Бесплатный фрагмент - Сибирские Светлые Иные (Хроники Братска, 2005—2015. Чувства). Шеф и девушка

1

…Ветерок в далеком городе Братске вновь возвестил о том, что утро наступило. А зачем наступило — фик его знает. Весна стояла на улице, Братск просыпался от ночной мглы. По улице Мира уже вовсю шумели машины разных марок с такими же разными водителями, в парках бегали дети и подростки, да и просто люди спешили на работу или в больницу. Больниц там достаточно, да и экология оставляет желать лучшего. Свежая, только что родившаяся из почвы трава сияла в золотых лучах солнышка. В голубом небе кричали стрижики, и от этого душа начинала петь. И лишь легкий, слегка различимый аромат алюминиевых выбросов БРАЗА из выхлопных труб с примесью метилмеркаптана и прочей дряни слегка давил на виски. Но вся эта гадость настолько была привычна населению, что люди как — то с этим свыклись. Вдалеке за Водохранилищем синели древние сопки, гора Коврижка была правда едва видна, заросшая лесом, где вдобавок находятся загородные дачи за поселком Падун. Синева неба звенела в воздухе, красивая, майская…

…Бабушка сегодня с утра уехала на дачу с дедушкой немного прибраться в домике и поглядеть что с грядками. Мама ушла на работу во Дворец Творчества детей и молодежи вместе с сыном, понятное дело, она взяла мальчика с собой, чтобы сестра, ее дочь, могла отдохнуть от всех…

Девушка восемнадцати лет, стояла в ванной комнате, в легком алом халатике, и умывалась. Достали ее все, ой как достали… И легким споласкиванием лица, изможденного постоянными придирками и скандалами с матерью, девушка успокаивалась. Тем временем на сковороде в кухне готовился скромный завтрак — яичница с колбасой, пахла вкусно, но от всех этих ароматов, в том числе и алюминиевых, становилось не по себе. И проще было как следует прочистить зубы, и прикидывать что делать дальше. Вода журчала, действительно успокаивая нервы, которые итак уже были изодраны в клочки. Грудь болела, желудок тоже, лекарство от сего недуга одно — тишь и изоляция. Юная Ира врубила ледяную воду, совершенно не соображая, чем все это может обернуться. Ну и хрен с ним, все равно деваться некуда. Розовые дома — хрущевки тоже измозолили глаза, и потому очень хотелось напиться от безысходности, только вот запой ЧТО даст?!

Да ничего. Временное облегчение. Сама девушка не курила, не ходила на дискотеки и в ночные клубы, по одной причине — противно. Потому что ей было совершенно непонятно, ЧТО дают молодежи все эти ползания сначала по стенам в укуре, а после и по полу в блевотине. Выпьешь раз, выпьешь два — а что же дальше? Очередная доза. Здесь почти все так живут.

У Иры вообще не было в Братске ни друзей, ни любви. И понимания тоже… Даже с родителями. Вот уже два месяца идет дома вечная война за право не пилить беднягу: «Братск — твой дом!» и «Питер — говно, черный город!» Для Ирины Питер был самым настоящим Раем, до тех пор, пока ее не вывезли оттуда против воли. А ведь Ира была еще и Иной, да не простой, а Волшебницей. Имя среди Иных ее было Тильсирвэ. Ее инициировали аж в 13 лет, чисто из любопытства, в шутку. В результате, набрав чудовищную для своего возраста Силу, Ира и взяла себе другое имя. До 15 лет она не знала, куда девать свои способности, а потом… Вот и сейчас — полное непонимание со стороны родителей, их постоянные шепотки о том, что дочь бредит, вопя о черноте в воздухе. Да, здесь Зло рассеяно везде, почти в каждом микроне, оно вселяется в людей и Иных, заставляя их служить себе. Тильсирвэ знала, что при таком раскладе в Братске должен существовать и штаб Светлых, но ее ужасала даже мысль о том, кто там сидит в качестве шефа. Просто подумать страшно. И вот, вчера Тиль нашла в Сумраке в газете адрес штаба и позвонила, спросив, есть ли вакансия для работы. Ей ответил на другом конце довольно приятный мужской голос, и пояснил, что шефу Светлых по имени Энрике срочно требуется сильный напарник, способный что называется взять ситуацию в руки и держать марку. Который не будет ныть и скулить, постоянно проситься выпить кофе, покурить и тем более не будет вешаться на шею другим. По голосу сразу чувствовалось — у шефа и правда железная рука и пищать там нельзя будет. Голос со стальным перезвоном спросил, что за клиент звонит и во сколько может подойти на собеседование. Тиль принялась обьяснять администратору или кому там, что в городе она сравнительно недавно. Что ей позарез требуется работа.

Мужчина помолчал секунд десять и с явным подозрением ответил: «Девушка, приходите и не опаздывайте! Опоздания не прощаются, учтите. Зайдете в здание Горисполкома, подниметесь на восьмой этаж, войдете в Сумрак, увидите деревянную дверь. После постучите, вас впустят.» — и повесил трубку, даже не попрощавшись. Волшебница поняла — здесь Иные к подбору персонала относятся очень строго, и уже порядком устали от лентяев. Девушка тяжело вздохнула и стала после прямо дома писать заявление о приеме на работу. А примут или нет — это как карты лягут. Ведь делать что — то надо, а иначе свихнуться можно…

2

…Легкая и тоненькая фигурка Тиль вынырнула из подъезда на улице Мира, достаточно ежась от холода утра. Все — таки восемь утра на часах, и, несмотря на свитер, что называется, кожу морозило. Волшебница порядком не выспалась и долго думала, ЧТО бы смочь сказать на собеседовании. Очень ее насторожил не по — детски серьезный но молодой голос, но скоро тревога была отброшена: это же всего лишь администратор, а после передал по факсу этому шефу, что к нему придет девушка. Вот как раз о Энрике Тиль вообще было думать страшно. Если в самом Братске вся аура черная, то и шеф наверняка не лучше, гром и молнии мечет. Так не спеша и шла Тиль по утреннему Братску, в сторону центра города, и хрустел каскад битого стекла под ее ногами, вокруг сплошь и рядом валялись окурки, банки, и прочее дерьмо. А по дорогам гудели машины, шурша колесами, а троллейбусы напоминали своими «рогами», что люди здесь еще живут, что они, эти жители, на самом деле так привыкли, и так будет всегда…

Люди, шедшие впереди юной Иной, курили не переставая. Все как один — насквозь пропитанные чернотой. Волшебница уже успела успокоиться, но дискомфорт все равно не покидал ее. Вся энергия города очень отличалась от питерских местечек, и что самое страшное, в ауре Братска не было природной живости. Мертвая, искусственная «скорлупа», работала как машина, высасывая последние силы. Злые взгляды пробегали по девушке, но Тиль уже было все равно. Даже свежесть утра не то что не взбодрила, а наоборот, усугубила состояние, и вначале нечто тяжелое принялось давить на затылок, а после голову в этом месте расколола БОЛЬ. Энергоболь. Она особенная, не касается физического тела вообще, но кусающая энергетически столь крепко, что мало не покажется! Звенели комары в парке на улице Кирова, летали первые бабочки, да и сама трава, еще сияющая от росы, была похожа на искусственную. Здесь ничего не строили нового, а самими людьми правит СТРАХ. Замороженные глаза горожан наводили Тиль на мысли о том, что это вовсе не живые люди, а какие — то марионетки! Даже бабульки, продающие семечки возле городской поликлиники, злобным взором проводили Иную. А в Сумраке картина утра была поистине чудовищна…

Тильсирвэ дышала ровно и глубоко, не обращая никакого внимания на выбросы алюминия и метилмеркаптана. Она Иная, и потому людские болезни никогда не коснутся это вечно юное тело. Но в городе под названием Братск у нее никогда не будет любви к какому — нибудь юноше. Ведь все нормальные здесь уже давно в земле, на кладбище! Либо с разрубленными венами, либо с пулей в голове. И девушку охватил дикий страх, что она всегда будет одна, здесь, в этом краю. И уж лучше отдать себя на растерзание шефу, чем жить веками или лучше годами одной, испытывая страшное искушение от одного только вида влюбленных парочек… Восемнадцать лет — чудовищный возраст, когда свет клином сходится на отсутствии любви или развлечении по горло… И Тиль чувствовала, как ореол Сил кипит, бурля в венах, что чудовищная мощь Великой Иной ищет выхода… Сердце билось так, что вот — вот готово было из груди выпрыгнуть. Из глаз хлынули горячие и безудержные слезы отчаяния. Захотелось умереть прямо здесь, на площади и больше не подняться…

Девушка еще раз глянула в Сумрак, потом на свои джинсы. Старые и полурваные. Ей нравился этот стиль, простой… С самого детства девушка любила сидеть в гараже с дедом, вдыхать гаражный запах, варить на плитке картошку и потом уплетать ее с тушенкой или с салом. Гнуть проволоку, зная, что тебя не учат шить, вязать и не вбивают в голову, что все мужики сволочи. Тиль со своим мужским характером многого натерпелась от сверстников, и потому согласилась на инициацию в 13 лет, чтобы обрести хоть какой — то покой. И правда, обрела: мир изменился, сверстники хоть и обижали, но по — своему стали бояться новоявленную Иную. Цвета стали ярче, а к новоиспеченному существу со всех сторон потянулась Сила Света…

Тиль научилась в короткое время различать различный ее окрас и тип происхождения. И потому у нее стали безошибочно работать сверхъестественные способности: с первого взгляда она могла распознать, кому можно доверять, а кому нет.

Интересно, думала Тиль, идя на собеседование, — а что там за шеф такой, раз в городе нет порядка? Поскольку если бы Светлое управление было в Силе, то в Братске не расплодилось бы столько мерзости. И не развилась бы непонятная энергетика бывшего Го рода Юности… Мимо Иной вновь прожужжал троллейбус, и тут же его усы — антенны с треском описав дугу, слетели с проводов, парализовав машину. «Во т — вот, допрыгались, — подумала Волшебница, — а фиг было так гнать…» В высыпавших на дорогу людях было столько злобы и ненависти, что энергоболь снова шарахнула по затылку словно по наковальне. Ира встряхнула головой, отшвырнув негатив прочь, и свернула на Проспект Ленина, в центр города… Уже начинало припекать, стрижики верещали в вышине, и девушке стало страшно… Вдруг сейчас, на восьмом этаже, в Штабе к ней прицепится какой — то говнюк малолетний, и начнет гадости говорить… Ира уже представляла его, шефа: малолетнее чмо, сосущее за столом энергетик, дымящее сигаретой, лузгающее семечки на пол… Стало противно, но любопытство перебороло омерзение: придет Тиль, оставит заяву и свалит…

Возле бывшей Школы Детского Творчества, перед зданием Мэрии Братска, Тильсирвэ взглянула на часы. Десять минут до собеседования, можно и отдохнуть… Она устало бухнулась на скамейку и прокашлялась. Образ сопляка — малолетки не выходил из головы. Сделав усилие над собой, Волшебница зашла в здание Горисполкома, поглядела в сторону внутреннего ларька, где продавались сувениры из бересты, зашла за колонну и нырнула в Сумрак. Уши заложило, а в глаза бросилась холодная мгла. Продвигаясь вдоль стен в полумраке, девушка нащупала на стене едва светящуюся кнопку лифта и нажала. Машина с треском открыла двери, Иная медленно шагнула туда и нажала цифру восемь. Лифт медленно пополз вверх. Наконец, выйдя на свободу, девушка увидела в черной стене деревянную дверь. И в ступоре остановилась.

Набрав в легкие как можно больше воздуха, девушка было собралась стучать, подняв руку, но тут же опустила. Стало страшно. И вдобавок распирало любопытство — а кто там? Но делать было нечего, Тиль постучала несколько раз. За дверью раздался тот же голос, что был в трубке: «Войдите, свободно!» Приятный тембр. Волшебница неуверенно и неловко толкнула дверь, вошла…

3

Едва она переступила через порог, как неожиданно ей в глаза хлынули солнечные лучи… только шторы плотно занавешены! В Штабе весь офис был напичкан электроникой, да вдобавок он напоминал простую комнату. Несмотря на небольшой бардак, кроме одного девятнадцатилетнего парня там никого не было… НО…

Тильсирвэ стояла на пороге изумленная, с распахнутыми глазами, раскрыв рот: перед ней сидел самый настоящий реликт ушедших веков, и ТАКОЙ красавец, что глаза отказывались в это верить. Лик парня, да весь его образ словно сошел с картин Возрождения художников Рафаэля, Леонардо да Винчи, то самое солнце, ударившее Тиль в глаза, оказалось золотыми, длинными локонами красавца, тяжелыми, крупными, свивающимися на концах в тяжелые толстые КОЛЬЦА… Невозможно было не признать, что они были невообразимо мягкими. На лоб ниспадала небольшая такая же челка, а власы цвета Солнца по — прежнему завораживали кажется ЛЮБОГО. Тонкие, но выразительные брови немного хмурились, голубые глаза смотрели на Тиль строго, но по — доброму. Ресницы парня были русыми и пушистыми, почти как у девушки. Сами черты лица собеседника Тиль были словно вырезаны из кости талантливым мастером. Ведь это был самый настоящий юный сакс, последний из всех — остальные давно сгнили в земле тысячу лет назад. Неописуемая и неувядаемая красота манила, парализовала, и Тиль, прежде стойкая к внешности парней, не по — детски дрогнула. Сакс это понял и улыбнулся. ВОТ ТЕБЕ И МАЛОЛЕТНЕЕ ЧМО!!! А Тиль как к стене припечатало, и ей стало стыдно за свои мысли. И похоже она была не первой, кто офигел от такого зрелища и не в силах оторвать глаз от парня, девушка неловко потопталась на месте, и только потом, смущаясь и краснея, произнесла:

«Э… Эээ… Э… Здравствуйте, я к вам на работу в Дозор… Пресветлый Энрике…» — И снова стала мяться, смущаясь и стараясь перебороть это. Парень что — то щелкнул клавишами в компьютере и спокойно посмотрел на Тиль.

«Здравствуйте, — Собеседник вновь сразил Тиль своим тембром, — Светлая Иная, какого вы уровня?» — и снова щелкнул в компьютере. Потом он настороженно поднял голову, принялся изучать ауру девушки. Тиль сразу почувствовала холод: Энрике тщательно прощупывал ее ауру, при этом не причиняя девушке никакого вреда. Было видно, что он профессионал в этом деле, сканирует. После сакс вздохнул и принялся дальше опрашивать. А потом выдал:

«Светлых Иных, адекватных, в моем Дозоре очень мало, а вот Темных по городу полно, как грязи… У вас питерская регистрация, она сильно светится в третьем слое Сумрака. А вот аура — ого — го!!! Волшебница… Вот это очень хорошо!» — Он снова на некоторое время уставился в монитор, бегая пальцами по клавиатуре — видать, составляя отчет.

