18+
Сквозь тернии

Объем: 362 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.


Сердце в будущем живёт;

Настоящее уныло:

Всё мгновенно, всё пройдёт;

Что пройдёт, то будет мило.

А.С.Пушкин


Сквозь тернии продираясь,

К счастью стремлюсь,

Всю жизнь опасаясь,

Что зря я так бьюсь.


Прожить не успею —

Окончится срок.

Зря прожиты дни —

Вот печальный итог.

Пролог

Карета катилась через живописные равнины, подёрнутые первым приближением осени. Рощи с густыми кронами деревьев, покачиваясь на ветру, казалось, посылали последний привет проезжавшим мимо них. Кэтти, сидевшая в глубине кареты рядом со своим необъятным отцом, мало обращала внимания на красоты природы. Уже несколько недель, с тех пор, как её отец вернулся из очередной поездки, она чувствовала, что что-то должно измениться. И вот, несколько дней назад, отец, смущаясь и отводя глаза, сказал, что пришло ей время ехать в школу. Что домашнего образования теперь, когда ей исполнилось 10 лет, для неё недостаточно. Кэтти была удивлена: её мать всегда придерживалась мнения, что дополнительные школы и колледжи девочкам не нужны. Домашнего образования вполне должно хватить, чтобы из девочки вышла послушная хозяйка и хорошая жена. Однако Кэтти знала, что задавать вопросы бесполезно. Как правило, никто и никогда не считал нужным советоваться с ней даже в мелочах, что вызывало в Кэтти возмущение и протесты. Музыка и рисование, обязательные для благовоспитанной леди, давались ей с трудом. Гувернантка, после года занятий живописью, отчаялась уже научить её чему бы то ни было. А музыка… Заученные произведения Кэтти могла бы отбарабанить на великолепном старом рояле, принадлежавшем ещё её бабушке. Но на большее у неё не хватало способностей. Математика же давалась ей с лёгкостью. Однако мать считала, что математика нужна только в том случае, если она, Кэтти, вдруг в помрачении ума захочет работать экономкой. Что для неё, матери, было бы дикостью: женщина её положения, в её понимании, должна сидеть дома, растить детей, холить мужа, ходить по воскресеньям в церковь и принимать участие в различных церковных и благотворительных мероприятиях. А так же, изредка посещать гостей и принимать их самой, для чего должна хорошо готовить и поддерживать чистоту в доме и дисциплину среди слуг. Поэтому, когда несколько лет назад отец решил научить Кэтти ездить на лошади как наездника, а не как куклу в дамском седле, стрелять из пистолетов и ружей и фехтовать на саблях, мать была в ужасе, и категорически запретила эти занятия. Хотя Кэтти, несмотря на то, что учение только начиналось, уже стала делать успехи. Поэтому отец учил её втайне от матери и женской части прислуги. А, когда он уезжал, учителем становился его старый и преданный слуга.

Ещё одной страстью Кэтти были книги. К 5 годам она сама перечитала все детские книжки, какие были в доме. Жажда чтения не была удовлетворена, и она пробиралась в кабинет отца, где читала всё, что смогла найти, начиная от дамских романов мисс Остин и рыцарских сэра Вальтера Скотта до Плиния, Геродота и Страбона и исследований о Древнем Египте или династиях королевских домов Европы. Мать сначала сквозь пальцы смотрела на увлечение дочери: замечательные вышивки для церковных алтарей и вязаные шали для прислуги, а так же рождение второй дочери и, затем, болезненного сына, отвлекали её внимание. Но, когда она заметила, что Кэтти читает «Илиаду» в подлиннике со словарём, привезённым отцом из Лондона, она впала в ярость. Единственное, что слегка смягчило её гнев, был Кэтти собственноручно, под её, матерью, присмотром, приготовленный торт по случаю дня рождения самой матери. Отведав его, она недовольно и снисходительно бросила, что из Кэтти может, со временем, и получится хозяйка. Кэтти была обижена таким снисхождением и недооценённостью своих способностей. Её жажда познаний и способности к обучению были выше, чем у соседских мальчишек. Но в ней никто не хотел видеть больше, чем «какую-то девчонку», в будущем женщину, которая всегда будет отстоять ниже самого глупого мужчины, несмотря на свои способности и ум. И вот теперь это странное решение — отдать её в школу.

Первую часть дороги отец не умолкал, рассказывая, как он ездил в Египет на раскопки к своему приятелю, описывал пирамиды, саркофаги и гробницы. Кэтти молчала. Потом отец начал описывать мифологию египтян, даже порывался рисовать иероглифы карандашом на полях какой-то книги, прыгающей в руках в такт дороге. Кэтти всё так же молча его слушала. Большая часть из того, что рассказывал ей отец, она уже успела прочитать не так давно. И теперь отдалась во власть размышлений. То, что мать её не любила, она поняла давно. Ещё тогда, когда она, случайно спрыгнув с валуна на камни, когда хотела первой встретить её из её поездки на воды, что-то себе повредила в правой ноге. На все гримасы боли и жалобы, мать тогда холодно сказала, что она виновата сама, что будущей леди не пристало скакать по камням, рвать платье и пачкать обувь. Она равнодушно приказала посадить Кэтти рядом с кучером, и, когда они приехали к дому, даже не озаботилась позвать врача. Это ли стало причиной или что-то другое, но Кэтти стала с тех пор прихрамывать. Что вызывало каждый раз недовольство на лице матери. По её мнению, леди не хромают. Хромота — удел простолюдинов, которым лень пойти к врачу и вылечиться. Кэтти каждый раз поражала эта непоследовательность: ведь мать сама тогда не стала торопить с вызовом врача.

Отец всё говорил, подпрыгивая на своём месте и размахивая руками, а Кэтти думала. Возможно, нелюбовь матери к ней была связана с непохожестью Кэтти ни на неё, ни на отца. Энергичный беспокойный отец, которому было тесно в просторном поместье, и потому он ездил по всему свету, был высок, крупен, черноволос, с большим носом, руками и объемным животом, который с годами становился всё больше. Мать Кэтти была среднего роста, темноволосая, смугловатая, благодаря наличию среди далеких предков итальянцев, но тоже дама не субтильная. Хотя всеми силами пыталась уместить свои телеса и груди в узкие корсеты. И Кэтти — маленькая худенькая девочка с белой кожей, которой втайне завидовала мать, и небольшими зелёными глазами, которые временами темнели или становились голубовато-серыми. Зелёные глаза были удивительны ещё и потому, что Кэтти не была рыжей. Мягкие тёмно-русые волосы обрамляли некрасивое детское личико. И не было надежды, что с годами оно приобретёт гармонию и миловидность. И характером Кэтти была не похожа ни на открытого отца, ни на уверенную в своей правоте безапелляционную мать: молчаливая, скрытная, застенчивая, скромная, с обострённым чувством справедливости и собственного достоинства, Кэтти не терпела навязываемых ей правил, если к ним у неё не лежала душа. Или, если она не видела в них смысла. Как к запретам занятиям математикой и фехтованием. Бетти, младшая сестра, была идеалом матери: пухлый, белокурый спокойный ребёнок, всегда скромно смотрящий в пол и со всем соглашающийся. Одна Кэтти знала, насколько бесёнком может быть этот ангелочек. Чуть ли не с рождения Бетти поняла, что Кэтти не будет на неё доносить и ябедничать, и потому в детской не скрывала своего характера. Появившийся через некоторое время там же Робби — младший брат, заставил её несколько умерить свой темперамент. Поскольку даже трёхлетний Робби уже знал, как заслужить материнскую любовь, и наперегонки с Бетти ябедничал на окружающих. У матери же виноватой всегда была Кэтти. Во-первых, потому что старшая, а во-вторых, нелюбимая. А теперь вот приехал отец…

С момента его приезда дом стали сотрясать скандалы. Вероятно, ещё одной причиной для них было всё увеличивавшееся пристрастие отца к выпивке. Однако услышанные ненароком слова о шлюхе и незаконной дочери заставили Кэтти задуматься, что, возможно, она тоже каким-то боком причастна к решениям отца и матери избавиться от неё. Ибо Кэтти всё более убеждалась, что от неё хотят именно избавиться. И, поскольку сама она просто ничего не могла сделать, она стала мрачно ожидать, что будет дальше.

А дальше был ночлег в гостиницах, снова долгая дорога в карете, завтраки-обеды в придорожных трактирах, небольшие городки, где им меняли лошадей, а сами они смывали с себя дорожную грязь.

Наконец они приехали в город, который отец назвал Плимутом. Расположенный на полуострове, омываемый солёными водами и пропахший рыбой и корабельной смолой.

В середине дня отец принял ванну, надел свой отглаженный гостиничной служанкой костюм и, долго и сбивчиво объясняя что-то Кэтти о директоре школы и её тёте, которую Кэтти никогда не видела, он запер её и ушёл, нервно теребя цепочку от часов. Ближе к вечеру он вернулся неестественно весёлым, принеся с собой запах бренди и каких-то тяжёлых приторных духов. Невнятно сказав Кэтти собираться, он взял её саквояж и вывел в сумерки незнакомого города.

На главной площади уже зажигали фонари. Но они миновали ещё шумные улицы и углубились в квартал, где светло было только от свечей в окнах, а в темноте переулков слышалась возня, охи, шуршание одежды и стоны.

Наконец они подошли к обычной двери обычного на вид дома. Отец нервно постучал несколько раз чугунным кольцом, которое голова льва держала в пасти. Дверь открыла бледная служанка в несколько фривольном наряде. Отец подтолкнул Кэтти вперёд, сказал служанке несколько слов, наскоро чмокнул Кэтти в щёку, порывисто обнял и, бросив: «Прощай, я скоро тебя навещу», быстро ушёл, не оборачиваясь. Служанка, посторонившись, дала Кэтти войти. Затем, закрыв дверь, повела тёмным коридором вглубь дома. Бросив сквозь зубы: «Жди здесь», она исчезла в полумраке. Кэтти осталась одна с саквояжем, который оттягивал ей руки.

Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и она стала различать смутные силуэты вещей, находившихся там, где её оставили совершенно одну. Это место напоминало гостиную в деревенском трактире. Кэтти сделала несколько шагов и оказалась в центре просторной комнаты. Слева от двери, в которую ввели Кэтти, располагалась широкая лестница, которая вела на галерею, окружавшую комнату по периметру. В неверном свете большого камина, располагавшегося прямо перед Кэтти, были видны двери комнат, выходящие на галерею. Одни были плотно закрыты, другие приотворены. Из некоторых комнат слышался смех или звуки музыки.

От долгой дороги Кэтти устала и присела на один из стульев, которые заметила в полумраке. Он оказался необычно мягким и широким. Неожиданно одна из дверей рядом с камином, незамеченная Кэтти, распахнулась, и на пороге показалась женщина. Падавший сзади свет освещал контуры её стройного тела. Услышав шум, Кэтти порывисто встала. Женщина, заметив движение, остановилась. Она некоторое время смотрела на Кэтти, а та, в свою очередь, не могла разглядеть выражения её лица. Только походка, пока женщина не остановилась, показалась ей несколько вялой.

— Джейн, — произнесла женщина. В её голосе была странная грусть. — Мне сказали, что ты умерла. Но именно так ты и должна выглядеть теперь, когда прошло… Боже, сколько же прошло лет… Ты так похожа на мою мать… И меня… И мою сестру… — Голос становился все менее слышным к концу фразы.

Кэтти не сводила с женщины глаз. Несмотря на странный наряд, она казалась ей феей, которая вышла из пещеры дракона, чтобы помочь ей. Женщина одной рукой придерживала спадавшее с плеч платье, а другой пыталась пригладить свои растрёпанные волосы. Но и вызывающее платье, и непорядок в причёске в полумраке предстали для Кэтти прекрасным и необычным обрамлением для чудесной волшебницы. Очевидно, только теперь женщина осознала, как она одета и что девочка, которую она назвала Джейн, не сводит с неё глаз. Она ещё раз передёрнула плечами, пытаясь прикрыть их своим откровенным и крикливым нарядом, и подошла к Кэтти ближе.

Когда женщина подходила, Кэтти сквозь свои мечты уже не знала, кого она видит. Её глаза увидели лицо, которое видеть просто не могли: сквозь полумрак к ней шла её мать. Правда, более стройная, осунувшаяся и черты лица были мягче. Но само лицо было очень похожим.

— Нет, ты не Джейн, — разочарованно сказала женщина, погладив Кэтти по щеке. — Джейн должна быть красивее.

Не в первый раз Кэтти слышала высказывания о своей внешности. Сердце её защемило от огорчения, но она усилием воли отогнала обиду, стараясь не думать о ней.

— Я Кэтти Сафферинг, дочь Алекса и Хизер Сафферинг из Харрогит-холла, — сказала она, серьёзно глядя на женщину. — А вы? И где мы находимся? — осмелев, спросила она, отбросив свою обычную застенчивость и замкнутость.

— Женщина резко убрала руку, и словно очнулась.

Ты — дочь Хизер? — пробормотала она, медленно опуская руку. — И Алекса… И ты здесь! Здесь!

Она внимательно оглядела Кэтти, словно не веря своим глазам.

— Где — здесь? — снова спросила Кэтти.

Женщинапо молчала.

— Ты одна? Кто тебя привёз? Долго ты будешь здесь находиться? — встревожено спросила женщина.

— Сюда меня привёз отец. Но он уже ушёл.

— Ушёл? — Женщина вздохнула и сказала вполголоса: — Хотя, кто бы захотел здесь остаться надолго, не будучи скомпрометированным.

— Он и мать решили, что здесь я буду ходить в школу.

— Здесь? В школу? — Дама, казалось, была поражена. — Но…

— Не будь дурой, Нэн, — вдруг раздался грубый голос из темноты. Из мрака показалась тучная фигура женщины в тёмных одеждах. Она, тяжело ступая, подошла к ним. — Твой Алекс писал тебе. Ты должна была устроить её в приют. Оплату за неё, — она кивнула на Кэтти, — он уже внёс за год вперёд. Ты должна присматривать за ней.

— А… да… точно… А сегодня?

— А сегодня она переночует у тебя, — недовольно сказала женщина. — Ты не работаешь.

— А жить она будет в приюте?

— Да. Ты уже обо всём договорилась. Я при тебе писала письмо директору того приюта.

Женщина оценивающе оглядела Кэтти.

— Сколько тебе лет? — резко спросила она. — Восемь есть уже?

— Мне десять, — сказала Кэтти. Её весьма удивило вмешательство постороннего человека в её дела и странная забывчивость дамы, которая приняла её за какую-то Джейн.

— Это твоя тётка, — прямо сказала женщина, не сводя глаз с Кэтти. — Двоюродная сестра твоей матери. Если, конечно, она не наврала. — Женщина перевела подозрительный взгляд на даму. Та, казалось, ушла в себя.

— Но зачем Хизер отправила тебя сюда? — неизвестно к кому обращалась дама, поскольку, приложив руку к виску, она начала медленно прохаживаться по полутёмной комнате. — Неужели я согласилась на этот приют? — Она остановилась прямо напротив женщины в чёрном. — Мадам, но вы прекрасно знаете, кого берут в приют святой Магдалины. При чём здесь дочь моей кузины?

Женщина хрипло рассмеялась.

— Откуда мне знать? Тебе надо внимательнее читать письма своего любовника. Может, твоя кузина нагрешила и опомнилась только теперь. А может, твой любовник выдавал свою дочь за её, и она всё же догадалась. Я же не твой секретарь. И не могу вечно вести твою переписку, пока ты в отключке. Наверняка её папочка что-то тебе написал, когда подкинул такой «подарочек». Отведи её к себе и дай отдохнуть и поесть. А то этот заморыш помрёт под тяжестью своих сокровищ. — Она кивнула на саквояж Кэтти, который та продолжала держать в руках.

— Она права, — произнесла дама. — Пойдём.

Она протянула руку к саквояжу. Поколебавшись, Кэтти отдала его.

— Но всё же, где мы находимся? Что это за место? — осмелев, спросила Кэтти, не двигаясь. Дама, которая повернулась уже, чтобы идти наверх, остановилась. Женщина в чёрном снова грубо расхохоталась.

— Ты в борделе, детка. В доме терпимости, увеселения, порока — зови, как хочешь.

Дама дёрнулась. А Кэтти, хотя и побледнела смертельно, но выражения лица не изменила.

— Знаешь, чем тут женщины занимаются? — издевалась женщина, глядя на опущенные плечи дамы. — Ублажают мужчин. Раздеваются догола, раздвигают ноги и не только ноги…

— Я знаю, что такое бордель, — спокойно сказала Кэтти. Бледность еще не сошла с её лица. — В книгах моего отца о языческих ритуалах варваров и римском праве я читала об этом. История римских цезарей времен Империи полна примеров того, о чём вы говорите. Имена Мессалины и Клеопатры мне тоже знакомы, как и дела, прославившие их. И я тоже не понимаю, зачем я здесь.

— Ты не будешь здесь, — процедила женщина, снова оглядывая её с ног до головы. — По крайней мере, пока.

— Она не будет на тебя работать, — неожиданно твёрдо сказала дама, резко развернувшись к женщине.

— Это мы посмотрим, — Женщина ухмыльнулась. — Жизнь непредсказуема.

— Если меня отдали в бордель, одно могу предсказать точно, — серьёзно сказала Кэтти. — Ни отца, ни мать я не прощу.

