Бесплатный фрагмент - Сборник рассказов

Оглавление

Темно и тихо. … 1

Гроза… 7

Доброут и Доброночь. 15

Один день. 18

Мгновение. 21

Солнце. 23

Рыцарь. 31

Троллейбус. 41

Темно и тихо

Когда мне скучно я начинаю слегка бредить. И во мне просыпается дух погибшего таджика — маляра, приехавшего в Россию, чтобы прокормить свою семью, проживающую в бедной деревушке на западе Таджикистана. Все восемь человек с нетерпением ждали перевод от него. В молодости таджик успел получить хорошее техническое образование, но после распада советского союза остался без работы, когда единственный завод в соседнем городе закрыли. А ведь в семье шесть дочерей, и каждой нужно приданное чтобы выйти замуж. Продав все, что только можно, он приехал в Москву. Ехать пришлось в набитом грузовом вагоне среди удобрений и бочек с химикатами, но оно того стоило: пусть многие не доехали, пусть многим не хватило кислорода, он остался жив и сумел устроиться на стройку — невероятная удача для человека из средней Азии.

Отработав полгода, он узнал, что старшая дочь выходит замуж. Он был счастлив, зная, что дочь выходит замуж за солидного человека, из городских, и в этот вечер впервые за полгода позволил себе расслабиться. Он пошел с остальными рабочими выпить непонятную бурду, которая их веселила. Лучше бы травки покурили, думал он, но в России с ней почему-то борются. Если бы он знал, чем все это кончится, то не позволил бы себе так поступить: ведь он бросил свою семью на произвол судьбы, смерть не является оправданием.

Когда всем уже стало весело, решено было отправить его и еще одного парня в магазин за каким-то одеколоном. Они весело болтали, но тут дорогу им перегородила группа лысых парней в кожаных куртках… Он уже слышал о них — здесь их называли скинхеды. Молодые призывали бороться с ними, старые их побаивались, зная, что многие из них защищены своими богатыми родителями…

Московский строитель еще ни разу с ними не встречался, хотя и видел избитых земляков, рассказывающих о зверствах бритоголовых…

Парни грубо толкнули его товарища и спросили, куда они направляются. От них тянуло смесью перегара и некачественной конопли. Он не сразу оценил возможную опасность: всегда, когда был пьян, он был добр ко всем и попытался утихомирить парней. Чем вызвал приступ бурного веселья. Их было шестеро, и драться в любом случае было бы глупо. Самый маленький из них с испачканным в чем-то белом воротнике и обвешанный нацистскими значками как новогодняя елка плюнул ему на спецовку. Он возмутился, но его друг ударил нациста…

Это и было главной ошибкой. Скинхеды разъярились и начали избивать их. Касим, так звали его друга, смело бросился вперед, но двое здоровых парней успели схватить его и низкорослый главарь принялся методично бить Касима по лицу. Старика прижали спиной к стене и ему пока удавалось сопротивляться, но не более, у него уже не хватало нескольких зубов и перед глазами все расплывалось. Но у одного из нападавших была рассечена бровь и кровь мешала ему видеть, а у другого довольно быстро заплывал правый глаз. Они зря решили сопротивляться, совершенно неясно, что именно взбесило их противников. То ли хохот Касима, неудержимо вырывающий из его груди, несмотря на непрерывные побои. То ли то, что не удавалось схватить старика, но у главаря в руках появился нож. Громилы, держащие Касима, опешили — видимо их удивил нож не меньше чем удивил строителей.

Они начали убеждать своего друга убрать нож, и в этот момент он полоснул Касима по лицу. Просто. Не целясь. Уродуя лицо от правой щеки и до левого виска. Касим истошно завопил. Нападавшие отвлеклись, и он бросился к Касиму. Он сумел оттолкнуть парней, что его держали. Касим упал и в его глазах читался ужас. Тут старик почувствовал резкую боль в спине, попытался обернуться и упал на одно колено. Касим вскочил и смотрел на него, старик сумел обернуться и увидел кровь, сочащуюся из поясницы. Она уже пропитала всю спецовку и на грязном асфальте уже образовывалась темно-красная лужа. Бритоголовые были словно оглушены, вид умирающего человека испугал их. Старый таджик посмотрел на Касима в надежде на помощь, в его глазах была мольба и боль за свою семью, которая может умереть от голода из-за его смерти. Но ужас застилал глаза Касима и не дал ему увидеть мольбу друга…