«Да… Я Великая Волшебница… — Тиль снова засмущалась, зачем — то подняв глаза к потолку. — Пришла к вам работать, если подойду.»

Волшебница чувствовала мощь коллеги и старалась вести себя тактично. Постепенно она перестала мяться и смущаться, и в ее голосе зазвучал стальной перелив. — Прибыла из Питера в ваш город на очистку территории от Темной швали. Когда очистится баланс, возможно я уеду назад. А деваться мне в рабочем плане пока некуда, вот и пришлось звонить.»

Энрике, выслушав, что — то записал, а потом кивнул:

«Ясно. Как вас зовут?»

«Меня зовут Тильсирвэ… — и ударная волна негатива города вдруг шарахнула девушку прямо в переносицу. Кандидатка слегка качнулась на месте, сначала схватившись за лоб, затем опустив голову. — Ой, извините, закройте пожалуйста форточку, мне заплохело… Это у вас что, такая черная аура по всему Братску? Косматая какая — то, рычащая, страшная… будто… будто какой — то колпак! Неужели от плотины несет?! Морская какая — то… А можно цитрамона выпить, не могу… — Одновременно Тиль представила, ЧТО творится в городе, сопоставила с поведением местного быдла, и на душе стало еще страшнее… — Похоже, в Братске творится нечто кошмарное…»

Энрике кивнул и снова начал:

«Вы здесь одна или с кем — то живете? И то что Вы к нам пришли работать это очень хорошо. Замужем?» — последний вопрос Энрике спросил, что называется, прямо в лоб. Наверняка проверял, падла или нет. К его удивлению, Волшебница четко ответила:

«Здесь живут мои родители. И брат. — Далее девушка немного рассказала о себе, добавив: — Я пришла сюда работать, а не мутить с кем — нибудь. И вообще — то у меня была в Питере любовь к Темному Иному, он меня кинул как последняя мразь… Так что я настроена далеко не игриво, предупреждаю сразу. Здесь, в этом городе, мне НИКТО не нужен.»

На предложении «Мне никто не нужен» Энрике внезапно поднял голову, слегка тряхнул головой и, прищурив один глаз, искоса глянул на будущую напарницу так, словно она зашла сюда, в офис, обнаженная, при этом в его глазах мелькнул огонь искушения. Парень подозрительно покосился, мысленно взглядом раздевая девушку, затем в его мимике мелькнуло нечто такое, будто он знал Тиль слишком давно. Словно перед красавцем стояла жена, и юноша думал, застукают их вместе или нет.

«Ты слишком темнишь, милая, я же тебе понравился, но ты умело это скрываешь… Ты мечтаешь обрести защиту и любовь, но при этом отшвыриваешь любую мысль о личной жизни вообще… Ты совсем не веришь в чувства, они все выгорели не на тех парней, ты разочарована, обижена, обозлена… И считаешь на всей этой почве, что в этой дыре не существует Света. Ладно уж, я попробую потом тебя переубедить… Поработаешь, а там поглядим… Ты умна, красива и добра. Знаешь, мы непременно подружимся. Я гляжу на тебя и понимаю, что мы были когда — то давно знакомы… Да, словно знакомы сто лет… Ты девушка со средневековым ликом. И ты мне уже нравишься. Но я не стану приставать сейчас, я не сволочь…»

Кому — то это покажется диким, что шеф запал на девушку с первого взгляда на собеседовании. Но всякое бывает в жизни, даже такое. И Энрике снова стал объяснять распорядок работы, при этом любуясь, не подавая вида, неподражаемой внутренней красотой девушки. Тиль и не знала о его мыслях насчет себя, у Энрике была настолько мощная броня энергии на этот счет, что даже при всем желании взломать ее было невозможно. Еще раз повторив, что работник из Тиль может выйти хороший, он спросил, предоставить ли ей жилплощадь, но тут же осекся, вспомнив, что у девушки есть родители в городе.

«Я забочусь о своих подчиненных. Еще ни одного случая не было, чтобы Иные из моего штата на улице прозябали. — Юноша с золотыми волосами поднял голову и улыбнулся. — Только предупреждаю: работа у меня в Дозоре очень нервная, поскольку быдла слишком много».

«А это самое быдло хоть Договор соблюдает?» — поинтересовалась Тиль, немного похолодев. Братское быдло еще в школе ее хорошо покусало, толкнув этим к решительному шагу раз и навсегда перестать быть человеком. В городе даже в воздухе витал негатив, крича: «Да к черту ваш Договор!» Энрике это словил и спокойно сказал:

«Великий Договор, заключенный тысячу лет назад между Светлыми и Темными, здесь НЕ ДЕЙСТВУЕТ. Всем здесь плевать на ответственность за свои поступки, всем все равно, КРОМЕ МЕНЯ. Потому, несмотря на мою внешность, меня боятся даже Светлые из штаба. — Он снова скользнул взглядом по девушке. — Так — так… Где заявление о приеме на работу? Вы написали его еще дома».

Тильсирвэ, теперь ошарашенная не по — детски, молча подала Пресветлому бумагу. Тот принял, поставил свою подпись, потом добавил печать и вернул, предварительно скопировав в компьютер. После Тиль попросила показать места, где можно будет работать. Энрике, ласково глядя на Тиль, предложил посодействовать, так как у него имелась в гараже своя личная машина в коттедже. Новая «Mazda». Она была приспособлена к езде как в реальном мире, так и в Сумраке. Юноша, обмолвившись о ней, прекрасно знал: Тиль не будет ни при каких обстоятельствах предлагать интим в машине, или лежать на капоте в нижнем белье где — нибудь на природе. Стальной характер Леди пришелся Энрике по вкусу и по душе, и он в результате, что называется, назначил Волшебнице встречу в офисе в девять утра на следующий день. Все еще несколько смущаясь и краснея, окрыленная успехом девушка вежливо поблагодарила шефа. Тот вдобавок предложил ей взглянуть на окрестности под Братском, видя, что здоровье Тиль несколько подорвано. Та согласилась.

Вернувшись в реальный мир, Тиль поняла, что на самом деле Энрике ей очень понравился, не только внешне, но и внутренне. Более того, у них оказалось по аурам очень много общего. Стальной изнутри, почти что дьявол во плоти, этот юный менеджер — шеф был двуликий только для эгоистов. На самом деле парниша оказался не только красив, но и добр, добр и к ней, замученной девушке. Эх, вот бы подержать в ладонях ЭТИ тяжелые золотые пряди, понюхать их можжевеловый аромат, и еще раз взглянуть в глаза цвета озер… Но Волшебница, несмотря на свои тайные желания, прекрасно понимала — ЭТО НЕВОЗМОЖНО, она только подчиненная. НО КАК ОНА ОШИБАЛАСЬ!

Тиль была не из тех наивных дурочек, что влюбляются лишь во внешний образ. Она спокойно через Сумрак вернулась домой, приняла успокоительные и стала ждать, что же будет дальше. А в голове была только одна мысль: «Боже, КАК он красив и благороден!» А вдруг правда этот Пресветлый поймет ее по — настоящему и пожалеет, и у них что — то будет? Нет, нет, он взрослый мужчина, только вечная юность не дает это понять… что юношеский максимализм выгорел еще… лет назад. Что ему далеко не девятнадцать, тридцать, или пятьдесят лет, а НАМНОГО больше. Да вдобавок она и сотрудников еще не видела, но чувствовала — там сопли зеленые сидят, которым надо еще веселиться на полную катушку, а не головой думать! И Ире очень не хотелось, чтобы ее поставили управляющей над всем этим сбродом. Да и от молодежи она давно плевалась. Поскольку говорить с абсолютно незрелыми юнцами было не о чем. Их всех в основном интересовали секс, деньги родителей, гулянки и побеги из дома. Все это вызывало в Тиль невыразимое бешенство. Она подумала: «Если здесь хоть одна сопля пискнет против меня — размажу по стене»! Одновременно Тиль стал мучить еще вопрос — ЧТО в такой глуши забыл Пресветлый Маг?! С его внешними данными и опытом надо где — нибудь в Европе сидеть. Хотя… может он вырваться в силу обстоятельств отсюда не может, страдает от этого? Или еще хуже — вдруг, неужели он строил плотину в течение двенадцати лет?!

4

На следующее утро Волшебница уже сидела на лавочке у Горисполклома. Потом ей это надоело, она встала и стала пристально вглядываться в здание. Тяжелый металлический шарик страха провалился в желудок и стал кататься по нему. Страшное предчувствие будущего молнией вломилось в мозг и поразило его насквозь. Тем более Энрике еще на собеседовании сказал, просто и понятно, что «Над городом висит чудовищная Химаура из химвыбросов и массовой гибели лесов при стройке, также на этой стройке была куча смертей добавлена. Итак, кто наши Темные? Это подростки эдемовские, куча менеджеров, ничего не делающих, проститутки и прочее, и прочее, и прочее… Не знают выродки Устава, и знать не могут, поскольку над Братском…» — и далее слова Энрике неслись стальным перезвоном, и не поверить в их достоверность было просто нереально… Тиль сидела и думала, как теперь ей жить в таком дерьме, где нет ничего ДОБРОГО и СВЕТЛОГО.

Везде подростки, которые судят всех по себе, и ненавидят все то, что не сходится с их мировоззрением… Тиль, зная это, с ужасом думала — КТО же из таких ублюдков вырастет впоследствии?! В свое время она, в первый день возвращения в Братск, чуть ли не на крови поклялась здесь ни с кем не связываться, чтобы какой — нибудь ублюдок не принялся переделывать ее на свой лад. Никогда, ни под каким предлогом не соглашаться на встречи, цветы, секс, обещания и замужество… Двигали Тиль в основном при этой клятве страх перед жизнью и личная неприязнь к сверстникам. О да, она их не переносила, настолько, что представить страшно! Тильсирвэ бесили замужние девицы и женатые парни, которым НИ ЗА ЧТО все сыпалось, как из рога изобилия. Также она люто ненавидела свадьбы и все прочее в этом роде.

Проще говоря, девушка всех молодежных радостей была просто начисто лишена и очень страдала от этого. Вот действительно — внешностью не обделена, фигура тоже очень даже ничего… Лик средневековый… такие же давно вымерли, а вот Тиль осталась жить на этом грешном свете… Исходя из всего этого, она думала: возможно, Энрике собирается принять ее на работу чисто за внешние данные? Ведь он тоже хорош — в смысле красив как древний юный сакс и умен. Ира прекрасно понимала — этот юноша измучен Братском и вот — вот слетит с тормозов. Ира решила не лезть к нему в душу — мало ли что…

Вот так, пока утро отступало в ночь, переходя в день, Тиль заставило очнуться от своих мыслей бибикание навороченной машины. Она резко подняла голову. Неподалеку у тротуара стояла алая «Mazda», ее дверь открылась и юный Энрике, махнув рукой, окликнул девушку. От волнения и неожиданности у Волшебницы взмокла спина, и, скрывая свое смущение, Иная, несколько спотыкаясь, подбежала к шефу, ледяная от нахлынувшего чувства симпатии к начальнику.

Его взрослые глаза, на вечно юном лице, сияли холодным огнем, изнутри обжигая ментолом. Энрике в знак приветствия и уважения вначале поцеловал руку Тиль, потом кивнул головой и спокойно произнес: «Садись, дорогая. Не думай что я женоненавистник: я заснул в пять утра, устал очень. Но я не могу подводить коллег, особенно тех, кто почти дорос до моего ранга. Тебя не смущает моя внешняя холодность?»

«Нет, Пресветлый. Я не такая уж и дура, чтобы строить глазки такому сильному магу, как Вы. Я пришла работать, а не мужиков клеить, Ваша Светлость».

После этих слов взгляд Энрике несколько потеплел.

«Я сразу это понял, Тильсирвэ. Ты принята. Теперь сегодня я хочу показать тебе места, где собираются Темные Иные. Оценишь по Силе каждую зону и скажешь, где сможешь работать, а где нет. И не ври в своем выборе».

«Я и не собираюсь Вам врать. Еще раз говорю — Я ПРИШЛА СЮДА РАБОТАТЬ. Что же здесь такое случилось, раз Вам нужен такой напарник, как я»?

Энрике посмотрел в сторону Братского водохранилища и стал рассказывать следующее.

«Этот город построен на негативной энергии. Я сам не могу с ней справиться, поскольку невозможно подобрать ключ. У самой Химауры очень сложный состав. Она вроде и живая, и мертвая одновременно. Вот если бы выбросы заводов прекратились, что — то могло бы вылезти на поверхность и ликвидировать черноту. Я видел ТАКОЕ в жизни за свои годы, что и в страшном сне не снилось, но вот с живой химией встречаюсь впервые». — Он резко сел в машину, потом захлопнул дверь и стал наблюдать за спутницей, севшей на переднем сидении. Та, молча пристегнув ремень, опустила тонкие руки на колени, даже не зная, что сказать в ответ. Она несколько растерялась. Дар речи вдруг исчез, а кровь будто стала сплошным ментолом. Энрике повернул ключ зажигания, спокойно глянул на девушку и положил изящные руки на руль.

Машина неслась по Братску почти бесшумно, а на Тиль словно нашел столбняк. Хотя это было понятно — у нее были расшатаны нервы от скандалов дома и переживаний. И отдохнуть она толком не успела. Ее колотило, и от нервов, и от растерянности, она говорила мало, и Энрике эту растерянность очень ясно почувствовал. Наконец, свернув во двор на улице Обручева, Пресветлый остановил машину и прямо спросил Иру:

«Дорогая, тебя кто — то вчера после обидел? Ты перенервничалась, вся сжалась да и руки твои холодны как лед! Меня это не на шутку беспокоит. Что стряслось? Я понимаю что я начальник, но как мне вести сейчас себя и дальше ехать, если подчиненного вовсю трясет? Обьясни».

Тиль подняла глаза на парня и неуверенно стала говорить, запинаясь:

«П… Понимаете, п… Пресветлый Энрикккке, я всегда робею, к… кккогда оккказываюсь в нннеззз… знакомом помещении… Ил… ли эт… то… сам… мое»…

На самом деле Энрике понимал, что дома у девушки не все гладко. Он догадался: напарница просто не ожидала встретить ТАКОГО парня в провинции, и теперь просто не знает как себя вести. Юноша молча полез в аптечку и достал успокоительное. Вложил в руку ошарашенной девушке. Та: «Что это»? «В смысле»? — спокойно спросил начальник.

