Бесплатный фрагмент - Seattle Overdrive

Nick Bachman — Seattle Overdrive

Copyright© Nick Bachman, 2014.

Mail: nick.bachman66@gmail.com

Illustrator: Ekaterina Kozyreva

www.instagram.com/katia.kozyreva69

ISBN: 978-5-0050-3681-0

Seattle Overdrive — история рок-музыканта Марлона Лавджоя, по-настоящему любящего своё дело. Герой идёт по собственному пути, намеренно не видя того, что мир изменился и его творчество перестало что-либо стоить. Марлон настолько непреклонен в выборе своего стиля жизни, что продолжает путешествие по злачным местам Сиэтла даже после смерти.

Как понять, когда закончилась жизнь и началось путешествие в бардо?

DISCLAIMER

Прочтение может вызвать негативные эмоции у некоторых групп граждан. Автор не пропагандирует: насилие, нездоровый образ жизни и асоциальное поведение. Не рекомендуется к прочтению лицам, не достигшим совершеннолетия.

Посвящается Мишель.

Prologue

Я, Марлон Лавджой, расскажу вам одну не слишком длинную историю из места, у которого множество названий. Не ждите эпических сражений и спасений мира — мой рассказ простой, как и моя жизнь. Я не супермен, не ходячий рентген, а вполне обычный человек: я не умею летать, поднимать автомобили и обо мне, скорее всего, никогда не услышит мир. Начну повествование с давнего времени, приправленного беззаботностью и глупостью — отличное было время, надо сказать. Эх, тогда казалось, что сам куёшь свою судьбу, тебя точно ждёт успех и где-то, совсем близко, тебя обязательно ждут. Думалось, что достаточно лишь выбрать направление и не сворачивать, достаточно постараться и всё получится: «Я знаю, чего хочу», «Я всё могу, если захочу», «Всё будет так, как я хочу». Мечта и цель, успех, стремление.

Тогда я не знал, что эти формулы жизни, так и сочащиеся из каждого, — не работают. Половина важнейших слов вовсе не имеют значения; ничего не работает, никакая логика, черт её побери: миром правит неумолимый абсурд и хаос. Вера в формулы, слова, поп-психологию, мотивирующие речи имеет все минусы, содержащиеся в вере как таковой: всегда есть поле для отхода, всегда есть фраза с тысячью смыслами, за которой можно укрыться, — доказывать тут что-либо, бесполезно и глупо. Систематическая ошибка выжившего маячит на горизонте каждой судьбы, и об этом стоит помнить, иначе потом будет слишком больно и неприятно.

Стоит сказать, что информационный ландшафт всё чаще исключает истории неуспеха, однако падение бывает не менее интересно, чем триумф, да и вообще, может, падение и есть искомый смысл некоторых жизней, например моей. Я ни о чём не жалею, хоть в это и будет сложно поверить, просто моё озлобленное счастье выглядит не самым презентабельным образом, а жизнь интересна до боли, — в прямом смысле этого слова. Моя история «неуспеха» будет рассказана от лица музыканта, но если сменить профессию — призвание, если хотите — на художника, писателя, неважно кого — смысл останется прежним. Наверняка немало людей найдут аналогии со своей жизнью, своими мечтами, профессиями, хобби.

Хорошо, если по теме: скольких людей скинула волна мейнстрима? Был блюз, глэм-рок, гранж и так далее, и так далее; в литературе вспомните бит-поколение, гонзо. Вы поняли — всюду примеры мировой славы и вечной жизни в своём искусстве. Пусть и на одного счастливчика приходится тысяча неудачников. Как по мне, неудачник не так уж и отличается: счастливчик видит тревожные сны о том, как не справляется с тяжёлым грузом удовольствий жизни и забывается в радости, проснувшись; неудачник наблюдает во сне более лучший мир, кошмары приходят утром — достаточно лишь открыть глаза. Выбрать — не «видеть»: единственное спасение.

Я буду говорить в настоящем времени, так проще вспоминать, но могу и в прошедшем, если воспоминания унесут слишком далеко. Вы наверняка заметили, что я уже несколько раз пересказал одну и ту же тему разными словами — да, бывает и такое. Начало повествования будет наивной комедией — как и сама молодость — конец будет словно триллер, как и сама зрелость, чтоб её. Ещё я могу говорить урывками и вообще как угодно… А, ладно, извините за излишнюю болтливость, пора уже начинать.

Вру, не пора.

Для чего, собственно, я тут вещаю: хочу, чтобы вы мне помогли отыскать момент, в котором я сюда угодил, никак в толк не возьму — когда?

Part 1

Chapter 1

Smells Like Teen Spirit

Сиэтл. Лето тысяча девятьсот девяносто шестого года. Обыкновенный дом наполнен «необыкновенными» людьми. Впереди великое будущее, как нам кажется, а пока мы «точим копья», чтобы встретить его.

Ричарда я любил больше всех, пускай он и был тем самым другом, с которым меня вечно сравнивали родители, — это ужасно бесило. Сейчас он усердно пытается порезать лимон для текилы на столе рядом с большим и переполненным людьми диваном — сок брызжет во все стороны, не вызывая оскомину разве что у моей бабушки живущей в английской деревне. Во что одет Рич, описывать не буду, советую пойти в любой торговый центр и посмотреть на манекенов за стеклом. Характер Рича, конечно, скверный и наглый, но обычно там, где надо. Рич чертовски непохож на меня, не знаю, как могло такое получиться — дружили мы с самого раннего детства. Он был тем, на кого можно рассчитывать. Возможно, из-за самолюбия, которое заставляло его быть впереди всех: самым достойным из достойных, но я-то знаю, что даже у хороших поступков могут быть непредсказуемые, тёмные мотивы.

Если Рич выставлял себя примерным малым, то, как правило, это было бросанием пыли в глаза, а то и камней в голову. Частенько Рич вёл себя не особо адекватно: бесновался, манерничал, иногда был слишком правильным, иногда валял дурака вместе со мной, тут не угадаешь. К пространному описанию могу добавить, что у Рича несколько лиц — и все они бывали полезны. Несколько личностей в одном человеке, надо признать, — очень удобно. Самый настоящий «Американский психопат».

Джейк — тип, за которым обычно ходят охранники в супермаркетах. Любит выпить и покататься на своей кроссовой хонде в понедельник утром, как все «нормальные» люди. В данный момент с нетерпением наблюдает за расправой Рича над лимоном с того самого дивана и по привычке гладит свою коротко стриженную голову. Он выглядит моложе своих лет из-за худобы. Джейк чертовски испорченный и злой, но, что удивительно, с мозгами, — лучшее сочетание, на мой взгляд. Таких людей я называю «гиенами» — без негатива, если что. Мы были отчасти похожи — нас нельзя было оставлять друг с другом на одной территории с острыми, колющими, режущими и вообще любыми предметами, представляющими опасность, а то мы вмиг покалечились бы, заигравшись как малые дети. Понятие «веселье» иногда носит у нас искажённый характер. Ещё у Джейка была пассия — Линда: пример вежливости и приличия, почему-то разбавляющий им свою чистоту. Если очень коротко: Джейк — человек, который не даст заскучать, — свободный, грешный дух.

В самом тёмном углу комнаты стоял Алан, мой старинный друг, добродушный парняга с большими планами; непонятно было, зачем он вообще водился с нашей компанией. Я чувствовал себя каким-то олухом и ребёнком на его фоне, как будто я чего-то не понимаю, — расселся тут, знаете ли, в своём воздушном замке верхом на фиолетовом драконе и мозолю глаза нормальным «поверхностным» людям. Алан был создан для съёмки в рекламе фермерского магазина или магазина автозапчастей: было в нём что-то семейно-работящее. Алан не слишком разговорчивый — поэтому сложно рассуждать, каков он в своей сути.

