Бесплатный фрагмент - Скачок в пульсар

Глава 1. Последний заказ

Последний лучик питерского солнца, бледный и жидкий, как чай из остывшего термоса, пробивался сквозь высокое, в паутине трещин, окно. Он освещал танцующую в воздухе пыль, превращая её в рассеянное золото, и ложился на мои пальцы, обмотанные тонкой замшей, с которых я только что стряхнула последние крошки двухсотлетней окалины. Передо мной на верстаке, под лупой на гибкой стойке, лежал его величество — аппарат Морзе образца 1912 года. Не музейный экспонат за стеклом, а боевой ветеран, прошедший, судя по вмятинам на медном корпусе, и войну, и революцию, и блокаду. Теперь ему предстояло занять почётное место в кабинете какого-нибудь олигарха, любящего щегольнуть «лофтом с историей».

Я откинулась на спинку табурета, сняла лупу и потянулась, заслышав хруст в шее. Пыль осела на кожу тонкой, удивительно шелковистой пеленой — фирменный аромат нашего НИИ «Прогресс». Он пах историей, распадающейся на молекулы: старым деревом, машинным маслом, бумагой, химикалиями для консервации и подвальной сыростью, которую не могли победить даже батареи, бушевавшие здесь с октября по май.

— Лик, ты ещё здесь?

В дверь мастерской просунулась голова Семёна, нашего физика-экспериментатора. За его спиной длинный коридор тонул в сумерках, свет давали лишь редкие аварийные лампы.

— Заканчиваю, — ответила я, снимая перчатки. — Клавиатуру почистила, контакты восстановила. Завтра можно отдавать заказчику.

— Молодец, — Семён вошёл, держа в руках кружку с паром. От неё пахло не кофе, а чем-то травяным и горьковатым. — Я на вахте до девяти. Тихушничаю со своей установкой. Если что — я в 312-й.

Он подмигнул. Его «установка» была легендой института. Официально — исследование квантовой запутанности частиц на макроуровне. Неофициально — хобби сумасшедшего гения, на которое закрывали глаза, пока он параллельно писал для «Роскосмоса». Говорили, он там что-то вроде телепорта конструирует. Мы все посмеивались. В НИИ, где половина приборов помнила Хрущёва, верить в телепорт было так же наивно, как ждать ремонта в женской уборной на третьем этаже.

— Удачи, — искренне пожелала я. — Только не взорви ничего. А то мой Морзе только что задышал, обидно будет, если его волной сдует.

Семён засмеялся, махнул рукой и растворился в коридоре. Его шаги затихли. Тишина обрушилась на меня густая, почти осязаемая. Такую тишину можно найти только в старых, полузаброшенных зданиях после окончания рабочего дня. Она не была пустой — она была наполнена скрипами, шорохами, шепотом стен.

Я обвела взглядом мастерскую: верстаки, заставленные инструментами, стеллажи с банками и коробками, скелет старого телевизора «Рекорд» в углу. Мой мир. Уютный, понятный, предсказуемый. В двадцать четыре года я, Анжелика Соколова, но для всех просто Лика, знала о нём всё. Знала, как оживить замолчавший голос из прошлого, заставить стрелку прибора качнуться, а позолоту — засиять. Но что я знала о будущем? О чём-то за пределами этих стен, окрашенных в цвет больничной капусты?

Моя жизнь была аккуратной реставрацией. Не только приборов. Себя самой. Расписание, работа, книги, редкие походы в кино с подругами, которые постепенно обзаводились семьями и исчезали. Чай в термосе, бутерброды с сыром, одинокие прогулки по осеннему Петербургу, когда дождь стирал границы между эпохами. Иногда, вот как сейчас, в этой торжественной вечерней тишине, меня накрывало чувство, что я не живу, а аккуратно консервирую свою собственную жизнь. Без риска. Без сбоев. Без непредвиденных «скачков напряжения».

Я вздохнула, встала и начала убирать инструменты. Кисточки — в стакан, скальпели и пинцеты — в футляр, кислоты — под замок. Под верстаком заметила свою любимую кисть-флейц из беличьего волоса. Подняла её, собираясь протереть, и вдруг вспомнила — оставила на рабочем столе в лаборатории Семёна банку со специальным составом для очистки позолоты. Без неё завтрашняя финишная полировка не получится. Чёрт.

Посмотреть на часы — без двадцати семь. Семён, наверное, уже ушёл на свой «вахтёнок» в другую часть здания. Лаборатория 312 была рядом, в соседнем крыле. Решение созрело быстро: сходить сейчас, забрать, и завтра не придётся мчаться с утра.

Я накинула своё поношенное пальто-косуху, бросила в карман фонарик-брелок (свет в коридорах могли отключить) и вышла.

Коридор поглотил меня. Длинный, тёмный, бесконечный. Мои шаги отдавались гулким эхом, будто за мной шёл кто-то невидимый. Я включила фонарик. Луч выхватывал из мрака таблички на дверях: «Архив. Сектор 7-Г», «Лаборатория акустики», «Склад списанного оборудования». Воздух был холоднее, чем в мастерской, и пах пылью и статикой.

Дверь в 312-ю лабораторию была, как всегда, неприлично новой на фоне остальных — Семён сам ставил, с уплотнителем и электронным замком. Но сегодня она приоткрылась под моей рукой. Видимо, торопился.

— Семён? — тихо позвала я, заглядывая внутрь.

Ответа не было. В лаборатории царил полумрак, освещённый лишь мерцающими стойками серверного оборудования и голубоватым светом нескольких мониторов. Воздух был другим — не пыльно-историческим, а стерильным, с лёгким запахом озона и горячего пластика. И гудел. Низким, едва уловимым, но ощутимым всем телом гулом, будто где-то глубоко внизу работал мощный трансформатор.

Я знала, куда идти. Мой состав стоял на столе у окна. Прошла между столами, заваленными платами, проводами, осциллографами. Взгляд скользнул по главному «алтарю» Семёна — установке в центре комнаты. Обычно она была накрыта брезентом. Сегодня брезент сняли.

Она не была похожа на телепорт из фильмов. Никакой кабинки или платформы. Это были две массивные, в человеческий рост, рамы из полированного металла, похожие на дверные проёмы без дверей. Они стояли параллельно друг другу на расстоянии трёх метров. От них тянулись жгуты толстенных кабелей к ряду пультов и блоков с мигающими диодами. Внутри каждой рамы мерцала, переливаясь, какая-то плёнка энергии — не твёрдая, но и не прозрачная. Как масляное пятно на воде, но объёмное. Оно искрило по краям мелкими, беззвучными разрядами.

Это было одновременно и нелепо, и величественно. И очень, очень не по-нашему, не по-прогрессовски. Казалось, этот кусок будущего провалился сквозь время и пространство и теперь стыдливо прятался в старых стенах.

Я замерла на секунду, заворожённая. Гул стал нарастать, переходя в тонкий, высокий писк. Мигание диодов участилось, приобрело какой-то тревожный, красный оттенок. Воздух начал вибрировать. Волоски на моих руках встали дыбом.

И тут я увидела на полу, прямо между рамами, свой состав для чистки позолоты. Маленькая стеклянная баночка с жёлтой этикеткой. Наверное, упала со стола, когда Семён снимал брезент. Идиотка! Нужно было уходить, но мысль о том, что завтра без него не обойдусь, пересилила первобытный страх.