«Что это за фигня, Ваша Светлость»?

«Это сильное успокоительное. Съешь и все пройдет».

Ира проглотила лекарство и немного прикрыла глаза.

«Так в чем дело»? — снова вопрошал шеф, хотя знал, что не только нервы вызывают робость новичка. Сам подумал: «Видать ты увидела во мне мужчину своей мечты, но тебя отпугивает моя мудрость. Зря… Вижу, натерпелась от сверстников досыта. Мое появление здесь — простой психический шок легкой формы. У тебя стоит блокировка на отношения с кем — либо здесь. Твоя неподражаемая внутренняя краса в моем вкусе. Ладно, ты потом от моих недетски мудрых глаз перестанешь шарахаться, и прямо сегодня! Я же не собираюсь Вас насиловать на заднем сидении, вот и все».

«Понимаете»… — все мялась новенькая.

«У ТЕБЯ ОСТРЫЙ НЕВРОЗ ОТ ОТЧАЯНИЯ И СТРАХА ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ. Не надо меня бояться, милая. Я телом молод, но вот внутри скрыта неимоверная силища… Я могу быть и заботлив, и страшен. Это от ситуации зависит. Перестань»…

«Это все верно, Энрике, просто»…

«Да ты что»?! — изумился юноша.

«Да. Именно потому и позвонила, пришла работать в Дозор. Чтобы успокоиться. — Слезы хлынули из больших серых глаз Тиль. — Извините. У меня просто… нервное перенапряжение… наверное и личного плана».

«Ах вот оно что… Ладно, просто тебе надо нормально отдохнуть от всего нехорошего. — Шеф отстегнул ремень, потом достал бумажник. — Подожди меня, я сейчас. Отдохни и расслабься. Это все Химаура страхи вызывает, поверь».

Он вышел из машины и направился к магазину «Гамбринус», прекрасно зная, что откатано по городу уже три часа. Спустя десять минут он вернулся назад с пакетом продуктов. С чего бы это? Да ладно, кому какое дело — просто дома жрать нечего. Тильсирвэ заметила, что он напрочь игнорирует восхищенные взгляды девушек, курящих у магазина, и понимала, что они, наивняк, запали на сногсшибательную внешность. Им же просто до лампочки было, что внутри красавца скрывались непрошибаемая воля и тончайший интеллект. Волшебница сама невольно залюбовалась душой Энрике. Похоже, он это понял, потому что, когда сел в кабину, протянул спутнице коробку конфет и подвеску.

«Пожалуйста, возьми. Это от меня в качестве подарка в честь знакомства».

Пораженная, она приняла подарок и смущенно улыбнулась.

«Мы знакомы уже второй день, а вижу, НАСКОЛЬКО тебе здесь одиноко. У тебя вообще парень есть»? — Спросил про парня чисто из любопытства, хотел глянуть что будет.

«Они все УРОДЫ. — Холодно произнесла Волшебница. — Любовь достается самым худшим существам на Земле в наше время. У Вас наверное есть семья, дети. А я здесь не хочу ни с кем связываться. БЫДЛО ОНО И ЕСТЬ БЫДЛО».

«Про быдло ты права. У меня здесь тоже никого нет. Я и не собираюсь в этой газовой камере дарить любовь шлюхам». — отчеканил шеф довольно уверенно и холодно.

«Но э… Как Вы живете здесь с ТАКОЙ внешностью? Ведь женщины при ней лежат штабелями».

«Ты что, правда решила, будто я бы потащил в кровать соплячку, у которой в башке лишь гормоны и внешние данные играют? Если бы я и раздел женщину, то только равную мне и умную не по годам. Вчера ты обмолвилась у меня в офисе о своей несчастной любви. Я итак все знаю, милая, умная и красивая девушка… (его взгляд потеплел) к которой просто подходить страшно всяким щенкам, у которых одно в голове и в одном месте стоит. Ты еще со вчерашнего утра ошарашена моими данными, поскольку думала, что здесь шеф полное чмо малолетнее. Вот видишь, все оказалось наоборот. Вот и не знаешь как себя повести. Не стоит шарахаться от меня морально, милая. Да, я такой. Один НОРМАЛЬНЫЙ на весь город. Давай, попробуем конфеты, они с ликером. Не бойся, я ликер сделал безалкогольным через Сумрак. И знаешь — я впервые встречаю девушку с интеллектом взрослой женщины. — Он ухмыльнулся и легонько встряхнул Тиль за плечо. Та уже несколько „разморозилась“. — А насчет нервов мы потом спокойно поговорим. Ладно, поехали в Эдем. Успокаивайся, давай. Ладно»?

Эдем представлял собой заброшенный Дом Пионеров в овраге на конечной остановке заброшенного троллейбуса. Полуразрушенное изнутри здание, всем своим видом напоминавшее гробницы древних индейцев. Здание, наводящее ужас и страх на многих. Тиль видела эту постройку и раньше, но как — то не обращала на это внимания. И больше ее при подъезде к нему добила башенка, напоминавшая фаллос. Также в Эдеме было множество этажей, большинство лестниц от времени осыпалось, и провалы в них стали смертельно опасны. Энрике остановил машину неподалеку, вышел вместе со спутницей и направился к зданию. Тиль старалась не обращать внимания на небесную красу шефа, но внутри нее рвало и метало — чего доброго, еще к сотрудникам ревновать начнет. Энрике объяснил, что это здание — место сборищ Темных Иных и соваться сюда чисто из любопытства не следует. Парочка немного побродила по зданию, чувствуя чуть ли не кожей негатив, и поехала дальше, в Энергетик. Так Тиль и Энрике за полдня изъездили не только Братск, но и Гидростроитель, и Падун, и Энергетик… Девушка сказала, что ее ничего не смущает, а здешние Темные — слабаки, от которых мокрое пятно останется, коли в них плюнуть… После этого шеф предложил поехать далеко за поселок Чекановский, за которым расстилаются поля, поросшие несъедобной пшеницей, туда, куда не долетают дымы БРАЗА и где нет власти Химауры. Тиль согласилась.

5

Тиль знала, что где — то за городом существуют места, чистые, без городского негатива. Но только где? Энрике знал и потому повез спутницу на природу под поселок Чекановский. Его руки просто лежали на рулевой колонке, и он вел машину изумительно легко, словно с пеленок знал все — и коробку передач, и прочее… Его красивое лицо стало завораживать Иную все больше и больше. Серый пиджак Энрике со значком «Восточная Сибирь» только подчеркивал статус главы всех Светлых города. Только мудрый взгляд что называется «затыкал» красу парня и выдавал его истинный возраст. Сколько же ему лет? Сто? Двести? Нет, мало… мало ста лет, и даже пятисот… Да ладно, плевать… Главное — чтобы машину не занесло в кювет. И кто бы знал, КАК Волшебница возжелала почти по — подростковому, чтобы шеф ее обнял, поцеловал, и ДАЖЕ предложил близость… какой на свете не было. Но он уже руку поцеловал, этого достаточно. Но, увы… чудес на свете не бывает. И как раз в этот момент Энрике повернул голову, улыбнулся, и стал снова глядеть на дорогу. Он все понимал без слов, ему самому девушка с первого взгляда очень понравилась. Он и повез — то ее за город чисто потому, чтобы сделать ей приятное, утешить, а не показать места, которые не охвачены Химаурой. Одновременно юноша понимал каждой клеточкой своего тела — Тиль воплощение всех его грез на протяжении вечности со времен падения Рима. Он потому — то изредка и поглядывал на спутницу, невольно любуясь ею. «Такая чистая, как слеза, никем еще нетронутая в плане секса, некурящая, непьющая, русоволосое воплощение Девы времен Возрождения»… Холодок прокрался к сердцу парня, и он решил во что бы то ни стало помочь ей. Помочь стать веселой и счастливой. «Боже, как же питерская Волшебница страдает»! Шефу Светлых захотелось остановить машину прямо сейчас, потом сжать свой идеал в объятиях, зацеловать насмерть, раздеть потом постепенно наконец… В конце концов кельт с чудовищным трудом заставил себя успокоиться, при этом не подав вида, что в его сердце бушует светлое чувство. Он даже с ужасом подумал, с ужасом радости: «О Боже, неужели я не импотент»?! И тут же зарубил все эти мысли всерьез и надолго — мол эта хрень про здоровье в интимной сфере свойственна лишь подросткам, у которых гормоны в кровь ударили… Сглотнув слюну, Энрике несколько нахмурился и на этом успокоился, благо до окончательного конца пути — до места в поле, поле, где пшеница осенью всегда опалена выбросами Химауры с метилмеркаптаном и алюминием, осталось не так уж и далеко. И он вновь решил заговорить.

«Я итак знаю, что ты согласна выезжать на природу, не с кем же, благо здесь дышится гораздо легче, чем в городе. Я приставать не буду, не маньяк. У меня кучу лет женщины не было, и я привык. Проблем не будет, Тиль».

Девушке стало весело. Она хихикнула и сказала:

«Мне СОВСЕМ не нужен секс, я же даже приставать не умею, и не хочу интима вообще». — ее глаза засияли солнышком, а губы расцвели в улыбке. Алые и тонкие.

«Дорогая, я понимаю, что тебе нравятся объятия, поцелуи, но сексуальное влечение еще не пробудилось. Так что жди. Я не из той породы начальников, которые тащат при каждом удобном случае в койку подчиненных. Я прежде всего ценю внутреннюю сущность. А вот если девушка на собеседовании начинает мне глазки строить, отказываю в работе в Дозоре без разговоров, чтобы не вешалась на шею и нервы не трепала. Да ты, как вижу, тоже плюешь на оболочку»…

«Да, здесь мы ОДИНАКОВЫ».

«Знаешь, почему я со второго дня открываю тебе душу? Ни с того ни с сего»?

«Знаю. Потому что если бы не подошла, то Вы бы не позвали меня на осмотр рабочих объектов, а после этого — съездить на свежий воздух. Я также люблю бывать на природе — там становится гораздо легче без искушения и выбросов. Конечно, я не по — женски умею колоть дрова, но избу не смогу построить, — улыбнулась Иная и прихлебнула минералки „Гелиос“ из бутылки».

«Да, Тильсирвэ. Теперь, с этого дня ты моя правая рука. У тебя отнюдь не первый уровень Силы — Высший… И это в восемнадцать лет… Как же ты сумела набрать такую силищу так рано?! Обычно на это уходят десятки лет. Но мне это нравится. На коллектив особо не обращай внимания — они все меня достали до самой печени… кроме того, ко мне должны прислать Инквизитора из Москвы. Тогда авось будут умнее, блин… Буду держать его как визитку для устрашения. Чтобы не рыпались. Ладно, давай остановимся в поле — сил наберемся. Все — токи сегодня тридцатое число — красота, одуванчики… Чем не прелесть? Кстати, ты что, и правда не собираешься здесь даже в среде Иных Света себе кого — то искать? В личном плане»? — еще раз решил убедиться шеф.

«Я в личной жизни НАМЕРТВО разочарована. Рассказала бы, чего желаю в свои годы, но не буду. Это все фигня, Пресветлый… которая грызет измученную душу как червь, от этого никуда не деться. Спасибо большое Вам за подвесочку, на самом деле мне никогда не дарили не то что их, но и цветов тоже. Я никогда не целовалась под березами, не почувствовала еще всего этого драйва, потому что все вокруг законченные скоты и все это существует только для быдла, у которого детство в заду не отыграло».

Энрике изумленно глядел на нее. Он был до корней волос ошарашен. Конечно, он сразу понял, что его напарница страдает от одиночества, но чтобы ТАК… «ВОТ СКОТЫ! — в сердцах подумал он, — ЛИШИТЬ лучшего ТАКУЮ красавицу?! Ладно, исправим положение, тем более мы оба оказались в одинаковых вкусах насчет друг — друга. Дальше посмотрим».

«Получается, что»…

«Да, Ваша Светлость. Вы первый, кто подарил мне подвеску. Спасибо, я очень тронута»… — и смущенно вжала голову в плечи. Ее огромные глаза, русые волосы, губы и сама фигура заворожили Светлого мага с первого взгляда, более того! Ему показалось, что эта встреча не случайна, и что они уже встречались очень давно в прошлых жизнях Тиль, любили друг — друга… Сам Энрике не мог понять состояние своей души в данный момент, последний раз оно его посещало ТАК давно, что начинаешь невольно отвыкать от прекрасного в среде людей, на работе, еще где — нибудь… Сам золотоволосый кельт НИКОГДА не лез в Сеть на сайты знакомств, порно ненавидел и не смотрел, и всех послал кого мог за все время существования нового Братска… НО эта девушка… с ликом древних Богов…

«Почему ты не родилась в мое время?! Зачем Судьба изувечивает тебя чужим личным счастьем?! Вечно юная, но такая печальная»…

6

…То бескрайнее поле было похоже на гигантское одеяло, или на зеленое море с живыми волнами, что тянулись к Солнцу… Они колыхались на ветерке слабыми, ласковыми и ароматными волнами. В них были вплетены золотые одуванчики, своей мягкостью напоминавшие цыплят. Впрочем, еще дальше горизонт становился золотым от их бессчетного количества. Иногда в этом живом океане появлялись первые веселые жарки. Зелено — желтое море, с примесью огонечков… оно как бы говорило о Вечном, о двух Мирах… В таком поле было бы обалденно заниматься любовью, особенно в первый раз по обоюдному согласию, когда только — только начинает расцветать юность в членах…

Энрике на самом деле очень часто бродил по этой Вселенной, с наслаждением из года в год вдыхая ароматы летних и весенних трав. Лично для него это место на протяжении пятидесяти лет было Священным… Просто потому, что сюда не долетали выбросы БРАЗА и ЛПК, основные поставщики питания для Химауры…

