Бесплатный фрагмент - Сказки Солнца

Затмение

Давным давно в Королевстве Солнца, что не одну тысячу лет существовало в Подсолнечном мире, жили два брата-Принца — Светлый и Тёмный. Братья, удивительно похожие, и никто не мог бы отличить одного от другого, не будь они такими разными. Правили в согласии и покое они. Каждый, кто бывал там, рассказывал, что не было счастливее народа на землях Подсолнечного мира, чем подданные Королевства Солнца. Век за веком Принцы грели и оберегали свой народ, не покидая высокой Облачной башни посреди Полуденного города.

Томный и мечтательный нрав имел Светлый Принц. Днём видели его сидящим в окне Облачной башни, свесившим ноги вниз. Перебирал он босыми ступнями воздух и всматривался в самую даль королевских владений. Струились по плечам золотые волосы его и блестели в солнечных лучах. Наблюдал с замиранием сердца народ Королевства, как сидел на краю их Возлюбленный Правитель, нисколько этим не обеспокоенный. Те, кто вхож был в королевские покои, знали, что в такие моменты Светлый Принц тихо напевал себе под нос колдовские песни, ласкаясь щекой о трепетные порывы нежного ветра. В хорошем настроении Светлый Принц кружил по своим покоям, обнимая охапку подсолнухов, или принимал упоительно тёплую ванну из золотого света Солнца. Был он кроток и улыбался лёгкой улыбкой, что топила фруктовый лёд в чашах, принесённых слугами, а одежды его пахли сладкими лилиями.

В часы дня правил Королевством Солнца Светлый Принц. Дарил он подданным свет и тепло, проливные дожди и ласковые ветра. Звали его подданные «Принц Солнечного Света», и всегда махали в приветствии, когда тот сидел в окне башни.

А с наступлением ночи сменял Светлого Принца его брат.

Хмур и холоден был Тёмный Принц. Пугала мрачная фигура его вечерами любого, кто поднимал глаза к окну башни, где в дневные часы улыбался его брат. Глядел во все стороны он, золотой прохладой глаз ощупывая каждый видимый кусочек их Королевства. В ночное время вазы королевских покоев наполняли букетами из горьких трав и чёрных цветов. Пахли терпкими орхидеями чёрные одежды Принца, а золотые волосы его были аккуратно собраны назад.

Однако, не боялись подданные правителя своего, что властвовал от имени Ночи.

Поговаривали, что любил он напевать древние песни из забытых книг, пока плёл в длинных пальцах заклинания из искр. Выпускал их Принц в темноту небес самого позднего часа, чтобы ничего не боялся народ его Королевства, заполняя ночной небосвод яркими Звёздами. Шептались, что приучил он слуг своих нацеживать лунный свет в кувшины. Та по каплям собиралась и становилась лунной водою. Сладостно пил её Принц, утоляя жажду, и умывал ею бледное лицо своё. Подданные прозвали его «Принц-Луна», и в самой непроглядной беде взывали к нему. Слушал каждого Тёмный Принц, отвечая на просьбы путеводной Звездой или ясной лунной ночью.

Но была у братьев одна печаль.

На их беду не суждено им было встретиться. Так и жили которую сотню лет: один улыбался дню, упиваясь бархатом тепла, другой же создавал Звёзды, прислушиваясь к шёпоту в беспокойных ночах.

Тосковали друг без друга Принцы. Писал письма брату Светлый Принц. Рассказывал он увиденное в дневные часы правления своего. Пропевая каждое слово, выводил он букву за буквой по бумаге. Пел он о том, как птицы играли наперегонки с ветром и сколько подданных махали ему приветственно, когда по обыкновению сидел он в окне Облачной башни. Как поили его слуги сладким питьём, пока грелся он в солнечной воде ослепительно белой ванны. Как пахли его любимые лилии ранним утром. И какие мягкие облака на ощупь, если успеть коснуться их кончиками пальцев.

«Возлюбленный брат мой!» — писал Светлый Принц, — «Лишь одно омрачает меня, заставляя тучи проливаться на земли дождём слёз моих! Невозможность увидеть тебя со мною рядом. Сердце моё болит без тебя и нигде не могу найти я покоя, изнывая от одиночества. Хотел бы я дотянуться до тебя так, как могу дотянуться до облаков!»

Складывал Принц письма на стол свой, зная, что тёмной ночью брат его, конечно же, прочтёт написанное и услышит голос его, вплетённый в каждое слово песней. Старший оруженосец Принца проследит, чтобы письма попали прямо тому в руки.

Стоило темноте приняться глодать землю, прикрыв Солнцу глаза, Тёмный Принц уже смотрел в окно башни. Неустанно следил он за каждым движением сумерек по Королевству и в самую глубь Подсолнечного мира. Дальше и дальше блуждал взор Принца, до самых краёв земель и Великого моря.

— Ваша Светлость, — мягко начинал Старший оруженосец за его спиной. — Ваши письма ждут вас на столе.

Протягивал длинные пальцы к нему Тёмный Принц. Становился на колени оруженосец, целовал королевские персты коротко и смущённо. Так редко господин его пребывал в благом расположении духа в тёмное время суток. Так редко позволял кому-либо прикоснуться к своим королевским рукам, порождающим огненные Звёзды.

— Благодарю тебя, друг мой, — кивал ему Принц.

И слушал Тёмный Принц песни дорогих его сердцу писем. Улыбался себе самому и водил пальцами в черноте ночи. Говорят, что тогда послал он на небо самые яркие Звёзды. Пил лунной воды Принц и думал, как же дотянуться ему до брата своего. Поверх слов Светлого Принца наложил он свои в обещании найти возможность коснуться его. Пропетые на свой лад, письма Тёмного Принца были не так нежны, как письма его брата, но так же чутки к нему и полны привязанности.

Шло время в Подсолнечном мире. Скопилось писем великое множество. Ночь от ночи искал Тёмный Принц песни-заклятия. И проснулся Светлый Принц одним утром от того, как чьи-то пальцы касались бледной его щеки. Тянулась к нему рука из самой чёрной тени у изголовья постели. Осторожно и нежно касались прохладные пальцы Принца. Испугались слуги, и ступали с опаской в покои. А Светлый Принц лишь смеялся и сжимал протянутые к нему из темноты пальцы, повторяя «брат мой». В тот день написал Принц одно из самых тёплых писем к брату. Вновь наказал он Старшему оруженосцу непременно проследить, чтобы Тёмный Принц прочёл его.

На следующее утро ещё одна рука гладила волосы Принца. Пришёл он в восторг, хлопая в ладоши. Тянулись к нему из тьмы теней уже две руки. Сплетался пальцами своими Светлый Принц с прохладными и отзывчивыми пальцами невиданного брата. И Солнце светило ярче над Подсолнечным миром из самого сердца Королевства.

Каждую ночь колдовал Тёмный Принц, высаживая тёмные семена в стеклянных колбах. И уже к восходу из каждого семени вырастало по руке. Нашёптывал кто-то Принцу все нужные слова, а он связывал их между собою в песни и пел семенам, мечтая порадовать брата своего Светлого.

— Откроет он глаза, а я приветствую его! — улыбался Тёмный Принц.

Позволял он выращенной из тёмного семечка руке очертить его профиль. Та вела пальцами длинными по лбу, кромке прямого носа и нежным губам.

Всё реже на небо отправлялись искристые Звёзды из окна его. Всё темнее становилась ночная пора. Ничего не замечал Тёмный Принц, одержимый желанием дотянуться до брата. С благодарностью и восторгом принимал тянущиеся из темноты дары Светлый Принц. Каждое утро начиналось с пробуждения в братских объятиях, пусть и без него самого. Всё ярче светило Солнце, а Принц больше не чувствовал себя одиноким.

Шептались слуги по углам королевского замка, боясь заходить в покои Принца. Пугала их сквозящая из теней темнота и торчащие из неё руки. Всё больше и больше становилось тех рук с каждым днём. Подавали они Принцу перья для письма, расчёсывали волосы его, поили сладкой водою, оставленной перепуганными слугами у дверей в королевские комнаты. Лишь два оруженосца не боялись войти в покои Принца. Признавались они друг перед другом, что холодный пот прошибал их, стоило лишь увидеть, как из каждого угла тянулась рука. Поглаживала она Принца, поправляла одежду его иль убирала на положенное место сбившуюся прядь волос, упавшую на лоб.

— Ваша Светлость, — говорил Младший оруженосец. — Ваши подданные давно не видели дождя.

— Дождь? — смотрел на него Принц прозрачным золотом глаз, оглянувшись через плечо. — Солнце греет так сладко!

По своему обыкновению сидел он в окне и гладил маленькое облако, уснувшее у него на коленях, а одна из рук брата поправляла воротник на белоснежной его рубашке.

— Ваша Светлость, но засуха уже подступает к Вашим землям…

Тень упала на лицо Принца и брови его сомкнулись на переносице, обратив мирное выражение лица в грозное недовольство:

— В моих землях должен быть лишь солнечных свет, — ледяным тоном оборвал он оруженосца.

В миг луч Солнца коснулся лица Принца. Стёр он тень и каждый острый угол, оставив лишь ясный взгляд и мягкую улыбку на губах:

— Солнце согревает наше Королевство, — махнул рукой Принц, выпуская облако в небо.

Покачнулся он и чуть сам не выскользнул вслед за маленьким облаком. Лишь руки невиданного брата, что всегда были настороже, удержали его.

— Ох, — расстроенно выдохнул Принц. — Ушло! Так приятно мурлыкало, устроившись на моих коленях.

Переглянулись оруженосцы и удалились с тихим вздохом. А поздним вечером предстали они пред Тёмным Принцем:

— Ваша Светлость, — начал Старший оруженосец.

Остановил его Принц взмахом руки. Наполнял он заветные колбы тёмными песнями для новых семян.

— Мне некогда слушать вас, — холодно ответил он и двери за спинами оруженосцев распахнулись.

— Но, господин, — выступил вперёд Младший оруженосец. — Это касается ваших подданных!

Замер Принц на миг. Отставил он колбы на полки и спрятал песни в рукава чёрного своего сюртука. Спросил, обернувшись к оруженосцам:

— Грядёт засуха?

— Да, господин, — встал перед Принцем на колени Молодой оруженосец. — Так нужен дождь Королевству! Ваш народ не способен пить свет, как ваша Светлость! Люд Подсолнечного мира измучен жарой и боится потерять свои урожаи.

Молчал Принц, блуждая взглядом по стенам покоев. Отошёл он к окну и вынул песни древние из рукавов. Пел вполголоса Принц, призывая тучи собраться у Облачной башни. Когда блеснула молния в ночном небе, рассыпаясь громом, коснулся Принц тучи кончиками пальцев. Просил их укрыть собой все земли Королевства и пролиться дождём до самого утра. Когда закончил он петь, то обратил свой взор к оруженосцам:

— Есть ли ещё что-либо важное?

Колотился встревоженным сердцем долгожданный дождь в окна, наполняя замок свежестью грозовой прохлады. Благодарно склонили головы оруженосцы.

— Покиньте меня, — указал им на двери Принц, возвращаясь к своим колбам, где в стекле скреблись прорастающие семена.

Все следующие дни и ночи кружили тучи над Королевством. Питали они землю водою, наполняли колодцы и дарили надежду на хороший урожай.

Смотрел в окно Светлый Принц день ото дня, обласканный руками, что прибывали из каждой тени. Касался его прохладный дождь, раскатисто громыхая тучами. Благодарили оруженосцы Принца за благосклонность, а он пел радостные письма для дорогого своего брата.

— Ваша Светлость, — склоняли пред ним головы оруженосцы. — Вы так много делаете для нас! Для счастья подданных!

— Всё, что в нашей власти, — отвечал им Светлый Принц, улыбаясь.

