Так мы потерялись
И эта ладья оказалась полной.
Уселись: судья, казначей церковный.
И каждый жену и пожитки в дорогу взял.
А нам всё нигде не хватало места
И ты для меня, как своей невесты
Тряпьём из рубахи бревенчатый плот связал.
Я помню, как плакала и просила,
Чтоб только вдвоём…. Пока хватит силы.
А ты оттолкнул и смотреть не хотел в глаза.
На волны…. И выдохнул облегчённо,
А я наблюдала за точкой чёрной
Пока океан этот остров в себя не взял.
А дальше? Не помню… Прости, не важно:
Хоть голод, хоть холод, озноб и жажда,
Хоть станет зубами морское зверьё терзать.
Последние мысли на брёвнах влажных:
«Найти уцелевшим… обнять однажды…»
Так мы потерялись две тысячи лет назад.
Моих сестёр
Ушло то время, где моих сестёр
За красоту тащили на костёр,
Во имя неразгаданной загадки
Со свистом кнут плясал на коже гладкой.
Но это было ранее… Тогда.
Теперь же, глянь на женщину в годах
Не чудо ли? Средь носогубных складок
Живёт улыбка, и живёт услада.
А сколько ей? На вид нельзя сказать…
Когда играют чёртики в глазах,
То все морщинки — будто ластик стёр,
И шарм особый в каждой из сестёр.
Ты, Господи, не будь всегда суров
Для тех из них, что наломали дров,
В ком жизнь берёт начало и растёт.
Они себе и розга, и костёр…
В мечеть ли входят, в храм или в костёл,
Всегда услышь, мольбу моих сестёр.
Домик-пряник
Домик-пряник и двор ухожен.
Баня. Кованый палисад.
А душа до телесной дрожи
Бъёт тревогу: «Семью спасай!»
Было всё, что для жизни надо:
Муж, детишки. Горел очаг.
Стало счастье «дышать на ладан»,
Тихо всхлипывать по ночам.
Словно гром у калитки грянул.
Разве учат таким вещам?
Повзрослела сестра Ульяна.
Мужа вздумала обольщать.
Эти взгляды и эти вздохи,
И халатик, в котором щель…
Не осталось стыда ни крохи,
Нет и совести вообще.
Он теперь по субботам пьяный
И смурной в остальные дни.
Всё понятно — виной Ульяна,
Хоть клянётся, что с ней ни-ни…
Как бы дурочка ни хотела —
Не решится на этот шаг.
Не дошло до измены телом…
Но, в душе-то они грешат!
И зачем он Ульяне нужен?
Это зависть? Азарт? Экстрим?
Домик-пряник. Покой снаружи
И змеиный клубок внутри.
Разглядит ли в окне прохожий
Одинаковость по нутру?
У сестёр даже мысли схожи —
За мужчину убить сестру.
В чемодане
Копила годами полезное даме.
Теперь избавляться поспешно учусь.
А воздух пропитан остатками чувств,
Которым нет места в моём чемодане.
И, чтобы он выдержал (старый ворчун),
Отброшу былые привычки, желанья,
Которым давно уже место в чулане.
Привязанность сердца поспешно лечу.
Игривые свёртки наивных надежд
Без меток, без бирок, без паспортных данных,
Желая уехать в моём чемодане,
Без устали стали выискивать брешь.
Из города их вывозить не хочу!
(И сколько душа-паразитка вмещает?!)
Полгода дурацких, пустых обещаний
И сладость, и горечь от смешанных чувств,
Которые я вперемешку с вещами
Затем, чтоб отправить на мусор ищу,
А память (её пожурю и прощу)
Несёт их назад, в чемодан возвращает.
Акелла
Пусть звучат… Чьи-то новые песни звучат..
Мне до них: ни особой охоты, ни дела…
Я сама из семьи нелюдимых волчат.
Даже пусть наша стая давно поредела.