Здесь пели птицы в небесах, летали ласточки и иногда соколы… Гигантский организм отдавал от себя Добро в пространство, насыщая все и всех живительной энергией… Было видно — Химаура сюда правда не дошла, и потому эти места сохранились в первозданном виде, какими и были до строительства плотины. Отравив Природу, люди получили взамен Химауру от собственной корысти. Среди Иных ходила легенда, что на границах Химауры и Природы существуют священные Тропы, они идут по брошенным рельсам в лесах, и даже по свалкам за городом, по берегам Водохранилища, что ТОЛЬКО там возможно исполнение САМОГО заветного желания на Свете… Если очень чего — то пожелать, да не с корыстной целью, а искренно, встав у рельсов или на сами рельсы, покрывшиеся мхом и черноземом от времени, или просто лечь на эту святую землю и проникнуться Силой, то Вселенная откроет свои Врата и откликнется на Зов… Энерик знал об их существовании, знал, что останки рельс и сами рельсы идут и по дну Братского Моря, но там по ним текут Ручьи Смерти, смешиваясь с ядом погибших деревьев… Ведь они до сих пор покоятся на дне Водохранилища, и никогда даже люди не очистят свое детище от почти истлевших стволов… Больше никогда и никому не проехать по утонувшим рельсам, не перезахоронить останки мертвых с размытых кладбищ… Только Небо останется неизменным с начала времен, но даже ему тошно от выбросов. Вот оно такое — чувство Жизни и Смерти на берегах Братского Моря… И даже дети в этом городе иногда рождаются с рассеченными ДНК, и не только! Есть и инвалиды с рождения, и многое еще чего…

Энрике взял Тиль за руку, когда та вышла из машины, с наслаждением вдохнув свежий воздух, и молвил:

«Я хочу чтобы ты выздоровела. На самом деле юность имеет и негативную сторону. Но взгляни на меня: я юн, только глаза говорят обратное. Это очень редкое сочетание души и тела… Как ты думаешь, сколько мне лет? Знаю — теряешься в догадках. Мне далеко не сто, не двести и не пятьсот лет… Я никогда не состарюсь и никогда не умру. Современные же подростки слишком глупы, чтобы догадаться, ЧТО на самом деле может скрываться под красивой оболочкой. Они наивно считают, что красота оправдывает ВСЕ… Юность ужасна тем, что у многих голова зеленая и мозги спущены с тормозов… Но не у всех. Молодые всегда хотят всего и сразу, и при этом из них прет ТАКОЙ эгоизм, что страшно становится. В этот период человек не думает о других, а лишь о себе и удовольствиях… А старость несет негатив в одном плане — ты мудр, опытен, солидарен и можешь подать руку помощи. НО ТЕЛО УЖЕ СОВСЕМ НЕ ТО. Иные сочетают в себе обе стороны: они мудры, и одновременно вечно юны. Но здесь, в Братске, Химаура травит их мировоззрение и потому здесь кишмя кишат Темные. Во мне перемешаны мудрость и вечная Юность. ТЫ ТАКАЯ ЖЕ. Мне тоже тяжко сидеть здесь, в дыму, и смотреть как деградируют многие. Когда мне невыносимо горько и одиноко, я приезжаю сюда и получаю колоссальное облегчение… Шелест листвы и ароматы цветов, трав, даже снега залечивают боль. Честно говоря, мне тошно в этом городе».

«Я испытываю точно такие же чувства, Энрике. Вот потому и хочу разгрузить голову от негатива на природе и в Дозоре. Простите, что стала вываливать все о себе, просто сил уже нет. В этом поле так свежо, так красиво и тихо! Травы не умеют ненавидеть, они могут любить только Солнце… которое было Богом во времена древних кельтов. Как жаль, что этой Эпохи больше нет. Мне было бы очень хорошо, если бы я могла носить средневековое платье и умела играть на флейте».

Энрике после этих слов словно током ударило. Он умел играть на этом музыкальном инструменте, особенно обожал древние мелодии своей юности… человеческой. Песни, которые уже никто не помнит. Юноша ошарашено глядел на напарницу, и не мог поверить, что наконец — то встретил родственную душу в этом Аду… Тут под прицелом его бездонных голубых глаз Тиль стала еще больше улыбаться и довольно кивнула. Юноша принял это к сведению и предложил пройтись, очарованный кроткостью собеседницы. Его душа сама запела, наконец за все эти пятьдесят лет в Братске, словно флейта, а может быть эти двое предназначены друг для друга? Стройный, как тростиночка, сногсшибательный красавец, шеф скинул с себя серый пиджак и потом аккуратно свернул его, оставшись в рубашке и галстуке. Сел в зеленую душистую траву. Тиль, вся светясь от радости, присела рядом. Также как и начальник, она стеснялась своей симпатии к нему, а он — к ней… Вернее, эти образы сложились у обоих в головах… Энрике поднял голову к небу, и задумчиво молвил:

«Когда Солнце было Богом, Мир жил по законам Природы, в сонме язычества. Женщины не знали наркоты и вкуса табака, и были всегда свежи и молоды очень долго… Ты просто мог пойти на поляну, помолиться Одину, или эльфам, они тогда еще жили среди людей. Я Они женились на простых девушках, и тщательно скрывали свою истинную природу от всех. Один решал, кому жить, а кому достойно умереть. Его валькирии также любили и ненавидели, да и я бы был не прочь провести пару ночей с этими воинственными Девами. Я по своей природе язычник от мозга до костей, нелюдь, как и ты. Слушай, переходи ко мне на «ты», надоело на «вы».

«Хорошо. Как тебя звали раньше»?

«Мое настоящее имя ГВЕЛД, потом я стал Энрике. Но оба этих имени прекрасно гармонируют друг с другом. Гвелдом меня зовут только в особых общинах. По сути у меня эльфийская душа, вот она и тянется на волю, в лес. Долго я не могу находиться в городе. Природа и язычество ЕДИНЫ. Это истинная религия. А во что веришь ты»?

Тиль очень осторожно положила Энрике на плечо руку.

«Я язычница. Вот еще вопрос — почему Братск докатился до Химауры и ничего нельзя сделать даже людям»?

«Это Мертвая Зона. А о мертвых либо все, либо ничего. Насчет природы ты права. Проще жить в лесу, чем связываться с быдлом. Я сижу здесь уже пятьдесят лет. И все эти годы нещадно посылал всех наглых и хамоватых девиц. Я обручен с Природой, Тиль, этого достаточно».

Золотые локоны Энрике сливались с цветом и звоном голубого неба, в котором все еще летали птицы, локоны, такие древние и красивые… Трудно было поверить, что эту шевелюру НИКОГДА не красили всякой химией. Золотые власы свивались на концах в тяжелые, благородные кольца и сбегали по стройной спине волнами, почти достигая пояса. Нереально сногсшибательный парень чах в городе алюминиевого смога. Хотя он же Иной, что тут гадать? Черты лица скрывали страсть, которая могла вырваться на свободу и снести ВСЕ на своем пути. Но особенно, как говорилось выше, поразили девушку глаза шефа. Большие, мудрые, голубые, как ясное небо… Их юный и одновременно «тяжелый» взор мог просто пригвоздить любого, кто считал Энрике сопляком. Не верилось, что эти красивые очи видели СТОЛЬКО, что представить страшно. И вот теперь Светлый Маг просто отдыхает. Его тонкие губы ТАК манили к себе, просили поцелуя достойной женщины. А вышеописанные власы цвета глубокого золота и спелой пшеницы были тщательно расчесаны, уложены в пряди на плечах и частично закрывали галстук. И вот он, женский идеал, ангел, уставший от груза веков, кельт, сидит и мечтает, немного прикрыв глаза. Выглаженная белая рубашка пахнет одеколоном, лицо гладко выбрито, без усов, и легкий, едва заметный румянец на щеках… А зеленые волны поля успокаивали Иных. Иногда шеф тоже бросал на девушку взгляд. По траве скакали молодые кузнечики — кобылки, их было очень много, и они не знали слез. Пушистые шмели вились вокруг цветов, и паре показалось — вот она, настоящая жизнь — в поле… А не в городе, где все достало до невообразимых пределов.

Ира вспомнила, как один раз она пришла домой, выжатая как лимон, издерганная, а тут еще родители полезли с придирками. Бедная девушка закрылась в туалете и стала рыдать навзрыд, а потом когда ее пришла утешать бабушка, просто вцепилась в нее, а та обнимала внучку, целовала, и говорила:

«Не надо так, моя хорошая, — это все нервы, понимаешь? Выпей валерьянки и успокойся. Давай я дам тебе валерьянки, а? А полыни? Ну ты только посмотри на себя, у тебя руки как у алкоголика трясутся»!

«Я устала от всего этого, я не хочу больше так жить, я не могу выйти на улицу и спокойно посидеть даже в парке — кругом эта погань: влюбленные парочки с цветочками в руках девиц, а девицы эти размалеванные, пустые, дикие и тупые, как бревна! Ненавижу их! Почему им все, а мне ничего?! Почему они радуются, а я плачу сутками?! За что мне все это, черт возьми?! Я не понимаю, почему?! Почему я не могу радоваться, как все, какого… я здесь живу»?! От такой триады бабушка еще крепче прижала внучку к себе и принялась гладить по голове. Спросила:

«Мы все тебя любим, неужели это плохо? Вот, посмотри: подарили сапоги, куртку, брюки, любя, для тебя выбирала — неужели не нравится?»

«Нет, я рада конечно, но ведь вещи это вещи, они не обнимут тебя так, как ты, не подарят цветов, не проводят до дома и не будут целовать! Мне обидно до слез что я трачу свою юность на пустоту! Я не курю и не гуляю, не требую ни от кого денег, а все равно одна»!

«Моя ты красота, да они же, все эти девчонки и мальчишки, ГЛУПЫЕ! Они сами не разбираются, с кем гуляют, подарки дарят чисто как приманку, а потом у них все это перегорит и исчезнет! Поверь! Не стоит из — за этого плакать. Да, обидно, но что сделаешь? Придет и твое время».

Ира взглянула едва видящими от слез глазами в доброе родное лицо и прошептала:

«Раз так, тогда ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ Я НЕ МОГУ никого найти для себя, чтобы склеить разорванную в клочья душу?! Я не хочу так сидеть и ждать всю жизнь, я тоже хочу целоваться и любить! Мне не нужны флэты и дискотеки! И не нужен сопляк, которому бы только с друзьями сутками болтаться»!

«Ира, да они же еще умом не выросли! У них мозги вареные потому как опыта нет! А ты выше всего этого быдла, потому подожди, и к тебе придет счастье лучшее на свете, ты этого достойна»!

«А вся юность в трубу вылетит, бабушка, я буду старая, вот тогда — то и придет счастье… Я лично не хочу этого! Или все, или ничего! Просто страшно так жить, ждать и страдать от одиночества… Знаешь, как это страшно — сидеть одной в Новый Год в комнате и осознавать, что никто никогда тебя здесь не поздравит, не придет в радости, не поиграет в снежки и не выпьет шампанского! Обычно народ просто тупо напивается, плюет на все. Я так не могу. Обидно сидеть и ровно в полночь горько рыдать от обиды, зная, что так будет ВСЕГДА. Зачем тогда молодость эта чертова, если ты никому не нужен? Я скоро в прямом смысле свихнусь от такой жизни, бабушка! А лучше будет, если я просто умру рано, этак лет в 25 — 30, 32 года — зачем жить, если никому не нужен? До 25 можно пожить — побиться, а потом — нахрен, на Небо, там круто и здорово, правда! Там нет нервов, злости, зависти… Там юность может быть вечной, а разум чистым. Вот поэтому у меня страх перед жизнью — страх одиночества, бабушка. Ты ведь не хочешь видеть, как я страдаю, так? А зачем мучиться, если можно упросить Богов о милости»? — рекла Иная, не понимая даже, ЧТО говорит.

Пожилая женщина все понимала, и ей было невыносимо горько, что любимая внучка ТАК страдает. Одновременно бабушка сама не могла взять в толк, отчего молодежь стала НАСТОЛЬКО эгоистичной. В годы ее молодости парни в прямом смысле носили девушек на руках, берегли, ласкали, а теперь… Теперь ужас что творится. Поиграются и бросят как тряпку, веселые такие… Одновременно бабушка удивлялась, ОТЧЕГО у ее Иры в свои года НЕ ПО — ДЕТСКИ МУДРЫЙ ВЗГЛЯД… ДА ТАКОЙ, ЧТО КРОВЬ СТЫНЕТ В ЖИЛАХ…

7

Энрике сел к Тиль еще ближе, положил ей руку на шею и принялся тонкими пальцами ее массировать. У девушки правда несколько побаливала шея. Потом он немного подержал руку на затылке и спросил, как коллега себя чувствует. Боль прошла. После Энрике сказал, что будет возить девушку на природу часто, чтобы та поправлялась. И снова напомнил ей, что «в юности почти нереально понять, что на самом деле партнер не рассматривает тебя как серьезную кандидатуру в спутники жизни. Просто принюхивается, вот и все». По энергетике его с виду хрупкие кисти рук были схожи с оголенными проводами, а в венах кипела мощь веков. Он не каждому подаст руку. И вся его внешность говорила, что в венах как бы течет не кровь, а что — то покрепче… Любая бы запала только за глаза и за вишневого цвета губы… НО НЕ ТИЛЬ. После той поездки ей правда стало легко и весело.

Конечно, одной природой знакомство не ограничилось — Энрике пригласил девушку к себе на чашечку чая. Та согласилась. Хотя и чувствовала себя неловко. Даже успела пожалеть об этом мысленно, но было поздно. Уже на подъезде к дому шеф снова сказал, что приставать не собирается. Иной, остановив машину, сначала серьезно посмотрел на Тиль, а потом вышел, после подав ей руку. Приняв с улыбкой такую заботу, Волшебница уловила дрожь в изящной кисти спутника: было видно, что он несколько нервничает. Мило улыбнувшись, Пресветлый предварительно поставил машину на магический замок, чтобы не угнали Темные. Девушка, снова насторожившись, думая глупо, что с ней хотят переспать, шла неуверенно. Даже подумала: «Природа — это хорошо конечно, но вот зачем после домой тащить»?! Энрике, вдруг встрепенувшись, изрек: «Я пакет в машине забыл, подожди, пожалуйста». Пройдя твердым шагом к своему авто, он приложил ладонь к замку багажника и через Сумрак открыл его, достал оттуда все что надо и, запечатав замок магией, пошел назад, доставая из кармана ключи. Тиль последовала за ним, повеселев.

Дом Энрике оказался просторным, внутреннее убранство ничем не отличалось от многих интерьеров, если бы не одно «НО»: бардака не было и в помине, кровать аккуратно заправлена, везде расставлены маленькие свечечки в гильзах. В одном из углов просторной комнаты находилась великолепная катана, вся черная, в блестящих ножнах. Тильсирвэ постепенно оглядела помещение — советские обои, пара карт на стене, картины природы, несколько шкафов, тикающие часы, компьютер последней марки, платяной шкаф в другой комнате почти до потолка… В доме не оказалось ни одной пачки сигарет, а следовательно и пепельниц. Не было там места и бутылкам из — под пива, пыли и даже «Кама — Сутры»! Вместо каких — то бездарных книг типа мужских по закадриванию женщин на полках было полно литературы о стройке города, о городе Братске, о мутациях, НЛО и психологии, и даже о древних кельтах… И — никакого упоминания о буддизме или кришнаитах, или про Индию. Тиль знала, что в городе кришнаитов достаточно, что лишь ленивый не интересовался тем, что это такое. Куда ни ткни — у всех на полке то Шри Ауробиндо, то йога, то Карлос Кастанеда… Где ж свое, русское?

