Яркий осенний день. В последние дни перед наступлением холодов солнце старается дать как можно больше тепла, убедить людей и природу, что тепло вернётся, обязательно вернётся, нужно только подождать.

Обветшалый замок неторопливо впитывает солнечные потоки, расправляя мышцы монолитных блоков после холодной ночи, заставляющей их съёживаться и напрягать известковые жилы соединительных швов. Замок повидал многое. Он помнит былой блеск и величие молодых хозяев, набеги врагов и длительные осады, стойкость защитников и победы, горе и стенания пленённых недругов в подвальных казематах. Он стар и ему хочется тихого покоя.

В пиршественном зале, куда сквозь толстые стены уже неспособно пробиться солнечное тепло, у чадящего камина сидит старая леди, уныло коротающая остаток своих дней. Рядом с ней в ободранном, но ещё прочном кресле, лежит старый чёрный кот. У кота шикарная белая манишка, белые носочки, длинные белые усы и яркие, изумрудного цвета глаза. Два последних обитателя замка, объединённые одиночеством, умиротворённо дремлют. Им некуда спешить. Каминное тепло убаюкало, и у них нет никакого желания двигаться.

Неожиданно разразилась непогода: тяжёлые тучи моментально скрыли небосвод, по стенам замка забарабанил град, потемнело. Ветер распахнул окно и, сбивая пламя, выдул из камина порцию серого пепла.

Вдруг с улицы в раскрытое окно впорхнул светлячок и рванулся яркой точкой в полусумрак отдалённой части зала. За ним следом огромный чёрный ворон. Ворон кричит, и в крике его слышится торжествующий хохот.

Очнулась от дремоты хозяйка замка. Глядит — светлячок и не светлячок вовсе, а прозрачный светящийся то ли мотылёк, то ли стрекоза, размером с безымянный палец. Ворон клюв раскрыл — вот-вот схватит. Светящийся шарик упёрся в стену, дальше лететь некуда. Свечение погасло. Пропал мотылёк, схватил его хищник. Но нет! Снова засветилась прозрачная фигурка, чуть дальше по стене в сторонке. А ворон оплошал: врезался сослепу в стену и заскользил вниз, беспомощно хлопая крыльями.

Тенью сорвался кот с излюбленного места, такого и по молодости за ним не наблюдалось, а тут — откуда прыть взялась. В прыжке достал взлетающего ворона, вцепился острыми когтями, ловко подмял и вмиг перекусил ему шею. Затем бросил бьющуюся птицу и отошёл, тряся головой и выталкивая языком вороньи перья.

Ударил гром, по мощным стенам заплясали разветвляющиеся молнии. Старый замок содрогнулся, и всё погрузилось во тьму. Вскоре тьма рассеялась, солнечный свет вновь заглянул в зал. Светящийся шарик коснулся пола и превратился в прекрасную юную фею. Вместо ворона на полу лежал мерзкий старик в чёрном одеянии. Шея его была сломана, сам он был мёртв.

Фея дунула на тело старика, и оно стало истончаться, расплываясь чёрным дымом по помещению. Она достала веер и выгнала дым через каминную трубу. Когда воздух в помещении очистился, фея убрала веер и обратилась к хозяйке замка.

— Я — Фея Счастливых Дней. Колдун застал меня с подругами врасплох, и если бы не Ваш замок, давший защиту, — не видать мне более белого света. В награду я исполню любое Ваше желание. Скажите, чего бы Вы хотели сейчас?

— Ах! — мечтательно вздохнула старая леди. — Больше всего я хотела бы быть вечно молодой и чтобы вокруг цвела бесконечная весна!

— Ваше желание прекрасно! — воскликнула фея. — И нет ничего проще, когда оно столь романтично и высказано искренне.

Фея коснулась волшебной палочкой старухи, и та превратилась в семнадцатилетнюю красавицу в роскошном подвенечном платье. Фея коснулась кота — и тот предстал прекрасным щеголеватым юношей в чёрном смокинге, белоснежной манишке и с бутоньеркой цветов в нагрудном кармашке. Фея коснулась стен замка — и замок преобразился: омолодился камень, из которого были сложены его стены; по стенам поползли к солнцу лианы вьющихся роз; вокруг замка зацвёл чудесный фруктовый сад, по дорожкам сада важно прогуливались фазаны; забили в парке фонтаны; вода радостно побежала по заиленным ранее протокам в изумительные парковые пруды, где резвились золотые рыбки, а по бликующей поверхности среди лилий и кувшинок величаво перемещались белые и чёрные лебеди.

Восторженные юноша и девушка выбежали в сад. Фея посмотрела им вслед, по-матерински улыбнулась и исчезла.

Тем временем юноша стремительно увлекал девушку вглубь сада. Наконец, он остановился, взял её за обе руки и с немым вопросом уставился ей в глаза бесстыжим кошачьим взглядом.

Девушка зарделась и потупила взор.

— А вот теперь, любезная герцогиня, — проникновенно молвил юноша, — Вы очень и очень пожалеете… о том, что когда-то распорядились меня кастрировать!

Ленивый гном

Жил-был в глубинах подземелий почтенный гном со своей любимой женой. И было у него три сына: двое разумных, а третий — вертопрах. Интересов, присущих подгорному народцу, за ним не замечалось, обязанностей никаких не признавал. Всё бы ему забавы да проказы на земной поверхности: у скряги лепрекона клад разорить, на лесной прогалине с девчонок фей юбчонки посдёргивать, в буреломной чаще троллям на тропе яму-ловушку выкопать. В конце концов старый гном махнул рукой на сумасброда и связал свои надежды со старшими сыновьями.

Приходило время, и в день совершеннолетия фея-крёстная по волшебной традиции исполняла желание крестника, одаривая его необыкновенной способностью.

Старший выбрал способности к горнорудному делу — и ему открылись все тайны залежей промышленных руд, коренных месторождений и протянувшихся от них россыпей драгоценных металлов, камней и самоцветов. Средний выбрал способности к ремёслам, и постиг таинства изготовления всяческих вещей от непревзойдённого оружия до ювелирных изделий такой работы, что глаз не отвести.

Дошла очередь до младшего…

В подземных дворцовых чертогах, в одном из залов для торжественных церемоний родители терпеливо ждали окончания встречи сына с крёстной. Ждать пришлось гораздо меньше, чем это было со старшими сыновьями. Крёстная появилась вскоре и с растерянным видом двигалась через зал, не замечая родительской четы. Похоже, она совершенно забыла об их присутствии и испуганно вздрогнула, когда глава рода уважительно обратился к ней по имени и титулу. Волшебница обернулась и несколько раз коротко вдохнула в попытке отыскать нужные слова, но лишь больше и больше краснела. Наконец фея вычленила фразу, определяющую главное из того многого, что она силилась и должна была сказать:

— Я выполнила его просьбу!.. Но он пожелал… такое,.. — она несколько раз отрицательно помотала головой, опуская глаза, — такое!..

И легко, почти незаметно скользнув мимо благонравных супругов, стремительно удалилась, оставив их в полнейшем замешательстве.

Крестник появился на пороге зала следом за Крёстной и плутовато наблюдал последнюю сцену.

— Вот уж никак не думал, что феи могут быть так стыдливы!

— Что за коленце ты опять выкинул!? — взревел глава семейства, выходя из ступора. — Позор на мои почтенные седины: уважаемая гостья пренебрегает торжественным угощением и бежит как блудливая девчонка, застигнутая врасплох!

— О-у, пап`а! — поморщился младшенький. — При всём уважении — секреты инициации остаются между крёстной и крестником. Давайте лучше перейдём к семейной трапезе: когда ещё у нас случится такой шикарный обед!

Конечно же, обед не задался. Братья валяли во рту изысканные кушанья от одной щеки к другой как механические куклы, не чувствуя вкуса, не испытывая удовольствия. Отец даже не притронулся к кубку с любимым напитком, будто заприметил злоумышленника, прыснувшего туда отравы. Мать в расстроенных чувствах не смогла проглотить ни кусочка. Лишь младший член семейства с аппетитом наворачивал всё, до чего мог дотянуться. Когда в пределах досягаемости не осталось ничего, он встал, обошёл стол, подхватил блюдо с ванильно-шоколадным пудингом и возвратился на место. Но тут он неожиданно прервался в истреблении деликатесных блюд и внимательно обвёл взглядом родных сотрапезников.

— А чего это вы все такие кислые, будто муравьиного соку напились? У нас праздник, или как?

— У кого как, — откликнулся старший брат, — у кого-то праздник, а у остальных — поминки; и поминать будем долго, так что, не подавись икотой… невзначай!

— Мам`а, пап`а!! Братцы дорогие! Я вас очень люблю, правда! Не сердитесь на меня, не обзывайте беспутным: принимайте таким, каков я есть — и я не уроню чести родового имени. Вот увидите, оно прозвучит широко, даже на поверхности, но если и не войдёт в историю, то вспоминать его будут по заслугам долго и с благодарностью.

— Аминь! — мрачно закрепил обеты младшего гном-отец, и в зале установилась тишина.

— Ну ладно, пора заканчивать, — после неловкой паузы заявил виновник торжества и очередного разлада. — Кобин вон ждёт не дождётся, когда сможет помчаться в очередную шахту инспектировать крепление штолен; Тоби истомился по своим мастерским, а мне хочется поскорее испытать волшебный подарок Крёстной. Передайте от меня благодарность повару: он в очередной раз превзошёл мои ожидания. Я побежал, пока!

***

Долго томиться неведением относительно волшебного благословения, полученного младшим отпрыском уважаемого Остбергмайстера, почтенному семейству не пришлось. Да и всему местному населению подгорного народца тоже. Благословение это так тряхнуло тысячелетние устои общины, что они после никогда уже не были прежними, а историкам пришлось оправдывать крушение дремучей патриархальности необходимостью безудержного прогресса.

Всё началось с некоей весёлой вдовушки пропавшего в шахтном завале гнома-рудокопа. Вдова содержала корчму и собственную пивоварню, благодаря чему в корчме не переводился густой ядрёный напиток, до которого и в наши дни так охочи гномы всех возрастов и сословий. Свежайший пенный продукт предлагался в богатом ассортименте: различной крепости, с разнообразными пряными добавками, цветом от светлого игристого до загадочно тёмного, чуть ли не чёрного. А поскольку его можно было получить здесь в любое время суток, недостатка в посетителях не наблюдалось до глубокой ночи, или до раннего утра — кому как более нравится определять сей предрассветный час. Ну и случалось, конечно, что тот или иной трудяга, завалившись в корчму после авральной смены в забое, переоценивал остаток собственных сил и после нескольких вместительных кружек, последняя из которых, как всегда, оказывалась лишней, был не в состоянии добраться до уютной постели собственного домишки.

Такого клиента хозяйка, оставив зал на попечение молоденьких родственниц, помогавших в обслуге посетителей, собственноручно провожала в спальню на втором этаже. Ей, ещё молодой и сильной, не составляло труда в тесных объятиях, оберегая от спотыкушек на высоких ступенях, переместить подуставшего бедолагу в верхние апартаменты, раздеть, смыть забойную пыль, уложить в мягкую кровать и всеми доступными средствами компенсировать отсутствие привычного домашнего отдыха после напряжённого дня. Заботы эти, как правило, длились до самого утра, и по свидетельству всезнающих прислужниц клиент всегда оставался довольным, чего нельзя сказать о самой хозяйке.

К ней-то и направил свои стопы новый полноправный член подгорной общины.

Посетителей в корчме почти не было, если не считать завсегдатая пенсионного возраста, с утра и до вечера мусолившего в своём углу единственную кружку лёгкого пива. Дневная смена была ещё в забоях, а вечерняя уже разошлась по домам готовиться к началу трудовой вахты. Прислужница, протиравшая за стойкой посуду, неприязненно посмотрела на вошедшего: молодого шалопая знали все. Деловито прошествовав через зал, он уселся на скамью и широким жестом стряхнул со столешни несуществующие крошки. Прислужница фыркнула, но всё же подошла.

— Чего желаете откушать? Пиво несовершеннолетним подаётся с разрешения родителей!

Молодой гном неторопливо, с самой что ни на есть господской манерой, повернул к ней голову и повелительно произнёс:

— А ну, девка, позови хозяйку!

— Что-о? — попробовала возмутиться та на правах старшей по возрасту.

— А ну, живо! — он протянул руку к форменной юбке, норовясь сорвать эту часть её туалета.

— А-ай! — взвизгнула прислужница и опрометью бросилась вон!

Вскоре из глубины подсобных помещений послышались шаги.

— Это кто же у нас объявился в качестве возмутителя спокойствия? А-а, Дарик! И что же тебе неймётся так срочно меня увидеть? Возникли жалобы? Может, мои девочки отказали тебе в еде, или криво подают на стол ячменные лепёшки, или жадничают с пивом для несовершеннолетки?

— Нет-нет! Нет у меня к ним претензий! И, кстати, сегодня у меня прошла инициация.

— Значит, ты теперь взрослый! И у тебя праздник?

— Именно так, и мне хочется, чтобы Вы обслужили меня сами: девочки в данном случае мне не подходят!

— Что же тебе подать? Есть несколько видов салатов, седло молодого барашка, трюфели в мясном бульоне…

— Спасибо, я сыт, — перебил хозяйку молодой гном.

— Так чего же ты желаешь?

— Я хочу, чтобы Вы покрепче обняли меня через поясницу и проводили наверх вон по той лестнице!

Мгновение хозяйка оценивала откровение юнца, потом весело расхохоталась:

— Выпей пива, сколько потребуется, чтобы начали заплетаться ноги, и я обязательно провожу тебя наверх!

— Э-э, нет! Я заплачу за три-четыре кварты, но предпочитаю оставаться трезвым!!

Хозяйка опять рассмеялась и кликнула прислужницу. Когда та опасливо приблизилась, кивнула в её сторону:

— Плати! И поднимайся. Я скоро приду!

Прежде чем подняться вслед за своим юным гостем, хозяйка отдала несколько распоряжений.

— Я не надолго. Вечерний наплыв посетителей начнётся часа через два-три. К тому времени я освобожусь, но если что — управляйтесь сами: вы всё знаете.

