Бесплатный фрагмент - Руны и серебро

Глава первая
Неведомый из Я́рналада

I

«Тёмные порождения У́бмры издревле проникали в Мид-Ард. И всегда на свете находились те, что питались от Умбры и поклонялись Мо́року, как мы Белым Богам. Некогда за колдунами и чудовищами охотились вольные отряды. К наступлению Имперской Эры, под наставничеством Белого Странника, люди Хладных Земель основали Орден И́гнингов. Хорошо слаженный хозяйственный и боевой порядок сего рыцарского братства показал бесполезность разрозненных мракоборческих вольниц. Теперь истреблением хельнов и великанов занимаются рыцари-игнинги, а розыском колдунов-тенепоклонников дознаватели Ордена и их старшины — инстигаторы…»

«Лета мракоборческой славы»

Влх. Рада́н из Вема́йра

А́льгерд никогда не видел такого оживления близ университета. Толпа облепила улицы и переулки вокруг высокого мрачного здания, стрельчатые своды и шпили коего не могли не вызвать благоговения в душе наблюдателя. Добропорядочные на вид горожане в зауженных дублетах и шапках с длинными свисающими набок языками по последней моде соседствовали в этой толпе с городской беднотой. Не хватало лишь ремесленников, но те всегда были заняты делом, да вельмож, но те обычно избегали университетов. Альгердов взгляд зацепился за карманника, срезающего мошну с пояса толстяка. Карманники тоже были при деле. Надеясь, что его минует участь толстого горожанина, он стал продираться сквозь густую толпу к кольцу стражи.

— А ну, разойдись! Нечего к погляду! — орал алебардист в латах, безбожно, на взгляд Альгерда, коверкая венеярлингский язык.

— По закону о праздношатании… — помогал ему другой стражник, но его оборвал выкрик из толпы:

— Нету такого закона в Во́льфгарде!

— Ишь, умник! — потрясая алебардой, словесно защищался стражник. — Легист что ль?

— А может и легист!

— А ты куда прёшь? Не видишь, оцепление тут? — слегка ткнув латной рукавицей в плечо, сказал Альгерду один из стражников.

Вспышка ярости на миг озарила всё существо Альгерда, но, вздохнув, он успокоил чувства и показал пальцем на серебряную брошь, приколотую к его тёмному дублету. Брошь была знаком его коллегии: книга, объятая пламенем. Маленький значок, дающий большую власть.

— И-и-извиняйте, мэтр. Но оцепление, я не могу вас пропустить… — стал заикаться и белеть стражник.

«Какой же ты тупой!» — подумал Альгерд, а вслух сказал:

— Меня прислала коллегия, чтобы разобраться с тем, что сейчас происходит в университете Его Императорского Величества. Показать приказную грамоту?

— Не надо. Понял без неё, мэтр. Так бы сразу и сказали… Чего же не сказали? — ещё сильней напугался алебардист.

Перед тем, как зайти внутрь увенчанного шпилями здания, ему пришлось говорить со старшиной и сотником городской стражи, а потом и с братьями Ордена Игнингов. Они, разумеется, уже были здесь, ведь запершегося внутри университетских залов человека, подозревали в связях с тёмными силами. И теперь Альгерда окружали латники городской стражи и Ордена, первые в белых сюрко с тремя чёрными ромбами, вторые в красных с золотым пламенем. Среди них Альгерд казался белым вороном: без меча, без доспеха. Только кинжал свисал в ножнах на поясе.

«Что он тут забыл?» — читалось на лицах ратных людей.

И всё же сотник провёл его во внутренний двор, где их встретила высокая каменная статуя императора Хе́нвальда И́смара Хелминаго́ра, основавшего университет. Суровое бородатое лицо выглядело так, словно император-ольданец, захваченный в камне, готовился загнать горного великана со своими конными застрельщиками, а не обозревал созданный им же самим храм изящных искусств. Таковы уж ольданцы.

Недалёко от статуи, перед входом отдавал распоряжения человек в красном плаще и широкополой шляпе, очевидно, начальник орденского дознания.

— Он тут всем заправляет, — показал на человека в красном сотник городской стражи. — Интыгатор он тут, наш, местный, вольфгардский.

Альгерд подошёл к инстигатору и представился.

— Значит, вас послал магистр коллегии волюнта́риев? — осведомился инстигатор Ордена. — Что ж, вас пускать туда не так страшно. Человек, который заперся в аудиториуме — Фьяр из Абела́рда, лектор, преподавал философию. На него давно жаловались его братья по цеху, будто он днём толкует о том, что сущности лишь отчасти проявляются в вещах, а по ночам призывает демонов Умбры.

— Пошёл против течения?

— Похоже, что так. Была б моя воля, любой философский спор заканчивался бы дракой. И не пришлось бы разводить мышиную возню с доносами и доводить таких ранимых, как Фьяр до белого каления.

Альгерд невесело усмехнулся реплике начальника орденских дознавателей и спросил:

— Чем он вооружён?

— Арбалетом.

Тут уже Альгерд не удержался от смеха:

— Десятки рыцарей и сотни стражников не могут отобрать самострел у преподавателя метафизики?

— Дело не в том, ваша мудрость, — даже не улыбнулся инстигатор. — В аудиториуме куча людей и не только школяры, но ещё преподаватели, и некоторые из них глубокие старцы. И не дай Белые Боги, безумец выпустит болт в кого-то из них! Эти дедушки — цвет имперской учёности. Если сегодня прольётся кровь, то говорить об этом будут во всём Мид-Арде. Хватит и того, что уже происходит в Кордании и Мерении, чтобы повеселить дворы королей Ле́тланна. Но и это не самое важное. У Фьяра могут быть сосуды с алхимическими маслами и порошками, вызывающими пламя, отравой и прочей дрянью.

— Могут быть?

— Мои люди не видели сосудов, но сам Фьяр говорил о них. Быть может, он берёт нас на слабо, но если нет, и он начнёт кидать в школяров и магистров эту пакость… Боюсь, про обезображенные трупы учёных мужей в самом сердце Империи говорить будут до самого Вольного моря. И говорить будут долго.

— Не случится ничего ни с дедушками, ни со школярами, ни с самим Фьяром, — сказал Альгерд, отметив, насколько сильно начальника орденского дознания интересует образ происходящего в сознании далёких иноземцев, в отличие от самого происходящего. Небезынтересным Альгерду показалось и то, что орденский дознаватель не отмечал опасности того, что Фьяр может оказаться чернокнижником взаправду. Заходя в залы университета, Альгерд спросил его об этом.

— Может ли он оказаться настоящим тёмным, адептом Умбры? — переспросил инстигатор. — Может. А может, и нет. Кто его знает? С кафедры демонологии вон сами раз через одного оказываются…

Стены огромных залов гулко отражали шаги Альгерда и сопровождающих его воинов Ордена. Университет опустел, вымер, и только из ниш взирали на них образы магистров изящных искусств прошлого, навсегда застывшие в мраморе. У дверей аудиториума, в котором Фьяр из Абеларда держал заложников, их встретили другие дознаватели и рыцари мракоборческого братства.

За дверью мертвела тишина. Никто не пытался вести с Фьяром переговоры.

Альгерд мысленно начертил руну Альгиз, оживив её образом славящего Белых Богов человека с простёртыми к небу руками. Руна может понадобиться, ему не хотелось, чтобы арбалетный болт из арсенала Фьяра оказался для него фатальным. Тут же представились ему Максимилиа́н, Тиба́рий, А́льбож и другие недруги из коллегии, насмехающиеся над его воззванием к рунам. Он сразу пресёк своё воображение. Вздохнул глубоко, а затем медленно и плавно стал открывать дверь.

— Я безоружен, — сказал Альгерд.

При нём действительно не было оружия, даже кинжал он отдал инстигатору на сохранение, зная особенность предстоящего ему дела. Без кинжала воззвание к рунам стало ему ещё нужней.

Чувствуя относительную защищённость, он медленно вошёл в зал аудиториума. За кафедрой стоял человек в серой мантии с арбалетом в руках. У него было вытянутое лошадиное лицо, небольшая бородка и стриженные под горшок волосы.

— Кто ты? — спросил человек, наставив на него арбалет.

Альгерд ожидал увидеть истеричного и болтливого философа, каковые обычно спорят о природе всеобщих сущностей, но на удивление тот говорил спокойно, не выдавая волнения ни лицом, ни взглядом.

— Альгерд из Ву́ковиц, имперская коллегия волюнтариев.

— А, нашли смельчака всё-таки, — усмехаясь, сказал Фьяр. — А может, напротив: отправили на убой слабое звено цепи? Не говорили никому ничего лишнего, мастер чародей? Своим коллегам, например?

Приходилось быстро принимать решения и отвечать честно, а вернее отвечать так, чтобы это выглядело честно для Фьяра.

— Говорил, — отвечал Альгерд. — Как всегда прямо. Но им мои речи, пришлись не по духу. Однако я здесь потому, что сам вызвался прийти.

— И вот мы и встретились, стало быть. Вы и я, чародей и учёный. Оба не признанные коллегами по цеху. Как много общего! И как грязно и нагло вы начинаете, ваша мудрость!

— Недостаток опыта, — покачал головой Альгерд. — Знаете, не каждый день отправляешься разбираться с безумцем, направляющим самострел на безобидных людей, посвятивших себя изящным искусствам.

Он не собирался играть по навязанным Фьяром правилам. Но когда он произносил эти слова, то на миг его бросило в жар. Но едва тонкая кривая линия улыбки проступила ненадолго на лице философа, Альгерду стало спокойнее.

— Они-то безобидные? Служители изящных искусств, ха! — кивнул Фьяр на притихших на скамьях людей, продолжая наставлять арбалет на чародея. — Серые крысы, что научились носить платья! Они обрели дар речи для порицания, выучились письменности для доносов.

Альгерд окинул их взглядом. Их было около трёх десятков. Чёрные и серые мантии, школяры и наставники, они сжались на скамьях, и создавалось ощущение, будто один Фьяр заполняет собою больше пространства, чем они все.

— То же самое можно сказать, войдя в мою коллегию, — пожал плечами Альгерд, — и в городской совет, в любой цех, в любую казарму или темницу. Всё это общие слова, но неужели ты можешь сказать так про каждого из них? Ничего, что я обращаюсь на «ты», мэтр Фьяр?

— Ничего. Кто я такой, чтобы отказывать чародею? Но возразить не премину: про каждого я говорить не желаю, мэтр Альгерд, только про всеобщее, только про суть. Меня оклеветали, хотели положить мою голову между молотом и наковальней: между университетским советом и дознанием Ордена. Этого мне достаточно.

— Как-то нефилософски получается…

— Знаешь, Альгерд, — не дал ему договорить Фьяр из Абеларда, — я теперь уж не понимаю, стоит ли наставлять на тебя оружие. Наверняка ты одной мыслью отразишь стрелу, а второй обездвижешь безо всякой цепи. — Фьяр отвёл арбалет в сторону и направил на одного из старцев-наставников, тот сжался, закрывая лицо руками. — Лучше буду целиться в одного из них.

Ладони Альгерда вспотели. В голове крутились мысли о причастности Фьяра к тенепоклонникам, всплывали слова начальника орденского дознания, ведать не ведававшего о том, кем может оказаться учёный муж. Обратится ли Фьяр в зверя, призовёт ли иномирные тени себе на подмогу, или метнёт из-за кафедры фиал с ядовитой или зажигательной смесью? Ожидать можно было всего.

Альгерд засмеялся, больше от душевного напряжения, чем от веселья.

— Смешно? — спросил Фьяр.

— Отчасти. Смешно… ха! Мне смешно от твоих слов про отражение стрел мыслью. Знаешь, правда в том, что я довольно скверный чародей. Мне трудно порой даётся заклинание мыслью. А ещё я начертил руну перед тем, как сюда войти, хотя обитатели палат коллегии сочли бы это дурным тоном.

Кто-то из заложников застонал. А Альгерд снова засмеялся и заразил этим смехом Фьяра.

И ведь Альгерд ещё не сказал о том, что вошёл в аудиториум без своего кинжала, который служил ему медиатором. Эту разооружающую правду он припас на крайний случай. А пока хватало и откровений о рунах, решил он.

— Значит, коллеги-чародеи тебя всё-таки не любят? — закончив смеяться, вопросил Фьяр.

— Больше того, Максимилиан — тварь, которая изображает из себя магистра нашей коллегии, дал мне добро идти к тебе в надежде, что я провалюсь.

— Я должен, очевидно, в это поверить? Что ж, правда не всегда должна оставаться в пределах правдоподобия, на то она и правда, верно?

— Рад, что мы понимаем друг друга, — прищурился хищно Альгерд.

Фьяр всё ещё не спускал арбалета с учёных мужей, сидящих на скамьях. Один из университетских старцев захрипел, с силой втягивая ртом воздух. Вокруг него засуетилась толпа школяров.

— Может, отпустишь его? — спросил Альгерд. — Его освобождение будет знаком твоей доброй воли. Но коль он умрёт, то спасения тебе не видать.

— Решил быть честным до конца? — произнёс Фьяр и замолчал на несколько мгновений, которые Альгерду показались ужасно долгими. — Хорошо. Отпущу его и ещё одного из молодых с ним, но сперва проверю твою честность.

Альгерда снова бросило в жар. В горле пересохло.

— Ты сказал, что ты скверный чародей. Если это, правда, то один мой выстрел может оказаться для тебя смертельным, как и для обычного профана, лишённого Дара к Воле.

— Это так, — сказал Альгерд и почувствовал отравляющую самолюбие горечь произнесённых слов.

— Как-то с трудом веришь в честного волюнтария из коллегии. Волюнтария, презираемого своими. Волюнтария, неспособного спастись от стрелы, которую он видит перед собой.

— Primo, я не говорил, что меня презирают, только главе коллегии и его миньонам не по нраву моя прямота. Secundo, арбалеты всё же заряжают болтами, а не стрелами. Tertio, не все чародеи сильны, как Белый Странник или Эйвинд Турео́н.

У Фьяра из Абеларда дёрнулся глаз.

— Болты, стрелы! Ты не только скверный чародей, но и худший на свете переговорщик! Пора проверить истинность твоих слов. Ты! Уведи старика прочь!

Школяр увёл хрипящего магистра, хлопнула тяжёлая дубовая дверь. Фьяр прицелился. Сердце Альгерда застучало, отбивая дробь в висках. Он вызвал в уме образ тянущегося к Белым Богам человека, ибо вся надежда его была на руну. Он знал, что чистой мыслью сломить быстрый, как молния, болт, не удасться. Не хватит сосредоточения. И всё повторится, как тогда под Добрином…

Щёлкнула тетива, Фьяр выстрелил.

Раздался громовой оглушительный разряд. Альгерд ощутил удар в грудь, будто сам воздух взорвался между ним и обезумевшим учёным мужем. Болт разлетелся в щепки.

В нескольких шагах от Альгерда лежал оплавленный наконечник. В ушах звенело, школяры и магистры беззвучно раскрыли рты.

Фьяр с округлёнными глазами бросился за кафедру. Альгерд вспомнил о сосудах с алхимическим огнём и отравой, которые будто бы могли быть у безумца, и сосредоточил свой ум на образе скрючённого и застывшего Фьяра. Он пожелал этого всем сердцем и вскинул десницу в сторону Фьяра. На сей раз сомнение отступило.

Из-за кафедры на каменный пол упал терзаемый падучей Фьяр из Абеларда. Белая пена била из его рта в такт судорогам, пальцы рвали воротник магистерской мантии. Кто-то толкнул Альгерда сзади. Мир начал терять очертания и темнеть. Теряя силы, Альгерад зачем-то направил ещё одно заклятье на несчастного философа. Он связал его с оплавленным осколком наконечника арбалетнго болта. Альегерд сделал осколок медиатором, ибо боялся, что заклятье погубит его.

Заклятье пронзило тело Фьяра: его кровь, кости, волосы и кожа, пропитались отчайно брошенной Альгердом Волей.

Красные плащи, сюрко и щиты с золотым пламенем, наполняли зал аудиториума. Рыцари Ордена Игнингов были последним, что увидел Альгерд перед тем, как тьма забрала его чувства.

II

«От ольфандцев мы приняли обычай избирать императора на Имперском Сборе. Властители крупнейших единых владений, называемых по обычаю альвов палатинатами, короли и имперские князья, а кроме них высшие волхвы Веры, чародеи, мастера Ордена Игнингов и представители Сословий собираются в Вольфгарде, когда император умирает. Императором избирают человека из родов крови божественного О́дальда Хелминагора, первого властителина Вольфгарда и Хла́дланна.»

«О праве и обычае народов Хладных Земель»

Ве́нцен Измр,

магистр изящных искусств

Ви́слав проснулся в темнице. И сразу его накрыло тяжкое осознание всего, что происходило с ним в последние несколько недель. Это самое гадкое чувство из всех: когда по пробуждении накрывает мучительное понимание того, что последнее событие в твоей жизни не было ночным кошмаром. Утрата близкого, осаждающая тело болезнь, ставшая явной измена, равно как и нищета, иноземный плен или темница в родном краю — воспоминание о подобном, коль недавно оно было пережито, захватывает дух смертного в самый миг пробуждения. Пронзительной иглой такое осознание впивается в разум и сердце.

Перед внутренним взором Вислава пронеслись образы его отца, братьев, а затем стража в цветах рода Исмаров, королей Ольданских. Его рода.

Серебряный лев на синем поле.

Один из этих псов даже ударил его в коридоре, пока никто не видел. Ударил в собственном жилище. Он очень хотел запомнить морду до безумия смелого стражника, но её закрывала кольчужная бармица. Вислав теперь представлял себе эту никчёмную псину на утоптанной земле ристалища. Представлял он и себя, вольного, в добрых доспехах, с мечом, с секирой, с копьём, с булавой. Со своим отроком-оруженосцем.

«Сволочь лежала б, не успев сосчитать до трёх!» — говорил он про себя, рисуя воображаемые картины и вспоминая с гневом тычок кольчужным кулаком под рёбра. Но правда была в том, что этого стражника ему уж никогда не сыскать.

Сейчас он часто мечтал и думал. Не мыслил, как мыслят философы или чародеи, а обдумывал свои жизненные поступки и будущность, так как это делает не обделённый умом от природы знатный муж. Уходил в прошлое и в будущее, вспоминал разных людей, которых знал, с которыми охотился, ходил в налёты и походы. Вспоминал девок, с которыми спал, знатных воителей и владык королевства, с которыми пировал. Времени теперь стало много.

Он был один в тесной, но сухой, хоть и прохладной темнице. Часто он сокрушался, что его не посадили с другими узниками. Душа просила разговора, просила живого человека, пусть преступника или даже простолюдина. Он представлял, что ответил бы собрату по несчастью, когда тот спросил бы его осипшим голосом, который воображение обычно приписывает татям и разбойному люду: «А тебя за что закрыли?». «Я хотел помочь отцу и всему королевству!» — ответил бы он горделиво.

Но его не посадят с другим заключённым.

Вислав потянулся на тюфяке, зевнул, и встал с деревянной полки, пристёгнутой цепью к каменной стене. Тюфяк был мягким. Для тюрьмы. Большинство заключённых во всех темницах Мид-Арда могли только мечтать о таком тюфяке. Хотя кроме него были тут и другие удобства: деревянный, а не земляной или каменный пол, маленькое окошко, выходящее на запад, так что большую часть дня было светло, белёные чистые стены. Не было здесь крыс и клопов, только мерзкие двухвостки проползали иногда возле стен. А ведро, куда он справлял нужду, ежедневно выносил какой-то бедолага под присмотром стражников.

Заря едва виднелась в маленьком окошке. В темнице владычествовал холод, как то обычно бывает по утрам. Вислав встал в полный рост и стал растягиваться. Его задубевшие мышцы оживали после крепкого сна, тело наливалось теплом. Он размял шею, сделал несколько уклонов, будто от деревянного меча на ристалище, поприседал.

Скрежет ключа в замочной скважине отвлёк его от занятий. Но напрасно удивление и надежда мурашками пронеслись по телу, ибо открывали не тяжёлую сосновую дверь, а окошко в двери, которую бывалые узники, как он слышал когда-то, нарекли кормушкой. На полке, выходящей внутрь темницы, показалась миска ячневой каши, яйцо, хлеб и подслащённая мёдом вода — всё то, что подавали ему на завтрак уже третью неделю.

— Эй! — позвал стражника Вислав. — Отец уже вышел с войском? Венц с ним? Кто остался править в Ардхольме? Земобо́р? Отвечай! Я всё ещё Вислав Исмар, княжич Ольдании! Слышишь меня?!

Стражник молча ждал, кормушка оставалась открытой.

«Лучше бы они отвечали! Хоть как-то! Оскорбления, издёвки, хоть под кожу бы лезли — всё лучше, чем молчание!» — думал Вислав.

Стражник терпеливо ждал, пока сын его короля заберёт еду, дабы он смог спокойно закрыть окошко. Вислав хотел было с гнева выплеснуть воду и кинуть кашей в стражника, но рассудок брал своё, как бы не хотелось сердцу, полному сейчас горечи сорваться на тюремщике.

«Дурак всего лишь исполняет свой долг», — решил про себя княжич Вислав и забрал завтрак.

Окошко закрылось, лязгнуло железо и мир Вислава снова сузился до пределов темницы. Он сел на полку, что служила ему теперь постелью, поставил яйцо и глиняную кружку на табурет и, поблагодарив Белых Богов и себя самого за то, что сладил с гневом, принялся есть. Прекрасно понимая, что его кормят лучше, чем кого-либо из узников темниц Чертога Драконобо́йца, он всё же ощущал лёгкий голод всякий раз, когда ложился спать. Привыкший к охоте, ристалищам и настоящей войне, Вислав впадал в безумную ярость от скуки, которая давила его сильнее, чем толща стен темницы. Мысленно он возвращался к друзьям, красавицам и шумным попойкам.

«Когда всё это вернётся?»

Но больше всего его тяготило то, что он тухнет здесь в то время, как его отец и братья ведут войну с Гардарией.

За недели заключения ему несколько раз снился бой. Конные сшибки, стынущая в жилах кровь, стук, впивающихся в щиты стрел, крики и лязг железа — всё мешалось во сне, проносясь ураганом в его душе, принося боль тоски по пробуждению.

Доев, Вислав положил миску, ложку и кружку на полку под низким потолком. Крошки и скорлупу от яйца он собрал и выкинул в ведро. Потом лёг и предался мечтам и мыслям.

«Ольдания теперь в тисках. В Ярнала́де Неведомый, а на востоке свирепые соседи-гардарийцы, а сын Исмаров валяется на полке в темнице собственного отца! Вот так смешная шутка у Прях Судеб!»

Образы короля-отца отдающего приказ заковать его в железа́, безмолвных братьев, не сказавших ни слова в его защиту и таких же безмолвных друзей, вновь и вновь наваждениями окутывали его дух. И тот подлый удар собаки-стражника вспыхивал в сознании, порождая ярость.

Вислав коротал время в темнице не только в мыслях и грёзах, лёжа на тюфяке или расхаживая от стенки к стенке, каждый день он отжимался от пола, благо тот был деревянным и чистым. Пара подходов по полсотни раз и настроение улучшалось. Он вспоминал, как дядья и братья учили его правильно отжиматься, подтягиваться на перекладине, фехтовать. Отец всё время был погружён в дела государства, поэтому лет до четырнадцати Вислав с ним особо и не общался. Он не винил отца и не роптал, ведь большинство монархов отдавали сыновей на попечение дядюшек. Тем паче, что винить отца значит отбрасывать тень на самого Дьяса, Отца всего, ведь это его образ проступает в том отце, который породил тебя в смертном мире. Так Вислава учил Белегор, придворный волхв.

Поймав себя на мысли, что он стал впервые во взрослом возрасте задумываться о делах божественных здесь, в тюрьме, Вислав усмехнулся. А после сделал ещё подход отжиманий, и отметил снова, как ему не хватает свежего воздуха в этом каменном мешке.

На обед, как вчера и все дни до того, дали пшеничную кашу со свиным салом, лук, хлеб и пиво. Чувствуя приятную тяжесть в желудке, он разрешил себе вздремнуть. На ужин была селёдка и репа. Из-за самого существования такого ужина, в коем солёная рыба покоится в одной миске с масляной репой, Вислав хотел поклясться никогда не садить врагов в темницы — убивать всех на месте. Из милосердия.

«Никто не заслуживает изведать это», — думал Вислав, с отвращением глядя на плавающую в масле и соке репы рыбу.

Вечером он расхаживал по темнице туда и обратно, вертя кистью так, будто держит меч. Княжич Вислав вспоминал своё отрочество и старого фехтмейстера Олафа. Многоопытный вояка, учивший его мастерству меча, возился с ним больше, чем Венц и Земобор, и чем дядя Ватлав. Когда фехтмейстер решил уйти в братья Ордена Игнингов, Виславу хотелось зареветь. То был третий раз, когда слёзы просились наружу. Страшнее было только когда умирал дед да когда ушла из мира матушка. Мерзко тревожно стонало сердце юного княжича Вислава, когда Олаф собирал вещи, чтобы уйти с гостившими тогда в Драконобойце рыцарями–игнингами.

«Да куда ты, старый, пошёл? — говорил тогда отец, король Рогда́й — Ты чудовищ-то убивал когда? Всю жизнь только соседам с Гарда́рии, Веско́нии, да Фе́ннрии кровь со мной пускал! Будешь только обузой для профессионалов! А как тролли с кикиморами рыкнут, дак сразу и портки обгадишь!»

Олаф тогда только хмыкнул да сказал, что нужно и О́даль исполнить — наследие миру оставить. И что благороднее истребления чудовищ дела в мире нет.

— А какой прок от того, что я в землю феннрийцев, гардаринов, да весконцев отправлял? — говорил фехтмейстер королю. — Что, лучше кому жить стало? Они такие ж люди как мы.

— Прок такой, что земли у нас больше стало! — отвечал Олафу отец. — Что дёргаться на нас боятся! А ты, что, на старости лет, во младенцы превращаешься? Головой забыл как пользоваться?!

Вислав, которому тогда было лет четырнадцать, хорошо запомнил их разговор, особенно в память врезались слова Олафа, которые он спокойно произнёс сразу, как отец закончил гневную тираду:

— Самое глупое, что мы воюем меж собой, а живём-то единой Империей. И враг-то наш даже не Летние Королевства, настоящий враг — всё, что приходит из Умбры.

В юности Вислав злился на отца за то, что тот бранил Олафа. Но с годами он стал благодарен родителю за попытку отговорить фехтмейстера.

Олаф стал командором целой заставы Ордена, а до того, будучи блестящим мечником, он обучал новобранцев. Но долгой и относительно спокойной службы протектором у Олафа не вышло. Бывший фехтмейстер Драконобойцовского замка постоянно лез на рожон.

Однажды Вислав получил известие о том, что Олафа разорвали бесы. Крылатые твари перебили тогда целый разъезд орденских рыцарей. Было Виславу шестнадцать лет. Тогда он первый раз в жизни напился так, что на следующее утро его чуть не стошнило собственными внутренностями. А через пару дней он впервые поругался с отцом.

— Сгинул дурачок, — сказал тогда король Рогдай. — И много ль поубивал он бестий? Кому хорошо-то теперь? Его сынам что ли? Или жёнке? Всякий должен быть на своём месте! Каждому сословию своё и каждому человеку!

— Он не дурачок, — сквозь зубы сказал отцу в тот вечер Вислав.

При воеводах. В великом чертоге замка.

— Я не спрашивал твоего мнения о погибшем, сын, — спокойная холодность короля Рогдая, удалого и скорого на гнев, как и на радость, не сулили ничего хорошего. Никому.

— Фехтмейстер Олаф не был дурачком, ваше величество. Хочу, чтобы вы знали.

От тишины, воцарившейся тогда в чертоге Драгнаморсхьялля, стало слышно, как самый воздух зазвенел от напряжения.

— Отправляйся в свои покои. Достаточно тебе мёда на сегодня.

Вислав тогда послушно встал из-за стола, поклонился отцу и ушёл. Венц, восседавший одесную от государя-отца, глядел на него высокомерно. А Земобор, сидевший между Виславом и Венцом, округлил глаза так, будто сам наговорил отцу лишнего.

После пира отец зашёл к Виславу в покои. Он дал кулаком в ухо Виславу так, что тот упал навзничь.

— Можешь оспаривать мои слова, но только когда мы вдвоём.

Сказав это, он помог Виславу встать и обнял его.

За воспоминаниями Вислав и не заметил как в темнице сделалось сумрачно. Былые дни постепенно увели душу в мир грёз и сновидений. А на следующее утро он разминал мышцы, потом завтракал, а после думал думы, кричал на молчащего надзирателя, ел обед, дремал, отжимался, бился с воображаемыми врагами воображаемым клинком. А после воображаемой брани вспоминал, мечтал, падал замертво, укрывшись одеялами в холодной тесной темнице, как делалось сумрачно.

На следующий день всё повторялось.

Он будто стал героем тех сказаний скальдов и баянов, в которых само время становится ловушкой герою. Впервые за месяц заключения ему стали приходить странные мысли:

«А не заколдовал ли стражу замка какой гардарийский чародей? А не сижу я уж много лет? Не сошёл ли с ума? А может меня заколдовали? Может я один на свете знаю, что я есть? Может я один живой? А весь мир темница да вид из окошка? Стражник потому и молчит, что нет в нём чувства и нет души! Может? Может! А может и нет!»

Заскрипел в замочной скважине ключ, хоть ужин уже приносили, а ведро давно вынесли.

Вислав прислушался и понял, что скрипит дверь, а не кормушка.

«Долго железо гремит. Всегда долго так дверь открывают!» — подумал он, и надежда загорелась у него внутри, отбрасывая страх, как пламя отбрасывает мрак.

Когда стражник закончил возиться с замком, дверь отворилась и вошёл человек в синем длиннополом, отороченном мехом кафтане, расшитом серебряными львами. Начинающую лысеть голову украшал княжеский венец, а на груди висел на золотой цепочке эмалированный синий знак в виде гербового щита с тем же серебряным львом Исмаров. В полумраке Вислав не сразу признал в нём родного брата.

— Земо! — воскликнул Вислав, узнав его.

— Иди обниму! — отозвался брат.

Вислав от радости сдавил Земобора в крепких объятиях.

— Задавишь так! Ну всё! Полно!

— Значит, отец выступил и Венц вместе с ним? — спросил Вислав, отпустив родича.

— Всё верно. Давай только мы продолжим беседу не тут, — Земобор огляделся так, будто ожидал, что сверху на него повалятся клопы, а из угла выскочит крыса, — скверное место для князей крови Хелминагора! И ещё тебе нужно в баню. Брадобрея моему брату! В баню! Ты зарос, как чёрт лесной!

Вислав посмотрел на короткую светлую бороду брата, потом потрогал свою и ощутил, какое клочковатое безобразие успело разрастись на лице.

— Ты прав. Сперва попарюсь, а потом пусть на стол накрывают! Мяса хочу и мёда с орехами!

— Вы слышали моего брата? — крикнул Земобор слугам, что волочились за спинами его стражи. — Свой меч найдёшь у себя в покоях.

После бани Вислав ощутил себя так, будто Белые Боги сварганили его заново. Обильно смазав, только что подстриженную брадобреем, бороду благовонным маслом из Градов Вольмархии, и надев чистый кафтан, он поднялся в свои покои. Он нашёл свой меч в светлице, тот лежал в ножнах на столе. Одноручный, выкованный и зачарованный альвами великолепный меч. Княжич Вислав взял его, и, смакуя ощущение тяжести в руках, сделал несколько взмахов. Руническая надпись, выгравированная на доле клинка, слабо блеснула изнутри огнём и златом на миг. Но и мига казалось достаточно, чтобы понять: меч чуял своего владетеля. У меча не было имени, Вислав ещё не совершил своего подвига, не одержал победы, которая дала бы ему право и божественное вдохновение, чтобы назвать его.

«Всё ещё впереди», — подумал Вислав, подпоясался мечом, и направился к брату в Малый чертог замка. Путь его лежал через Великий чертог, где стоял Резной престол королей Ольдании, сделанный из вечнодрева. После заключения в тесном каменном мешке чертог показался ему исполинским. А когда он посмотрел наверх и увидел привычно висящий среди стропил скелет дракона Хладнира, то от простора у него закружилась голова.

В Малом чертоге за столом, уставленном явствами, никого, кроме двух братьев не было. Вышедший из заключения Вислав волком набросился на оленину и фаршированных каплунов. Брат не лез к нему с разговорами, терпеливо ожидая, когда заговорит он сам.

