Бесплатный фрагмент - Сад за забором и другие истории

Сад за забором

Штормовое небо все чаще озарялось вспышками молний. Раскаты грома звучали яростней с каждым часом. Соленый морской ветер срывал с деревьев листья, носил их, кружил, бросал в лица прохожим. Погода была на редкость дурная. К тому же вечерело.

На улице не было ни души. Небольшие кирпичные домики стояли так близко друг к другу, что казалось, будто они стараются согреться в этот ненастный день, переждать вместе неожиданно нахлынувший на город гнев природы.

И в это ненастье, больше похожее на предзнаменование конца света, среди жмущихся друг к другу домов, точно тени, рыскали двое служителей порядка. Они были насквозь мокрые и, несмотря на то, что было лето, сильно замерзли.

Дождь все не стихал и тот, что постарше, высокий человек с легкой бородкой-эспаньолкой и сединой, поспешил окликнуть своего напарника. Молодой человек обернулся, явно недовольный, но все-таки поумерив свой гнев, согласился идти назад.

— Так мы никогда не найдем его! — воскликнул молодой полицейский.

Он был светловолосым юношей, крепким и высоким, из таких, как правило, получаются великолепные университетские спортсмены. Однако, как и у всякого юноши, у него был особенный порок, присущий только молодым — повышенное чувство справедливости, порою затмевающее рассудок. Вот и в этот раз, если бы не его наставник и коллега, он бы все бегал под дождем, а не сидел в офисе.

— Мы не найдем его, коли будем болеть, а Жорж Бессоне — опасный, очень опасный преступник, и если мы уж вышли на его след, то, будь любезен, включить сначала голову. Ни одна собака не найдет его под таким ливнем, а ты и подавно!

Молодость, однако, не внимала голосу разума и потому, фыркнув, юноша отвернулся, явно несогласный с мнением оппонента.

Дорога обратно в участок заняла совсем мало времени. Это было низкое здание из красного кирпича, окна были небольшими и на первом этаже сплошь стояли черные уродливые решетки. Свет горел лишь в паре окошек, остальные полицейские уже давно сидели дома у каминов, пили, ели и веселились. Думается, что все они временами думали о своих двух коллегах, которым не сиделось на месте и горько усмехались над ними, размышляя, согласились бы они оказаться на месте Макса Миллера и Энтони Корса, пусть даже и за двойное жалование.

За окном по-прежнему лило как из ведра и двум уставшим и продрогшим законникам ничего не оставалось, кроме как сидеть здесь за чашечкой кофе и болтать о своем. Время шло удивительно медленно.

— Макс, хватит тебе в окно глядеть, не увидишь ты его! — снова начал капитан, но юноша, лишь окинув взглядом своего учителя, снова уставился в окно.

— Я чую, что он где-то рядом, что мы прямо в затылок ему дышим. Вот смотрю вниз и кажется, будто сейчас он пробежит, проскочит мимо наших дверей, точно лис. Он любит дразнить судьбу. Может, это его выдаст.

— Я тоже был когда-то таким же неутомимым, решительным, но время — лучший учитель. По молодости я много тратил времени на беготню, но настоящий охотник ставит силки, а не бегает за зайцами.

Эта мудрая мысль пусть и отпечаталась в молодом мозгу, но сердце не могло смириться с опытом прожитых лет. К тому же, как не хотелось этого признавать капитану, но Макс Миллер — славный парень, который сделал большую часть их работы только и делая, что бегая из ведомства в ведомство, от свидетеля к свидетелю, точно охотничий пес. Он брал след там, где его учитель и не думал искать и сладка была для него скупая похвала мастера сыска.

Так и в этот раз. Целый час юный Миллер всматривался в окно и скулы его нервно подрагивали от возбуждения, предвкушая поимку вора и убийцы. И вот его терпение было вознаграждено. Широкие окна офиса выходили прямо на парк, вернее, фруктовый сад с дорожками. Из-за непогоды широкие двери сада были закрыты на тяжелый замок, а смотритель давно ушел к себе в будку смотреть вечерние новости. И вроде бы нельзя было ни к чему придраться, однако же какая-то назойливая муха жужжала в мозгу юноши, заставляя его ломать глаза, всматриваясь в темноту.

— Что же не так… — проговорил он вслух, даже не заметив этого.

— Что? — спросил его Корс, удивленно уставившись на юношу.

По мнению инспектора, тот явно перетрудился, раз стал разговаривать с окном. Или, что еще хуже, с самим собой.

— Что-то не так, но не могу понять, что, — повторил он, глядя в пустоту за окном.

— Тогда посмотри, что должно быть так.

Эта удивительна по своей простоте мысль выдернула Миллера из забвения и тот обернулся. Его всегда интересовали необычные советы его учителя. Оттого, наверное, он и прицепился к несчастному Корсу, словно рыба-прилипала, игнорируя все попытки капитана сбросить с себя груз ответственности за обучение такого сорванца. Энтони Корс не был грубым, как остальные, его шутки с пятницы на субботу не были непристойными, а его манера одеваться всегда выдавала в нем изысканность, совсем не присущую их ремеслу. Это покорило сердце юноши и закрепило в нем твердую уверенность, что когда-нибудь и он обзаведется очаровательной бородкой и легкой сединой на висках, а в услужении у него будет бегать такой же проворный и легкий на подъем мальчишка, готовый на все, ради справедливости. Прямо как он!

Немного отвлекшись на размышления, Миллер снова припал к окну, рассматривая сад. Если он не может найти что-то неправильное в этом пейзаже, значит стоить начать с того, что правильно.

— Так, посмотрим, что же прячется за этим окном! — прошептал Макс, но достаточно громко, чтобы наставник услышал и вдохнул. Мальчишка был неисправим.

— И что же ты видишь?

— Ну… — начал он, — я вижу ворота. Они на замке.

— Молодец, а почему они на замке?

— Потому что сейчас вечер и парк закрыт, а еще плохая погода. Я вижу кусты, они слишком низкие, чтобы спрятаться, вижу лавочки.

— Угу.

— Еще я вижу деревья.

— И вдалеке виднеется будка смотрителя, — подсказал Корс с явной усмешкой.

— Нет.

Это короткое слово сначала не возымело никакого эффекта. Капитан все листал отчеты и уже было потянулся за кружкой, когда рука его замерла.

— Почему ты не видишь будку? — спросил он юношу.

— Уже поздно, погода плохая, за стеной дождя ничего не видно, — беспечно ответил он.

Но Энтони уже встал, на ходу поправляя форму и, припав лицом к стеклу, недобро прищурился. Это выражение лица было довольно красноречивым и Миллер сразу догадался, что они попали в цель, но пока не понял, что же именно было не так.

— Разве мы должны видеть будку? — спросил он со всей своей простотой.

— Из нашего участка она хорошо видна.

— Но не в темноте же!

— А кто сказал, что должно быть темно?

И тут юношу осенило. Ну конечно! Как он мог быть таким тугодумным? Да, было темно. Но на улице был сильный ливень, а значит вряд ли смотритель совершал свой обход. В такую погоду никакие парочки не станут целоваться под яблонями и ни один пьянчуга не станет спать на лавочке у дальней стены. И если бы смотритель был на месте, то даже в сумерках свет из его окна был бы различим.

— С ним что-то случилось! — выкрикнул Макс, словно продолжая свои мысли.

— Судя по всему, — ответил Корс.

Он знал смотрителя и ему стало жалко этого старика. Он и годился-то только ходить по вверенной ему территории с важным видом начальника. Если бы ему вдруг пришлось сражаться с Жоржем Бессоне, у него не было бы ни единого шанса. Что может старик с фонариком и свистком против жестокого мошенника в расцвете сил?

Пока Энтони думал об участи смотрителя, юноша уже накинул едва просохшую куртку, правый рукав которой все еще был мокрый и нетерпеливо смотрел на своего наставника, не смея того подгонять. Однако же было видно, что ждать дольше он не мог.

— Идем мы, идем! — устало пролепетал капитан и разразился ласковыми проклятиями в адрес неугомонного мальчишки.

