Бесплатный фрагмент - Скоро утро. Но еще ночь

Уточнили сроки

15 мая этого года, в раздумьях об выборе очередного пути своей жизни, я хохмы ради посчитал, что прожил уже на земле 21654 дня и что если считать по среднему, то у меня есть еще запас из 3—4 тысяч дней, кои я и положил во временной фонд своих новых планов

Все это было за 70 дней до 25 июля, когда мне на телефон пришли результаты КТ и колоноскопии. Я в этот момент дремал в машине в тиши кукурузного поля в соседнем селе, где любил в одиночестве ждать чего-то важного…

Я забил результаты в несколько ИИ-чат ботов, попросив перевести эти заумь на простой язык. Все отписались почти одинаково: крайне запущенный рак слепой кишки, с множественными метастазами в нескольких важных органах. Будешь лечиться — в районе 1000 дней жизни, не будешь — в районе 6—9 месяцев…

Здесь я буду писать не о войне с раком, а о том, что меняется в человеке когда ему всего лишь сильно уточнили сколько ему еще топтаться на этой земле

Беру обещание писать без трагедий и без вранья (хотя бы явного), просто наблюдения за обычной жизнью приговоренного к чему-то человека

Получил весточку

…Итак, в конце июля я дремал на заднем сиденье авто посреди кукурузного поля под синью летнего неба. Я часто приезжал в эту тишь, чтобы обдумать важное, отдохнуть от мирской бестолковщины или просто вздремнуть под воробьиный галдеж. Теперь я ждал результатов обследований своего нутра, их должны были выслать на почту

Все началось недели три назад, когда терапевт, прощупав мои кишки, сказал, что есть нехорошее уплотнение, но при попытке успокоить (мол, может каловый камень?) отвел глаза в сторону, аки девица. Назначив тут же для «калового камня» полный цикл УЗИ, КТ, гастро и колоноскопию

Первым пришел результат КТ груди и брюшной полости. Из них ясно было, что легкие, брюшина, лимфоузлы, позвоночник и печень «вторично поражены». Чем и откуда поражены прояснилось по результатам колоноскопии: абракадабра писаного там диагноза, пропущенная через ИИ-чаты, вылилась в простое: запущенный рак слепой кишки в фазе распада опухоли…

Признаюсь, что я человек такой мнительности, что аж самому совестно. Но, читая перевод диагноза с медицинского на русский, я не только не вступил на первый приступок лестницы принятия («отрицание»), но был до неприличия покоен. Кукуруза не стала из зеленой серой, с небес не повеяло снегами, храм вдали не загудел поминальным звоном…

Я снял носки и с километр босиком прошелся по кромке поля, глубоко вдыхая потоки, колышущие кукурузные кисточки. Пока меня интересовало одно: с чего это ты, Олега, такой спокойный? Может это такая неведомая форма шока?

Ну, во-первых, ты же ждал анализы на рак, а не весточку на свидание. Все равно как-то готовился. Но главное, видимо, в том, что все это не выдергивало меня «с мясом» из «потока жизни», под коим нынче понимается все наши планы и дела

Вот уже лет десять как я живу с семьей на маленькой ферме, куда переехал как раз в поисках вариантов укрыться от «потока жизни», в котором барахтался тогда уже почти полвека. Вся моя жизнь в последние годы если и определялась каким «потоком», то разве только циклами жизни курей, помидор и ритмом производства биопрепаратов (мой основной бизнес).