Общались мы каждый день с самого раннего возраста, он жил через дорогу, — довольно удобно. В детстве, а потом в школе я был на переднем плане, лез вперёд при каждой возможности; сейчас я понимаю, что так хотел скрыть ощущение собственной глупости, витавшее всегда поблизости. Мне кажется, что это вообще свойство таких дураков и неучей как я.

Сегодня компания собралась большая, но мне лень всех описывать: вчерашние одноклассники, просто знакомые, некоторых в первый раз вижу. Чёрт побери, это же мой дом, а тут ходит непонятно кто…

— Кто сюда всех подряд пускает, что за больной ублюдок?! — рыкнул я максимально громко. Никто не обратил внимания на моё заявление… — Джейк, ты?

— Не парься, Мар, все свои. Расслабься, братишка, — ответил мне Джейк со спинки дивана.

— Всё, хватит людей пускать, уже человек тридцать набежало, — сказал я с долей отчаяния, ведь это было уже не остановить — точка невозврата.

О, точно, забыл сказать: среди этой кучки придурков ходила особая девушка, давно мне понравившаяся, — Мишель. Напоминала она фарфоровую куклу — красивую и пугающую одновременно — мне это как раз по душе. Я с ней толком и не разговаривал, не представлялось момента, может, я пасовал, конечно. Вы только подумайте: волосы — шлейф чёрного дыма, по ним плывут красные отблески от неоновой вывески «Кока-Кола», прикрученной к стене.

Мы с Джейком и Аланом стянули её с заправки на прошлой неделе, — просто ради веселья. Несложно догадаться, чья это была идея. Я тогда сказал в шутку, что она мне нужна, эта вывеска, а Джейк воспринял это всерьёз, выдрал её с куском стены, и мы побежали сломя голову, помогая Джейку с его ношей. А что поделать? Дело уже сделано — нужно ноги уносить. Как говорит мой отец: «Умный не тот, кто попался, а кто вовремя съебался». Недавно я приметил старый неоновый логотип «Texaco» в одном баре…

Немного сбился. М-м-м…

О чём я говорил?

Совсем забыл описать себя. Ну, так вот, мне сейчас двадцать лет. Я музыкант, не профессиональный, но, по крайней мере, хочу им стать. У меня много татуировок, в большинстве набитых по глупости: на шее, руках, ногах. Часто набивка происходила на мероприятиях, подобных этому, и рисунки получились не слишком удачные — Slut на лодыжке нельзя назвать удачей, — хотя забавно, конечно. Моя внешность аналогична прочим в девяностые: мода на гранж не пощадила никого, и теперь я — клише, любой рокер с плакатов условного старшего брата, умершего в пьяной аварии по дороге на рок-концерт.

Черты характера описывать не буду, само собой по ходу рассказа будет понятно, да и в самоанализе смысла немного — никогда не знаешь, кто ты на самом деле, как тебя видят со стороны, — по крайней мере, я так себя и не понял. Мой дом — самый обыкновенный для здешних мест. У меня есть всё, что необходимо, но всегда хочется большего: денег, славы, ну, вы понимаете, — я молод, мне всё можно желать и о чём угодно грезить. Если считаете меня меркантильным, значит, вы что-то от себя скрываете.

Так вот…

Родители уехали к друзьям во Флориду, а пока их нет — это здание принадлежит нам; свет от неоновой вывески, о которой я уже упоминал, делает обстановку праздно-инфернальной; пара лава–ламп и стробоскоп дополняют обстановку в стиле вечно злой молодёжи. Я всегда любил много небольших источников разнообразного света; атмосфера для меня очень важна, она также невозможна без нужных людей. Когда все вместе — время летит, всё забывается, думаешь только о том, что происходит сейчас. Как глупо это звучит, на самом деле я это понимаю, м-да. Набрался я будь здоров… Надо на диван завалиться.

Тут от раздумий на тему дружбы и атмосферы меня оторвал Джейк:

— Слушай, Мар, можешь занять мне немного денег, даже машину заправить нечем? — спросил он наивно и простодушно, даже не помыслив о возможности отказа.

— Джейк, у меня у самого ничего не осталось, все на выпивку и хэш ушло для вечеринки. Голяк полный, — я же не работаю пока что.

Джейк скрутил себе тугой и длинный, — это он умел. Начал смолить и говорит:

— Чёрт, понимаю, ладно. Значит, поеду на работу на автобусе. Ненавижу общественный транспорт, так и тянет кого-нибудь прикончить. Потные тёти и дяди наступают на твою обувь, потом ты достаёшь охотничий нож своего отчима, просишь всех заткнуться, блокируешь двери, убиваешь водителя, угоняешь автобус, уезжаешь на нём в лес. Хм. Потом выходишь из автобуса, обливаешь его бензином и всё вокруг поджигаешь, включаешь трек MC Hammer на бумбоксе и бегаешь с криками вокруг! Все в автобусе от страха и шока начинают смеяться!

— Ладно! Хорошо, чёрт тебя дери! Как тут откажешь, с таким-то рассказом — один он стоит пару бенджаминов. Ублюдок, мать твою… Сейчас из заначки достану тебе немного. А ну иди сюда, говно собачье… На чёрный день оставил. Решил ко мне лезть?.. Вот всегда так — тратишь деньги «на чёрный день», когда весело и хочется ещё. Забавно…

— Точно, спасибо, мужик, отдам после зарплаты обязательно. Только напомни. Хотя, конечно, я не забуду. Напомни, чтоб сам не забыл.

— Напомню, — усмехнулся я, — давай лучше выпьем — праздник всё же.

— Да, давай. А какой праздник-то? — поинтересовался Джейк.

— Эм-м… Не знаю, день спасения мной целого автобуса многострадальных пассажиров.

— Точно. Повод что надо.

Так мы и сидели, пока не раздавили на двоих полбутылки псевдо-мексиканского пойла, разлитого, скорее всего, где-то неподалёку. Но тут случилась трагедия циклопического масштаба — лимон отдал последний кусочек своего тела. Лимон, не лайм. Последний лайм был потрачен три часа назад.

— РИЧ! — крикнул я, пытаясь голосом пробиться через музыку.

— Что?!

— Где лимон… ты чего весь стол загадил?! — крикнул я снова, чуть не надорвав голос.

— Извините, лимон давно кончился, — сказал Рич, скорчив рожу, разведя руки и показав два средних пальца. Обожаю его. Определённо.

— Ладно, обойдёмся, поэтому я и не люблю текилу — слишком сложно с ней. То ли дело джин — просто и небанально.

— Давай уже, — сказал Джейк, сгорая от нетерпения.

Мы выпили с Джейком ещё пару-тройку раз, после чего я вышел во двор: там был небольшой бассейн и всякие принадлежности для отдыха, аккуратный газон, — за ним очень следил мой отец, даже слишком, можно считать, что это было его хобби, чтобы травинка к травинке. Никогда не понимал таких пристрастий, но каждому своё, каждый по-своему уходит от реальности: кому наркотики, кому несколько часов маниакальной обсессивно-компульсивной чистки ковра от катышков с помощью собственных пальцев.

На шезлонге в одиночестве разлеглась Мишель. Была там одна — странно. Я набрался смелости и решил подойти:

— Привет, как ты? Почему одна тут?

— Всё хорошо, смотрю на звёзды. Просто устала от людей. Решила побыть в тишине, — сказала Мишель очень спокойно и размеренно. Слова текли и пелись, а не просто проговаривались.

— Тут их почти не видно, мы же в городе… Да и тучи, вон всё заволокло, — говорил я, словно робот-разрушитель всякой романтики и красоты. Ещё и лицо нахмурил, как полицейский, учуявший запах каннабиса в машине.

— А ты романтик, я прямо покорена, — сказала Мишель ещё тише и отрешённее, чем раньше.