От тяжелых черных дверей участка до ворот фруктового сада было всего ничего, однако же когда они добежали, то были уже насквозь мокрые. Куртки, напитавшиеся обильной влагой, стали тяжелыми. Корса же тянула к земле еще и кобура.

— Как мы перелезем? — спросил Миллер, осматривая замок.

— Мы не станем вскрывать замки, даже не думай.

— Может, вызовем пожарных? У них есть инструменты, чтобы просто срезать его.

— Это был бы хороший план, если бы не охотились на пройдоху Жоржа. Нет, мы его спугнем или, хуже того, вовсе заставим сменить город. А нам это ни к чему. Будем вести себя тихо. У нас в участке, в подвале, была лестница для смены лампочек. Пожалуй, воспользуемся ей.

Поскольку лестница была единственной возможностью проникнуть внутрь без шума, ничего не оставалось делать, кроме как вернуться назад.

Волшебный мост, связывающий улицу и парк самым необычным способом, был невероятно тяжел. Поэтому, его нес бедняга Миллер.

Прислонив лестницу к ограде, они поочередно забрались наверх, а затем спрыгнули. Грязь хлюпала под ногами, дождь заливал глаза и только кроны деревьев хоть как-то сдерживали гнев природы. Лестницу протащили сквозь прутья и оставили под ближайшей яблоней.

— Что дальше? — спросил Миллер, потирая колено. Он не совсем удачно спрыгнул, но жаловаться не смел.

— Выходить на дорожки без нужды не будем, фонариками пользоваться тоже. Надо выяснить, что стало со стариком.

Так они и пошли, прячась в тени, будто сами были ворами. Перебегали от дерева к дереву, едва дыша, на цыпочках. Слышно было только как ветер завывает где-то вдалеке.

Вскоре они подошли к будке. Это был небольшой вагончик, обитый серыми досками, на которых гордо красовалась большая белая табличка «ОХРАНА», а ниже была другая, поменьше, и явно сделанная стариком.

«НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Энтони тяжело дышал. Давно на своем веку он не занимался таким безрассудством. Кто мог подумать, что, став капитаном, он продолжит лазить через заборы и таиться среди розовых кустов, пачкая ботинки грязью?

Вытянув шею, Корс заглянул в проем окна. Ничего не было видно.

— Думаете, он там?

— Тише, Макс, тише.

— Извините, — прошептал юноша так тихо, как только смог.

Миллер, осторожно приблизившись к стене будки, тоже заглянул внутрь.

— Мне кажется, его там нет.

Энтони с сомнением покачал головой.

— А что вы думаете? — спросил Миллер и умоляюще посмотрел на своего наставника.

Подождав еще немного и не услышав ничего подозрительного, Корс устало вздохнул.

— Я думаю он мертв.

— Куда мог деться старик в такую погоду? Мог ли он лечь спать?

— Вряд ли, слишком рано. Вечерние новости еще не кончились, а старые люди, как правило, довольно консервативны и вряд ли изменяют своим привычкам.

— Тогда, может, ему просто стало плохо? — не унимался Миллер, но он и сам не особо верил в это.

— Вполне, — ответил Корс, — но тогда, почему не горит свет? И если старик внутри, он мертв и свет не горит, значит, либо его не включали, либо…

— Выключили! — закончил юноша и лицо его стало мрачнее туч над их головами.

— Да. Поэтому будь осторожен. Сейчас мы проберемся внутрь.

Обойдя будку, Энтони проверил замки на двери и окнах. Все было заперто. Если убийца вышел, то он, вероятно прихватил ключ. Но могло статься, что он все еще там, внутри, притаился и ждет, пока они войдут внутрь. Идею проникновения подкинула сама природа. Сверкнула яркая молния и на короткий миг озарила все вокруг словно бы божественным светом. И тогда капитан Корс взял увесистый булыжник.

Пару мгновений спустя раздался оглушающий треск грома и в такт ему треск по-тоньше — звук разбивающегося стекла.

Макс Миллер присвистнул и снова заглянул в окно. Осторожно обломав осколки, он первый, словно пес, пролез внутрь.

Внутри будка смотрителя казалась еще меньше, чем снаружи. Здесь стояла небольшая кровать, тумбочка, телевизор и шкаф. Места было катастрофически мало, но все же юноша смог походить туда-сюда. Исследуя место.

— Здесь никого.

Корс, казалось, расстроился. И все же он не мог так просто сдаться. Этот сорванец затащил его сюда, заставил перелезть через ограду и сломать окно в будке старика. Если все это окажется зря, он задаст ему хорошую трепку. Хотя бы за то, что они промокли до нитки.

Миллер порылся в шкафу и тумбочке, заглянул под кровать и прощупал дождевики, сохнущие на крючках у самой двери.

Поскольку Макс был довольно общительным, весь обыск он сопровождал комментариями, чем немного раздражал Энтони. Но когда дело дошло до дождевиков, капитан снова оживился.

— Как ты сказал? Дождевиков? Сколько их?

— Два.

— И оба мокрые? — с явным интересом спросил Корс и снова заглянул в проем, чтобы хоть краем глаза увидеть эти дождевики.

— Да, капитан.

Если старик здесь был, но ушел, то почему дождевики сушатся? И почему их два? Они были добротными, из плотного зеленого материала и точно не промокли изнутри. Пусть в будке и не было тепло, дождевики повесили здесь не больше часа назад. Значит, два человека около часа назад пришли сюда, повесили сушится вещи и, по всей видимости, были в хороших отношениях друг с другом. Никакого беспорядка, присущего месту после драки, здесь не было. Все это наводило на нехорошую мысль о том, Что Жорж Бессоне мог быть в сговоре со смотрителем, а тот за плату предоставлял ему укрытие.

Неприятная мысль закралась в голову Миллера. Он хотел задать какой-то вопрос, но никак не мог сформулировать его. Что-то не складывалось в его голове. Если одежда висит тут, то в чем ушли эти двое?

— Капитан Корс?

— Да, сынок, что случилось?

— А они не могут быть где-то тут?

И правда. Мороз пробежал по спине Энтони, заставив его поежиться. Он старался прогнать то ощущение жертвы, кое всегда появляется, когда за тобой наблюдает хищник. Пусть и незримый пока для взора.

Незримый…

— Следов у будки нет, так? — мрачно уточнил Корс, хотя ответ ему был известен.

— Так точно, капитан.

— Но плащи висят мокрые. Так как они появились?

Это был вопрос, не требующий ответа. Хотя бы потому, что ответа не было.

Миллер задумался, а потом встал на колени и начал ползать, простукивая и поглаживая каждую доску на полу. Он надеялся найти потайной люк или, быть может, лаз. Но ничего не было.

— Кажется, никаких тайных ходов здесь нет.

Тайный ход в крохотной будке смотрителя! Здесь разве что можно вырыть кроличью нору, да и то места мало. Если здесь был бы лаз для двоих, то его точно нельзя было просто так спрятать.

Следов нет. Лазов нет. Дождевики мокрые. Пожалуй, если бы они жили на пару сотен лет раньше, то на суде так и заявили бы, что все это происки дьявола. Но увы. Суду нужны не небылицы, а сам Жорж.

Миллер вылез обратно и виновато посмотрел на разбитое окно.

— Куда теперь? — спросил он, но капитан шикнул.

— Я думаю. Подожди.

Мысль родилась необычайно быстро. Если не осталось следов, то это не означает, что они не приходили и не уходили. Просто, он их не оставили. А где можно пройти, не оставляя следов?

— Камни.

Действительно. Булыжник, который взял Корс, чтобы разбить стекло, был далеко не в единственном экземпляре. Здесь была целая горка булыжников, наваленная у дальнего от входа угла. Они предназначались для украшения дорожек, но никто так и не занялся этим. Быть может, они лежали тут не просто так.

Вдвоем дело пошло быстрее и вскоре им открылась удивительная картина. Гора камней скрывала небольшой технический люк у самого основания будки. Обычно, там хранили всякий садовый инвентарь, но что если…

Открыв люк и посветив туда фонариком, Макс не нашел ни одного инструмента, только широкую доску, лежащую на земле. Откинув ее, они не смогли сдержать возгласа удивления. Там был самый настоящий тайный ход. И он не был просто земляным, нет. Это был сухой коридорчик со стенами из дерева. И довольно широкий. Единственной проблемой было пролезть в отверстие самого люка, потому что оно было довольно узким. Но двое мужчин вполне там поместились.