Однако не спустилась хозяйка в зал ни через два часа, ни через четыре. Вскоре, после того как за ней закрылась дверь, в зал стали доноситься первые стоны. С определённой периодичностью стоны продолжались всю ночь напролёт, сначала чуть сдерживаемые, потом более откровенные и, порой, переходящие в неистовые крики. Посетители вопрошающе поглядывали на прислужниц, но, видя их подчёркнутую невозмутимость, перестали обращать на это внимание.

Хозяйка спустилась в зал только утром, когда там осталась лишь пара посетителей из тех, кто в силу естественных причин не смог убраться домой и спал, сидя на лавке, положив голову на руки, руки — на стол. Куда делся её юный друг, девушки не знали. Выглядела она уставшей, но весьма довольной: на лице цветёт отрешённо-загадочная улыбка, взгляд направлен далеко за пределы окружающего, общее выражение доносит ощущения счастья и неги.

— Тётя, что он там с тобою делал? Слыша твои крики, мы не знали, что и подумать.

— Ой, девочки мои, всё прекрасно! Я и сама подумать не могла, что этот юнец окажется настолько искусным. Готовилась дать ему, так уж и быть, вторую «инициацию» и по-быстрому отвязаться, а он поднял меня на высоты такого блаженства, какого я не испытывала ещё ни с одним мужчиной, никогда в жизни.

— И что же ты чувствовала, тётя, как? Расскажи, не утаивай!

— Дорогие мои! Я давно для вас и как мать, и как старшая подруга: ничего не таю и готова говорить откровенно. Но эти чувства невозможно раскрыть перед девицами словами: это всё равно, что пытаться объяснить разницу между зелёным и красным абсолютному дальтонику.

***

Не скажу, что мораль общины на момент описываемых событий была жёстко пуританской. Да, девицы расставались со своим девичеством только через брак, разводов община не знала, вдовушки — в жизни сказочной, как и в жизни обыкновенной, случается всякое — чаще всего выходили замуж повторно, но мы уже знаем, что бывали и исключения…

Через постель хозяйки корчмы прошли многие: холостяки, вдовцы, но немало и женатых гномов. Однако даже в самые горячие моменты она не забывала, что «арендует» чужую собственность и строила отношения соответствующим образом: никого не держала на привязи, ни к кому не привязывалась сама, хотя и не возводила запретов на повторные посещения. Такое положение вещей никому не мешало, а в некоторых случаях оказывалось даже полезным, потому развесёлой хозяйке прощалось всё, и она пользовалась определённым уважением среди членов общины обоего пола.

Молодой гном появлялся у неё ещё несколько раз, и его визиты оказали столь благотворное воздействие, что не заметить этого смог бы, пожалуй, только слепой. Почтенная вдова и раньше не была дурнушкой, но теперь расцвела, будто заветный бутон под рукою кудесника. Она выглядела много моложе возраста, из неё фонтаном хлестал девичий задор, захватывающий окружающих и провоцирующий на безрассудные поступки.

Интерес, неизбежно возникающий к происходящим с хозяйкой корчмы метаморфозам, у разнополых представителей подгорного народца имел и разную подоплёку, хотя в конечных устремлениях сводился к одному и тому же. Побудительная мотивация мужской части логично выливалась в повышение частоты посещений весёлой вдовушки; женские души до дна иссушались вопросом: каким образом и какими жертвами достижимо подобное состояние, способное повысить любвеобильность собственных мужей.

И вот к хозяйке корчмы подступилась с расспросами её давняя подруга — благочестивая супруга члена Совета общинного Магистрата. Особенность её личной жизни заключалась в том, что со времени, как супруг занял высокий пост, он, оставаясь добрым семьянином, постепенно охладел к интимной жизни и перестал воспринимать супругу, к которой по-прежнему питал признательные чувства, как женщину.

Хозяйка охотно раскрыла подруге все свои секреты, и благочестивая супруга сановного лица непроизвольно загрустила:

— Получается что? Чтобы стать желанной своему супругу, я должна изменить ему с недозревшим юнцом?

— О-о, моя дорогая! Возможно, изменить пришлось бы не один раз, но определить мальчишку в данном вопросе как недозревшего у меня лично не повернётся язык.

— Даже так?

— Истинно, как есть!

После памятного разговора, породившего трещину в монолите её добродетели, жена сановника ещё несколько недель наблюдала за тем, как хорошеет подруга. Получив в очередной раз порцию пренебрежения от «своего благоверного», женщина решила больше не изматывать душу в противоречиях и по-дружески обратилась к хозяйке корчмы за помощью. И так вот, в следующее посещение молодой гном столкнулся с двумя женщинами, одна из которых смущённо прятала лицо под вуалеткой, а вторая была настроена весьма решительно. К просьбе хозяйки молодой любовник отнёсся с глубоким почтением, после чего вновь сошедшаяся пара получила апартаменты в распоряжение на весь день.

День этот можно считать поворотным в жизненном укладе всего подгорного народца. Сам по себе этот случай ещё ни на что не повлиял. Он просто был первым, когда благонравие замужней женщины сдало позиции под воздействием обстоятельств. Но за супругой сановника с теми же расспросами к хозяйке корчмы последовали многие другие. Она ни от кого ничего не скрывала, поскольку скрывать секреты счастья считалось поступком недостойным. Круг посвящённых ширился, очередь желающих получить своё женское счастье стремительно разрасталась. Информация расходилась подобно цепной реакции: из вторых, третьих, уже и из десятых рук. Вскоре почувствовать себя партнёршей невероятного любовника мечтали уже не только благодетельные супруги вечно занятых гномов, но и половинки вполне успешных супружеских пар, и благовоспитанные девицы, имеющие лишь представление, но никакого опыта любви.

***

Сегодняшнее заседание Совета общинного Магистрата было посвящено единственному вопросу. Чёрнобородый гном среднего возраста живописно разворачивал тему:

— Моральные устои нашего общества подверглись серьёзному испытанию. Легкомыслие младшего Остбергмайстера разбросало больные зёрна на ниве благочестия, тысячелетиями культивируемой в традициях строгой добродетели. Семена эти пустили корни и уже дали дурные всходы: наши женщины, невзирая на статус и сословную принадлежность, вступают во внебрачные половые отношения, что представляет реальную угрозу первичной ячейке общества — семье и семейным отношениям. Последствия ослабления института семьи сложно прогнозировать, но не сложно представить, что крах семейных ценностей приведёт к уничтожению всех моральных норм и принципов жизни общины, а затем и к деградации всего биологического вида gnomo sapiens.

Учитывая степень грозящей обществу опасности, требую решением Совета примерно наказать младшего сына почтенного Остбергмайстера, предать его имя общественному порицанию и принудить к жизни отшельника за пределами общины сроком на десять лет. Найдётся ли в Совете личность, готовая по зрелому размышлению возразить и привести оправдательные доводы? Прошу членов Совета поддержать моё требование.

— Я хочу выступить с возражением, — поднялся со своего места старый Остбергмайстер. — Я признаю нарушения норм со стороны моего сына и готов внести полагаемую виру в казну общины. Но он мой сын, и потому я возражаю против такого сурового наказания, как изгнание. Прошу Совет освободить меня от поддержки данного решения. У меня всё.

Следующим взял слово кряжистый гном зрелого возраста и крепкого телосложения. Агрессивно выставив широкую огненно-рыжую бороду, он басовито загудел, темпераментно выбрасывая слова.

— Не трудно понять отцовские чувства уважаемого Остбергмайстера. Но он вряд ли может понять возмущение обманутого супруга! После того, как жена из-за простого бабьего любопытства переспала с молодым лоботрясом, моя жизнь пошла под откос.

По здравому размышлению я должен был бы быть в ярости от известия об измене, а по факту — не я, а жена устроила мне семейный разнос после того, как получила возможность сравнивать. Не то что обличать, я пошевелиться не мог в потоке её излияний и чего только не узнал про свой гонор и многообещающую внешность, скрывающую пустышку мужского достоинства. Она заставила себя бояться, я и сейчас её боюсь, когда укладываюсь в постель. Нет, она не отказывает мне в супружеских обязанностях, но просто не замечает моих действий: что есть я на ней, что меня нет. А когда я превозмогу себя и расстараюсь, начинает дебильно улыбаться, будто летает незнамо где — видит не меня, а его на моём месте и вспоминает, как хорошо ей с ним было!

И при этом я должен быть терпимым и понимающим? Изгнать, к пустопородной матери! А не то ставьте на видном месте плаху… Как для кого?.. Для меня, разумеется! Потому что иначе я за себя не ручаюсь: пришибу — будет долее мне глаза мозолить!!

— М-да… — проговорил член Совета, супруга которого первой подошла к хозяйке корчмы с расспросами. — А для меня — так очень неплохо всё сложилось. С некоторых пор супружеские обязанности стали для меня обременительны. Ответственная работа, знаете ли, гасит во мне возникновение интимных желаний. Мне было больно смотреть, как начала увядать любимая супруга, недополучая мужской ласки и примиряясь с угасанием супружеского внимания. Но я не могу, когда уже совершенно ничего не хочется. А тут появился он! Супруга цветёт, она молода, весела, активна. Я счастлив её счастьем, благодарен и готов молиться на этого мальчишку.

— А я на него зол! — воскликнул самый молодой член Совета. — Мало ему вдовушек и замужних баб, так он невинных девиц приходовать начал. Я всё своё отрочество, всю молодость положил на учёбу, работу, построение карьеры. Хотел жениться на дочери маркшейдера Бергталля, да всё откладывал до достижения солидного положения. А меж тем моя потенциальная невеста прижила маленького гномика от этого раздолбая! И ещё несколько бывших девиц должны родить от него в положенные сроки.

— Ну а что же мешает Вам, уважаемый коллега, — заговорил не вставая с места пожилой гном с аккуратно подстриженной седой бородой, — жениться на ней сейчас?

— Да кому она нужна с чужим ребёнком, — в сердцах бросил молодой сановник.

— Комментарии излишни, — подытожил седобородый и встал. — Я, магистр стратегического развития общины Подгорного Королевства, по зрелому размышлению готов возразить своему коллеге — хранителю морали и нравственности и в противовес его тезису привести оправдательные доводы.

Уважаемые члены Магистрата! Я предлагаю вам отбросить предвзятость и оценить сложившееся положение трезво, объективно и честно по отношению к самим себе. Б`ольшая часть повылезавших из небытия проблем связана не с младшим Остбергмайстером! Причины издавна коренятся в нас самих, в нашем образе жизни и подспудно вызревают уже несколько столетий, а Дарик с его инфантильной непосредственностью и ленцой явился тем своеобразным катализатором, которому суждено было активировать назревший процесс.

Вы, уважаемый магистр геологии, — обратился он к рыжебородому, — ответьте себе без ложного стыда на следующий вопрос: искусны ли Вы в любви хотя бы на десятую часть своего искусства в геологоразведке?

Если да, то чем объяснить, что до сих пор Вы не раскрыли в теле любимой жены высокочувствительных зон, открывающих путь к глубинным залежам драгоценных страстей поистине вулканического происхождения? Ни один из здесь присутствующих не заподозрит Вас в латентной халтурщине; стало быть, Вам просто недостаёт искусности в этой жизненной сфере.

Отсюда простейший вывод: Вам следует не «пришибать» соперника при возможной встрече, а любезно попросить поделиться тем, чего до сих пор не знаете Вы, и, что теперь уже знает он об интимных предпочтениях Вашей супруги; ну и, если согласится, взять у него несколько практических уроков. Да не смущайтесь Вы так, коллега. Я бы и сам прошёл у него курс лекций, если бы не был так стар.

Ну, а ты, мой молодой друг, — обратился далее стратег к самому молодому члену Магистрата. — За время своего знакомства с будущей невестой хоть раз поинтересовался, на каком месте для неё находится общественное положение будущего супруга, что для неё наиболее важно и чего она от тебя ожидает? Нет?! Вот и получил: пока строил карьеру, нашёлся гном, который дал заждавшейся девице, что ей в первую очередь было нужно. Тебе могу предложить лишь одну рекомендацию: смело женись на своей карьере, поскольку женитьба для тебя не акт, венчающий любовное притяжение противоположностей, а необходимое дополнение к высокому общественному положению.

Но довольно частных примеров. Основное, что нам следует понять и безоговорочно принять, — это то, что эпоха существовавших норм и отношений закончилась. Это в первую очередь касается Вас, «Блюститель»! Постарайтесь составить и уложить в голове свод новых моральных норм.

Что устарело в нашем укладе? Тысячелетиями мы упорно наращивали наши богатства. Этой цели подчинено было всё: свободное время, досуг, семейные отношения — всё ущемлялось в погоне за богатством, которое должно, как считается, обеспечивать общинное благополучие. Но вот несколько веков мы уже достаточно богаты. За побрякушки, которыми владеет любой член общины, наверху люди готовы отдавать плодородные поля, фермы и небольшие деревушки целиком. А счастье? Прибавилось ли у нас вместе с достатком ощущения свободы от обстоятельств, радости, беззаботности, веселья? Стало ли у нас больше времени для общения между собой, для отдыха, увлечений, философского созерцания действительности, для наблюдения за ходом и изменением жизни?

Гномы по-прежнему пропадают на работе, молодые гномши заняты с детьми и по хозяйству, пожилые предоставлены самим себе, скуке и прозябанию в пустующих хоромах. Именно в женских умах давно бродит вопрос: когда же жить-то? Несколько десятилетий я наблюдаю в общине снижение рождаемости: молодые пары не желают связывать себя детьми в стремлении высвободить по возможности больше личного времени.

Наш молодой друг сетовал на появившиеся факты внебрачного зачатия и рождения детей. Так я — только «за»! Да, придётся создавать специальные фонды для основательной поддержки матерей-одиночек, тратиться на создание мест общественного воспитания детей этих матерей, чтобы они также имели возможность досуга, отдыха и личное время — глядишь, кто-то и отыщет свою половинку! И да, потребуется много чего ещё. Но у нас что, мало золота? Ведь мы богаты!