Обе женщины удивлённо посмотрели на неё.

— Поддержи её, а то она сейчас в обморок хлопнется, — сказала женщина брезгливо.

— Не беспокойтесь, — ответила Кэтти, поднимая на неё глаза, в которых уже не было ужаса. — Я ещё ни разу не падала в обморок. Даже в притворный.

Она подошла к даме и тронула её за руку.

— Мне действительно надо отдохнуть, — сказала она.

Дама погладила её по голове. Кэтти вежливо отстранилась. Дама вздохнула и направилась к лестнице. Женщина в чёрном с циничной усмешкой смотрела на них.

— Ты будешь на меня работать. Не сейчас — так через год. Не через год — так через пять. Все воспитанницы приюта Марии Магдалины возвращаются сюда. Рано или поздно. Все. Всегда.

Глава первая

Кейт давно не переступала порога этого дома. Девять лет, проведенных ею в пансионе Магдалины, её тётя, Нэнси Стаффорд, ни разу не назначала ей встреч здесь. Если нужно было передать письма или деньги, или просто обменяться новостями, они встречались сначала в приёмной пансиона, потом в гостиницах Плимута. От встречи к встрече Кейт наблюдала, как меняется её тётя. Нет, она по-прежнему разительно походила на мать Кейт. Однако Кейт помнила резкие суровые черты лица своей матери, на лице которой всегда лежала печать уверенности в правильности своих мыслей, поступков и суждений. Лицо же Нэнси Стаффорд отражало грусть и едва уловимую мягкость характера. Однако в последнее время оно стало припухлым, отражая образ жизни, который вела его хозяйка. Но печать скорби и тоски не сходила с него никогда. Поэтому Кейт перестала приглашать её в пансион. В то, что её тётя — это двоюродная сестра её матери, Кейт не верили. И первые годы пребывания в пансионе она была часто бита теми девочками и девушками, которые считали, что этим она ставит себя выше них. Возможно, это и следовало бы делать, поскольку внебрачные дочери оступившихся дурочек или неожиданные плоды матерей-проституток часто выбирали себе ту же дорогу по достижении возраста 12—15 лет. Потому как любителей юного тела в домах терпимости всегда было полно. Особенно в Плимуте — городе, в котором мужчины сменяли один другого с приходом нового корабля. Но не Кейт. Её тяга к знаниям вызывала недовольство у монахинь монастыря, опекавшего приют, которые считали, что их подопечные, в лучшем случае, могут стать прислугой в каком-нибудь не слишком респектабельном доме. Прислуге же знания не нужны.

Поэтому, получив записку, подписанную «миссис Слай» из дома терпимости, в которой эта самая «миссис» приглашала её к себе, чтобы поговорить о будущем как самой Кейт, так и её тёти Нэнси, Кейт ломала голову, зачем она могла понадобиться этой хитромудрой женщине.

Благо был день, в борделе посетителей было немного. Бледная и тощая служанка отворила дверь, а медвежьего вида огромный мужчина дремал на диванчиках в общей комнате. При виде Кейт он слегка встрепенулся. На его лице проступило удивление. Но он остался сидеть на своём месте. Только челюсти его крепко сжались.

Проводив Кейт до высокой тяжёлой двери с массивной золочёной ручкой, бледная служанка растворилась во мраке коридора. Кейт на минуту остановилась, оправила платье, провела рукой по волосам и постучала. Услышав по ту сторону двери некий возглас, она вошла в комнату.

— Закрой дверь, — раздался голос миссис Слай из-за массивного стола. Она, уткнувшись носом в какие-то бумаги, быстро писала.

Наконец она подняла голову.

— Мне нужно с тобой о многом поговорить, — произнесла она, откидываясь в кресле. — Но сначала я должна знать: ты — девственница?

Кейт недоумённо посмотрела на неё. Она уже догадывалась, зачем её позвала содержательница борделя.

— Не понимаю, — холодно сказала она, прямо глядя в маленькие глазки миссис Слай.

— Что тут непонятного? — раздражённо спросила та, злясь упрямству Кейт. — Ты спала с мужчинами?

Несмотря на всю свою выдержку, Кейт слегка покраснела.

— Нет.

— Сколько тебе сейчас?

— Недавно исполнилось девятнадцать.

— И ты ни разу не ублажала мужчин? — недоверчиво спросила миссис Слай.

— Нет.

— И к тебе никто не приставал никогда? Хотя, — как бы сама себе добавила миссис Слай. — Такой задохлик хорош в виде манекена в витрине.

Миссис Слай встала из-за стола и обошла Кейт кругом.

— Раздевайся.

— Что? — На этот раз Кейт действительно была потрясена.

— Я сказала — раздевайся, — недовольно топнув ногой, громче сказала миссис Слай.

— Зачем?

— А я хочу проверить твои слова.

— Ради чего? — Кейт ухватилась за воротник платья. — Я не хочу на вас работать.

— Это ты сейчас так говоришь, — зловеще улыбнулась миссис Слай. — Ну? Ты сама разденешься, или мне Тома пригласить?

Угроза подействовала. Оскорблённая Кейт предпочла унизиться сама, чем быть униженной этим волосатым громилой, который по вечерам выпихивал буйных клиентов, а днём по указаниям миссис Слай наказывал девочек за различные проступки. Иногда его усердие приносило настолько зримые плоды на женских телах, что те не могли работать, пока не сойдут синяки и ссадины. Это время и неполученные деньги миссис Слай записывала девочкам в долги. А поскольку наказания редкостью не были, то до конца расплатиться с миссис Слай никто не смог. И поэтому недостатка в девочках в её борделе не было.

Кейт дрожащими руками расстегнула платье, сняла корсет, сорочку, панталоны и, прикрывая руками грудь, осталась стоять перед миссис Слай. Та оглядела её, ощупала ей груди и зад, затем резко толкнула на стул, стоявший позади Кейт.

— Сядь и раздвинь ноги. Живо.

Кейт села, покраснев от унижения, обиды и стыда. Миссис Слай присела перед ней на корточки, уткнувшись носом ей в промежность. Затем, она резко сунула два пальца во влагалище Кейт. Та дёрнулась от резкой боли и закричала.

— Заткнись, — прошипела миссис Слай, ощупывая её влагалище. Кейт закусила губу и сжала кулаки. Невыносимая боль, которую доставляли ей пальцы миссис Слай, вызвала слёзы на её глазах.

Наконец миссис Слай вытащила руку.

— Ты мелкая не только снаружи, но и внутри, — недовольно сказала она, брезгливо вытирая руки. — Ты не солгала — ты девственница. Одевайся.

Миссис Слай обошла Кейт и снова села в своё кресло за столом.

— Теперь я тебе скажу, зачем это было нужно. Мистер Рид платит десять фунтов за твою девственность.

— Что? — Кейт показалось, что она ослышалась. — Десять фунтов за девственность?

— Ты всё поняла верно. Мистер Рид наш постоянный клиент. И у него своеобразные запросы. Сейчас ему захотелось попробовать девушку. Ты ему вполне подойдёшь.

— Вы хотите меня продать? — Кейт дрожащими руками застёгивала пуговицы. — Но я говорила вам уже…

— Милочка, подсчитать, сколько твоя тётушка мне задолжала? — Глаза миссис Слай сузились. — Сколько она дней работала, а сколько нет? Сколько она выкурила опиума и выпила джина? Мои расходы ведутся точно.

— Но я же отдавала вам деньги, которые мне присылал отец?

— Они покрыли только половину долга. Если хочешь, я вышвырну твою тётку от сюда: от неё одни убытки, а я не благотворительная организация, чтобы бесплатно держать под своей крышей постороннего человека. Но тогда её долг придётся отрабатывать тебе. Так что, соглашайся. Десять фунтов, и ты останешься должна ещё три. Если, конечно, твоей тётки тут не будет.

— А если она умрёт? — помертвев, спросила Кейт.

— Умрёт она, а долг-то останется, — Миссис Слай ухмыльнулась. — Только не думай удрать от меня. Адресок твоего папочки мне известен. Представляешь, как обрадуется он и твоя мамочка, если я сама к ним явлюсь? К тому же, тут останется и твоя тётка. Если ты сбежишь, не оплатив долга, она точно умрёт. Можешь даже не сомневаться. Да и ты не сбежишь далеко: города ты не знаешь, знакомых у тебя нет, денег нет, работы тоже. Да и кем ты можешь сейчас работать? Кто тебе даст рекомендации? Словом, если только в лес жить уйдёшь. Так что, даже не мечтай удрать от меня, — Она грубо расхохоталась. — А так: ублажишь мистера Рида, девочки тебя ещё чему-нибудь научат. Клиенты любят иногда поболтать со шлюхой. А у тебя мозги есть, образование. Если будешь всё правильно делать — может, будешь шлюхой самого короля, — Она снова засмеялась.

Кейт содрогнулась. Конечно, она знала, что пристрастия её тётки дорого стоят. Но не думала, что столько. Бежать ей, действительно, было некуда. Даже, если бы она наплевала на свою тётку. Но почему-то она привязалась к ней. Только с ней Кейт была сама собой: непосредственной и живой. Только с ней она могла рассуждать так, как хотела: здраво, смело и серьёзно. Теперь эта жалость-сострадание Кейт доставляли ей массу хлопот. Отец платил за её обучение и проживание в приюте гораздо больше, чем требовалось. То, что оставалось Кейт, она отдавала миссис Слай на покрытие долгов тёти. И вот новость: оказывается, до окончательной расплаты по долгам ещё очень далеко. Если… Если Кейт не согласится на этот позор и если её тётя не останется здесь. Потому что, если Кейт и продаст свою девственность, то покупать джин и опиум она не сможет. Из-за этих пороков тёти Кейт не накопила ничего. Однако сумма долга будет значительно меньше. А если Кейт ещё и будет продолжать работать в приюте, где она начала уже делать успехи как помощник преподавателя и санитарка, она, наконец, сможет расплатиться с миссис Слай. И, возможно, увезёт от сюда тётю. В приюте ей уже целый год говорили, что все знания, какие могли дать, ей были даны. И пора бы уже самой отдавать долг обществу. Ей предлагали работу служанки, санитарки, а директор даже говорил о том, что она может преподавать в младших классах. Кейт попробовала. И вот уже год как она получает весьма скромную зарплату девочки на побегушках. Есть ещё слабая надежда на стабильный заработок постоянного преподавателя. Значит, если Кейт согласится сейчас, то, возможно, через год-другой она и её тётя выберутся от сюда. Только вот о браке Кейт придётся забыть. Недевственная невеста никому не нужна. Даже, вернее, особенно самому развращённому мужчине.

А ведь замужество всегда было целью любой девушки в любом времени. Только оно создавало для небогатой образованной молодой женщины достойное общественное положение, в котором, если ей не суждено было найти своё счастье, она хотя бы находила защиту от нужды.

— Ну? Что надумала? — ухмыляясь, спросила миссис Слай.

— Я вижу, у меня нет выхода.

— Не драматизируй, — Миссис Слай похлопала её по руке. Кейт дёрнулась от отвращения. — Ты совершенно права — выхода у тебя нет, — Злобно сказала миссис Слай, заметив её движение.

— Я согласна.

— Старик будет доволен. Ты, наверное, будешь последней девочкой, — двусмысленно сказала миссис Слай. И, не дав Кейт уточнить, на что она намекала, миссис Слай махнула рукой: маленький ключик упал к ногам Кейт. — Номер двенадцать сегодня, в десять вечера.

Глава вторая

Выходя из комнаты миссис Слай, Кейт в изнеможении опёрлась спиной о стену рядом. Снова в её голове прозвучал приговор: нет выхода. Итак, благодаря порокам своей тётки, она просто обязана стать жертвой. Кейт тихонько застонала. Ведь после этого никто не захочет взять её замуж. На слова, что она пребывала в доме терпимости (всё равно, никто не поверит, что она тут не работала, если начнут чесаться языки), можно было раньше предъявить свою невинность как доказательство лжи сплетников. Мало ли похожих людей на земле? Настоящего же её имени тут никто не знает. А девственница не может обслуживать клиентов и оставаться девственной. Да, обследование перед помолвкой или свадьбой было бы унизительно и позорно. На неё стали бы показывать пальцем и закрыли двери в любой мало-мальски приличный дом. И ещё неизвестно, чем бы закончилась такая эскапада. Но всё же… Но всё же это обеспечило бы ей спокойную жизнь в будущем. Хотя, если начнутся сплетни про неё, а они наверняка начнутся — мужчины ещё менее умеют держать язык за зубами, чем женщины, особенно в том, что касается их, мужчин, удовольствий, — то на неё как на невесту никто вообще не посмотрит. Особенно сейчас, когда, благодаря королеве Виктории, семейные ценности стали притчей во языцех. Целомудрие превозносилось до небес, порок осуждался, а публичные дома росли, как грибы — людей не переделаешь. Сколько ни говори о нравственности, тело требует своё. Тело требует, а лицемерная нравственность общества этого не хочет замечать и осуждает любой намёк на телесные нужды. Женщина, которая не смотрит мужчине в рот, девушка, которая не блюдёт свою чистоту, компрометируя себя общением с мужчинами без надзора дуэньи, матери или замужней сестры, сразу получала клеймо порочной. Она не мадам Бовари, не Марион де Лорм, не Эмма Лайон — леди Гамильтон, чтобы прельщать мужчин своей красотой, а они бы, в свою очередь, дали бы ей своё имя, очистив его от двусмысленностей и грязи. Кейт не была настолько ловка, умна и предприимчива, как первые две дамы, не настолько красива, легкомысленна, бесстыдна и порочна, как последняя, чтобы надеяться таким образом войти в высшее общество. Да и в просто приличное общество после всего того, что она пережила. Её отец и мать поставили крест на её безоблачном будущем, устлав его препятствиями и терниями. Кейт не была по сути своей авантюристкой и куртизанкой. Один лишь намёк на сомнительное прошлое, как девушка её положения становилась игрушкой в руках мужчин и притчей во языцех среди толков света. От неё отворачивались знакомые, её мог оскорбить любой повеса, который сам перепортил множество служанок, а может и не только их. Её никто не захочет иметь гувернанткой. И такой девушке или женщине остаётся единственный путь — именно тот, на который она не хотела становиться. А, вспоминая семейную жизнь своих отца и матери, глядя на лицемерие клиентов, которые здесь получают то, что не даёт дома жена или что они сами не осмеливаются ей предложить, Кейт уже не знала, так ли хорошо — стремиться замуж. В любовь она перестала верить ещё тогда, когда отец привёз её сюда. А постоянные наблюдения за жизнью клиентов и проституток убедили её, что эта самая любовь хороша в романах. А в жизни её нет. Зависеть же от нелюбимого и не любящего, а пуще того, от дурака, хама, ханжи или зверя в человеческом обличье, Кейт не хотела. С другой стороны, без мужа она не сможет родить официально признанных обществом детей. Ведь когда-нибудь ей захочется детей? А Кейт не хотела ограничивать себя компанией служанок, торговцев, конюхов, прачек и всех тех людей, которые не блистали умом и знаниями и которым они были не нужны. Хотя, заморочить голову какому-нибудь лудильщику или булочнику по поводу девственности легче, чем лорду. Они не так трясутся за чистоту рода и не слишком любят высчитывать сроки и изучать физиологию: бутылочки куриной крови обычно бывает достаточно. Но Кейт не была простолюдинкой. И не хотела ей уподобляться. Пока её единственное сокровище — девственность. Поскольку знаний от женщины никто не ждёт и не требует. Даже наоборот: учёная женщина отпугивает. Королева Виктория планомерно вводила в сознание людей, что место жены — дома с детьми, а не в университетах и на кафедрах. Но сейчас, если Кейт принесёт свою девственность в качестве платы за состояние вечной эйфории своей тётки, которая просто не поймёт этой жертвы, ибо всё время находится не на земле, а в ей одной известном прекрасном и нереальном месте, что её, Кейт, будет ждать в будущем? Ранняя смерть в этом публичном доме, как многих девочек, потерявших смысл жизни? Но Кейт не хотела стать проституткой, как не хотела быть преследуемой ланью, если, всё же, решится сбежать от сюда. Тем более, тётя… Кейт не сможет оплачивать её забвение. А что с ней станет, когда кончится джин и опиум? Кейт уже видела, что было с ней, когда миссис Слай в качестве наказания однажды отлучила её от опиумной трубки на неделю. Нэнси Стаффорд орала, как будто её живьём уже жарят на сковородке в аду. Её суставы выкручивались под немыслимыми углами, тело тряслось как в «пляске святого Витта», на губах выступала пена вместе с криком о заветной трубке. Когда получалось сползти с кровати, она валялась в ногах у всех, до кого могла дотянуться. С пустотой в глазах она валилась мешком на кровать и лежала там, пока не накатывала боль. Тогда с безумием на лице она хваталась за кинжал и угрожала убить окружающих или себя. Однажды она серьёзно ранила одну из девочек, и ту не успели спасти. Время, что безумствовала тётка, было поставлено ей в долг, как и умершая девочка, которая, хотя и не блистала талантами в работе шлюхи, но доход приносила. Кейт закрыла глаза. Тётке нужен врач, им обеим нужны деньги. А значит… А значит, она пойдёт к этому толстосуму с фантазиями. Она вытерпит, но получит деньги. Миссис Слай спишет с них львиную часть долга. Потом Кейт будет работать в приюте и отдаст остальное. А дальше? Дальше будет видно.