Каждый день кто-то новый стучится в мой чат
Рассказать, что стареет вожак мой Акелла,
Только я из семьи нелюдимых волчат…
Я не брошу его! Я душой прикипела.
Если время жестокое, в силу причин,
Свалит с ног у обрыва Акеллу,
Я, используя всё, чему он научил,
Не позволю врагу подползти к его телу!
****
Уплыть из города от зноя
С одной подзорною трубой…
Пусть даже в маленьком каноэ…
Хотя бы нА день, но с тобой.
В последней жизни
В той старой харчевне, где лавки пропахли вином,
Варила хозяйка к столу кукурузный початок.
В подсобке тазы и кувшины стояли вверх дном.
Метла, рукавицы (ещё не носили перчаток).
Шкодливее мыши, что лазит сюда за зерном,
Работница в фартуке с пятнами вечно помятом,
На печку прольёт настоявшийся чай травяной
И ноздри забьют щекотливые запахи мяты.
Когда ты явился котёнком в проёме дверном,
На этот бедлам почему-то смотрел, как на праздник.
Мы с первого взгляда друг другу понравились, но…
В итоге по жизни достались хозяевам разным.
И, как только кровь от любви закипела весной,
В скрипучей повозке меня увезли акробаты.
Мы дважды встречались при жизнях: второй и восьмой.
Надеюсь, что встретимся точно в последней девятой.
Про стакан молока
Жизнь в деревне простая. От сева до пахоты.
Вон трава по колено, коси не зевай.
Различал ли он раньше весенние запахи?
Нынче чует — соседка печёт каравай.
До обеда она с бутылями полощется.
Здесь к холодной воде бабам не привыкать.
И вокруг, что ни двор — в нём доярка-молочница.
Что же мысли его про стакан молока?
Всё скосил… да печаль — думы лезут, как поросли.
За медлительность стала жена понукать.
А соседкин стакан успокоил бы полностью.
От него бы коса заиграла в руках.
Но, об этом нельзя… даже думать — вполголоса!
Стал желанней рассвет и печальней закат.
Жизнь прошла. В седину перекрашены волосы.
Что ж к Ней тянет его, как на свет мотылька?
Дочку вырастил. Гордость! ИН ЯЗ! Переводчица!
Вышла замуж и скоро подарит внучка.
А он жизни не рад. Одного ему хочется —
Из соседкиных рук брать стакан молочка.
Жизнь в деревне простая. От сева до пахоты,
Да успеть бы к зиме заготовить дрова.
Но, дела подождут, ради глаз Её яхонтов
Он бы эту траву по стеблинке срывал.
Да и сколько той жизни…? И много ли радости…?
Так ли часто внутри сердце пляшет канкан?
Не поверит никто… Сколько горечи-сладости
Помещается в этот волшебный стакан!
Ах, какая душистая нынче акация!
Обостряются чувства… Куда их девать?
Долгожданный стакан, чуть не хрустнул под пальцами…
Стала ярче сирень, зеленее трава…
Всё покошено, собрано, нА зиму вспахано.
Принесла б молока… он бы пил по глоткам.
А душа так и ловит с волнением запахи:
Каравая и сена с Её чердака.
Деревня
За ставенкой резной жила царевна…
Теперь здесь даже ведьмы не живут.
И сам он дед. Пока ещё не древний,
То приезжает — выкосить траву.
Вздыхает в одиночку: «Было время…»
Рекой воспоминания плывут.
Теперь ему сюда не за вареньем…
Могилки расчищать. Нелёгкий труд.
Наползался в жарищу на коленях…
Напёк ли темя? Слышит наяву
Гостеприимство вымершей деревни:
— А на дорогу ягодок?
— Нарву.
Разноцветная степь
Зарисуй, — наша жизнь разноцветная степь.
То пестрит, то горит… Ветер дует, как в трубы…
Не раздумывай и торопись не успеть.