Сидел он в окне покоев, словно не замечая, как из всех углов его комнат лезла темнота, а свет не мог пробиться дальше узкой полоски от окна. Из каждой тени норовила показаться рука. Забирали они у слуг кувшины с питьём и тарелки с кушаньями. Одевали его, кормили и поили. Наполняли руки вазы свежими цветами, купали Светлого Принца, чесали золотые волосы его, отросшие до самого пояса. Будили по утрам и укладывали ко сну в преддверии вечера. Обнимали они его и гладили острые скулы кончиками холодных пальцев.

— Господин, — дрожащим голосом обратился Младший оруженосец. — Ответьте…

Вопросительно смотрел на них Светлый Принц, продолжая улыбаться.

— Почему в ваших покоях стало так темно, — шагнул вперёд оруженосец, но одна из рук ухватила его за край одежд, не давая пройти дальше, — даже днём?

Заморгал Светлый Принц. Непонимающе он огляделся вокруг.

— Здесь достаточно света, — снова улыбнулся он, а одна из рук поправила выбившуюся прядь его волос.

— Здесь темно, господин, — возразил Старший оруженосец, сглотнув тяжёлый ком в потрескавшемся горле. — Сейчас полдень, но в ваших покоях глубокая ночь.

Спрыгнул на пол Принц и прошёл в глубину покоев.

— Не понимаю, — вновь посмотрел он на оруженосцев. — Во всех комнатах светло. Вы не видите?

И та половина лица его, что была скрыта полумраком смотрела на них Тёмным Принцем, а освещённая окном — Светлым. Пробежала холодная дрожь по телам оруженосцев и отступили они назад.

— Вы не видите? — повторил вопрос Принц.

И голос его звучал как сплетённое эхо двух голосов.

— Мы волнуемся за вас, Ваше Величество! — отвечали ему оруженосцы, осёкшись на последнем слове.

— Вы не видите?! — не слушал их Принц.

Обернулось лицо его полностью в полумрак, загремел голос ледяным тоном Тёмного Принца, а плечи расправились в миг.

— Позвольте нам уйти, милорд! — просили они.

— Почему вы не отвечаете мне? — не двигался Принц с места, застыв на границе тени покоев и солнечного света из окна.

— Позвольте нам уйти, милорд! — повторили оруженосцы, встав на колени.

Отвернулся Принц к окну и фигура его смягчилась под светом.

— Вы свободны, друзья мои, — сказал он, взмахом руки открывая за их спинами двери.

Когда оруженосцы направились по лестнице вниз, не выдержал Младший:

— Почему мы не можем рассказать ему правду? — схватил он Старшего за руку. — Он мучается уже которую сотню лет!

— Ты знаешь не хуже меня тот наказ, что он же нам дал.

— Да, но… — голубые глаза Младшего наполнились слезами.

— Мы не можем. Это лишь в его власти, — вздыхал Старший. — Он знал, то заклятие — не лучший выход, но на добрые сотни лет обрело счастье Королевство наше и весь Подсолнечный мир…

— Вечер, мы же лишились нашего Короля! — зашептал Младший оруженосец, мотая головой.

— Если бы он не пошёл на это, то от Света осталась бы только Ночь, — и похлопал Старший его по плечу. — Утри слёзы, друг мой Утро.

Оставшись один, вновь принялся за письмо дорогому брату Светлый Принц. Снова и снова выводил он на бумаге слова благодарности и любви: за дожди и спасение подданных, за ласку и помощь его надёжных рук. Мягко обнимала за плечи темнота вокруг. Десятками рук поправляла ему волосы и складки на одеждах, подносила кубок с сладкой водою к губам. Пил Принц воды, улыбался и подставлял лицо под лёгкие касания длинных пальцев. Скоро уснёт он до самого утра, а брат его всё прочтёт и будет говорить с ним через строчки собственных писем. И когда-нибудь они наконец встретятся, но уже на совсем! И больше не оставят друг друга. Никогда не оставят. Стоит лишь уснуть, сжимая ладонь брата, протянутую к нему из темноты.

Сомкнул веки Светлый Принц, улыбаясь счастливо и проваливаясь в сон. И кончился сон его, не успев начаться. Сошла с лица его улыбка и открыл он глаза, выпуская чужую руку из собственных пальцев.

Сел в постели Тёмный Принц, не обращая никакого внимания на исчезающие в темноте руки, будто не видя их вовсе.

— Ванную, господин? — раздался голос слуги из открытых Старшим оруженосцем дверей.

— Благодарю, — кивал им Принц.

Там, на столе ждали письма. Его письма. Письма, которые в забытьи писал он самому себе из раза в раз, рассказывая то, чего не мог помнить и знать. И никто не сказал бы ему правды. Никто бы не осмелился. Ведь, каждый житель Королевства любил Правителя своего как свет Солнца, которым он и являлся. Но не должен он этого знать, иначе погибнет в тот же миг, лишь стоит услышать ему из уст чужих малейшее упоминание о заклятии. И взойдёт тогда Ночь на Солнечный трон.

Не видел Принц слёз на глазах придворных и слуг своих. Приходили они в покои к нему, мыли, кормили и поили его столетиями подряд. Прятали слуги слёзы свои в улыбках, одевая Правителя в чёрные одежды Тёмного Принца, меняя цветы в вазах по утрам для Светлого. Тосковали они по возлюбленному Королю. Вот уже несколько сотен лет не выходил тот из Облачной башни и не помнил ничего, кроме стен покоев своих. И не знал, что он — собственный пленник.

Каждый подданный Королевства его, созданный до нынешних времён, помнил страшный миг, когда не стало Единого Правителя. Остались лишь два брата в беспамятстве, запертые в Облачной башне и во плоти Короля Солнце.

Случилось всё в тот злополучный день много веков назад, когда в неположенный час привела Ночь за собою Тьму. Требовала Ночь разделить с ней, властительницей времени от захода до восхода Солнца, Солнечный трон. Требовала отдать ей королевский венец. Тысячу и тысячу лет сменяла она дни один за одним, расстилая плащ свой, приносила людским созданиям сновидения и дарила Звёздам время сиять на небе ярче обычного, но никто… Ох, никто не почитал её в Подсолнечном мире так, как почитали и любили Короля Солнце! А Король и вовсе забыл, что она тоже часть цикла Великих Истин, из которого появился он сам. И так разозлилась Ночь, что отбирала у него создание за созданием. Ловила люд в темноту своего плаща и уже не выпускала обратно. А молчаливая и многорукая Тьма щекотала Короля бесчисленными руками своими, придерживая одежды Ночи. С интересом наблюдала она за происходящим, обнажая в широкой улыбке острые пики зубов своих.

Не было в Королевстве ни стражи, ни воинства. Лишь Король Солнце и двое верных оруженосцев — Утро и Вечер, а подданные не знали сражений до того дня.

Разозлился Король и началась небывалая для Подсолнечного мира битва. Бился он за каждого, но не мог одолеть Тьму, что не отводила от него огромных чёрных глаз своих. Вновь и вновь пытался Король дозваться Ночи. Докричаться ей, что не может разделить трон с нею, ведь, Солнечный трон не делим. Думал он, что Ночь — жестока и удушливо холодна, с основания мира способная лишь по вечерам приводить Тьму под плащём своим и провожать её обратно с наступлением утра. Разве мог Властитель Света обречь Подсолнечный мир на вечные сумерки под властью Ночи?

Как не кричал и не ставил солнечные ловушки свои Король, но не слышала его Ночь. И сорвала она с неба ещё одну из любимых звёздных его дочерей. Не успел он и руки к ней протянуть, как погасли огненные лучики Звезды в темноте плаща Ночи. Оглянулся Король и увидел, что не собирались сдаваться народ его и небесные дети. Ожесточенно сражались они с Ночью и Тьмой, впустив в сердца свои ненависть и решимость, отвагу и злость. Отдавали в забвение себя, но не Королевство Солнца. Не трон. Не возлюбленного своего Короля.

В ужасе Король схватил Ночь за ворот плаща её и притянул к себе, остановив битву. Время встал у них за спиной, распрямившись до самого неба и остановив Подсолнечный мир. Знал Король, что не мог победить, но может обещать той власти, что хотела Ночь.

И обещал Король Солнце ей, сменявшей с начала времён день — себя, но лишь в каждодневную очередь её.

Не понравилась Ночи придумка. Не нужен был ей Король Солнце! Ночи нужен трон и венец, что даровал власть дальше, чем ей самой дано было видеть и знать. Власть, что принадлежала лишь ему одному. Но пригрозил ей Король, что оставит их навечно лицом друг к другу и весь мир исчезнет в небытие вместе с ними. Был древнее всех желаний Ночи договор Короля Солнце со Временем. И поглотит их Тьма, что в неположенный час привела за собою Ночь, а следом исчезнет всё в Пустоте. Но если же даст Ночь согласие своё, то каждый вечер и до самого утра будет править он в Королевстве от имени её и с дозволения её. Ей же будет положен почёт и, возможно, любовь…

Перебила Ночь речи Короля. Решила она, что если трон нельзя разделить, то пусть разделит себя Король. Лишь тогда будет она спокойна за ту часть цикла, что отведено ей. Будет уверена, что с вечера и до утра венец принадлежит не Королю, что может провести её, лишь бы спасти своих подданных и своё Королевство, а ей. Пусть и в его лице, но ей. Навсегда забудет Король Солнце кто он и тем обеспечит покой землям своим и Подсолнечному миру. Будет властвовать Ночь в положенное время, заглядывая в людские дома и купаясь в должном почитании. Но если решит кто рассказать ему правду, то Тьма, что всегда с вечерних сумерек будет рядом с ним, поглотит его, а следом и всё Королевство во имя Ночи. Так уверена была она, что Тьма на её стороне.

Смотрела Тьма на Короля Солнце и Ночь. Улыбалась она и кивала. Кивала словам Ночи или себе самой — кто разберёт.

Согласился Король. Не желал он обрекать подданных своих и созданий на подлости и предательства, что вслед за ненавистью могли поселиться в их сердцах. Думал он, что уговор с Ночью — единственный путь. Прежде, чем разделить себя, поселил он в каждого мысль, что не должны они ничего говорить ему ради будущего всего Королевства. Ничего не должно напомнить ему о том, кто он на самом деле.

И наложил Король Солнце на себя заклятие, разделившись на Принцев, что никогда не смогут увидеть друг друга. Кричал он так громко, что охрип, метаясь по Полуденному городу на глазах подданных и небесных детей. Царапал он стены и собственную голову, словно пытаясь выдрать из себя что-то. Никто не подходил к нему, ведь, запретил он приближаться к себе. Плакал народ, видя как мучается Правитель, делясь на двое. Молча смотрела на него Ночь, поджав губы. А Тьма свернулась в его рукаве, когда истерзанный заклятием Король упал на землю Светлым Принцем. И пришло наконец первое утро после небывалой битвы в Королевство и весь Подсолнечный мир.

Подняли Короля Солнце на руки оруженосцы и подданные. Отнесли они его на самый верх Облачной башни. Там омыли и переодели в одежды белые, что носил он ранее. Уложили его на постель и не давали подниматься несколько дней к ряду. Замечали они новое, что появилось в нём — такое разное от утра к вечеру и от вечера к утру, но связанное неразрывно. Думали они, что горе покинет сердца их за несколько лет. Но когда минула вторая сотня, а слёзы так и текли из их глаз стоило вспомнить Короля Солнце, поняли, что так будет всегда. Каким бы счастливым ни выглядело Королевство — не будет покоя поданным, пока Светлый и Тёмный Принц ищут возможность встретиться друг с другом

Но в дни, когда из темноты теней показались бесчисленные руки и наполнили покои Светлого Принца, всё изменилось. Принцы менялись местами не в своё время — то на короткий миг, то задерживаясь дольше обычного утром иль вечером.

