⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
Посвящается хранителю вечных ценностей Пальмиры — Халеду аль-Асааду
Последнее, предсмертное письмо Александра Македонского своему учителю, великому Аристотелю, хранит в себе загадку, которую мечтают разгадать учёные и за которой охотятся спецслужбы. Этот древний артефакт становится причиной захватывающих событий, разворачивающихся на Средиземном море, в Ираке и Сирии. Приключения с погонями, стрельбой и похищением, море и пустыня и даже встреча со сверхъестественным — всё это ждёт студентку МГУ Жанну в её сирийские каникулы.
Произведение основано на реальных событиях.
Часть 1.
Каникулы
Глава 1. Русские не сдаются
7 апреля 2003 года. Сирия, провинция Хомс, Пальмира
(Тадмор)
Древняя Пальмира, много видевшая в своей бесконечной истории, вздрогнула от оглушительных пулемётных очередей и рёва автомобилей, ворвавшихся в клубах пыли на её узкие улочки. Два джипа «Ниссан» гнались за неказистой, изрешечённой пулями машиной. Её заднее стекло было выбито, и через него на преследователей настойчиво сыпались ответные очереди. Это несколько охлаждало пыл вооружённых до зубов людей с чёрными повязками на лицах и позволяло ненадолго от них оторваться. Однако силы были неравны, да и на безлюдных улочках Пальмиры укрыться особенно негде. Это было похоже на то, как жирный кот играет с пойманной мышкой. И хотя боевики немного увеличивали дистанцию, не желая зря рисковать, мышеловка почти захлопнулась.
— Азим! — заорал хриплым голосом водитель машины. — Вот это ты должен передать Халифу Ассаду. Если тебя… если ты не сможешь — уничтожь, съешь, сожги!
Он протянул испуганному и почти оглохшему от стрельбы парню, иракцу лет тридцати, кожаный футляр тёмно-коричневого цвета. Азим судорожно схватил его, с ужасом осознавая, в какую историю его угораздило вляпаться. Хотя он был кадровым военным и ему случалось попадать в перестрелки на границе, но оказаться мишенью для пуль десятка головорезов почти на открытом пространстве ему было действительно страшно.
— Серёга! — продолжал водитель. — Профессор — твой! Доставь его живым! Сейчас заедем за тот угол, — он кивком показал на небольшое административное здание, — я выскочу и буду держать их минут двадцать. Твоя задача — доставить профессора в Тартус, на базу. Выходите на трассу — и дуйте без остановки! Азим! — Он ещё раз посмотрел в чёрные глаза испуганного иракца. — Ты знаешь здесь все закоулки, тебе легче уйти. Пусть Ассад спрячет тебя. Твоя жена и дети будут под нашей защитой, уже сегодня вечером их отправят в Россию. Мы найдём тебя, и вы встретитесь. Обязательно!
Машина резко остановилась, утонув в облаке пыли. Короткие приказы водителя экономили крохотные мгновенья, оставляя остальным шанс скрыться от преследования.
— Серёга! Пулемёт, гранаты, автомат, патроны! Оставь мне вот этот бумажный хлам, — кивнул он в сторону аккуратно связанных стопок пожелтевших от времени листов бумаги в багажнике.
Метавшиеся вокруг машины люди напоминали команду «Формулы-1», меняющую колёса гоночного болида на очередном и, скорее всего, последнем пит-стопе. Сергей быстро занял место водителя, испуганный профессор так и остался сидеть, впечатавшись в переднее пассажирское сиденье. Азим запрыгнул в заднюю дверь, крепко вцепившись в кожу футляра с такой силой, что казалось, будто он держит над пропастью всю свою семью.
Машина рванула с места и скрылась за поворотом.
Времени на прощание не было, и в наступившей на мгновение тишине, оставшись наедине с собой, Олег Мезенцев, полковник одной из российских спецслужб, громко выдохнул, посмотрел на оружие у своих ног, кровоточащую рану на руке и, грустно улыбнувшись, с иронией произнёс:
— Воду забыл оставить.
Затем он не мешкая занял удобную позицию для стрельбы вблизи небольшого каменного строения, а в следующую секунду на маленькую площадь перед зданием, больше похожим на потерявшуюся во времени часть крепостной стены, въехали два белых внедорожника «Ниссан».
Будто почувствовав неладное, боевики остановились. Но не успели увешанные оружием и срывающие с лиц чёрные повязки люди открыть двери и выйти, чтобы оглядеться и определить, откуда доносится шум уходящей машины, мечущейся среди переулков и развалин, как воздух разорвала пулемётная очередь, скосившая сразу двоих из них и одного водителя. Головорезы мгновенно выкатились из автомобилей, а убитый водитель с открытыми глазами и ртом повис на двери, вывалившись наполовину из машины. Со лба у него стекала тёмная струйка, наполняя большую багряную лужу на залитых солнцем белых камнях древней Пальмиры.
…Бой шёл уже минут пятнадцать. Пулемёт Калашникова лежал в стороне бесполезной, усталой железкой, сожравшей весь боекомплект, патроны АКСУ тоже были на исходе, а единственную оставшуюся гранату Ф-1 полковник Мезенцев положил в нагрудный карман.
— Ушли уже, наверное, — сказал он вслух, спокойным и ясным взглядом посмотрев куда-то сквозь стены.
Шквальным огнём со всех сторон он, раненый и истекающий кровью, был буквально загнан в маленькое помещение без окон. Перевязанная бечевой стопка древних папирусных листов была облита его кровью, сердце колотилось, и было трудно дышать. Он понял, что теряет сознание, но не довести этот бой до единственно верного, как ему казалось, финала он не мог. Держа одной рукой связку бумаг с древними рукописями, а другой достав гранату, Олег в наступившей тишине начал что-то шептать…
Мгновение спустя тех боевиков, кто не успел войти в маленькое тёмное помещение, оглушил внезапный взрыв. В ограниченном пространстве он прозвучал особенно страшно и зловеще. У всех заложило уши, и никто не слышал друг друга. Комнату заволокло белой пеленой пыли и дыма, пылали рукописные листы, обгорелые обрывки которых летали по комнате. В разорванных лохмотьях из комнаты медленно выползали два смертельно раненных, окровавленных боевика. Было понятно: русский подорвал себя и те самые важные бумаги, за которыми они охотились.
— Шайтан, — сквозь зубы процедил один из преследователей, по виду старший группы, подняв с пола обгоревший клочок древнего папируса.
…Халиф Ассад, хранитель музейных ценностей древней Пальмиры, выскочил на улицу и в ужасе наблюдал, как мимо него промчалась покорёженная, издырявленная пулями машина, а мгновение спустя увидел фигуру человека, направлявшегося в его сторону. Фигура показалась ему знакомой. Однако, не дойдя метров сто, человек остановился, оглянулся и резко побежал прочь. Ассад направился было следом за ним, но, когда увидел, что беглеца преследуют вооружённые люди, остановился и поспешил заскочить во двор своего дома, заперев на массивный засов тяжёлую металлическую дверь.
Глава 2. Коктейль
Июнь 2008 года. Россия, Москва
«Какая нелепость — думала Жанна, — оставить конспекты по философии у этой болтливой и навязчивой Алиски дома, прокутить всю ночь, пить чёрт знает какую гадость, называя это коктейлем! Коктейль „Аристотель“ — бр-р-р!» Жанна передёрнула плечами.
«Кажется, меня сейчас стошнит», — думала она про себя и продолжала вспоминать, что же происходило вчера в «весёлой» компании подружек по универу. И с чего всё началось? В голове стоял шум, мысли разбегались… В уютной двушке Алисы на Вернадского, кажется, отмечали чей-то день рождения, когда она зашла только для того, чтобы попросить на завтра Алискину машину, всего на пару часов — перевезти свои вещи в другую квартиру, которая была почти в центре, но стоила на пять тысяч дешевле.
Лёжа в кровати, Жанна попыталась выстроить логическую цепь воспоминаний… Даже не цепь, а логическую ниточку, потому что вспомнилось пока только самое начало вчерашнего вечера. Когда она вошла в дверь и остановилась у самого порога квартиры Алисы, та с диким криком повисла на ней с полным бокалом какого-то пойла, которому вся эта шумная и неуправляемая компания никак не могла придумать название. А что потом? А потом она, студентка МГУ, просто сказала, что завтра у неё экзамен по философии…
— «Аристотель»! Давайте назовём его «Аристотель»! — пронзила встречу двух подруг своим визгом Натка, ещё одна их одногруппница, которой, кстати, тоже предстояло сдавать экзамен.
— Кого его?! — испуганно дёрнулась Жанна.
— Коктейль! — продолжала визжать Натка. — Коктейль «Аристотель»! Он там вместе с Платоном… или вместо Платона…
Мысли Натки совсем запутались, и она побежала в комнату, чтобы сообщить окутанной кальянным дымом компании название нового коктейля.
— Ур-р-ра! — донеслось из комнаты. — «Аристотель»!
— Давай к нам! — радостно прокричала Алиска.
— Я не могу, мне нельзя, — начала артачиться Жанна, но в неё под радостное улюлюканье уже вливали тот самый «Аристотель», и она начала чувствовать омерзительный вкус чего-то горячительного, смешанного с томатным и лимонным соком, табаско, сельдереем и, кажется, душистым перцем.
После такого начала предэкзаменационного вечера Жанна как дура стояла в прихожей и не могла понять, что делать дальше.
— Чего застыла? Проходи, тут все свои! — выдернула у неё из рук сумочку Алиска, предвкушая новую волну радости, веселья и чуть ли не начало новой жизни оттого, что кто-то ещё присоединился к их нетрезвому сообществу.
Этот чёртов конспект по философии был в её сумке — это она точно помнила. Потом сумка упала, тетрадка вывалилась, и тут началось действо, сравнимое разве что с танцами пьяного шамана: кто-то, открывая наугад страницы, пытался вглядеться в знакомые слова и объяснить их философское значение, кто-то обмахивал конспектом свою раскрасневшуюся физиономию, а эта идиотка Натка стала ёрзать на нём своим костлявым задом, объясняя всем, что именно так знания заходят в человеческие мозги быстрее всего, по нейронным цепям или что-то вроде того. Парней в компании не было, и девочкам некого было стесняться. Ну а выпитое так их раззадорило, что вскоре они, рассевшись парочками, наперебой принялись рассказывать друг другу всевозможные сплетни, приправленные собственными догадками и фантазиями. Пустая болтовня изредка прерывалась отчаянными попытками попасть в издающее заунывные ноты караоке.
Утро для Жанны было тяжёлым. Нет, сказать тяжёлым — это ничего не сказать. Жара наполняла комнату через открытое окно. Жанна чувствовала себя отвратительно. Особенно после того, как к ней тихими, крадущимися шагами стала возвращаться память, а вместе с ней и смутная тревога. Надо принять душ и вспомнить всё, что она там наболтала своей подружке Алиске!
С Алисой они действительно были дружны, но интимными подробностями своей жизни особенно не делились, да их у Жанны и не было, ну разве что её бывший парень из Архангельска, где она провела всё детство и окончила школу. Надо сказать, окончила с отличием и набрала на ЕГЭ астрономическое количество баллов. Но история с тем парнем закончилась ничем.
На лекциях в универе девочки обычно садились вместе, и мимо их зоркого глаза не мог пройти ни один достойный «парниша». Им нравилось обсуждать представителей противоположного пола, посмеиваться над некоторыми вполне даже ничего себе экземплярами.
Алиса была коренной москвичкой, единственным ребёнком в семье и поэтому всегда стремилась привлечь к себе внимание, к которому так привыкла с детства. Не отличаясь примерным поведением, Алиса, как ни старались её родители, не смогла безболезненно преодолеть переходный возраст и вляпалась в дурную компанию. Она не любила рассказывать подругам эту историю, но Жанне однажды проговорилась, что её счастливое детство могло закончиться за решёткой и лишь чудо спасло её от катастрофы. Вспоминая об этом времени, Алиса стала хмурой и задумчивой, поэтому Жанна не стала интересоваться подробностями и вообще больше никогда не поднимала эту тему.
Родители Алисы не достигли ошеломляющих успехов в бизнесе или особого влияния в обществе, зато сама девушка легко ориентировалась в хитросплетениях социально-иерархических лабиринтов московского бомонда. Особенно её интересовала элита МГУ, включая родственные связи всего преподавательского состава. Однажды она даже проболталась, что дружит с Аллой Георгиевной — мамой их преподавателя по философии.
Жанна лежала в кровати и смотрела в потолок. Пора бы уже встать и отправиться на экзамен, который она никак не могла пропустить. И тут её как будто током ударило!
— Какая же я дура! — не своим голосом прошептала Жанна.
Её лицо сделалось каменным, глаза застыли. Сбросив с себя всё, она забежала в душ, поскользнулась на скользком кафеле цвета серого мрамора и больно приложилась боком о край раковины. Но тут же вскочила, будто скаковая лошадка, провалившая первое препятствие на дистанции, и юркнула в душевую. Открыв холодную воду и дождавшись тонких ледяных струек, Жанна тихо прошептала:
— Какая же я дура…
Струи воды быстро выпрямили её белокурые вьющиеся волосы, прикрывшие всю спину, как только она грациозно закинула голову назад. Подняв обе руки навстречу освежающему потоку, Жанна была похожа сейчас на изящную лань, обнажившую все свои прелести для того единственного взгляда, за которым начинается другая жизнь. Ледяная вода постепенно приводила её в чувство.
Этот проклятый коктейль, или что там ещё было?! Что она наболтала Алисе?! Жанна вспомнила, какими изумлёнными и сначала недоверчивыми, а потом и восторженными глазами смотрела на неё подруга, когда они уединились на кухне.
Вспомнив всё, Жанна поняла: коктейль так развязал ей язык, что она разболтала Алиске все свои шальные мысли, девичьи фантазии и тайные желания. Кроме фантазий, в её словах ничего не было, но рассказывала она так правдиво и достоверно, что её яркий монолог порой прерывался скупой девичьей слезой. Мимика и вполне однозначные жесты соответствовали тому состоянию, которое могут себе позволить только пережившие все эти огненные страсти отчаянные и безрассудные женщины. Она врала что было сил! Алкоголь вдруг сделал её любимой женщиной Андрея Анатольевича, или просто Андрея (так, во всяком случае, она называла его весь вечер) — преподавателя философии, того самого, которому они должны были сегодня сдавать экзамен. Вырывавшиеся из её уст пикантные подробности их тайных и необычайно страстных встреч просто разрывали воображение подруги. Её лицо наливалось не то завистью, не то нестерпимой злобой. Алиса несколько раз порывалась набрать чей-то номер, но всякий раз останавливала себя, нервно прикусив губы и застыв в оцепенении, потому что следующие фразы Жанны интриговали ещё больше и пропустить это мимо своих ушей она просто не могла. Глаза Алиски бегали по кухне, как будто в потоке «откровений» подруги ей то тут, то там виделись чёртики.
Их преподаватель философии, Андрей Анатольевич, был исключительно приятным, интеллигентным молодым человеком. И не каким-то там ботаником, а красавчиком-блондином с атлетичной фигурой, голубыми глазами и бархатистым, убаюкивающим голосом. Он был всего на полголовы выше неё, Жанки, стройной и, как она сама считала, высокой девушки ростом 176 см, тоже блондинки. А ещё он был сыном проректора МГУ и очень добрым парнем (по крайней мере, ей так казалось), притом старше неё всего-то на семь лет. В общем, мечта всех её знакомых студенток, которые более или менее что-то из себя представляли.
На всех лекциях по философии она сидела уставившись на Андрея Анатольевича, как будто вокруг не было больше ни души, и все эти интригующие слова — диалектика, онтология, материя, сознание, время — звучали для неё совсем по-другому и совсем с другим смыслом. Время от времени она краснела — когда он, глядя ей в глаза, прерывал фразу на ключевом слове, делал недолгую паузу, а затем продолжал так же мягко открывать только ему ведомые глубины науки под названием философия. Эта пауза казалась ей вечностью, и часто, не справившись со своими эмоциями, Жанна просто опускала глаза.
Она вычитала о нём всё, что только могут написать льстецы человеческих душ. Девочки в её возрасте с упоением зачитываются составленными невесть кем гороскопами, и почти у каждой в сумочке вместе с важными документами найдётся эта волшебная книга судьбы. Поэтому первое, что она узнала об Андрее Анатольевиче, — что он принадлежит к тому же знаку зодиака, что и она, — Близнецы.
«Влюбилась как дура, — думала она. — Только всё это бесполезно, глупо и никому не нужно».
И вот теперь новая реальность. Алиска наверняка разболтает её секрет всем, кому надо и не надо. А вчерашнее желание подруги срочно кому-то отзвониться наводило Жанну на ужасную мысль: уже разболтала! А вдруг эти сплетни уже дошли и до самого Андрея Анатольевича, этого ни в чём не повинного человека? Ледяной душ, покрыв нежное девичье тело мурашками, разве что отрезвил её — всё остальное было отвратительно.