Наши женщины не желают больше ждать светлого будущего. Они хотят жить полноценной жизнью сегодня, сейчас. Кто-то из нас может быть «против»? Женщины хотят быть востребованными в своём естестве, хотят быть желанными, любимыми, и любимыми не только платонической любовью.

Так насколько же виноват Дарик Остбергмайстер? Ведь он ничем не отличается от любого другого гражданина Подгорного Королевства, отдавая согражданам все возможности инициированного благословения. Он даёт нашим женщинам то, чего они сами страстно желают, чего, порой, не могут получить от других и в чём были необоснованно ограничены столь длительное время.

Посему считаю предложение хранителя морали и нравственности абсурдным. Если кто-то ещё может в этом сомневаться, предлагаю подумать о том, что в поисках счастья женщин не остановит изгнание кумира. Они наверняка отважатся на регулярные посещения его отшельнического жилища, а поскольку путь наших паломниц будет не близким, хотелось бы услышать, кому улыбается перспектива сидеть несколько вечеров в одиночестве на сухих бутербродах?

Сидеть на сухом пайке не хотел никто ни одного вечера. В Совете поднялся тихий ропот, порицающий предложение хранителя морали и одобряющий выступление магистра стратегического развития.

— Не слушайте его! — вскочил с места чернобородый. — Он пропагандирует идеологию разврата!! Невозможно допустить, чтобы женщины самостоятельно выбирали себе время, место и партнёра для любовных утех: это приведёт к подчинению рациональной воли мужчин циклично нестабильным женским прихотям и как следствие к нарушению существующего порядка, хаосу в жизни и развалу производительных сил.

— С каких пор, — голос стратега посуровел, — ты, «Блюститель», набрался ума и опыта для оценки стратегических вопросов? Так же свободно, как своевременное удовлетворение жизненно необходимых нужд, гномы должны иметь возможность удовлетворения и других естественных потребностей, ибо при искусственном их сдерживании, каковым является твоя идеология морали, легко дожить до эмоциональных протестов и бунтов уже в ближайшем будущем.

Мы декларируем равенство полов, так давайте же будем последовательны, как в декларациях, так и в действии.

Нет секрета в том, что более половины присутствующих побывали в постели нашей весёлой корчмарши. Тихо! — повелительно среагировал седой гном на усилившийся ропот. — Помните: никого нельзя оскорбить фактами более, чем они оскорбляют себя соответствующими поступками! Не секрет также, что все жёны «приватных посетителей» в курсе этих посещений… И они вас простили. Простили безоговорочно, без упрёков. У кого-то иначе? Нет?!

Так будем ли мы последовательны и снисходительны к нашим женщинам так же, как они к нам, или подхватим любопытную человеческую логику, присущую людским особям мужского пола: когда жена застаёт своего «господина» за прелюбодеянием, то это просто неудобная «ситуация» — «господин» решает неотложную проблему воспроизводства кадров! А если «господин» застаёт супругу в объятиях другого, то это — «разврат», жена — не иначе как «ведьма» и её следует передать в заботливые руки инквизиции с перспективой поистине феерического конца на огромном кострище при скоплении злорадствующей толпы, жаждущей жестоких зрелищ!

Так, что ли, по-твоему правильно, «Блюститель»?! Сядь и не выскакивай как демон шахтного провала из табакерки!

— А ты мне рот не затыкай, «Старикашка»! Давно наблюдаю, как ты стремишься к единоличному управлению нашими недоумками.

— Это где ты обнаружил недоумков, сосунок!? — зловеще прогудел рыжий геолог. — В этом Совете каждый решал насущные проблемы уже тогда, когда ты первыми зубами мамке титьку пытался отгрызть!

Поднялся гвалт, почтенные магистры топали под столом ногами и лупили открытыми ладонями по крышке стола. Стратег и хранитель морали, разделённые столом, стояли выпрямившись друг против друга, как символы воинствующей непримиримости.

Но вот по деревянной чашке ботнул молоток председателя. Шум сразу стих, противники опустились на свои места.

— Отмечаю, — зычное эхо под сводами вторило сильному голосу председателя, — что Совет Магистрата не в состоянии принять решение касательно молодого Остбергмайстера, и считаю необходимым обратиться за помощью к Арбитражному Наблюдателю.

Благо, до Арбитражного Наблюдателя было недалеко, а то неизвестно, чем могло бы закончиться заседание Совета в этот раз. Место его располагалось с торца длинного стола заседаний напротив места председателя. Там стояло массивное резное кресло из дорогих пород дерева, оснащённое мягкими сидением, спинкой и подлокотниками, в котором и размещался Арбитражный Наблюдатель со всем возможным удобством.

Это был старейший гном в Совете, да и во всём королевстве. Никто не помнил его возраста, а сам он об этом скромно умалчивал и никогда не кичился возрастным превосходством перед коллегами. Поговаривали, что от крёстной он получил дар бессмертия.

Много лет назад он долгое время председательствовал в Совете, затем добровольно сложил полномочия, на кой счёт высказывалось мнение, что старик выжил из ума и поступок его — не что иное, как результат маразма. Однако, единогласным решением Совета его назначили Действительным Почётным Членом Совета Прошлого, Настоящего и Будущего Времён и присвоили звание Великого Арбитражного Наблюдателя. Должность и звание эти были введены на чрезвычайном внеплановом заседании специально под его кандидатуру — таково было уважение сородичей к феномену своего патриарха. А что делать? Помирать он явно не собирался, так не обременять же бюджет созданием Персонального Дома Престарелых!

На заседания Совета он приходил раньше всех, забирался в своё кресло и мирно дремал, никогда не встревая в, порою весьма жаркие, дебаты и прения.

— Старейший! — обратился к Арбитру председатель.

— А-ась? — очнулся тот от дремоты.

— Нам необходимо твоё мнение по обсуждаемому вопросу.

— Всё в мире предсказуемо, — тут же, как будто и не дремал вовсе, откликнулся Великий Арбитр, — а существующая действительность — результат ошибок правящего конклава, — он традиционно зачитал в начале речи одну из формул мудрости и тихо произнёс:

— Я ничего не советую, я лишь хочу задать вам вопрос. А что если всё пополнение, так воодушевившее нашего стратега, что он — «только «за», унаследует геном отца-производителя и станет запрашивать у крёстных нетрадиционных достоинств? — и, предваряя возникновение противоречий, веско добавил:

— Генетика — наука серьёзная.

В зале заседаний установилась непробиваемая тишина: никто не хотел высунуться в неопределённость первым. Наконец председатель набрался храбрости — ему полагалось по должности — и растерянно вопросил:

— Так, а что же нам делать, Старейший: изгонять или не изгонять??

На что тот степенно ответствовал очередною мудростью:

— А вот здесь стратег прав: чтобы в этом, как, собственно, и во всём прочем, не ошибиться, требуется не делать ничего, — и снова погрузился в дремоту.

Административное сообщество подождало, не скажет ли Великий Арбитр чего-либо ещё, и в полном безмолвии заседатели поодиночке начали разбредаться по домам.

***

В один из вечеров цветущей весенней поры, когда семья собралась за ужином, молодой гном неожиданно встал со своего места, подошёл к отцу, опустился перед ним на одно колено и почтительно склонил голову. Родитель насторожился:

— Надеюсь, фамильному достоинству не нанесёт ущерба то, чем ты решил нас порадовать в очередной раз?

— Дорогие родители, единокровные братья мои! Простите мне беспокойство, причинённое вольно или невольно, в самомнении или по недомыслию моему! Отец! Время пришло: прошу твоего благословения.

— Ну-ну. Ты получишь его, сын, если цели того достойны. Встань и поведай нам, о чём желаешь попросить.

— Наверху правитель людского королевства, называемого Благодатным, объявил о намерении выдать замуж свою единственную дочь. Говорят — она большая умница и редкостная красавица. Последнее правдиво, и ещё она весьма отважна по натуре: несколько раз я видел её на прогулке без свиты и охраны, всего лишь с несколькими подругами, в самых глухих уголках лесной чащи. Это — грация, физическое совершенство и благородство в едином образе. Говорят также, что она начисто лишена высокородной заносчивости и добра к своим подданным. Король призывает женихов со всех ближних и дальних государств, дабы не неволить дочь скудным выбором, и я хочу попытать счастья и жениться на этой принцессе.

— Сын! Это самая причудливая из твоих затей, как дерзкая, так и безумная в равной степени. Что способен дать гном в союзе человеческому существу, кроме отвращения? Наша внешность далека от стандартов человеческой красоты.

— Но я могу преподнести ей то, чего не имеет ни один муж человеческой расы, — дар своего волшебного благословения.

— Если до этого дойдёт! Мне почему-то кажется — тебя прогонят с глаз долой гораздо раньше.

— Попытка — не пытка, батюшка, а люди ещё говорят: бог не выдаст — боров не укусит!

— Что думаешь ты, дражайшая супруга? Выскажитесь и вы, старшие мои сыновья.

— Что ж ты задумал, дитятко? — грустно молвила мать. — Ужель наших женщин не хватает тебе?

— То было юношеское баловство, матушка, а теперь наступила пора серьёзных решений.

— Да пусть его делает, что хочет, — высказал мнение старший брат, — проблем, забот и хлопот поубавится.

— А скажи-ка, братец, — вопросил средний брат, — откуда узнал ты о делах Благодатного Королевства, кто тебя надоумил?

— Стратег…

— Ну, что ж, сын мой! С согласия всей нашей семьи даю тебе моё родительское благословение. Не опозорь родового имени, не подведи ожидания общины: представлять тебе выпадает не только семью, но и весь наш народ.

Кобин, Тоби, помогите брату подготовиться соответственно положению.

***

Полон гостей блещущий великолепием чертог тронного зала. Королевичи близлежащих государств в торжественном бархате одеяний, принцы отдалённых западных владений в плащах и мантиях, подбитых атласом с меховой оторочкой, представители северных земель в колетах из кожи морского зверья, мехах песца и горностая, властители заморских краёв в ярких шелках, белоснежных тюрбанах, украшенных драгоценностями и султанами из перьев райских птиц.

Идёт приём женихов, званых со всех концов земли. Слава о красоте принцессы разлетелась далеко за пределы небольшого королевства, по названию которого не каждый из приглашённых мог вспомнить, где же оно находится, но все они отправились в путь тот час же, как заслышали, что король выдаёт замуж легендарную красавицу-дочь.

Богатые подношения, диковинные подарки — кто-то пытается привлечь внимание щедростью и экзотикой далёких стран; витиеватые речи, лестные комплименты, остроумные каламбуры — ставка на ум, ведь принцесса помимо красоты известна учёностью и весёлым нравом. Каждый предстаёт в надежде и демонстрирует лучшие в своём понимании качества.

Приёмы, более похожие на пиры, где ранее прибывшие удобно располагаются за столами с различным угощением, длятся много дней, поредел поток претендентов. Принцесса не сказала ещё своего слова, но гости уже знают её будущего мужа — воинственного правителя соседнего государства — вон тот, который сидит в массивном кресле обособленно от прочих.

Правитель не молод и выглядит устрашающе: лицо со шрамом через правую щеку, угрюмый взгляд из под низкого лба, раздающий угрозы налево и направо. Пренебрегая торжественными одеждами, он облачён в стальные доспехи. Рядом, расставив ноги, стоит оруженосец, опирающийся вытянутыми руками на крестовину обнажённого боевого меча, острие которого воткнуто в блестящий паркет.

Король с королевой восседают на возвышении в золочёных тронах. Принцесса в окружении молоденьких фрейлин располагается чуть в стороне. Король рассеянно глядит в зал, мысли его тяжелы.

Много лет пытается воинственный правитель подчинить себе небольшое королевство. За это время он захватил треть земель непокорного соседа, и вот теперь решил разом завершить начатое женитьбой на его дочери. Теперь ему ничто не помешает. Скопом все эти женихи могли бы противостоять его силе, но невеста всего одна, и никто не желает променять спокойное благополучие на хаос войны и неясный исход. Поток женихов почти иссяк, и вместе с этим улетучилась тайная надежда короля-отца найти союзника, который стал бы спасителем государства.

Придворный герольд ударил жезлом в пол и провозгласил:

— Дарик из Подгорного Королевства!

— Это ещё кто? — оторвавшись от горьких дум тихо спросил королеву король.

— Этого имени нет в списках приглашённых, — шепнула в ответ королева. — Может он по прямому приглашению принцессы?

В зал вошёл человечек едва ли среднего роста в простом ярко-зелёном кафтане и красных мягких сапожках на широком каблуке. Единственным украшением его наряда можно было признать золотые застёжки на кафтане и на сапожках, одинаковые по форме, но разные по размеру. Был он широк в плечах, имел длинные руки и короткие по сравнению с руками ноги. Широкий кожаный ремень перехватывал его в тонкой талии. Крупные черты лица выглядели непривычно, но не казались чрезмерно отталкивающими. С ним не было ни пышной свиты, ни просто сопровождающих, ни даже слуг, следующих за своим господином с дарами и подношениями, как у других женихов.

Он вошёл в тронный зал походкой тореадора — любимца публики, выходящего на арену под взоры своих почитателей.

— А-ах: гном! — не сдержалась одна из фрейлин принцессы. За столами смолкли разговоры, все с любопытством взирали на нового претендента.

Гном остановился перед троном на должном расстоянии, выставил правую ногу вперёд, левую руку заложил за спину и склонился в приветственном поклоне.

— Распрямитесь, Дарик из Подгорного Королевства, — Вы, с какой стороны ни глянь, не слишком высоки,.. — с ехидцей отметила королева — по залу от стенки к стенке проскакали откровенные смешки — …и поведайте Нам о цели Вашего визита.

— Благодарю, Ваше Величество, за изысканный комплимент! — голос у человечка оказался приятным и сильным, а превосходная акустика донесла его до каждого из присутствующих. — Я, наравне с остальными, пришёл просить руки Вашей дочери, и посему дозволено ли будет мне обратиться непосредственно к принцессе?

Король был добрым и гуманным, и привык прощать королеве невольные грубости.

— Конечно! Конечно же — это не привилегия! — поспешно проговорил он, сглаживая неловкость. — Пожалуйста, прошу Вас!