Не то, чтобы у меня не было никаких надежд, которые нельзя было махом похерить известием о смертельной болезни. Дело скорее в особенностях характера, кои я до сих пор не решил куда отнести — к проклятию или благословению. Еще с юности, только собираясь на самые безвинные пьянки, я уже предчувствовал похмелье, а видя только распустившиеся майские тополя я уже грустил об их неизбежном осеннем увядании. В каждой земной радости, по самому факту ее существования я видел грусть, в каждом рождении — смерть и никак не мог отделить одно от другого. И потому привык уже, что всякая надежда содержит в себе разочарование и потому не надо обольщаться ни светлыми планами, ни огорчаться всему, что их разрушает…

Так получилось, что за свою жизнь мне удалось понадкусывать даром много земных удовольствий (ключевое слово здесь — даром, почему даром — потом). Там, где другой должен был мечтать и планировать доступ к подобным удовольствиям и грести к ним, не щадя живота, мне они достались почти даром, но в режиме именно «надкусить», с возможностью оценить насколько я готов если что «грести» к ним уже всерьез. И почти всегда во мне просыпался Обломов, всерьез не могущий понять зачем тратить «калории жизни» на всю эту ерунду…

В конце концов, я пришел к простой «обломовской» мысли (вижу уже как крутят у виска деятельные люди), что благодарное предстояние перед облаками июньского неба — это дело не меньшее, чем построить для родины очень нужный ей завод… И даже больше: благодарное предстояние — это и есть само дело, а все другое (что мы считаем делами) — только поделье. В реальности я, конечно, не дошел до таких высот «обломовщины», но подобные мысли настроили во мне особое отношение ко всем известиям, лишающим меня возможности спасать мир великими делами…

…Тут вот еще что… С некоторых пор я решил, что надо учиться навыку выключать внутри себя всякую судилку, выражающее хоть какое-то мнение о людях, событиях и вещах. Я давно убедился, что все мои судилки по большей части врут, ибо фатально испорчены. Потому начал пробовать при всяком известии о чем-то на секунду раньше вырубать в себе все, желающее высказать хоть какое-то мнение в координатах «хорошо-плохо», «правильно-неправильно» и просто принять его как случившийся факт. Позже, если это событие имеет хоть какое-то значение для моей жизни (оказалось, что 9 из 10 вестей вообще никак меня не касается), я его пытался осторожно оценить, но уже без обычного снобизма и борзости. Видимо, и здесь я подспудно настроился принять почтовые файлы с диагнозом пока просто как факт…

Ну, и, наконец, мне уже шестьдесят, ребятня выросла и пристроена, не по чину в таком возрасте впадать в истерику от изменений в телесных процессах…

…Да ладно, Олега, может все это и так, но ты же чуешь, что вчера было — «до», а сегодня уже — «после»…И вся твоя оптика стала видеть мир по другому не только как он есть сейчас, но все прожитое как-то поменяло смыслы и запахи…

Я обул ноги, завел машину и двинул на ферму объявить новости жене…

Передал весточку

…В доме, кроме жены был полный выводок внучат — старшенькая Варюха двенадцати лет, десятилеток Данька и младшенькая Машенька четырех лет — они почти безвыездно живут у нас на вольном фермерском воздухе, а также подъехавшая из города дочка Леночка…

Был конец июля, время созревания десятков сортов помидоров, их выращивание — любимое дело жены Ирины. В трех теплицах наливались красные, желтые, черно-оранжевые, зелено-сизые гроздья экзотических томатов, вкус их можно оценить только лично попробовав плоды, описанию он не поддается. Жена ходила среди этого благолепия, когда я подошел к ней, усадил на старенькое кресло и спокойным тоном передал «весточку»…

Панику — и то минутную — жена могла позволить себе только если, скажем, Данюха падал в обморок, наехавши лбом об угол стола. Я не помню, чтобы при самых неприятных известиях у Ирины что-то затряслось, она всегда внешне немного каменела и только глаза выдавали лихорадочный поиск выхода из возникшей ситуации…

Сейчас все было примерно так же, только в глазах ее блеснули отчаянные слезы и после минутной заминки она начала говорить какие-то совсем лишние, почти фальшивые ободряющие слова. Я просто прижал ее к плечу, выдавил тоже что-то такое же фальшивое, типа «как будет так и будет» (хотя, для меня, пожалуй, эти слова тогда не были дешевым успокоением) и мы разбежались по своим углам…