Я шагнула вперёд, нагнулась, протянула руку.

В этот момент сзади раздался оглушительный треск, и весь свет в лаборатории, кроме аварийного красного над дверью, погас. Серверы взвыли. А между рамами плёнка энергии взорвалась ослепительным, молочно-белым сиянием. Оно не било в глаза, оно заполнило собой всё. Весь мир. Звук — гул, писк, треск — схлопнулся в абсолютную, давящую тишину.

Я почувствовала не падение, а… растягивание. Как будто меня превратили в бесконечно длинную нить, и каждый атом моего тела рвался в разные стороны. Не больно. Странно. Ужасно. Я не видела, не слышала, не чувствовала своего тела. Только это чудовищное, всепоглощающее расширение. В голове пронеслись обрывки мыслей, не мыслей даже, а образов: лицо мамы, узор на обоях в детской, лучик солнца на верстаке, тёплый брелок фонарика в кармане…

Потом — резкий, болезненный толчок. Сжатие. Будто ту самую нить с силой дёрнули назад.

Я упала. Жёстко. Не на паркет лаборатории, а на что-то шершавое, холодное и мокрое. Воздух ударил в лицо — не стерильно-озоновый, а тяжёлый, густой, наполненный тысячей чужих запахов: гарь, металл, испарения, неизвестная химия, чья-то еда, гниющая органика. И шум. О боже, какой ШУМ! Это был не гул трансформатора, а оглушительная симфония мегаполиса, обрушившаяся на меня единым, рвущим барабанные перепонки, валом: гудение миллионов моторов, сирены, рёв мощных вентиляторов, бит какой-то техно-музыки из невидимых источников, гул голосов, скрежет, стук.

Я лежала, не в силах пошевелиться, впиваясь пальцами в шершавую поверхность. По щеке что-то текло. Дождь? Нет, жидкость была маслянистой, с резким запахом. Я открыла глаза.

Надо мной было небо. Но не питерское, низкое, свинцовое. Оно было чёрным, бездонным, как космос. И по нему ползли, сталкивались, мерцали гигантские голографические рекламные баннеры. Японец в строгом костюме пил что-то синее. Слово «OMNITEK» пульсировало кроваво-красными иероглифами. Девушка с кибернетическими глазами соблазнительно улыбалась, рекламируя имплант. Свет от этих проекций лился на город лавиной — ядовито-розовый, кислотно-зелёный, неоново-синий. Он выхватывал из тьмы стены зданий, уходящие ввысь так высоко, что их верхушки терялись в смоге и световом загрязнении. Эти стены были не из кирпича или бетона, а из какого-то композитного материала, стальных ферм и светящихся труб.

Я медленно, с болью в каждом суставе, поднялась на локти. Я лежала в узком, грязном переулке. Подо мной была не земля, а перфорированная металлическая плита, сквозь щели которой сочился пар и виднелись какие-то движущиеся механизмы этажом ниже. Стены вокруг были покрыты граффити на незнакомом языке и толстыми пучками проводов. Воздух висел влажной, едкой пеленой.

Это был сон. Кошмар. Галлюцинация от переутомления. Сейчас я очнусь в мастерской, с головой на верстаке.

Я зажмурилась, изо всех сил ударила кулаком по бедру. Боль была острой, реальной. Я открыла глаза. Ничего не изменилось.

Паника, холодная и тошнотворная, подступила к горлу. Я вскочила, пошатываясь, прислонилась к липкой от грязи стене. Моё пальто, джинсы, свитер — всё было на месте, но покрыто липкой плёнкой и блестело под разноцветным неоном. Фонарик-брелок болтался на шнурке, его крошечный свет был жалкой букашкой в этом море искусственного дня.

— Эй, ты!

Голос прозвучал сзади, хриплый, грубый. Я обернулась. Из тени вышли трое. Не похожие на людей. Один был огромным, его правая рука до плеча была голая стальная конструкция с гидравлическими приводами. Двое других поменьше, но их лица были искажены имплантами, а глаза смотрели на меня с плотоядным любопытством. Они были одеты в рваную кожу и пластик.

— Чего упала, милочка? Заблудилась? — сказал тот, что со стальной рукой. Его язык был странным, гортанным, но я… понимала. Откуда? В голове будто щёлкнул невидимый переключатель.

— Я… Я не знаю, где я, — выдавила я, и мой собственный голос прозвучал чужим, полным животного страха.

— Видно, что не знаешь, — ухмыльнулся второй, с кибернетическим окуляром вместо левого глаза. Лазерная точка скользнула по моему лицу, потом по телу. — Чистая. Очень чистая. Ни одного мода. Ни одного легального скана. Контрабанда?

— Ценная штучка, — прошипел третий. — «Омнитек» за таких щедро платит. Живых.

Стальная рука протянулась ко мне. Я отпрянула, спина ударилась о стену. Отступать было некуда.

— Не трогайте меня!

Мой крик потонул в городском грохоте. Человек со стальной рукой шагнул вперёд, его пальцы, похожие на щупальца краба, уже готовы были впиться мне в плечо.

И тут из тени на стене, прямо над нами, сорвалась чёрная тень.

Она упала между мной и нападавшими бесшумно, как кошка. Это был мужчина в тёмной, облегающей одежде без опознавательных знаков. В движении он был стремителен и смертоносно грациозен. Он не дрался — он обезвреживал. Первый удар ребром ладони в горло человеку с окуляром. Тот захрипел и рухнул. Поворот, низкий проход, удар ногой по колену второму. Треск, вопль. Человек со стальной рукой взревел и замахнулся.

Незнакомец не стал уворачиваться. Он встретил стальной кулак… предплечьем. Раздался оглушительный лязг металла о металл. Под рукавом его куртки вспыхнули голубые искры. Он отклонился от следующего удара, поймал руку противника, сделал быстрый, точный рычаг — и с громким хрустом вывел сустав из строя. Гигант завыл от боли и бессилия.

Всё заняло, может быть, десять секунд.

Незнакомец стоял, слегка согнув колени, готовый к продолжению. Его лицо было скрыто в тени высокого воротника и капюшона, но я успела заметить острый подбородок, твёрдую линию рта. Он повернул голову ко мне.

И наши взгляды встретились.

Всего на долю секунды. Его глаза были не кибернетическими. Они были человеческими. Серыми, как питерское небо перед дождём. Но в них не было ни жалости, ни любопытства, ни гнева. Только холодная, безжалостная оценка. Как инженер смотрит на неисправный, но потенциально полезный механизм.

Потом он рванулся с места. Не ко мне. Он вскочил на мусорный контейнер, оттолкнулся, поймался за пожарную лестницу и исчез на крыше так же быстро и бесшумно, как появился.

Я осталась одна посреди переулка, дыша перегаром страха и этой чужой, ядовитой атмосферой. На земле хрипели и стонали трое нападавших. Над нами пульсировали гигантские рекламные призраки, а с неба начала накрапывать жидкость, которая пахла кислотой и тоской по дождю, который просто пахнет дождем.

Я медленно опустилась на корточки, обхватив руками голову. В ушах звенело. В груди колотилось сердце. В кармане пальца нащупала знакомую форму фонарика-брелока. Единственную твёрдую, реальную точку в этом рухнувшем мире.