— Взяла машинку, называется… — пробормотала Жанна вслух посиневшими от холода губами.
Успокаивало только одно: это последний экзамен в сессии, через пару часов она его сдаст и уедет на всё лето домой. Алиску, может, совсем не увидит сегодня, потому что сдавать будет последней и все уже разойдутся. Ну а до осени она обязательно что-нибудь придумает.
— Ну, попрошу у неё прощения за то, что всё выдумала, в конце концов, — попыталась успокоить себя Жанна, и ей сразу стало как-то совсем легко.
Она быстро собралась и вскоре уже подходила уверенной походкой к назначенной аудитории. Окна в коридоре были открыты, и летнее солнце заглядывало в каждый его уголок. У дверей аудитории крутилась парочка одногруппников, и, улучив момент, когда оттуда вышел их староста Пашка, она прошмыгнула внутрь.
Глава 3. Экзамен по философии
— Здравствуйте, Андрей Анатольевич! — вкрадчиво и негромко проговорила Жанна. — Можно?
— Да, проходите, Мезенцева.
Андрей Анатольевич как-то строго, как ей показалось, посмотрел на Жанну из-под своих очков в золотистой оправе и указал ладонью на оставшуюся у края стола совсем маленькую кучку билетов.
Страх в её глазах кричал только об одном: он знает всё, о чём она наболтала вчера Алиске!
— Что вы на меня так смотрите? Берите билет, готовьтесь.
Жанна взяла тот, что лежал сверху, и негромко назвала его номер:
— Двенадцатый.
— Ну, готовьтесь, — повторил Андрей Анатольевич и обвёл рукой почти пустую аудиторию.
Жанна ушла за самый дальний стол и, прочитав вопрос — «Философское учение Аристотеля», — выпалила вслух:
— О господи, Аристотель!
Подняв глаза, она поняла, что её слова прозвучали слишком громко и не к месту. Андрей Анатольевич, не отводя от Жанны взгляда, слегка повернул голову и поднял брови. Его взгляд выражал лёгкое недоумение и искренний интерес.
— Что, ранее уже встречались? — с ироничной улыбкой спросил он.
— Ой, нет, извините, это я так, подумала о своём просто, — залепетала Жанка, чувствуя на щеках предательский румянец.
В аудитории стало тихо, но доносящиеся через открытое окно голоса с улицы никак не давали сосредоточиться, и Жанна, прикрыв ладонями уши, старательно пыталась вспомнить все нюансы философского наследия знаменитого грека. Со стороны могло показаться, что совершенно измотанная бессонной ночью студентка, сама того не замечая, просто заснула, подперев голову руками. Именно такое предположение сделал Андрей Анатольевич, наблюдая за девушкой, особенно когда к летним ароматам свежей зелени и цветов стал примешиваться слабый, но всё же явственный похмельный дух с оттенками сельдерея, придававший экзамену некоторый фривольный оттенок.
Однако преподаватель ошибся, Жанна вовсе не спала, а старательно вспоминала труды Аристотеля, и время летело в десять раз быстрее, чем ей могло казаться. Она знала почти весь вопрос, а потому слова Андрея Анатольевича: «Ну что, Мезенцева, пора отвечать», — ничуть её не смутили, и она, сделав несколько грациозных шагов, уверенно присела на стульчик рядом со столом преподавателя.
Жанна начала отвечать несколько напряжённо, сложив ладошки лодочкой на плотно сжатых коленях, однако по мере того, как она изливала самые благородные фразы, которыми только могла охарактеризовать учение великого Аристотеля, её голос звучал всё увереннее, а в интонации появились эмоции. Она даже стала нравиться самой себе в своём красноречии, а лёгкое шёлковое платье, облегающее её изящную фигуру, представлялось ей воздушной накидкой богини Афродиты, только что вышедшей из пенных волн. Андрей Анатольевич слушал её внимательно, и Жанну охватило радостное чувство оттого, что она смотрит ему в глаза не отрываясь и видит в них что-то понимающее, доброе и почти родное. Вот уже и её тонкие, изящные пальцы стали вносить дополнительные штрихи в картину древнего мира жестами виртуозного дирижёра перед затаившей дыхание публикой.
Вопрос был раскрыт полностью. Она рассказала всё, что знала. И учение Платона, которое стало основой взглядов Аристотеля, и его убеждение о неразрывном существовании идеи и реального явления. Жанна вспомнила даже то, что родиной Аристотеля был древний город Стагир, и точно назвала год рождения великого философа. Ну а фразу, которую она так старательно пыталась запомнить: «Идея — только форма, дающая материи смысл», — ей даже удалось сопроводить единственно запомнившимся и к месту, как ей думалось, упомянутым афоризмом Аристотеля: «Больше всего надо во всём остерегаться удовольствия и того, что его доставляет, потому что об этих вещах мы судим крайне пристрастно».
— Всё! — выдохнула Жанка.
Во взгляде Андрея Анатольевича чувствовалось изумление, он смотрел на Жанну с хитроватой улыбкой, но крайне дружелюбно. Он был доволен. После недолгой паузы преподаватель спросил:
— Скажите, Жанна, вы так по-особенному произносите букву «о», вы случайно не с северных берегов к нам приехали?
Жанке стало ужасно стыдно за своё проклятое оканье, ведь она проходила специальные курсы и в последнее время никто не говорил ей об этом изъяне.
— Нет-нет, не волнуйтесь, это у вас происходит непроизвольно, когда вы слишком увлечённо рассказываете, я заметил это только сейчас, — как бы извиняясь, сказал Андрей Анатольевич.
— Да, я из Архангельска и всё детство провела там, на берегу Белого моря.
— Так вы из семьи поморов, стало быть?
— Да, — с улыбкой ответила Жанка, — из самых настоящих поморов! Мой дедушка был рыбаком, капитаном сейнера и брал меня с собой, когда мне исполнилось четырнадцать. Знаете, в какие шторма мы попадали!
Жанка округлила и без того большущие глаза и так сильно подалась вперёд, что Андрей Анатольевич смог рассмотреть её утончённые, изящные черты лица, пухленькие, яркие губы, на которых вовсе не было помады.
Затем, немного смутившись, Жанка отстранилась, прижалась к спинке стула и, чуть опустив глаза, пролепетала:
— Вот так вот.
— Ну, хорошо, ответ у вас был достойный, только вот хотелось бы у вас спросить: а что же перегаром-то от вас так… да ещё с сельдереем? Как же вы к экзамену-то готовились?
Это была катастрофа! Жанна побледнела, ладони стали мокрыми, сердце заколотилось так, что слышно было, наверное, даже за пределами аудитории. На лбу выступила испарина, и по виску предательски потекла капелька пота.
«Вот я дура!» — произнесла про себя Жанка эту ставшую привычной за утро фразу.
— Понимаете, это так нелепо получилось… — залепетала она. — Вчера вечером я зашла к подруге, чтобы попросить машину — я сегодня переезжаю на другую квартиру, — а они там отмечали день рождения. Намешали какой-то коктейль… А я сказала, что завтра философию сдаю и мне нельзя пить коктейли. Ну, они как услышали про философию, так сразу коктейль этот и назвали «Аристотель» и просто влили его в меня, а он с сельдереем был… Ну и запах, конечно, стоит сейчас… Простите, это так нелепо вышло, — повторила она. — Мне очень стыдно, я вообще редко когда могу выпить алкоголь, да и то только коктейль.
— И только коктейль «Аристотель»! — рассмеялся Андрей Анатольевич. — Да, слишком много совпадений, — загадочно улыбнувшись, произнёс он.
— Каких совпадений? — спросила бледная как полотно Жанка.
— Да ничего, это я о своём, — подмигнул он. — Ну, хорошо, ставлю вам «отлично», давайте зачётку.
— Зачётку?..
Жанна суматошно начала копаться в сумочке, потом что-то вспомнила, закусила губу и подняла глаза, наполненные отчаянием.
— А я её забыла, — почти одними губами, беззвучно пролепетала она.
Видимо, к такому развитию событий Андрей Анатольевич был уже готов и, совсем не удивившись, произнёс:
— Вот моя визитка, позвоните завтра. Я не знаю, где буду, но мы договоримся о встрече, и я поставлю оценку. Кто там следующий? — осмотрел он аудиторию поверх Жанниной головы и, глядя на часы, произнёс, обращаясь к очередному студенту: — Готовы? Ну, давайте скорее.
— Спасибо! — словно выстрелила Жанка и выскочила из аудитории.
Выбежав на улицу и вдохнув в себя сладкий воздух свободы, она беззаботно, почти вприпрыжку побежала к метро и лоб в лоб столкнулась с Алисой.
— Привет, подруженька, — как-то ехидно поздоровалась Алиса.
— Привет, Алиска! Ой, ты представляешь, я на «отлично» сдала. Всё, отмучилась, — на одном дыхании выпалила Жанна и, делая вид, что ничего не помнит о вчерашнем разговоре на кухне, продолжала лепетать что-то ничего не значащее о планах на лето и скором отъезде.
Алиса молча слушала её и смотрела прямо в глаза, как кошка, которая вот-вот вцепится в свою добычу. Жанна, конечно, почувствовала пикантность ситуации и понимала, что сейчас ей зададут вопрос, от которого просто так не отвертеться. Мысли в её мозгу бегали из одного полушария в другое, спотыкаясь друг о друга, и, наверное, даже падали при столкновении, потому что в голове запульсировала тупая боль — отголосок вчерашней вечеринки.
— Ну конечно, ведь не мог же Андрей не поставить «отлично» своей… — Алиса опустила глаза и как-то неловко промычала: — М-м-м-м-м-м… — а потом рубанула: — Любимой девушке!
В воздухе повисла тишина, всё вокруг Жанны как будто замерло, словно весь мир внезапно поставили на паузу. Ей нужно было что-то ответить и при этом не показаться идиоткой и деревенщиной, мечтающей о московском принце, да ещё и сохранить собственную гордость. Это было выше её сил, и она не нашла ничего лучшего, как ответить:
— Ну что ты, я и сама прекрасно всё знала, у нас с Андреем было время подготовиться, ты же понимаешь…
Алиса слегка приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но все слова будто исчезли из её богатого лексикона, а рот обратно почему-то не закрывался. Это было именно то прекрасное мгновение, когда можно было исчезнуть, провалиться на этом самом месте или просто упорхнуть. Чем Жанка тут же и воспользовалась.
— Извини, Алис, у меня голова раскалывается после вчерашнего, я должна бежать, да ещё и этот переезд на другую квартиру… Я тебе позвоню попозже, поболтаем как-нибудь.
Последние слова Алиса не расслышала, потому что Жанка уже исчезла за дверями подземки, даже не оглянувшись на подругу.
Вечером Жанна попыталась отогнать от себя все мысли, связанные с вечеринкой, Аристотелем, Андреем Анатольевичем и Алиской, и, быстро погрузив в такси весь свой небогатый скарб, поехала в квартиру, за которую уже отдала задаток и ключи от которой позвякивали в кармане её курточки.
Квартира была в центре Москвы, на Полянке, и владелица её, милая бабушка лет семидесяти пяти, рассказала, что почти постоянно живёт за городом с сыном, а квартиру сдаёт, чтобы ему помогать — он инвалид и не работает. Старушка была действительно милая, а ещё, как показалось Алисе, добрая и мудрая. Её простые глаза, уставшие от морщинистых век, с трудом переносили яркий свет, но казалось, что видит она ими человека насквозь и за свою жизнь пережила столько, что имеет право, не задавая лишних вопросов, просто выразить своё мнение о нём согласием или отказом в аренде её квартиры.
Жанна разложила свои вещи и почему-то подумала, что когда-нибудь тоже будет вот такой старушкой. То ли от этих грустных мыслей, то ли от усталости она прилегла на кровать и сразу провалилась в глубокий сон.
Глава 4. Сон Жанны
Её сны почти всегда были цветными. Говорят, что такие снятся добрым и лёгким на подъём людям. А особенно яркие сны посещали её перед какими-нибудь необычайными событиями, путешествиями или приключениями. Но сейчас она просто спала, дыхание её было ровным, и странный цветной сон начинал окутывать её не только своим спокойствием, но и удивительной правдоподобностью. Жанна понимала, что она спит, понимала, что видит сон, и само ощущение, что она это понимает, навевало на неё необъяснимый холодок страха. Её тянуло в это странное состояние, и Жанне почему-то хотелось прикоснуться к той ирреальности, в которую она погрузилась.
Вот она видит поле зрелой пшеницы, входит в её золотистые волны, стоит и смотрит вдаль, где начинает различать очертания неизвестного ей человека. Вдруг всё вокруг замирает, пшеница перестаёт волноваться на лёгком ветру и в одно мгновение превращается в горячий песок под ногами. Пространство, окружающее Жанну, напоминает теперь прозрачную морскую воду, похожую на жидкий мармелад. Воздух, которым она привыкла дышать полной грудью, становится густым и горячим. Жанна чувствует запах моря, но, вглядываясь в даль, нигде не видит его. Ей становится страшно. Страх как будто пробудил Жанну, но открыть глаза и вернуться в реальность она не может — какая-то мягкая сила не позволяет ей даже пошевелиться.
«Это сон или нет?» — промелькнула в её подсознании мысль. Промелькнула и исчезла, оставив Жанну наедине с неведомым.
Девушка видела, как по горячему песку к ней приближался странный и очень высокий человек в белых одеждах. Лица Жанна не могла различить, но чувствовала, что оно вот-вот откроется. Из-под босых ног незнакомца вздымался песок, и его подхватывал ветер, притом что Жанна не чувствовала ни дуновения, не слышала никаких звуков. Она просто стояла в полном безмолвии и с ужасом ждала приближения странной фигуры. Ей становилось страшно.
— Жанна! — услышала она голос незнакомца. Он всё так же медленно подходил к ней, не открывая своего лица.
Страх сковал тело Жанны, и она, оставив попытки проснуться и прийти в себя, покорно застыла на месте. Между тем незнакомец был всё ближе, и она уже могла рассмотреть его одежду, его руки. Он был необычайно высок — в два раза выше любого человека — и при этом шёл навстречу Жанне легко и грациозно, не глядя под ноги и не отрывая от неё взгляда.
«Взгляд! Я же вижу его лицо!» — пронеслось в голове девушки.
Его лицо было белым, и яркий свет, исходивший от него, не давал повода для беспокойства. И Жанна успокоилась. Она чувствовала на себе взгляд незнакомца, но не видела его глаз. Это было странно, но страх прошёл.
— Ты найдёшь его, он тебя ждёт, — услышала Жанна голос, будто бы исходящий из глубин Вселенной. Голос, у которого нет начала. Голос, у которого нет предела.
Жанна почувствовала, что ей ужасно хочется увидеть его глаза. Она стала вглядываться. Она чувствовала, как ресницы на её лице начинают подёргиваться во сне, губы пытаются что-то сказать, но от этого лишь сжимаются и делают её лицо напряжённым. Ей хотелось проснуться и задать странному незнакомцу множество вопросов, но Жанна не могла пошевелиться. Разум её был поглощён.
— Открой глаза! — вдруг услышала она, и как будто неведомая сила, сковывавшая тело, ослабила свою хватку.
Жанна почувствовала своё лицо, свои руки, почувствовала всю себя — и в то же мгновение широко раскрыла веки и увидела прямо перед собой огромные глаза. Они переливались, как океанская вода, постоянно меняя цвет, и были настолько притягательными, что оторваться от них не было никаких сил. Жанна с упоением смотрела в них, всё глубже погружаясь в этот источник вселенского света, добра и истины. Затем она почувствовала, как её глаза закрываются, тело становится мягким и послушным, сознание возвращается.
— …И больше никаких тревог, — услышала она уже свой голос, снова впадая в сладкий сон.
Жанна спала, немного посапывая и не подозревая, в круговорот каких событий попадёт уже следующим утром и что этот очередной цветной сон изменит её жизнь, сделает участницей невероятных приключений, о которых их герои обычно рассказывают внукам или описывают в книгах, хотя по прошествии времени и сами начинают сомневаться в их реальности.
…Жанна проснулась рано, быстро умылась, привела себя в порядок, натянула любимые джинсы с изящными разрезами на коленках, почти акробатическим приёмом сразу двумя руками протиснулась в белую майку с изображением морского берега и якорьком, словно затерявшимся в песке. Глазунья с гренками и любимый чёрный кофе завершили утреннюю суету.
— Сон! — вдруг словно очнулась она. — Такого я никогда не видела. Жуткий сон. Кто это был? Кто меня ждёт?
Но сон тут же стал размываться в её памяти, подробности исчезли, и остались только ощущения — добрые, хорошие и… страшные.
— Куда ночь — туда и сон, — проговорила Жанна скороговорку, которой её ещё в детстве научила бабушка.
Жанна вспомнила экзамены, вспомнила свои страхи перед ними и, глубоко выдохнув, почувствовала облегчение оттого, что всё уже закончилось.