А здесь — другое…

Пока гостья изучала интерьер, юноша стоял в дверном проеме и лучезарно улыбался. Потом попросил ее подождать минут пятнадцать, и пошел принять легкий душ, переодеться. Тильсирвэ еще раз прошлась по комнате, потом поглядела на компьютерный стол с дисками. Этно, кельтика, классика… — и никакой порнушки в фильмотеке! И снова взгляд Волшебницы устремился на катану. Как оказалось, она была не сувенирная, а самая настоящая, с царапинами на лезвии. Резная ручка содержала на себе китайских драконов, цветы и еще какие — то непонятные знаки. Тиль обожала мечи, но НАСТОЯЩЕЕ оружие она видела ВПЕРВЫЕ. Ножны были с шелковым ремешком, что очень умилило.

Неизвестно, СКОЛЬКИХ Темных тварей убил Энрике этим божественным оружием, да дело не в этом. А вдруг он и правда строил ГЭС, тогда ГДЕ ж он хранил все это добро? Этого Тиль не знала. Она сидела на стуле и тихо вслушивалась в шум воды в ванной, думая, как выглядит тело Пресветлого… в древних одеяниях. Потом пошла на кухню и поставила чай греться. И ей действительно стало гораздо легче, так что не хотелось возвращаться домой. Девушка продолжала думать о шевелюре парня, о его внешних данных и о мудрости. Налив себе кипятка в кружку, Волшебница сняла с полки книгу о городе Братске. Там говорилось и о выбросах, и о том же метилмеркаптане, но на фото не было ничего интересного.

Тем временем шеф закончил свои дела в ванне и, запахнувшись в белый халат, сушил волосы феном на кухне. «Тильсирвэ, я сейчас!» — крикнул он и довольно скоро появился в комнате в обыкновенном пиджаке и рубашкой под ним, в выглаженных брюках. Похоже, у шефа было сразу несколько комплектов офисной одежды. Парень выглядел просто великолепно. Его шевелюра обалденно пахла шампунем, а юное тело вызывало неописуемый интерес. Казалось, что это была на самом деле ожившая восковая фигура, или просто модель. Только одна разница — краса природная. Юноша прислонился к дверному косяку, улыбнулся и спросил:

— Как тебе мое жилье, Тиль? Небольшой развал присутствует, не смущает? Славно мы с тобой сегодня поездили по городу и пригородам, правда?

Тиль немного покраснела и неуверенно ответила:

— Да, Энрике, я рада…! Я ОЧЕНЬ ДАВНО так не каталась, правда! Особенно мена поразило красотой то поле… Как в детстве, в поселке Чекановский, когда некоторое время мы с мамой там снимали квартиру. Мне было семь лет, и я очень любила бегать по такому золотому ковру и ловить белых бабочек. Все казалось таким Светлым и добрым… Мама потом сказала, что из поселка нужно уехать — коленки, косточки болят у взрослых и детей, что там плохой воздух. Я испугалась. А потом узнала, что большинство жителей больны раком костей. Я знаю, что это такое. Это единственный вид онкологии, когда можно точно назвать день и час смерти. Мы уехали. Я не знаю, что теперь творится в поселке.

— Дорогая Тиль, его эвакуируют, но люди все равно упорно не желают уезжать. Оправдываясь тем, что им так ближе ездить на работу — на БРАЗ. После этого поселок даже стали заселять Темные Иные, которым рак костей не страшен. Иные им не болеют. Я о другом хочу спросить, дорогая: как тебе сами места, где собираются Темные Иные? Понятно теперь, как работать? Или тебя что — то настораживает?

Тиль улыбнулась и ответила:

— Здесь не так уж сложно работать, Энрике. Темные Братска очень слабы — они занимаются всего лишь тем, что сосут всякую дрянь, гадят и блюют где попало. Для таких я могу надеть на себя ложную личину, и они не смогут распознать, КТО перед ними. Так что проблем не будет. ЭТО СЛИШКОМ ПРОСТО.

— А тебя не смущает, что их СЛИШКОМ МНОГО в городе?

— Все зависит от сложности задания, Пресветлый Энрике. Братские Темные, в отличие от питерских, очень слабы. Тупые твари, которые только и делают, что пьют, срут и трахаются. Их уровни — шестой, седьмой, плюнешь — мокрое пятно останется. У нас в Питере Темные гораздо опасней, чем здесь. Сколько раз приходилось и защитные амулеты носить, и даже чуть ли не защитную молитву читать перед боем… Здесь стоит лишь махнуть рукой — все… Так что у меня проблем не будет, даже если эти выродки и увидят мою питерскую Печать. Понимаешь?

Энрике спокойно, с доброй улыбкой, глядел на юное создание и думал: «Милая, ты даже не понимаешь и не представляешь, НАСКОЛЬКО опасны твари из Братска, ведь их всех питает не просто Сумрак, а Химаура! Если даже я не могу победить чудовищный Купол, нависший над городом, то что о другом говорить? Ты еще никогда не сталкивалась с этими „гремлинами“, они же сами не знают и не понимают, что творят! Это тебе не хухры — мухры! Они очень скользкие и способны втереться в доверие наивных и доверчивых. Ну что — ж, давай работать, милая, а я тебя поддержу в этом и помогу… И не только… Все же ты, Тиль, внешне очень хрупка и очень красива… Только сама себе цены не знаешь. Слушай, давай общаться на равных, без выканья… А далее сработаемся, после я покажу себя НАСТОЯЩЕГО в отношениях». Энрике после мыслей повернулся вполуоборота к двери и направился на кухню.

Достав из морозильной камеры бутылку вина, юноша повертел ее в руках, прикидывая, в какие бокалы разлить этот напиток. Вино оказалось очень слабой крепости, но Тиль отличалась от большинства сверстников тем, что вообще не пьянела! Вино для этой Леди было простым лимонадом. Оно ее свалить никак не могло. Потому Энри спокойно поставил бутылку на стол, достал из шкафа хрустальный сервиз, и разлил брагу по бокалам. Слабое шипение сбраженного виноградного сока как — то успокаивало нервы и внезапно забившееся сердце. Кто бы знал, что Энри хотел накачать девушку спиртным по самые гланды, после обнять сзади, стащить со стула, припечатать к стене, а потом… Парень с трудом выдрал эти мысли из головы: «Энри, спокойно, это все твоя физиология, как всегда, вылезает наружу, но ты ее, умница, замораживаешь. Тем более эта девушка несколько растеряна и запуталась в чувствах. Да, ты ей понравился, только Леди очень умело это скрывает. Да и ты хорош, Энри: задобрить решил бухлом беднягу. Но традиция есть традиция, ты же Тиль трахать не собираешься! Хотя сам втайне очень, очень хочешь этого! Желаешь разорвать на Волшебнице блузку, а дальше… А вот дальше по шее получишь. С утреца. И какой ты после этого будешь Пресветлый»?

Энрике тряхнул чистыми волосами, еще раз прислушался к мягкому, ласковому шипению благородного напитка. Потом закрыл глаза и сглотнул ком в горле. Юноша не мог толком объяснить свое состояние, его как магнитом тянуло к Тильсирвэ, словно они были знакомы тысячу лет! Ему самому хотелось сожрать пару таблеток снотворного, упасть и отрубиться — настолько парень перевозбудился. В свое время, очень давно, он называл свое семя Жемчужинами Счастья, а что тогда можно сказать о месячных девушек? Что это просто розы, плачущие алыми слезами? Ждущие Святых Фаллосов? Парень в конце концов не выдержал, залпом выпил свой бокал и мысленно приказал своим гормонам заткнуться окончательно. Почувствовав наждак в мозгу после очередного мысленного образа Тиль, вырвавшейся наждачной боли из ясно чего, кельт стиснул зубы, и, перетерпев хлынувший в вены адреналин, вернулся к Тиль.

Та спокойно сидела и думала о чем — то своем. Ее голубые одежды и большие серые глаза как — то странно дополняли друг — друга. Необычайно мудрый взгляд Волшебницы вызывал еще больший трепет. Девушка спокойно подняла голову и тихо улыбнулась. Улыбнулся и Энрике, стоящий с пустым бокалом в дверном проеме. А после легким жестом руки пригласил следовать за ним. Тиль радостно вскочила и подчинилась. У нее явно поднялось настроение.

— Тильсирвэ, я решил просто порадовать тебя. Почему бы после одуванчикового поля не отведать вина? Никто никого здесь не собирается поить, да и видно, кстати, что тебя никто и никогда так не угощал… Думаешь, подвох?

— Нет, Энрике… — Тиль опустила голову.

— Вот видишь… Просто я иногда люблю угощать своих подчиненных, но не всех. А раз уж ты Волшебница, почему бы не отметить принятие на работу? Кстати, спасибо, что оценила мой подарок, — и он с улыбкой перевел взгляд на подвеску на шее девушки. — Ты меня не бойся, милая. Просто не повезло тебе в жизни с настоящими мужчинами, попадались одни уроды, а тут — хлоп! — и сам парень инициативу проявляет! Пусть кулон станет оберегом. Вот так. Я хочу выпить за это. — Энрике сидел вполуоборота, держа узенький винный бокал за ножку тремя пальцами. — Я специально выбирал вино слабой крепости. Ты же это любишь. — И отпил немного, изумляясь светлому перезвону бокалов при свечах.

— Да, конечно, я очень тронута. Мы и правда очень здорово съездили на те поля, где Химаура не властна, и я очень рада, что ты меня сразу понял. Просто, когда я первый раз позвонила в Штаб, ты отвечал по телефону довольно холодно. Вот и подумала не так.

— А что «так»? Я же не знаю, кто ко мне заявится. Вот и держу такую марку. Ты не испугалась. Зато поняла: я не чмо зеленое, пьющее из банки «ягуар». Я вообще ненавижу всю эту химию, меняющую структуру ДНК. Это та же Химаура, только в банке. Теперь о другом. Я не люблю, когда навязываются и строят глазки. Потому и разговариваю довольно холодно. Для своих есть сотовая связь. Слушай, надо бы обменяться телефонами. Только одно прошу насчет этого: не звони в пять утра.

— В такое время я никогда не позвоню: я же понимаю, что так не делают. Меня воспитали по — другому и приучили не вестись за парнем в дом после первой встречи. Вот и все… — Девушка прихлебнула вина из бокала.

— Мне например нравится с тобой разговаривать… Очень приятно. — Энрике улыбнулся.

— Мне тоже… Слушай, можно задать вопрос не к столу?

— Давай. А какой?

— Почему ты так увлечен историей строительства Братска? У тебя книг об этом — аж целый шкаф… Я никогда раньше столько не видела! У меня был давний друг, историк, его звали Вова, у него этого добра было в квартире под потолок, желтые газеты, очерки, рисунки… Это вовсе не Иной, а человек. Он любил собирать очерки о Ангарской деревне и рисовать карикатуры. Хороший очень человек. Он был мне как отец, вот только мать моя его не любила. Но ты — зачем собрал у себя столько книг?

— Я говорил, что над Братском висит Химаура. Должна же она была откуда — то взяться. Вот и собираю все о строительстве города. По — моему, ты слишком рано задала этот вопрос. Я потом расскажу. Да, я здесь давно, и пытаюсь найти ключ к Химауре уже много лет. Она на меня не действует: прибыв сюда, я поставил вокруг себя мощный энергетический барьер, и все излучение Братского кошмара отлетает от меня, как мяч от стены. У тебя же такого барьера нет, и поэтому черная гадость может и на тебя подействовать, Волшебница. Я подарил тебе кулон, это будет оберег от первосортной грязи. Кроме книг о городе, у меня куча кассет с записями хроник. И там, поверь, есть такое, от чего волосы дыбом встают! Девяносто первый год чего стоит, когда здесь проходили митинги против выбросов… Я сам был на них, и, поверь, хорошего мало. Одни и те же лица, бесконечные похороны детей и молодежи, — алые, обитые бархатом гробики, жуткие надгробия со «срезанным» наискось верхом, а сами люди были все постаревшие лет на десять… Серые лица начала девяностых, и пустые, злые глаза… Ни улыбок, ни смеха… Все одеты одинаково… О детях вообще не говорю… Ходячий ужас… Что морально, что физически…

— Да, Энрике… Мое детство пришлось на самое начало девяностых. Я очень хорошо помню, как было множество собраний в центре города, мои бабушка и дедушка ходили туда… Один раз взяли и меня, но я просто не понимала, о чем говорят. Было скучно. А сами выбросы да, очень, очень превышали норму. Когда мы однажды ехали в машине на дачу зимой, через завод, я, шестилетняя, обратила внимание на то, что на снегу присутствует непонятный рыжий осадок. Родители объяснили, что это грязь от колес. Снег пах… выбросами. Очень много людей тонуло на льду Водохранилища. Как говорила бабушка: «Одни шапки остались». Чистого снега в городе почти не было. Потом почти каждую неделю, Энрике, под нашими окнами играл похоронный марш… И на соседней улице было то же самое. Как — то раз летом я с бабушкой пошла за хлебом, прошли в ближайшие дворы, видим: у подъезда гроб. Я, пятилетняя, удивилась, спрашиваю: а кто это умер? Отвечают: «Бабушка умерла». Меня в те годы насторожило, почему столько смертей.

— Да, Тиль, было именно так. Бесконечные гробы и плач… Смерть гребла всех без разбора. Что ни неделя — то горе. Да и меня самого тошнило от выбросов аж в Сумраке. Мне показалось тогда, что даже Тьма отступила назад, слыша бесконечные вопли на кладбищах. А ты тогда была еще совсем маленькая, и тебе говорили, что умирают пожилые. Мимо моего дома также проезжали грузовики с гробами. За ними шел оркестр, и после этого мне стал сниться весь этот ужас… Когда Темные начинают слабеть, Химаура принимается именно так косить местное население, чтобы уравнять весы. И, Тиль, в роддомах у младенцев иногда не раскрываются легкие, вообще. Такие дети живут всего лишь несколько часов, а после умирают. Уму непостижимо, КАК они в утробе еще выживают?! Либо рождаются с двумя — тремя сердцами, и аппендицитами. Было и такое. А тебе говорили совсем другое, чтобы не шокировать. Я и сам не знаю, почему в самом начале девяностых гробы обивали алым бархатом. Выглядело просто устрашающе. Даже наши, дозорные Светлые, иногда боялись лишний раз на улицу выходить.

