Книга предназначена
для читателей старше 18 лет
DISCLAYMER
Прочтение может вызвать негативные эмоции у некоторых групп граждан. Автор не пропагандирует: насилие, нездоровый образ жизни и асоциальное поведение. Не рекомендуется к прочтению лицам не достигшим совершеннолетия
Nick Bachman — Seattle Overdrive
Copyright© Nick Bachman, 2014.
Иллюстрации предоставлены Kate Bronx.
www.instagram.com/katebronx69
Текст публикуется в авторской редакции.
Пролог
Я Марлон Лавджой, расскажу вам одну не слишком длинную историю, из места, которому нет названия. Не ждите эпических сражений и спасений мира — мой рассказ простой, как и моя жизнь. Я не супермен, не ходячий рентген, а вполне обычный человек: я не умею летать, поднимать автомобили и обо мне, скорее всего, никогда не услышит мир. Начну свое повествование с довольно давнего времени, приправленного беззаботностью и глупостью — отличное время надо сказать. Эх, были времена, когда казалось, что сам куешь свою судьбу, тебя точно ждет успех и где-то на пути лежит огромная конфетина. Думалось, что достаточно лишь выбрать направление и не сворачивать, достаточно постараться и все получится: «Я знаю, чего хочу», «Я все могу, если захочу», «Все будет так, как я хочу». Мечта и цель, успех, стремление. Тогда я не знал, что все эти формулы жизни, так и сочащиеся из каждого — не работают. Половина важнейших слов вовсе не имеют значения. Ничего не работает, никакая логика черт ее побери. Миром правит неумолимый абсурд и хаос. Вера в эти формулы, слова, поп-психологию, мотивационные фразы, имеет все минусы содержащиеся в вере как таковой. Минусы в том, что всегда есть поле для отхода, всегда есть фраза с тысячью смыслами за которой можно укрыться, — доказывать что-либо тут бесполезно и глупо. Систематическая ошибка выжившего маячит на горизонте каждой судьбы и об этом стоит всегда помнить, чтобы не было потом слишком больно и неприятно. Стоит сказать, что информационный ландшафт все чаще исключает истории неуспеха, так что мой рассказ будет мало кому интересен. Как видно я не стараюсь вас чем-то зацепить, так что можно просто закрыть и не читать дальше, хотя пару сюрпризов я все-же приберег.
Ладно, тогда продолжу. Более конкретно.
Сколько людей скинула волна мейнстрима? Был блюз, глэм-рок, гранж и так далее и так далее; в литературе было бит поколение, гонзо. Ну… вы поняли — примеры всюду, примеры мировой славы и вечной жизни в своем искусстве. Однако на одного счастливчика, приходится тысяча неудачников. Как по мне, неудачник не так уж и отличается от счастливчика: счастливчик видит тревожные сны о том, как он не справляется с упавшим грузом хрупкого счастья и забывается в радости проснувшись; неудачник видит во сне более лучший мир, кошмары приходят только после того как он открывает глаза. Поэтому я так люблю поспать.
Я буду говорить в настоящем времени, так проще вспоминать, но могу и в прошедшем, если воспоминания унесут слишком далеко. Еще я могу говорить урывками и вообще как угодно… А ладно, извиняюсь за излишнюю болтливость, что-то занесло меня, думаю, пора уже начинать.
Part 1
Chapter 1 «We»
Сиэтл. Приятный летний вечер тысяча девятьсот девяносто шестого года. Обыкновенный дом наполнен необычными людьми. Вокруг нас вращается солнце, мы в центре вселенной — мы вечны.