— Что… что это за место? — прошептала я в пустоту, но ответа не было. Был только всепоглощающий, чужой гул города, в который я провалилась. И воспоминание о серых, оценивающих глазах, последних человеческих глазах, которые я здесь видела.

Первый шаг в неизвестность был сделан. Теперь предстояло понять — что делать со вторым.

Глава 2. Цена на голову

Дождь из кислоты и неона накрапывал всё сильнее. Он оставлял на моём пальто тёмные, быстро высыхающие пятна. Запах был едкий, химический. Я поднялась с колен, прислонившись к стене, чтобы не упасть. Ноги дрожали, в висках стучало.

Нападавшие начинали приходить в себя. Тот, с вывернутой стальной рукой, стонал, уставившись на меня мутным, полным ненависти взглядом.

— Взять её… сканируй… — прохрипел он.

Его товарищ с разбитым коленом, шарил по карманам, пытаясь достать какое-то устройство.

Инстинкт самосохранения, до сих пор парализованный шоком, наконец дёрнул меня в действие. Я развернулась и побежала. Не разбирая направления, просто прочь от этого переулка, от этих глаз, от этой кошмарной реальности.

Я выскочила на… это должно было быть улицей. Широкий проспект, но не из асфальта. Из какого-то самосветящегося, матового композита, по которому с рёвом неслись потоки транспорта. Машины не имели колёс в привычном понимании — они парили на несколько сантиметров над поверхностью, оставляя за собой свечение истрибившегося воздуха. Их формы были угловаты, агрессивны, футуристичны. Рёв двигателей смешивался с гулом вентиляторов, грохотом поездов, бегущих где-то на уровнях выше по прозрачным трубам-тоннелям, и оглушительной какофонией рекламы.

Голограммы были повсюду. Они не просто висели в небе — они проецировались на стены зданий, плыли над толпой, вспыхивали на самом дорожном полотне. Реклама имплантов, нейроинтерфейсов, синтетической еды, туров на орбитальные станции. Язык… я всё ещё понимала его, но он был насыщен сленгом, техницизмами, корпоративным жаргоном. «Прокачай визоры!», «Синткофе „Утро“ — заряд на весь цикл!», «Киберген: твоё следующее тело уже ждёт».

А люди… Боже, люди. Большинство выглядело «нормально», если забыть о фантастических причёсках, одежде из светящихся тканей и странных аксессуарах. Но через каждого второго или третьего проходила кибернетика. Металлические руки, ноги. Светящиеся узоры под кожей лица. Глаза с неестественным блеском и зрачками в виде targeting-систем. У кого-то из спины торчали порты для подключения кабелей. У женщины, стремительно шагавшей рядом, вместо ушей были изящные аудио-раковины с мерцающими огоньками.

Я чувствовала себя примитивным, голым зверем, забредшим на высокотехнологичную выставку. Мой свитер, джинсы, потрёпанные кеды — всё кричало о моей чужеродности. На меня оглядывались. Не с интересом, а с холодным, сканирующим безразличием. Взгляды скользили по мне и тут же отворачивались, как от чего-то незначительного, не стоящего внимания. Или, что было хуже, задерживались на секунду дольше, и в них вспыхивал тот же расчётливый огонёк, что был у бандитов в переулке.

Я свернула в первую попавшуюся арку, оказавшись в другом узком проходе между небоскрёбами. Здесь было темнее, грязнее. С потолка низкого пространства капала вода (надеюсь, вода), по стенам тянулись паутины труб и кабелей, гудевших от напряжения. В нишах сидели или лежали закутанные в тряпье фигуры — обитатели этого мира, ещё более странные и изломанные, чем те, что на главных улицах. У одного вместо лица была гладкая пластина с одним красным сенсором. Он повернул её ко мне, и я ускорила шаг, сердце колотясь где-то в горле.

Мне нужно было спрятаться. Осмотреться. Подумать. Но как думать, когда каждая клетка тела вопит о панике? Лаборатория Семёна… тот всплеск энергии… Телепорт. Это слово наконец оформилось в сознании, холодное и невероятное. Он работал. Он привёл меня… сюда. Куда? В будущее? В параллельный мир? В симуляцию?

Я нащупала в кармане брелок. Нажала кнопку. Крошечный луч света выхватил из мрака груду металлолома и надпись на стене: «Ядро ждёт. Долой Корпоративный Шпиль». Ядро? Шпиль?

Вдруг прямо перед моим лицом, с тихим шипящим звуком, возникла маленькая голограмма — вращающийся синий куб. Из него послышался безличный электронный голос, который, однако, говорил на том же понятном мне языке:

«Сканирование… Обнаружен неидентифицированный биологический объект. Отсутствуют обязательные импланты: нейрочип-идентификатор, корпоративный тракер, биометрический маячок. Нарушение Кодекса Нексуса, раздел 1, статья 4. Инициирую запрос в службу безопасности сектора „Хаос-Дельта“. Оставайтесь на месте для верификации».

Куб начал мигать красным. Издалека, поверх городского гула, послышался нарастающий, пронзительный вой сирены. Не как у наших машин. Более механический, неумолимый.

Я рванула прочь, сбивая голограмму рукой. Она рассыпалась на пиксели, но сирена уже выла где-то близко. Я металась по лабиринту задних двориков и технических проходов, пока не наткнулась на полуразрушенную решётку вентиляции. Она поддалась после нескольких ударов ногой. Я вползла в тёмный, пропахший плесенью и маслом туннель и отползла подальше от входа, свернувшись калачиком за каким-то огромным, остывшим механизмом.

Только тут, в относительной тишине, нарушаемой лишь гулом извне и капаньем конденсата, я позволила себе дрожать. Всей трясло — руки, зубы, колени. Я закусила кулак, чтобы не закричать. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с грязью и кислотным дождём. Дом. Мастерская. Тёплый свет лампы над верстаком. Запах старого дерева и чая. Батарея, к которой можно прислониться холодным осенним вечером. Это было так далеко, что казалось сном. А этот кошмар — единственной реальностью.

Силы медленно возвращались, а с ними — отчаяние. Что я могу сделать? У меня нет денег, нет документов, я не знаю законов, языка (почему я его понимаю?!), у меня нет никаких… имплантов. Именно их отсутствие, как сказал тот голос, и было нарушением.

Я заставила себя дышать глубже. Память услужливо подкинула образ: серые глаза в тени капюшона. Холодные, но человеческие. Он спас меня. Значит, не все здесь монстры? Или спас, чтобы потом забрать себе? «Ценная штучка», — сказал бандит. Почему?

Мне нужно было понять. Я осторожно выглянула из своего укрытия. Рядом со входом валялись обрывки какого-то синтетического полотна, похожего на брезент. И, о чудо, смятый бумажный стаканчик с потухшей голограммой на боку. Бумага! Значит, её ещё используют. Я подползла, схватила стакан и клочок полотна, вернулась назад.

На внутренней стороне стаканчика что-то было напечатано. Меню какого-то «Синт-бара». Цены в «кредитах». Реклама «настоящего сахара!». И в углу — маленькая, потёртая карта. Схема сектора. Я разглядела её при свете фонарика. В центре — огромная башня с пометкой «Корпоративный Шпиль (Омнитек)». Вокруг — концентрические кольца: «Верхний Город», «Средний Пояс», «Промзона», и в самом низу, в основании, огромная область, помеченная как «Ядро». Тот переулок, где я появилась, был в «Промзоне». Я сидела где-то на её окраине.