Молчала Ночь, нежась в своём уговоре. В положенный час заглядывала она в дома подданных Солнечного Королевства и всех тех, кто находился под правлением Тёмного Принца. От вечера к утру, взывали они к нему, но первым произнося имя её, как Властительницы сумерек. Люд. Создания Света. Тени. Всматривалась Ночь в окна, проходила в комнаты, забиралась им внутрь — пугая, изучая, узнавая. Прятала она в складках плаща своего чудовищ, что были созданиями Тьмы, и выпускала пару, другую в лесной чаще иль на окраине городов. Безразличны ей были и люд, и другие создания. Хотелось ей понять: почему Король Солнце защищал их ценой своей власти? Что в них, живущих на всей их магической земле и небесной глади?

Наслаждаясь почитанием уже которую сотню лет — и этого так мало! — смотрела Ночь на народ и никак не могла понять. Прислушиваясь к шёпоту с другой стороны Подсолнечного мира, думала она о том, что узнала о люде. О том, что не желают они видеть дальше самих себя. О том, как одержимы они желаниями и пороками своими. О том, как хотелось бы ей спросить у Короля Солнце: разве стоят они хоть чего-то, тем более того, что он с собой сделал? Но нельзя было ей заговорить с ним, иначе драгоценным её благам пришёл бы конец. Дал он ей обещание и ничто не могло нарушить его, кроме самого Короля.

Но погребён под заклятием Король. Расколот он на двое и ничего не вспомнит. Ничего и никогда.

Так думала Ночь от утра к утру, украдкой заглядывая в окно Облачной башни и наблюдая за Тёмным Принцем. Тот читал древние книги, пропевая себе под нос неизвестные ей слова. Выращивал он в стеклянных колбах из семян темноты руки, поражëнные Тьмой, что неведомо от него селилась под его кожей. Ночь больше не верила Тьме, но сама привела её к нему. Вздыхала она предрассветной прохладой и уходила прочь с каждым новым утром, чтобы вернуться вновь вечерними сумерками.

А Тёмный Принц оглядывался в окно и смотрел ей вслед. Знал он кто она, но не помнил почему не может окликнуть её, будто удерживаемый десятками собственных рук, выращенных им в стеклянных колбах. Не помнил, почему не может спросить у своих оруженосцев о ней. Или о брате своём. Или о Короле-Отце, которого он тоже не помнил, но слышал тихие и обрывочные мысли подданных о нём. Казалось Принцу в тот момент, что ничего он не знал, кроме того, что является Тёмным Принцем в Солнечном Королевстве. От ночи к ночи должен он слушать каждого, создавать Звёзды и беречь своих подданных. От имени госпожи Ночи, конечно. Брата своего знал он из писем. Писем, которые появились не так давно, но были всегда. Будто внутри слышал он шёпот его от вечера к утру — далёкий и близкий, похожий на голоса его Звёзд, что сияли на небе. Но больше другого Тёмный Принц не знал ничего о себе и не мог никого об этом спросить, как бы не силился. Печаль внутри него росла с каждым вечером.

— Господин, — обратились оруженосцы к Тёмному Принцу. — Почему Вы продолжаете создавать эти руки?

Проклюнулась новая рука из тёмного семени в колбе. Обернулся Принц к оруженосцам.

— Чтобы мой дорогой брат не тосковал без меня, — ответил он, позволяя подросшей в мгновение руке погладить себя по щеке. — Пусть он всегда знает, что я рядом! — и улыбнулся мягко, опустив взгляд к руке, что осторожно скребла его подбородок чёрными блестящими ногтями. — Чтобы чувствовать себя целым.

В ужасе уставились на своего правителя оруженосцы.

— Но, Ваше Высочество, — севшим голосом проговорил Младший оруженосец. — Вы…

Другой остановил его, выступив вперёд:

— Господин, эти руки пугают всех слуг и подданных, что попадают в Ваши покои! Их слишком много!

— Вы ошибаетесь, друзья мои, — нахмурился Принц и вся мягкость исчезла с его лица.

— Здесь почти нет солнечного света! Эти руки будто пожирают весь свет тьмой, из которой выбираются! — говорил другой.

— Тьма? Свет? — повторил Принц за ними слова и тут же голову его пронзила боль. — Какая глупость! — отмахнулся он. — Мои руки занимают то небольшое место, что и тень. Не больше и не меньше.

— Но, господин! Тень занимает большую часть Ваших покоев. Не только сейчас, но и днём! — не выдержал Младший оруженосец. — Вы будто болеете этой темнотой, что поселилась в ваших покоях!

Зудело под кожей Тёмного Принца и хотелось расцарапать её до крови, а голова разболелась на грани терпения.

— Оставьте меня! Уходите! — закричал он, сжав голову руками.

А рука, та рука, что торчала из колбы, гладила его по волосам.

— Прочь! — кричал Принц.

Двери за спинами оруженосцев отворились и ветром выставили их вон, захлопнувшись с громким раздражением.

Не мог отдышаться Тёмный Принц. Боль сковала его и не понимал он, как унять её. Какими словами? Попросить? Потребовать? Приказать?

— Хватит! — шептал он и слёзы щипали огнём глаза его, спускаясь до самого кончика носа, а следом рассыпаясь искрами по каменному полу. — Пожалуйста, хватит…

«Тише, добрый господин,» — голос её раздался внутри так неожиданно, что на миг заглушил боль. — «Тише, дорогой господин, всё будет хорошо!»

Поднял лицо Тёмный Принц и уставился на собственную руку, которая тут же погладила его по острой скуле, а следом запечатала рот пальцами.

«Не надо слов, милый господин,» — успокаивающим был голос и звучал в такт пульсирующей в голове боли. — «Потерпи немного.»

Вытерла искры слёз с щёк Принца рука из колбы.

— Кто ты? — прошептал он.

Но снова легла на губы его мягкими и холодными пальцами рука.

«Ничего не говори, дорогой господин» — звучал чуть громче голос внутри него. — «Пока тебе ничего нельзя знать, милый господин! Время ещё не пришло. Но боль сейчас пройдёт, обещаю.»

Пальцы своей-чужой руки снова запорхали вокруг лица его, вырисовывая неизвестные Принцу символы. Отступила в одно мгновение боль, освобождая его.

— Кто ты?! — схватил колбу Принц.

Тихо покачивалась на весу рука, а голос молчал. Голос внутри него самого. Чужой голос.

— Кто же ты? — прошептал он и вдруг оглянулся, осматривая покои свои.

Обошёл Принц все комнаты, удерживая колбу с рукой, и убеждаясь, что был один. Но не замечал он те редкие руки, что ныряли в тень, словно мыши в норы. Лишь он. Один.

— Я один?.. — повторил Тёмный Принц вслух за самим собой.

Вновь боль пронзила его и он чуть не выронил колбу.

«Милый господин, что же ты торопишься?» — тут же отозвался голос внутри него.

Подняла лицо его выше рука в колбе, словно кто-то вглядывался в каждую его черту.

«Ты торопишь события и нам приходится начинать снова и снова, дорогой господин» — укоризненно прозвучало внутри Принца, смешиваясь словами с нарастающей болью. — «Продолжим, милый господин? Кивни, если согласен!»

Кивнул Принц, смотря в темную пустоту покоев перед собой.

«Замечательно, дорогой господин! Дыши!» — и вновь огладила рука лицо его неизвестными символами, прогоняя боль. — «Больше не смотри назад, милый господин. Во всяком случае, этой ночью!»

Возвратился Принц к столу своему и отставил колбу, с покачивающейся в ней рукой. Голова его была чиста от боли и мыслей. Зудело у него в затылке желание обернуться, но решил он, что не будет этого делать. Ему стоило закончить новую руку. Та ждала его, перебирая пальцами сумерки королевских покоев.

Посмотрел Тёмный Принц в окно, где светила его же глазом сонная Луна. Освещала она стол его, полный старых книг, склянок, рукописей и заточенных перьев. Касалась светом своим Луна всей его фигуры, согнувшейся в работе над столом. Нежно трогала и небольшую часть покоев за спиной его, где отовсюду лезли бесчисленные руки, не решаясь схватить Принца и утащить в темноту.

Открыл глаза Светлый Принц и первый луч Солнца коснулся земли. Множество рук приветствовали его, помогая подняться с постели, переодевая и поднося к губам сладкую воду. Вода текла по подбородку, но ловкие пальцы успевали утереть каждую каплю. Встал Принц, чувствуя как болит голова его. На мгновение зажмурившись, спохватился он и кинулся к столу, где по обыкновению ждали письма брата.

Но не в этот раз.

Был пуст стол. На выбеленном светом дереве лежали лишь собственные письма его — те самые, что он оставил прошлым вечером, а рядом — его же перья в высохших чернилах. Пятна от чернил всё ещё должны темнеть на пальцах его. Раскрыл ладонь под утренний луч Светлый Принц.

— Возможно ли? — разглядывал он свои длинные пальцы, на которых блестели перстни, но не осталось и следа чернил.

Вновь загудела болью голова и Принц сжал её руками, забыв про чернила и письма. Запах свежих цветов, переполнявший королевские покои, лишь сильнее тревожил боль. Но незнакомые пальцы брата, что тянулись к нему из темноты, коснулись головы его, с осторожной нежностью погладив по макушке, лбу и вискам. И отступило остриё боли, а тело Принца обмякло в многочисленных объятиях братских рук, что приняли его, усадив на тёплый подоконник.

— Ваша Светлость! — встревоженные голоса оруженосцев послышались где-то рядом.

Открыл глаза Принц и увидел их перед собой. Стояли на коленях оба оруженосца, испуганно протягивая к нему руки свои.

— Кто позволил вам войти в мои покои? — почувствовал Принц как холодная волна раздражения накрывает его.

— Господин, просим мы вашего королевского прощения! Мы долгое время звали вас, а вы так и не ответили! — начал Младший оруженосец, прижав свои затянутые в перчатки руки к груди.

— Простите нас, господин, и поймите, что мы обеспокоены вашим состоянием, — говорил второй.

— Но со мной всё в порядке, — отвечал им Принц, всматриваясь за спины своих оруженосцев.

Там — в тени покоев — что-то шевелилось. Словно залетел в покои рой огромных пчёл и нескончаемо шумел, беспокоя Принца. Где-то внутри его собственной головы раздавался пчелиный гул, но роясь там — в темноте за спинами оруженосцев, куда не пробирался ни один луч света.

— Ваша Светлость, — обратился один из оруженосцев. — Могли бы мы помочь вам?

— Помочь? — усмехнулся Принц, но всё так же смотрел сквозь них, вглядываясь в гудящую тень позади их спин.

— Да, господин, — обеспокоенный голос Младшего оруженосца отвлекал внимание Принца от того, что скрывалось в тени. — Мы могли бы позвать кого-либо, кто поможет вам?

— О чëм говорите вы? — вдруг посмотрел Принц на самих оруженосцев. — С чего решили вы, что я нуждаюсь в чьей-либо помощи? — застыло в гримасе злости лицо его.

— Но, Ваша Милость… — замолкли они на миг, увидев, как несчётное количество рук приближались к ним. — Мы волнуемся, господин! Вы наш правитель и вы…

— И я приказываю вам оставить меня в покое! — ледяным тоном он прервал их. — Я разберусь сам, — взгляд его вновь скользнул за их спины.

Вынырнули из тенейу рки невиданного брата, подняли оруженосцев над полом и выставили вон из покоев. Двери за ними грохнули так, что стены пошатнулись на короткий миг.

— Утри слëзы, друг мой, — похлопал Старший оруженосец второго по плечу.

— Но наш Король губит себя, — блестели от слëз глаза Младшего. — И мы никак не можем ему помочь!

— Никто не может ему помочь.

