Бесплатный фрагмент - Самолётик Вова

1. Как стать человеком?

На одном маленьком аэродроме недалеко от большого города жили-были самолёты и вер­толёты. Конечно, вместе с ними жили и люди: лётчики, механики, охрана и начальни­ки, куда ж без них. Но самолёты и вертолёты жили там по-настоящему. Они стояли на зем­ле ровными рядами и терпеливо ждали, когда их снова позовут куда-нибудь лететь.

Надо сказать, что самолёты на этом ма­леньком аэродроме все были одинаковые, и назывались они Ан-2. «Ан» — это сокращение фамилии конструктора Антонова. Вертолёты тоже были все одинаковые, они назывались Ми-8, по фамилии их конструктора, Миля.

Самолёты и вертолёты часто разговарива­ли друг с другом. Знаешь, они умеют так раз­говаривать, что люди их обычно не слышат. Может быть, они разговаривают по радио, ведь у каждого современного самолёта и вер­толёта есть радиостанция. Но, скорее всего, это не так, потому что самолёты умеют разго­ва­ри­вать, даже когда их радиостанции выключены. Некоторые люди тоже могут их понимать и с ними разговаривать, а уж у людей-то нет никаких радиостанций, это точно.

Да и тем людям, кто не понимает самолёт­ного языка, ничто не мешает общаться с са­молётами по-человечески. И после трудного полёта лётчики говорят «спасибо» своим самолётам, дружески хлопают их по крылу и, бывает, просят прощения, если пришлось жёстко садиться или долго гонять мотор на предельном режиме. Вот и чувствуют себя самолёты почти людьми. Только почему это обидное «почти»?

Один самолётик где-то услышал, что чело­век есть то, что он ест, и подумал, что всё, на­вер­но, оттого, что люди и самолёты едят разную еду. Самолёты ведь что едят? Ан-2, в ос­нов­ном, бензин. Масло ещё. Сжатым угле­кис­лым газом любят полакомиться. А люди? И котлeты, и макароны, и кашу всякую! А когда сидят, ждут погоды, то яблоки грызут, семеч­ки щёлкают. Как, например, Гриша, его лёт­чик. А пьют квас или кефир. Молоко иногда.

Тогда этот самолётик взял да и отправил заявку: привезти ему вечером пюре 50 кило­граммов, котлет — тоже 50 килограммов, було­чек 100 штук и 20 литров компота из сухо­фруктов. И когда его пилот ушёл спать, заправил в свой бак котлеты с пюре, выпил ком­пота и булочками закусил. Наелся и, до­вольный, заснул.

Утром, как обычно, они со своим лётчи­ком получили задание. Гриша сел в кабину, завёл мотор. Тот поработал немного и вдруг начал чихать, потом кашлять, а вскоре и сов­сем заглох. Гриша ещё несколько раз по­пы­тал­ся завести его — всё бесполезно. Мотор не заводился.

Пришли механики, открыли на самолётике разные дверцы, крышечки, лючки и огор­чён­но сказали Грише, что его самолёт придётся ста­вить в ангар.

Многие думают, что ангар — это дом само­лётов. Это не так. Самолёты обычно живут на сто­ян­ке. В ангарах самолёты чинят. Можно сказать, что ангар — это больница для самолётов.

Гриша, конечно, очень расстроился, и са­мо­лё­тику стало стыдно. Он даже подумал, что Гриша сейчас начнет на него ругаться «чёр­товой железякой» и «старой развалю­хой», как иногда ругаются шофёры на свои ма­шины. Но Гриша ругаться не стал. Лётчи­ки, кстати, никогда, ни при каких обстоятель­ствах не ругают свои самолёты. Он часто за­ходил в ангар, где работал механик Артём со своими помощниками, помогал подержать чего-нибудь, поднять, закрутить. А сам начал разговаривать со своим самолётом:

— Чего это ты удумал? Зачем котлет с пюре наелся?

— Я ещё компот с булочкой… — виновато отвечал самолётик.

— Артём! — крикнул Гриша. — Посмотри ещё нагар сахара в цилиндрах, и бензопро­воды от теста надо прочистить.

— Так зачем ты еду из столовой ел? — продол­жал дознаваться он.

— Я хотел человеком стать…

— Чего? — удивился Гриша.

