернут все архивы и найдут, с кем спала Кейт Мидлтон в свои семнадцать лет. И осыплют золотом того счастливчика, который первым забрался под юбку завтрашней королевы, за право рассказать о своем бесценном опыте. А какова королева в постели? А что ей нравится? А нет ли у нее каких-нибудь особых фантазий? А, да, королева очень любила устраивать стриптиз на столе и не гнушалась принимать по два мужчины за раз. Ты себе представляешь, что это будет равносильно плевку в лицо монархии? Поэтому, если бы у нее был кто-то кроме принца Уильяма, она бы даже не появилась на приеме в Букингемском дворце и королева так бы никогда и не увидела новую подружку внука.

— Ну что толку, что у принцессы Дианы была безупречная репутация и благородное происхождение и замуж она вышла девственницей. Это не остановило ее от любовных интриг в браке.

— Ты опять не понимаешь, — сердится Рональд. — Не так страшны интрижки, страшна огласка. Главный грех Дианы — не измена мужу, а ее демонстративная неразборчивость в связях! Став женой наследника престола и матерью будущего наследника престола, она утратила власть над своей жизнью. С того момента ее личная жизнь принадлежала короне. Ходят слухи, что она была беременна от сына Аль-Файеда и была уничтожена, потому что королевская семья не могла позволить, чтобы у будущего короля Англии были полукровные братья-арабы. Это все выдумки журналистов, чтобы массы прониклись. Английский истеблишмент понимал, что даже без этой беременности ее связь с сыном Аль-Файеда была возмутительной и недопустимой. Ты помнишь поговорку про жену Цезаря, которая должна быть выше подозрений? А эта женщина, вознесенная в Букингемский дворец, святая святых Британской империи, позволила себе любовные интрижки с безродными арабами. Не стеснялась путешествовать с ним по Европе и останавливаться в отелях на потеху журналистам.

— Рональд, так ты веришь, что ее убила королевская семья?

— Что за чушь! — возмущается Рональд. — Они ее не любили, это верно, но подрезать тормоза… знаешь ли, не королевский это способ устранения неприятелей.

— Тогда почему они ее третировали?

— За неразборчивость связей. Не все члены королевской семьи были без греха, и королевам тоже изменяли, но это никогда не выходило за пределы дворца. А она своей связью с сыном Аль-Файеда нанесла пощечину истеблишменту. Она прекрасно понимала, какой репутацией пользуется Аль-Файед в английском обществе, и если уж ей понадобился любовник, могла бы выбрать кого-нибудь менее скандального.

— За что они не любят Аль-Файеда? — невинно спрашиваю я, предвкушая еще одну интересную историю. Реакция не заставила себя ждать.

— За что они не любят Аль-Файеда?! О, поверь мне, им есть за что не любить Аль-Файеда! Уже за то, что он купил «Харродс», любимый магазин истеблишмента, и они теперь вынуждены каждой своей покупкой приносить выгоду человеку, который не достоин их уважения.

— Ну не продавали бы тогда, — просто изрекаю я.

— Аль-Файед богат, а «Харродс» — это здание, и оно продается. Он заплатил хорошие деньги, бизнес есть бизнес. Но репутация не продается. И сколько бы у него ни было денег, он никогда не купит британское гражданство, он уже дважды подавал на британский паспорт и дважды получал отказ. Потому что, как бы он ни был богат, истеблишмент никогда не выдаст ему британского паспорта.

— Смотрите, какая щепетильность! — удивляюсь я. — Половина моих знакомых украинцев получили британские паспорта безо всяких проблем, а Аль-Файед, владеющий «Харродсом», не может.

— Потому что истеблишменту нет никакого дела до твоих безродных украинцев, а Аль-Файед — лицо особое.

— Истеблишмент — это кто? Политики?

— Сама ты политик! Кому есть дело до политиков?! Политики приходят и уходят, а истаблишмент остается. Истеблишмент — это реальная власть в стране, это высшие круги общества, которые всегда были и всегда будут. Истеблишмент — это английская знать, основа, на которой держится монархия и конституция. Истеблишмент — это члены нашего клуба, от мнения которых зависят судьбы нации. И чтобы стать членом истеблишмента, никаких денег недостаточно, как ни за какие деньги не купить членство в нашем клубе. Даже вашего хваленого Абрамовича не пустят на порог нашего клуба, хотя у него столько денег, что он мог бы купить этот клуб, но он никогда не купит репутацию и не будет допущен сюда как представитель английского истеблишмента.

Легкое тщеславие наполняет меня от мысли, что я свободно расхаживаю по зданию, в которое Абрамовича не пустят дальше порога, и я продолжаю расспросы.

— А кто может стать членом клуба?

Рональд выводит меня в гардеробную и показывает на деревянные скворечники с именами.

— Это — избирательная урна. На ней имя кандидата в члены клуба. Для того чтобы стать кандидатом, нужны рекомендации двух членов клуба, как только тебя зарегистрировали, твоя кандидатура проходит тайное голосование. В течение нескольких недель члены клуба могут голосовать за или против данной кандидатуры. И голосуют против они только в том случае, если располагают какой-то информацией, по которой этот человек не достоин быть членом клуба. Возможно, им известны факты, бросающие тень на его репутацию. Внутри ящика — два отделения. Слева — за, справа — против. В корзине лежат шары. Когда ты берешь шар и просовываешь руку в отверстие, никто не видит, куда ты кладешь его внутри — в левое отделение или в правое. Когда голосование заканчивается и почетная комиссия открывает урну, кандидат не проходит, если у него хотя бы один негативный голос. М-да, пять лет назад они ввели ограничение в два шара. Времена меняются, приходится быть более толерантными.

— Так от мнения одного неизвестного человека зависит отказ в таком важном мероприятии? А если кто-то из членов клуба недолюбливает этого человека, по личным причинам, и из вредности положит ему негативный шар?

— Это твои украинцы могут положить шар из вредности! — возмущается Рональд. — А английские джентльмены не будут порочить чье-то имя из-за личной неприязни. Если ты имеешь что-то против этого человека, твой выбор должен быть морально обоснованным. И если потенциальный кандидат совершил хотя бы один непристойный поступок, в бизнесе или в частной жизни, его репутация похоронена. Он может быть успешным бизнесменом и заработать много денег, но в финансовом Сити, где все друг друга знают, где каждое значимое имя занесено в справочник «Кто есть кто в Сити» и каждая значимая биография опубликована для всеобщего обозрения, он никогда не будет принят в приличные дома. А на совести твоего Абрамовича столько мелких и крупных грешков, что проживи он тут сорок лет — и все равно никогда не станет своим.

Рональд многозначительно умолкает и демонстративно переключается на полирование серебряного подноса. Я вижу, что к мистеру Доусону присоединились его запоздавшие компаньоны, и сейчас последуют заказ из коллекционного вина, и дорогие сигары, и разговоры о большой политике и девальвации фунта. Я еще раз с достоинством пересекаю просторный холл приемной, в который заказан вход русским и арабским нуворишам с подмоченной репутацией, и улыбаюсь по ходу почтенным джентльменам. Мне нравятся мои клиенты. Они никогда не грубят, обращаются со мной почтительно и не позволяют себе пошлых заигрываний. И даже если они в глубине души думают, что между нами социальная пропасть и я не более чем обслуга, приносящая кофе, они никогда не подадут вида.

Следующий лот — Лондон

Русские скупают Лондон