— Но он же такой из-за нас! Он сделал это с собой из-за нас! — схватил Младший Старшего за плечи. — А теперь он убивает себя этой темнотой, даже не зная, кто он на самом деле… Только травит себя всё сильнее от ночи к ночи, что уже с самого утра ему трудно дышать при солнечном свете!

— Знаю, друг мой, знаю и мне так же больно, как и тебе, — понимающе кивал Старший. — Но лишь он может победить эту Тьму внутри себя.

— А что же мы?

— А мы будем рядом, чтобы защитить его, — поправил свои одежды Старший оруженосец, украдкой глянув на закрытые двери королевских покоев. — Пойдём, Утро. Нам нужно рассказать другим, что происходит в стенах Облачной башни.

И спустились они по лестнице вниз, чтобы выйти из башни и поговорить с Солнечным народом. Сколько бы горечи не принесли слова оруженосцев в их сердца, но Солнечный народ лишь утирал слёзы. Обращали они взор свой к тому самому окну, где когда-то улыбался им Король Солнце. Пусть сам он забыл себя, а вслух его именовали совсем переиначив, но внутри каждого подданного Королевства Солнца всегда жила та самая истина, полная тепла и света их возлюбленного Короля.

С тех самых пор в Подсолнечном мире и на небесной глади, где обитали звёздные дети, стали происходить небывалые события. Сильнейшие засухи сменялись проливными дождями и топили земли так, что реки и озёра выходили из берегов. Приходили следом бури, сносящие всё на своём пути. Звёзды падали с неба, но не могли найти обещанных своих, теряясь и умирая в лесах и горных долинах. Становилось темно из-за густых туч, что те кто успевал — прятались в домах, а кого Ночь заставала в пути — исчезал в густеющей темноте. Искали их, кричали в ту темноту, но никто так и не дождался ответа. Стелилась по земле сырыми клубами та темнота. Была она иной, чем знакомая Подсолнечному миру госпожа Тьма. Поселился страх в сердцах созданий, населявших магические земли. Колдуны, жившие в Северных горах на границе с Солнечным Королевством, бросали все силы свои на помощь люду по обе стороны гор. Казалось, что света не видели даже днём и незнакомая темнота селилась во всех землях их мира. Однажды придя под плащом Ночи, она уже не уходила с наступлением утра. И сколько не силились посчитать ту череду дней — всё бестолку, а было их великое множество.

Шептались, что спит Король беспробудным сном в покоях своих. Шептались, что Тьма расколола его навсегда и ни Светлый, ни Тёмный Принц не показывались больше в окне Облачной башни. Шёпот пробрался за пределы Солнечного Королевства, но тот, кто обрёк себя на заточение в собственных покоях, не слышал больше ничего и никого. Лишь гул боли в голове своей от утра до вечера и с вечера до утра.

И спустя не одну непроглядную ночь из незнакомой темноты пришли невиданные чудища с Обратной стороны Подсолнечного мира. От рыка их задрожали земли Королевств, леса и Горы, а Великое море, что считало своими берегами земли Солнца, вскипело волнами громадными. Там, где ступали чудища — не оставалось жизни. Липкая мертвечина тянулась за ними. Запах сырой гнили и протухшей крови предшествовал их появлению, а свет Звёзд затягивал чёрный дым. Из дыма выходили чудища на новые земли, принюхиваясь носами своими к воздуху, разглядывая невиданными глазами, ступая по всюду бесчисленными лапами. Пасти их открывались и с морд, клыков и губ капала мертвечина. Гасла жизнь во всём, чего касался их взгляд. Кто-то впадал в безумие и бежал к ним навстречу, умоляя пощадить, уйти, отпустить… Но они были глухи к мольбам, будто не понимали того единого языка, что существовал для всех, кто только может появится на свете. Не знали чудища милосердия. Не знали пощады. Не знали сочувствия. Их морды кривило удовольствие безумия. Вёл их вперёд тысячелетний голод к жизни и необъятная жажда страданий.

Заразное свойство имели их голод и жажда. Те, кто касался мертвечины, тянувшейся за чудищами, чувствовал в себе небывалое желание — жрать сестёр своих, рвать своих братьев, глодать родителей и детей своих. Безумие опустилось на мир, окутанный чёрным дымом. Пропиталась земля разложением, а вместо пения птиц и шелеста ветра в лесах были слышны лишь крики боли и рёв потусторонних чудищ. Великое море отступило от берегов, таяло день ото дня колдовство лесных колдунов и ведьм. Таяли и воспоминания о свете. Таяла жизнь и ничто не сменяло её как раньше. Был лишь чёрный дым, сырая вонь мертвечины и нескончаемые страдания.

Видела всё это Ночь и, не выдержав, заскреблась в окно Облачной башни:

— Впусти меня, Король Солнце! — кричала она голосом, содранным ужасом от увиденного. — Впусти меня! Мне не нужен твой трон! Не нужен твой венец! Твоя власть мне не нужна! Лишь ты в силах прогнать их из нашего мира, Солнце! Впусти же меня!

А тот, кого много столетий назад именовали Королём Солнце, смотрел на кричащую Ночь невидящими глазами. Шептал он себе под длинный нос древние песни, убаюкивающие боль, что разрывала его изнутри. Сидел Король на постели своей в сумерках покоев и повторял слова по кругу. Гладили его неисчислимые руки, что тянулись из темноты теней, по почерневшим волосам до самого пояса, по плечам и ногам. И увидела Ночь, как окутали руки того, кого называли Королём Солнце, и утянули в темноту.

Закричала Ночь так громко, что сотрясся воздух по всему их Подсолнечному миру. Долго кричала она, проливаясь сумеречными слезами на земли Королевства. Звала на помощь Тьму. Звала других Великих Истин. Звала слуг Короля. Но никто не ответил ей. Лишь чудища рычали в непроглядном дыме, что стелился во все стороны.

Бежала Ночь, ступая по крышам городских домов, пробираясь по вершинам деревьев, где полы её длинного плаща застревали среди ветвей, а в волосах путался ветер, и дошла до самых Северных Гор. Остановилась она на вершине самого высокого горного хребта, выпрямилась во весь свой великий рост и оглянулась на мир вокруг себя. Глядела во все всевидящие глаза свои, вздрагивая от чудищ, которых было считать — не пересчитать. Пыталась она найти хоть что-то живое среди черноты и мертвечины, бурлящей по землям. Долго смотрела Ночь, как пожирают чудища упавших Звёзд, чей огонь гас в их прожорливых ртах, а сёстры и братья кричали с небес, не в силах спуститься к ним, не в силах спасти их. Тот кто пытался — исчезал в чёрном дыме, растворялся в пасти чудищ. Казалось, что те, кто пришёл с Обратной стороны хохотали, пережёвывая горящие Звёзды, не оставляя от них и крупицы звёздного огня. Не могла Ночь отвести от этого глаз своих и не могла она никому помочь, ведь, создана была из вселенских сумерек и темноты, что никак не касались чудищ, проходя сквозь них, будто и не было Ночи вовсе. Устыдилась Ночь деяний своих и сильнее лились сумеречные слёзы по её щекам.

Но вот по другую сторону Великого моря разглядела она блеск надежды. Там, далеко-далеко, теплилась жизнь. И поняла Ночь, что жизнь — повсюду.

Пряталась жизнь в глубине лесов, ущельях гор, развалинах домов и подвалах. Пряталась от потусторонних чудищ, от сестёр и братьев людоедов, в чьих телах ни капли этой самой жизни не осталось — так губительна была мертвечина. Там, в потаённых местах всё также бились сердца — горячие, сильные, полные надежды и веры, что однажды вернётся Солнце. Вытерла слёзы свои Ночь и отправилась обратно к башне в Солнечном Королевстве. Будет ждать она, когда появится он в своём окне. Ведь, если их маленькие создания — люд, колдуны и ведьмы, Звёзды и все остальные, кто населял Подсолнечный мир верят вопреки всему происходящему, что Солнце вновь взойдёт, то и она, Ночь, не сдастся этому чёрному дыму, пришедшему с Обратной стороны.

— Услышь же нас! — взмолилась Ночь. — Услышь меня! Детей своих и своих подданных. Тех, кто жив ещё одной лишь верой, что ты появишься вновь. Услышь нас, Король Солнце!

В глубоких тенях королевских покоев копошились руки, переставляя с места на место предметы, открывая и закрывая двери, расправляя и заправляя постель. Казалось, что среди прочих теней, там блуждала и тень Короля, следуя за руками, ласкаясь под их длинные пальцы и держась подальше от окна. Но то ли не замечали руки её, то ли и не было её вовсе. Пусты были покои, ведь исчез Король в глубине необъятной темноты.

И внутри неё услышал он голос:

— Ты так тщеславен, о, милый господин, — смеялась она и смех её был бархатистой гладью лунного света.

— Кто ты? — пытался он разглядеть её, но боль в голове его туманила взор.

Перестала она смеяться. И мягкие руки вновь коснулись лица его, разрисовывая на лбу и щеках острыми пальцами неизвестные ему символы.

— Скажи мне, дорогой господин, — вновь заговорила она. — Помнишь ли ты что-нибудь?

Боль отступила, освобождая его. И увидел он перед собой Тьму. Улыбалась она ему, завёрнутая с головы до кончиков нескончаемых её теней в свои чёрные одежды. Чёрные глаза её блестели, а чёрные губы обнажали острые пики зубов.

— Я, — начал было он, но остановился, тряхнув головой, и вновь посмотрел на Тьму. — Я Принц. Светлый. Нет! Тёмный! Нет же! Я…

— Ты, милый господин, совсем запутался в себе, — погладила она его по щеке. — Я так давно желала поговорить с тобой, ведь, мы — разные концы одной сути. Мы с тобой наполняем Жизнь, окрашиваем её, создаём. А ты так и не пригласил меня в своё Королевство.

И поведала ему Тьма о том, как давным давно желала узнать его лучше, посмотреть и послушать. Но не звал он её вот уж которую тысячу лет, обижаясь за давнюю шалость. И пришла к ней однажды Ночь и так просила помочь, чтобы получить уже ту власть, которую от неё так тщательно скрывают. Прониклась Ночь завистью и обидой так, что совершенно ослепла к истине. Дивилась Тьма словам её, но решила посмотреть, что же будет дальше с этой затеей. Отправилась она с Ночью, встретить наконец того, кто навсегда является её противоположностью. Но поразил Тьму высокомерием своим само воплощение Света, требовательностью к подданным и всем созданиям. Не мог он даже помыслить о том, что создания его перестанут быть теми идеальными сосудами света, что он желал для них. Что сделают свой выбор, пусть и неправильный по его мнению, и впустят в сердца свои тёмные чувства. И принёс себя в жертву корысти Ночи, расколовшись на двое, лишь бы они — эти светлые создания его — не перестали быть такими, как желает он!

Слушал он Тьму и ронял огненные слёзы, а боль вновь вернулась в его ослабшее тело. Очертила она большой колдовской знак на груди его и прогнала боль навсегда, рассказывая ему дальше о том, как поселилась под кожей его. Тогда и узнала Тьма, что каждая частица существа его ни на миг не перестаёт смотреть в их Подсолнечный мир, слушать каждого, откликаться, помогать и наказывать по тем правилам и законам, что применял он и к себе самому. Был он глух к их сердцам, но слушал всё, что происходило в мире, различал каждое слово, сорвавшееся с губ и произносимое внутри. Давным давно потерял он себя во всех созданиях на своих и далеких землях, среди Северных Гор и в пучине Великого моря. И решила тогда Тьма дать ему то, чего он никогда не знал — людской боли. Рассудила она, что боль заглушит от него Подсолнечный мир и позволит ему наконец остаться наедине с самим собой, вернуться в то, чем он должен быть. Знала Тьма о боли больше всех в их мире. Знала она, что нет никакого смысла в страданиях, но боль чувствует каждый, в ком есть жизнь — от люда до небесных Звёзд. Но неведома боль воплощению Света.