— Извини. Подкаты — не моя тема, — пробормотал я, чувствуя вербальное поражение.

— Ничего. Я слышала, ты музыку пишешь?

— Это громко сказано — а вообще, есть такое дело. На досуге. Ничего особенного…

— Сыграешь мне? Я бы хотела послушать, всё же в Сиэтле отличные музыканты, но лучшие, правда, в Абердине.

— Не сегодня, я совсем не в форме. Шумно и вообще время неподходящее. В следующий раз. Слово скаута, правда, я им никогда не был, — говорил я, пытаясь всячески улизнуть от темы.

— Ладно, я напомню потом обязательно — не отвертишься.

— Ха, — ухмыльнулся я. — Хорошо. Ты где-то сейчас учишься? Работаешь?

— Учусь на юриста — думаю, это моё. Не работаю пока, но ищу. А сам?

— Раньше на журналиста учился. Ушёл после первого курса, — тут я почувствовал стыд и ещё большую скованность. — Решил, что мне оно не нужно, у меня другая дорога. Учёба в принципе не моё — направление не имеет значения. И не работаю, ужас какой-то…

— Решил всё поставить на эту свою дорогу — не боишься? Как без образования-то?

— Наверное, нет. Кто хочет, тот найдёт, не знаю, что лучше подходит? Или что там обычно люди говорят? Скорее, мне просто не хотелось учиться. Сильно ограничивает это всё, если бы я себя видел кем-то и ради этого учился — то понятно, а так я себя больше никем не вижу, зачем себе задницу надрывать, собственно? Хотя идеи есть, даже планы.

Я решил не стоять над душой и расположился на шезлонге рядом, закурил сигарету, а Мишель продолжала:

— Круто, я бы так не решилась, да и у меня нет больше идей помимо учёбы. Если выбор между образованием и ничем — то ответ очевиден. Может, как-нибудь увидимся вдвоём… А, Мар? Так ведь тебя друзья называют?

— Да, так. Конечно, давай увидимся, как время будет, — говорил я и делал вид, что мне всё равно, наверняка слишком переигрывая. Только потом это понял, как обычно, впрочем.

— Ага. Пойду я домой, уже поздно. Спать у тебя тут, судя по всему, негде будет. А если и будет где — то приставать будут или ограбят… Сброд у себя ты собрал отменный, — говорила Мишель, поправляя волосы, — Особенно этот, как его… Джейк? Сидел и пялился.

— Они все хорошие. А тот, который пялился, вообще мой любимчик.

— Всё с тобой ясно, ладно, пока… Увидимся.

— Хорошо, пока, — попрощался я, провожая Мишель глазами, но аккуратно, чтобы не быть как Джейк.

Ещё немного полежав и ощутив странное чувство отупения, я решил вернуться в дом и увидел, как он изменился за двадцать минут моего отсутствия: на полу валялись стекляшки, стол лежал ножками вверх, за диваном кто-то спал или уже сдох — чёрт его знает; люди выдавали невиданные движения — как только это у них выходит? Не люблю танцевать — чувствую себя бревном; иногда мне кажется, что я самый непластичный человек на земле. Так вот. Было очень шумно, громко играла музыка, кто-то орал на втором этаже — неудивительно, что сосед зло смотрел из окна; как он ещё не застрелил меня из своего ружья, прокравшись ко мне в комнату в одну из ночей? Творился полный погром и хаос, который неизвестно как потом ликвидировать. Ну да ладно, ночь ещё не подошла к концу, не стоит расстраиваться заранее. Когда не знаешь, что со всем этим делать — стоит выпить, — так говорил мой дед, пока пьяный не перевернулся на лодке во время рыбалки и не утонул.

Тут я увидел Линду, заметил её по ярко-рыжим волосам.

— О, Линда, дорогуша, как дела? Я тебя не видел, давно тут?

— Привет, Мар, недавно. Дела хорошо — только есть охота, ужас как. У вас тут столько всего и ничего из нормальной еды — одна варварская пища. Ты умрёшь от закупорки сосудов или диабета в мучениях, если продолжишь так питаться.

— Это да. Есть сосиски, недавно с гриля; пиво, чипсы. И… мне совершенно нечего тебе предложить, — сказал я, расхохотавшись.

— Никакой ответственности, но не мне тебя учить. Марлон такой Марлон, — сказала Линда свысока.

— Я надеюсь, ты Джейка не салатами кормишь. Вдруг ещё больше нервничать начнёт, пришьёт кого-нибудь. Тебя, например, — сказал я, понимая, что давно пора остановиться, но уж больно хотелось попрыскать ядом.

— Пытаюсь приучить. Ты — то, что ты ешь.

— В таком случае я — корова, а ты — овощ… Морковка! Теперь буду тебя так звать. Ты не против?

— Не смешно, конечно, против. Останови поток своего искромётного юмора, пожалуйста, — сказала Морковка.

Видимо, начала дуться. Вегетарианцы вообще довольно обидчивы, хотя это я должен себя так вести, съедая вместе с мясом животный страх перед смертью и агонию. Морковка как-то внушала мне подобную проповедь. В общем, я решил прекратить этот разговор и перевести тему:

— Кстати, Джейк уснул на лестнице сидя, бери его и идите спать на второй этаж. Думаю, он достаточно повеселился, — сообщил я.

— А ты не против? Пусть пока отдохнёт, позже я его уведу наверх.

— Конечно, не против. Что уж там.

— О, спасибо.

— Нет проблем, — сказал я, прихватив со стола сосиску и показательно откусив кусочек, затем пошёл искать денег для Джейка. И всё-таки я слишком добрый, обычно это пригождается — всем, кроме меня.

Уже пять утра, все понемногу начали расходиться, часть людей оставалась спать у меня. Рич сидел на диване и смотрел перед собой отрешённым взглядом, я решил присоединиться и потупить вместе с ним.

— Рич, — сказал я максимально задорно, — Как жизнь? Ты чего завис?

— Да неплохо, старик. Вот сижу, думаю.

— О чём?

— О том, как в карамельку начинку наливают — прикинь? Загнался я что-то. Голова болит. Чёрт…

— Эм-м… может, пройдёмся? На воздух хочется.

— Да, давай. У тебя есть кофта? — спросил Рич, потерев ладони.

— Сейчас достану.

Мы пошли вниз по улице — ни единой души — фонари ещё горели, хотя было уже более-менее светло. Лёгкая утренняя дымка. Я накинул капюшон и закурил сигарету. Мы разговаривали о том, что будет дальше, какую роль играть в этой жизни, кем прикидываться. Шли и искали смыслы, это нас занимало, — разговоры с очевидной бесполезностью в плане ответов. Бывало не по себе от этих разговоров, но была и уверенность, что всё сложится нормально. Ошибка восприятия, заложенная в детстве, когда думаешь: космонавтом или пожарным стать. Родители говорят: может, врачом? Или юристом? Никто не думает, что станет наркоманом или бродягой, убийцей… и откуда тогда они все возьмутся в будущем, если не из нас самих? Хотя это тоже выбор, наверное… Со временем мы все далеко разойдёмся, а наши судьбы будут всё разительней отличаться друг от друга, особенно через двадцать лет после окончания старшей школы. И встреча одноклассников превратится в эдакий ипподром — величайшее соревнование длиною в жизнь.

Так вот, шли мы так и шли, погружённые в свои мысли, то и дело выплёскивая их наружу, пока не добрели до Пайонир-Сквер.

— Мар, слушай, может, по пиву раздавим? А то у меня уже похмелье, да и прохладно. Согреться было бы круто.

— Давай, вот только где? — сказал я без особого желания.

— Если свернуть через два квартала налево — то там будет круглосуточный бар.

— Ну, потопали, время есть. Надеюсь, они дом не спалят или не затопят, пока нас нет… не устроят оргию или не убьют кого-нибудь, а то ещё потом ковёр оттирать.

