Бесплатный фрагмент - Рыбак, сикарий, апостол

Петр Немировский

РЫБАК, СИКАРИЙ, АПОСТОЛ

Глава 1

…Через несколько дней они покинули Иерихон и вошли в пределы земли Иуды.

В одном селении на постоялом дворе — хане — остановились на ночлег. Все легли спать, кроме Учителя, который, пожелав всем доброй ночи, вышел во двор. Подождав, когда все стихло и послышалось сопение уснувших, Симон осторожно поднялся с расстеленного на полу ковра и тоже выскользнул наружу.

Он увидел Учителя возле хлева, где в стойлах, пофыркивая, спали кони и мулы. Стараясь оставаться незамеченным, Симон вышел за ворота и прокрался вдоль забора. На углу его ждал какой-то мужчина, держащий под уздцы двух коней.

— Наконец-то. Я уже начал думать, что ты изменил свое решение и не придешь, — сказал мужчина, передавая Симону поводья. Затем вскочил в седло и, хлестнув коня плеткой, поскакал по темной дороге.

Симон — за ним следом. Вскоре оба всадника, обогнув высокий холм, направили своих коней через поле к горному кряжу.

ххх

— Другого выхода у нас нет, — Дан бросил камешек в догорающий костер. Поднявшись, отряхнул полы бурнуса.

Угли костра уже покрывались пеплом, лишь на конце одной еще не прогоревшей головешки тоненькими язычками колебалось пламя. Из черных трещинок порой выстреливали искры, озаряя лицо сидевшего у костра Симона.

Высокая нависающая скала загораживала вид на долину, по которой пролегала главная дорога на Иерусалим. Зато эта скала служила своего рода укрытием. С дороги их не могли видеть ни паломники, вереницы которых направлялись в священный город, ни торговцы, ведущие туда свои караваны по случаю предстоящего праздника, ни — самое главное — римские солдаты, усиленные конные дозоры которых в эти дни прочесывали окрестности Иерусалима.

Симон не отрывал глаз от огня. Будто в дрожании еще непогасших язычков хотел увидеть ответ на тот единственный вопрос, мучивший его в последнее время. Концом кривой терновой ветки легонько толкал недогоревшую головешку, чтобы пламя не гасло.

— Да возвратится весь Израиль ко Всевышнему, будь Он благословен, — промолвил Дан и, подняв голову, посмотрел на небо.

В великолепии восточной ночи звезды спустились так низко, что казалось, их можно достать рукой.

Вдруг за скалой — «тьо-ох! тьо-ох!» — кто-то издал короткую звонкую трель. Дан тревожно замер:

— Неужели они нас выследили? Собаки! — вытащив из-за пояса кинжал, он подкрался к выходу.

А Симон бросил в костер несколько горстей песка и разогнал рукой струйки дыма.

Скоро, скоро весь мир преобразится. Воскреснут и убитые в войнах, и умершие от болезней и старости, все иудеи, когда-то населявшие Израиль и угнанные в чужие земли. Воскреснет и его отец Иона, и его жена Мариам, умершая в родильной горячке. Новый век у порога!..

Но почему-то сейчас сидит Симон не в великом Храме и не среди братьев-апостолов, сопровождавших Равви три года по всей земле Израиля. А сидит, втайне от братьев, в горном ущелье, у потухшего костра. И Дан — один из предводителей зелотов, известный своей жестокостью к римлянам, минуту назад с кинжалом удалился проверить, что случилось и почему им свистнул «соловей» -дозорный. Неужели их выследили?..

— Все в порядке. Какой-то бродяга украл телегу с чужим добром и теперь ищет, куда ее спрятать, — сказал Дан, вернувшись. Посмотрел на неподвижно сидевшего Симона. — Значит, Кифа, условились: в Иерусалиме встретишься с Исавом. Найдешь его через Завулона, торговца овощами возле Яффских ворот.

Раздался глухой шлепок, и возле ног Симона упал кожаный мешочек:

— На, бери. Деньги теперь могут тебе понадобиться.

Затем — ш-шух! — новый звук от вошедшего в песок лезвия кинжала.

— Римляне называют эти кинжалы сиками, а нас — сикариями. Они нас боятся. Трусы!

— Амен, — промолвил Симон, выходя из раздумья.

Он встал. Подняв с земли мешочек с деньгами, сунул его в карман накидки. Затем вытащил из песка кинжал. Попробовал, удобна ли рукоять, обтянутая толстой кожей. Прочный кинжал. Таким — один удар в шею или в горло над доспехами, и римлянин — мертвый, на земле, в луже крови.

Да, сначала нужно уничтожить врагов — и только потом строить Царство.

ххх

Уже была глубокая ночь, когда двое всадников остановились возле хана. С одной лошади соскочил Симон. Поправив перекинутую через плечо сумку и на прощанье махнув рукой другому всаднику, направился к воротам. За его спиной раздался свист плетки и быстро удаляющийся стук копыт.

Войдя во двор, Симон увидел сидевшего у костра Иисуса и еще нескольких мужчин. Вероятно, им не хватило места в домах, и они улеглись под открытым небом на широких верблюжьих покрывалах.