На карте также были значки, похожие на Wi-Fi символы с подписью «Публичные терминалы». Может быть, там можно что-то узнать? Без импланта, как я…

И тут меня осенило. Я полезла в другой карман. Телефон. Мой старый, верный смартфон. Я вытащила его дрожащими пальцами. Экран был цел. Заряд — 73%. Но, конечно, ни сети, ни интернета. Только приложения, фотографии, музыка. Окно в мой исчезнувший мир. Я чуть не расплакалась снова, увидев обои — фото осеннего Петропавловского собстава, сделанное в прошлом году.

Я открыла браузер. «Нет подключения к сети». Но вдруг… я попробовала нажать на значок Wi-Fi. Список сетей взорвался десятками, сотнями названий. «Omnitek_Public_Secure», «Cybergene_Corp_Guest», «Nexus_Free_Zone», «The_Core_Unleashed», «Skyscraper_7_Residents»… Все они были защищены. Требовался логин, пароль, или, как я подозревала, нейрочип для автоматического подключения.

Но одна сеть, в самом низу списка, называлась «Публичный инфокиоск №781-Дельта». И она была открытой. Без пароля.

Надежда, острая и болезненная, кольнула меня. Я подключилась. Сразу же открылся примитивный браузер с текстовым интерфейсом. Поиск. Я ввела: «Неидентифицированный биологический объект. Нарушение».

Выдало сотни ссылок на корпоративные и государственные (если здесь было государство) кодексы. Я пролистала. Суть была проста: каждый резидент Нексуса (так назывался этот город-планета?) должен иметь имплантированный чип идентификации, выдаваемый корпорацией-спонсором или, для независимых, городской администрацией Шпиля. Его отсутствие приравнивалось к статусу «нелица» — контрабанды, беглого преступника, биоотхода.

Я ввела: «Телепортация. Арка».

Ничего. Ни одной ссылки. Только упоминания научной фантастики.

«Попадание с другой планеты. Другая реальность».

Снова ничего полезного. Куча фантастики, философские дискуссии на форумах.

Я чувствовала, как паника возвращается. Мне нужно было понять, почему я «ценная». Я ввела: «Чистая ДНК. Ценность.»

И тут поиск выдал нечто. Статьи, помеченные как «Корпоративные внутренние материалы (утечка)». Я открыла первую.

«…биологический материал, не отягощённый стандартными кибернетическими модификациями и наномедицинскими имплантами, представляет высочайший интерес для отделов экспериментальной биоинженерии корпораций „Омнитек“ и „Киберген“. „Чистый“ геном позволяет проводить тесты совместимости с новейшими типами имплантов, изучать отторжение на фундаментальном уровне, а также…»

Я не стала дочитывать. Меня тошнило. Я была для них лабораторной крысой. Живой, «чистой» крысой.

Сирена завыла совсем близко, прямо снаружи. Голый свет прожекторов мелькнул в проёме вентиляции. Я прижалась к механизму, затаив дыхание. Мимо, с гулким скрежетом гусениц, проползло что-то вроде танка на шести ногах, усеянное сенсорами и стволами. Автономный патруль. Он остановился, повертел «головой» с камерами. Красный луч лидара скользнул по земле у входа, на секунду задержался на сломанной решётке… и двинулся дальше. Сирена стала затихать.

Они искали. Искали меня.

Я должна была двигаться. Но куда? «Ядро», как гласила надпись на стене, казалось, было местом для отверженных. Может, там можно затеряться? Но как туда добраться?

Я снова посмотрела на телефон. Сеть «Публичный инфокиоск» предлагала не только браузер. Там была доска объявлений. В основном, предложения работы, купля-продажа запчастей, аренда жилья. И… раздел «Розыск/Контракт».

Сердце упало. Я открыла его. И увидела себя.

Фотография была нечёткой, снятой с верхнего ракурса, вероятно, уличной камерой. Но это была я: в своём пальто, с перекошенным от ужаса лицом, в том самом переулке. Подпись: «Несанкционированный телепортационный инцидент. Объект: „Чистая“, жен., 20—25. Не содержит имплантов. Опасна для стабильности сектора. Контракт на изъятие живьём: корпорация „Омнитек“. Вознаграждение: 50 000 кредитов. Статус: активен».

Пятьдесят тысяч. За меня. Живьём.

Под объявлением был чат. Анонимные комментарии.

— «Где ловили? Хаос-Дельта? Уже прочёсывают».

— «50к за чистяк? Щедро. Должно быть, для проекта „Аркад“. Слышал, они там мозги промывают».

— «Никаких следов в сетке. Как призрак. Интересно».

— «Всем охотникам: смотрите в оба. Конкурс обещает быть весёлым».

Я вырубила телефон, словно он мог меня выдать. Дышала часто-часто. Теперь всё было ясно. Я — дичь. Ценная дичь. И вся эта высокотехнологичная саванна вышла на охоту.

Нужно было менять внешность. Хотя бы немного. Я накинула на голову грязный лоскут синтетики, как капюшон. Протёрла лицо другим клочком, стараясь стереть с него характерные черты, оставив только грязь. Пальто было самой узнаваемой вещью, но снять его означало замерзнуть — здесь, в тени, было сыро и холодно. Я вывернула его наизнанку. Подкладка была тёмной, безликой.

План. Мне нужен был план. А плана не было. Только одно желание — выжить до следующей минуты.

Я выбралась из вентиляции, стараясь двигаться как можно тише, сливаясь с тенью. Двигалась вдоль стен, избегая открытых пространств. Шла вниз, согласно карте, в сторону «Ядра». Если все охотятся в «Промзоне», может, внизу будет спокойнее?

Чем ниже я спускалась, используя полуразрушенные лестницы и грузовые лифты, застрявшие между уровнями, тем мрачнее становилось окружение. Неоновый блеск верхних этажей сюда почти не проникал. Светили лишь тусклые жёлтые лампы да аварийная подсветка. Воздух стал ещё гуще, пропах плесенью, стоячей водой, мочой и дымом от костров. Архитектура упрощалась, переходя в голые фермы, бетонные плиты и лабиринты из гофрированного металла.

Здесь было больше людей. Вернее, существ. Многие выглядели так, будто их собирали из того, что было: самодельные кибер-конечности, сваренные из обломков, глаза, заменённые фонарями, кожу, покрытую грубыми татуировками-схемами. Они сновали в полумраке, переговариваясь на грубом, насыщенном сленгом жаргоне. Их взгляды, падая на меня, были не столько сканирующими, сколько оценивающими на предмет угрозы или выгоды. Я опустила голову, стараясь идти уверенно, как будто знаю куда.

Наконец, я нашла то, что искала: относительно тихое, заброшенное место. Что-то вроде старой насосной станции, заполненной сломанным оборудованием. В дальнем углу, за ржавым резервуаром, был укромный закуток, защищённый от всеобщего обзора. Здесь пахло ржавчиной и маслом, но это был запах, отдалённо напоминавший мою мастерскую. Я сгорбилась там, накрывшись лоскутом ткани, и наконец позволила усталости взять верх.

Слёзы уже не текли. Была только пустота, пронизанная страхом. Я закрыла глаза, пытаясь представить звук дождя за окном в Питере, шорох листьев в Летнем саду. Но в ушах настойчиво стоял чужой, металлический гул Нексуса.