«Хватит с меня университетских мучений, — подумала она. — До обеда сделаю все дела — и я абсолютно свободна! Можно брать билет на самолёт — и завтра утренним рейсом домой, в Архангельск».
Жанна уже потянулась к телефону, чтобы заказать билет, но тут вдруг вспомнила: Андрей Анатольевич! Он же дал ей свою визитку, и она должна позвонить, чтобы проставить в зачётке свою честно заработанную пятёрку. Почему-то от одной мысли, что она сейчас его увидит, в груди пробежал холодок, и она принялась неистово расчёсывать свои белокурые волосы, уставившись застывшим взглядом на себя в зеркало. Уложив аккуратно чёлку и собрав изящным зажимом милый хвостик, Жанна достала визитку и, глубоко вдохнув, набрала номер.
— Алло, — раздался строгий и глубокий голос преподавателя.
— Здравствуйте, Андрей Анатольевич, это Жанна Мезенцева, помните? Я вчера зачётку забыла, и вы мне дали визитку, чтобы договориться о встрече.
— Да, конечно, Мезенцева, вот только не могу определиться со временем, как бы это лучше сделать… А впрочем, если вам удобно, я буду в течение часа на Полянке.
— На Полянке?! Да, конечно, удобно, я живу здесь! — почти выкрикнула Жанна.
— Отлично, у меня встреча в ресторане «Абрамофф», адрес… — Он отвлёкся, чтобы переспросить у официанта.
— Я знаю, где это, — прервала паузу Жанна. — Спасибо, я скоро буду!
И она, подхватив на плечо сумочку, почти бегом выскочила в коридор.
Глава 5. Встреча с капитаном
Жанне хватило двадцати минут, чтобы добежать до ресторана. Последние несколько шагов она проделала не торопясь, спокойно и размеренно. Дыхание почти восстановилось, она успокоилась и, глотнув минералки из маленькой бутылочки, которая торчала у неё из сумки, вошла в ресторан.
— Здравствуйте. Вас ожидают? — благородным голосом спросил у неё официант, держа в руках меню в достойном кожаном переплёте и карту вин, приоткрывая её одним пальцем.
— Да, — бегая глазами по залу, ответила Жанна, но, не найдя в полупустом зале знакомого лица, прошла чуть дальше.
В самом конце зала она заметила на себе внимательный взгляд смуглого мужчины в белой форме морского капитана. Когда их глаза встретились, капитан расцвёл белоснежной улыбкой, а строгая восточная бородка придала этой улыбке оттенок благородной учтивости.
«Да, наши-то капитаны посуровее будут», — подумала про себя Жанна и исключительно из вежливости слегка приподняла кончики губ.
Тут она заметила знакомый силуэт Андрея Анатольевича, который сидел спиной к ней за одним столиком с этим бравым капитаном и, видимо, рассказывал ему что-то серьёзное. Увидев столь неожиданную реакцию собеседника, он резко обернулся, снял очки и с удивлённым видом стал искать глазами то, что так восхитило иностранца. Жанна уверенно шла к их столику, и с каждым шагом к восхищению в глазах капитана примешивались растерянность и лёгкое недоверие.
«Да-да, господин капитан, это я к вам иду — высказать вам своё почтение и уведомить вас, что с этой минуты я являюсь вашим первым помощником с окладом пять тысяч долларов», — подумала Жанна, и эта фантазия так её развеселила, что она искренне улыбнулась, окончательно сразив капитана своей жемчужной улыбкой.
— Ещё раз здравствуйте, Андрей Анатольевич, — произнесла Жанна.
Она начала открывать сумочку, чтобы достать зачётку, но пришедший в себя от лёгкого шока иностранец быстро встал, осознав, что визит этой очаровательной русской леди не просто случайная встреча с прекрасным — она знакомая его давнего партнёра и друга.
— Оу, мисс… — слегка наклонился он к ней.
— Жанна, — ничуть не робея, представилась девушка, понимая, что другого шанса вот так просто даже посидеть за одним столом с Андреем Анатольевичем может уже не представиться.
А тот, в свою очередь, добродушно улыбнулся и с радостью добавил:
— Жанна — студентка нашего университета, весьма успешно сдавшая мне вчера экзамен по теме «Философское учение Аристотеля».
При этом он сделал свой привычный жест ладонью, приглашая Жанну присесть за столик. Она с радостью заняла место между мужчинами.
— Правда? — удивился капитан.
— Да, — добавил Андрей Анатольевич. — Ей даже знаком город Стагир — родина великого философа! — И он загадочно посмотрел в глаза моряку. Тот ответил улыбкой, высоко приподняв густые брови.
— А это капитан прекрасного греческого судна «Олимпия» Панико Комодромус, — представил своего друга Андрей Анатольевич.
Иностранец слегка наклонил голову в приветствии, Жанна протянула в ответ свою ладонь и почувствовала сильную руку капитана в довольно приятном рукопожатии. В этот момент официант принёс приборы и бокал прохладной воды для новой гостьи, и после небольшой паузы Андрей Анатольевич продолжил с лёгкой иронией представлять Жанну, исходя из того объёма информации, которую узнал о ней только вчера.
— Если хочешь знать, Панико, Жанна — потомственный мореход, её дедушка был капитаном рыболовецкого судна в Белом море, и Жанна с четырнадцати лет ходила с ним на промысел.
— Белое море? — удивился Панико. — Это же северное море, и там довольно суровые условия. И вам не было страшно? — Он посмотрел в глаза Жанне совсем другим, строгим и колючим взглядом.
— Мне было интересно, — ответила Жанна и по взгляду Андрея Анатольевича поняла, что ответ оказался достойным.
— Ну что же, — неожиданно прервал едва начавшийся интересный разговор Панико Комодромус, — мне пора. Вечером я должен быть в Афинах и далее по плану, который мы утвердили.
Он встал, с искренней улыбкой кивнул Жанне на прощание, одновременно с ним встал и Андрей Анатольевич.
— Я провожу тебя. — И он жестом показал Жанне, чтобы она подождала.
Жанна, заинтригованная такой встречей, сидела, боясь пошевелиться. «По плану, который мы утвердили…» — эту фразу её девичье воображение раздуло до немыслимых размеров, и она залпом выпила бокал воды.
Андрей Анатольевич отсутствовал всего пару минут и вернулся довольно быстрым шагом. Потирая ладони, он сел за столик и тут же предложил:
— Ну что, будем кушать?
От неожиданности Жанна даже сразу не поняла, желание ли это сделать запись в зачётке и разойтись, или ей действительно предлагают остаться на обед.
— Вообще-то, я недавно обедала, — робко ответила Жанна.
— А вот и неправда, — улыбаясь, ответил Андрей Анатольевич. — Время только двенадцать, и пообедать вы вряд ли где-то успели. Ну разве вам не интересно узнать об этом греческом капитане и его славной «Олимпии»?
— Очень интересно! — выпалила Жанка и, так же как вчера на экзамене, раскрыла свои огромные голубые глаза и, заговорщически пододвинув стул, села напротив, подавшись вперёд и сложив руки на идеально белой скатерти стола так, как это делают прилежные ученики в школе. Глубокий вырез маечки с морской тематикой не остался без внимания чуть смутившегося Андрея Анатольевича.
— Тогда заказывайте первой, а я пойду помою руки, — сказал он и мгновенно испарился.
Жанна открыла меню и никак не могла сосредоточиться. Есть ей совсем не хотелось, её больше волновал тот факт, что она вдруг оказалась за одним столом в ресторане с человеком, о котором столько думала и столько мечтала.
Мягкий голос официанта за спиной вежливо произнёс:
— Вы уж что-то выбрали?
— Да, пожалуй, пасту с морепродуктами и апельсиновый сок, фреш, — посмотрела она в глаза официанту.
— Да, конечно, сию минуту.
Тем временем вернулся Андрей Анатольевич и принялся рассматривать меню, а Жанна упорхнула в дамскую комнату под тем же предлогом, что и он пятью минутами ранее.
Наконец, когда все формальности были соблюдены и на столе появились заказанные блюда, Андрей Анатольевич так, будто знает Жанну с детских лет, запросто предложил:
— Жан, давай на «ты»? Мы не особо отличаемся по возрасту, а университетскую субординацию оставим на сентябрь, если ты, конечно, не против?
— Хорошо, — весело подмигнула Жанна, как будто только и ждала этих слов.
У неё от радости кружилась голова. Ещё бы, самый-самый обожаемый ею человек сидит рядом с ней и что-то говорит, слушает её, улыбается и даже шутит… Это казалось сном, и ей совсем не хотелось просыпаться.
Прежде всего они оба отдали должное принесённым кушаньям. Во-первых, это было действительно вкусно, а во-вторых, Андрей Анатольевич — вернее, теперь просто Андрей — утром успел выпить только чашечку кофе и проглотить бутерброд со своей любимой колбасой. Да и сами обстоятельства, при которых начиналось их более близкое знакомство, добавляли аппетита этим двум ещё малознакомым, но так много желающим узнать друг о друге людям.
Ресторан постепенно наполнялся гостями, в зале заиграла ненавязчивая музыка, атмосфера располагала к доверительной беседе. И как только тарелки были опустошены, а на лицах молодых людей появилась довольная улыбка, Андрей начал разговор:
— Скажи, Жанна, а ты любишь ходить по морю? Или с тех времён, когда дедушка брал тебя с собой, это порядком надоело?
— Я обожаю море! Неважно, как ты его чувствуешь — проходя ранним утром вдоль спокойного берега или подпрыгивая на волнах в катере. Мне оно просто нравится. Это какой-то другой мир. Люди, выходя в море, меняются. Одни становятся задумчивыми, другие, наоборот, словно наполняются энергией и выходят на берег с грандиозными планами. А шторм на море заставляет людей проявлять свою истинную сущность. Кого-то он пугает, и они превращаются в трусливых зайчиков, а кто-то упивается буйством стихии, будто бросая вызов самой природе. Может, играют с жизнью в рулетку? — Жанна говорила это таким спокойным и уверенным тоном, как будто прошла по морю тысячи миль.
«Да, такой можно доверять, она не струсит, — подумал Андрей. Но быстро осёкся: — Я ведь её совсем не знаю».
— А какие у тебя планы на лето? — чуть склонив голову, спросил он. — Ты, наверное, уже нашла место, где можно немного подработать?
— Я хотела завтра уехать домой, в Архангельск, а там по обстоятельствам, тем более что мне обещали помочь с временной работой.
— Родители? — спросил Андрей.
— Ну, можно сказать. Друг семьи. Мой папа погиб пять лет назад — он был военным, офицером. Служил по контракту где-то на Ближнем Востоке. Я не знаю всех деталей, мама не рассказывала мне об этом. Его наградили орденом Мужества. Посмертно. По ночам мама плакала и мы с Алёшкой, моим младшим братом, тоже не спали в своей комнате, просто молча смотрели друг на друга мокрыми глазами. А потом я окончила школу, в это время как раз и появился дядя Серёжа. Он очень добрый человек, они с папой вместе учились в школе, затем в военном училище. И служили вместе. Но я никогда не расспрашивала его о подробностях, а сам он не говорил. Наверное, ещё не время. Сейчас он помогает нашей семье. У него никого нет, поэтому он почти всё время был рядом с нами.
— Прости за бестактность, — опустил глаза Андрей.
— Да ничего, — грустно улыбнулась Жанна.
Андрей молчал, глаза его смотрели куда-то далеко, но Жанна, взглянув в его лицо, почувствовала, что он не просто задумался, а как будто что-то просчитывает в эту минуту. Казалось, что он сводит воедино какие-то факты, события. Или ей это просто показалось?
Вдруг Андрей словно очнулся и вспомнил, что он не один, посмотрел на Жанну и совершенно неожиданно ровным и уверенным голосом произнёс:
— Панико Комодромус, с которым ты сейчас познакомилась, — капитан нашей экспедиционной яхты, и мы каждое лето ходим в путешествия по морям, по волнам.
— Под парусом? — спросила Жанна.
— Нет, — рассмеялся её собеседник. — Это экспедиционная яхта, сорок метров в длину. Она была сделана на английской верфи Brooke Yachts, а мы назвали её «Олимпия».
— Красивое название, — глядя на Андрея широко раскрытыми глазами, почти прошептала Жанна.
— Ну так вот, — продолжил Андрей, раздвигая горизонты девичьего представления о роскошной жизни, — мы на этой яхте ходим по Средиземному морю, по разным интересным местам, связанным с историческими событиями, просто по красивым маршрутам. Мой папа — историк и немного бизнесмен, а также член Русского географического общества, которое частично финансирует самые интересные и значимые экспедиции. Мама, конечно, всегда в походах с нами. Команда — всего шесть человек. Капитана ты сегодня видела, его помощник — наш парень, москвич, моторист — старый морской волк, тоже из России, ещё два стюарда, ну и, конечно, кок! Как же без кока. — Андрей при этом задумчиво улыбнулся. — Это милая гречанка по имени Алкеста, что значит «домашняя». Она сводит всех с ума своими божественно приготовленными блюдами, к тому же она душа компании и уверяет нас, что по вечерам, когда она поёт народные греческие песни, к нам подплывают русалки, чтобы насладиться её пением. Команда у нас постоянная, но в этом году произошли непредвиденные события и две девушки не смогли пойти с нами. Поэтому я хотел предложить тебе стать членом нашей компании, — с улыбкой произнёс Андрей, — а заодно немного заработать и весело провести время.
— Я согласна, — не задумываясь ни на секунду, серьёзно сказала Жанна.
— Подожди, — оторопел от её молниеносной реакции Андрей. — Я же не сообщил тебе условия работы, оплату…
— Это неважно, я согласна, — повторила Жанна.
— Ну, хорошо, — поднял открытые ладони Андрей. — Срок работы — два месяца, оплата — две тысячи евро в месяц, питание и страховка за счёт владельца судна, условия работы будут прописаны в контракте, я тебе сброшу его на почту.
— Давайте я вам продиктую адрес, — чётко и по-деловому ответила Жанна.
— Мы же вроде бы на «ты» перешли? — с улыбкой спросил Андрей.
— Ой, прости, Андрей. — Жанна впервые назвала его по имени и немного смутилась. — Если бы сегодня утром мне кто-нибудь сказал, что всё это будет со мной, я бы просто расхохоталась. Поверишь тут в сновидения.
— А что был за сон? — Андрей, не переставая улыбаться, заглянул Жанне в глаза.
— Цветной, — с абсолютно детской улыбкой пожала плечами девушка.
Они сделали по глотку воды, и за столом повисла тишина. Но это была не та неловкая тишина, когда не знаешь, о чём говорить. Скорее она напоминала минуты душевного покоя, когда давно знакомые люди сидят вместе и молча слушают шум моря или пение птиц, думая об одном.
— Выходим двадцатого июня из Афин, команда должна быть на судне восемнадцатого, о визе и билете для тебя я позабочусь. Мне нужны твои паспортные данные, заграничный паспорт, размер одежды и обуви, — тихо произнёс Андрей.
— Классно, я ещё домой слетать успею, с мамой увижусь, — задумчиво и так же тихо сказала Жанна с блаженной улыбкой на лице.
— Ну что, нам пора по домам, — положил ладони на стол Андрей и добавил: — А если ты мне дашь зачётку, то будем считать, что все планы на сегодня выполнены.
— Ой, да! — встрепенулась Жанна, быстро достала зачётную книжку и открыла её на нужной странице.
Андрей с улыбкой написал в своей строке «Философия. Отлично» и поставил свою аккуратную подпись: «Андр. Одинцов».
Из-за стола выходили два уже почти близких друг другу человека. Девушка была ослепительно красива. Обычно такие блондинки с фигурой модели оказываются в центре внимания любой мужской компании. Им делают комплименты, их красотой наслаждаются, их считают богинями. Они украшают своим присутствием самые дорогие отели, машины и яхты. И Андрей почувствовал эту красоту только сейчас. Он взглянул на Жанну не как на студентку, а просто как на красивую девушку. И ему, тоже обладателю весьма незаурядной внешности, не однажды смущавшему своим взглядом самых ярких представительниц прекрасной половины человечества, было приятно идти рядом с ней и слышать, как её высокие каблучки издают звуки, которые заставляют поворачивать головы даже глубоко семейных мужчин.
— Ну, пока, — сказала Жанна, — я здесь рядом живу, снимаю квартиру, первый день сегодня в ней ночевала.
— Пока, — с улыбкой ответил Андрей, — скоро увидимся.
Официант, вежливо попрощавшись с ними, наверное, подумал… А ничего он не подумал, просто позавидовал обоим.
Глава 6. Забавные сплетни
Андрей после встречи сразу поехал домой — ему необходимо было поработать над научной статьёй, которая никак не клеилась. Но настроение, с которым он подошёл к двери своей квартиры, вселяло надежду на то, что сегодня статья будет закончена, ну или хотя бы поток мыслей войдёт в то русло, который он обычно принимал за вдохновение. Он не понимал почему, но в нём вдруг проснулось чувство, которое он испытывал только однажды — когда был влюблён в свою одноклассницу Галю. Это было первое и самое светлое чувство в его жизни. И сейчас он вспомнил то время и почему-то подумал, как он, наверное, был тогда наивен и смешон.