— Спасибо, что освободил меня!

— Будет тебе! Старший брат всегда пожалеет младшего. Это Венцу я могу ещё козни строить, но не тебе! — восклицал, смеясь, Земобор — Вижу, ты и обедаешь с мечом на поясе! Под нашим столом вроде ни бесов, ни гардарийцев нет!

— Тосковал по клинку. Без него чувствовал себя голым.

— Тогда и я при мече буду, — заявил Земобор и позвал слуг, отроков и всю челядь, чтобы быстро несли ему меч.

— Ты-то у нас известный воин! — усмехнулся Вислав.

— Теперь я известный наместник! — подмигнул Земобор.

— Я заметил — кивнул на родовой знак, висевший на шее брата, Вислав.

В очаге горели поленья, тени играли на стенах. Виславу от освобождения стало весело на душе, и он опьянел ещё до того, как приложился к кубку.

— Если бы я был тут, когда отец приказал… — начал Земобор, смотря в чашу с медовухой. — Я б не молчал как Венц.

— Знаю. Но есть и моя вина. Нечего было уходить из покоев, когда отец наказал мне остыть и одуматься. Вот и сменил покои на каменный мешок. Эх… Раньше он хотя бы говорил, что можно с ним спорить, когда мы наедине. С годами он стал совсем жёстким.

— Да, король Рогдай суровый муж. Но понять его можно. Королевства и княжества Империи и так постоянно рвут друг друга, а тут ещё Ольфанд начинает возню против палатинатов, желая раздробить крупнейшие королевства, чтобы проще было держать нас всех в страхе. Когда императором избрали этого ольфандца Вольрика Одальгерда, отца сильно это подкосило. Он сам метил на Серебряный Престол, а тут ещё эта умброва война! Представляешь, баяны и певцы уже прозвали её войной за меренийское наследство, хех! Бран поднял на нас всю Гардарию, вместо того чтобы объединяться против всесилия ольфандского дворянства! И моё б сердце, брат, посуровело.

— Я его не виню, — проговорил Вислав. — Прекрасно понимаю, что ему нелегко сейчас. Но я не такой, как ты или Венц, в государственных делах я не сильно смыслю, хоть и родовой дух насылает на меня время от времени чутьё, чтоб я совсем не растерялся во всей этой борьбе интересов. И всё же, Брана Гардарийского я тоже понять могу, ведь Мерения была его вассальным княжеством, а отец желает забрать её себе.

— Хорошо, что его величество не слышит, — улыбнулся Земобор и поднял кубок. — Видишь ли, князь Болев был вассалом великого князя Бранимира, а потому и Мерения оставалась частью Гардарии. Но вот Болев умер, пережив своих сыновей. А внуки и дядья развернули нешуточную схватку за престол княжества. Впрочем, для Мерении ничего нового. Там всегда властвовал беспорядок.

— Ратное веселье, а не беспорядок! — усмехнулся Вислав и поднял кубок с мёдом.

Кубки братьев весело ударились.

— Хорошо ещё, что у нас бабы не могут править без мужа, ежели наследуют престол, — добавил Вислав. — И то при согласии князей и сословий, либо со смертью всех мужчин рода. Не представляю, как князья в Летних Землях справляются со своими родовыми распрями.

— Эх, а я бы хотел, чтобы девушки правили и у нас, — мечтательно развалился Земобор на обитом резном стуле. Заметив удивлённый взгляд брата, Земобор пояснил:

— А ты представь, каково жениться на наследнице целого королевства! Твой сын получит всё и сразу, а не пролил и капли крови… по крайней мере в бою.

— Прекрасная княжна с миловидным личиком, тонким станом и пышной грудью, — присоединился к мечтам Вислав, уже разнеженный медовухой.

— Морок с ним, с личиком! — серьёзно бросил Земобор. — Был бы титул и земля.

— Не узнаю тебя, брат. Когда это ты стал образцовым радетелем державы? Где тот мягкий сердцем Земо?

— Пока что отдыхает, — улыбнулся Земобор.

— И долго ли собирается отдыхать?

— Пока цепь со знаком рода висит на шее.

— Ясно, — кивнул Вислав. — Хорошо, что он хотя бы не уснул во время отдыха, и освободил всё же своего брата.

Вислав заметил, как взор Земо оторвался от щитов со львами, висящих на стенах чертога и быстро устремился к нему.

— Эй! Я ведь стараюсь на благо нас всех! — воскликнул Земобор. — Я не могу подвести отца, коль он посадил меня наместником в столице. Он и так говорил мне прескверные вещи недавно.

— Что говорил?

— Что мне нужно укрепить хребет.

— Чтоб быть как Венц? — улыбнулся Вислав.

— Как Венц, — мрачно отозвался Земо.

— Ну, за Венца! — поднял кубок Вислав.

— За Венца! — отозвался брат.

Виславу показалось, что вернулся тот Земо, какого он всегда знал. Брат никогда не показывал той лихой удали, какую излучают обычно большинство мужчин рода Исмаров. Зато Земо обладал теми качествами, каких не хватает порой суровым северным ольданским львам. Брат показал эти качества сегодня вечером, когда вошёл в темницу к Виславу.

— Венц бы так не сделал, — проговорил вслух только что пришедшую мысль Вислав.

— Не сделал, — вздохнул Земобор.

— Вот у него-то хребет из железа. Да только проку в железном хребте, когда ты моришь брата в темнице?

— Ой, да ладно, заморили прямо княжича Вислава! Переночевал недельку в лучшей темнице замка, подумаешь!

— Ты так говоришь, потому что сам не сидел! — засмеялся Вислав. — Вот отдал бы мне цепь, а сам отдохнул недельку-другую.

— Ну уж нет, — ответил сдержанным смехом Земобор. — Хотя, там ведь, к слову, до тебя содержались и короли, и князья удельные да имперские. Так что место почётное.

— Знаю, знаю… да только обычно для королей и князей выделяют комнаты в башне, а никак не в подземелье.

— В Ольдании всё не как у всех, — пожал плечами Земобор. — Всё тут слишком сурово, даже гардарийцы и феннрийцы порой с нас диву даются.

— Да… — протянул Вислав, смотря в пустоту.

Он пытался понять происходящее. Меренийское княжество вклинивалось между трёмя палатинатами Империи. Между Ольданским королевством, Ольфандом и великим княжеством Гардарией. Ещё пару десятков лет назад князья Мерении клялись в верности их с Земобором деду. А полвека назад меренийские владыки были прямыми вассалами императора Вольфгарда, Мерения входила в имперское королевство Ольфанд, но частью сердца Империи её будто бы никто не воспринимал. Так Виславу говорили учителя.

— А что ольфандские герцоги, графы? — нарушил молчание Вислав. — Каковы действия императора и столицы?

— Пока никаких, — сухо ответил Земобор. — Вольрик изветстный любитель повоевать. Но императором его избрали только полгода назад, он ещё осторожничает. А его вассалы не желают лезть вперёд отца в пекло.

— Он не проиграл ни одной войны, я слышал.

— Правда. И всё же войны, что вёл Вольрик, по-большей части были грабительскими походами, налётами на соседей. Сейчас Вольрик император по воле Белых Богов, посланной через Имперский Сбор, но не забывай, что полгода назад он был только герцог. Войны он вёл, чтобы решить межевые споры да разорить несколько деревень.

— Молвят, что и в Летних Королевствах он лил кровь.

— Да, — кивнул Земобор. — Разорял порубежные городки и селения.

— Люди от него в восторге, тем не менее, — добавил, как бы возражая Вислав.

— Удача определённо сопутствует ему. К тому же, Вольрик хоть и не больно красноречив, но есть в нём какая-то сила, что притягивает людей. Ты ведь должен его помнить? Рослый косматый чернобородый ольфандец. Громкоголосый. Чего ещё нужно людям от великого вождя? — усмехнулся Земобор.

— Видел его только издалека и почти не общался с ним, — задумчиво отвечал Вислав. — Но помню, что король Кордании Энрих обязан ему победой над братом в войне за престол королевства. С таким союзным палатинатом Вольрик уже может смело действовать в Мерении… Интересно, как он и его ольфандские вассалы поведут себя. Перерастёт ли меренийская война во что-то покрупнее…

— Мне тоже интересно. Но пока ничего не сказать наверняка. Вольрик, ты, верно, слышал, овдавел несколько месяцев назад, ещё до того, как его выбрали. Пока он не заключил партии. У великого князя Брана тоже нет внушительных союзников. Как и у нас. Да и кому выгода от Мерении, кроме тех, с кем она соседствует? Разве что, усиление или ослабление императора и палатинатов может произойти посредством этой войны.

— Поясни, — молвил Вислав, ставя пустой кубок на стол.

— А что тут пояснять? Если Вольрик и его ольфандцы вмешаются и им удастся посадить на престол Мерении своего князя, Вольфгард покажет палатинатам свою силу. Если же император не станет вмешиваться, палатинаты продолжат свои старые распри, а может даже начнут пробовать отщепнуть землицы от самого́ Ольфандского королевства.

— Выходит, что император Вольрик не может не вмешаться? Судя по твоим словам.

— Эх, брат мой, лучше надо было слушать наставников! Ведь говаривал волхв Белегор: «Людей не получится просчитать даже, если знаешь о них многое, ибо они свободны волей, хоть нередко глупость и страсти довлеют над ней». Кто знает, что в голове у Вольрика и его ближайшего окружения. А всё зависит именно от них. Державой ведь правят не отвлечённые стихии, а люди со своими душевными и телесными особенностями.

«Хотя иногда душевные их особенности могут напоминать бушующие стихии», — подумал Вислав, а вслух сказал:

— Венцу бы твой ум.

— И отцовский напор… хотя, ежели подумать, он у Венца имеется, — кивнул Земо. — И твой волевой нрав.

— Считаешь меня волевым? — оживился Вислав.

Земобор уверенно кивнул. Виславу стало теплей на душе. Он наслаждался едой, питьём, теплом огня очага и душевным теплом от общения с родичем. И всё же ему не давали пребывать в покое собственные мысли и намерения.

— Эх, — вздохнул Вислав. — Война за меренийское наследство тут под боком, непонятная колдовская чума в Кордании и там же ковен тенепоклонников, а в Летних Землях древние вампиры. А у нас на севере Неведомый. Боги Всеблагие, прошло ли хоть одно десятилетие в Мид-Арде спокойно?

— Ну, сейчас гораздо спокойнее, чем в Доимперскую Эру, — рассудил Земобор.

Свечи, которых Земобор не жалел, дарили приятный тёплый свет. В большом, как пасть детёныша дракона, чёрном камине трещали в бушующем пламени поленья. Тени сгущались по углам, страшась излучаемого огнём света.

— Эх! — снова вздохнул Вислав. — Я ведь и хотел помочь отцу да всей Ольдании. И до сих пор не понимаю, отчего столько негодования у отца из-за моего решения. Всегда мужи рода Исмаров были таковы: старший наследовал отцу, а младшие получали свои наделы, либо шли в мракоборцы. Тем более, отец наш воюет с Гардарией, а возможно, ему навяжут ещё и борьбу с партией нового императора. Нам нужны крепкие тылы, а в Ярналадском княжестве беснуется этот Неведомый. Клянусь Праве, брат, эта бестия вселила в меня лютую ненависть, ибо из-за неё мне пришлось поругаться с нашим родителем, из-за неё пришлось сидеть в темнице!

— Тут ты не совсем прав. Крепкие тылы нам и правда нужны, но ты поставил их под угрозу, — Вислав так глянул на брата при этих словах, что Земобор вздрогнул и стал говорить быстрее, чтобы всё как можно скорее разъяснить. — Ты поставил под угрозу тылы в политическом смысле. Ярналад — княжество незаурядное, предел не только нашей Ольдании, но и обитаемой людьми земли, дальше только ледяные пустоши, да Тенемирские горы. В Ярналаде много железных копей, общины и мастерские йордлингов, промысел. А князь Хвалибо́р даёт нам довольно много людей в войско. Знаешь, в этот поход на гардарийцев пошли все Хвалиборовы сыновья, каждый со своей хоругвью. С вассалами самого Хвалибора, вышло около трёх с половиной тысяч ратников. Хвалибора ты знаешь, князь слово имеет и притом весомое. В общем, он попросил отца не вмешиваться в это дело. С Неведомым разберётся Белый Странник. Князь сказал, что тот сам ему писал об этом, что это его просьба.

— Знаю эту историю. Отец мне сам всё поведал. Но одного не могу понять: почему он так спокойно доверился ярналадскому князю? Переписка со Странником, которую никто не видел, и оставшийся почти без рати князь, у которого неведомое нечто убивает одно знатное семейство за другим. Это, Сурт подери, очень подозрительно! — на последних словах Вислав ударил кулаком по столу так, что чуть не упал кубок. Расслабленная мёдом душа легко впадала в крайние чувства и недавнее веселье мигом сменилось гневом, при мысли о происходящем на севере королевства.

— Пойми ты! Отец доверился князю, потому что сейчас не до того. Дал хоругви и войсковой налог и ладно! Был бы мир, наш король-отец первее всего выехал бы в Ярналад и лично во всём разобрался. Ты знаешь об этом не хуже меня. Просто обстоятельства сложились так…

— Обстоятельства сложились так, — прервал Земобора княжич Вислав, — что я поссорился с отцом, не пошёл ни в военный поход, ни на Неведомого, потому что просидел почти месяц в каменном мешке! Несправедливо обстоятельства сложились!

— Согласен, — пробормотал Земобор и стал смотреть в огонь очага.

— А ещё знаешь, что странно? Белый Странник на юге, в Летних Королевствах, борется с ковеном высших вампиров в Палла́дии. От него уже несколько месяцев нет вестей. Обычно люди охотно говорят, когда он, Эй́винд или Тиба́рий из Грома́д, Фе́лан из Ди́варда или другой великий чародей одерживает победу над тёмными. Князь Хвалибор будто намеренно отдалил от себя все шансы на скорое уничтожение Неведомого. Никто ведь даже сказать не может, что такое этот Неведомый: демон, высший ли вампир, как те, что в Палладии, навья, призрак, или колдун-умбропоклонник? Разумен или неразумен? А сказать никто не может оттого, что князь препятствует расследованию. Мы сейчас сидим тут с тобой, Земо, толкуем об этом, а на юге отец с Венцом и десятью тысячами наших льют кровь в братоубийственной войне с гардарийцами, а ещё дальше отсюда на юге Белый Странник Венита́р, возможно, кормит собой древнейших вампиров, а князь Хвалибор в это время уничтожает своих противников, списывая всё на демона!

— Не скажи подобного нигде! Ни о Белом Страннике, ни о Хвалиборе. Ежели первое маловерие, то последнее не что иное, как очень серьёзное обвинение, Вислав. И на чём оно основано, позволь узнать?

— Делюсь с братом соображениями, — пожал плечами Вислав и приложился к кубку.

— Понимаю, ты ищешь смысл в действиях ярналадского владыки, но убитые — его собственные вассалы. Какой толк ему жестоко расправляться с собственными знатными витязями и воеводами? Навлекать на себя подозрения? Кроме того, ты забываешь одну вещь: в Железном Ладе теперь полно рыцарей Ордена Игнингов, как и во всём княжестве. Уж, если Хвалибор причастен сам знаешь к каким искусствам, то дни его сочтены. Орден обязательно раскроет это.

Вислав хмыкнул в ответ брату, да сделав глубокий глоток медовухи, стал отвечать:

— Сколько времени пройдёт прежде, чем Орден докопается до правды? Сколько воевод ярналадского княжества должно быть убито этим Неведомым? Сколько жён и детей воевод и витязей должно разделить их судьбу? Там творятся страшные вещи, Земо! Князь ведёт себя безумно. Только сын рода Исмаров сможет во всём разобраться, сын королевского рода, потомок Ведда Драконобойца! Скоро Железный Лад наводнят проходимцы со всей Империи, каждый из них будет мнить себя победителем Неведомого. Но князь будет отправлять их восвояси, а им останется только безропотно подчиниться. Будут кланяться и уходить. Ордену он тоже найдёт как палки в колёса вставить. Но меня так просто не убрать. Я играл с детьми Хвалибора, когда был маленький, я был гостем у него, и принимал его как гостя. Десятки раз мы охотились вместе и устраивали ристалища, а однажды даже забили тролля вместе с его дружиной. К тому же я сын его сюзерена.

— Но не его сюзерен. Он тебе ничем не обязан, кроме гостеприимства. А гостеприимство и помощь в поисках умбрийской твари, убившей его людей, вещи разные. Не жди от Хвалибора тёплого приёма после того, как откроешь ему цель своего прибытия.

— Хорошо, я услышал тебя, брат. Буду хитрее с князем.

— Ни черта ты не услышал! — ударил ладонью по столу Земобор, подвеска с гербом рода на цепи затряслась. — Я ждал, что мои доводы хоть каплю благоразумия в твоей башке пробудят! Я выпустил тебя из заключения не для того, чтобы ты сгинул в заднице мира за спокойствие этой самой задницы!

— В этой заднице живут наши люди, это часть Ольдании!

— Там Хвалибор правит, его это заботы! Отец и так недоволен будет, что я тебя отпустил, а ты ещё и в такой мрак снова ввязаться хочешь. Знаешь, что мне кастелян сказал, когда я велел в темницы идти за тобой? Сказал, что идёт писать отцу об этом. Сразу же!

— Что ж тогда отпустил?

— Чтоб ты там не сидел, дубина! В темноте и говне! Я думал, будешь помогать мне править, пока все на войне, думал вместе будем всё делать, вместе думы думать. Нужен мне человек, которому доверять могу. А кому, как не тебе доверять? Сюда сейчас будут посольства идти, эмиссары от императора, чародеи коллегии, с Ордена рыцари да инстигаторы — все в Ардхольм пойдут. У меня голова уже чугунная, а я и дня ещё наместником не пробыл!

Вислав закатал рукава и лихо положил на стол ладонями кверху.

— Заковывай в железа, бросай в темницу. Так и гнева в короле нашем не вызовешь, да и я в безопасности буду. Потому как завтра же на заре я отправляюсь к Хвалибору в Ярналад.

— Убери ты свои ветки со стола! — крикнул Земобор и Вислав отметил, что брат быстро вжился в роль повелителя Ольдании. — Тебе проспаться нужно, отдохнуть. Там и порешим. А в целом, тебе надел свой пора иметь, хотя бы воеводство, чтоб с замком, городком, деревнями. И жену тебе надо из великого рода. Тебе ж уже почти двадцать. За чудищами пусть рыцари Ордена скачут, их это долг.

Вислав качал головой и посмеивался.

— Что? — спросил Земобор.

— Ты такой старик, Земо, тебе уже тридцать, а так ни черта в жизни и не понял. Какой мне прок от надела, если умбрийские твари в мире вольно живут, пока мы заняты политикой, дележом и братоубийством, и все беды сваливаем на братьев-игнингов, вместо того, чтобы помогать им? И как детей зачинать, если сердце за них спокойно не будет?

III

«Всеотец Дьяс возжёг Первородный Огонь, из Коего вышли Белые Боги. Духовные существа, как и всесоздатель Дьяс, Они полны сил творения, любви и сострадания. Но Первородный Огонь, называемый альвами Игний, дал жизнь не только Белым Богам, от Которых произошли светлые альвы и мы, люди. Игний отбросил Великую Тень — Умбру. Так Воля появилась в мироздании. Ибо Воля может быть лишь там, где есть противоречия. Игра Огня и Тени».

Младшая Ведда

— Людоедские пиры, попытка дать отпор братьям, попытка призвать на помощь тени, а также тёмные чары, отравление колодцев, воскрешение мёртвых, запрещённые книги, насылание болезней… и это ещё не всё, — чеканил командор Ви́клад. — Их преследуют чуть ли не с Витновского княжества…

«Как у тебя, Виклад, сумбурно всё получается! — размышлял Альгерд. — В одном списке запрещённые книги и людоедские пиры… надо же».

Воздух густел, липко касаясь кожи. Всё сильней слышался сладковатый смрад. Альгерд хорошо знал теперь этот запах — где-то неподалёку гнили мертвецы.

Волюнтарийским чутьём он ощущал, что чернокнижники тревожили покой мёртвых, что пытались вернуть их к жизни самым противоестественным и мерзким образом.

Летний жаркий вечер застал Альгерда и его соратников где-то в глубинке Ведена — богатейшего имперского королевства, граничащего с Летланном, огибающего Ольфанд с юга и востока. Веденские земли обширны, а рыцарский обычай здесь силён, как и местный Орден Игнингов. Веденские леса издавна служат прибежищем разным опасным тварям, в них же укрываются умбропоклонники, когда их ковены и ложи в городах раскрывают. Совет имперской коллегии волюнтариев направил Альгерда покровителем Добрина, небольшого городка в Ведене. Обязанность волюнтария-покровителя — оберегать людей, живущих на его земле, быть верным советником местному владыке, помогать Ордену в розысках и преследованиях чернокнижников, в охоте на чудовищ.

Это и делал Альгерд сегодня. Вместе со своей помощницей, которую отрядил ему совет коллегии по настоянию Фелана из Диварда, а также с отрядом командора Виклада из Ру́жи, он настиг наконец ковен тенепоклонников, что держал в страхе несколько веденских воеводств. Тёмных гнали из соседних земель, заставили искать убежища, бежать в глухие леса. И отчего-то они решили, что лес в полутора десятке вёрст от Добрина — хорошее укрытие. Альгерд полагал, что решили они так напрасно.

Он жаждал покарать их. Нисколько не страшась возможной искушённости своих врагов в делах тёмного аспекта Воли, Альгерд ждал, сосредотачивая силы.

«Наконец-то!» — подумал он, увидев приближающегося Виклада.

— Дозорные вернулись, командор? — спросил Альгерд, оперевшись на посох.

— Вернулись, мэтр. Всё как вы и сказали: логовище ублюдков совсем рядом, за теми холмами, ежели быть точным.

Виклад указал рукой в стальной латной перчатке на гряду холмов, виднеющуюся за жидким пролеском.

— И представьте себе, — продолжил командор, — у них там целая усадьба стоит! Высокая деревянная, за частоколом. Посмотришь на неё и не скажешь, что там прячутся от божеского закона лютейшие мерзавцы. Засели в усадьбе, будто господа на охотах, тьфу!

— Не волнуйтесь, командор, недолго им наслаждаться существованием, — взял в обе руки посох Альгерд и улыбнулся, переведя взгляд с Виклада на Алее́ну из Кра́йны. На её совсем юном лице проступали ещё детские черты, хотя, знал Альгерд, ей уже минуло девятнадцать. Для не обладающей Даром девушки солидный возраст.

Алеена смутилась, как всегда смущалась, когда он прилюдно обращал на неё внимание.

— Вы думаете, напасть на них сейчас? — удивился орденский командор. — Но уже вечер, скоро стемнеет. К тому же, по имеющимся у меня сведениям чернокнижников не меньше десятка. А у нас только вы и госпожа Алеена владеете Искусством.

— Вы так легко сбрасываете со счетов полтора десятка ваших латников и их оруженосцев, командор? — выгнул бровь Альгерд. — Не забывайте, кроме того, что мы нападём неожиданно.

Тут уже удивился Виклад:

— Как же неожиданно? Госпожа Алеена почувствовала ведь, что то вороньё на деревьях, вероятно, служит врагу? Вы согласились с ней, я хорошо это запомнил.

Алеена кивнула, ореол её волос отлил медью. Так красив был этот ореол в свете багрово-золотого заката, думал Альгерд.

— Верно, — кивнул Альгерд, отведя взор от Алеены. — Скорее всего, птицы подпали под их чары. И да, враги знают, что мы рядом. Но всё же нападение наше будет для них неожиданностью. Они полагают, что мы станем следовать предписаниям: доложим о них, уйдём отсюда, чтобы вернуться с подкреплением. Но, если мы так поступим, то они несомненно покинут это место, сольются с другим колдовским ковеном или призовут своих демонов. Они натворят много лиха, командор, если мы не остановим их прямо здесь и сейчас.

Альгерд грозно потряс изящным чёрным посохом в сторону тех холмов, за которыми находилась усадьба.

— Их логово, наверняка, окружено чародейскими ловушками. При всём уважении, мэтр Альгерд… я понимаю, вы талантливый волюнтарий, ощущаете в себе огромную силу, но меня вы тоже должны понимать. Я — командор рыцарей Ордена. И я в ответе не только за себя, но и за своих людей.

— Так и я в ответе, дорогой Виклад, — возразил, размахивая посохом Альгерд. — В ответе за Добрин, за целое воеводство и всех людей, что тут живут… в ответе с чародейской стороны, конечно. Поэтому я не могу упустить этих чернокнижников. Но вас я вполне понимаю. Однако замечу, что мы уже расправлялись с тёмными волюнтариями, уступая им числом. Это было у нас в Ольфанде пару лет назад. Нас вёл Фелан из Диварда. Я увидел тогда на что способна эта девочка… в смысле, госпожа Алеена.

Алеена потупила взор.

— В Ордене существуют строгие предписания на случай, подобный сему. Никакого проку в нашей гибели ни Добрину, ни Империи, ни всему Мид-Арду не будет.

— Понимаю, командор. Не впервой волюнтариям лезть в самое пекло, в одиночку. Предлагаю, прикрыть нас с безопасного расстояния, — Альгерд понимал, что слова заденут командора, и с удовольствием наблюдал на растерянность в его взгляде.

— Прикрыть? — недоумённо переспросил Виклад.

— Братья возьмут арбалеты, болты с серебряными сердечниками и встанут на тех холмах или, где там будет удобнее всего стрелять, и прикроют нас. Меня и Алеену.

— Надо понимать, если мы всё сделаем по уставу, вы вдвоём пойдёте на чернокнижников? — устало и ворчливо проговорил Виклад.

— Точно так, командор! — весело отозвался Альгерд.

Альгерд знал, что командор Ордена не оставит их одних.

«Соглашайся, Виклад. Ты прекрасно знаешь, сколь много твоих братьев нарушают уставы и предписания, чтобы обрести славу и почёт. И что всё у них прекрасно получается», — думал Альгерд.

— Ах, Морок, Сурт и Убмра! — выругался командор рыцарей. — В неловкое вы меня положение ставите, мэтр Альгерд. Правду молвят о том, как коварны чародеи! Что ж, приказывать я вам не могу, бросить вас тоже… неужели… Погодите! Вы не пытаетесь залезть в мою душу или разум?

— Мы искусны только в боевых чарах — в разрушении и Стихиях Воли, господин командор, — сказала нежным голосом Алеена и улыбнулась милой своей улыбкой, невинной и коварной в то же время.

— При всём коварстве чародеев, вы единственный подлинный сюзерен в своём разуме, — ухмыльнулся Альгерд. — Единственные чары, что я насылаю на вас — это доводы рассудка.

Четверо воителей Ордена со своими оруженосцами действительно заняли позиции на холмах. Самострелы в их руках грозно направляли жала болтов на усадьбу, где засел враг. Остальные с мечами и топорами спускались с гряды холмов.

Высокая бревенчатая покосившаяся усадьба не вызывала ни жути, ни отвращения. Дым шёл из отверстия в крыше, а через щели в ставнях виднелся мягкий свет. Должно быть, внутри зажгли лучины или свечи.

Вооружённые до зубов воины в красном шли без страха, как у них и заведено, ибо железная дисциплина исключала страх. Волюнтарии, шедшие с ними без лат, без щитов, без шлемов, без мечей выглядели такими беззащитными для тех, кто не ведал их силы. Альгерд в чёрном бархатном дублете и дорожном плаще с посохом в руках был не менее опасен, чем эти рыцари. А невысокая Алеена, в коротком платье и таком же дорожном плаще с жезлом в руке и вовсе в ярости становилась грозной как дракон. В этом, по крайней мере, пытался убедить Виклада Альгерд.

Алеена воинственно шагала, держа в руке жезл так, будто собиралась орудовать им как шестопёром. Взгляд Альгерда скользнул с навершия жезла, позолоченного крылатого льва, на владелицу оружия.

— Сосредоточься на бою, я обеспечу защиту, — коснулся её плеча Альгерд.

— А как же Виклад и его люди? — спросила она, поднимая на Альгерда взор больших небесно синих очей.

Альгерд усмехнулся про себя:

«Всегда-то ты думаешь о других… при всей своей свирепости, оставаясь девчонкой…»

— Не волнуйся, они под моей защитой, — отвечал Альгерд.

— Все?

— Кроме стрелков на холмах. Те уж как-нибудь…

— Ты привязал обережные заклинания к…

— К нему? Да, — прервал Алеену Альгерд, кивая на посох. — И ты не забывай пропускать Волю через жезл. Медиатор для нас, что для братьев в латах их мечи. И даже больше. Не бойся направлять силу заклинания через него.

Медиатором, посредником между заклинателем и осуществлением заклинания, мог быть и добрый клинок, если его хорошо зачаровали. Для искусного волюнтария медиатором мог стать и сторонний предмет, совсем не чародейский, а даже самый обыденный и профанический. Фелан, помнил Альгерд, хвастался одно время, что воспользовался обычной кочергой в схватке с навьим умервтием. Но верхом мастерства считалось обходиться без медиатора. Хотя постоянно творить заклятия без вещи, принимающей на себя ток Воли, не смог, пожалуй бы и сам Хранитель Мид-Арда.

— А ты? — посмотрела на него Алеена и ему показалось отчего-то, что она сейчас заплачет. — Выдержит ли твой посох обереги над всеми нами и сам бой?

— Должен выдержать. Но даже если нет, то я, в отличие от некоторых ведьмочек, ношу с собой ещё и кинжал. А кроме того, на тебя я сварганил двойной оберег.

Альгерд подошёл к ней ближе, поднял её подбородок пальцами, посмотрел в глаза.

— Когда будем внутри — нападай. Ты под моей защитой, Леена.

Произнеся это, Альгерд коснулся её уст своими.

Закатное солнце отливало золотистыми сполохами на багровом небосводе. Бог Ярга́н спешил на своей колеснице прочь, чтобы уступить место своим сёстрам-лунам. Серебряной, Малахитовой и Кровавой. У усадьбы уже сгустились сумрачные тени. Она стояла в низине, меж холмов и чащоб, укрытая, спрятанная от всего мира.

Альгерд и Алеена шли вслед за командором Викладом.

Альгерд ощущал подрагивание посоха. Чуждый умбрийский аспект Воли окружал их, облеплял, липко и заразно соприкасаясь с их аурами. Однако никто в усадьбе не предпринимал никаких действий.

«Чернокнижники как всегда осторожны», — думал Альгерд.

Тишиться было вполне в духе тенепоклонников. Даже очень могущественных.

Альгерд сделал ещё шаг к воротам, и посох дёрнулся изнутри. Шагнув ещё, он ощутил, что посох отводит в сторону. У них есть считанные мгновения, чтобы напасть. Тёмные ощутят их.

Альгерд хотел было взмахнуть посохом, но вперёд вышла Алеена. Посмотрев на него, она покачала головой и направила жезл на ворота. Альгерд не успел ничего сказать.

Ворота с грохотом разлетелись в щепки. Эбонитовый всполох, быстрый подвижный сгусток, вокруг которого кружила такая же чёрная пыль, отлетел от ворот и поразил одного из рыцарей. Прошив латы, кольчугу и поддоспешник насквозь, сгусток вылетел и ушёл в землю. Дыра в груди рыцаря дымилась, будто его прожгли раскалённым железом. Простояв миг в оцепенении, рыцарь пал.

Альгерд лишь успел ощутить, как нагрелся посох в его руке. Так стремительно защитное заклятье тенепоклонников пробило и оберег, и доспех брата Ордена.

Сохранять тишину теперь не было смысла. Бряцая оружием, с криком ворвались латники Ордена в усадьбу. Алеена юркнула с ними.

Альгерд забежал вслед. Сквозь пыль и дрожжание воздуха, вызванное резким столкновением аспектов Воли, ничего было не разглядеть. Подавшись ещё вперёд, он увидел, как Алеена волной пламени ударила по усадьбе.

«Жаль, нельзя было поджечь всё с холма», — пронеслось в мыслях у Альгерда, хотя он и понимал, что с далёкого расстояния ещё лучше сработают защитные чары чернокнижников.

Двое воинов в красном отлетели прочь, будто от наката бури. Они пролетели мимо Альгерда, отвлекая от всех посторонних мыслей. Из горящей усадьбы медленно вышел высокий бледный человек с неровным черепом. Вернее то, что было человеком. Три затянутых мраком глаза увидел на его лице Альгерд. Он хотел было испепелить Трёхглазого, но за спиной Алеены возник, словно из-под земли другой чернокнижник. Как и Трёхглазый, он был облачён в кожаный колет и походный плащ. Он занял всё внимание Альгерда. Сосредоточившись на образе грозы, ощущении боли, смерти, развоплощения, Альгерд выпустил волюнтарийскую силу, накопленную в медиаторе.

