Бесплатный фрагмент - Скунан-воин

Глава I. Изгнание

Уже четыре недели прошло с тех пор, как Скунан покинул свое племя.

Он шел на восток, изредка останавливаясь, чтобы пополнить запасы воды у редких источников, встречающихся в этом засушливом и недружелюбном краю. Иногда ему на пути попадались небольшие поселения, но Скунан знал, что от них лучше держаться подальше, — кочевники, пробиравшиеся через пустыню, никогда не были дружелюбны.

Скунан и сам не знал, куда держал свой путь. Как глупо с его стороны было попасть в немилость вождю! Впрочем, особой его вины в этом не было. На очередном празднике Милохвоста, когда все племя собиралось у костров и начинало свои вдохновенные танцы, все скунсы участвовали в соревнованиях по красоте хвоста. Однако, хотя каждый и пытался перещеголять соперников, к концу испытаний в традиции было посыпать хвосты песком и нечистотами, дыбы ни у кого не оказалось хвоста красивее, чем у вождя. Скунан же не стал вредить своему сокровищу. В финальной части пляски его хвост чертил в воздухе розовые молнии, притягивая к себе все взгляды и похвалы (а также неодобрение старейшин и величайший гнев вождя). Тем не менее, Скунану вручили главный приз, — огромный ананас и прекрасную скунсиху, — а ночью к нему в дверь постучались ассасины. Понимая всю сложность ситуации, Скунан, отбившись от преследователей, скрылся в ночи.

И теперь он был совсем один.

Он не успел даже собрать самые необходимые для путешествия вещи. Все, чем сейчас он мог заработать на жизнь — это ночными набегами на соседние поселения. Все время приходилось быть начеку, ведь едва ли вождь прекратит попытки найти его. А узнать Скунана просто — его великолепный розовый хвост не ведал себе равных.

Теперь он был близок к тому, чтобы сдаться. Скунан едва волочил лапы, обдирая их об острые камни. Хвост он перекинул через плечо. Вдалеке маячили огоньки поселения, зажженные в преддверии ночи. Сумерки сгущались, и воздух вокруг становился легче, однако Скунан чувствовал головокружение все сильнее и сильнее, пока его взгляд не затуманился; тогда лапы его подогнулись, и он упал навзничь.

В воздухе плыл легкий перезвон колокольчиков.

Глава II. Чудесное спасение

Проснулся Скунан оттого, что его мордочки коснулся свежий ветер. С трудом открыв глаза, он обнаружил, что лежит в небольшой хижине, построенной из камыша. Щели в стенах были прикрыты листами папоротника, наложенными друг на друга, поэтому свет в хижине имел зеленый оттенок.

Придерживая все еще тяжелую голову правой лапой, Скунан сел в постели и огляделся. В комнате была скромная обстановка: его циновка, небольшой столик и три маленьких стула вокруг. На столе стояла миска, наполненная водой, а на краю лежала все еще мокрая тряпка. Должно быть, ее клали ему на лоб.

Скунан поджал под себя лапы и прислушался. Легкий ветерок доносил до него шорох листвы и все тот же нежный звон колокольчиков. Приняв позу охотника, он на цыпочках начал пробираться к занавешенному все тем же папоротником дверному проему.

Но он не успел.

Папоротник зашуршал, отодвинулся в сторону, и взору Скунса предстала очаровательная скунсиха. Бледно-голубая накидка подчеркивала ее изящность. Скунсиха в испуге отпрыгнула в сторону и закричала:

— Прошу тебя, успокойся! Я нашла тебя вчера в пустыне, когда искала ящериц. Ты был без сознания, и я принесла тебя сюда. Отец сказал, что ты, скорее всего, изгой, и впускать тебя не нужно, но я не могла позволить тебе умереть!

Скунан замер. Его лапа, занесенная за спину, сжала драгоценный хвост. Он был не тронут. Скунс выпрямился.