Дверь слегка скрипнула, он вошёл и с порога по-мальчишески крикнул:
— Мам, я пришёл!
Ответом ему была тишина, разбавленная шумом улицы и детскими криками, доносящимися через открытое окно на кухне.
«Странно, мама должна быть дома», — подумал Андрей.
— Алла Георгиевна! — шутливо окликнул он маму ещё раз.
Но никто не ответил, вместо этого с кухни послышались приближающиеся шаги.
— Я уже пятьдесят лет Алла Георгиевна, — выходя в прихожую, сухим тоном ответила мама и как-то непривычно, исподлобья посмотрела на сына.
Андрей остолбенел. Такого ответа он не ожидал. Он даже никогда не слышал такой интонации в своей, как ему казалось, идеальной семье. Его отец, Анатолий Николаевич Одинцов, член РАН, профессор, доктор исторических наук, проректор МГУ, в высшей степени интеллигентный человек, не только никогда не поднимал голос на свою супругу, он, можно сказать, боготворил её. Да и вне дома он был просто олицетворением доброты. Мама, оставив ради семьи карьеру научного сотрудника в престижном НИИ биотехнологий, стала домохозяйкой и все хлопоты по дому взяла на себя. Она иногда говорила: «Мои мужчины, вы единственные, кого можно любить и ради кого можно жить на этой грешной земле». Андрей был единственным ребёнком в семье, и поэтому всё внимание уделялось только ему. И это ничуть его не испортило — он относился к своим родителям с огромной благодарностью и любовью. Отец даже не старался учить его уму-разуму, Андрей просто видел, как он работает, и пытался подражать, и это у него неплохо получалось. В двадцать семь он уже был старшим преподавателем на кафедре философии того же МГУ, и вовсе не по протекции отца.
— Что случилось? — встревоженно спросил Андрей, чувствуя, как у него от живота в самые пятки пробежал холодок.
— Что случилось?! — голосом, похожим на весенний гром, отозвалась Алла Георгиевна. — Он ещё спрашивает! Мне стало известно о твоих похождениях. И не просто о похождениях, а о тех развратных средневековых оргиях, которые ты устраиваешь со своими студентками! — почти прокричала Алла Георгиевна. У неё навернулись слёзы на глаза, и она, сжав кулак, стала кусать ноготь большого пальца, вспомнив дурную детскую привычку.
— Каких оргиях?! — изумлённо ответил Андрей, широко, по-детски вытаращив глаза. — Я ничего не понимаю, — уже более уверенно произнёс он. — И от кого это, интересно знать, идут такие сплетни обо мне? Какие ещё студентки? Я веду всего четыре группы студентов, да, там есть девушки, но я ни с кем из них тесно не общаюсь, я помню ваши насмешки надо мной, мол, теперь-то я присмотрю себе молоденькую жену в свои солидные двадцать семь лет. Но я никому не позволяю втягивать себя в модные нынче секс-истории с харассментом и прочей лабудой!
— Но мне об этом рассказала твоя же студентка, — тихо и напористо произнесла Алла Георгиевна.
— Какая ещё студентка? Как её фамилия? — подался вперёд Андрей, на ходу сбрасывая с ног ботинки.
— Я не буду говорить тебе, кто это, но это очень порядочная девочка, я хорошо знаю её родителей, мы с ней ходим в один фитнес-клуб, в конце концов! — обрубила все вопросы и догадки сына мать.
— Хорошо-о, — уже совсем успокоившись и переходя на несколько ироничный тон, протянул Андрей, улыбнувшись. — Но тогда уж будь любезна, просвети меня, в каких таких оргиях я принимал участие и что же мне ставится в вину, как я понимаю, целой группой обиженных моими средневековыми страстями студенток.
— Андрей! Ещё бы это была целая группа студенток! — воскликнула Алла Георгиевна. — Нет, — мягким и вкрадчивым тоном, чтобы не обидеть сына, проговорила она. — Речь идёт пока только об одной студентке.
— Пока?! — начал уже откровенно ёрничать Андрей. — Интересно было бы узнать, кто же эта фурия, мне самому становится любопытно.
— Мне рассказали, что ты специально снимал для вас шикарную сауну, устраивал там эротическое представление, как на пирах древнегреческих царей чуть ли не времён Аристотеля, а эту девицу, провозгласив Олимпиадой, вовлёк в самое гнусное сексуальное действо.
— Аристотеля?! — как-то задумчиво повторил Андрей, присаживаясь на край стоящей в прихожей банкетки. — Слишком много совпадений, — тихо произнёс он и поднял глаза на маму.
— Что?! — испуганно округлила глаза Алла Георгиевна. — Расскажи мне, что там у вас было и что за всем этим стоит!
— Успокойся, мамочка, за этим стоит слишком богатое воображение и неуёмная фантазия твоей знакомой фитоняшки.
Потом он вновь сделался задумчивым и с улыбкой, глядя куда-то вдаль, добавил:
— А вот кто стал объектом таких сплетен, я, кажется, догадываюсь, и поверь, имя ей скорее Афродита.
— Тьфу! — в отчаянии что-либо понять исторгла из себя Алла Георгиевна и шлёпнула Андрея по руке полотенцем, которое она всё это время держала наперевес.
— Не говори, пожалуйста, обо всём этом папе, всё равно ничего такого не было, а он может расстроиться, — мягко проговорил Андрей и с нежностью обнял маму за плечи.
— Хорошо, Андрюшенька, — покачала головой Алла Георгиевна, — но будь внимателен, ты же знаешь, какие акулы теперешние девицы! — и так же нежно обняла сына в ответ.
На Аллу Георгиевну, только что вырвавшую своё дитя из пасти одной такой акулы, можно было лишь умиляться! Не каждый двадцатисемилетний сын с такой нежностью сможет успокоить маму.
О том, чтобы приняться за статью, уже не было и речи. Андрей весь вечер просидел у себя в комнате с загадочной улыбкой на лице, и всё, что он мог сложить из выданных мамой пазлов: «Это смешная и нелепая картинка, которая могла родиться в голове неуёмной фантазёрки, несомненно находящейся в тот момент в состоянии крайнего психоэмоционального возбуждения, обусловленного воздействием на её неокрепший ещё разум напитков, не рекомендуемых врачебным сообществом до достижения возраста адекватного восприятия действительности и возможности противостоять соблазнам». Эту нелепую фразу он написал на листе бумаги, и ему стало ещё веселее. Он просто от души смеялся, и Алла Георгиевна, не заходя в его комнату, лишь с удивлением прислушивалась к этому почти мальчишескому смеху, стоя у закрытой двери комнаты.
Глава 7. Родные стены
Жанна ужасно скучала по дому, по маме и поэтому при первой же возможности всегда старалась улизнуть в Архангельск. Вот и сейчас, когда настроение у неё было исключительно прекрасным оттого, что сессия сдана, летняя погода способствовала романтическому настроению, да ещё и обозначилась перспектива провести два месяца в Средиземном море рядом с предметом своего обожания, она не могла усидеть на месте. Уже следующим утром Жанна была дома.
Её не ждали так скоро, и своим внезапным приездом она до слёз обрадовала Людмилу, свою маму. Её встречали как победительницу. В квартире сразу стало шумно и празднично. Брат Алёшка не отходил от неё ни на шаг, и казалось, что за те полгода, что она его не видела, парень вырос на целую голову. Он неплохо учился в школе, но уже решил идти в военное училище и всё время тараторил сестре о своих успехах в спорте, показывал грамоты то за первое, то за второе место в городских соревнованиях. Мама готовила на кухне свой фирменный пирог с вишней, но постоянно выходила в комнату, чтобы просто посмотреть на свою красавицу дочку и переброситься с ней парой фраз.
Когда появился дядя Серёжа, наступила неловкая пауза. Он, искренне радуясь её приезду, никак не мог найти правильных слов и, казалось, немного стеснялся. Инициативу взял в свои руки Алёшка и, сев с ним рядом, весело сказал:
— А мы с дядей Серёжей ходили в море на рыбалку. Он знаешь как рыбачит! Вся треска была наша.
Жанна никогда не общалась с дядей Серёжей близко, он появился в их жизни неожиданно, примерно через год после гибели отца. Жанна понимала, что мама хорошо его знала, ещё когда отец был жив, ведь они служили вместе, но не хотела копаться в этой истории. Она видела, что мама чувствует в нём поддержку после всего пережитого, и это устраивало Жанну, тем более что к ней дядя Серёжа относился как к своей дочери и старался помогать по мере возможностей.
Семейное застолье по случаю приезда Жанны оказалось таким добрым и искренним, что ей стало как-то грустно оттого, что скоро придётся уезжать. Мама заметила эту грустинку и, приобняв дочь, спросила:
— Ты устала, наверное, с дороги? Сейчас попьём чайку и будем отдыхать.
На эти слова мамы, словно бы донёсшиеся откуда-то из далёкого детства, Жанна откликнулась глубоким вздохом и милой улыбкой.
— Ну что ты, мама, всё хорошо, я совсем не устала, — тихо сказала она, глядя в глаза матери, и вдруг встрепенулась: — Я же совсем забыла вам рассказать! Я этим летом буду работать оба месяца, у меня уже и контракт есть.
Все удивлённо посмотрели на Жанну, а слово «контракт» заинтриговало даже больше, чем сам факт найденной работы.
— Вот это новость! — обрадовалась мама.
— А где ты будешь работать? — полюбопытствовал Алёшка.
И Жанна начала свой удивительный рассказ о том, как преподаватель философии пригласил её в экспедицию на семейной яхте, на которой они каждый год отправляются в плавание в поисках различных артефактов (про артефакты Жанка присочинила, но тогда в разговоре с Андреем ей показалось, что это именно так).
— У них большая яхта с командой, и я там буду одной из стюардесс, во всяком случае так прописано в контракте, — с восторгом сказала Жанна.
— Кла-а-ассно! — протянул с явной завистью Алёшка. — Вот бы мне…
— А это не опасно? — спросила мама.
— Нет, ну что ты! Это большая, сорокаметровая стальная яхта, и называется она «Олимпия», — с гордостью сказала Жанна.
— «Олимпия»? — вдруг вклинился в разговор дядя Серёжа. Лицо его стало серьёзным и даже чуть хмурым. — А как фамилия вашего преподавателя философии? — неожиданно спросил он, и голос его отчего-то стал таким строгим, что все посмотрели на него с удивлением.
— Андрей Анатольевич Одинцов, — немного оторопев, сказала Жанна.
Дядя Серёжа опустил глаза и молча уставился в край стола. Он явно что-то знал и про «Олимпию», и про Андрея, и события, которые всплыли сейчас в его памяти, были явно непростыми. Именно так подумала Жанна. Хотя откуда он мог знать Андрея?
— А вам что-то известно о нём? — осторожно поинтересовалась она.
— Нет. То есть может быть… Или это простое совпадение. Не бери в голову.
— Да вы не волнуйтесь, его отец — известный учёный, историк, академик РАН и проректор МГУ Анатолий Николаевич Одинцов, и это семейная традиция — каждое лето отправляться в экспедиции по самым интересным местам, — с волнением объясняла девушка.
— И куда же они направляются в этом году? — стараясь не выдавать тревоги, спросила мама.
— Ой, а я даже не знаю, мы только встречались с капитаном — греком, его зовут Панико… А фамилию я не запомнила.
— Ну, хорошо, удачного плавания, или, как говорят, семь футов под килем, — поддержала Жанну мама.
Время было уже позднее, и все стали расходиться по своим комнатам. Мама застелила постель Жанны новым ситцевым бельём, очень красивым. Она явно готовилась к приезду дочери и теперь, проведя ладонью по белой, в мелкий цветочек простыне, она словно погладила по головке ту маленькую девочку со светлыми, солнечными волосами, которые были у Жанны в детстве. Жанна легла в свою любимую с детства кровать и провалилась в глубокий и сладкий сон, навеянный запахом родного дома, голосом любимой мамочки, добрыми детскими воспоминаниями об отце и о пушистом коте Ваське, который всегда прыгал к ней на одеяло и убаюкивающим мурлыканьем провожал её в мир цветных снов.
Уложив детей спать, Людмила вернулась к Сергею, который курил на кухне. Он был явно чем-то встревожен, и только сейчас, когда все разошлись, она взглядом дала ему понять, что догадывается, почему он спрашивал фамилию Жанниного преподавателя и что яхта «Олимпия» ему знакома. Именно на ней они с профессором Одинцовым уходили из Сирии во время того последнего задания, когда погиб Олег.
— Да, это был он, — сказал Сергей. — Мы с Олегом между собой называли его просто профессор. Мы прикрывали его отход, эти отморозки вели за ним настоящую охоту. Он понимал это, но был настолько увлечён своими поисками, что даже не замечал, как город уже бомбят, и не осознавал, что каждая минута может стать последней.
Глава 8. Багдад
18 марта 2003 года, 08:00. Багдад,
Национальный архив Ирака
— Здравствуй, Анатолий! — на ломаном русском проговорил Акрам, смотритель архива, протягивая загорелую от безжалостного солнца сухую руку, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Рано ты сегодня начал свою работу, вижу, торопишься. И наверное, правильно делаешь — американцы уже заливают баки своих самолётов. Они принесут нам смерть.
— Здравствуй, Акрам, — поприветствовал его в ответ Анатолий Николаевич. — Что ж, приходится торопиться, одному Богу известно, что будет завтра на этой древней земле.
При этом он опустил глаза и молча стал перебирать старинные листы, на которых местами невозможно было даже различить символы.
«Время стирает камни, а это всего лишь бумага, но мне нужно только одно письмо, только одно. И скорее всего, это оно», — думал про себя учёный и аккуратными, но быстрыми движениями правой руки перебирал почти истлевшие древние рукописи, а пальцем левой вёл вниз по реестру архивных документов, касающихся времён правления Александра Македонского в древнем Вавилоне.
Были счета, отчёты о продажах, личные письма жителей. В письмах встречалось имя Александра Великого, хвалебные оды в его честь, но он, профессор Одинцов, здесь ради одного-единственного письма — прощального письма Александра Македонского своему учителю и человеку, которого он безмерно любил, — Аристотелю. Это единственное письмо, которое он мог написать перед своей смертью в конце мая или начале июня 323 года до Рождества Христова. Ведь у него было на это время, ведь он всё обдумал и мог разрешить свой спор с Аристотелем и рассказать что-то о загадочных артефактах, которые описывал прежде. Именно тогда, в последние дни своей жизни, когда он понимал, что болезнь его уже не отпустит, когда предвестники смерти говорили ему о том, что его земной путь подходит к концу, он просто не мог в своей щедрости и в своём благодушии не воздать дары учителю и не разрешить их спор. И кажется, это письмо было найдено! Но в этом следовало убедиться, сделать тщательный перевод, экспертизу, в том числе лингвистическую, а беспокойная обстановка в Ираке не давала такой возможности.
— Ничего, у меня ещё есть время, — сказал вслух Анатолий Николаевич.
— Совсем немного, двадцатого марта, послезавтра, они начнут войну, — твёрдо проговорил Акрам. — Это точная дата, не спрашивай, откуда я её знаю.
Акрам смотрел прямо в глаза профессору, и тот даже не стал рассуждать на эту тему, а только сухо спросил:
— Что же мне делать?
— Увези это. — Акрам показал рукой на бумаги, оставшиеся необработанными. — Вас будут эвакуировать по дипломатическим каналам. Увези куда угодно. В Сирию, в Пальмиру — там Халиф Ассад, смотритель Пальмиры, великий человек, поможет тебе. Я сообщу ему, он будет ждать. Возьми то, что считаешь нужным, спрячь среди дипломатической почты. А ещё вы можете рассчитывать на моего сына. Азим — заместитель руководителя погранперехода Эль-Кайм на сирийской границе. Дорога на Эль-Кайм не основная, и там будет легче проехать. Азим лично знает Халифа Ассада. Пока в Сирии спокойно, но после нас они возьмутся и за Сирию, и кто знает, чьими руками они будут это делать. Мне жаль, что история многих веков попадёт в руки мародёров и исчезнет, но, видимо, так должно случиться — ведь это тоже часть истории. Любая империя разрушает историю других народов в надежде остаться последней империей человечества. Им нужны Хуссейн, нефть и наша история. Я попытаюсь сохранить архивы. Если нет — их заберёт бог Нуску, — грустно сказал Акрам. — Бог огня, который не пощадит здесь ничего! — Он обвёл своей костлявой рукой всё помещение.
Акрам неспешно встал, поправил на себе старый пиджак, чуть протёртый на локтях, и медленно, шаркая ногами, пошёл к выходу. Подойдя к двери, он остановился, словно чувствуя на себе пристальный взгляд Анатолия Николаевича, повернул голову и задумчиво произнёс:
— Я знаю, что ты ищешь, Анатолий. Но на Земле это осталось лишь на бумаге.
