Сборник стихов
Голод
Я знаю сытость только телом,
Но мучим гладом по-другому.
И тот лишь счастлив в мире целом,
Желудку служит кто драгому.
Не бойтесь: он вас не коснётся,
Коль пища ваша лишь в еде;
Сей глад по-разному зовётся,
Но всё ж живёт он мало где.
Чтоб разум оставался чист,
Пореже трогай книжный лист;
Чтоб уберечь от глада всех,
Не знай ни дня ты без утех.
Старая влюблённость
Зимой на ум явилась та,
Что чувств моих не приняла.
Я думал, сердцем та пуста —
Пустилась мимо чувств стрела.
Благодарю судьбу за то,
Что не сошлись мы ни во что.
О ней мне незачем писать:
Прошло всё — славься, Благодать!
Уж не грущу я по отказу.
Его я принял как проказу,
Как будто дань я Ловеласу
Плачу мужскую по наказу.
Пустота
Старик, что болен, одинок,
Что знает в жизни лишь богатство,
Направил глазки в потолок,
Поняв, что нет ему лекарства.
Лежит с душой, давно пустой,
И знает, что совсем один;
И, как отец, сын молодой
Себе единый господин.
Дружба
Довольно много тех вокруг,
С кем делишь весело досуг;
Но мало вкруг тебя людей,
В ком увидал бы ты друзей.
Человек. Луна. Любовь
Устав от мира суеты,
Оставил старый тёмный град,
Ведь там, где истины просты,
Дорога следует лишь в ад.
В пути последуем за ним,
Что начал новый пилигрим.
Желал найти души смиренье
В примерах Божьей доброты,
Но находил лишь прегрешенья,
Людей лишь смрадные плоды.
Тогда же, странствуя в чужбине,
Поверье он узнал в пустыне.
Что коль пройдёт песков поля,
Коль после он найдёт равнины
И вслед узрит, в холмах бродя,
Из камня крепкие вершины
Как раз в ту ночь, когда Луна
Кругла всецело и полна,
Тогда, как сей гласит рассказ,
Луною будет одарён
Там всякий путник, но лишь раз.
Герой в то место занесён;
Он, духом сделавшись сильней,
Смиренно речь направил к ней:
«Мне жизни укажи дорогу,
Какую должен я пройти,
Тем усмирив свою тревогу,
Что гложет всё в моей груди.
И есть ли истины отрада
Хоть где-то средь людского стада?»
Как говорили мудрецы,
В людской что жизни есть земной:
Святые люди, подлецы —
Всё это было подо мной». —
«Прошу, открой людей черты,
Мне расскажи, что видишь ты». —
«Открыто всё мне, как всегда:
Я вижу сцену дальних стран,
Куда нахлынула беда,
Ведь трусом град родной был сдан;
Богач-отец из глаз льёт град
О смерти первенца, чей брат,
Держа отраву за спиной,
Отдался лживым утешеньям;
И где-то стал судья пустой,
Не наказав по преступленьям;
И вижу я: грустит жена,
К неверному любви полна;
Святой отец, прикрывшись Богом,
В Его же доме всласть грешит,
Когда влечёт монашек слогом
И с ними сладострастно спит;
И та рука, что кто-то жал,
Вонзила в сердце вслед кинжал.
Очисти лик свой от печали,
Ведь в людях не одно лишь зло,
И часто случаи бывали,
Когда добро людей вело:
Не дал главарь свершить разбой
Кареты с милою семьёй;
Двух милых вижу ребятишек,
Богат один, другой же беден,
И делит бедный из мальчишек
Свой хлеб с ним, что ещё не съеден,
Богач хоть был и без монет,
Но зрел улыбку лишь в ответ;
И где-то муж пришёл с войны,
И бушевала в сердце ревность,
Не верил в верность он жены,
Но только взгляд — узрел вмиг честность,
И грудь его теперь полна:
Горит любовь в ней и вина». —
«Так, значит, всех сильней Любовь!
Но вечно ли живёт она?» —
«Тебе отвечу, путник, вновь:
Хоть я бессмертная Луна
И вечного нет подо мной,
Живёт Любовь ведь надо мной.
Над нею сила не моя,
Тем превосходнее она,
И бесконечна власть ея». —
«Прекрасна речь твоя, Луна!
Людей я зреть хочу дела
Лишь только чрез твои глаза!».
Его услышала она,
Герою силы даровала;
И засияло в нём сполна
Души пречистое начало.
И озаряется среда,
Где есть Луна, а с ней Звезда.
Паломничество Теодора
I
В границах пребольшой державы
Пылал юнец желаньем славы,
Хранил всю пылкость он за льдом,
Себе лишь верен был во всём.
Наш распустившийся цветок
Во всей людской оранжерее
Увидел в людях лишь порок,
Его порок же всех смелее.