Кейт оттолкнулась от стены и направилась к выходу. У неё есть ещё полдня до назначенного срока. Есть время помолиться и попросить бога не мешать ей жить. Потому как помощи от него она ещё не видела.

Полная мрачных мыслей, Кейт вышла на улицу и направилась к дальней церкви.

Она остановилась на углу, чтобы пропустить экипаж, который и не думал тормозить. Её обдало брызгами из грязной лужи с ног до головы. И она опустила на лицо густую вуаль, чтобы прикрыть грязные разводы. Носовым платком она попыталась смахнуть капли с одежды. Вполголоса проклиная возницу и английскую погоду, Кейт не обратила внимания на карету, которая резко остановилась рядом с ней.

— Эй, и?.. — вдруг раздалось у неё над ухом. Она удивлённо подняла глаза. С козел на неё смотрел закутанный с ног до головы кучер. Его покрасневший нос, проглядывавший из-под шарфа, и слезящиеся глаза, подслеповато глядящие на неё из-под цилиндра, выдавали простуду возницы. Оглушительный чих подтвердил предположение Кейт.

— Простите? — переспросила она, отходя назад.

— Вы бизз Эй Бит? — спросил возница, чихнув.

Кейт удивилась. Только директор приюта знал её настоящую фамилию и знал, что она не простой «плод любви» служанки и лакея. Для всех остальных она была Кэтти Смит. Но зачем вдруг она могла понадобиться кому-то? Неужели миссис Слай придумала ещё какую-нибудь гадость? Но она-то не стала бы соблюдать конспирацию. Ей совершенно всё равно, как называет себя Кейт. И уж она не преминула бы объявить её имя во всеуслышание, чтобы опозорить и принудить работать на себя. И, тем более, карету она не стала бы за ней посылать. Достаточно было бы Тома или его подручных.

— Вы бизз Бит? — снова чихнув, невнятно повторил кучер.

— Да, — настороженно сказала Кейт.

— Бызтрее задитезь, бас заждались уже, — нетерпеливо сказал кучер, перебирая поводья.

— Кто?

— Бизз, бремя дорого, — так же нетерпеливо сказал кучер. Из кареты выскочил молодой человек, почти мальчик, в простой, но чистой одежде и вежливо открыл перед ней дверцу.

Кейт оглядела карету: пыльная коробка без гербов и вообще без излишеств, по которым можно было бы понять, чья она. Одежда кучера и мальчика-слуги тоже была ничем не примечательна. «Ладно, узнаю по дороге», — подумала Кейт и подошла к карете. Мальчик вежливо придержал её за локоток, пока она садилась, захлопнул дверь и прыгнул на запятки. Карета резво рванула с места. Кейт внутри резко покачнулась и ухватилась за простой диванчик, чтобы не упасть. Внутри никого не было. «Что за?..» — подумала Кейт, покачиваясь в такт движению кареты. Она не успела додумать, как карету снова дёрнуло на ухабе, и, подскочив, не слишком больно ударилась головой о крышу. В окне промелькнули улицы Плимута. Через несколько минут они оказались в пригороде среди бедных домиков и старых лачуг, уныло тянувшихся вдоль береговой полосы. Затем пропали и они, и карета покатила по сельской дороге. Кейт проклинала себя за легкомыслие. Ничто не может быть хуже неизвестности. А что собирается и кто делать с ней, Кейт уже не предполагала. Бордель миссис Слай остался в городе. Потому подобная эскапада явно не её рук дело. Тогда кому и что от неё надо?

После недолгой езды по ухабам карета резко остановилась. Выглянув в окно, Кейт заметила здание церкви, мрачное в дождевых тучах и тумане, обволакивавшем её. К карете подскочил мужчина в развевающемся плаще и резко дёрнул дверцу. Кейт, которая собиралась выходить, просто упала ему на руки. Тот порывисто прижал её к себе.

— Дорогая моя, — горячо зашептал он. — Ещё несколько минут, и наши беды закончатся. Ты можешь уже не беспокоиться за свою родню. Против законного брака им нечего будет возразить.

Он подхватил Кейт на руки и понёс к входу в церковь. Ошеломлённая Кейт даже не пыталась вырваться. Объятия мужчины, его шёпот настолько потрясли её, что она не сразу уловила смысл его слов. Брак? Так её привезли на венчание? Боже, но с кем? Сквозь вуаль и туман Кейт пыталась разглядеть лицо того, кто нёс её, как величайшую ценность. Он резко мотнул головой, когда кучер хотел ему помочь поставить Кейт на ноги. Блестящий цилиндр свалился с его головы, и грива кучерявых волос упала ему на плечи. Мальчик-слуга на ходу подхватил цилиндр, понимающе переглянулся с кучером и поспешил за стремительно удалявшимся хозяином. В неверном свете дождливого дня Кейт разглядела породистое лицо: прямой нос, высокий лоб, серые глаза и иронично изогнутые губы. Легкая смуглость завершала образ. Кейт, похолодев, узнала сэра Шелтера, лорда Элмкасла. Даже в публичном доме про него ходила неоднозначная слава, хотя Кейт его там ни разу не видела. Девочки сплетничали, что публичные женщины ему не интересны. Он любил соблазнять дочерей из благородных семей. Или они сами любили им соблазняться — тут уж не поймёшь. Несколько лет назад одной шустрой девице удалось затащить его под венец. Однако ни чем хорошим это не кончилось: он увёз ее в индийские колонии, и, говорят, убил там. Или продал в гарем местного раджи, где она умерла. Он прекрасно знал латынь, древнееврейский и греческий, изучал китайские иероглифы и арабскую вязь, говорил на многих европейских языках и читал древние книги в подлинниках. В Индии, Египте и Турции, говорят, участвовал в каких-то сатанинских обрядах. Дома имел коллекцию статуэток и украшений из американских колоний, набор порошков, масел и смесей из Африки, при чём не все они были безобидны и безвредны. Одна девочка из борделя рассказывала, что её знакомая служанка — прислуга в доме одного из знакомых лорда — сама видела гроб в его доме, в котором лорд любит ночевать. Кейт скептически слушала россказни с чужих слов, хотя девочка приправила рассказ подруги своими клятвенными заверениями в правдивости служанки и собственным наигранным страхом, который она демонстрировала публике. Лорд Элмкасл не любил приёмы и балы. Хотя, говорят, был великолепным танцором и остроумным собеседником. Он весьма нелестно отзывался обо всех этих светских сборищах и хозяевах, устраивавших их. Друзей у него было мало, большей частью должники и те, кто от него что-то хотел. Недюжинный ум — фамильная черта его рода — обеспечили лорду богатый капитал, который он, благодаря удачным проектам и инвестициям преумножил. Его игнорирование светских условностей, презрение к лебезящим перед ним и нередкая прямолинейность высказываний отпугивали от него докучных и досужих людей, какие обычно и составляют «светское общество». А благодаря его пристрастиям, непонятным другим, скучающие сплетники выдумывали всякие глупости и ужасы, очерняя его чуть не сыном дьявола. Его состояние было немаленьким и пополнялось из поколения к поколению. И если бы не его страсть к тайнам и путешествиям, оно было бы многократно больше. Именно поэтому матери девиц на выданье осаждали его стаями, несмотря на репутацию. Иногда их намёки и заигрывания с потенциальным зятем были на грани приличия. Однако не всем была по душе эта его одиозная репутация. Благодаря его образу жизни, привычкам и внешности, некоторые особо богобоязненные леди называли его демоном, предпочитая ограждать своих дочерей от его пагубного, по их мнению, влияния. И вот этот человек нёс её венчаться! Да он слепой, что ли? Не видит, что она — не его невеста?

Кейт попыталась высвободиться из его крепких, но нежных объятий. Но он сильнее прижал её к себе, прикоснувшись щекой к её лицу. Умиротворённую непривычными ощущениями от объятий, Кейт точно пронзило молнией. Благостная истома разлилась по телу, и все мысли вылетели из её головы. Непонятные и непривычные ощущения были приятны, тепло мужского тела как будто защищало её от бурь и невзгод жизненных. Кейт хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Она ещё никогда не чувствовала себя такой спокойной, умиротворённой и… счастливой и любимой. Любимой? Кейт встрепенулась. Сэр Шелтер уже внёс её в церковь и с неохотой поставил на ноги. Сейчас она ему всё скажет, с сожалением думала Кейт. Ведь не её он любит, и не на ней он собрался жениться. Не для неё его объятия и порывистость. Не ей он должен давать своё имя и состояние. Не ей! Но едва она открыла рот, чтобы что-то сказать, как он, стремительно бросившись вперёд, схватил её за руку и потащил мимо скамей по проходу к подслеповато моргавшему священнику с требником. Сзади едва поспевали кучер и мальчик-слуга.

— Милорд, — задыхаясь, проговорила Кейт. — Я должна вам сказать…

— После, моя любовь, — прервал он её, оглянувшись. Его стальные глаза сверкнули лукавым блеском.

— Но я не могу… — Кейт споткнулась на бегу.

— Я понимаю. Но у нас нет времени устраивать торжество.

— Да при чём тут это! — Кейт резко выдернула руку и остановилась, тяжело дыша. На неё тут же наткнулся мальчик-слуга. — Выслушайте же меня! Я вовсе не…

Подоспевший кучер то ли нарочно, то ли случайно подтолкнул её к лорду. Кейт снова упала ему на руки. Лорд Элмкасл, без лишних слов снова подхватил её на руки и чуть ли не бегом устремился к заждавшемуся священнику. Кейт, снова очутившись в кольце его тепла и силы, обмякла. Слёзы обиды показались на её глазах. Ведь ей так приятно с этим незнакомым человеком. Но он не для неё. И даже не даёт ей это сказать! Ну почему жизнь так несправедлива? Хотя, встреться они при других обстоятельствах, вряд ли бы он вообще обратил на неё внимание. Ведь ни имени, ни богатства, ни внешности у неё не было. Чуть ли не сирота в приюте девочек, дочерей, матери которых имели запятнанную репутацию. А благородство или снобизм лорда не снисходил до шлюх и проституток.

Пока Кейт пребывала в непривычном блаженстве, покоясь в руках сэра Шелтера и предаваясь размышлениям, священник начал обряд. Кейт положила голову на широкое плечо и прикрыла глаза. Ей снова подумалось, что, как бы ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Сэр Шелтер прикоснулся щекой к её лбу и внимательно слушал священника. Тот с неудовольствием поглядывал на странную пару. Во время венчания полагалось стоять рядом и даже не держаться за руки. Только после освящения союза можно было прикоснуться к невесте. Хотя, пылкие объятия до сих пор не приветствовались обществом, считаясь чем-то вроде дурного тона простолюдинов. Муж и жена должны быть друг с другом предельно вежливы и предупредительны. Даже в спальне не полагалось демонстрировать страсть. Женщине полагалось подчиняться, лежа бревном на кровати в сорочке, закрывавшей тело целиком, а мужчине быть джентльменом и без грубостей делать спокойно своё дело. От чего многие сходили с ума и бежали к проституткам, с которыми можно было не сдерживать себя и демонстрировать какие угодно пылкие чувства или воплощать какие угодно извращённые фантазии. В обществе и дома полагалось быть сдержанными, холодными и вежливыми. Однако увесистый кошелёк и неподдельная любовь в глазах этого демона уладили вопрос с венчанием. Иначе он, священник, ни за что бы не допустил такого прилюдного непотребного проявления чувств. К тому же, привести в тихую гавань семейного счастья эту мятежную душу с язвительным языком — дело нелёгкое. И, хотя лорд уже раньше был женат, но нынешняя его избранница, похоже, влияла на него иначе: его смирение не было игрой, как раньше в обществе. А то, с какой нежностью и страстью он прижимает к себе девушку, говорит о большой его любви к ней. Возможно, этой ловкой девице удастся примирить его с обществом и церковью, отвлечёт его от чтения еретических и языческих книг и собрания непотребных фигур. Вон как разомлела у него на плече! Великолепная актриса! И чем только она завлекла этого гордеца и насмешника? Жаль, плохо видно её лицо — вуаль мешает. Но она должна быть хотя бы миловидна. На уродину не позарится даже такой странный и демократичный джентльмен, как сэр Шелтер.

— Берешь ли ты… — доносилось как сквозь вату до Кейт. — … в мужья в болезни и здравии, в богатстве и бедности…

— Да… да… — бессознательно шептала Кейт.

— Берёшь ли ты, Эдвард Доменик Ричард, сэр Шелтер, лорд Элмкасл, Джейн Сьюзан Витт в законные жёны?..

«Что? — пронеслось в голове Кейт. — Джейн? Витт?». Так вот что спрашивал простуженный возница: не Кейт Смит, а Джейн Витт. Его простуженное произношение ввело в заблуждение Кейт. А то, что она оказалась на месте встречи в то же время, что и карета, не что иное, как совпадение, случайность. Однако, если Джейн Витт сейчас выходит замуж, то Кейт… Тут Кейт запуталась. Так она сама будет замужем или нет? Или это Джейн выходит замуж? В церковных книгах будет записано имя Джейн, а не её. Но перед алтарём-то стоит она, а не Джейн. Кейт застонала. Сэр Шелтер судорожно прижал её к себе, чуть не задушив. Кейт слегка упёрлась рукой ему в грудь и шёпотом произнесла:

— Я должна сказать вам нечто важное.

— После венчания, милая моя. Всё будет после венчания.

— Нет, до. Вы не понимаете…

— Я понимаю только одно: я люблю тебя и никуда не отпущу.

— Если кто-то знает причину, по которой этот брак не может состояться, — как сквозь вату доносилось до Кейт. — Пусть скажет сейчас или молчит вовек… — Кейт, как зачарованная, смотрела на лицо сэра Шелтера. Слова священника она слышала, но не осознавала их смысла. Она понимала одно: она должна сказать сейчас, пока не случилось непоправимое… — Объявляю вас мужем и женой. Перед богом и людьми, — послышался голос священника. — То, что соединил бог, человек да не разделит. Можете поцеловать невесту.

Кейт чуть было не стукнула кулаком по плечу сэра Шелтера. Они женаты! Или… Это не она замужем? Ну почему он не дал ей сказать? Как теперь выбираться из этой ситуации?

Не успела Кейт как следует заморочить себе голову, как сэр Шелтер впился ей в губы, со всей своей страстью сжав её в своих объятиях. Кейт вскрикнула. Объятия тут же ослабли, а сэр Шелтер отстранился от её лица.

— Прости, моё сокровище. Я слишком тебя люблю.

Он опустил её на пол, не отпуская руку. «Что такое? — удивлённо глядя на оживлённое лицо сэра Шелтера, подумала Кейт. — Как будто он боится, что я… что его невеста… то есть, что его новая жена испарится». Боль пронзила душу Кейт. Он любит Джейн Витт. Он её любит! Значит, любовь есть? Только обходит её, Кейт, стороной. Почему? За что? Кейт закусила губу, а сэр Шелтер потянул её к выходу, снова не дав объясниться. Чтобы не упасть, Кейт пришлось чуть ли не бежать за ним.

При выходе из церкви он снова подхватил её на руки и закружил на ступеньках. У Кейт захватило дух. А сэр Шелтер радостно смеялся, подставив лицо под редкие капли начинающегося дождя.

— Милорд! Милорд! — вскричала Кейт, хлопая его ладонями по плечам. — Милорд, я должна вам, наконец, сказать что-то важное!

— Всё, что угодно, моё счастье! — радостно сказал сэр Шелтер. — Только давай уйдём с дождя.

Кейт только сейчас обратила внимание на мелкие бисеринки воды, которые с навязчивостью мошкары падали на её лицо. Сэр Шелтер аккуратно поставил её на мокрую землю и, нежно взяв под руку, повёл, вернее, почти потащил к карете, такой же простой и пыльной, как та, в которой приехала Кейт. «Интересно, — подумала она, усаживаясь. — Почему лорд Элмкасл так рвался жениться, но при этом не хотел, чтобы об этом знали? Родители невесты были против? Но полмиллиона фунтов должны всякого переубедить. Да ещё знаменитая родословная. Почему? Зачем такие тайны? Хотя, о лорде и сплетничают всякий вздор, но никто и никогда не обвинил его в подлости в лицо. Девицы из благородных семей сами или с помощью мамаш вешались ему на шею. Однако при этом ни одна не могла похвастаться ребёнком от него. Жена, которую он убил или продал? Так убил ли, в самом деле? Продал ли? И всё же, как выяснить, почему такая таинственность? Я слишком много думаю», — Кейт вздохнула и посмотрела на сэра Шелтера, который расположился рядом с ней и сразу же взял её за руки. Его лицо светилось от счастья. Трудно было заподозрить в неискренности этого человека, глядя в его лучащиеся весельем глаза.

— Сейчас мы поедем на постоялый двор, — начал он, снова не дав открыть рот Кейт. — Я понимаю, это не то, на что ты рассчитывала и что достойно тебя. Но, поверь, всё наладится. Когда мы приедем, я дам знать твоему отцу, что мы женаты. А завтра поедем увидеть его. Теперь он уже не сможет ничего возразить.

Кейт молчала. Жестоко было бы сейчас говорить ему о его ошибке.