Анатолий Николаевич бросил на смотрителя настороженный взгляд и, не поняв его слов, переспросил:
— А что я ищу, Акрам?
— Ты ищешь письмо, а я говорю о том, что описано в этом письме.
— Так ты знаешь об этом?! — возмущённо начал Анатолий Николаевич, но тут же осёкся, низко опустив голову. — Так это давно уже известно? И значит, это уже находится в чьих-то руках, — явно расстроившись, буркнул он.
— Это находится в руках богов.
— Каких ещё богов? — спросил с недоверием Анатолий Николаевич.
— Богов, которые когда-то создали эти ценности.
— Что ты несёшь, старик? Я не понимаю тебя!
— Не останавливайся на полпути. Иди. Многие хотели бы овладеть ими, но для людей это только древние артефакты, поэтому боги взяли их в свои руки.
— Так эти артефакты ещё не найдены?
— Нет.
— А как мне найти их?!
— Возможно, в письме есть ответ на твой вопрос.
— Ты говоришь загадками.
— Это всё, что я мог тебе сказать, Анатолий.
Акрам улыбнулся и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
«Что он имел в виду? — терялся в догадках Анатолий Николаевич. — Какие боги? И где сейчас артефакты? Что в письме может указывать на то место, где они спрятаны?.. Ну что ж, если надо идти, то мы пойдём. Чего бы это ни стоило». И он с силой сжал кулак.
Часть 2.
Приключения начинаются
Глава 1. В родном городе
17 июня 2008 года. Россия, Архангельск
Жанна проснулась рано, но на кухне уже хозяйничала мама, готовила завтрак, пекла ароматные пирожки — и сладкие ягодные, и с капустой, и с морковкой, и всё у неё получалось удивительно быстро. Жанна зашла на кухню и не могла отвести от неё глаз. Мама обернулась и ахнула:
— Жанночка, ты что так рано проснулась? Поспи ещё немного.
Жанна подошла к маме, обняла её и прошептала:
— Мамочка, мне уже пора ехать, у меня самолёт в одиннадцать ноль пять, надо ещё добраться до аэропорта.
Мама грустно выдохнула и с пониманием погладила дочь по голове, совсем как в детстве.
— Я позвоню Сергею, он довезёт тебя, ты пока умывайся и кушай, — уже деловито сказала она и, взяв свой телефон, набрала дядю Серёжу.
Жанна не любила долгих проводов, поэтому не успевший даже умыться Алёшка с растрёпанными волосами только и успел крепко обнять и поцеловать её в щёку как-то совсем уже по-взрослому.
— Береги себя, — сказал он, — и не забывай нас — звони!
— Хорошо, Лёшенька, скоро увидимся, — сказала Жанна, а сама подумала: «И когда мы теперь увидимся?»
Есть утром совсем не хотелось, поэтому, выпив чашечку кофе со сладким пирожком, Жанна ещё раз поцеловала маму и Алёшку и выскочила во двор. Дядя Серёжа сидел в машине и, как только увидел Жанну, завёл двигатель. Мотор белой «Тойоты Камри» взревел, и через минуту Жанна уже мчалась по утреннему городу, немного отвлекая себя разговором с дядей Серёжей от грусти, которая так и стояла у неё комочком в горле. Разговор был непринуждённым, почти ни о чём: про рыбалку с Алёшкой, про погоду, которая в последнее время совсем не такая, как раньше, всё больше холодная, и про прочую ерунду, пока дядя Серёжа вдруг не замолчал, а потом не сказал серьёзно:
— Жанна, будь осторожна!
Жанну как будто встряхнули. Она повернула голову к Сергею, посмотрела ему в глаза и спросила:
— Вы что-то знаете, дядь Серёж?
Тот помолчал несколько секунд, а потом уверенно произнёс:
— Я не могу тебя отговаривать от поездки, но и рассказать тебе то, что знаю, тоже не могу — подписку давал. Ты должна знать, что, скорее всего, ваше путешествие будет проходить в Средиземном море, там, где не совсем спокойно. Просто не рискуй лишний раз и без разрешения капитана и владельца судна, а он очень порядочный человек, не принимай никаких решений.
Из уст дяди Серёжи это прозвучало как приказ.
— Хорошо, я буду осторожна, — тихо сказала Жанна, не совсем понимая, о чём идёт речь.
По приезде в Москву Жанна заскочила в магазин, купила кое-какие продукты и только успела зайти в квартиру и принять душ, как услышала звонок телефона. Звонила Марина, девушка-курьер, которой она передала свой заграничный паспорт и паспортные данные. Марина сказала, что виза и билеты готовы и она сможет их сегодня завезти.
— А можно завтра? — спросила Жанна.
— А завтра у вас уже вылет, — ответила та.
— Уже завтра? Ах да, завтра же восемнадцатое… Тогда жду. Я сейчас дома и, скорее всего, до вечера никуда не уеду, стану вас дожидаться.
— Хорошо, через час буду.
Через час билеты и виза оказались в руках у Жанны. Она начала деловито собирать свои вещи в небольшой коричневый кожаный чемоданчик на колёсиках и с длинной выдвижной ручкой — подарок дяди Серёжи.
«Главное — не забыть купальник», — почему-то промелькнуло у неё в голове. Но она тут же одёрнула себя: «Не на курорт ведь еду, а на работу». А потом в памяти всплыли эти слова: «Жанна, будь осторожна». Она ещё успела сделать аккуратный маникюр и подвести брови.
— Ну, в общем-то, и всё, я готова, — сказала Жанна самой себе и легла спать.
Глава 2. Афины
18 июня 2008 года. Греция, Афины
Рейс Москва — Афины был, похоже, самым востребованным. Во всяком случае, «Боинг-777» был забит полностью. Радостные детишки, уже в полёте примеряющие надувные круги с головой утёнка, и бабушки, всеми силами пытавшиеся хоть чем-то их отвлечь, выглядели забавно и поначалу немного раздражали Жанну, но потом она стала думать о предстоящей встрече с Андреем, с его родителями, совершенно незнакомыми людьми, и это привело её в лёгкий трепет ожидания чего-то совершенно нового и неизвестного.
Андрей предупредил, что в аэропорту её будут встречать. Приземление было поразительно мягким, почти незаметным. Пассажиры зааплодировали и стали так внимательно рассматривать через иллюминаторы аэропорт, словно их привезли на другую планету. Когда Жанна, пройдя по душному закрытому трапу, оказалась под мощными струями холодного воздуха из кондиционеров, рука сама потянулась в чемоданчик за короткой джинсовой курткой. Таможня дала добро, паспортный контроль проверял прибывших так быстро, что, казалось, покажи ты вместо своего лица мордашку пёсика — тебя бы всё равно пропустили. Жанна вышла в зал прилёта и стала выискивать свою фамилию на огромном множестве табличек встречающих. Не то, не то, опять не то… И вдруг!..
«Мезенцева Жанна» — тонкая женская рука держала её табличку, при этом лица встречающей видно не было. Подойдя ближе, Жанна увидела, что встречающая вообще не смотрит в зал, а уставилась в пол и равнодушно жуёт жвачку. Подойдя почти вплотную, Жанна обомлела: это же Алиска!
Алиса медленно, с неохотой подняла голову и с выражением полного безразличия во взгляде выдавила из себя:
— А, привет. Что, уже приехала?
— Приехала, — глядя ей в глаза, ответила Жанна. И, набравшись то ли наглости, то ли уверенности в себе, спросила: — Так это мы с тобой будем стюардессами?
— Как видишь, — пробурчала Алиска.
Ситуация была просто нелепая, и следовало как-то из неё выходить. Жанна, которая была выше Алисы на полголовы, с милой улыбкой посмотрела на её опущенные глаза чуть свысока и по-дружески промурлыкала:
— Алисочка, ну ты что, обижаешься на меня за то, что я тогда после экзамена ушмыгнула от тебя?
— После экзамена?! — вскипела Алиса. — А ты не помнишь, что было до экзамена?
— Ну что нам сейчас вспоминать всякие пьяные бредни, Алис? Ну мы же ведь подруги, и мало ли что я там наболтала. Ну прости, Алис!
— Так этого ничего не было… ну, у тебя с Андреем? — несколько обмякнув, спросила негромко Алиса.
«Господи, она что, ревнует?!» — пронеслось молнией в голове у Жанны.
— Ну конечно нет! Во всяком случае, не всё, — опустив глаза, так же тихо сказала она.
Алиса сверкнула своими карими глазами — такой ответ её явно не устраивал.
— Ладно, пойдём, нас ждёт водитель, ещё успеем поговорить, — буркнула подруга.
На парковке девочек ожидал чёрный «Мерседес», в котором было так же холодно, как и в аэропорту.
«Не зря я курточку надела», — усаживаясь на заднее сиденье, подумала Жанна и, пока Алиса закрывала сзади багажник, сказала старому и тучному водителю-греку: — Ну, держись, «Олимпия», приехали девочки из России — принца делить!
— Olympia? Olympia is good! — Грек, видимо, не понимавший ни слова по-русски, поднял большой палец правой руки и добродушно улыбнулся.
По дороге до морского порта девочки не разговаривали. Алиса уткнулась в окошко, и казалось, что она рассматривает местные достопримечательности. Жанна тоже смотрела в своё окно. Водитель включил радио, и заунывная греческая песня наполнила ледяной салон автомобиля, разбавив напряжённую тишину.
Жанна повернула голову, чтобы снисходительно посмотреть на ревнивую подругу, но вдруг увидела, что плечи Алисы подрагивают, как будто она плачет. Жанна взяла её за локоть, но Алиса резко выдернула руку и ещё больше отвернулась к окну.
— Алиса, что с тобой? — с тревогой спросила Жанна. Та в ответ только покачала головой. Жанна дала ей неоткрытую бутылочку минералки, Алиса взяла её трясущимися руками, быстро открутила крышку и сделала большой глоток. Через пару минут она успокоилась и повернулась наконец к Жанне.
— Извини, Жан… — Она подняла заплаканные глаза и вдруг спокойно спросила: — Ты знаешь, какая я была в детстве девочка?
Жанна удивлённо и немного испуганно посмотрела на неё.
— Ну, ты рассказывала мне, что связалась с дурной компанией. — Она пожала плечами, не понимая, к чему клонит подруга.
— Когда мне было двенадцать, — опустив глаза, сказала Алиса, — родители поняли, что упустили то время, когда таких детей, как я, которых обычно называют «особенные», можно воспитать так, чтобы я стала «приличной девочкой из хорошей московской семьи» — кажется, такая формулировка устраивает всех родителей. Но тогда я не могла понять саму себя и объяснение своим поступкам и своему поведению искала в компании взрослых людей, которые с радостью объясняли мне, как и по каким принципам надо жить. Вот в двенадцать лет я и попала в первый раз в полицию. За то, что у меня нашли наркотики, которые я просто должна была передать одной гламурной даме. Дальше — больше. Семья перестала для меня существовать, и я просто заявляла родителям, что я взрослая и мне от них нужны только деньги. Жизнь была настолько интересной для меня тогда, что моё первое дело, которое рассматривала судья, осталось без приговора лишь потому, что я была ещё маленькой. Разумеется, этот случай ничему меня не научил. Потом, в тринадцать, у меня появился парень, который был старше меня на семь лет. Он-то и объяснил мне, что такое любовь и что я уже взрослая женщина. Какая глупость!
Она чуть опять не заплакала, но сдержала себя и, сжав кулачки, продолжила:
— Сейчас это называется синдром дефицита внимания с гиперактивностью и превосходно лечится, а тогда никто этого не знал — ни родители, ни я сама. Я не понимала себя, не понимала ту ситуацию, в которую попала.
Алиса подняла глаза и, увидев, что Жанна с пониманием и даже теплотой смотрит на неё, вновь заговорила:
— В четырнадцать я уже была в банде скинхедов, и эти отморозки убедили меня, что в таком возрасте мне ничего не будет даже за убийство. Они всегда выставляли меня вперёд, когда нападали на беззащитных людей с другим цветом кожи или другим разрезом глаз. Это была ложь. И второй раз я встретилась с той же самой судьёй, когда нас судили за убийство. Я не убивала, но я состояла в банде, и этого уже было достаточно. Тогда-то адвокат, который сейчас частенько мелькает на телевидении и которого за большущие деньги наняли мои родители, настоял на проведении психиатрической экспертизы, и целый консилиум врачей определил, что у меня психическое отклонение. Был суд. Мы все, двенадцать человек, сидели в клетке, а из зала мои родители смотрели на меня, плакали и ждали, наверное, чуда. Я тогда впервые сказала: «Господи, помоги мне!» Не вслух, конечно, но очень искренне. Суд шёл почти месяц, и чудо действительно случилось. Я даже не понимала, о чём говорит судья, но вдруг она замолчала и потом, глядя мне в глаза, сказала: «Алиса, ты уже не маленькая и за свои поступки должна отвечать сама». В зале наступила тишина, все смотрели то на меня, то на судью. А мы смотрели друг другу в глаза, и тишина стояла гробовая, я даже боялась моргнуть. И вдруг она сказала: «Алиса, я знаю, что ты не обычный ребёнок. Я верю тем людям, которые дали заключение о твоей болезни. Я знаю, как тяжело тебе найти себя в этом мире. Дети с таким диагнозом особенно чувствительны к поступкам окружающих, они, может быть, даже не понимают умом, но они чувствуют сердцем, чувствуют своей детской душой то, что мы, взрослые, порой не способны почувствовать. Я готова поверить тебе, что ты не знала законов, но разве твоя душа, твоё сердечко не смогли подсказать тебе, где добро, а где зло? Что ты чувствовала, когда на твоих глазах убивали человека?» — «Боль», — прошептала я почти одними губами в окутавшей меня гнетущей тишине. Это слово вырвалось откуда-то изнутри. И у меня внезапно градом полились слёзы. И этими глазами, в которых всё поплыло, я продолжала смотреть на судью.
Алиса шмыгнула носом, сделала прерывистый вдох и продолжила:
— Зал загудел. Эти упыри в клетке смотрели на меня с презрением, как на предателя. Я увидела лица своих родителей. Я никогда не видела их такими. В их глазах было отчаяние. Они понимали, что теряют меня. В это мгновение мой мир перевернулся, я как будто проснулась от долгой спячки. Это была уже другая Алиса. Мне дали условный срок, и я оказалась на свободе, но это была уже другая свобода, другой мир. Через год судимость сняли, я вернулась в школу, вернулась домой. А всё свободное время я проводила в фитнес-клубе, который был рядом с нашим домом. Вот там, в фитнес-клубе, я и познакомилась с Аллой Георгиевной — мамой Андрея. Мы часто там виделись, и я постепенно прониклась её рассказами о путешествиях, о других странах, которые я совсем не знала. Я доверила ей абсолютно все свои тайны и рассказала историю своих приключений. Она пожалела меня. Она стала для меня действительно второй мамой. Она помогла мне стать совсем другой. Потом я поступила в универ и узнала, что Андрей — наш преподаватель. Нет, у нас не было с ним никаких отношений, хотя мы часто виделись, когда я бывала у них дома. Алла Георгиевна спрашивала у меня: «Как там мой Андрюшка преподаёт?» И вдруг появляешься ты, и для меня как будто всё рухнуло, я так боялась потерять мир их семьи, этот необыкновенно добрый и милый мир, к которому я могла прикасаться.
Алиса так и не смогла сказать Жанне, что безумно влюблена в Андрея.
— Взять нас с тобой в экспедицию было спонтанным решением — просто две девочки, работавшие у них, не смогли в этом году поехать.
Жанна обняла Алису, прижала к себе и почувствовала, как её саму немного трясёт от всего услышанного.
— Что у них тут за привычка на всю катушку врубать кондиционер? — как бы оправдываясь, пробурчала Жанна и посмотрела вперёд, на водителя.
— Так что ты уж не обижайся, подруженька, — подняв на Жанну виноватый взгляд, сказала Алиса, — но как только я услышала от тебя историю о том, какие оргии вы устраиваете с Андреем, то всё рассказала Алле Георгиевне.
Жанна округлила глаза и набрала полную грудь воздуха, чтобы что-то ответить, но Алиса перебила её:
— Только она не знает, что это была именно ты.
Жанна глубоко выдохнула и почти прошептала:
— Мама дорогая…
Глава 3. «Олимпия»
Впереди уже показались белоснежные яхты, стоящие в порту Пирея, и девушки с любопытством маленьких котят, которые так и норовят приоткрыть дверь на кухню, чтобы выбрать себе самое вкусненькое, вглядывались в каждую из них и представляли, какая же она, «Олимпия». Лёгкий холодок волнения только усиливал это любопытство.
Минут через десять водитель проскочил открытый шлагбаум, приветственно махнув ладонью охранникам порта, и вскоре остановил машину у роскошной яхты, а уместнее было бы сказать корабля, и даже самые смелые предположения о том, где они проведут свои каникулы, у девушек просто растаяли.
