Бесплатный фрагмент - Синяя лампада

В Серафимов день

В Серафимов день всё бело,

Ветер северный и метель,

И натопленное тепло

Ускользало в худую дверь.

И на стёклах не таял лёд.

При молитве струился пар.

Под белёный церковный свод

Серафиму летел тропарь.

На подсвечнике у икон

От огарков курился дым,

На иконке изображён

Добрый батюшка Серафим.

Деревенский нехитрый стиль.

На осыпавшейся доске:

Ряска, крестик, епитрахиль,

Нитка лестовки на руке.

И тревожный, кроткий взгляд,

И внимающий, и усталый,

Уж без малого век назад

Кто-то праведный написал.

Помяни же, Господь, того,

Кто икону сию написал,

Кто вложил в образок любовь,

Помяни, имя знаешь сам.

В Серафимов день бело,

Ветер северный, снегопад,

Избы, дремлющее село,

Церковь, холод, огни лампад.

***

Метут метели, Великий пост,

Я прозябаю в местах глухих.

Читаю книгу в обложке толстой.

Сопоставляю свои грехи.

Читаю древние словеса

О том, как жил на земле Христос.

Он делал дивные чудеса,

Тяжелый крест на Голгофу нёс.

Ко мне забрел захмелевший друг.

Он мне сказал, что Иса — Пророк,

Он крепко жал мне рукою руку,

Он говорил, что Христос — не Бог.

Он говорил: «Почитай Коран

И мою веру потом прими…».

И наливал алкоголь в стакан,

И сигаретой в лицо дымил.

Он сквернословил и говорил,

Что он запутался, он кричал,

Что в жизни многое натворил,

Что он мой друг и по мне скучал.

Что изменился я, постарел

И стал какой-то совсем другой.

Я улыбаясь в глаза смотрел:

— Что же, стареем, друг дорогой.

— Тебе идет эта борода,

Ты в церковь ходишь еще сейчас?

И как ты молишься? И когда?

Вот я молился на дню пять раз! —

Меня похлопал он по плечу.

— Молитв много, — ответил я. —

Молюсь же Богу когда хочу

О близких людях и о друзьях…

Благовещение

На фреске старинного храма

Виднеется чудный сюжет:

Явился пред Девой Архангел

В одеждах небесного цвета.

Прозрачная ясная фреска

Открыта дождям и ветрам

В распахнутом деревенском

Пустынном, покинутом храме.

За толстыми сильными стенами,

Над крышей церковной худой

Расцвечено небо весеннее

Лазурью и бирюзой.

Одежды Архангела вторят

Весенним небесным цветам,

Порхают чешуйкой лазоревой,

В раскрытую дверь улетают.

Давно живописца безвестного

Талантливой ловкой рукой

Воздушными светлыми фресками

Расписан был храм приходской.

Прошли прихожан поколения

И сонмы молящихся глаз,

А в темное время забвения

Ту фреску известкой замазали.

Но сквозь пелену известковую

Святой проступал силуэт,

И вновь на простенке церковном

Виднелся библейский сюжет.

Черты, невесомые линии,

Изломы на складках одежд.

Марии покров цвета синего,

Весенне-небесного, нежного.

И известью больше не мазали,

Не стало потребности в том,

Но стены покрылись те язвами —

Краснеющим в них кирпичом.

Со свода Архангелы пали,

Рассыпались в белый песок,

А те, что на стенах остались,

Заплакали мутной слезой.

Сквозняк иссушил эти слёзы

И выветрил стен полотно.

Он стер и сюжеты, и позы,

Но, знать, позабыл об одном.

В простенке, где окна на север,

Под клочьями старых белил

Исполнена кротости Дева

И явившийся ей Гавриил.

На фреске, известкой залитой,

Мария шерсть-пряжу сучит,

Играют апрельские блики,

Скользят по одеждам лучи.