— Они уже все спят, наверное. Как младенцы… милые, пьяные младенцы.

Я пил «Колу», но после этой фразы она ринулась изо рта и носа от мощного смешка.

— Надеюсь, что ты прав, — сказал я, весь облитый газировкой.

Свежий воздух был как нельзя кстати; мы быстрым шагом дошли до бара, сели в самый дальний угол. Там даже ещё были люди, выглядели они, как будто всю жизнь просидели в баре. Мы заказали по стакану пива и закурили по сигарете. Лучи утреннего солнца пробивались через ячеистые окна; коричнево-красное дерево столиков казалось особенно красивым в клубах сизого дыма. У меня и Рича виднелись круги под глазами, напоминавшие о весёлой ночи; запах перегара предупреждал о предстоящей утренней расплате в виде похмелья. Ричард опёрся лицом о свою ладонь, в которой к тому же тлела сигарета. Я решил его взбодрить:

— Эй, Рич, проснись! — я дёрнул за руку, Рич чуть не угодил лицом в пепельницу.

— Я и не сплю, чёртов ублюдыш. Просто задумался…

— Да не обижайся, дружище.

Красный взгляд Рича — с паутинками капилляров — был абсолютно спокойным, он как будто слился с пространством и обстоятельствами: взгляд воина бездействия, апологета пассивности. Пепел сорвался с сигареты и упал на стол. Человек-хайку.

— О чём опять думаешь? — спросил я, пытаясь развязать разговор.

— О тяжести бытия, чёрт, вообще ни о чём. Давай допьём пиво и пойдём, а то поздно уже… или рано, не знаю… Спать хочется. Я у тебя лягу… Ты не против?

— Нет проблем.

Мы допили пиво, выкурили по сигаретке, посидели немного молча, затем вышли на улицу. Уже шесть тридцать утра — совсем светло. Особенное время, когда всё только просыпается: воздух чист, автомобили ещё не подняли пыль и не насытили выхлопами воздух. «Так редко вижу это время суток», — подумал я.

Мы направились вверх по улице. Магазины, кафе и прочие забегаловки готовились к приёму посетителей. Люди с угрюмыми лицами шли на работу, а в мыслях уже сидели на своих трудовых местах.

— Всегда было жалко тех, кому приходится вставать в такую рань, это же мука смертная, — сказал Рич.

— А мы и не ложились. Вот выход из ситуации: можно не ложиться, чтобы не вставать; можно не трезветь, чтобы не было похмелья. Ох, голова болеть начинает.

— Зато было весело, — подбодрил меня Рич.

— Это точно. Убираться только замучаюсь. Завтра утром или сегодня днём… ну, ты понял… А зачем мы вообще куда-то пошли? Что мы тут забыли? К чему это всё? — спросил я скорее риторически и не ожидал какого-либо ответа.

— Ни к чему. С чего ты взял, что во всём должен быть смысл? — изрёк Рич неожиданную сентенцию.

— Ну, да…

Мы дошли до моего дома. Дверь была нараспашку; на диване чудом уместилось человек десять; лечь было негде, даже в родительской и, чёрт возьми, в моей комнате всё было занято. Рич умудрился найти местечко на моей кровати с краю от ещё пяти тел. Спать на полу я был не намерен: пошёл на кухню, сделал кофе, заглянул во двор и развалился на шезлонге, снова закурил.

Странно, но спать не хотелось; я подумал о Мишель, настроение стало лучше. Надо будет её позвать куда-нибудь, а ещё я обещал песню спеть, — над этим надо поразмыслить, чтобы ей понравилось, что-нибудь романтичное, что ли. Не думал, что дойду до такого, ну да ладно… Почувствовав запах жжёного фильтра, выкинул бычок в пустой кофейный стакан. Я стал засыпать, и немного времени спустя уснул вовсе.

Проснулся около полудня, проспал бы дольше, но стало очень жарко — припекло что надо, на открытом-то солнце. Всё болело, особенно голова; отлежал я себе всё, что только возможно. Хорошо, что хоть расплавиться не успел. Пошёл в дом: там мало что изменилось — большинство людей спали в тех же вычурных позах, несколько человек сидели на кухне: завтракали, пили кофе, Линда жарила всем яичницу. Какой-то парень спал, свернувшись калачиком около батареи, двое — под столом, один вообще составил импровизированную кровать из табуреток и стульев. Помнится, я сам так пару раз делал, — если чувствуешь, что упадёшь через минуту, и не такое придумаешь.

— О, Мар, ты встал. Тебе сделать кофе и поесть? — спросила Линда.

— Хотелось бы. А Джейк где, что-то его не видно? — спросил я и даже перестал её ненавидеть после такого щедрого предложения.

— Не знаю… Исчез куда-то утром. Надеюсь, найдётся вскоре, как обычно.

— Я тоже.

Всё ещё болела голова, но это ничего. Я сел за стол; Линда уже сделала мне завтрак: яичницу с беконом и кофе. Я осматривал людей, сидевших за столом, и ждал с нетерпением, когда они, наконец, уйдут. Поев и немного прибравшись, я пошёл в свою комнату, лёг на кровать, взял в руки гитару, закурил сигарету. Сочинить ничего не получалось. Немного побренчав, я снова уснул.

***

Всё шло своим чередом: я искал временную работу, и каждый раз заканчивался провалом. С места бармена меня уволили за драку с посетителем; со склада канцтоваров — за воровство ручек. Примерно через пару недель после той вечеринки я, Джейк, Ричард и Алан поехали смотреть мотокросс. Кстати говоря, я так и не позвонил Мишель, — может, стеснялся, может, просто забывал, но всё ещё планировал это сделать, вот только песня для неё всё не сочинялась. Ну да ладно, короче, пришли мы, опоздав на двадцать минут, — шоу уже началось. Байки взмывали в воздух, делая невероятные финты, трюки, перевороты и тому подобное. Удивительно было — как они не боятся? Казалось, всего одна ошибка — и парень в пластмассовой скорлупе превратится в призрачного гонщика. Все эти шлемы и наколенники — просто иллюзия защиты, может, это и не так, я мало в этом понимаю.

Действо происходило за городом, на дорогу ушёл не один час. Всюду был песок — его здесь когда-то выкапывали, оставив громадные песочные кратеры и навалы. Помимо байков в шоу участвовали квадроциклы, и прочая весьма шумная техника. В опасной близости от трассы были сколочены лавки, столы и прочие предметы для отдыха. Из специально оборудованных машин играла музыка, был организован бар с прохладительными напитками и алкогольными коктейлями. Мы уселись в тени под навесом, явно желавшим обрушиться в любой момент. Солнце неумолимо светило, не давая разглядеть ни одного трюка очередного сорвиголовы.

Я надел тёмные очки. Джейк подошёл с охапкой банок холодного пива, мы расхватали по одной и начали наблюдать. Иногда люди падали, но травм никто не получал, — как я понял, это норма подобных мероприятий. Даже в такое время я думал о своём, в основном о неудачах на работе, — скорее, это были закономерности, если начистоту. Родители перестали давать денег, им казалось, что от них мне только хуже, тратить с пользой я не умел. И, конечно, я думал о Мишель и своей ещё не написанной песне для неё. Зря пообещал, придётся исполнять, а мне стеснительно, чтоб её.

— Слушайте, парни, как думаете, — спросил я, почувствовав лёгкое смущение, — если я придумаю песню и спою для Мишель, это будет не слишком сопливо? В смысле, не банально? А то как в дурацком романтическом фильме. Не люблю так это всё… Пообещал просто, теперь не знаю, что делать.

— Тебе она нравится? Мишель замороченная какая-то, будто вылезла из фильма Тима Бёртона. Понятия не имею, как она к этому отнесётся, — сказал Рич.