— Так ведь человеком быть лучше: ходишь куда хочешь, ешь всякое разное, а не только бензин с маслом… Я и подумал: буду есть, что и вы, и стану человеком.

— Эх, ты, глупый! Настоящий человек — это не тот, кто котлеты ест и компот пьёт. Настоящий человек — это тот, кто думает, ра­ботает и делает добро людям.

— А я ведь думаю?

— Думаешь, конечно, — отвечал Гриша, за­глядывая ещё в какой-то лючок.

— И работаю?

— Мне ль не знать! Мы ж с тобой вместе работаем.

— А мы с тобой делаем добро людям?

— Ещё сколько!

— Значит, я человек? — с надеждой спро­сил самолётик.

— Ну, не совсем. Имя тебе нужно.

— Как у тебя?

— Как у всех. Как у Артёма, как у Родиона Павловича, как у Оксаны и у Ани.

— А какое имя у меня будет?

— Ну, ты уже не новорождённый, сам мо­жешь выбрать. — Гриша похлопал самолётик по крылу.

— А фамилию какую мне придумать?

— А фамилию, друг мой, не выбирают. Её тебе уже дали. Ан-два твоя фамилия.

— А у вертолётов у всех фамилия Ми-восемь?

— У наших — да. А есть ещё другие само­лёты и вертолёты, и у них свои фамилии.

В строй самолётик вернулся с новым чело­веческим именем Вова, с чистыми цилиндрами, новым маслом в моторе и полным баком све­жайшего, чистейшего бензина Б-91. Самолё­ты, да и вообще все механизмы, очень любят всякие цифры и сокращения. И люди, кото­рые много с ними работают, тоже.

Рассказал Вова своим друзьям и товари­щам, что он стал человеком. И что стать чело­ве­ком довольно просто, достаточно приду­мать себе имя, и всё. И что лично его теперь зовут Вова. Вот так-то! Все самолёты и верто­лёты невероятно обрадовались и зашумели так, что да­же люди их услышали и побежали смот­реть, всё ли с ними в порядке, не завёлся ли у кого сам по себе двигатель. А это само­лёты и вертолёты выбирали себе имена.

Появились Дима, Паша, Артур и Руслан. Гоша, Саша, Алёша и Игорь. Аня, Сеня, Полина и Серёжа. Маринами захотели стать сразу два самолёта.

Но они даже спорить не стали, кому достанется понравившееся имя, а решили вопрос по-своему, по-самолётному, и назвались Марина-1 и Марина-2. Представ­ляешь, одну стали звать «Марина-один Ан-два», а другую — «Марина-два Ан-два». Они, оказывается, подружились ещё на заво­де. А вертолёт Полина сразу сказала, что фа­ми­лия Ми-8, как у всех, ей не нравится и что она попросит своего лётчика, чтобы ей сде­ла­ли модификацию. «А», как она знает, уже не де­лают, а вот «МТ» или даже «МТВ» сейчас очень модно. Особенно, если написать на ино­стран­ный манер.

2. Любимая работа

Одна из самых приятных работ для Ан-2 и Ми-8 — это возить парашютистов на прыжки. Парашютисты бывают разные. Есть военные десантники, есть пожарные. Есть спортсмены и просто любители острых ощущений. Неко­торые любители прыгают прямо с гор, с высоких домов, с башен и заводских труб. Им не нужны ни самолёты, ни даже вертолёты.

Десантники прыгают только с самолётов. Никаких вертолётов! На войне ведь нужно лететь быстро, чтобы враг не успел подбить, а тихоходный вертолёт — отличная мишень. Поэтому у десантников есть свои большие и быстрые самолёты Ан-12, Ил-76, Ан-124. Эти самолеты летят на скорости километров 300 в час, открывают большой люк сзади, и десантники выбегают из самолёта один за другим как можно скорее, чтобы призем­литься недалеко друг от друга. Потом нужно аккуратно опуститься на землю, ничего себе не повредив, оружие не потеряв, и — сразу в бой.

Чтобы научиться так делать, сначала нужно несколько раз прыгнуть на маленькой ско­рос­ти, но большие самолёты медленно летать не уме­ют. Вот тут и пригождается Ан-2. Он мо­жет лететь со скоростью автомобиля — 100—120 км/ч.

