Бесплатный фрагмент - Сцена для одного

С благодарностью,

Марине

Пролог

Он собирался на премьеру собственного фильма. Каждое движение казалось репетицией: застёгивая чёрное пальто, он будто проверял костюм перед выходом на сцену. В зеркале отражался не мужчина — роль. А за ролью стояли годы ожиданий, провалов, споров, чужих успехов, предательств и надежд.

— Они просто не поняли, — подумал он, поправляя воротник. — Они никогда не понимали.

Утро было пустым, как серый черновик. Город вязал себя в узлы туманом, и улицы выглядели мёртвыми коридорами. Окна домов напоминали потухшие экраны — такие же холодные и равнодушные, как залы после неудачной премьеры. Даже воздух будто замер, давая ему пройти в одиночестве, как актёру, идущему по сцене без света и партнёров.

Он двигался медленно, чуть подчёркнуто, играя свою безмолвную роль. За ним не следила публика, но он ощущал присутствие того единственного спутника, который никогда не покидал его.

— Ты был слишком откровенным для них, — сказал голос. — Ты не подлизывался к публике, не играл ради аплодисментов.

— Я был настоящим, — шепнул он.

— Да. И они не заслужили твоей искренности.

Он верил этому голосу. Он и был тем единственным, кто остался.

По пути он остановился у театральной афиши. На ней — новый спектакль. В центре — улыбчивое лицо Романа Дьяченко. Молодой, безупречно холёный, словно сошедший с глянца. Когда-то Роман смотрел на Олега снизу вверх, говорил: «Ты — мой ориентир». Теперь играл Гамлета. А Олег смотрел на него с презрением, которое резало холоднее, чем ветер.

— Бесталанный мальчишка. Пустышка.

— Мир любит пустышек, — подтвердил голос. — В них удобно не видеть себя.

Он свернул во двор. Там, за закрытыми шторами, когда-то светились окна женщины, которую он любил. Теперь свет не горел, и в этом молчании чувствовалась чужая вина. Он отдал слишком много сцене, слишком мало — ей. И это оказалось непростительно.

— Женщины всегда хотят всего и сразу. А тебя ей всегда было плевать.

Перед ним выросла стеклянная дверь театра. Когда-то он входил сюда, и люди знали его имя. Теперь на двери висела табличка «закрыто». Слово отражалось в его глазах, как шрам, и от этого зрачки казались глубже и темнее.

— Им не нужен твой талант. Им не нужны глубокие умные роли.

— Они привыкли потреблять то, что проще, понятнее, — повторил он. — Они не хотят думать. Им нужна жвачка, которую они выплюнут через полчаса и никогда больше о ней не вспомнят.

— Ты видишь, что происходит на самом деле.

Он прижал ладонь к холодному стеклу и на миг увидел внутри самого себя — другого. Похожего, с той же сутулостью, но с глазами, лишёнными света.

— Это просто отражение, — мягко сказал голос. — Не позволяй ему сомневаться.

Он отстранился и пошёл дальше. Туда, где начинался его новый проект. Его фильм. Его правда. Там не было режиссёров, костюмеров, продюсеров. Только он сам и его роль.

— Теперь всё будет правильно, — сказал он. — Всё будет по-настоящему.

— Да, — отозвался голос. — Потому что теперь ты — единственный, кто остался.

Глава первая. Свет софитов

Кабинет режиссёра всегда казался тесным, хотя по размеру он был не меньше других. Узкое окно почти не пропускало свет, и дневное солнце превращалось здесь в серую полоску, которая едва касалась стола. Лампа под потолком добавляла тусклое, усталое сияние, и лица людей выглядели в нём постаревшими, словно кадры из дешёвого чёрно-белого кино.

Олег сидел прямо, чуть наклонившись вперёд, как во время дуэли, — настороженно и напряжённо. Его взгляд не дрогнул ни разу. А напротив — Михаил Анатольевич, режиссёр, с которым когда-то пили коньяк по ночам после удачных премьер, теперь выглядел так, будто хотел исчезнуть за ворохом бумаг. Он перебирал их медленно, делая вид, что ищет нужную страницу.

— Олег… — наконец начал он мягким, осторожным голосом. — Я прочитал. Даже дважды прочитал.

— И?.. — коротко, сухо бросил Олег.

Пауза затянулась. Михаил Анатольевич поднял глаза, но сразу отвёл их в сторону.

— Там много внутренних переживаний, размышлений. Много разговоров внутри себя. Но… понимаешь… это сложно экранизировать. И к тому же… у нас сейчас другое направление. Более лёгкое. Более актуальное.

— Ты хочешь сказать — более поверхностное? — усмехнулся Олег, уголками губ, почти беззвучно.

— Нет, я не это имел в виду. Просто… время изменилось. Публика ждёт другого.

Олег молчал. Внутри уже заговорил голос — тёплый, но уверенный, как всегда.

— Они хотят веселиться и ни о чём не думать. Они живут так, как проще.