Ричард — светловолосый, голубоглазый парень социально приемлемого вида. Усердно пытается порезать лимон для текилы на столе, рядом с большим и переполненным народом диваном; сок растекается струйками по стеклу не вызывая оскомину разве что у моей бабушки живущей в Английской деревне. Одет Рич всегда с иголочки: чистые кожаные ботинки, брюки и белая «поло»; с иголочки у него не только внешний вид, а еще и настроение. Вообще у многих моих знакомых с иголками через чур близкие отношения, но не об этом. Характер Рича, конечно, скверный и наглый, но обычно, там, где надо. Рич чертовски не похож на меня, хотя мы с ним не разлей вода, — вместе с «коляски». Он был тот — на кого можно рассчитывать. Возможно, из-за самолюбия, которое заставляло его быть принцем в блестящих доспехах, — ведь даже у хороших поступков могут быть непредсказуемые, темные мотивы. Если он выставлял себя примерным малым, то, как правило, это было бросанием пыли в глаза, а то и камней в голову. Частенько Рич вел себя не особо адекватно: то бесновался, то манерничал, иногда был слишком правильным, иногда валял дурака вместе со мной, тут не угадаешь. К пространному описанию могу добавить, что у Рича несколько лиц — и все они бывали полезны. Несколько личностей в одном человеке, надо признать — очень удобно.
Джейк — тип за которым обычно ходят охранники в супермаркетах. Любит выпить и покататься на своей кроссовой хонде в понедельник утром, как все «нормальные» люди. В данный момент с нетерпением наблюдает за расправой Рича над лимоном с того самого дивана. На вид Джейк худой беспризорник, с короткой прической «ежик»; в черной кофте, с капюшоном на голове — хоть и в помещении; на джинсах видны следы очередной пьяной аварии. Парень он чертовски испорченный и злой, но, что удивительно, с мозгами, — лучшее сочетание, на мой взгляд. Человек который всегда горит — человек живой. Мы были похожи, — от части, — нас нельзя было оставлять друг с другом на одной территории с острыми, колющими, режущими и вообще любыми предметами представляющими опасность, а то мы вмиг покалечились бы заигравшись как малые дети. Понятие — «веселье», иногда носит искаженный характер. Еще у Джейка была пассия — Линда: пример вежливости и приличия, но почему-то разбавляющая им свою чистоту. В общем Джейк такой человек, который не даст заскучать — свободный, грешный дух.
Алан — мой старинный друг, добродушный парняга с большими планами; не понятно было зачем он вообще водился с нашей компанией. Одевался он в обычные шмотки — ему было все равно, этим он мне и нравился. Я чувствовал себя каким-то олухом и ребенком на его фоне, как будто я чего-то не понимаю, — расселся тут, знаете ли, в своем воздушном замке верхом на фиолетовом драконе и мозолю глаза нормальным «поверхностным» людям. Алан пухлый здоровячек, как в рекламе фермерского магазина или магазина автозапчастей; высокого роста, немного неловкий и неказистый. Алан не слишком разговорчивый — поэтому сложно рассуждать каков он в своей сути. Общались мы каждый день с самого раннего возраста по причине того, что он жил через дорогу, — довольно удобно. Будучи детьми, а потом учась вместе в школе я был на переднем плане, вылезал вперед при каждой возможности, сейчас я конечно понимаю, что так я хотел скрыть ощущение собственной глупости витающее всегда поблизости. Мне кажется, что это вообще свойство всех дураков и неучей.
Вообще здесь много всяких людей, но мне лень всех описывать: вчерашние одноклассники, просто знакомые, некоторых в первый раз вижу. Черт побери, это же мой дом, а тут ходит непонятно кто…
— Кто сюда всех подряд пускает, что за больной ублюдок?! — Рыкнул я максимально громко. Никто и глазом не повел.
— Не парься Мар, все свои. Расслабься братишка, — ответил мне один Джейк со спинки дивана.
— Все, хватит людей пускать, уже человек тридцать набежало, — сказал я с долей отчаяния, ведь это было уже не остановить — точка невозврата.