Это была самая большая и красивая яхта в порту — так им показалось в ту минуту. У трапа, на фоне золотистых букв Olympia на борту, стоял капитан — тот самый, с которым Жанна познакомилась в ресторане в Москве, только он выглядел ещё элегантнее и как-то даже задиристей, что ли. На нём были форменная белая рубашка с коротким рукавом и золотистой отделкой и белые брюки с идеальной стрелкой, дополненные тёмно-синим ремнём с сияющей пряжкой. И конечно же, капитанская фуражка! Белая, с тёмно-синим околышем в цвет ремня, с золотым плетёным ремешком и такой же золотой кокардой. А золотистое шитьё на козырьке в виде лавровых ветвей не давало его владельцу ни единого шанса остаться незамеченным даже на самом грандиозном параде любой флотилии мира!
Панико Комодромус ждал Жанну с Алисой, чтобы лично проводить их на борт вверенной ему яхты, а заодно провести экскурсию по всему судну. Ну и, конечно же, блеском своих лакированных остроносых ботинок, также тёмно-синего цвета, и идеальной чистотой в каютах дать понять этим милым созданиям, какой блестящей работы он ожидает от стюардесс на протяжении всей экспедиции. В какие бы шторма их ни заносило.
Панико искренне обрадовался их приезду и с добродушной улыбкой приветствовал ничуть не смутившихся милых леди галантным поцелуем их белоснежных ручек. Он неплохо говорил по-русски, поэтому экскурсия по каютам и салону с лакированной мебелью цвета «вишня», отделанной нежной бежевой кожей, проходила весьма оживлённо. Пол в салоне яхты устилали ковры ручной работы, отчего тишина здесь была абсолютной, а уютная обстановка так и манила ненадолго прилечь на мягкий диванчик и вздремнуть с дороги.
Затем капитан показал стюардессам их каюту. Она была рассчитана на двоих, имела душевую комнату и туалет, отделанные, как показалось Жанне, натуральным мрамором. В каюте был один, но большой иллюминатор, поэтому пространство не казалось тесным.
— Главное на яхте — это чистота и исправность всех узлов, — с довольной улыбкой произнёс капитан и многозначительно посмотрел на девушек.
На кроватях лежала аккуратно выглаженная форма стюардесс.
— Согласно предоставленным вами размерам, — всё с той же улыбкой подчеркнул Панико. — Эта форма сделает вас ещё привлекательнее, — не удержался он от комплимента.
Девушки ответили милыми жемчужными улыбками, чуть опустив глаза.
Форма была в двух вариантах. Одна парадная: тёмно-синяя, узкая, с боковым разрезом юбка чуть выше колена, белая рубашка с коротким рукавом и золотистым шитьём на погонах и тёмно-синяя пилотка с золотистой кокардой. Другая, повседневная, состояла лишь из коротких синих шортиков, белой рубашки поло с золотистой вышивкой Olympia и синей бейсболки с длинным козырьком, на которой также красовалось название яхты.
— Располагайтесь, будьте как дома, и отныне прошу вас чувствовать себя хозяйками этой яхты. От вас будет зависеть настроение команды и гостей, чуть позже я познакомлю вас с остальными членами экипажа, вечером они появятся на яхте. Завтра у нас день подготовки, ну а послезавтра мы встречаем владельца и гостей нашего судна, — уже более строго сказал Панико. — Вы не боитесь качки? — чуть склонив голову в сторону Алисы, с улыбкой спросил он. — Я знаю, что Жанна не раз выходила в море, а вот вы… Не будет ли для вас морская болезнь серьёзным испытанием?
— А что это такое? — наивно спросила Алиса.
— Я знаю, как справиться с морской болезнью, и, если что, помогу, — вступилась за подругу Жанна, всё так же мило улыбаясь.
— Ну что ж, надеюсь, с вами всё будет в порядке. Тем более что на нашей яхте есть система стабилизации, так называемый успокоитель качки, поэтому, если даже и будет волнение, мы пройдём его плавно и почти незаметно, — всё так же учтиво склонив голову в сторону Алисы, уточнил Панико.
Как только дверь за капитаном закрылась, Жанна с Алисой принялись примерять свою новую одежду. К их удивлению, она была подобрана словно специально под их точёные фигуры. Надев парадную форму и взглянув в зеркало, Жанна даже вскрикнула:
— Ах, как же мне идёт форма стюардессы и эта пилотка!
Алиса примерила повседневные обтягивающие шорты, поло и бейсболку, вывела свои гладко причёсанные локоны через её заднюю часть и стала похожа на милого мальчугана.
— Ха, а ничего так я выгляжу! — улыбнулась она, а потом задумчиво сказала: — А я даже и не подумала об этой… о морской болезни.
— Не бери в голову, всё будет хорошо! — с задором ответила ей Жанна. — Ну что, пойдём познакомимся с нашим рабочим местом?
Она тоже надела чертовски элегантные шортики, и её длинные и ещё свободные от загара ножки стали особенно привлекательными.
— Пойдём! — с горящими глазами поддержала её Алиса.
Едва они открыли дверь и поднялись в салон, как навстречу им выплыла, словно в танце, широко раскрыв руки и с грациозной улыбкой на лице, гречанка лет тридцати пяти.
— Милые русские красавицы! Добро пожаловать! — почти пропела она с заметным акцентом.
— Алкеста! — воскликнула Жанна, сразу поняв по рассказу Андрея, что только она, кок «Олимпии», может быть такой гостеприимной.
— Да! — воскликнула та в ответ и, в восторге оттого, что её имя знают даже незнакомые русские девушки, крепко обняла Жанну.
— А это Алиса! — так же громко сказала Жанна, представив улыбающуюся подругу.
— Алиса! — Алкеста обернулась к девушке и так же радостно обняла её. — Пойдёмте скорее ко мне — я буду вас угощать, и мы поднимем бокалы за встречу!
Приобняв уже сразу обеих девушек, Алкеста повела их на камбуз. Небольшой стол, стоявший у иллюминатора, был уставлен аппетитными закусками из морепродуктов, названия которых Жанна и Алиса даже не пытались отгадать, а в центре красовался небольшой изящный графин домашнего вина, которое Алкеста принесла из дома. Она чуть приподняла графин, посмотрела в глаза девушкам и с доброй улыбкой сказала:
— Глоток чудесного вина, которое делает мой муж, мы выпьем за встречу и наше знакомство.
Девушки не заставили себя уговаривать и вскоре все уже сидели за столом, оживлённо беседуя. Алкеста посчитала своей обязанностью рассказать обо всех членах экипажа и делала это весело и с юмором, дополняя характеристику каждого богатой мимикой и жестами, показывая, как умеет надувать щёки капитан, как серьёзен в своей работе Фёдор Петрович, моторист, и как умело исполняет свои обязанности помощник капитана Сергей.
Алкеста действительно оказалась не просто удивительным коком, но и очень компанейским, жизнерадостным человеком, время с ней летело быстро и непринуждённо. Когда ближе к вечеру на яхте стали появляться другие члены экипажа и представляться новичкам, Жанна с Алисой встречали их уже как старых добрых приятелей, тем более что деликатесы и приятное лёгкое вино настроили их на дружеский лад, а комплименты, которыми так и сыпали мужчины в адрес девушек, принимались ими весело и любезно.
На следующий день вся команда приводила яхту в идеальный порядок. Каждый уголок открытых палуб и внутренних помещений, даже самых маленьких, был пройден с чистящими средствами так тщательно, что капитан выразил благодарность всему экипажу после того, как лично проинспектировал всё судно.
Жанна из любопытства заглянула в машинное отделение и была поражена мощью двигателей и тем, с какой любовью Фёдор Петрович, мужчина лет пятидесяти с густыми седоватыми усами, настоящий морской волк, содержит своё хозяйство. Когда Жанна стала внимательно разглядывать двигатели, Фёдор Петрович не выдержал и спросил:
— Интересуетесь?
— Да, интересно. Есть с чем сравнить. Мой дедушка был капитаном сейнера, и я помню, как громко да ещё с дымком и запахом горелого масла работал там двигатель.
— Ну, сравнила! Там, наверное, был дизель от трактора, а здесь два «Катерпиллера» по тысяче восемьсот лошадок каждый. Мощь! — с довольной улыбкой сказал Фёдор Петрович.
— И какая крейсерская скорость? — со знанием дела спросила девушка.
— Двенадцать узлов, максимальная — тринадцать.
— Это где-то двадцать четыре километра в час, — быстро перевела Жанна.
— Хм, молодец, разбираешься, — с уважением отметил Фёдор Петрович.
День пролетел быстро, все порядком устали и поэтому после ужина разбрелись по своим каютам, чтобы пролистать странички в интернете, созвониться с родственниками и пораньше лечь спать. Подъём предполагался ранний, в ожидании гостей и владельца яхты все немного волновались.
Глава 4. Последнее письмо Александра Великого
6 апреля 2003 года, 06:00. Ирак, Багдад,
российское посольство
— Они знают, что архив с письмами Александра Македонского у вас, и просто так не выпустят из Багдада, они пойдут на крайние меры. У меня складывается впечатление, что американцы только для того и затеяли войну, чтобы полностью вычистить Национальный музей Ирака, — озабоченно сказал старший советник посла.
— У нас приказ — обеспечить безопасность Одинцова и вывезти его и его груз как минимум в безопасное место, — чётко доложил полковник Мезенцев.
— Сколько вас?
— Я и подполковник Рубцов.
— Сергей тоже здесь?
— Так точно.
— Негусто, — грустно выдохнул советник. — И ещё гражданский профессор с архивом. Ну а может быть, это даже и лучше — вы сможете встроиться в нашу колонну со своей машиной, и попробуем выскочить. У нас семь машин, ваша будет восьмой. Мы выдвигаемся на Дамаск самой короткой дорогой — через Иордан, этот маршрут согласован с американским командованием. Что они предпримут, я не могу сказать, но вполне можно ожидать провокации с целью захвата дипломатической почты и архива, а значит, возможен силовой захват и проведение досмотра. Этого исключать нельзя. — Советник смотрел на карту и просчитывал возможные варианты.
— Мы не можем идти на такой риск, — покачал головой Мезенцев.
— Понимаю. Если мы доедем до Эль-Фаллуджи свободно, — ткнул карандашом в карту советник, — то будет возможность уйти вот с этой развилки к северу, на Эль-Кайм, к границе с Сирией. Сейчас на границах неразбериха, возможно, вам удастся проскочить. Получится, конечно, большой крюк, но дорога не основная, и, скорее всего, постов там нет или их немного. Во всяком случае, это один из вариантов. Хотя не думаю, что они обнаглеют до такой степени, что начнут блокировать дипломатическую колонну. Если вы вообще не сможете проехать — будет возможность вернуться в посольство. Здесь остаются двенадцать сотрудников, — подвёл итог советник.
— Профессор Одинцов сказал мне, что хранитель архива тоже предлагал ему пройти через Эль-Кайм, — ткнул в карту Мезенцев. — Его сын — заместитель начальника этого погранперехода. Но соглашусь с вами: это крюк, и американцы смогут заподозрить неладное, если вся колонна пойдёт таким длинным маршрутом — на юг страны через север.
— Ну что ж, будем рассчитывать на худшее и верить в лучшее, — чуть улыбнувшись, произнёс советник. — Выезжаем сегодня в одиннадцать тридцать.
— Есть.
Подполковник Сергей Рубцов, так же как и полковник Олег Мезенцев, был сотрудником одной из спецслужб России. Их главной задачей было обеспечить безопасность профессора Одинцова, доставить его живым и невредимым в Москву. Такими же невредимыми должны были быть доставлены уникальные документы, над которыми в последние полгода работал профессор в Национальном архиве Ирака. А самым ценным в этом архиве было предсмертное письмо Александра Македонского своему учителю и близкому другу, человеку, которого в юности ему так хотелось назвать отцом, — великому философу Аристотелю.
Александр Македонский был великим завоевателем, и радостью от побед в военных походах он непременно делился со своим «милым другом и любимым учителем», как называл его Александр в своих письмах. После каждого такого похода Аристотелю доставляли интересующие его образцы горных пород из далёких мест, растения и даже животных. Учёного интересовали и археологические находки, и артефакты древних цивилизаций, с таким трепетом охранявшиеся их потомками. Захватив Вавилон, Александр был удивлён богатствами этой страны, хранившей как бесчисленные ценности уже далёкой шумерской цивилизации, таинственно исчезнувшей за пять тысяч лет до нашей эры, так и чудеса самого Вавилона, которые угодливо демонстрировали Александру местные правители, удивляя и порой шокируя его.
Его приветствовали огненными ручьями, которые вдруг загорались ночью и стремительно летели, казалось, со всех концов города к подножию дворца царя Азии, стоявшего на самом высоком месте. Затем Александру показали чёрное озеро близ города и вязкую чёрную воду, источающую резкий запах, но обладающую свойством гореть. На глазах у македонского царя этой жижей обмазали с головы до ног мальчика лет двенадцати, и, как только к нему поднесли факел, вокруг него вспыхнуло голубое пламя. Крики ужаса юноши вывели Александра из оцепенения, и он приказал немедленно погасить огонь.
Нетрудно догадаться, что великому полководцу продемонстрировали нефть, которой так богаты эти места. Она выступала из-под земли, и местные жители пользовались ею как источником света в своих домах или для ночных забав, напоминавших, по сути, современный фейерверк.
Изучая чудом сохранившиеся старые письма, профессор Одинцов обратил внимание на одно из них. Многие признаки указывали на то, что оно принадлежит руке самого Александра Македонского. Анатолий Николаевич смотрел на него и не мог поверить своей удаче. Судя по первым строкам, оно было прощальным, но перевести его полностью учёный не смог. Понял только, что Александр описывает какие-то чудесные предметы, сохранившиеся, по его словам, от загадочно исчезнувшей цивилизации шумеров.
Это были два артефакта, свойства которых никто не мог описать обычными словами, а их названия из поколения в поколение передавались как шумерские клинописные символы, не поддающиеся переводу. Один из них Александр назвал железной змеёй, «с которой можно играть, как с живой, но каким бы узлом ты ни завязал её — утром она проснётся прямой, как меч». А второй — стрелой, сделанной из стали, которую невозможно перековать, и «нет такого пламени, в котором бы стрела поддалась молоту, и всё, чем она может удивить, — это превратиться наконец в огненный шар, который наутро окажется всё той же стрелой».
Профессор Одинцов выдвинул гипотезу, что описание этих артефактов как-то связано с металлом, имеющим свойство памяти. Принадлежность их к шумерской цивилизации была весьма сомнительна, скорее сами шумеры получили их в дар от неизвестного народа или они имеют внеземное происхождение. Письмо Аристотелю, описывающее эти предметы, было датировано 323 годом до нашей эры, годом смерти Александра, и больше об этих загадочных предметах нигде не упоминалось. Они исчезли. Более того, никто не видел последнего, предсмертного письма Александра, а ведь умирал он, по свидетельству придворных и близких друзей, около трёх недель. Иногда ему становилось лучше и он мог ходить, пить вино и выглядел относительно здоровым, хоть и предчувствовал, что смерть близка, и «произносил речи, похожие на прощальные», — так описывали его последние дни историки.
И вот это последнее письмо, адресованное Аристотелю, казалось, было в руках у профессора Одинцова, но события уже начали развиваться по худшему сценарию.
Глава 5. Под дипломатическим прикрытием
6 апреля 2003 года, 11:30. Ирак, Багдад
Багдад бомбили уже неделю. Временами бомбёжки затихали, и небольшие группы американских солдат при поддержке бронетехники проникали всё глубже в кварталы древнего города. Автоколонна с российскими дипломатами начала движение из Багдада в сирийский Дамаск. В последней, восьмой машине, внедорожнике «Тойота», находились Мезенцев, Рубцов и профессор Одинцов. За рулём был Мезенцев. Оружие — а это два автомата АКС-74У, ручной пулемёт Калашникова и несколько гранат — прикрыли в салоне одеждой, и при беглом осмотре оно не было заметно. Архив расположили в багажнике между другими коробками, набитыми с целью маскировки всякого рода национальными сувенирами и книгами из посольской библиотеки. Кроме того, всё это могло прикрыть спины пассажиров в случае обстрела из лёгкого стрелкового оружия.
Пока обстановка казалась спокойной и дорога была свободна.
— Подозрительно тихо, — покачал головой Мезенцев, подъезжая к очередному посту дорожной полиции.
И тут же, словно в ответ на его слова, из-за строений, перегораживая дорогу, выехали две бронемашины армии США. Они встали прямо напротив посольской колонны, направив в её сторону стволы пулемётов, тем самым требуя остановиться.
— Что будем делать?! — прозвучал в динамике рации Мезенцева почти что крик посла.
— Уходим сейчас вправо, — чётко и спокойно ответил Мезенцев. — Там есть параллельная дорога прямо до Фаллуджи, нам нужно любой ценой доехать до развилки.
— Хорошо, уходим, — послышалось в рации, и машина посла с флажком России резко повернула вправо, а за ней и все остальные машины.