— Ваше Высочество! — повернулся гном лицом к принцессе и её свите. — Прошу простить мне бестактность появления без письменного приглашения, но я счёл это возможным, основываясь на указе короля, оглашённом через герольдов по всему королевству, где значилось, что каждый достойный муж, достигший зрелости, имеет возможность предстать пред очи принцессы и предложить ей свою верность, руку и сердце.

Мне несколько раз довелось издалека видеть Вас на конной прогулке в лесных владениях, и мне казалось, что красотою Вы сравнимы с волшебным народцем — вечно юными феями и эльфами. Но сейчас, вблизи я вижу, что Вы прекраснее в десятки раз. И если меня во время оглашения указа не обманули уши, как ранее обманывали глаза, то в этот вот миг я стою перед Вами и предлагаю свою верность, руку и сердце: станьте моею женой перед богами, людьми, гномами, а также любыми другими расами, — и я дам Вам ощущение женского счастья, какого до конца Вашей жизни не получит ни одна женщина на земле.

Принцесса внимательно смотрела на говорящего и… молчала. Вместо неё заговорила первая фрейлина.

— Вас, господин гном, подвёл не слух, а школярская невнимательность. Похоже, Вы, выслушивая указ, не обратили должного внимания на слова «достойный муж», или для Вас остался нераскрытым смысл данного определения.

Гном широко улыбнулся, в глазах промелькнул озорной бесёнок:

— По каким основаниям юная леди готова обвинить меня в дремучем невежестве?

— Вы и вправду хотите это услышать в присутствии всех этих блистательных особ?

Гном лишь недоумённо развёл руками:

— И желательно по пунктам.

— Что же, пожалуйста! Во-первых. Шастать по лесному бурелому в зарослях крапивы и репейника в столь простом одеянии, может быть, весьма практично и оправданно, но являться ко двору неуместно и оскорбительно. Оглянитесь: здесь нет никого, в одеждах менее представительных. Властитель соседнего государства в рыцарских доспехах не в счёт — по обету или по прихоти он не снимает их в течение двадцати лет.

— Ну а мне двадцать лет непозволительно было носить такие одежды: в Подгорном Королевстве это парадная форма магистрата — правителя, по-вашему, или близкого члена его семьи. А по лесному бурелому с репейником сподручнее продираться в брезентовой робе и кирзовой обуви, хотя это и не удел подгорного народца. Во-вторых?

— Знатная особа не является ко двору без свиты! У Вас в Подгорном Королевстве не нашлось пары друзей, готовых сопроводить до дворца и хотя бы ради приличия, если уж Вы не способны содержать прислугу, изобразить ближайших сподвижников?

— У нас, в Подгорном Королевстве, не принято содержать прислугу по принципу «одень», «подай», «принеси». Бывает, содержат повара, управляющего и горничных, которые также воспитывают маленьких детей и посвящают юношей в тайны женского пола. На этом и всё. Нет ни личной охраны, ни гвардии, ни подсобных работников. Будет в-третьих?

— Явившись к принцессе без памятного подарка Вы демонстрируете свою бедность или верно утверждение, согласно которому все гномы по природе — неимоверные скряги?

— Не следует путать, миледи, трудягу гнома с ростовщиком лепреконом. Мне, напротив, кажется недостойным без надобности демонстрировать тривиальные подарки, потакая чувствам примитивного вещизма, когда есть возможность предлагать истинное женское счастье. А всё остальное — оно здесь, в замке: и сопровождающие, и подарки, но стоит ли загромождать пространство тронного зала ради пустой демонстрации в угоду мелким условностям?

— Признаю, сударь, — вступила в разговор принцесса, — Вы — умелый оппонент. Честь Вам и хвала! Но поясните всем нам, каковым Вам видится «истинное женское счастье». Все претенденты на мою руку обещают осчастливить меня в замужестве — в этом Вы не оригинал, — но никто не ответил на простой, вроде бы, вопрос: «как»? Вам это по силам? — принцесса обворожительно улыбнулась. Она была умной и очень просвещённой, и любила задавать коварные вопросы.

— Да, Ваше Высочество! — с достоинством отвечал гном. — Я обещаю Вам, что в постели Вы будете кричать от удовольствия по двенадцать раз за ночь каждый день Вашего лунного месяца.

Принцесса зарделась и в смущении прикусила очаровательную губку. В зале поднимался бранный шум и издевательский смех. Всё перекрыл возмущённый вопль королевы:

— Да как смеешь ты, мужлан, предлагать такое высокородной принцессе? Стража! Гоните его плетьми прочь, и гоните до тех пор, пока не сойдёт семь шкур со спины невежы!

Гвардейцы бросились исполнять приказ королевы, гости повскакали из-за столов, ожидая кровавой потехи.

— Остановитесь! — не тронувшись с места крикнул гном — будто гром грохнул под сводами тронного зала — да так, что задрожали витражи и покосились свечи в канделябрах. Все застыли там, где их застал громоподобный оклик, и в зале установилась тишина. — У меня ещё есть, что вам сказать — добавил он совсем тихо.

— Не смейте его трогать! — воскликнула принцесса. — Пусть говорит.

— Спасибо, принцесса! Ваши Величества! Что так возмутило Вас в моём пусть весьма откровенном, но честном предложении? Разве я предлагаю нечто иное, нежели все они? — Гном, выставив руку за спину, неучтиво обвёл указательным пальцем толпившихся позади женихов. — Как сказала Её Высочество, ни один из них не осмелился ответить на «простой» вопрос, и Вы принимаете это за правила изысканного тона? А может быть дело в том, что никто из них попросту не может предложить ничего подобного, и потому предлагает взамен роскошь, диковинки, материальную обеспеченность — эти неестественные заменители и женского, и общечеловеческого счастья?

— Теперь он оскорбляет нас! — выкрикнул представитель далёкой восточной страны. — В наших гаремах по триста и более жён, не считая простых наложниц!

— И сколько из них именуются «любимой женой»? А сколько из них видели Вас в интимной близости один раз в жизни?..

Гном подождал, но ответа не последовало, и он продолжал:

— Но все составляющие беззаботной жизни у принцессы есть. Что же ещё можно добавить к этому: ещё больше диковинных вещей, роскоши? А чувств, ощущений, веселья и радости?

Ваше Величество, — обратился гном непосредственно к королеве, — я предложил основную составляющую, а всё остальное, что эти нарядные господа и высочества преподносят принцессе как высшие ценности, для меня лишь приложение, желательное, нужное, но всё же не обязательное приложение для достижения женского счастья. Ведь Вы тоже женщина, и должны хорошо это понимать.

В свою очередь, я прекрасно осознаю, что если бы точно так же, слово в слово дал ответ на вопрос Её Высочества не в переполненном почётными гостями тронном зале, а где-то наедине в затемнённом алькове, и, если бы принцесса позже поделилась моим откровением с любимой матушкой, оно бы не вызвало столь бурной реакции и Вашего гнева. Простите мне дерзкую прямолинейность, но если бы Её Высочество повторила свой вопрос снова, я и сейчас ответил бы так же!

Королева не желала сдаваться. Она тяжело дышала, на лице проступили красные пятна, глаза блестели как у разъярённой фурии. Обстановку вновь разрядил гуманный король.

— Всё это Мы понимаем и прощаем Вам неловкую прямолинейность по причине Вашей подкупающей искренности. По крайней мере, Вы в своих убеждениях тверды и в поступках последовательны, что изобличает наличие волевого характера. Но в данном деле есть и некоторые другие аспекты, помимо… хм-м… создания гармоничного брака. Принцесса — единственная Наша дочь, и нет наследника мужского пола. Потому будущий зять должен стать Нам сыном и в положенный срок сменить Нас на престоле королевства. Таким образом, претендент на руку Её Высочества должен обладать какими-никакими навыками управления государством.

— На мой взгляд, управлять государством не сложно, Ваше Величество. Я далёк от представлений, что оно управляется само, но это похоже на управление семейным бюджетом с необходимостью незамедлительного решения периодически возникающих проблем. Гномы хорошо умеют управлять семейным бюджетом.

— Это было бы верно, если бы управление государством всецело лежало в области экономики. Но есть ещё такие гнусности, как политика, и вовсе неприятные реалии вроде военных действий.

— Нет-нет, Ваше Величество! Как сказал в грядущем-будущем один теоретик развития общественных формаций, то бишь государства, политика — концентрированное выражение экономики, а война — продолжение политики насильственным путём. Так что всё в управлении сводится к экономике.

— Не встречал таких определений. Вам нигде не попадалось? — обратился король к своей дочери.

— Нет, Ваше Величество, — с досадой отвечала начитанная принцесса.

— О, не огорчайтесь, Ваше Высочество, не обращайте внимания Ваше Величество! Эти определения появятся и будут в ходу лет через восемьсот.

— Тогда откуда они известны Вам? — задала коварный вопрос принцесса.

— Одна весьма мудрая, но престарелая лесная ведьма в благодарность за пару подаренных ей великолепных… — взглянув на королеву, гном замялся, — м-да… в общем, можно сказать, за предоставленную возможность вновь получить определённые ощущения времён её буйной юности, как-то показала мне, как просматривать картины реального будущего, с чем я, естественно, очень быстро переусердствовал. Мне довелось познать массу полезного, и для себя, и для всего подгорного народца, за что я удостоился особой благодарности нашего стратега. Но с некоторых пор я стал путаться в объёме информации… знаний, я хотел сказать, и хронологии событий; тем не менее, это никоим образом не мешает мне оценивать сложившуюся ситуацию и находить решения с учётом всего информационного массива… накопленных знаний, то есть.

Однако, Ваше Величество, должен Вам признаться, что в правители я не гожусь. Для этого я несколько ленив. Мне до зевоты противно разбираться в текущих делах, выслушивать жалобщиков и просителей, решать кто прав, кто виноват, и утверждать судебные приговоры. Зато я всегда смогу дать Вам нужный совет, найти равноценную замену тому или иному решению.

— А когда меня не будет?

— Будет Ваша супруга, или Её Высочество, а в дальнейшем её дети — Ваши внуки, продолжатели Ваших дел. Гномы живут много дольше людей, и я буду служить верой и правдой, словом и честью всем им, всему новому роду.

— Что же, это любопытно. А не опробовать ли Нам Ваши способности на конкретном примере?

— Я готов, Ваше Величество.

— В настоящий момент Мы испытываем некоторые затруднения, — король упёрся взглядом в воинственного правителя соседнего государства, который снисходительно отхлёбывая вино, внимательно наблюдал за ходом беседы поверх серебряного кубка, — в плане боевой эффективности нашей армии.

По мнению военного министра Нам следует втрое увеличить расходы на содержание армии и армейского хозяйства, соответственно повысить налоги и сборы, перераспределить бюджет: урезать социальные гарантии и усилить военные дотации.

Главнокомандующий со своей стороны требует треть бюджета направить на восполнение живой силы за счёт привлечения наёмных войск, ещё треть выделить для поддержания боевого духа тяжёлой рыцарской конницы и в этих целях заменить им стальные доспехи на парадный вариант — с золочением, чернением, чеканкой и гравировкой. Он предлагает также провести тотальную мобилизацию среди простого населения для фортификационных работ с последующим зачислением мобилизованных в пехотные части, которые затем следует оснастить длинными копьями, кожаным доспехом и деревянными щитами.

Должны ли Мы согласиться с этим для повышения боеспособности королевской армии?

— Нет, Ваше Величество. Если совершить все эти действия, в королевстве некому будет выращивать урожай, и в следующем году Вам, может статься, не с кого будет собирать подати. Вслед за этим Вы останетесь без наёмников, без регулярной армии и в результате — без королевства.

— Что же, по-Вашему, мне надлежит сделать?

— Снять с должностей военного министра и главнокомандующего: много воруют, а толку, как погляжу, — ни на грош. Первого перевести министром военной промышленности — кое-какой административный опыт у него есть, второго уволить вовсе.

— На новой должности министр перестанет воровать?

— Нет, конечно, Ваше Величество. Но промышленное хозяйство проще контролировать, поскольку всё всегда находится на своих местах, требует одинаковых затрат вне зависимости от боевых действий и наладить учёт готовой продукции, валовые объёмы которой в конечном итоге определяют сферу ответственности министра, его компетентность и административную полезность, достаточно легко.

— Если меня уволят, — встрял в разговор главнокомандующий, — я уйду на службу к Вашему противнику!

— Ты слышишь, — сбившись с официального тона горестно вздохнул король, — чем он меня шантажирует? Как же мне быть? Мы и так еле сдерживаем соседа, а если генерал уйдёт к противнику, мы проиграем — он знает наши государственные тайны!

— А какое наказание предусмотрено у Вас за измену?

— По закону?

— !

— По закону — смертная казнь.

— Ну так и отправьте его на плаху. Лидер одной восточной державы из того же отдалённого будущего сформулировал на досуге любопытнейший принцип: человек — это проблема; нет человека — нет и проблемы.

— Действительно любопытно. Однако в данном случае несправедливо: он же ещё ни в чём не виноват, кроме воровства, а когда будет уволен, то становится волен и наниматься к кому заблагорассудится. Как быть с этим параграфом его гражданских прав?

— Да! Как быть? — не преминул вставить вороватый вояка.

— По элементарной логике, Ваше Величество, и историческим прецедентам.

Ну, самое первое: пока не ушёл, вроде бы, казнить рановато, а как переметнётся — уже поздно, да и невозможно.

Второе. Уйти он волен к кому угодно, это так, но использовать государственные тайны против своего государства не имеет права — это государственная измена.

И третье: а зачем Вашему противнику принимать его на высокую должность, если не попользоваться знанием государственных тайн против Вас?

Получается, что с обнародованием своего намерения генерал обрёл статус потенциального изменника, и не столь важно, реализовалось то намерение или нет. В истории немало фактов, когда виновного казнили и за меньшее, а по обычаю божественных фараонов и вовсе ни за что: когда у фараона отпадала надобность в том или ином высокопоставленном лице, лицо это получало от своего правителя шёлковый шнурок, на котором в течение суток обязано было повеситься и таким образом завершить карьеру.

Отправьте генерала на плаху превентивно — и дело с концом.

— Превентивно? — переспросил добрый король.

— Упреждающе — подсказала принцесса.