Глава третья

Довольно быстро карета подкатила к деревенской гостинице. Дождь уже начал накрапывать сильнее и барабанил в окна и крышу кареты редкими тихими каплями. Тёмное небо скрыло от Кейт подробности деревенского строения. Сэр Шелтер открыл дверцу и помог Кейт выйти из кареты, держа над её головой полу своего плаща. Мальчик-слуга с мокрыми волосами, спрыгнул с запяток кареты и протянул ему цилиндр. Но сэр Шелтер не обратил на него внимания. Не отпуская руки Кейт, он провёл её через двор к добротному строению. Войдя внутрь, он тут же усадил её в одно из жёстких потёртых кресел, а сам направился улаживать вопрос о ночлеге.

Оставшись одна, Кейт поёжилась. Редкие капли, всё же, успели её намочить. Руки и ноги замёрзли, и она бы не отказалась от чашечки горячего чая. Внезапно Кейт пронзила мысль о миссис Слай: уже скоро Кейт должна была идти к клиенту, любителю девственниц, чтобы хозяйка борделя списала с неё и её тётки долг. Она должна непременно уйти от сюда! Сэр Шелтер не видел её лица. Поэтому при случайной встрече не сможет её узнать.

Кейт встала. Сэр Шелтер тут же оказался рядом и снова взял её за руку

— Наша комната готова, — нежно сказал он, с любовью глядя на Кейт. — У тебя совсем замёрзли руки. Я распорядился развести камин и принести нам горячего бульона. Тебе просто необходимо подкрепиться.

Всё так же, держа её за руку, он провёл её к комнате на втором этаже. Кейт нахмурилась: со второго этажа бежать сложнее, чем с первого. За ними заторопилась служанка со свечой. Распахнув дверь, она поставила подсвечник на ближайший столик, бегло оглядела Кейт и томно взглянула на сэра Шелтера.

— Камин уже разожжён — мы получили ваши распоряжения и ждали вас. Бульон сейчас будет, — с придыханием сказала она, глядя на сэра Шелтера, игнорируя Кейт. — Что-нибудь ещё, сэр?

— Нет. Мы справимся сами, — с улыбкой сказал сэр Шелтер, глядя на Кейт.

Служанка скорчила рожицу и вышла.

Едва за ней закрылась дверь, а сэр Шелтер направился со свечой вглубь комнаты, Кейт решила, наконец, обратить внимание новобрачного на его прискорбную ошибку. Бог знает, как он отреагирует на её сообщение — венчание же уже состоялось. Но Кейт хотела быть честной. И рассчитывала на благоразумие этого умного, по слухам, человека. Вдвоём они бы смогли найти выход из столь неоднозначной ситуации. Главное, чтобы он не заподозрил в ней авантюристку, которая обманом заставила его на ней жениться. Нет. Решать свои проблемы таким способом, хоть он и был весьма заманчив, Кейт не хотела.

— Милорд, — начала она. — Я должна вам, всё же, сказать…

— Что, дорогая? — спросил он, обернувшись.

Темнота за окном, полумрак в комнате, слабый свет одинокой свечи и неверные отблески горевшего камина осветили его фигуру и создали причудливый образ. Кейт смотрела на него и не могла оторвать глаз: как он был красив! Капельки дождя, застывшие на его кудрях, сверкали искрами, игра света делала магическим и таинственным его взгляд, фигура — идеально скроенная и стройная — казалась ещё более внушительной. Войдя, он сбросил плащ и остался в дорожном костюме, который подчеркивал достоинства его фигуры.

— Здесь темно, — сказал сэр Шелтер, отвлекая Кейт от грёз. — Чёрт, куда они подевали свечи? Темно, как в погребе, — Он походил по комнате, натыкаясь на мебель, незамеченную в сумраке, подсвеченном слабым светом. — А, ладно. Обойдёмся без свечей.

Он отставил свечу и подошёл, взяв её руки в свои.

— Ты совсем замёрзла, — проговорил он, целуя её пальцы. А Кейт так хотелось провести рукой по его волосам, вдохнуть их запах, зарыться в них и остаться там навсегда. — Что же ты хотела мне сказать? — Он поднял голову. — И, радость моего сердца, не зови меня милордом. Для тебя я был и есть Эдвард.

Он погладил её по волосам и медленно снял с неё шляпку, вытаскивая шпильки. Затем, не торопясь, он снял её плащ и приник к её губам. Кейт снова словно пронзило молнией. С тихим стоном она снова обмякла в его руках. А он крепче сжал её плечи и притянул к себе. Боже! Что за сладостное ощущение! Все слова замерли у Кейт на губах, не успев родиться. Вот он — мужчина её мечты! Именно его ждало её заледеневшее сердце, именно этих рук, этих губ она ждала. «Нельзя, нельзя поддаваться ему! — твердили Кейт остатки её разума. — Этот мужчина с моей помощью только что женился на какой-то Джейн Витт. О, почему я не смогла сказать ему правду перед алтарём? Теперь у него есть все основания считать меня аферисткой. Нет, я должна ему всё сказать. Я просто обязана. Вот только ещё чуть-чуть продлится это мгновение». Но чем больше она уверяла себя в необходимости признаться, тем меньше это хотелось ей делать. Ласковые руки сэра Шелтера пробегали по всему её телу, его губы обжигали её лицо, и ей хотелось, чтобы время остановилось.

А сэр Шелтер с удивлением обнаружил, что его всепоглощающая страсть к Джейн, сжигавшая его настолько, что он переставал трезво мыслить, страсть к этой интриганке и опытной соблазнительнице, несмотря на её невинность, все низменные инстинкты, которые вызывало только лёгкое прикосновение к ней — всё это куда-то делось, уступив место нежности и покою. Её остроумие и начитанность, здравые суждения и прямота высказываний в отличие от чопорности или глупого лепетания поверхностных девиц, к которому он привык, заинтересовали его. Хотя его друзья и знакомые наперебой говорили, что эта женщина — опытная актриса с пустой душой и карманами. Её стремление — заполучить в свои сети глупца, настолько потерявшего от неё голову, что согласился бы жениться на безродной девушке, весь капитал которой — это смазливое личико. Негодование её отца и матери, которые запрещали ему приходить в их дом из-за его репутации и неясного вопроса со смертью его бывшей жены, только подогревали его интерес к этой женщине — препятствия только разжигали его кровь, которая бурлила под умелым соблазнением опытной кокетки. А тонко проведённое обольщение воспламенило его настолько, что он, умный человек, дал обещание жениться на дочке какого-то захудалого дворянчика. Снисходительность, с которой она давала себя изредка целовать, и жаркие пожатия маленьких ручек украдкой, обещавшие так много будили в его чреслах неистового зверя, что он едва сдерживался, чтобы не повалить её на ближайший диван или кусты и взять силой. Что его удерживало — один бог знает. Но сейчас… Эта хрупкая девочка была мила и нежна, и ему совершенно не хотелось удовлетворять свои потребности, силой или нет. Ему сейчас хотелось, чтобы это создание полюбило его. Чтобы она сама попросила его сделать её настоящей его женой. Попросила, а не завлекла. Он перестал понимать, что с ним происходит. Женщина, которая была сейчас перед ним, чьё лицо он держал в руках как драгоценную чашу, была мечтой его души, затронула самые тайные струны его сердца. Когда его рука, пройдясь по её груди, нашла пуговицу на её платье, он сдержался, боясь нарушить неземное очарование, гармонию душ, которая возникла между ними.

— Ты так прекрасна! — прошептал он, зарываясь в её волосы. — Ты просто чудо! Я люблю тебя! Боже, как же я тебя люблю!

Он всё целовал и целовал её лицо, ласкал её спину и волосы. Он хотел впитать в себя её всю, но в то же время страшился перейти к главному.

— Милорд… — прошептала Кейт, пытаясь очнуться от наваждения. — Эдвард… Сэр… Я должна сказать вам…

— Не надо, моя родная. Я всё понимаю. Я не стану спешить, если ты не хочешь. Ты завтра поедешь к своему отцу столь же невинной, какой сбежала от него. Я подожду.

Он шептал и целовал Кейт. А она разрывалась от желания ему всё рассказать и желанием, чтобы их объятия и поцелуи длились. Она с лёгким стоном начала отвечать ему, взяв в руки его лицо. Пальцы её покалывала лёгкая щетинка на его щеках. Она гладила его лицо, волосы, обнимала его широкую спину. Её тело было невесомым, время остановилось.

Когда он поцеловал её в шею, то почувствовал, как по её телу пробежала волна желания, а с губ сорвался не то стон, не то вскрик. Он подхватил её на руки и понёс к белеющей во мраке кровати.

— Моя любимая, — шептал он, опуская её на подушки. — Ты прекрасна, — произнёс он, опускаясь перед ней на колени и развязывая галстук. Все его мысли о том, что она вернётся к отцу невинной и они оба падут перед ним на колени, чтобы вымолить прощение за своё тайное венчание, куда-то разом улетучились.

Кейт дрожащими руками начала расстёгивать пуговицы на своём платье…

— Лорд Элмкасл! — вдруг раздался рёв за дверью. По коридору послышался топот бегущих ног. — Сэр Шелтер!

— Милорд! Милорд! — вскричал молодой человек, приоткрыв дверь. — Вас ищет какой-то джентльмен! Он приехал на взмыленных лошадях с другом, и сам… в мыле.

— А, чёрт! — выругался сэр Шелтер. Он вскочил с колен, завязывая галстук и натягивая сюртук. — Прости, моя душа, я должен уладить это дело. Похоже, твой отец не стал ждать до завтра.

— Милорд! Они идут сюда! — вскричал мальчик и исчез за дверью.

— Где эта тварь? Чтоб его черти взяли! — раздался грубый голос, перекрывший переполох. Тяжёлые сапоги застучали на лестнице. — Где эта свинья, что крадёт девок? Я хочу видеть лицо этого мерзавца!

— Это уже слишком, — сэр Шелтер в гневе бросил недовязанный галстук и направился к двери. — Я недолго. Только уйму этого буяна, — добавил он и вышел. Кейт осталась сидеть на кровати.

Неизвестно сколько времени она просидела в прострации, оглушённая новыми чувствами, ощущениями и чем-то до сих пор ей неизвестным, незнакомым, непознанным до конца, как реальность стала постепенно возвращать её на грешную землю.

— Если он вдруг захочет зажечь свет, он поймёт, что женился на мне, а не на ней, — стало постепенно складываться в её голове. — Боже! Что я только что не наделала! — Её как будто кто-то хлестнул плетью. — Девица в спальне женатого мужчины! То есть… Ну, всё равно.

Она не стала метаться, как, наверное, должна была. Она просто прижала пальцы к голове, лихорадочно обдумывая создавшееся положение.

— Пусть он думает, что я его жена. Но на самом-то деле, я — это я. Господи, что делать? Власть этого мужчины над моим телом просто поражает! Я чуть было не отдалась ему! Но ведь мне надо закончить свои дела с миссис Слай. — Она вдруг решила, что ей делать. — Бежать. Скрыться, пока он не понял всего. Любовь любовью, но мне пора уходить от сюда.

Кейт соскочила с кровати, благодаря бога, что он не позволил кончиться начатому, как могла привела себя в порядок и бросилась к двери.

— Нет, через дверь я не могу уйти. Там сэр Шелтер и этот необузданный буйвол. А может и ещё кто-то. Меня остановят, и я не смогу спасти тётю.

Решительно повернув ключ в замке, Кейт заторопилась к окну.

— Второй этаж, высоковато. Даст бог, не покалечусь. Но что делать?

Она подняла створку. Тонкие занавески затрепал резкий порыв ветра. В лицо заморосил холодный дождь.

— Очень хорошо помню, что эти окна бьют в самый неожиданный момент по спине, а то и по шее. Надо что-то придумать.

Обежав глазами комнату. Кейт схватила подсвечник, незамеченный сэром Шелтером, и поставила его в распор с рамой окна.

— Шаткая конструкция, но я, по крайней мере, не буду инвалидом, — Кейт отряхнула руки и платье от попавшей на них воды, засунув его в рукав. Впопыхах она не заметила, что, едва зацепившись за край её манжеты, он упал на пол. — Боже, спаси и сохрани, — Она перекрестилась и хотела было нырнуть в окно, но, опомнившись, накинула плащ и шляпку, остановившись у чёрного зева окна, придерживая трепетавшую занавеску. Чернота пугала её, дождь заливал комнату, холодная влага отрезвила, и она, подхватив юбки, скользнула в никуда. Вспомнив своё детство, когда она скакала на лошадях и лазала по деревьям, она перелезла через подоконник, поддерживая то одной, то другой рукой свои юбки. Наконец она вылезла наружу, повиснув на руках. До земли было недалеко. Она отпустила руки и через мгновение мягко приземлилась на влажную землю. Шума, к счастью, она не наделала. Да и дождь заглушал все звуки.

Очутившись на скользкой от дождя земле, но, слава богу, на двух ногах, Кейт снова отряхнулась и, закутавшись в плащ, быстро пошла от злополучного дома.

А ведь я люблю его, — промелькнуло у неё в голове, когда она оказалась внизу. Но она, трезвомыслящая девушка, твёрдо стоящая ногами на земле, отринула эти неуместные мысли. Кто он и кто она? Сейчас главное уйти от сюда, а в чувствах своих она разберётся в спокойном месте и в другое время. Завершить свои дела в борделе, получить деньги и ещё — среди ночи найти место, где можно поесть и поспать в ожидании завтрашнего дня.

Глава четвёртая

В это время сэр Шелтер стойко удерживал оборону у дверей своей комнаты, стараясь держать себя в руках и не съездить по физиономии разбушевавшегося ревнивца.

— По какому праву вы врываетесь сюда, как к себе домой? — кричал он крупному бородатому мужчине, который хлестал себя кнутом по грязным сапогам.

— По тому, что в этой комнате с тобой моя жена! — рычал он.

— Здесь нет вашей жены и вообще ничьей, кроме моей собственной.

— Будет врать! Лорд Элмкасл — всем известный ловелас. Разве может он хоть одну ночь спать без бабы? Разве он может просто так вот взять и жениться? Один раз вы насмешили свет. Не надо повторяться!

— Здесь нет вашей жены! — Сэр Шелтер угрожающе сжал кулаки.

— Да где же она? Дома её нет!

— Откуда мне знать? Вы муж, вот и следите за ней! — Он стал медленно наступать на разъярённого мужчину.

— Нет, я всё же, войду! — не уступал мужчина.

— По какому праву? — в бешенстве кричал сэр Шелтер.

— Я так хочу! — взревел обманутый муж и, после короткой борьбы, с трудом оттолкнув сэра Шелтера, он ногой вышиб дверь. Тщедушный друг его, маячивший где-то за спинами слуг, только вскрикивал и бормотал что-то, чего никто не слушал.

— Луиза! — заорал ревнивец, вбегая внутрь. — Луиза! Где ты, чёрт тебя возьми! Света! Дайте света!

Перепуганные слуги принесли свечи, и разъярённому мужу предстала пустая комната и раскрытое окно.

— Ты спрятал её! — снова взревел муж и в считанные минуты перевернул в комнате всё вверх дном. Сэр Шелтер тихонько посмеивался в дверях, потирая ссадины на костяшках пальцев.

— Её нет, — растерянно сказал обманутый муж. Его гнев тот час же слетел. Он стоял смущённый перед сэром Шелтером, который всеми силами пытался сохранить серьёзный вид.

— Я… я виноват… прошу прощения. Я… — Присмиревший муж сел на кровати. Место буйвола занял ягнёнок. — Ведь я люблю её. Понимаете?

— Да, конечно, — вдруг став серьёзным, сказал сэр Шелтер. — Теперь, надеюсь, вы позволите мне выспаться?

— Конечно. Прошу прощения, — растерянный муж медленно вышел из комнаты. За ним поплёлся его друг, что-то нашёптывая ему на ухо, на что присмиревший муж отмахивался, как от жужжания мухи.

Когда все слуги разошлись, сэр Шелтер вернулся в комнату.

— Дорогая моя, не прячься. Он ушёл. И, любовь моя, прости за… — Он остановился. Разгромленная комната была совершенно пуста. Одинокая занавеска болталась на ветру. В чёрном зеве окна он смог увидеть только далёкие огоньки, тучи среди проблесков луны и черноту. — Чёрт бы его побрал! Вот заявился некстати! — Он раздражённо топнул ногой. И вдруг его что-то кольнуло. Дождь! Боже! Она может простудиться! Как он мог!

Он кинулся к двери — так и есть: ни шляпки, ни плаща.

Опрометью бросившись из комнаты, сэр Шелтер позвал своего мальчика-слугу.

— Признавайся, Бенедикт, куда ты спрятал леди? — его тон выражал обеспокоенность. — Ну, не молчи. Мне нужна моя жена.

Мальчик широко открыл глаза.

— Леди, милорд? Но я её никуда не девал. Она была всё время здесь.

— Здесь? Но её здесь нет. Где же она?

— Не имею понятия. Я смотрел за дверью — леди не выходила.

— Но её здесь нет. Этот боров всё здесь перерыл. Не могла же она спрятаться в щель?