— Энрике, а как же тогда город не вымер? Мне было страшно. Я, помню, переживала за бабушку, боялась что она уйдет за хлебом например и не вернется. И вот тогда я впервые задумалась о том, чтобы стать чем — нибудь волшебным. И вот, я Иная. Странно, но я тебя в детстве на улицах города не видела. Единственное, я видела один раз мельком парня с такими же волосами, как твои. Высокий, стройный и невыразимо прекрасный… И от него струилось Добро…

— Возможно, это я и был. Но я тебя не могу помнить. Это неважно. Главное — мы познакомились, общаемся, и сейчас сидим здесь, за столом при свечах… — Шеф сидел, немного откинувшись на стуле, по — прежнему держа бокал с вином. Он совсем не пьянел, а просто наслаждался общением с прекрасной девушкой. — Хорошо, милая, не будем больше говорить о экологии и о гробах. Я потом объясню отчего у меня столько хлама про Братск. А ты не треплешься о тряпках и прочей дряни! Мне это нравится. Странно, что мы не встретились раньше. Меня бесит, когда я иду по улице, а девицы без царя в голове на золотую шевелюру таращатся. Приходится иногда просто мысленно внушать им, что я опасен. Знаешь, даже на сходках Иных зеленые подростки на шею пытались броситься. Но нет! Я что, не знаю разве, что это малолетнее быдло мечтает поставить меня рядом с собой и хвастаться — вот мы какие крутые, красавца отхватили! А вот этого в моем случае никак быть не может! Моя работа заключается в том, чтобы мочить особо опасных тварей, насилующих наивняк. Вопрос решается обычно либо арестом с лишением Силы, либо убийствами. Обычно я сам всякую мразь бью насмерть, либо этим занимается кто — то другой. Ладно, поработаешь потом, все сама увидишь.

Тиль внимательно слушала. Ее сердце учащенно билось. И она решила спросить, наконец, о катане в углу.

— Очень древняя катана, я могу таким лезвием легко гвоздь перерубить. Ей где — то лет семьсот. И я рад, что она тебе понравилась. Вы похожи…

— Я тоже умею неплохо обращаться с мечом, в Питере учили. Конечно, я с тобой не равняюсь, но фехтовать люблю. Это здорово освежает и голову, и душу. Особенно когда чувствуешь непереносимое одиночество. А после наступает легкость, сексуальная разрядка.

Энрике оживился.

— Здорово! Мне бы хотелось поглядеть на твое умение рубиться… Это красиво очень — девушка с катаной… все равно что гимнастка с лентой. Просто в Братске есть кадры, которые очень любят мечом махать где не надо. За тебя! — это был такой своеобразный тост.

— Как ты уживаешься в современном ритме — тусовки, дискотеки… джин — тоники, и, конечно, сногсшибательная внешность? Что касается меня, то я, клянусь, не собираюсь вешаться тебе на шею. Целоваться тоже. Зачем мне морально насиловать юношу, если он не виноват в том, что его мать — природа создала симпатягой?

Энрике глянул на гостью с безграничными благодарностью и уважением:

— Хм… Спасибо. А если я пройду мимо и случайно задену тебя рукой или плечом, или просто позову в кафе в знак благодарности? Если сам начну глазки строить? Или подойду сзади и обниму за талию в знак дружбы у себя в кабинете, когда все разойдутся по домам? — Парень понимал, что у него снова пошло возбуждение, и так решил немного «спустить пар». Заодно проверить, сорвется Волшебница или нет. Нет, она была спокойна, очень спокойна. Потому Пресветлому эта девушка все больше и больше нравилась. Он с чудовищным трудом пытался не представлять ее обнаженной, но нет! Сейчас кельт все скинет со стола на пол, возьмет Тиль силой. «Твою мать, да что это со мной?! Я хочу тебя, всю, отиметь прямо здесь, и сейчас, потому что остальные подобные давно в земле сгнили! Ты прекрасна, как звезда в ночном небе, невинна и чиста! Дай мне себя, и вся наполнишься смыслом! Твою мать… заткнись»! — Это же не приставание, не насилие.

— На меня это не подействует, Энрике. — Тихо произнесла Иная. — Хоть за грудь бери — не дамся. Я не реагирую на манипулирование взглядом. Только отчаяние заставит меня уступить. Никакие уговоры не заставят меня спать даже с другом, Ваша Светлость. Даже ради того, чтобы было о чем вспомнить. Даже ради золотых волос и великолепного тела. Даже если ты на самом деле ас в сексе. Я дам понять, что я не вещь. Хотя по тебе видно: в случайных связях не состоял. Необычайно мудрые голубые глаза, а глубокая, внутренняя составляющая блокирует вожделение.

Хотя сама она думала иначе: «ХОЧУ, ХОЧУ ТЕБЯ обнять, поцеловать! Хочу, чтобы ты вошел в меня, хоть поцелуем, хоть членом, научи любить! Я целую твое тело, твои губы, локоны… и все никак не могу насытиться… Этот аромат ментола в венах… Я отдамся, если сам предложишь, но не сразу, а потом… когда поработаю! Ты сам припечатаешь меня к стене, порвешь блузку, потом твои уста начнут целовать шею, одновременно рука крепко сжимает грудь, а потом и плечо, попеременно, и мне это нравится! Ты берешь меня за бедра и начинаешь целовать взасос, причем очень аккуратно и нежно… Легким шоком тело полуобнаженной Волшебницы пронзает святая Боль, которая называется Гранью Детства и Юности. Я тебя чувствую везде, и вот ты начинаешь ломать мою детскую Сущность, и по всему телу разливается золото — огненная нега, а после мне уже плевать — бери, бери и люби… Твое стройное тело пахнет медом и орехами, и меня все это еще больше возбуждает».

Это тайное желание не могло никак долететь до Энрике. А он, налив чая в кружку, принялся расспрашивать напарницу о ее интересах. Ему понравилось, что Тиль имеет художественное образование, обожает палеонтологию, любит Средневековье и кельтику. Потом шеф просто включил тихую музыку и предложил вспомнить все Светлое и чистое в Мире, откинуть, наконец, Химауру из головы и морально окунуться в море одуванчиков. А когда гостья спросила, сколько парню лет, то тот ответил: «Люди столько не живут». Тиль по сути было плевать, какой у Энри возраст, но она поражалась его выдержке — железной. Ему же через пару дней заступать на смену, и даже раньше.

— Я помогу тебе адаптироваться на местах, Тиль, не волнуйся. Если надо будет поправить здоровье, я могу сделать лечебный массаж. Будешь ходить ко мне в гости, будем общаться. И хрен с ней, с Химаурой, выдержим и ее! — Кельт приобнял напарницу, положив ей руки на плечи. Они оба уже сидели на диване, слушая гармонию звуков Рейки, а молодая листва за окном вторила паре. Которая сама не представляла, ВО ЧТО выльется их взаимная симпатия со временем. Наконец, часы, висевшие на стене, пробили десять вечера, и Тиль, серьезная и повеселевшая, стала с мобильника звонить домой, сообщив, что скоро будет. Конечно, она не могла остаться ночевать у шефа, которого знала уже второй день. Энрике просто довез девушку до дома, после поцеловал руку в знак уважения. Его волосы на фоне постепенно темнеющего неба стали очень яркими, их цвет просто бил в глаза…

— Послезавтра приходи на работу, буду ждать. И не опаздывай. И помни — несмотря на юный вид, я начальник. Если будут вопросы — обращайся. — Тут он слабо улыбнулся. — Спасибо за то, что пришла. Ты замечательная!

Тильсирвэ покраснела, ее губы налились алой кровью. Застеснялась, смутилась, сраженная красотой юноши. Если бы у него за спиной распахнулись крылья, его бы нереально было отличить от Ангела. Энрике ласково погладил ее по голове, а после сел в машину. Девушка хотела заорать «Стой!», но кельт уже повернул ключ зажигания и поехал. Слезы наворачивались на глаза похорошевшей Девы, она мечтала побежать вслед. И снова мысль: «О Боже, КАК же он красив! Я хочу его, всего, НАВСЕГДА»!!!

В кармане заверещал мобильник. Звонили родители. Тиль стала объяснять, что ее типа задержали, но те, осыпая Волшебницу бранью, заставляли подняться в квартиру. Дома последовал скандал до небес вместе с бесплодными попытками Иры — Тиль объяснить, что ей уже восемнадцать, и она имеет право хоть до утра гулять. Предки не слышали ее, и, в очередной раз хлопнув дверью своей комнаты, девушка принялась пить валерьянку, прекрасно понимая при этом, что спирт уже может быть перерабатывает печень. Но, тут же вспомнив о Энрике, девушка рухнула на кровать и забылась сном.

Ей снилась Божественная сцена секса с золотоволосым парнем, как все ее естество растворяется в этом благороднейшем мужчине. Его тело было похоже на ожившую статую, белизна кожи цвета снегов, а нектар, бьющий в тело Тиль, оказался слаще меда. Очень не хотелось приходить в себя от поцелуев шефа, и девушка утонула в золотом поле его локонов. С губ парня лилась Нега, и красивое тело Энрике бы «заткнуло за пояс» любого паренька — модель. Действительно, а что этот красавец делает в Братске, где скоро совсем житья не будет? Сон был сладок, пробуждение тяжелое. Утром Тиль уже не хотела никуда идти, потому что боялась встретить шефа где — нибудь в аллее. Следующее утро выдалось таким же ясным, но зато теперь Волшебница была полна радости.

8

Город Братск очень много воспевался во время стройки. Люди верили, что Город Юности заткнет за пояс многие тогдашние мегаполисы, поскольку был построен чисто на энтузиазме. Молодежи послевоенного времени хотелось выплеснуть свою молодую энергию, неважно куда, лишь бы излить со всеми вытекающими. Вот и подались на стройку. По — своему их заворожила река Ангара, безумно красивая природа, но дело есть дело…

На стройке плотины изначально не было девушек, а парням жутко, как это бывает, приспичило трахаться. Обезумев от воздержания, мужики дали объявление на радио, что хотят видеть там — то там — то возле себя красивых девушек, что на стройке очень скучно и тому подобное… Раз — два, дело недолгое, и наконец в один из весенних или осенних дней понаехали на поездах девки в коротких юбках, и чуваки, понятно, просто озверели. Парни брали их на руки и, укрыв кителями или куртками, уносили куда — то. По палаткам пошел повальный трах, да тока ума у девиц, видать совсем не было, зато груди и все остальное при себе. Стройка шла дальше, и в палаточном Братске скоро стал раздаваться младенческий вопль. Кажется, жизнь удалась: стройка века идет, у каждой девицы есть парень и ребенок. Но! НО НЕ ВСЕХ ЭТО УСТРАИВАЛО. НЕ ВСЕХ!

На стройке ГЭС единственным молодым человеком, кто не поддался массовому искушению приезда девиц, оказался некий Олег Аренский, по характеру и внешним данным совершенно непохожий на остальных строителей.

Угрюмый, сторонящийся от выпивок по вечерам, этот строитель больше всего ценил красу души. Безумно красивый, непьющий и некурящий, он не желал общаться со сверстниками. Всегда одетый в клетчатую рубашку, черные штаны и старые сапоги, незнакомец носил также на себе некое подобие кепки. Зачем приехал в такую глушь, что забыл? Наверное, просто так, от нечего делать. На стройке был еще один Олег Аренский, но что с того? Первый Олег, который полностью проигнорировал приезд на ГЭС девиц, почти никогда не улыбался, и чаще обычного бродил в лесу, когда была возможность. ПОКА… ПОКА ВСЕ НЕ СКРЫЛОСЬ ПОД ВОДОЙ ПОСЛЕ ПЕРЕКРЫТИЯ АНГАРЫ.

Этот парень, когда пришло несколько поездов с девицами, напрочь проигнорировал постановление их встречать, после праздновать… Даже когда из поездов стали выходить пышногрудые девицы, и строители принялись с бешеными глазами их хапать и утаскивать, Олег просто остался у себя в палатке, один, а после долго плевался от омерзения, запивая омерзение чаем из граненого стакана, кусая бутерброд. «Твою мать, — думал он, снимая кепкообразный головной убор, и расплетая свои длинные золотые локоны, — во маразм: трахаться придуркам захотелось! Это же надо додуматься после воздержания — дать объявление по радио, и еще наврать в три короба, что здесь царит сплошная романтика! Романтика, конечно, в мороз под пятьдесят градусов! А уж трахаться в такой дубак — вообще эксклюзив! В палатках… даже в таких крепких… Сугробы здесь — почти по шею. Желаю вам всем зарыться в свои норы и совокупляться там, пока х… не отмерзнет!» Да, от такого положения вещей Олегу было плохо, да вдобавок его все, кому не лень, за глаза называли бабой: за золотые длинные волосы. Смеялись: «Зачем нам бабы — у нас есть Аренский! Вблизи или издали увидишь — пока подойдешь, уже и перепихиваться не хочется! Да ты бы лучше обрезал свои лохмы, а то скоро в палатке вставят! Зачем тебе член, ты же у нас девушка! В твои двадцать лет надо бы переиметь девок сто, а ты у нас кажись импотент! Скоро приедут девушки — и будет счастье! Так ты ревновать начнешь…» — такие обидные вещи приходилось парню выслушивать. Но он не обижался, понимая, что быдло переделать нереально, что они никогда не поймут его душу.

Быдло рано или поздно наберет себе в койки «лягушек» и будет счастливо… Аренский допил первую кружку чая и сыпанул на дно ложку соли. После отрезал себе ломоть черного хлеба с салом и глубоко задумался. Большая зеленая палатка вполне протапливалась, пахло табаком, дровами, мороженой рыбой вперемешку с ароматами грязной одежды и многим еще чем… Никакой романтики от стройки Олежа не испытывал. Он достал из внутреннего кармана теплой куртки амулетик в виде некой древней подвески кельтов и долго, любовно глядел на это маленькое чудо. Потом опять налил себе чая и вновь закусил. «Очень плохо, что люди, понаехавшие сюда, не представляют даже, ЧЕМ закончится их затея»… Думать об этом уже было невозможно, и молодой строитель Братска вовсе не желал делить «счастье» молодежи по поводу стройки. Он остро страдал от одиночества в моральном плане и потому давил его в постоянном чае с бутербродами. А то и с рыбой, которой было полно.