— Ну нет! — твёрдо произнёс Его Величество. — Это не гуманно! Смертную казнь в королевстве не совершали с момента Нашего восшествия на престол.

— Правильно ли я понимаю, Ваше Величество, что мне следует поискать другое — гуманное решение проблемы?

— Тебе, недомерок, пора понять, что следует пойти поискать другую невесту, — воинственный правитель отшвырнул серебряный кубок, — пониже росточком и положением. Хватит испытывать терпение королевской четы, знатных гостей и моё тоже. Меня давно подмывает оттяпать тебе нос заодно с ушами и заставить сожрать без соли и перца.

При последних словах сюзерена оруженосец качнул вперёд-назад мечом, демонстрируя готовность к исполнению своих обязанностей.

— Ну что примолк? Расхотелось свататься к этому слабаку с его учёной пигалицей? Правильно: они — мои и королевство скоро станет моим. Сваливай по-быстрому в свои подземелья, пока ещё цел, и чтоб я тебя здесь больше не видел.

— Сэр, — обернулся гном к воителю, — я могу называть Вас сэр? Ведь Вы — сэр, то есть рыцарь, не правда ли?

— Ну!

— Так вот, сэр! Мне не расхотелось свататься к Его Величеству. Наоборот — прибавилось азарта: с Вами тут такие занимательные образуются дела, сэр! А какие раскрываются с делами теми перспективы!! Дух захватывает, сэр, и потому я не собираюсь сваливать отсюда ни по-быстрому, ни потихоньку!..

А почему Вы так агрессивны, сэр? Может быть, суровый родитель и даже вместе с дедушкой обихаживал Вас ремнём до совершеннолетия? Сэ-эр??

— Я же не интересуюсь, кто обучал тебя так вдохновенно врать!

— Все мои слова — истинная правда, сэр. Называя лжецом, Вы провоцируете меня на поединок?

— Я не оскверню благородного клинка поединком с быдлом.

— Что ж такого особенного в Вашем клинке? Обычная высокоуглеродистая сталь специфической закалки, не более.

— Да знаешь ли ты, о чём говоришь? — возмутился воитель. — Клинок ковал лучший мастер в трёх частях света. Его знания и секреты дают возможность изготавливать самое лучшее оружие в мире. Его клинки самые твёрдые, самые надёжные, всегда идеально сбалансированы, а потому наиболее удобны в бою. Я отдал за него всю добычу с двух разграбленных городов.

— Вероятно, упомянутые города представляли собой никчёмные, позабытые богами деревеньки, в которых и взять-то было почти нечего?

— Нет! Это были полноценные города, окружённые рвами с проброшенными через них подъёмными мостами, которые вели к укреплённым воротам в высоченных крепостных стенах с боевыми башнями, бойницами и прочей фортификацией. Там, с надеждой отсидеться, пряталось толстопузое купечество, сберегавшее тугую мошну и полагавшее себя недосягаемым… Всё досталось победителю, то есть мне, мой саркастичный коротышка… или — не силён в грамматике — правильно будет сказать моя коротышка!? Ххы-гы-гы-гы! — воитель запрокинул голову и ухватился за бока, изображая мрачное веселье.

— Да извращайтесь в словесах как угодно, лишь бы объект речи ясен был, а что касается меча — Вы здорово переплатили, сэр! Что вообще знают мастера человеческой расы о рудах, металлах, способах их обработки?

С Вашего позволения, Ваше Величество: ну-ка, юноша, — обратился гном к оруженосцу, — рубани этим знаменитым мечом, если разрешено будет твоим сюзереном, вон по тем доспехам!

Оруженосец посмотрел на воителя, взглядом испрашивая соизволения. Правитель согласно кивнул:

— Не опозорь меня, иначе не видать тебе рыцарского звания!

Юноша подошёл к скреплённым воедино доспехам, в виде украшающей статуи помещённым в нишу при входе в зал, взял меч двумя руками, принял боевую стойку и с полуоборота ударил по грудинной части панциря. Пустотелая статуя отлетела вглубь ниши и, ударившись о стену, зашаталась готовая упасть. Упасть ей не позволил гном, оказавшись рядом за мгновение до этого. Он ухватил её за наплечник и вытащил на более освещённое место.

— Вмятина впечатляющая, — одобрительно отметил Дарик, — даже образовалась щель в панцире по следу острия. Вы — сильный юноша и, вероятно, будете неплохим рыцарем.

Оруженосец презрительно посмотрел на гнома и молча занял своё место подле воителя.

— И что имеем? — вполголоса поинтересовался король.

— Хорошее оружие, насколько вообще может быть хорошим изделие, выходящее из-под руки мастера-человека, — так же тихо ответил Дарик.

Затем гном повернулся к распахнутым дверям и отослал в глубины дворцовых переходов приглашающий жест. Через некоторое время в зал шагнул ещё один гном в кафтане и сапожках такого же кроя, но светло-коричневого цвета. В протянутых руках на красном бархате он держал небольшой меч в богато оформленных ножнах, которые сами по себе представляли произведение ювелирного искусства.

Дарик подхватил с бархата внесённый предмет и поднял его над головой для всеобщего обозрения. Его коричневый собрат в этот момент незаметно удалился. Завершив полный оборот, чтобы все могли хорошо разглядеть изящную вещицу, гном опустил руки и приблизился к свите принцессы. Здесь он медленно обнажил клинок, уложив остриё на тыльной стороне левого запястья. По полированному металлу пробежал голубовато-сизый отблеск. Узкий клинок напоминал по форме боевой обоюдоострый меч, но был несколько короче одинарного и вместо простой поперечной гарды имел витиеватое объёмное плетение, надёжно защищающее кисть и позволяющее удобно удерживать оружие в руке.

— Ваше Высочество, — голос звучал мягко и почтительно, — необходимые руды для изготовления этого меча найдены моим старшим братом, сам же меч изготовлен в мастерских моего среднего брата. Нам известно, что Вы великолепно фехтуете облегчёнными клинками. Не желаете ли ознакомиться со свойствами этого? Он чрезвычайно лёгок и изготовлен по Вашей руке.

— Вообще-то, он больше напоминает парадно-церемониальную вещь, нежели реальное оружие, и Вы, уважаемый Дарик из Подгорного Королевства, ставите меня своей просьбой в неловкое положение: мой теперешний туалет не располагает к подобным упражнениям.

— Уверен, платье не станет Вам роковой помехой: с ним Вы управитесь так же ловко, как и с клинком. Я Вас очень прошу, Ваше Высочество! — гном стал на одно колено, склонил голову и на открытых ладонях протянул клинок принцессе.

— Ну, что же, — принцесса встала, — давайте посмотрим.

Она спустилась со своего возвышения, взяла изящный меч в руку и совершила несколько сложных движений, проверяя удобство и свободу управления клинком.

— Поразительно! — удивилась Её Высочество. — Он действительно чрезвычайно лёгок, а эфес — как продолжение моей руки.

Принцесса направилась ко второй нише, где стояла статуя — двойник предыдущей.

— Ваше Высочество, — окликнул её гном. — Не могли бы Вы ради чистоты испытаний воспользоваться предыдущей. А то, опасаюсь, нас смогут обвинить в жульничестве и подлоге.

Принцесса понимающе кивнула и подошла к доспехам, на которых рыцарский меч оставил свой след. Она грациозно перекинула через сгиб левого локтя длинный шлейф платья, захватила кистью и приподняла на необходимую высоту нижнюю юбку, одно мгновение приценивалась к расстоянию, а в следующее совершила стремительный пируэт, легко перепархивая ножками по паркету, и на развороте нанесла едва уловимый глазом удар сверху вниз через область ключицы. Раздался лязг и скрежещущий звук движения металла по металлу, статуя чуть дрогнула, но в первые секунды ничего более не происходило.

— Да она промазала! — злорадно выкрикнул оруженосец и тут же получил пинка от своего господина, богатый боевой опыт которого позволил увидеть результат, пока ещё не очевидный для остальных зрителей.

Принцесса уже внимательно осматривала клинок, когда верхняя часть статуи, рассечённой от плеча до бедра, медленно сползла на пол.

— На клинке ни потёртостей, ни царапин, — объявила Её Высочество. — Полировка столь же девственна, как до удара.

— Я попрошу, Ваше Высочество, оказать ещё одну любезность: не принесёт ли кто-нибудь пуховую подушку?

— Принесите! — распорядилась принцесса, и самая молодая фрейлина выбежала из зала.

— А пока, — попросил гном другую фрейлину — подарите нам с Её Высочеством атласную ленточку с Вашего наряда.

Получив желаемое, Дарик попросил принцессу расположить клинок горизонтально режущей кромкой вверх и, распрямив над лезвием, позволил ленточке свободно падать вниз. Когда атлас коснулся металла и края ленты стали обвисать, гном обратился к принцессе:

— Режьте, Ваше Высочество, не торопясь и аккуратно.

Принцесса легонько потянула клинок, ленточка скользнула по острой грани и распалась надвое.

— Ну а это постарайтесь разрубить на лету, — указал гном на подушку.

— Вы не пытаетесь выставить меня в смешном виде: в перьях с головы до ног?

— Нет, Ваше Высочество. Но уж как получится — зависит от Вашей сноровки.

— Подбрасывайте!

Подушка развалилась пополам, и почти все перья остались в своих половинках.

— Благодарю за помощь, Ваше Высочество. Нет-нет, клинок оставьте себе — он изготовлен для Вас.

Гном повернулся к воителю.

— С доспехами всё наглядно. А сумеете Вы, сэр, со всей Вашей агрессией и силой, разрубить столь хвалёным дорогим мечом то, что не окажет ему сопротивления: подушку, падающую ленту?

— Я не факир, и не состою при дешёвом балагане, чтоб развлекать простонародье фокусами. В конце концов, не твёрдостью мечей выигрываются сражения, а прочностью духа истинного воинства благородного происхождения.

— Да-да! Помню: которое не оскверняет благородного же оружия в поединках с быдлом.

— Верно: тем более с таким.

— Обходитесь поаккуратнее со своим благородным тщеславием. Нам не свойственно похваляться древностью происхождения, родовыми традициями, но следует помнить, мой агрессивный сэр, что родословная любого гнома длиннее самой древней человеческой настолько же, насколько старше мой народ сам`ой человеческой расы. Что же касается непосредственно моего имени, — гном развернулся в сторону королевы и принцессы, — полностью, вместе с титулом оно звучит так: Дарнелл Кромм фон Остбергмайстер, баронет. В иерархии дворянства многих сегодняшних государств это соответствует титулу виконта.

Подгорное Королевство является королевством только по названию. Управляется оно магистратом, в состав которого входят магистры, избранные всем населением.

— Нам известна республиканская форма правления, — прервала гнома принцесса, — хотя бы на примере античных государств. К чему нам подобный экскурс?

— Для того лишь, Ваше Высочество, чтобы дать Её Величеству и нашему агрессивному другу…

— Ты мне не друг!

— …нашему агрессивному недругу, представление о моём социальном положении, поскольку им, почему-то, это чрезвычайно важно.

Так вот, будучи сыном одного из магистров, я, некоторым образом, обретаюсь в статусе принца, хотя и не наследного… или с полным основанием могу быть приравненным к оному.

— Так ты — принц!? Тогда уж точно покойный!

— Всё-таки поединок?

— Выбор оружия за слабой стороной. Выбирай!

— Вы так самонадеянны, не успевши начать, сэр агрессор?

— Хватит болтать, выбирай!

Гном церемонно поклонился:

— Я не рыцарь, потому поединок на копьях отменяется, использовать боевую секиру было бы нечестно…

При последних словах воитель презрительно хмыкнул, и гном посчитал необходимым пояснить:

— Я имел ввиду в отношении Вас, сэр: гномы всю жизнь бьют кайлом по каменной породе, и хоть я не провёл в шахтах ни часу, наследственность всё равно сидит во мне как в любом из моих соплеменников.

Остаются мечи, сэр рыцарь.

— Ну, бери меч, и начнём.

— Может, выйдем во двор?

— Не выйдем! Я уложу тебя тут, прямо перед троном и промочу твоею кровью этот нарядный паркет: так будущий тесть станет сговорчивей, а геройствующих выскочек поубавится.

Дарик пожал плечами, коричневая фигурка поднесла ему меч, равный размерами мечу воителя, и они сошлись в центре зала.

Первые выпады рыцарь провёл играючи. Он изучал оборону противника и начал распаляться, не обнаружив изъяна. Тяжёлый клинок рубил сверху и следом исполнял режущее движение снизу, наносил удары с горизонтального и вертикального вращения, неожиданно разворачивался смертоносным скольжением из ложной позиции и… каждый раз наталкивался на парирующее сопротивление. Гном не отступал, он вообще не двигался с места, легко перемещая послушный клинок в ту точку, где ему было суждено остановить лезвие противника. Рыцарь понемногу закипал: его удары становились быстрее, злее, сильнее, но с тем же успехом он мог бы обколачивать меч о скальный утёс.

Развязка наступила неожиданно быстро. Разъярённый рыцарь ухватил меч обеими руками, отступил на полшага и с верхнего замаха, с высоты своего роста обрушил на противника удар, вложив в него всю силу массивного тела. Это было опасно, поскольку искушённый соперник мог совершить во время замаха колющий выпад, пробить панцирь, лёгкие и сердце или перерезать сонную артерию нападающего, но в случае успеха такой удар мог смять защиту обороняющегося и расчленить всё, что оказалось бы на пути клинка.

Дарик вполне мог совершить колющий выпад: мечом он действовал быстрее, необходимое движение было короче, но он избрал другой вариант. На сей раз он резво отступил в сторону, одновременно повернувшись к рыцарю боком, и вращательным движением послал свой меч вдогон мечу противника. В тот самый момент, когда чужое оружие разнесло в щепу несколько паркетных дощечек, клинок гнома настиг лезвие рыцарского меча немного ниже крестовины. Хлопок перерубленного металла и жалобный, угасающий звон отделённого от эфеса клинка возвестили фактический финал поединка. Однако воитель этого ещё не осознал и бестолково пялился на куцый огрызок в руках, который мгновение назад был его любимой игрушкой.