Из посоха с треском вылетели змеящиеся, отливающие золотом, лучи. Они впились в чернокнижника, стоящего позади Алеены. Треск и гром заглушили его крики. Он горел заживо.

«Она бы не успела…» — с ужасом понял Альгерд.

Алеена ударила ливнем ревущего пламени, словно плетью, по фигуре Трёхглазого. Но защитные чары тёмного исказили пространство вокруг. Ливень пламени рассыпался, всполохи полетели в рыцарей Ордена.

Альгерд ощущал жар посоха, даже сквозь перчатки. Его обережные заклинания отразили часть всполохов. Один оруженосец горел. Его вой заглушил прочие звуки.

Трёхглазый воздел руки, раздался оглушительный свист, будто бы неподалёку бушевал ураган, и Алеена вместе с воинами отлетели от него прочь. Даже Альгерду, находившемуся в паре дюжин шагов от него, пришлось отвести удар. После оглушительного свиста послышался лязг железа да глухой гул ударов, отскакивающих от щитов. Альгерд оглянулся и увидел, что двор усадьбы заполонили хельны. Высокие плечистые существа, сильные и выносливые обитатели умбрийских миров.

«Откуда они взялись здесь? Неужели всё время были рядом? Почему колдуны не призвали их сразу? Надеялись на лёгкую добычу? Или тёмные открыли портал для них?» — Альгерд опасался, что последнее предположение окажется верным, ибо призвать столько умбрийских отродий способны были только весьма сильные тёмные волюнтарии.

А хельнов оказалось здесь не меньше полутора дюжин.

«Пусть рыцари рубят их, нам нужно сосредоточиться на колдунах! — подумал Альгерд и увидел, как Алеена, высекая искры из жезла, крушит хельнов. — Сурт дери эту девчонку!»

Он хотел подойти к ней ближе, но путь ему перерезал выскочивший хельн. На полторы головы выше Альгерда, он был крупным даже по меркам своего проклятого племени. Бездушные глаза цвета мрака, словно вырезанные на сером будто бы обгорелом подобии лица, смотрели на Альгерда. Одетый в шкуру хельн замахнулся на него грубо сделанным топором. Альгерд отвёл удар посохом, примысливая волюнтарийскую силу, а затем обрушил удар на врага. Посох едва коснулся хельна, но тот отлетел, будто незримый великан огрел его палицей.

Слева, ближе к середине двора смыкали строй ратники Ордена. Командор Виклад орал приказы. Глухо отскакивали дубины хельнов от красных щитов, стоял гомон, прерываемый лязгом железа. Хельнов во дворе становилось всё меньше, мракоборцы рубили и кололи из строя одного за другим.

Трёхглазый вернулся в горящую усадьбу. Алеена хотела идти за ним, но трое чернокнижников перегородили ей путь.

Алеена взмахнула жезлом, и незримая сила впечатала одного из них в горящую стену усадьбы. Направив жезл на другого чернокнижника, Алеена Волей разорвала его на части. Верхняя половина туловища улетела в сторону строя красных рыцарей, кровавая требуха разметалась по двору. Ноги отлетели в горящий дом.

Альгерд хотел было крикнуть ей похвалу, но не успел. Алеена ударила жезлом в направлении третьего мрачноокого, но удара Воли не вышло, силу поглотило защитное заклинание чернокнижника. Воздух вокруг него дрогнул, энергия Алеены развеялась по сторонам.

Черноокий занёс короткий кривой клинок, свой медиатор, в сторону Алеены. Альгерд направил посох на него, обращаясь мысленно к огню, желая спалить, выжечь его изнутри. Черноокий вспыхнул, словно промасленная тряпичная кукла. Бросив клинок, он с воем побежал по двору. Алеена проскользнула внутрь, за Трёхглазым. Альгерд, сокрушаясь про себя, бежал вслед за ней.

Внутри оказалось холодно и сыро. Пахло гнилью.

Огонь лизал стены, но не проникал за незримый барьер, окружающий убранство усадьбы. По углам чернели камни для зачарования, испещрённые умбрийскими знаками. Посередине зала стоял стол, на котором лежал серый мертвец с длинной гривой чёрных волос. Шкура неведомого существа скрывала наготу. Мертвец не был похож ни на человека, ни на великана — слишком огромен для первого, слишком мал для второго.

Трёхглазый воздел руки и мертвец, хрипя, начал вставать со стола. Из жезла Алеены вырвался поток пламени и поглотил Трёхглазого. Пара мгновений и огонь развеялся, а тёмный стоял как ни в чём не бывало. Трёхглазый щёлкнул чёрными когтями и жезл Алеены с громоподобным грохотом треснул.

«Она осталась беззащитной!» — прожгла нутро Альгерда мысль. А перед ним медленно вставало со стола огромное умертвие.

— Оцепеней! — повелел Альгерд, голосом помогая Воле, и коснулся умертвия навершием посоха.

Умертвие замерло, одеревенело на время. Посох налился изнутри жаром.

Альгерд побежал к Алеене, а Трёхглазый пророкатал что-то на умбрийском наречии и в углах, где лежали зачаровальные камни, сгустились тени.

Послышался далёкий чуждый шёпот. Тени уплотнялись, обретая вещество этого мира.

Алеена воздела руки, чтобы нанести удар.

— Нет! — вскрикнул Альгерд, подбежав к ней. — Держись за мной!

— Но…

— За мной!

Могучей фигурой закрыл её Альгерд от Трёхглазого. Он направил посох на чернокнижника. Бешеный поток золотых искр вырвался из навершия, он мог бы испепелить и тролля, и кикимору, но Трёхглазый отводил его от себя прочь. Он сдерживал поток, подняв бледные руки с чёрными когтями. Часть волюнтарийской энергии отлетала от него, попадая на формирующиеся в углах силуэты тёмных существ.

Альгерд понимал, что нужно не допустить их окончательного воплощения, но силы его таяли. Выиграет тот, кто сможет дольше выстоять. Пока чернокнижник сдерживал натиск. Без медиатора. Без песнопений или обрядов. Чистым умбрийским аспектом Воли удерживал заклятье Альгерда Трёхглазый.

Неподалёку застонало умертвие. Тени обретали плоть. А посох Альгерда раскалился до того, что стал трещать и дымиться. Наконец он треснул, оглушая и отбрасывая Альгерда прочь. Вставая, он увидел, как Алеена вышла вперёд, увидел, как сияли небесным светом её глаза. Он вскочил на ноги, вытащил из ножен кинжал и подался вперёд. Намерение защитить её пылало в его душе.

Он собирался бросить заклятье, спалить Трёхглазого, но тот повёл слегка когтистым подобием руки и кинжал вылетел из рук Альгерда. Для сомнений не оставалось ни времени, ни сил, потому Альгерд направил длани на Трёхглазого и помыслил образы молний, силы и смерти.

Молнии вырвались из его пальцев. Отбрасывая синие и лиловые отсветы, они заплясали вокруг Трёхглазого. Молнии быстро сужали свой смертоносный пляс и силы изменили тёмному колдуну.

Альгерд успевал краем глаза замечать шевеление в углах. Тени почти вступили в мир, а Алеена снова хотела нанести удар.

Тут Альгерд ощутил сопротивление Трёхглазого, умбрийский аспект коснулся огненного. Защитные чары Трёхглазого взорвались силой, Альгердовы молнии расползлись повсюду, ударяя Алеену и его самого. Сквозь нестерпимую сковывающую боль, он продолжал направлять Волю против Трёхглазого, пока тот не стал дымиться.

Альгерд перестал заклинать. Трёхглазый прижал к себе чёрные когти, стал таять и сворачиваться, будто умирающий паук.

Обессиленный Альгерд подошёл к лежащей Алеене. Она хрипела. Её отбросило волной, когда взорвались защитные чары Трёхглазого. И молнии…

Его молнии опалили второй оберег, что он сам сотворил для неё. Его молнии сняли защитное заклинание, обожгли её, как и его самого.

«Моя вина…» — подумал он, а вслух молвил:

— Леена, держись! Леена…

Он схватил её за плечи. Только сейчас Альгерд увидел сотканный из волюнтарийского мрака шип. Кончик шипа, размером с его ладонь, торчал из груди Алеены. Альегерд и не заметил, как Трёхглазый метнул его.

Тёмные существа исчезли. Огонь стал пожирать усадьбу.

Раздался свист.

Осколок мрака, величной с корд, холодный и ядовитый, впился в живот Алеены. Теперь два шипа, сотканных из иномирного мрака, торчали из тела девушки.

Холод пробрал Альгерда до самых костей. Он обернулся и ударил молниями по Трёхглазому, который всё ещё стоял на ногах. Без сосредоточения, без медиатора, без образов, без рун. Альгерд ударил одной чистой мыслью, желанием. Волей. Лишь примесь гнева, отнюдь не полезная для чародеев, примешалась к этому движению Альгердова духа.

Убранство горящей усадьбы потеряло очертания. Голова Альгерда налилась горячей тяжестью. Он упал. Перед взором оказалось навершие треснувшего Алеениного жезла. Позолоченный крылатый лев был последним, что он увидел внутри усадьбы. Тьма поглотила его.

***

Альгерд отвёл взгляд от фигурки в виде позолоченного крылатого льва. Созданная чарами копия навершия жезла, её жезла, отравляла его душу воспоминаниями о минувших днях. Он развеял их как дурное наваждение и принялся одеваться.

Сегодня его путь лежал, как ни странно, снова в Хенвальдский университет. Отчего-то его старому соратнику вздумалось устроить встречу там, где всего пару недель назад по вине Альгерда обезумевший учёный муж чуть не прикончил своих коллег.

«Добрин повторился. Почти», — решил про себя Альгерд, но тут же отбросил эту мысль.

Он спустился вниз, поздоровался с соседями и домовладелицей. Соседями его были состоятельные лавочники да ремесленники. Все они почитали за честь то обстоятельство, редкое и необычное, что чародей коллегии жил с ними под одной крышей. Но правда заключалась не в непретязательном характере Альгерда, а в том, что дела после того, как Максимиллиан отозвал его из веденского Добрина, не шли в гору.

— Куда это вы спозаранку, мастер Альгерд? — протянул дородный лавочник по имени Бирм, покручивая ус.

Бирм, его сосед и глава семейства, что занимало четверть дома, сидел за общим столом.

— В Хенвальд, — коротко ответил Альгерд.

— В университет? Ой, что-то страшно мне за тамошних наставников делается! Смотрите не перебейте всех! Ведь не все ж они, энти учёные, поклоняются бесам! — Бирм рассмеялся, лёгким смешком его поддержала жена, зато дети не сдерживали звонкого смеха.

Альгерда охватил гнев. Хотя, в сущности, гневаться причин не было. То, что Бирм дурак, Альгерд знал с самой первой их встречи. То, что большинство людей всех сословий дураки, Альгерд знал также, хотя и признавал, что в разных сословиях дураки и разумные люди встречаются в разных соотношениях.

Бирм не стоил его гнева.

Однако посох в руке едва ощутимо задрожал. Альгерд медленно развернулся и посмотрел недобро на Бирма. Затем чуть опустил посох. Так что навершие смотрело теперь на мещанина.

— Вы настоящий мудрец, в отличие от зазнаек в колпаках! — сказал Бирм.

Смеяться он перестал, от былой радости не осталось ни следа. Альгерд опьянел от гнева, но слова Бирма отрезвили.

— В самом деле так думаете? — спросил он у мещанина.

— Говорю как на духу!

Альгерд вышел из дома и побрёл в сторону университета. Он корил себя за подобные приступы гнева. Ведь репутация всякий раз может пострадать из-за этого, а мещанина всё равно не проучить. Таких Бирмов мириады, он знал это.

Ветер кружил жёлтые и красные листья, небо затянулось серой пеленой. Укутываясь в плащ от промозглого ветра, Альгерд думал о том, что раздражают его вовсе не болваны, с которыми приходится иметь дело. Раздражает собственная слабость. Он переносит на мещан, стражников и мелких чиновников свой гнев, хотя лучше бы переносил его на змей из коллегии. Вот кто истинное зло!

Площадь перед Хенвальдом пустовала. Альгерду открыли двери, и он оказался вновь в высоких сводчатых залах. Слуга Фелана ожидал его. Шаги гулко отдавались эхом в коридорах университета, вскоре они достигли дверей аудиториума.

— Ваша мудрость, — обратился к нему мерным холодным, почти искусственным голосом слуга, которого коллегия отрядила Фелану из Диварда, — его мудрость Фелан просил передать вам, что он будет очень рад, если вы посетите его лекцию, коль придёте ко времени. Как видно, вы пришли ко времени.

Альгерду стало не по себе от этого слуги. Он не помнил его имени, но знал, что перед ним бывший волюнтарий. Утишённый.

Бедняге ввинтили в череп небольшую пластинку из про́клятого металла, авилмерилла. Альгерда пробрал холод при мысли о том, что глушащий проявления волюнтарийской силы металл, мерзкий вытягивающий жилы чародея металл, находится прямо в голове несчастного. Утишённые не могли взывать к Воле, чувства и мысли их притуплялись и жили они недолго. Они были живым примером для волюнтариев, идущих против коллегии и Империи. Своими бездвижными лицами, похожими на посмертные маски, своими холодными бесчувственными речами и потухшими взглядами, они напоминали Альгерду закоренелых преступников, которые всю жизнь проводят на каторге. Клеймо, выжженое на лбах, лицах и шеях таких безнадёжных служило знаком для опознания, знаком, устрашающим других потенциальных преступников. Авилмерилловая пластинка в черепе, пустой взгляд и размеренная речь бывшего чародея, теряющего последние проявления духа, должны были играть ту же роль.

Альгерд старался не смотреть на утишённого.

Утишённый слуга открыл массивную дверь, Альгерд вошёл, понимая, что выбора у него нет.

«Не стоять же в полупустых коридорах в самом деле…»

За пюпитрами аудиториума сидели студенты в тёмных мантиях. Пепельновосый мужчина с короткой бородой выступал с кафедры. Фелана, пожалуй, можно было принять за альва, если бы не морщины под глазами и суровое, даже грубое лицо. Нет, это было лицо человека. Одет Фелан был как всегда роскошно: пурпурный вамс, золотая цепь на шее, пурпурная оттороченная мехом куртка и плащ. Жезл-медиатор, больше похожий на булаву маршалла, свисал на поясе.

Фелан улыбнулся, когда увидел Альгерда, но лекцию не прервал. Альгерд сел на свободное место за одним из пюпитров.

— … поэтому вы правильно заметили, Рогарий, что здесь смыкаются как бы две природы. Но я бы всё же отметил, что Воля сама по себе есть интеллигибильная природа, в то время как её воплощение в виде конкретных чар, заклятий, оберегов, обрядов есть чувственное воплощение того, что интеллигибельно. Поэтому многие удивляются, дескать, чародеи владеют чем-то духовным, каким-то знанием, а сами ходят и кривляются, машут посохами и жезлами, клинками и копьями. Но это вовсе не кривляния, говорю вам я. Заклинателю нужен посредник между чистой Волей и нашим миром. И поверьте, пусть лучше посредником будет вещь-медиатор, чем живое существо. Хотя известны случаи, когда колдуны-тенепоклонники мучали хельнов, зверей, даже пленных людей, превращая их в живые медиаторы. Да, о чём вы желаете спросить, юноша?

Один из тёмных мантий встал и начал речь. Он сидел ниже Альгерда, потому лица было не разглядеть.

— Правильно ли я понимаю, ваша мудрость, что необходимость в посредствующем предмете заключается в том, что духовная воля проникает в вещественный мир?

— Вижу, вы усвоили в общих чертах, что я пытаюсь донести, юноша, но нужно заострить мысль, — важно отвечал с кафедры Фелан. — Духовная природа, приобщающаяся к веществу, встречается не только в чародейских делах, как вы, учёные мужи, должны понимать. Само наше мироздание есть приобщение сих и начал друг к другу. Воля — одна из духовных сил, что проникает в вещественный, чувственный мир. Её уникальность лишь в её могуществе, моментальности и неумолимости. Воля позволяет преобразовать вещество, событие вокруг нас резко, даже почти мгновенно. Из чистейшей мысли развить действие: страшное разрушение или невиданное преображение. Вот что даёт Воля. Она часть Игния, мирового Первородного Огня, который объемлет всё духовное творение. Но поток Воли самый бурный. Внутри неё два аспекта: игнийский и умбрийский. Воля — само противоречие, живущее внутри себя. Именно поэтому она так действенна, так преобразовательна. Поэтому когда волюнтарий творит заклинание, он пропускает через себя Волю, проводит её в мир. Медиатор для волюнтария есть то спасительное нечто, что предохраняет его от опасностей переизбытка Воли. Надеюсь, сейчас всем стало чуточку понятнее. Так ведь? Нет? Вижу, что не все понимают, о чём идёт речь. Говоря проще, когда я творю чары, то не хочу, чтобы расплавился мой мозг или весь я сгорел заживо. Поэтому я беру жезл, — с этими словами Фелан и впрямь достал жезл. — Зачарованный жезл. Чтобы в случае, чего взорвался или расплавился он, а не я!

На последних словах Фелан стал так яростно махать жезлом, что часть школяров пригнулась, а часть повскакивала с мест.

— Да не бойтесь вы! Что вы как бабы? Учёные мужи не должны питать страха ни перед чем! — расхохотался Фелан, вешая жезл на пояс.

Школяры в аудиториуме поуспокоились. Снова заскрипели скамьи. Кто-то нервно рассмеялся. Альгерд улыбался. Он как никогда понимал, почему из всех серьёзных фигур имперской коллегии волюнтариев один только Фелан из Диварда не вызывает у него отвращения.

Заметив улыбку на его лице, Фелан подмигнул и продолжил:

— Есть ли ещё какие-то вопросы в завершение сегодняшней лекции? Вставайте, кто желает задать вопрос.

— Ваша мудрость, а рунические знаки и произнесённые вслух слова заклинания — это тоже медиаторы?

— Хороший вопрос, юноша. Руны и вербальные заклинания суть малые медиаторы. Они помогают чародею сосредоточиться, и в самом деле забирают на себя часть волюнтарийских энергий. Такими же малыми медиаторами мы считаем и образы, что вызываем в своей душе, когда творим чары. Но, как вы понимаете, руны, слова или образы, хоть и более чувственны, чем Воля, всё же они больше принадлежат духовному миру, чем вещественному. И в отличие от посоха или дубины, они не треснут вместо вас, если вы заклинатель. Поэтому малые медиаторы всё же больше нужны для помощи в сосредоточении как некая мыслительная трость, — Фелан отчеканил последние слова особенно иронично.

Альгерду стало неловко, даже болезненно слышать это.

— Поэтому в последнее время в наших кругах говорить о том, что ты взываешь к помощи малых медиаторов стало дурным тоном, — заключил Фелан из Диварда.

Он крепко обнял Альгерда прямо в зале аудиториума, когда закончил лекцию.

— Ты хотел видеть меня, — начал Альгерд.

— И всегда хочу, друг мой! И рад тебя видеть всегда. Надеюсь, это взаимно. Пойдём в мои комнаты.

— У тебя свои комнаты в Хенвальде? — удивился Альгерд.

— Скромнее чем во дворце коллегии, но всё же хорошо, что появились и тут.

Комнаты Фелана скромными не выглядели. Витражные окна, обшитые дубовыми панелями стены, книжные полки, сундуки.

— Всеблагие, да ты тут жить, что ли собрался? — вопрошал Альгерд.

— Трудиться. Потихоньку перенесу свой лабораториум из коллегии сюда. Здесь меньше наушников и наперсников нашего благоверного Максимуса, — улыбаясь, отвечал Фелан. — Прошу, присаживайся у огня.

Чародеев нередко сравнивали с пауками, запертыми в банке. Ходили самые разные слухи и толки о безнравственности волюнтариев. Жажда власти волшебников и разврат творимый ведьмами стали притчей во языцех во всём Мид-Арде. Причём косые взгляды падали только в сторону людей, обладающих Даром к Воле. Хоть альвы, и правда, не были замечены в людских пороках, Альгерд был в корне не согласен с подобными мнениями. Он обладал мнением собственным. Альгерд считал, что суть дела заключается вовсе не в Даре к Воле, а в том, что люди остаются людьми. Чародеям и ведьмам, волюнтариям коллегии или отступникам оставались присущи все те страсти, что одолевают сердце барона, крестьянина, рыцаря-мракоборца, университетского наставника или школяра. Разве не свойственно людям биться за титулы, земли, деньги, любовь, влияние, кафедру наконец?

«Человеческое слишком человеческое», — думал Альгерд, усаживаясь в обитое карло у камина.

— Узнал кое-что по твоей просьбе, — доверительно кивнул Фелан. — И повторюсь: зря ты переживаешь, что хоть кому-то в коллегии событие, произошедшее здесь, в Хенвальде, кажется твоим провалом. Они вовсе не думают ни о тебе, ни о Фьяре из Абеларда, друг мой. Сейчас все помыслы Максимиллиана и остальных заняты Анкорской Чёрной Хворью.

Альгерд слышал об Анкорской Хвори, ведь в последние полмесяца в Вольфгарде только о ней и говорили. Какие-то чародеи-отступники, либо тенепоклонники наколдовали мощную неприродную болезнь. Заразную и смертоносную. Вспышка болезни произошла в морском портовом городе Анкора в Корданском королевстве Империи Вольфгарда. Потому и прозвали её Чёрной Хворью Анкоры.

— И не напрасно, друг мой, их внимание поглотила эта зараза, — продолжал Фелан. — Поражая тело, Чёрная Хворь поражает и дух. Человек превращается в лишённый воли кусок мяса, покрытый язвами и струпьями уже примерно через неделю после заражения. Травники и лекари, слабосильные провинциальные ведьмы — все оказались слабы против Чёрной Хвори. Максимиллиан отправляет всё больше чародеек и чародеев Искусства Исцеления туда. Боюсь, что и твоя Лана не откажет себе в проявлении своих способностей.

Фелан, улыбаясь глазами, выжидающе смотрел на Альгерда. Тот ответил после непродолжительного молчания:

— Пусть творит, проявляет свою силу. Я никого не держу подле себя.

— Похвально, Альгерд. Пусть каждый проявит себя на своём поприще. Конечно, нам, боевым волюнтариям, в предместьях Анкоры и в самом граде пока делать нечего. Но вообще-то, рано или поздно инстигация Ордена дознаётся до правды. И вот когда станут известны те ублюдки, что вызвали Хворь, в дело вступим мы.

— Ты полагаешь, мне стоит проявить себя там?

Фелан из Диварда внимательно посмотрел в лицо Альгерду. Глубоко вздохнув, стал отвечать:

— Я понимаю, как тяжело тебе пришлось после гибели Алеены и потери покровительства. Понимаю, что ты винишь себя. Замечу, к слову, что напрасно. Но я бы не стал надеяться на то, что Максимиллиан впечатлится тем, как ты разделаешься с призывателями Хвори.

— Так что же, мне ничего не делать? Сидеть сложа руки? — сердце Альгерда тянула какая-то смутная тоска, горечь, приправленная потаённым гневом.

— Этого я не имел в виду, — улыбнулся Фелан. — Видишь ли, альвские чародеи защищают нас, покровительствуют Мид-Арду. Большинство из них сильнее большинства из нас. Хранитель Северин, Белый Странник, Эйвинд Туреон, они спасут нас всех, коль тучи над нами станут совсем густыми и мрачными. Но альвов немного, альвов-волюнтариев ещё меньше. Немногочисленна и наша братия, Альгерд. А угроз много.

Фелан пригубил вина, и, смотря в огонь, пляшущий в камине, продолжил:

— Мне приснился сон, Альгерд. Из столпов света вышел ко мне один из наших Белых Богов. Я узнал его сердцем. Это был Да́бож, Он нёс в длани своей пламя творения.

Альгерд немало удивился неожиданному повороту беседы.

— Рядом со мной восседал Тарий Асвейд, первый Хранитель Мид-Арда, владыка альвов, — Фелан перевёл взгляд с пламени на Альгерда. — Но бог отдал огонь мне. Человеку. Бог хотел, чтобы силы мои возросли, чтобы я созидал и наследовал землю от альвов. Такой сон, друг мой.

Фелан тяжело вздохнул и снова уставился в огонь.

Неловкое молчание окутало их, и Альгерд решил разорвать его:

— Я слышал, будто в Летних Королевствах есть общества волюнтариев-людей, старающихся отстраниться от альвских традиций.

— В самом деле? — удивился деланно Фелан. — А что ты думаешь о моём сне, друг?

«Фелан известный поборник старых порядков. Не стоит расстраивать такого могущественного союзника…» — подумал Альгерд, а вслух произнёс, ухмыльнувшись:

— Крамольное сновидение.

Повисло молчание. Тяжелые, тягучие мгновения.

— Хорошо, что никто не выбирает грёз, — улыбнулся Фелан, поднося свой кубок к Альгердову.

Чокнулись. Пригубили вина.

— Никто не скажет тебе ни слова, даже если ты поведаешь о своём сновидении во всеуслышанье, твоя мудрость, — добавил Альгерд, не желая оставлять тени сомнений у собеседника.

— О, я знаю, друг. Я знаю, что никто не посмеет ничего сказать. И всё же я предпочту открыться только разумным братьям и сёстрам. Разумным и свободным. Таким, как ты, Альгерд. Касаемо виновников Чёрной Хвори не волнуйся: желающих покарать их боевых волюнтариев будет не меньше, чем сейчас целителей, что хотят искоренить саму заразу. Выделиться будет нелегко. Но ты прав, нельзя сидеть без дела, особенно такому человеку как ты. Я узнал кое-что из далёких пределов Империи, возможно, я первый, кто узнал об этом в Вольфгарде. Муха, дёрнувшись на одном конце паутины, мигом осведомляет пауков о своём существовании, — Фелан жестоко улыбнулся, произнося излюбленную фразу. — Некое существо растерзало несколько мелких дворян на севере Ольдании. Князь, вассал ольданского короля не спешит просить о помощи, судя по всему, не желает огласки. Если тебе удасться выяснить в чём там дело и уничтожить существо явно умбрийского происхождения, то ты не только укоренишься в своих силах, но и получишь признание. Никто уже не посмеет попрекать тебя былым. И я позабочусь о том, чтобы тебя посадили покровителем целого княжества. Желаешь ознакомиться?

— Желаю.

Фелан встал и, кряхтя, побрёл к сундуку.

— А что же Максимиллиан? — спросил Альгерд. — Он как глава коллегии должен дать добро, грамоту…

— Ему сейчас не до тебя, так что, если я попрошу, он даст добро, — Фелан достал из сундука свиток и протянул его Альгерду, подойдя поближе. — Здесь все подробности. Если тебе удастся, друг, вернёшься героем. Тогда вместе мы сможем навязать Максимусу свою волю. Быть может, кто-то из нас даже займёт его место в открытую.

— Я не…

— Я знаю, друг. Я вижу твою утончённую душу и понимаю, что ты делаешь это не ради титулов, а ради утверждения собственной силы. «Познай себя» — эта надпись красуется над входом в святилище Велада, и ты взял её своим жизненным девизом. Я всё понимаю. Однако помни, что внутреннему твоему состоянию должен соответствовать статус в обществе, коль мы существа общественные. Неплохо ведь, когда благородный дух отмечен благородным положением.

— Неплохо, — согласился Альгерд.

— И не зря говорят игнинги, даже миряне, что очи суть зеркала духа. Вот у нас, когда мы творим Волю, они сияют чистым альвхеймским светом. Холодным и опасным, но всё же чистым. А у наших врагов глаза затягиваются мрачной пеленой.

— К чему ты это? — неловко улыбнулся Альгерд. — Не всегда, признаться, улавливаю ход твоих мыслей.

— Это значит, мы на правильной стороне, друг, — похлопав по жезлу-медиатору, отметил Фелан из Диварда.

В комнате горело множество свечей.

Свечи горели с единственной целью — создать романтическое настроение для тех двоих, что наслаждались друг другом в алькове. Подобная картина могла бы свести с ума любого хозяйственного тиуна или каморария. Впрочем, что чародеям до растрат.

— Ты так красив, — промурлыкала молодая женщина, — грива тёмных волос, аккуратная борода, лицо, будто у потомка Хелминагора! Больше похож на дворянина, чем на чародея.

Лицо Альгерда не просветлело от этих слов. Он оставался угрюм.

— Не стоит убиваться из-за нелепицы в университете, — протянула она, вставая с постели. Рыжие волосы ниспадали почти до ягодиц. Она была совершенно нагая.

Встав, женщина пошла к столу, на котором лежали на тарелках порезанные груши, и стояла бутылка вина и бокалы. Тонкие правильные черты юного лица, равно как и изящный стан и округлости там, где они должны быть в фигуре женщины, делали её красивой в глазах Альгерда.

— Что за пошлое выражение — «убиваться»? Набралась у охальной черни, которую лечишь?

Женщина усмехнулась.

— Налей лучше и мне вина, — сказал Альгерд.

— Знаешь, я понимаю, почему в коллегии тебя не все любят.

— Из-за этого я тоже «не убиваюсь». Но в университете и правда всё вышло довольно скверно, Лана.

— Почему же? — спросила Лана, подавая ему бокал. — Смутьян в темнице Ордена, ты живой, живы и все, кто был в той зале: студенты и наставники. Магистр Хенвальда обязан тебе до самого своего погребального костра. Или тебе жаль беднягу Фьяра? Полагаешь его жертвой завистников и интриганов?

— Сумасшедший философ и его дальнейшая судьба меня не волнуют, равно как и магистр Хенвальда с их университетской мышиной вознёй. Меня интересует лишь наша возня — чародейская.

Альгерд пригубил вина и улыбнулся Лане.

— Она ещё более пошлая, чем возня в университетах и гильдиях, — заявила Лана.

— Из-за Дара к Воле? Поверь, в остальном мы такие же люди, как и все прочие. Дар лишь обостряет нашу подлую сущность, желание топить ближнего и подталкивать падающего в бездну. Человеческое слишком человеческое.

— Ну неужели тебя так волнуют перешёптывания Максимилиана и его своры? Ты сам вечно твердишь, что наш глава коллегии всего лишь жалкий отравитель, а не настоящий волюнтарий. Что не будь его покровителем король Энрих Корданский, не видать ему магистерского кресла. И что даже адепт Искусства Стихий стоит десятка таких, как Максимилиан. А ещё ты любишь повторять, что тебя не очень-то интересует мнение овец.

Рот Альгерда скривился в улыбке. Максимиллиана, чародея, посвятившего себя алхимии, зельеварению, волюнтарийскому ядоисканию и нивиллированию ядов, действительно не уважали ни боевые волюнтарии, ни мастера охранительных чар, ни зачарователи. Искусство Максимиллиана Сребрадского никому не казалось благородным. Однако он стал очень полезен светским владыкам. Покровительство потомка Хелминагора, короля Кордании Энриха Эмфирогенета обеспечило Максимиллиану небывалый карьерный взлёт.

— Всё-таки интересует, — подзадоривая, бросила Лана.

— Не совсем так. Известное противоречие: нас интересует мнение тех, кого мы презираем. Как бы не были ограничены умом приближённые Максимилиана, и он сам, всё же нельзя отказывать этому кругу людей в силе. Кроме того, так уж вышло, что у меня другого общества чародеев, исключая нашу коллегию, нет. Поэтому не удивляйся, что меня волнует то, что о моём обмороке, моей слабости и немощи идут сейчас толки. Мнение овец может не интересовать хищника, либо того, кто их стрижёт. Я же пока не глава прекраснейшего из цехов Империи.

— Есть и другое общество чародеев, — развязно улыбнулась своей шутке Лана.

Нелепой, дурацкой шутке, на взгляд Альгерда. В словах Ланы ему привидились дыбы и железные девы в застенках Ордена, послышались удары плети и крики, предаваемых огню тенепоклонников.

— Не произноси подобного даже ради смеха, даже наедине со мной. В этой части Мид-Арда есть лишь одно общество чародеев. Всё остальное должно быть выжжено пламенем, порублено зачарованными мечами.

— Мне так нравится, когда ты серьёзен и суров, словно наставник по мракоборческим практикам, — прильнула к его плечу Лана. — Скажи, а мы можем убрать эту пакость из моей спальни хотя бы пока мы наслаждаемся друг другом?