Завидев Симона, Иисус поднялся и направился к нему. И Симону сразу стало ясно, что он не сможет рассказать Иисусу о том, где был сейчас, о том, что виделся с одним из вождей зелотов, что вооружен кинжалом.

Задумчиво посмотрел Иисус в глаза ученику своему, ничего ему не говоря. Словно ожидал от него какого-то признания. Но молчал Симон, только желваки дергались под густой бородой.

Неожиданно, как и всегда прежде, захотелось ему упасть перед Иисусом на колени и лобызать его пыльные стопы — грязные, в саже и пыли. Потому что любил Симон Иисуса, любил сильнее, чем себя самого…

— Ты чем-то опечален, Кифа? — тихо спросил Иисус.

— Да, Равви. Тревожно у меня на душе…

Возникло недолгое молчание. Иисус не сводил с Симона глаз. Не дождавшись от него объяснений, вздохнул:

— Скорби. Всех нас ожидают великие скорби, Петр.

И в тот момент, на постоялом дворе, неподалеку от хлева, Симон окончательно понял, что его сердце разорвано на две части. Что живут теперь в нем и неустрашимый гордый зелот, взявшийся за кинжал, чтобы во имя Божье убивать врагов Израиля; и другой — тоже неустрашимый — апостол, согласный ради Учителя терпеть любые муки, идти на самую позорную смерть.

Глава 2

Утром, после короткой трапезы, тронулись в путь. До Иерусалима идти оставалось недолго, успевали прибыть на место до захода солнца.

Симон шел рядом с Матфеем. Матфей ему что-то негромко рассказывал, и Симон чувствовал, что сегодня все его раздражает: и Левий, и солнце, сжигающее землю; и густая пыль над дорогой, и то, что Равви не захотел сделать привал в роще, где была тень.

Он знал причину этого раздражения — ложь. Он утаил от Учителя, что выбрал путь, который Иисус наверняка бы отверг. За все три года это был, пожалуй, первый случай, когда Симон что-то скрыл от Учителя.

В последнее время Иисус тоже изменился. Постоянно говорит о приближающихся скорбях, о том, что ему предстоит пострадать и погибнуть. Смотрит на учеников не так, как прежде, а с неким сожалением, будто не смог дать им того, что хотел…

Наконец, Иисус согласился сделать недолгий привал. Расположились в тени дрокового кустарника. Каждый занялся чем-то своим: Иуда стал пересчитывать деньги из походного ящика, те гроши, которых едва хватает на ночлег и еду; Матфей развернул клочок пергамента и делает на нем какие-то записи, Андрей плетет из тонких веревок сеточку. Тянет младшего брата назад, на Галилейское море, к его тихой воде…

Все устали от этих бесконечных странствий, блужданий, от постоянной угрозы быть ограбленным или убитым. Мало ли их выгоняли из поселков, спускали на них собак, обворовывали на постоялых дворах? В горах на них нападали леопарды, в пустынях жалили скорпионы. Удивительно, почему до сих пор все они еще живы.

А Иисус говорит только о скорбях и своей близкой смерти. Вот и сейчас — удалился от всех, стал на колени и молится. Собрав с земли пыль, посыпает ею главу…

Глава 3

Возле загона для овец в Нижнем городе стоял невыносимый гам — накануне праздника там шла оживленная торговля.

Подойдя к одному из торговцев, Симон шепнул ему что-то на ухо. Смерив Симона острым взглядом, торговец жестом указал следовать за ним.

Они вошли в какую-то хибару, где провожатый подвел Симона к тыльной стене и отбросил наваленные там мешки. Открылся проем с вырезанными в земле ступенями, которые вели вниз.

В подвале слабо горел светильник, было душно. Четверо мужчин стояли у высокого каменного стола, о чем-то негромко разговаривая. Завидев вошедшего гостя, переглянулись.

Все они были одеты в простую одежду, ничем не отличаясь от обычных торговцев или пастухов. Только на одном из них был длинный черный плащ.

С улицы сюда едва долетали шум торговли и блеянье овец.

Один из мужчин подошел к Симону:

— Здравствуй, Кифа, рад тебя видеть. Проходи, — он протянул гостю руку.

— Здравствуй, Исав, — ответил Симон.

— Нашел нас легко? Надеюсь, хвоста за тобой нет. У тебя кинжал с собой?

— Нет, я спрятал кинжал в Гефсиманском саду, мне он пока не нужен.

К Симону стали подходить другие мужчины, знакомясь с ним.

— Заканчивайте болтовню, у нас мало времени, — сказал мужчина в черном плаще. Судя по тону, он был среди них главным.

На столе лежали длинные мечи с кожаными рукоятями, ножи с кривыми лезвиями, бронзовые нагрудники и сваленные в кучу туники с темными пятнами запекшейся крови. На одном углу стола поблескивала горсть серебряных монет.

Мужчина в черном сложил в мешок оружие и доспехи:

— Передадите это Руфу, он тоже организовывает отряд сикариев, ему это сейчас пригодится. А деньги отдадите главному коэну в храме. Все понятно?