Может кончиться всё прозаически грубо.
Зарисуй, — наша жизнь разноцветная степь,
И чего только нам не приносит на блюде…
Не засохнут и краски на свежем холсте,
Как начнут проклинать целовавшие губы…
Жаль, могло бы не быть… Не коснуться совсем…
Или жаль, — никогда не случится, не будет…
С кем-то — мы разделяем и кров, и постель…
С кем-то рядом — готовы висеть на кресте…
Очень жаль, что порой это разные люди…
Для другого жениха
Накануне свадьба пышная.
Девка кается в грехах.
Ведь была рубашка вышита
Для другого жениха.
На губах (водой не смоется)
Сладкий след от тайных встреч.
— И глядеть не смей в колодец тот!
— Мамке с папкой не перечь!
Заберут беднягу в рекруты,
Твой позор уйдёт в молву.
И деваться больше некуда,
Кроме — замуж… раз зовут.
На душе печаль колючая,
Хоть отпущены грехи…
Подвернувшийся по случаю
Будет мужем неплохим.
Сердце, сердце, сердце, тише там!
Растяни, гармонь, меха!
Зря ли груди стали пышными
Да сосочки набухать?
Твой ребёнок — дар Всевышнего,
Хоть и семя пастуха.
Не промолвит слова лишнего
В доме свёкровом сноха.
Ночь не радует под крышей той…
Скоро ль окрик петуха?
Ведь была рубашка вышита
Для другого жениха.
Глаза расскажут
В окне столбы мелькают вереницей.
Стаканчик в подстаканнике дрожит.
Кокетничает с юной проводницей
Весёлый, симпатичный пассажир.
Смеётся, угощает шоколадкой,
Раскладывает киви и инжир,
Пытаясь показать, что он в порядке,
Что при таком безбедно можно жить.
Когда глазами с ним столкнусь украдкой,
Увижу: скальпель, кетгут и зажим…
Глаза расскажут, что ему не сладко…
А на подносе сладкое лежит.
Накануне свадьба пышная
Отшептал бы кто и вышептал…
Нету спасу, хоть убей!
Не тобой рубашка вышита.
Только мысли — о тебе.
С ней три года мы помолвлены
И вот-вот венчанья ждём.
Ты меня сразила молнией,
Огорошила дождём.
О тебе ни слова лишнего.
Как прознают, так сгнобят.
Не с тобою свадьба пышная
И кольцо не для тебя.
Я хожу, как неприкаянный…
Там обязан и должОн…
Ну, и было б сердце каменным,
Раз уж Бог даёт нам жён.
Нет же, бьётся пленным голубем,
Словно клеть ему мала.
Ты бы мне, хоть слово молвила
Или бровью повела.
Накануне свадьба пышная
Да, признаюсь — чёрт ей рад.
Всех гостей из дома кышнул бы!!!
Лишь бы свадьбу на разлад.
И с отцом, что всеми властвует,
Хоть до драки, до ножа…
Если б ты дала согласие
Ото всех со мной бежать…
Возможности
Ускользая, возможности шепчут: «Используй!
Мы так редки, нас мало — утонем в горсти.
Ты могла б принести, хоть какую-то пользу,
Ты могла бы и радость ещё принести.»
Натыкаясь на взгляды случайных прохожих,
И сама понимаю — могла бы… вполне…
Только в том парадокс и весь ужас, (О, Боже!)
Что не там меня ждут, куда хочется мне!
И от этого сбои во всех механизмах:
Всех колёсиков, шариков, клеток, систем.
И страшнее всего для меня в этой жизни:
Не «остаться ни с чем», а «остаться не с тем»!
****
Всё к твоим ногам! — сердце простучит.
Брошены на пол: платье и ключи.
Хочешь, обними! Хочешь, поругай!
Огненной водой смыло берега!
Утонули там: гордость, стыд и страх.
Всё к твоим ногам, всё в твоих руках.