Он начал пятиться, затем развернулся и побежал во дворы. Оцепенение, в котором все находились, закончилось, четверо погнались за Касимом. Остались лишь убийца и парень с рассеченной бровью. Он пытался успокоить главаря, но тот подошел к старику, взял за волосы и провел ножом по шее. Таджику не было больно: возможно, он уже знал, что умрет, и поэтому не было смысла мучиться. Возможно, он сумел полностью уйти в мысли о своей несчастной семье, может быть, что еще. А потом стало темно. И тихо. Очень темно и тихо…

Синяя машинка

Это был отвратительный день. Очередной отвратительный день. Хотя нет — он был даже хуже. С утра псевдоматери позвонили из этой чертовой, частной школы и рассказали, что меня там не было уже 2 месяца. Поинтересовались, не случилось ли со мной чего плохого. Лицемеры! Как будто их волнует мое здоровье. Если бы не состояние банковского счета моего отца, учителя и не вспоминали бы про меня. В результате псевдомамаша закатила истерику с угрозами рассказать все отцу сразу же, как только он вернется из Лондона.

Мной может командовать только, моя мать! Точнее могла. Сейчас эта дура живет в вонючей хрущевке со своей школьной любовью. Она странная: ведь всем нужны деньги, а она даже не попыталась отсудить у отца его состояние. Хотя, наверняка, боялась, что он её убьет. Мой отец всегда говорил, что миром правят деньги. И им в том числе. Но та дура хотя бы была моей настоящей матерью. Не то, что эта непонятная смесь с востока. Ненавижу её и всех этих рабов настоящих людей. Но пока приходится ей подчиняться. Просто чтобы она прекратила свой вой. Да и на сегодня у меня другие планы. Сегодня день рождения Рыжего.

Нас всегда было трое. Мы вместе поняли ущербность этого мира и осознали ошибки наших предков. Рыжий принес Майн Кампф. И мы поняли, прониклись, осознали. Точнее сделали вид. Это было весело: пугать одним своим видом этих жалких косоглазых. Несколько раз мы избивали их. Это всегда было приятно. Особенно если представить на месте жертвы псевдомать, директора чертовой школы, завуча, класс рука, отца…

Однажды нам не повезло. Выпив для настроения, мы нашли дворника. Это был молодой азиат, среднего роста и очень скромной комплекции. Одетый в лохмотья и с черными, засаленными волосами. Я разбил бутылку и позвал его, чтобы он убрал осколки. Если учитывать отношение к недочеловеку, довольно вежливо позвал, почти без мата и оскорблений. Дворник подошел и спросил: «зачем я мусорю?» Рыжий заржал и пнул его ногой в живот. Парень упал, и я запихал ему за шиворот бычок — он так забавно начал крутиться. Но мы не заметили, что в будке, где жил этот нелегал, сидело еще пять его друзей. Они выскочили ему на помощь. Мы, как истинные представители высшей расы, смело бросились на них, но почему-то проиграли. Неважно почему. Просто проиграли.

Вечером меня ждал дома отец. Это было самое неприятное в тот день. Он спросил у меня что произошло. Не знаю, как у меня получилось, но я сумел убедить его, что подрался с парнем в школе из-за девушки. Если бы отец узнал правду, он бы, наверняка, меня убил: ведь это могло помешать его политической карьере.

Однажды в детстве, когда мне было 3 года, мне подарили машинку на радио управлении, подарили родители матери, и отца это жутко бесило. Он уже был богат и влиятелен, но, почему-то, ничего, никогда мне не дарил, считая это пустой тратой денег. Я был самым счастливым ребенком на свете! Дни напролет я играл с этим подарком. Пока случайно в один из дней не выбежал в сад.

Я всегда считал отца властным, сильным, уверенным в себе. Я не помню, с кем он встречался, но тогда отец жутко лебезил перед гостем. А я случайно подвел машинку прямо под ноги этого человека. Естественно тот споткнулся и упал. Упал неудачно и сломал кисть. Отец долго извинялся, пытаясь хоть как-то исправить ситуацию, но переговоры, видимо, сорвались. Я точно не знаю до сих пор. Домой он пришел очень пьяным и поздно вечером. Они долго ругались с матерью, она пыталась защитить меня, но отец силой запер её в ванной. Потом взял молоток и подошел ко мне. Отобрал мою машинку, положил её на стол и одним ударом молотка разбил её вдребезги. Затем отец повернулся ко мне, держа в правой руке молоток, а в левой руке обломки игрушки. Он тяжело дышал, плечи и руки дрожали от ярости, а в глазах я не увидел ничего кроме бешенства. Отец со мной ничего не сделал, просто сказал: «так будет со всем, что мне помешает».