— Пока не знаю… вроде как нравится… — сказал я по возможности холодно.

— Да придумай и спой, что такого особенного. Хотя, конечно, дьявольски сопливо, — хихикнув, сказал Джейк.

— Алан, ты как думаешь? — спросил я.

— Чего?.. О чём?..

Алан тупо смотрел на трассу, даже не слушая разговора.

— Да ничего, не парься, — прыснул я, и ещё больше запутался — хорошая идея или таки нет?

Разговор не слишком ладился, и мы просто смотрели шоу, я задумался о желаниях каждого из нас. Джейк мечтал быть на месте тех ненормальных ребят; Алан мечтал просто о деньгах, насколько я знаю, о размеренной жизни; Рич хотел успеха и публики, но точно не мог определить инструмент достижения цели. Я хотел стать музыкантом; мне не нужны яхты, феррари по цвету на каждый день недели, виллы и самолёты.

Возможность — вот в чём суть. Одно дело, если у тебя нет крутой машины, но ты можешь купить её так же легко, как хот-дог. Совсем другое, если у тебя её нет и, скорее всего, никогда не будет. В обоих случаях ты пешеход, но случаи эти уж очень разные. Круто вести себя как бездомный хиппарь просто потому, что ты так хочешь, а не из-за того, что приходится. Большой успех может оправдать почти любые виды маргинального поведения: он алкоголик, но отличный художник; он наркоман, но гениальный музыкант; он шизофреник, но гениальный писатель. В таких случаях суммы положительных и отрицательных черт возносят больше, чем сумму только положительных. «Да будет хвала саморазрушителям!» — вскрикну я. Чем больше эпатажа и глупости при наличии гениальности, тем больше любви и внимания: философия очень одиноких вечных детей выглядит примерно так. Я это понимаю, но другой философии у меня нет. Не я первый, не я последний.

Мне тогда казалось, что успех есть эссенция жизни. Мы ещё успевали всё реализовать, хотя уже чувствовали давление времени. Слишком часто скатываюсь в эту тему, постараюсь избегать её впредь. Чёрт бы её побрал.

Chapter 2

Eyes Of A Dreamer

Прошло около полугода после нашей поездки на мотокросс. Мои навыки росли: пальцы были быстры, голос срывался с лирического тенора на истерику в один момент — я безустанно тренировался. В мыслях было только одно — музыка, ритмы. Слова крутились в голове, сплетаясь с новорождёнными мотивами, и не давали покоя, всё постороннее слетало с этой чёртовой карусели. Я собрал какую-никакую группу и назвал ее Jerash — в честь города на севере Иордании, который был разрушен землетрясением, но был воздвигнут вновь. Тут шла параллель с рок-музыкой, которая явно потеряла былую вездесущность, мне от этого было действительно больно; я видел, как она умирает, и хотел успеть побывать на вершине ниспадающей гранж-революции, несущей погибель рок-н-роллу. Время психоделического рока давно прошло, а гранжа — как раз уходило. Бывали времена, когда на пике популярности The Rolling Stones женщины падали в обморок на концертах и мочились в штаны.

Сейчас всё это начинает неумолимо затухать, происходит смешение стилей, но ничего нового не изобретается. По крайней мере, после нулевых. Кто знает, может случится ещё что-то особенное, ведь скорое начало нового тысячелетия сулит много перемен, — но всё же, кажется, что гранж-революция была последней. Короче говоря, у нас была непосильная задача — напомнить о рок-н-ролле, сделать что-то новое и успеть отхватить кусок той остаточной истерии. Подозреваю, что это невозможно, но попробовать стоит, терять особо нечего, — а если говорить совсем уж откровенно — это невозможно абсолютно точно. Идти в тупик, делая вид, что это не так — моё кредо. Ну и к чёрту.

В группе состояли: я, как ритм-гитарист и вокалист; Джейк был соло-гитаристом, играл он лучше меня, но петь не умел, да и не хотел. Рич был басистом, играл на клавишных инструментах, а также разбирался в мастеринге и во всех этих сложных и страшных словах; у него было много аппаратуры и у единственного из нас — музыкальное образование оно нам сильно пригождалось. Это был редкий случай, когда человек вспоминал злого преподавателя по фортепиано и его линейку-хлесталку на своих пальцах добрым словом. Алан слыл барабанщиком: учился сам под нашим давлением — ибо другого барабанщика не нашлось, поэтому получалось не очень круто, но получалось.

Музыка вообще странная вещь: всего лишь набор звуков в определённом порядке, но этот набор может творить великие вещи. Одна мелодия заставит радоваться, другая — грустить. С одной песней шли в бой, с другой предавались земле. Одна композиция спасёт жизнь, другая может её забрать. Не конкретный аудиоряд, конечно, имеет такое воздействие, а скорее культура и точка сборки, которую он предлагает. Может, музыка, которую мы слушаем, — отражение нас самих: поэтому она и столь разнообразна? Или мы становимся отражением нашей музыки, как всего остального окружения? Сложно сказать определённо, да и мне плевать, если начистоту.

Как-то вечером я начал сочинять песню для Мишель: выходило неплохо — текст простой, не слишком замысловатый, но, думаю, как раз подходящий. Просидев в одиночестве пару часов, я уложил на лист ноты и слова, которые собирался воспроизвести в нужный момент.

Я, наконец, начал снимать захудалую квартиру, нашёл работёнку в магазине строительных товаров пару месяцев назад… Поганая работа, но зато не сильно напрягающая. Моему отцу предложили работу в другом городе, это было очень плохо. Только всё стало понемногу налаживаться, мечта собиралась в путь без развилок и поворотов. Нельзя было уезжать, но я не знал, как сказать, что намерен остаться — разговор предстоял непростой.

Слава богу, поток мыслей перебил звонок в дверь: пришла вся моя горе-команда с несколькими паками пива «Гиннес». Ещё с ними была Линда и… угадайте кто? Мишель, которую они якобы встретили по дороге. Я был явно не в форме для встречи: в рваных джинсах, кофте на молнии на два размера больше; с грязными волосами, как будто прошлую ночь провёл на газетах в парке. Хоть я и нелицеприятно выглядел, зато был энергичен и весел, был рад видеть Мишель, даже очень.

— Мар, привет, как дела? Вид у тебя не очень, потрёпанный, мягко говоря…

— Привет, Мишель. Нормальный у меня вид — но всяко хуже, чем твой, — сострил я.

— Спасибо, если это комплимент.

— Да, он.

Я сел на ковёр, закурил сигарету и включил музыку, а конкретно — The Who. Следом все тоже расположились на полу:

— Слушай, Мар, ты придумал хоть пару песен? Пора первый альбом клепать. Время идёт — надо что-то делать, — сказал Рич, отхлебнув пива.

— Кое-что набросал… Пару текстов, пару мелодий, материал есть, — ответил я.

Материала было и правда много: кучи черновиков и демо-версий на демо-версии, только из-за проблем с собранностью всё это превращалось в кипящую кучу мусора. Не зря когда-то мне прописывали риталин, чтобы я мог хоть как-то сосредоточиться. Я его, бывает, и сейчас принимаю, но уже не по рекомендации врача. Можно сказать, что этот препарат и стал мостиком к более сильнодействующим веществам. Не очень радужная картина получается, когда понимаешь, откуда пошло твоё пристрастие к разным пилюлям. Спасибо старому дядьке в белом халате.

— Ты мне песню обещал, не забыл? Я всё помню, — сказала Мишель.

— Не забыл, уже есть.

— Так давай! Я же сказала, что не отвертишься.

— Не-не, не сейчас. Не хочется.

— Давай-давай, вон инструмент в углу стоит, — влез в разговор Рич. Кретин. Алану и Джейку было до лампочки, они говорили о своём.

— Да хватит вам, чёрт бы вас побрал!

— Давай!