До того самого момента, как впервые заболела голова его.

И Луна затмила Солнце, и казалось, что дни поменялись с ночами. Тьма росла под его кожей и в тенях его покоев. Тьма помогла заглушить окружающий мир и впервые за тысячи лет остался он наедине с собой. Не слышал ничего Всесильный Свет, кроме звука голоса своего. Почернело от боли и Тьмы золото волос его. Узнал он, что такое страх и безумие, разглядел в себе проросшее одиночество, хрупкую гордыню свою и всё то, что так боялся увидеть в них — созданиях своих, что и со всем этим внутри продолжали быть идеальными детьми его.

— Теперь же всё станет иначе, милый ровня, — мягко говорила Тьма, поглаживая его по щеке одной из рук. — Ведь, узнал ты, что такое боль, которую испытывают все создания нашего мира. Отныне ты будешь понимать их, а не только слушать.

Смотрел он на неё, а загнанное и испуганное сердце его колотилось в груди.

— Теперь, ровня, нам пора, — склонилась она к нему. — Проснись, — и поцеловала его в открытые губы.

И задохнулся он от поцелуя её, вынырнув в абсолютной пустоте королевских покоев. Стоя посреди сумерек комнат, пытался он отдышаться, хватая себя за шею, ощупывая лицо своё. Длинные волосы спутались, одежды смяты чередой дней, но голова! Голова была так чиста от боли и чужих голосов!

— Что же ты стоишь, Король Солнце? — заглянула Тьма ему в лицо и множество её рук вжались в тело его. — Нас уже заждались.

— Что было со мной? — смотрел Король в черноту глаз её, где отражался свет его.

— Позже, милый ровня! — сомкнула Тьма его губы одной из своих рук. — Ночь уже ждёт нас там — внизу. Тебе пора увидеть то, что стало с нашим миром, пока ты хоронился в стенах своей башни.

Схватила она его за руку и потянула за собой, минуя подоконник. Тянула через окно и вниз, прямиком к подножию башни, где ждала Ночь. А та увидела их и упала на колени перед Королём. Поцеловала она подол одежд его, что заботливо разгладила Тьма привычным движением рук. Король же кинулся к Ночи, улыбался ей и взял её за руку, но Тьма потрепала его за плечо.

Оглянулся Король Солнце на мир вокруг себя и увидел то, что разбило сердце его на несметные осколки.

Не способна была сама Тьма принести столько боли и страданий, что обрушились на весь их Подсолнечный мир. Чёрный дым глодал Королевство за Королевством, а многие из детей его и других созданий обернулись голодной нечистью. Текла мертвечина по землям, отравляла море и быстрые реки, подтачивала подножия гор. Мертвечина, что появилась с другой стороны их мира.

— Как смела ты, незваная гостья, губить мир мой? — сотряс землю голос Короля и море кинулось волнами обратно на свои берега. — Мир, где правят Великие Истины и тепло света моего даёт жизнь каждому созданию? — крепко он сжимал ладонь Ночи в руках своих, а та смотрела на него во все глаза свои.

Стояла Тьма за плечом его и руки её обнимали Короля.

— Я обращаюсь к тебе! Отвечай Королю Солнце, незваная гостья! — и на рык похож был голос его.

И ответила ему мертвечина голосом, что раздался из каждой пасти ненасытных чудищ, ртов отравленной нечисти, что открылись в единый миг:

— Ты оставил этот мир, Солнце, — голос её чавкал гниющей плотью и скрипел мёртвым лесом, что шумел по другую сторону Подсолнечного мира. — Там где нет света — есть мы. И мы голодны, Солнце. Голодны до ваших горячих сердец, полных пустых желаний и надежд. Голодны до ваших коротеньких и никчёмных жизней, преисполненных страданий и боли. Редко вы оказываетесь на другой стороне, а нам не хватает свежего мяса, обжигающей огненной крови и вашей сладчайшей боли! — и засмеялась она, распахивая каждую пасть и каждый рот. — И мы заберём всех до единого! Слышишь, Солнце? От твоего мира не останется ничего! Потому что после стольких страданий ничего не остаётся!

— Но они ещё живы, — сжала Ночь ладонь Короля. — Посмотри, Солнце! Наши дети всё ещё живы…

Застыло лицо Короля ледяной гримасой презрения: брови свелись к переносице, а губы сжались в тонкую полоску. Смотрел он на мертвечину, что смеялась в лицо ему, отпуская руку Ночи.

— Ты посмела затмить свет мой, гостья, — зашипел он сквозь плотно сжатые губы. — Ты посмела возомнить себя убийцей миров? Ты посмела думать, что способна противостоять нам? Нам, кто зачинал жизнь в этих мирах и тем, кто эту жизнь принял и живёт ею? Ты лишь то, что просеяла наша земля. Вся кровь и плоть, что ушли к тебе это — мы. И ты считаешь, что способна уничтожить всё в этом мире? — усмехнулся Король, замечая всех и каждого, кто устремил к нему глаза свои полные того, чего мертвечина не могла их лишить.

Тишина была ему ответом. Слышно было лишь, как перекатывается гниль по землям их мира.

— Тебе стоило начать с надежды, незваная гостья, — продолжал Король. — Лишь уничтожив её, у тебя был бы шанс… А иначе не победить тех, кому знаком Солнечный Свет! — последние слова он прокричал и крик его перешёл в песню на тех языках, что знали лишь при сотворении Подсолнечного мира.

И подхватили песню его Тьма и Ночь. Громкими были их голоса, становясь на выдохе той материей, чем они сами являлись. Каждая Звезда на небе и на земле, каждое живое создание — все они подпевали им, пусть и не зная заветных слов, но вкладывая в голоса свои все те чувства, что сохранили их сердца. Загудело Великое море, зашумели Леса и загрохотали Северные Горы. Рвался свет сквозь чёрный дым, трещал огненными молниями, мешавшись с тьмой и ночными сумерками. Рассыпался он по Подсолнечному миру искрами, пламенея на шкурах чудищ и гнилых внутренностях мертвечины. Свет жалил их пятки, жёг морды и лица, а вместе с тьмой рвал на куски любого, кто терялся от магии древней песни.

Разодрал воздух рёв чудищ. Ринулись они на изнанку, топча друг друга бесчисленными лапами, разрывая тех, кто мешкался у них на пути. Там, на другой стороне их ждала спасительная чернота мёртвых лесов и болот, полная голых костей и сырой крови. Дым прятался в их волосах и шерсти, забирался им в пасти и уши. С ними бежали и те, кто истлел мертвечиной, кто изнутри был чернее Ночи от гнили чужой плоти. Так бежали они, пока ни одного из них не осталось в Подсолнечном мире.

Лишь тогда замолчал Король Солнце, запечатав великую песнь внутри себя. А следом замолчали Ночь и Тьма, давая отзвукам песни затихнуть в музыке голосов их созданий. Посмотрел Король вверх и выдохнул. Озарило небо Солнце и целовало каждый уголок Подсолнечного мира, иссушая остатки мертвечины до невидимой пыли и пуская её по ветру. Устремились навстречу долгожданному Свету и люд, и Звёзды, и колдуны и каждое создание.

Король Солнце благодарил всех, кто сохранил внутри себя тепло и свет во времена, окутанные чёрным дымом. Приветствовал их и протягивал к ним тёплые руки свои, утирая им слёзы. Латал он раны созданиям своим вместе с Тьмой и Ночью. Каждую Звезду, что затаилась на земле, Король брал в ладони свои и отправлял обратно на звёздное небо. Помогал всем выбраться на свет из ужаса, в них же застрявшего.

— Я знаю заклинание, — обратился Король Солнце к Тьме и Ночи. — И с вашей помощью оно будет такой силы, что поможет всем и каждому в нашем мире.

— Не о забвении ли ты говоришь, милый ровня? — одна из рук Тьмы легла на плечо его.

Испуганным сделалось лицо Ночи и все сумеречные глаза её вытаращились на Короля. А тот посмотрел на Тьму, вдохнул живого огня в Звезду на его ладони и отправил её на небо.

— Ты права, мудрая Тьма, — кивнул он ей. — Ты снова права. Не должен я придавать забвению всё то, что пережили они. Всё то, на что обрёк их я, поддавшись убеждениям своим. Это принесло больше горя, чем добра.

Рот Тьмы разошёлся в улыбке.

— Помни, дорогой мой Солнце, — укрыла Тьма всех тёмных детей своих под одеждами. — Ты не один. И я, и Ночь, и все другие, кто спит сейчас или вовсе пропустил тёмные времена в нашем мире, мы все здесь для жизни. Их жизни.

Опустила голову Ночь, устыдившись вновь того, что желала она Солнечный трон.

— И ты, милая Ночь, помни, что не властью над Подсолнечным миром владеет Король Солнце, — погладила Тьма её влажные от сумеречных слёз щёки. — Власть его иного толка.

— Я всё поняла, — кивала ей Ночь. — Всё-всё поняла, когда увидела, что без света — не появится новая жизнь. Всё оборачивается мертвечиной и ничем более уже не становится.

Грело Солнце все земли, ласкало успокоившееся Великое море и каждое создание, полное жизни, залечивая их тёплыми надеждами. Навсегда они запомнят чёрный дым и чудищ — голодных и безжалостных. Но лишь сильнее будет греть сердца тех, кто населяет Подсолнечный мир, свет надежды. Как бы ни было темно вокруг и даже внутри, Солнце всё равно вернётся. Достаточно лишь верить.

Смотрел на Подсолнечный мир с высоты роста своего Король Солнце и улыбался. Увидал он оруженосцев своих — молодого Утро и старшего Вечер, что защищали его подданных все те чёрные дни, не сдержался и обнял каждого. Пока говорили они друг с другом, не заметил Король, как исчезла Тьма, растворившись в тенях горных лесов. Ночь же осталась одна и собиралась вернуться на пики Сверных гор, где обитала от восхода до захода Солнца. Но ухватил её за руку Король Солнце и крепко обнял.

— Не заслуживаю я объятий твоих, — отозвалась та, но прижалась щекой к плечу его тёплому.

Ласкался ветер о чёрное золото волос Короля Солнцн. Истинный золотой цвет их не возвращался, ведь, решил Король оставить себе напоминание о собственной гордыне.

— Ты заслуживаешь большего, милая Ночь, — сказал он ей и, выпустив из своих объятий, посмотрел в её бесчисленные глаза. — Приходи в мою башню, когда пожелаешь, и я расскажу тебе о них всё то, что зачаровывает меня и позволяет ценить их дороже любой власти и силы.

Кивала Ночь, утирая слёзы свои. Будет она приходить к Королю Солнце по утрам, пить вместе с ним сладкую воду света, обложит угол его покоев подушками — самый дальний, где тень никогда не становится меньше. И наконец он расскажет ей истории о храбром люде, влюблённых Звёздах, печальных народах Северных Гор и колдунах, что берегут свои Леса. И сложатся все слова его в сказки Солнца.

***

Смотрела Ночь на Короля Солнце, что сидел в проёме окна Облачной башни.

— О чём рассказать тебе, милая ровня? — спросил он.

Задумалась Ночь, вытянув ноги свои на подушках. Выхватила она из тени нить длинную и тянула на себя, сплетая в узоры на пальцах.

— О чём ты сам бы мне рассказал, Солнце, — тихо проговорила она.

Улыбнулся широко Король Солнце. Тряхнул чёрными волосами, золотом отливающие в дневном свете.

— Расскажу я тогда о саде королевском, что когда-то рос у подножия башни моей, — начал он.

Сердечная Песнь

В далёкие и давние времена вокруг Облачной башни Короля Солнце цвёл невиданный сад. Был полон он всевозможных цветов, трав и деревьев. От часа к часу сменяли они друг друга, отцветая и зацветая вновь, а Солнечное Королевство благоухало от утра к вечеру и от вечера к утру.