Он бросил взгляд на окно: на ветру развевался какой-то тёмный лоскут, а под окном что-то белело. Сэр Шелтер схватил лоскут — это был кусок платья Кейт, зацепившийся за гвоздь. Он медленно опустился за белеющим пятном. В его руках оказался в грязных разводах платок. Его вышивка была превосходна. А монограмма «К.С.» — просто произведение искусства.

— Бенедикт, она убежала, — хриплым голосом сказал он, сжимая в руках платок. — Она ушла! Неужели она так испугалась?

— Любая бы испугалась, когда такое творится.

— Бенедикт, её надо найти, — Его взгляд упал на монограмму. Странные буквы, не имеющие к ней никакого отношения. Он нахмурился. Уж не для другого ли она вышивала этот платок? Хотя, насколько он помнил, Джейн вообще не любила вышивать, считая это бессмысленной тратой времени и сил.

— Милорд, ночь на дворе. Дождь хлещет. Завтра утром вы ещё кучу найдёте.

— Дурак! Эта — единственная. К тому же, мне очень бы хотелось узнать у неё одну вещь… — Он снова бросил взгляд на платок. — Словом, ты меня понял. Седлай лошадей, поедем искать беглянку.

Сэр Шелтер швырнул платок на кровать и стремительно выскочил из комнаты, требуя лошадей. Мальчик-слуга, обречённо вздохнув, поплёлся за ним.

— Поторопись! Живее! — раздалось из коридора. Мальчик ускорил шаг.

Глава пятая

Тем временем Кейт, омываемая дождем, искала дорогу, по которой они приехали так недавно. Обойдя постоялый двор, она заметила суматоху у входа и незаметно прошмыгнула к воротам. Пешком она дошла до дороги. Куда теперь? Где она находится?

Словно по волшебству, за её спиной послышался конский топот. Кейт в страхе шарахнулась в сторону, потеряв при этом шляпку. Но это оказался какой-то слуга.

— Куда вы едете? — спросила она, подойдя.

— В Плимут, — удивлённо сказал наездник, придерживая лошадь и оглядывая эту странную женщину: её грязная одежда была порвана по низу, шляпы нет, багажа тоже. Какая-нибудь авантюристка. Или преступница в бегах. Словом, ничего хорошего.

— Прошу вас, — Кейт простёрла к нему руки. — Мне надо попасть в Плимут. Тут мне угрожает беда. Помогите мне.

— А, так это из-за вас такая суматоха в «Короне Эдуарда»? — широко улыбаясь, спросил слуга.

— Да, из-за меня, — согласилась Кейт.

— Ну садитесь сзади, мисс. При таком муже, я бы тоже сбежал от него, дайся мне случай, — Он лукаво подмигнул ей и тронул поводья.

Потрясённая событиями сегодняшнего дня, Кейт чуть было не задремала за спиной своего провожатого. Но резкая остановка пробудила её.

— Куда доставить вас в Плимуте? — спросил слуга, оборачиваясь.

Кейт огляделась. Они уже подъехали к ратуше.

— Дальше я сама, большое спасибо, — сказала она и ловко спрыгнула с лошади. Слуга присвистнул.

— Ай-да ловкачка! Тебе бы в цирке выступать! — он загоготал и тронул лошадь. Скоро цокот копыт затих в полумраке.

Кейт бросила взгляд на часы на ратуше. Они показывали начало десятого. Ей пора поторопиться.

Выйдя с площади, Кейт пешком дошла до борделя миссис Слай. Та уже ждала её с чёрного хода.

— Где тебя черти носят? — прошипела она в самое ухо Кейт. — Я уж думала, ты дала дёру. В каком ты виде? — Она отстранилась и оглядела Кейт. — Всё-таки хотела сбежать? — зловещая улыбка исказила её губы.

— Никуда я не хотела бежать, — сурово сказала Кейт, направляясь в одну из комнат сменить одежду. — Хотя, прогуляться мне сегодня пришлось. Не по своей воле.

— Меня это не касается. Главное, чтобы было сделано дело. И чтобы клиент был доволен. Остальное — твои проблемы.

Она повернулась и вышла, резко хлопнув дверью. Кейт подошла и заперла за ней. Потом медленно сняла одежду и залезла в низкую ванну. Быстро ополоснув тело из кувшина, Кейт полила голову водой. Через несколько минут она уже вытиралась толстым полотенцем. А ещё через несколько минут в дверь постучала миссис Слай. Кейт открыла. Та сунула ей в руки стопку одежды и, ни говоря ни слова, ушла. Кейт разложила сверток на кресле. Одежда была скромная, чистая, но явно ношеная. Скольких же девочек перепробовал этот человек? Сколько из них носили эту одежду? Кейт тяжко вздохнула и начала одеваться.

Переодевшись, она подошла к зеркалу и расчесала влажные волосы. Затем, скатав их в тугой узел, она закрепила его шпильками. Критически оглядев себя, она вышла и направилась к нужной комнате.

По дороге она вспомнила про ключ. На её счастье или несчастье, миссис Слай положила его ей в карман чистой одежды. Зачем ей ключ? Запереть его снаружи, если будет кидаться на неё, как недавно тот ревнивый муж? Или самой запереться изнутри, чтобы этот скот делал всё, что ему вздумается так долго, как сможет? Нет. Кейт тряхнула головой. Ключом она пользоваться не будет.

Подойдя к нужной двери, Кейт остановилась и несколько раз глубоко вздохнула. Медленно подняв голову и сжав губы, чтобы не было видно и слышно, как стучат её зубы, она постучала. Дверь распахнулась почти сразу. Толстый краснолицый приземистый мужчина с редкими волосиками на лице и лысиной на макушке, теребя дрожащей рукой распахнутую на груди сорочку, нервно зыркнул на Кейт. Обежав её хищным взглядом с головы до ног и обратно, сладострастно облизнувшись, он пальцами, похожими на сосиски, схватил её за грудь.

— Девственница? — Он снова облизнулся и погладил грудь Кейт через платье.

— Да, — стараясь скрыть отвращение и боль, ответила она. Как непохожи были эти поглаживания на ласки сэра Шелтера!

Мужчина рывком втянул её в комнату и прижал к двери. На Кейт навалились несколько десятков фунтов дурно пахнущего сала, с которого ручьями тёк пот. И это сало принялось нервно и грубо шарить в её юбках и хватать за бёдра. Наконец ему удалось в широкой юбке с разрезами, специальной для удобства клиентов, найти её тело. Он стал мять её зад и щипать за волоски в промежности. Кейт отвернула голову от его толстых мокрых губ, которыми он обслюнявил ей щёку, шею и немного грудь, и слегка упёрлась руками в его плечи. Но толстяк был сильнее. Его туша давила на неё, и скоро ей стало нечем дышать.

Закончив с волосками в промежности, толстые пальцы полезли между ног Кейт, а другая рука, тем временем, нервно дёргала завязки штанов. Наконец, он отлепился от неё, чтобы посмотреть, почему его штаны не развязываются, и явил перед глазами Кейт длинный толстый иссиня-багровый агрегат, ужаснувший девушку настолько, что у неё из головы вылетели все мысли. Потом медленно к ней возвращалась память. «Это же мистер Рид! Как я могла забыть? Скольких девственниц он уже порвал настолько, что они умирали от потери крови! Господи! Только не это!». Теперь Кейт поняла слова миссис Слай, когда она сказала ей, что слишком мелкая не только снаружи, но и изнутри. Поскольку Кейт не первый раз заходила в бордель, она слышала откровения девочек о размерах и достоинствах «дружков» своих клиентов. В каждой комнате есть замаскированная дыра для наблюдения за девочкой, чтобы не ленилась и не воровала, и за клиентом, чтобы ему давали то, что он заказал, и не убил при этом. Поэтому даже самые прожжённые шлюхи шёпотом говорили о «дружке» мистера Рида. «Хорошо, что я не девственница — этому козлу только их подавай, — говорили они. — Своим „дружком“ порвёт всю — месяц в себя приходить будешь. Да и заездит так, что тебя от него выносить придётся. За каждый свой грош отработать потребует». Да, теперь Кейт вспомнила. О боже! Даже, если она не умрёт от потери крови, затраты на врача и опиум с джином для тётки миссис Слай всё равно включит в долг. И никуда Кейт не сможет тогда деться. А она ещё искала подвох, с чего это миссис Слай решила списать их долги и разрешила тётке уйти? Да с того, что они в любом случае не смогут никуда уйти: если Кейт останется жива — она и тётка будут должниками вечно, и долг придётся отрабатывать. При чём телом Кейт, поскольку тётка невменяема. А такие не всем нравятся. А если Кейт умрёт, то миссис Слай и дела нет до её тетки.

Всё это пронеслось молнией в голове Кейт в тот момент, когда агрегат мистера Рида попал ей между ног и тот попытался толкнуть его в нужном направлении. «Если такая боль уже сейчас, то, что будет, если он запихнёт это в меня?» — с ужасом подумала Кейт, и резко оттолкнула толстяка. Несмотря на то, что она вложила в толчок всю свою силу, тот отодвинулся от неё недалеко. Тогда она со всего маха ударила его коленом в пах, и на лице мистера Рида похотливо-недовольная гримаса сменилась выражением боли и ярости.

— Ах, ты… — Он согнулся и схватился руками за больное место и попытался, в то же время, ухватить Кейт. Но, поскольку от боли обе руки его были заняты, у него ничего не получилось. Тогда Кейт со всей страстью, силой и отчаяньем ударила его кулачком в челюсть и обеими руками толкнула в грудь. Мистер Рид отлетел к кровати и ударился о деревянный столбик. Его массивная туша медленно осела на пол. Оглушённая Кейт некоторое время постояла на своём месте, потирая руку, которая немилосердно болела после удара, потом медленно подошла к кровати. Не сводя взгляда с рук мистера Рида, она попыталась нащупать пульс, как ей показывала одна санитарка в приюте. Пульс был, хоть и слабый. Отойдя на безопасное расстояние от распростёртого тела, она посмотрела на столбик. Затем, зайдя с другой стороны, она приблизилась и осмотрела голову. Крови не было. «Живой, и дай бог выживет», — подумала Кейт и бросилась из комнаты. Ей сейчас было нужно место, где она могла бы прийти в себя и подумать. Слишком много событий для одного дня.

В полутёмном коридоре она наткнулась на полупрозрачную дверь, которая открылась под её руками. В комнате горела одна свеча. Быстро окинув взглядом пустую кровать, Кейт прикрыла дверь. Сделав несколько шагов, она снова осмотрела комнату. Та была пуста. Облегчённо вздохнув, Кейт присела на кровать.

Через некоторое время дверь скрипнула. Кейт в ужасе подскочила. В дверях стоял Том.

— Боже! — прошептала Кейт помертвевшими губами.

— Успокойся. Я тебя не выдам, — сказал Том, заходя.

— Почему? — испуганно спросила Кейт. — Чего ты хочешь?

Том помолчал.

— Девочки считают меня зверем за то, что я их наказываю. А что мне остаётся, если я больше ничего не умею делать? — Том посмотрел на Кейт. В первый раз она смотрела в его лицо прямо. В его глазах читались мука и боль. — У меня был сынок. Единственная моя радость после смерти жены. И вот однажды какая-то шлюха заразила его постыдной болезнью. Мне пришлось его прятать ото всех. Мой мальчик, мой ангел стал похож на живой труп. Недавно он умер. А я пришёл работать сюда. Чтобы наказывать шлюх. — Он внимательно посмотрел на Кейт. — Но ты не такая. Тебя принуждала миссис Слай, я слышал. Эта ненасытная утроба погубила многих хороших девушек. И тебя она тоже погубит. Поэтому, убирайся от сюда, пока я могу тебе помочь.

— Но моя тётя!

— Каждый платит за свои грехи, — мрачно сказал Том. — Твоя тётка пришла сюда с намерением стать шлюхой. Её никто не звал, не принуждал. Она сама так решила. Ей я ничем не могу помочь. Поторопись, миссис Слай знает об этой комнате. Она скоро будет здесь.

Кейт колебалась. Она боялась, что с её побегом жизнь тётки может вообще закончиться.

Глядя на её колебания, Том бросился к ней и схватил за руку.

— Я спасу тебя от тебя же, — прошипел он ей в лицо и потащил из комнаты.

Кейт пыталась вырваться, шёпотом упрашивая его вернуться за тёткой. Но Том не обращал на неё внимания, целеустремлённо тянув вперёд.

Полускрытый мраком коридоров и незамеченный в суматохе, Том тащил Кейт какими-то неизвестными ей переходами. Наконец он втолкнул её в маленькую каморку и приказал сидеть тихо.

— У меня есть ещё моя работа, — сказал он в дверях. — Чтобы меня не заподозрили, я должен её сделать. Потом я выведу тебя от сюда.

Он мрачно взглянул на неё и вышел. Кейт подскочила к двери: ни ключа, ни запоров. Тогда она подставила стул под ручку, чтобы посторонний не смог войти. Оглядев свою баррикаду, она отошла от двери и оглядела комнату при свете огарка свечи, который почему-то был зажжён. Маленькая, тесная, без окон каморка, в которой располагалась кровать с соломенным тюфяком, грубым столом и табуретом. И ничего более. Ни захудалой книжки, газеты, дагерротипов, фотографий или рисунков, как будто сюда заходили только поспать. На голых стенах на одном-единственном кривом гвозде висело тёплое пальто, изрядно поношенное в заплатах и дырах. На столе стояла одинокая жестяная кружка, оловянная миска с остатками еды, и грязная ложка. У стены валялась пустая бутылка из-под дешёвого рома.

Когда Кейт оглядывала комнату при мерцающем свете огарка, который должен был вот-вот погаснуть, сверху раздался нечеловеческий вопль, перемежающийся бранью и проклятиями. Глухие звуки ударов сопровождали их. Кейт, вздрогнув, поискала хоть какое оружие вокруг себя. Оглядев постель, она запустила руку под засаленную подушку. Её рука нащупала деревянную ручку. Вытащив свою находку, Кейт оглядела грубо сработанный нож с широким лезвием. Проведя по нему, она заметила, что нож недавно точили. Взвесив его на руке, Кейт неловко взмахнула им, тренируясь обороняться. Хотя отец и обучал её стрельбе из пистолета и ружья, но ни разу Кейт ещё никого не убила. Она не любила охоту и травлю лис: толпа людей с собаками гоняются за несчастным животным, чтобы его обессилить и убить. Это претило Кейт. Не то, чтобы она любила лис, разорявших хозяйства арендаторов в поместье её отца, или волков, которые нападали на одиноких путников зимой. Но и одобрить толпу людей с ружьями, загоняющих животное, у которого только когти и зубы, она не могла.

Однажды отец ей сказал:

— Если не собираешься использовать оружие, не стоит им грозить кому бы то ни было. Если ты вынула пистолет перед носом пьяницы — стреляй, не думая. Иначе он отберёт его у тебя, и убитой будешь ты. Если ты наставила ружьё на зверя — не жди, что он испугается.

Тогда Кейт хорошо запомнила этот урок, хотя воспользоваться им ей ни разу не пришлось. Но нож… Владеть ножом её никто не учил. Нож — это не ружьё. В рукопашной борьбе владение ножом — совсем другое дело: видеть глаза, слышать дыхание, ощущать тепло живого тела, которое сейчас твоя рука может сделать мертвым — к этому Кейт не была готова. Хотя, нож можно метнуть, как американские индейцы из рассказов отца. Одно она знала точно: ножом замахиваться нельзя, если не хочешь, чтобы его у тебя отобрали. Она не раз видела разборки клиентов с Томом, поэтому уяснила себе это хорошо. Но и ударить ножом в живот… Рука Кейт с ножом задрожала. Но она взяла себя в руки: если не будешь защищаться, то убьют тебя. А жить Кейт ещё хотела. Хотя бы для того, чтобы вырваться от миссис Слай и увезти от неё свою тётку. Кейт крепче сжала нож и присела на жёсткую кровать.

Минуты текли, но ничего не менялось. Крики наверху то стихали, то становились сильнее, грязная брань не прекращалась, как и глухие удары. Кейт показалось, что она слышит голос своей тётки. Но уж очень она страшилась ярости мистера Рида, который и в обычном своём состоянии мог убить её одним щелчком. Даже нож не прибавлял уверенности. Тем более, не получив девственницу, мистер Рид вполне мог сорвать зло на миссис Слай. А уж что с ней могла сделать эта монументальная, но хитроумная женщина, Кейт не хотела думать. В её ушах ещё звучали угрозы опозорить её перед семьёй и всем светом.

Так и сидела Кейт на жёсткой кровати, болезненно вздрагивая при каждом крике и крепче сжимая нож.

Наконец до неё стали доноситься только звуки ударов и брань, крики становились слабее и реже, пока не стихли совсем. Ещё некоторое время раздавались удары кнута или вожжей, но скоро стихли и они. Кейт замерла. Но как будто ничего не происходило. Через несколько минут по лестнице забегали девочки, что-то нервно выкрикивая. Их подгонял голос миссис Слай, требовавшей воды и света. Кейт пыталась прислушаться, но из отдельных воплей и какофонии возгласов уловила только, что требуется горячая ванна и много тряпок, чтобы «привести в порядок комнату».

Вскоре всё стихло. Тишину нарушали только испуганные голоса редких клиентов, да всхлипы и быстрые бормотания девочек, сталкивавшихся в коридоре. Но вскоре стихли и они. Кейт, успокоенная тишиной, задремала.