Если не ошибаюсь, именно после этого отношения моих родителей испортились и начали постепенно скатываться к разводу. Не знаю, что именно хотела моя мать, но если бы любила, то не бросила бы меня с отцом. Хотя сейчас мне плевать на её чувства.

Так или иначе, мы поняли, что нам нужны еще люди. Нам нельзя было снова проигрывать. Рыжий и Костя пострадали не так сильно, но мы были друзьями с детства, и нам всегда казалось, что мы прекрасно понимаем проблемы друг друга. Хотя какие могли быть у них проблемы? Родители Рыжего уехали полтора месяца назад, и он был предоставлен сам себе, а у Кости все было наоборот, постоянный контроль со стороны родных он перекрывал гулянками с нами.

Рыжий предложил двух парней из его двора: здоровенные, тупые быки, их можно было, буквально заправлять пивом, а потом использовать как угодно. Другого предложил я — это был мой старый знакомый из небогатой семьи, который с завистью смотрел на нашу компанию. К тому же он торговал наркотой и у нас появился новый способ развлечься.

Так нас стало шестеро. Пару тройку раз мы нападали на одиноких дворников, затем перешли на строителей. За это время я пристрастился к кокаину: он мне дарил ощущение всесилия, вседозволенности и уйму энергии.

В этот вечер мы отмечали день рождения Рыжего. Мы просто не могли обойтись без нападения на низшую расу в праздничный день. Мы шли к стройке и наши надежды оправдались. Слегка пошатываясь, навстречу нам, шли два азиата. Один был молодой с широким лицом и глупой улыбкой, а вот второй был уже слегка седой с умными глазами, но в такой же грязной спецовке, как и первый.

Рыжий толкнул молодого. Тот сразу же набычился и приготовился к драке, а вот старый сразу же начал что-то лепетать и извиняться. Это разозлило меня. Как этот урод смел со мной разговаривать! Как будто мне есть дело до его слов: скот должен знать свое место. И я плюнул в него. К сожалению, попал только на его одежду. Жаль, целился в лицо. И тут молодой сделал то, что не позволительно рабам — он ударил меня. Ребята не растерялись и тут же схватили его. Идиоты, конечно, но в драке свое дело знают. Я решил наказать его. Я хотел разбить его наглое лицо. Я бил, надеясь, что его раскосые глаза станут круглыми. Надеясь, что у него не останется больше ни одного зуба, а вместо носа будет просто дыра.

Но он не испугался. Не повел себя так, как должен был вести себя раб. Он стал хохотать. Громко. В голос. Как же это меня взбесило. Я посмотрел, как там обстоят дела со стариком. Он был прижат к стене, изо рта лилась кровь и одна скула была разбита, но он не сдавался.

Вчера я купил нож. Просто чтобы был. Или чтобы убить своего отца и псевдомать. Я еще не определился. Но сегодня я понял, зачем он был мне нужен. Я достал его и улыбнулся. Парни удивились и чуть не упустили мою жертву. Идиоты. Как будто рабов не надо наказывать. Я ударил раба ножом по лицу, метя в этот отвратительный нос. Брызнула кровь и я, наконец-то увидел в его глазах, то, что там должно было быть давно. Страх. Страх передо мной. Мной настоящим. Доказывающий, что я живу, что я человек.

Но вот старик видимо еще ничего не понял. Он бросился на помощь молодому, и умудрился растолкать моих соратников, но молодой упал. Старик повернулся ко мне спиной, чтобы помочь ему встать. Он пытался противиться мне. И я ударил его ножом в спину. Честных ударов достойны только люди. Старик лишь охнул и начал оседать на землю, затем повернулся и удивленно посмотрел на лужу крови разливающуюся под ним. Липкой, теплой крови, дающей ему жизнь и постепенно убегающей из его тела. Липкой, теплой крови…

Молодой урод побежал в сторону каких-то домов, наши рванули за ним. Остались лишь я и Рыжий. Рыжий что-то говорил мне, пытался остановить. Но я уже знал, чего я хочу. Я подошел к лежащему на земле скоту, поднял его голову за волосы и перерезал его гнилое горло. Больше ты никогда не разобьешь мою машинку папа. Никогда.