Жена тут же пошла к дочке, которой я продублировал результаты исследований моего нутра, она переслала их семейному врачу, ведущего наши семьи много лет. Пару часов продолжалось интенсивная переписка и шушуканье с вынесенным резюме: ситуация сложная, но контролируемая и есть живой пример со счастливым концом (как же тут без счастливого конца!) — история брата самого врача, «выжившего тоже после 4-ой стадии рака»…

Семейством тут же была разработана стратегия и тактика дальнейших действий, первые из которых — войти в строго регулируемую систему постановки официального диагноза в онкоцентре. Оказалось, что «попасть в систему» привилегированно невозможно даже при самых блатных связях и нужно соблюсти строжайшую процедуру: через Госуслуги записаться к районному терапевту, который перенаправит к районному онкологу, а тот, в свою очередь, заведет все бумаги в закрытую сеть областного онкоцентра, который уже обозначит весь следующий алгоритм действий…

…Остаток дня проходил между моим созерцательным гуляньем по ферме и окрестностям, выслушиванием новых вариантов действий, разрабатываемых женой и дочкой под руководством семейного врача и машинальным листанием телеграмм-пабликов… Поздним вечером я улегся на кровать и задремал. В комнате было тихо, вечернее июльское солнце, рассеянное шевелюрами берез, не нарушало прохлады… Вдруг скрипнула дверь, сквозь ресницы я увидел, как на цыпочках ко мне подкралась младшенькая Машенька, подошла к кровати и взяла мою правую ладонь в свои крохотные ручки…

— Деда, хочешь я тебе помну пальчики? — тихо спросила она и начала — как это иногда делала жена после трудного дня — неумело мять мою костлявую кисть…

— Плиятно, тебе, дедушка? — Машуня прислушалась к моему дыханию и убедившись, что я «сплю», ответила за меня:

— Очень плиятно мне, Машенька! Спасибо, тебе, лодная… (так я благодарил жену за спасительный массаж)

— Ну, и ладно, дедушка, спи сладко… — Машенька вдруг прижалась к руке своей горячей щечкой и прошептала: «Все будет холошо, деда…», и, полежав так с полминуты, чмокнула костяшки и потопала на зов из соседней комнаты Варюхи и Дани, потерявших сестренку…

…Только дверь закрылась, незнамо из каких глубин из меня неудержимо полились потоки слез и соплей, которые я и не пытался остановить… Когда источники истощились, во всем моем нутре установилась неведомая ранее тишь и я впал в сладкое забытье, перешедшее в глубокий сон, от коего я отвык за последние месяцы…

Пошло дело

К концу августа я с трудом мог пройти пять десятков метров без боли во всех костях ниже пояса и жуткой одышки. Ситуация странная: с диагнозом почти все ясно, но хоть какое-то мнение о лечении (или отказе от него) может быть сказано только после официального приема в онкоцентре, а к нему еще нужно подобраться через прохождение железобетонных процедур, которые не обойти ни с какого боку. Процедуры были запущены, но их тайминг был строго привязан ко времени приема промежуточных звеньев (районный терапевт и районный онколог). К ним можно было записаться строго через Госуслуги, где время назначается по доступности врачей

Словом, в онкоцентр я попал ровно через месяц после первых вестей о болезни. Говорят, что это один из лучших вариантов, иногда люди ждут месяцами. Может, в плюс сыграло то, что я все промежуточные врачебные звенья обильно снабжал продуктами нашей фермы и они делали все как надо, к тому же у меня были готовы все исследования и тесты…

Онкоцентр произвел на меня… хорошее впечатление. Если не считать вида в одном месте сотен смертельно больных людей (подумать хорошенько, то мы все до единого — больные смертью, только знать об этом не хотим), то как система управляется с этим потоком без видимых сбоев — это для нашей страны что-то удивительное…