Проехав около пяти километров, колонна вышла на параллельную дорогу и на бешеной скорости помчалась в сторону Фаллуджи. Американцы разгадали этот манёвр, тем более что посольство заранее согласовало с ними свой маршрут на Дамаск. Бронемашины быстро развернулись и двинулись на перехват по основной трассе.
Впереди уже была видна развилка, Мезенцев стал обгонять колонну справа, чем поднял огромное облако пыли. Эта завеса оказалась весьма кстати, потому что минуту спустя послышались выстрелы. Вышедшие наперерез колонне американские бронемашины открыли сначала предупредительный, а затем и прицельный огонь. Два первых автомобиля были расстреляны в упор и выведены из строя. Водитель получил ранение в живот, в других машинах тоже были раненые. Колонна дипломатов рассеялась, но это случилось уже после развилки…
— Я ушёл, — услышал в рации спокойный голос Мезенцева посол.
— Удачи, — так же спокойно ответил посол.
Стрельба прекратилась, две машины горели. Уцелевшие автомобили посольства вновь собрались в колонну и направились в Фаллуджу, чтобы помочь раненым и переночевать. Американцы же даже не приблизились к ним, а просто сопроводили колонну на некотором отдалении, не упуская из вида ни одно движение. Стоит ли говорить, что с их стороны не последовало даже попытки оказать помощь пострадавшим.
Машина Мезенцева, воспользовавшись неразберихой и поднятой пылью, сумела выехать на трассу Багдад — Эль-Кайм. «Тойоту» тоже задело, и несколько дырок в кузове издавали на скорости свист, как будто за окнами завывает пустыня. Дорога была наполнена машинами беженцев, забитыми домашней утварью. Что не уместилось в салоне, горой громоздилось на крышах. Наверное, всё это было настолько дорого хозяевам, что оставить свой скарб в разбитом городе они просто не смогли. Так, на одной из машин, привязанный верёвками, ехал маленький чайный столик, видимо не один век стоявший в каком-нибудь тенистом дворе и слышавший голоса многих поколений семьи, а теперь покидавший вместе с ними родные места. Видеть это было так трогательно и больно одновременно. «Наверное, это и есть самое дорогое для них — память. То, чего народ Ирака сейчас хотят лишить», — подумал про себя Мезенцев.
— Бедный народ. Это такая трагедия! Ещё вчера у них был свой дом, во дворе играли дети, а сегодня они уже беженцы. Ни дома, ни страны. Одна пустыня, — произнёс негромко профессор, будто откликаясь на его мысли. — Это же великий народ, цивилизация, с которой начиналась история человечества, и эту страну варварски бомбят, не разбирая, где армия, где дети. Я уже не говорю о культурных ценностях — их просто уничтожают.
— Не упрощайте, профессор, — сказал Рубцов, молчавший до этого. — Можно не знать древней истории Ирака, но то, что происходило в последний год…
— Вы имеете в виду выступление гражданских активистов против власти Хусейна? — спросил профессор.
— Ну, давайте назовём это так, — усмехнулся Рубцов. — Только кто их финансировал, кто разжигал эти настроения? Да, Хусейн — диктатор, это понятно, но другая крайность — отдать страну на растерзание американцам, этим современным варварам.
— На растерзание? — изумлённо переспросил профессор.
— Ну конечно, на растерзание и на разграбление, — твёрдо и безапелляционно вступил в разговор полковник Мезенцев, подводя под ним черту. — Давайте не будем спорить, история всё расставит по своим местам, а наша задача сейчас — доставить материалы в Москву, чего бы это нам ни стоило.
— Да, — как бы прерывая самого себя, подтвердил профессор, резко опуская голову. — Вы даже не представляете, что это за материалы! Они могут изменить ход истории!
Рубцов и Мезенцев переглянулись, и эти взгляды означали только одно: «Любой ценой».
До границы с Сирией добрались ближе к вечеру. Мезенцев сразу начал звонить Азиму. Когда в телефоне раздались длинные гудки, ему стало легче, он выдохнул и, услышав долгожданный ответ, коротко и чётко рассказал собеседнику, кто он.
— Да, отец мне говорил. Вы где?
Мезенцев быстро объяснил и выключил телефон. Через час к машине, стоящей почти у самой дороги, подъехал Азим на своём автомобиле — белой почти новой «Тойоте Камри» — и, коротко поздоровавшись, сказал:
— Нам приказано на ночь закрыть погранпереход, американцы кого-то ищут и берут под контроль все погранпереходы. Вашу машину надо сейчас спрятать, утром поедете в Сирию на моей.
— Мы перебросим к тебе вещи и в ней переночуем, а завтра рано утром должны обязательно проехать границу, — сказал Мезенцев.
— Да, сейчас подъедем поближе и, как только встанет солнце, во время утреннего намаза переедем.
Полковнику Мезенцеву было не до сна. Он думал о том, что случилось с их колонной. За всё время своей службы он не мог припомнить случая, чтобы дипломатов расстреливали в упор из пулемётов. «Что-то изменилось в этом мире, — думал он. — Изменились правила игры, а это значит, что на первый план опять выходит сила. Жаль». Он аккуратно достал из нагрудного кармана фотографию своей семьи, посмотрел на родные лица — это всегда успокаивало его. Как далеко они сейчас. Что делают? Жанка, наверное, с дедушкой на рыбалке, а Алёшка уже спит в своей кроватке. Он очень любил свою семью. С женой Людмилой он познакомился, как и многие его друзья, ещё курсантом, на шефской встрече со студентами педагогического института. Он сразу обратил внимание на умные и добрые глаза безупречно красивой девушки, которая читала стихи, и ему казалось, что она смотрит не в зал, а именно на него. И как потом вспоминала Людмила, Олег словно отнял у всех её взгляд, и она не могла ни на кого больше смотреть, только в эти карие глаза, пронзительные и откровенные… Олег перевернул фото и в который раз прочитал написанное разными почерками: «Я тебя люблю. И я, папочка, Жанна. И я — Алёша». Последние, Алёшкины, слова писались старательно и долго, каждая буква выводилась с огромным усердием — это было заметно.
Профессор Одинцов тоже не спал, казалось, что шок от обстрела колонны у него ещё не прошёл. Он вспоминал последние события, свидетелем которых стал, перед глазами стояла улюлюкающая толпа, сносящая статую Хусейна, безжалостные удары авиации, плачущие от страха дети и плачущие старики, которые первыми поняли, какой ужас их ждёт.
Сергей Рубцов спал, выполняя приказ командира, — завтра он должен вести машину, и вся нагрузка ляжет на него.
— Скажите, профессор, это действительно такой важный груз, что из-за него американцы готовы нарушить международное право и расстреливать даже дипломатов? — тихо и задумчиво спросил Мезенцев.
Одинцов повернул голову, посмотрел в глаза полковнику и коротко ответил:
— Вы даже представить себе не можете, как это важно.
Затем отвернулся к окну, долго смотрел в тёмное небо, словно изучая яркие созвездия, и наконец, не меняя позы, уснул. Мезенцев это понял по ровному дыханию профессора.
Глава 6. Дорога в пустыне
7 апреля 2003 года, 04:00. Ирак, Эль-Кайм
Наступило утро. Солнце ещё не вышло из-за горизонта, но его лучи уже раскрасили небо предрассветными красками. Послышались первые крики петухов и лай разбуженных ими дворовых собак. До Мезенцева донёсся звук приближающихся шагов, и он машинально положил руку на автомат. Из-за угла вышел Азим и быстро направился к машине. Уже никто не спал.
— Вчера была расстреляна колонна вашего посольства, — с ходу выпалил он. — У нас мало времени, на русских идёт охота. Ночью приехали ещё вооружённые люди, не американцы, человек десять. Цели их непонятны, но у них американское оружие. Ведут себя нагло, похоже, исламисты. Утренний намаз будут проводить вместе со всеми. У нас есть не более тридцати минут. Начальник вас пропустит, за каждого тысяча долларов.
Мезенцев достал пачку банкнот и отдал её Азиму:
— Здесь пять тысяч. У нас ещё немного вещей.
— Хорошо, я сяду за руль, проеду вместе с вами, в Сирии у меня есть друзья — я вернусь с ними, а вы потом позвоните и скажете, где оставили машину. Мне перегонят.
Они быстро поменялись местами, Азим завёл автомобиль и по окраинам стал пробираться к КПП. На границе его ждали. Он ехал не быстро, но без остановок. Шлагбаум открылся за мгновение до проезда машины и тут же закрылся за ней. Со стороны Сирии процедура повторилась, и, уже проехав КПП на той стороне, «Тойота» начала набирать скорость. Минут тридцать ехали в напряжённом молчании.
— Мы доедем вместе до Дейр-эз-Заура, дальше — вы одни. Оттуда прямая дорога на Пальмиру. Вас там уже ждут. А дальше…
— Спасибо, Азим, дальше мы разберёмся, — прервал его Мезенцев.
— Спасибо, — произнёс профессор Одинцов. — Если бы вы знали, что мы пережили…
Мезенцев резко повернул голову в сторону профессора и взглядом дал понять, что лишнего говорить сейчас не стоит.
— Да, жарко у вас, Азим. Это не Россия, никак не могу привыкнуть к вашей жаре, — перевёл он тему.
— Да-а, только тот, кто родился здесь, может считать жару своей защитницей, — с гордостью и довольной улыбкой произнёс Азим, поднимая подбородок в благородном кивке.
Одинцов всё понял, немного вжал голову в плечи и, скосив глаза, посмотрел на Мезенцева, как бы извиняясь за свою болтливость.
— Жаль, что так приходится уезжать, но мы вернёмся, — сказал тот Азиму.
— Да поможет вам Аллах, — произнёс иракец.
— А где ты учил русский язык, Азим? — спросил Мезенцев.
— А-а-а, — протянул Азим, — мы учили в школе, и в нашем доме жил русский инженер. Это было в детстве ещё. Но я помню и сейчас, — сказал он хоть и с акцентом, но правильно.
Через несколько минут у Азима зазвонил телефон, он настороженно взял трубку, ответил, и лицо его стало бледным как полотно.
— Они видели, как мы проехали. Начальника убили, расстреляли весь пост, они будут преследовать нас.
— В Сирии?! — удивлённо спросил Мезенцев.
— У них нет границ, а жизнь человека для них — ничто, я уже не смогу вернуться. Но пока они будут преследовать нас, моя семья сможет бежать в Сирию. Теперь мы будем вместе, я еду с вами в Пальмиру.
Мезенцев сделал короткий звонок. Произнёс непонятную фразу, потом несколько цифр, название города Дейр-эз-Заур. Затем молчание — и снова цифры.
— На подъезде к Дейр-эз-Зауру на заправке надо будет залить бак, — буркнул Сергей.
— Хорошо, — ответил Азим.
Он понимал, что чем дальше сможет увести преследователей за собой, тем больше времени будет у его жены и четверых детей, чтобы сбежать из Ирака в Сирию. Ему сказали, что исламисты уехали на двух белых внедорожниках «Ниссан», это и было ориентиром для них. Больше никаких сведений, а только одно желание — ехать как можно быстрее.
Недалеко от Дейр-эз-Заура на дороге показалась первая заправочная станция. Азим быстро выбежал и начал заполнять бак, краем глаза заметив, что Сергей зашёл за угол заправки и, быстро перекинувшись с кем-то парой фраз, поспешил обратно в машину. Когда Азим из любопытства как бы невзначай заглянул туда, там уже никого не было.
Полковник Мезенцев и подполковник Рубцов выключили свои телефоны, вслед за ними это сделал и профессор Одинцов. Ситуация для всех была непонятной, но все чувствовали напряжение.
Они ещё не знали, что утром, когда кортеж с дипломатами выдвинулся из Фаллуджи в Дамаск, на 256-м километре трассы американо-австралийский отряд нагнал колонну и после остановки устроил тотальный обыск. Раненых дипломатов вытаскивали и бросали на землю, обыскивали и мужчин, и женщин, неистово и свирепо рылись в машинах. Искали архивы, но находили только окровавленные бинты. Да ещё русские проклятия, которые их переводчик вначале пытался переводить, но затем просто покраснел и ушёл, запомнив их, наверное, на всю жизнь.
Часть 3.
К иным берегам
Глава 1. Команда в сборе
20 июня 2008 года. Греция, Афины
Утро в Афинах выдалось солнечным, и весь экипаж «Олимпии» был на ногах уже в 08:00. Каждый занимался своим делом, с явным волнением ожидая гостей и владельца яхты. Спокойно себя чувствовала лишь Алиса — она прекрасно знала их всех, и её ожидание было совсем другим — она скорее ждала встречи с добрыми знакомыми, с которыми не раз проводила время за долгими и безумно интересными застольями, когда Анатолий Николаевич Одинцов, глава семьи и прекрасный рассказчик, очаровывал присутствующих занимательными историями из своей практики, новыми историческими гипотезами, невероятными догадками и предчувствиями. Алиса с полным правом могла называть себя другом семьи, ведь именно так её и воспринимали.
Яхта сияла чистотой, от её блестящих поверхностей по пирсу скакали весёлые солнечные зайчики, и даже самому страшному зануде было бы сложно найти повод для придирок. Экипаж действительно постарался, и вполне довольный собой и командой капитан стоял у трапа в радостном ожидании встречи. Утренняя прохлада ещё баловала разместившихся неподалёку рыбаков свежим ветерком, а морская гладь манила к себе, переливаясь и играя бриллиантовыми отблесками солнечных лучей. Экипаж в полном составе и в парадной форме собрался по правому борту, готовый по команде капитана вытянуться в струнку, приветствуя гостей. Волнительное ожидание напомнило Жанне экзамен, который вот-вот должен начаться, но обстановка, в которой всё происходило, была настолько торжественной и интригующей, что с лица её не сходила улыбка. Немного детская.
— Едут! — вдруг громко и неожиданно для всех вскрикнула Алкеста, чуть присев и шлёпнув себя ладонями по коленям.
По набережной будто плыл взявшийся из ниоткуда чёрный микроавтобус с затонированными окнами. Он выделялся на фоне белоснежных яхт и явно направлялся к «Олимпии». Команда без всяких напоминаний быстро встала по-военному смирно, и все как-то сами по себе выстроились по росту. Капитан оглянулся на команду и с улыбкой поднял большой палец левой руки. Команда гордилась своим капитаном — он был словно на параде, точнее возглавлял парад, и это великолепное действо не осталось незамеченным находящимися в порту праздно гуляющими зеваками. Ослеплённые солнечными зайчиками туристы, замершие как оловянные солдатики, и рыбаки, которые забыли о своих удочках, тоже чувствовали себя участниками славного парада.
Микроавтобус медленно и плавно подъехал к яхте и остановился метрах в десяти от трапа. Дверь чуть приоткрылась и отъехала назад. Но никто не выходил. Тишина, крики чаек вдалеке, и вдруг…
С первым показавшимся из машины гостем раскатисто загромыхал — как казалось, со всех сторон — яркий, собравший в себе все возможные цвета салют. Несколько грандиозных залпов из невесть откуда взявшихся установок, стоявших чуть поодаль на пирсе, заставили всех вздрогнуть и разразиться громким радостным смехом. Атмосфера праздника сменила напряжённые минуты ожидания, команда махала руками, приветствуя выходящих из микроавтобуса изумлённых гостей. Жанна насчитала шесть человек. Все они, за исключением Андрея, беззаботно и по-детски размахивающего над собой чем-то похожим на летний голубой пиджак, были вполне солидные и степенные люди. Но такой горячий приём не оставил равнодушным никого, и они тоже радовались как дети и махали в ответ команде, как будто наконец встретили самых близких друзей.
Капитан, воспользовавшись всеобщим ликованием, по-военному строго отчеканил несколько шагов по направлению к гостям, сделал короткий доклад о готовности судна, отдал честь, с гордостью приложив ладонь в белой перчатке к капитанской фуражке, и гостеприимным жестом предложил прибывшим подняться на борт. Все были в восторге, улыбки не сходили с лиц.
Первой по трапу поднялась Алла Георгиевна, мама Андрея. Она, проходя перед командой, обняла всех по очереди, расцеловала Алкесту, а увидев Алису, крепко прижала её к себе со словами: «Алисонька! Ты здесь!» Подойдя к Жанне, с такой же радушной улыбкой взяла её обеими руками за плечи, внимательно посмотрела в глаза, будто пытаясь вспомнить что-то, и так же, как всех, крепко обняла. Гости поднимались по трапу в радостном восторге от такой встречи, добродушно жали руки членам команды, а самых очаровательных её представительниц — стюардесс Жанну и Алису — любезно выделяли восторженными словами, красноречивыми комплиментами, нежно пожимали девичьи ручки и непременно целовали их.
Последним поднялся по трапу Андрей. Его белая шёлковая рубашка была чуть ли не полностью расстёгнута, и он, не смущаясь, крепко жал всем руки, каждый раз делая из этого маленькое представление. Так, протянув руку для приветствия Алкесты, Андрей сначала шутливо отдёрнул её, а затем очень плавно и нежно опустил и трепетно сжал ладонь уже было испугавшейся и оттого немного зажмурившейся смуглой красавицы. Затем поцеловал её руку и радостно произнёс:
— Ну, здравствуй, Алкеста! Мы снова вместе!