Счастье

Месяц назад он попросил моей руки у моего старшего брата. Как жаль, что папы нет рядом. Я бы хотела, чтобы именно отец благословил наш брак. Ему пришлось уехать, но по-другому у нас бы не было бы денег. Надеюсь у папы все хорошо.

Как же мне повезло! Максим такой хороший. Они с друзьями решили совершить небольшое путешествие по Таджикистану, и проезжали мимо нашей деревни. Это была судьба. Их машина сломалась, и им было нужно несколько дней на ремонт. Мы увидели друг друга. Он тут же подошел ко мне, чтобы познакомиться. Такая поспешность меня смутила. Он удивился, и сказал, что у него на родине это норма. Он мне понравился, но я сказала, что так нельзя. И убежала домой.

Возможно, этим я и влюбила его в себя. Он рассказывал, что у него было много девушек до меня, но ни одна не поступала так, как я. В тот же вечер он пришел к моему дому и долго разговаривал с моим братом. Пока нет отца он у нас старший мужчина в семье. После этого дня мы много гуляли, я показывала ему красивейшие места вокруг нашей деревни. Затем его друзья починили машину, и он должен был уехать. Но он решил остаться: попросил благословения у моего брата и предложил мне уехать вместе с ним после свадьбы.

Я счастлива. Жаль, что ему все же пришлось ненадолго уехать. У его брата, которого он называет Рыжим, какие-то неприятности. Надеюсь, там нет ничего серьёзного, и он скоро вернется. Папа был так рад, когда я сказала ему, что выхожу замуж. Жаль, что сейчас не получается с ним связаться, надеюсь у него все хорошо. Как же я счастлива!

Гроза

Тяжелое похмельное утро. Пробуждение Тима было долгим и тянулось словно патока по деревянной ложке. Состояние было отвратным, но это было оправданным наказанием за вчерашнее забытье.

Открыв глаза и пролежав около 10 минут, Тим понял что не уснет. Рискнул пошевелиться. Одеревеневшее тело наполнилось нудной болью. Хотелось выплюнуть язык, чтобы не чувствовать мерзкий вкус во рту, полученный в награду за постоянное пьянство. Тим много раз удивлялся, что почти вся пища была для него пресной на вкус последние 5 лет, но просыпаясь он узнавал новый вкус мерзости.

Жутко хотелось пить, шершавый язык скреб по иссушенному нёбу. Пытаясь встать, Тим обронил пустые бутылки, стоящие у продавленного дивана. Звон стекла отразился в черепе бешенной головной болью. Сжав голову руками, Тим попытался прийти в себя, попутно осуждая себя за неловкость, а бутылки за пустоту.

Помещение не могло сказать о хозяине хоть что то хорошее. Одна комната, заляпанные грязные обои, два сломанных стула, один из которых завален одеждой, встроенный шкаф с выломанной дверцей и ванная комната заполнена грязью, пылью и плесенью, всюду обитают бутылки и старые блокноты, газеты, папки, фотографии.

Встав, Тим побрел к спасительному крану: в голове билась единственная мысль: «Воды!!!». Наполнив заляпанный стакан бурой жижей из под крана, Тим проглотил его содержимое. После третьего стакана в голове прояснилось. Нужно было придти в себя и встретиться с охранником музея. Парень, который рассказывал о нем, обещал что его история меня заинтересует.

Придирчиво оглядев себя в зеркале, Тим пришел к выводу что душ ему решительно необходим.