И хранили тот сад певчие Птицы.

Сотворила тех Птиц Пустота с помощью Тьмы. Собрали их из отблесков в темноте Ночи, дуновений ветра и редких ещё осколков разбитых сердец, которых станет лишь больше со временем. Рассудили тогда Великие Истины, что целее будут их создания в саду Короля Солнце. Были прекрасны те Птицы до самых кончиков перьев на крыльях своих, что носили за плечами. Летали они по саду, неспособные подняться выше кромки деревьев Королевства Солнца. Полюбил Король крылатых созданий и выучил петь древние Песни. Песни, что знали лишь зачинатели миров, имя которым во все времена было Великие Истины. Следом разучили Птицы мелодии, что таились внутри них. Лились с губ их мелодии сладкой водою, рождаясь в глубине их тел, так похожих на людские, если бы не оперенье до самой груди, да длинных кистей рук и ступней ног. Кому счастливилось в ту пору увидать одного из них, что отдыхал среди цветущих ветвей деревьев сада королевского, тот не знал больше покоя. Как же мог забраться юноша так высоко? Как же не срывалась вниз девушка почти у самой макушки дерева? Пока не мазнёт по воздуху великий взмах крыльев, а тот юноша и та девушка улетят прочь — в глубину сада, лишь тогда увидевший понимает, что не люд был перед ним.

Поил Король Солнце светом своим Певчую стаю досыта и подарил каждому по серьгам, в знак признательности за покой в королевском саду и пение дивной красоты. И струились по королевскому саду Песни, полные древней магии и птичьих ритуалов. Пели Птицы для Короля в вечерний час, предрекая смену дня и приветствуя Ночь. Слушал их Король и создал Звёзд, сплетая Песни и собственные искры, а следом отправлял их на небесную гладь, что тогда ещё был черён с приходом Ночи. Так наполнилась небесная гладь первыми Звёздами и сияли они для людей, а Птицы продолжали хранить королевский сад.

Срединой сада было дерево, что раскинуло ветви над прекрасными цветами у своих корней. Сердечное Древо имя было ему. Единственным было оно среди других деревьев, кого сам Король Солнце нарёк именем, когда привёл за собою жизнь в этот мир. Долго он растил его на радость всего Подсолнечного мира и венчало оно собою королевский сад. Дарило то Древо любовь созданиям Солнца и всем живым существам. После буйного цвета весны на ветвях Древа росли плоды полных жизни Сердец. Сочной мякоти они полнились и бились дурманящей музыкой, оттеняя птичьи песни. Теми сладостными звуками, что были не знакомы Птицам, созданным Тьмой и Пустотой.

Очарованная биением плодов, не решалась стая садиться на ветви того дерева. Не решалась даже подлететь к нему, лишь склоняя набок головы в своём пении. Слушали Птицы биение на восторженном расстоянии. Так научились они песням, сплетяющимся с сердечной любовью.

Мать их Пустота приходила с топей да болот и просила Короля Солнце позаботиться о детях её. Опасалась она чарующего биения сердечных плодов и того, что потеряют рассудок Певчие Птицы от музыки любви. Музыки, что не знакома тем крупицам, из которых сложились их птичьи тела. Музыки желанной, но недоступной для них. Король Солнце лишь смеялся на всё, говоря, что много столетий в его королевском саду царит покой и ничто его не нарушит.

— Прислушайся ко мне, милый ровня, — качала головой Пустота. — Знаю я детей своих, как ты знаешь каждый уголок нашего Подсолнечного мира. За веком покоя может прийти и другой — тревожный век.

Продолжал смеяться Король Солнце словам её. Был он ещё самоуверен в ту пору и думал, что лучше всех созданий знает истину, ведь, он — есть свет их мира. А уж ослушаться его и не посмеет никто.

Наблюдала Тьма за ними из теней своих и качала головой вместе с Пустотой. Не могла она выйти к ним — так и неприглашённая Королём Солнце. Когда отдавали они ему Певчую стаю, тот лишь Пустоте позволил пройти в Королевство своё. Не считался тогда Солнце с той, кто живёт в темноте, хотя вместе они собрали из двух оборотных сторон друг друга тех теней, что населяли его Королевство. Не любил Король вспоминать об этом и делал вид, что сам сотворил детей-теней. Знала Тьма то, как права Пустота. Прекрасная Певчая стая имела изъян такой же, что и все создания их мира — любопытство. То самое любопытство, которого от самого начала миров был лишён Король Солнце. И не понимал он, что даже сытые светом Птицы могли поддаться сладостному биению любви и вкусить её, не предназначенной тем, кто рождён Пустотой. Погибнет Сердечное Древо разорённое стаей, что вкусив однажды сердечной любви, будет искать её всюду и ничто боле не утолит их голода. Ничто не наполнит их существа тем же жаром, что несёт в себе Абсолютная Любовь, сокрытая в мякоти плодов того дерева.

Глух был Король Солнце ко всему, но решил в успокоение Пустоты строго настрого запретить Птицам срывать плоды Сердечного Древа. Чтобы сгладить свой же запрет, одарил он стаю королевскими перстнями, что украсили их длинные белые пальцы.

Шли за Ночью дни. Всё чаще Птичья стая собиралась вокруг дерева, подпевая биению плодов, ароматно дурманящих неизведанным. Всё ближе и ближе подлетали они к нему. Струились вокруг мерного сердечного стука голоса их, обволакивая и проникая внутрь. Там перемешивались они друг с другом и становились Сердечной Песнью. А Король Солнце дивился той песне, отвергая беспокойство оруженосцев своих — Хмурого Вечера и Бодрого Утра. Те видели, как коротко задевали спелые плоды пальцами своими Птицы. Нерешительно они ласкали их, не прекращая свою дивную Песнь, пока Король был поглощён делами своими.

— Ваша Светлость, — боязливо говорил молодой Утро. — Стая твоя облюбовала Сердечное Древо не только из-за его красоты!

Никого не слушал Король Солнце, смеясь над каждым, кто говорил о стае. Знал Король, что не тронут они сладостных плодов, ведь, он запретил, а слово его — выше любых желаний. Вечно будет слушать Король Песни Птичьей стаи. Вечно будет разливать любовь из сока Сердечных плодов по Подсолнечному миру. Вечно будет стоять его королевский сад.

Но в час Ночи далёкой от любого нынешнего дня упал один из Сердечных плодов на землю и покатился в садовые травы. Открыл глаза один из Птиц, вынырнув из под мягкого крыла своего брата. Услышал он дурманящее биение рядом с ними и спустился с деревьев вниз — в траву, где лежало вожделенное Сердце. Трепетало восторогом дыхание Птицы, когда коснулись пальцы его горячей плоти плода. Дрожа всем телом своим птичьим, поднёс он к лицу опавшее Сердце и вдохнул его аромат — горько-сладкую смесь с терпкими травяными оттенками, и ноздри его расширились в блаженстве. Позвал Птица своих братьев и сестёр, но так, что услышать его могла лишь стая, а Король Солнце продолжал дремать в своей Облачной башне, как и его Оруженосцы.

Спустилась вниз сонная Птичья стая, клокоча и недовольно потягивая крылами. Окружили они брата своего и все как один смотрели темневшими глазами на Сердечный плод в руках его.

— Ты сорвал его, брат наш? — опасливо спросила одна из сестёр.

— Нет, милая сестра, — отвечал ей Птица с Сердцем в руках. — Оно упало прямо к нашим деревьям.

— Значит, и указ Короля не нарушен? — спросил другой птичий брат.

— Не нарушен, милый брат, — кивал Птица, сжимая Сердце в пальцах.

И дрожащими от вожделения руками разломила стая Сердечный плод. И каждая Птица вкушала свой кусочек Сердца, прикрывая ресницами глаза от нестерпимого удовольствия. Раскалённым железом обжигали птичьи горла мякоть и сок, наполняя Птиц небывалыми силами. Поняли Птицы, что могут взмыть в самую высь небесной глади — поприветствовать Звёзды, долететь до далёких топей да болот и обнять свою мать Пустоту, призвать Тьму наконец, что не приходила в Королевство Солнца.

Из глубины теней смотрела Тьма на стаю и лишь шептала:

— Что же вы наделали с собой!

День ото дня всё печальней становились Птицы в Королевском саду. Не лились уже Песни их сладостным потоком среди цветов и деревьев, а лишь тихо стелились по травам. Казался им теперь безвкусным Солнечный свет и сколько не пили они его — никак не могли насытиться. Сводил стаю с ума аромат спелых Сердечных плодов, но не падали больше на землю Сердца, как и сотни лет до этого.

— Заболели Птицы мои? — сокрушался Король Солнце, осматривая опечаленную стаю.

И заметил он, что потемнели их пальцы, одетые в королевские перстни. И пришла к Королю Пустота:

— Отдай мне детей моих, Король Солнце! — просила она. — Хочу уберечь наш мир от времён тревоги, что скоро нагрянут. Заметил ты, что пальцы их потемнели, а значит близится страшный момент!

Но всё также был глух Король Солнце, уверяя, что стая лишь чем-то больна.

— Да, больна, дорогой ровня! — говорила ему Пустота. — Она больна тем, что не может иметь! Вспомни, что созданы Птицы из осколков Сердец, разбитых от потерь и боли, от горестей и печалей. А сад твой благоухает любовью! Любовью, которой в них никогда не было!

Посмеялся над ней Король:

— Что же ты, милая ровня? — усмехался он. — Любовь и Свет мой не могут отравить их. Лишь дарить радость.

— О какой радости ты говоришь? — кричала ему Пустота. — Птицы лишь подчиняются твоим правилам да поют тебе Песни. Но внутри… Там, внутри у них бездна! И это моя бездна! И ничто, дорогой мой ровня, не способно заполнить мою бездну. Ошиблись мы с Тьмой, когда создавали их, но так прекрасны и трепетны были они… Думала я, что с тобой они не узнают о себе правды, но и здесь ошиблась. Верни мне детей моих!

Разозлился Король Солнце на дерзкие слова Пустоты и прогнал её из Королевства своего. Как смеет она говорить, что Свет его не способен всё исцелить и наполнить? А Тьма больше не смотрела из своих теней.

И той Ночью, что пришла следом за Пустотой, проснулась стая от Великого голода.

— Нам нельзя, милая семья, — говорил один из братьев. — Нельзя нарушать указ Короля.

— Но что делать, если свет ничего не оставляет внутри? — вопрошала одна из сестёр. — Как нам быть?

— Они пахнут так сладко, — вёл длинным носом другой из птичьих братьев. — И я помню их вкус!

— Все мы помним, милый брат, — говорил один из братьев. — Но как же указ…

— Наша матушка пожелала забрать нас, а он ей не позволил! — вдруг заговорила другая из сестёр.

— И что же? — спрашивали остальные наперебой. — Что же нам делать? Что же делать?

— Поедать! — тот самый птичий брат, что когда-то нашёл упавший плод, сорвал бьющееся Сердце с ветки.

Замерла стая, следя глазами, как спелый сок течёт по его рукам, окрашивая их темнотой. Брат их поднял плод над головой, раскрыл полный острых зубов рот и поймал сладкую каплю языком, издав полный удовольствия клёкот.

И кинулась стая к Сердечному Древу. Стала срывать плоды, рвать их плоть зубами и поедать, поедать, поедать, пока все ветви не опустели. Руки и губы их были черны от сока, глаза горели огнём Сердечной любви. Утирали они пальцами рты, понимая, что всё ещё голодны. Так вкусна была Сердечная плоть, так сладка была неведомая Любовь.

— Ещё! — кричали птичьи братья.

— Ещё! — отзывались им сёстры.

