Средь диких, необузданных пороков
Забыл себя в кромешной Тьме.
Достигнув дна, узрел падшего Бога,
Убитого погибели плодами дел.
I. Яр
*навь*
Вязкий туман застилал мрачное подземелье. На полу лежал человек в грязных лохмотьях и смотрел в одну точку невидящим взглядом. Сколько он так лежал, опутанный мерзкими коричневыми щупальцами, не знал никто. Гулкий удар пробил в потолке отверстие и сверху посыпались тяжелые камни:
— Вылезай! — к ногам пленника упал конец верёвки, на его освобождение оставались секунды.
— Кто ты? Что это? — внезапное пробуждение застало врасплох, он не верил не то что в спасение, но и в своё существование.
— Быстрее!
Вили резко встал, рывком сдёрнув с себя липкие путы, и полез вверх. Вся пещера мерзко зашипела, тысячами глаз пронизывая беглеца ненавидящим взглядом, сжимая его сердце от ужаса. Чёрный и едкий пот залил глаза, смешавшись с проступившими слезами, но он смог выбраться и осознать, что веками был в плену.
— Где мы? — Вили удивленно осмотрелся, увидел низкое зловещее небо над головой и вздрогнул от нарастающего гула из-под земли.
— Бежим! — Яр устремился к переливающемуся всеми цветами радуги шару, словно вырезанному в пространстве из света. Земля резко содрогнулась и изо всех щелей выстрелил едкий коричневый дым, вслед за которым вылезли длинные мерзкие щупальца, шарящие по поверхности. Гады были везде: они падали сверху, катились спутанными комьями со всех сторон, шипели и высовывали свои зловещие облики из-под земли. Вокруг них смыкалось плотное кольцо из мутных фигур зверолюдей — казалось, вся нечисть вышла на охоту. В два прыжка оба витязя оказались внутри шара, растворившись на мгновение в бесконечности и оказавшись затем в тесной комнате.
— Дыши глубже, сейчас тебя будет рвать. То, что ты увидишь — твои мыслеобразы. Пей! — Яр протянул флягу с терпким отваром трав и тихо начал читать древнее заклинание.
Пришлось пить. Тошнота, тут же жар, тело словно стало выворачиваться наизнанку и началась безудержная рвота мутной слизью, заполненной мерзкими червями с чудовищными человеческими обликами на головах, тут же втекающая сквозь землю в адские миры. Прошла минута, другая, Вили лежал на животе внутри ярко-красного шара, очерченного Яром, и переводил дыхание, пытаясь овладеть своим телом и привыкнуть к новой внутренней волне.
— Ничего не помнишь, будто заново родился. Не знаешь кто ты, как оказался в плену и кем был до того, где сейчас и что делать — будь спокоен, пройдёт немного времени, всё вспомнишь и будешь готов воевать.
— Воевать? — Вили в последний раз вырвало. Он словно впервые услышал свой голос, в голове бешено пульсировало.
— Да, воевать, видел с кем. Этот мир захвачен огромной гидрой-паразитом, которая питается такими как мы. У неё есть тёмные служители и множество рабов.
— Кто я такой? — бывший пленник перевернулся на спину и приподнялся. Он впервые почувствовал себя в этом теле цельным и закрепил своё внимание на ярком.
— Вечный и бесконечный Дух. Находишься здесь в результате невежественных поступков. Твоё тело в этом мире создано из желаний и чувств.
— Почему ты меня вытащил?
— Услышал Зов. Прийти и спасти — мой долг. — Яр пронзительно взглянул и сделал большой глоток из фляги.
— Откуда это знаешь? Кто тебя послал?
— Отсюда. — Яр уверенным движением показал на своё сердце и из его глаз сверкнули молнии, осветив комнату, отчего освобождённый почувствовал себя увереннее.
— Послал Отец. За тобой и такими как мы.
*явь*
Апрель. Цветы. Ласточки. Больверк с трудом открыл глаза. Было уже полдесятого «утра» и он вновь проснулся с разбитой головой и тяжестью в тощем и скованном теле. Сон, наполненный кошмарами, совсем не придал сил, отчего пробуждение было мучительным. Трудовые будни вновь начались с опоздания на работу, к которой он относился как и ко всему в этой жизни: безразлично. Умылся, уныло оделся, глядя в зеркало, поморщился от вида своих провалившихся глаз и оцарапанного лица, на котором чернели круги. «Пора завязывать с бухлом» — выдавил из себя обязательное утреннее заклинание и вроде полегчало. Надо было идти на работу и делать там озабоченный вид, что его интересуют чужие цели.