Стоя под потоками холодной воды, на него набросились воспоминания. Тим вспомнил об убийстве 8-летней давности. Это была обычная история с жутким концом. Обычная девушка, вернувшийся после войны парень, год совместной жизни. Он нигде не работал, много пил и под конец вступил в какую то мистическую секту. Она сначала терпела, потом начала его пилить, и в конце концов решилась уйти. Но его это лишь взбесило, чертовски сильно взбесило. Её тело нашли в душе: он пытался ее расчленить, но остановился на пол пути. Кафель забрызган кровью, одна нога наполовину разрублена у бедра, тело частично раздето и покрыто гематомами, рука и голова отрублены. Голова лежит между ступней, прямо под струями душа, кожа бледная и распухшая, а темные волосы затягивает в слив. Рядом лежит ее рука. И на вывернутом назад пальце ярко блестит обручальное кольцо…

Через 2 часа его поймали на автобусной станции. На допросе он все повторял про голоса и тени, что подсказывали ему. Тогда это казалось бредом. Поговорить бы с ним сейчас, но его казнили. Вполне оправданно, но про секту следовало узнать больше.

Волна кипятка окатила Тима и привела в чувство. Кто то из соседей решил включить холодную воду и древняя канализация их дома немедленно отреагировала. Пора было собираться на встречу с охранником. Бар, в котором они должны были поговорить, был неподалеку, около 10 минут неспешной ходьбы.

Тим вышел из дома, вокруг никого не было. Мимо проскальзывали редкие такси. Но они никогда не были показателем оживленности города. Тучи заволокли небо и жители попрятались по домам, прячась от возможной непогоды. Хотя атмосфера города действительно была крайне неприятной, настороженной и тягучей, окружающий мир готовился к беде, и гроза была лишь еще одним признаком этого.

Бар был типичным: прокуреная грязная мебель, пара вечно пьяных завсегдатаев, полумрак во всем помещении. Парень сидел за столиком в дальнем углу и производил смешенное впечатление. На вид ему было около 22 лет, болезненно полный и в очках, правильные черты лица, но вот взгляд был тяжелым и угрюмым. Тим подошел к его столику, парень взглянул на него и жестом указал на стул.

Тим спросил: Вы охранник музея?

Он в ответ кивнул: Меня зовут Джейк, как я понимаю вас зовут Тим?

Тим кивнул в ответ: Как я понял вам есть что мне рассказать?

— Да, только прошу вас дослушать меня до конца. Скорее всего вы сочтете меня сумасшедшим к концу рассказа, но прошу вас хотя бы выслушать меня.

— Не переживайте об этом, я слышал и видел много странного.

— Хорошо, я сам не до конца верю в то что видел. Я студент и для меня работа по ночам охранником музея была настоящим подарком судьбы. Работа тихая, никто не мешает и я могу спокойно готовится к занятиям или отдохнуть. Раз в час прогулялся по залам и снова можно заниматься своими делами. Директор музей был добр ко мне, и не возражал против того как я выполняю свои обязанности. Месяц назад к нам поступил от анонимного дарителя новый экспонат: картина неизвестного художника 30х годов. На ней изображено странное чудище состоящее сплошь из тени и щупалец, восседающие на горе черепов. Зрелище мерзкое, но все таки имеющее историческую ценность. С этих пор и начались эти «странности». Сначала все было довольно безобидно: странное похолодание в зале где выставлена картина, неприятный холодок преследовал меня пока я проходил этот зал, иногда появлялся сквозняк, источник которого я долго не мог обнаружить. Затем я начал слышать странный шепот из картины, от которого меня бросало в дрожь, картина словно менялась. Мне казалось что щупальце изменило положение, черепа съехали, тени стали гуще…

— Вы с кем-нибудь говорили о своих наблюдениях?

— Да, с директором. Но решил что у меня просто разыгралась фантазия. Он признавал что картина довольно жуткая, но все странности списал на мое воображение. А после этого в музей стали приходить странные люди. Мне об этом рассказывал напарник. Его звали Боб. Понимаете у охраны мало развлечений, и любое отличие становиться событием. Мы привыкли видеть среди посетителей туристов и интеллектуалов, но возле картины всегда находились странного вида деревенщины. Зачастую с какими-нибудь уродствовами. Кривые зубы и угри я даже перестал замечать. С каждым днем их становилось все больше. И каждый день приходил жуткий парень с деформированным правым ухом и заячьей губой. Как рассказывал Боб, с момента открытия музея и до самого вечера, он стоял возле картины, вглядывался в нее часами, шептал что то и кивал, словно подчиняясь каким то приказам картины. Иногда он словно впадал в транс и раскачивался из стороны в сторону.

— Он что-нибудь произносил во время транса? Или кто-нибудь слышал что он шепчет?