Она не знала, сколько она проспала, но вдруг дверь в комнату начала сотрясаться под чьими-то могучими руками. Ещё окончательно не очнувшаяся, Кейт вскочила с кровати в темноте, не понимая, где она находится и как сюда попала. Нож с глухим стуком упал на пол.

— Что, Том, поймал девочку, а она тебя не пускает? — раздался ехидный голос миссис Слай.

— Нет, мадам. Просто дверь рассохлась и заедает, — хмуро отвечал Том. — Я вас уже много раз просил заменить её.

— Радуйся, что у тебя отдельные апартаменты, — зашипела миссис Слай у самой двери. — Прочие мои мальчики спят вместе.

— Вот мальчиками я не интересуюсь, — мрачно усмехнулся Том. — А то бы спал с ними.

— Уж больно ты боек на язык стал, я смотрю, — нарочито безразличным тоном сказала миссис Слай, уходя. — Гляди, укорочу. Вышибале язык без надобности.

— Старая сука, — сквозь зубы процедил Том. Потом его голос прошептал у самой створки двери: — Кейт, это я. Открой, она ушла.

Кейт подобрала, на всякий случай, нож и отодвинула стул. Том быстро вошёл. В руках он держал свечу. Приставив стул, как до этого делала Кейт, он прошёл к столу и прикрепил свечу прямо к доскам, накапав на них воска. Кейт со страхом следила за ним. Он повернулся к ней, увидел нож в её руках и усмехнулся:

— Кабы я что хотел сделать, это бы тебя не спасло.

Кейт судорожно стиснула нож.

— Я не собираюсь тебя насиловать, — мрачно сказал он. — К рассвету клиенты разойдутся, девочки пойдут спать. Я тебя выведу. Деньги у тебя есть?

— Я немного работала в приюте. Но все деньги…

— Забрала эта старая поганая жаба, — докончил Том.

Он пошарил под столом и нащупал небольшой мешочек, прикреплённый к обратной стороне столешницы и благозвучно звякнувший несколькими монетами.

— Не фунты и соверены, — сказал он, взвешивая мешочек в руке. — Но до Лондона тебе должно хватить.

— Лондона? — тихо воскликнула Кейт. — А что я там буду делать? У меня ни опыта, ни рекомендаций, даже деньги — и те твои.

— Недалеко от Хемпстеда есть пансион. Его держит сестра моей жены. Эта старая калоша мне кое чем обязана. Ты можешь поработать у неё, набраться опыта. Она не слишком респектабельна, — Он цинично усмехнулся, оглядев Кейт. — Но с чего-то начинать надо.

— Это новый бордель? — прямо спросила Кейт, устав от треволнений этого дня. Её лицо вспыхнуло, и сил на словесные игры уже не хватало.

Том фыркнул.

— Вряд ли такая ханжа, как Элспет, будет держать бордель. Нет, это пансион для белоручек. Таких, как ты, — Кейт снова вспыхнула. — Когда придёшь, скажешь ей, что Том помнит о её друзьях за морем. Она поймёт, что ты от меня. А теперь ложись. Поспи. Есть у меня нечего, так что, придётся поголодать.

От всех событий дня Кейт совсем забыла о голоде. Но стоило Тому заговорить о еде, как у Кейт нестерпимо засосало под ложечкой. Она пересилила себя и спросила о другом:

— Том, кто это кричал? — Том молчал. — И ещё я слышала, что кого-то били. Что случилось?

Том молча отвёл глаза.

— Том, скажи мне! — Она подошла к нему, пытаясь заглянуть в глаза. — Мистер Рид кого-то изнасиловал?

Том тяжело вздохнул и сел на табурет. Кейт присела перед ним на кровать.

— Скажи же, Том, — Она наклонилась к нему и положила руку на его рукав. Том высвободил руку и встал, уткнувшись носом в стену, спиной к Кейт.

— Старая сука отдала ему твою тётку вместо тебя, — пробурчал он, нехотя.

— Но ведь он любит девственниц? — Кейт всё ещё не осознавала сказанного.

— Ты настолько слепая или глупая? — Том повернулся к ней со злостью в глазах. — Этому подонку нравится чужая боль. Как тому французику-маркизу, что возбуждался, когда хлестал служанок и графинь. Ему от девственницы нужно, чтобы она орала от боли и ужаса, умоляла о пощаде и корчилась от мук. Опытные шлюхи уже разработали свою дыру, и боль от члена могут потерпеть. Или заглушить бренди или какими-то мазями. Могут покричать, чтобы клиента порадовать. Но это не то, что реальная боль. А девственница ещё не знает всех тонкостей работы. Поэтому более честна, когда орёт от боли.

— И что? — помертвев, спросила Кейт.

— А то, — Том снова сел. — Когда миссис Слай увидела твою потасовку с этим боровом, она тут же отправила к нему твою тётку. Тот разъярился настолько, что сначала, чтобы поднять свой член, начал избивать её. Его не впечатлило её безмятежное лицо. Ему не это надо. А тётка твоя уже вылакала целую бутылку джина и успела выкурить опиума. Вот он и «расшевелил» её, чтобы у самого член встал. А потом миссис Слай просто закрыла дверь. Что там вытворял этот ублюдок можно было только гадать. Но тётка твоя умерла.

— Умерла… — прошептала Кейт.

Итак, она осталась одна. На отца и мать рассчитывать не приходится, раз они смогли поступить с ней так девять лет назад. А брат с сестрой — они вообще про неё помнят? За девять лет её пребывания тут от них не пришло ни строчки.

— Как же миссис Слай допустила убийство? — спросила она. — Неужели она не боится полиции?

Том хрипло рассмеялся.

— Ты ещё более наивна, чем я думал. Кто будет расследовать убийство какой-то шлюхи? Когда девочек резали и калечили, ты много видела тут полицейских?

Кейт содрогнулась. Том был прав. Ни один полицейский не захаживал к ним в качестве представителя власти. Офицеры, имевшие деньги, заходили сюда в качестве клиентов. А рядовые констебли даже дороги сюда не знали — дороговато. Здешним девочкам можно было резать лицо и груди, ломать руки и рёбра, даже убивать — клиент платит штраф и вопрос решён. Из этого штрафа миссис Слай бросает пострадавшей гроши на лечение, которые те по выздоровлении отрабатывали. Или из этого же штрафа устраивает самые дешёвенькие похороны в самом простом гробу, если девочка не выжила. Но ни одна девочка в этих стенах ещё не умирала: некоторых довозили до ближайшей больницы, где те, промучившись без квалифицированной помощи, умирали через несколько часов или дней. И вот теперь это…

Кейт закрыла лицо руками. Слёз не было, в душе была пустота. Что ждало её в жизни? Человек, которого она, возможно, полюбила, принимает её за другую, репутация её подмочена, денег нет, будущее во мраке. К чему жить?

Вдруг Том резко дёрнул её за руку.

— Ты должна подняться, — горячо зашептал он ей в лицо. — Неужели ты не понимаешь? Если ты сейчас сдашься, значит, она победила. Ты должна уехать в Лондон и прожить свою жизнь. Твоя тётка смирилась. Что там с ней было, я не знаю. Но сюда она приехала, уже наплевав на себя. И чем это кончилось? Никчёмная жизнь и нелепая смерть. Ты должна прожить иначе. Свою жизнь. А не ту, что тебе кто-то приготовил.

Кейт подняла на него глаза.

— Я не могу. Мне незачем жить. У меня нет цели, нет желания, нет сил. Если я сбегу от сюда, миссис Слай будет меня искать. И, в конце концов, найдёт. Я не хочу всё время бегать. Я не хочу всю жизнь прятаться и ждать, что меня найдут, узнают и убьют. Или арестуют на глазах окружающих. Жизнь в тюрьме не для меня. Том, мне всё равно. Моя жизнь кончена.

Кейт снова опустила голову на руки. В наступившей тишине слышалось только сиплое дыхание Тома.

— Я сейчас, — Он встал, отодвинул стул и вышел из комнаты.

Кейт облокотилась спиной о шершавую стену и прикрыла глаза. Ей действительно незачем жить. Она не видела будущего для себя ни здесь, ни в Лондоне. А Харрогит-холл, где она родилась, представлялся ей чем-то нереальным, мечтой, сном, о котором точно не знаешь, было ли это на самом деле. Единственная мысль теплилась в её душе: ещё раз увидеть сэра Шелтера. Ещё раз ощутить его объятия, обещающие защиту и покой. Ещё раз услышать его страстный голос, иронию и любовь в нём. Ещё раз увидеть его лукавые глаза и искорки смеха в них… Однако, даже, если она его и увидит — что дальше? Он — лорд. Женатый, правда, непонятно, на ком. А она… Кейт тяжело вздохнула. Причин жить у неё нет.

Минуты шли. Кейт думала.

Через полчаса вернулся Том, неся ломоть хлеба с куском ветчины на нём и кружкой, от которой исходил резкий пряный запах.

— Подкрепись, и спать, — сказал Том, протягивая Кейт свою добычу. — Завтра поговорим.

Кейт вяло начала есть хлеб. Но голод дал себя знать, и она быстро уплела свой поздний ужин. В кружке плескалось слабенькое вино, оказавшееся неожиданно вкусным.

Подкрепившись, мысли Кейт приобрели несколько иной цвет. Светлыми они не стали, но и ужасающая темнота уже отступила. Её сморил сон.

Том аккуратно положил её на кровать и уселся рядом с ней на стул, опираясь о его спинку подбородком. Потом что-то вспомнив, он встал и подобрал пустую бутылку с пола. Вытащив из кармана бечёвку, он связал ручку двери с выступающим сучком из наличника. На свободный конец он повесил бутылку. Если дверь сумеют открыть без шума, прорвавшись через бечёвочный запор, то стук бутылки о дверь предупредит о непрошеном вторжении.

Оглядев дело своих рук, Том поставил стул ближе к двери, и сел, положив руки на спинку. Постепенно его голова упала на них, и он задремал.

Глава шестая

— Милорд, — Мальчик в вымокшей куртке устало тронул поводья медленно бредущей лошади. — Давайте дождёмся утра. Вряд ли в такую погоду она могла далеко уйти, — Он поёрзал в мокром седле.

— Если она настолько перепугалась, что выбралась в окно, то она может бежать без остановки куда угодно: страх подгонял, — Сэр Шелтер на вороном коне слабо ударил каблуками по бокам лошади. — Мы должны её догнать, пока она не попала в беду.

— Но вы даже не знаете, в какую сторону ехать!

— Именно поэтому ты и Карл ездили в разные стороны.

— И не нашли бегущей в страхе женщины

— Сейчас мы вернёмся, передохнём и поедем искать снова.

— Но милорд!..

— На женщину в таком состоянии может напасть кто угодно. А она, как-никак, моя жена.

— Раз жена, обязана слушаться мужа, — буркнул мальчик. — А не самовольничать.

— Ты никогда не был испуганной женщиной, — улыбнулся сэр Шелтер.

— Упаси бог! — Мальчик даже отшатнулся от такого предположения. — Женщины вообще нужны только для одного. В остальном от них никакого толка.

— Ты никогда не был влюблён, — нахмурившись, сказал сэр Шелтер.

— И, надеюсь, не буду. Потому как, глядя на вас, сердце разрывается. Такой умный, смелый мужчина, а потерял голову от какой-то юбки!

— Ты забываешься, — холодно сказал сэр Шелтер.

— Простите, милорд. Просто я не понимаю…

— Такие твои мысли держи при себе, — резко сказал сэр Шелтер и пришпорил лошадь. Быстро преодолев оставшееся расстояние, он спешился у злополучной гостиницы.

— Держи при себе… держи при себе… — бурчал мальчик. — Даже самый лучший хозяин становится дураком, если его какая юбка зацепит. — Он тоже пришпорил лошадь и скоро присоединился к своему хозяину.

В мрачном расположении духа сэр Шелтер направился в свою комнату. За время его отсутствия её успели привести в порядок. Не раздеваясь, он бросился на кровать. В дверь постучали.

— Войдите, — недовольно сказал он, садясь.

— Милорд, у меня есть новости о сбежав… о пропавшей леди, — просунув голову в дверь, сказала смазливая служанка.

Сэр Шелтер рывком встал и подошёл к ней.

— Что тебе известно?

Девушка смело вошла и закрыла дверь за спиной. Глаза её нахально пробежались по фигуре сэра Шелтера сверху вниз, а под как будто невзначай небрежно распахнутой сорочкой опадала и поднималась объёмная грудь.

— Кухарка видела, когда шла выбрасывать объедки к ограде, у нас там свинки отдыхают… — Сэр Шелтер нетерпеливо взмахнул рукой. — Так вот, леди остановила всадника и села на лошадь позади него.

— Что за всадник?

— Слуга чей-то. Был тут проездом. Зашёл к нам, пропустить стаканчик.

— Куда он поехал? — Сэр Шелтер схватил служанку за плечи и встряхнул.

— В сторону Плимута, — сказала служанка и приблизилась к нему плотнее.

Сэр Шелтер отодвинул её, словно мебель, и бросился из комнаты.

— Ну, точно, околдовала его эта хромоногая пигалица, — недовольно проговорила служанка, глядя ему вслед. — И почему лучшее достаётся таким уродинам?

Она провела руками по груди, по бёдрам, оправила юбку и вышла. Сэр Шелтер тем временем требовал свежую лошадь. Его недовольный голос раздавался по всей гостинице. Его кучер и мальчик-слуга уговаривали его передохнуть и обсохнуть. Мальчик даже несколько раз для убедительности чихнул. Но сэр Шелтер хотел выехать немедленно. Сошлись на том, что кучер Карл на одной из кое как отдохнувших лошадей поедет в сторону Плимута и будет расспрашивать по дороге об одинокой женщине, появившейся сегодня ночью. Поскольку дама была одна и без багажа, это должно было бы, по крайней мере, возбудить подозрения. И подобное событие хоть кто-то должен был бы заметить. Потому как дама не была похожа ни на бродяжку, ни на нищенку. Скрипя зубами, сэр Шелтер согласился. Его слуга тут же воспользовался возможностью и улизнул поспать, пока неугомонный хозяин не передумал. Сам сэр Шелтер не мог усидеть на месте, и в своей комнате ходил из угла в угол, нервно сжимая и разжимая руки за спиной. Ближе к полуночи ему принесли холодный ужин, к которому он едва притронулся. Полногрудая служанка не оставляла попыток соблазнить его, то томно поглядывая, то страстно вздыхая, то будто невзначай касаясь грудью его плеча или руки. Но сэр Шелтер только недовольно отмахивался и хмурился. В конце концов, он пригрозил спустить её с лестницы, выведенный из себя неуместными заигрываниями. Служанка, недовольно фыркнув, собрала посуду и вышла, громко хлопнув дверью.

Наконец беготня по комнате ему надоела, и он присел на кровать. Со временем он задремал и погрузился в тревожные и беспокойные сновидения. За окном продолжал хлестать дождь. Ветер раскачивал деревья, и их скрип убаюкал его.

Глава седьмая

Первые же лучи туманного утра пробудили его, и он, вскочив с не разобранной кровати, потребовал привести своего кучера. Его полусонный мальчик-слуга вышел разыскивать уехавшего с ночи Карла. Тем временем сэр Шелтер переоделся, умылся, побрился, как мог с помощью гостиничного слуги, и с нетерпением ожидал новостей. Он снова вытащил носовой платок, ещё более грязный и мятый при свете дня, чем вчера, и снова стал рассматривать искусную вышивку. Он подумал, что надо было бы дать Карлу этот кусочек ткани. Возможно, он облегчил бы его поиски, и Карл уже давным-давно был бы здесь. Но сэр Шелтер не мог заставить себя выпустить из рук вещь, которую его жена держала в руках. Глядя на буквы, он хмурился, рассматривая вышивку — недоумевал. Но совсем лишиться платка он почему-то не мог.

Его размышления прервал стук в дверь.

— Входи, Бенедикт, — не оборачиваясь, сказал он. — Надеюсь, у тебя хорошие новости.

— Простите, милорд, я не тот, кого вы ждали, — раздался голос от двери. Сэр Шелтер резко развернулся. — И новости у меня для вас, скорее всего, плохие.

Сэр Шелтер смотрел на седовласого человека с благородными чертами осунувшегося лица.

— Мистер Витт, — Сэр Шелтер подошёл к нему и холодно предложил сесть. — Чему я обязан чести вас видеть? Если мне память не изменяет, вы предпочли бы вообще не встречаться со мной. Но вот — вы здесь.

Седовласый мужчина медленно прошёл в комнату и сел на предложенный стул.

Некоторое время он молчал, затем поднял глаза на сэра Шелтера.

— Милорд, боюсь, с самого начала между нами возникло недопонимание. Которое я, в силу своего упрямства, только усугублял. — Он снова помолчал. — Признаюсь, ваша репутация не располагала к откровениям с вами. Поэтому я не считал нужным посвящать вас в наши семейные дела. Однако, сейчас всё это уже неважно. И я пришёл вам объяснить своё поведение.

— Что значит неважно? — Сэр Шелтер подался вперёд.

— Позвольте, я изложу всё по порядку. — Седовласый человек откинулся на спинку стула. — Для начала, должен вам сказать, что Джейн — неродная наша дочь…

— Как? — Сэр Шелтер вскочил.