И тот, кто был для всех укор,
Был назван славно: Теодор.
II
За спесь и гордое мышленье
И за людей всех осрамленье
Теперь же кара ниспадёт:
Коль не очистит, то убьёт.
Пропала вдруг под ним земля;
Решил герой, что это сон;
Теперь бежит, главу сломя,
Но вдруг пред ним явился он.
Не от Морфея заблужденья,
То новой жизни повеленья.
III
«Противна мне твоя природа.
Теперь ты будешь жить три года,
Но в каждой жизни, коих сорок:
Иль станешь чем-то Богу дорог,
Иль просто сгинешь без прозренья;
Спасенье лишь в твоих руках» —
Исчез вслед голос провиденья.
Герой же начал путь в веках,
Пройдя сквозь мрак, меж звёзд вратами,
С небес он принят был морями.
IV Первая жизнь
Герой-юнец с небес упал
Близ моря каменистых скал.
Его достали из воды:
Крестьян спасли его труды.
Ему паденье нипочём:
Не знала плоть его воды.
Те молвят: «Мы тебя спасём,
Не наложил Аид узды!»
Но без усилий ожил он —
Теперь над ним иной закон.
V
Он, ощутив в себе покой,
Вмиг понял, на земле какой,
Ведь то написано везде:
На небе, в скалах, на воде.
Он загорелся сердцем страстно,
От вида родилась отрада,
Ведь видел пред собой он ясно:
Стояла мысли Мать — Эллада!
И здесь, средь греческих селений,
Рассказ начну я приключений.
VI
Его ничем не обделили
И в том селенье приютили.
Тем людям в голову пришло,
Что в воду божество вошло,
С вершин олимповых слетая.
Я не сочту сие за вздор,
Ведь, в волны дикие ныряя,
Был сух и цел наш Теодор
И ожил вмиг, как вышел к ним.
Мы нравы сих людей не зрим.
VII
Стал покровителем селенья,
Чьи исполнялись повеленья.
Мечтали знать, кто ж из богов
Приходом освятил их кров:
«Коль Аполлон, где ж лук и лира?»
И продолжалося гаданье,
И всякий называл кумира,
К кому питал он почитанье.
Одним из сыновей Зевеса
Назвался он, прошла завеса.
VIII
Герой явил себя пред нами
Вновь малодушными делами;
Ещё свой нрав не обуздал
И сил к тому не прилагал.
В том месте Тео, где спасён,
Стал жить покамест той порой,
И был идеей осенён
Довольно хитрой, но пустой:
«Исполню всё же приказанье,
Чтоб не ухудшить наказанья».
IX
Теперь герой наш день-деньской
Работой занят был людской.
Но, несмотря на званье бога,
Работал жалко и убого
И чуть у плуга не издох.
Тогда сомненье их накрыло,
А точно ль юноша тот бог;
Но ожил он, когда кобыла
В висок без промаха лягнула
И тем сомненья люда сдула.
X
«Он не кичится силы чудом
Пред недостойным нашим людом».
Герой же ждал уже прощенья
За лживое своё смиренье,
Не видя, что ведом обманом,
Впустую тратил силы, время,
Ведь укрепился только станом,
Душою не познал же бремя.
И видел он всю эту ложность
И всю спасенья невозможность.
XI
Когда в селенье тесно стало,
Герой работать начал мало;
От скуки и для глаз услады
Пойти решил он в град Паллады.
А между тем идут всё годы,
Что потерял он здесь без прока,
От жизни сей уж ждёт свободы,
Совсем не выучив урока.
Быть может, для его спасенья
Ему укажем направленье.
XII
Любовью к сим местам пылая,
Забыть судьбу свою желая,
Мечтал узреть архитектуру
Страны, что родила культуру,
Для многих на века родную.
И лишь духовные сады
Наполнят душу в нём пустую,
В пустыне как глоток воды:
Так оживут в нём чувств остатки,
Что в ужасающем упадке.
XIII
Герой держаться впредь не в силах:
Он вмиг в Акрополь, что в Афинах;
И, совершив туда поход,
Увидел красоту работ,
Чей величавый вид, к несчастью,
В плачевном нынче состоянье
И нам доступен слабой частью,
А остальное — лишь мечтанье.
И чьё бы сердце не желало
Узреть, как всё тогда стояло?
XIV
Узреть Европы всей начало
До действий всякого вандала.
Наш Тео, от восторга млея,
Проходит тихо пропилеи
И одаряет восхищеньем
Всё то, что вмиг объемлет взор:
И самым лишь колонн строеньем
Уж наслаждался Теодор.
Художество златого века
Хранила там Пинакотека.
XV
Победоносной Ники храм
Увидел вслед герой наш там,
Затем другой смотрел откос,
Пройдя Афину Промахос.