Впрочем, нельзя все это отнести исключительно к достоинству «системы». Удивительно было наблюдать за самими больными: съехавшиеся со всей области очень разные люди всех возрастов, измождённые страшным недугом были спокойны, предупредительны, немного отрешенные, но без признаков депрессии или испуга. При регистрации всем был дан электронный номер, по которому вызывали к нужный кабинет. Мне пришлось ждать чуть больше часа, прием длился не более пятнадцати минут и состоял в занесении ассистентом доктора всех исходных тестов в компьютер и минутным сообщением самого онколога (молодой докторши лет тридцати, они почти все там такие) о том, что резать опухоль уже нет смысла — надо пробовать химиотерапию и… смотреть что будет

Через неделю, примерно с такой же скоростью, я попал к химиотерапевту, который так же, почти не глядя на меня, распечатал пару страничек с назначенным лечением и отправил недели через две в клинику, где все назначенное будет приведено в исполнение. Чудесным во всем этом было то, что каждый шаг моего движения по обозначенной протоколом траектории тщательно отражался в аккаунте Госуслуг с подробным изложением происшедшего и предстоящего…

…В первой декаде сентября, за пару дней до первого цикла химиотерапии я мог уже только на карачках доползать до туалета и все это уже под приличной дозой легких опиоидов. Одно время я пытался (и может быть не без успеха) разобраться в ситуации с помощью ИИ-чатов, но, наконец, решил, что на все это любопытство надо решительно забить и отдать все свои недуги в руки «протокола», иначе в мозгах совсем не останется места для настоящей жизни, а я ведь уже почти понял, что все случившееся — это решительный призыв, наконец, найти эту жизнь…

С чего началось все

В первую голову нужно было решить, что делать с фермой. В этом году я уже полностью провалил сезон, ибо уже в начале весны на меня навалились боли в пояснице, слабость и потеря аппетита, не дававшие мне и пары-тройки часов нормального труда. Все эти явные признаки бурно развивавшегося недуга были списаны на возраст и на послезимнюю анемию. Теперь надо было понять не просто как завершить все дела, но и чем кормиться в оставшиеся год-два жизни (их мне как один напророчили виртуальные онкологи). Я часами лежал, глядя в окно на золото берез и неспешно мыслью проходил весь свой фермерский путь…

…Если не считать садово-огродных повинностей, к коим меня с братом в детстве привлекал отец (тогда знатный садовод, о его помидорах с овечью голову раз писала местная районка), то к сельхоз делам я всерьез прикоснулся после окончания в 1991 году университетского курса политэкономии. Даже сегодня можно оценить карьерные перспективы выпускника со специальностью «Преподаватель политэкономии» в начале 90-х… Я тоже оценил и решил во всех смыслах спуститься на землю: в это время отец вышел на пенсию создал одно из первых в области фермерских хозяйств на основе выбитых не без иностранного вмешательства (отдельная песня!) у соседнего колхоза 2 га болотины.

Немалый начальный капитал отец сколотил из беспроцентного кредита в сто тысяч рублей на десять лет, который ему «лично» дал директор металлургического завода, где отец славно отработал всю свою жизнь. Такая щедрость, учитывая роль отца на заводе, всем тогда была понятна. Плюс отец купил на заводе тысяч за десять новый жигуль (авто тогда массово продавали работягам, отоваривая валютные фонды завода), его мы тут же загнали на новообразованной городской бирже тысяч за семьсот. Такие были времена, юноши, верьте-не-верьте… Всего этого хватило, чтобы купить по госценам два трактора с орудиями, ЗИЛ и кучу всякого инвентаря…

Короче, сразу после госэкзаменов в универе я с женой и дочкой переехал в родительский дом и включился в семейный агростартап, без всякой дальней цели, чтобы только приглядеться к тому вертепу, в который погружалась страна…

Хватило меня года на два, я оставил отца и его набиравшее силу хозяйство и занялся тем, чем только можно было заняться в те темные времена: болтался между какими-то мутными инвест. конторами, журналистикой, бизнес-тренерством и еще десятком «профессиональных увлечений»… В результате, в 2016 году, в 50 лет решил-таки вернуться в почти опустевший родительский дом, построить небольшую ферму, выращивать на ней что-то полезное для детей и внуков и спокойно дожить свою беспутную жизнь…

Но все это было слишком просто для меня: взять, переехать и «спокойно дожить». Как интеллигенту в первом поколении мне все это нужно было непременно обернуть в высокую миссию, без которой ни один культурный человек не мог тогда начать фермерство

Ведь Русь тогда реально двинула к земле и сложились три основных архетипа этого движения.