О, точно, забыл сказать: среди этой кучки придурков ходит особая девушка — Мишель, к которой я давно присматривался. Черноволосая, кареглазая стервочка, бледная и похожая на фарфоровою куклу — красивую и пугающую одновременно, мне это как раз по душе. Я с ней так толком и не разговаривал, — не представлялось момента, может я пасовал, конечно. Вы только подумайте: волосы — шлейф черного дыма, по ним плывут красные отблески от неоновой вывески «кока-кола» прикрученной к стене. Мы с Джейком и Аланом, кстати, с заправки стянули ее, на прошлой неделе, — просто ради веселья. Не сложно догадаться, чья это была идея. Я тогда сказал в шутку, что она мне нужна, — эта вывеска, а Джейк воспринял это всерьез, выдрал ее с куском стены и мы все побежали сломя голову, помогая Джейку с его ношей. А что поделать? Дело уже сделано — нужно ноги уносить. Как говорит мой отец: «Умный не тот, кто попался, а кто вовремя съебался». Недавно я приметил старый неоновый логотип «Texaco» в одном баре…
Немного сбился. Мм-м… о чем я?
Совсем забыл описать себя. Ну, так вот, мне сейчас двадцать лет. Я музыкант, не профессиональный, но по крайней мере, хочу им стать. У меня много татуировок, набитых по глупости в своем большинстве: на шее, руках, ногах. Часто набивка происходила на мероприятиях подобных этому и все рисунки получились не слишком удачные — «Slut» на лодыжке, нельзя назвать удачей, — хотя забавно конечно. Черные неухоженные волосы до плеч, еще я довольно худой, глаза непонятного болотистого цвета. Черты характера описывать не буду, само собой по ходу рассказа все будет понятно, да и в самоанализе смысла немного — никогда знаешь, кто ты на самом деле, как со стороны тебя видят, — по крайней мере, я так себя и не понял.
Дом мой довольно обычен для окраины. Не то чтобы я бедный — всего вроде хватает, но хотелось бы большего: денег там, славы, ну вы понимаете, — я молод, мне все можно желать и о чем угодно грезить; если считаете меня меркантильным, значит что-то от себя скрываете. Так вот… Родители уехали к друзьям во Флориду, а пока их нет — это здание принадлежит нам; свет от неоновой вывески, о которой я уже упоминал, делает обстановку праздно-инфернальной; пара лава–ламп и стробоскоп дополняют обстановку в стиле вечно злой молодежи. Я всегда любил много небольших источников разнообразного света; атмосфера для меня очень важна, она также невозможна без нужных людей. Когда все вместе — время летит, все забывается, думаешь только о том, что происходит сейчас, — как все это деструктивно и глупо звучит, на самом деле я это понимаю, м-да. Набрался я, уже будь здоров… Надо на диван завалиться.
Тут от размышлений меня оторвал Джейк:
— Слушай Мар, можешь занять мне немного денег, даже машину заправить нечем? — спросил он наивно и простодушно, даже не помыслив о возможности отказа.
— Джейк, у меня у самого ничего не осталось, все на выпивку и хэш ушло для вечеринки. Голяк полный, — я же не работаю пока что.
Джейк скрутил себе тугой и длинный, — это он умел. Начал смолить и говорит:
— Черт, понимаю, ладно. Значит, поеду на работу на автобусе. Ненавижу общественный транспорт, так и тянет кого-нибудь прикончить. Потные тети и дяди наступают на твою обувь, потом ты достаешь охотничий нож своего отчима, просишь всех заткнуться, блокируешь двери, убиваешь водителя, угоняешь автобус, уезжаешь на нем в лес. Хм. Потом выходишь из автобуса, обливаешь его бензином и все вокруг поджигаешь, включаешь трек MC Hammer на бумбоксе и бегаешь с криками вокруг! Все в автобусе от страха и шока начинают смеяться!