Войдя в кабинет, с ненавистью оглядел свою тюрьму и уселся за рабочее место. Думать не хотелось. Жить не хотелось. Хотелось лишь побыстрее сдохнуть и закончить эти мучения, но даже в этом ему было отказано. Больверк убеждался в этом не один раз: какая-то неведомая сила не давала ему себя убить окончательно. Вчера, как и позавчера и долгие месяцы до того, он опять напился в одиночку до беспамятства и не помнил как провёл вечер. Это и было его целью: закрыться от мира и деть куда-то на время разум, чтобы не видеть всего этого мрака. Единственным рваным воспоминанием была жуткая картина как он шёл куда-то ночью по рельсам, еле волоча ноги, опустив голову и заглушая внутренний голос душераздирающим чёрным металлом, как вдруг неведомая внутренняя сила, подхватив его за позвоночник, резко швырнула немощное тело влево на обочину. Через секунду из-за спины вылетел поезд, который шел на полной скорости и, как оказалось, отчаянно гудел. Больверк, как труп, упал на землю лицом вниз, даже не закрыв глаза. «Опять не дали сдохнуть…»
А может, дали?
*навь*
— Гидра будто разумна и личностна, создаваемая нашим невежеством. Тварь с наслаждением питается жизненной силой, черпая её из нашего предательства самих себя в яви. Омороченный человек, захваченный подсунутыми ею образами, напитывает эту бездну и, вместе с тем, всё более попадает в плен. Но эти мысли она не рождает — она их только размножает, вовремя подсовывая как искушение — ступень духовного развития. Заглянув в пещеру перед твоим освобождением, увидел как она кишела ужасными существами, которым ты словно вторил в такт и дёргался, но мне было ясно, что они — это ты, точнее твои мыслеобразы, а ты сам — существо божественное. Беда в том, что граница между тобой и нечистью постоянно расплывалась, окончательно решить вопрос было вообще невозможно до некоторого времени, пока я не осознал как освобождать пленников раз и навсегда. — Яр сделал ещё глоток и медленно выдохнул. Говорить в этом мире было тяжело.
— Как тебе удалось? — Вили уже пришел в себя и его горящее ярким тёмно-оранжевым огнём полупрозрачное тело стремительно наливалось светлой силой. Он уверенно перестраивал своё сознание, отвергая муть целыми слоями, что проваливались под землю, делая витязя всё легче.
— Пробудился и освободил себя. — Яр поднял глаза, в которых горела стальная решимость.
— Проснулся в подземелье? Сам? Как?
— Да. Однажды в яви увидел эту тварь в себе и осознал морок как часть себя, как последствия своих решений за множество воплощений. И ужаснулся, так как ничего светлого в себе не увидел — лишь ненависть и боль. Приняв решение сражаться за жизнь там, смог освободиться здесь, получив на то позволение. Хотя не всё так просто, конечно… Ты позже поймешь кто я и всё встанет на свои места.
— Хорошо. Что делать?
— Собирать Войско. Будем воевать до Великой Победы.
— Ты собираешься освободить всех, кто зовёт?
— Мы. В силу своего предназначения, ты был спрятан на самой глубине. Твоя руна — первая в Круге, так отвечаешь за Начало нового витка развития. Во всём, что есть. Рождаешь из Тьмы Первое Творение — изначальный «толчок снизу», колебание, заполняющее всё тёмной материей, которую упорядочиваю через образы и сжигаю старое, вдыхая новое веяние. Сгораю и возрождаюсь в Вечном Огне. Теперь мы ведаем самыми тёмными закоулками вселенной, для того и испытали столь глубокое предательство себя. И выбрались. Так пробуждение Братства стало неизбежным.
— Равно как и победа?
— Равно как и неизбежность Последней Битвы. Пойдём, нас ждут наверху. — Яр пнул трухлявую дверь и впустил в убежище серый туман. Впереди была тяжелая ночь…
II. Кресение
*навь*
Режущим гулом давило виски низкое грязно-оранжевое небо, зловеще нависали кислотные тучи, а мёртвая земля выплёвывала струи гадкого чёрного смрада. Дыхание двух странников сдавливало тяжелой сыростью из-за едкой плесени, которая, казалось, росла прямо в воздухе.
— Расскажи, как именно освободился в яви — хочу понять, с кем имею дело. И как это всё взаимосвязано. — Вили, выбирая скорость передвижения, с удивлением отметил, что может двигаться очень быстро, оставляя за собой тёмно-красный огненный смерч, испепеляющий мрак.