Покинула стая королевский сад. Поднялись они в небесную гладь и смотрели на спящий Подсолнечный мир. Чуяли аромат Сердечных плодов, но было Древо пустым.

— Где? — кричала Птичья стая. — Где же? Где?

И поняли Птицы, что в людской груди хранятся Сердечные плоды. Те же жаркие, полные Любви Сердца. Их лишь нужно сорвать — вырвать из под ветвей рёбер, и вкушать, наслаждаясь каждой каплей.

Спустились они в деревню ближнюю, что спала тихим сном своим, и запели новую Песнь. Голодную Песнь, что рвалась из них жаждой к Сердечной Любви.

Те, кто слышат нас

Те, кто узнает нас

Те полюбят нас

И всего себя

Все они

Все они

Отдадут нам

Все они

Все они

И умрут за нас

Все они

Все они

Просыпались люди от чарующих голосов, корчась от невыносимой пытки. Выбегали они на улицы, раздирая свою грудь и отдавая Сердца. Вкус тех Сердец был горек от боли и ужаса, но приятен, что и плоды Сердечного Древа.

Затихла Птичья Песнь. Опустела от жизни деревня. Устлана была вся земля телами с проломленными грудными клетками и лица их были полны безумного страха. Утолила голод свой стая, но ужаснулась тому, что натворила.

И пришли к ним Тьма и Пустота, обняли и заговорили так, словно баюкали колыбель:

— Вам нельзя возвращаться назад, дети. Король Солнце не знает пощады, а простить ваши деяния сможет не каждый. Быть может однажды всё изменится. Но не сейчас.

— Что же делать нам? Как нам быть? — плакали Птицы.

Укрыла Пустота стаю одеждами своими.

— Не вернётесь вы больше в Королевский сад, — говорила она им. — Отныне будете вы жить в чаще Старого Леса.

Гладила Пустота их почерневшие от крови руки.

— И только те, кто заблудится в том Лесу, будут слышать Песни ваши, — продолжала она. — А я постараюсь сделать так, чтобы Король Солнце никогда не нашёл вас.

— А он будет искать, — кивала Тьма.

Посмотрела Пустота на ровню свою Тьму, утирая серебристые нити слёз из белезны глаз.

— Но я прошу вас, дети мои, — вновь обратилась она к Птицам. — Запомните то, что сотворили. Оглянитесь ещё раз и не дайте случиться этому снова!

Плакали Птицы и клекотали под руками Тьмы, коих было великое множество.

— Обещаем, мать-Пустота! — и срывались их прекрасные голоса к тускневшей заревом небесной глади. — Обещаем!

— Нам пора, — торопила Тьма. — Он проснётся вот-вот! Тогда никто и ничто не укроется от света глаз его.

Поднялись к небу Тьма и Пустота, увлекая за собой Птичью стаю. И полетели к самой кромке Подсолнечного мира, где за Великим морем был остров, в чьём сердце покоился Старый Лес. Там укрыли они в тёмной чаще Птиц. На прощание кинула Пустота на верхушки деревьев свой плащ, стерев для любого взгляда всё живое в Древнем Лесу.

Тем же утром нашёл Король Солнце пустым Сердечное Древо, а Птичья стая исчезла из сада. Кинулся он на поиски. Жёг земли жарким светом и метался во все стороны Подсолнечного мира, но нигде их не было и никто их не видел.

— Предупреждали тебя, господин, — говорили ему оруженосцы. — Но ты никого не слушал!

— Они предали меня! — лишь кричал Король. — Как посмели они предать меня!

Вздыхали Оруженосцы, опуская головы. Не рассказали они об исчезнувшей за ночь деревне и о том, что Пустота потеряла свой плащ. Знали, что обеспокоен Король Солнце не самим проступком Птичьей стаи, а тем, что он потерял. Знали они, что с этих пор нелегко будет Королю. Погибло к утру Сердечное Древо, не в силах боле плодоносить, а без него в мире станет меньше Любви. А что есть Свет, если не Сердечная Любовь?

***

— Что же такое Любовь Сердечная? — доплетала узоры свои Ночь.

Замолчал Король Солнце и долго смотрел вдаль за своим окном.

— Скоро время твоё настаёт, ровня, — оглянулся он к ней. — Не отложим ли мы до следующего раза мой рассказ?

Встала Ночь, потянувшись вся. Уложила она плетение по карманам и скользнула в окно.

— Приду я прямо с рассветом твоим, ровня, — улыбалась она Королю Солнце, держась рукой своей длинной за проём окна. — Не потревожу тебя?

— Буду ждать тебя, милая ровня, — отвечал он ей.

Ушла Ночь, а в покои Короля принесли лунной воды и свежих цветов.

— Желаете ли ещё чего-нибудь, господин? — поклонился Вечер, а за ним и Утро.

— Где же письма мои? — улыбкой светились губы Короля.

Переглянулись оруженосцы встревожено.

— Не волнуйтесь, друзья мои, — заверил их Король Солнце. — Хочу лишь посмотреть на них.

— Заперты в вашем столе, ваша Светлость, — вновь поклонился Вечер.

— Благодарю, — кивнул Солнце.

Заплели ему слуги волосы в косы, омыв их цветочной и лунной водою. Блестели они чёрным золотом в сумерках. Достал Король Солнце письма и читал их до самого утра, глазом одним смотря на Подсолнечный мир Луною. А как близится стал рассвет, расплели косы королевские слуги, принесли сладкой воды в покои и оставили его одного.

— Какие бы ты видел сны, Солнце? — зашла в покои Ночь, когда спал плащ её с Подсолнечного мира.

— У тебе надобно спросить об этом, ровня, — усмехнулся в ответ ей Король.

— Хочешь, сплету для тебя сновидение? — и вытянула Ночь новую нитку из тени его покоев.

— Когда-нибудь потом, милая Ночь, — покачал головой Король Солнце. — Пей воды, а я расскажу тебе о том, какая она — Любовь Сердечная.

Сердце Колдуна

Ярко сияли Звёзды на небесной глади с тех самых пор, как отправлял их туда Король Солнце одну за одной. С любопытством смотрели маленькие огоньки света на земных созданий сверху вниз. Немногие знали, как Звёзды выглядят вблизи, ведь, мало кому выпадала великая удача встретиться с ними. И ещё реже обещал кому-либо Звезду Король Солнце — сияющую спутницу на всю короткую людскую жизнь.

Там, в небе, пели Звёзды песни свои, танцевали танцы свои и разглядывали такие далёкие от них земли таких далёких от них созданий. Они спускали ноги вниз, подобно их солнечному Отцу, что любил сидеть в окне своей Облачной башни. Перебирали они ступнями в косматом ветре и долго-долго смотрели вниз. Кто-то разглядывал людей, чьи жизни были наполнены суматохой, такой не похожей на звёздные жизни. А кто-то ждал того самого, ту самую, обещанную им Королём Солнце.

Находили своих обещанных зоркие звёздные глаза в городах и посёлках, в чаще лесов и на кораблях посреди Великого моря. И разгоралось сильнее пламя в звёздной груди.

Вот они. Вот они! Те, кто ждёт их с самого появления на Свет. Те, кто способен прикоснуться к ним и не сгореть заживо. Те, кто подарят Звезде людскую жизнь, а Звезда им — желанное счастье. Сызмальства все создания Подсолнечного мира задирали головы к небу, выискивая падающую Звезду, направляющуюся к своему обещанному. Пока рассекают искры её небосвод надвое, есть лишь короткий миг для желания. Для того, чтобы загадать и себе немного счастья. Крупицу счастья. И, возможно, приземлится жаркая искра в ладони загадавшего и согреет его своим теплом. А Звезда встретится с тем, кто был обещан с самого первого мгновения создания ей.

Так и жили они, сменяя друг друга на небесной глади. Но настал тот миг, когда перестали приходить к ним новые сёстры и братья. Волновались они, но даже Отец вдруг сделался молчалив. Когда-то их уже срывали с неба. Когда-то жгли они огнём за Отца своего. Но уже так давно воцарился покой. Были так далеки Звёзды от земель под ними и так мало знали о тех созданиях, что не сразу заметили как изменился Подсолнечный мир. Не заметили они и того, как померкло Солнце неисчислимые дни назад.

И одна из оставшихся звёздных сестёр и братьев полетела к земле, разгораясь от мысли, что скоро встретится с тем, кого она так долго оберегала взглядом своим. Падала вниз Звезда, не зная, что поглотил земли Чёрный дым, а Отец её исчез в темноте своих Облачных покоев. Не знала она и про погибшего в пасти неведомого чудища обещанного, когда ей ступила на землю. Так и стояла она посреди тёмного леса, прижимая к груди нагой руки, где за прутьями рёбер гас её звёздный огонь. И никто не вышел навстречу ей, никто не обнял её и не разделил с ней короткую людскую жизнь — то самое счастье, сокрытое внутри пылающего сердца её. И поняла Звезда, что погибнет в этом лесу, как погиб обещанный ей.

Скрипели ветви древних деревьев в темноте лесной чащи и влажные травы ломались под чьими-то шагами. Испугалась Звезда. Спряталась она в густых хвойных лапах. Сладко-горький запах леса — незнакомый и от того опасный — бил ей в ноздри. Босые ступни её утопали во влажных мхах, а волосы путались в мягких иглах ветвей. Но вдруг озарило пламя огня поляну, где впервые ступила она на землю.

— Не прячься, — затянутая в тёмный плащ фигура обратилась к ней голосом, так похожим на голоса её старших братьев. — Прошу тебя, Звёздная госпожа, не бойся меня! Я — Колдун этого Леса.

И скинул он капюшон, показав лицо своё, где большие серо-синие глаза с отражением пламени в них смотрели прямо на неё, спрятанную в гуще ветвей.

— Не бойся меня, Звёздная госпожа! — повторил Колдун, а огонь в ладони его мерно трещал колдовством.

Вышла к нему Звезда, осторожно ступая по мягким мхам, а золотисто-огненные волосы до самых колен прикрывали тело её нагое. Смотрела она на Колдуна, прижимая ладони к груди, скрывая за ними пламя своё сердечное. В золотистых глазах её мерцало отражение огня в его руках.

— Мы слышали о таких как ты, Колдун, — звенел её голос в скрипящей тишине леса. — Мы многие годы наблюдаем за Подсолнечным миром.

Молчал Колдун, не в силах вымолвить и единого слова. Никогда он ещё в своей жизни не видел таких созданий. Мерцала в темноте Звезда и тело её, людское на первый взгляд, переливалось огненными искрами. Столько преданий слышал он о Звёздах, живущих на небесной глади, сотканных из Света Солнца и древних Песен. Столько раз представлял он, что ему — Колдуну из предгорного Леса — удастся увидеть хотя бы одну. Столько раз за свои ничтожные несколько десятилетий колдовской жизни мечтал он, что удастся заговорить с одной из них. Думал он: хватит ли для этого жизни его? Той жизни, что была на сотни длиннее людской, но навечно оставляла его в одиночестве, как и многих из колдовских братьев его. Но только не в этот самый миг. Не сейчас. Нет.

— Можешь ли ты, Колдун, отвести нас к нашему Отцу? — вновь обратилась к нему Звезда.

Всё также молчал Колдун. Слова провалились в нутро его и не мог он ничего ответить ей. Смотрела она на него пылающими глазами, сжимая розовые губы. Ждала она ответа его. Трепетало блеском пламени тело её звёздное в темноте этого погибающего мира. И дрогнуло сердце Колдуна чувством, которого не должен был никогда узнать он на своём веку.

— Солнца больше нет, Звёздная госпожа, — заговорил он быстро, вытаскивая из себя слово за словом, опасаясь остановиться и вновь потерять тонкую их нить. — Нет больше Света в этом мире. Здесь нет ничего, кроме смерти и мёртвой плоти.

Разомкнула в удивлении губы свои Звезда и огляделась.