Корс достал из кобуры пистолет и осторожно пошел вперед. Ему приходилось чуть пригибать голову, но в целом, здесь было довольно комфортно. Коридор плавно уходил вниз и поворачивал вправо, так, словно вел к самому морю. Чем дальше они шли, тем тяжелее было дышать. Воздух был спертый, сильно пахло влажным деревом и солью. Кое-где балки, поддерживающие потолок, покосились. Вдруг к звуку шагов примешался еще один. Сначала никто из них не понял, что это. Легкое завывание, похожее то на призрака, то на раненную собаку. А затем они увидели. Одна из балок рухнула, не выдержав давления воды и вся стена покосилась. Пол был залит водой и под обломками, барахтаясь в луже, лежал человек. Он старался выбраться, но его ноги были намертво прибиты к полу тяжелым столбом. Правая рука была выгнута под неестественным углом и пальцы на ней слабо шевелились.

Сначала человек замолчал, испугавшись, но потом боль пересилила страх перед незнакомцами, и он снова завыл.

Это был смотритель.

— Капитан Корс, полиция! — представился Энтони, но в этом не было необходимости. Старик узнал его.

— Дружище, Энтони, помоги мне, помоги!

— Мы вызовем спасателей, подожди.

— Нет, нет! Нельзя.

— Я не рискну поднимать эту балку. И вообще что-либо трогать здесь. Дождь уже успел размыть почву. Лучше расскажи, как ты тут оказался.

— Помоги, помоги мн…

Тут старик осекся, словно его ударило током, и замер. Но через несколько секунд вновь продолжил свою заунывную песню.

— Повторяю, скажи, как ты тут оказался. Если ты ответишь, — добавил он, — то я попробую что-нибудь сделать.

Это шло вразрез с любыми правилами, но я понимал, что только так я смогу уговорить старика рассказать обо всем. В любом случае, его ноги уже не спасти.

— Он заставил меня, — тихо сказал старик.

— Кто он?

— Жорж Бессоне.

В точку. Они попали в самую точку. Жорж не просто был здесь, но и прятался у старика долгое время, а награбленное, судя по всему, прятал где-то здесь. Если только ход не вел наружу.

— Куда ведет этот лаз? — сурово спросил Миллер, впервые подав голос.

Старик помолчал, но сообразил, что едва ли он сможет избежать допроса.

— Наружу. В сквер на 4-ой улице.

Все фрагменты головоломки вставали на свои места. Все ограбления были либо в районе парка, либо около 4-ой. Жорж был неуловим просто потому, что никто не догадался искать его под землей. Отпечатков не было вовсе, а сбить собак со следа довольно легко, если знать, как. Все потерпевшие отмечали, что чувствовали легкий запах хлора, когда они возвращались домой и не заставали там половины из ценностей.

После несчастного случая со стариком он, вероятно, убежит из города, потому что лишился крова.

Одно только смущало и Энтони, и Макса. Этот коридор был добротным, пусть и не рассчитанным на библейский потоп, но его строили очень долго, гораздо дольше, чем работал вор.

— Это ты его нанял? — спросил Корс и в его глаза появился зловещий огонек превосходства. Теперь он был хищником.

— Что? Нет! Он заставил меня, я же говорю. Я не хотел, честное слово! Что я мог сделать против него? Он жесток.

— Ложь.

Старик хотел что-то сказать, но снова замер.

Энтони тоже замер, прислушиваясь. Юноша, уличив момент, хотел продолжить допрос, но вдруг мир будто ускорился и все завертелось очень быстро. Сначала раздались торопливые шаги в темноте, позади покалеченного старика, затем, в абсолютной тишине грохнул выстрел, посыпалась земля. Первая пуля угодила в стену рядом с головой Корса, вторая пуля попала в цель — Миллер закричал и повалился на землю.

Началась перестрелка.

Человек, оставаясь в тени, стрелял и стрелял, будто бы без разбору. Летели щепки, в том числе и от злополучной покосившейся балки.

Корс лежал на полу и отстреливался, а Миллер лишь тихонько выл. Ранение не было смертельным, но из-под мокрой куртки, смешиваясь с водой на полу, потекли ручейки крови.

Его первое боевое ранение.

— Сдайся! Тебя будут судить как полагается! — кричал Корс, но мужчина ответил весьма красноречиво — оцарапал пулей щеку своего противника.

Тем не менее, стрельба в полутьме — не самое перспективное занятие и потому большая часть пуль попросту оказалась в дереве.

Все решил роковой случай.

И Жорж Бессоне, и Энтони Корс стреляли почти что наугад и часть пуль угодила в балку, противоположную рухнувшей. Поскольку она определенно не годилась, чтобы поддерживать стены и потолок в одиночку, в дереве появилась трещина. Она росла и росла, пока мутная вода и грязь не хлынули потоком в коридор, заставив стрелявших в панике бежать с места катастрофы.

Миллер лежал на земле, когда почувствовал, как знакомые руки грубо берут его за воротник, спасая от потока липкой грязи.

Старику и Жоржу повезло меньше. Повалившаяся балка упала первому прямо на голову, а грязь залила второго. Он плевался ею, вытирал лицо и старался выползти из ловушки, но безуспешно. Вода все прибывала. Энтони обернулся, посветил фонариком прямо в лицо Бессоне и на миг ему стало его жаль. Еше он заметил, что негодяй Бессоне был удивительно похож чертами лица на старика, особенно глазами и носом. Это был его сын. Вернулся ли он за отцом или же просто пришел на шум? Корс не стал об этом думать, тряхнул головой и потащил Миллера наверх, утопая по колено в грязной жиже.

Выбравшись наружу, первое, что они сделали — просто легли на землю, подставив лицо дождю. Рана Миллера оказалась не такой тяжелой, как боялся Корс и тот даже смог дойти сам до парковой лавочки.

— Ты как?

— Нормально.

— Точно?

— Нет.

Энтони улыбнулся. Его радовало то, что парень мог говорить и даже шутить. Вскоре приехали спасатели и скорая помощь.

Миллера увезли в больницу, Корс вернулся в участок и долго писал рапорт, а спасатели безуспешно пытались вытащить старика и Жоржа. Но к тому времени, как они пролезли по узкому лазу и спустились вниз, часть коридора оказалась завалена. Еще пара балок не выдержала напора стихии.

Время клонилось к полуночи. Дождь никак не утихал, убаюкивая город и потому никто не видел, как крохотный катер отчалил от берега и наперекор гигантским волнам и шторму двинулся прочь, унося сокровища Жоржа Бессоне и его отца.

***

Великая Пустошь, холодная, неприглядная — вот что собою представлял этот край. Там, внизу, зеленели альпийские травы, цветы, летали пчелы и паслись белые, как первый снег козы, но это было там, далеко, а черная крохотная фигурка, мерно бредущая по склону, была здесь, в самом сердце этого необузданного снежного царства. Даже вековые сосны не совались сюда, на такую высоту. Только низкий прореженный кустарник мог попасться здесь, но и он вскоре пропал.

Эта фигурка двигалась по глубокому снегу, оставляя за собой две явные полосы от лыж. Орудуя палками, человек взбирался все выше и выше, точно хотел поскорее расправиться с каким-то делом, невзирая на усталость и холод.

Вскоре начало темнеть. Судорожно подергивался пар, вырывающийся изо рта человека, устремляясь вверх. Холодало. Вот крохотная фигурка остановилась, перевела дух и, скинув легкий брезентовый рюкзак, отстегнула лыжи и воткнула палки глубоко в снег. Где-то внизу, где паслись козы, теперь слышался волчий вой.

Вскоре маленький огонек воспылал рядом с человеком. Костер этот предусмотрительно горел на плотном настиле. Он был небольшой, этот очаг, и состоял из тех веток и поленьев, что были крепко привязаны к рюкзаку. Оттуда же человек достал металлическую треногу, консервные банки и отвязал котелок. Аромат еды воспарил среди этой безмолвной глуши.