Лана указала на стоящее возле сундука с её одеждой безобразное существо в полтора аршина ростом. Кожа существа была жёлтой как сера, руки и ноги кривы как ветви дерева, а бесформенная голова напоминала корень мандрагоры. Большими змеиными глазами существо пристально смотрело на них.

— Это Грегуа, — отмахнулся Альгерд. — Тебя только сейчас стало смущать его присутствие?

— Старалась не обращать внимания на очередную жертву твоих странных опытов. Но если оно будет пялиться во время того, как мы… в общем, это уже перебор.

— Твои коты тоже глядят на нас, когда…

— Коты — другое! — резко воскликнула Лана. Так что Альгерду показалось, будто воздух пропитается сейчас гневной Волей чародейки.

Полосатый шерстяной комок, свернувшийся на резном карле близ большого зеркала, встал и потянулся. Будто услышал, что речь ведут о нём и его братии.

— Они милые дети природы, а это — пакость! Это ведь кобольд, верно?

Альгерд медленно кивнул.

— Ещё одно порождение Умбры, — звонко проговорила Лана и надула губы. — С тобой вечно так: ты запрещаешь мне шутить о ложах чернокнижников, а сам тащишь в мой дом всякую нечисть.

— Не занудствуй, милая. Грегуа совершенно не опасен, всё его тёмное нутро выжжено моими заклятиями, вместе с частями мозга. Притом, Грегуа очень полезен, я никак не могу отказаться от владения им. Мы ведь в ответе за приручённых нами тварей.

— Во имя Хелминагора! Приручить и выжечь половину мозга чарами — разные вещи, Альгерд! И чем он так необходим тебе, что ты не можешь отпустить его?

— Грегуа — мой носильщик. Ты могла заметить, что именно он занёс мои вещи наверх. Я полагаю, что иметь в слугах кобольда, с поражённым чарами мозгом куда нравственнее, чем использовать подневольный труд людей или йордлингов. И когда-нибудь всё общество согласится со мной.

Лана посмотрела на Альгерда, как смотрят матери на своих детей, когда те лепечут всякий вздор, что приходит на ум. В её взгляде смешалось умиление и лёгкая тоска по чему-то далёкому.

— Иногда я не понимаю почему испытываю к тебе чувства, — сказала она.

— Ты испытываешь ко мне какие-то чувства? — бровь Альгерда выгнулась дугой. — Всегда считал, что ведьмам высокие чувства недоступны. Даже тем, что лечат людей.

Сумрак пробежал тенями по лицу Ланы. Она стиснула зубы. Альгерд вращал в руке бокал и смотрел на него.

— А чародеи, по-твоему, способны испытывать высокие чувства? — бросила Лана.

— Чародеи способны испытывать только страстное желание власти, — Альгерд видел смущение своей любовницы, а потому пожелал перевести тему разговора. — К слову, об этом желании и прочих чувствах и страстях чародеев. Грегуа, выйди из комнаты!

Кобольд, словно проснувшийся после многолетней спячки тряхнул головой и, кряхтя, удалился из ведьминых покоев.

— Всюду в мире властвует противоречие, — продолжил Альгерд. — И мой провал в университете Его Императорского Величества Хенвальда Исмара Хелминагора исключением не оказался. Видишь ли, в той зале аудиториума я ощутил слабость. Болт, который выпустил сукин сын прикончил бы меня, если бы не рунное заклятие. Я говорю это только тебе, хотя в коллегии уже наверняка распускают слухи, они ведь знают, что я предпочитаю начертить образ руны чистому мыслительному заклинанию. Им ведомы мои слабости, Лана. Ведомы, после Добрина. Знают твари, как тяжко даётся мне сосредоточение, после того как я потерял… Эх, я ведь и на сей раз хотел остановить, защититься от этого проходимца Фьяра мыслью, но не успел. А когда он полез к фиалам с алхимическим пламенем, то хотел скрутить его Волей, либо наслать паралич, а мысли спутались, получилась какая-то невнятная мешанина и я вовсе упал без чувств.

— Да, но ты ведь всё же остановил его…

— Не перебивай! Я ещё не окончил речь. Случившееся в Хенвальде помогло мне понять кое-что важное и сделать выбор. Я отправлюсь навстречу серьёзной опасности, вернусь победителем и стану собирать сторонников в коллегии. Не всё Максимилиану наслаждаться благами, которые даёт высокий покровитель и слава, причём незаслуженная. Умбра бросила вызов нашему миру, и я собираюсь его принять, дабы, защитив Мид-Ард, стать тем, кем я и рождён: истинным мастером Воли. А кроме влияния среди собратьев-волюнтариев и имперской власти, победа над умбрийской угрозой даст мне то, что я никогда не обрету в борьбе со спятившими профессорами или слабосильными чернокнижниками — уверенность в собственных силах.

— Сейчас в Мид-Арде две серьёзных умбрийских угрозы: вампиры примордиальной крови в Летних Королевствах, если быть точнее, в Альратии и Чёрная Хворь в Анкорне. Боюсь, что ты не один хочешь помочь Белому Страннику…

Альгерд рассмеялся.

— Принеси ещё вина, — молвил Альгерд. — Я не собираюсь помогать Страннику за пределами Империи. Тёмные силы, бушующие за пределами законов Вольфгарда и юрисдикции коллегии меня мало интересуют. Благодарю.

Он подождал, пока нагая чародейка заберётся на перину и укроется одеялом. Сейчас он настолько был сосредоточен на себе, своей речи и своём образе, что не обращал внимания даже на её молодое манящее тело.

«После», — решил он про себя.

— Большинство наших теперь в Кордании, исцеляют больных Чёрной Хворью, — упорствовала Лана. — Хотя Максимиллиан даёт добро и тем, кто отправляется в Летние Земли — не пойдёт же он против тех, кто собрался помогать Белому Страннику в самом деле?

Она улыбнулась и поцеловала Альгерда в щёку.

«Ну и дура! Неужели она совсем ничего не понимает?!» — пронеслось у него в мыслях, но вслух он сказал иное:

— Не понимаю, кого ты называешь «нашими» в этом-то гадюшнике! «Ворон да выклюет глаз ворону» — такой девиз стоило бы нанести на герб коллегии, — Альгерд усмехнулся своему остроумию, пригубил ещё вина. — Умбрийская угроза не столь далека теперь от нас. Я говорю не о древнейших вампирах, конечно, но с ними расправится и один Ве́нитар, не говоря уже о толпе его новоиспечённых помощников со всего света. Но то, о чём я толкую не менее любопытно. На самом севере Ольдании, в княжестве Ярналадском появилось нечто, которое убивает знатных господ и их семьи. Замки и усадьбы убитых залиты кровью. Простых людей тварь не трогает. Местные нарекли существо Неведомым, ибо никто из выживших не видел, что именно за бестия убила их господ. Все убитые были вассалами и друзьями князя Хвалибора Ярна. Интерес мой становится от того жарче, что сам Хвалибор старается пресекать толки о Неведомом, а всем желающим помочь мракоборцам даёт холодный учтивый отказ. А Нерад, комтур Ордена в Ярналаде, спелся с князем и утверждает, будто они во всём разберутся. Это всё, что мне пока известно.

Лана зачарованно смотрела на Альгерда, а тот замолчал, погружённый в мысли.

— Хорошая картина, — задумчиво протянул он. — Король Ольдании занят войной за меренийское наследство, да не с кем-то, а с самим Бранимиром Гардарийским, а в княжестве Ярналад, название коего говорит само за себя, неведомое чудовище выкашивает знать. Неужели вельможи Империи дошли до того, что связываются с ложами тенепоклонников и втягивают демонов в свои междоусобицы? Сейчас ольданскому королю как никогда нужны деньги и добрая сталь. Знатные воеводы и витязи Ярналада сплошь владельцы рудников и мастерских. Бранимиру их гибель выгодна, как и ужас, который сеет Неведомый. С другой стороны, сам князь Хвалибор мог захотеть прибрать к рукам добро своих вассалов. По меньшей мере у одного из убитых нет наследников, насколько мне известно. А значит сам Хвалибор, как сюзерен, унаследовал его рудники. Шаг глупый, конечно, Орден или наша коллегия всё равно доберутся до сути. Но что ожидать от отмороженного дикаря-ольданца? Металлы всегда сводили с ума людей, йордлингов и даже порой альвов. Бранимира подозревать труднее, но его выгода очевидна. На месте всё станет яснее.

— Когда ты собираешься в путь?

— Завтра, — улыбнулся Альгерд.

«Неужели, она не станет меня отговаривать?»

— Максимилиан уже дал добро? — вопросила Лана, стараясь говорить уверенно и спокойно.

— Конечно дал. Его просил Фелан, а не я.

— Фелан нашептал тебе о Неведомом?

Альгерд молча кивнул в ответ, а Лана вновь смотрела на него как на ребёнка.

— Что? Ты хочешь сказать, что Фелан имеет корыстный интерес, желает мне зла? — не выдержал её взора Альгерд.

— Корыстный интерес у него имеется, — поправила прядку рыжих волос Лана. — В лучшем случае, он желает поддержки могущественного союзника. Вот и проверяет могущество своих потенциальных союзников.

— А в худшем?

— Не знаю, но сердцем чую, что-то не то в дружеских намерениях Фелана.

— Все бабы говорят подобное, когда не могут доказать свои подозрения, — провёл рукой по груди Ланы Альгерд. — Но нет никаких оснований подозревать его. Фелан всегда оказывал мне поддержку, как и ты. Даже после того, как…

— Не вороши прошлое, — мягко сказала Лана и приставила пальчик к его губам.

В покоях Ланы воцарилась тишина. Альгерд думал, что она будет возмущаться, даже кричать, противясь его отъезду в ольданскую глушь. Но вместо этого она прильнула к нему и сказала совсем другое:

— И несмотря на всё, я думаю, что у тебя получится.

«И всё-таки у ведьм нет чувств. Только разврат. Были бы чувства стала бы отговаривать, пытаться увести от опасности. Так поступают бабы профанов, когда те собираются на войну или охоту на чудовищ», — подумал он, но почувствовал не горечь, а возбуждение, ибо Лана гладила его грудь и живот, и рука её опускалась всё ниже.

«Впрочем, чародеи не лучше ведьм», — подумал Альгерд и набросился на любовницу, целуя её ланиты, уста и шею.

IV

«Тысячи лет назад светлые альвы провели наших Праотцов из народов венеев и ярлингов по Вратам Межмирья в сею землю, называемую Мид-Ардом. Они заселили страну, называемую теперь Ольданским королевством. Само имя Ольдании отражает старину, древность нашей страны, ибо Ольдания с языка ярлингов Старое королевство…

…в те далёкие от нас лета народы и племена переходили из мира в мир и Умбра ещё не окрепла. Но течение Реки Времени унесло множество жизней и принесло немало лихого нашим Пращурам. С прискорбием сообщаю тебе, читатель, что спустя века после прибытия наших Предков в Мид-Ард наступила эпоха, когда всюду властвовали драконы и их менее сильные, вырождающиеся родичи. Альвы и праведные Предки пали в битвах. Оставшиеся в живых люди стали поклоняться драконам, как живым богам…

…В Хладных Землях тогда властвовал Хладнир. Его кости ныне может узреть тот, кто удастоится чести пировать в чертоге Драгнаморсхьялля в Ардхольме. Ибо Ведд Исмар, великий герой, ставший первым королём Ардхольма, убил его чародейским песнопением и руническим копьём…»

Ругай Ардхольмский,

магистр изящных искусств

«Тысячелетнее Предание»

— Торек! Собирай всех наших, сегодня выступаем в поход на ярналадского беса! — весело воскликнул Вислав.

Торек, полноватый безусый юнец с соломенного цвета волосами, подстриженными по орденской моде под горшок, виновато потупил взгляд.

— Что? В чём дело? Опять играл в кости со стражниками?! Проиграл? Сколько? — грозно посмотрел на отрока Вислав.

— Нет, не играл, господин. Дело не в том. Ничего не выйдет со сбором наших, — отвечал бойко Торек. — Его величество забрал всю вашу дружину на войну с великим князем Бранимиром.

Вислав засмеялся вместо того, чтобы гневаться.

«Конечно, стоило догадаться!» — подумал он, радуясь ещё и тому, что Торек завязывает с пагубной своей привычкой, как и обещал.

— Вы смеётесь? — не поверил своим глазам Торек. — Я думал, вы будете в ярости…

— А чего яриться, Торек, когда всё уже сделано? Тем более, не забывай, что король мой отец, а сам я безземельный княжич. Рогдай был в своём праве, — Вислав тяжко вздохнул. — Как и всегда.

В светлицу Вислава вошёл Земобор. Торек подскочил со стула, Вислав не вставал.

— Почему без стука? — сурово нахмурил брови Вислав.

Земобор переминался с ноги на ногу, цепь посадника — королевского наместника позвякивала. Он испытующе посмотрел на Вислава. Затем братья рассмеялись. Вислав встал и обнял брата. Торек неловко смотрел на своего господина, стараясь будто бы занимать как можно меньше пространства.

— Значит, взывать к твоему разуму и совести смысла нет? — с досадой в голосе усмехнулся Земо.

— Нет, — отрезал Вислав.

— Приготовления, вижу, идут полным ходом, — оглядел кладущих вещи в сундуки слуг Земобор. — Выходите сегодня?

Вислав кивнул.

— Послушай…

— Избавь меня и моего отрока от своих стариковских проповедей, Земо. Ты знаешь, о моей упёртости слагают легенды от Хладного Моря до Межеланских гор!

Земобор расплылся в улыбке.

— Что? — недоумевал Вислав.

— Помнишь Полянку? — спросил Земо.

Тяжёлый вздох Вислава был ему ответом. Земобор пристально смотрел в лицо Виславу, ожидая, пока тот начнёт отвечать по-настоящему.

— Помню, как не помнить… — ответил наконец Вислав.

Полянка была служанкой в Хранском замке Исмаров. Отец часто брал их с собой отдахать, упражняться и охотиться в Хранский удел и они всегда останавливались в том замке. Белокурая любвиобильная служанка была старше Земо лет на пять. Она щедро и жарко дарила Виславу свою любовь, как до того дарила её Земобору.

— Хорошая девка была, — протянул Земо. — Жаль её…

Полянка умерла ро́дами года четыре назад. Когда Венц сообщил недобрую весть, Вислав ощутил горечь утраты. Хотя для него Полянка всего лишь девка для утех, она была первой в жизни, кто разделила с ним ложе. В сердце Вислава оставалось для неё место, хоть он и понимал, что это глупо.

— Жаль, — кивнул Вислав.

— Когда рожает знатная женщина, рядом с ней всегда есть ведунья или чародейка, кто-то владеющий хотя бы толикой Дара и Искусства Воли. Простолюдинки, такие как Полянка, нередко умирают, производя на свет новую жизнь.

— Наша матушка… — хотел было возразить Вислав.

— Наша матушка погибла только после ведуньи, которая хотела забрать её боль, — поправил его Земобор.

— И всё же отец затаил злобу на чародеев. Долго сторонился их.

— Сторонится по сей день.

Замолчали. Торек давал распоряжение слугам, а Вислав и Земобор смотрели в никуда, овеянные тихой грустью. Виславу не хотелось грустить сильнее теперь, когда предстояло покинуть родные чертоги. Поэтому он обрадовался, когда Земобор заговорил о другом.

— Помнишь, как мы спорили о достоинствах девчонки? — заулыбался брат Вислава, но взгляд его по-прежнему оставался грустным.

— Помню. Ты ратовал за то, что попка у Полянки главное достоинство, а я выступал за титьки. Дело дошло до поединка.

— Хорошую взбучку ты мне тогда дал, братишка! — усмехнулся горько Земо. — Не зря занимался с Олафом. Было мне тогда пятнадцать, а тебе только тринадцать. Я чуть со стыда не сгорел перед отцом.

— Отец был тогда мягок к нам, — смотря в пустоту, произнёс Вислав. — Лета человека горят быстро…

Перед мысленным взором Вислава пронеслась ушедшая юность: охота, пиры, ристалища, первые походы и грабежи, первый убитый хельн. Пронеслись и дела альковные: девки, пышущие здоровьем и страстью. Беззаботные лета…

— С годами отец всё больше стал королём Рогдаем, — вздохнул Земо. — Даже для нас.

— Я бы не перестал баловать своих детей, — неожиданно для самого себя сказал Вислав. — Ну, может, баловать бы и перестал, но мягкосердечия своего к ним не перестал бы проявлять. В смысле, не перестану.

— А отпускать детей в одиночку на мракоборческие дела станешь?

— Мы уже всё обсудили, брат. Довольно, — махнул рукой Вислав.

— Послушай, возьми хотя бы ратных людей. Я нашёл для тебя дюжину настоящих ратников. Мне будет спокойнее, когда у тебя появится хоть сколько-то защитников.

«Быстро учишься у короля-отца, брат! Но крутить собой через твоих ратников я не позволю. Лучше уж с Тореком и слугами…»

— Нет, — твёрдо произнёс Вислав, смотря брату в глаза.

— Почему? Ты совсем дурак, Вислав?! Хочешь пуститься туда с одним только отроком?

— И слугами, — улыбнулся Вислав.

— Княжич без ратников, без свиты… Хочешь позорить наш род?

— Не вижу здесь никакого позора, брат. Мы, княжич ольданский, желаем странствовать налегке. Недовольных просим выйти и показать своё недовольство на утоптанной земле. Пешими, конными. На мечах али на секирах.

— Перестань паясничать, — отмахнулся Земобор. — Не надо грешить перед Белыми Богами, отвергая помощь любящего брата. Пойми, я не хочу увидеть твой труп, поедаемый огнём погребального костра.

— Не увидишь, — заверил, положив руку на плечо брата, Вислав.

— Все так говорят да не все возвращаются. Дьяс с тобой, брат! Я не хочу ссориться, расставаясь. От отца мне всё равно прилетит. Хотя не скрою: я бы очень хотел, чтобы ты сидел от меня одесную и помогал править королевством пока отец и Венцлав воюют. Честно сказать, я ради этого тебя и освободил.

— Ещё не поздно изменить решение, — пожал плечами Вислав.

— Ладно, что уж там, — неловко ухмыльнулся Земобор.

— Благодарю тебя, брат, — обнял его Вислав. — Ты сделал сейчас нечто большее, чем просто отрядил ратников.

Прощание с братом, родными чертогами Драгнаморсхьялля и Ардхольмом вызывало в сердце Вислава тоску. А сквозь тоску он чувствовал благодарность брату за то, что тот освободил его и не стал препятствовать его судьбе.

Путь начался.

Позади остался Драгнаморсхьялль, высокая твердыня из камня и вечнодрева, венчающая великий холм Ардхольма. А вслед за ней остался позади и сам Ардхольм. Первый град людей Мид-Арда с его бочарными и крещатыми сводами высоких деревянных зданий, лабиринт улиц, укрытых за каменным поясом стен.

С самых предместий Ардхольма им улыбалось солнце. Но наступающая осень давала о себе знать. Сыны Стригирая, ветры, нападали на них, заставляя укутываться в оттороченные мехом походные плащи.

Вислав и Торек ехали верхом на походных конях, боевые кони шли рядом, под присмотром слуг. Сзади плёлся воз с сундуками и мешками. Одежда, доспехи, а также шестопёр, арбалет Торека, булава, копьё и секира Вислава — всё было в том возе. Вислав ехал налегке, взяв с собою только отрока да шестерых слуг.

— Ну, что, Торек, трави какие-нибудь байки! Развлекай меня во время дороги. Иначе зачем мне с собой отрок?

Торек приуныл.

— Чтобы содержать ваш доспех и оружие в чистоте, господин. А ещё, чтобы одевать вас в доспех, подать вам щит, копьё, булаву или меч, когда надо. Для этого нужны отроки, а вовсе не затем, чтобы травить байки.

— Какой ты скучный, Торек, — засмеялся Вислав. — Знание баек и разных шуток дало бы тебе преимущество. Я вот сколько знаю ольданской, гардарийской, ольфандской и прочей знати, так могу сказать, что многим рыцарям и витязям посчастливилось заиметь краснобая в оруженосцах!

— Ну знаете, нельзя во всём преуспеть. И лучше уж поступиться краснобайством, чем умом или выносливостью. Вот вы бы, что хотели, чтоб я вам вовремя подал копьё или чтобы рассказывал хорошие байки, но вместо копья подал бы двуручный меч, которым вы никогда особо не владели?

— Первое.

— Ну вот. Да и потом, я не всю жизнь хочу быть вашим отроком. При всём уважении к вашей удали и характеру, господин.

— Расслабся, Торек. Ты же меня знаешь, я сам могу и пошутить и байки потравить. И я бы не позволил, чтобы Торек из Ледвинов, моих дальних родичей, до седин пробыл отроком.

Вислав, когда бывал на турнирах в Ольфанде, видел седоусых оруженосцев тамошних рыцарей. Он знал, что те оруженосцы в большинстве своём происходят из простолюдинов, и что они почитают за честь подобную службу. Разумеется, он не мог позволить, чтобы отпрыск древнего знатного рода Ледвинов повторял их судьбу.

— Зря отказались от воинов, которых предлагал ваш брат, — заметил вдруг Торек.

— Ты хоть знаешь, кого он ко мне хотел приставить?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю, — выдохнул Вислав. — Мне ясно только одно: это не мои люди, это люди моего отца. Я не хочу, чтобы каждый мой шаг отслеживали и писали донесения в Ардхольм и военный лагерь под Мереопидумом.

— Но приказывать-то будете всё равно вы.

— Не всё так просто, Торек. Ратники притираются друг к другу и к своему военачальнику. Мне нужны верные воины.

— Как знаете, господин. Но как по мне, так брат ваш искренен был. Сердцем чую.

Вислав только усмехнулся непосредственности юнца.

Три дня они ехали по Северному тракту, не встречая на пути ни разбойников, ни чудовищ. Время от времени Виславу и Тореку попадались колонны ратников, шедшие под знамёнами вассалов Исмаров. Отряды шли к Ардхольму, либо в Верест, к князю Радимиру, который собирал второе наступательное войско Ольданского королевства. Вислав старался не попадаться на глаза князьям и воеводам отца. Поэтому приходилось порой сворачивать с тракта, скрываться, будто татям. Это раздражало Вислава, но он не желал испытывать судьбу. Он всё ещё беглец из королевской темницы, а знаменосцы отца могут захотеть выслужиться. Вислав не питал к ним доверия.

— Ещё сутки и мы на ярналадской земле! — сообщил весело Вислав.

— Рад слышать, господин, — отозвался Торек. — Ветер становится суровее. Осень даёт о себе знать.

Вечерело. Багрово-золотые кроны деревьев окружали их. Но вскоре тракт вывел их на полесье, за которым начинались поля.

— И не говори, — отозвался Вислав. — Темнеет, нужно искать ночлег.

— Разобъём стан?

— Нет. Там, за рощицей, должна быть деревня, не помню названия… Полипье, кажется. Не важно! Заночуем там.

Взорам Вислава, Торека и слуг открылись почерневшие от времени избы.

— Странно.

— Что, господин?

— Никто не топит печи, Торек. Не вижу дыма, место будто обезлюдело.

— И правда, — всматривался в теряющие очертания от наступающих сумерек избы Торек. — Но следов пожарища не видать. С чего бы целой деревне обезлюдеть?

— Проклял кто, а может быть, вурдалаки всех пожрали или кикимора. Или навьи.

— Неведомый?

— Нет, — отрезал Вислав. — Тот убивает только знатных, только знаменосцев Хвалибора. Нужно подойти поближе.

— Даже если там призраки?

— Лучше призраки, чем ещё одна ночь под навесом.

Приблизившись к деревне, они убедились, что место обезлюдело. Ни один селянин не вышел из своей избы. Не лаяли псы. Дым не шёл из труб и отверстий в крышах. А улицы замело пожелтевшей сырой листвой.

Вислав велел слугам открыть ворота высокой избы с украшенной резьбой крышей, на которой красовались коньки и обережные солярные знаки Веры. Обоз разместили во дворе. Попытка докричаться до хозяев успехом не увенчалась.

— Тогда выносите двери, — приказал слугам Вислав. — Берите топоры…

— Не нужно, ваша светлость, — отворяя дверь, сказал Торек.

Внутри стояла затхлая вонь. В сенях Вислав не увидел ничего примечательного, зато светлица вызвала отвращение. Дощатый пол и изборождённые следами ударов бревенчатые стены оказались измараны старой засохшей кровью. Сломанный стол и стулья лежали перевёрнутые по разным углам. На полу пестрели клочки одежды, валялась глиняная посуда, палица, а рядом с ней пара сапог да обглоданные кости.

— Уж не волки ли селение опустошили? — с сомнением в голосе произнёс Торек.

— Стены выщерблены ударами топоров, Торек, — указал Вислав, а затем кивнул на палицу. — Хозяин жилища боролся за свою семью, но безуспешно. По клочкам одежды и костям видно, что сожрали всех. Но вовсе не волки.

— Зверолюды?

— Те нечасто вооружены. Скорее хельны. Дверь была открыта…

— Выбита, — уточнил Торек.

Вислав подошёл к двери, осмотрел её. Ни следов ударов топора, ни ударов тарана он не увидел. Простой деревянный засов валялся в сенях.

— Да, скорее всего хельны, — пробормотал Вислав.

— Что же будем делать, господин? — спросил Торек со смутной надеждой в голосе.

— Останимся здесь на ночлег.

— В доме, в коем съели хозяев?! — чуть не взвизгнул Торек.

— Боишься, что их призраки будут против? — усмехнулся Вислав.

— Честно сказать, да…

— Не стоит, Торек. Я уверен, что тут жили добрые игнинги, коль скоро отец семейства с оружием в руках встретил смерть. А значит, они не будут против того, чтобы их братья по вере переночевали в доме, который уж никому не станет наследством. Слуги! Приберитесь тут, проветрите хорошенько, а после растопите печи. Подготовьте избу к ночлегу! А нам с тобой, Торек, нужно подумать, как перекрыть входы и выходы, чтобы не повторить судьбу хозяев жилища невзначай.

Торек надул губы, словно ребёнок, но противиться воле господина благоразумно не стал. Когда сумерки окутали деревню в печках уже потрескивал огонь. После походных настилов и костра место казалось уютным. Вислав совсем не боялся навьих призраков, бродящих душ и неупокоенных умертвий. Он сердцем чуял, что угроза не может исходить от мёртвых, что при жизни владели этим домом.

Ему снилось нелепое смешение образов, в котором трудно было что-либо разобрать. Виславу грезилось, что он взрослый муж, но старина Олаф живой и здоровый учил его самым простым движениям с одноручным мечом. Меч, конечно же, был деревянный. Олаф относился к нему, как к ребёнку. Со двора Вислав сразу попал в главный чертог замка. Там пировали. От очагов и людских тел исходил удушающий жар. И вдруг подвешенные среди стропил под самым сводом чертога кости древнего дракона, убитого его предком, стали шевелиться. Вислав пытался сказать отцу, братьям, но те не слушали его.

Вислав проснулся из-за стона Торека. Сквозь бычьи пузыри на окнах виднелась багровеющая в пурпуре заря. Сон всё ещё облеплял сознание Вислава. Под шкурами и одеялами было тепло и уютно. С кроватью хозяина избы, мягкой для привыкшего к походам Вислава, не хотелось расставаться.

Рёв донёсся до слуха Вислава, заставляя грёзы и забытье отступить. Не то звериный, не то человеческий, он доносился издали, но стремительно приближался. Тут же раздался топот, будто бы бежали десятки людей.

— Вставай! — толкнул, лежащего на расстеленных на полу шкурах отрока, Вислав.

Торек, блаженно пускающий слюни, вскочил на ноги.

— Быстрей! Готовься к бою! Щит, оружие, кольчугу! Давай, болван!

Вислав накинул на стёганку кольчугу, а затем стал подпоясываться мечом. Руки затряслись от неожиданного пробуждения, от прилива крови, от страха, подавляемого жаждой битвы. Смешение чувств терзало сердце.

Со двора послышался треск дерева, удары и речь. Чуждая, мерзкая, рокочущая речь. Она больше походила на вопль тролля, чем на говор разумного существа.

— Хельны! — выдохнул Вислав. — Теперь никаких сомнений…

Порождения Умбры кричали что-то, бранились гневно и крушили ворота топорами. Они хотели попасть в избу.

— Вы! — обратился к слугам Вислав. — Тоже берите копья, дубины, топоры! Сейчас каждый человек на счету.

— Что гонит их сюда? — вопрошал Торек.

Вислав задумался. Стараясь сохранять спокойствие, он быстро охватил происходящее умом:

«Либо они не знают, что здесь уже нечем поживиться и это набег, либо их гонит… страх! Да, это больше похоже на страх!»

С воем хельны разбили ворота и принялись бить в двери. Вислав открыл внутреннюю дверь, оглядел заваленные досками, обломками стола и стульев сени и сказал Тореку:

— Пока разобьют двери и прорвутся сквозь завал ко второй двери, успеешь меня облачить в доспех да сам одеться.

Он запер дверь и велел слугам поставить упор — брус, что принесли сюда со двора заранее.

Вислав отбросил волнение и тревогу, даже жажду битвы он оставил в стороне. А вот Торек с душевными переживаниями справлялся не так хорошо. Руки отрока тряслись, он путался в завязках и ремешках стёганки, подшлемника и в самих доспехах.

— Не боись, Торек! — смеясь, повелительно говорил Вислав. — Твой княжич с тобой! Да и потом, кучке ли вонючих хельнов под силу убить нас? Они ж даже не живые!

С грохотом шестопёр Торека выпал из его рук.

— Ай! Ну что ты?! Не позорься! Ты же потомок Белых Богов, родич альвов! — кричал Вислав и смеялся.

Он чувствовал, что пьянеет ещё до битвы, понимая, что и этого лучше бы не допускать.

«Но такая опьянённость лучше для духа воина, чем то, что происходит с Тореком».

— Прорываются, господин! — закричал слуга из светлицы.

— Как докопошишься, Торек, не забудь присоединиться к бою! — засмеялся Вислав. — Щит!

— Сейчас-сейчас… держите!

Вислав взял щит и, выйдя вперёд слуг в светлице, встал перед самой дверью, ведущей в сени. Торек успел облачить его в стёганку, кольчугу и пластинчатый доспех. А ещё отрок успел одеть его в подшлемник и остроконечный шлем с кольчужной бармицей. Вся броня княжича Вислава была сделана из крепчайшего в Мид-Арде металла — ордмерита.

В руках он держал круглый щит из вечнодрева, какие предпочитают пешие ратники на севере Империи: в Ольдании, Феннрии и Гардарии.

Вислав обнажил рунический меч, зачарованный альвами.

«Может, сегодня твоё именаречение», — подумал он, глядя на меч. Руны, вытравленные на клинке чарами, вспыхнули на миг золотом и багрянцем.

В сенях стоял грохот. Дверь сотрясалась от ударов топоров.

Брус не давал хельнам распахнуть дверь, но доски посередине уже вылетели от ударов. В отверстии показалось подобие человеческого лица. Безобразное, словно бы обгорелое, безносое, изборождённое рытвинами и струпьями серое подобие лица.

Закрываясь щитом, Вислав протиснулся между завалов, подошёл ближе к двери и кольнул мечом прямо промеж чёрных, полных ненависти глаз хельна. Хельн отшатнулся и осел, но на его месте оказалось ещё несколько умбрийских отродий. Они ревели и били по двери грубыми топорами и дубинами.

Вислав, видя, что от двери скоро ничего не останется, попятился назад. Снаружи послышался топот и чудовищный гвалт.

«Они прибывают… Что так напугало их?»

Вислав не успел подумать над своим вопросом, ибо хельны разбили дверь на куски, так что полетели щепки. С воем, рёвом и грохотом, они помчались внутрь. Вислав кольнул первого, но тот успел закрыться щитом. Рубанул второго по голове, и, закрываясь щитом от града ударов, стал отходить назад.

Одетые в шкуры хельны, вооружённые железными топорами и палицами повалили в избу лавиной.

Вислав услышал крик и увидел боковым зрением, как упал один из слуг. Он не умел держать удары щитом, и сразу пал под натиском умбрийского зверья. Зато Торек оказался рядом. Он раскроил голову хельна шестопёром.

— Ближе ко мне! — закричал Вислав. — Держите щиты!

Их осталось всего пятеро. Пять человек против десятков хельнов. Отступать было некуда, и это, как ни странно, придавало сил.

Стоял гул, сплетённый из криков, хрипов, лязга металла, глухого стука ударов палиц и топоров о щиты. Вислав осторожно рубил сверху вниз, но чаще колол. Размахнуться было негде. Хельны заполоняли светлицу избы. Люди были вынуждены пятиться назад, к печи.