— Но обещанный нам погиб, а мы можем лишь… — запрокинула голову к небу Звезда и в ужасе закричала.

Небо. Её родная небесная гладь! Была черна она! Лишь далёкие еле видные мерцания освещали редкие уголки. Поднимался ввысь Чёрный дым, окутывал кромку деревьев и стелился по земле, всё ближе и ближе к той поляне, на которой молодой Колдун смотрел на кричащую Звезду. Вдруг обернулся он и повёл носом, словно дикий зверь.

— Звёздная госпожа, — позвал он. — Нам нельзя оставаться здесь. Но и вы не можете войти в мой дом…

Расстегнул Колдун брошь, держащую его плащ, и протянул чёрное одеяние Звезде. Та замолкла, обратив свои мокрые от слёз глаза к нему.

— Возьми мой плащ, госпожа, — шагнул к ней Колдун. — Заговорен он учителем моим от бед и чужих глаз. Пока ты в этом плаще — никто не тронет тебя.

Медлила Звезда и капали слёзы на её нагую грудь.

— Но ты, — склонила она голову набок, вглядываясь в Колдуна, будто видна ей каждая деталь души его и сердца. — Как же ты? Если грозит тебе опасность, а мы и так обречены…

Взмахнул плащом Колдун, заворачивая в него мерцающее тело Звезды и щёлкая брошью, скрепил тяжёлые одежды на её плечах.

— Я Колдун, Звёздная госпожа, — улыбнулся он. — И мой долг — сохранить свет, пока он ещё есть.

Дрожали пальцы его, чуть коснувшись пылающей кожи Звезды. В мгновение покрылись они волдырями. Отдёрнул он руку и сжал в кулак, скрывая обжигающую боль.

— Прости нас, — хотела Звезда было взять его за руку, но остановилась. — Нас может касаться лишь Обещанный. Другим же мы — лишь раскалённый уголь.

Замер Колдун, вглядываясь в её золотые глаза. Поднимался по руке огонь от обожжённых пальцев, пробирался по плечам его, а затем нырнул внутрь — в грудину, где билось сердце. Там, в глубине бегущего сердца, пламя сплелось с тем чувством, толкнувшимся мгновения ранее, и расцвело сильнейшим жаром. Жар заполнил Колдуна как сосуд, готовый вот-вот выплеснуться наружу, сжигая всё и вся. Жар кипел в груди его раскалённым железом. Не выдержал Колдун и прижал руки к сердцу, вновь шагнув к Звезде ближе. И вот уже чувствовал он дыхание её на лице своём, а темнота вокруг них рассеялась множеством пылающих искр.

— Ты умрёшь, Колдун, — обронила огненную слезу Звезда. — Не подходи ближе. Нет.

А Колдун уже тянул руки к ней, но так и не решаясь обнять и прижать её к себе. Ещё маленьким мальчиком мечтая увидеть Звёзды, не мог он и подумать о том, как дрогнет сердце его невиданным жаром. И став учеником Лесного Колдуна, хранил он мечту об одной единственной встрече. Но никогда не думал, что этот проклятый жар может с ним случиться. Нет, никогда! Отказываясь от всего, что подарено люду — от любви, от семьи и от выбора, он без оглядки отдал себя колдовскому братству. Ведь, Сердце его не должно было любить. Никогда. Никогда! Пока в последние дни этого мира на землю не ступила она, обещанная другому. И все его клятвенные «никогда» сгорели под робким шагом её нагой ступни по лесному мху.

— Я должен, — зашептал Колдун. — Должен… Должен!

И смотрела Звезда в его серо-синие глаза, роняя слёзы на чёрные колдовские одежды. Там, внутри её пламенного тела зацвело что-то такое, чего она никогда не знала. Вся обещанная судьба её померкла в этом Лесу с последним вздохом того, другого, незнакомого, кто так и не вышел навстречу ей. Но загорелось иное. Сильное. Непонятное. Глубокое. И пальцы её дрожали в мгновении от Колдуна, замершего пред ней в той же нерешительности. И не хотелось ей погибать. Не хотелось гаснуть среди черноты земного Леса. Хотелось ей другую судьбу. Хотелось докричаться до Солнечного Отца. Вымолить у него этот шанс, что не сводил с неё своих невозможных серо-синих глаз, так похожих на родную ей небесную гладь.

Стояли бы они так вечность, не решаясь коснуться друг друга. Она — в страхе сжечь его. Он — что её некому будет спасти. Но Лес вокруг них шевелился чёрным дымом, знаменуя свою близость.

— Должен! — повторил Колдун и развернулся к темноте, пряча Звезду за своей спиной.

И услышала она песню на языке Отца её, что запел Колдун вполголоса. И голос его нарастал, когда из воздуха выхватил он чёрный посох и ударил им о землю.

Поднялся со всех сторон ветер и раздался страшный гул.

— Держись за меня, Звёздная госпожа, — обернулся к Звезде Колдун. — Это лишь на миг. Поверь! Ничего не случится!

Разомкнули деревья ряды свои и вышло из чёрного дыма чудище. Из пасти его голодной лилась чёрная мертвечина и раздавался рык множества голосов, а от тяжести бесчисленных лап дрожал лес. И лишь ветер, поднятый песней Колдуна, не давал чудищу приблизиться к Звезде.

— Отец наш, что это?! — ужаснулась Звезда и отступила назад.

Но Колдун схватил её за руку и ветер закрутил их в воздухе. Через миг стих ветер, а Колдун отпрянул от Звезды и зашептал над ладонью своею заклинания. Медленно срасталась под колдовским шёпотом на руке его кожа, лопнувшая от жара.

— Где мы? — огляделась Звезда.

Стоял перед ними дом из дерева и камня, а над лесом возвышались горы. Вокруг всё так же густели сумерки, но то чудище было уже где-то далеко.

— Это дом мой, Звёздная госпожа, — не мог отдышаться от боли Колдун. — Здесь я надеюсь найти твоё спасение.

Вновь склонила голову набок Звезда, разглядывая всё его колдовское существо. Золотистые брови её изогнулись в непонимании и спросила она:

— Мы погибнем, Колдун, так суждено. Чем же нам можно помочь?

Подошёл к ней Колдун, сжимая раненую ладонь свою, но пытаясь улыбаться:

— Колдовские книги так стары и в них может храниться ответ, — говорил он, чуть морщась от боли.

— Но Отец наш… — шагнула ближе Звезда. — Ты сказал, его больше нет. Мы не можем сиять без него.

Дрогнули уголки губ Колдуна, но он продолжал держать улыбку. Сердце его гналось вперёд — за ней, к ней, ближе, но боль от ожёга напоминала об опасности этой близости.

— Я могу ошибаться, Звёздная госпожа, — заговорил Колдун, облизывая пересохшие в нетерпении губы. — Король Солнце вероятно уснул каким-то невозможным сном и никто его не может разбудить иль найти. А в книгах моих может не быть никакого ответа, — сбивалось дыхание его, ведь, всё ещё натягивалась кожа на горелое мясо его ладони. — Но разве я могу упустить даже малейшую возможность спасти тебя, Звёздная госпожа?

Молчала Звезда, продолжая вглядываться в намерения Колдуна. Тот же робел, не решаясь сказать что-либо ещё. Не решаясь двинуться с места, лишь сжимая зубы, сдерживая боль срастающейся плоти. Окружали их сумерки, обнимая, притягивая друг к другу. Тянули за полы одежд ближе и ближе.

— Я не в праве впустить тебя в дом, Звёздная госпожа, — вновь первым заговорил Колдун. — Наши обычаи запрещают делить кров с созданиями Света.

— Потому что мы обещаны другому? — всё также не отрываясь смотрела на него Звезда.

— Да, госпожа, — кивнул он. — Но пойдёмте за мной!

И направился он к дому своему, вновь выхватив из сумерек чёрный посох. Ударяя им о землю шептал он что-то. И увидела Звезда, как открылись двери колдовского обиталища и от туда неспешно вышагивали вышитые гладью колдовских символов подушки. Спускались они по деревянной лестнице и следовали за ними. Колдун завёл Звезду на задний двор, спрятанный под тяжёлыми ветвями сосен. Подушки укладывались в траву, а шёпот заклинаний выпустил в воздух огоньки, повисшие среди хвои сияющими шишками.

— Здесь больше заклятий, чем в самом доме, — обернулся к Звезде Колдун. — Здесь ты будешь в безопасности какое-то время, Звёздная госпожа.

Сбилось дыхание его от внезапной близости к ней. Снова.

— Ты явно голодна, находясь на земле, — заторопился он и исчез в сумерках.

Села Звезда на мягкие подушки, погладив их шелковистую вышивку. Мерцали над головой огоньки-шишки, словно братья и сёстры её напоминали о себе. Но не было здесь видно неба и Звезда закуталась в плащ, роняя слёзы.

— Ох, госпожа, нет, не плачьте! — возник перед ней Колдун с подносом, уставленным маленькими цветными чашками и большим расписным заварным чайником.

За ним медленно переваливаясь с ножки на ножку шёл низкий, круглый стол. Он встал у ног Колдуна, покачнувшись и будто вздохнув от усталости. Колдун же в пару мгновений расставил все чашки и разливал ароматный чай из трав его Леса.

— Сделай хотя бы глоток, госпожа, тебе станет легче, — поставил он к её краю глиняную чашку, полную горячего чаю.

— Зачем спасать нас, Колдун? — дрожал от слёз голос Звезды. — Мы обречены. О, наш бедный Отец, где же ты?..

Лишь коротко вздохнул Колдун и повторил:

— Сделай глоток, госпожа. Я обещаю, тебе станет легче.

Если бы только мог он, то немедля обнял бы и зашептал все её мысли и печали. Если бы мог он, то привёл в свой дом и спрятал от всей черноты, что поднялась на землю с обратной стороны Подсолнечного мира. Если бы мог он…

А Звезда обняла его любимую чашку своею ладонью и поднесла к губам. Слёзы всё лились из глаз её, но отпив горячего чаю, она выдохнула. Травы Леса, что был отдан Колдуну, дарили успокоение сердцу. Вот и сейчас терпкий травяной чай согрел Звезду изнутри и вобрал в себя то тяжелое и давящее, терзавшее её. Пусть не надолго. Пусть лишь в этот миг сердце её не мучается обречённостью.

— Благодарим тебя, Колдун, — вновь отпила она чаю.

Заулыбался широко Колдун и придвинул к ней ближе остальные чашки, полные разнотравного мёда, орехов и сдобных булочек, от чего-то горячих, словно прямо из жаркой печи.

— Тебе нужно поесть, госпожа, — кивнул он. — Я буду здесь. Рядом с тобой.

— А книги? — улыбалась Звезда, макая мягкую булочку в янтарный мёд, блестящий от огоньков в ветвях.

Усмехнулся Колдун и ударил чёрным посохом о землю три раза. Звезда начала озираться, думая, что вот-вот к ним выйдет процессия из огромных книг, шелестя своими древними страницами и цепляясь корешками за травы. Но книги лишь возникли перед Колдуном, десятком скользя по мягким подушкам. А Звезда разочарованно хмыкнула, запивая сладкую булочку чаем. Рассмеялся Колдун:

— Если бы, Звёздная госпожа, книги спустились своим ходом по всем лестницам, что есть в доме моём, то ни одна бы не дошла сюда, — объяснил он сквозь смех.

Та кивнула ему и легла на подушки, свернувшись в колдовском плаще, как в одеяле.

— Колдун, — вдруг позвала она, наблюдая, как нырнул он в книги свои, листая их в воздухе и касаясь каждой страницы. — Тебе всё ещё больно… от нас?

Посмотрел на неё Колдун и глаза его мерцали огнями, что зажёг он в ветвях.

— Нет, Звёздная госпожа, — ответил он, пряча пораненную ладонь среди страниц. — Отдыхай.