Человек ел жадно, будто не ел уже очень, очень давно, и чавканье с хлюпаньем, которыми сопровождалась трапеза, были слышны за многие километры. Затем можно было услышать усталый зевок, тихий и поскуливающий, а затем и мерное сопение.

Путник, свернувшись калачиком, точно беспомощный щенок, спрятал голову за рукавом и заснул. Но сон этот был беспокойный, полный кошмаров и неясных тревог, отчего он то и дело вздрагивал, шевелил пальцами, морщил нос и брови.

***

По зеленым склонам шагал второй человек. Он то припадал к земле, выискивая следы, словно лис, то вытягивался, рассматривая горизонт, чем походил на тонкого как жердь суслика. Было в его поведении что-то звериное, нечеловеческое, отчего мурашки бежали по коже у всякого, кто встречал его на пути. Вот человек очередной раз выпрямился и, потянув воздух носом, жадно улыбнулся, как улыбался всякий порядочный охотник, увидевший наконец свою дичь.

У этого человека не было никакой поклажи, и все же он шел прямиком в горы, и местные пастухи с их белыми козами только молча дивились тому, как бесстрашно этот человек шел и как по-кошачьи тихо пружинили его длинные ноги.

Вот он ступил на первый, еще тонкий слой снега. Но даже он не смог нарушить тишину звериных шагов этого человека. По мере того, как он неспешно поднимался в горы, все больше становился снежный покров, и все дальше оставались позади зеленые луга. Он вступал во владения Пустоши.

Ему некуда было спешить. Он знал, что его добыча не сможет от него убежать.

Подумав об этом, он самодовольно хмыкнул и, подняв ворот своей шерстяной куртки, зашагал дальше.

***

Только-только просыпалось в горах солнце. Его скользящие лучи медленно, точно боясь разбудить, подкрадывались к спящему путнику. Вот он заворочался, протер заиндевевшие глаза и огляделся. Все было также безмолвно и спокойно как вчера. Розовый восход озарял всю Пустошь слабым малиновым свечением и казалось, что все в мире вдруг стало похоже на так и не отмытую от крови рубашку. Он выдохнул, натопил снега и сделал себе чай. Завтрака не было. Наскоро собрав вещи, словно торопясь на поезд, человек надел лыжи и снова принялся подниматься в гору. Он усердно работал палками и не без труда продвигался вперед. К полудню он достиг крутого откоса и ему пришлось сделать большой крюк на восток, чтобы обойти его.

Человек, такой крохотный, такой хрупкий, карабкался по взгорью. Лыжи теперь были туго привязаны к рюкзаку, как и палки. В ход пошли легкие альпинистские крюки-кошки. Долгое время он упорно лез вверх, пока не выбился из сил и, уставший, не лег на один из особо широких выступов. Он был похож на мышь, карабкающуюся по слишком крутой лестнице. Поев едва разогретую на костре пищу, он встал и, оглядев раскинувшийся под ногами пейзаж, нахмурился.

Далеко внизу маячило что-то черное. Кто-то шел по его следу. Немного подумав, путник потушил костер и, закопав его снегом, снова взялся за подъем, налегая на крюки с удвоенной силой и рвением.

***

Второй человек шел упрямо, по-волчьи петляя рядом с лыжней. То ли это была такая привычка, то ли и правда по следу шел скорее волк, чем человек — до того неясны были его повадки и до того холодно он держался, равнодушно осматривая величественные горные пейзажи. Всякий, кто оказывался здесь в первый раз вздыхал так сладко, что казалось, будто нет в этих горах ничего опасного и страшного, только блаженная нега. Так восхищались все, кто только ступил в эти края. Только потом путники узнавали и о тяжелых подъемах и не менее тяжелых спусках, о том, как порой не хватает еды и тепла и как одинаковы бывают снежные пейзажи.

Но этот человек не вздыхал. Он шел все также плавно, не торопясь, словно прогуливался. Его не пугало приближение ночи, наоборот, он знал, что ночь — его время. Она даст ему гигантскую фору, потому что его добыча будет спать, а он — идти.

Лыжня все вела его вперед, но тут его невозмутимость поколебал поднявшийся ветер. Гул и свист нарастали, волны снега свободно понеслись по лыжне, заметая ее. Человек, не проронив и слова, также холодно пошел вперед. Лыжня все исчезала и, наконец, окончательно пропала под натиском нарастающей бури. Тогда человек, прорычав что-то неясное себе под нос, остановился в нерешительности. На снегу не осталось больше следов, запаха и подавно.

Он упустил свою добычу.

***

Буря все нарастала и нарастала, пока, наконец, вокруг человека вместо горного пейзажа не оказалась сплошная серая мгла. Ветер завывал, норовил сбить путника с ног, а лыжи и палки, привязанные к рюкзаку, стали похожи на не вовремя раскрытый парус. Ветер трепал их, вырывая с привязи, оттаскивая их вместе с человеком назад к обрыву. В какой-то момент нога и правда скользнула вниз, но, вовремя зацепившись, человек вытянул себя и, немного подумав, сбросил лишний груз. Он надеялся, что еще вернется забрать лыжи, но даже если этого не случится, они все равно могут кому-нибудь понадобится. Кому-нибудь, кто пойдет после него.

Ослепленный снегом и оглушенный заунывной песней ветра, человек шел, упрямо цепляясь за жизнь. Не меньше трех часов прошло, прежде чем буря начала стихать, обнажая первые скалистые клыки. К его удивлению, он не только не увеличил расстояние между собой и своим преследователем, но уменьшил его аж на несколько километров, сделав крюк, чтобы спастись от ужасного ветра и снега. Пока путник опасливо оглядывался по сторонам, черная точка вдалеке все приближалась и через пару часов уже маячила у самого подножья скал, на которые взбирался человек. Увидев это, он испугался и чуть не сорвался, повиснув на одном-единственном крюке.

Взяв себя в руки, человек стал взбираться, но мысли и руки его путались, и он дважды чуть не улетел вниз. Тяжелый подъем по острым камням и выступам сильно подорвал моральные силы путника, так что когда он взобрался на голую каменную площадку, припорошенную снегом, то без сил разлегся, широко раскинув руки и тяжело дыша. Узкие зрачки, точно черные горошинки, обрамленные серой радужкой, смотрели исключительно вверх, в небо.

Ему не убежать, нет.

Он повернулся на бок и посмотрел вниз, свесив голову.

Его преследователь был совсем близко, но он не пользовался никаким снаряжением. Только руки, ноги и усилие мышц помогали этому странному хищнику подниматься вверх, точно дикому горному барану. Он и правда иногда прямо прыгал по выступам, нисколько не боясь упасть.

Повернувшись обратно на спину, человек тяжело задышал. Сердце забилось чаще, и голова загудела от быстро бегущей к вискам горячей крови.

Подумав немного, путник громко вздохнул и закрыл глаза.

Он все равно никуда не убежит.

***

— Давно не виделись! — вдруг прозвучал резкий, точно крик чайки голос.

Человек на снегу открыл глаза и в страхе посмотрел на нависшую над ним тень, мысленно сравнив собеседника с жутким гигантским коршуном.

— Давно, — наконец ответил он.

— Почему ты убежал? — заламывая пальцы спросил Коршун.

— Потому что я знал, что так надо. Я был тебе должен.

— И до сих пор не заплатил, — с укоризной в голосе ответил тот и небрежно подал руку лежащему путнику. Тот медлил ее брать.

— Делай что хочешь, я уже готов. Ты ведь пришел за моей душой, верно?

— Что за бредни? Не нужна мне твоя душа.

— Я получил лучшую в мире работу, дом на берегу моря и семью всего за пять центов? Изволь.

— Сделка есть сделка. Мне не надо ничего более, чем то, что мы оговорили.

Путник, так и не встав, внимательно всмотрелся в лицо своего кредитора, будто хотел понять, шутит ли он. Но лукаво-кошачья улыбка была неизменна и не несла ровным счетом никакой информации. Наконец, порывшись в карманах, он достал монетку и протянул ее человеку. Тот улыбнулся и, сунув ее в карман, отвернулся.

— Это все? — спросил путник.