— Когда-то давно её мать совершила оплошность — полюбила мужчину, который женился на другой. Когда её прегрешение скрывать стало невозможно, семья отреклась от неё. А сама женщина приехала сюда, с разбитым сердцем, испорченной репутацией и ребёнком, которого она не могла прокормить. Где она до этого скиталась и что делала — мне неизвестно. Но не думаю, чтобы семья поддерживала её всё это время. Возможно, она давно ступила на свой порочный путь. Я и моя жена не старались это выяснить. Сама женщина стала работать в доме утех миссис Слай — надеюсь, вы в курсе.

— Я слышал об этом заведении, — мрачно сказал сэр Шелтер, садясь.

— Девочку, которую она родила, хотели отдать в приют Магдалины — не самое плохое место, но и не слишком респектабельное. Моя жена уговорила меня удочерить ребёнка. Видите ли, в силу определённых причин мы не можем иметь детей. Я согласился. Мы договорились, что скажем её матери, что девочка умерла. Потому что бедная женщина наверняка захотела бы видеть свою дочь. А той зачем такие знакомства? Девочка росла у нас, как наша дочь…

— Что ж, ваша история интересна, но…

— Я не закончил. Несколько лет назад она заболела чахоткой. Врач всё время опасался за её здоровье. Он утверждал, что она не доживёт до своего совершеннолетия…

— И что же?

— Я не мог допустить, чтобы вы, милорд, связали свою жизнь с дочерью падшей женщины, с человеком, за которым, возможно, придётся ходить. С девушкой, которая умирает. И, наконец, с женщиной, которая наверняка не сможет дать вам наследников. К тому же, болезнь обострила её порочные наклонности, унаследованные ею, по всей видимости, от матери. Я замечал, как она становилась беспокойна в обществе мужчин. Как она кокетничала, стремилась быть в центре внимания не всегда респектабельных молодых людей. И видел, как вы ослеплены ею. Я старался удержать её поведение в рамках приличий. Но ваша страсть мне только мешала. Брак таких двух странных людей был обречён на гибель. Именно поэтому я отказывал вам в руке своей дочери.

— И что же изменилось?

Седовласый мужчина помолчал.

— Вчера ночью случился рецидив. Джейн не смогла его пережить. Рано утром она умерла.

Сэр Шелтер ошеломлённо смотрел на старца, плечи которого поникли от горя.

— Я не знаю, любили ли вы Джейн или только желали, хотели ли всерьёз жениться на ней или только морочили ей голову, но теперь это всё неважно. Она мертва. А я и моя жена скорбим о ней. Какой бы она ни была, мы любили её. Она была и есть наша дочь.

Сэр Шелтер молчал. Он поднялся со своего места и подошёл к окну. За ним так же покачивались деревья, так же светило туманное солнце. Всё было как всегда. Но что-то изменилось.

— Ваша дочь умерла? — глухо спросил он, глядя в окно.

— Да, сэр.

Сэр Шелтер помолчал.

— Мистер Витт, — сказал он, повернувшись. — Я потерял голову от вашей дочери, я любил её. Я настолько её любил, что принял бы даже слепой или парализованной. И мне было бы всё равно, кем была её настоящая мать. — Он проглотил комок, вставший в горле, в глазах его была боль. — Я скорблю вместе с вами.

Он протянул руку седовласому старику, из глаз которого скатилась одинокая слезинка. Тот недоверчиво посмотрел на сэра Шелтера и с чувством пожал её.

— Никогда ни одной женщине я не морочил голову, — сказал сэр Шелтер. — Это меня всё время пытались женить. Меня заманивали в двусмысленные ситуации, выходом из которых без ущерба для чести дамы была женитьба на ней. Меня пытались принудить дать слово, обо мне лгали, передо мной и со мной играли весьма безвкусные комедии — и всё для того, чтобы принудить меня к браку. Я не собираюсь оправдываться — я не ангел. Но в отношении женщин я всегда был честен. Ваша дочь затронула те струны моей души, о которых я не подозревал. Именно поэтому я прошу у вас разрешения присутствовать на её похоронах.

— Сударь, я знаю свою дочь, — с трудом сказал мистер Витт. — И мне удивительно то, что вы о ней говорите. Но если всё именно так, то ваше присутствие будет честью для нас. А сейчас, — Мистер Витт поднялся, — прошу меня простить: я должен быть со своей женой.

Мистер Витт церемонно поклонился и направился к двери. Взгляд сэра Шелтера упал на платок, который он всё это время держал в руках.

— Мистер Витт, — окликнул он седовласого человека от двери. — Прошу меня простить за неуместное любопытство, которое может показаться вам оскорбительным в данной ситуации, — Он протянул мистеру Витту платок. — Вам знакома эта вещь?

Мистер Витт с безразличным видом взял кусочек ткани, оглядел его со всех сторон. Пожав плечами, он вернул платок сэру Шелтеру.

— Нет, сударь. Эту вещь я вижу впервые.

— Ещё раз прошу прощения, но разве ваша дочь не увлекалась вышивкой?

Мистер Витт грустно улыбнулся.

— Моя дочь, была ли она здоровой или больной, увлекалась пением и танцами. Вышивка — слишком серьёзное для неё занятие. У неё никогда не хватало терпения. Это огорчало её мать, — Улыбка потухла на его лице. — Сэр Шелтер, не знаю, чего вы хотите, но это, — Он указал на платок, — никогда не принадлежало Джейн. И она никогда не сумела бы сделать подобное чудо. Ещё раз, прошу меня извинить. — Мистер Витт прикоснулся к полям шляпы и вышел. Сэр Шелтер остался с платком, недоумением и сомнениями перед закрытой дверью. Он сжал злополучный кусочек ткани в руках и отшвырнул его в сторону. Может, именно это порывалась сказать ему Джейн вчера — то, что у неё есть любовник? Тот любовник, что подарил ей свой платок? А он, ослеплённый счастьем и застигнутый врасплох новыми ощущениями, не дал ей этого сказать! Дурак! Слепец! Хорошо, что она умерла. Каково бы ему было, если бы сразу после свадьбы он обнаружил у себя парочку наростов на голове! Да над ним не только Плимут — Лондон и вся Англия потешаться будут. И всё же… Он сам попросил присутствовать на похоронах. А раз так — он там будет. А заодно и похоронит все фантазии и мечтания о браке. Дважды он обжёгся, поверив женщине. Этого вполне достаточно.

— Милорд, — Лохматая голова его мальчика-слуги просунулась в дверь. — Я хотел…

— Не сейчас, Бенедикт, — Сэр Шелтер сел к столу и закурил тонкую сигарету. — Оставь меня одного ненадолго. Потом можешь подавать завтрак.

Мальчик с сомнением посмотрел на своего хозяина. Тот, не глядя, махнул рукой, голова мальчика исчезла.

Сэр Шелтер какое-то время сидел за столом. Затем он встал, взял шляпу и вышел.

— Я пройдусь перед завтраком, — бросил он мальчику, который всё ещё торчал у двери.

Тот пожал плечами удаляющейся спине хозяина. В его голове теснились мысли, он ничего не мог понять: разговорившись со слугой, который сопровождал мистера Витта, мальчик узнал, что мисс Джейн слегла вчера после завтрака. Днём к ней был вызван врач, который приказал готовиться к худшему. Вечером мисс Джейн начала бредить, а ранним утром, ещё до рассвета, умерла. Но, если мисс Джейн весь день была дома в постели, то кто сопровождал его хозяина в церкви? На ком он женился тогда? Карл подобрал даму там, где сэр Шелтер и мисс Джейн договорились встретиться. Карл назвал её по имени, когда подъехал — мальчик сам это слышал. Хотя… Карл был простужен и замотан шарфом. Дама могла принять его невнятное бормотание за собственное имя. Но, в таком случае, как её зовут? Решение этой задачки мальчик решил оставить за своим хозяином. Тем более, что недавно вернулся Карл, ещё более простуженный и еле держащийся на ногах. Вокруг него уже хлопотали две служанки, оспаривая друг у друга право ухаживать за болезным. Их вражда приносила Карлу больше вреда, чем пользы. Бенедикт решил поспешить спасти старшего товарища.

А сэр Шелтер в противоречивых чувствах шагал по полям, удаляясь от гостиницы. Тростью он в ярости хлестал по траве, вымещая на ней свою злость на жизнь вообще, и на женщин в частности.

Вдруг одно соображение заставило его остановиться. Джейн умерла рано утром. А до этого она сбежала из гостиницы в дождь и холод. «Это я виноват, — подумал сэр Шелтер. — Если бы я смог её защитить, она не бросилась бы через окно в такую погоду. Её болезнь обострилась, когда она всю ночь пробиралась до дома под дождём. Это убило её. Это я виноват — я убил её». Он тяжело опустился на землю, ещё влажную от ночного дождя. Он жевал травинку и смотрел на небо, вспоминая вчерашний день. Вчера был самым лучшим и счастливым днём его жизни. Сегодня — самым худшим. «Лучше бы я умер вчера», — пробормотал сэр Шелтер, и встал. Он медленно повернул назад. Он сдержит своё слово: пойдёт на похороны Джейн. А потом вернётся в Лондон. Здесь ему делать нечего. В Лондоне же он посетит несколько приёмов, театры, чтобы не забыть, что в мире есть жизнь, и поедет в Италию — любоваться бесценными произведениями искусства. Потом, может быть, в Африку на охоту или в Египет на раскопки. Можно махнуть в Америку воевать с индейцами и охотиться на бизонов. Нежные же чувства к женщинам он решил оставить здесь. Через несколько лет он сам выберет благовоспитанную дочь какого-нибудь деревенского помещика, не слишком умную, не слишком пылкую и уж, конечно, не нищую и с минимальным количеством родственников мужского пола её возраста, на которой он женится и заведёт детей. Послушная жена, уютный дом, милые дети — и никаких воспоминаний о любви и… Сэр Шелтер дрогнул: его руки ещё помнили тепло тела Джейн, его слух ещё обманывал её голос. Стон, когда он поцеловал её в шею, и сейчас воспламенил его. Как он сможет это забыть? Сэр Шелтер тряхнул головой: он должен это забыть. Иначе получится, что он зря живёт. Жизнь, прожитая в сожалениях о прошлом, пуста и никчёмна. Это наказание, а не жизнь. Он должен. И к чёрту всё! Ему хватило!

Глава восьмая

Кейт проснулась от того, что кто-то тряс её за плечо.

— Вставай, — раздался в темноте голос Тома. — Ты должна уехать до того, как проснутся остальные.

Кейт поднялась с неудобной кровати. Её слегка знобило после вчерашнего приключения под дождём. Но она решительно откинула ветхое одеяло. Том сунул ей в руки таз с водой, чтобы она смогла умыться. Затем, со всевозможными предосторожностями он проводил её в уборную.

Вернувшись обратно, Том вручил ей поношенное платье, плащ и шляпку Кейт, мешочек с немногочисленными монетами и сказал:

— Теперь иди в пансион, предупреди директора о своём уходе. Если тебе повезёт, он даст тебе рекомендации. Ты ведь уже успела поработать там?

— Да, Том. Я уже около года работаю, — Кейт поспешно переодевалась. Том, отвернувшись, смотрел в стену. — Несколько месяцев я подменяла учителя математики, а до этого я помогала санитаркам…

— Тогда поторопись.

Кейт закуталась в свой поношенный плащ и опустила на лицо вуаль. Том одобрительно оглядел её.

— Когда выйдешь, сядешь в двуколку. Я тебя отвезу к пансиону. Двуколку оставишь там. Я потом пришлю за ней какого-нибудь мальчишку. Не беспокойся, я найду, что ему сказать о том, где её искать, — сказал он, заметив движение Кейт. — Из пансиона возьми самое необходимое — пусть все думают, что ты уезжаешь не навсегда. Бумажку с адресом в Лондоне я положил в мешочек с деньгами. Будь там осторожна, не доверяй никому. Жуликов в этом городе больше, чем в любом другом месте. Но и затеряться там проще всего.

Сказав всё это, он подтолкнул Кейт к двери.

— Спасибо тебе, Том, — сказала, обернувшись к нему, Кейт в дверях. — Я не знаю, зачем ты это делаешь, но большое тебе спасибо. Я даже не знаю, чем смогу отплатить тебе за твою доброту…

— Лучшая плата — достойная жизнь, — хмуро сказал Том, отворачивая лицо. — Будет желание — напишешь мне. Читать-писать я, с грехом пополам, умею. Только подписывай письма именем сестры моей жены. На всякий случай.

Кейт кивнула, и они с Томом неслышно пошли к чёрному ходу. Том шёл впереди, прислушиваясь к малейшему шороху. Кейт молчала, стараясь не шуметь.

Том подошёл к двери, тихо отпер её и высунулся наружу. Оглядев пустынный двор, он направился к конюшне и начал запрягать полусонных лошадей, недовольно фыркавших таким ранним пробуждением. Он поглядывал по сторонам и похлопывал их, успокаивая, чтобы они не разбудили конюхов, спавших во флигельке недалеко.

Закончив, он махнул Кейт рукой. Быстро добравшись до двуколки, она без церемоний села на место, и они поехали.

Дождь прекратился. Над улицами висела пелена тумана, сквозь которую тускло светили фонари. Одинокая двуколка быстро и бесшумно ехала по пустынным улицам. Тихий цокот копыт глухо разносился в тишине.

Подъехав к окраине города, Том хлестнул лошадь, и она резво побежала по знакомой Кейт дороге вдоль полосы волн, растревоженных вчерашней грозой и набегавших на высокий берег яростными и стремительными потоками. Солёные брызги разлетались в разные стороны и повисали в воздухе прозрачной пеленой. Свежий утренний воздух бодрил тело и дух.

Через несколько минут они остановились у каменных ворот. За ними возвышалось невзрачное приземистое строение. Том спрыгнул с козел и громко постучал в дверь.

— Надеюсь, там не спят, — сказал он Кейт.

— В это время воспитанницы и учителя поднимаются на молитву. Так что, уже с час там никто не спит.

— Директор тоже?

— Директор здесь не живёт.

— Значит, тебе придётся его дожидаться?

— Да, — Кейт побледнела. — Я соберу вещи и поеду к нему домой, — поспешно сказала она.

— Придётся мне поехать с тобой, — угрюмо сказал Том. — Мало ли что…

— Хорошо.

В это время дверь в воротах распахнулась, и на пороге показалась девушка лет шестнадцати в серой плохо сшитой одежде.

— О, мисс Кейт, — слегка улыбнулась она. — А мы ждали вас вчера.

Кейт быстро взглянула на Тома.

— Моя тётя заболела. Я должна была быть с ней.

— А, ну ясно, — девушка двусмысленно улыбнулась. — А сейчас как? Учить будете? Или просто так приехали?

— Я за вещами, — Кейт слегка покраснела. — Мне какое-то время понадобится побыть с тётей. — Ей на глаза навернулись слёзы. Но она усилием воли сдержала себя.

— А директор знает?

— Я прямо сейчас еду к нему.

Кейт вошла в ворота и направилась к своей комнате.

Очутившись в относительном одиночестве, поскольку комнату Кейт делила с ещё двумя девушками, и они в это время сновали по пансиону, занятые делами, Кейт уже не могла сдержаться: тихие слёзы ручьём потекли из её глаз. Несколько минут она не могла остановиться. Плеснув ледяной водой из таза в лицо, она немного пришла в себя. Достав из-под кровати свой саквояж, с которым она девять лет назад приехала сюда, Кейт сложила в него сорочку, несколько пар чулок и одно-единственное платье. Щётка, зеркало и ножницы, а так же маленький несессер с нитками и иголками полетел туда же. Глядя на начатую вышивку, Кейт подумала, что времени закончить у неё не будет. Но она всё равно аккуратно сложила её и запихнула на самое дно. Оглядев комнату, она заметила свой законченный гобелен. Возможно, он тоже ей сможет пригодиться. Она свернула его и положила сверху. Закрыв саквояж, она оглядела комнату. Здесь прошло девять лет — половина её жизни. Тряхнув головой, Кейт направилась к выходу.

Том уже опять сидел на козлах. Едва Кейт уселась, как он хлестнул лошадей, и они направились обратно к городу. Благодаря указаниям Кейт, они быстро нашли дом директора приюта, хотя Кейт там ни разу не была. Однако, ей был известен адрес, а Тому — улицы Плимута. Директор недавно проснулся, и поэтому не слишком вдавался в подробности отъезда Кейт. Слегка ошеломлённый начавшимся утром, он дал Кейт письмо с весьма похвальными рекомендациями и описанием её работы в приюте. Возможно, приди он в себя, его бы весьма удивило собственное хвалебное и восторженное письмо. Особенно, учитывая то, что родственница Кейт работала в доме терпимости. А так же то, почему Кейт уезжает, если место нахождения этой родственницы в том же Плимуте. И заодно, что решение об отчислении учениц или увольнении учительниц должен был принимать попечительский совет приюта, а не он единолично. Но Кейт не дала ему возможности осмыслить написанное: искренне поблагодарив его, она отдала ему свой гобелен, который прихватила из своей комнаты. Неожиданный подарок совершенно выбил директора из колеи, и он не спросил даже, куда собственно и на какой срок едет Кейт. Она же не стала ждать, а, ещё раз поблагодарив, быстро вышла. Том так же быстро покатил двуколку из города.