Первый воплощен в лице Германа Стерлигова, ушедшего в овцеводы из кандидатов в Президенты и потому не удержавшегося в новых, не по размеру его души рамках: в довесок к пастырству овец Герман объявил смертный бой козлищам в лице мировых банкиров, колдунов-ученых, никонианских попов и папы римского

Он стыдит бывших городских собратьев-предпринимателей за страсть «лопать из двух рук в одну харю» и готовит русский народ к массовому исходу из города в деревню, финансы — от доллара к золотому рублю, мужиков — от тракторов к конной тяге, баб — от фейри к горчице, ребятню — от смартфонов к псалтыри…

При этом Герман по полной использует все постиндустриальные методы для раскрутки своих хлебов на заповедных заквасках до 500 рэ за буханку…

С учетом русского опыта ухода в гари радикальный вариант имеет потенциал, но, в любом случае, на любителя….

…Второй архетип, исходящих из города в деревню воплощен в образе московского художника, музыканта, философа и журналиста Бориса Акимова

Его масштабный проект LavkaLavka с именной картошкой-моркошкой по 200 руб. за кг — давно уже не одна только сеть фермерских магазинов, а целое движение: новое движение московских интеллигентов в народ

Цены в LavkaLavka вполне обоснованы: ведь покупатель, покупая, скажем, гуся за самого гуся платит только малую часть цены. Остальное — плата за те смыслы, которыми настоящие интеллигенты просто обязаны нагрузить гусиную субстанцию. Нельзя же просто зажарить и слопать гуся, как он есть, гуся как такового… Настоящий интеллигент обязан весь цикл его покупки, жарки и поедания облечь, скажем, в протест против путинского решения крымского вопроса…

Движение LavkaLavka очень искренно и стильно, их поставщики — почти все из бывших городских и почти все из интеллигентов, рискнувших до предела упростить свою жизнь и взволочь на себя бремя по подъему русского села. А это дорогого стоит — во всем смыслах этой дороговизны… Короче, тоже на любителя…

….Третий и, видимо, наиболее серьезный архетип движения «из города в деревню» — это идейно вдохновленные основатели новых экопоселений и родовых поместий. Скажем, в России значительная часть экопоселенцев — из поверивших писаниям известного сибирского сказителя В.Н.Мегрэ («анастасийцы») про лесную полубогиню Настю и методах заработка на кедровом промысле

Но как бы ни был красив сказ куда деть быт, что вечно портит большую часть всех благородных задумок: вдруг у кого из поселенцев изба вышла статней, у другого жена краше, у третьего — корова удойней… Для одного раза вроде бы можно и порадоваться за соседа, но ведь и справедливость должна быть…

Главное, непонятно к чему все это: ведь наши мужики основывали деревни без всякой «идеи» — строили первые избы, где следовало и плодились улицами как Бог даст. Словом, зная знатных анастасийцев, через день тягавших меня в свои ряды, я как-то от них отбоярился, но мне самому тоже нужно было как-то зацепиться за высокую фермерскую идею. И я зацепился…

Сцепился с агробизнесом

К моменту нашего переселения в отцовское имение в 2016 году отец уже пять лет жил в лучшем из миров