— Все. Абсолютно. Рад был иметь с тобой дело.

— Я… Я тоже. Наверно.

Кредитор не двигался с места, любуясь красотами. По крайней мере так казалось. Его задумчивый взгляд блуждал далеко в едва заметной отсюда долине, будто уже выискивал новую жертву.

Путник, отряхнувшись, встал. Посмотрел в спину своему преследователю и, поминутно оборачиваясь, пошел вперед, но так неуклюже, будто он был пьян. Но то лишь усталые и измотанные нервы подкашивали его сильные ноги.

Неожиданно где-то вверху послышался рокот и шелест. Сначала он казался таким далеким, что даже не стоило придать ему хоть какое-то значение. Но с каждой минутой гул нарастал и вот уже показалась огромная снежная волна. Она катилась так быстро, что спустя пару мгновений уже была всего в нескольких километрах.

Путник снова повернулся к своему кредитору, который, оторвавшись от лицезрения пустоши, обратил свой взгляд на человека. Немой вопрос буравил его, но тот лишь хмыкнул:

— Это проценты. Вслед за просроченными сделками всегда следуют проценты.

Через пару минут лавина прошлась по тому уступу, на котором встретились два странных человека. Никто не видел этой встречи, никто не знал, что на том уступе вообще были люди. Да и уступа теперь этого вроде как и нет. Только белый снег. И чистота.

***

В зеленой долине, среди белых коз и овец, благоухающих горных растений и жужжащих пчел, снующих туда-сюда, в мягкой черной земле была дорожка следов. И если бы какой охотник или следопыт решился бы изучить ее, то пришел бы к выводу, что владелец этих ног был высок и имел точно кошачью походку, словно легко и плавно пружинил по этой бренной земле, не отягчаясь завтрашним днем.

Должник

Дикий, нечленораздельный рев эхом отдался в горной лощине. Как бы в ответ на столь незаконное вмешательство в естественный ход вещей, горы ответили этому реву бурным сходом лавины к северу от маленького безымянного стойбища. Там уже давно никто не жил.

Призрак астрономической комнаты

Мрачное и серое небо, сплошь покрытое тяжелыми кучными облаками, не предвещало ничего хорошего. Воздух был сырым, влажным до такой степени, что волосы мои начинали виться. Я еще раз взглянул сквозь окно кафетерия на улицу и вздохнул. Было невыносимо скучно.

— Принести еще кофе?

— Нет, благодарю.

Девушка, кивнув, плавно удалилась к другому столику, ну а я все сидел, растягивая момент выхода обратно под стальной купол мира. Я ждал звонка. Вот уже как две недели я искал себе новое жилье. Не то чтобы мне было негде жить, однако я в последнее время серьезно стремился к уединению и потому мне нужен был загородный дом, желательно находящийся в отдалении от остальных. Тесная квартира была мне не по нраву, и я порешил, что возьму двухнедельный отпуск, благо я могу себе позволить такого рода выходки. Когда я уже встал и повесил на руку свой плащ, готовый открыть дверь, телефон мой зазвонил и я, поспешно засунув руку в карман брюк, чуть было не уронил его на кафельный пол. Это был мой риелтор.

— Добрый день! Как ваше настроение?

— Неважное. Ну что, есть ли у вас новости для меня?

— Замечательные! Я нашел для вас чудесной красоты дом, большой и просторный, до ближайших домов никак не меньше десяти километров, но при этом прекраснейший подъезд, так что даже в это время года вы не почувствуете неудобств, вот только есть одно но…

— Что случилось? Если это цена, то не беспокойтесь, я смогу себе позволить заплатить чуть дороже.

— Нет, цена наоборот довольно низкая для такого дома, просто хозяин хочет сдать его сразу двум людям: вам и еще одной молодой особе. Но вашим плюсом станет то, что она так же, как и вы стремится к уединению и вряд ли захочет докучать вам, надеясь, что вы поступите с ней ровно также.

— Ну раз так, то я готов, — с неохотой ответил я.

Мне не нравилась идея делить дом с кем-либо еще, и потому я еще долгое время был рассеян и, признаться честно, так увлекся раздумьями, что совершенно не запомнил, как пришел домой. Я собрал чемодан, взял с собою зонт, ноутбук, пару книг и, наполнив термос чаем, вызвал такси. Дорога была действительно дальняя и вскоре я уснул, убаюкиваемый мерным дыханием влажного сентября и гулкими дождевыми каплями. Мой водитель не стал включать музыки, и я был этому несказанно рад. Наконец, когда я открыл глаза, мы уже подъезжали к дому. Каменные стены его напоминали своей грубостью старые замки, и я даже поначалу удивился, туда ли меня завезли, но тут же увидел риелтора, стоящего под ярко-желтым зонтом и понял — туда. Он приветственно замахал мне своей тонкой, почти юношеской рукой и я улыбнулся. Машина остановилась около покрытой мхом статуи Венеры прямо под окнами и мне подумалось, что ее обязательно стоит зарисовать.

— Как прошла поездка? Надеюсь вы не очень устали? — пожимая мне руку, интересовался мой друг.

— Нисколько. Я заснул и теперь чувствую себя отдохнувшим. Здесь чудесный воздух.

— Да, свежо, как вы любите. Быть может, пройдем в дом?

— Конечно, конечно, только еще чуть-чуть полюбуюсь местными видами.

А виды здесь были действительно знатные. Вокруг — несметные ряды яблонь, которые, должно быть, просто неподражаемо выглядят во время своего цветения. На минуту я представил себе эти пейзажи и сердце мое радостно затрепетало. Но вот я повернулся обратно к дому. Высокие стрельчатые окна, красная черепичная крыша. Только сейчас, когда я стоял вплотную, я понял, что это не настоящая каменная кладка, а просто ловкая имитация, подделка. Дом, несомненно, новый. Вокруг были увядающие розовые кусты и тонкие нити лозы, оплетающие козырек входа. Я еще раз окинул свои зорким глазом дом и прошел к двери. Медная ручка была позеленевшая, старая.

— Ваша соседка и хозяин дома уже на месте, я вас познакомлю и думаю, что ничего не должно вас смутить.

— Надеюсь.

Коридор был небольшим. Справа от входа находилась деревянная вешалка, на которую я тут же накинул плащ, для зонта здесь стояла специальная корзина. В целом дом оказывал на меня успокаивающее действие. Стены здесь были темно-зеленые, с нежным цветочным узором. Мебель была светлой, цвета слоновой кости. Чистые беленые потолки и ковровая дорожка тоже понравились мне, но вот меня препроводили в столовую, и я замер. Это была большая комната посередине которой стоял длинный стол, накрытый серой скатертью, под цвет стен. Ни люстры, ни светильников на стенах я здесь не увидел, только старые лампы, купленные, похоже, на какой-то барахолке. За столом среди бумаг сидели хозяин дома — нервный и далеко не молодой человек с небольшой лысиной на темени и моя будущая соседка. Это была красивая молодая девушка. Она посмотрела на меня мельком и ее холодный взгляд показал мне, что она не была рада соседству, но поделать ничего не могла и я ее понимал. Дом стоил такого неудобства, как сосед. Тем более, что мы с ней условились встречаться разве что во время приемов пищи.

— Не торопитесь, друзья! — вскидывал своими ручонками хозяин дома. — Я знаю, что есть еще одна комната, которую вы не смогли бы уступить друг другу. Я называю ее «Астрономической комнатой», это наверху. Если вы готовы, то я вас проведу туда.

Мысленно я уже был согласен на эту сделку, та же уверенность отражалась и во взгляде моей соседки. Мы поняли, что, несмотря на наше желание уединиться, нам придется терпеть друг друга в этом доме. Поднявшись по широкой лестнице, мы оказались на втором этаже и сразу же уперлись в дверь, но что за ней было нам не показали. Коридор уходил от нас по левую и правую сторону, так что казалось, будто мы стоим на узком балконе, имевшем форму буквы «П». Перила были деревянными и не внушали мне доверия, так что я зарекся подходить близко к краю. Пока хозяин что-то там говорил и водил нас из крыла в крыло, мы, немногословно переговорив, сразу обозначили себе, что я буду занимать комнаты по левую часть лестницы, она — по правую. С каждой стороны была спальня да ванная с туалетом.