И слышится, будто у купола,

Крутясь, веретенце гудит,

Но что это? — ниточка лопнула,

И прочь паутинкой летит.

Благовещенское

Слышно: под сводом церковным

На полукруглом окне

Голубь воркует любовно

О наступившей весне.

О Благовещенье, верно,

В свете апрельской зари,

Непреходящем, нетленном,

Сизый, ещё говорит.

Греется божия птица

На вековых кирпичах,

Радужно шейка искрится

В теплых рассветных лучах.

И с любопытством взирает

Вниз. Его слушаю я.

Может быть, он излагает

Истинный смысл бытия?

Бог с тобой, божия птица,

Радуйся жизни, живи!

Ах, вот бы мне научиться

Этой безгрешной любви…

***

День суматошный завершается,

На стеклах солнечный налет.

О чем-то чайки сокрушаются,

Кричат, их глушит самолет.

Он тянет шлейф по небу розовый,

И золотится фюзеляж,

И красит стены солнце позднее

Домов больших многоэтажных.

Народ бежит, спешат автобусы.

Проспект, разбитый тротуар,

Ограда, в черной клумбе крокусы,

Часовни купол в жести старой.

Огни свечей в окне часовенном,

Народ, священник, полумрак.

Я на ходу крещусь, и совестно,

Что не зайду туда никак.

Что всё бегу, делами загнанный,

Как все, спешу достичь, успеть,

Лишь сквозь окно свечой оплавленной

Надеясь душу отогреть.

***

По городу блуждаю-мыкаюсь,

Асфальтную глотая сырь,

Левиафанами машины рыкают

И взвизгами нечистых сил.

Моргают светофоры черные

И ловят в зебру бешеный поток,

Опять орут пожарные и скорые

И мчатся мимо стриженых кустов.

Деревья метлами щетинятся

Поверх обрезанных стволов,

В дворах синицы силятся

Остановить народ оглохший.

Здесь церкви в общий ряд поставлены,

И словно храм — совсем не храм,

Стоит, бетонными задавленный

Пятиэтажными домами.

У церкви встретил бабку с вербами:

— Христос-то к Лазарю пришел,

А завтра Воскресенье вербное.

Купи: гляди, какой пушок!

— Спасибо, кабы здесь не мыкался,

По городу бы не блуждал,

Я б дома из окна раскрытого

Бесплатной вербы наломал.

Пасхальное

Нынче встал я на заре пораньше,

Ухватил я ту зарю за краешек,

Да немного зорьку задержал,

И такие ей слова сказал:

— Ты, заря пасхальная, постой,

Пособи мне свидеться с Христом.

Уж я много пО миру блукал,

Со Христом свидания искал.

Я хожу, а люди говорят:

— На земле Христа ты сыщешь вряд ли,

Он давно ушел на небеса

То ли в град небесный, то ли в сад.

— Уж ты, зоренька, постой чуток,

Не спеши собой покрыть восток,

Ты кругОм обходишь белый свет,

Ты Христа встречала или нет?

Отвечала ранняя заря:

— Не задерживай меня ты зря,

Видишь, солнца катится желток —

Это нимб, оставленный Христом.

Берегу его я, стерегу,

Да отдать Христу всё не могу.

А Христос-то нА землю сошел,

Батожок березовый нашел

И уж тысячу иль больше лет

Меж людей всё ходит по земле.

Ты пусти — мне надо поспешать,

А не то Христа мне не нагнать.

— Ну, прощай, — я пальцы разомкнул,

И заря над лесом полыхнула,

А за ней на розовый восток

Поднялся пасхальный нимб Христов.

Я помню этот день…

Я помню этот день:

Пасхальная неделя,

Семь километров в грязь — не лень

Под снегопадом белым.

И стылость. И лицо

От снега раскраснелось.

И ветхое крыльцо,

Ступеньками скрипело.

И теплота, и чай,

Кирпично-глинный запах,

И крошки кулича,

И воск со свечки капал.