— Ладно! Хорошо черт тебя дери! Как тут откажешь, с таким то рассказом — один он стоит пару баксов. Ублюдок, мать твою… Сейчас из заначки достану тебе немного. А ну иди сюда говно собачье… На черный день оставил. Решил ко мне лезть?.. Вот всегда так — тратишь деньги на черный день, когда весело и хочется еще. Забавно…
— Точно, спасибо мужик, отдам после зарплаты обязательно. Только напомни. Хотя конечно я не забуду, — напомни, что сам не забыл.
— Ха-ха. Не парься. Давай лучше выпьем — праздник все же.
— Да, давай. А какой праздник то? — поинтересовался Джейк.
— Эмм… Не знаю, за спасение мной целого автобуса многострадальных пассажиров.
— Точно. Повод что надо.
Так мы и сидели, пока не раздавили на двоих полбутылки псевдо-мексиканского поила, разлитого, скорее всего, где-то неподалеку. Но тут возникла трагедия циклопического масштаба — лимон отдал последний кусочек своего тела. Лимон, не лайм. Последний лайм был потрачен три часа назад.
— РИЧ! — крикнул я, пытаясь голосом пробиться через музыку.
— Что?!
— Где лимон… ты чего весь стол загадил?! — крикнул я снова, чуть не надорвав голос.
— Извините, лимон давно кончился, — сказал Рич, разведя руки, скорчив рожу и показав два средних пальца. Обожаю его. Определенно.
— Ладно, обойдемся, поэтому я и не люблю текилу — слишком сложно с ней. Толи дело джин — просто и не банально.
— Давай уже, — сказал Джейк, сгорая от нетерпения.
Мы выпили с Джейком еще пару тройку раз, после чего я вышел во двор: там был небольшой бассейн и всякие принадлежности для отдыха; аккуратный газон, — за ним очень следил мой отец, даже слишком, можно считать, что это было его хобби — газон. Чтобы травинка к травинки. Никогда не понимал таких пристрастий, но каждому свое, каждый по своему уходит от реальности: кому наркотики, кому несколько часов маниакальной обсессивно-компульсивной чистки ковра от катышков с помощью собственных пальцев.
На шезлонге в одиночестве разлеглась Мишель. Была там одна — странно. Я набрался смелости и решил подойти:
— Привет, как ты? Почему одна тут?
— Все хорошо, смотрю на звезды. Просто устала от людей. Решила побыть в тишине, — сказала Мишель, очень спокойно и размеренно. Слова текли и пелись — а не просто проговаривались.
— Тут их почти не видно, мы же в городе… Да и тучи, вон все заволокло, — говорил я словно робот-разрушитель всякой романтики и красоты. Еще и лицо нахмурил как полицейский учуявший запах канабиса в машине.
— А ты романтик, я прямо покорена, — сказала Мишель еще тише и спокойнее чем ранние.
— Извини. Покорение не моя тема, — говорил я залившись краской.
— Ничего. Я слышала, ты музыку пишешь?
— Это громко сказано — а вообще есть такое дело. На досуге. Ничего особенного…
— Сыграешь мне? Я бы хотела послушать, все же в Сиэтле отличные музыканты, но лучшие, правда, в Абердине.
— Не сегодня, я совсем не в форме. Шумно и вообще время неподходящее. В следующий раз. Слово скаута, правда я им никогда не был, — говорил я пытаясь всячески улизнуть от темы.
— Ладно, я напомню потом обязательно — не отвертишься.
— Ха, — ухмыльнулся я. — Хорошо. Ты где-то сейчас учишься? Работаешь?
— Учусь на юриста — решила самое оно будет. Не работаю пока, но ищу. А сам?
— Раньше на журналиста учился. Ушел после первого курса, — тут я почувствовал стыд и еще большую скованность. — Решил, что мне оно не нужно, у меня другая дорога, все такое и в этом духе. Учеба в принципе не мое — направление не имеет значения. И не работаю, ужас какой-то…
— Решил все поставить на эту свою дорогу — не боишься? Как без образования быть в наше время?