Всё вокруг потускнело, смешалось. Лязг и рёв. Щиты, обгорелые морды выродков Умбры.

— Ардхольм! — выкрикнул боевой клич Исмаров Вислав.

— Аааардхооольм! — повторил за ним отрок.

Вислав в очередной раз кольнул врага и руны на лезвии меча вспыхнули золотом и багрянцем снова. Чары, заключённые в мече пробудились, и хельна охватило пламя. Одного укола оказалось достаточно, чтобы волшебный огонь охватил его целиком. Хельны в ужасе попятились, когда их горящий сородич побежал прочь из избы.

Вислав хоть и не был чародеем, знал, что момент нельзя упускать.

— Отойдите! — крикнул он Тореку и слугам и подался вперёд.

Вислав стал рубить и колоть хельнов без разбору. Пламенная сила, заключённая в мече, освобождалась от одного касания и переходила на врага.

Пламя пожирало уже четверых хельнов. Горели щиты, шкуры, кожа. Умбрийские порождения бежали, в избе остались только люди.

Вислав вдохнул и выдохнул глубоко, и пошёл вслед за хельнами во двор.

— Господин! — кричал Торек.

— Ваша светлость! — вторили ему слуги.

Но в голове его шумела кровь, а сердце жаждало продолжения боя. Вислав оглядел покрытый тёмно-багровой кровью клинок, руны ещё отливали золотом и багрянцем. Он выбежал с опустевшего двора сквозь выломанные ворота. Торек продолжал громко звать его.

Вислав оглядел улицу, хельны бежали. Тут же он услышал гул, конский топот и храп, а затем и человеческие крики. То был боевой клич на языке альвов. Гул приближался и он смог различить слова клича.

«Pro Diis Albis!» — кричали всадники.

«За Белых Богов! — с радостью подумал Вислав и посмотрел на меч, руны перестали переливаться золотом и багрянцем. — Вовремя подмога!»

Вскоре он увидел их. Он сразу понял, что всадники скорее окажутся братьями Ордена Игнингов, чем альвами. Дружины Дивного народа редко заходят в такую глушь. Красные эмалированные латы, красные сюрко, знамя с золотым пламенем подтвердили его догадку.

Опустошённую деревню сотрясали оглушительные крики хельнов. Рыцари втаптывали их в землю, рубили мечами и секирами, кололи копьями, били моргенштернами. Вислав и не заметил, как этот гул сменился топотом коней, лязгом доспеха и перекличкой ратников. Разобравшись с хельнами, рыцари подъехали к Виславу и Тореку ближе.

— Слава Богам! — произнёс сквозь забрало один из красных рыцарей. — Чьих будете?

Затем что-то резко изменилось. Брат Ордена, вероятно, различил руническую надпись на мече Вислава, либо же дорогой доспех привлёк его внимание. Рыцарь поднял забрало.

— Благородный витязь, — другим тоном обратился рыцарь, — с кем имею честь говорить?

В голосе орденского рыцаря всё ещё слышалось сомнение. Братья его стояли конные. Их лица скрывали забрала шлемов.

— Я — княжич ольданский Вислав сын Рогдая из рода Исмара.

Рыцарь посмотрел на него с сомнением, затем оглядел своих братьев. В конце концов он вымолвил:

— Я Э́латар сын У́слада из Прире́чья, командор Ка́левского замка. Нам нужно передохнуть в каком-то из этих домов. И побеседовать, ежели вы не против.

— Я не против беседы с благочестивым рыцарем, — кивнул Вислав.

Вислав сидел за столом рядом с командором Элатаром и его приближёнными рыцарями. Они разговорились, и Вислав решил ничего не скрывать от собеседников. Орден официально не вмешивался в дела государей. Не то, чтобы Вислав доверял Элатару, которого не знал ещё сегодня на заре, или доверял всем, кто облачается в красное и идёт под знаменем огня. Дело было вовсе не в том. Вислав знал, что человек остаётся человеком, что не всех братьев дисциплина Ордена приводит к добродетели. Однако Вислав рассудил, что даже если Элатар окажется корыстным властолюбцем, он всё равно не сможет навредить. Ибо открытое вмешательство в семейные дела Исмаров может стоить ему орденского титула или даже орденского сословия.

— Мы гнали их с самых границ Мертволесья, — поглаживая шрам на щеке, сказал Элатар. — Они вернулись сюда, в Полипье. А ведь несколько дней назад они же напали на деревню, сожрали здесь всех. Людей. Скотину.

— Ублюдки! — выпалил один из рыцарей.

— Друг детства жил в этой самой избе, — продолжал командор Элатар, уставившись в пустоту. — Давно хельны не смелели так в наших краях.

— Из-за Неведомого? — прямо спросил Вислав.

— Наверняка. Умбрийский демон никогда к добру. Его присутствие отравляет землю.

Вислав хотел было спросить, почему Орден не обращает внимания на происходящее в Яраналаде, но понимал, что вопрос не имеет смысла. Командория Элатара не относилась даже к Ярналадской комтурии. Да и сам Элатар упредил вопрос Вислава, словно бы читал его мысли:

— Правильно ли я понимаю, ваша светлость, что вы держите путь в Железный Лад? Я не в праве указывать вам так же, как вы не в праве мне. Но дать добрый совет брату-игнингу я обязан. Будьте осторожны как с князем, так и с комтуром Нерадом Волянским. Жёсткий властолюбец, он уверен, что сам справится с угрозой, которую вы назвали прозвищем Неведомый. О князе же ходят слухи, что он давно безумен.

От слов Элатара в избе будто бы стало холоднее.

— Не знаю доподлинно, что творится в соседней с нами комтурии, но рубить нечистых мечом за последние пару месяцев нам пришлось больше, чем за последнюю пару лет. Притом, насколько мне ведомо, в самом Ярналаде хельнов и прочей мрази не стало больше. Только благородных мужей, знаменосцев князя, стали убивать.

— Избирательная бестия, — пробурчал рыцарь.

— Не хочу даже рассуждать об её избирательности, — сказал на это командор. — Благо, что я не инстигатор и не дознаватель. Враг в открытом поле рогатый и клыкастый гораздо лучше, чем мразота, что днём расхаживает в кафтане, а ночью ест человеческую плоть.

— Вы полагаете, что князь или его вассалы могут оказаться тенепоклонниками? — прямо спросил Вислав.

— Я не в праве что-либо полагать, княжич. У меня нет ни единого доказательства, а мои домыслы могут дорого стоить мне, а что ещё хуже — вам. Я и так сказал достаточно, чтобы считать меня смутьяном. И вас, коль вы решите опереться на мои слова.

Вислав оценил прямоту командора рыцарей.

— Одна из трагедий сего мира — молчать, когда видишь лихо. Молчать, чтобы не назвать лихо лихом, дабы не навлечь его на себя и родных, — заключил Вислав.

Грубые лица рыцарей мракоборческого Ордена засветились интересом.

— Да вы философ, — одобрительно кивнул Элатар. — Никогда не видел, признаюсь, знатного мужа, который владел бы мыслью также хорошо, как мечом.

— Благодарю вас, — отвечал Вислав. — Но мысль не моя, это слова, что я запомнил с детства. Они принадлежат волхву Белегору, духовному наставнику при дворе моего отца.

— Что ж, тогда не удивительно, что Белегор зрит в корень, ибо это я и чувствую, смотря в сторону Железного Лада, — произнёс Элатар.

— Благодарю вас за совет, командор, — сказал Вислав. — У вас редкое благородное альвское имя. И оно не будет очернено, когда я приступлю к делам в княжестве.

— Волхв хорошо наставил вас, — поглаживая шрам на щеке, проговорил командор Элатар. — Моего деда спасли альвы. Обычный сельский старейшина, он держал путь на ярмарку вместе с десятками своих общинников. Всего один оборотень перебил половину людей деда. Два альва, братья, преследовали оборотня. Тот уже был поражён их чарами. Прискачи они на несколько мгновений позже и этого разговора бы не состоялось, ваша светлость. Так что альв по имени Элатар дал спасенье моему деду, а мне имя и призвание. Ведь из-за того случая, который дедушка не раз напоминал мне у очага, я и подался в Орден.

— Приди и вы чуть позже и, возможно, этого разговора всё равно не состоялось бы, — заметил Вислав.

Вислав и Торек предали павшего в бою слугу огню. А потом, отдохнув, вместе выехали с командором и его рыцарями. Элатар и его люди проводили их почти до самых пределов Ярналадского княжества. Там расстались, ибо командору нужно было продолжить дозорный разъезд по вверенной ему земле, а Вислав продолжил путь в Железный Лад.

Холмами и изборождённым оврагами редколесьем встретило их княжество Хвалибора. Ветер становился всё немилосерднее, когда Торек стал задавать вопросы.

— Как вы думаете, господин, почему всё так случается в мире? Отчего есть чудовища, что могут прийти из тёмных чащоб и истребить целую общину?

— Разве волхв в замке твоего отца не наставлял тебя, Торек? Чудовищ порождает Умбра.

Во взгляде отрока Вислав увидел неудовлетворённость ответом.

— Или ты хочешь знать, отчего столько зла в мире? — уточнял Вислав.

— Скорее, отчего есть само зло. И почему существует Умбра?

Вислав тяжело вздохнул, напрягая память и мысль.

— Ты знаешь, что Дьяс создал Игний, отделил его от Себя, как дух от духа, плоть от плоти. И что из Игния, Первородного Пламени вышли наши Белые Боги?

— Но с возникновением Огня появилась и Тень, — добавил отрок.

— Да, Умбра возникла после Игния, когда создавались миры и Белые Боги помогали Дьясу ваять, учась у него. Умбра — тёмная искажающая сущность. Огонь творил своё, а Умбра своё. И пока наши Боги порождали альвов, а те наших предков, Великая Тень искажала духовные силы, пространства, целые миры. Когда альвы, люди, йордлинги и другие разумные существа заселяли миры, переходя через Врата, они столкнулись с первыми умбрийскими искажениями: демонами и бестиями. Это было очень давно, Торек. Ты и сам знаешь, что полторы тысячи лет назад Боги повелели нарушить все Пути меж Вратами Миров, чтобы зло не распространялось всюду, от Фьяргарда до Альвхейма, словно болезнь.

— Но почему оно есть? — обратил на Вислава взгляд ясных карих глаз Торек. — Почему есть выродки, бесы, болезни и смерть?

Таким детским показалось Виславу лицо его оруженосца в тот миг.

— Я не знаю, Торек, — выдохнул он. — Ты смотришь на меня, но взор твоего ума направлен слишком высоко. Тебе нужно будет задать этот вопрос мудрому и ведающему: альву или волюнтарию, волхву или философу.

Торек вздохнул, а Виславу сильно захотелось взъерошить ему волосы и подраться с ним на ристалище, упражняясь на деревянных мечах.

К середине дня показались мощные башни и пояс серых зубчатых стен Железного Лада. Несколько дорог, весьма людных, стягивалось к озерному городу, окружённой широкими богатыми предместьями столице княжества.

Въехав в Лад через Южные ворота, Вислав с Тореком окунулись в обычную для торгового ремесленного города суету. Уже и на тракте, связывающем стольный град Ярналада со столицей королевства, им попадались караваны, купцы, да сборщики податей. Тракты и дороги для княжества, что вены для человека, а стольный град, будто само сердце. И сердце это билось: со стороны мастерских подворий, где трудились люди и йордлинги слышался стук, лязг и мощное дыхание кузнечных мехов. А на торжище, выходившем к озёрной гавани, разносился гомон, сплетённый из разных наречий, сословных и цеховых жаргонов. В воздухе пахло рыбой и горящим торфом.

Большинство домов в Железном Ладе были деревянными, но встречались и фахверки, ведь когда-то ольфандцы вкладывались в местные шахты и мастерские и, поселившись тут, взяли с собой и своих зодчих. Ольфандская община до сих пор жила особняком. И только ратуша, несколько богатых домов, пара гильдейских зданий, святилище да замок князя были сварганены из камня.

Узкие улочки, грязные, но не грязнее ардхольмских, наводнил народ. То были купцы, мальчишки на побегушках у мастеровых, крестьяне с предместий и деревень, прибывшие на рынок.

Когда объезжали приозёрное торжище, проехали мимо корчмы с вывеской, на которой была грубо намалёвана морда поросёнка. Из корчмы доносилось пение и хохот.

— Что ж, Неведомый совсем никого не напугал, — проговорил Вислав.

— А с чего бы подлым бояться такого демона?

Вислав в недоумении взглянул на оруженосца.

— Он только на одно сословие покушается покамест, — продолжал Торек. — Сами посудите: среди жертв Неведомого нет ни волхвов, ни чародеев, ни купцов, ни мельников, ни крестьян, ни простых воинов, ни даже советников или войтов. Только знатные люди. Больше вам скажу, ваша светлость: здесь есть и те, кто рад демону.

— Тебе нужно в тайный императорский сыск, друг! — засмеялся Вислав. — Не только философ, но и знаток душ человеческих. Продолжаешь меня удивлять. Однако что ж, по-твоему, простые люди понять не в состоянии, что умбрийская тварь, поселившаяся на их земле, станет рано или поздно угрозой для всех? Что смертью витязей да воевод князя она не ограничится? Что в конце концов Неведомому до сословий и дела нет? Неужели не понимают?

— Не понимают, ваша светлость. Не понимают и радуются.

— Чему радоваться, когда демон твою землю оскверняет?

— Радуются оттого, что земля всё же княжеская, а не их. Это, во-первых. А во-вторых, справедливость ведь вершится, вот и радуются.

— Справедливость? — взглянул на Торека княжич Вислав и во взоре его сверкнули молнии.

— Простонародье считает, что на убитых лежит тяжкий груз преступлений, дурных поступков и пороков, а Белые Боги посылают демонов, подобных Неведомому, дабы покарать их за безнравственность.

— Белые Боги, посылающие умбрийских демонов! Кажется, я в жизни не слышал большего бреда. Так глупо не звучала даже речь Венца, когда он пытался убедить отца отдать полку наёмников из Ведена крепость на Гардарийском тракте! Будто великого князя Брана смогут напугать Крысодавы из Меравы, дай им только надел с крепостью да право устраивать попойки без ограничений. Хотя и дураку ясно, что наймитам палец в рот положи, они тебе руку по плечо откусят!

Они подъезжали к небольшому, окружённому мокрым рвом холму, на котором стоял княжеский замок, после родного Драгноморсхьялльма казавшийся игрушечным.

— Ты-то откуда взял, что там, на уме у черни? И что Неведомого будто карой считают? Мы ведь только прибыли в княжество.

— Люди есть люди, господин. Иногда полезно услышать низы до того, как они сами захотят стать услышанными.

Вислав посмотрел на отрока с уважением. Торек происходил из рода Ледвинов, дальних родичей Исмаров, так что и сам был знатнее некуда и, тем не менее, ум его был подвижен. Редкое свойство среди молодых отпрысков знатных родов, в отличие от образованности. Ведь первое горит живым духом изнутри и действует по своему закону, а второе прививают наставники и дядья. Закон первого — воля, закон второго: общественный нрав и обычай. И большой вопрос состоит в том, почему подвижность ума так редко встречается, отчего спит в столь многих душах. И что порой пробуждает ум человека необразованного и низкого по сословию, когда у человека знатного спит и ум, и совесть.

У Торека же ум и образованность дворянина соответствовали друг другу. Торек, при охватывающем его временами косноязычии и внешней неуклюжести, на самом деле был смышлённым парнем, по мнению Вислава.

— Я ещё не раз это скажу тебе, парень: сам Дьяс послал тебя мне в отроки! — сказал ему откровенно Вислав.

— Не боитесь вы перехваливать, ваша светлость, и зря. Хвалить — плохое пристрастие.

— Скажи это императору, просящему разрешение на военный налог у Имперских Сословий! — посмеялся в ответ княжич Вислав.

Подъёмный мост был опущен, но это обстоятельство отнюдь не говорило о Хвалиборовом гостеприимстве. Ибо у ворот замка, хоть те были и открыты, возникли трудности. На стражников по неведомым причинам имя Исмаров Ольданских, произнесённое Тореком не подействовало.

— Не могу вас пропустить, милостивый сударь, — обратился к Виславу стражник. — Не велено.

Ратники были в кольчугах и пластинчатой броне, вооружённые бердышами. На головах шлемы, высокие и сфероконические, какие полюбились ольданцам и гардарийцам издревле; лица скрывала кольчужная барма. Было ратников шестеро. Они окружили воз, осмотрели слуг, но прикасаться к Тореку и тем более к Виславу опасались.

— Торек, ещё раз. Сударь страж похоже туговат на ухо, либо просто туп.

— Перед тобой его светлость княжич Вислав сын Рогдая рода Исмаров Ольданских!

— Не стоит оскорблять меня, я исполняю закон здесь! Во-первыыых, — отчего-то стражник протянул на выдохе это «…ыыых» так, словно отдавал приказ о взятии стен Древена, столицы вражьего ныне великого княжества Гардарийского. — А во-вторыыых, его светлость содержится ноне в казематах его величества отца, то бишь короля нашего Белыми Богами благославенного Рогдая. А в-третьииих, не велено никого, акромя наших ярналадских вельмож пропущать без особого соизволения его светлости князя. В-четвёртыыых, о вас доложено. Ждите.

Вислав держал за уздцы клокочущий внутри гнев, словно норовистого жеребца. Мысленно представив себя и этого стражника на ристалище, княжич разил его мечом, словно какую-нибудь кикимору или вурдалака, а не противника-человека на утоптанной земле. Когда пошёл счёт десятой отрубленной головы стражника, Вислав устал сдерживаться:

— Ты шлем бы снял, когда с тобой княжич говорит и поклонился бы!

— Не положено. Во-первыыыых. Во-вторыыы…

— Эй! Пёсьи души! — раздался громовой хозяйский знакомый Виславу голос. — Хотите без куска хлеба остаться?

Все взоры обратились к князю, спускавшемуся с крыльца. Коренастый невысокий лысый, с седой заплетённой в косу бородой, Хвалибор напоминал йордлинга-переростка.

— Господ разучились узнавать в лицо, спрашиваю? — продолжал князь, идя к воротам. — Княжич Вислав бывал у нас в гостях на ристания да на охоту ходил пару лет назад. Что у тебя память и, правда, рыбья, Щука?

— Виноват, ваша светлость, но я не Щука! — отвечал голос из-под кольчужной бармы. — Я — Ждан.

— Да без разницы! — бросил князь, а затем подошёл к Виславу и крепко обнял его. — Ваша светлость княжич, кого из Белых Богов благодарить за столь приятный, хоть и нежданный визит?

— Благодари сразу всех, князь. А Ждана пусть выпорют, — отвечал Вислав, обдав Ждана хладным взглядом от сапог до скрывающего лицо шлема.

— Вы слышали Рогдаева сына! — бросил страже князь Ярналада. — Чувствуйте себя как дома!

Вислав и без слов князя чувствовал себя как дома. «Ольдания — дом Исмаров» — нередко слышалось в чертогах Ардхольмского замка. «Не для того наши предки убивали Хладнира, чтобы давать вольности вассалам и подданным», — говаривал король Рогдай словами своих дедов.

«И сам же отец теперь, когда началась меренийская сеча, закрывал глаза на творящуюся в вотчине Хвалибора бесовщину. Ну, ничего, я исправлю положение», — рассуждал Вислав.

Уверенный в себе, после тёплого приёма князя, Вислав вошёл в чертоги Ярнборга, родового замка Ярнов, цитадели Железного Лада. Отдав распоряжения Тореку, он пошёл с князем.

— Мы как раз обедали с комтуром Нерадом, но, когда мне доложили о вашем прибытии, я решил лично посмотреть княжич ли это Вислав или под стенами моего замка объявился шутник-самоубийца, — поведал князь, пока они шли по коридорам. — Есть один бес, который уж очень давно пьёт мою кровь, сил нет терпеть его! Но с этим Суртом Нерад мне помочь не в состоянии.

Вислава, словно молния прошибла. Настолько велико оказалось удивление, ведь он ожидал, что князь будет стороной обходить любые речи о демоне. Но он начал говорить сам.

— Говоря откровенно, — продолжал Хвалибор Ярна, — твари, подобные этой, досаждали ещё моему деду. Им ведь всё неймётся, что мы так хорошо живём, что благодарим Белых Богов за суровую землю, рождающую нам такие богатства. Они хотят их себе.

«Себе? — промелькнула мысль в голове Вислава. — Хотят себе богатства земли? О чём он толкует?»

— А что вы так смотрите, княжич? Удивлены?

— Честно сказать, да. Я полагал, что он один. Кроме того, странно слышать, что они хотят завладеть вашими шахтами.

— Весь их род таков, ваша светлость. Только не понимаю вашего удивления, чего вы тут странного находите? Эти черти издавна считают, будто шахты принадлежат им, а то, что мои предки носят родовое имя Ярна им, видите ли, всё равно — железо их и всё тут!

— Всё ещё не понимаю, зачем демонам железо, — усмехнулся Вислав. Княжич начал осознавать, что между ним и князем возникло недоразумение, которое росло и ширилось, готовясь взорваться, как обычно и взрываются недоразумения и недопонимания меж людьми: яростью или смехом.

— Ковать, ваша светлость. Ковать и продавать. Зачем же ещё?

— Всегда считал, что они охотятся за душами и телами, но не за тем, что порождает земля.

Князь Хвалибор расхохотался:

— Ах, вот оно что! Я не о тех бесах, не об умбрийских. Ни об исполине Сурте, что явится из огненного мира в конце времён, ни о чертях лесных, что пожирают одиноких путников. Я толкую о наших соседях Белардах, князьях Белой Башни. Извините, что называю их бесами, всё-таки они ольданцы, как и мы, и, как и мы, они вассалы вашего отца, дайте Дьяс и Белые Боги ему здоровья! Но князь Мешко уже перешёл все мыслимые пределы, ведь он пользуется тем, что наш сюзерен воюет с Бранимиром Гардарийским. Не думал я, что у человека может быть столь гнилое сердце. Проходите.

Стражники с бердышами открыли двери в палату с белёными стенами, в которой за дубовым столом сидел человек в красном кафтане. Ёжик чёрных волос украшал его череп, а не менее чёрные мощные усы украшали лицо. Широкий подбородок человека в красном выглядел сурово даже без бороды.

— Княжич Вислав, это комтур Нерад из Волян. Комтур, это княжич Вислав сын Рогдая рода Исмара, — представил их друг другу князь, ибо ни глашатаев, ни распорядителей в палате не было.

Нерад из Волян встал и слегка поклонился. На столе, рассчитанном на полдюжины человек, стояли блюда, уставленные пирогами да разного рода закуской, но взгляд княжича упал на печёного поросёнка, бок которого уже умалился после встречи с ножом. Вислав расположился напротив Нерада, а князь вернулся на своё место во главе стола. Теперь он восседал на резном стуле с высокой спинкой, а за ним висело знамя его рода: на красном поле белые скрещенные меч и секира, а под ними такая же белая цепь. Железное знамя для железных людей, самое подходящее для Ярнов Железноладских.

— Мы остановились на том, что ваши люди, комтур, взяли негодяев, — напомнил князь.

— Тенепоклонники из Бревена, — произнёс Нерад. Голос его был низкий и хриплый.

— Поведайте о них поподробнее, наверняка княжичу, как и мне, будет любопытно послушать.

— Интересного тут мало, ваша светлость, — отвечал Нерад из Волян. — Взяли каргу, гадающую на фатальных картах, по донесению местных. В застенке воззвали к её совести раскалёнными щипцами, — прищурился и коротко хохотнул комтур. — Совесть, разумеется, проснулась. Старуха сдала нам ещё несколько доморощенных колдунов. Один гадал по потрохам скота, другая по умбрийским резам на деревянных дощечках, третий рисовал на полу у себя дома какие-то круги. Было ещё четверо не менее интересных типов, всех их мы взяли.

— И все из Бревена? — спросил Хвалибор.

Бревен находился в Ярналадском княжестве. Принадлежал ли город вассалу Хвалибора или самому князю, Вислав не помнил.

— Точно так, — ответил Нерад.

— Развели заразу в княжестве! Ничего удивительного, что такая мерзость завелась!

Вислав вспомнил, что Бревен второй крупный город Ярналадского княжества, после самого Железного Лада.

— Гадатели почти безвредны, ваша светлость, — заметил Нерад из Волян. — Наши волюнтарии и их братья из коллегии бывает вовсе не чувствуют их присутствия, ведь по большей части они только изображают из себя заклинателей, как театральные лицедеи или даже обезьяны с Летних Земель. Правда, попадаются и те, что по-настоящему предсказывают, обращаясь к силам Умбры, но редко. А самый больший вред кривляк в том, что они просто существуют и дают поводы для соблазнов. Люди к ним ходят, вот что плохо. А как наскучит или дадут недоброе предсказание, так сразу сдают их нам.

— С горожанами, которые к ним обращались, провели беседы, господин комтур? — поинтересовался Вислав.

— Дали плетей перед публикой, держали четверть дня в колодках, — пожал плечами Нерад.

— Так их! — треснул кулаком по столу князь. — Отучите уж их доброе имя княжества порочить, господин комтур!

— Непременно, ваша светлость.

— Задержанные как-то связаны с демоном? — вступил в разговор Вислав.

— С Неведомым? Боюсь, что нет, ваша светлость. Как я и говорил, они больше обезьянничают, чем колдуют. В застенке нашей приказной избы в Бревене, они сдали друг дружку за милую душу. Но никакой связи с демонами у них нет. Это помогла установить наша железная дева одним своим грозным видом.

— Выходит, по Неведомому нет ни единой зацепки?

— Выходит, что так, ваша светлость. Нам бы продержаться до прихода Белого Странника, тут нужен могущественный чародей, который бы арканами Воли изловил демона. А для этого нужна засада, а для неё нужна ясность понимания того, куда Неведомый обратит свой взор в следующий раз. Видите ли, он убивает только знатных витязей и воевод, клятвенных знаменосцев хозяина этих чертогов, — Нерад вздохнул сочувственно и посмотрел на князя. — Что придаёт особую остроту делу. Огласка будет здесь лишней, в этом я с князем согласен. Напади демон на простых людей или братьев нашего Ордена, всё бы приняло иной оборот.

— И всё же я не понимаю, князь, почему вы не просите помощи у имперской коллегии? Насколько я знаю, Белый Странник сейчас в королевствах Летних Земель, а помощь других могучих волюнтариев не была бы лишней.

— Несколько причин, ваша светлость. Перво-наперво…

Без стука в палату вошёл человек в добротном кафтане.

— Милостивые государи! — обратился он.

— Это мой кастелян, — пояснил князь Хвалибор. — Говори, Милард!

— Прибыл гонец с Озёрной усадьбы воеводы Краса: демон призвал чудовищ и напал на них.

— Озёрная усадьба? Это под Деревками что ли?

— Да, ваша светлость.

— Проклятье! Крас! — воскликнул Хвалибор. — Мы ж с ним росли вместе! Сучий демон! Его усадьба… это тут рядом, — посмотрев на Нерада, а потом на Вислава, сказал князь. — Вёрст пять-шесть от города, прямо на Кривое озеро его усадьба выходит.

— Зови моих оруженосцев, — велел кастеляну комтур Нерад. — Не зря к вам в гости меня сегодня Пряхи Судеб привели, князь. Ох, не зря!

— Я пойду с вами, комтур, — сказал Вислав.

— Не стоит, ваша светлость, — отозвался князь Хвалибор, прищурив глаза. — Вы мой гость и находитесь под моей защитой. Что я скажу вашему отцу, коль с вами случится недоброе?

Странно, но Виславу показалось, что страх, не угрозу он читает на лице князя.

«Хорошо хоть ты не напираешь сразу на то, что я прибыл к тебе прямиком из темницы его величества», — подумал Вислав, но вслух произнёс другое:

— Я гость незваный в ваших чертогах, потому не вам объясняться перед его величеством.

— Я настаиваю, — взгляд Хвалибора Ярна сделался хладным и острым, словно кинжал.

— Нет, это я настаиваю, князь. При всём уважении, — Вислав встретился взором с правителем Ярналада.

— Ежели вам угодно, то я запретить вам не могу, — напомнил о своём существовании комтур Нерад. — Но у меня есть одно условие, ваша светлость: не лезьте на рожон и не мешайте братьям. Умбрийский демон не рыцарь, сражающийся на поле брани и не зверь, забиваемый для забавы на охоте. Никто не знает, чего можно ждать от него. В том и загвоздка их искажённой природы.

Торек и слуги облачали княжича Вислава в поддоспешник, кольчугу, пластинчатый доспех. А поверх доспеха Вислава одели в синее сюрко с большим серебряным львом.

— Это чтобы бес знал с человеком какого рода он схватился? — подшучивал Торек.

— Именно! — подмигнул Вислав.

Оба рассмеялись. Но в душе княжича поднималось волнение.

Они встретили комтура Нерада во дворе замка. Тот был в красной бригантине и шлеме-саладе. Вислав узнал его, ибо забрало было поднято. С Нерадом было ещё семь рыцарей с оруженосцами.

— Это все братья, что поедут с нами? — спросил княжич Вислав.

— А что вы ожидали, ваша светлость? Я был у князя в гостях, а не на облаве. Но не беспокойтесь, здесь лучшие рыцари комтурии. Опыт и выдержка, как у альвов, а доспехи и оружие зачарованы лучшими мастерами. Не пропадём. Кроме того, может в нашей местной приказной избе несколько человек найдётся, вестового я отправил.

Оруженосец помог Нераду оседлать коня.

— Готовы, братья? Вперёд!

Мчали быстро. Поднявшийся ветер свистел в ушах. Погода, пока обедали у князя, испортилась, словно бы подстраиваясь под появление демона. Стальная полусфера небосвода отражалась на водной глади Кривого озера, на берегу которого стоял Железный Лад. И чем ближе они были к усадьбе воеводы Краса под Деревками, тем тяжелее становилось на душе у Вислава. Весь его мракоборческий запал прогорел и истлел без следа, ещё до встречи с иномирным существом.

Над озером густел туман. Он полз к берегу, когда увидели зарево пожара. Казалось, что вся яркость мира воплотилась в том бушующем огне, настолько выделялся он среди серости облаков, тумана и мрачного осеннего редколесья.

Нерад грязно выругался.

Горела Озёрная усадьба воеводы Краса. Ворота были открыты, так что часть обширного двора, сокрытого частоколом, была видна с приозёрной дороги. Толпа простолюдинов, окружавшая горящую усадьбу, пыталась потушить пожар.

— Опоздали, — молвил Нерад, когда остановились у открытых ворот. — Задержите всех, как потушат. Хочу знать, что вызвало пожар. Тех, кто видел демона, ко мне.

Бушующее пламя приковало взор Вислава. Он чувствовал на душе лёгкость, за которую ему было стыдно. Неведомый сделал своё мрачное дело и исчез до их появления.

— Что будем делать дальше, господин? — спросил его отрок.

Мысли, вызванные вопросом оруженосца, вновь осадили Вислава.

— Думаю, Торек, — буркнул он.

«Ещё один вассал князя Хвалибора убит Неведомым. Возможно, вместе с семьёй. Пожар мог вызвать сам воевода, его ратник или слуга, ибо люди верят, что огонь защитит их от тёмных сил Умбры. Из Первородного Огня Дьяс создал Белых Богов и Орден наших защитников назван Орденом Игнингов, Орденом Огня… Либо пожар наслал сам Неведомый. Демон, заметающий следы? Зачем? Никогда не слышал подобного… В любом случае нам нужен проводник, хорошо знающий эти земли. Проводник, не связанный с князем…»

— Почему они, зная, что происходит, уединяются по своим усадьбам и замкам?! — ругался комтур Нерад. — Была б моя власть, запер бы их у нас в крепости и ни один, сука, демон бы их не взял!

— Торек, нам нужно в корчму.

— Правильное место для начала расследования по умбрийскому демону, ваша светлость.

— Иронизируешь. Хорошо, — проговорил Вислав, глядя на теряющее силы пламя пожара. — Там мы найдём проводника, а заодно послушаем, что толкуют разные люди. Корчма нужна порядочная, без отребья, но и без сановников и стражи.

— Я уже знаю такую.

— Уже? Откуда?

— От отроков в замке князя.

— Сам Дьяс тебя послал! В который раз говорю, — улыбнулся Вислав.