Когда была возможность, Аренский уходил в лес, как говорилось выше, унимать всю свою душевную боль. Тайга приняла его с распростертыми обьятиями. С восхищением, зачарованно парень разглядывал сосны, лиственницы, доселе невиданные травы, слушал пение птиц… Ангара была в то время еще совсем юной, невинной девушкой — красавицей, никогда не видевшая людей. Далеко — далеко, насколько видел глаз, простиралось великолепнейшее плато, заросшее девственным смешанным лесом. Как бескрайняя зеленая пена, несколько агрессивная, лечебная, плато впустило на себя человека, который яро начнет все крушить и ломать… Пропитанный сосновыми фитонцидами воздух успокаивал вечно юную душу Олега, исчезала тревога, и наступало блаженство. Единение с Природой… В Ангаре плескалась самая различная рыба, хариусы, и еще много кто…

Там плескался и Аренский, догола раздевшись, и потом, в чем мать родила, прыгая с разбега в девственно — чистые воды. Красивое юное тело не боялось даже холода, и хрустальная вода даже осенью не приносила парню никакого вреда. Он так и зимой иногда плавал, и вообще довольно часто так занимался любовью с речкой. Лежал на спине и смотрел в голубое, бездонное небо, изучая облака и мечтая здесь остаться навеки… имея девушку Ангару постоянно, почти каждый день. А она в благодарность будет одаривать рыбой, и много еще чем… Иногда строитель оставался ночевать возле небольшого костра, сложенного у берега, не боясь ни волков, ни медведей. Только тогда он мог быть самим собой, играть на флейте и говорить Природе спасибо за понимание и рыбную лювлю, за грибы и ягоды…

«Ты идеальна, Ангара… Ты живая женщина, воплощение всех моих грез… Не требуешь невозможного, не кричишь, что я урод или импотент, последнее что кстати неправда. У меня все со здоровьем в мужском плане в порядке. Своим святым журчанием, Ангара, ты лечишь и радуешь мою бессмертную душу. Как же я хочу встретить девушку, подобную тебе»! Олег не знал и не представлял, что спустя двадцать с немногим лет родится Та, которую он полюбит до беспамятства и на всю оставшуюся жизнь…

«Олег, почему ты не приводишь сюда своих товарищей»? — послышался юноше ответ.

«Девочка моя, они коммунисты… Они создали свои идеалы и явились сюда за наживой. Они хотят построить здесь город. И не только»…

«Я знаю, что такое город. И ты мне нравишься. Поэтому плавай во мне, о странник. А я отблагодарю».

Олег глубоко вздохнул и нырнул. В этот момент он действительно напоминал девушку с золотыми волосами. Холодная вода возбуждала, жгла сердце… Вертясь, словно русалка, строитель думал: «Как же люди глупы! Они приехали сюда ради наживы и денег! Я мерзну в этой мерзкой палатке, терплю унижения, безразличия, насмешки… но иначе мне нельзя. В России террор. Мне некуда деться, вот и приехал на стройку, чтобы посадить здесь Светлое начало. Природа этих древних мест девственно чиста. Она как ребенок, который всем доверяет и никому не желает зла. А люди — что люди? Братья меньшие»…

Стройки еще не было, когда люди обдумывали план: взрывать лед и вбивать сваи для фундамента ГЭС следует на Падуне, на Порогах… Между скал. В мороз… Олег не думал об этом, изумляясь наивности приехавших… Конечно, иногда он помогал таскать бревна и укладывать их куда надо, но уже тогда его сердце почуяло: творится нечто страшное… И когда мужики валились от холода и усталости, Аренский пытался находить с ними общий язык. Иногда это получалось и давало свои результаты, но все равно на молодого парня глядели как на марсианина и спрашивать прямо, какой хрен его сюда понес… Крутили пальцем у виска, ругали… А после разговоры были примерно такими, независимо где, на свежем воздухе или в палатке:

— Олег, — всегда подсаживался кто — нибудь, пахнувший табаком и спиртом, — я вот смотрю на тебя и думаю: чего тебе здесь надо? Ты ни с кем почти не разговариваешь, не куришь, не пьешь, девиц не ебешь, — непорядок! У нас вон, в каждой палатке, по красавице, все пышногрудые, накрашенные, ты дурак, что не пошел выбирать себе девку! С фонарями обыскались тогда: а где наш Олег?

Аренский строго, мудрыми глазами глянул на сопляка — матроса, явившегося сюда гормоны вышвырнуть к чертям на природу, иметь девок и быть как все, и потому молвил довольно холодно:

— Какое твое дело, зачем я здесь нахожусь?! То, что я бревна таскал для свай, это тоже моя работа. Советую не лезть ко мне в душу вообще! Что касается девок, для меня все они как крашеный забор, в них души — то нет! Как жирная тарелка от блинов! Я когда их увидел — захотелось бутылку водки залпом выпить, лишь бы глаза не глядели на этих ****ей… Они не в моем вкусе, я лучше коня отимею, чем этих лягушек! В свое время я СТОЛЬКО женщин перетрахал, что ты бы на моем месте просто сдох! Ты бы стер член до основания, как морковь о терку…

Пару секунд собеседник молчал, а затем запрокинул голову и принялся громко ржать. Он потом просто согнулся пополам, вытирая слезы от смеха. Олегу захотелось стукнуть его чем — нибудь тяжелым, чтоб совесть проснулась.

— Да… Ну ты и выдал! Да кому ты такой нужен, убогий и дурашный! Вот загремишь в лагеря — тогда поймешь, что такое настоящая жизнь! Мы коммунисты, и не должны подводить тех, кто нас сюда отправил! У тебя есть партбилет? Башку обреют, и закончится твоя бабья манера носить длинные волосы! А то отымеем, всем скопом, ты ж ненормальный!

Вот этого Аренский снести не смог. Он схватил стоявшую рядом на пне бутылку водки и от души врезал эгоисту. Тот, выплевывая зубы, вцепился в обидчика. Обычная драка закончилась разниманием соперников. Прибежавшие на крики товарищи поначалу пинали обоих, а потом едва растащили. И только Олег знал, ЧТО начнется еще на стройке Братска… и всеми силами пытался убедить многих в ошибке расчетов. Это было тщетно: молодые коммунисты были упрямы и эгоистичны. Лишь Аренский не был затуманен бредовой мечтой и коммунизмом — потому что был ИНЫМ. НЕЧЕЛОВЕКОМ. ВЕЧНО МОЛОДЫМ.

«Ангара, девочка моя, они всем скопом тебя изнасилуют, очень страшно изнасилуют… Ты будешь кричать, молить о пощаде, но никто не услышит твоих криков, только я… Окровавленная, ты смиришься с участью. Невинная природа будет стерта с лица Земли. Словно ножом, тебя пополам рассечет гигантская плотина — БРАТСКАЯ ГЭС, превратит невесту в рабыню. Часть тебя будет отравлена, потому что здесь находится гигантское месторождение алюминия, самое большое на планете. Тебя, Ангара, поделят пополам, как батон, и никто, кроме меня, не услышит девичьих криков… еще раз говорю. Но в обмен на девственность Боги покарают слепышей»…

Природа здесь действительно была чистой, как слеза.

— 9-

В один из вечеров водки на стройке было море — праздновали день рождения кого — то. Неважно кто в тот день угораздил родиться, но Аренскому на это было чихать. Народ откровенно устал есть камбалу, немногие могли полакомиться чем — то другим. Плюс ко всему строители получили от родных посылки с бельем, продуктами и еще чем — то. Молодежь радовалась по крупному. Раньше первых строителей селили в бывшем озерлаге, выселив оттуда всех заключенных.

И вот, парни веселятся, и довольно часто на их коленях сидят молодые девчонки, некоторые уже беременные. Никто не мог замерзнуть. Огромная армейская зеленая палатка стояла в сугробах, частично занесенная снегом, откуда шел пар, или дымок — фик разберет. Сегодня весь день мужики в сорокапятиградусный мороз таскали доски в ледяную воду (!), укладывая их на дно Ангары, точнее, на первый фундамент, ГОЛЫМИ РУКАМИ (!), в сапогах, меся ими ледяные волны, не боясь заболеть, отморозить почки и умереть. Лед перед этим был взорван, и понеслось… Неизвестно, заплохело ли кому от такого драйва, но сей план придумал один из начальников стройки — Марчук. Он расчертил схему и приказал делать как велено. Доски сколачивали во что — то типа коробок, крепили туда сваи — и на дно затаскивали все вместе. Но зато вечером народ едва не перепился…

Что касается Олега Аренского, то он удивил всех своей выносливостью в такой холод — в одной рубашке, в сапогах и штанах, на все плюнув, поднимал тяжеленные доски как соломинку, даже сколоченные три — четыре доски (друг на друге), на плечо — и легко, словно нет веса, не сгибаясь, быстро шел к ледяной воде. Также он таскал и еще большего веса доски, и ничего! Принесет бревно или доску на плече, скинет — и назад, за следующей. Иной шел прямо, с непокрытой головой, с инеем на ресницах. Он поразил тогда всех своим трудолюбием и неимоверной выносливостью. Когда он первый раз прошел с грузом на плечах, не оглянувшись и чуть ли не бегом, наступила тишина. Хотя иногда мужики и кричали: «Ни х…я себе Аренский дает! У самого и мускулов нет»! Юноше это было только на руку, он так и носил доски для укладки. И некоторое время народ чествовал кельта как героя. Тот продолжал кайфовать в том же духе, мечтая втайне о своей цели здесь. Когда все это кончилось, и ледяная вода, и день, и прошел месяц, к Олегу вновь стали подкатывать по поводу длинных волос, выпытывая, отчего идет такая антисоветчина в рядах. Аренский не выдержал и кому — то дал в морду. Как назло, потом состоялась пьянка с песнями и танцами, а еще некоторое время спустя, когда ГЭС уже была заложена и строилась вовсю, стали приезжать и артисты, и музыканты, и веселили народ как умели. Был там и поэт Евгений Евтушенко, и Иосиф Кобзон, и еще кто — то… Но это будет не скоро. А пока зима, мороз под пятьдесят, особенно утром.

«До каких пор эти молодые петухи будут меня донимать?! Я понимаю, что гормоны прут наружу, но не до такой же степени, чтобы наглеть! Скоро и камни в Ангару полетят, чувствую, без жертв не обойдется… Обезумевшие Смертные, отольются вам все слезки жителей сел и деревень, которые вы собираетесь топить и жечь! На чужом несчастье не выстроишь своего счастья»!

В это время шло веселье, и кто — то легко тронул кельта за плечо. Он с раздражением оглянулся. За его спиной стояла довольно симпатичная девушка лет восемнадцати, с двумя косичками. На щеках плыл румянец, то ли от мороза, то ли оттого, что накрасилась. Запах духов резко шибанул в мозг. Веселая девица и вертлявая, в фуфайке. Грудастая. Как и все на этой стройке. Юноша дотянулся до стакана чая на столе, глотнул и спросил:

«Тебя что, тоже заинтересовало, почему у меня длинные волосы, а не как у всех»?

«Нет, просто ты не хочешь ни с кем веселиться. А давай я тебе спою»?

«Нет, спасибо».

«Ты не куришь табак и ни с кем не выпиваешь. Это вызывает интерес».

«И что с этого плохого, что я длинноволосый, скажи? Я прибыл сюда вовсе не для того, чтобы получить славы и свою порцию адреналина на стройке. Приехав сюда на поезде, ты сама хоть думала, что здесь условия не райские и ЧТО здесь творится?! Что иногда будет постоянный секс, ну в смысле как детей делают, поскольку парням не хватает баб? Тебе не жалко быть дыркой в бублике, бродя по лесу и ища кусты для соития? Не надоело по утрам отдирать примерзшие косички от брезента»? — Аренский говорил спокойно, но жестко, но ему одновременно стало вдруг жаль девушку. Он не испытывал к ней ничего. Просто нужно было хоть что — то ответить.

«Олег, про тебя ходят слухи, что ты каким — то чудом можешь обходиться без женщин. Ты таскаешь, как говорят, такие тяжеленные доски, какие один мужик даже не поднимет! И никогда не веселишься со всеми. Это со стороны выглядит очень странно».

«А что здесь странного? Я с детства таскаю груз. И мне неинтересно говорить о женщинах, о коммунизме и социализме, о лживом подвиге уничтожения природы строительством ГЭС. Я совсем другой человек. Что тебя привело сюда? Не жаль молодости? Здесь холодно, грязно, мошка летом будет, табак и водка бывают. И секс. Здесь детей будут зачинать или под тулупами, или в мороз, или в лесу. Ты такой жизни захотела»?

«Это же стройка века! Это будут вспоминать поколения, которые заживут после нас! Мы все делаем великое дело, построим заводы! Неужели ты не понимаешь, ЧТО это такое?! Я буду счастлива, обязательно! Мы все вместе построим Город Юности, ложе Водохранилища уже готовится, все рассчитано, Олег, мы прославимся на весь мир! — тут она как бы ненароком, но блеснув глазками, тронула ладонью локоны Иного. — Хотя… ты достоин лучшего и неужели эти роскошные волосы так мешают жить»?

«Дело не в волосах. Очень жаль, что ты уехала из дома. Могла бы жить не здесь, а как любая женщина, не надрываться на морозе или в туче мошки. Просто я не стригусь. Очень давно. Что — ж, давай поговорим о чем — нибудь».

«Давай лучше потанцуем, Олег».

Парень словно получил удар под дых. Но, как во сне, он протянул руку девчонке, и они принялись веселиться. Потом от души посмеялись над кем — то в толпе, затем принялись обсуждать стройку. И больше Аренский после того дня девушку так и не видел. Ему просто было все равно. Он вообще мало что видел, кроме как последствий в будущем. Стройка продолжалась и дальше, и молодежный энтузиазм в конце концов поборол осторожность, поскольку экстрима всем не хватало. И вот как раз, после этого, Олег стал чувствовать, что он здесь не один такой, равнодушный ко всему. На стройке присутствовали еще Иные, но кто это, Темные или Светлые?

— 10 —

Однажды под вечер, летом, очень устав, Олег нырнул в Сумрак на первый слой, и заснул. Другой мир очень помогал ему набирать силы и не истощал одновременно. Через такую необычную призму Ангара виднелась ему как обычная река с рябью по воде, лес оказался такой же зеленый, но вот запахи преломлялись. Строитель просто разлегся на траве, повернулся на бок, клубочком свернулся и вырубился. Птицы в лесу не пели, зато слышалось очень легкое и тихое стрекотание непонятных существ, — может, это и были птахи? Скорее всего, да. Воздух в Сумраке был наполнен озоном, так что даже мух и комаров не наблюдалось!