Дело отцовское было простым. По весне он сажал пару миллионов семечек капусты, каждое ценой рубль. Через полгода семечки превращалось в кочаны по цене рублей в пятьдесят за «голову». По зиме и весне кочан крошился, заливался соленой водой с постным маслом, становясь фирменным овощным салатом ценой в пару сотен рублей за кг, который поглощался утробами жителей соседнего Екатеринбурга

Как выпускник экономфака университета я иной раз поддразнивал отца: «Вот объясни мне: от семечка в 1 рубль до салата в 200 рублей — 20000% годовых. Отчего при таких-то барышах в твоих крестьянских очах уральская грусть?» Мы оба ухмылялись этой дежурной дразнилке, зная, что львиная доля от «20 000% годовых» присваивается производителями тракторов и солярки, химических порошков, банкирами, торговцами и прочими белыми людьми, кряхтящих, но не гнущихся под бременем миссии улучшить крестьянину жизнь. В результате их миссионерства из каждых десяти рублей, заплаченных за салат с постным маслом, к отцу возвращался только рубль…

Дразнилка дразнилкой, но мне давно было ясно, что при таких «крестьянских раскладах» ядро агробизнеса имеет какой-то фатальный изъян и он, в общем, понятен

Индустриальный агробизнес за сто лет своего существования дошел до нынешнего абсурда из неявной предпосылки, что в основе его успеха в делах производства еды — применение тяжелой и дорогой техники. Чтобы отбить непомерно возросшие инвестиции нужно увеличивать эффект масштаба (распахивать больше земли и выращивать монопродукты), не тратиться на плодородие земли, повышать выход продукции (вбухивать хим. наркотики и оплачивать всю чудовищно энергоемкую цепочку производства хим. удобрений) и снижать риски (травить «вредных» букашек химией с той же энергоемкостью, что и удобрения).

Чтобы реализовать возросшие объемы продукции нужно расширять рынки, а чтобы продукция не портилась — консервировать ее с помощью химии. Для выхода на дальние рынки (средний пробег продукта от поля до прилавка — 1500 км) нужно включаться в сложную и длинную логистику, дорогие и монопольные торговые сети, вбухиваться в рекламу. Все это не может работать без кредита, поэтому банкиры собирают свою соточку процентов годовых со всех участников цепочки — от производителей тракторов до торговых сетей

В результате на 1 калорию того, что мы называем едой, тратится 9 калорий индустриальной невосполняемой энергии, а из 10 рублей, заплаченных покупателем еды фермеру достается только один рубль и каждое расширение его деятельности только плотнее затягивает удавку

Из всего этого и родилась моя глобальная идея: в микромасштабе построить модель агробизнеса, работающего на принципиально иных — природоподобных — принципах. А в основе этой модели положить естественный замкнутый цикл взаимодействия между растениями, животными и микробами…

Вся эта заумь заходила в мою голову не сразу, а в течении последних полутора десятков лет, когда я проводил в московской бизнес-школе семинары по разработке бизнес-моделей предпринимательских проектов. Все это время во мне подспудно зрела модель «идеального агробизнеса» и этот проект я почти неосознанно относил к последним и самым важным задачам своей жизни

Перелом произошел в 2015 году, когда я познакомился с Сашей Коноваловым, в прошлом крупным предпринимателем, однажды продавшим все свои бизнесы и с нуля в чистом поле построившим в Подмосковье знаменитую экоферму «Коновалово». Это вам не гари Стерлигова, не страждущие за народ интеллигенты «ЛавкиЛавки» и не райские поселения анастасийцев. Это полноценный бизнес по производству здоровых продуктов, выстроенный по всем правилам, давший мне реальный образец для подражания и неизбывный повод для вдохновения