— О, благородная дама, — слабым голосом произнес Скунс, — да спасет вас Всевышний за вашу доброту. К сожалению, ваш отец прав. Я — изгой моего племени. Однако же вам нечего бояться. Вы — моя спасительница, и теперь я обязан вам жизнью. Как вас зовут?

— Пахучка, — уже спокойнее прошептала скунсиха. — Вам лучше лечь. Ваши лапы еще дрожат.

Глава III. Новый дом

Две недели прошло с тех пор, как Скунан оказался в доме Пахучки и ее отца Скурдуна.

Звук колокольчиков, как оказалось, исходил от маленького звоночка, который висел перед домом для отпугивания злых духов. Само же пристанище располагалось в довольно большом оазисе, состоящем из небольшой пещеры, уходящей вглубь высокого камня (в ней и росли папоротники, потому что внутри было влажно), нескольких раскидистых пальм, колючих кустов и голубого озера, в котором водились рыбки.

К вечеру первого же дня Скунан уже взял себя в лапы и принялся помогать по хозяйству. Он научился разводить костерок, собирать бананы, отпугивать воинственным кличем жадных верблюдов и даже мастерить гамак. Раньше он ничего этого не умел, так как происходил из древнего и знатного рода, и зарабатывал золото только в племенных набегах. И жить так, как теперь, Скунану понравилось.

На ночь под пальмами Скурдун всегда натягивал плотный тент для сбора влаги. Делал он это потому, что рыбы из пруда были всегда против, чтобы из их озера пили воду — они боялись, что оно пересохнет. А Скурдун уважал всех вокруг.

Пугливая Пахучка сначала избегала общения со Скунаном. Ему же нравились ее скромные взгляды и тонкая голубая накидка, так изящно ниспадающая на аккуратный хвостик. Белоручкой Пахучку было никак не назвать: она усердно работала, подметала пол в хижинке, кипятила чайник и могла сделать вкусный луковый суп. Смеялась она всегда искренне, гладко причесывала шерстку и была ну совсем не похожа на тех злых скунсих, которых Скунан повидал в своем племени.

Однажды ночью Скунан, превозмогая усталость, пошел в пустыню. Он взял с собой лишь горящую веточку, чтобы освещать дорогу. Ночи в пустыне холодные, а веточка горела быстро. Замерзший скунс всю ночь топал босыми лапами по песку.

И дело того стоило. Утром Пахучка нашла у своей кровати букет свежайших цветов — таких же голубых, как ее глаза и накидка.

С тех пор ее отношение к Скунану поменялось. Видимо, почувствовав мужскую заботу, в душе ее растаял тонкий ледок. Скунан стал обнаруживать в своем супе немного больше картошки, а его подушечка на циновке была мягко взбита.

Через месяц они уже гуляли за лапу.

Скурдун, глядя на сближение молодых, ни в чем им не препятствовал. Мудрый старик следил только, чтобы они не позволяли себе вольностей, но и не мешал, когда они сидели в сумерках под пальмами и терлись носами.

Здесь стоит сказать, что отношения у Скунана и Скурдуна складывались теплые. Скунан в его лице словно обрел давно погибшего отца, затоптанного во время охоты на носорога. Скурдун учил Скунана всему, чего тот не знал, а также хорошо рассказывал анекдоты.

В такой идиллии Скунан прожил целый год. К концу лета они с Пахучкой обвенчались.

Сразу после венчания, когда молодые удалились в дом, Скурдун отправился к озеру и долго сидел на берегу, прикармливая рыбу. Просидел он там до самой полуночи.

Звезды сияли ярко, луна, словно белоснежный одуванчик, покачивалась за облаками. Казалось, что небо затянуто тонким прозрачным шифоном, по которому от любого легкого дуновения пробегала рябь.

Скурдун смотрел за звезды. И в эту ночь их пляска на черном небе напоминала очертания меча и пламени.