Но вот он пришёл в себя, в бешенстве отшвырнул эфес и с рёвом бросился к ближайшей статуе доспехов, намереваясь позаимствовать алебарду на длинном черенке.

Дарик не имел никакого желания предоставить противнику второй шанс. Вся эта возня с сэром агрессором, по его мнению, слишком затянулась. Бросившись следом, он дал воителю хулиганскую подножку, в чём когда-то в подростковых кругах (э-эх, давно ли это было) считался несомненным лидером, и когда тот грохнулся на пол, приставил остриё меча к незащищённому горлу.

— Сэр, понимаете ли Вы, что в настоящий момент с помощью этого инструмента я имею возможность разделать Вашу тушку, не извлекая из рыцарских жестянок, точно так, как продемонстрировала Её Высочество? — гном чуть надавил на рукоять меча, и кожа под остриём на шее воителя податливо разошлась; в порезе выступила капелька крови и глаза поверженного полезли из орбит. — Не отвечайте: вижу, что понимаете. Посему предлагаю Вам сдаться! Признаёте ли Вы своё поражение или во избежание позора предпочитаете завершить поединок, получив удар милосердия?

— Какой позор? — возопил побеждённый. — Всё это романтичный трёп сопливых менестрелей, не имеющих возможности затащить в постель девчонку иным способом! Нет позора в том, чтоб сдаться сильному противнику: сегодня повезло ему, завтра опять повезёт… мне. Сдаюсь я, сдаюсь! Никакого милосердия: если б после каждого поединка мы раздавали удары милосердия, уже не осталось бы рыцарских династий. Сдаю-усь!

— Жаль, откровенно жаль! Ну, поднимайтесь, ежели так: необходимо обговорить условия сдачи.

Сначала о хорошем. В качестве компенсации за понесённый ущерб в виде чрезвычайно дорогого меча, а также в знак доброй воли Королевских Особ, Её Высочества и моей, разумеется, — при этих словах гном почтительно отвесил поклон тронной чете и не менее почтительно склонил голову в сторону принцессы, — Вы, сэр рыцарь, получаете вот этот самый меч, которым были повержены перед лицом высшей знати практически всего Света. Пусть он всегда будет при Вас, как важное напоминание о сегодняшних событиях. Возвратившись домой, сможете порубить половину арсенала, изучая его возможности.

— Вы дарите такой меч нашему врагу? — не выдержал генерал.

— Всего один! На долгую память. Не переживайте, главнокомандующий: король, королевская охрана, гвардия и все офицеры королевской армии получат такое же оружие уже сегодня. Остальные армейские подразделения будут перевооружены чуть позже.

Теперь о неприятном, сэр рыцарь. Вам, как правителю государства-соседа, настоятельно рекомендую совершить ответный жест доброй воли и, не покидая этого зала, подписать указ о возврате аннексированных земель в состав их прежнего королевства.

— Распорядитесь принести перо, чернила, бумагу и воск — я сейчас же всё оформлю.

— Да что Вы, сэ-эр? Я здесь не распоряжаюсь, могу лишь попросить.

— А-а, ну да, ну да! Именно это я и набдюдаю…

— И учтите, что передача территорий должна произойти, ну пусть не в том виде, в котором Вы их аннексировали, но хотя бы в том, каковой они имеют сейчас. Не нужно перед передачей грабить города, опустошать их казну, разрушать цеховые мастерские, разорять сёла, угонять у крестьян скот, отбирать урожай, травить озёра, колодцы, сжигать леса и рощи. С Вами отбудут несколько моих соплеменников, обученных учёту. Они умеют наблюдать, всё подмечать и хорошо считать.

— А это ещё к чему?

— Вы мне не доверяете?

— Конечно, нет!

— Я Вам — тем более. Получается, что по факту Вашей сдачи, мы заключили некий пакт о недоверии, а из этого вытекает всё остальное: мои соплеменники, не доверяя Вам на слово, как раз и проследят за тем, чтобы территории передавались в надлежащем виде.

— Так Вы доверяете мне своих людей?

— Я не доверяю Вам своих людей, а рискую своими людьми в экономических и политических интересах.

— Жаль! А я уж хотел пригласить непосредственно Вас отправиться со мной и проследить за всем лично!

— Не надейтесь, настолько наивным я не стану никогда. К тому же у меня здесь будет предостаточно дел, и самое первое — оснастить, перевооружить и усилить королевскую армию. Далее — разогнать казнокрадов и наладить необходимые производства по традициям и возможностям подгорного народа.

С помощью моих соплеменников на усиление армии уйдёт месяц. У Вас на дорогу до границ уйдёт две недели.

А теперь о самом неприятном. Если через месяц мои люди не вернутся, к границе двинутся объединённые войска двух королевств: Благодатного и Подгорного, и тогда Вам разумно будет совсем не верить достигнутым договорённостям, поскольку дополнительно придётся уплатить контрибуцию и передать королевству треть собственных земель, а то и половину — в зависимости от затрат на кампанию.

Вы подписали указ? Замечательно! Передайте его королевским глашатаям, и, прежде чем Вы отбудете, я хочу показать Вам кое-что ещё.

Ваши Величества, мне сообщили, что за городскими стенами мой обозный эскорт подготовил всё для демонстрации. Не соизволите ли пригласить именитых гостей на загородную прогулку? — Нас ожидает прелюбопытнейшее зрелище.

На широком лугу взору королевской свиты и говорливой кавалькаде женихов открылся ряд странных предметов. Между двух больших тележных колёс на деревянных упорах были установлены длинные металлические болванки, утолщённые у основания и нелепо торчащие сужающимся концом в сторону открытого луга. С узкого конца болванка имела уходящее вглубь отверстие, утолщённое основание было заделано наглухо. Возле каждого такого сооружения стояло два гнома — по одному с каждой стороны. Один держал длинный шест, основание которого составлял широкий деревянный цилиндр, а на противоположном конце располагалась плотная цилиндрическая щётка. На расстоянии вытянутой руки от другого в землю воткнут был шест более короткий, с острым металлическим наконечником и зажимом на другом конце, в котором был закреплён тлеющий фитиль. Рядом с каждым гномом стоял грубый деревянный ящик.

— Что же это? Поскорее объясните Нам, любезный баронет. — Король с любопытством рассматривал диковинные сооружения.

— Это, Ваше Величество, неизвестный пока вид оружия, которое изменит сегодняшнее представление об эффективности ведения боевых действий, военную тактику, да и весь лик войны. Названий у его разновидностей будет много: бомбарды, мортиры, пушки, единороги, а в общем — орудия. Взгляните туда!

В отдалении на лугу, куда были обращены жерла орудий, виднелись потешные фигурки, выстроенные в порядке боевых подразделений: латники, копейщики в центре, с фланга тяжёлая конница. Изготовлены они были из дерева в натуральный рост людей и животных, латники в латах, копейщики скрыты стеною высоких щитов, конница в полном рыцарском облачении, включая защиту резных лошадей. Отдельно располагалось несколько повозок, поставленных одна на другую. Колёса с повозок сняли для установки орудий. Недалеко от тележного заграждения возвели небольшую стену из монолитных каменных блоков, которые гномы доставили на этих телегах от своих предгорий.

— Отсюда, — продолжал гном, — ни лучники, ни арбалетчики не смогут нанести урона неприятелю, не долетят до его позиций снаряды любых метательных машин. Или, может, я чего-то не знаю об оружии Вашего государства, сэр рыцарь?

— Не долетят, — согласился тот.

— Если никто не желает оспорить данного факта?.. Никто! Тогда, может быть, перейдём к демонстрации, Ваше Величество?

Король согласно кивнул. Гном подал знак. Один из его собратьев поднёс фитиль к запальному отверстию. Что-то зашипело, из отверстия вырвался острый язычок пламени, а мгновение спустя орудие с ужасающим грохотом извергло через жерло много огня и дыма. При этом оно, словно оживши, подскочило и откатилось назад.

Толпа, в которую враз обратилось праздное сообщество, выдохнула возглас испуга и отшатнулась. Королевская охрана, за исключением одного гвардейца, воинственный рыцарь и генерал вздрогнули, но не издали ни звука. Спокойствие сохранила лишь королевская чета, принцесса и тот исключительный гвардеец. Гном отметил, что в глазах его отразился детский восторг, и, когда ядро, достигшее цели, разметало повозки, гвардеец не сдержался от восторженного восклицания.

— Ваше Величество, вот эти три орудия, действие одного из которых Вы сейчас наблюдали, относятся к крупному калибру,.. то есть имеют крайне широкое отверстие ствола и предназначены в большей степени для разрушения крепостных стен, нежели уничтожения импровизированных укреплений на поле боя. Там выложена часть стены. Она менее прочная, чем стены, окружающие города и замки, потому что не имеет продолжения и усиливающего эффекта замкнутого сооружения. Но она сложена в реальную толщину многих крепостных стен и даст наглядное представление о возможностях этого оружия.

Господин гвардеец! Да-да, Вы. Подите, пожалуйста, поближе ко второму орудию.

Исключительный гвардеец просиял, как начищенный самовар, и быстрым шагом направился на позицию. Встретивший его гном-канонир, активно жестикулируя, начал что-то ему пояснять. Он тыкал указательным пальцем в колёса, в орудийный ствол, в свою голову и, наконец, вопросительно уставился в глаза гвардейца. Тот утвердительно мотнул головой, после чего канонир вручил ему фитильный пальник. Гвардеец осторожно приложил фитиль к запалу, склонившись над стволом как над маленьким ребёнком, и резко распрямился, когда орудие, отвечая на его старания, выбросило чуть ли не в лицо искрящийся гейзер, подпрыгнуло и начало откатываться. Канонир что-то ему кричал, постукивая себя согнутыми пальцами по лбу, похоже, он без ограничений использовал обсценный лексикон. Но гвардеец в приступе эйфории его не слышал. Он подскочил к третьему орудию и самозабвенно ткнул фитилём в запал.

Ядра одно за другим ударили в стену. Летели обломки, камень дробился и выкрашивался, по стене побежали трещины.

Гвардеец, может быть, дорвался бы и до других орудий, но помощник канонира третьего орудия железной хваткой уцепил его за локоть и всучил в руки банник. Гвардеец выслушал его без препирательств и рьяно принялся осваивать новые операции.

Наблюдая, как тот орудует банником и прибойником, закатывает в жерло ядро, Дарик обратился к королю:

— Ваше Величество! У Вас будет отличный командующий артиллерией, если доверите этому молодцу командирскую должность в новом роде войск.

Перезаряженные орудия сделали ещё по выстрелу, и в стене образовалась широкая брешь.

— Вот и всё, Ваше Величество: путь для пехоты открыт. А сколько времени потребовалось бы метательным машинам и катапультам?.. Но я хочу затронуть ещё один аспект.

Он сделал знак. Канониры развернули пушку в сторону потешного войска. Выстрел: ядро пробило дорожку в первых рядах копейщиков.

— Словно по воробьям, — проворчал генерал.

— Верно, главнокомандующий! Так и будут называть неэффективное действие в будущем. Большое одиночное ядро наносит страшные увечья, нагоняя страх на неприятеля, но пока мы перезаряжаем орудия, он имеет возможность быстрого передвижения и манёвра.

— Конница точно накроет ваших стрелков после первого выстрела, зайдёт с флангов и порубит без особых усилий, — бодро откликнулся воитель.

— Ну, с флангов-то ещё надо зайти: у нас тоже пехота и конница имеется, да и от лучников мы пока не оказываемся. Но верно то, что потери будут велики. Для подавляющего превосходства необходимо иметь очень много орудий, что чрезвычайно дорого, или… использовать другие снаряды и меньший калибр.

Гном опять подал знак, и начали стрелять остальные пять пушек, меньшего размера. После первой же серии выстрелов ряды деревянных солдат значительно поредели, а когда вновь шарахнули большие пушки, большинство всадников свалились с деревянных коней. Дарик просигналил отбой. Канониры загасили фитили, и тогда гном предложил добраться до неприятельских позиций и осмотреть их вблизи.

Латы, щиты, рыцарские доспехи были побиты во множестве мест и пробиты насквозь. Гном сорвал с нескольких чурбанов стальные панцири. В деревянных телах застряли шарики размером с мелкую монету: где-то чугунные, и там вмятины были ровнее, но глубже; а где-то свинцовые, утратившие первоначальную форму, и там вмятины были более безобразными, хотя и менее глубокими.

— Это что? — осведомился воинственный рыцарь.

— Конец баталии, конец деревянного войска и быстрая победа!

— Это я и так понял. А чем это их покосило?

— А! Это называется шрапнель. За один выстрел орудие может выплюнуть несколько сотен таких шариков, сэр рыцарь.

— Как раз в этом нет ничего особо удивительного, — добавила просвещённая принцесса, — римский диктатор Сулла ещё в первом веке до нашей эры при осаде греческих Афин обстреливал защитников городских стен из баллист свинцовыми шариками: по 20 шариков за выстрел.

— Вы друг друга ст`оите, — проворчал воитель.

— Сэр рыцарь! Без оглядки на пакт недоверия хочу Вам признаться, что сия демонстрация, проведённая для всех гостей, организована в основном для Вас: чтобы по возвращении домой не возникло в Вашей голове сумасбродной уверенности, что великолепные мечи можно одолеть доблестным и благородным превосходством в численности.

— Теперь не возникнет!

— В таком случае, не поделитесь ли ближайшими планами?

— А Вы не продадите мне пару сотен Ваших мечей?.. Нет? Ну, хоть пару десятков, а?.. Ну и ладно, я и не надеялся…

Совершу, пожалуй, грандиозный дранк нах остэн, каких в истории войн ещё не бывало. Давно собирался. Как Вы на это посмотрите?

— Да на здоровье, сэр, — поощрил его гном, — лишь бы не сюда, а там… там Вас с нетерпением ждут радушные славяне. Так что, желаю Вам всяческих успехов, сэ-эр!

И они сердечно распрощались…

Блистательная кавалькада направилась обратно в замок, и тут Её Высочество обратилась к королю:

— Ваше Величество! Если государственные дела благополучно улажены, а мне именно так и представляется, нельзя ли теперь вернуться к основному вопросу — моему замужеству?

