Бесплатный фрагмент - Сила защитников

Глава 1 
Возвращение

Я проснулась в холодном поту. Мне приснилась мама, и я поняла, что ее уже давно нет в живых, поэтому она ни разу не навестила нас с тех пор. Во сне она сказала мне: «Филиппа, открой же, наконец, глаза! То, что тебе нужно, лежит в том месте, про которое ты давно забыла». Я вскочила и начала думать. Это определенно был знак, и я знаю, где искать это место.

На дорогах не было ни одной машины, и я не ехала, я летела. Добравшись до места, я испытывала страх: а вдруг его не окажется там? Я же сойду с ума, последняя надежда канет в пропасть. С минуту я стояла на пороге нашей старой квартиры и не могла войти внутрь. Мебель осталась на своих местах, только была накрыта белыми простынями, от пыли. Мы решили ничего не менять в этой квартире, на случай если когда-то маме захочется вернуться. Наконец я собралась и прошла по коридору на трясущихся ногах, дошла до маминой комнаты и опустилась на колени перед кроватью.

Перед глазами всплыло воспоминание. Я, семнадцатилетний подросток, переживаю из-за разрыва с парнем и неверности подруги, намываю полы под кроватью и внезапно натыкаюсь на маленькую шкатулочку. Теперь я уже не подросток и переживаю я только об одном — о своих детях.

Я легла на пол и посмотрела под кровать. Было темно и ничего не видно, тогда я засунула туда руку и нащупала ту шкатулку, она до сих пор лежала на своем законном месте. Огромный слой пыли окутывал ее сверху донизу. Я стряхнула его и принялась смотреть на нее. От шкатулки больше не шел тот очаровательный запах цветов с поляны, где я впервые встретила Вирельгу. Мое сердце стучало как бешеное. Я боялась ее открывать, но очень хотела это сделать. Наконец, выдохнув воздух из легких, я открыла крышку. Дикий смех разнесся по всей квартире. Я упала на пыльный пол и начала хохотать как сумасшедшая. Волна смеха прошла, и я снова схватила шкатулку. Да, зрение меня не обмануло, рассудок мой не пострадал, в заветной шкатулке лежал один из трех фауксов, оставленный моей матерью.

Я схватила фаукс в руки и прижала к сердцу. Глаза мои уставились в потолок, но они не смотрели на него, они смотрели сквозь, на облака, и мысленно я повторяла: «Спасибо, спасибо!» Я надела его на шею, но что-то меня остановило. Без оружия! Я была без оружия, в домашней одежде.

Не медля, я спустилась, даже не закрывая дверь нашей старой квартиры, и помчала обратно домой. Ника дома не оказалось. «Может, меня искать поехал?» — подумала я. Быстро натянула бронежилет, недавно приобретенный Ником, накинула на спину колчан, лук, застегнула на поясе меч, вставила в сапоги парочку ножей и еще немного спрятала в потайные карманы. Я была готова, была готова физически. А мысленно? Вдруг мою голову как клинком порезала мысль: «Если кто-нибудь хоть как-то ущемлял или обижал моих детей, я лично перережу ему горло!»

Злость пробрала меня с головы до ног. Мысль об убийствах горячила меня, разогревала во мне гнев, гнев, который мог погубить все вокруг. Я взяла фаукс в руки, крепко сжала его. Щелк.

Поляна, вокруг деревья, все как будто в серых тонах, нет больше того волшебства, только холод и боль. Как и в моих снах, Либерия прекратила существование как счастливая, красочная страна, теперь она больше похожа на дремучий лес с чудовищами и колдунами. «Ужасно. Совсем не похоже на то, что было тут тринадцать лет назад», — подумала я, грусть и сожаление нахлынули на меня с новой силой. С глаз покатились слезы, тихие, спокойные слезы. Вот что стало с тех пор, как мы ушли. Хаос, разруха, а что там в городе творится — даже представить больно.

Я стояла посреди поляны и думала, куда идти дальше. Неведомая энергия приливала от земли к моим ногам и расходилась по всему телу. Я чувствовала, как становлюсь сильнее. «Нишери, — подумала я. — Я вспоминаю свои навыки». Подул холодный ветер, я закрыла глаза и растворилась в нем.

Снова я испытываю те же чувства. Невероятная сила, скорость и энергия. Деревья проносятся мимо меня, я лечу и ничего вокруг не замечаю. Наш дом, что с ним стало? Я направилась прямо туда. Я знала дорогу, но не узнавала все вокруг. Многих домов уже не было, а вместо них стояли какие-то лачужки. «Как все изменилось», — вздохнула я. Но наш дом стоял на своем месте. В нем жили чужие люди. Я опять заплакала, что-то подсказывало, что родители мои давно уже не живут в этом доме, и даже на этой земле. Из дома вышла женщина, наверно, она направлялась на работу или куда-то еще. Она взглянула в мою сторону, но я тут же растворилась и улетела.

«Что же со всеми стало? Вирельга, моя подруга, что с ней? А Джереми? Вечно лохматый, задорный паренек… Артос…» Я летела к дому Вирельги. Там ничего не изменилось, и это меня в какой-то степени обрадовало. Я зашла в дом, обстановка была неубранной, как будто второпях собирались куда-то. Я поднялась в ее комнату, там все изменилось с моего последнего визита. Повсюду были игрушки, маленькие куколки, цветочки и всякие детские вещи. Я улыбнулась, эта комната больше не была комнатой Вирельги, теперь она стала комнатой ее ребенка. «У Ви девчушка, — подумала я, и радость разлилась по всему моему телу. — Славная маленькая девчушка, как мои мальчики». Мои мальчики. Где они? Что с ними? И живы ли они вообще?

Где же мне найти хотя бы одно знакомое лицо? Замок. Сначала надо разузнать обстановку страны. Как все живут и что делают. Ближе к замку Либерия начинала кипеть. Все куда-то бежали, что-то делали, у всех были озабоченные и испуганные лица. Люди, те, которые были больше напуганы, шарахались от тех, кто был в доспехах и со странным оружием, похожим на новейшие технологии нашего мира, но откуда ему быть тут, в Либерии?! Все поменялось, и надо быть начеку и более внимательней.

Как я поняла, эти люди при оружии были чем-то наподобие нашей полиции, а обычные люди — рабочими. Я летела по направлению к замку и наблюдала за всем этим хаосом. Ближе к замку воинов становилось больше, они как будто выходили оттуда нескончаемой толпой. «Что, если все они на стороне зла? Как же мне такую армию побороть в одиночку?» От этих мыслей мне становилось не по себе, и я решила пока не думать и не делать поспешных выводов, вдруг все не так плачевно.

Я залетела в замок. Тут-то ничего не изменилось. Почти. Пол был не прозрачный, а мутный и грязный, как будто после бури, разноцветных рыбок тем более не было видно, да и я сомневалась, есть ли они там вообще. Скорее всего, там плавают пираньи или что-то наподобие рыб-убийц. Кроме пола, здесь ничего не изменилось, немного мрачнее стало, и все. Я направилась в тронный зал. Далее надо было следовать осторожно. Хоть вокруг и были одни воины, но все равно, может, где-то и затерялась бы нишери, и тогда я была бы обнаружена, а быть обнаруженной именно сейчас не очень привлекательная перспектива.

Из тронного зала раздавались голоса. Я подлетела ближе и прислушалась. Один голос был разъяренный женский, а другой голос принадлежал мужчине, и мне показалось, что он был напуган. Она кричала на него, я подобралась к двери и заглянула, ее голос был мне знаком, да и я догадывалась, кто это мог быть. И я не обманулась. Вся черная как смерть, с горящими глазами, постаревшая Зирель размахивала руками и обрушивала свой гнев на белобрысого с сальными волосами мужчину. Я уловила, о чем они говорили.

— Как двое мелких ублюдков могли пробраться незаметно ко мне в комнату и, более того, украсть фауксы?! Куда ты смотрел, идиот несносный?! Это твои дети! Какого дьявола они гуляли по замку ночью?!

— Я… я не знал… я не мог… — жалобно мычал тот.

— Откуда ж тебе что-то знать, тупица?! Из-за перемещенья прорвалось поле!

— Да… да, я знаю…

— Знаешь?! Знаешь и до сих пор стоишь тут?! — неистовствовала она.

— Да, да, я пойду, распоряжусь…

— Стой тут, идиот! Я не закончила! Как зовут этого мастера, которого я поймала? — уже спокойней говорила она.

— Макс Митчел.

— Митчел… это твой лучший мастер?

— Да.

— Что ж… жаль его убивать. Выбить из него всю информацию, нужную и ненужную, я хочу знать все об их грязных делишках! Обыскать их кубы, проверить все и всех, с кем они общались.

— Мне лично начать его пытать? — со злобной улыбкой сказал противный мужчина.

— Нет, сейчас ты собираешь оставшихся мастеров и идешь восстанавливать барьеры. Да, и сделай запрет на употребление силой нишери. Если пацан отправился в свой мир один с двумя фауксами, значит, он кого-то хочет сюда привести. И я догадываюсь, кто этот «кто-то». Если она уже тут, то мы непременно ее поймаем.

— А запрет на выход из кубов и домов?

— Оставить прежним. И внимательно смотри на людей, составь список тех, кто ушел, уверена, такие имеются. И думаю, все они задумали заговор.

— У нас технологии и армия, они ничто против нас.

— Нельзя допустить, чтобы Филиппа присоединилась к ним! Ты понял?!

— Да, моя королева.

— Проваливай!

Я улетела через окно. Было опасно находиться рядом с Зирель. Так как она тоже нишери, она могла почувствовать меня. Я летела подальше от замка, туда, где меня бы не нашли, в то место, о котором знают только два человека. Я летела к нашей с Вирельгой иве. Листья на ней были темные, а вода в озере уже давно не была кристально чистой. Я превратилась обратно в человека и забралась в убежище. Тысяча мыслей проносилась у меня в голове. Кто такой Макс Митчел? Неужели однофамилец или… мой брат? Если он мастер, тем более самый лучший и его фамилия Митчел, то, скорее всего, мама родила еще одного ребенка. Да уж, и теперь он в тюрьме и его собираются жестоко пытать.

«Если пацан отправился в свой мир один с двумя фауксами, значит, он кого-то хочет сюда привести», — эти слова не давали мне покоя. Что это за «пацан»? «В свой мир» — значит это либо Мартин, либо Ассентий. Один из них жив, и, более того, он дома, в безопасности. Это меня немного успокоило. Теперь надо отыскать второго сорванца и попытаться спасти Макса, моего брата.

Пользоваться нишери нельзя, иначе меня обнаружат. «Как удачно все же я оказалась в замке, столько полезной информации получила!» — хитро улыбнулась я. Что за запрет на выход из кубов и домов? Что за кубы? Наверное, это комендантский час. После определенного времени нельзя появляться на улице. Интересно, как долго мне удастся находиться здесь незамеченной? В первую очередь надо узнать, во сколько начинается этот отбой, но у кого мне узнать? Сколько я летала по Либерии, ни одного знакомого не встретила. А пешком искать еще сложнее и опаснее. Надо попытаться, иного пути нет. Нужно подождать, когда немного стемнеет, и идти обратно. Придется искать убежище в Либерии, какой-нибудь пустой дом, или, если такого не имеется, придется идти по трупам, если меня не захотят укрыть. Если, по словам Зирель, кто-то собирает сопротивление, то в Либерии должны быть те, кто захочет помочь мне, или они ушли из страны готовиться к нападению. Даже если так, то я подожду их прихода, а пока буду думать, как вызволить из темницы Макса, он объяснит мне все, да и вдвоем не так одиноко будет.