Глава IV. Воины Сканкландии

Воины Сканкландии всегда подкрадываются незаметно. Они приходят неслышно, словно тени, и быстро, словно гепарды. И кому, как не Скунану, было знать это — ведь раньше и он был воином этого племени!

Но Скунан, влюбившись, позабыл о безопасности. Его разбудил едва слышный шорох, когда один из воинов, забывшись, начал есть суп со стола.

Скунан вскочил, занес лапу за спину… и ничего не нашел. Он был безоружен.

Все происходило быстро. Пахучку схватили, и она пронзительно запищала. Скунан хорошо знал карате, однако и воины Смелландии были обучены не хуже. Он сумел уложить на лопатки двоих, однако же их было слишком много. Кто-то подкрался сзади и ударил Скунана по голове.

Вопреки всему, сознание он не потерял. В глазах плыло, но Скунан схватил табурет и начал защищаться. За стеной врагов он не мог разглядеть, куда потащили Пахучку, и отчаянно звал ее. Пахучка не отвечала.

Хижина запылала. Какой-то глупый скунс поджег ее. Все воины поспешили выбраться наружу, оставив наполовину оглушенного Скунана размахивать табуретом внутри.

От удара по голове Скунан был не в себе. Он размахивал табуретом, не понимая, что его глаза слезятся от едкого дыма. Дышать становилось тяжело. Совершенно интуитивно лапы подвели его к двери, и он вывалился наружу.

Лагерь был разбит, в озере плавал мусор, и последним, что запомнил Скунан, прежде чем потерять сознание, был шум пламени за спиной и вид удаляющихся воинов, уносящих на себе добро.

Глава V. Похищение

Очнулся Скунан под палящим солнцем. Добрые рыбы из пруда хвостами плескали ему воду на морду, но Скунан лежал довольно далеко, поэтому до него долетали только капли.

В воздухе пахло гарью. С трудом повернув шею, Скунан увидел пепелище на месте дома. Летняя кухня под навесом, гамак, цветущий кактус — все было разрушено и сожжено.

Пахучки и Скурдуна нигде не было видно. Скунан попробовал прокричать их имена, но из пересохшего горла вырвался только невнятный хрип.

На коленях скунс подполз к озеру, опустил лапы в воду и намочил нос. И тут он увидел страшное: Скурдун лежал на мелководье мордой вниз.

Не помня себя от ужаса, Скунан приблизился и приподнял старика за плечи.

Вода бежала по усам старого скунса. Только он уже не мог этого почувствовать — жизнь оставила Скурдуна.

Скунс горестно заплакал. Еще вчера его счастье казалось безупречным, а жизнь — полной радостных мгновений. Мечты его были полны образов светлого будущего, но теперь перед его очами были лишь мрак и печаль.

Вытащив старика на берег, Скунан прикрыл его большим пальмовым листом и поднялся на лапы.

— Пахучка, — прохрипел он. — Пахучка, где ты?

Но Скунан знал, что не получит ответа. Единственное, на что он мог надеяться, это на то, что Пахучка была слишком красива и невинна, чтобы с ней поступили так же, как со Скурдуном. Хотя мысль о ее красоте заставила Скунана задуматься о еще более плохих вещах.

Ветер разносил по округе остатки пепелища.

До самого вечера Скунан, погруженный в свои мысли, голыми лапами рыл могилу для Скурдуна. Песок поддавался хорошо.

Когда зажглись первые звезды, Скунан опустил безжизненное тело в яму и закопал. Несмотря на всю свою усталость, он нашел в себе силы исполнить ритуальный Танец Теневого Хвоста, положенный на похоронах. Розовые молнии от его великолепного хвостика снова, как когда-то, расчертили небо.

Когда все было кончено, Скунан подобрал копье со сломанным посередине древком и пошел навстречу полной луне, оставляя глубокие следы в песке.