— Ну а теперь я покажу вам свою гордость!

На этих словах хозяин дома снова подвел нас к самой первой двери, выходящей прямо на лестницу, и одним из самых маленьких ключей на связке открыл ее, широким жестом приглашая войти внутрь. Внутри было поистине красиво. Я бы даже сказал великолепно! Высокий потолок куполом сходился над нами и мощные опоры изящно переплетались, изображая побеги растений. Естественно это были фальшивые стропила, но как элегантно это было! Вся комната была погружена в синий глубокий полумрак и даже когда зажгли свет, эта синева никуда не делась. Вся комната была выкрашена этим неописуемо красивым цветом, включая потолок, на котором золотым и серебряным переливались схема нашей солнечной системы, астрономические знаки и созвездия, гипнотически приковывающие к себе взгляд. Огромных усилий стоило оторвать глаза от потолка только чтобы снова оказаться под магическим воздействием этой комнаты. Высокие стеклянные шкафы стояли у каждой стены, кроме той, у которой было окно. Все они были заставлены самыми разными книгами, по большей части приключенческими, медицинскими и, естественно, астрономическими. На полу лежала большая шкура медведя, важно скалящего свою черную высохшую пасть, а на столе у дальней стены стояла золотая астролябия. Посередине комнаты был небольшой диванчик с высокой резной спинкой. Признаюсь, я влюбился в эту комнату.

— Думаю, что здесь вы будете проводить время вместе, — наконец сказал хозяин и, недолго оставаясь, повернулся и вышел из комнаты.

И как только можно добровольно покинуть такое великолепное место? Вынужденный оставить комнату, я тоже спустился вниз и, подписав все бумаги, внес первый платеж. Когда мы с моей соседкой провожали хозяина дома и риелтора, я не мог не заметить тень облегчения на старом лице и некоторую озабоченность на молодом. Быть может, с домом что-то не так? Да нет, меня бы предупредили об этом, значит ему просто нужны поскорее деньги, иначе я не представляю, зачем брать столь мизерную плату за столь роскошные хоромы. Предчувствие чего-то пугающего навалилось на меня ближе к полуночи и я, заварив себе кофе покрепче, уютно устроился на диване в Астрономической комнате, чтобы подольше поработать над моей новой книгой. Я был писателем. Что до моей соседки, то после подписания бумаг я почти не виделся с ней, разве что на лестнице, когда она спускалась, чтобы сделать себе что-нибудь съестного.

Включив себе расслабляющую музыку, я взял ноутбук, но мысли мои никак не покидало лицо хозяина, который с такой любовью и одновременно благоговением смотрел на этот дом, что мне невольно становилось не по себе. Наконец, терзаемый сомнениями, я уснул, окончательно расслабившись. Дождь барабанил по стеклам и мутный уличный свет прочерчивал свои полосы сквозь окно, проецируя на стены причудливые тени. Я заснул, но сон мой был недолог: около двух часов меня разбудил странный шебуршащий звук. Он доносился откуда-то из-за двери и могло показаться, будто кто-то шаркает или, быть может, отрывисто тащит за собой полотенце. Меня возмутило то, что моя соседка в первый же день (а вернее ночь) стремится испортить наши пока дружественные отношения этими ночными хождениями. Я, конечно, и сам не жаворонок, но не до такой же степени! А шум все не прекращался, будто она специально ходит вдоль моей комнаты. Я припомнил, что у нее были открытые тапки. Ага! Вот как она издает эти мерзкие звуки. Не выдержав, я встал и открыл дверь. Какого же было мое удивление, когда я никого не обнаружил за дверью! И даже свет был погашен. Наверно, она ушла к себе в комнату, подумалось мне, и я не нашел ничего лучше, чем нанести ей визит, чтобы попросить больше так не делать. И если уж ходить, то ходить культурно, а не слоняться мимо моей комнаты по сорок раз. С гневными намерениями я постучал в дверь, но мне никто не ответил и тогда я сам открыл дверь. Воистину странное зрелище меня ожидало! Моя соседка спала, зарывшись в одеяло и только в самом уголке кровати я увидел ее оголенную пятку, освещаемую холодным светом. Было до жути темно. Быть может, мой стук прервал ее сон, быть может мое дыхание или шлепанье голых ног, но спустя пару мгновений девушка открыла глаза и испуганно вскрикнула, увидев меня у своей кровати.

— Немедленно отойдите, слышите? Я вызову полицию! И у меня под подушкой нож! Так что ради вашего блага — лучше закройте дверь с той стороны! — гневно тараторила она, но испуганные глаза, точно у ягненка, увидевшего волка, выдавали ее с головой. Да и я был хорош. Мало ли мне примерещилось?

— Извините, пожалуйста, просто я услышал звуки и…

— Какие еще звуки? Если у вас беды с головой, об этом надо было говорить заранее!

Знакомство не заладилось. Я что-то пролепетал в качестве извинений и спешно ушел. Оставив в Астрономической комнате, которую для кратости я впредь буду называть просто «Комнатой», свои вещи, я прошел к себе в спальню. Остаток ночи я провел в нервозности и сразу же связал звуки с облегчением на лице мужчины. Хотя, быть может, это всего лишь мыши.

Утром я проснулся в первую очередь от звука воды и лязганья металлической посуды и только потом — от запаха выпечки. Я еще не знал, могу ли я претендовать на еду, раз мы живем вместе или же мне следует готовить исключительно на себя. Правил мы еще не установили. Умываясь, я заметил, как за одну только эту беспокойную ночь лицо мое несколько осунулось и глаза покраснели. Не лучшее начало. Неторопливо одевшись, я спустился в столовую. Здесь уже было светло и длинный стол оказался накрыт для двоих, однако приборы лежали в абсолютно противоположных углах, так что нас отделяли друг от друга по меньшей мере четыре стула. Я окинул взглядом одну из тарелок и понял, что она предназначалась мне. На ней лежала записка:

«Несмотря на вчерашнюю выходку, я все же не оставлю вас без завтрака. Надеюсь, что вы разумный человек и этого больше не повторится. Ваша соседка — Лилия.»

Лилия. Красивое имя. Подумать только, какого ужаса я нагнал на бедную девушку, когда так нахально ворвался к ней в спальню. Мне стало совершенно неловко, и я решил, что просто обязан чем-нибудь ей помочь на кухне. Открыв дверцу, я увидел за ней небольшую кухоньку. Около старой черной плиты, где скворчало и пенилось масло, стояла Лилия. Она делала яичницу, а на подносе рядом уже стыли пахнущие корицей и посыпанные сахаром булочки.

— Можете взять, если вам не терпится. — сухо ответила она.

— Я хотел спросить не нужна ли вам помощь.

— Нет, спасибо, помощь мне не нужна.

— Быть может, я хотя бы помою посуду после? Я знаю, как сильно испугал вас вчера и мне бы хотелось хоть как-то загладить свою вину.

— Ну раз так, то я использую здесь каждую ложку и каждую вилку, чтобы вы мыли их весь день.

— Я считаю это заслуженной платой.

— Вот как?

Тут она наконец обернулась и в ее светлых глазах я прочитал вызов. Но он тут же спал, когда она увидела мое изможденное лицо. Девушка подошла ко мне вплотную и вручила поднос с наказанием отнести его в столовую. Затем я был нагружен чашками и чайником, сахарницей, салфетками, сковородой с яичницей и только после того, как я отнес все, что можно было в столовую, Лилия уселась на свое место. Я тоже.

— Смотрю, ночные прогулки вас сильно потрепали, — ехидно заметила она.

— Да, потрепали. Я, признаться честно, сначала подумал, что вы назло шаркаете под дверью, а когда вышел, то решил, что вы, должно быть, уже вернулись к себе. Я только хотел сделать вам замечание, а вышло, что сам попал впросак. Еще раз прошу у вас прощения и надеюсь, что вы не подумаете обо мне ничего дурного.