V

«Всякий знает о неприязни, что испытывают альвы и люди всех сословий к йордлингам, а ещё более к цвергам. Неприязнь неудивительна для тех, кто знает Предание. Переселившиеся в Мид-Ард из Йорды и Нидавеллира, сии народы всегда выступали за умбрийских наместников, колдунов и тенепоклонников, драконьих служителей и демонов. Однако стоило их хозяевам потерпеть поражение, как йордлинги и цверги объявляли себя верными подданными властителей-игнингов».

Венцен Измр,

магистр изящных искусств

«О праве и обычае народов Хладных Земель»

— Вот мы и в Ольдании! — провозгласил Одо.

— Родине суровых охотников на нечисть и скверного пива.

— Вы уж там так не скажите, мастер Альгерд! Хе-хе!

Струг шёл вверх по Сейме. Сейма — могучая река, впадающая в Ириллу, величайшую реку в Хладных Землях, главную артерию Империи Вольфгарда и Хладланна.

— А ведь я и по морям толком не ходил, — заявил Одо, капитан и владелец струга. — А зачем? Великая Ирилла, да Сейма и Ладна, что в неё впадают, исправно кормят меня вот уже полвека! Угощайтесь, мастер волшебник.

Одо протянул Альгерду открытый деревянный кисет, в котором аккуратно лежали порубленные листья чернокровной травы, которую так любили жевать представители низших сословий.

— Благодарю, но вынужден отказаться, она дурно влияет на сосуды и сердце.

— Ах, сердце-хэрце! — бросил капитан и ухабисто захохотал. — Знаете, мастер, что ещё дурно влияет на сердце? Такие существа с титьками и дырой между ног!

— Женщины? — Альгерд начинал чувствовать лёгкое раздражение.

— Верно. Но без бабьего племени не обойтись, равно как и без чернокровки, — сказав эту потрясающую по глубине и силе сентенцию, Одо взял охапку травы из кисета и принялся жевать. Вскоре улыбка его стала чёрной, будто он наелся угля.

Одо стал выглядеть ещё комичнее, ибо он был йордлингом. Двухаршинным, широкоплечим, с густой и пышной седой бородой. Сквернослов, хам, болтун, если и не прибегающий ко лжи, то всегда приукрашивающий былое вымыслом. Таков был Одо, капитан «Речного свина». Живая личность, походящая скорее на образ, собравший в себе все предрассудки о горном народе, о йордлингах из Йорды.

Йордлинги, как и цверги были ограничены в правах, как в Империи, так и в Летних Землях за то, что предки их выступали на стороне князей-тенепоклонников. Но в королевствах Летланна им жилось всё же получше, как слышал Альгерд.

Большинство людей не видело разницы меж йордлингами и цвергами. Хотя первые были плечистее, коренастее и сильнее. Цвергов же отличал меньший рост, более серый оттенок кожи и блёклый водянистый цвет глаз. Более воинственные йордлинги занимались обычно кузнечным делом, рудокопоством, разными ремёслами, а ещё батрачествовали. Кроме того, Альгерд знал, что князья нередко нарушают закон и нанимают мастеров осадных орудий из числа йордлингов. Цверги же чаще всего шли в купцы и менялы, портные и ювелиры. Властители Хладланна драли бешеные налоги и с тех, и с других. Подворья йордов и цвергов частенько громили в городах, вынуждая идти маленький люд в разбойники.

— Допустим, я гардарийский купец, имею струг иль другой корабль. Хочу продать я мех, пушнину, да малахит в славной столице Кордании, в Региспорте. Сажусь со своими людьми на струг, иду вниз по Ирилле, попадаю в Древен. Там, в Гардарийской столице, плачу пошлину князю Бранимиру да пополняю запасы, снимаю девок, а мои люди не отстают от меня. Идём мы дале по матери рек и попадаем в Мерению, там платим Дитмирам и владыке Ратарина. А дале Ольфанд. В имперском королевстве первый со стороны Гардарии город у нас будет Эрурград. Там плачу пошлину герцогу да оставляю деньгу у лабазников съестного, также у шлюх, у трактирщиков. И мои товарищи тоже. После отбываем ещё вниз по Ирилле, и нас ждёт сам императорский град Вольфгард. Там плачу пошлину всеимперскую и оставляю вообще все деньги. Нахрена, спрашивается, я всё это затеял? Но ничего, идём дальше вниз по реке. На очереди у нас вольные имперские города: Стейнгард, Бойна и прочие. Там свои пошлины и имперские, а блудные девки богаче, чем иные бояре в Гардарии! Так и добираемся до королевства Веден, уплачиваем в Витно всё, что полагается роду Локетов, запасаемся и вот уже и Кордания, виднеются шпили Региспорта.

Йордлинг закончив, замолчал, тщательно разжевывая чернокровку.

«К чему он всё это сказал?» — пытаясь понять непостижимое — мысли того, кто не мыслит, подумал Альгерд. Он чуть было снова не впал в гнев, от того, что ему приходится общаться с таким глупцом, но потом решил, что выслушивать бредни йордлинга дешевле, чем связываться с большинством речных капитанов. Тем паче, что теперь немногие ходили по Сейме.

— К чему я всё это? — ожил Одо. — Вы думаете, мастер чаровник, что зря мой вымышленный гардариец-купец проделал весь путь? Заработал-то он, и впрямь, не так много. Но! Не зря. Ведь он сделал очень многое для Империи этим своим походом речным. Он вложился в хозяйства: княжеские, герцогские, королевские, хозяйства вольных городов. И, конечно, в имперское хозяйство тоже. Пошлины, корчмари, лабазники и продажные девки… и вот у императора и местных вельмож появилось по полку-другому латников. Широка глубина, да? Вот так и мыслю!

Одо выплюнул за борт тёмные комки жёваной травы и продолжил.

— Ирилла соединяет пять королевств Империи из семи. А ещё кучу княжеств, герцогств, графств, свободных имперских городов. Только Феннрия и Вескония остаются не у дел. Это я к чему: лучший тракт — это великая река. Тракт, построенный Белыми Богами.

«Ещё один набожный йордлинг. Всегда забавляли как те, кто некогда выступил на стороне Умбры, теперь чуть что взывает к нашим Богам».

— Летом полно ладей, зимой всё в санях. А я вижу не сани и не корабли, мастер волшебник.

— Что же ты видишь?

— Я вижу, как текут серебряные ольфены, как текут деньги по этой жиле, как они проходят через Вольфгард, через сердце Империи. Как наполняют они силой города, земли и их владык. Правда, потом эти неблагодарные вооружают на них своих рыцарей, ратников, да ополчение и сами идут рвать друг друга, а стало быть, и всю Империю на куски. Эх! Я, к слову, не первый, кто прозрел до всего происходящего. Был один человек в Ольфанде, который предлагал купцам не платить пошлины, ведь они идут на междоусобные войны, которые купеческий цех же и разоряют. Знаете, что с ним сделалось? Кто-то из этих самых купцов сдал его властям! Его повесили, вместе с его сторонниками. Быстрёхонько повесили.

— Ожидаемо.

— Потому лучше я останусь мыслителем на воле и без петли на шее. Буду бурчать недовольно в беседах с такими знатоками, как вы, мастер, да дальше платить подати.

— Разумно.

Альгерд отвечал кратко, чтобы, не дай Боги, не дать поводов для новой речи йордлинга.

— А вы тоже в Ольданию за тем, чтобы поучаствовать в войне?

Альгерд смерил его холодным взглядом.

«Вот как! Усыпил бдительность своими нелепицами, чтобы бахнуть так грязно, как самая последняя наседка. Обычная продажная сволочь. Пошлины у него на войну уходят!»

— Кодекс коллегии волюнтариев запечатал мои уста, друг, — улыбнулся капитану Альгерд.

— Понял, понял. Кодекс. Уважаю, — пробурчал йордлинг.

Струг шёл себе по водной глади Сеймы, а мимо проплывали обычные ольданские виды, непривычные и чуждые для Альгерда, родившегося и выросшего в Ольфанде. Обдуваемые горными ветрами поля сменяли редколесье. Равнина, устремляясь вдаль, обрастала холмами и исчезала в высокогорье. Не часто попадались здесь деревни, а тем более города. Всюду властвовал простор. Альгерду казалось, что Ольдания это изнанка Ольфанда, настолько два соседних имперских королевства не были похожи друг на друга. В Ольфанде лесистом и окружённом горами жило куда больше народу, чем в древней и обширной Ольдании. Ольфандские города и замки были образцом для Хладных Земель. Даже в деревнях Ольфанда чувствовался достаток. В Ольдании всё выглядело бедным, маленьким и блёклым в свете северного ольданского солнца.

— Вы ещё увидите размах, когда доберёмся до Ардхольма — пообещал Одо, когда Альгерд поделился с ним своими соображениями. Он счёл тему вполне нейтральной для разговора с йордлингом. Достаточно нейтральной, чтобы увести мысль собеседника подальше от вопросов о войне, податях и делах государей.

Деревня, раскинувшаяся на правом от идущего по реке струга берегу, была разорена. Тяжёлый чёрный дым поднимался от тлеющих остовов изб.

— Война добралась до пределов Сеймы, — протянул йордлинг и достал ещё чернокровки из кисета.

— Похоже, дела у Рогдая идут неважно. Если так пойдёт и впредь, то Бранимир загонит его в Ардхольм и, возможно, возьмёт в осаду.

Одо захохотал от души.

— Вижу, вы постигли искусство чар, но искусство ведения войны для вас осталось в тумане, мастер. В тумане войны. Ха! — Одо ещё раз хохотнул, на сей раз собственной шутке.

Альгерда затрясло от раздражения, но он взял себя в руки. Не было смысла грозить капитану на его же корабле.

— То, что деревни горят уже под Ардхольмом, вовсе не значит, будто ольданцы проигрывают войну. Деревни горят сейчас и в Мерении, и под ближайшими городами Гардарии. Небольшие разъезды мелкопоместных вельмож всегда найдут возможность пограбить. А сейчас самое то! На наши же, Сурт их дери, пошлины, как я и говорил вам раньше…

Альгерд отвлёкся от речей Оды, посмотрел вдаль, на правый берег. Взор чародея зацепился за отряд конницы. Их было около полусотни. Ветер помог Альгерду разглядеть на большом зелёном знамени белую узорчатую медвежью лапу. Он старался вспомнить род, которому оно принадлежало.

— Граданы. Вассалы Бранимира, — буркнул Одо. — Не будет ничего, мастер Альгерд. Сцепятся пару раз, разорят несколько десятков деревень, дадут большое сражение и довольные, счастливые разойдутся по домам. Недаром, они все родичи, эти знатные. Помяните моё слово, ведь я в государственных делах знаю поболее господ из Тайного Совета Его Императорского Величества. Потому ведь как я по рекам хожу, людей разных и сословия вижу, а с замка, что на высоком утёсе ни черта ведь не видно.

Альгерд всё смотрел на уходящий от разорённой сожжённой деревни конный отряд.

— Так что вы спокойно свои дела в Ольдании делайте, ничего не бойтесь.

Последняя фраза капитана Одо прозвучала для Альгерда как-то нехорошо, даже угрожающе. Однако, прежде чем Альгерд сделал какие-то выводы, йордлинг добавил проникновенным тоном:

— Думал, говорить иль не говорить вам… но вижу в вас человека толкового. В общем, в Ольдании живёт немало моих соплеменников. Батрачат себе потихоньку в основном, хотя некоторые и добились кой-чего. Законы здесь мягкие к нам, по сравнению с ольфандскими, но ещё есть к чему стремиться. Ежели вы покажете, кому из йордлингов королевства этот знак, то можете рассчитывать на помощь, — Одо протянул Альгерду бронзовый знак, размером с медный ольфен.

На знаке Альгерд различал силуэт горы, окружённый ветвью лавра.

— Не бесплатно, разумеется, — добавил капитан «Речного свина» и хохотнул. — Но к вящей выгоде вас обоих.

Альгерд, поблагодарив, взял знак и спрятал в напоясную сумку. Он знал происхождение символа. Для йордлингов, уроженцев далёкого мира Йорд, горы всегда оставались священными.

«Окружённая лавром гора… за такое в Ольфанде могут спросить… в застенке, раскалёнными добела щипцами…»

То был знак тайного братства йордлингов. Запрещённого союза взаимопомощи йордлингских общин. Когда подходили к гавани Ардхольма, Альгерд решил, что богини, Пряхи Судеб, порой действуют весьма странными путями. Он мог выкинуть знак в любой момент, но отчего-то ему не хотелось этого делать. Волюнтарийское чутьё оставалось спокойным, ничего не говорило о том, что от йордлингского знака исходила опасность.

Когда столица Ольдании показалась на левом берегу реки, Альгерд действительно увидел размах. Ардхольм оказался широким городом, где за поясом каменных стен укрывались высокие деревянные избы, плотно соседствовавшие друг с другом. Но выше всех стояла крепость Исмаров. Она стояла на исполинском необъятном холме, что находился в пределах городских стен. Основание крепости, стены и башни были построены из камня, а высокий чертог из вечнодрева.

Смотря на застывшую на холме громаду жилища Исмаров, Альгерд думал о предстоящем пешем подъёме.

Улицы Ардхольма были куда свободнее, чем улицы Вольфгарда, а местная публика была куда более проста. Ардхольмцы без стеснений пялились на Альгерда и несущего мешки и сумки Грегуа.

«У них война идёт, а они таращатся на кобольда», — с негодованием думал Альгерд, которому в глубине души нравилось привлекать внимание. Иначе бы он и не сделал себе рабом кобольда.

— Видишь ли, в Ольдании таких как ты не очень любят, Грег. Ольданцы живут под Тенемирскими горами, и твои соплеменники доставляют местным немало хлопот. Хотя альвы Тархейма, чтоб им было известно, давно используют твоих родичей, заставляя работать в шахтах и на полях.

Грегуа ожидаемо молчал.

Пеший подъём на холм ожидаемо оказался тяжёлым. По дороге, опоясывающей его, то и дело встречались заставы. Стража Исмаров вынужденно пропускала Альгерда, косясь вслед волюнтарию с ручным кобольдом. Грамота от главы имперской коллегии чародеев открывала ему почти все дороги, словно сама была зачарованной.

— Впечатляет? — спросил у Грегуа Альгерд, глядя на Ардхольм с высоты около полусотни саженей. — А по мне так до Утёса Королей этому ольданскому чуду, как мне до Вольноградья пешком.

Грегуа простонал в ответ что-то невнятное.

— Ух… Давай передохнём здесь немного, а затем сделаем последний рывок.

Чародей поставил правую ногу на валун и оглядел Ардхольм. Грегуа присел рядом. Каркасные деревянные крыши причудливых ольданских жилищ раскинулись внизу. Улицы столицы Ольдании напоминали паутину, ничего здесь не было от привычного Альгерду ольфандского порядка. И не удивительно, ибо всё здесь было древним и несло в себе печать первобытного хаоса. В памяти обитателей Мид-Арда не изгладилось воспоминание об Ольдании, как о королевстве первых людей, пришедших в этот мир из миров иных, от которых Мид-Ард отделяет хлад и чёрная пустота, зияющая меж звёзд. Альгерд думал и вспоминал. Альвы привели людей сюда, Врата стародавних времён здесь, покоятся под развалинами. Значит ли это, что и зло в Ольдании самое древнее и могучее? Он обратил взгляд к просторам, раскинувшимся за городскими стенами. Туда, где сереющие равнины, прорезаемые змеящейся серебряной лентой реки Сеймы, покрывались холмами, и уходили в высокогорье. Там, обрамляя горизонт и, словно бы, обнимая всё Ольданское королевство, безмолвно мрачнели Тенемирские горы. За ними лежали земли, где не жил ни йордлинг, ни цверг, ни человек, ни альв. Только неразумные чудовища да соплеменники Грегуа. Временами эти великаны, тролли, хельны и кобольды совершали опасные переходы меж горами, под горами, либо через обледенелые высоты, чтобы доставить хлопоты ольданскому Ордену Игнингов и местным вельможам. Голод толкал чудищ к опасности. Голод. И тёмная, сводящая с ума сила, что породила их всех.

— Пойдём, — выдохнул Альгерд.

У врат самой крепости ольданских королей их остановили. Начальник дозора внимательно изучал грамоту магистра Максимилиана.

— Хорошо. Я доложу о вас. Только это, мастер, придётся оставить здесь, — указал начальник на Грегуа.

— В кордегардии. Под вашу ответственность, — отчеканил повелительно Альгерд.

Начальник дозора согласился, и вооружённые бердышами стражники в пластинчатых доспехах, сопроводили Альгерда ко входу в главный чертог замка Драгнаморсхьялль, что на местном наречии означало Зал Драконобойца.

Великий чертог замка напоминал сказочный лес, обитель леших, сильванов, древад и русалок, где изящные резные стропила, словно кроны исполинских древ, смыкались в вышине. Альгерд сразу ощутил древние чары, вписанные некогда волюнтариями в эти стены. Чары, защищающие от пожара, гниения, разрушения. И от других чар. Волюнтарийские заклятия, удерживающие и усиливающие тепло, исходящее от очагов. Без них протопить такие залы в ольданскую зиму не удалось бы и самим Исмарам со всем их богатством. Альгерд различал оттенки старых заклинаний, оттенки Воли. Различал словно сомелье нотки вина. Заклинания древних внушали спокойствие и присутствие чего-то высшего. Альгерд испытывал ощущения, подобные тем, что переживал в капище Велада, Пастыря Посмертия, куда родители водили его в детстве. Пламя всегда весело плясало в небольшом жертвеннике, освящая кумир бога поэтов и мудрецов.

Альгерда не сильно впечатлил размах чертога, ибо он бывал в Вольборке Девятибашенном, замке императора Вольфгарда и Хладланна, что на Утёсе Королей. Тот был действительно построен для исполинов. А здесь голова чародея слегка закружилась не от размаха, но от другого. Под сводами великого чертога висел огромный, будто трёхмачтовая каравелла, скелет чудовища.

«Хладнир», — имя зверя вспыхнуло в уме Альгерда с лёгкостью, ведь всякий образованный человек в Империи знал его. То было имя истинного хозяина Хладных Земель в те далёкие времена, когда первые люди прибывали в Мид-Ард из Венеи и Ярла.

«Ну что ты раскрыл рот, как болван! — пронеслось в уме Альгерда. — Ольданские сановники уже смотрят на тебя со скуки во все глаза. Соберись!»

Он собрался. Но высокомерие волюнтария чуть подвинулось и уступило место почтительности в сердце Альгерда.

«Всё-таки это его предки убили такую тварь», — подумал он, смотря на человека, восседавшего на Резном престоле Ольдании.

— Альгерд сын Альрада из Вуковиц, мэтр из имперской коллегии волюнтариев! — объявил его глашатай в цветах Исмаров. — Перед вами, мастер Альгерд, сын и посадский человек его величества короля Рогдая сына Визибора, его светлость княжич Земобор Исмар!

Оглядев залу, Альгерд заметил, что за протяжённым столом, соединяющимся на возвышенности, на которой стоял престол, и образующим буквицу «П» венейской азбуки, сидели в основном старцы и калеки. Бывалые воители и вельможи королевства, от которых ныне в бою было мало проку. Альгерд медленно шёл к человеку на престоле. К горлу подступал ком, руки вспотели, а сердце наполнилось гневом. Альгерд корил себя за волнение, что испытывал перед земным владыкой, ведь себя он считал выше прочих людей.

«Все чародеи выше», — напомнил он себе мысленно.

— Приветствую тебя, Альгерд сын Альрада! — сказал человек на престоле. — Хочу сразу подчеркнуть, что я только посадский человек своего отца в Ардхольме на время войны. А договорённости с коллегией в праве заключать только его величество.

Альгерд знал местное наречие венеярлинга, а потому понял, что «посадский человек» означает «наместник».

— Приветствую, ваше высочество! — бодро воскликнул Альгерд.

— Ты должен разделить с нами мёд и мясо. Имперский чародей всегда найдёт гостеприимство у Исмаров.

— С удовольствием, ваше высочество.

Земобор говорил складно и быстро, оказавшись вовсе не тем неотёсанным ольданским воеводой, коего ждал увидеть заместо Рогдая Альгерд. Приготовившись к трудностям, Альгерд сел там, где ему было предложено, рядом с Земобором. Очевидно, княжич прекрасно понимал, что появление чародея при дворе никогда не бывает случайным.

— Впечатляет, да? — указал на скелет Хладнира княжич Земобор. — Не отнекивайтесь, прошу вас, мастер. Всех, кто бывал у нас, впечатляет умбрийская громада, эта змеиная сволочь, которую навеки поставили над нашими головами наши же предки. Хотели как лучше — напомнить нам, потомкам и нашим гостям о том, что Исмары одолели бестию, но получилось, как всегда. Чудовище висит над нами, пусть и в мёртвом виде и продолжает иным из смертных внушать страх, как делало это при жизни своей.

— Дамы должно быть падают без чувств? — спросил Альгерд, посматривая на огромные жёлтые как пергамент, кости древнего дракона.

— Одни падают, другие пищат, а иные наслаждаются, созерцая. Женщины ведь нередко любят больших властных чудовищ.

— Только, если те носят корону, — сказал Альгерд, усмиряя душевное волнение.

— Или владеют Искусством Воли, — ответил Земобор.

Они рассмеялись, Альгерд почувствовал облегчение.

— Выпьем? — предложил княжич.

Альгерд кивнул. Слуги налили им медовухи в серебряные кубки. Холодный сладкий напиток с привкусом мяты приятно освежил горло.

— Так зачем вы к нам, мастер Альгерд?

— Я бы хотел обсудить этот вопрос наедине.

Земобор пожал плечами.

— Говорите смело, у меня нет тайн от присутствующих здесь людей. Все они верные вассалы моего отца.

Чародею предложенное не понравилось, но деваться было некуда. Альгерд не был Белым Странником, Эйвиндом Туреоном или Хранителем Северином и не мог ставить условия в чужом жилище. Он только стремился к величию, и сейчас такие люди как Земобор были куда влиятельнее его.

— Железный Лад и всё княжество, вся земля Ярналадская, ваше высочество.

— Есть такая в пределах Ольдании, — улыбнулся Земобор. — И что же? Коллегия послала вас исследовать железо? Больше в тех краях ничего нет.

«Непробиваемый сукин сын», — Альгерд и мысли не допускал, что кто-то из королевского рода не знает о демоне, убивающем людей князя Хвалибора Ярна.

— Не железо, ваше высочество. Демон, которого прозвали Неведомым…

— С ним уже разбирается комтур Нерад и его рыцари. Это дело Ордена и комтур попросил не вмешиваться. Он и Хвалибор докладывают о том, что они полностью владеют происходящим. Мне жаль, что вы проделали весьма долгий путь… но, впрочем, не совсем зря, ибо сейчас отведаете с нами оленьего рагу, кабанины и много других ольданских вкусностей. Эй! Принесите лучших пряностей гостю-волюнтарию!

Слова наместника ольданского короля ударили Альгерда обухом по голове. Напор и вежливость, да острый язык Рогдаева сына могли бы сделать его влиятельнейшим из советников императора. Несмотря на сладость медовухи, душой чародей ощущал только горечь.

— Мои источники говорят другое, ваше высочество… — попытался совершить последний полёт орла Альгерд.

— Как разумный человек разумному человеку: ваши источники ошибаются, — прервал спокойным настойчивым тоном улыбающийся холодно княжич Ольдании. — Скажите это прямо в лицо вашему магистру. Отправляйтесь домой со спокойной душой и чистой совестью, ибо вашей вины здесь нет. В Ярналаде сплелись, как змеи в клубок, силы гораздо более серьёзные, чем нам видно даже отсюда, с холма столицы, где расположился уютно Драконобойец. Простите, если я говорю не складно, мои мысли заняты войной и кознями, творимыми человеческими умами, а тут ещё сия бестия. Как человек короля, сын своего отца и временный правитель страны, я хочу предупредить вас держаться как можно дальше от княжества. Ярналадская беда уже решена на самом высшем уровне.

Неприятный лысеющий ольданец, временный властитель этих земель, посмотрел на Альгерда колючим проникновенным взглядом. Чародей, конечно, ожидал всякого от этой аудиенции, но не открытых угроз от представителя королевского рода.

«Перебор… И ведь не сделать ничего гаду! Как ни как, а в нём течёт кровь первого императора…» — мысли вихрем проносились в сознании Альгерда. Сердце его волновалось, перед волей предстал жизненный выбор.

Испытание.

Хватит ли ему духу бросить вызов власти правящего рода королевства? Это уже не словесные игры с Максимилианом и такими же чародеями, как он сам. Человек перед ним обличён огромной властью. Альгерд же пока не тот волюнтарий, с которым должны считаться герцоги, князья и тем паче короли.

«Неведомый? Демон из Умбры? Ты даже с Фьяром едва справился, не говоря уже о провале под Добрином… Как ты хочешь одолеть демона? Старыми дедовскими рунными заклятиями? Тебя даже посадник короля послал куда подальше…»

— Я распорядился, чтобы вам приготовили лучшие гостевые покои, мастер Альгерд. Чувствуйте себя как дома. Выпьем?

«Но надо сказать, что послал изящно».

Душу Альгерда окутал сумрак. Мучения предстоящего выбора разрывали её на части. Самолюбие, жажда могущества, гнев и самый обыкновенный страх — всё смешалось в сердце. Мрачные и тягостные мысли взяли ум в осаду. Тысячи метафизических иголок впились в душу. Хаос чувств охватил чародея. И опасное гаденькое сомнение вклинилось промеж всего этого смятения и внесло настоящий разлад.

«Отбыть ближайшим кораблём? Пошло всё в Умбру?»

Гнев взыграл вслед за отступническими мыслями и Альгерд отбросил волей всё, что мешалось у него в голове. Он посмотрел в глаза Земобору Исмару и сказал:

— Выпьем.

Альгерд должен был спать сном младенца после медовухи и угощений, но отчего-то сон его был чутким, как и всегда. Он держал ухо востро после того, как княжич Земобор Исмар стал отговаривать его от помощи ярналадскому князю. Альгерда впечатлила ретивость княжича, с какой тот настаивал на возвращении в Вольфгард. Слова Исмара не выходили из головы весь вечер.

«В Ярналаде сплелись, как змеи в клубок, силы гораздо более серьёзные, чем нам видно даже отсюда, с холма столицы, где расположился уютно Драконобойец… Ярналадская беда уже решена на самом высшем уровне…» — так говорил ольданец в своём чертоге.

В уютных покоях было хорошо натоплено. Альгерд вспотел во сне, беспокойно ворочаясь, стараясь сбросить с себя одеяла. Он спал сном без сновидений, тревожным, неспокойным сном.

Стремительно, даже одномоментно, сознание его вспыхнуло, возвращая его в явь. Из одной тьмы Альгерд вышел на поверхность тьмы другой. Смутное предчувствие чего-то нежданного витало в воздухе. Волюнтарий пошевелился, поднимая одеяло с пола. Мысль о том, что надо бы открыть окно и подышать свежим ночным воздухом, рассеялась как дым, когда он услышал скрежет ключа в замочной скважине.

Мысли и образы осадили ум чародея. Неявные угрозы наместника, Неведомый, просьба князя Хвалибора, мнимое ожидание Белого Странника и… щеколда.

«Щеколда!» — вспыхнуло в его уме.

Он и не заметил сразу, что гостевые покои, что выделил ему Земобор, не запираются изнутри. Княжич дал ему ключ, но открыть дверной замок можно было и снаружи.

«Неужели у Исмаров хватит наглости убить имперского чародея у себя в замке? Этот Земобор, он ведь должен понимать, что магистр коллегии знает о моём путешествии. Должен же? С другой стороны, кто ведает, на что способны ольданские дикари? Проклятье!» — в голове Альгерда вспыхнули одна за другой картины: убийца с кривым холодным ножом, стражники в сине-серебряных сюрко, ломающие ему кости, угрожающий княжич, — и самая страшная из всех, — надетый на него авилмерилл. Холодный чёрный металл, заглушающий Волю, путающий мысли, вытягивающий силы.

Альгерд вздрогнул от схватившего его изнутри мороза, вызванного образом про́клятого металла. Он не нашёл ничего лучше, чем прибегнуть к рунам.

«Здесь нет ублюдков из коллегии, некому смеяться, — сказал он мысленно себе, — а если бы и были, всё равно жизнь дороже!»

Альгерд постарался сосредоточиться на руне «Турс». Великаний знак должен придать ему силы, дабы ни стража, ни убийца не смогли ему навредить. Он умозрительно начертил столб, а затем треугольник, обращённый вправо. Треугольник рос из столба, словно шип, а сама руна стала выглядеть, как щит. Он почувствовал, как крепчают его жилы и мышцы.

Мысли, образы и руническое заклинание — всё это произошло в считанные мгновения. Дверь отворилась и свет лампы ослепил Альгерда, разрезая мрак, меняя очертания пространства вокруг.

— Мастер Альгерд, простите за поздний дурацкий несвоевременный визит, — сказал знакомый голос и на душе Альгерда стало тепло, страх почти отступил. Ибо если ему хотели навредить, никто бы не завёл разговора.

— Княжич?

Это был он, Земобор Исмар. Он вошёл один и закрыл за собой дверь.

— Теперь я могу говорить с вами откровенно. Простите за те нелепые речи, что я вёл на пиру сегодня вечером, — произнеся это он поставил лампу на стол рядом с кроватью и сел на стул. — Я вовсе не дурак и не желал оскорблять вас, угрожать вам. Я наместник, посаженный сюда своим отцом и мне нужно играть свою роль от начала и до конца. Вам, полагаю, известно о нраве короля Рогдая?

— Его нрав вполне в духе монарших особ Хладланна, — отвечал Альгерд, пытаясь привести мысли в порядок после пробуждения. — Кстати, роль вы сыграли блестяще.

— Что верно, то верно. Он наказал мне не принимать никаких серьёзных решений, без ведома советников и обо всём уведомлять его в письмах. Наш королевский совет, к слову, состоит из старых дядюшек Исмаров, которые за десятилетия служения моему отцу стали его отражениями. Даже самые их души приняли форму души короля Рогдая. Шучу, конечно, но в каждой шутке есть доля правды. Потому-то я и боюсь отступать от наказа моего короля-отца. А наказал он мне много всего, в том числе и предостерегать чародеев, искателей приключений да странствующих охотников на нечисть от попыток найти и уничтожить Неведомого из Ярналада. Даже братьям Ордена он сказал не давать никаких пояснений. Когда мой младший брат Вислав пожелал помочь князю Хвалибору с демоном, разразился скандал. Отец запретил ему посещать княжество, пока там орудует эта тварь, но Вислав всё равно стал собирать людей. Тогда отец приказал ему не выходить из своих покоев и приставил стражу к дверям. Вислав попытался сбежать, но его поймали. Следующим приказом отца было бросить его в темницу. В то же время отец забрал дружину, которой командовал Вислав, под своё начало. Верные моему брату ратники все до единого отправились с отцом на войну за меренийское наследство. Когда отец и мой старший брат Венцлав выступили на Мерению, я как наместник выпустил Вислава.

Земобор замолчал, собираясь с мыслями и Альгерд, воспользовавшись этим, начал спрашивать:

— Почему король так жёстко пресекает попытки разобраться в происходящем в Ярналаде?

— Ну, с Виславом он обошёлся так круто, оттого, что, очевидно, боится за его жизнь. Суровый король Рогдай наш отец и в этом вся суть, хоть Вислав и не признаёт этого, видя в большинстве решений отца только несправедливость и тиранию.

Альгерда удивило, насколько откровенен с ним княжич. Ему стало казаться, что Земобор Исмар вовсе не тот жётский красноречивый правитель, который восседал на Резном престоле несколько часов назад.

— Про Вислава мне ясно, а что в целом? Ваш батюшка, очевидно, не желает видеть близ Железного Лада не только вашего брата. Но боюсь, с человеком, не носящим родового имени Исмаров, он обойдётся ещё суровее.

Ночное посещение княжича и весь этот разговор о тайнах, связанных с ярналадским демоном, были настолько странными, что обычный человек тут же растерялся. Но Альгерд входил во вкус, он желал вытянуть как можно больше из разговорившегося наместника.

— Сам князь Хвалибор попросил его об этом, — отвечал ему княжич.

— Похоже, князь не в меру уважаемая фигура в королевстве Ольданском.

— Почему же не в меру? — удивился наместник.

— Попроси бы король своих вассалов не вмешиваться в борьбу с демоном, убивающим исключительно знатных людей и это бы возбудило подозрения. А тут всё ещё чуднее: вассальный князь просит своего сюзерена о невмешательстве.

Альгерду в полумраке, рассекаемом светом лампы, показалось, что княжич смутился.