Глава VI. Новое знакомство

Песок набился в мягкие лапы Скунана, и словно не было тех прекрасных дней, проведенных в оазисе Скурдуна. Ночью, как известно, в пустыне страшно холодно, поэтому Скунан замерз бы, если бы не припомнил давней уловки северных народов: на ночь он рыл в песке ямку и спал в ней, что было гораздо теплее, так как стены укрывали его от ветра… и от чужих глаз.

Ночами снилась ему Пахучка. Она приходила под своей голубой вуалью, и пахло от нее цветами и почему-то морем. Скунан протягивал к ней лапы, но призрак любимой таял за мгновение до того, как он мог дотронуться до ее мягкой шерстки.

Первые несколько дней Скунан придерживался следа, оставленного налетчиками. След петлял и прерывался, так как ветер быстро заметал песком отпечатки лап. Однажды Скунан потерял след и нашел его только несколько часов спустя, но, проследовав, обнаружил лишь гнездо ящериц, которыми с удовольствием полакомился, не забыв сказать «спасибо».

После он внезапно понял, что если воины были посланы его бывшим вождем, то, вероятно, искать их и Пахучку (Скунан верил, что она жива) следовало в оставленном им племени. С этой мыслью Скунан повернулся, готовый бежать на другой край пустыни, и понял, что совсем потерялся.

Со злости Скунан пнул ближайший камень и взвыл. Камень оказался обломком кактуса.

— Эй ты, скунс, пинать еду — дурное дело! — вдруг раздался за спиной скунса очень медленный и низкий голос.

Шерсть на спине Скунана подскочила, как у дикобраза в боевой стойке. Он и подумать не мог, что кто-то находится рядом.

— Покажись и прими вызов на бой честный! — вскричал герой, принимая боевую стойку: хвостом к врагу. Только врага он не видел, поэтому пока крутился на месте, и голова его уже начинала мутнеть.

— Не станешь ли ты вредить мне и моему народу, о воин из племени скунсов? — раздался неуверенный голос где-то совсем рядом.

— Моя честь не позволит мне навредить другу, — отвечал Скунан. — Однако, если же ты станешь угрожать мне, нам придется схватиться.

Говоря эти слова, Скунан вглядывался в каждый кустик вокруг себя, но не находил собеседника.

Тут песок в метре от него зашевелился, и от ближайшей дюны отделился светлый мохнатый силуэт. Скунану пришлось даже отступить на несколько шагов. Он-то думал, что это какая-то ящерица! Незнакомец оказался таким большим, что Скунану пришлось приложить к глазам лапу, дабы разглядеть его против солнца.

Это был верблюд! Поняв это, Скунан совсем растерялся.

— Но как ты так ловко скрылся? — с недоверием спросил он. — Ты большой и заметный, а я — знаменитейший охотник, и всегда подмечаю даже мелких муравьев.

— Это секретный дар моего племени, — с важностью отвечал верблюд. — Мы живем в пустыне веками и научились управляться со своими телами так, что ни один враг нас не заметит.

— Зачем же ты открылся мне, о верблюд? — спросил Скунан. Не справившись с собой, он покачнулся — солнце светило ярко и сильно ему напекло.

Верблюд наклонился поближе и обнюхал его.

— Прошу тебя, зови меня Спитто, — наконец сказал он и важно выпрямился. — Пожалуй, я отведу тебя к своим. Обычно мы, верблюды, не раскрываем своего местоположения, однако же сердце говорит мне, что ты еще совершишь нечто великое.

Подцепив Скунана зубами, Спитто ловко закинул его на свою спину и помчал вперед.

Скунан, будучи охотником и следопытом, повернул голову назад, чтобы понять, как такой огромный верблюд может не оставлять за собою следов. К изумлению, Скунан обнаружил, что к хвосту верблюда примотана длинная палка с пучком пальмовых листьев на конце — эти листья и затирали след.

Это было последнее, что видел Скунан, прежде чем покачивание верблюжьего горба, на котором он ехал, не сморило его и он не уснул.