Я думала о тех серых глазах. О его движениях — быстрых, эффективных, смертельных. Он был частью этого мира. Но он не сдал меня патрулю. Почему?

Возможно, потому что 50 000 кредитов — это слишком лакомый кусок, чтобы делиться с корпорацией. Возможно, он сам охотник. И теперь ищет.

Эта мысль должна была пугать. Но почему-то в ней была крупица странного утешения. Он был реальным, сильным, способным действовать в этом аду. И в его взгляде не было того тупого хищничества, что у бандитов. Был расчёт. А с расчётом, как мне казалось, можно иметь дело. Можно договориться.

Если, конечно, он найдёт меня первым. И если я смогу предложить ему что-то ценнее, чем 50 000 кредитов за мою живую тушку.

Я заснула, сидя, от ужаса и истощения. Мой сон был беспокойным, полным преследующих меня сирен и искрящихся голограмм. И в его глубине, как якорь, держались холодные, оценивающие, человеческие глаза в тени капюшона.

Последней осознанной мыслью перед погружением в забытьё было: «Выживу. Во что бы то ни стало. А потом найду дорогу домой».

Или найду того, кто знает, где эта дорога.

Глава 3. Цена на голову

Я проснулась от холода. Пронизывающего, влажного, идущего от металлических стен и просачивающегося сквозь тонкую подкладку моего пальто. Тело ныло в каждом суставе, шея затекла в неудобной позе. Сон был коротким и тревожным, больше похожим на забытье под наркозом, после которого мир возвращается слишком резко.

Сначала был только гул. Низкий, всепроникающий грохот города, работающего, как гигантский механизм, без перерывов на ночь. Потом запахи: ржавчина, плесень, что-то горелое, и под всем этим — сладковатый, химический шлейф, который я уже начинала ассоциировать с воздухом Нексуса.

Я лежала, не открывая глаз, пытаясь удержать в голове призрачный образ своего старого верстака, тепла лампы, тишины. Но воспоминания были хрупкими, как паутина, и рвались под натиском новой реальности. С вздохом, который больше походил на стон, я открыла глаза.

Мой уголок за ржавым резервуаром был погружён в полумрак. Свет просачивался издалека, от какого-то прожектора на верхнем уровне, бросая длинные, искажённые тени. Вокруг валялись обломки: разобранные корпуса приборов, спутанные провода, пустые канистры с едкими этикетками. Я была в логове металлического зверя, в его брюхе.

Пошевелилась — всё болело. Голод скрутил желудок тугим узлом. Жажда. Горло пересохло и першило. Я осмотрела свой импровизированный убежище. Ни еды, ни воды. Только вездесущая пыль и конденсат на холодном металле.

Нужно было двигаться. Сидеть здесь означало медленно умирать от голода или быть найденной. Я осторожно выглянула из-за резервуара. Пространство бывшей насосной было пустынно. Где-то в отдалении слышались голоса, лязг металла, но здесь, в этом углу, царило запустение.

Я вытащила телефон. Заряд — 41%. Подключилась к той же открытой сети «Публичный инфокиоск». Объявление о розыске всё ещё висело. Комментариев прибавилось.

— «Патруль Омнитека прошёлся по Нижнему Кольцу. Ничего. Словно сквозь землю провалилась».

— «Говорят, у неё нет чипа. Вообще. Как такое возможно? Она из Ядра?».

— «Из Ядра такие чистые не бывают. Максимум — с орбитальной станции-приюта. Но и там чипируют при рождении».

— «Награда выросла до 55к. Срочность повышена».

Награда выросла. От этого не становилось легче. Я закрыла чат и снова изучила карту. Я находилась на самой границе Промзоны и Ядра. «Ядро» на карте было заштриховано, с пометкой «Нестабильно. Контроль минимален. Рекомендуется избегать». Что ж, звучало как идеальное место, чтобы спрятаться от всех.

Но сначала нужно было решить базовые проблемы. Вода. Еда.

Я выбралась из своего укрытия и, прижимаясь к стенам, двинулась в сторону шума. Через несколько минут я вышла на что-то вроде стихийного базара. Это была просторная платформа, заставленная лотками из обломков и растянутыми тентами. В воздухе висела смесь запахов: жареного синтетического мяса, палёной пластмассы, дешёвого парфюма и пота.

Люди здесь были… разными. Меньше блестящих, корпоративных имплантов, больше кустарных, грубых модификаций: клешни вместо рук, ноги на пневмоподвеске, глазницы с тепловизорами. Одежда — поношенная, функциональная, часто сшитая из разных материалов. Я натянула капюшон из тряпки пониже и попыталась слиться с толпой, двигаясь вдоль лотков.

Торговали всем: деталями от механизмов, странными приборами, тюбиками с какой-то пастой («Полноценное питание на 3 цикла!»), самодельным оружием, украденными личными вещами. Я увидела лоток с бутылками мутной жидкости. Надпись: «Вода. Очищенная. 2 кредита».

Два кредита. У меня не было ни одного. В карманах — только фонарик, телефон, ключи от квартиры в Петербурге (какая ирония) и смятая пачка бумажных салфеток. Ничего ценного в этом мире.

Я наблюдала, как происходит обмен. Большинство использовало бесконтактные платежи — просто подносили руку с чипом к сканеру на лотке. Некоторые расплачивались мелкими металлическими жетонами или обменивались товаром. Я заметила женщину, которая отдала за тюбик пасты старый, но рабочий, микросхемный анализатор.

Нужно было что-то продать. Но что? Телефон? Он был для меня последней нитью с домом, к тому же — источником информации. И вряд ли эта древняя модель представляла здесь какую-то ценность. Фонарик? Он стоил копейки. Одежда? Я и так замерзала.

Отчаяние снова начало подползать к горлу. Я стояла, прижавшись к холодной стене, и смотрела, как люди живут своей обычной, чужой жизнью. Как едят, пьют, спорят, смеются. Я была призраком, наблюдающим за миром живых.

Внезапно мой взгляд упал на небольшой экран, встроенный в колонну неподалёку. На нём сменялись объявления местного, ядренного, производства. Реклама подпольных киберклиник, вызова «мусорщиков» (тех, кто убирает трупы и… запчасти?), предложения работы на вентиляционных шахтах. И среди них — моё лицо.

Фотография была та же, но теперь её сопровождала бегущая строка: «ПОВЫШЕННАЯ НАГРАДА: 60 000 КРЕДИТОВ. ОБЪЕКТ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН (возможны пси-способности, неконтролируемая телепортация). ПРИ ОБНАРУЖЕНИИ НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЬ СЛУЖБЕ БЕЗОПАСНОСТИ „ОМНИТЕК“. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ КОНТАКТИРОВАТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО».

Пси-способности? Неконтролируемая телепортация? Они не знали, что произошло на самом деле, и строили дикие догадки. Это должно было работать в мою пользу — внушать страх. Но также делало охоту ещё более ожесточённой.

Я увидела, как несколько человек у экрана переглянулись. Один, с оптическим имплантом вместо глаза, отвёл взгляд и начал что-то быстро набирать на своем запястье, вероятно, отправляя сообщение.

Время истекло. Мне нужно было убираться отсюда. Сейчас.

Я отпрянула в тень и замерла, наблюдая. Человек с оптическим имплантом отошёл от экрана и начал неспешно, но целенаправленно обходить лотки, его имплантированный глаз методично сканировал толпу. Он искал. Искал меня.