— Наверное, нет. Кто хочет, тот найдет, не знаю, — что лучше подходит? Или что там обычно люди говорят? Скорее мне просто не хотелось учиться. Сильно ограничивает это все, да и если бы я себя видел кем-то и ради этого учился — то понятно, а так я себя больше никем не вижу, так зачем себе задницу надрывать собственно? Хотя идеи есть — даже планы.
Я решил не стоять над душой и расположился на шезлонге рядом, закурил сигарету а Мишель продолжала:
— Круто, я бы так не решилась, да и идей у меня нет помимо учебы больше. Если выбор между образованием и ничем — то ответ очевиден. Может, как-нибудь увидимся вдвоем… А, Мар? Так ведь тебя друзья называют?
— Да, так. Конечно, давай увидимся, как время будет, — говорил я и делал вид, что мне все равно, наверняка слишком переигрывая. Только потом это понял, как обычно впрочем.
— Ага. Пойду я домой, уже поздно. Спать тут у тебя, судя по всему, негде будет. А если и будет где — то приставать будут или ограбят… Сброд у себя ты собрал отменный.
— Это да. Пока Мишель. До встречи.
— Увидимся.
Еще немного полежав, ощущая странное чувство отупения, я решил вернуться в дом и увидел, как он изменился за двадцать минут моего отсутствия: на полу валялись стекляшки, стол лежал ножками вверх, за диваном кто-то спал или уже сдох — черт его знает; люди выдавали невиданные для меня движения, — как только это у них выходит? Не люблю танцевать — чувствую себя бревном; иногда мне кажется, что я самый не пластичный человек на земле. Так вот. Было очень шумно, громко играла музыка, кто-то орал на втором этаже — не удивительно, что сосед смотрел злым взглядом из окна, как он еще не застрелил меня из своего ружья, прокравшись ко мне в комнату в одну из ночей? Творился полный погром и хаос, который неизвестно как потом ликвидировать. Ну да ладно, ночь еще не подошла к концу, не стоит расстраиваться. Когда не знаешь, что со всем этим делать — стоит выпить, — так говорил мой дед, пока пьяный не перевернулся на лодке во время рыбалки и не утонул.
Тут я увидел Линду, — заметил по ярко-рыжим волосам.
— О, Линда, дорогуша, как дела? Я тебя не видел, давно тут?
— Привет Мар, недавно. Дела хорошо — только есть охота, ужас как. У вас тут столько всего и ничего из нормальной еды — одна варварская пища. Ты умрешь от закупорки сосудов или диабета в мучениях, если продолжишь так питаться.
— Это да. Есть сосиски, — недавно с гриля; пиво, чипсы. И… мне совершенно нечего тебе предложить, — сказал я расхохотавшись.
— Никакой ответственности, но не мне тебя учить. Марлон, такой Марлон, — сказала Линда свысока.
— Я надеюсь, ты Джейка не салатами кормишь. Вдруг еще больше нервничать начнет, пришьет еще кого-нибудь. Тебя, например, — сказал я, понимая, что давно пора остановиться, но уж больно хотелось попрыскать ядом.
— Пытаюсь приучить. Ты — то, что ты ешь.
— В таком случае я корова, а ты овощ… Морковка! Теперь буду тебя так звать. Ты не против?
— Не смешно. Конечно против. Остановите поток своего искрометного юмора, пожалуйста, — сказала Морковка.
Видимо начала дуться. Вегетарианцы вообще довольно обидчивы, хотя это я должен себя так вести, съедая вместе с мясом животный страх перед смертью и его агонию. Морковка как-то внушала мне подобную проповедь. В общем, я решил прекратить этот разговор и перевести тему:
— Кстати, Джейк уснул на лестнице — сидя, бери его и идите спать на второй этаж. Думаю, он достаточно навеселился, — сообщил я.
— А ты не против? Пусть пока отдохнет, позже я его уведу наверх.
— Конечно не против. Что уж там.
— О, спасибо.