— Ладно-ладно. Идите к чёрту, — сказал я обречённо.

Мишель наивно смотрела на меня, не моргая, — видно было, что она ожидает чего-то особенного: от этого становилось не очень уютно, я не знал, смогу ли я оправдать ожидания. Я всегда хотел известности, но не любил публики — она меня смущала — мне было тяжело с собой справиться и собраться. Однако мне хотелось прятаться от папарацци, натягивать бейсболку на глаза, находясь в общественных местах, делать вид «как я от этого всего устал». Хотел читать небылицы из газет про себя за завтраком, делать плохие вещи во славу себе и своей известности, и прикончить себя, не дожив до тридцати пяти, — так бывает, когда имеешь всё, но остаёшься подростком, тем же парнем с улицы. Вот такая несуразица. Как сказал один человек: «Найди то, что любишь, и пусть это убьёт тебя».

Боже, опять я об этом…

— Хорошо, слушайте, демоны.

Я подстроил гитару, покрутив колки. Прокашлялся и начал:

— Там — там — пам — пам.

Я уже не помню ту песню, ей-богу, найти бы черновики, но думаю, всё это тщетно. А жаль. Сейчас она бы мне показалась диким бредом. Как и вся эта ситуация. Как и все ситуации до сих пор.

Все… самое сложное выступление в жизни: один на один — уж слишком интимно и близко. Мишель смотрит на меня, её глаза блестят, излучают радость и лёгкое смущение. Все мне похлопали — секунд пять — вроде понравилось.

— Нормально, мужик, мы должны добавить в альбом эту песню, ты не против? Не то чтобы мне очень понравилось, чисто для количества, — сказал Алан, валяясь на полу в позе сытого моржа.

— Можно, конечно, почему бы и нет. Мог бы и соврать, сказать, что она блестящая.

— Спасибо, Марлон, мне очень понравилось, лучший подарок для меня, серьёзно, — наконец прокомментировала Мишель.

— Я старался, Мишель, — сказал я, не слишком обрадованный вынужденным исполнением.

— Ты молодец.

Я снова включил музыку, и вечер пошёл в привычное русло. Снова закурил сигарету; подумал о разговоре с отцом, стал проигрывать в голове варианты развития событий — что ответить, что он может сказать. Ничего толком в голову не приходило — в смысле, ничего путного — только хуже становилось. Я решил поддаться общей волне — раствориться в сейчас, а это очень тяжело, почти невозможно, это сводит с ума: время замедляется, множество деталей открывается взору. Если честно, в состоянии «сейчас» мне удавалось пробыть не более двадцати минут за раз, может, год или два в своей жизни я и прожил по-настоящему, в остальном жизнь — просто автоматика, рефлексы. Пустые оболочки передвигаются по улицам, и я вместе с ними, такой же манекен. Кем-то отлитый кусок пластика. Но это нормально, стараться быть необычным вообще моветон. Но не об этом.

— Мар, ты чего загнался! — крикнул, пытаясь напугать, Джейк и бросил в меня пробкой — попал в щёку.

— А?.. Что?.. Ничего… просто задумался. Слушайте — может, пиццу закажем? Есть охота — ужас.

— Заказывай, чё. Я за, — сказал Рич.

— Сейчас… а сколько?

— Я думаю, стоит взять две, ведь нас много, — рассудила Мишель.

— Всякую дрянь едите. Это же яд форменный, — сказала Линда очень гордым голосом — как обычно. В шутку или нет — непонятно.

— Твои речи — это яд, а не пицца, — неожиданный заход от Рича.

— Чёрт, Рич, помолчал бы, говнюк.

— Да, не груби тут, — в шутку грозно сказал Джейк.

— Да пошли вы.

Мишель, Алан и Рич вышли на улицу проветриться. Остался я, Джейк и Линда. Наконец стало чуть тише.

— Джейк, ты работу нашёл? Приоделся, смотрю. Глядишь, и долг отдашь мне когда-нибудь? — спросил я.

Он, к слову, так и не вернул мне деньги, которые я ему одолжил полгода назад.

— Да… работу, мать твою за ногу.

— Работник месяца на криминальном поприще, — вставила неодобрительно Линда.

— Что? В каком смысле? Бабулю свою ограбил?

— Твою мамашу. Магазинчик одного араба… только не говори никому.

— Эм-м… ясно. А зачем? Всё так плохо? Не верится, что в этом была такая уж нужда, — поинтересовался я.

— Просто так…

— Что значит просто так? Решил в тюрьму угодить? Странно, что тебя ещё ни разу не сцапали — ты прямо ловкач. Ха!

— Нравится мне. Нравится быть гадёнышем. Ощущать это всё — понимаешь? Делать, что нельзя, переступать запреты назло. Деньги не главное, хотя это неплохое дополнение.

— Вот не осёл ли, а Мар? — спросила Линда, чуть не плача.

— Не знаю даже. В принципе я понял, что он имеет в виду. Даже не знаю… Как отнестись к этому? Что-то тут есть. Но всё равно советую бросить этого Чарльза Мэнсона.

— Ну ты и… — не успел договорить Джейк.

Все вернулись, разговор был окончен… Я взял банку «Гиннеса», откупорил её и решил пойти постоять на балконе. Не было такого уж настроения участвовать в разговорах; вообще, надоели вечные посиделки у меня дома. Я закурил сигарету и просто смотрел вдаль. Бывает такое, что как будто отключаешься. Почему так происходит? Интересно… сатори на несколько секунд. Приятно стать ничем хотя бы ненадолго: не мыслить, не хотеть. Однако реальность коварно подкрадывается сзади и тут же пытается изнасиловать с особой жестокостью. Эх, стресс явно ударяет мне по мозгам. Мой любимый, выдуманный стресс. Я хотя бы это признаю, правда?

Снова из пучины мыслей меня выловил голос:

— Марлон, ты чего тут делаешь? — спросила Мишель тихо, с небольшой хрипотцой, — мне понравилось.

— Просто стою, курю. Сбегаю на сторону — как обычно… — сказал я, пытаясь оправдать нездоровую тягу к уединённости в неподходящее для этого время.

— Зря мы пришли без приглашения?

— Нет-нет, я не против. Просто нужна пятиминутная передышка. Улыбаться и делать весёлый вид — сложная работа, знаешь ли.

— Да, знаю… Что делал, пока мы не заявились? — спросила Мишель ещё тише и загадочней.

Она приблизилась к моей спине слева, пытаясь безуспешно заглянуть мне в глаза. Я немного напрягся — не знал, что делать. Обычно я спокоен, обычно мне до лампочки — но не с ней.

— Песню сочинял, которую обещал, прямо перед вашим приходом. Вовремя. Что тут скажешь, — ответил я, безнадёжно делая вид, что ничего странного не происходит.

Я почувствовал, как она прислонилась щекой к моему плечу. Меня смутила ещё больше эта неожиданность. Что я за тряпка… Я крутой! Я рокер!.. Нет!

— Я тебе нравлюсь? А, Мар?

— Ну… да… думаю, — и зачем я это сказал? — это очевидно.

— Хорошо…

— Эмм… это всё? Хорошо? — сказал я, нахмурив брови и усмехнувшись.

— А что я должна тебе сказать, дорогуша?

— Должна — ничего. Просто обычно, когда спрашивают о симпатии, предполагается взаимность, — отчеканил я, как с листа: уж больно было интересно вступить в эту игру.

— Я — нет, — ответила эта змея.

— Мы оба знаем, что ты не случайно встретила Рича, Алана и прочих. Скорее всего, вы с Линдой сговорились. Такая идиотская тинейджерская игра, — начал я было напирать. Не самое умное, что можно было сказать.

Гав-гав…

— Опять всю романтику портишь, Мар, у тебя в этом талант.

— Ладно, извини, — промолвил я, опомнившись.