— Обстоятельства сложились так, мастер Альгерд. Идёт война, а Хвалибор даёт людей, железо и провизию в войско. Кроме того, они с отцом выросли вместе, их воспитывал мой двоюродный дед, князь Ингвар Исмар. Они не раз бывали в боях, походах и охоте на чудовищ. Отец доверяет Хвалибору и однажды даже спас ему жизнь. Так что их связывает не только вассальная клятва. Думаю, отцу сейчас не до загадок с демонами.

— Не подумайте, ваше высочество, я никого не обвиняю. Просто хочу установить истину, ведь в этом мой долг как волюнтария. Скажите, а что говорит ярналадский комтур Ордена Первородного Огня?

— Ничего интересного. Комтур обещает во всём разобраться и вторит князю. Все грамоты, что я получал от него можно смело назвать отписками. Они дескать ждут самого Венитара в гости, мастер Альгерд. Догадываюсь о чём вы думаете, мне тоже всё это кажется запутанным и тёмным. Да, князь определённо темнит. Но я разбудил вас посреди ночи не за тем, чтобы говорить о вещах очевидных и не за тем мы с вами беседуем во тьме, словно мыши или тати. Я пришёл просить вашей помощи, Альгерд сын Альрада. Я не зря упомянул моего брата Вислава. Видите ли, когда я отпускал его на волю, то рассчитывал, что смогу отговорить его от этого безумного предприятия, от расследования и устранения Неведомого. В то же время каким-то краешком души я понимал, что мне не удержать его. Я не могу приказывать стражникам удерживать моих родичей в стенах покоев или тем более каменных мешков. Мой нрав не такой, как у короля Рогдая, потому-то Белые Боги и пожелали, чтобы я родился после Венцлава.

— Вы хотите, чтобы я защитил вашего брата?

За вопросом последовала непродолжительная тишина, вероятно, полная раздумий Земобора.

— Да, я прошу об этом, — наконец сказал сын короля Рогдая. — У Вислава нет мракоборческого опыта, хотя он хороший мечник и храбро воевал в походах. С нечистью он тоже сталкивался, разумеется, этого «добра» в Ольдании всегда полно. Но тёмные существа, обладающие разумом, могущественные демоны… Нет, Вислав не красный рыцарь и не мастер Воли.

— Почему же он решил выступить против велений отца и пойти на такой риск?

— Видите ли, в роду Исмаров издревле повелось, что один из братьев занимался делами ратными, другой мирными, а третий нередко шёл в мракоборцы.

— Добрая традиция, — кивнул Альгерд. — Что ж, полагаю у меня нет выбора. Кроме того, с Виславом у нас цель общая. Я согласен, ваше высочество, но мне нужен проводник и припасы, а также подписанная вами охранительная грамота. Деньги тоже не станут помехой, не скрою.

Земобор коротко рассмеялся, не то от радости, не то от душевного облегчения, не то от последних уточнений Альгерда.

— Договорились, мастер Альгерд. Завтра вас будет ждать проводник. Его зовут Моймыр, он ардхольмский сотник, верный человек короля. Но для всех непричастных он будет представляться купцом. Он родом из Бревена, отлично знает Ярналадское княжество. Поедите с ним и его караваном, вместе с вооружённой стражей. Охранительную грамоту я вам выпишу. Князь, его сановники и воеводы должны будут содействовать вам во всём. А теперь я покину вас, вам нужно отдохнуть. Благодарю, мастер Альгерд. Храни вас Белые Боги!

Когда ключ снова заскрипел в замочной скважине мысли потоком хлынули в духе Альгерда. Ему даже показалось, что он стал героем чародейской поэмы или романа.

«Ольданский принц, которого нужно защищать, и княжество, лежащее за тридевять земель от Вольфгарда, в которое я принесу мир и покой. Лане бы понравилась такая книга или песнь. Как знать, быть может ещё напишут…»

Темнота, заслуженная, закономерная и нестрашная темнота ночи лишила его вскоре всякой мысли и принесла покой до самой зари.

Вечер окрасил мир в оттенки синевы и пурпура.

— Как-то прогадали мы, — бросил Альгерд. Лёгкое раздражение смущало его душу, и он искал источники этого раздражения.

— Отчего вы решили, что прогадали? — вопросил Моймыр. — Железный Лад совсем рядом! Сейчас тракт выйдет из чащоб, затем будет спуск меж косогорами, так и пройдём к Кривому озеру.

Моймыр, крепкий ольданец с подковообразными усами совсем не был похож на купца, роль которого ему назначил наместник ольданского короля. Одет он был в дорогой синий кафтан и меха, которые непременно должны были говорить о его принадлежности к сословию, равно как и шапка с длинным языком и цепь со знаком ардхольмской купеческой гильдии. И всё же держался он как человек ратный.

Вторым упущением княжича Земобора после выбора легенды было отсутствие во всём «караване» хоть одного настоящего купца. Зато были слуги, больше напоминавшие сержантов и оруженосцев, и охрана каравана: дюжина конных до зубов вооружённых ратников в кольчугах и железных ламеллярных доспехах да сам Моймыр с осанкой и манерами сотника королевских лучников, которым он и был в самом деле. Ещё один угрюмый и молчаливый «купец» в жёлтом кафтане постоянно переговаривался о чём-то с Моймыром. Альгерд не запомнил, как того зовут.

Альгерд, Моймыр и вся охрана каравана шли конными. Издалека они выглядели в самом деле, как купеческий караван, ибо сопровождали несколько возов, гружённых коробами, мешками и сундуками.

В содержимое груза Альгерд не лез. Не лез он и к ольданцам, говорил в основном с Моймыром и говорил только по сути. Альгерд понимал почему Земобор Исмар дал ему в спутники людей ратных под личиной купцов. Понимал и не возражал. Ему не казалось странным стремление Земобора приставить брату защитников таким хитрым образом. Родная кровь, всё-таки. Что ехали под видом каравана в Альгерде тоже не вызывало вопросов. Страшащийся собственных советников наместник явно не желал портить отношений ни со своим отцом, ни с его вассалами.

— Не нравится мне, что сумерки нас здесь застигнут, — пробормотал Альгерд.

— В чащобах и мне они не по нраву. Но скоро выйдем в дол, а там всяко есть разъезды княжьей дружины. Да и сам город недалеко уж.

— Недоброе у меня предчувствие, Моймыр.

— Нужно готовиться к бою? — спросил Моймыр и потеребил ус.

— Не настолько явное, — махнул рукой Альгерд.

— Быть может, вы чувствуете ту тварь, за которой отправился его светлость княжич?

— Может быть.

Предчувствие Альгерда было смутным. А он не привык слепо доверять предчувствию, ибо предчувствие временами подводило его. Врождённая впечатлительность Альгерда иногда рисовала ему ужасные картины. И, как нередко оказывалось впоследствии, безосновательно.

— Эй! Что это впереди? — воскликнул один из конных ратников.

— Где? — пригляделся человек в жёлтом кафтане.

— На дороге! Выползает на дорогу!

Сумерки сгустились настолько, что Альгерд не сразу различил впереди низкое, словно пригвождённое к земле серое тело. Оно медленно шевелилось, перебирая длинными, словно у огромного насекомого, конечностями едва отличимыми в сумерках от тела.

— К оружию! — призвал Моймыр.

Гаркнув приказ, Моймыр немедля принял из рук оруженосца арбалет. Альгерд оглядел лес вокруг. Тёмные, по-осеннему полуобнажённые, деревья стояли безмолвно и безжизненно среди пурпурной мглы, скрывая возможного врага. Ольданские ратники ощетинились копьями, секирами и бердышами. Оруженосцы и сержанты взяли арбалеты по примеру своего начальника. Альгерд тоже воспринял его призыв к оружию, сосредоточив всё внимание на заклинаниях и разгоняя мысль до осознания истинной природы вещей. Как и многие другие высшие чародеи, он не мог творить заклинания без умозрения. Ибо такова была природа Воли.

Беда состояла лишь в том, что чистая мысль и воление вступали в противоречие с чувственным, вещественным миром, противоречие ещё более сильное, чем меж духом и телом. Правильно снять его, преодолеть его — в этом и состояло Искусство Воли.

— Что это? — спросил Альгерд Моймыра, беря в обе руки посох.

— Это я бы вас хотел спросить, коль скоро вы здесь мастер по чарам и заклинаниям, — отвечал Моймыр, целясь в серое существо. — От себя могу сказать, что это то, что лучше всего смотрится напичканным болтами гниющим трупом в какой-нито яруге.

— В этом я с вами согласен, — сказал Альгерд и приободрился, будто бы заразившись боевым настроем сотника.

— Может поразите его заклинанием в таком случае? — шепнул ему Моймыр.

— Думаю, арбалет справится с такого расстояния лучше. Чары всегда крайнее средство.

— Ну, знаете, я тоже не чемпион стрелковой братии, чтоб тут в сумерках! Чары, конечно, крайнее средство, когда рядом есть арбалетчики, — проворчал ольданец, а затем громко отдал приказ. — Сокращаем расстояние! Ты, ты и вы двое, спешивайтесь, будете прикрывать! В ближний бой не вступать, бьём самострелами!

Альгерд и Моймыр тоже спешились. Опыт Альгерда в конном бою был настолько скудным, что он не решался оставаться верхом.

— Проклятье! А что, ежели кони понесут? — спохватился Моймыр.

— Не понесут, — подняв, взмахнул дубовым посохом Альгерд.

Лицо ольданского сотника просветлело.

Альгерд готовился прикрывать издалека. Моймыр же со своими ратниками стал подходить к длинному серому существу. Оно медленно ползло. Но заметив приближение вооружённых людей, напряглось и рысью бросилось в тёмные чащобы леса.

Сотник хохоча, возвращался со своими людьми.

— Кто? — бросил Альгерд.

— Вурдалак. Одиночка. Ускакал ублюдок, обосрался!

— Хотелось бы верить…

Ратники, которых дал ему в провожатые Земобор Исмар, не были мракоборцами. Они боялись чертовщины не меньше своего командира. И в конце концов их просто было слишком мало.

Альгерд не желал вредить боевому духу этих людей, но, всё взвесив, решился сказать:

— Вурдалаки редко бывают одиночками.

Дурное предощущение не покидало его.

— Вы сами всё видели, волшебник. Чёрт убёг…

Существо вылетело из-за деревьев стрелой, стремительной и смертоносной. Сбив с ног Моймыра, оно скрылось. Никто не навёл арбалет, никто не замахнулся секирой, не направил копьё. Вурдалак оказался молнией среди ясного неба.

— Проклятье! Второй раз это у него не выйдет! — выругался ольданский сотник, вставая и кряхтя.

— Прощупывает почву. Их много. Готовьтесь, — отчеканил Альгерд.

— Чёрт! Темно как в хелевой пасти!

Слабый свет масляных фонарей, и правда, был бессилен рассеять тьму. Вурдалаки же отлично видели в ночном мраке.

— Не зря же с вами волюнтарий, — молвил Альгерд и достал из подсумка обёрнутый в ткань фиал. Он быстро размотал его, и холодный звёздный свет озарил людей, возы и деревья. Альгерд открыл фиал и вытряхнул альвские огоньки наружу, мысленно приказав им рассредоточиться вокруг каравана.

— Вот чудеса! — воскликнул кто-то из ратников.

— Это их отпугнёт? — спросил Моймыр.

— Не думаю, — отвечал Альгерд. — Но внезапно они уже не набросятся.

— Глядите, вон она тварь!

Серое поджарое существо с длинными когтистыми конечностями ползло среди деревьев справа от них. В свете альвских огоньков была видна лысая, покрытая струпьями шкура. Вурдалак медленно полз, подбираясь к ним, будто волк. Два янтарных глаза смотрели на людей, горя на вытянутом черепе.

Свистнула тетива арбалета. Вурдалак в три прыжка исчез из виду.

— Кто-то видел, попал я или нет? — вопрошал Моймыр.

— Нет! — отозвался человек в жёлтом кафтане.

Другая тварь вылетела слева, набросилась на ратника, тот рубанул бердышём. Мимо. Вурдалак полоснул его по горлу чёрными кривыми когтями, там, где не было кольчуги и пластин. Ратник захрипел, кровь окрасила доспех. А вурдалак, тянувшийся к ране языком, получил копьём между рёбер.

Вурдалак издал жуткий хрип, а сзади послышался человеческий крик. Ещё один накинулся и повалил ратника и оруженосца наземь. На дорогу перед караваном выпрыгнули ещё двое. Они завыли пронзительно, а сзади донёсся рык.

— Сделайте что-нибудь! — дёрнул Альгерда за рукав кафтана Моймыр.

Сбило дыхание. Застучало сердце.

Не было времени на руны и образы.

На телегу, стоявшую в середине каравана, напрыгнул ещё один. Янтарные глаза смотрели отовсюду. Они лезли из чащоб. И их хорошо было видно в свете альвских огней.

Время оставалось только на мысль, на саму чистую Волю… и на опору в виде чувств, даже страстей.

Альгерд пожелал поразить тех двух, что выпрыгнули на дорогу впереди возов. Они были ближе всего. К мысли он примешал гнев, который сам же напитал страхом. Сердце Альгерда жаждало уничтожить их, остановить, поразить, ослепить, выжечь дотла.

Он вскинул посох в их сторону и из опала, выступающего из навершия, вырвались золотые молнии. С треском и шипением проявления Воли змеились в воздухе, гася взоры вурдалаков, впиваясь в них, прожигая плоть. Тошнотворный запах палёной плоти ударил в нос, когда два дымящихся трупа согнулись на дороге, словно зародыши.

Альгерд обернулся. На телеге порождения Умбры уже не было. Рядом шёл бой. Твари наскакивали на щиты, теснили людей.

В горле пересохло, а сам он обливался потом. Чародей боялся своей силы не меньше своей слабости. Вурдалаки окружили людей, наседая и наскакивая они подбирались всё ближе.

«Слишком близко», — подумал Альгерд, не зная, как быть дальше.

Он опасался поразить чарами своих.

Вурдалак сбил с ног оруженосца, тот был без доспехов. Кривые когти разорвали плоть, словно тряпку. Умертвие принялось поедать жертву. Альгерд с ненавистью направил на него Волю. Золотистые ленты вырвались с треском из посоха и заплясали на вурдалаке и мёртвом теле под ним. В пару мгновений он вспыхнул. Альгерд ринулся к ратникам.

Времени на сомнения не было.

Альгерд выскочил вперёд, заслоняя собой людей.

— Назад! — бросил он ольданцам.

На него взирали четыре пары больших янтарных глаз. От стремительных, как молния, вурдалаков его отделяло всего несколько шагов. Ярость в сердце чародея поглотила страх и вырвалась наружу, обратившись снопами искр и всполохами пламени. Огонь вырвался из навершия посоха, Альгерд водил им влево и вправо. Поток огня с чудовищным гулом пожирал плоть умертвий, как сами умертвия пожирали плоть человеческую. Рёв пламени заглушил последние звуки, вырывавшиеся из глоток чудовищ.

Несколько мгновений и Альгерд обессилил. Поток пламени прекратился. Перед ним на тракте лежали горящие тела. Один вурдалак ещё бежал, воя на всю округу, объятый волшебным пламенем. Альгерд повернулся к людям, ощутил их потерянные взгляды. Их страх.

Посох в его руке пульсировал жаром и слегка дрожжал. В голове Альгерда шумела кровь.

VI

«Я пишу сии строки в год избрания императором Вольфгарда и Хладланна Вольрика Одальгерда Хелминагора, в год триста двенадцатый Имперской Эры или в год тысяча четыреста двенадцатый от Печати Врат. Следует заметить, что к югу от Межеланского Хребта, в королевствах Летних Земель, а также и в державе альвов Тархейма, равно как и Градах Вольной Марки летоисчесление до сих пор ведётся от Печати Врат. Иными словами, от того самого дня, когда Белые Боги наложили Печать Пустоты на Врата Межмирья, дабы умбрийская скверна не распростронялась по Мерсуму. Мы же, хладланнцы, ведём отчёт летам от основания Империи Одальдом Хелминагором. От того года, когда Священные Походы Хелминагора увенчались успехом и большую часть Хладных Земель он очистил от хельнов, чудовищ и тенепоклонников.»

Мэтр Кви́нтрий из Вэ

О летоисчеслении в Хладланне и остальном свете

Лиловая молния сожгла небо. Быстро и ярко, чтобы тут же исчезнуть, скрыться, покинуть мир. Граф Сто́йден отвернулся от окна, поёжился и вновь оглядел карту. Взгляд его стал скользить по поверхности, изображающей запад обитаемых земель Мид-Арда.

Громыхнуло.

Стойден вздрогнул, осудил себя мысленно. Затем усмехнулся и тут же благочестиво возвёл очи горе и вытянул руки, обращённые ладонями к лицу, так, словно хотел взять что-то себе от той Силы, что излилась в мир в виде лилового разряда. Той Силы, что, будучи сокрыта за молнией, как за своим знамением, была куда больше самого разряда и всего зримого мира.

— Пращур наш, Праве, защити меня и моих родичей! — прошептал Стойден.

В последние несколько месяцев он взывал к Громовержцу и Отцу Справедливости куда чаще, чем обычно.

Стойден Драг, граф Рада́нский, был вассалом великого герцога Вольрика Одальгерда. По общему человеческому разумению того, как всё должно быть, граф Стойден должен был ликовать беспрестанно с тех самых пор, как его сюзерена на Имперском Сборе избрали императором Вольфгарда и Хладных Земель. Ибо возвышение сюзерена непременно сказывается на положении верного вассала, тем паче того, с кем сюзерен рос и воспитывался. К тому же Драги — род древний и почтенный. Исстари предки Стойдена были опорой Одальгердов, герцогов Войлана.

Избрание ольфандца императором положило конец борьбе партий внутри Ольфанда. Избранный император сразу становился королём сердца огромной северной державы, ибо титулы повелителя Хладланна и короля Ольфанда были нераздельны со времён Одальда Хелминагора. Зато началась борьба партий всеимперская, а Вольрик стал её сердцевиной, притягивая к себе королей, имперских князей и вольные города, словно магнетический камень железные опилки.

Стойден помнил тот момент, когда курии Имперского Сбора отдали голоса за Вольрика. Жар, потные ладони и шум крови в голове — вот, что он ощущал тогда. Он чувствовал радость и облегчение от победы друга в тяжкой борьбе. Но тогда же зарождался ростками смутных опасений и страх перед будущим.

— Я назначаю тебя главой моей тайной стражи, хранителем моего покоя, — сказал спустя пару дней после Имперского Сбора Вольрик, почесал косматую бороду и улыбнулся. А Стойден понял, что опасения его проросли, обернувшись явью.

«Мои беды теперь твои», ты хотел сказать? — подумал в тот момент граф Стойден. — Впрочем, ты, пожалуй, и не думаешь ни о каких бедах…»

— Великая честь для меня, ваше императорское величество — произнёс он тогда вслух.

С тех пор прошли месяцы, а Стойден всё ещё недоумевал, как он оказался на своём посту. За какие заслуги его, любителя охоты, грабежа да небольших драк дружина на дружину, которые в Ольфанде отчего-то зовут войной, назначил старый друг главой соглядатаев и убийц Серебряного Престола?

И всё-таки Стойден лукавил перед самим собой, ибо он знал, что Вольрик считает его умным человеком, самым умным из тех, кому доверяет душой. А душа у Вольрика была воинская. Вольрик был военачальником, идущим впереди рати, ведущим рать за собой. Секирой и копьём, пешим или конным, он расчищал себе дорогу к победе, а в политике смыслил столько же, сколько кобольд в натурфилософиях и метафизиках.

«Собственно, поэтому его и выбрали, — рассуждал Стойден. — В этом же причина, почему он назначил меня своим тайным советником».

Он прогнал прочь посторонние мысли и вновь склонился над лежащей на столе картой. Взгляд его быстро скользил по долам и полям, лесам и горным хребтам. Они не интересовали графа, в отличие от миниатюр городов и замков, да гербов их владетелей. От королевств Летних Земель взор его перешёл к Хладланну, перемахнув за делящий запад обитаемого мира Межеланский Хребет.

Он посмотрел на герцогства Ольфанда. Пределы каждого из них были отмечены отдельным цветом. Родное королевство выглядело раздробленным среди огромных держав, покорившихся Вольфгарду. Державы, обширные и древние, ставшие частью Империи, ольфандцы, а по их примеру и все остальные народы Хладных Земель, называли палатинатами. Едиными, слитными крупными владениями, которыми правили вассалы императора — имперские князья, короли.

Палатинатами считались все королевства Империи Вольфгарда и Хладланна, кроме самого Ольфанда. Шесть королевств, а ещё десяток княжеств и герцогств вольфгардцы нарекли палатинатами.

Взгляд графа упал на Феннрию, занимавшую полуостров Оссакс, напоминавший видом секиру. Форма полуострова — ещё одна шутка Богов, ибо Феннрия — самое дикое из имперских королевств, родина морских разбойников. Они селились на побережье, отдав чудовищам большую часть своей, заросшей тайгой земли. Когда лёд не сковывал гавани, они грабили соседей и ходили морем на Летние Королевства. А зимой выживали и спасались от голодных бестий, что выходили из леса.

На юге соседом феннрийцев была Вескония. Теснимая могучей Корданией, разграбляемая свирепыми северными соседями, Вескония. Много учёных даровала она Империи. И много чернокнижников. Весконское королевство было оплотом старейших школ умбропоклонников ещё в Доимперскую Эру. Вескония же сильнее всего страдала тогда от чудовищ, демонов и колдунов, что призывали их в мир. В последнее десятилетие, впрочем, Вескония стала куда могущественнее, чем прежде. Король Коннлах Годвин захватил часть корданских владений, заключил союз с Гардарией и торговые соглашения с некоторыми ольфандскими герцогами. Ему удалось породниться с королём Ведена и даже конунгом Феннрии. Впервые за долгие века феннрийцы не совершали набегов на берега весконцев. Король Коннлах обладал прямо нечеловеческой, сверхъестественной, на взгляд Стойдена, удачей.

Стойден посмотрел на побережье богатой Кордании, страны купцов и наймитов. После глянул на рыцарский Веден, могущественнейшее королевство Хладланна. Обрамлённое с востока горами Межеланского Хребта, Веденское королевство граничило с Гардарией, самым большим палатинатом Империи, а также с Корданией и самим Ольфандом.

«Слава Белым Богам, что число народу там не под стать обширным пределам», — подумал Стойден.

Гардария богата как Кордания, ведь там растёт вечнодрев, который гардарийцы умеют обрабатывать. Леса их полны пушного зверя, а горы — самоцветов и малахита. Гардария также дика, как Феннрия, но её границы не выходят к морским берегам. Гардария также воинственна, как Веден, но в великом княжестве нет рыцарских традиций.

Издревле так повелось, что встреча гардарийца и ольданца заканчивалась пьяным спором о том, чья же земля рождает самого сурового человека. В Гардарии холоднее, но в Ольдании всегда водилось больше чудовищ и всякой чертовщины чем где-либо. Гардариец неизменно отвечал, что в Ольдании их не больше, чем во всех прочих краях, «просто в Ольдании бестии самые наглые». Такие попойки ольданцев и гардарийцев служили поводом для многих шуток и побасенок, но нередко они заканчивались поножовщиной вместо доброй драки.

Корни культурной неприязни прорастали, а попутно наслаивались и иные противоречия. Люди хотят жить лучше, хотят грабить, хотят расширять своё обитание в мире. Особенно люди короля или великого князя, владетели земель и уделов, воеводы дружин.

— Вот и столкнулись две воли к власти, — пробормотал под нос Стойден, склонившись над картой, теребя побелевшую местами бороду.

Великому князю Бранимиру долго уговаривать короля Рогдая не пришлось. Только почил в Бозех князь Бо́лев Ди́тмир Меренийский, как Рогдай поддержал своего кандидата на престол княжества, племянника покойного Болева. Стойден помнил, что представитель рода Дитмиров воспитывался при дворе Рогдая. Опасное упущение гардарийского властителя. Однако великий князь Бран ответил незамедлительно и поддержал брата почившего князя.

Достаточно было великому князю Брану со своей дружиной разорить и выжечь несколько деревень, входящих, как сказал бы ольфандец, в королевский домен Рогдая и дело приняло предсказуемый оборот.

Король Ольдании быстро вошёл с войском в Мерению, захватив одну крепость за другой. Сейчас он уже осаждает Мерео́пидум, столицу княжества, вместе со своим ручным Дитмиром.

«Рогдай сам не понимает, в какое пекло его завлекает Бран. Впрочем, кровь Исмаров всегда была горяча, — рассуждал про себя Стойден. — Заманит тебя в ловушку, а ты и рад идти на поводу. Его ложные отступления заведут тебя вглубь Гардарии. В его леса и болота. А тут ещё и эта идея борьбы с палатинатами, захватившая наши ольфандские умы, начинает играть новыми красками. Молодец, Рогдай! Ай, молодец! Ещё не остыли головы, ещё не все даже у нас здесь согласны раскалывать ваши королевства, подобно орехам, как ты сам лезешь под нож! Неспокойно век начинается… Ладно, послушаем, что скажет Галлард».

Галлард уже прибыл в замок, Стойден знал это. Теперь он первым узнавал не только о том, что происходит в Вольборке Девятибашенном и самом Вольфгарде, но и о том, что творится в сотнях и тысячах вёрст от Города.

Он не стал давить на Галларда.

«Пусть себе отдохнёт с дороги, устал ведь — такой путь проделал».

Стойден посмотрел в окно. Змеящиеся ленты, сопровождаемые вспышками, рвали чёрные тучи где-то вдалеке, за озером, у самых гор. Проливной дождь стучал по крышам, карнизам и окнам. Стук в дверь застал Стойдена, когда тот наслаждался теплом камина, удобно устроившись в кресле.

— Входи, — бросил магистр Стойден, точно зная к кому обращается.

Вошёл его распорядитель. Серый дублет, таких теперь много служит магистру тайной стражи Стойдену под видом имперских чиновников. Распорядитель поклонился учтиво и обратился к графу:

— Барон желает к вам обратиться.

Краткость была единственной чертой, которая нравилась Стойдену Раданскому в людях той коллегии, что он возглавил. Минимум придворного этикета, титулов и славословий.

Только суть.

Слова и поступки, места и время, когда владыки, военачальники, чародеи и предводители сословий их произносили или совершали, — вот что интересовало тайную стражу императора.

— А я всё жду, — усмехнулся Стойден. — Пусть заходит, что ли.

Галлард Арн был хоть и бароном, но тень отбрасывал весьма серьёзную. Он был имперским рыцарем, личным ленником императора, так что и его служба в тайной страже была оправдана и понятна. Усиление императора для него было благословением Лиосгарда и Светом Альвхейма. Кроме того, Галлард не был пешкой или обычным кротом. Не был он и дураком, как успел заметить Стойден.

Стойден встал, когда он вошёл.

— Милостью Белых Богов! — воскликнул вместо приветствия Стойден.

— Ваше сиятельство! — поклонился барон Галлард.

Они обнялись, как старые друзья, затем он предложил Галларду сесть за стол, и позвал слуг, чтобы те принесли кушанья и вина.

— Благодарю, ваше сиятельство. Двор князя Брана в Древене оказался не столь гостеприимен, — ухмыльнулся Галлард Арн. — К тому же, он опустел весьма, с моего последнего посещения.

— Неудивительно, — буркнул Стойден.

— Неудивительно, — кивнул барон. — А знаете, что удивительно, граф? Что король Ольдании несётся на своего врага вепрем, вместо того, чтобы озаботиться хоть какой-нибудь стратегией.

«Читаешь мои мысли», — проскочило в уме Стойдена.

— Может, если бы ольданцы хоть немного читали, хотя бы их король, — продолжал барон Галлард, — история их складывалась бы иначе. Но ольданцы считают чтение книг чем-то схожим с мужеложеством.

— У нас тоже многие так считают, — усмехнулся Стойден. — В основном нашего сословия люди, что характерно.

— Вынужден согласиться, — улыбнулся Галлард. — И, тем не менее, тучи сгущаются не над нами, а над нашим другом королём Рогдаем. У его визави Бранимира около десяти тысяч людей в войске под Древеном. Ещё пара тысяч гардарийцев сводят с ума Рогдаевы рати в Мерении быстрыми налётами конных стрелков. Бран и другое войско приказал собирать под Дивьей Рощей. И при том он не всех своих вассалов-то успел потревожить. У него много наёмников, из Ведена, из Кордании. Из Кордании особенно много: арбалетчики из Региспорта, доспешные, со своими ублюдскими павезами в человеческий рост.

— Богато живёт, — потягиваясь перед огнём очага, протянул граф Стойден, — великий князь, однако.

— Лучше б это богатство текло сюда.

«Мечтать не вредно, особенно юношам», — подумал Стойден, смотря на покрытые не бородой, но пухом щёки барона Галларда.

— Рати ольданцев уже сталкивались в бою с этими наймитами? — спросил Стойден.

— Да, успели повоевать. Под Чаровым Бродом, к примеру. Там ольданцы сперва преследовали отступающих налётчиков Брана, а догнав их, завязли под обстрелами гардарийских лучников и корданских арбалетчиков-наймитов, а следом попали под конную атаку.

— Хм. И всё равно Исмар не чует подвоха, коль продолжает натиск, как мне докладывают. Король Рогдай… тебя бы в правильном направлении развернуть, такого воинственного.

— Развернём, — заверил Галлард. — Но вы ведь не думаете, ваше сиятельство, что самое важное я уже сказал? Самое главное, что у великого князя Бранимира в Ольдании есть свой человек. Удельный князь или воевода, пока мне неизвестно. Но это вельможа с деньгами и войском, кто-то из могущественных вассалов. И он уже готов к тому, чтобы нанести удар и поделить потом вместе с Бранимиром наследие Исмаров Ольданских.

Весть Галларда ударила в голову сильнее вина.

— Кто это? — прохрипел Стойден, едва не подавившись благородным напитком.

— Мне, как я уже сказал, пока неведомо, кто это. Но я обратился к своим людям, скоро имя предателя ольданского короля перестанет быть для нас тайной, магистр.

— Если этот самый князь или воевода надумает нарушить клятву во время войны, то он не только мерзавец, но и безумец, даже самоубийца, — рассуждал Стойден.

— Не думаю, что он будет наносить удар явно, скорее станет вредить изнутри, пользуясь влиянием, золотом. И королевство Рогдая даст трещину, тем более в то время, когда и на поле брани одни поражения.

— Пока что Рогдай вгрызся в Меренийское княжество не хуже волка, — возразил Стойден. — Так что, не одни только поражения.

— Пока что, — пожал плечами Арн. — Больше того, я полагаю, что и всю Мерению ему удастся взять. Но вот когда он пойдёт на саму Гардарию… тогда будут одни только поражения.

— В крупных битвах, — поправил Галларда Стойден.

— В решающих, — взяв кубок, хищно посмотрел на красное, как кровь, вино барон.

Граф Стойден и правда, будто опьянел от донесений Галларда. Служба императору начала увлекать его. Но в опьянении была не только радость, но и страх. Ибо в вопросе о Вольфгарде и палатинатах для Стойдена точка ещё не была поставлена.

— Найди его как можно скорее, Галлард. Дёргай за все нити, привлекай волшебников, прорицателей, мракоборцев, торгашей, всех. Подкупай — денег я выделю. Только об одном прошу: будь скорее решимости ольданского предателя и недальновидности ольданского короля!

VII

«Белые Боги, что жили когда-то во плоти в прекрасном мире, названном Лиосгардом, что на язык венеев можно перевести, как Град Света, ныне живут в вечности Ириума. Почему Боги покинули мир? Быть может, наши истолкования мира пришлись Им не по нраву?»

Драга́на из Ма́леврата,

чародейка имперской коллегии волюнтариев

Ехать верхом было трудно. Самочувствие Альгерда можно было сравнить с самочувствием рыцаря, прошедшего все этапы Великого Войланского Турнира. И всё же Альгерд сознавался сам себе в сердце, что чувствует он себя относительно хорошо. Усталости после боя не стоит уделять много внимания, ибо и воин устаёт от ношения доспеха и размахивания шестопёром.

«Ольдания, это глухое захолустье, определённо пошло мне на пользу», — подумал волюнтарий. Он действительно мог гордиться собой, ведь ещё недавно он упал без чувств, пытаясь обезвредить чарами одного-единственного доходягу-философа. А здесь, вдали от дома, он уже сжигает вурдалаков направо и налево. Конечно, в случае с Фьяром из Абеларда упасть в обморок ему помогла собственная тревожность, ибо он не желал причинить вред кому-либо из тех людей в университете, школярам или их наставникам. В сегодняшнем бою с отвратительными и опасными существами Альгерд почти не был скован страхами и волнением.