Парашюты у всех десантников одинаковые. У тех, которых наши самолётики возили, бы­ли парашюты Д-6.

Десантники, даже новички, ребята смелые. Даже если кто и боится высоты, этого не показывает. И командиры у них строгие.

— Отделение! Равняйсь! Смирно! — коман­дует сержант. — Приготовиться к по­груз­ке! Бегом марш!

Пять секунд — и десять человек уже в ка­бине.

Одна неприятность от них: обязательно кто-нибудь нацарапает на скамейке или прямо на обшивке «ДМБ — такой-то год». Лётчики каждый раз ругают командиров, а те — своих солдат, но всё равно каждые полгода хоть одна новая надпись да появляется.

Вот и в тот день Гриша всем командирам, офицерам и сержантам строго-настрого при­казал, чтобы никто ничего не писал, а то са­мо­лёту больно, он очень обижается и в этот раз никого не простит. Все десантники дружно посмеялись. Авиаторы, подумали они, тоже шу­тят.

Возили десантников вчетвером: Вова, обе Марины и ещё один военный Ан 2. Он был зелёного цвета, с красными звёздами, весь чистенький, свеженький, потому что летал ма­ло, и от этого казался каким-то сытым, даже пух­леньким. Он был очень рад полетать. Хотя бы немного.

Работали чётко и слаженно. Погрузка, взлёт, выход в зону, скорость 120, готов — пошёл, по­сад­ка, снова погрузка. Оставалось Вове по­след­нюю партию десантников свозить, за­пра­вить­ся и — домой! Взлетели. Чувствует Вова — что-то скребется у него в грузовой кабине. Так и есть: один солдат, делая вид, что под­тя­ги­ва­ет ремни, тихонечко царапает обшивку. «ДМБ» уже нацарапал, теперь цифры выво­дит.

— Гриша, — чуть не заплакал Вова, — чего он там царапается?!

— Что? Опять? Где болит? — посочувствовал Гриша.

— Да нет, не больно, только щиплет немного по правому борту у 12-го шпангоута. Но всё равно я на него обиделся! Вот!

— Потерпи чуток, Вова. Мы же на задании. А вот сядем — ух, и скажу я их командиру!

Вошли в зону, легли на курс, установили скорость. Гриша включил в кабине специ­альный десантный светофор. «Приготовить­ся» — это жёлтый свет. Командир открыл люк. Можно прыгать. Зелёный — означает «Пошёл».

Вот подходит к люку солдат-хулиган. Вдруг самолёт сам по себе как дёрнется! Как подпрыгнет! И десантник летит не вниз, как все, а вверх. Стабилизирующий парашют у него сразу вышел, и Вова ловко подцепил его за этот маленький парашютик своим хвостом.

Все перепугались. Командир приказал осталь­ным десантникам быстро сесть на места, а сам стал показывать зацепившемуся солдату, что делать.

Гриша переключил десантный светофор на красный и повернул к дому.

— Вова! Признавайся, это ты его так?

— А что, заметно? — с самым невинным ви­дом осведомился Вова.

— Ты с ума сошёл? Там же живой человек!

— А я кто? И потом, это была просто воз­душная яма. Тур-бу-ленция! Короче, курс на Лужу.

— Есть курс на Лужу!

Гриша сразу понял хитрый замысел своего самолёта. Лужей — именно так, с большой буквы — на аэродроме называли небольшое болотце, которое находилось между взлётной полосой и КП.

Перепуганный солдат всё пытался обрезать стропы парашюта специальным ножом, чтобы спуститься на запасном, но его так болтало, не без чьей-то помощи, что у него ничего не получалось. И вот уже над самым аэродромом самолёт, против Гришиной воли, снова тряхнуло что было сил, и парашют отцепился.

Хулигану было уже не до того, куда при­земляться, да и какая управляемость у Д-6? Как миленький плюхнулся в самую середину Лужи. А там — по колено глубина, если пеш-ком заходить. А если с разгону, так и по пояс!

Мало того, что над незадачливым художником смеялся весь полк и что ему пришлось сушить парашют, так его ещё наказали и посадили на гауптвахту. А когда он с неё вышел, специально поехал на аэродром, где под чутким руководством Артёма закрашивал Вовину обшивку.