Мишель обошла меня и встала напротив. Пристально посмотрела в глаза.

— Что ты будешь делать? — спросила она, хлопая ресницами. В её взгляде отражалась театральная наивность, невозможно было разгадать, насколько Мишель настоящая.

— Не понял, то есть?

— Ну что?

Гав-гав…

— Ты ненормальная, мне нравится…

— Опять мимо, Мар…

Она медленно приблизилась вплотную; прислонилась ко мне, извиваясь словно змея. Это был демон, он похищал мою душу с помощью изощрённой магии.

Гав-гав…

Сущая чёрная мамба — в хорошем смысле. Поцелуй был горячий и мокрый, её язык начал сновать туда-сюда, как выброшенная на берег рыба. Целоваться она совсем не умела, но мне понравилось — её поцелуй как-никак. Хоть… Хоть… Э…

Прошу прощения, отвлекусь на секунду…

— Луис! Заткни своего тупорылого пса! Или я его навсегда заткну, осел ты чёртов! Три часа ночи, мать твою!

— Пошёл ты, чучело патлатое! Да всем насрать на тебя! Ублюдок! Я убью тебя!

Так, на чём я остановился? Надо окно закрыть.

Где мои сигареты…

…Хоть мне и казалось, что она меня сейчас съест.

— Ладно, Мар, я пошла ко всем.

— Давай…

И что всё это значит? Она ненормальная, странная — мне это нравится. Весь остальной вечер мы делали вид, что ничего не произошло: сидели, пили пиво, разговаривали, строили планы. Вечер прошёл отлично; после того, как все ушли, я лёг спать, думал о Мишель, и о том, что между нами произошло. Ну как спать — скорее это было жалким подобием сна.

***

На следующий день после работы я пошёл к родителям и сестре в гости. Я про неё ещё не говорил: маленький бесёнок шести лет, комок беспокойства, я её очень любил, моя маленькая Инна — курносое чудо и кошачий фанат. Пришёл я, значит, к часам семи. Мы уселись ужинать — стол был что надо, много домашней еды: салаты, мясо, рыба. Большой минус жизни в одиночку — питаешься непонятно чем: на завтрак кофе с сигаретой, на обед кофе с сигаретой, на ужин обычно кофе с сигаретой. Уже через неделю меня начала мучить изжога, почти постоянно.

Так вот…

Всё начиналось вполне себе неплохо: Инна бегала по дому с куском мяса в руках, ей никто не мешал быть маленькой дикаркой. Чарльз, мой отец, походил на босса мафии, излучавшего силу жёстких решений. Моя мать Джоан, бывшая хиппи, ныне принявшая новую реальность под многолетним отцовским давлением, носила ретро, вела себя в стиле ретро, думала тоже в стиле ретро. Как-то всё официально, меня это насторожило, и тут я вспомнил о предстоящем разговоре — про переезд в другой город — и всё понял. Как я вообще мог про это забыть? Пока все думали, как начать этот диалог, я принялся уминать всё, что видел, без разбора — совсем оголодал. Через несколько минут поднял голову и оглянулся, все смотрели на меня, как будто я только что съел соседского кота; я взял салфетку, аккуратно вытер рот и руки, начал есть более прилично и сдержанно; все сделали вид, что ничего не было. Забавно, наверное, это выглядело.

— Слушай, Марлон, дорогой, помнишь, мы тебе говорили о переезде? Что ты об этом думаешь? С чего начнёшь на новом месте? — спросила Джоан.

— Пожалуйста, можете ехать. Я лучше тут останусь, — пробурчал я с набитым ртом.

— Марлон, не дерзи, — сказал отец, крепко сжимая вилку.

— Нет-нет, ты не подумай… Я не хотел грубить, я имел в виду, что вам действительно нужно ехать — там тебе и платить больше будут. А мне нет смысла уезжать — у меня тут всё, — попытался я сказать что-то умное.

— Марлон, мы должны быть вместе. Что ты тут будешь делать? Палец сосать на ужин, жить в коробке из-под холодильника? — говорила Джоан уже слезливым голосом.

Инна, почуяв неладное, исчезла в глубине родительского дома — умная козявка.

— Я снимаю квартиру, мне на себя хватает. Ужинать буду собственным запахом, ничего получше я не смогу придумать, — сделал я блестящее саркастическое замечание. Ну да.

— А дальше что? У тебя ни образования, ни связей — мы мало чем можем помочь, к сожалению, — процедил Чарльз.

— У меня есть план…

— Какой у тебя план? Какой план?.. Ты же ещё ребёнок, ты сейчас себе всё испортишь… Вот поедешь с нами, пойдёшь учиться снова куда-нибудь.

— Вот так всегда: говорите, что я ребёнок, а требуете взрослых поступков. Я не хочу никуда поступать — я не вижу смысла в этом. Кругом надменные люди, которым ты что-то должен, старые маразматики, которых нужно бояться — небожители среди людей, чёрт подери — а мне всё равно, они для меня никто, и поэтому они мне проходу не дают. Я просто хочу чувствовать себя хорошо, не более того…

Что я вообще за ахинею нёс тогда?

А может, и нет. Или да?

Надо в винный заглянуть…

— Ты понимаешь, что говоришь вообще?! Кто они? Идиот… дурак! — выкрикнул отец, показательно ударив по столу, — как иначе.

— Всё! Хватит… Ещё месяц времени есть подумать, а сейчас давайте спокойно посидим как семья, — сказала Джоан, поняв, что разговор всё равно зайдёт в тупик из ругани и недопонимания.

Остаток вечера мы просидели, изредка задавая друг другу банальные вопросы, меня это устраивало. В общем, мне нравилось: тепло, вкусная еда, семья, детёныш бегает вокруг стола. Но… но… но… это был не мой дом — я его уже потерял, а нового не нашёл. Несмотря ни на что, я чувствовал себя лучше, чем обычно. Моё было только моим: две пары штанов, две кофты, заплесневевший сыр в холодильнике, ковбойская шляпа, пара маек и гитара — круто. Перед уходом я заглянул в комнату Инны, она сидела на полу и рисовала что-то цветными карандашами.

— Привет, братик. Почему ты не с нами живёшь, я скучаю.

— Так получилось. Когда вырастешь и будешь взрослой, у тебя тоже будет свой отдельный дом. Будешь гулять допоздна, есть конфеты сколько влезет. Всё такое.

— А ты уже взрослый?

— Наверное… сравнительно. Где-то между тобой и отцом.

— А где твой дом? — спросила Инна, распахнув глазки.

— Не знаю, не здесь. Нарисуй мне рисунок, Инночка, и я пойду уже.

— Хорошо, сейчас.

Я вышел из комнаты, позвонил заказать такси, после пошёл попрощаться со всеми. Я хотел дождаться машины на улице — курить хотелось жутко. Перед тем как выйти, я снова заглянул к Инне — она как раз закончила рисунок на клочке бумаги: на нём была нарисована машинка, тучка и солнце сверху. Машинка ехала перпендикулярно вверх. Есть ли символы в таких вещах? Маловероятно… хотя… Я взял рисунок и заложил его в паспорт, поцеловал Инну в макушку и, наконец, вышел из дома. Пошёл слабый дождь — самое время, а то было слишком жарко и душно: много людей — много напрягов. Я достал сигарету, зажёг её и крепко затянулся, выдохнул дым, запрокинув голову, чтобы ощутить прохладные капли дождя на лице, было чертовски приятно. Свежий воздух, смешавшись с сигаретным дымом, вырвался изо рта, затем из носа и сразу, подхваченный ветерком, растворился в вечерних сумерках. Вдалеке я увидел фары моего такси — жёлтый «форд». Я быстро докурил, сел внутрь и уехал прочь.