Прячет тайны в себе вода
Прячет тайны в себе вода.
Сверху ряска, обломки дров.
Не таскай душу по судам!
Не гадай, а проверь улов.
Там в сети из морских узлов,
Там, стеная, под кромкой льда
Из потока ненужных слов
Хочет вырваться слово «Да».
Неурожай
Гарбуза бы с огорода, но…
В оба глаза все глядят.
И засватана, как продана…
Кличут парой лебедят.
Сами люди небогатые,
Мол, хоть дочка поживёт.
Пусть жених чудаковатый, но,
За холопом жить — не мёд.
Не до песни, не до пляски им…
Год плохой — неурожай.
Не беда, что он потасканный.
Обещал не обижать.
Мать рассказывает сказки ей,
Только режет без ножа.
Как немилого обласкивать?
От нелюбого рожать?
Как немилого обласкивать,
Если губы — не разжать?
У кого просить подсказки ей?
Год плохой — неурожай.
Подпиши мне, барин, вольницу
В тесной клетке бьётся горлица
(Хоть и близко к алтарю.)
Подпиши мне, барин, вольницу
Ибо боле не люблю.
Ставня скрипнет, словно взмолится.
Прослезится старый дуб.
Не светла мне твоя горница…
Сам ты больше мне не люб.
Замело, не распогодится
И дорога вся в снегу.
Подпиши мне, барин, вольницу.
Я и в темень убегу.
Отпусти и не угонится
Даже пёс по пустырю.
Оберегом ветка склонится,
Там, где птицы гнёзда вьют..
Подпиши мне, барин, вольницу.
Нет желанья — к алтарю
И дела в руках не спорятся
Ибо боле не люблю.
Две минуты
Напрасно сшила платьице из кружев,
В каком не грех войти в банкетный зал.
Да только Он и так обезоружен.
Не видел ничего, одни глаза.
И надо ж было стрелки час утюжить
И на такси примчаться на вокзал,
Чтоб две минуты с Ней пройти по лужам
И ничего о главном не сказать.
Девичьи страдания
Не неси мне околесицу.
Я догадлива, сестра.
Это длится больше месяца.
Аж с Купальского костра.
Целовал он мне под елями
Все укромные места.
Я ждала его неделями,
А он больше звать не стал.
Тёр при мне свой «Шарп» (японию),
На меня не поднял глаз.
Вот тогда-то все и поняли…
Для меня костер погас.
Не неси мне околесицу.
Я догадлива, сестра.
Это длится больше месяца,
Подтвердился тайный страх.
Возвращаешься счастливая,
Исчезаешь с танцев вдруг…
Убегаешь в сад за сливами
И ночуешь у подруг.
А во мне собакой бесится
Злая ревность — лютый враг.
Не столкнуть бы тебя с лестницы,
Не отправить бы в овраг.
Я ждала его под деревом
На околице села.
Хорошо — его не делим мы.
Я бы не пережила…
Он вертел свой «Шарп» (японию),
Не показывая глаз.
Я теряла, а ты подняла…
Так ли вышло всё у нас?
Со двора твой смех доносится.
Вижу — кофточка пестра…
Твои косы в руки просятся…
Да не смею… ты сестра.
А таким сладкоголосием
Пело лето до костра…
Я в него былое бросила,
Только боль ещё остра.
И не тухнет. Разгорается
Стоит только бросить взгляд,
Ибо сёстрам доверяются…
Только сёстрам говорят…
Я стою простоволосая
На потеху всем ветрам.
И сама в костёр бы бросилась…
Удержи меня, сестра!
Королева с любовником
Двор проснулся от топота взмыленной лошади.
Их застали врасплох на рассвете. Увы!
И теперь эта ночь будет стоить недёшево…
Нынче этим двоим — не сносить головы.
Эта встреча могла бы пройти незамеченной.