— Если уж быть откровенными, то около часа я слышала, как вы скрипели на лестнице. Мне не спалось, и я думала выйти к вам, чтобы предложить сыграть в карты, раз вам так неймется, но вас там уже не было и я, помня, как вы не любите общение, решила оставить эту идею.

— Все хорошо миледи, но около часа я еще спал.

— Значит здесь очень громкие мыши.

— Должно быть, — согласился я.

Ветер сегодня был сильный и потому я целый день сидел дома, равно как и моя соседка. Лилия оказалась художницей и целый день провела за этим занятием. Еще за завтраком мы договорились, что будем готовить по очереди. Благо, что кулинария давалась мне легче, нежели строки, так что к обеду я приготовил нам суп, жаркое и овощи. После всех моих извинений девушка смягчилась и уже не бросала на меня такие колкие взгляды. Я был рад этому. Мне не хотелось портить отношения между нами, такими близкими творческими натурами, но и не хотелось сближаться. Но все решилось второй ночью.

По еще одному пункту нашего словесного договора, ночевать в самой богатой комнате можно было не больше двух раз подряд, в то время как днем мы могли там проводить неограниченное время, условившись никак не мешать друг другу. Я решил уступить свою вторую ночь ей и она, запасшись подушками и пледом, отправилась туда с настольной лампой. Перед сном я еще раз проведал ее и сказал, что отправляюсь спать.

— Да, да, спокойной ночи! — отвечала мне она, не отрываясь от карандаша.

Приняв душ, я пару раз взглянул в окно и зачем-то проверил защелки. Мне стало смешно от моей осторожности, потому что обычно я был далеко не из пугливых, и минутная слабость не должна была вывести меня из привычной колеи, однако вот уже как вторую ночь мне было не по себе и я, отложив ноутбук, взял одну из привезенных с собою книг. Читал я долго и только когда часы показали за полночь, я выключил свет и улегся спать, но не прошло и пяти минут, как дверь моя с треском распахнулась и на пороге я увидел Лилию в одной ночной рубашке.

— Скажите честно, это вы взяли мои тапки? Мне кажется мы с вами решили все вопросы еще утром!

— Я ничего не брал!

— Ах вот как? Тогда почему я нашла один у вашей двери? Признавайтесь, где второй?

— Я говорю вам, я не брал тапки.

— Должно быть, это ваши мыши!

Тут она окончательно вскипела и еще раз пригрозила полицией, обвинив меня в совершенно неподобающих приличному человеку вещах. Тут уже я не выдержал:

— Хватит вам кудахтать! Вчера шаркали, а потом я весь день извинялся, а сейчас вы обвиняете меня в краже ваших тапок! Зачем они мне, вот скажите! Не можете, то-то. Может, вам доктора вызвать? Вдруг вы сомнамбула?

— Удивительные вещи! Стоило приехать сюда, как абсолютно здоровый человек вдруг впадает в сомнамбулизм, а самый приличный мужчина из всех нагло врывается ночью в женскую спальню. Не кажется ли вам это странным?

— Если честно, кажется, — ответил я, немного подумав.

Моя прямота несколько остудила ее пыл и она, замолчав, внимательно посмотрела на меня.

— Тогда я предлагаю вот что: вы берете свой ноутбук, и мы вместе проведем остаток ночи в Комнате. Если мы ничего не заметим сообща, то значит виною были мы сами, а если заметим…

— Тогда, я думаю, мы поймем, отчего на дом стояла такая низкая цена.

— Верно.

На том и порешили. Быстро взяв свои вещи, я вышел вслед за ней и вскоре мы оказались в той самой злополучной комнате. Время шло медленно. Она рисовала за столом, я лежал в полудреме, ничто не нарушало тишины, кроме тиканья часов на полке, но тут, около получаса спустя начала эксперимента к тиканью часов и шебуршанию грифеля примешался еще один звук. Кто-то что-то тащил за дверью, словно шаркал. Переглянувшись, мы разом встали и подошли к двери.

— Там… — начала было она, но я тут же зажал ей рот.

Медленно приоткрыв дверь, я оказался погружен в кромешную темноту. Только на первом этаже виднелиcь тонкие лучи белого света. И в этих неясных лучах я увидел прямо посередине лестницы очертания второго тапка. Но выходить мне не хотелось.

— Что там?

— Ваш тапок, уважаемая.

— Ну так поднимите его!

Так и хотелось выпихнуть ее за ее же тапком и закрыть дверь, но сдержав минутный порыв слабости, я преодолел себя и вышел в коридор сам. Под ногами скрипели половицы, но стоило мне ступить на лестницу, как тут же мои шаги были заглушены мягким ковром. Ага! Значит, тапок был сначала наверху, а потом чудесным образом оказался внизу. Я быстро поднял его и вернулся обратно в Комнату. Лилия ждала меня внутри.

— Вот, принимайте! — сказал я, а потом добавил, — Быть может, мне стоит остаться здесь?

— Да, оставайтесь, — тихо ответила она.

Остаток второй ночи мы провели в относительном спокойствии: я тихо дремал в кресле, она — на диване.

Следующий день мы посвятили прогулке и, к моему величайшему удивлению, мне понравилось. Местные красоты были целиком и полностью наши, а ночное происшествие сильно сблизило нас, так что пешком мы прошли никак не меньше пяти километров, обсуждая что же нам делать с призраком. Остановившись у покосившейся лавочки, мы сели, и я достал из сумки пару горячих бутербродов, обернутых фольгой для сохранения тепла.

— Пожалуйста, наш с вами перекус.

— Спасибо. Ах, как здесь красиво!

Действительно, вокруг — несметное богатство увядающей природы: терпкий запах броженых яблок, желтые и коричневые листья, устилающие ковром влажную черную землю, далекие ровные ряды темных скрюченных стволов. Она и я вдохновлялись этими красотами, нам было приятно сидеть вот так, без цели.

Вернулись домой мы к обеду, доели остатки вчерашнего супа и принялись за свои дела: я принялся писать, она — рисовать, но мысли наши были далеко от предмета нашей деятельности. Весь мозг, каждая его клетка были сосредоточены на ночном призраке. В этот раз мы решили провести ночи строго у себя и посмотреть, проявит ли себя призрак. К моему величайшему облегчению он не выказал себя сегодня никак. Третья ночь наконец дала мне благодатный покой, и я выспался, убрав с лица остатки переживаний. Так мы выяснили, что призрак появляется только в Астрономической комнате.

— Что же нам с ним делать? — спрашивала меня четвертым днем Лилия.

Мы сидели в столовой, но уже рядом, и я с удовольствием пробовал ее новую выпечку.

— Я, если честно, не верю в призраков, точнее не верил. Но и воров здесь быть не может. Для того, чтобы что-то украсть, надо, во-первых, знать, что красть, во-вторых надо сюда добраться, а мы бы услышали шум автомобиля. Пешком же сюда дойти очень трудно.

— Может быть это какой-то зверек? — предположила моя соседка и я задумался.

— Хорошая мысль. Знаете, я на ужин приготовлю бутерброды. Мы их оставим в Комнате и посмотрим, что будет. Не думаю, что зверек может отказать нам в услуге полакомиться за наш счет. А если это не он, то будем искать другие способы изжить призрака.

— Да-да!

Этой ночью в комнате дежурил я. Теперь меня уже не привлекали такие волшебные синие стены, обилие книг и золотые узоры, я, как охотник, был целиком и полностью охвачен азартом. Под мерное тиканье часов, я затаился за диваном, на шкуру медведя я положил тарелку. Ничего не происходило. Должно быть, зверь приходил только после полуночи. Наверно это крыса. Но вот я заснул, а моей добычи так и не было. Проснулся я от того, что тарелка с глухим стуком скатилась со шкуры на пол.

Тут я вскочил и опрометчиво метнулся к ней. Не хватало одного бутерброда, а на втором был съеден сыр.

Выбежав в коридор, я успел заметить только два сверкающих желтых глаза, прежде чем они исчезли под лестницей. Кот! Это был кот!

— Лилия, вставайте! Я узнал, кто наш призрак! — ворвавшись к ней в спальню сказал я.

Она проснулась, еще не до конца понимая, о чем идет речь, но встала и, выпив стакан воды, посмотрела на меня.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Это кот, причем очень крупный и пушистый.