— Хорошо. Сейчас мы в мире нави — это мир духов и умерших людей, непроявленное. На первом уровне начиная со дна. Что соответствует чувствам, желаниям и намерениям, испытываемым тобою в мире явном. Тот, который сейчас в яви лежит на кровати и спит, сделан из плоти, из углерода. Здесь ты проявлен в более разряженной материи в огненном теле и, в каком-то смысле, более настоящий, чем там. Раньше этот мир так чётко осознавал только после смерти. Теперь же это сделал будучи в воплощении — тому причиной смена эпох и качественное преображение вселенной и нашего плотного мира в частности: на смену углероду приходит кремний, что означает необходимость резкого скачка в развитии. Человечество ждёт Переход к исследованию частот колебания материи в новой октаве, где безграничные возможности для развития нас как существ, созданных из Света. Будет убрана «завеса», отделяющая от осознания и полного принятия Единства. Для этого должен придти Единый и открыть Врата Света. Порог прохождения очень труден — все несовершенства души должны быть проявлены, осознаны и убраны как явление. Вся ненависть должна быть сожжена в Живом Огне. Так каждый человек будет поставлен перед выбором, главным и последним. Те, кто пойдут вверх, получат новые световые тела с самыми смелыми возможностями. Те, кто вниз — во Тьму становиться одномерным. Для осознанного выбора мы должны пройти все уроки Тьмы, чем и занимались последние тысячи лет: наших встреч с тобой было бесчисленное множество, мы многократно пытались спасти друг друга и наших братьев с сёстрами, но тварь вновь и вновь оказывалась сильнее — так погружались всё глубже на дно, где окончательно забыли свою божественную природу. Мы шли, идём и будем идти вместе, все делая один обряд. И падали вместе. Так твой плен — это и мой плен, потому что мы связаны Единым. В каком-то смысле, ты — это я, одно из моих качеств. На тебя смотрю как на часть себя и поиск места твоего заточения для меня есть самоисцеление.
— А эта тварь с щупальцами тогда кто?
— Это совокупное невежество людей, проявленное в этом мире в таком вот ужасном виде. — Яр, взмахнув рукой, будто изнутри себя прорисовал то, о чём говорил. Картина была удивительно живая: светящаяся палитра ярких красок, вторя каждому его слову, вихрем закружилась вокруг, перемешалась и стала грязно-коричневой отравой, состоящей из переплетённых змей. Затем краски чудесным образом вспыхнули и развернулись в радугу, озарив сиянием все миры и наполнив их целебным благоуханием.
— Гидра — это предательство человечеством Жизни, пространство боли в Сознании, замутняющее каждый из миров. Неисследованная тёмная материя, непознанное, облеченное в самые мерзкие формы, что вообще могут существовать. Неупорядоченное Движение. Небесный Отец наделил Богов и людей способностью воплощения образов и мы, ослеплённые ненавистью, гордыней и невежеством, создали эту тварь и её служителей. Из самих себя, потому несём полную ответственность. Так вселенная поставлена на грань гибели, что и толкнуло нас как разумные силы, сотворяющие и поддерживающие мироздание, на пробуждение и осознанное исцеление. Живым Огнём. Темней всего перед рассветом. Но мы уже светимся.
— Как освободился от неё?
— Когда там, в яви, осознал себя падшим, тёмным, одержимым, переполненным бесами. Когда, отчаявшись, увидел гидру в себе там также явно как здесь и сражался с ней впервые не на жизнь, а на смерть. Когда победил её впервые и осознал свою божественную природу. Когда принял Отца. То была моя первая Битва после пробуждения. И там, и здесь. Все миры заключены в Одном.
— Расскажешь как?
*явь*
— Здесь будет русская власть. Хочет кто-то этого, не хочет — будет так. — Хеймдалль внушительным голосом, проникновенно смотря в глаза, уверенно говорил с Больверком о скором светлом будущем, на пути к которому они наконец и встретились. Страж Богов, видящий насквозь, отметил, что света в собеседнике стало больше, чем морока, а значит и везде так. Его способность видеть и слышать всё делала встречи с ним меняющими жизнь к лучшему раз и навсегда, а седина лишь подчеркивала исходящее от него ровное внутреннее белое свечение. Уютное южное кафе, освежающий ветер, неслучайное знакомство. Русское море.
Долгий и откровенный разговор, не покидающее ощущение предопределенности этой встречи и всего сказанного. Впереди долгий путь. Прощание. Вещи на заднем сиденье внедорожника. Открытая дверь и Больверк перед ней. Машина дернулась и заднее колесо наехало на ногу. Случайность… Просьба отъехать и освободить ногу.
Светлейший из Асов, выйдя из машины, с удивлением смотрел на так спокойно переносящего боль Высокого. Короткая фраза, и оба навсегда поверили друг в друга.
*навь*
Сожжённое тело, тягуче обволакиваемое струпьями, коричневой точкой заполняло всё пространство непрерывно ощущаемой боли. Невесомость, отсутствие верха и низа, непознаваемое, убивающее само себя — Яр растворялся в тумане безвременья, распятый изнутри беспокойством вечности. Смотреть было нечем и некуда. Двигаться тоже. Тьма, пожирающая саму себя, была всем, что есть.