Говорят, после этого он больше не хулиганил, очень бережно относился не только к самолётам, но и ко всей технике, стал отличником боевой подготовки и после армии поступил в училище, чтобы стать офицером.

3. Обновка

День был ясный, теплый и солнечный. К тому же выходной. Работы не было, и само­лёты скучали на стоянке. Не надо думать, что для самолётов полёты — это тяжёлая работа. Са­мо­лёты, да и вертолёты тоже, любят ле­тать. Только в полёте живут самолёты.

Вова был дежурным, и ему все зави­довали. Это означало, что если вдруг появит­ся какая-то необходимость, полетит именно Вова. Все остальные бездельничали. Паша счи­тал кузне­чиков, которые допрыгивали до его ниж­него крыла, а Полина читала «Авиа­по­литен». Ей очень понравилась модифика­ция «П» для вертолётов Ми-8. У них такие боль­шие квадратные окна! Не то что её малю­сень­кие иллюминаторы. А сиденья! Не откидные де­ре­вянные скамеечки, а нормаль­ные, мягкие кресла. При желании, наверное, можно было бы их и розового цвета заказать. Но это серьёз­ная операция. Может, всё-таки просто «А»? А в Германии, говорят, делают «AMG», у них это называется тюнинг.

— Ой, не знаю. И посоветоваться не с кем, — вздыхала Полина.

Гриша сидел в тени под Вовиным крылом и читал учебник английского языка, а Вова баловался с радиостанцией.

— Илюха! Ты здесь? — вызвал Вова своего знакомого Ту-214 с соседнего большого аэродрома.

— Вова! Это кто тебе дал радио включить?

— А я дежурный. Чего вчера не отвечал?

— Да Шеннон вылета не давал, — немного хвастливо ответил Илья и добавил: — От Насти тебе привет.

— От какой Насти?

— От Ил-62. Во Владивостоке пересекались.

— Ага. Спасибо. Я её на коротких волнах попозже вызову. Ну, привет.

В рации раздался тонкий прерывистый писк и бульканье.

— Разведка? Ты, что ль?

— Слушаю вас, борт 316, — ответил низкий женский голос.

— Аньк! Ага, я. Что-то ты низко сегодня.

— Ну, как низко — 318 километров в пери­гее. У меня коррекция орбиты. Дурака валяю. Еще сутки бездельничать. Слушай, сейчас те­ле­метрия пойдёт, прерываюсь. На следующем вит­ке тебе брякну. До связи!

— Пока!

Спутники иногда пролетают довольно низко над землёй, но они всегда очень заняты, чтобы просто так поговорить.

— Ground control to flight SU one eight two, — читал Гриша, закрыв полстраницы ладонью. — Земля контроль рейсу эс-у сто восемьдесят два, — переводил он и потом заглядывал в ответ: — Ха! Правильно! Fuselage — это по­нят­но… Rudder — руль, flaps — закрылки.

— Поршень? — предложил Вова.

— Piston, — не задумываясь, ответил Гриша.

— Винт?

— Screw, или airscrew.

— Первый — борту 316. Прибыть на команд­ный пункт для получения задания.

— Э-э-э… First to board three one six. Arrive to control centre for… как будет «получение»?

— А вот подойди на КП и спроси. Это тебя Родион Павлович вызывает.

— Ой, ёлки-палки! Так бы сразу и сказал!

Гриша бросил учебник на бетон, вскочил и побежал к маленькому домику, покрашен­ному в крупную бело-красную полоску, с большим стеклянным куполом на крыше. Вернулся довольный, радостно поигрывая план­ше­том.

— Ну, что, Вова, радуйся! Летим! — объявил Гриша и полез в кабину.

Остальные самолёты завистливо загудели.

Лететь надо было на соседний военный аэродром. Самолёты там были большие и быс­трые. Когда они пролетали над нашим аэро­дромом, толком поболтать с ними никто не успевал. Привет-привет, пока-пока — и воя­ки исчезают за лесом, оставляя свой соб­ствен­ный звук догонять их.