— Нет, по крайней мере я Боб мне ничего об этом не говорил. Как то раз он попытался заговорить с одноухим парнем когда тот был в трансе, и парень впал в ярость от этого. Кричал что Боб не имел права прерывать его общение с древним, что он убьет его, бросался на Боба с кулаками. Пришлось тогда выставить его за дверь с помощью полиции. Одноухий пообещал убить Боба. И посвятить его смерть древнему. А через два дня Боба сбил грузовик, водитель говорил что машина словно ожила. Естественно ему никто не поверил. А на следующую ночь кто пытался проникнуть в музей. Мне удалось спугнуть их, но они почти выломали дверь. Я вызвал полицию и позвонил директору музея. К приезду директора я уже успел дать показания полиции, и директор отправил меня домой, мотивируя это тем, что с меня на сегодня хватит героизма, и он сам присмотрит за музеем. Я хотел остаться, но он настоял. Больше я его не видел. В свою следующую смену, мне показалось что шепот в зале с картиной стал громче. Я посмотрел на картину и мне показалось что она манит меня, притягивает взгляд. Пока я шел к картине, я заметил одну странность. Словно на картине появился новый череп. Не то чтобы я знал, сколько их было изначально. Просто картина показала мне это. Когда я подошел я заметил блеск в углу рамы. Это было обручальное кольцо. А внутри кольца была гравировка: «Сэмуэль и Дайяна навсегда». Директора звали Сэмуэль. Мне охватил ужас, я бросился вон из зала, как только я добрался до комнаты охраны, заперся внутри и не выходил оттуда до самого утра. Днем я уволился не обьясняя причин.

— Кому еще вы рассказывали эту историю?

— Полицейским, они лишь посмеялись надо мной, газете и они вежливо выслушали меня, но не напечатали ни слова, одному экстрасенсу и он пообещал изгнать злых духов за умеренную плату. Серьезнее всего ко мне отнеслись в церкви, но мне не кажется, что они смогут что то предпринять. Позавчера я был в музее, меня тянет снова взглянуть на картину, сейчас там новый директор. Странного вида мужчина около пятидесяти с нервным тиком и высохшей левой рукой, и ночным охранником работает одноухий парень с заячьей губой.

— Вы видели картину в свой последний визит?

— Нет, сейчас тот зал закрыт. Все завешено брезентом, словно на месте зала разбили шатер, из которого иногда доносится странное пение. Не знаю поверили вы мне или нет, но можете сходить в музей и убедиться сами.

— Не то чтобы я поверил во весь ваш рассказ, но многое похоже на деятельность религиозного культа с которым я сталкивался раньше. Вы сможете провести меня в музей после закрытия?

— Никто так и не потребовал, чтобы я вернул ключ от задней двери. Думаю с этим проблем не будет.

— Предлагаю, встретиться около девяти вечера рядом с музеем.

— Хорошо, но поверьте это картина зло в чистом виде.

Тим встал и улыбаясь сказал: Пока не увижу не поверю.

Тим, выйдя на улицу закурил. Ему еще нужно было подготовиться к предстоящей встречи, Тим не хотел упустить возможной улики. Нужно было зайти на склад, чтобы обновить заметки и взять с собой снаряжение.

Тим поймал такси. Водитель оказался хмурым молчуном, их тех что сидят за рулем с видом: «я вас всех презираю». Благодаря этому поездка получилась тихой и ничто не мешало Тиму сосредоточиться на своих мыслях. Он надеялся что музей окажется долгожданной зацепкой в этом деле.

Шесть лет назад он заметил связь между несколькими жуткими убийствами прошлых лет и решил разузнать побольше. В каждом деле фигурировала причастность какой то мистической секты поклоняющейся древним богам. О самой секте практически ничего не было известно. И на данный момент Тиму удалось узнать не так много, чтобы с этим можно было прийти к своим бывшим коллегам.

Тим вспомнил свое последнее дело. Им с Джонатаном поручили расследование серии убийств. Они вышли на след маньяка через две недели бессонных ночей и после того как он вновь убил. Это не был свидетель или какая то ошибка преступника, просто они вдвоем проверяли слух про странные сборища на болоте. В небольших зарослях они набрели на странный алтарь из веток и черепов животных, вокруг него все было в пепле, земля плотно утрамбована, словно по ней ходили из за дня в день. Связи в этом месте не было, и сообщить они не могли, неподалеку они увидели сарай. Они решили проверить его, Тим обошел сарай сзади. И тут кто то ударил его по голове и он потерял сознание.