И падал за окном,

Пасхальный снег пушистый,

И мы тропарь поём,

И день проходит быстро.

Бегу, крошу на снег

Коричневой скорлупкой,

И так отрадно мне,

И сумрак в роще гулкой.

Но что мне — темный лес!

Апрельские метели!

Пою — Христос воскрес!

И эхо вторит в елях.

***

Перелеском, через поле

По траве бредет-идёт

В праздник вешнего Николы

Деревенский крестный ход.

Величание Николе

Тянут бабьи голоса,

Остается на подоле

С тимофеевки роса.

Одуванчик золотится

Вдоль дороги и берез.

Утирают бабы лица,

То ли пот, а то ли слезы.

Голубое небо в сонных

Кудреватых облаках,

— Где там ангельские сонмы?

— Не видать из-под платка.

— Что же, будем мы блаженны,

С поля рая не видать, —

Рассудили этак жены. —

Будем верить, уповать.

Вот опять мимо берез,

Над овражком с рыжей глиной

Тихо шествует Христос

На Распятии старинном.

А за ним на образке

В посеребренном окладе,

В рушнике, расшитом гладью,

Сам Никола на руке.

Эх вы, русские дороги,

Пожалейте бабьи ноги!

Трут мозоли сапоги,

Божья Матерь — помоги!

Сели бабы на пригорке

И поют — Христос Воскресе…

Пахнет травка терпко, горько,

Соловьи свистят по лесу.

— Нам назад идти нельзя, —

Разумеют богомолки. —

Подымаемся с пригорка,

Воздвизайте образа!

Вон и церковь над рекою,

Избы окнами блестят.

— Добрели, подать рукою, —

Бабы крестятся-частят.

Крестят пашни-огороды,

Избы, баньки да хлевы:

— Боже, сельскому народу

Житие благослови!

***

На Николу садили картошку,

На Успение будем копать —

Побоялись бы Бога немножко…

А потом-то начнут причитать:

Дескать, что это нынче погода —

То дожди, то ветра, то жара…

Видно портится, что ли, природа…

Или Боженька нас покарал?

Скажут: «Что-то вы плохо молились,

Бог ваш дождичка мало послал».

Я отвечу: «Чему удивились?!

Сколь молились, на стольких и дал».

Плачут: «Господи, чем прогневили?!

Посылаешь напасти за что?!»

(На Николу — картошку садили,

На Успенье копал кое-кто…)

Ну, а как же! Пока выходные —

В день погожий сажать и копать.

А уж все-то деньки остальные —

Как Бог даст, а не даст — наплевать.

А без Божьего благословенья

Вырождается всё на земле.

Вам не верится? А где население

В среднерусском старинном селе?

***

А в Полянах цветут пионы

На Вознесенье Господне.

Люди идут к часовне.

В деревне праздник сегодня.

У старенькой ветхой святыни

Нарядные люди стоят.

Светла и святыня ныне,

В ней снова лампадки горят.

Не думала она и не ждала,

Стояла в глухих кустах.

Свой век, видать, доживала

В надежде рассыпаться в прах.

Не верится старым бревнам:

Ниспал этот мрак вековой.

Озарилась светом часовня

От церковной свечи восковой.

Может, чудится? Может, снится?

Она стала опять жилой.

И на солнце опять искрится

Проржавелой своей главой.

В Полянах цветут пионы

На Вознесенье Господне,

Цветут пионы, несут иконы,

Люди идут к часовне.

Троицын день

Задышала, запахла береза,

Закачалась зелёная сень.

Распустилась не рано, не поздно,

А на светлый на Троицын день.

Сладко пахнут резные листочки,

Тянет, манит березовый дух,

Прогуляться в зеленом лесочке,

Зачарованный словно, пойду.

Под небесным лазоревым сводом

Поброжу меж белёных колонн,

Соловьиные Троице оды

Буду слушать под сенью зелёной.