— Конечно! Конечно же, — король посмотрел на королеву, — но завтра, любимая дочь Наша, завтра, прямо с… полудня.

***

Веселы сегодня женихи-гости. Соперник — наглец и грубиян — убрался восвояси, а так как принцесса не сделала выбора, у каждого появился шанс, каждый надеется на удачу.

Их Величества тоже надеются.

Не нравится Её Величеству гном: неказистый, дерзкий, самоуверенный. Правда, воитель не нравился куда больше! Надежда у королевы лишь на правильный выбор принцессы: чтобы зять был пригож, дорогую тёщу всецело любил и жаловал, речи вёл учтивые, слов мимо ушей не пропускал, да советов житейских слушался.

Сам король выглядит веселее, даже голос звучит как-то иначе, более по-королевски, что ли. Надеется Его Величество, что к завершению подходит сватовство затянувшееся, но вот зародился вдруг в душе червячок сомнения и подтачивает исподтишка надежды праведные.

Не было выбора у принцессы — беда: жалко до слёз отдавать дочь в руки тирана. Теперь выбор есть, ещё какой выбор, да только не надумала бы умная дочь кобениться: этот не гож, а тот не хорош… А ну как откажет всем женихам разом, да и пойдёт заниматься своим просвещением? Сраму не оберёшься. Ну да, по ходу дела поглядим. Как там мудрость-то народная: сколько девке не ломаться, всё равно придётся сдаться?

Тем временем церемониймейстер вышел на середину зала и ударил жезлом в пол, требуя внимания:

— Гости именитые, женихи званые и самовольные! Волею Его Величества объявляем, что сегодня все мы узнаем решение Её Высочества и услышим его принародно из её собственных уст. Желает ли кто высказаться, о чём-либо сообщить, добавить к сказанному, отказаться от своих притязаний на руку принцессы? Если нет — слово будет предоставлено Её Высочеству.

— Позвольте мне, Ваше Величество.

— Говорите, баронет, Мы Вас слушаем.

— За мной моральный должок, Ваше Величество. Долгов мы не любим, должниками бываем редко и недолго.

Нас грубо прервал сэр агрессор, когда мне было предложено найти гуманное решение проблемы с главнокомандующим. Так давайте попробуем его найти.

— Да! Попробуем гуманное решение, — поддакнул генерал. — А то где же королевская справедливость: воровали мы в паре с министром одинаково, а «пряники» раздают нам по-разному?

— Ответьте, генерал: ведь Вы в действительности не собирались изменять королю и перебегать к противнику?

— Да конечно же нет!.. А как Вы определили?

— Обратил внимание на Вашу реплику, когда дарил ему меч: Вы назвали его «нашим» врагом. Так зачем же Вы дразнили Его Величество?

— Я не дразнил. Я очень обиделся. Министр — белая кость, из высокородных, значит. С детских лет в кадеты, затем элитный корпус, потом в департаменты сразу, на хлебные места и должности. Я ж из простонародья, полный срок в рядовых пехотинцах, а потом от капрала до генерала — грудью за короля и отечество, сколько крови пролил и своей, а уж вражеской! Министру престижное местечко припасли, а меня, как шелудивого пса, пинком погнали на улицу, и чуть голову не снесли позорным образом!

— Скажите, генерал, а что Вы любите?

— Люблю? Да-а… Фаршированных каплунов, фазанов, цесарок с пряностями, сгодится и индюшка на вертеле.

— Это же здорово! Почему бы Вам не занять должность смотрителя королевского птичьего двора? Свежая дичь, приличный пенсион без забот и хлопот и соблазнов нет никаких лишних, вроде бы.

— Да как-то это не солидно: министр остаётся хоть каким-то министром, а я, боевой генерал, и в птичники?

— Да Вы что, генерал? Министров, которых история не упоминает и полусловом, — хоть пруд пруди, а Вы такой — второй будете, наравне с легендарным Шарлем Д`Артаньяном!

— Это кто такой? Не слыхал, что-то.

— Шарль Ожьё де Батц де Кастельмор д`Артаньян — прославленный капитан королевских мушкетёров, доверенное лицо премьер-министра Франции кардинала Мазарини, бригадный генерал, принимал участие в серьёзных кампаниях, многих сражениях, осаде городов и прочее, и прочее и… занимал одно время должность капитан-консьержа королевского вольера.

— Геройски погиб что-ли? Когда и где?

— Э-э… Вообще-то ещё не родился!

— А как тогда я буду знаменит, если нас не будут сравнивать?

— Будут, генерал, будут! Всё даже к лучшему: сейчас Вас уже знают как спасителя родного королевства — враг побеждён и сдаёт аннексированные территории, а во времена Шарля де Кастельмора будут с гордостью отмечать, что это не Вы, а господин Д`Артаньян шёл по Вашим стопам в построении карьеры!

— Хорошо, согласен! Но даст ли согласие на эту привилегию мой король?

— Сейчас узнаем: Ваше Величество!?

— Да! Мы издадим указ об учреждении должности и подпишем соответствующий патент!

Генерал откланялся с довольным видом, и король продолжал:

— Мы видели и должны признать, Дарнелл фон Остбергмайстер, что Вы хорошо знакомы с экономикой и управлением делами, отважны в поединке, как никто сведущи в военном деле, искусны в дипломатии и умеете прощать провинности. Трудно добавить в этот перечень достоинств что-то ещё, что Мы, как монарх, желали бы видеть в будущем зяте. Однако последнее слово в данном вопросе принадлежит не королю. Надеюсь, Вы Нас понимаете. Давайте послушаем, каково мнение Её Величества.

Королева молчала чуть дольше приличий. Она изредка незаметно шмыгала носом, и её гуманный супруг понимал, какую внутреннюю борьбу переживает его верная половина. Молчать более становилось неучтиво. Король слегка повернул голову в сторону королевы, та крепко вцепилась в подлокотники, напряжение чувствовалось во всей фигуре и проступало на лице. Но вот она откинулась назад, обмякла на спинке трона и устало произнесла:

— Был бы он немного симпатичнее…

— Ваше Величество, — гном говорил проникновенно, без вызова и драматизма, — подобный случай уже описан кем-то из великих людей-историков, ведущих летописи подгорного народа: Ханс Андерсен или братья Гримм. Не помню точно, но всё же, кажется, датчанин, изложил историю, когда гном пришёл свататься к прекрасной принцессе. Был он не красавцем по человеческим меркам и получил такое же замечание: ну, будь ты покрасивее… На что он ответил так же, как отвечаю сейчас я: для этого Вам следует лишь перестать замечать мои недостатки…

— Я попробую, баронет, — не по протоколу, а чисто по-женски ответила королева, — может и получится, со временем.

— Со временем… Ой, простите, Ваше Величество. Я опять попутал будущее с прошлым. Они напишут свои труды много позже. Но, как знать, не нашу ли историю изложит в будущем один из них?

— Ваше Высочество, а у Вас есть, что сказать нашему последнему гостю, баронету Дарнеллу Кромму фон Остбергмайстеру из Подгорного Королевства? — обратился монарх к любимой дочери.

— Наконец-то родители наигрались в приличия и дошла очередь до заинтересованных лиц! — иронично отметила принцесса. — Спасибо, Ваши Величества. У меня-то как раз есть, что спросить с баронета.

— Слушаю, Ваше Высочество!

— Отвечайте мне прямо, баронет, без придворного этикета и изворотливой дипломатии: Вы действительно способны повторить тринадцатый подвиг древнеэллинского героя Геракла?

— О чём Вы, Ваше Высочество? — подала строгий голос из задних рядов свиты нянька-наставница. — Известно, что величайший герой древней Эллады совершил всего двенадцать подвигов!

— Он совершил их гораздо больше, — отмахнулась просвещённая принцесса, — но вместе с упомянутым сейчас мною, принято говорить о тринадцати.

Отвечайте же, Дарнелл Остбергмайстер, отвечайте правдиво.

— Ваше Высочество…

— Без титулов, — раздражённо прервала принцесса, — и короче: да или нет?

— Нет, моя принцесса! Этого я не утверждал.

— Я так и знала! Значит, своё дерзкое обещание Вы бросили лишь для того, чтоб обратить на себя внимание моё и моих родителей! Как всё это противно!

— Выслушивать упрёки во лжи от бахвала-рыцаря было забавно, но Ваше подозрение приносит огорчение и грусть. На Ваш вопрос ответ я дал правдивый и точный, но смысл его не определяется коротким отрицанием. Чтоб объясниться необходимо больше слов, чем да и нет. Умерьте Ваше негодование и выслушайте меня.

— Так говорите!

— Хроники, свидетельствующие о царе Феспии, его дочерях и их отношениях с Гераклом расходятся в существенных деталях. По одним источникам у Феспия было пятьдесят дочерей-девственниц, по другим — только двенадцать. Опуская менее значимые расхождения и некоторые подробности, выделим основное: тринадцатым подвигом Геракла называют оплодотворение всех дочерей-девственниц Феспия за одну ночь. Вы это имели ввиду, когда задавали свой вопрос?

— Именно!

— И я ответил нет. Несложно прикинуть, что на каждую девственницу, если их было пятьдесят, герой затратил в течение ночи не более десяти минут. Где же здесь подвиг?

Я усматриваю грубую халтуру, либо тупую работу племенного быка в стаде покорных коров — простите мне грубость метафор. Положение несколько видоизменяется, если дочерей было двенадцать, но все источники утверждают, что девушки сменялись одна за другой очень быстро.

К таким отношениям с женщинами я не готовился, никогда подобным не занимался и впредь заниматься не буду, хотя без ложной скромности призн`аюсь, что оплодотворить и двенадцать, и пятьдесят девственниц за ночь мне вполне по силам.

Что же касается моего обещания — доводить Вас в любовных утехах до исступления и крика по двенадцать раз за ночь — оно остаётся в силе. В этом, и только в этом, заключается настоящий мужской подвиг и истинное любовное искусство.

— Изложено красиво, друг мой, но как в этом убедиться? — задала коварный вопрос принцесса.

— А поверить на слово никак не возможно?

— Возможно, как возможно при этом, что впоследствии придётся всю жизнь каяться и проклинать себя за девическое легкомыслие.

— Есть ещё возможность доверительно поговорить с теми, кто знает об этом не понаслышке.

— Нет уж! Свидетелей можно убедить, подговорить, подкупить — достоверность здесь не гарантирована, и знакомиться с Вашими лю… фаворитками не имею желания, но хочу, если уж не увидеть самого действа, то услышать сладострастные крики своими ушами.

Поступим так. У меня двенадцать юных фрейлин, и все они девственницы. Пусть каждая из них опустится с Вами на ложе, и тогда и я, и все присутствующие смогут засвидетельствовать правду или лож Ваших обещаний.

— Это неслыханно, Ваше Высочество! — вновь подала голос нянька-наставница.

— Не более, чем само предложение, — парировала принцесса, — тем не менее, оно прозвучало!

— Но это невозможно, Ваше Высочество! — поддержала наставницу первая фрейлина принцессы, наперсница и поверенная её девичьих тайн.

Её Высочество отчуждённым взглядом прошлась по ближайшей подруге:

— Что конкретно Вы определяете в качестве невозможного? Потерю девственности? Тогда давайте вспомним, что каждая из вас давно мечтает об этом. В мечтах вы расставались с ней не раз, а значит, допускаете её утрату, и всё бы уже совершилось на самом деле, если бы не свод правил и приличий. Вот в этом суть всей светской добродетели: невозможно расстаться с девственностью, как бы ни хотелось, вопреки приличиям. Но вот вам представляется редкий случай расстаться с девичеством и остаться в рамках приличий, поскольку теряете невинность не по «блудливости», а по воле вашей госпожи. Так почему бы им не воспользоваться? Ведь это действительно откроет вам то, о чём вы мечтаете: возможности запретных отношений с юношами, которых вы уже присмотрели, и, которые так же мечтают и вздыхают по вам.

Ну почему я должна пояснять это всем вам прилюдно?

— Ну-у, — смутилась первая фрейлина, — это практически всё наше достояние в расчёте на удачный брак. Семьи девушек не так богаты, потому мы и становимся фрейлинами у Вас на службе. При дворе, конечно, легче подобрать выгодную партию, но кто захочет связывать сыновей вечными узами с подпорченным товаром: вот если бы хорошее приданное. Утрата невинности — удар по нашему будущему, а утрата невинности с гномом — дурная слава на долгие годы.

— Все разделяют это мнение? Может быть, кто-то думает иначе?

Принцесса обращалась к каждой фрейлине поимённо, но те лишь отводили глаза в сторону или опускали их долу: никто не хотел возлечь на ложе с гномом.

— А как же утверждения, что ради меня вы готовы на всё? От каждой я слышала это много раз. В конечном счёте, я не требую отдать за меня ваши жизни, я прошу принести в жертву вашу девственность.

— Отдать жизнь, — сказала вторая фрейлина, — бывает проще. Обстоятельства, в которых это происходит, всегда грозят и потерей жизни и многократным предварительным надругательством. Добровольно расстаться с жизнью в таких обстоятельствах — возможность избежать хотя бы насилия.

Больше у Её Высочества аргументов не было. Она подавленно молчала, оценивая степень разочарования в верности своих юных фрейлин, которых принимала за подруг. Тут в разговор вступил гном. Он встал перед свитой принцессы, театрально развёл в стороны руки, поднял голову с закрытыми глазами и заговорил звучно и напевно, с интонациями хорошего драматического актёра:

— Неужели никто из вас не способен проявить благодарной любви к своей принцессе? Я стою перед вами с закрытыми глазами, чтобы не наблюдать ваших сомнений и внутренней борьбы. Если вам так неприятен мой вид, поступите так же: закройте глаза, представьте себе вашу добрую, улыбающуюся госпожу-подругу и — я прошу вас — кто-нибудь, ну хотя бы одна, помогите ей в момент, когда решается судьба её счастья!

— Одна нас не устроит, — заметила принцесса.

Гном чуть улыбнулся:

— Мне кажется, здесь важен прецедент.

— Ваше Высочество, — заговорила одна из рядовых фрейлин принцессы, — я могла бы выполнить Вашу просьбу… на определённых условиях.