— Нет проблем, — сказал я, прихватив со стола сосиску и показательно откусив кусочек, затем пошел искать денег для Джейка. И все-таки я слишком добрый, обычно это пригождается… всем кроме меня.
Уже пять утра, все понемногу начали расходиться, часть людей оставалась спать у меня. Рич еще сидел на диване и смотрел вперед отрешенным взглядом, я решил присоединиться и потупить вместе с ним.
— Рич, — сказал я максимально задорно. — Как жизнь? Ты чего завис?
— Да неплохо старик, вот сижу, думаю, — сказал Рич, только максимально отрешенно.
— О чем?
— О том, как в карамельку, начинку наливают — прикинь? Загнался я что-то. Голова болит. Черт…
— Эмм… может, пройдемся? На воздух хочется.
— Да, давай. У тебя есть кофта? — спросил Рич, потерев ладони.
— Сейчас достану.
Мы пошли вниз по улице, — ни единой души, — фонари еще горели, хотя было уже более-менее светло. Легкая утренняя дымка. Я накинул капюшон и закурил сигарету. Мы шли и разговаривали в основном о том, что будет дальше, — в смысле какую роль играть в этой жизни, кем прикидываться. Шли и искали смыслы — это нас занимало, разговоры с очевидной бесполезностью в плане ответов. В то время мы часто разговаривали с Ричем о наших дальнейших планах. Иногда было не по себе, — от этих разговоров, — но была уверенность в том, что все сложится нормально — привычка восприятия, заложенная еще в детстве, когда думаешь космонавтом или пожарным стать? Родители думают, может тебе стать врачом? Или юристом? никто не думает, что возможно станет наркоманом или бродягой, убийцей… и откуда тогда они все возьмутся в будущем, если не из нас самих? Хотя это тоже выбор. Со временем мы будем далеко, а наши судьбы будут все разительней отличаться друг от друга. Наверняка это будет особенно очевидно через двадцать лет после окончания старшей школы, на встрече одноклассников. Эта встреча превратится в эдакий ипподром, — величайшее соревнование длиною в жизнь.
Так вот, шли мы так и шли, погруженные в свои мысли, то и дело выплескивая их наружу, пока не добрели до Пайонир — Сквер.
— Мар, слушай, может, по пиву раздавим? А то у меня уже похмелье, да и прохладно. Согреться было бы круто.
— Давай, вот только где? — сказал я без особого желания.
— Если свернуть через два квартала налево — то там будет бар круглосуточный.
— Ну, потопали, время есть. Надеюсь, они дом не спалят или не затопят, пока нас нет… не устроят оргию или не убьют кого-нибудь, а то еще потом ковер оттирать.
— Они уж все спят, наверное. Как младенцы… милые, пьяные — младенцы.
Я пил колу, после этой фразы она брызнула изо рта и носа от мощного смешка.
— Надеюсь, что ты прав, — сказал я весь облитый.
Свежий воздух был как нельзя кстати; мы быстрым шагом дошли до бара, сели в самый дальний угол. Там даже еще были люди, выглядели они, как будто тут всю жизнь просидели. Мы заказали по стакану пива и закурили по сигарете. Лучи утреннего солнца пробивались через ячеистые окна паба; коричнево-красное дерево казалось особенно красивым в клубах сизого дыма. У меня и Рича виднелись круги под глазами, напоминающие о веселой ночи; запах перегара предупреждал о предстоящей утреней расплате в виде похмелья. Ричард оперся лицом на свою ладонь, в которой к тому же тлела сигарета. Я решил его взбодрить:
— Эй, Рич, проснись! — я дернул руку, которой он опирал лицо. Рич чуть не угодил лицом в пепельницу.
— Я и не сплю, чертов ублюдыш. Просто задумался…
— Да не обижайся дружище.
Красный взгляд Рича, — с паутинками вен, — был абсолютно спокойным, он как будто слился с пространством и обстоятельствами: взгляд — воина бездействия, апологета пассивности. Пепел сорвался с сигареты и упал на стол. Человек — хайку.