В том же году жизнь свела меня с Валерием Шапиро. В 70-х годах один из самых успешных и известных московских квартирных маклеров вдруг все бросил и уехал в район Моршанска пасти в совхозе пчел (слова «еврей» и «пчеловод» у директора совхоза никак не сходились и он долго не мог понять где здесь подвох). Через некоторое время среди чистого воздуха и русской тишины у еврея пчеловода что-то случилось в голове и он понял, как спасти мир. Бросив пчел, он уехал в Москву и вместе с бывшим офицером КГБ из Тюмени Юрой Липовцыным они начали в московских подвалах разводить червей и мух с целью разработки технологий производства чернозема и некого «эликсира жизни», который они назвали «концентрированным почвенным раствором» (КПР) … Уф-ф, вот такая… русско-еврейская быль…

К моменту моего знакомства с ними «эликсир» не только был готов, но и многосторонне и довольно масштабно протестирован, а технология «производства чернозема» — это было именно то звено, коего мне не хватало для моей модели «идеального агробизнеса»

Итак, главная идея моей фермы была в том, чтобы максимально технологично (пусть и в микромасштабе) повторить природный цикл «воспроизводства жизни», который образуется через взаимодействие растений, животных и микробов и которому не нужны внешние «9 единиц индустриальной энергии». Растения посредством энергии солнечного луча образуют свое тело из воздуха, воды и почвы, животные поедают растения, а микробы превращают все, что осталось после жизни растений и животных в новый субстрат жизни — почву и цикл повторяется. Выращивать растения и животных я пока не умел, но это дело наживное, а вот как объединить их жизнь в единый цикл «работы» с микробами — для этого мне и нужен был опыт управляемого выращивания чернозема а-ля Шапиро-Липовцын…

Договорившись об условиях приобретения ключевой технологии, мне осталось определиться с двумя другими звеньями модели — растениями и животными

С учетом микромасштаба фермы, растения нужно было выращивать а) круглый год б) суперпроизводительно в) наиболее дорогие виды г) суперэкономично. Ясно, что это должна быть какая-то круглогодичная тепличная технология с минимумом энергопотребления. Тогда была модной идея вегетария — средней по размеру теплицы, которая за счет определенных конструкций накапливает излишки дневного тепла и отдает их растениям в холодные часы. Заказав полный комплект чертежей вегетария площадью 150 кв. м профессионалам, мы в мае 2016 года открыли строительство и к концу лета новенькая тепличка стояла в огороде отцовского имения…

С животными определился тоже быстро на основе советов самого Шапиро, который мерял их продуктивность не столько полезными продуктами сколько количеством экскрементов, составлявших сырьевую основу для выращивания чернозема. По этому критерию не было равных перепелкам и, с учетом, микро-масштаба фермы, эти малые птички лучше всего мне подходили…

Словом, к концу 2016 года все основные элементы фермы замкнутого цикла были готовы: новенький вегатарий, клетки с парой сотен голов перепелок и несколько специальных модулей, где все отходы фермы превращались с помощью почвенной живности в пахучий чернозем, из которого извлекался «эликсир» под названием КПР… На следующий год я ставил задачу довести все отдельные части фермы до ума и — главное! — объединить их в единый цикл, «работающий-сам-по себе»…

Жизнь все управила

Уже после нескольких месяцев стало ясно, что система работает плохо или не работает совсем.

Для начала выяснилось, что сама концепция вегетария, как она была задумана ее украинскими авторами, не подходит для уральского климата. Точнее, только частично подходит для теплого времени года. Уже ранней осенью или весной (не говоря уже о зиме) при резком перепаде температур внутренняя система накопления и отдачи тепла не справляется, нужны дополнительные источники энергии

Для решения проблемы я заказал у выдающегося проектировщика кирпичных печей Игоря Кузнецова какое-то решение на основе его технологий. Он увлекся задачей и специально под вегетарий создал печь-стену длиной под 10 м, от которой под землей поперек вегетария расходились каналы с горячим воздухом. Несмотря на большие затраты по строительству печи, она обещала сверхэкономичное отопление и — что очень важно — охлаждение теплицы. По сути это была реализация первоначальной идеи вегетария для условий резко континентального климата. Кроме того, печь-стена выполняла все другие функции русской печи и если что я мог в ней перерабатывать всю продукцию фермы…