У всех военных лётчиков есть с собой парашют на случай, если самолёт сломается в воздухе. Или если враг собьёт. Тогда лётчик дёргает за специальный рычаг и вместе с креслом вылетает из самолёта. Это называется катапультирование. А потом, от­стегнувшись от кресла, опускается на землю на парашюте. Парашют у лётчиков называ­ется «спасательный», значит, его марка на­чи­на­ется с буквы… Правильно, «С». К счастью, сей­час по самолётам никто не стреляет, сами само­лёты ломаются редко, а тренироваться пры­гать с парашютом лётчи­кам надо. Своего Ан-2 у них, понятное дело, нет, вот и берут напрокат у соседей.

Вова очень торопился на свою любимую работу и от нетерпения всё время пытался ле­теть быстрее, но Гриша каждый раз бла­го­ра­зум­но прибирал газ.

На военном аэродроме Гриша ушёл на их КП, а Вову заправили и дали ему место в строю рядом с большими реактивными само­лётами. Это были очень серьёзные военные самолёты. Много они не болтали, боялись, наверное, случайно разгласить какой-нибудь важ­ный секрет. Но, скорее всего, им было не до того: они всё время любовались собой, какие у них замеча­тельные приборы, при­це­лы, локаторы, пушки, бомбы, ракеты и всякие другие дорогие и красивые штучки. Всю эту красоту им пода­рили конструкторы и ин­же­не­ры, что не меша­ло самолётам хвастаться ими, как своими. Особенно перед ма­лень­ки­ми.

Фамилия у них была МиГ-31. Питались воен­ные самолёты, как и наши вертолёты, керо­сином, только съедали его за раз тонн по 18. И ещё спиртом, чтобы в мокрую холодную пого­ду на них не образовался лёд.

По профессии они были истребители­-пере­хватчики. Это значит, что они должны были ле­теть навстречу вражеским самолётам и ра­ке­там, что и называется «перехватывать». А по­том стрелять в них ракетами и из пушек, что­бы они взорвались в воздухе или упали на зем­лю. Это называется «истреблять».

Стоявших рядом с Вовой истребителей звали Даша и Денис. Сначала они тоже были не очень разговорчивыми, но спустя некото­рое время уже весело болтали с Вовой. Вова рассказал, как однажды сбросил вредного де­сантника прямо в лужу и без всякого прицела. Истребители тоже травили всякие байки. Летали они вместе, в паре, случаев помнили много и рассказывали интересно.

— …Ну, Диня, значит, уже сел, гляжу — рулит. Тут и мы на посадку. А полоса, я говорила, скользкая, ветер в хвост. Я своему говорю: мол, скорость-то аж 326! А ему что? Садится. А я сама чувствую: ой, вылетим мы с полосы, как джинн из бутылки! Ну, и от­крыла тормозной. На такой скорости, сам понимаешь, он ка-а-а-ак дёрнет! Короче, пришлось менять парашют.

— А тот парашют что, в клочья? — заинтересованно спросил Вова. Увлечённая рассказом Даша не заметила подвоха.

— Ты чё, совсем?! — раздражённо, оттого, что её перебили, ответила она. — Нет, ко­неч­но! ПТК-10240—65, они ведь крепкие. Так, на всякий пожарный заменили. В общем, с КП майор орёт моему…

— А старый-то остался?

— Кто старый? Майор? Он молодой ещё.

— Да нет! Парашют старый остался у тебя?

— Наверное, остался. Валяется где-то. А что?

— Даша, подари мне его! — Если бы кто-нибудь видел в этот момент Вовины глаза, то, не раздумывая, дал бы ему блюдечко мо­ло­ка и полсосиски.

— На что он тебе? — У Даши другое зре­ние, не как у людей. В смысле, не как у дву­но­гих, бескрылых людей. — Ты и без пара­шю­та поперёк взлётки садишься.

— Ну, жалко тебе, что ли? Давай махнём­ся? Я тебе трёхтональные сигналы для «Ри­ты» скину. А, Даш?

Даша молчала так красноречиво, что бы­ло понятно: у неё уже есть сигналы и даже че­ты­рёх­тональные.

— А я ещё, хочешь, твоего лётчика два раза отвезу прыгать, — добавил Вова.

— А вдруг парашют где-нибудь надорвался? Ты разобьёшься, а я буду виновата.

— Дашка, ты жадина! — сделал вывод Де­нис. — Вова же в десять раз нас легче. Мы са­дим­ся на 270-ти, а у него максимальная — 250. Что там у него порвётся?