— На развилке останавливается дилижанс до Эксетера. Там пересядешь на дилижанс до Солсбери. А от туда уже до Лондона, — обернувшись, прокричал он. — На этой развилке я тебя высажу.

Кейт кивнула.

На этот раз они ехали из города по другой дороге, которая лежала вглубь полуострова. Мимо пробегали аккуратные домики, спрятанные за мокрыми палисадниками. Вскоре пропали и они, оставляя вокруг себя только бескрайние просторы ещё зелёной травы, мокрой после вчерашнего дождя.

Быстро доехав до развилки, Том высадил Кейт. Наскоро попрощавшись, он поехал обратно. Кейт со слезами смотрела ему вслед. Она хотела оттереть глаза, но не нашла своего носового платка, а лезть за другим в саквояж, ставя его на мокрую и грязную дорогу, она не хотела. Вспомнив вчерашний день и карету, что окатила её из лужи, она решила, что потеряла платок там же.

Время до дилижанса ещё было, но думать Кейт не хотелось. Она решила, что обдумает всё, когда прибудет на место и успокоится. Внезапно её пронзила мысль о тёте: она умерла и лежит сейчас в какой-то из комнат в доме миссис Слай. Кейт осталась одна на всём свете. А тётя не похоронена. Кейт чуть было не вернулась пешком в город. Но тут подъехал дилижанс, и выскочивший сзади слуга подхватил её саквояж. Но Кейт попросила оставить его при себе, боясь его где-нибудь забыть при пересадках. Заплатив за проезд деньгами Тома, Кейт убрала изрядно похудевший мешочек. Дилижанс поехал. Кейт, глядя в окно, поневоле предалась воспоминаниям. Она вспоминала пансионерок, среди которых у неё не было подруг, поскольку каждая норовила предать другую, чтобы заслужить благосклонность директора или учителей. Некоторые выбивались из сил, предаваясь ханжескому лицемерию, чтобы выслужиться перед матерью-настоятельницей монастыря, находившегося неподалёку. Кейт иногда посещала монастырскую церковь. В основном, чтобы иметь оправдание посещению монастырской библиотеки, в которой было собрано немало интересных и старинных книг. Мать Элизабет почему-то полюбила девочку с замкнутым характером. Узнав её поближе, она удивилась непосредственности Кейт, серьёзности и смелости её суждений, которые стали проявляться с возрастом, глубине знаний и жажде знать ещё больше. Пытаясь воспитать из неё леди вопреки принципам приюта, мать Элизабет старалась внушить Кейт, что не все англичане могут воспринимать её характер как подобающий. Однако, Кейт усвоила одно: поведение в обществе и вне его отличаются друг от друга как земля и небо. Лет в двенадцать Кейт своей скромностью завоевала расположение одинокого пожилого прихожанина, который приходил в монастырскую церковь, чтобы заказывать молебны за здравие своей больной дочери, и его слуги. Однажды, набравшись смелости, она обратилась к этому слуге с просьбой, научить её ездить верхом, стрелять из пистолетов и даже биться на саблях — всё то, чем она занималась в поместье во времена своего детства. Шокированный слуга, оказавшийся конюхом пожилого прихожанина, очень долго сопротивлялся просьбам и уговорам. По его мнению, леди должна быть пугливой, робкой, женственной, целомудренной, подчиняться суждениям мужчины всегда и во всём. А о какой женственности может идти речь, если перед твоим носом распалённая фурия со всклокоченными волосами размахивает саблей налево и направо? Твердость конюшего держалась до тех пор, пока однажды, возвращаясь с Кейт к своему хозяину с лекарствами из монастыря для больной дочери, конюший не сломал себе ногу. Присутствие духа Кейт и элементарные познания в медицине, почерпнутые ею частично от отца с его приключениями, частично от санитарок пансиона и доктора, посещавшего пансионерок, оказали на конюшего неизгладимое впечатление. Припомнив, как он свалился с испугавшейся лошади лет 10 назад по глупости своей же хозяйки, и переломал себе рёбра и руку, а вокруг, кроме неё, пребывавшей, как и положено леди, в обмороке, были только их лошади, при чём одна нервная, которая того и гляди затопчет их обоих, он решил выполнить просьбу столь необычной девочки. В результате Кейт в классе была настолько послушной юной английской леди, боясь, что плохое поведение лишит её возможности заниматься с конюшим, что даже учительница по садоводству, приглашённая монастырём для пансиона, которая недолюбливала Кейт за отсутствие способностей к её предмету, не могла к ней придраться. Зато вне класса Кейт училась быть не леди или прислугой, а обычным человеком в современном жестоком мире.

Видя усердие Кейт в любимых ею предметах, мать Элизабет предложила Кейт поработать у прихожанки церкви Марии Магдалины. Кейт вспомнила об этом в дилижансе. Не успела она расстроиться упущенной возможности, как вспомнила, что прихожанка та жила в окрестностях Плимута. А ей, Кейт, надо от Плимута держаться подальше. Участие матери Элизабет в жизни Кейт заставило уважать эту женщину. Не все люди, а тем более церковного сана, стерпели бы такое самовольство женщины. Мать Кейт подавляла любые порывы, которые, по её мнению, не соответствовали леди. Именно из-за непонимания друг друга Кейт стала замкнутой к тому времени, как её увезли из дома.

Глядя в окно дилижанса на занимающийся день, Кейт подумала, с чего это она вспоминает свою короткую жизнь? Слова её учителя, конюшего, что человек вспоминает всю свою жизнь перед своей смертью, не произвели на неё впечатления. В юном возрасте смерть представляется абстракцией, нереальностью. Вот Кейт и не могла поверить до сих пор, что её тёти нет, что часы её собственной жизни могут быть сочтены…

Часы… Кейт пошарила у себя на поясе — так и есть. Как она могла забыть о них? Единственная более или менее ценная вещь, которую могла себе позволить Кейт — дешёвенькие часики на металлической цепочке. Когда-то она ужасно смутила ювелира, пожелавшего узнать, для какого мужчины или леди этот подарок, рассчитывая, что молоденькая гувернантка пришла с поручением. Слова о леди озадачили Кейт: простые часы в металлическом корпусе, без украшений и гравировок. Потом она поняла: простым дамам собственные часы ни к чему. В гостях есть хозяйские, а жизнь можно сверять и по домашним, мужниным и церковным. Это богатые и знатные дамы заводят себе дорогую игрушку, которая им совершенно не нужна, чтобы подчеркнуть свой статус и значимость. Когда Кейт сказала ювелиру, что часы для неё, восемнадцатилетней помощницы учителя, ювелир был шокирован. Молодые девушки не носили часов. Это считалось дурным тоном. А служанкам они не полагались по их месту. Кейт в который раз тогда убедилась, что её поведение шокирует обычных людей. Поэтому она решила, что будет приобретать пистолет и патроны в Лондоне, переодевшись мальчиком, чем вызывать нездоровое любопытство у хозяина лавки. То, что пистолет ей необходим, она уже поняла: мало ли кто ещё и куда завезёт одинокую молодую женщину, леди она или нет.

Дилижанс катил, мерно покачиваясь. Пейзаж за окном не менялся. Кейт не заметила, как задремала.

Глава девятая

…Лондон встретил Кейт туманом и многоголосьем. Толпы людей — служанки, трубочисты, лудильщики, торговки — сновали по улицам. Кареты, двуколки, кэбы, даже открытые ландо ездили одни за другими. Затеряться в Лондоне действительно просто. Тем более что никому ни до кого не было дела: на глазах Кейт не слишком ловкий воришка стащил бумажник из кармана тучного джентльмена с золотой цепью от часов на большом животе. Окружающие не обратили на это никакого внимания. А ведь, если видела Кейт, то вполне мог видеть кто-то ещё. Лишь, когда тучный джентльмен почувствовал внезапную лёгкость в кармане и заорал: «Держите вора!», толпа пришла в волнение. Кто-то остановился, кто-то заулюлюкал. Женщины в страхе, притворном или нет, цеплялись за своих спутников. Воришка куда-то юркнул. За ним побежал полисмен в высоком шлеме, появившийся как по заказу. Кейт наблюдала эту сценку, вцепившись в саквояж, помня слова Тома о жуликах Лондона.

Придя в себя от долгой качки дилижансов, от остановок в разных не слишком презентабельных местах для ночлега или завтрака, от ожидания одного и пересадок в другие, Кейт поискала глазами полисмена, чтобы спросить дорогу к пансиону миссис Элспет Ярдли. Но возникший как чёртик из табакерки при вопле ограбленного толстяка полисмен был, как будто, единственным в Лондоне. Немного поразмыслив, Кейт пошла за толпой, которая привела её к огромному рынку. И уж там Кейт наткнулась на нужного ей человека, который и указал ей дорогу.

Помня о скудости своих средств, Кейт решила, следуя указаниям полисмена, пешком найти нужный адрес. Она дважды заблудилась, пока вышла к какой-то площади. Наткнувшись на очередного полисмена, который словно поджидал её, она снова спросила дорогу. Оказывается, она была совсем недалеко. Попросив проводить её, чтобы не заблудиться снова, она сердечно поблагодарила полисмена, оказавшегося совсем молодым человеком, на вид не старше неё. Возможно, он был новичком на службе, и в Лондоне не успел ещё стать циником, но от благодарности Кейт он зарделся, как невинная девушка при виде статуи Давида Микеланджело. Неловко пробормотав, что его зовут Бобби, и он служит недалеко, молодой полисмен спешно удалился. Кейт некоторое время смотрела ему вслед. Затем оглядела место, где она находится. Тихая улочка с редкими прохожими — удивительное явление после шумной центральной части города. Аккуратный газон перед входом, зажатый камнем, чистая мостовая без следов лошадиного помёта, стёкла в плафонах газовых фонарей были чисты и вымыты до блеска, одинокие деревья и кусты были ровно подстрижены — всё это создавало впечатление респектабельности места. Кейт со вздохом оглядела свою скромную и запылённую одежду, и постучала деревянным молоточком, блестевшим от лака, по двери. Через минуту ей открыл слуга в чёрном безупречном костюме. Его взгляд скользнул сверху до низу по Кейт, и он уже хотел было без всяких слов закрыть перед ней дверь, но Кейт протянула руку вперёд и твёрдо сказала:

— Я бы хотела поговорить с миссис Элспет Ярдли. У меня есть письмо от мужа её сестры, Тома.

Выражение лица слуги не изменилось, но в глазах мелькнуло что-то вроде презрения. Так же, без слов, он повернулся и прошёл вперёд, в глубину узкого коридора. Кейт последовала за ним, захлопнув дверь.

Проведя её в маленькую неудобную комнату, он указал ей на потёртый стул и сказал обождать. Затем, так же, не меняя выражения лица, он удалился.

Комната показалась Кейт неухоженной и заброшенной, что резко контрастировало с тем, что было за стенами этого дома.

Ожидая хозяйку, Кейт достала из саквояжа неопрятное письмо Тома. Как тогда, в детстве, её отец тайком сунул ей в этот же саквояж письмо для её тёти, которое они потом вместе обнаружили, когда стали разбирать нехитрый скарб Кейт, так и сейчас Том незаметно сунул в её саквояж письмо для сестры своей жены. Хорошо Кейт понадобилось на одной из остановок дилижанса причесаться. В поисках щётки она открыла саквояж и увидела письмо на самом виду. Поскольку адресовано оно было не ей, она не решалась его прочитать. Но, в конце концов, это её будущее. А, наученная горьким опытом, она перестала доверять кому бы то ни было. И, хотя Том и был искренен, надо было знать, что именно он написал сестре жены о ней, Кейт. И надо же узнать, что за пансион держит эта дама.

Тогда же, на постоялом дворе Кейт прочитала незапечатанное письмо, написанное ужасающим почерком с жуткими грамматическими ошибками. Неожиданностей не было: Том просил свою родственницу помочь сироте, которая начинает жить, в память о днях молодости самой Элспет и её шалостях с рисковыми людьми. Из намёков Кейт поняла, что миссис Ярдли в молодости водила близкие знакомства с контрабандистами, которые обеспечили ей неплохой капитал, благодаря которому она теперь содержит пансион и имеет свой небольшой доход с него. Судя по всему, давние знакомства не забыты и продолжаются до сих пор.

Но Кейт отбросила эти мысли: какое ей дело до того, каким образом миссис Ярдли содержит свой пансион? Главное для Кейт сейчас было получить работу, спокойно и достойно работать, сколотить капитал, а потом можно будет подумать о своём будущем. Большего Кейт не хотела.

Она ещё разглядывала пыльные акварели, когда дверь в комнату отворилась и вошла женщина средних лет. Оглядев её, Кейт заметила некое сходство с Томом: тот же высокий рост и крепко сбитая фигура, те же поджатые губы и глубоко запавшие глаза под нависавшим лбом. Только то, что у Тома выглядело топорно сработанным, в даме смягчалось мало-мальски женственными контурами.

Женщина тоже оглядела Кейт. В её взгляде мелькнуло одобрение. Похоже, некрасивая внешность пришлась ей по душе.

— Я миссис Ярдли, — сказала она низким голосом, благообразно сложив руки в кружевных перчатках на животе. — Кто вы и что вам надо?

Кейт достала письмо и подала его женщине.

— Моё имя Кейт Сафферинг. Муж вашей сестры был настолько добр, что предложил обратиться к вам. Возможно, вы сможете дать мне работу.

Женщина брезгливо взяла конверт и достала оттуда письмо. Пока она читала, Кейт следила за её лицом, ожидая отказа или подвоха.

Закончив читать, женщина невозмутимо сложила письмо и посмотрела на Кейт.

— У вас есть рекомендации?

— Да, миссис Ярдли. — Кейт подала ей бумаги от директора приюта. Женщина бегло их осмотрела.

— Вы уже преподавали? Опыт у вас есть?

— Да, миссис. В приюте я работала учителем математики в младших классах. — Уточнять, что она была только помощником учителя и только несколько раз его заменяла, Кейт посчитала излишним. — Если мне будет позволено сказать, — добавила она. — в приюте я работала с санитарками, и могу оказать первую помощь, по мере возможности.

Женщина одобрительно кивнула.

— Почему вы уехали из Плимута?

Кейт запнулась. Не станешь же постороннему человеку, да ещё потенциальному работодателю, рассказывать все обстоятельства, которые заставили её бежать в Лондон?

— Моя тётя умерла, — глухо сказала она наконец. — И мне пришлось самой о себе заботиться.

— А в Плимуте этого сделать было нельзя? — насмешливо спросила женщина.

— Слишком много грустных воспоминаний, — сказала Кейт, глядя прямо на женщину. — И Том сказал, что в Лондоне у меня больше возможностей.

Женщина кивнула.

— Что вы ещё умеете делать? Рисовать? Музицировать? Танцы? Языки? Вышивка? Готовка?

— Я неплохо пою, знаю несколько языков — французский, итальянский, немного испанский, читаю на немецком, а так же латынь, древнегреческий; немного танцую, вышиваю и готовлю.

— Очень хорошо, — Женщина снова кивнула. — Вы преподавали математику?

— Да.

— Могу предложить вам преподавание французского, домоводства и вашей математики при вашем достойном поведении.

Кейт непонимающе смотрела на миссис Ярдли.

— Вы замужем?

— Нет.

— Значит должны быть девственницей. Вы девственница? — прямо спросила миссис Ярдли.

Кейт напряглась.

— Да, миссис.

Женщина встала, подошла к шкафчику, достала оттуда бумагу, чернильницу и набросала несколько строк. Затем повернулась к Кейт.

— Здесь адрес моего знакомого доктора, — Она протянула сложенный лист Кейт. — Он осмотрит вас. Если вы здоровы, вы можете приходить к нам работать. Есть у вас жильё?

— Нет, миссис.

— Могу предложить жильё при пансионе, если врач скажет, что вы здоровы, а сами вы будете вести себя благоразумно. Никакого морфия или опиума, никакого джина или бренди, никаких мужчин, пока вы будете работать у меня. Это приличное заведение. Комнату, где вы будете жить, содержать в чистоте — убирать будете сами. Если поймаю на воровстве — сдам в полицию безо всякой жалости. Ученицы у вас будут от десяти до пятнадцати лет. Поэтому все непристойные разговоры исключены. Ваши познания медицины могут понадобиться. Но разговоры об анатомии и естественных процессах организма вам запрещены. Вам понятно?

— Да, миссис, — Кейт была несколько оглушена.

— Итак, если вас всё устраивает, могу предложить вам поработать месяц за половину платы. Если вы себя покажете благоразумной женщиной и хорошим учителем, то буду платить вам еженедельно с вычетом за кров и стол.

Женщина замолчала, изучающе глядя на Кейт.

— Хорошо, миссис Ярдли.

— Тогда пойдёмте, я покажу вам комнату, где вы можете передохнуть и оставить вещи. После полудня вы навестите врача.

Женщина развернулась, Кейт поспешила за ней.

Глава десятая

Комната, в которой оказалась Кейт, была не больше той, в которой она жила в приюте. Однако были и преимущества: большое окно и то, что Кейт была в ней одна. Обстановка была самой простой: большой шкаф в половину стены, стол с ящиками, два стула и кровать с пологом. У двери на комоде стояли простой кувшин и таз для умывания.

Показав Кейт её возможно будущее жильё, миссис Ярдли вернулась в приёмную.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.