Я думала о нем. О том, как это получилось, что случилось после, что вообще здесь было, когда мы ушли с Ником. Но в голове всплывали только вопросы, а ответов не было. У меня есть брат, а я всю жизнь даже и не знала о нем. Интересно, какой он… Похож ли на меня? Ну, раз он мастер, то, скорее всего, он вылитый отец. Не терпится с ним познакомиться, ведь он последний из Митчелов, из моей семьи. Я испугалась, что его убьют и я так и не успею его увидеть, узнать. Я отогнала эти мысли.

Пора было идти. Темнота опускалась на Либерию. Я вылезла из тайного убежища и направилась в город. Я шла быстрым шагом и постоянно оглядывалась, рука лежала на рукоятке меча, бронежилет сжимал грудь, но я терпела. Вдруг я наткнулась как будто на стену, и меня тут же отбросило назад метров на пять. Я уже испытывала ранее это чувство. Словно какая-то сила кидает тебя прочь. «Барьер», — подумала я и увидела слабое поле, тянущееся далеко в обе стороны от меня.

Глава 2 
Воссоединение армии

Несколько часов кряду я наблюдал за этим мальчишкой. Он пробыл с нами так мало времени, а уже успел понравиться чуть ли не половине роты. С одной стороны, это меня жутко раздражало, а с другой… видимо, я был даже немного рад за него. Оттого ли это, что он сын Филиппы, но я ощущал, что проникаюсь к нему теплыми чувствами. Я сидел в стороне и наблюдал, как Ассентий что-то рассказывал кучке воинов, собравшимся около него. Те весело смеялись и потешались над энергичным и шкодливым мальчишкой.

Я вспомнил Лорелей. Ведь у нас мог бы быть такой же симпатичный и храбрый отпрыск. Я учил бы его воинскому мастерству, и он, несомненно, был бы лучшим. Но мою Лору отобрали так же, как и мой дом и семью. Единственное, что со мной осталось тогда, — это мой меч и моя злоба, и с ними я пробивал себе дорогу.

Сейчас, когда за мной стоит войско и ждет моего приказа, я начинаю думать, для чего я все это делал? Моя жизнь всегда была войной. «Отец мой — меч, мать моя — щит, а братья, сестры — верные доспехи». Так было всегда, от моего рожденья и до сегодняшних дней. Я постоянно за что-то сражался, но никогда не знал точно за что. Я просто сражался, просто убивал, потому что привык это делать. Иная жизнь даже не приходила мне на ум.

Но когда рядом была Лорелей, я знал, за что я сражаюсь. За нее. За ее будущее, за ее жизнь. Я хотел, чтоб она была счастлива, но так и не смог ее уберечь. После ее смерти мной правила только злоба и жажда мести. Этим я и жил, но теперь, когда Лорелей отомщена, ради чего я сражаюсь? Ради Либерии? К черту эту пагубную страну, мы никогда не были ее жильцами, ни в период Морталы, ни сейчас. Вечные изгнанники. А уж сейчас мне глубоко наплевать, что будет с Либерией и со всеми, кто там остался.

— Артос! — из-за деревьев выскочил Джереми, я продолжал сидеть и наблюдать за его лихорадочными движениями. — Тос, мы их привели! Смотри, они все тут! — после этих слов я немного напрягся.

«Все». Что значит «все»? Вся братия? Значит, и Филиппа… я заглянул за его спину, там стояли: Парельо, Вирельга, какая-то рыжая девчонка и белокурая малявка не старше Ассентия. Филиппы там не было.

— А где Филиппа и ваши хваленые мастера? — строго спросил я.

— Тут такое дело… — начал он, но этот сорванец подбежал и своими криками перебил наш разговор, что не могло не вывести меня из себя.

— Парельо! Вы все тут! Где Мартин? И Макс? Где они? Почему они не с вами? — возбужденно кричал Ассентий.

— Сеня! Бедный мальчик! Как ты? — чуть ли не со слезами на глазах обняла его Вирельга.

— Я нормально, а вы… где же…

— Замолчи, щенок, и вернись в строй! — рявкнул на него я, тот озлобленно посмотрел на меня, но подчинился. — Парельо, где обещанные мастера с информацией о положении Либерии и об оружии воинов?

— Мы предполагаем, что Мартин и Макс сейчас находятся в мире Филиппы.

— Так… вы предполагаете… Это предположение — надежда на лучшее или оно основано на каких-то фактах? — еще больше раздражаясь от неопределенности и недоговоренности, говорил я.

— Прорвался барьер, а это значит, что кто-то пользовался фауксами. А это значит, они нашли их и переместились, — из их скудной толпы раздался голос рыжей девчонки, ее уверенность и дерзость еще больше меня злили.

Я вскочил и уже было приготовился выплеснуть на нее свой гнев, но Джереми тут же взял меня за плечи и призвал к спокойствию.

— Артос, Артос, тише. Это Лили Арьини, она тоже мастер, и она нам все расскажет. Скоро ребята приведут Филиппу, и тогда дела наши будут лучше некуда.

Я рывком сбросил его руки с моих плеч и внимательно осмотрел каждого, кто стоял позади него. Вирельга держала за руку белокурую девчурку, та боязливо прижималась к ней, а заплаканные глаза со страхом смотрели на меня. Девушка по имени Лили уверенно стояла рядом с ними, видно, понимала всю важность своей персоны. Я усмехнулся, когда это пришло мне на ум, потом взглянул на Ассентия. Он уставился на меня и буквально кипел от злобы и обиды. Это еще больше рассмешило меня, сейчас он был похож на маленького сосунка, которого обделили конфеткой.

— Джереми, Парельо и «уважаемая» Лили, за мной! — приказал я и направился на полянку, чуть дальше от любопытных ушей.

— А я… — подал голос Ассентий, но я тут же оборвал его.

— Всем остальным стоять на своих местах и только попробуйте подойти ближе десяти метров, получите стрелу в зад!

Я даже со спины почувствовал его детский недовольный взгляд и обиженно скрещенные руки на груди. Те, кого я назвал, покорно пошли за мной. Когда мы дошли до места, я остановился и еще раз смерил их всех взглядом. Они ждали моих слов.

— Я хочу знать все и по порядку, — холодным тоном заявил я и приготовился слушать.

Сначала все молчали, потом Парельо подал голос:

— Когда мы пришли с Джереми в Либерию, барьер был сломан, я подумал, что его убрал Макс, но потом выяснилось, что ночью Мартин и Макс отправились в замок за фауксами. Лили объяснила нам, что барьер убирается внезапно, то есть ломается, только тогда, когда пользуются фауксами, это… — по его задумчивому лицу можно было понять, что он подбирает слова, которые в принципе не знает, я кивнул в сторону Лили, и она поняла, что должна продолжить.

— Фауксы — древнейшая технология, их создал один человек, и до сих пор никто не может разгадать секрет их построения, поэтому эти три фаукса так ценны и важны. Никто не знает, как они построены и даже какие возможные скрытые функции они имеют, только один этот человек, но он, к великому сожалению, умер. Барьер же отключается лишь тогда, когда мастер, который его устанавливал, вводит код, но той ночью никто код не вводил, а значит существует лишь одно объяснение всему этому — Макс и Мартин завладели фауксами, перенеслись в мир Филиппы и тем самым прорвали барьерное поле.

— Отлично, скоро в наших рядах ожидается ценное пополнение, — подвел итог я. — Значит, барьер сломан и мы можем свободно войти в Либерию?

— Нет, скорее всего.

— Что это значит?

— Думаю, Тома поставил новый барьер, и, судя по обстановке, в несколько раз прочнее. Они знают, догадываются, зачем мальчикам понадобились фауксы, поэтому будут готовы… хорошо готовы.

— Значит, нам не подступиться к Либерии?

— С барьером нет, и, даже если б его не было, у них армия с высокотехнологичным оружием, вы со своими железками и стрелами просто ничто. Они пощелкают нас в два счета. У них такое оружие, которое может развернуть ваши стрелы, заставить закипать мозги, парализатор, и это еще малая часть всего, что мы делали на своей работе.

Я вопросительно поднял бровь. Ее слова, мало сказать, удивили меня, они просто ошарашили, повергли в шок. Все, что мы до этого делали, — это копошились и топтались на одном месте.

— То есть у нас нет вообще ни малейших шансов. А кто мне объяснит, какой толк будет от Филиппы?

— Ну, она же защитник… — неуверенно сказала Лили.

— Да вы сами ничего не знаете! Вы, как дети, надеетесь на кого-то, что кто-то решит ваши проблемы, а как она там решать их будет, вы даже и не предполагаете! Как?! Как, я спрашиваю, вы планировали свои «грандиозные» планы, которые и говна вонючего не стоят?! «Филиппа защитник, она придет и все решит». Да что это за бред?! Что, вы думаете, она придет и все колени перед ней преклонят?! Что может один человек против армии с супертехнологиями?! Да ее по стенке размажут!

Я не слышал себя от гнева. Я кричал то, что приходило на ум, выговорил все, что накипело. Порой мне хотелось истерически рассмеяться, но это бы означало, что я вконец потерял рассудок. Все они стояли потупив взгляд и опустив головы на грудь. «О, наконец поняли, какими идиотами были!» — иронично подумал я. Никто не говорил ни слова, каждый обдумывал мои слова, и каждый понимал, в какой жопе мы сейчас находимся, да и всегда находились.

— Если больше ни у кого нет «светлых» идей по захвату великой Либерии, то завтра я отзываю войска и мы возвращаемся в деревню Эльзы, — уже спокойнее сказал я, все переполошились и начали оглядываться друг на друга.

— Мы не можем сдаться! Мы не можем отступать! Неужели мы отдадим им Либерию?! — затараторила эта противная Лили.

— А ты что, хочешь сдохнуть сразу же, как ступишь в свою дорогую страну?! Теперь ты беглец! Ты изгнанник, как и мы все, тебе нет дороги назад! А у моей армии нет шансов против войска Зирель. Если мы пойдем штурмом, мы все умрем! Мне глубоко наплевать на свою жизнь, а тебе? — Я смерил ее испытывающим взглядом, ее губы затряслись, и было видно, что сейчас она расплачется. — А остальным хочется умирать, как думаешь?!

Она молчала, а слезы катились у нее из глаз.

— Хватит реветь как маленькая девка! Думай лучше, как нам захватить их оружие и, желательно, замок. Свободны!

Она вытерла слезы и ушла, Парельо направился за ней, Джереми тоже хотел уйти, но я его остановил.

— Ты что, и вправду думаешь отступить? Вернуться? После всего, что мы прошли? — недоумевая, спрашивал он.

— Знаешь, Дже, я задал себе вопрос: ради чего мы сражаемся? Ради чего умирают мои воины? Ради этой вшивой страны, из которой нас всю жизнь выгоняют? А? Она ведь никогда не была нашей, а мы прожили всю жизнь в войне за нее.

— Не приравнивай меня к себе, Артос. Я родился в Либерии и жил в ней, эта страна — мой дом, и я хочу ее вернуть и буду бороться до конца, пока не отвоюю ее или не умру, — он замолчал, а потом добавил: — Мне очень жаль, Тос, что ты потерял былую хватку.

Эти слова как громом поразили меня. Я вскочил, схватил его за шиворот и чуть ли не на полметра поднял его от земли. Лютая злоба обуревала мной, я мог запросто сейчас свернуть ему шею, но здравый смысл останавливал.

— Да как ты смеешь, салага, обвинять меня в потере хватки! Да я родился в войне, жил в войне и умру в войне!

Джереми довольно улыбнулся. Я опустил его на землю и все еще смотрел бешеным взглядом.