Я повернулась, чтобы уйти, и наткнулась на кого-то.

— Осторожней, чистяк, — прорычал низкий голос.

Передо мной стоял мужчина, почти два метра ростом, с плечами, усиленными стальными пластинами. Его лицо было покрыто шрамами и татуировками-схемами. Он смотрел на меня сверху вниз, и в его единственном биологическом глазе (второй был закрыт повязкой) мелькнуло знакомое мне выражение — холодный, оценивающий интерес охотника.

— Простите, — прошептала я, пытаясь обойти его.

Он перегородил мне путь.

— Странная ты какая-то. Лица не видно. И пахнешь… по-другому.

Его рука, огромная, с роботизированными суставами, потянулась, чтобы сдернуть с меня тряпку.

Я отшатнулась. Это было ошибкой. Это подтвердило его подозрения. Его лицо озарилось ухмылкой.

— Ну-ка, покажись, птичка…

В этот момент с другой стороны платформы раздался взрыв. Не мощный, скорее светошумовой. Вспышка ослепительного белого света и оглушительный хлопок. Толпа взревела, засуетилась, началась давка. Кто-то крикнул: «Рейд! Рейд патруля!»

Воспользовавшись суматохой и отвлечением великана, я рванула прочь. Не разбирая дороги, отталкиваясь от людей, ныряя под лотки, прыгая через груды хлама. За спиной слышался рёв: «Стой!»

Я влетела в узкий, тёмный проход между двумя огромными цистернами. Бежала, спотыкаясь о трубы, пока не упёрлась в тупик — заваренные стальные двери. Обернулась. В проходе, залитом красным светом аварийной лампы, стоял он. Великан. Он дышал тяжело, его стальные плечи почти касались стен.

— Куда теперь, птичка? — сказал он, делая шаг вперёд. — Шестьдесят тысяч… неплохо для утренней прогулки.

Я прижалась к холодным дверям. Бежать было некуда. Руки тряслись. В голове пронеслось: «Вот и всё. Конец пути. Лабораторная крыса».

Великан протянул руку. И вдруг его единственный глаз расширился от удивления, потом закатился. По его телу пробежала судорога. Он рухнул на колени, а потом и вовсе на пол, оглушительно грохнувшись. За его спиной, держа в руке небольшой цилиндр с двумя тонкими иглами на конце, стояла девушка.

Она была невысокой, худощавой, одетой в поношенный комбинезон, испачканный машинным маслом. Её волосы, рыжеватые, были коротко и неровно острижены. Но больше всего поражали глаза. Они были ярко-зелёными, неестественно яркими, и вместо зрачков в них светились концентрические круги, как у прицела. Киберизированные глаза. Она щёлкнула цилиндром, иглы втянулись, и сунула его в карман.

— Электршокер, самодельный, — сказала она хрипловатым голосом. — На таких грубиянов действует. Ты жива?

Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Девушка быстро подошла к великану, обыскала его, вытащила несколько жетонов и небольшой плоский пистолет.

— Компенсация за беспокойство, — пробормотала она. Потом посмотрела на меня. Круги в её глазах сузились, будто фокусируясь. — Чистая. Совсем чистая. И паникуешь, как младенец на Ядре. Ты и есть та самая «опасная псионица» с наградой в шестьдесят кило?

Я снова кивнула, на этот раз испуганно. Она была одной из них. Из этого мира. Что она сделает?

Девушка фыркнула.

— Псионица. Бред. У тебя вид обычного потерянного чистяка, которому крупно не повезло. — Она прислушалась. Снаружи доносились крики, сирены патруля. — Здесь скоро будет жарко. Идём.

— Куда? — наконец выдавила я.

— Туда, где тебя не сожрут с потрохами в первые пять минут. Если, конечно, хочешь.

У меня не было выбора. Доверять ей было страшно. Но оставаться — означало смерть или поимку. Я кивнула.

— Лиза, — сказала девушка, уже поворачиваясь и указывая мне следовать за ней в узкую щель в стене, о которой я и не подозревала.

— Лика.

— Привет, Лика. Держись близко и не задавай вопросов, пока не выберемся.

Она пролезла в щель. Я, после секундного колебания, последовала за ней. Мы оказались в системе технических туннелей, таких низких, что приходилось идти согнувшись. Лиза двигалась уверенно, её светящиеся глаза, видимо, видели в темноте прекрасно. Я шла за ней, спотыкаясь, наступая в лужи непонятной жидкости, ударяясь головой о свисающие трубы.

— Почему ты помогла? — не выдержала я шёпотом.

— Потому что «Омнитек» — ублюдки, — просто ответила она, не оборачиваясь. — И потому что любой, кого они так яро хотят заполучить, либо очень ценен, либо очень им опасен. В любом случае, интересно. А на Ядре скучно редко бывает.

Мы шли, казалось, вечность. Туннели ветвились, поднимались, опускались. Иногда сверху доносились звуки жизни города: гул, музыка, голоса. Здесь же был только наш тяжёлый breath да шорох шагов.

Наконец, Лиза остановилась перед какой-то панелью. Она нажала на скрытые защелки, панель отъехала в сторону с тихим скрежетом. За ней оказалось маленькое помещение. Очень маленькое. Что-то вроде кабины или крошечной мастерской. Вдоль стен стояли стеллажи, забитые электроникой, платами, инструментами. В центре — кресло-качалка, сшитое из обрывков кожи и ткани, и стол с несколькими мониторами, которые сейчас были тёмными. Воздух пахло паяльной кислотой, озоном и… печеньем? На столе стояла кружка и лежала половинка какого-то батончика.

— Мой салон, — сказала Лиза, входя внутрь и снимая потрёпанную куртку. — Не роскошно, но своё. И что важно — не числится ни в одной базе. Сиди, если устала.

Я осторожно вошла и прислонилась к стеллажу, не в силах даже сесть. Дрожь, которую я сдерживала все это время, вырвалась наружу. Я сжала зубы, но они всё равно стучали.

Лиза наблюдала за мной своими странными глазами. Круги в них медленно вращались.

— Первый раз на Ядре? — спросила она, доставая из какого-то отсека тюбик. — Выпей. Электролит. Поможет от шока.

Я взяла тюбик дрожащими руками, с трудом открутила крышку. Внутри была солоноватая, слегка сладкая жидкость. Я выпила. Стало немного лучше.

— Спасибо, — прошептала я.

— Не за что. Пока что. — Лиза села в кресло, закинула ноги на стол. — Так. Рассказывай. Откуда ты, чистяк, и почему на тебя повесили такой жирный контракт?

Я посмотрела на неё. На её молодое, но уже уставшее лицо, на следы масла на щеках, на эти пугающие, но сейчас выражающие лишь любопытство глаза. Врать? Но в чём смысл? Она спасла меня. Пока что.

— Я не отсюда, — сказала я тихо. — Я… я попала сюда случайно. Через телепорт. Из моего мира.

Лиза замерла. Круги в её глазах остановились, превратившись в две ярко-зелёные точки, устремлённые на меня.

— Телепорт, — повторила она медленно. — Межпространственный скачок. Теоретическая физика уровня Корпоративного Шпиля. Ты утверждаешь, что «Омнитек» или «Киберген» уже имеют работающую технологию?