Тут девушка улыбнулась и, не слова более не сказав, обратно зарылась под одеяло. Я вернулся в Комнату, но кот больше не появлялся — мы его спугнули.

Последующие дни были спокойными. Мы гуляли, вместе проводили время и даже играли в карты, а ночью старались покормить кота, оставляя ему разбавленное водой молоко, куски рыбы, мяса. Оставался только один вопрос: почему кот появлялся только в Астрономической комнате? Но и на этот вопрос мы могли ответить. Появлялся он везде, но только дверь в Комнату была во много раз тоньше, нежели в спальни, оттого мы так громко слышали его проделки, которые привлекали наше внимание, к тому же он, похоже, спускался с чердака, на который мы еще ни разу не забирались.

Последний день был солнечный, приятно расслабляющий уставшие нервы. Я, признаться честно, совершенно не хотел расставаться ни с Лилией, ни с котом, ни с Астрономической комнатой — так привык к этому укладу жизни. Такси мы заказали к шести часам вечера, оставляя за собой право еще чуть-чуть насладиться этим чудесным домом. Хозяин приедет к пяти, так что у нас было целых десять часов абсолютного безделья.

— Эх, вот бы еще раз оглядеться здесь все!

— Боюсь, что нам не хватит времени. Вы собрали свои вещи, Лили?

— Конечно, еще с вечера.

— Я тоже. Знаете, я кажется знаю, откуда вы смогли бы сделать замечательные зарисовки!

— Откуда? — поинтересовалась она и я лукаво улыбнулся.

— С чердака! Давайте заберемся туда!

— Но у нас нет от него ключей.

— Но кот-то лазейку нашел, может там и не нужен ключ!

— И то верно!

Дверца располагалась в самом конце узкого коридора второго этажа, со стороны комнаты Лилии. Я подготовил нам бутерброды и чай и пошел на разведку. Мое предположение оказалось верно, дверь была тяжелая, скрипучая, но вполне себе открываемая. За ней была узкая деревянная лестница, ведущая наверх. И почему нам раньше не пришло в голову туда залезть? Наверно мы слишком сильно были заняты собою и призраком, чтобы заметить такую прекрасную возможность порезвиться. Позвав девушку, я начал подниматься. Она захватила с собою карандаши, я — книгу. Приятно пахло стружкой и пылью. Мы забирались на чердак, точно дети. В глаза горел интерес и любопытство, какие трудно представить у по-настоящему взрослого человека. Очутившись наверху, мы будто попали в сказку, в другую реальность. Среди паутины и клубов пыли прятались настоящие сокровища: старые башмаки, радиоприемник, резное кресло без ножки, подпираемое стопкой не менее интересных книг, диковинный телескоп, старые картины, засохшие цветы, а на круглом окне — маленькая синяя занавеска.

Мы резвились, прятались среди этого хлама, рисовали и читали. Стоит, конечно, отметить, что вещи, мною перечисленные, это было далеко не все, что на самом деле валялось на чердаке. Тут были и часы, и журналы, и чего-только здесь не было, даже штопор из слоновой кости. Но больше всего нас привлекал своею таинственностью сундук. Сундук был деревянный, плотно обитый железом и кожей. Как я не старался, вскрыть его не получалось и ключа мы не нашли.

— Должно быть, там лежит что-то очень важное!

— Думаю, хозяин нам простит, если мы у него поинтересуемся, что в сундуке.

Оставив с некоторой печалью эти бескрайние просторы чердака, мы спустились обратно вниз. Проверив, все ли вещи мы собрали, нам оставалось только есть. Пообедав как положено, мы вместе вымыли посуду и вышли на прогулку. Сундук не давал нам покоя. Мы предполагали все, что могли: бесценные книги, драгоценности, ветхое тряпье, словом — мы были готовы ко всему и только неопределенность нас мучила, мы быстро поняли, что, возможно, так никогда больше и не уснем, если не узнаем, что там.

— Разве это правильно — совать нос в чужие вещи? — начал было я во время нашей прогулки, но Лили сразу же купировала все мои внутренние возмущения.

— А разве правильно — не предупреждать, что в доме водятся коты?

— Кстати о коте, где он?

— Должно быть, гуляет, посмотри какая погода!

Солнце уже начало клонится к горизонту, когда у статуи Венеры остановилось первое такси. Это прибыл хозяин дома и мой риелтор. Увидев нас вдвоем, вполне довольных пребыванием, мужичок несколько выдохнул. О коте мы решили ему не говорить. Пусть живет, желтоглазый. Хозяин обошел все комнаты, осмотрел наметанным взглядом каждую мелочь и, удовлетворенный, позвал нас в столовую. Там мы попили чаю напоследок и, как бы невзначай, он похвалил нас за цветущий вид.

— Вы прямо расцвели! Надеюсь, ни что не мешало вам?

— Нисколько! — соврал я. — Разве что любопытство!

— Вот как?

— Да! Пожалуйста, скажите, есть ли у вас ключ от сундука на чердаке? Мы знаем, что это, возможно, весьма нагло с нашей стороны, но иначе мы просто потеряем способность ко сну!

— Ну даете! Впрочем, почему бы и не показать вам? Но сразу предупреждаю, там нет ничего важного, там просто старые вещи.

Хозяин, улыбнувшись, встал из-за стола и, достав из сумки отдельный ключ, пошел наверх. Мы за ним. Пыльный чердак встретил нас торжественными залпами пыли, подобно салюту, спускающемуся с балок.

— Здесь всякое барахло, — спокойно сказал хозяин, — ну а в сундуке…

Тут он пододвинул к себе, кряхтя, сундук, и открыл его ключиком, откинув крышку с самым скучающим видом. Внутри была сломанная шкатулка, еще одна пара ботинок и большой портрет. Вернее, я догадывался, что это портрет, потому что он был накинут полотном и только золоченая рама торчала в уголке.

— Это портрет моего деда, — продолжил мужчина, доставая его на поверхность.

Он скинул простынь и, сдув слой пыли, подставил картину под золотые лучи, пробивавшиеся через мутное оконце.

На нем был изображен высокий и мускулистый мужчина в самом рассвете сил, с черной как уголь бородой и зелеными пронзительными глазами, смотрящими как бы лукаво и в то же время решительно. Одет он был в костюм, сидел в бархатном красном кресле, а на коленях у него был уже знакомый кот.

— Скажите, — решился спросить я, не отрывая взгляда от полотна, — этот кот… Он еще жив?

— Упаси вас бог! Более несносного и дикого животного я и представить себе не могу! Умер он, когда я был совсем маленьким и только по семейным рассказам знаю о его ужасных выходках. Впрочем, кот как кот, после него мы никого не заводили.

— Совсем?

— Совсем. А почему бы спрашиваете?

— Да так, просто.

Переглянувшись с Лилией, мы молча сошли вниз, взяли свои чемоданы и, помахав несколько сконфуженному нашим резким уходом хозяину, сели в такси. Кот. Дикий кот с портрета.

— А что если… — начала было моя подруга, но я тут же остановил ее многозначительным взглядом.

— Ни слова! — сказал я и погрузился в молчаливую задумчивость.

Исповедь

В узкой резной кабинке, пропахшей ладаном, благородным деревом и чьими-то сладкими духами, стоял человек. Он был на исповеди.

— Святой отец, мне срочно нужно вам кое-что рассказать, иначе я не вынесу!

Мужчина этот был худощав, бледен, а его черные засаленные волосы и дрожащие руки указывали на крайнюю нервность и неряшливость. По ту сторону ему ответил священник.

— Сын мой, говори, конечно же говори, не за этим ли ты пришел?

Его лица не было видно, но голос, такой легкий и мелодичный, внушал некоторое доверие и спокойствие. Человек начал говорить.

— Знаете, я совершил ужасный грех и хочу исповедаться перед богом. Я… — тут он осекся, словно не хотел, чтобы кто-то случайно услышал его, даже ненароком.

— Здесь только мы, — успокоил его священник.

— Я сделал очень большое зло очень плохому человеку и теперь меня преследуют.

— Вы могли бы рассказать об этом подробнее? Богу важно узнать, что именно вы сделали.