Издалека палаточный Братск был похож на сгоревшие дома, как те деревни, которые собирались затоплять. Хотя дома хорошего вида перевозили целиком. У Олега просто болело сердце за те населенные пункты, которые скоро навсегда исчезнут навсегда с лица Земли. И там, где уже частично на Ангаре стоял будущий мосток для перекрытия Ангары, Сумрак показывал чуть ли не спичечные дорожки. И что самое необычное — воды в районе моста окрасились в алый цвет. Аренский сначала не заметил этого — он спал. Спал, зарывшись лицом в сочную траву. Спал, унесшись душой вдаль, куда — то в прошлое…

Солнце на первом слое Сумрака стало Красным Гигантом, растекшись по всему небу, чудовищным, кипящим диском, сияя в водах сибирской реки, словно предчувствуя катастрофу. И во всем этом великолепии чудным образом сочеталась зелень. Она была в лучах Солнца рыжеватой, осины просто «горели» пламенем листвы. Потом вдруг зеленые палатки вдалеке выгнулись, люди оттуда выбежали как тараканы, вода в Ангаре вскипела. Золотую челку Олега взвихрил горячий воздух. И вдруг кто — то стал трясти его за плечо.

— Убирайтесь отсюда, вы меня достали! Уже и в Ином мире покоя нет, всем интересно, почему я ношу длинные волосы! Уходите, пока я не врезал!

Он сам не понимал, что несет, даже и не думая о том, КАК еще кто — то залез в невидимый мир. Но наконец стал просыпаться…

Вскочив от удивления, Аренский поднял голову и увидел возле себя молодого парнишку, на вид двадцатилетнего, еще совсем юношу, который изумленно пялился на него. Самое странное — на груди строителя светилась Светлая точка, как опознаватель. Незнакомец просто стоял и смотрел. Олег сидел и просто хлопал глазами — КАК этот тип туда попал — ведь никому больше невозможно залезть в Сумрак!!! Но постепенно до него стало доходить — парень тоже Иной, но очень слабый. Держал в руке молоток. Убивать что ли пришел? Но программа распознавания Иных заблокирована так, что даже Иные не могут понять, кто здесь есть кто. Да и Олег выглядит при таком раскладе как обычный человек, только длинноволосый. Видно, строитель зла не держит, так из любопытства полез… Но убило Олега другое:

— Олег (!), зачем ты полез в Сумрак? Скажи мне, ведь это место слишком опасное.

Аренский наконец начал приходить в себя.

— Что?! Ты что здесь делаешь?! Как пролез туда, куда лишь я могу попасть?! И что надо?! КТО тебя сюда занес?!

— Олег Аренский, зачем ты сюда залез? Мне, дураку, скажи! — словно пили вместе вчера! — Я ведь тоже из мира магов! Светлый я, из Новой Мамыри!

— Это ты Иной?! Ты мне никто, убирайся отсюда! Тебя что, подослали сюда?! Иди откуда пришел!

Любопытный парниша уходить явно не собирался.

— Ладно, раз ты нелюдь, то сколько тебе лет? Двадцать? Ты из Новой Мамыри? Твоя Новая Мамырь уже давно сгорела. Деваться нам некуда. Ну — ка, показывай мне, что умеешь! Раз уж маг! Быстро!

— Подожди, Олег, да, я понимаю, что ты таскал в мороз тяжеленные доски как соломинки, я и удивился — человек столько не может поднять! Никак! Вот и возникли подозрения. Я и пошел следом. Что в этом плохого? Я покурю, можно? — и парень чиркнул спичкой. Энрике передернуло от омерзения. Он расхохотался.

— Что?! И это все, что ты можешь?! Огонечек мне показать, спичечку?! Придурок! Скажи лучше, КАК тебя звать — то? И каким макаром ты меня вычислил, тоже удивительно! Я все каналы перекрыл! Думал ты обычная шпана, коей полно на Падунских Порогах, лед коих еще зимой взрывали! Я сюда залез, чтобы не видеть вас всех! Вы как звери, понахватали себе хороших кусков, и довольны! Отгреб от всех куда подальше!

— Я действительно могу! Правда! Обыгрывал народ в карты, еще что — то делал! Ты все еще не веришь, что я нечеловек? Станислав я! Все побежали на стройку — я тоже побежал! Это же честь, гордость! Самая крупная плотина в мире! — чуть не плакал молодой человек. Олегу было все равно. Он понимал — виной тому юношеский максимализм.

— Ты сам понимаешь, ВО ЧТО ввязался?! — еще больше распалялся Олег. — Выходит, теперь нас двое. Вот какой хрен тебя, молодого, в тайгу понес?! Потому что желал быть как все?!

— Мама взашей из дома выгнала: чтобы я семью прославил!

— А если ты здесь сдохнешь?

— Я хочу прославиться!

— Меня это не волнует, Стас! Интересно и мило тебя назвали! Необычно также то, что ты смешанных кровей, как вижу… Сюда не то что дойти — доехать невозможно! Зверье кругом и бурелом! Руки — ноги переломать хочешь? Мошка, гнус и прочая дрянь, от коей житья нет! И погнало же! Ладно, у меня свои причины… НО ТЫ ЗАЧЕМ ПОПЕР?!

— Я правда был ошарашен, что ты в морозище таскал на плече тяжеленные бревна, их и пять мужиков не подымут! Один! Ты бы еще рельсы взял и понес, крутя как соломинку! Я обалдел и все понял, зауважал тебя, Аренский! Моя деревня в зоне затопления… Народ жил, если тебе верить, пока можно было. Родители переехали. А я не хочу ехать на новое место сейчас!

На самом деле Олега обрадовало появление коллеги — Светлого, но он не подавал вида. Но тут же возник вопрос — ЧТО они оба смогут поделать со строительством Братской ГЭС?! Они не смогут остановить ничего, даже начальство, Марчука и прочих, и тем более Наймушина! Тем более скоро будут окончательно перекрывать реку. И здесь никак не отвертишься. Олег Аренский также знал, что многие дома разбирают на бревна или перевозят на новые места целиком. Хоть есть у кого — то совесть. Останется и Брацкий Острожек… Как память о прошлом. И тут Олег снова подумал о истории края, о идиотской теории, что мол именно от строителей все и произошло на этой земле. И он снова распалился…

— Я считаю варварством и святотатством уничтожать деревни. Вырастившие столько поколений за три века! Они же живые!!! Живые дома, они все слышат и понимают, они знают, что умрут! Остановитесь!!! Погибнет гигантский лесной массив, многие просто не переживут переезда!!! Комиссия уже места выбирает, где и кто жить будет! Крестьянские жители не смогут жить в новом Братске и работать на заводах! Для всех жителей стало чудовищным шоком, что край под воду уйдет! Население понять не может, как может появиться вода там, где ее никогда не было! Сколько раз ученые были против, что строить на Ангаре ГЭС НЕЛЬЗЯ… НА ЧУЖОМ НЕСЧАСТЬЕ СВОЕ СЧАСТЬЕ НЕ ПОСТРОИШЬ. ЭТО ФАКТ. ОТОЛЬЮТСЯ СТРОИТЕЛЯМ СЛЕЗКИ ИЗГНАННЫХ ЖИТЕЛЕЙ! А потом…

— Но советский народ считает за честь строить ГЭС, так как они будут вырабатывать самую дешевую электроэнергию. Железная дорога ничего, пейзажи очень красивые! Жаль только, что весь край утонет. Мне самому обидно одно — я лишился Родины! Вот и приехали люди, моряки и инженеры, и просто желающие почувствовать романтику стройки. Сам — то ты откуда, Светлый? Я думал, что ты специально отращиваешь волосы, чтобы позорить себя и других, что у тебя не все с головой в порядке. Да и сквозь другой мир нереально было узнать, что ты маг. Маг невероятной силы… Но я не могу понять, СКОЛЬКО тебе лет на самом деле. Невозможно определить.

— Бред это все! Я волосы отрастил не ради того, чтобы меня принимали за бабу! Тот кто говорит что я дурью маюсь, вымысел, вульгарный вымысел! Невежды не понимают, что можно жить иначе! И я голову никогда не красил. Знаешь, я не Олег Аренский, а Гвелд. Я кельт.

Стас похолодел и вытаращил глаза. Ему стало не по себе. Он свистнул от изумления и еле произнес от шока:

— Кельт?! Кельты вымерли!!! Вымерли!!! Все до единого!!! Смешиваясь с римлянами! Их нет больше!!! Ты правда… не перепил?! Ты правда Кельт? Ты… это… настоящих викингов застал и все Средневековье?! — он испугался. — Хотя… золотоволосые и голубоглазые были… ты такой же. Я это тайком прочитал, в какой — то книге. По истории Европы.

— Откуда ты у себя в деревне нашел историю Европы? — усмехнулся Аренский. — Да, я кельт. А сколько мне лет — посчитай сам. Я единственный в мире такой реликт ушедших эпох. Остальные давно в земле сгнили. А вот я такой… Иной. — и засмеялся. — Я видел и Инквизицию, и Крестовые походы, и многое чего, чего ты не поймешь. Ладно, проехали…

— Зачем ты здесь? — осел на землю паренек.

— Тебя надо бы вытащить из затеи стройки, но это вряд ли. Уже в голове заложено… А зачем я сюда явился, это мое личное дело, понял? Я не буду вдаваться в детали, но раз уж здесь биться бесполезно, можно будет пустить по Ангаре Светлое Начало. — Олег кашлянул в кулак. Стас поглядел на Гвелда в упор. Он понял со скрипом, что перед ним — Учитель. Который может многое дать понять. Чудовищное Солнце все сияло в небесах, небо дрожало и мерцало, звуки растягивались. — Тем более я знаю тебя всего ничего… минут десять, а то и меньше.

— Олег, а почему ты не хочешь найти себе девушку? Вон их сколько на стройке! Большегрудые, красивые, говорливые и голосистые! Выбирай, не хочу! Неужели ни одна не нравится? Вот у меня есть. Ты же красивый, как Аполлон!

Глаза Олега дико блеснули.

— Мне это надо?! А тебе зачем?! Все они как одна состарятся и умрут! А ты жить продолжишь, если, конечно, не навернешься здесь или какой — нибудь дурак не прибьет шутя. Вы же все молодые и глупые, энтузиазм и дурь в голове! Люди не знают, что мы Иные. Не такие как все. Вон они, радуются стройке, а вот Роза Ветров рассчитана в корне неверно! Я не удивлюсь, если молодежь на берегах Водохранилища построит заводы. Тогда не жизнь будет, а сплошная «сказка», при неправильных расчетах — то… Местность тоже выбрана неверно. Такое впечатление, что авторам проекта вообще плевать: собрали народ и поехали. Молодость буйна и зелена, вот и понавезли сюда девиц! Позорно! — Олег сплюнул на пол. — ДЕВУШКИ НА СТРОЙКЕ НЕ В МОЕМ ВКУСЕ!!! Я люблю ДРУГИХ, ТИХИХ И НЕ БОЛЬШЕГРУДЫХ! И не надо думать, что если они с Волги или с Дона и Кубани, то хорошие! Очень давно нет у меня прыти молодежной, все сгорело, я дядя… и даже больше. Все выгорело в свое время. Кстати, а сам ты что будешь делать, когда Братск построят?

— Буду жить со своей девушкой, деток родим, буду деньги зарабатывать и стану Героем Социалистического Труда. Все равно здесь нет Иных помимо тебя, Аренский. Я хочу писать картины, но не такие, кои мы видим обычно. А по — своему.

Олег усмехнулся горько и зло:

— Ты НЕ БУДЕШЬ жить со своей девушкой, не будешь писать картины и Героем не станешь. Потому что ОЧЕНЬ СКОРО ВСЕ ЗДЕСЬ УМРЕТ, природа утонет НАВСЕГДА, и о былой красоте останутся лишь воспоминания. Ты СЛИШКОМ молод и глуп, Станислав, и все лелеешь иллюзии о том, что в 20 можно и жениться, и детей родить, и работать там, где хочешь… Будь моя воля, я бы остановил безумие, творящееся здесь. НИЧЕГО У ТЕБЯ ЗДЕСЬ НЕ БУДЕТ!!! Иллюзии выкинь! Ничего, кроме горя и вреда здоровья эта стройка не принесет, и особенно заводы. МНОГОЕ ТЫ ЕЩЕ НЕ ПОНИМАЕШЬ.

— Я не знаю, чем все это кончится. Но ты знаешь, что в последнее время здесь оборотни появились? И что появилась шайка в палаточном Братске, ворует все! Это зеки, двадцать уродов, и никто не знает, что с этим делать. Расстреляют наверное потом, и все. А оборотни просто чувствуют надвигающуюся Тьму, идущую от приехавших, и им ничего не остается, как защищаться. Здесь Тьма настанет, если половина народа будет перекусана!

— А знаешь кто это? Несчастные жители уничтоженных деревень!

— Они в Сумраке воют на чудовищное Солнце, люди их не могут услышать. Темные понимают, что творится нечто страшное. Темных — шаманов, колдунов, и прочих, — выгнали насильно с насиженных мест. Они подадутся на ГЭС, и многих заставят служить себе.

— Хорошо, что хоть это ты понял! Они выживут при затоплении, после начнут мстить.

— А то что на чужом несчастье свое счастье не построить, это еще мне мамка говорила. Когда горели дома, многие отказывались покидать их и погибли.

Гвелд — Олег был ошарашен. Хотя САМ он не ожидал такого поворота событий, и фраза про выживание при затоплении вырвалась совершенно неожиданно. И он понял окончательно: хоть природа пока здесь девственна и чиста, Зло УЖЕ поселилось в этих местах, с приходом чужаков. И он, сжимая кельтский амулет, поклялся глушить людскую слепоту. Люди думали, что природа ничего не чувствует и не понимает. И потому все можно громить и перекрывать. Какая глупость! Гвелд глядел на сородича с укором и не верил.

— Как бы воды Ангары не расшумелись… — мрачно произнес он. — Зло погубит своих же создателей. И строители перегрызутся между собой. И дети девиц будут и радоваться, и плакать, только будет слишком поздно. Смерть, невидимая, с появлением заводов поселится в этих местах, и начнет косить любого, не сразу, а постепенно. Это и явится расплатой за гордыню и слезки местных жителей. А я буду бороться за Добро, и искать единомышленников. Я не трону в этих местах во время стройки ни одного оборотня, ни одного вампира, ведь они не виноваты ни в чем!!! Темные Иные имеют право на месть, поскольку люди насильственно вторглись. Я знаю: меня никто не услышит здесь, из людей, а вот Иные поймут. Просто я не могу поступить иначе…

— 11-