Очнулся он уже внутри сарая, голова была тяжелой и чужой. Правое плечо горело и скоро Тим понял причину этого: из плеча торчал какой то крюк. Он был подвешен за этот крюк стене, боль была чудовищная, и Тим уже пожалел что очнулся. Тим висел в небольшом загоне в котором царил полумрак, пол устилала солома. Снаружи кто разговаривал, из соседнего загона слышны стоны. Пистолета нигде не было, но запасной, спрятанный за спиной на ремне, еще остался. Голоса на улице о чем то спорили. Тим попытался найти опору для ног, и ему повезло. Он уперся каблуком на выломанную из стены дощечку. Начал медленно выпрямлять ногу, выталкивая крюк из тела. Он чудом держался в сознании, настолько сильно его терзала боль. Крюк заскрипел по кости. Тим вскрикнул, и едва не бросил это занятие. Крюк скрылся в теле и теперь острием царапал плоть, скрепя зубами, он начал подтягиваться, и, сделав последний рывок, мешком рухнул на солому. Перед глазами плясали звезды. Медленно возвращалась возможность мыслить.

Тим смог присесть, и прислушался. Спор на улице прекратился и дверь сарая скрипнула. Послышались тяжелые шаги и кто то вошел в соседний загон. Тим услышал несколько ударов и кто то глухо застонал. Скрежет металла о металл и грохот падения тела на пол. Раздался тихий стон, женский плач и тихие мольбы. Еще один удар и громкий вскрик. Жесткий приказ заткнуться и девушку потащили к центру сарая. Тим смог разглядеть через зазор между досками, что как только ее притащили к центру, один из сектантов начал какое то жуткое песнопение. Тим не мог разобрать не единого слова. Девушка стояла на коленях, дрожала от ужаса и смотрела на поющего.

Тим никогда ее раньше не видел. На вид ей было около 16, длинные темные волосы запутались и висели словно лохмотья. Она была одета в красную футболку с глубоким вырезом и белые, заляпанные кровью, шорты. На высоком звуке из темноты неожиданно появился третий человек и, с помощью ножа со странным волнистым лезвием, одним привычным движением перерезал девушке горло. Сектант, что при волок ее, ловко подставил к ране чашу и наклонил, захлебывающуюся кровью, девушку чтобы собрать как можно больше крови.

Песнопение продолжалось, кровь почти иссякла, но чаша казалась бездонной. Кровь остановилась и безжизненное тело девушки упало на пол. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели прямо на Тима. Этот мертвый взгляд притягивал и завораживал Тима. Тим оцепенел и не мог отвести глаза. Он так и не смог понять почему тогда так повел себя.

Очнулся он лишь тогда когда из соседнего загона притащили Джонатана. Тим попытался встать, сжимая в руке пистолет. Боль в плече не давала ему покоя. Он подобрался и толкнул калитку загона.

Не шевелитесь, ублюдки! — сказал Тим, угрожая им пистолетом. Уродливый толстяк не прекратил песнопение, даже не сбился. Казалось он трансе. Здоровяк, притащивший Джонотана и девушку, тупо уставился на пистолет. Словно не понимая: почему я угрожаю оружием, он приставил указательный палец к губам. Парень с ножом покосился на меня, но продолжил внимательно следить за песнопением. Джонотан выглядел ужасно. Ему очень сильно досталось, лицо было покрыто синяками и кровоподтеками, лоб рассечен, правая рука неестественно вывернута. Джонотан едва ли понимал, что происходит.

И вновь на высоком звуке сектант с ножом потянулся к Джонатону, и плавным движением разрезал горло. Тим выстрелил в него, но слишком поздно. Пуля попала в правое плечо и нож отлетел в сторону. Раненный, падая, что то прошипел, и здоровяк бросился на Тима, и снес его с ног. Тиму удалось не выронить пистолет. Толстяк сидел у него на груди и молотил кулаками по голове. Весь мир перестал существовать для Тима. Он постарался прикрыть голову рукой, здоровяк схватил ее и начал выкручивать. Тим почувствовал как трещит кость в левой руке, уперся дулом револьвера в левую подмышку сектанта и несколько раз нажал на курок. Хватка ослабла и, здоровяк странно хрюкнув повалился на правый бок.