Глава VII. Оазис

Проснулся Скунан уже в оазисе. О, какое это было место! Тяжелые ветви пальм сгибались под тяжестью раскидистых листьев. Кусты между ними, хоть и имели некоторые колючки, пушистым одеялом покрывали песок, и в тени он оставался таким прохладным, что приятно было сунуть в него лапы и расправить уставшие от ходьбы пальцы. Так Скунан и поступил. Глубоко вздохнув и оглядевшись, он увидел недалеко он себя расколотый кокос со вставленной в него травинкой. Скунан дотянулся левой лапой и выпил весь сладкий сок без остатка. Это придало ему сил и, вытерев сначала усы, Скунан приподнялся и стал осматриваться.

Казалось, что он здесь совсем один. Скунан побрел к озеру, переполненному свежей голубой водой. Сначала он только ополоснул усы, но затем, окончательно проснувшись, прыгнул в воду. Она была теплой, но очень свежей. Несколько раз нырнув, Скунан из озорства доставал лапой до дна, хватал мелкие камешки и бросал их в прибрежные кусты.

— Ох! — раздалось вдруг от ближнего куста.

Скунан тут же замер, а после с быстротой молнии выскочил из воды и помчался на звук. Он услышал удаляющийся цокот копыт, но воин не был так прост: он уже схватил с ближайшего дерева длинную лиану, скрутил из нее петлю и наугад бросил вперед. Тут же его сорвало с места и потащило вперед.

Цокот копыт теперь был слышен и сбоку, и сзади. Скунан понял, что его, вероятно, окружило стадо верблюдов, которые наблюдали, как он плещется в воде. Лассо Скунана дергалось и трепалось, но лапы он не разжимал, хотя от скачки непривычного к скоростям Скунана уже начинало мутить.

И тут на самом краю оазиса скачка внезапно прекратилась.

— Довольно, о великий воин племени Скунсов! Ты доказал свои отвагу и мастерство.

Скунан только крепче вцепился в лиану, и на другом ее конце зашевелился куст. Как же Скунан был удивлен — ведь кустом оказался верблюд, весь обвешанный крупными листьями.

— Благодарю вас за кров и пищу, — торжественно проговорил скунс, — и заверяю вас, что не имею ни злых, ни корыстных помыслов. Однако же объясните мне, друзья-верблюды, зачем вы скрываетесь от меня и для чего так маскируетесь?

Тем временем вокруг появлялись новые и новые верблюды. Скунан насчитал двенадцать и сбился, потому что они совершенно не умели стоять спокойно и все время менялись местами.

— Тебя принес к нам Спитто, — сказал пойманный на лиану верблюд. — Мы не привечаем чужаков, однако Спитто сказал, что видел на тебе священный символ в лучах полуденного солнца. Это розовая полоса на твоем хвосте…

Скунан, не отдавая себе отчета, схватил хвост лапой. И правда: у всех скунсов хвост и полоса на спине бывают только белыми, а у него — розовые. Он никогда не красил свою шерсть, а был рожден таким. Именно этот цвет и его безудержная тяга к танцам в итоге привели его к скитаниям по пустыне.

— Что же вам нужно от меня, друзья-верблюды? — спросил он.

— Прости мне мои манеры, — отозвался верблюд. Это прозвучало скомкано, потому что он грыз лиану, с которой Скунан его так и не отпустил. — Зовут меня Хиппо. Я — старейшина нашего племени. Прошу, отдохни здесь, в нашем святом городе Оазис. Вечером мы устроим большой праздник, на котором и расскажем тебе все о своем укладе жизни.

Скунану не нравилось, что вопрос его остался без ответа. Однако, он понимал, что, будучи гостем, не может проявлять настойчивость, а потому сдержанно кивнул и шаркнул лапой, как это было принято в этикете скунсов.

Он обернулся, ища глазами Спитто, но вдруг понял, то вокруг снова нет ни одного верблюда, а лиана, на которую он поймал Хиппо, теперь обмотана вокруг большого плоского камня и завязана искусным узлом.