— Нет! То есть, я не знаю. Я попала из… из моего мира. Где нет всего этого, — я махнула рукой вокруг. — Нет имплантов, таких городов… Это была авария. Эксперимент.

Я рассказала ей. О НИИ, о Семёне, о вспышке света. Кратко, сбивчиво. Лиза слушала, не перебивая. Когда я закончила, она долго молчала.

— Вот черт, — наконец произнесла она. — Вот почему ты чистая. Ты не просто с другой планеты. Ты с другой… ветки. Или эпохи. И твоя ДНК, твоя биология — это эталон, пустое поле. Мечта любого корпоративного учёного. — Она встала и начала расхаживать по крошечному пространству. — Они хотят тебя не просто как образец. Они хотят тебя как ключ. Чтобы понять, как их железо взаимодействует с «нулевым» пациентом. Чтобы создать импланты следующего поколения. Или что-то похуже.

Мне стало дурно.

— Что мне делать? — спросила я, и в голосе прозвучала детская беспомощность.

Лиза остановилась и посмотрела на меня.

— Вариантов немного. Вариант один: сдаться «Омнитеку». Стать их лабораторной белкой. Может, даже выживешь. Но ты перестанешь быть собой.

— Второй вариант: попытаться выжить здесь, на Ядре. Но рано или поздно тебя найдут. Патруль, охотники за головами, или просто какой-нибудь ублюдок, который сдаст тебя за пачку синткофе.

— Третий вариант… — она замолчала.

— Какой? — почти взмолилась я.

— Третий вариант — найти способ отправить тебя обратно. Закрыть дверь, которую ты открыла. Это уберёт причину охоты. «Омнитек» потеряет интерес, если источник «аномалии» исчезнет.

Надежда, острая и болезненная, вновь кольнула в груди.

— Ты знаешь, как это сделать?

Лиза покачала головой.

— Нет. Но я знаю людей. Вернее, одного человека. Он… собирает информацию. Особую информацию. О корпоративных секретах, о старых технологиях, о вещах, которые не должны существовать. Если кто и сможет что-то узнать о межпространственных скачках, так это он.

— Кто он? — спросила я.

Лиза усмехнулась, но в усмешке не было веселья.

— Его зовут Кай. И он — наёмник. Очень дорогой, очень циничный и очень опасный. Он не делает ничего просто так. Всё имеет свою цену.

Кай. Имя ничего мне не говорило. Но в памяти всплыли серые глаза в тени капюшона. Холодная оценка. Эффективный, безжалостный разгром троих нападавших.

— Я… я, кажется, его уже видела, — прошептала я.

Теперь удивилась Лиза.

— Видела? Где?

— В переулке. Когда я только появилась. Он спас меня от бандитов.

Круги в глазах Лизы сузились до булавочных головок.

— Интересно. Значит, он уже в курсе. Или… — она задумалась. — Или он уже работает на кого-то, кто в курсе. В любом случае, он — наш лучший шанс. Или худшая ошибка.

Она подошла к одному из мониторов и щёлкнула выключателем. Экран ожил, показав несколько окон с кодом и схемами.

— Я попробую выйти на него. Это займёт время. А тебе нужно отдохнуть и прийти в себя. Ты выглядишь, как зомби после марш-броска. — Она кивнула на заваленный хламом угол. — Там можно прилечь. Не бойся, я не сдам тебя. Пока что ты для меня интереснее, чем шестьдесят тысяч кредитов.

Я послушно подошла к углу, сгребла с какого-то ящика груду запчастей и села на пол, прислонившись к стене. Силы окончательно покинули меня. Глаза сами закрывались.

— Лиза, — тихо сказала я. — Почему ты веришь мне? Всё, что я рассказала… звучит как бред сумасшедшей.

Лиза, не отрываясь от монитора, пожала плечами.

— На Ядре я видела столько «бреда», что твоя история — одна из самых правдоподобных. К тому же, — она обернулась, и в её механических глазах мелькнуло что-то похожее на человеческую усмешку, — у тебя ужасно честное лицо, чистяк. Для вруньи ты не годишься.

Я хотела улыбнуться в ответ, но вместо этого из глаз снова потекли слёзы. На этот раз — от облегчения. Я не была одна. Пусть в этом чужом, ужасном мире, но у меня появился… не друг. Пока не друг. Но союзник.

Я закрыла глаза, и на этот раз сон накатил быстро, унося в темноту, где не было ни неона, ни сирен, только далёкий, почти забытый запах домашнего уюта и тишина, которую уже не нарушал гул Нексуса, а лишь ровное, успокаивающее жужжание серверных кулеров в убежище Лизы.

Глава 4. Сделка с тенью

Я проснулась от ровного, убаюкивающего жужжания. Не городского гула, а более локального, механического — работало охлаждение серверных стоек, встроенных в стену логова Лизы. Воздух был тёплым, наэлектризованным запахом озона и пайки. На мгновение, в полусне, я подумала, что это шум вентилятора в моей питерской комнате. Но потом открыла глаза и увидела нависающие надо мной стеллажи, забитые чуждым хламом, и бледный свет экранов на столе.

Память вернулась полновесной гирей. Нексус. Охота. Лиза.

Я села, потирая затекшие мышцы. Тело всё ещё ныло, но чувство оглушающей паники притупилось, сменившись тупой, фоновой тревогой. В углу, заваленном обрывками кабелей, я заметила старую, но чистую футболку и банку с водой. Предложение Лизы? Я взяла воду, отпила — она была прохладной, с металлическим привкусом, но свежей. Умылась, смывая с лица следы вчерашней грязи и слёз.

Лиза спала, свернувшись в своём кресле-качалке, накинув на лицо куртку. Её неестественно зелёные глаза были скрыты, и без них она казалась просто уставшей девушкой, чуть старше меня. На мониторах за её спиной бежали строки кода, мигали схемы — какой-то автоматический процесс.

Тишина, нарушаемая только жужжанием, была непривычной. Здесь, в этой металлической скорлупке, не было слышно рева города. Была иллюзия безопасности. Я знала, что это иллюзия, но позволила себе несколько минут просто сидеть и дышать, не думая ни о чём.

Потом мой взгляд упал на телефон, лежащий рядом. Заряд — 18%. Я включила его, больше по привычке. И, как магнитом, потянулась к галерее. Фотографии. Моя жизнь. Осенний парк. Мама, улыбающаяся за праздничным столом. Моя кошка, Мурка, спящая на подоконнике. Вид из окна мастерской на кирпичную стену соседнего здания, по которой полз плющ. Каждое изображение было уколом ностальгии, таким острым, что перехватывало дыхание.

Я выключила телефон и зажала его в ладонях, как талисман. Дорога домой. Лиза говорила, что есть шанс. Через какого-то наёмника по имени Кай. Того самого, с серыми глазами.

Внезапно на одном из мониторов код сменился. Появилось окно с текстом: «КОНТАКТ УСТАНОВЛЕН. КАНАЛ ЗАШИФРОВАН. ОЖИДАНИЕ ОТВЕТА».

Лиза в кресле вздрогнула, сбросила с лица куртку. Её киберглаза мгновенно сфокусировались на экране. Она увидела, что я не сплю, и кивнула.

— Проснулась. Хорошо. Похоже, наш друг вышел на связь. Раньше, чем я ожидала.

Она повернулась к клавиатуре, её пальцы застучали по клавишам с привычной скоростью. На экране появилась строка ввода.