Он лишь спокойно сказал:

— Узнаю прежнего Артоса! Оставайся таким же, здоровяк!

— Пошел вон! — огрызнулся я.

Вся эта затея с нападением казалась мне бессмысленной. Мы уже как-то пытались напасть на Либерию и потерпели фиаско, второй раз на те же грабли я наступать не хочу. Я понимаю, что во второй раз не пощадят никого. Мы просто-напросто все останемся там. Может, кому-то повезет и его оставят в живых, но последующую жизнь он будет прислуживать этим смердам, носить им еду или подтирать жопу. А по-моему, уж лучше помереть, чем делать что-то подобное.

Меня не отпускали слова Джереми. Я потерял хватку? Меня опять накрыла злость. Да как он смеет так говорить? Я с детства с мечом, а он до знакомства со мной дерьмо пегасье убирал! Просто я стал походить на отца. Раньше я тоже не понимал, почему он не возьмет и не нападет на Либерию, не понимал, чего он ждал все время. А сейчас понял. Все то время, когда я горячо сокрушался и подстрекал молодых воинов идти в бой, отец мой вынашивал крепкий план, а то и несколько. Он все продумывал, поэтому и выигрывал.

Сейчас Джереми напоминает мне молодого меня, он не думает о последствиях, все надеется на то, что разберется на месте, а, скорее всего, на месте же его и убьют. Я не боюсь смерти, мне в этой жизни нечего терять, я воин, и понимаю, что жизнь моя — война, а смерть — на поле боя. Если б у нас был хотя бы малейший шанс выиграть, я не раздумывая повел бы войско вперед, но у нас его нет. Нет шансов — нет надежды. А вести на верную смерть людей, достойных лучшего, я не могу. Я не могу и не хочу решать за них их же судьбу.

Вдруг мне на ум пришла идея. Не идти на Либерию всем скопом, а только теми, кто реально осознает, на что идет, и кто готов к возможной смерти. Мы проведем голосование и выберем добровольцев, с ними же мы пройдем как можно незаметнее в страну и разузнаем обстановку, если нас не убьют (а это будет грандиозным прорывом), мы передадим остальным по этому телеграфу, что путь свободен для нападения. Конечно, это будет неописуемым везением, если у нас все пройдет как запланировано, но пока будем надеяться на лучшее.

Глава 3 
Разминулись

Артос объявил всем о своем плане. Мне он показался разумнее, хотя я далеко не стратег и даже не воин. Лучше идти в Либерию с горсткой людей из пятидесяти — семидесяти человек, но знать, что они ни за что не отступят и будут до конца, чем с целой армией сомневающихся. Да и позиция не очень надежна, и, конечно, лучше сначала разузнать, разведать все, а потом кидаться в бой.

Когда набирали добровольцев, началась самая настоящая заварушка. Никто даже не предполагал, что будет столько желающих, но отобрали только шестьдесят самых умелых и сильных воинов, и среди них были: Парельо, Лили, так как она мастер и может помочь, Джереми, правая рука Артоса. Меня не взяли, впрочем, я понимаю, какой толк от нишери на поле боя? Только хлопоты, и Парельо будет волноваться, да и за Герельти глаз да глаз нужен, так что меня оставили с детьми. Ох, как возмущался Ассентий!

— Вы не можете меня оставить! Я тоже часть армии! Я самый лучший воин…

— Да, среди детей! — ухмыльнулся Артос.

— Я проворный, я хорошо стреляю из лука, я буду прикрывать ваши спины…

— Скорее, мы все будем спасать твою задницу, — съязвил Артос, а потом обернулся на Джереми и с ухмылкой добавил: — Если с сорванцом что-то случится, Филиппа лично с нас головы снимет.

— Ничего со мной не случится! Я отлично сражаюсь, я воин!

— Молчать, щенок, я все сказал! Ты остаешься с Вирельгой.

Как Сеня похож на Филиппу! Его взгляд, я помню ее глаза, и всегда, когда она была чем-то недовольна или что-то шло не так, как хотелось ей, глаза выражали такое же отчаянье, вперемешку со злостью и вызовом. Как будто она взглядом проклинала весь мир и говорила: «Скоро я с вами поквитаюсь!» Такой же взгляд был у Ассентия, он смотрел на Артоса и ничуть его не боялся. Другие бы побоялись так вызывающе смотреть на столь грозного человека, столь неукротимого и неуравновешенного, как Артос, но не Ассентий, этим он мне и напоминал своих родителей. Нежелание мириться с приказами, непослушание, горячий нрав, вспыльчивость, стремление, грандиозное стремление, он готов сделать все, лишь бы было так, как он сказал. Эта смесь бунтарских качеств Филиппы и Ника в мальчике делала его сильным и упорным в своих соображениях. Я смотрела на него, и передо мной мелькали то Ник, то Филиппа. И я сама дивилась и не могла поверить, что передо мной часть моей лучшей подруги и часть самого выдающегося и талантливого мальчика, когда-то жившего в этой стране.

— Я ненавижу тебя! — злобно бросил Ассентий Артосу.

На глазах мальчика проступали слезы, он еле их сдерживал, гнев помогал ему не разрыдаться, но было видно, что он держится из последних сил. Артос лишь усмехнулся его гневным словам. Как же странно было снова его видеть. За все эти годы, что Артоса и Джереми не было с нами, все мы изменились. Артос стал еще горячее и злее. Казалось, будто в его жизни главное — война, что его ничто, кроме этого, не волнует, ни чувства людей, ни свои собственные.

Он был холодный, закрытый в себе, вечно с подозрениями в голове и лютым взглядом на лице. Ничто в нем не изменилось, по крайней мере в лучшую сторону. На лице появились морщины, взгляд стал еще суровее, а душа еще чернее. Он вызывал у меня страх и какое-то неудобство, и, честно говоря, мне не хотелось находиться с ним рядом, а уж тем более говорить или общаться.

Но я видела, я понаблюдала за ним и Ассентием, и слепой не заметит его противоречивости. Он задирает и давит Ассентия лишь потому, что хочет защитить его. Он не может показать своих чувств, так как за ним устоялась прочная репутация и портить ее какой-то привязанностью к ребенку — верх непрофессионализма. Артос, так же как и я, видел в Сене Филиппу, но ее в нем было слишком мало, только глаза и некоторые черты характера, больше, конечно, Ассентий был похож на Николаса. И это, по моему мнению, раздражало Артоса. Ни для кого не секрет, что оба они недолюбливали друг друга с того момента, как познакомились, и могу спорить, даже если сейчас Ник и Артос встретятся, между ними точно разгорится какая-нибудь передряга.

Но даже то, что Ассентий похож на соперника Артоса по завоеванию Филиппы, никогда не помешает такому грозному воину, как Артос, закрыть хрупкое тельце мальчика от меча или стрелы. Я на все сто, даже двести, процентов уверена, что Артос жизнь готов отдать за сына Филиппы.

— Джереми, объяви о готовности, мы выступаем, — приказал Артос, потом посмотрел на Ассентия, тот все так же пристально сверлил его взглядом, и указал в мою сторону, мол, иди к ней, там и сиди.

Ассентий еще секунд десять так простоял, затем резко развернулся и нервным шагом направился ко мне и Герельти. Мы сидели на громадных размеров бревне и со стороны наблюдали за всеми. Обиженный мальчик подошел и сел рядом.

— Нечестно так! — не унимался он. — Я тоже должен сражаться!

— Сеня, ну там же будут здоровенные мужики с мечами и другими страшными оружиями, а ты такой маленький, они же задавят тебя! — тихо проговорила моя дочурка.

— Ничего я не маленький! Я умею сражаться и хорошо стреляю! Он просто досадить мне хочет!

— Нет, Сенечка, Артос хочет тебя отгородить от опасностей, — начала объяснять ему я, — они с Филиппой очень старые друзья, и, если с тобой что-то случится, он никогда не простит себе.

— Мне кажется, ему наплевать на все и всех!

— Если б ему было на всех наплевать, стал бы он проводить отбор желающих пойти практически на смерть?

Мальчик замолчал, видно, мои слова заставили его задуматься. Он сидел, и по его взгляду можно было проследить, что он смотрит на Артоса и думает, что же он за человек и какие мотивы у его поступков.

— Пойми, Ассентий, что ты еще ребенок, тебе всего тринадцать лет, а все те, кто сейчас идет с Артосом, — проверенные годами воины. Почти половина их жизни — это война, а теперь посмотри на себя. Ты подросток с горячей и бурлящей в жилах кровью, у тебя вспыльчивый и лихой характер и совсем мало опыта в сражениях. Ты прекрасно сражаешься, не спорю, но лишь на тренировках, а встреться ты в реальном бою с таким головорезом, как, например, Артос, ты не продержался бы и трех секунд.

Он обнял свои колени руками, сжался в комочек и закрыл лицо. Я не стала дальше его поучать своими речами, думаю, суть моих слов он уловил и теперь думает о сказанном. Артос построил отряд. Все были достойно экипированы и вооружены до зубов, но, по словам Лили, все это без толку, если им попадутся воины с оружием, что делали мастера Либерии.

Я обняла Джереми и пожелала им удачи, он так же тепло меня обнял и мило улыбнулся. Как давно я не видела его улыбки! Она ничуть не изменилась, та самая «птичка» и шкодливые глаза, только вместо беспорядка на голове восседал шлем, а в глазах появились нотки усталости и зрелой мудрости. «Как же все мы изменились!» — подумала я. С момента сражения против Кастельторфа прошло по меньшей мере около двадцати лет. Сколько всего приключилось за это время! А что было с ними? С Джереми, Артосом и Лорелей, да хранят ее тело и душу ангелы леса. Как они жили все это время? Почему-то мне кажется, что жизнь их была намного тяжелее нашей в Либерии, пусть там не сахар, но быть в изгнании еще хуже.

Джереми удивленно посмотрел на меня, видно, мой задумчивый вид озадачил его, я отмахнула наплывшие мысли и еще раз пожелала им удачи. Артосу я лишь кивнула, он ответил тем же, но, думаю, даже это уже верх его дружелюбности.

— Вирельга, моя драгоценная! Как я тебя люблю! — Парельо крепко обнял меня и покрывал мое лицо поцелуями. — Нам опять приходится расставаться! За то время, что я искал Артоса, я понял, что не представляю жизни без тебя и нашего ангелочка! И теперь я вновь должен уйти, и, возможно, навсегда…

— Не говори так, Парельо! Вы все будете живы. Мы победим, я уверена, и тогда все пойдет как нельзя лучше и мы будем жить в мире, жить в нашей дорогой Либерии.

Он кивнул и еще раз крепко обнял меня и поцеловал. По его глазам было видно, что он сомневается, что вернется и что вообще что-то получится. Я и сама в этом сомневалась, но сейчас мне надо было поддержать мужа, приободрить его настолько, насколько возможно.

Парельо обнял Герельти, поцеловал в лобик и направился к армии. Дочка смотрела ему вслед и беззвучно плакала. От ее слез у меня самой сердце разрывалось, но я не могла поддаться чувствам, какой бы это был удар по ее психике. Я должна была показать, что все хорошо и что папа скоро вернется. И, о, как это было сложно!

Отряд Артоса скрылся за деревьями, а вскоре их не было даже слышно. Мы остались сидеть на бревнышке, я успокаивала Герельти, она все продолжала плакать. Сеня сидел рядом и напряженно смотрел вслед ушедшим, будто он их видел. Затем он встал, накинул на спину колчан, а в другую руку взял лук.

— Я пойду постреляю.

— Недалеко, Сеня, чтобы тебя слышно было.

— Хорошо, — коротко ответил он и ушел.