— Думаешь-то о чем опять? — спросил я, пытаясь развязать разговор.
— О тяжести бытия, черт, вообще ни о чем. Давай допьем пиво и пойдем, а то поздно уже… или рано, не знаю… Спать хочется. Я у тебя лягу… ты не против?
— Нет проблем.
Мы допили пиво, выкурили еще по сигаретке, посидели немного молча, затем вышли на улицу. Уже шесть тридцать утра — совсем светло. Особенное время, когда все только просыпается: воздух чист, пока автомобили еще не подняли пыль и не насытили выхлопами воздух. «Я так редко вижу это время суток»: подумал я.
Мы направились вверх по улице. Магазины, кафе, и прочие забегаловки готовили к приему посетителей. Люди с угрюмыми лицами шли на работы, а в мыслях уже сидели на своих трудовых местах.
— Всегда было жалко тех, кому приходится вставать в такую рань, это же мука смертная, — сказал Рич.
— А мы еще и не ложились. Вот выход из ситуации: можно не ложится, чтобы не вставать; можно не трезветь, чтобы не было похмелья. Ох, голова болеть начинает.
— Зато было весело, — подбодрил меня Рич
— Это точно. Убираться только замучаюсь. Завтра утром или сегодня днем… ну ты понял… а зачем мы вообще куда-то пошли? Что мы тут забыли? К чему это все? — Спросил я, скорее риторически и не ожидал какого-либо ответа.
— Ни к чему. С чего ты взял, что во всем должен быть смысл? — изрек Рич неожиданную сентенцию.
— Ну, да…
Мы дошли до моего дома. Дверь была нараспашку; на диване, чудом, спало человек десять; лечь было негде, даже в родительской и, черт возьми, в моей комнате все было занято. Рич умудрился найти местечко на моей кровати с краю от еще пяти тел. Спать на полу я был не намерен: пошел на кухню, сделал кофе, заглянул во двор и развалился на шезлонге, снова закурил.
Странно, но спать не хотелось; я подумал о Мишель, настроение стало лучше. Надо будет ее позвать куда-нибудь, а еще я обещал песню спеть, — над этим надо поразмыслить, чтобы ей понравилось, что-нибудь романтичное что ли. Не думал, что дойду до такого, ну да ладно… Почувствовав запах жженого фильтра, выкинул бычок в стакан с допитым кофе. Я стал засыпать, а еще немного времени спустя уснул вовсе.
Проснулся я около полудня, проспал бы дольше, но мне стало очень жарко — припекло что надо, на открытом то солнце. Все болело — особенно голова; отлежал я все, что только возможно. Хорошо, что хоть расплавиться не успел. Пошел я в дом: там мало что изменилось — большинство людей спали в тех же вычурных позах, несколько человек сидели на кухне: завтракали, пили кофе, Линда жарила всем яичницу. Какой-то парень спал свернувшись калачиком около батареи, двое под столом, один вообще составил импровизированную кровать из табуреток и стульев. Помниться я сам так пару раз делал, — если чувствуешь, что упадешь через минуту — и ни такое придумаешь.
— О, Мар, ты встал. Тебе сделать кофе и поесть? — спросила Линда.
— Хотелось бы. А Джейк где? Что-то его не видно, — спросил я, а после этих предложений, даже перестал ее ненавидеть.
— Не знаю… Исчез куда-то утром. Надеюсь найдется вскоре как обычно.
— Я тоже.
Все еще болела голова, но это ничего. Я сел за стол; Линда уже положила мне завтрак: яичницу с беконом и кофе. Я осматривал людей сидевших за столом и ждал с нетерпением когда они, наконец, уйдут. Поев и немного прибравшись, я пошел в свою комнату: лег на кровать, взял в руки гитару, закурил сигарету. Сочинить ничего не получалось. Немного побренчав, я снова уснул.
***