(С неких пор королю мнёт шелка не она…)
До чего же легко допустить опрометчивость,
Если губы напротив — пьянят без вина.
Вдруг от скрипа дверей стали розы шиповником,
Комом в горле — медовое слово: «Люблю!»
Главный конюх застал королеву с любовником
И об этом уже доложил королю.
Обнимая-приветствуя каждого встречного,
Не успев и обуться, бежала молва.
По обочинам прятались в травы кузнечики,
Так горластый глашатай на площадь сзывал.
Чувство зависти смешано с чувством возмездия!
На соломе разбросаны пять покрывал.
Из ходатаев, тех, что с поклонами ездили,
И со стула сегодня никто не вставал.
Не стесняясь, несло злое эхо над площадью
Вести злые. Не пряча на лицах сарказм,
За роскошное тело — с проклятьями тощие
Целый день предвкушали вечернюю казнь.
Улеглась суета-суматоха, а к вечеру
Перевёрнутой лодочкой месяц уплыл…
Плакал конюх в конюшне… слезами сердечными,
Что не смог обуздать свою ревность и пыл.
Ставил свечи, куда-то смотрел, как помешанный,
И туманились снова и снова глаза.
Он убил… не своими руками, конечно же…
Всё за то, что ему — предпочла отказать.
В королевских покоях король без одежды, и
С молчаливым укором глядят образа,
Он свою фаворитку ласкает по-прежнему,
Как вчера, как неделю, как месяц назад.
Измена
Я знаю, от измен не умирают…
И там была не роковая страсть.
Но, кажется, что я хожу по краю
И прямо в бездну хочется упасть.
Без чувств.… Окаменеть и затеряться…
Чтоб, не дай Бог, не внять твоей мольбе.
Чтоб ты опять, заламывая пальцы,
Не объяснял, как я нужна тебе.
Принцесса на горошине
А платье белое, да подвенечное…
В корсет затянута вся боль сердечная.
Теперь принцесса ты… но на горошине
И доказала всё тому, кем брошена.
Жених не прост совсем… Всё даст на блюдеце
Наверно стерпится, возможно слюбится.
Шерше ля фам
Шерше ля фам. Во всём — шерше ля фам.
И в скучных зимних буднях ноткой лета
Рождалась откровенная строфа
Из-под пера несмелого поэта.
Художник над картинами вздыхал,
Дотошно выверяя, как в аптеке,
Пропорции изящного штриха,
Чтоб подняла опущенные веки.
Медовый пудинг и солёный крекер,
И шлейф к духам, и зеркало к шкафам —
Придуманы влюблённым человеком.
Шерше ля фам. Во всём — шерше ля фам.
И кое-как, собравшись впопыхах,
Не к ней ли «ехал Грека через реку»?
Слыхали сонный окрик петуха?
Вот-вот. Он для неё прокукарекал.
Те руки
А ветер шепчет мне на ухо:
— Пора тебе собраться с духом,
Пора уже к морщинкам привыкать.
Узнай себя в хромой старухе,
Что два шага пройдёт и рухнет
В костлявые объятья старика.
Припомнив рук былую силу,
От боли губы закусила,
Ведь нынче стал беспомощней щенка.
Те руки в прошлом лес валили
И в дом несли букеты лилий.
Мозолями боялись царапнуть.
Ценой немыслимых усилий
Она уложит их красиво,
Когда придёт пора в последний путь.
Колосья
Домик с окнами в сад.
Седину причесав,
И мужицкую куртку набросив,
Вышла в поле вдова.
Засучив рукава,
Целый день собирает колосья.
Голосит в небеса:
— Как он бедненький сам?
Вот приснилось, что хлебушка просит.
Ляля. Соперницы
А Ляля была и сыта, и ухожена.
Хозяин в конюшне сидел до темна.
На праздники баловал новыми вОжжами.
— Зачем ей подарки? — ворчала жена.
А что обижаться? Поди, не любовница.
А Ляля красива, послушна, верна.