Истребители затараторили наперебой:

— Жадина! Старый парашют зажала.

— А ещё с КС-172 летает.

— Она и гильзы от ГШ-6—23, наверное, собирает!

— Ха-ха-ха!

Под таким давлением братьев и сестёр Даша согласилась:

— Ладно. Бери так. Два прыжка для моего меня устроят.

Лётчики, хоть и не десантники, но высоты тоже не боятся, прыгают смело, быстро и ве­се­ло. Пять раз летали Вова с Гришей, чтобы всем дать прыгнуть по одному разу. Только ко­ман­дир с заместителем и Дашин лётчик прыг­ну­ли по два раза.

Вове очень хотелось опробовать свой по­да­рок, но Гриша не дал. Сказал, что их тут засмеют.

— Прилетим домой, там и опробуем.

— Вызови Артёма, — попросил Вова. — Да­вай сразу парашют прикрепим.

— Не отвечает, — удивлённо ответил Гри­ша. — Хотя он сегодня тоже дежурный. Странно.

Обратно Вова опять гнал со всех сил, что­бы поскорее воспользоваться подарком. Но в тот день опробовать парашют не полу­чилось. На аэродроме было полно людей, лёт­чи­ков и техников. Все успокаивали Полину, которая не на шутку расстроилась из-за своей не­мо­дер­­ни­зи­ро­ван­но­сти.

Артём сидел в кабине Полины, в недо­у­мении переключая тумблера, рукоятки, рычаги.

Вова встал рядом с Полиной и попытался сам её успокоить:

— Да не расстраивайся ты так! Дались тебе эти квадратные окна! Мне лично нравятся девочки с круглыми иллюминаторами. Давай сейчас Илье позвоним, попросим привезти какой-нибудь заграничный вертолётный каталог. Посмотрим обтекатели, подвесные баки. Смотри, всю противообледенительную жид­кость выплакала! Как летать будешь? Ветошь есть?

Полина протёрла передние стёкла дворниками и в последний раз всхлипнула топливным насосом.

— Илюхин позывной знаешь? Только мне всякий «Робинсон» для малявок не нужен. Мне «Белл» или «Сикорски», ладно? А как слетали? Возьмешь меня с собой в следу­ющий раз?

Со стороны ангара показались Гриша с Артёмом. Гриша делал руками широкие округлые движения, а Артём тыкал пальцем в разные части этого воображаемого парашюта и что-то спрашивал. С довольным видом лётчик и механик подошли к Вове.

— Гриш, давай не сейчас. В ангар отъедем, там и поставим.

Уже поздно вечером Гриша тихонько отвёл Вову в ангар, чтобы Артём хорошо и пра­вильно прикрепил парашют. Артёму са­мо­му стало интересно, как же такой тихоходный са­­молёт, как Вова, сможет его применить.

Но Артём этого не увидел, хотя Вова всё-таки воспользовался своим новым приоб­ре­те­ни­ем и довольно скоро. Этого вообще ни­кто на аэродроме не увидел.

А кто увидел, тот не заметил. Уж больно все были заняты и не рассматривали чужие па­ра­шюты. Но это уже другая сказка.

4. Лесной пожар

Страшное дело — лесной пожар. По теле­ви­зору иногда показывают, как горит лес, и то страшно. А на самом деле ещё страшнее. Кроме того, что деревьев самих по себе жалко, сколько ещё гибнет животных! А сколь­ко городов, посёлков и деревень рядом с лесом находится! Ведь людям в них во время пожара жить невозможно от дыма. Да и огонь мо­жет перекинуться на дома.

Лес может загореться и сам по себе: от мол­нии, от разогревшегося перегноя. Но чаще всего лес поджигают, хоть и не специально, люди. Костёр забудут погасить, спичку непо­га­шен­ную или сигарету кинут — и всё. Тысячи деревьев, из которых можно было бы сделать сотни домов, горы книг и тетрадей, миллионы ка­ран­дашей, сгорают совершенно зазря. Сколь­ко пропадает лесов, в которых могли бы жить и белки, и лисы, и лоси, и медведи!