Вскоре совсем недалеко начали раздаваться лучные выстрелы. Я успокоилась, все-таки мысль, что он может ринуться за ними, не давала мне покоя, но хотелось думать, что мальчик все понял и не собирался совершать опрометчивых поступков. Герельти успокоилась и вскоре заснула. На полянке мы находились одни, в одной стороне стрелял Ассентий, а я слушала его выстрелы, а в другой находилась остальная часть армии, но они не беспокоили нас своим присутствием. Я аккуратно уложила Герельти и накрыла ее накидкой, а сама решила размять косточки.

Я ходила вдоль и поперек полянки по сухой жухлой траве. Как давно она не благоухала! Как давно я не чувствовала настоящий, истинный запах Либерии! Запах цветов и счастья! Я подняла голову к небу, деревья уходили далеко ввысь и скрывали облака за своими темными листьями. Я не обращала должного внимания на увядающую природу Либерии, или, скорее всего, я просто привыкла к тому, что птицы и животные давно уже не подают свои голоса, что лес как будто умер.

По коже пробежали мурашки от резкого ледяного ветра. Он окутал меня с ног до головы и будто залез в душу и все там заморозил. Все мое тело передернуло, я встрепенулась и вспомнила, что теплая накидка у Герельти. Внезапно мне стало до ужаса страшно. Появилось чувство, будто за мной следят, будто кто-то смотрит на меня. Ледяной ветер еще раз прошелся по мне, я стояла как вкопанная, я даже не могла вскрикнуть, казалось, что, если я подам хоть звук, мне тут же перережут горло.

Позади меня зашелестели листья, волосы поднялись дыбом на моем затылке, сердце чувствовало приближение чего-то нехорошего. «С каких это пор я стала такой трусихой?!» — нервно подумала я, но страх не отступил. Более того, теперь я точно знала, что позади меня кто-то стоит. Меня буквально трясло от ужаса, но я сумела найти в себе силы обернуться.

Я медленно начала переставлять ноги, а потом развернула и все тело. Передо мной стоял человек в черном костюме, но костюм показался мне нездешним, такие никто в Либерии не носит, и он точно не из воинов Артоса. Мои глаза медленно осматривали незнакомца с ног до головы. Меч, колчан за спиной, черные стрелы, почти как у Артоса, но более аккуратно сделанные, лук в левой руке и повсюду натыканы кинжалы разных размеров. Наконец мои глаза достигли лица.

— А! — вскрикнула я и закрыла рот рукой.

Меня еще больше начало трясти, я просто не могла поверить своим глазам. Передо мной стояла во крови и плоти Филиппа. Она казалась мне такой нереальной, невозможной, но вот она стоит в десяти шагах от меня. Я начала плакать как ребенок, я закрывала рот двумя руками, но всхлипам удавалось вырываться.

Она стояла на твердых, прямых ногах и сурово смотрела на меня. Я не видела в ее взгляде прежнюю Филиппу, что-то в ней поменялось, а точнее, в ней все поменялось. Я постепенно успокаивалась и приходила в себя, но не понимала, почему она не кинулась мне в объятия? Мы же так давно не виделись, а она просто стоит и смотрит на меня, да еще таким взглядом, будто это я затеяла всю эту войну и неразбериху. Гнев, ненависть, недоверие, она напоминала мне Артоса, только глаза были не черные, как уголь, а пепельно-серые, но взгляд тот же.

— Филиппа! — выдавила из себя я, голос дрожал и надрывался.

— Вирельга, — ответила она и чуть мягче прибавила: — Здравствуй.

— Как? Как ты оказалась здесь?

— История долгая. Где Ассентий?

— Он недалеко, из лука стреляет. Как Мартин? А где Макс? Мы думали, ты с ним переместишься.

— Макс в плену у Зирель, а Мартин, по ее словам, в моем мире.

— Макс в плену?!

— Да, я была в замке и слышала ее разговор с Томой. Они ждут моего возвращения. Барьер поставлен с удвоенной охраной, и по всей Либерии шастают воины Зирель. Я попыталась пробраться туда вечером, но этот проклятый барьер не пустил.

— Отряд Артоса несколько часов назад направился в Либерию.

— Они не пройдут через барьер.

— Значит, скоро они вернутся, — облегченно сказала я.

— Замечательно, где мой сын?

— Слышишь выстрелы? Вот на них иди, он где-то рядом.

Я поневоле прислушалась, но вокруг царила кромешная тишина. Меня опять всю затрясло, Филиппа вопросительно посмотрела на меня, и взгляд ее принял прежнюю суровость.

— Я не понимаю, только что… я же слышала, — но тут же я поняла, что не слушала выстрелы Ассентия с того момента, как ледяной ветер напустил на меня страх.

Я побежала в ту сторону, где, по идее, он стрелял. Филиппа кинулась за мной. Мы выбежали на небольшую полянку, осмотрелись вокруг, но мальчика не было. Всем, что мы заметили, было дерево, а на его стволе рубцы от стрел сложились в надпись: «Скрытая Сила».

Глава 4 
Прорвались

— Ты говорила, что сможешь убрать поле! — яростно кричал Артос на испуганную Лили.

Она была совсем белая как полотно стояла и смотрела себе в ноги, что-то неразборчиво бубня под нос. Сначала она даже пыталась пререкаться с ним, но по личному опыту знаю, что это бесполезно. Артос быстро выходит из себя, и находиться в такие моменты рядом с ним небезопасно. Я не стал вмешиваться, Лили сама должна понять его, конечно, это будет стоить ей нескольких седых волос, но все познается в учении. Я, помню, был таким же, потом подстроился под его характер, и мы стали лучше понимать друг друга.

— Я не думала, что его так быстро восстановят! Это очень проблематично вновь вводить коды на каждом участке, я не понимаю, как они сумели так быстро…

— Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?! Или просто глупо надеешься на ситуацию?!

— Я понимаю… — неуверенно сказала она. — Извините меня…

— «Извините»?! Да кому нужны твои извинения?! Ищи решение! — неистовствовал Тос.

— Можно найти командный пункт, который контролирует все ключи, но я понятия не имею, где он. Мы можем потратить в поисках много времени.

— О чем ты думала, когда мы составляли план в лагере?! Где ты была?!

— Я же извинилась! — ее голос срывался в рыдания.

— Твои извинения — пустой звук, глупая девка! Пошла вон с моих глаз и без нового плана не возвращайся!

Он нервно развернулся и направился к воинам, видимо, отдавать приказания. Мне стоило бы пойти с ним, я все-таки правая рука, но мне казалось, что я буду совсем не к месту, да и что-то подсказывало, что он захочет выпустить пар. Поэтому я остался сидеть в сторонке и кидать камушки в барьер. Они со звоном отлетали в мою сторону, а я вновь поднимал их и кидал.

Лили стояла на том же месте, где ее оставил Артос, и пыталась успокоиться. Мне стало ее жалко. Девочка и так волнуется за все то, что происходит, а он еще и давит на нее. Мне кажется, к концу всего этого, если это, конечно, имеет конец, она станет нервной и дерганой. Я пригласил ее присоединиться к моему времяпрепровождению, она вытерла прорвавшиеся против воли слезы и села рядом.

Я всегда знал, что я не очень хороший советчик, и, как и в другие подобные моменты, я не знал, к каким утешительным речам прибегнуть.

— Лили… — начал я, но она стремительно меня перебила:

— Джереми, но он же знал, что у нас мало шансов! Почему он требует от меня невозможного? Я надеялась, что мы пройдем, что барьер не успеют восстановить, но… это же невозможно! Так быстро… знаешь, мне кажется, что они готовы, и даже если мы пройдем через этот злосчастный барьер, — она со злостью кинула камень в него, — мы будем обречены. Они лучше подготовлены, они на своей территории… это бессмысленно.

Я продолжал задумчиво кидать камушки. Она была права, шансов у нас мало, но не попытаться тоже будет ошибкой.

— А есть еще возможности разрушить барьер?

— Как я сказала, либо искать коммуникативный пункт, либо ждать, когда фауксы прорвут поле. И то и то требует времени… к тому же неопределенного.

— То есть ты не знаешь, сколько примерно это займет?

— Нет, — коротко ответила она.

Я тяжело вздохнул и бросил еще один камень. Вдруг Лили резко схватила мою руку так, что я даже вздрогнул.

— Джереми! Брось еще один!

Я в замешательстве начал искать камни вокруг себя, она подгоняла меня нервными выкриками вроде: «Скорее!» и «Ну же, Джереми!», а камней, как назло, ни одного поблизости не было.

— Не понимаю… они же должны были отскочить обратно! — в недоумении восклицал я.

Тогда Лили вскочила и чуть ли не побежала к барьеру. Я приготовился ловить ее позади, но ничто не отбросило ее в мою сторону. Она прошла сквозь барьер и с широко раскрытыми от удивления глазами уставилась на меня. Я отвечал ей таким же взглядом. Так мы стояли и переваривали ситуацию, точнее, она понимала, что происходит, а я лишь придумывал различные догадки, скорее всего, не связанные с действительностью. Внезапно она сорвалась с места и, выкрикивая имя Артоса, побежала к нему. Все еще находясь в шоке от происходящего, я направился за ней.

— Артос, Артос! — задыхаясь от волнения, говорила она.

— Я велел тебе не попадаться мне на глаза! — холодно ответил он.

— Я помню, но послушай…

— В твою куриную голову пришла светлая мысль или ты анекдот рассказать пришла? — язвил он.

— Да послушай же ты ее! — не вытерпел я.

Его грозный взгляд, последовавший после моих слов, буквально разрубил меня пополам.

— Говори, — сквозь зубы процедил Артос.

— Барьер открыт! — с радостной улыбкой сказала она.

Артос нахмурил брови. По его лицу было видно, что он не верит ее словам, но очень хотел бы.

— Лили права, Тос. Я сам видел, как она прошла.

Он подошел к тому месту, где должен был быть барьер, и протянул руку вперед. Все было взаправду, барьер исчез. Артос с полминуты стоял, погруженный в свои мысли, потом резко развернулся в нашу сторону.

— Чем это вызвано? — спросил он.

— Филиппа… вернулась Филиппа, — тихо произнесла Лили.

Необыкновенное чувство заиграло у меня внутри. Я будто опять стал четырнадцатилетним влюбленным мальчиком. Волнение нарастало и заставляло меня чувствовать себя мелко и неуверенно. Я не мог поверить, что спустя столько лет я опять ее увижу. Изменилась ли она? Узнаю ли я ее? Конечно, узнаю! Как можно ее не узнать! А она меня?

Что интересно будет, когда мы увидимся? Кинется ли она мне в объятия или сдержанно поздоровается, как будто не проходило двадцати лет, а в ее случае десяти.

— Нужно немедленно ее найти, — уверенно заявил Артос, — если, по твоим словам, удвоили охрану, то находиться Филиппе в Либерии одной небезопасно. Джереми! — от его громкого голоса меня передернуло, и я постепенно начал возвращаться в действительность, уходя все дальше от своих мыслей.

— Да, Тос? — спокойно ответил я.

— Берешь половину отряда и идешь на юг Либерии, ищешь ее там.

— Мы будем посылать сигнал остальной армии? — спросил я.

— Пока нет. Рано. Надо получше разузнать ситуацию.

— Что делать, если я найду ее?

— Как быстро поставят барьер? — спросил Артос у Лили.

— Думаю, что в скором времени.

Он думал. Все с нетерпением ждали приказа. А мне поскорее хотелось пуститься в поиски.

— Найдешь, возвращайся в лагерь. Если закроют барьер, она вновь сможет его открыть.

— А если мы найдем, вернемся, а вы останетесь за барьером?