«Для чародея важнее всего сосредоточенность, — говорил Альгерду и другим волюнтариям Венитар Белый Странник, когда посещал палаты коллегии, — Она достигается дисциплиной разума, а к дисциплине ведёт понимание природы сущего».

То было много лет тому назад.

— Мэтр Ди́вий, вы сказали до этого, что сосредоточенность полностью исходит из свободы, а теперь говорите, что она достигается дисциплиной… — неуверенно обращался к альву Альгерд.

— Верно.

— Разве дисциплина и свобода не противоположны друг другу? Противоречие…

— Противоречие, — кивнул Белый Странник — Противоречие во всём, юноша, во всём сущем.

Завороженно Альгерд смотрел в тот день на альва, что был истинным владыкой Воли. Старец с лицом тридцатилетнего мужчины. Короткая белая, как у всех альвов борода, серебряные глаза. Их взор — взор победителя чудовищ и демонов. Взгляд из глубины веков, что сохранилась в чистоте вод памяти его духа.

Отчего-то сейчас воспоминание о Венитаре придало Альгерду сил.

— Долго ли нам ещё? — спросил Альгерд громко.

— Башенки стенные уже видать, — ответил ему Моймыр.

— Мы в предместьях, — добавил малознакомый голос.

Осталось их всего семнадцать человек, включая Альгерда и Моймыра, слуг и оруженосцев. Из дюжины витязей, назвавшихся охраной каравана, выжило только семь человек, двое из которых были ранены. Человеку в жёлтом кафтане вурдалаки отгрызли голову.

Всё складывалось препаршиво, кроме того, что они успели въехать в город до закрытия ворот.

— Ну и потрепало вас, судари! — выдохнул привратник городской стражи, оглядывая раненых на телеге. — Эт вам к господину Хадриану Вальгу надыть.

— Как бы нам к нему попасть, уважаемый хранитель порядка? — спросил Моймыр.

— Почти у самого княжьего замка, у самого Ярнборка, его жилище, — отвечал стражник. — Там шпилёк торчит из крыши. Шпилёк такой остренькой.

— Вам надо в замок, мастер Альгерд, — обратился к чародею Моймыр, когда дослушал стражника, — а я позабочусь о раненых.

— Вряд ли я попаду в замок — скоро пробьют ночную стражу. Нужно искать ночлег, желательно лучшую таверну, какая здесь есть.

— С таверной помочь не смогу. И, кхм, мэтр, — неуверенно молвил Моймыр, — Вы, случаем, не умеете целить словом или взмахом посоха?

— Нет, но Хадриан Вальг возможно способен, — съязвил Альгерд, и тут же осёкся, вспомнив о раненых. — Ладно, не стану отвлекать вас. Спешите же к его мудрости Вальгу с вашими ранеными, а я дойму стражу.

— Я оставлю вам пару ратников, слуги тоже будут с вами и несколько возов. Нужно пережить ночь, коль вы не глава коллегии, а я не гербовой дворянин, и в замок нас уже не пустят.

Лучшей, по словам стражников, оказалась таверна «Под Свиньёй Громадой», что возвышалась над Озёрным торжищем. Её построили ольфандцы. Таверна представляла собой трёхэтажный фахверковый дом с башенкой, своим собственным двором и конюшней. Таверна была крупнейшим зданием во всём Железном Ладе, не считая ратуши и Хвалиборова замка.

Когда подъезжали к таверне услышали звон колоколов — подавали сигнал о ночной страже. Порядочных людей на улицах уже не почти не осталось, за исключением стражи и цехового ополчения.

Альгерд вошёл в душную гостевую залу не один, а с двумя ратниками и слугами. На доспехах виднелись в свете лучин, свеч и очагов пятна чёрной засохшей крови чудовищ. Присутствующие, хоть их было и немного, сразу обратили на пришельцев свои взоры. И надо сказать, люд в таверне был приличный, если судить по платьям и чистоте лица, а также не упускать из внимания и физиогномики.

«Хм, свечи. Однако! Стражник не соврал, место действительно приличное, — подумал Альгерд, ибо не ожидал подобного размаха от заведения в глухой провинции. — Впрочем, край богат железными рудниками… а нет! Дело вовсе не в богатстве края…»

— Уважаемые! — громко обратился к ним хриплым баритоном пузатый седобородый йордлинг. — Во-первых, здрасьте! Во-вторых, у нас тут врагов Веры, Короны и Закона не имеется, — йордлинг, бывший, судя по всему, распорядителем зала, оглядел воинов подозрительно. — В-третьих, бестий, бесов, колдунов тут также нет. Ежели вы за платой, то вам в ратушу или приказной дом Ордена на Рябиновой улице.

— Здравствуй! Нам не нужна ни плата, ни враги Короны, — начал Альгерд. — Нам бы комнаты, а лучше этаж. Мы наткнулись на местных вурдалаков, — это я к вашему любопытному взору на окровавленную кольчугу моих приятелей, — и победили. А имя моё Альгерд из Вуковиц, я советник имперской коллегии чародеев.

С этими словами Альгерд достал мешочек с серебром и, развязав, протянул йордлингу.

— Как же я мог забыть о приличиях? — вопрошал йордлинг, разглядывая серебряные ольфены, которых должно было бы хватить Альгерду и всем его спутникам и на полгода проживания в таверне — Меня звать Вук Зло́тник, я владелец корчмы «Под Свиньёй Громадой». Прискорбно, но комнат не хватает, придётся расположиться на разных этажах, а слугам переночевать в конюшнях.

Альгерд ещё раз бросил взгляд на просторную гостевую залу с низким, как это принято в Ольдании и других северных странах, потолком. Народу было немного.

— Кто же те гости, что заняли у вас все покои? Или Железный Лад на время войны сделался столицей королевства? — улыбнулся Альгерд и протянул Вуку ещё один серебряный ольфен, который достал из кошеля на поясе.

Взяв монету, йордлинг вытянулся к Альгерду и вполголоса сказал:

— Столицей королевства-то Лад не сделался, но стал богаче на одного королевича.

— И он почему-то проводит время в твоей таверне? — подмигнул Альгерд.

— Да, клянусь Богами! Он здесь! Только, как вы догадались? Я уж думал, придётся спорить, доказывать.

— Тут светло, как днём. Ты бы никогда столько свечей не зажёг, мастер Злотник.

Вук Злотник рассмеялся от души.

— Что верно, то верно. Надо ли говорить, что сей преисполненный уважения к королевской особе жест уже окупился? Большую часть второго этажа занимает…

— Вислав Исмар, — закончил за него Альгерд.

— Быстро же слухи разносятся, однако, — развёл руками йордлинг.

— И где же наш принц? — постукивая указательным пальцем по серебряному знаку своей коллегии, пристёгнутому к тёмному кафтану, спросил Альгерд.

— Вон за той ширмой, в самом почётном и уединённом месте. Его светлость ищет себе хорошего проводника, общается вот с кандидатами.

«Принц Ольдании ночует не в замке князя, а в корчме, пускай и лучшей в городе. Любопытно. Я твою наглость недооценил, Хвалибор Ярна. Что ж, оно и к лучшему», — картина в голове Альгерда постепенно складывалась в единое целое.

Альгерд заявил права на самые большие покои из всех, что он снял. Отдал распоряжения ратникам и слугам, и отправился знакомиться с тем, кого пообещал защищать. С тем, кто мог ему пригодиться.

***

— … стал быть, можем зайти отсюда, — старик в клетчатой залатанной не раз накидке ткнул пальцем в стол.

— Что это? — спросил его Вислав, ибо старик ткнул в пустое место.

— А, невидно же! — опомнился собеседник и поставил глиняную кружку на то место, куда только что указывал пальцем. — Это замок воеводы Краса. Пусть Белые Боги упокоят его дух в чертогах небесных! Зовётся он, замок, значить, Йордбог. А проникнем-то мы в него вот так, окольем через лесочек…

Вислав взглянул на Торека. Отрок приложил ладонь к челу и покачал головой.

— Ты не понял меня, — сказал Вислав кандидату в проводники. — Мы не тати разбойные, не лиходеи. Нам нужно поговорить с родичами Краса, а не ограбить их.

— Да хто ж нас пустит-та? Первому же разъезду дружинников покойного воеводы попадёмся, и всё тут…

«Очередной дурак…» — решил в уме Вислав.

Найти хорошего трезвого проводника оказалось не так-то просто.

— Можешь идти, — сказал старику Вислав, тот откланялся и удалился.

— Ощущение, будто всё идёт не в нашу пользу, — проворчал Торек.

— А в чью же? Князя? — поинтересовался Вислав.

— Будто бы да.

— Ничего удивительного. Ведь мы на его земле, тут сильно́ присуствие духов его рода, сильна его связь с Богами, а нам даже никто толком не знаком.

— К тому же, складывается такое чувство, что местные не очень верят, что перед ними вы, — предположил Торек.

— Сын короля Рогдая Исмара коротает вечер в корчме «Под Свиньёй Громадой», даже звучит забавно, — усмехнулся Вислав.

Торек ничего не ответил, ибо вошёл, вероятно, следующий кандидат в проводники по земле Ярналадской. И как-то сразу вошедший приковал внимание Вислава, ибо это был высокий статный человек с благородными чертами лица, короткой ольфандской бородой и ясным взором. Вошедший опирался на красивый дубовый посох, изрезанный рунами. Он был бледноват и словно бы боролся с невиданной силы усталостью.

«Чародей», — прорезал разум Вислава молниеносный вывод.

— Ваше высочество, — учтиво, но без великого почтения поклонился вошедший. — Моё имя Альгерд из Вуковиц, ваш брат попросил меня помочь вам разобраться с Неведомым.

Вислав насторожился.

— Приветствую, мэтр, присаживайтесь, угощайтесь.

Чародей расположился напротив Вислава. Его расшитый серебром кафтан выгодно отличал его от всех местных дураков и проходимцев, что пытались стать провожатыми.

— Я никогда не видел вас в Драгнаморсхьяллле или усадьбах моего брата. Скажите, как давно вы знакомы?

Чародей неловко ухмыльнулся и ответил:

— Я не бывал ещё в Ольдании гостем, говоря по чести. А всего неделю назад я вовсе не знал вашего брата.

— Как же Боги свели вас с моим братом?

— Коллегия направила меня в Ольданию разобраться с Неведомым из Ярналада. Путь мой, конечно, лежал через Ардхольм. Так я и познакомился с вашим братом.

— Земобор рассказал вам обо мне что-нибудь? — спросил Вислав.

— Сказал, что вы угодили в темницу, после ссоры с его величеством. А ещё поведал мне о странной просьбе ярналадского князя. Так что, в целом, я понимаю приблизительно положение вещей.

— Вы не слышали ничего о войне?

— Намеренно я гардарийско-ольданской войной не интересуюсь, ваше высочество. Но в столице вашего палатината всё спокойно.

Вислав выдохнул, но тут же заметил, как чародей замялся на миг.

— Хотя я видел небольшие отряды знаменосцев вашего врага, — добавил Альгерд. — Я был на корабле, шедшем по Сейме. Конные налётчики. Они грабили и жгли деревни, примерно в полудне пути от Ардхольма.

Сердце Вислава быстро налилось гневом. Как бы он хотел быть там, во главе конной дружины разбить врага. На пару мгновений ему пригрезились блестящие в золоте солнца наконечники копий и люди, облачённые в железную чешую. Его люди.

Его приказ обернулся звуком боевого рога.

Сшибка. Удар.

Железо, впивающееся в щиты… Железо, обагрённое кровью врага…

— Я слышал, что вы не можете найти толкового проводника, ваше высочество, — голос чародея вернул Вислава из воображаемой схватки в явный мир. — Я найду его вам. Завтра. Я снял несколько комнат здесь.

— Зачем же вам несколько комнат?

Чародей рассказал Виславу о ратниках, которых дал ему в дорогу Земобор, а также о том, как они шли под видом каравана, и как напали на них вурдалаки. Рассказал он и о раненых, и о том, где Моймыр сейчас. Чародей, полагал Вислав, желал войти в доверие к нему, и упоминание Моймыра и ратников данных Земобором, должно было ему в этом помочь. Но Вислав только сильнее стал подозревать Альгерда. Вислав усмехнулся тому, каким окольным путём Земобор навязал всё же ему этих воинов в телохранители.

Моймыр был хорошим воином незнатного происхождения. Служилый человек, ратными трудами завоевавший к себе расположение короля. Таких в Ардхольме было немало. Большего о Моймыре Вислав и не знал, и даже не помнил толком, как тот выглядел. Но и этого казалось достаточно, чтобы недоверять ему.

— Дай Белые Боги, они пойдут на поправку, — сказал Вислав. — Когти и клыки умертвий — скверная дрянь, вам ли не знать. А мечи нам, как никогда нужны, к тому же это наши подданные, наши люди. Я бы хотел обговорить с вами всё происходящее в Ярналаде, Альгерд, коль вы пришли сюда за… за тем, зачем пришли.

— Откровенно говоря, я сейчас не лучший собеседник, ваше высочество. Я держусь лишь на одном сосредоточении, чтобы не упасть без сил прямо тут. Бестии, встреченные нами на подходе к городу, тяжело дались не только раненым. Так что я чувствую себя, как рыцарь после добротного бугурта на турнире. Завтра я с удовольствием обсужу с вами ярналадскую демонолатрию и наши дальнейшие шаги.

Они распрощались, пожелав друг другу, не без иронии, хорошего отдыха и спокойной ночи «без демонов, призраков и прочих умбрийских ублюдков». Вислав остался наедине с Тореком.

— Можем ли мы доверять ему? — спросил отрок своего господина.

— Доверять чародею коллегии, ольфандцу, который никогда не бывал в Ольдании, пока здесь не объявился демон? Шутку понял, Торек. Смешно, — произнёс с каменным лицом Вислав.

Он замолчал. Трактирный гомон пьяных заплетающихся языков гудел в гостевой зале, доносясь из-за ширмы.

— Мы не можем и не должны доверять ему, Торек, но и отказывать ему мы не в праве. Князь Хвалибор не очень-то желает избавиться от Неведомого, судя по всему. Усадьбы горят. Усадьбы тех, кого поразил демон. Сам комтур Ордена Игнингов ничего не может сделать. Нет, отказывать волюнтарию — слишком большая роскошь для нас в сей час.

— А может, он просто боится? — предположил Торек.

— Кто боится? Чего боится?

— Князь. Может, он потому и бездействует, что скован страхом? Перед демоном.

Вислав посмотрел снисходительно на своего отрока, на своего Торека и ответил на его предположение:

— Ежели бы князь боялся Неведомого, то давно бы трезвонил на каждом углу о нём да всем миром призывал бы пойти на демона, огнём и серебром изничтожить его. А Хвалибор, напротив, делает вид, будто всё прекрасно. Отдал людей в войско моего отца, а теперь сидит, сложа руки, пока его вассалов убивают, как скот. Хорош, князь! Первое, что он сказал мне, это свои опасения насчёт соседа своего, князя Мешко. Ты бы поглядел в собственных землях, что творится, дурак ты старый!

Вислав ударил ладонью по столу, вздрогнули тарелки и посеребрённый кубок, который княжичу вручил хозяин «Свиньи Громады» лично.

— Заметил, как легко кудесник сказал «демонолатрия»? — вопросил Вислав. — Слово это так легко соскочило с его уст, будто оно и не отдаёт запахом костров. Откуда знать ему, что тут есть тенепоклонники?

— Логично, что, если есть демон, значит, есть и те, кто призвал его в мир.

Лицо Торека сияло, какой-то божественной простотой. Впрочем, так с ним бывало нередко.

Вислав посмеялся коротко.

— Эх, Торек, Торек. Ты у нас ещё и великий логик. Какой университет? Моего прапрадедушки Хенвальда? — Вислав запустил пятерню в волосы отрока и взъерошил их, смотря на него, словно на собственного сына или младшего брата. — Неведомый может статься осколком прежнего мрака, что тысячелетиями спал под землёю, а может и Разлом выбросил его к нам в Ольданию. Бог его знает. Ничего, разберёмся.

Вислав помолчал некоторое время, а потом сам нарушил тишину, с усмешкой начав:

— Заметил, как говорит диковинно? «Ваше высочество», «столица вашего палатината». Такие слова грозят распрей.

— В Ольфанде все так говорят. Так там принято.

— Знаю, Торек, знаю.

Утром чародей выглядел отдохнувшим. Он встал раньше Вислава и уже принимал у себя людей.

— Кандидаты в проводники? — осведомился Вислав.

— Можно и так сказать, — улыбнулся Альгерд и отпустил мужчину в коротком дублете и туфлях, который выглядел скорее зажиточным горожанином, чиновником ратуши или членом купеческой гильдии, чем знатоком Ярналадской земли.

— Я уже нашёл нам проводника, — продолжил Альгерд. — Предлагаю отправиться в Осторжек, родовой замок убитого воеводы Краса.

— Его убили не в замке, — возразил Вислав.

— Знаю. Но я выяснил, что его младший сын ещё совсем мал, а потому его не взяли на войну.

— Поздний ребёнок, — пробормотал Вислав.

— Да, Крас ведь был совсем старик. Говорят, он долгое время был десницей нашего славного Хвалибора, хозяина, чьим радушием я ещё, к сожалению, не успел насладиться.

— Полагаете, демон нагрянет в замок, чтобы убить сына воеводы?

— Он уже проделал подобное с рыцарем, или как у вас в Ольдании говорят, «знатным витязем», господином Граном из Старополья. Он убил Грана на охоте, а заодно и всю его свиту. Растерзал их хуже оборотня, а через день явился в имение Гранова сына, убил его молодую жену и внуков. И можете обращаться на «ты». Я ведь не дворянин и не великий Мастер Воли. Пока что.

— Ощущение, будто ты и не спал ночью вовсе, — произнёс Вислав и подумал, что ему стала чуть яснее та разница между ольфандцами и уроженцами имперских палатинатов, о которой все толкуют.

Хотя Вислав и бывал на пирах и турнирах в Ольфанде, всё же всякий раз дивился, наблюдая дисциплинированность и опрятность ольфандцев.

— Спал, словно зачарованный, ваше высочество. А утро вместе с зарёй принесло ценные сведения.

— Видимо, чародей на то и чародей. Можешь также обращаться ко мне на «ты», Альгерд из Вуковиц.

— Почту за честь.

Вислав душой нисколько не проникся к столичному волюнтарию. Но он не любил холодности между соратниками. И решил, что коль скоро им сражаться против опаснейшего порождения Умбры, придётся притереться.

Вислав только теперь заметил, что в гостевой зале, кроме него и чародея, никого нет.

— Ты ещё и всех страждущих выгнал с утра из «Свиньи Громады»? — ухмыльнулся Вислав.

— В «Свинье» теперь гостей станет поменьше. Никаких лишних глаз и ушей, у входа вооруженная стража, которую выделил нам твой брат. Любой желающий посетить это замечательное место или пообщаться с нами должен будет согласовывать своё присутствие с принцем ольданским или его помощником, волюнтарием имперской коллегии. Даже будь это сам Хвалибор Ярна.

— Теперь корчма для нас вроде приказной избы или даже борга? — спросил с усмешкой княжич Вислав.

— Что-то вроде того, — кивнул ольфандский чародей.

— Хотите, я вам башню даже сострою, коли надо? — возник, словно чёртик из ларчика, Вук Злотник. — Пока вносится такая плата… словом, любой каприз за ваши ольфены! Приветствую вас, ваша светлость! Как вам ночь? У нас не то, что твердыня вашего отца на вершине Ардхольма, конечно, но всё-таки сносно. Сносно, ведь?

— Учитывая, что я покинул твердыню моего батюшки прямиком из темницы, то очень даже сносно, — ответил Вислав.

— Весьма неожиданно, признаться, — покачал головой йордлинг. — Расскажите при случае, прошу вас.

— Как только убьём демона, — серьёзно бросил Вислав.

Он не знал еще, как относиться к хозяину корчмы, чья любовь к деньгам была слишком явной даже для йордлинга. Однако выгнать Вука из собственного заведения представлялось невозможным. Нельзя было отказаться и от слуг.

«В конце концов, обо мне, чародее и наших намерениях уже знают все, кто хоть как-то заинтересован в том, чтобы знать, — подумал Вислав и перед внутренним взором его пронеслись образы князя Хвалибора и комтура Нерада, — Знает уже и отец, и Венц. Впрочем, как говорят в народе: волколаков бояться — в лес не ходить».

И всё же при мысли о том, что отец уже получил сведения о том, что Земобор выпустил его, и о том, что отец знает теперь, куда он направился, у Вислава на душе сделалось мрачно.

Дверь распахнулась, и без стука в корчму вошёл человек с короткой бородой и вислыми усами. На нём была подбитая мехом шапка с длинным языком и длинный северный кафтан. Вислав не узнал его. Но ему показалось, что где-то он его уже видел.

Вошедший снял шапку и поклонился ему.

— Ваша светлость! Меня звать Моймыр, я сотник домашней рати его величества. Княжич Земобор прислал меня во главе небольшого отряда, дабы защищать вас и помогать вам в вашем эм… предприятии.

— Уже доложили, — кивнул на чародея Вислав.

— Предлагаю уединиться втроём в моей комнате наверху, — сказал настойчиво Альгерд из Вуковиц.

Вислав не возражал, и они втроём поднялись по лестнице.

Комната, на взгляд Вислава, красноречиво говорила о том, что теперь она принадлежит чародею. На столе были разбросаны книги, наверняка трактаты и гримуары великих магистров Воли да каменья, явно зачарованные, ибо сам Альгерд не носил украшений. На стене, рядом с ковром, висела карта звёздного неба, а над дверью –солярный оберег из дерева. Вислав ожидал увидеть склянки и реторты, но к занятию алхимией Альгерд, похоже, склонности не имел. Зато Вислав не ожидал увидеть у кудесника чучело кобольда. Желтомордая аршинная тварь стояла прямо у кровати Альгерда. Чучело выглядело очень натуралистично.

«До чего они все странные, эти чародеи!» — подумал Вислав и, подойдя к чучелу кобольда ближе, ткнул его пальцем в лоб. Чучело утробно зарычало и пошевелилось, испуг холодком пронёсся по крови княжича.

— Сука! — воскликнул Вислав. — Мог бы поклясться, что он неживой!

— Надеюсь, ты не станешь тыкать пальцем в Неведомого, когда мы столкнёмся с ним, — иронично произнёс Альгерд.

Моймыр поглядел на княжича, потом на чародея, удивляясь фамильярности, столь скоро установившейся меж ними.

— Зачем тебе живой кобольд? — осведомился Вислав. — Я хотел спросить то же самое о чучеле кобольда, но теперь мне всё кажется ещё более странным.

— Дай Всеблагие, ты никогда не узнаешь, зачем он мне, а впрочем… Сурт с ним! Грегуа мой носильщик.

— Ещё и имя дал! Не мог нанять слугу?

— Слуга может стать соглядатаем моих недругов, а Грегуа — нет, — отрезал чародей. — Грегуа неподкупен.

Вислав посмотрел на покрытую рытвинами и бородавками морду кобольда и поморщившись отошёл.

— Хотя бы не воняет серой, как его сородичи, — пробормотал Вислав.

— Предлагаю поговорить о деле, — произнёс ольфандский чародей и вытянул вперёд кулак. — Подойдите ближе.

Вислав и Моймыр подчинились, чародей раскрыл кулак ладонью вверх. На ладони лежала небольшая медная игральная кость, вот только граней на ней было будто бы больше шести. На гранях виднелись едва различимые знаки.

— Приступим, — произнёс ольфандец, и знаки на зачарованном предмете блеснули.

Вислав ощутил, как мурашки пробежали по телу, а в комнате запахло грозой. Тут же он заметил, что воздух на три локтя вокруг них троих дрожит, словно от страшного летнего зноя.

— Теперь нас не услышит не только почтенный Злотник и его слуги, но даже наш добрый Грегуа, — пояснил Альгерд из Вуковиц. — А нам троим, таков уж Жребий, нужно доверять друг другу. Мы должны будем отлучиться из города, Моймыр, нам нужно навестить родичей одного из убитых вассалов князя. Не знаю, сколько мы пробудем в замке Гне́вин, но тебе нужно будет остаться здесь и собирать сведения.

— Я никогда не имел дело с осведомителями и государевыми тайнами, — возразил Моймыр. — Выставить дозоры и пустить разъезды — вот вершина моего понимания сути службы, так называемой тайной стражи.

— Не волнуйся ты так, я уже позаботился обо всём. Тебе нужно сидеть здесь, в «Свинье», пить дрянное пиво и принимать у себя осведомителей. Скажешь им следующее: «Дурак плох, но хуже, если дурак титулован». В ответ услышишь это: «А максимальный дурак тот, что возглавляет ныне вашу коллегию».

— Вы не могли подобрать менее крамольные пароли и отзывы, мастер волшебник? — простонал Моймыр.

— Я как-то о тебе не подумал изначально, потом изменю. Если возникнут сомнения, можешь потребовать с них списки, можешь даже изменить кумов, если так приспичит, ведь отбудем на несколько дней. Есть вопросы?

Сотник кивнул и заверил, что ему всё ясно. Волюнтарий отпустил его, но зачарованную вещь не убрал.

— Теперь пора поговорить о той чертовщине, что охватила княжество, — обратился к Виславу ольфандец.

И они принялись обсуждать, кто что знает о Неведомом и об убитых им воеводах и витязях. Они сравнивали сведения и сравнивали источники сведений.

— Получается, Крас стал четвёртым убитым дворянином, — заключил Вислав.

— Вернее будет сказать, род Краса…

— Вельжи. Вельжи их родовое имя.

— Не существенно. Род Краса четвёртый подвергся нападению.

— В охотничьей усадьбе Крас был один, — возразил Вислав. — Я был там, и хоть усадьба и сгорела, но точно известно, что Крас был со слугами и ловчими. Его сыновья на войне, как и у большинства старых вельмож сейчас.

— Известно откуда?

— Дознаватели Ордена сообщили мне, я был с комтуром Нерадом на том месте, где напал бес. Сейчас там только пепелище, как я уже говорил.

— Комтуру и его людям полностью доверять тоже не следует. Зато у меня есть сведения о том, что всё же не все сыновья Краса ушли на гардарийскую войну. Один из них, совсем юноша, он сейчас в замке Вельжей, — проговорил Альгерд из Вуковиц, и глаза его блеснули, как у кота при виде сметаны. Ему, похоже, очень нравилось разгадывать загадки.

— Ты вчера мне говорил про его младшего сына. Забыл?

— Да… — замялся чародей. — То есть я помню, решил проговорить всё ещё раз. Дорога и вурдалаки отняли слишком много сил…

— Что ж… — вздохнул Вислав. — Думаешь, Неведомый нагрянет, чтобы забрать жизнь его сына?

— Так было с витязем по имени Гран и его семьёй, как уже говорил. Кроме того, в замке Вельжей есть ещё младшая дочка и вдова. Хотя демон скорее всего предпочитает убивать сынов.

Замолчали ненадолго. Каждый погрузился в свои думы.

— Почему он это делает, Альгерд?

— Почему умбрийский бес убивает людей? — иронично уточнил волюнтарий.

— Почему именно вассалов Хвалибора? Что связывает их? — не обращая внимания на иронию ольфандца, вопрошал Вислав.

— Кроме оммажа? Полагаю, что дело в проклятии. Не знаю, наложил ли его чернокнижник или целый ковен чернокнижников. Или же они нарушили покой иного существа, связанного с Неведомым, а может самого Неведомого. А может, Хвалибор и его люди мешают кому-то одним своим присутствием на ярналадской земле.

— Здесь полно железных рудников. И йордлингов. Быть может, йордлинги наслали лихо на князя? Все знают, что они поклоняются тёмным силам.

Ольфандец только посмеялся над словами княжича.

— Ты же видел нашего друга Вука Злотника. Йордлинги обделают портки при одном только виде умбрийского ритуала. Самая тёмная из сил, которым они поклоняются, — это деньги.

— Будь, по-твоему, Альгерд. Зато я узнал от Нерада, что Неведомый убивает не один.

— И это я знаю. Он призывает тени, что довольно обычно для умбрийского демона.

Огонёк радости блеснул в глазах Вислава:

— Не только тени приходят на его зов, но и бестии, обычные чудовища. Дознаватели Ордена опросили челядь витязя Грана. Слуги клянутся, что в замке с появлением Неведомого нагрянула и моровая баба. В замке было полно стражи, видимо тени не справлялись и бес решил призвать ещё и её.

Альгерд задумался.

— Становится всё интереснее, — пробормотал чародей. — Моровая баба, беан ши, баньши… должно быть, он сильнее, чем мне думалось прежде. Нужно быть готовым ко всему.

— Мне больше интерснее, что мы станем делать, когда Неведомый явится к нам?

— Уничтожим его или изгоним в Умбру, словом, добьёмся развоплощения беса. На то у меня есть чары, руны, заклинания и разум, полный разных изощрённых хитростей. Мне больше интересно, что ты собирался здесь ловить, когда меня тут не было? Как боролся бы с Неведомым?

— Поразил бы его мечом, — ответил Вислав. Альгерд из Вуковиц на это только фыркнул.

— Мой меч тоже рунический, чародей. Зачарованный серебряный сердечник и руны на клинке делают его опасным для любого существа из Умбры. Кроме того, я рассчитывал на помощь князя, думал, он даст мне ратных людей. А ещё рассчитывал на местную комтурию Ордена Игнингов.

— И надежды твои с расчётами не оправдались. Никто не ждал в Ярналадском княжестве принца Ольданского. Ну ничего, считай, что Белые Боги послали меня тебе в помощь.

Альгерд и Вислав обсудили ещё несколько вещей, более обыденных и бытовых, но жизненно важных в любом походе и путешествии, и принялись собираться в путь.

***

Прохладное земе́лингское утро встретило их золотом солнечного света и беспощадным ольданским ветром.

«До чего красиво!» — подумал Альгерд, смотря на бескрайние просторы, обрамляемые с одной стороны застывшими каменными исполинами — Тенемирскими горами, а с другой стороны малахитовой каймой вечнозелёного леса. Та даль, которую они теснили, та даль, что устремлялась в бесконечный простор, оканчивается морем, знал Альгерд из книг и карт. Хладным морем. Ещё он знал, что за Тенемирскими горами лежат земли, населённые троллями, турсами и другими исполинскими хтоническими существами.

«Зря, пожалуй, я считал Ольданию ледяной пустошью, где не знают бани и вкусного пива», — продолжал про себя Альгерд.

Его, выросшего в маленьком чистом ольфандском городке, и жившего много лет в столице Империи, поразила необъятность земли, протяжённость лесов и величина гор, могучесть самой природы. Складывалось ощущение, что только с её милости, с её дозволения Ольданское королевство возникло здесь.

Среди её мощи терял свою сущность маленький городок Железный Лад. Он растворялся в ней, не становясь «второй природой», но продолжая быть лишь укрытием человека, альва и йордлинга от холода и зноя, дождя, града и снега. И от свирепого ветра, дующего с Хладного моря.

«Удивительно, что Железный Лад кажется таким крохотным, теряется среди гор, лесов и долов. Ведь городок живёт промыслом, как и всё Ярналадское княжество. С другой стороны, что природе до этих штолен, кузниц и мастерских углежогов, до смолокурен и лесопилок? Всё это пыль для неё, как и для Белых Богов. Другое дело Вольфгард, Витно, Аре́нстром, Велигра́д и Ка́рлштайн. Большой город бросает вызов природе. Метафизически он бросает этот вызов, шпили университетов тому доказательство. Почтительно город бросает вызов, башни и купола храмов и святилищ тому доказательство. В конце концов и альвы обитают в городах. Однако есть вызов и недостойный, — при последней мысли перед внутренним взором Альгерда пронеслись образы грязных йордлингских городишек и общин, ручьёв и прудов, загаженных их промыслом и алхимическими лабораториями. — Во всём должен быть разум и мера. Жажда наживы не должна затмевать ум настолько, чтобы человек или йордлинг решался осквернять своё обитание».

В таком созерцательном мифопоэтическом состоянии пребывал чародей и потомственный горожанин Альгерд из Вуковиц. Вислав же и Торек, равно, как и проводник, пара витязей и боевых слуг, которых они взяли с собой, болтали о вещах обыденных и праздных. Казалось, они не замечали господствующей вокруг природы и простора. Альгерд ощутил свою отчуждённость среди людей. Чувство, которое он, как и многие другие волюнтарии, да и просто мыслящие люди, ощущали нередко.