Поэтому с пожарами борются. Если лето выдается жаркое и сухое, специальные пожарные летают над лесами на самолётах или вертолётах и смотрят, нет ли где дыма. Как только увидят — прыгают с парашютами и гасят. Или вызывают большой вертолёт, ко­то­рый тащит за собой огромный бак с водой и этой водой заливает пожар. Если пожар уже раз­го­релся, тушить его бесполезно, но мож­но спасти от него уцелевший лес. Надо толь­ко быстро срубить деревья вокруг и повалить их внутрь пожара, а получившуюся просеку вспахать, чтобы трава тоже не горела.

Именно такое жаркое лето и выдалось в тот год. Даже Лужа посреди аэродрома чуть было совсем не высохла. С пожарными лета­ли все и каждый день. Кстати, никогда не на­зы­вайте тех, кто тушит пожар, пожарни­ками: они очень обижаются. Их профессия называ­ется «пожарнЫЙ». Вчера Марина-1 со своим лётчиком заметили маленький пожар, и его прилетал гасить большой вертолёт Егор Ми-26. У него был даже не бак, а большой кусок непромокаемой ткани, вроде паруса, которым он черпал воду из озера и потом заливал ею огонь. Но сегодня утром Саша Ми-8 сказал, что пожар снова разгорелся, да ещё сильнее, чем вчера.

Десантники-пожарные быстро погрузили в Вову свои инструменты: топоры, пилы, верёвки, огнетушители и взрывчатку. Когда надо повалить много деревьев, пилить неког­да — их просто взрывают. Запрыгнули сами, и Гриша повёл самолёт на старт.

Быстро долетели до пожара, облетели во­круг него и доложили в штаб, что помощь не требуется. Потом выбрали поляну, на кото­рую можно приземлиться на парашютах. Де­сантники быстро сбросили свой груз, тоже на парашютах, и вслед за ним выпрыгнули сами. А Вова с Гришей полетели дальше — посмот­реть, не горит ли лес где-нибудь ещё.

Пожарные работали уверенно, привычно, быстро, но не торопливо. Пилили и валили деревья, гасили загоревшуюся траву. Чтобы лишить огонь новой «пищи» решили пустить встречный пал.

Это очень сложный приём. Пожар ведь распространяется по ветру. Ветер переносит огонь с горящих деревьев на жи­вые. Но если перед тем, как огонь подой­дёт к де­ревьям, самим их сжечь, то огню ста­нет нечем питаться и он погаснет. Надо толь­ко в строго определённое время поджечь лес.

Когда приближающийся пожар втягивает в себя воздух, получается, что ветер дует в другую сторону. Пожарные дождались такого момента и подожгли только что поваленные ими деревья. Теперь им надо было уходить, чтобы самим не сгореть. И тут они увидели, что из леса, спасаясь от огня, выбежала лоси­ха, а за ней — маленький лосёнок. Звери очень боятся огня. Это человек, тем более пожар­ный-профессионал, может перешагнуть через горящую траву или пройти между горящими деревьями. А зверь, даже очень смелый, — нет. Выбежали бы лоси хоть на пять минут раньше, они бы успели убежать. Но навстречу им уже шёл другой огонь, тот самый встреч­ный пал, который пустили пожарные.

Жалко стало пожарным лосиху с лосён­ком, и решили они ненадолго погасить несколько деревьев, чтобы сделать для лосей проход в стене огня. Большая и сильная лоси­ха прыгнула и проскочила огонь, а лосёнок не смог. Так и остался метаться по всё сужаю­щейся полянке. Он мычал и звал свою маму, но она уже не могла вернуться.

Пожарные сообщили в штаб по радио, что спасли из огня лося, а лосёнка спасти не получится, если только немедленно не при­шлют вертолёт. На такую маленькую полянку самолёту не сесть. Им ответили, что вертолёт долететь не успеет, пусть действуют сами.

Вова, конечно, тоже услышал эти перего­воры по радио и говорит Грише:

— А с парашютом мы ведь сможем сесть?

— Не знаю, — ответил Гриша. — Никто ещё этого не делал.

— Значит, мы будем первыми. Скажи им, пусть расчистят просеку от деревьев.

— Огонь-6, — это такой позывной был у пожарных, — я борт 316. Подготовьте площад­ку. Иду к вам.