— Именно так и будет. Ты берешь Лили, значит, у вас будет телеграф, если найдете Филиппу, посылай сигнал остальной армии. Они подойдут к барьеру, и, если он будет закрыт, Филиппа его откроет. Потом вы идете на север, там и встретимся.

— А если ты найдешь Филиппу?

— Если ее найдет мой отряд, мы пойдем в лагерь, соберем армию и направимся на юг, найдем вас, объединимся и нападем на Либерию.

— Все понял, — коротко ответил я.

Он кивнул и отошел от меня. Я подозвал несколько десятков ребят, и мы пошли на юг. Лили шла рядом, ни на шаг не отходила. Артос не зря меня направил на юг. Он не хотел, чтобы я нашел Филиппу. Ведь замок находится на севере, а она уж точно не пойдет в леса. Я был в бешенстве. А еще больше я жалел, что однажды рассказал ему о своих чувствах к Филиппе. Точнее, не рассказал, а вскользь упомянул, но и этих слов было достаточно, чтобы понять суть всего происходящего. Теперь я жалел, что позволил ему узнать правду. Наверное, сейчас он идет на север, надеясь самостоятельно найти Филиппу, и насмехается надо мной.

Я резко остановился. Мое незначительное войско встало позади. Лили с удивлением уставилась на меня.

— Разворачиваемся! — крикнул я.

Все замешкались и начали переглядываться и перешептываться.

— Что ты задумал? — подозрительно спросила Лили.

— Мы идем на северо-запад, — решительно произнес я.

— Но Артос сказал…

— Артос сказал неверно! — рявкнул я.

Она расширила свои еще не совсем взрослые глазки и уставилась на меня. Ее взгляд изображал недоумение, удивление и чуточку страха одновременно. Думаю, она не ожидала, что я тоже могу проявлять характер.

— Это же… дезертирство… — тихо произнесла Лили.

— Нет. На юге нам нечего делать, Филиппа не пойдет в леса, ее цель: город и замок. Артос направился к замку, ну а мы пойдем в город.

— Если в лесах нам нечего делать… зачем тогда Артос отправил нас именно туда? — непонимающе спросила она.

— Это наши с ним дела, — отрезал я.

Она кивнула и больше ничего не спрашивала. Все мы шли молча. Каждый думал о своем, но мне было все равно. Сейчас меня беспокоило, кто из нас двоих: Артос или я — быстрее найдет Филиппу. Но, честно говоря, мне было немного страшно по дороге его встретить. Представляю, в какую лютую злобу он впадет. Возможно, даже прикажет казнить кого-нибудь и этот кто-то… Что-то мне подсказывает, что этот «кто-то» непременно буду я. Я не хочу поднимать восстание против своего друга, я лишь ищу справедливость. У меня столько же шансов заполучить Филиппу, сколько и у него, даже немного меньше, а он еще и не по правилам играет.

В любом случае мне достанется. Но могу сказать, что я готов бросить вызов Артосу. Столько лет я учился у него и практически стал таким же искусным воином, как и он, но проблема в том, что это у меня не в крови. Я не воин с рождения, я самоучка, а это все равно что музыкант без слуха. Возможно, в схватке он победит меня, но я хотя бы буду достойно держаться.

Я постоянно был его тенью. Артос первый, а Джереми сзади плетется. И никто не принимает его всерьез. Но даже так я все равно многого добился. Я командовал армией, воевал плечом к плечу с Тосом, многому от него научился, и я действительно благодарен ему за все. Он не только был моим учителем, но и самым лучшим другом, коим сейчас и является. Однако он не прав, отсылая меня на юг. Это нечестно.

У меня есть шанс доказать, что мы равны, поймет он меня или нет, уже дело второе, главное попытаться и проявить решимость. Ведь решительность и упорство — неотъемлемые качества лидера и успешного полководца.

Глава 5 
Допрос

Я потерял очень много времени, споря со своим сыном насчет того, брать его в Либерию или нет. Конечно же, я сказал категорично нет. Это опасно, и я вовсе не прохлаждаться туда иду, а как-никак на войну. Мартин был неумолим. Он приводил всяческие доводы, почему ему стоит пойти со мной, но в итоге выхватил из моих рук фауксы и что-то с ними сделал, что я их не мог включить и перенестись.

— Мартин! Быстро включил мне фауксы! Это не игра!

— Я включу, если ты разрешишь мне пойти с тобой! — бойко отвечал он.

— Твоя мать и брат в опасности, а ты решил условия мне ставить! Сейчас же почини фауксы!

— Что тебе стоит меня с собой взять?! Я мастер, я многое знаю об их оружии, я помогу тебе!

— Нет, это слишком опасно! Тебя могут схватить и манипулировать мной, понимаешь?

— Разреши мне пойти, пап! Ты увидишь, что от меня есть толк.

Я смотрел в его жалобные, молящие глаза и думал. Мартин действительно мог пригодиться, с его слов, в Либерии многое изменилось, в том числе и оборонная сила. Так что столкнись я с их оружием, я просто не знал бы что делать, а сын может помочь. Тем более ему тринадцать, в его возрасте я уже был лучшим воином. Но вся проблема в том, что Марти не в меня пошел. Он не воин, в нем нет этой жажды сражений и адреналина, как у Ассентия. Он не боец, и, окажись он в бою, мальчик не смог бы убить.

Однако за все то время, что он отсутствовал, многое в нем изменилось. Последний раз я видел его маленьким десятилетним мальчиком, еще с детскими мечтами и роботами в голове, а, когда мы встретились в полицейском участке, я не узнал своего сына. Из ребенка он в момент превратился в подростка, мне даже показалось, что он возмужал, ручки больше не были тоненькими, как у девочки, теперь на них появились легкие мышцы, а ноги стали крепче. Да, мой сын больше не маленький, и пора с ним считаться, как со взрослым.

Я протянул ему фауксы. Он молча взял их, нажал на что-то и отдал один мне, а свой тут же надел на шею.

— Постой, — я схватил его за руку, чтобы он не переместился раньше времени. — Надо, чтобы ты надел бронежилет и специальную одежду.

К счастью, я заказал по несколько экземпляров спецодежды мне и Филиппе, на случай если один порвется, есть второй. Мартин надел бронежилет, штаны, куртку, сапоги и перчатки Филиппы, я даже удивился, что ему все было как раз. Я дал ему пару ножей в потайные карманы, компас, спички и небольшую веревку. Сам же взял свой лук, колчан со стрелами и разные виды кинжалов. Мы были снаряжены лучше некуда.

— Пора, — сказал мой сын, и мы одновременно щелкнули фауксами.

Необыкновенное чувство. Чувство, что ты дома, что все хорошо, что ничего не изменилось, что ты такой же двадцатилетний парень, жадный до сражений и приключений. Но только дом был уже не тем. Не было греющего душу волшебства, щебечущих птичек и резвящихся в кустах и на деревьях зверушек. Все было пусто и мертво, а вокруг тишина.

— Не верится, что это Либерия! — воскликнул я, но в ответ не услышал даже одобрительного мычания со стороны сына.

Я развернулся, его рядом не было. Я сорвался с места и начал лихорадочно метаться из стороны в сторону и звать Мартина. Он не откликался. Что случилось?! Почему он не здесь?! Он не мог так далеко убежать! Внезапно мне пришла мысль, что, возможно, он не со мной перенесся. Фауксы, насколько я помню, переносят в то место, куда запрограммированы. Так что Мартин может быть где угодно. А теперь бы понять, где я.

Я успокоился и огляделся. Недалеко от меня была тропа, я вышел на нее и пошел прямо. Тропинка вывела меня к воротам, судя по виду старым, и что-то они мне напоминали. Я открыл их, при этом ржавые ставни оглушительно заскрипели, и прошел внутрь. Это было похоже на старый город. В домах уже давно никто не жил, все находилось в запустенье, а некоторые лачуги были разрушены ураганами или сильными ветрами. Но самое главное, это до ужаса что-то напоминало, будто я уже был тут раньше.

— Мортала, — шепотом произнес я, еще раз оглядывая маленький городок.

Да, это, несомненно, была старая Мортала, о которой все позабыли и, готов поспорить, ни разу не вспоминали. Где же тогда Мартин? Куда его перенесло? Надеюсь, не в самую гущу города или, чего хуже, в замок. Теперь мне надо отыскать Филиппу, с ней мы быстрее все тут уладим, но вот только где она может быть? Да где угодно! Но если рассуждать логически, куда бы она первым делом направилась? Она не знает, что Мартин переносился, значит, думает, что он в Либерии с Ассентием, и пойдет их искать, а искать она их будет в городе. Есть вариант, что ее схватили, тогда мне точно надо будет идти в город, а затем в замок, чтобы вызволять свою любовь. «Тут вариант один: идти в Либерию», — подытожил я.

Я как будто не пропадал из Либерии на десять лет, каждую тропинку, каждое дерево и каждый куст я помню как свои пять пальцев. Внезапно послышались голоса. Странно, Либерия в нескольких километрах, да и до Морталы довольно далеко. Я вытащил меч из ножен и старался идти как можно тише. Может, они прочесывают лес в поисках Филиппы? Судя по звукам, армия большая и мне лучше не попадаться им на глаза.

— А ну, стоять! — выкрикнул позади меня чей-то мужской голос. Я медленно обернулся. — Кто ты? — продолжил он.

— А ты? — кинул я встречный вопрос.

— Отвечай, мерзкий шпион! А не то выстрелю! — он сильнее натянул тетиву.

Я видел по его лицу, что парнишка волнуется. На вид ему лет двадцать пять было, и, скорее всего, ему не приходилось еще убивать людей. Но мне не хотелось проверять его на меткость, а свой жилет на пригодность.

— Успокойся, я отвечу, кто я, только тогда, когда ты ответишь, кто ты.

— Еще ты мне условия ставить будешь! Ты у меня на прицеле, так что вопросы тут я задаю!

— Мой ответ зависит от того, враг ты мне или нет. Если враг, то мне, к сожалению, придется тебя убить, если друг, то я вынужден буду попросить тебя о помощи, — спокойно рассуждал я.

— Допустим, я друг, и что дальше?

— Никаких допущений. Мне нужно знать точно.

— Ага! Слова шпиона! Ребята! Все сюда! — Он повернул голову в сторону кустов и закричал, за эти несколько секунд я успел схватить лук и натянуть тетиву.

— А ну, замолчи! — так же спокойно сказал я, но он и не думал, еще громче начал звать подкрепление. — Замолчи, я не хочу тебя убивать! — яростно выкрикнул я.

Его рот открылся, готовый дальше вызывать помощь, я выстрелил, стрела проткнула шею, артерии не задела, только лишила его голоса. Он будет жить, но в ближайшие два месяца болтать он не сможет. Парень упал на колени и испуганно озирался по сторонам. Вряд ли он думал, что окажется подстреленным, с виду у него было все под контролем, а тут возьми да и слови стрелу. Готов поспорить, он сейчас в шоке от того, что случилось.

Однако его друзья услышали крики бедняги и шли на его голос. Я подорвался и бросился бежать, теперь-то мне точно не поверят, что бы я ни говорил.

— Карл! Что с твоим горлом?! Кто это? Скажи, куда он побежал? — я слышал, как они наперебой задавали ему вопросы, и с довольной улыбкой бежал все дальше и дальше, а голоса становились тише.

Резкая боль в затылке смахнула с моего лица улыбку. Как будто что-то тяжелое, вроде камня, ударило мою голову. В глазах потемнело, и я отключился.

Очнулся, когда меня окатили водой. Я сидел, привязанный к дереву, вокруг меня стояли вооруженные мужчины в доспехах. В глазах все еще двоилось, и я чувствовал, что теплая жидкость согревает мой затылок. Кровь.