— Мы Вас слушаем.

— Я прошу предоставить мне должность Первой фрейлины принцессы…

— Она Ваша! — пообещала принцесса, взглянув на бывшую первую фрейлину. — И?..

— … и чтобы никто не видел, как происходит сама… процедура.

— Милая девушка, это не сложно устроить, — заверил гном.

По его распоряжению подручные установили в центре зала большой шатёр из плотного шёлка. Внутрь внесли низкое деревянное ложе, двенадцать бронзовых ванн, постельные принадлежности, вино, фрукты и средних размеров сундук, обитый железными полосами.

Когда всё было готово, гном жестом пригласил фрейлину в шатёр. Она шла нетвёрдым шагом, опустив покрасневшее лицо, и видно было, как её бьёт крупная дрожь. Гном, ожидавший по ту сторону входа, не шагнул навстречу, не протянул руки. Он просто пропустил её в центр и опустил полог. Зал обратился в слух: затихли последние шепотки, никто не передвигал по столам посуду, не елозил по сидению, боясь вызвать скрип.

Сначала ничего не было слышно. Потом донеслись тихие голоса, всплеск падающего в кубок вина и едва уловимый шорох материи. Зал устал сдерживать дыхание, когда сквозь лёгкие стенки послышался сдавленный смех и, немного спустя, сдержанные женские стоны. Стоны становились откровеннее и завершились резким коротким вскриком.

— А-ах, — вторил ему зал. Тут и там поднялся гомон, гости приступили к обсуждениям, и в зале стало шумно.

— Первый крик не считается, — заявила просвещённая принцесса, и в зале снова установилась тишина.

Вскоре опять послышался смех, на сей раз открытый и свободный. За ним вздохи и опять стоны, откровенные и усиливающиеся. Вот они перешли в слова. Девушка утверждала, просила, потом подтверждала. Её голос становился сильнее, доходил до исступления и, наконец, вылился в расслабляющий блаженный крик.

Когда откинулся полог и девушка вышла из шатра, все обратили внимание на произошедшие с ней перемены. Она больше не смущалась, держала голову высоко, лицо выражало довольство. На её шее переливалось красными отблесками ожерелье из благородной шпинели, оправленной в червонное золото. Оно так подходило к возбуждённому румянцу на её лице, будто изготавливалось специально для неё. Размеры и прозрачность камней, замысел и тщательное исполнение свидетельствовали о том, что гном на шее счастливой обладательницы разместил стоимость небольшого замка, с прилежащими землями и всей его челядью, и простым щелчком застёжки в миг разрешил проблему её приданного.

Лучшая подруга, которая теперь уже была второй фрейлиной принцессы, наблюдая, как приближается первая, подсела поближе и произнесла:

— Ваше Высочество, не подумайте, что я наотрез отказала Вам в просьбе. Я просто была не готова к такому развороту событий. Возлечь на ложе гнома казалось мне ужасно постыдным поступком, но теперь я собралась с духом и тоже хочу пожертвовать ради Вас всем своим достоянием. Если позволите, я сейчас же спущусь к нему в шатёр.

— И я, и я! — наперебой загалдели фрейлины. Принцесса приветливо улыбалась и каждой отпускала милостивый кивок, а про себя думала: «Каков хитрец, ну ты посмотри! Но какие же они все стервы!!»

Одна за другой фрейлины заходили в шатёр. Каждая кричала два раза, каждая выходила с драгоценным подарком назад. Аквамарины, изумруды, аметисты, чёрные алмазы, цитрины — под цвет глаз и волос. Принцесса смотрела в довольные лица подруг и понемногу мрачнела.

Одиннадцать фрейлин зашли и вышли из шатра. Одиннадцать девственниц принесли свою жертву на алтарь гнома во имя принцессы.

— Довольно! — остановила принцесса действо. Мы убедились, что баронет не лжец!

— А как же я? — расстроилась последняя из фрейлин, самая молоденькая, почти девочка. — Я тоже хочу внести свой вклад в жертвенную копилку Её Высочества.

Дарик подошёл к девчушке, глянул на кривящееся личико, подрагивающие губки. В уголках глаз заметил проступающие слезинки.

— Миледи, — обратился он к молоденькой фрейлине, — принцесса удостоверилась в моих словах, и я не трону Вашей невинности. Наступит час, и тот счастливец, кому это предназначено, с благодарностью примет от Вас сей дар. Однако признайтесь: Вы совсем не хотите разделить ложе с гномом, но в благодарность за свою жертву, рассчитываете получить подарок, который бы составил Ваше будущее приданное.

Девушка молчала, надувши губки и уставившись в пол.

— Пойдёмте, — Дарик взял её за руку и направился к шатру, который его подручные почти полностью уже свернули. Здесь он открыл обитый железом сундук, достал из него небольшую шкатулку, поднял крышку. В шкатулке лежали самые разные ограненные драгоценные камни. Девушка широко раскрыла глаза: она никогда не видела таких крупных, ярких камней, собранных воедино и без оправы.

Дарик протянул ей шкатулку вместе с тугим кошелем, наполненным золотыми монетами:

— Берите, и будьте счастливы!

Принцесса подала знак церемониймейстеру, тот ударил жезлом в пол и объявил, что Её Высочество с согласия августейших родителей готова обнародовать свой выбор. Далее принцесса заявила, что выбирает в мужья и защитники благородного Дарнелла Кромма фон Остбергмайстера, баронета из Подгорного Королевства.

Довольный король тут же издал указ о назначении гнома интендантом финансов и главнокомандующим королевских войск. Свадьбу, не откладывая надолго, решено было сыграть через две недели. Затем начался пир. Все радовались и за короля, и за королевство, произносили здравницы за королеву, принцессу и будущего принца. Гости веселились, и никто из них не был обижен.

Только принцесса, наблюдая, как веселятся её фрейлины, всё больше хмурилась.

— Что-то Вы не радостны, душа моя, — обратился Дарик к Её Высочеству, — что-то мучает Вас и не даёт отвлечься. Если сожалеете о выборе, не поздно всё переменить. Всегда найдётся достойный и достойнее достойного. Ни упрёками, ни обидами отягощать нашего знакомства я не стану.

— Выбор, мой дорогой Дарнелл Кромм, я сделала по доброй воле, без принуждения и надеюсь, что Вы будете лучшим мужем, какого только можно пожелать. А думаю я о том, что следует мне заменить всех своих фрейлин, по крайней мере одиннадцать из них. Лучше б я поверила Вам на слово.

Гном задорно улыбнулся:

— После этого Вас будут поминать не только как просвещённую, но и как коварную принцессу. Не омрачайте праздничного настроения ревностью — это недостойно Вашего положения.

Если б Вы поверили мне на слово, сомневались бы сейчас не меньше, в этом Вы были правы. А фрейлины, ну что ж, каждая получила только двенадцатую часть того, что хотел предложить я всем им вместе. Всё полностью и до конца Ваших дней, как я и обещал, будете иметь только Вы, моя принцесса. Прояв`ите милосердие и не изгоняйте девушек за то, что они тоже желали получить частичку возможного благополучия.

— Хорошо: я об этом подумаю, но приму решение после брачной ночи…

…И она наступила.

Дарнелл нежно обнял трепещущую принцессу. Его прикосновения вначале были так легки, что она не понимала, то ли это невольная дрожь захватывает новые участки обнажённого тела, то ли он проводит кончиками пальцев по чувствительным местам. Постепенно, очень медленно Дарик усиливал ласки. Дрожь унялась, тело становилось горячим, наполнялось нежной истомой. Сердце пустилось вскач, голова легонько кружилась, за ушами тукали кровяные молоточки. Принцесса изгибалась в чутких руках гнома, ей стало недоставать воздуха. Она глубоко вздохнула и застонала. Никогда ещё груз девственности не наваливался так злостно. Дарнелл уловил её состояние и, наконец, решил освободить свою любимую от этого груза.

— Ай, ай! -ааа!! — вскрикнула принцесса, ощутив то, что чувствовали её фрейлины в подобный момент, и это был её первый и последний девичий крик. Остальные двенадцать раз в эту и все последующие ночи кричала женщина, кричала от сладострастия.

***

Принцесса не изгнала никого из своих фрейлин. Король освободился от ребусов по разрешению проблем и с большим удовольствием подписывал подготовленные указы. Правление его было признано историками мудрым и плодотворным. Королева со временем полюбила зятя как родного сына и даже старалась оградить его, порой, от излишней опеки принцессы. Августейшие старики на п`ару радовались внукам, которых год от года становилось всё больше.

Радовались и в Подгорном Королевстве: имя Дарнелла фон Остбергмайстера стало знаменитым не только в наземном и подземном мирах, но и среди других рас и народов. Его с равной гордостью вспоминали знавшие его эльфы, феи, и лепреконы, и даже тролли. Лишь вдовушки, да некоторые матери-одиночки из подгорного народца ностальгически закатывали глаза, заслыша его имя, а потом часами грустили, вспоминая отпущенные им мгновения благодати.

***

И все они жили долго и счастливо!..

Реликт

Её появление непредсказуемо, а потому всегда неожиданно. Пустота вокруг, пустота в мыслях, глухое безразличие и прокисшее уныние… И вдруг в какой-то момент она возникает на пороге, невесомо перемещается к столу и останавливается.

Она прекрасна! Прекрасна в любом образе — ироничной интеллектуалки, хитро косящей взглядом и склонной к пикировке в шутливом тоне; женщины-аристократки в дорогом вечернем убранстве с изысканными манерами, неторопливой речью и грациозными движениями… или юной особы в легкомысленно короткой юбочке с непосредственностью и атрибутикой современной студентки.

Она смотрит с очаровательно открытой улыбкой — да, искренне рада видеть тебя за работой, — сдвигает модные солнцезащитные очки на причёску, открывая большие миндалевидные глаза бирюзовых глубин горного озера, и произносит: «Ну, здравствуй, дорогой друг!»

И всё вокруг приобретает глубокий смысл, появляется чувство безмятежной радости, просыпается уверенность, упорядочиваются мысли, образы, наступает ясность и лёгкость мышления.

— Как я рад тебя видеть, моя милая шалунья! Что припасла ты на этот раз?

— Сегодня я поведаю тебе грустную историю…

— А мне грезилось, что я услышу очередной игривый рассказ.

— Сегодня шалостей не будет.

— Подожди! Я не готов расстаться со своей шалуньей. Ты же не оставишь меня?

— Да, мы исповедуем независимость, неограниченную свободу нравов и, порою, покидаем вас без предупреждения, но я не предаю друзей прозябанию, скуке и безделью. Не волнуйся, я пришла и не сбегу, но ни одна из нас не вольна в выборе жанра. Я лишь без остатка отдаюсь твоему настроению и создаю душевный резонанс, а сейчас твои подспудные мысли, ощущения и обработанные впечатления далеки от игривости. Когда ты всё же напишешь свою книгу, эта история войдёт в неё отдельной главой.

— Как же мне называть тебя сегодня?

— Сегодня называй меня просто по сути — своей маленькой музой…

Памяти Александра Грина

Глава 1

которая знакомит нас с чудесным городом Локхардом и его волшебной традицией

Город Локхард не похож ни на один из известных вам городов. Здесь живут весёлые и добрые люди. Он наполнен звенящим смехом, и, сколько бы ни ходили по его цветущим улицам, вы не встретите унылого человека, не увидите грустного лица. Не то, чтобы обитателям были не известны горькие чувства — в жизни никто не застрахован от неприятностей и потерь, но своё плохое настроение они переживают дома в отсутствии знакомых и друзей, а, выходя на улицу, оставляют его за закрытыми дверьми. Жизнь в таком городе протекает легко и приятно. Может быть поэтому, а может быть потому, что здесь почти не бывает пасмурных дней, Локхард называют городом Солнечных Врат, городом веселья и радости.

Люди любят весёлые праздники. Накануне их ожидание окрашивается лёгким нетерпением, настроение само собой приподнимается, усиливая повседневные приветливость и общительность.

У жителей Локхарда много хороших праздников, и ничего, отличающего их от других горожан, в этом, пожалуй, нет. Но есть у них одна волшебная традиция, которая и делает Локхард особым городом, городом счастья и чудес.

Каждый год здесь встречают праздник Весны. На несколько дней город пустеет. Усталый, прибывший издалека путник, в эти дни не увидит на улицах привычного оживления. Быть может, его поприветствуют лишь голуби, деловито выискивающие на брусчатке мелкие камешки, да откормленные коты, нежащиеся на солнцепёке и лениво наблюдающие за голубями. Но он не почувствует себя отчуждённо или неуютно. Локхард встретит его празднично украшенными улицами, приветливо распахнутые окна засвидетельствуют доверие и расположение отсутствующих хозяев к неизвестному гостю. В любом постоялом дворе-отеле, кафе, кабачке, столовой-харчевне с яркой старинной вывеской и гостеприимно раскрытой дверью он найдёт хороший отдых, насытится искусно приготовленной едой и утолит жажду восхитительными напитками. В открытых магазинах-лавках для него разложены превосходные товары, сувениры, изумительные подарки. И если гость пожелает, а пожелает непременно — для чего же он тогда прибыл в Локхард именно сегодня, — дорога, отмеченная забавными указателями в виде традиционных балаганных масок и весёлых игрушечных человечков, закреплённых на деревянных шестах, приведёт его в благоухающую горную долину, к месту весеннего праздника. Путь не столь близок, но заблудиться невозможно. Даже если гость близорук и может на расстоянии не разглядеть одиноко торчащего шеста, то, чтобы упустить из виду протянутые между шестами гирлянды бумажных фонариков, ему пришлось бы весьма потрудиться.

Здесь людно и весело. Звучит живая музыка. Упругой струёй бьёт в дно высоких бокалов золотистое вино, вобравшее в себя солнечный свет и ароматы жарких долин, где выращивают специальные сорта янтарного винограда. Тяжёлые капли перелетают через края бокалов и, блеснув на солнце, тонут в весеннем разнотравье. Сладкое, чудесное вино. Оно не дурманит голову, но веселит душу, приносит бодрость и придаёт силы. Виноделы Локхарда ревностно хранят секрет его изготовления.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.