Chapter 3

Black Hole Sun

Через пару дней мы с группой пошли в студию записать несколько песен для первого альбома. Всё происходило по отработанной схеме: мы просто собирались вместе и пытались родить хоть что-то приличное, потом всё превращалось в шабаш и хаос. Попутно много пили, курили до тех пор, пока не свалимся с ног. Часто там же и просыпались — в этой студии. Вообще я знал до жути много таких команд — просто бунт плохой музыки какой-то. Честно говоря, мы были все похожи, местные коллективы играли одно и то же, поэтому я собирал все их кассеты, переслушивал и думал, — нужно такое добавить в свою музыку, чтобы выбиваться из толпы. Пока ничего не придумал…

Не вино, а моча ослиная, господи.

Зачем покупал, надо было виски брать.

Луис следит за мной, как пить дать…

Давно замечаю такую странную вещь: если я сочинял песню, то потом всё происходило примерно так, как поётся в ней. Наверное, в момент сочинения ты отчасти принимаешь на себя эти слова, а те, кому поёшь, делают так же — ищут себя, свою роль в этой маленькой истории, а потом неосознанно следуют тайному плану. По-моему я это уже говорил? Или нет… Так вот, когда мы поехали за город смотреть на мотокросс, я как будто оказался в строках нашей песни про пьяного мотоциклиста, — тогда я понял, что уже никогда не остановлю мелодии в голове. Честно говоря, я не чувствовал, что кроме меня кто-то относится серьёзно к нашему делу. Ну да ладно.

О чём я?

Сперва мы решили исполнить недавние хиты Something in the way, затем Come As You Are, ещё пару песен группы Alice in Chains. Напоследок сыграли совсем свежую композицию, которая особенно хорошо у меня получалась, — Black Hole Sun. Потом Джейк отправился за пивом, мы решили перекурить. Студия была небольшая, но хорошо оборудованная. Ее соорудил один знакомый Рича, молодой мажорчик, отец помог ему деньгами на бизнес — вот он и решил сделать студию и сдавать её в аренду, тем более он сам записывал, правда, набиравший последнее время популярность хип-хоп. Пока Джейк отсутствовал, Рич разговаривал с тем парнем, а ко мне обратился Алан:

— Такое дело, Мар, мне скоро домой.

— Алан, чёрт тебя побрал, мы только начали. Что за дерьмо.

Меня аж тряхнуло. Медиатор вылетел из руки и куда-то завалился. Пока я ползал в его поисках, разговор продолжался:

— Чтоб тебя… ещё недолго, полчаса поиграю.

— Ладно, разве тебе самому не хочется остаться? Почему я должен тебя заставлять? — говорил я, ползая на карачках.

— Да так, мы же просто развлекаемся? Правда? — спросил Алан с сарказмом.

— Да-да, конечно… О! Нашёл.

Пришёл Джейк с виски — посчитал, что пива недостаточно — дело пошло лучше. Удивительно, только сейчас заметил, откуда он всё время это тащит, в два часа ночи? Ближе к утру мы записали три песни, довольно продуктивный денёк вышел, решили их разослать нескольким знакомым, как demo ещё не существующего альбома. Нужно получить оценки нашей деятельности, хотя бы дилетантские.

***

Через пару месяцев пришла неожиданная весть — Джейк и Линда решили сыграть свадьбу. Я не очень понимал это. Варварские ритуалы, ей-богу, ещё и в таком возрасте. Несложно догадаться, кто был свидетелями, да-да — я и Мишель. У меня такое чувство, что всё давно решено за меня, происходящее — чей-то большой план и мои друзья в нём замешаны. Может, конечно, я просто параноик — так, видимо, и есть. Нас уже считали парой, хотя об этом и речи не было. Не скажу, конечно, что я был так уж против. На свадьбе было мало интересного, а через три дня у нас состоялось первое выступление в рок-баре — об этом стоит рассказать.

В баре было довольно круто: гитары на стенах, и даже мотоцикл, подвешенный на цепях к потолку. Темно и небезопасно — самое то. Байкеры, рокеры, бунтующая — пока что — молодёжь и прочее отребье, считающее, что свободу можно купить за цену мотоцикла или косяка. Жаждущие революций и перемен, ведомые гормонами, а не идеями и созидательными намерениями — вечно недовольные маргиналы. Что было ещё? Виниловые пластинки на стенах, плакаты с музыкантами — то, что надо.

Ближе к делу стало действительно страшно. Я уже говорил, что боюсь публики? Я предпринял срочные меры и покурил травки за углом бара заранее, — вот такая стратегия. В баре была небольшая сцена, на которой мы еле уместились. Благо нам сказали исполнять спокойные песни под фон, пока не устанем, лучше всего кого-нибудь из сиэтлитов. После того, как мы отстроили инструменты, установили всю аппаратуру, провели саундчек, до начала оставалось минут сорок, мы решили не терять время и выпить немного. Расселись за барной стойкой и заказали по виски со льдом, бармен лет сорока с лицом повидавшего всё на свете налил нам за счёт заведения.

— Ну, как себя чувствуете? Готовы? — спросил я.

— Чёрт. Мужик, страшно немного, — сказал Алан.

— Да нормально, сейчас отыграем спокойненько и всё, думаю, никто особо не будет вслушиваться, — встрял Рич.

— Я лично рад, чёрт. Там всем побоку вообще — невнятно пробурчал Джейк, борясь с рвотными позывами.

— Как у вас с Линдой? — спросил я, сделав вид, что мне интересно. Я до сих пор не понимал, зачем они это делают.

— Отлично, квартиру берём скоро, чтоб её.

— Она тебя прямо в тиски заманила, привыкаешь к семейной жизни? Придётся изменить свои привычки, ответственность там, всё это дерьмо, ну, ты понял.

— Давно уж привыкаю — пришлось на работу автомехаником устроиться. Времени почти нет, хорошо, что университет бросил. Хм… Да.

— И зря, будешь неучем. Я вот стараюсь побольше учиться, думаю, это необходимо в наше время, — сказал с волчьей долей уверенности в голосе Рич, снова влезая в разговор, — будешь куском говна, как Марлон.

— Эй!

Я решил что-нибудь спросить у Алана, а то он молчал и думал о своём.

— А ты как думаешь, Алан?

— Не знаю, каждому своё.

— Пора начинать, ребят, — сказал Джей-Джей, местный заправила.

Мы решили исполнять только каверы, не стали рисковать и играть своё. В списке были: Alice in Chains, Pearl Jam, The Smashing Pumpkins. Мы начали, всё пошло как по маслу, никто и вправду не вслушивался, но вроде всем нравилось, по крайней мере, никто ничего в нас не кинул — уже хорошо. Таким образом мы спокойно отыграли все три часа, в процессе покуривая и немного выпивая, нас даже угостили закусками. Я чертовски устал, весь вспотел и охрип с непривычки, но был очень рад.

Джей-Джей предложил нам играть каждую пятницу в то же время, за внушительную по моим меркам сумму, — видимо, совсем из ума выжил. Мы решили ещё немного посидеть — выпить и отдохнуть; в итоге разъехались утром кто куда, потратив все деньги.

***

В то же утро я лежал и смотрел в потолок, освещаемый первыми лучами солнца, думал о следующей пятнице и о походе в студию. Решил уволиться из магазина завтра же, чтобы больше времени уделять любимому занятию. Подумал, что уже несколько дней не видел Мишель, — нужно позвонить ей завтра, может, сходим куда-нибудь. Что-то желудок болит и бок — не к добру это.

В обед я встал, сходил на работу, забрал деньги за отработанные дни и больше никогда там не появлялся. После пошёл домой и позвонил Мишель:

— Хэй, привет, как дела?

— О, привет, Марлон, хорошо, я думала… ты про меня забыл… — ответила Мишель как-то печально.

— Не забыл. Чем сегодня занималась? Может, придумаем что-нибудь вечером?