— Он знает, что ты у меня? — спросила я, подбираясь ближе.

— Если не знал, то теперь точно догадается, — ответила Лиза, не отрываясь. — Я послала запрос через его обычные каналы. С упоминанием «аномалии с нулевой кибернетизацией». Для него это как фонарь в тумане.

Она отправила сообщение. Мы ждали. Секунды тянулись, как часы. Я прикусила губу, наблюдая за мерцающим курсором.

Наконец, в окне появился ответ. Без приветствий, без лишних слов.

— Кай: Адрес. Условия.**

Лиза усмехнулась.

— Кратко и по делу. Его стиль. — Её пальцы вновь забегали по клавишам. — Отправляю координаты нейтральной территории. Старая сортировочная станция на границе Ядра. Через два часа. Он один. Ты будешь на виду. Никакого оружия с его стороны — только разговор. Мои гарантии.

— Кай: Гарантии приняты. Два часа. Будет один. Если она не соответствует описанию — контакт прерывается.

— Лиза: Соответствует. Готовься к сюрпризу.

Связь прервалась. Лиза откинулась в кресле.

— Всё. Свидание назначено.

— «Нейтральная территория»? — переспросила я. — Это безопасно?

— На Ядре безопасно только у меня здесь, — сказала Лиза, указывая пальцем в пол. — Но эта станция — ничья земля. Ни одной из банд, ни корпорациям она не интересна. Развалины, открытое пространство. Трудно устроить засаду. Идеальное место для… переговоров.

Она встала, потянулась, и её позвоночник хрустнул.

— Тебе нужно подготовиться. И психологически, и… визуально. Он должен увидеть в тебе ценность, а не просто перепуганную дичь.

— Какую ценность? — горько спросила я. — Я ничего не умею в этом мире.

— Ты умеешь то, чего не умеем мы, — серьёзно сказала Лиза. — Ты мыслишь иначе. Ты — чистый лист. И ты — живое доказательство того, что межпространственные скачки возможны. Для такого человека, как Кай, информация — самая твердая валюта. Нужно лишь правильно её преподнести.

Она покопала в одном из ящиков и вытащила что-то вроде компактного сканера.

— Дай свою руку.

Я протянула. Она провела сканером по ладони, запястью, предплечью. На его маленьком экране загорелся зелёный значок.

— Чисто. Ни одного наночипа, ни одного следа модификаций. Даже медицинских. Это и есть твоя визитная карточка. — Она положила сканер. — Теперь слушай. Кай — прагматик. Он не станет тебе помогать из сострадания. Ему нужен интерес. Мы предложим ему сделку.

— Какую?

— Ты помогаешь ему в одном деле. В таком, где человек без цифровых следов, без имплантов, без связи с сетями — бесценный актив. А он, в свою очередь, помогает тебе найти информацию о том, как ты сюда попала, и, возможно, как вернуться обратно. И обеспечивает защиту, пока идёт поиск.

— А если он просто схватит меня и сдаст «Омнитеку»? Шестьдесят тысяч…

— Шестьдесят тысяч — разовая выплата, — парировала Лиза. — А ты можешь принести ему гораздо больше в долгосрочной перспективе. Плюс, если он сдаст тебя, он испортит отношения со мной. А я ему иногда бываю полезна. Он это знает.

Она говорила уверенно, но я видела напряжение в её плечах. Она тоже рисковала.

Два часа пролетели в нервной дрожи. Лиза дала мне ещё один тюбик с питательной пастой (на вкус — как картон с ванилью) и заставила выпить воды. Потом мы отправились.

Путь до сортировочной станции лежал через лабиринты нижних уровней. Лиза вела меня быстрыми, уверенными тропами, избегая основных магистралей. Мы шли по заброшенным конвейерным линиям, пробирались через пещеры из спрессованного мусора, переходили по шатким мосткам над пропастями, из которых поднимался токсичный пар. Я молчала, стараясь просто не отставать, впитывая ужасающий масштаб этого подземного мира. Это был город под городом, его антипод, живущий по своим жестоким законам.

Наконец, мы вышли на открытое пространство. Огромный зал, когда-то, видимо, ангар или склад. Сводчатый потолок терялся в темноте на высоте в десятки метров. По стенам стояли ржавые скелеты каких-то агрегатов, гигантские ковши и стрелы кранов. Пол был усыпан битым бетоном и металлоломом. Свет проникал сверху через разбитые стеклянные панели в крыше, падая косыми, пыльными столбами, в которых кружились мириады частиц. Здесь было тихо. Пугающе тихо. Только где-то капала вода.

— Здесь, — сказала Лиза, остановившись недалеко от входа, под одним из световых столбов. — Ты остаёшься на виду. Я отойду в тень, к той колонне. Если что-то пойдёт не так… беги к выходу, который я тебе показала. Поняла?

Я кивнула, глотая ком в горле. Моё сердце колотилось так громко, что, казалось, эхо разнесёт его по всему ангару.

— Удачи, чистяк, — тихо сказала Лиза и скрылась в тени, растворившись среди груды обломков.

Я осталась одна. Стояла под лучом света, чувствуя себя невероятно уязвимой и выставленной напоказ. Каждая секунда ожидания была пыткой. Я вслушивалась в тишину, пытаясь уловить шорох, шаг. Ничего.

Ровно через два часа после установки контакта, как по часам, из тени на противоположном конце зала вышел он.

Кай.

Он шёл неторопливо, без суеты. Не крался, а просто шёл, как хозяин, осматривающий свои владения. На нём была тёмная, облегающая одежда из матового, не отражающего свет материала, без каких-либо опознавательных знаков. Никакого капюшона сегодня, лицо было открыто. Оно оказалось моложе, чем я ожидала — лет тридцати, с резкими, угловатыми чертами, прямым носом, тонкими губами. Короткие, тёмные волосы. И глаза. Те самые серые, холодные глаза. Они были устремлены прямо на меня, сканируя, оценивая с расстояния в пятьдесят метров.

Он остановился в десяти шагах от меня. Не приближаясь. Его взгляд скользнул по моей фигуре, по лицу, по рукам, задержался на моих потрёпанных кедах, потом вернулся к глазам.

— Так, — произнёс он. Голос был ровным, низким, без эмоций. — «Аномалия с нулевой кибернетизацией». Лиса не преувеличивала.

— Я… — мой голос сорвался. Я сглотнула. — Меня зовут Лика.

— Знаю, — коротко сказал он. — Твоё лицо висит на каждом углу с ценником. Шестьдесят пять тысяч, кстати. Цена выросла.

Он знал. Конечно, знал.

— Лиза сказала, ты предлагаешь сделку, — продолжал он, скрестив руки на груди. — У тебя есть две минуты, чтобы заинтересовать меня. Говори.

Давила его холодность, этот взгляд, который, казалось, видел меня насквозь. Но отступать было некуда. Я собрала всю свою волю.

— Я не отсюда. Я попала сюда случайно, через телепорт, из другого мира. Без имплантов, без чипов, без следов в ваших сетях. «Омнитек» хочет меня для экспериментов. Я же предлагаю тебе себя в качестве… инструмента. Там, где любой житель Нексуса оставляет цифровой след, я — призрак. Там, где сканеры ищут импланты, я — невидимка.

Кай слушал, не двигаясь. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Продолжай.