— Кто ты? — спросил один из них.

— Если уж и знакомиться, то как следует! — с иронией сказал я. — Где же радушный прием? Разве порядочные жители Либерии так встречают гостей?

За свои шуточки я получил удар по лицу от здорового мужика. Один его кулак был чуть меньше моей головы.

— Отвечай! — рявкнул тот, кто до этого задавал вопрос, видно, он был старшим.

— Ох… это было… лихо… еще парочка таких ударов, и меня отправят в нокаут. Думаю, смысла нет ставить на меня, ребята! У зеленого великана сто пудов преимущество!

Второй сокрушительный удар пришелся мне в солнечное сплетение. У меня сбилось дыхание, и я начал громко кашлять.

— Ты шпион Зирель?

— Я? Нет, о чем вы?! Я просто мимо проходил!

— Зачем ты выстрелил в Карла?

— Карл? Кто такой Карл? — Я сценично нахмурил брови, изображая на лице сложный мыслительный процесс. — А-а! Тот, что орал как потерпевший? Я вообще-то не хотел, просто не люблю, когда кричат без повода.

— Ты пытался его убить!

— Я?! Нет! Что вы! Я просто хотел заткнуть ему рот.

— Для чего?

— Ну, я, ребят, не знаю, кто вы, что от вас ждать…

— А сам-то ты кто?

— Я не скажу, пока вы не скажете, кто вы.

Удар, еще удар, видно, я разозлил великана, он целенаправленно вымещал на мне злость.

— Говори кто ты! — яростно кричал допрашивающий.

— Нет.

Удар, я чувствовал, как медленно из меня уходят силы. Казалось, что все внутренности перекрутили на мясорубке. Голова гудела, а глаза почти не видели, все сливалось в одно размытое пятно. Великан продолжал дубасить мои ребра, остальные стояли и молча смотрели.

— Остановить! Ты убьешь его, а он нужен живой.

Удары прекратились. Моя голова беспомощно упала на грудь. Я думал о том, что надолго застрял тут, что не смогу найти свою Филиппу и детей, о том, что их могли так же поймать и избивать в поисках ответов. Я боялся, что с ними что-то случилось. Избитый почти до полусмерти, я молился, чтобы с ними все было хорошо.

— Филиппа! Моя Филиппа! — прохрипел я, уже теряя сознание.

— Что? Что он только что сказал?

Глава 6 
Пленник узнан

Я сидела на пожухлой траве и бережно расчесывала волосы своей драгоценной дочурки. С тех пор как мы покинули Либерию, она совсем не разговаривала. Произносила только отдельные фразы, но ни разу не заговорила со мной как раньше. Я боялась, что все это из-за происходящего сейчас с нами. Из-за нарастающей войны, из-за напряжения, неопределенности жилья и, самое главное, наверно, из-за того, что она совсем не видит своего отца. Я и сама испытывала неподдельное отвращение ко всему этому. Боязнь и переживания за Парельо делали меня нервной и дерганой, и Герельти это чувствовала. Я старалась быть спокойной, но с каждым днем это становилось все труднее и труднее.

Тем более мы находились в окружении совсем незнакомых нам людей, они казались мне грубыми и дикими. Проще сказать: они все были похожи на своего предводителя, Артоса. Я старалась избегать их и не разговаривать с ними. Мы с дочкой сидели в сторонке и никого не трогали, и нас никто не трогал, только приносили чашки с провизией и водой, и этого достаточно.

— Герельти? Как ты себя чувствуешь, солнышко? — нежно спросила я свою крошку.

«Крошку». Моей «крошке» было уже тринадцать лет, но мне кажется она все такой же маленькой и милой девочкой, смущающейся по любому поводу. Она развернулась и тяжело посмотрела на меня. В ее глазах была усталость и грусть, но она выдавила из себя улыбку. Видно, тоже не хотела расстраивать меня.

— Все хорошо, мам. Мы в безопасности — это главное.

— Ты скучаешь по папе?

— Да, по всем: по папе, Мартину, Ассентию, по Лили. Как думаешь, с ними все в порядке?

— Конечно, в порядке. Артос умелый воин, он не даст никого в обиду.

— Но Ассентий не с ними, и Мартин тоже. Мы вообще не знаем, где находится Мартин.

— Не волнуйся, он в своем мире, по крайней мере, так сказала Филиппа.

— А Ассентий? Зачем он сбежал? Там же так опасно, — не унималась моя дочурка.

— Ассентий, как и его отец, никогда не любил починяться приказам, от кого бы они ни исходили, даже от такого сильного человека, как Артос.

— Но его же могут убить, он же еще ребенок!

— Сам Ассентий вряд ли так считает, — пожала плечами я.

— А Мартин? Он больше не вернется в Либерию?

— Скорее всего, нет. Думаю, когда Филиппа найдет Сеню, она вернет его обратно.

— А сама останется тут?

— Второго фаукса у нее нет, все указывает на то, что она не сможет вернуться, но кто знает, вдруг у нее есть еще один план.

— Филиппа — твоя лучшая подруга?

— Да, — не совсем уверенно сказала я, — но она изменилась.

— Как?

— Не знаю, но я увидела другую Филиппу, не ту, которая была раньше. Мне кажется, она не собирается нам помогать.

— Почему?! — с негодованием воскликнула Герельти.

— Мне так показалось. В ее глазах я увидела ненависть к нашей стране и, думаю, ко всем, кто здесь находится.

— Без ее помощи нам не одолеть Зирель?

— Не одолеть, — тихо произнесла я.

— Значит, мы навсегда останемся изгнанниками? Мы вернемся в древнюю Морталу?

— Не знаю, солнышко, посмотрим. Может, не так уж все и плохо.

Она коротко кивнула и погрузилась в раздумья. Я смотрела на нее и понимала, что не хочу, чтобы моя дочь жила в изгнании, но также не хочу, чтобы она жила в протлевшей Либерии.

«Филиппа! Я молю твоего Бога! Молю того Бога из книжки, которую ты когда-то мне подарила! Я помню, все помню и прошу помочь нам! Помоги, не оставляй нас!»

— Они должны были принести еду, — нахмурено сказала Герельти, — почему не принесли?

Я пожала плечами, мне сейчас было не до еды.

— Я пойду схожу, посмотрю, что там.

Она встала с земли, на которой сидела, и уверенно пошла в сторону армии. Моя дочь вытянулась, стала выше и сильнее. Черты лица потихоньку приобретали женственные оттенки, светлые локоны были стянуты в косичку и доходили почти до пояса. Я беспокоилась за нее по каждому поводу, но в глубине души знала, что она сильная и не даст себя в обиду. Она притворяется невинным цыпленком, но на самом деле под скромной оболочкой скрывается сильная натура.

— Будь осторожней! — крикнула вдогонку я.

Она кивнула и ушла. Я осталась одна. «В принципе, даже если не удастся вернуть прежнюю Либерию, ничего страшного. Мы создадим новую страну. Пусть она будет не так хороша, не так удобна и прекрасна, но зато мы все там будем в безопасности, а самое главное, все вместе. И не нужны напрасные жертвы и потери. Лучше отступиться от войны и вернуться в Морталу», — думала я, и в моих мыслях чувствовалось отчаянье и смирение с судьбой. Выходит, все встало на свои места, как и было раньше, до того как Филиппа объединила Морталу с Либерией. Получается так, что мы не в состоянии жить в мире. Или дело в самой Либерии? Может, эта страна не так идеальна? Может, все дело в ней? Быть может, она проклята?

Что такое проклятье? И думали ли мы когда-нибудь, какая действительно функция лежит на защитниках? Может, они и сдерживают это проклятье? Ведь все было хорошо, до того как ушла Филиппа. Выходит, мы всегда будем жить в разрухе, если рядом не будет защитников. Тогда какая разница, где жить? В Либерии или в Мортале? Даже Кастельторф, все же он дальше отсюда, значит, безопаснее.

У меня уже были мысли идти к главнокомандующему, которого назначил Артос, и сказать ему о своих догадках, но тут из-за деревьев вышла моя до ужаса бледная дочь. У нее были испуганные глаза, а в трясущихся руках она несла две тарелки с какой-то кашей. Я вскочила и подбежала к ней.

— Герельти, что такое? Почему у тебя такой вид? Что случилось? — взволнованно тараторила я.

— Мам… на нас напали… — тихо прошептала она.

— Кто?!

— Какой-то мужчина, он выстрелил из лука в человека и попал ему в горло.

— Тот умер?

— Нет, Ротти сказал мне, что он стрелял не чтобы убить, а чтобы тот замолчал.

— Что это за человек? Откуда он? — не унималась я.

— Не знаю, никто не знает. Он говорит, что ничего не скажет, пока мы не скажем ему, кто мы.

— Ты его видела? Как он выглядит?

— Нет, не видела. Ротти сказал, что его сильно избили и сейчас он без сознания. Еще он произнес имя Филиппы. Они думают, что он с Либерии, шпион, что он ищет ее, чтоб убить.

— Так, надо в этом разобраться, — уверенно заключила я.

— Но ты же говорила, что нам не стоит подходить к ним близко, а уж тем более вмешиваться.

— Вдруг он не шпион? Вдруг он хочет помочь! А они изобьют его до смерти, и мы так и не узнаем, что он хочет.

Она сомневалась и с опаской смотрела на меня. Я обняла свою дочь и тихо сказала, что все будет хорошо.

— Пойдем, ты останешься с Роттером, я вижу, вы сдружились.

— Да, он хороший парень. По-моему, я ему нравлюсь.

— А он тебе? — с хитрой улыбкой спросила я.

— Нет, он мне как друг, да и тем более он слишком взрослый для меня.

— Хорошо. Пойдем разберемся во всей этой катавасии.

У моей дочери уже появляются женихи. Как быстро время летит. Скоро придется замуж ее выдавать, если, конечно, мы переживем весь кошмар, что творится. Я не присматривалась к этому Роттеру, хотя надо бы. Мужчины на войне особенно падки на женщин, мало ли что у него на уме. С виду он хороший парень. Сильный, симпатичный и не так еще испорчен войной, как остальные. Видно, ему не приходилось убивать. Русые волосы и выражение лица как у щеночка, совсем юн, а его уже в армию и на поле.

— Здравствуйте, Вирельга, — приветливо произнес он.

— Роттер, — кивнула я, — мне нужно повидать пленника.

— Не думаю, что это хорошая идея… он опасен, он чуть не убил нашего воина.

— Мне всего лишь взглянуть на него. К кому нужно обратиться?

— К главному, но не думаю…

— Отлично, присмотри за Герельти, пока меня не будет.

Я решительно направилась к главному, что-то подсказывало, что с этим пленником не так все просто. Если он не хотел убить нашего воина, значит, он не желает нам зла. Тогда, возможно, мы преследуем одинаковые цели? Я подошла к палатке главнокомандующего, окружающие ее воины хищно на меня поглядывали, от их взглядов мне становилось не по себе.

— Что вам надобно, мэм? — неожиданно спросил он, выходя из палатки.

— Я хотела бы взглянуть на пленника.

— Это невозможно, — уверенно отрезал он.

— Пожалуйста, позвольте! Мне кажется, он не враг.

— Все вы женщины одинаковые. Он опасен, а я дал слово защищать вас. Извините, но ваше свидание невозможно.

— Я не буду к нему близко подходить, вы даже можете пойти со мной, просто позвольте взглянуть на него.

— На что вы хотите посмотреть? Все его лицо разбито в кашу, вам острых ощущений не хватает? Надоела спокойная жизнь? — по его голосу было понятно, что он начинал злиться.

— Пожалуйста! — жалобно воскликнула я.