Руководитель полётов, а им в тот день был Родион Павлович, очень испугался и прика­зал Грише ни в коем случае не садиться в лесу. Но Грише было тоже очень жалко лосёнка, и он не послушал своего начальника.

Как заправский истребитель, вышел Вова на посадочную прямую. Выпустил все за­крыл­ки и перед самой землёй раскрыл посадочный парашют. А как только Вова кос­нулся колёсами земли, Гриша со всех сил нажал на тормозную гашетку на штурвале.

На просеке остался только один пожарный, их командир, звали его Олег. Остальные помогли поймать и связать лосёнка и уже ушли в безопасное место. Олег очень удивился, что прилетел самолёт. Он теперь сам испугался, смогут ли они взлететь. Лосёнка положили в грузовую кабину, Гриша и Олег вручную развернули Вову в другую сторону и привязали его верёвкой к пеньку. Потом Гриша завёл мотор и дал полный газ. И только когда мотор набрал свою полную мощность, все 1000 лошадиных сил, Гриша велел Олегу обрубить верёвку. Вова побежал по неровной просеке что было сил. Перед самыми горящими кустами Гриша потянул штурвал на себя, и они взлетели. Пламя толь­ко лизнуло полотняные Вовины крылья, так что они не успели загореться.

— Первый, я 316-й. Огонь-шестого с грузом принял. Возвращаюсь на базу, — до­ло­жил Гриша Родиону Павловичу.

Что ответил руководитель полётов, ра­зо­брать было трудно, потому что Родион Пав­ло­вич в это время запивал водой таблетку.

На аэродроме все очень обрадовались. И что Гриша вернулся живым и невредимым, и что Вова цел, и что лосёнка удалось спасти. Правда, Вову всё-таки Артём забрал к себе в ангар, посмотреть, не сломалось ли чего от таких манёвров. А Гришу отправили в боль­ницу, посмотреть, всё ли в порядке у него с головой, раз он решился на такую рискован­ную посадку.

Пожарные сообщили об этом случае в газету, после чего на аэродром сразу приехали разные журналисты и репортёры, а ни Вовы, ни Гриши там не было. Пришлось срочно их выпускать из своих больниц, чтобы страна знала своих героев. Про Олега и его десантников тоже написали. Вот только ло­сёнка репортёрам сфотографировать не уда­лось. Хотя ему построили хороший загон и дали много травы и другого корма, он всё равно всех боялся и прятался. Он не боялся только Аню из столовой, потому что она вкусно пахла и приносила хлеб с солью. Гри­ша тоже приносил лосёнку хлеб и свежую траву. Лосёнок еду у Гриши брал, но всё равно его боялся, потому что пах Гриша са­молётом, а этот запах напоминал лосёнку, как ему было страшно, когда его, связанного, дер­жали на холодном твёрдом полу.

Одна журналистка как-то пробралась на аэродром, когда остальные ушли, и сфото­графировала лосёнка и Гришу, а потом ещё хотела познакомиться с Вовой. Но её быстро поймали часовые и увели. Как её звали, Вова так и не узнал и в лицо не запомнил. Фамилия у неё была красивая — Папарацци.

Потом кто-то стал ломать забор вокруг аэродрома. Сначала думали, что это братья той неизвестной журналистки, другие Папа­рацци. Но на самом же деле…

Впрочем, всё по порядку.

5. Настенный рисунок

Хотя во время спасения лосёнка Вова не пострадал, ничего у него не сломалось и не сгорело, внешность ему слегка изменили. Как на военных самолётах рисуют звездочки за каждую победу, так Вове над люком нарисовали лосёнка. Очень похоже получилось. Только для того, чтобы было понятно, что это не телёнок и не какой-то другой зверь, прири­совали ему ещё и рога, хотя тогда они у лосёнка ещё не выросли.

А шутники-десантники прикрутили к обшивке под кабиной, можно сказать, на гру­ди у Вовы, значок парашютиста с цифрой «1». Это у них значит «один прыжок с парашютом». Вова не собирался на этом останавливаться и надеялся сменить единичку на что-то более почётное. У Олега, вон, значок был вообще с четырёхзначным числом. А Артём получше прикрепил парашют и сделал удобную и красивую кнопку в кабине, чтобы его открывать. Даже написал умную статью про это в журнал «Крылья Родины».