Внезапное озарение и искрящаяся белая плотность как покрывало застелила беспредельностью грани его искажений. Ярый Огонь, всепроникающий сквозь безмолвие вечности, стал его телом. Чарами Огня увидев себя, Яр осознал себя, свою неминуемую смерть, вспыхнул ярко красным светом и принял решение спастись от гибели в яви за миг до рокового удара. Успеть выбросить себя на обочину и выжить, превратившись из дракона в человека. Впитав тот мрачный мир в точку и развернув его во времени в явном мире. Чтобы спустившись до дна и взяв с собой всю боль, вновь возродиться в срединном мире. Исцелившись от смертельной одержимости.
*явь*
Лёгкая женская рука любя била по спине прутиком, но он ничего не чувствовал. Больверк был мёртв: его сознание кишело заблудшими душами мёртвых людей, которые крепко держали его в тисках, страдая в тёмных мирах. По большому счету, это был самый настоящий ад наяву, но сегодня он впервые был готов пройти огненный путь и освободиться. Сегодня был день Битвы, к которой Больверк готовился всю жизнь и которую проигрывал. Огонь не появлялся в его теле и наблюдающие за обрядом огненного очищения русские люди были удивлены его безжизненному состоянию. Каждый из проходящих до него порку огненными розгами орал и матерился, дёргался и горел, изгоняя нечистое, но тут явно было что-то не так.
— Ты же ничего не чувствуешь, да? — вкрадчиво спросила Хельга, продолжая мягко и настойчиво бить прутом по спине, выдавливая синяки из сжатого в мёртвый комок боли тела.
— Нет. Принял боль как должное и живу этим.
Ей ничего не оставалось, как продолжить действие и пороть дальше безжизненное каменное тело, которое никак не реагировало на то, что живых людей доводило до ярости. Огня в нём не было, была лишь ненависть и боль. Как можно изгнать нечистое из трупа?
Прут уже не бил, Больверк поднялся, испытывая двоякое чувство: с одной стороны, его распирала гордыня от своей неязвимости, а с другой, он был рад, что выдержал хотя бы это. Сам факт Битвы уже был победой.
— Это был лучший массаж в моей жизни, Тор. — Больверк натянуто, сдерживая скребущих на душе кошек, улыбнулся брату, который тоже был явно одержим, и пошел спать к костру. Последние несколько лет общение с людьми стало причинять ему тягостную душевную боль, к которой он со временем привык. Больверк однажды осознал, что стал видеть в человеке самые потаённые тёмные секреты, видел будущее, прошлые воплощения, чувствовал страдания и болезни окружающих и режущая скорбь распирала его сердце. Видел как люди опускаются, врут, убивают себя и ничего с этим поделать было нельзя, как и с самим собой таким же. Одержатели, владеющие его сознанием, рисовали жуткие образы как они в безудержной ненависти убивают и расчленяют собеседника самыми изощренными способами, равно как и тот убивает подлым ударом в спину, растягивая мучения на долгие часы. Зверские убийства, кровавое насилие, сопровождающееся злорадным и мерзким смехом, всевозможные извращения, от которых стыла кровь в жилах, красочно и обыденно представали в воображении злодея, втекая в его сознание всё сильнее с каждым днём. Мысленно он, впадая в нечистое, унижал, убивал и издевался над всеми, кого видел вокруг и внутри, с одной стороны, ему было мерзко от самого себя такого, а с другой — кто-то неуловимый злорадно потирал ладошки и ликовал. Больверк искал выход в одурманивающих веществах, но они только усугубляли одержание, привлекая в его сознание всё новых и новых обитателей, и чем дальше — тем сильнее была их ненависть. Постоянные усилия воли требовались, чтобы сдерживаться на людях и прятать свои мысли, играя желваками. Нужно было противостоять тем, кто жаждал мести и ненавидел всех за всё. Они жили в нём. Все. Они были им. Все. И все хотели убивать, убивать, убивать. И они убивали. Его. Ведь им всё равно кого убивать. Больверк непрерывно направлял их ненависть на себя, вовнутрь, иначе просто не мог, потому его тело при высоком росте было серым, тощим и сжатым в один большой зажим. За глаза его называли кощеем бессмертным, не понимая насколько это близко к истине. Злодей только потом, будучи живым, осознал, что на самом деле был в аду, но сейчас он шёл спать, чтобы хоть на время забыться и деть куда-то ненавистное скованное тело. Чтобы провалиться в безвременье и сражаться там — война была его жизнью. Точнее, он воевал за жизнь. Постоянно. Вечность.
Утро было необычным. Глаза открылись с нарастающей душевной болью от осознания глубины своего падения в этом скованном теле. Но сегодня что-то новое дало ему силы встать и идти. Движение с Дедом было тем самым новым: Больверк впервые ощутил течение жизни — тело стало двигаться более плавно и уверенно. Приятные ощущения покалывающего спокойствия растекались по рукам и ногам.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.