Он нахмурил брови, поджал губы и сквозь стиснутые зубы произнес:

— Идите за мной.

Я обрадовалась победе. Честно сказать, я уже думала, что он останется неприступным, но, даже если б он мне отказал, я пробралась бы тайком в облике нишери и все бы узнала, однако этого не потребовалось, мой дар убежденья все еще работает.

Мы вышли на небольшую поляну, я увидела человека, привязанного к дереву, его голова безжизненно упала на грудь, и я не могла видеть лица. Волосы были мокрые и темные, но темные, скорее всего, от крови. Одет он был в черный костюм, сначала мне показалось, что это нововведения Либерии, но уж очень это было необычно даже для мастеров Либерии. Странная мысль пришла мне в голову, и от нее меня всю передернуло.

— Я же говорил, что это зрелище не для дам, — ехидно произнес мой спутник.

— Я не вижу лица, можно подойти ближе?

— Нет, — оборвал он.

— Но так я его не узнаю!

Он напряженно выдохнул, но уступил. Подойдя к пленнику, он схватил его за волосы и рывком поднял голову. От увиденного я вскрикнула и чуть не упала в обморок. Лицо несчастного было все в ссадинах и кровоподтеках, некоторые места даже опухли, но, несмотря на все это, я узнала его: привязанный к дереву человек, несомненно, являлся Красавчиком Ником.

Глава 7 
В трюмах замка трупы тлеют,
В трюмах замка смертью веет

Только в момент, когда мы уже повернули фауксы, я подумал, куда они нас принесут? Макс говорил, чтобы перенестись в определенное место вместе, надо держаться за руки и тот, у кого фаукс настроен на нужное место, должен его поворачивать. Ничего из вышеперечисленного мы с папой не сделали, и я с боязнью думал, куда нас занесет. Открыв глаза, я сразу понял, что его со мной нет и, скорее всего, он находился очень и очень далеко от меня, но можно было поспорить, что в месте более безопасном.

Я огляделся, и сердце бешено застучало. Как будто я никуда не исчезал, будто сейчас закричит Макс и на меня с яростью бросится Зирель. Я был в ее комнате. В Либерии был день, но почему-то тут было темно, как в склепе, да и, признаться, пахло так же. От этого я затрясся от страха. Что со мной сделают, если обнаружат? Как мне отсюда выбраться?

На кровати были видны свежие пятна крови. Ее было много, по телу побежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Вдруг его убили? Вдруг Макса убили? Она проткнула его ножом, а тот держал ее изо всех сил, чтобы та не добралась до меня, чтобы я успел убежать. Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня.

Я сел у кровати и начал плакать, навзрыд, закрыв лицо руками. Он постоянно спасал меня, от Томы, от Висконта, когда тот пытался задирать меня, теперь его убили, его убили из-за меня! Меня трясло в истерике, я так не плакал уже очень давно, с детства наверно, но сейчас у меня уже не было сил держаться.

— Почему? Почему ты умер? Как я без тебя буду? Я не знаю, что дальше делать! Это несправедливо! — тихо хныкал я. — Я знаю… я знаю, я не должен сдаваться, если я сдамся… то я предам тебя. Ты умер, чтобы я отправился в свой мир, чтобы я привел маму, чтобы мы победили Зирель и в Либерии наступил бы мир, то самое время, о котором нам так много рассказывали. Это… счастливое время.

Я несколько минут еще побился в рыданиях, но потом успокоился. Слезы закончились. Я поднялся с колен и посмотрел вперед, передо мной было огромное зеркало, но я почти ничего не видел, так как в комнате было темно. Мне опять стало страшно, мой темный силуэт в зеркале немного пугал меня. Чтобы разрядить обстановку, я помахал себе рукой, но, опустив ее обратно, я заметил, что в зеркале рука осталась на том же месте. Это еще больше меня напугало, она просто застыла в приветственном махании, как будто время в зеркале остановили. Затем в руке что-то блеснуло, похожее на металл, и молниеносно оказалось у моего горла.

Я ничего не понимал, как моя рука могла угрожать мне ножом в зеркале, что это за зеркало такое?! Но холодный женский голос вернул меня в действительность. Я понял, что все это не в волшебном зеркале происходило, а наяву. Ледяное лезвие было приставлено к моему горлу, и я чувствовал, как от него веет смертью. Сколько людей она им убила? А вдруг один из них был Макс?

— Попался, мальчишка! — прошипела она. — Думал надурить меня? Но признаться, я не совсем тебя ожидала вновь здесь увидеть. Где Филиппа? — со злостью спросила она и еще больше прижала нож к моему горлу, из маленькой ранки пошла кровь. — А ну, говори, гаденыш! Где твоя мать?!

Я молчал, мне было ужасно страшно. Почему-то мне казалось, что она непременно убьет меня, независимо от того, скажу ли я ей правду или промолчу.

— Решил в молчанку со мной играть? Ну ладно, давай поиграем, я люблю игры!

Она дернула меня за волосы и резко потащила за собой, я чувствовал, как из ранки, сделанной острым лезвием у меня на шее, стекала капля крови. Мы шли по коридорам, потом спускались долго вниз, там было сыро и темно, по-моему, мы были под водой, потому что везде были лужи и капли стучали по стенам. Она завела меня в жуткую комнату, там стояли необычные сооружения и инструменты, и на секунду в моей голове пролетела страшная мысль, которая потом подтвердилась ужасным воплем человека: «Комната пыток!»

Зирель усадила меня на стул и приковала руки, крики несчастного не смолкали и наводили на меня дикий страх. Я ничего не должен ей говорить, я обязан молчать… я боюсь… я не хочу, чтобы мне делали больно! Она подошла к двери, откуда доносились страшные звуки, и яростно постучала. Через несколько секунд появился Тома. Увидев меня, он злобно ухмыльнулся, предвкушая потеху. Мои руки начали трястись, и их даже кандалы не смогли удержать.

— Откуда он? — спросил Тома.

— Фаукс перенес обратно. Молчит, щенок, я надеюсь, ты развяжешь ему язык?

— Будь в этом уверена, моя госпожа! — льстиво произнес он, взял ее руку и долгим поцелуем припал к ней.

Зирель села на стул напротив меня и начала яростно прожигать меня взглядом. Тома отошел к столу, где лежали разные изделия пыток, и начал выбирать, чем ему воспользоваться. Каждое орудие, которое он поднимал и оценочно крутил в руках, наводило на меня такой ужас, что зубы начинали трястись. Сам того не замечая, я начал плакать и молить о пощаде. В душе я понимал, что должен замолчать и не подавать виду, что мне страшно, но эмоции взяли верх. Тома наконец определился с выбором и направился ко мне.

— Прошу вас! Умоляю! Не делайте мне больно! Пожалуйста!

— Бойся, щенок! Ты у меня заговоришь, ты у меня все скажешь! За все ответишь, маленький ублюдок! Будешь о смерти меня молить!

— Прошу, пожалуйста! Не надо! Не надо! — я рыдал, захлебываясь слезами, мне казалось, что вот-вот я сойду с ума от ужаса и страха.

— Знаешь, что это такое? Конечно, знаешь, ты же сам это сделал! — он истерически засмеялся, и смех его разносился по подземелью злобным эхо. — Ну-ка, Марти, расскажи-ка мне, что это за изобретение?

— Нет, нет, пожалуйста!

— Нет уж, ты расскажи, мне интересно, — он говорил со мной притворно добрым тоном, а на самом деле издевался. — Говори! — Его ладонь со свистом ударила мою щеку так, что та еще долго горела.

— Это… это прожигатель, — рыдая, протянул я.

— Отлично! И что же он делает?

— Он… прожигает клетки… нервные клетки… они отмирают и потом… потом конечность непригодна… если ее не отрезать… она будет болеть… сильно болеть…

— Как, как она будет болеть, малыш Марти? — ехидно спросил Тома.

— Очень сильно… так, что ты сам будешь молить о смерти.

— Правильно! Только о смерти будешь молить… — он на секунду замолчал. — Ты! — И разразился истерическим смехом.

— Сними с него фаукс, — приказала Зирель, все это время наблюдавшая за нами.

Он тут же повиновался, а потом вмиг подскочил ко мне.

— Ну что, дружок, с чего начнем? Какая часть тела тебе больше всего не по душе? Может, уши? Кому они нужны, верно?

— Не смей, глупец! — закричала Зирель. — Не трогай тело и голову, мальчишка еще понадобится!

— Ну ла-адно, — протянул Тома с наигранной грустью, — тогда, может, пальцы? Рук или ног? Что тебе дороже? — издевался он, а меня всего било в истерике, я понимал, что меня ждет, какая нестерпимая боль. — Ну раз ты молчишь, я решу за тебя сам.

Он приставил орудие к моему большому пальцу левой руки. На секунду из моего горла не мог вырваться ни один звук, я не верил, не мог поверить, что сейчас, буквально через несколько секунд, я фактически лишусь пальца. Затем последовала боль, как будто через твой палец прогоняют электрический ток, раскаленные иглы, как будто его обливают кислотой и раздавливают под тяжестью одновременно. Я ничего не чувствовал, кроме боли, ужасной, непередаваемой, только потом я понял, что начинаю хрипнуть от своего крика.

— Ну что ты так кричишь, малыш? Это же только первый пальчик! У тебя еще целых четыре! Будешь говорить или продолжим?

— Пожалуйста, прошу! — Из моих глаз уже не катились слезы, я даже рыдать был не в силах.

— Говори, щенок, где Филиппа?

— Нет, нет…

Указательный палец пронзило той же болью. Горло жгло от порванных голосовых связок. Я кричал, я молил о пощаде, но это его еще больше раззадоривало. Он схватил средний палец и проделал то же, что и с предыдущими. Я потерял сознание. Я провалился в какую-то сладкую негу, в пустоту, у меня ничего не болело там, я, кажется, был счастлив. Несмотря на то что там было темно, я чувствовал себя в безопасности, спокойно. Там меня не мог достать Тома со своими пытками. Внезапно что-то начало стучать мне в грудь, прямо в солнечное сплетение. Темнота начала рассеиваться, а боль потихоньку возвращаться. Я вновь увидел перед собой Тому и Зирель на кресле.

Еще один разряд в грудь полностью вернул меня в действительность. Специальный пробудитель, если вдруг жертва потеряет сознание, — это приспособление возвращает в реальность. И только что Тома испытал это на мне.

— Куда это ты, Марти? Думал отдохнуть от меня? Нет, нет, у нас еще целых два пальца и куча вопросов!

Мой безымянный палец почувствовал ту же боль, я уже не мог терпеть, уж лучше смерть, чем испытать такое. Остальные прожженные пальцы болели так, как будто их непрерывно ломают, каждую косточку, потом эта боль плавно перетекала в режущую, как будто с пальцев живьем снимали кожу, затем нервы, а затем дробили кости. После всего этого наступало затишье, пальцы будто помещали в лед, но это было всего на несколько секунд, затем их будто поджигали, и все сначала. Эта боль была еще хуже, чем прожигание.

— Где Филиппа?! — кричал он, хватая мой последний палец.

— Ее нет! Она не тут! Мы не нашли ее! — отчаянно закричал я, только чтобы он не прожигал мизинец, только чтобы я не терпел все это вновь.

— Кто мы?!

— Я… папа! Папа!

— Николас? — подала голос Зирель. — Значит, он тут?

— Да!

— А Филиппа где?

— Не знаю! — провыл я.

— Что вы собирались делать? Вы собрали армию? — наступал Тома.

— Нет… я не знаю…

— Жги еще один! — властно приказала Зирель.

— Нет, нет, прошу, не надо!