— Да! — с искренней и открытой улыбкой воскликнула Алкеста.
— Нас ещё ждут неоткрытые острова, вольный ветер в натруженных парусах и необъятная, как сама Вселенная, мечта, открывающая наши сердца для новых странствий в поиске свободы и истины! — в унисон прокричали Андрей и Алкеста когда-то давно заученную фразу, которая явно стала их общим девизом.
— Браво! Браво! — послышалось от собравшихся на борту членов команды и ошалевших от такого приёма гостей.
Все аплодировали, глядя на Андрея, а переполненная эмоциями Алкеста крепко обняла его и поцеловала в щёки трижды, объяснив всем, что по-русски положено целоваться именно так — трижды и в щёки.
Спустя мгновение Андрей поравнялся с Алисой, радушно пожал ей руку и как-то совсем по-семейному поцеловал в щёку. Алиса мгновенно покраснела, щёки её налились румянцем, и она опустила голову, стараясь не смотреть молодому человеку в глаза.
Подойдя к Жанне, Андрей нежно взял её за руку и тихо, почти неслышно для окружающих произнёс:
— Здравствуй, Жанна. Ну вот, как и обещал, прекрасное судно с самой лучшей командой на планете. Что может быть интереснее в дни летних каникул?
— Спасибо, — подняв голову и глядя Андрею в глаза, негромко и с обворожительной улыбкой ответила Жанна. Она почувствовала запах благородного шампанского и лёгкого летнего одеколона, который придавал Андрею необъяснимый шарм то ли игривого испанского мачо, то ли благородного английского лорда.
Жанна так и не поняла, кто же из прибывших отец Андрея — Анатолий Николаевич. Встреча гостей получилась шумной, искромётной и похожей на приезд цыганского ансамбля — во всяком случае, именно такое впечатление осталось у наблюдавших за этим действом местных рыбаков и туристов, с любопытством обсуждающих, что же там за праздник.
— Наверное, свадьба, — решила уже немолодая пара из числа ранних посетителей прекрасного порта Пирея, всё ещё хранившего утреннюю прохладу.
Тем временем гости разошлись по каютам, прихватив с собой из микроавтобуса какое-то оборудование, напоминавшее аппаратуру для дискотеки, сумки и немного личных вещей, которые взяли с собой в дорогу. В салоне готовили стол для торжественного обеда, Жанна и Алиса были в самом центре этих приготовлений и, слушая каждое слово Алкесты, старались сделать всё так, чтобы блюда подавались с подобающей им помпезностью, а гости смогли запомнить этот обед на всю жизнь.
Атмосфера праздника царила в салоне. Длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, был рассчитан на гостей и всю команду. Столовые приборы с вензелем «Олимпии» и посуда с причудливыми рисунками на морскую тему словно настраивали всех присутствующих на предстоящее путешествие и, несомненно, поднимали аппетит. Жанна, Алиса и Алкеста быстрыми и аккуратными движениями наполняли стол закусками, приготовленными из выловленных только этим утром устриц, и свежайшей зеленью. Разнообразные морепродукты под различными соусами, начиная от чесночного и заканчивая нежным гранатовым, были разложены по небольшим тарелочкам из всё того же набора корабельной посуды. Подавалось так любимое на южном побережье Средиземного моря и особенно на Кипре блюдо — мезе. Мидии и креветки, кальмары и осьминожки, каракатицы и маленькие рыбёшки — всё это было на столе, и запахи деликатесов не оставили равнодушными никого из присутствующих на яхте. Все вышли из своих кают и незамедлительно стали окружать стол с изысканными яствами. Появилась на столе и супница, откуда по салону растекался нежный, с оттенками пряностей рыбный дух. Суп из морского окуня был гвоздём кулинарной программы, и гости, а затем и члены команды с весёлым улюлюканьем стали рассаживаться за столом, не отводя глаз от выставленных деликатесов. Послышались возгласы:
— Браво, Алкеста!
— Сегодня ночью русалки опять будут прославлять в своих песнях Алкесту!
— Алкеста, выходи скорее к нам, мы не можем так долго смотреть на это чудо!
Аккуратно поднявшись по трём ступеням, которые отделяли уровень камбуза от уровня главного салона, появилась Алкеста с совершенно обворожительной улыбкой и сияющими глазами, подняв над головой две бутылки прекрасного греческого белого вина «Рецина», только что снятые со льда и оттого покрытые капельками влаги.
— Браво, Алкеста! — почти хором прогремел салон. Аплодисменты напоминали шум горной реки, и капитан Комодромус сопроводил Алкесту до стола, взяв её нежно под локоть.
— Кушайте, дорогие мои, но не забывайте, что есть ещё основное блюдо из мяса молодого барашка и к нему чудесное мавро «Памиди»!
— Наверное, сегодня сам Дионис открыл для нас свои винные погреба! — произнёс с восхищением и улыбкой степенный мужчина лет шестидесяти.
Гости и команда расселись за столом, в салоне было светло и прохладно. Общий праздничный гул нарушил Анатолий Николаевич, сидевший между супругой Аллой Георгиевной и сыном Андреем. Он по праву владельца яхты встал, с улыбкой обвёл всех внимательным взглядом и в мгновенно установившейся тишине произнёс, наверное, то, чего от него ждали все:
— Ну, здравствуйте, дорогие мои спутники, участники экспедиции под условным названием «Легенды Востока»! Разрешите представить тех, кто любезно согласился принять участие в нашем научном путешествии, кто готов вместе с нами снять завесу тайны с оставшихся белых пятен в истории Древней Греции, подтвердить гипотезы, выдвинутые мной в недавнем прошлом, и поставить наконец точку в событиях, произошедших за пятьсот лет до Рождества Христова. Событиях, которые, возможно, легли в основу всех принципов существования нашей цивилизации, начиная с философии и заканчивая геополитикой. Которые, вполне вероятно, хранят секреты неизвестных нам технологий. Мы попробуем заглянуть в далёкое прошлое глазами человека сегодняшнего, человека, оценившего на практике те принципы взаимодействия человеческого разума как источника его творческой деятельности с материальным началом как результатом этого осмысления, которыми напутствовали нас Платон, Аристотель и их ученики. Разрешите представить вам профессора, доктора исторических наук Ивана Александровича Войнича, профессора, доктора исторических наук Петра Аркадьевича Смолова и профессора, доктора технических наук Семёна Петровича Демидова.
Сидящие за столом встречали каждого из учёных мужей аплодисментами и радостными возгласами. Гости же, в свою очередь, приподнимались со своих мест со слегка смущённой улыбкой.
— Думаю, члены моей семьи в представлении не нуждаются? — взяв нежно ладонь Аллы Георгиевны и глядя на Андрея, произнёс Анатолий Николаевич, встретив родные взгляды супруги и сына.
— Ну и человек, который уж точно не нуждается в представлении, но которому все мы благодарны за возможность совершить увлекательное путешествие, — Анатолий Николаевич Одинцов, руководитель нашей экспедиции, профессор, доктор исторических наук… — начал было представлять хозяина Семён Петрович, но тот его с улыбкой перебил:
— И прочее, прочее, прочее…
В зале раздался грохот аплодисментов. Радостные лица присутствующих, казалось, светились в ожидании новых головокружительных событий, которые вот-вот возьмут своё начало под руководством этого смелого и всеми любимого человека.
Жанна, стоявшая чуть поодаль от стола, наконец поняла, кто является отцом Андрея, и поэтому с особой теплотой аплодировала ему.
— Ну а теперь слово капитану! Кажется, в нашей команде есть новые люди? — улыбаясь, спросил профессор Одинцов.
— Оу! Да! Это две прекрасные и очень трудолюбивые девушки, наши новые стюардессы, которые одним своим присутствием делают нас счастливыми, которые дарят нам улыбки и будут сопровождать нас в экспедиции, подобно двум греческим богиням. Жанна и Алиса! — Панико любезно повернулся к девушкам, стоящим вместе, и первым зааплодировал.
Юные красавицы мило заулыбались, опустив глаза. Жанна, положив руку на грудь, сделала лёгкий поклон. Алиса, опять покрасневшая, сначала просто застыла с детской улыбкой, не зная, куда себя деть от пристальных взглядов, а потом лёгкой походкой, почти на цыпочках удалилась на камбуз за очередным деликатесом, чтобы скрыть ото всех своё смущение.
Парадная форма удивительно преобразила девушек, на это все обратили внимание. Они действительно походили на стюардесс авиакомпании «Аэрофлот», получивших первые места за красоту и очарование в конкурсе «Мисс стюардесса России». Блондинка Жанна и жгучая брюнетка Алиса не только внешне, но и в работе дополняли друг друга, одним взглядом или жестом давая понять, что проблема, которая возникла у кого-то за столом, уже решена, а ненавязчивая помощь порой неуклюжему мотористу Фёдору Петровичу предотвратила немало конфузных ситуаций с хрупкой посудой и столовыми приборами, которые были явно не по его могучей руке.
Когда официальная часть закончилась, гости за столом, отбросив все формальности и условности, принялись с удовольствием поглощать приготовленные с такой любовью деликатесы Алкесты. Вино было действительно великолепным. Наполовину наполненные бокалы разносили его аромат, который добавлял изящному и нежному вкусу морепродуктов особый шарм и погружал присутствующих в атмосферу Средиземноморья. Тонкие нотки зелени кому-то напоминали о прошлых экспедициях и переделках, в которые они попадали. А для кого-то это было первое в жизни знакомство с искусством Алкесты, и вкус этих изумительных блюд теперь уж точно будет ассоциироваться у них с жарким летом 2008-го в прекрасном порту Пирея.
— Не ожидал такого тёплого приёма, — повернувшись вполоборота к Анатолию Николаевичу, сказал сидевший рядом профессор Войнич. — Думал, что мы, наоборот, проберёмся как мышки на судно и быстро отчалим.
— Увы, — негромко сказал Анатолий Николаевич, — наша миссия не совсем обычная, и показать абсолютную открытость тоже входит в план реализации этой задачи. Слишком высокую цену мы заплатили за желание знать истину. Слишком.
— Да, я знаю, Анатолий Николаевич, мне всё рассказали на собеседовании. Даже представить себе не мог, что задача поставлена на таком уровне и что к её выполнению подключены такие службы.
— Мы её выполним, но вот цена… Не прощу себе никогда смерть того полковника. Если бы я был чуточку расторопнее. Или прозорливее, что ли…
— Не стоит себя винить, Анатолий. Это война, просто она идёт вот в таком виде, и идёт уже давно. А на войне не обходится без жертв.
— Да, согласен, поэтому и встреча такая разудалая, и маршрут будет заковыристый, и внимание к себе привлекаем чьё нужно и как нужно. Рыбачки вон стоят, вроде и по-деревенски одеты, а загара-то греческого на них нет.
Насытившись прекрасными блюдами, гости и команда расслабились. Одни непринуждённо беседовали, обсуждая последние новости, другие выходили из-за стола, чтобы подняться на верхнюю палубу и подышать свежим морским воздухом, а налюбовавшись изумительной акваторией порта, вновь возвращались в салон.
Панико смотрел на всех, кто собрался сейчас на борту яхты, и у него появилось чувство сплочённости команды единомышленников. Он знал, что задачи, которые перед ними стоят, будут безумно дерзкими и интересными, но притом довольно опасными. Он знал это потому, что ещё ни одна экспедиция не была увеселительным круизом, и если уж профессор Одинцов выходит в море — значит, впереди их ожидает необычайное приключение.
Помощник капитана Сергей Франк при любом удобном случае пытался встретиться взглядом с профессором Одинцовым, давая таким образом понять, что у него есть очень важная информация. Чувствуя его напряжение, профессор улучил момент и отправился к себе в каюту, что не осталось незамеченным Сергеем, и он, не привлекая внимания, пошёл следом. Подойдя к каюте, Сергей увидел, что дверь приоткрыта. Войдя внутрь, он быстро закрыл её за собой.
— Ну, здравствуй, Серёжа! — с радостной улыбкой пожал обеими руками руку Сергея Одинцов. — В каком ты сегодня звании? — взглянул он с хитринкой в глаза помощнику.
— Майор, — чуть смущаясь и крепко пожимая руку в ответ, ответил Сергей.
— Поздравляю!
— Хотел доложить обстановку, — уже серьёзно и по-военному произнёс Сергей.
— Давай, но учти, тех рыбачков с бледным загаром я уже срисовал.
— Да, но это не главное. У нас маячок. Вчера пожаловала береговая инспекция — обычные процедуры, а сегодня он заработал, наша аппаратура это показала. Место знаем. Диапазон работы широкий — может передавать, может глушить.
— Понятно, — коротко ответил Одинцов. — Наши действия?
— Пока не трогаем, мы всё равно завтра уходим на юг. Когда обогнём остров Китира, пустим его в свободное плавание. Течение унесёт его в Адриатику, ну а мы пойдём своей дорогой — пройдём западнее острова Крит, а дальше — на восток.
— Хорошо, я понял, — кивнул Одинцов. — Ну что, удачи нам всем?
— Удачи!
— А теперь за стол, — сменил тональность разговора Одинцов и вновь стал весёлым и улыбчивым.
— Вот и барашек! — нараспев проговорила Алкеста и вместе с Жанной и Алисой внесла в салон чудесное национальное блюдо, именуемое клефтико, — тушёного барашка с картофелем.
Разбредшиеся гости вновь стали рассаживаться за столом в предвкушении чего-то фантастического, и предчувствия их не обманули. Когда гости отведали первые кусочки баранины, тушенной в пряных травах, над столом повис немой восторг, потому что рот у всех был занят и оторваться от блюда они просто не могли. Профессор Демидов был первым, кто вслух произнёс слова восхищения:
— Это же великолепно! Он просто растаял у меня во рту!
Блюдо было дополнено немедленно появившимся на столе красным греческим вином «Памиди», которое в сочетании с превосходным барашком казалось поистине божественным напитком.
За разговорами и воспоминаниями о былых путешествиях и приключениях никто не заметил, как стало темнеть. На столе давно стоял элегантный чайник, стилизованный под самовар. Гости неспешно смаковали всевозможные греческие сладости, не забывая при этом всякий раз похвалить Алкесту и сделать комплименты Жанне с Алисой.
Для Жанны это был интересный и достаточно трудный день. Если для всех это был праздник, то стюардессы по-настоящему работали. Алиса уже устала и при любой возможности убегала в каюту отдохнуть. Жанну же челночный бег от камбуза до салона с посудой и новыми блюдами нисколько не утомлял, а лишь давал возможность побольше узнать о каждом члене экипажа и о гостях, которые вначале были немного скованны, но к чаю стали чувствовать себя как дома и, наверное, забыли, что находятся в салоне экспедиционной яхты, а уже завтра окажутся посреди безбрежной глади моря, и лишь палящее солнце и взлетающие над волнами стаи летучих рыб будут сопровождать их в этом плавании.
В свободные минутки Жанна успела перекинуться парой слов с капитаном. Панико был явно доволен её работой и поинтересовался, всё ли ей нравится и удобно ли всё устроено. На это Жанна сделала несколько уместных замечаний по поводу незакреплённых металлических шкафчиков на камбузе, которые в случае шторма могли стать причиной неприятностей. Панико очень серьёзно отнёсся к замечаниям и тут же дал команду Алкесте и мотористу Фёдору Петровичу всё исправить. После этого капитан стал смотреть на Жанну совсем другими глазами и почувствовал в ней полноправного члена экипажа.
Алла Георгиевна и Андрей пили чай за небольшим уютным столиком поодаль от всех. Они что-то обсуждали, Андрей говорил негромко, а Алла Георгиевна, внимательно слушая и рассматривая рисунок на изящной чашке, повторяла: «Да, да, я понимаю…» Когда Жанна принесла им тарелочку с очередными сладостями, Алла Георгиевна подняла голову и расцвела в улыбке, глядя на девушку.
— Жанночка, сядь с нами, пожалуйста, отдохни немного, а заодно и посекретничаем, — как-то просто и по-свойски сказала она.
Жанна то ли от усталости, то ли оттого, что в салоне сложилась доверительная обстановка, с улыбкой присела на край мягкого стула, стоявшего рядом со столиком.
— Андрей мне рассказывал про тебя, рассказывал, что ты одна из лучших его студенток, — мягко сказала Алла Георгиевна, видимо из вежливости.
— Спасибо, Андрей Анатольевич, — улыбнувшись, ответила Жанна и бросила на Андрея хитрый взгляд, — но в этом скорее заслуга преподавателя. Немногие могут с таким интересом и знанием предмета донести до студентов весьма сложную науку философию.
Андрей с улыбкой смотрел на Жанну, понимая, что эта девушка вовсе не так проста, как кажется. Во всяком случае, она очень интересный человек, с которым можно обсуждать темы, далеко выходящие за рамки учебной программы.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.