На голос хозяйки и с места не тронется,
В ответ только фыркает, вот сатана!
От самых яслей «сатану» не треножил он,
Не гнал и жену: ни полоть, ни косить…
Потомством семью не порадовал боженька.
Цеплялось дитя, не могла доносить.
Давно отошла красота её девичья
И бабья уже увядает совсем.
А он бережет и лелеет, надеется…
Без деток домина и скучен, и сер…
Она без того уже в счастье не верила,
А тут ещё горе: «Хозяйка, молись!»
Свалилось на спину хозяину дерево
И, кажется, ноги совсем отнялись.
Жена — на конюшню и Ляле поклонится.
— Тащила б сама да полсуток пути.
А мы — ты да я… вот и вся его конница.
Бывало, что я обижала… прости.
Надеюсь, что хватит нам жира подкожного,
Чтоб мне — не замёрзнуть, тебе — довезти.
Вдвоём мы должны совершить невозможное…
Хозяина нашего нужно спасти.
— Мы справились, Ляля! Он встанет со временем!
Ты умница, Ляля! Летела, как две!
Ещё подтвердилось… Я снова беременна!
Тут Ляля уставшая стала резвей.
Птаха
Слова отовсюду звучат в разнобой.
И сказано было немало прекрасных.
Над Птахой испуганной кружится ястреб
И всячески хочет увлечь за собой.
Ей лестно от этих попыток напрасных
Разжалобить душу и сердце мольбой.
Но, встретив однажды на свете любовь,
На меньшее — Птаха уже не согласна!
Я забыла про зонт
Снова осень стучит со своими капризами.
Поплетутся за ней и хандра, и тоска.
И навязчивый дождь будет окна облизывать,
А потом Макшоссе предо мной полоскать.
Будут шины авто тротуары забрызгивать,
А подошвы сапог будут грязь разносить.
Я глазами в толпе разыщу тебя издали.
С недовольного неба начнёт моросить.
Но и в пасмурный день осень дарит сюрпризы нам.
Всюду ставит свою золотую печать.
Мне на волосы дождь станет капли нанизывать,
А я вдруг перестану его замечать.
Я забуду маршрут переулков и улочек
По которым с тобой будем мы колесить.
Я забуду про зонт. В своей джинсовой сумочке
Так и буду его нераскрытым носить.
Я забуду, что здесь сыро. зябко и сумрачно,
И. что в городе есть и трамвай, и такси…
Я забуду про зонт в промокающей сумочке…
Я забуду сказать…
Ты забудешь спросить…
Танцует дождь
Танцует дождь в цветочных клумбах,
Прогнав из парка молодёжь.
Ламбада, макарена, румба…
Притихло всё — танцует дождь!
Танцует дождь потехи ради.
И стало меньше суеты.
Как по команде за оградой
Раскрылись пёстрые зонты.
Танцует дождь у хрупких сосен,
У местных франтов — фонарей.
Легко условности отбросив,
Он бьет чечётку у дверей.
Танцует дождь. И джайв, и сальса…
Без каблуков, на каблуках…
И ноги мокрые красавиц
От луж подпрыгивают в такт.
Танцует дождь по тротуарам,
Не беспокоясь, что потом…
Людей выстраивает в пары,
Сближая под одним зонтом.
Инь и Янь по-донецки
В кустах цветущих море пчёл-трудяжек.
И ни одна ещё не укусила…
Идёт с цветами парень в камуфляже,
В кульке прозрачном пара апельсинов.
Мила его нехитрая поклажа
Для девушки в футболке и лосинах.
Зачем гуманитарный институт?
На музыку, не то что на бумагу
Слова без разрешенья сами лягут,
Когда восторг в глазах у них прочту:
— Ей — нужно дать медаль за красоту!
— Ему — положен орден за отвагу!
Красиво! Изумительно красиво!
За окнами сирень, в окне герань.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.