Я лишился мизинца. Теперь вся кисть левой руки была непригодна.

— Малыш, да у тебя пальцы кончились! За вторую руку будем приниматься или по-хорошему все скажешь? — язвил Тома.

— Я не знаю… мы должны были привести Филиппу… Парельо отправился искать Артоса… но мы не знаем, нашел или нет… я ничего не знаю!

— Отлично! Армия Артоса! Уводи пацана, он бесполезен! Все, что нужно, мы узнали.

Тома отстегнул меня от стула и потащил в темницу. Кисть нестерпимо болела, я не чувствовал ничего, кроме этой боли. Я даже нормально ходить не мог. Он кинул меня на сырой, прогнивший и заросший плесенью пол. Я свернулся калачиком и принялся тихо плакать и поглаживать левую руку, от прикосновений боль удваивалась, от нее никуда не деться, был только один выход, но я не мог этого сделать.

Внезапно мне послышалось шевеление совсем недалеко от меня. Я испуганно обернулся, в углу что-то лежало, похожее на большой мешок, но в темноте невозможно было разобрать. «Мешок» зашевелился еще раз, и из него вырвалось что-то похожее на бурчание или хрип. До меня дошло. Когда Зирель притащила меня, Тома кого-то пытал за дверью, и, видимо, меня поместили за эту же самую дверь, к бедному узнику. Я осторожно подполз к нему, стараясь не двигать омертвевшей рукой.

— Эй, вы в порядке? — тихо спросил я. — Скажите что-нибудь? Вы живы?

— Ма… Мартин… Мартин, — прохрипел несчастный.

— Да, это Мартин.

— Уб… уб…

— Что? Я не понимаю…

— Убей меня!

Холодная дрожь пробежала по всему моему телу. Я понял, кто передо мной лежал. Трясущейся рукой я поднял голову незнакомого человека и кое-как направил ее на свет. Слезы покатились из моих глаз, мне хотелось кричать, биться в истерике, забыться, но ни в коем случае не находиться здесь, рядом с обреченным на смерть человеком. Его лицо было мокрое, в холодном поту, глаза не открывались, мокрые волосы прилипали ко лбу, и я бережно их убирал, но от каждого моего прикосновения он начинал болезненно стонать. «Лучше бы ты умер тогда!» — с отчаянием подумал я.

Несчастным пленником оказался мой дядя, с которым мы так сильно сдружились, который заменил мне маму, папу и даже брата, который всегда помогал мне и брал, если надо было, удар на себя, который спас меня от смерти и, возможно, спас Либерию. То, что с ним случилось, было еще большей несправедливостью, чем если б его просто убили. Я плакал и проклинал себя и всех за то, что именно так все случилось.

— Макс! Макс! Пожалуйста, Макс! — хныкал я.

— Мартин, мне больно! — прохрипел он, еле дыша.

— Что с тобой сделали?

— Все… прожигание, дробление, внушение… все.

— Нет… нет… но тебя же… можно вылечить, Макс? — с надеждой спросил я.

— Мне прожгли почти все тело, Марти, и часть головы.

— Нет! — громкий всхлип вырвался у меня из груди, и я разрыдался с новой силой.

— Я мертвец… и честно сказать… я бы уже поскорее расстался… с этой жизнью…

— Нет, Макс! Пожалуйста! Есть выход, должен быть, мы вылечим тебя!

— Ты сказал им что-нибудь?

Я замялся. Максу прожгли все тело. Даже если он и сказал что-то, то он долго держался, а я? Что я? Я и кисть руки не выдержал, все и всех выдал. Я предатель! Какую боль сейчас испытывает Макс! Та боль, что у меня в руке, у него по всему телу, а в области груди и головы она в несколько раз обостряется.

— А ты? — тихо спросил я.

— Нет… молчание стоило мне жизни…

Он умрет так или иначе. Это мучение — жить прожженным, даже если его не убьют по его просьбе, то он сам себя порешит. Вместо того чтобы сказать хоть что-то незначительное, он выбрал смерть, и он знал, на что он шел. Храбрый, не то что я — слизняк!

— Я… я все сказал… прости! — я закрыл лицо руками и стыдливо расплакался.

— Нет, Март, все верно сделал. Из того, что мы знаем, мало что можно почерпнуть… а жизнь спасти можно…

— Тогда почему ты не сказал?! — от отчаянья я начинал злиться на него, хотя понимал, что это глупость.

— Если б я все рассказал, что бы тогда рассказывал ты?

Я еще больше разрыдался. Макс опять спас мне жизнь, а чем я ему отплатил? Меня снедало чувство долга, но как мне отблагодарить умершего?! Затем я начал злиться на него. Ну зачем, зачем он так сделал?! Кто его просил жертвовать собой ради меня?!

— Но как ты узнал, что именно я попаду в замок? — успокоившись немного, спросил я.

— Я догадался, а времени на раздумья не было.

— Макс… ты умрешь?

— Да, Март, я умру.

— Несправедливо…

— Где Филиппа?

— Она должна быть здесь, третий фаукс был спрятан в ее старом доме, она отправилась туда, когда я вернулся.

— Ты с отцом был?

— Да.

— А он где?

— Не знаю… я забыл взяться за руки…

— Я так и думал… что ты не вспомнишь, но даже к лучшему… что не вспомнил… Как рука?

— Ужасно болит… но это пустяк… по сравнению с тобой…

— Боль та же, только у меня ее больше.

— Руку придется отрезать?

— Да, если не хочешь всю жизнь терпеть это.

— Почему именно с тобой это случилось?! Так не должно было быть! Ты такого не заслуживаешь! — начал опять злиться я.

— Ну а кто еще… если не я? — просто ответил он.

Глава 8 
Непокорность

Моя часть армии только зашла в город, вокруг ни души, ни одного либера. Готовятся к нападению. Предчувствие подсказывало, что скоро нас ждет какая-нибудь засада. «Надеюсь, мы найдем нашу героиню-спасительницу до того, как нас всех порешат», — иронично усмехнулся я. Но идти прямиком в улей не лучшая идея. Конечно, мы держались ближе к лесам, но вряд ли это могло нам помочь. Если нас решат убить, то, несомненно, у них это получится. По сравнению с армией Зирель, мы просто аборигены с томагавками. Хорошо, что Джерри пошел лесами. Подольше поживет, а потом, может, и придумает, как выиграть бой, и спасет Либерию от краха, и все будет волшебно и замечательно! Ну, прям сказка! От своих мыслей мне хотелось истерически рассмеяться. Победа казалась мне настолько недостижимой, что надеяться нам можно было только на чудо свыше. Или на Филиппу.

Думаю, Джереми немного надулся на меня. Герой-любовничек, еще поблагодарит. Хотя это было бы ложью сказать, что я только из-за его безопасности отправил его в ссылку. Я знал, что между нами будет соревнование, кто первый найдет Филиппу, а поскольку в моих руках власть, что стоит мне немного оградить себя от соперников? Но это даже смешно. Мы бегаем за бабой, как два петуха за курицей. Смех, да и только. Но самое главное, я не знаю, чего хотел я больше: найти Филиппу первым или все же оградить Дже от опасностей.

— Артос, — шепотом позвал меня Парельо, — домик Митчелов. Мы в самом начале города, держаться лесов или идти дальше?

— Проверить дом, если есть люди — не нападать без видимой агрессии с их стороны, — приказал я.

Тут же несколько воинов вошли внутрь.

— Мы же не будем нападать на замок? — в голосе Парельо присутствовала заметная опаска, которая заставила меня растянуться в ироничной улыбке.

— Ну а что же мы пришли сюда? Грибы собирать? — усмехнулся я.

— Нет, я думал…

— Армией в десять человек мы, естественно, не нападем на целый замок с половиной тысячи воинов, вооруженных до зубов, это было бы самоубийством, верно?

— Д-да…

— Вопросы исчерпаны?

— Да… Тогда куда мы идем?

— Мы разведываем ситуацию в городе, ищем ходы отступления, если они понадобятся, слабые места и, конечно же, нашу дорогую Филиппу, которая где-то бродит с широко открытыми глазами и, как обычно, ищет неприятности. Ситуация прояснилась в твоей недалекой голове?

— Вполне.

— Чудно. — К тому времени из дома вышли разведчики. — Чисто?

— Никого, — ответил один, — следов Спасительницы нет.

— Идем дальше, — приказал я.

Это было даже немного драматично, что воины называли Филиппу Спасительницей. Для меня она так и оставалась непокорной девчонкой со своими тараканами в голове, размахивающей мечом с победоносным криком и яростно-смешным взглядом. От такого представления я даже немного рассмеялся. Такой я ее помню, но знаю, что увижу совсем другую Филиппу, если меня не убьют, конечно.

Жизнь меняет людей, и дряблая кожа с глубокими морщинами еще полбеды, самые большие изменения она наносит на душу, эти изменения не проявляются на теле, они сидят глубоко в человеке и изнутри пожирают его. Глаза — единственное, что может показать то, насколько человек познал горе или радость. Их тяжесть, их задумчивость, только через глаза можно посмотреть человеку в душу.

Я помню глаза Филиппы. Серые, как у ее отца, но лишь цветом. В них много жизни, а иногда казалось, что смотришь во вселенную, бездонность, бесконечность. Порой они были веселые, радостные, легкомысленные, я смотрел в них, и мне хотелось улыбаться вместе с ней, но порой в них было много мыслей, они становились отсутствующими, смотрящими вдаль, задумчивыми. И всегда я спрашивал себя: о чем же она думает? Что сейчас в ее голове? В моменты, когда она злилась, они становились необыкновенно огромными и яростными, это даже забавляло меня, и хотелось еще больше злить ее, чтобы смотреть в пылающий огонек в ее зрачках.

Мы пошли дальше, дома встречались чаще, но почему-то все они были пустые. Нутром я чуял опасность. Лук был сжат в моей левой руке, а правая уверенно держала стрелу на тетиве. Мы шли как можно тише, чтобы было слышно каждый шорох в кустах. Вдруг я уловил легкие и быстрые шаги по жухлой траве. Как будто кто-то бежал, кто-то маленький и легкий, потом они стихли. Остановился. Увидел нас.

Я дал сигнал Парельо и остальным. Мы начали продвигаться к тому месту, где затихли шаги. Он тоже продолжил движение, хотел обойти нас стороной, но вряд ли это было возможно. Отряд в несколько секунд окружил его со всех сторон, мы начали сужать круг. Внезапно он сорвался и побежал, затем последовал выстрел, я слышал свист стрелы, вскрик моего воина, а затем еще один вскрик, но уже ребенка. Я узнал его, и внутри меня все как будто рухнуло, сердце на секунду остановилось, и я застыл в ступоре.

«Упаси, святая сила, если с ним что-то случилось!» Я переживал за мальчишку, как за что-то родное, хотя он был для меня, по сути, никем, ребенком Филиппы. У меня никогда не было детей, да и никогда не будет, но боялся я впервые и не знал, что дальше делать, если с ним что-то случится.

— Элигус ранен! Убить врага! — краем уха услышал я крики другого воина, и постепенно до меня начал доходить смысл его слов.

— Только попробуй пальцем его тронуть, смерд, и я заставлю тебя жрать твои же внутренности! — яростно закричал я и побежал в сторону происшествия.

Ассентий лежал на земле и крутился во все стороны, держась за руку, из которой сочилась кровь. В этот момент я разозлился, мне хотелось отшлепать его розгами за непослушание. Я бросился к нему и поднял на ноги. Из его глаз текли слезы, а мне хотелось схватить его за плечи, трясти изо всех сил и орать: «Зачем ты пришел?!» Я посмотрел рану — только царапина, стрела еле задела руку.