Бесплатный фрагмент - Рождение читателя

Почему детям предлагаются только и исключительно книги, «подёрнутые пылью веков»?

И предлагаются они не только начитанными бабушками, но и издателями, и педагогами? Неужели действительно все лучшие книги написаны при свечах? Вопросы, которые всерьёз заинтересовали старшеклассников — людей не очень начитанных, но любознательных.

Результатом этих обсуждений, обмена читательским опытом и стала эта книга. Можно ли её использовать, как рекомендацию по внеклассному чтению? С некоторыми оговорками можно. Рассказы о книгах расположены по возрастам — для младшей школы, для средней, для старшей. Но подбор авторов ни в коей мере не дублирует школьную программу — речь идёт исключительно о тех произведениях, которые нам, школьникам семидесятых лет прошлого века, никто не «задавал», о тех, которые мы, страстные книголюбы — книгожоры, читали просто потому, что «потрясающе»!

И тем, кто не боится потрясения от путешествия в другие миры, надо просто открыть КНИГУ…

ДЛЯ ЧЕГО НУЖНА ЛИТЕРАТУРА?

Вопрос этот может поставить в тупик не только взрослого, но даже и самоуверенного подростка. А ведь старшеклассник по определению обязан знать ВСЁ!

В самом деле… математика и физика в основе всей нашей технотронной цивилизации, биология в основе сельского хозяйства, а химия — медицины, очевидно практическое назначение геометрии, географии, астрономии… Но есть ли назначение у словесности? Неужели она, как и все прочие искусства, придумана людьми лишь для отдыха от напряжённых трудов? Нет, по данным археологии искусство (в том числе и искусство слова) старше не только науки, но и сельского хозяйства, и даже религии! Значит, несёт какую — то незаменимую информацию. Но какую?

Ответ может быть таким: у двух полушарий человеческого мозга разные функции. Вся наша система образования направлена на бесконечную тренировку только одного полушария — левого, ответственного за причинно-следственные связи, за логику. Собственно, достойным изучения и признаётся всё то, что логично. И при этом правое, эмоциональное полушарие не развивается. Это кажется нормой пусть не всем, но, увы, слишком многим. Книга, живопись, музыка (не «музон»! ) оказываются чем — то необязательным, и в итоге нормальным уже кажется человек… с единственным работающим полушарием. С половиной головы. Инвалид.

Такое понимание назначения художественного слова верно, но верно только отчасти. У этого объяснения медицинская, узко — специальная, натуралистическая «окраска». А ведь вопрос поставлен очень давно, задолго до торжества научно — технической революции.

Сохранился рассказ о том, как Пётр I во время своего визита во Францию спросил радушных хозяев: «Зачем придумана художественная литература?» Ему, царю-инженеру, было совершенно ясно назначение литературы по различным специальностям или исторической хроники. Конечно, надо знать о том, что есть и помнить о том, что было. Но — писать о том, чего не было? Зачем?

Французы ответили: человек может насовершать таких ошибок, что исправить их — жизни не хватит. А читая книги о чужой жизни, он учится на чужих ошибках. Книга бичует дурные нравы и воспевает добродетели, она — учебник жизни! И государь сделал потрясающий вывод:

— Надобно и нам литературу завести.

Сходная ситуация в романе М.-А. Нексе «Дитте — дитя человеческое». Деревенская девушка научилась читать по книжке, единственной на всю её начальную школу. Потом она устроилась работать в городе, в семье писателя. И была потрясена увидев целую стену книг:

— Зачем столько?!

— Скажу, если прочтёшь хоть одну, — ответил хозяин и снял с полки «Робинзона».

Теперь каждую свободную минутку Дитте спешила оказаться в обществе моряка из Йорка. Она готова была подсказывать герою, как наладить хозяйство, а временами словно сама перевоплощалась в героя и вместе с ним ликовала при виде случайно проросших колосков… но при этом не забывала чистить хозяйские башмаки и готовить обед. Как будто два человека в одном теле… колдовство?! Наивную Дитте это даже испугало! Возвращая книжку, она сказала:

— Я прожила вторую жизнь.

— Верно, девочка. Сколько книг прочтёшь, столько жизней проживёшь!

Итак, развитие определённых зон мозга и передача коллективного опыта. А что ещё?

Чтобы получить ответ, надо поточнее задать вопрос. Например, «Что остаётся от исчезнувшего народа»?

— Сказки… мифы… литература?!

— А кто остаётся в истории самыми известными представителями своего народа?

— Поэты… писатели… литераторы?!

— Не учёные?

— Нет. Их открытия понятны не всем. И потом открытие могут забыть — и открыть заново в другой стране. А бывает, одно и то же приходит в голову разным учёным в разных странах! Потом спорят за первенство. Но невозможно разным людям написать одинаковые стихи!

— Россия не была самой «научной» страной, она была «литературной»!

— Да любой народ знают и уважают, если он создал свою литературу. Это же — лучший вклад в общую копилку цивилизации!

(Интересно, что с этим согласны и те, кто к школьным урокам литературы вполне равнодушен)

— Значит, твоя национальность — это и «твоя» словесность? Да, и с этим соглашаются даже те, кому не нравится конкретно своя национальность или «своя» словесность. Сами делают вывод о назначении литературы. Это предмет, образующий нацию, это — цемент народа!

И обязательно возникает вопрос: «А если убрать цемент?»

Что — либо запретить в эпоху интернета почти невозможно. Жечь книги на площадях — это вышло из моды. А ведь многие в своё время в Германии начали читать, увидев костры из книг. Захотелось узнать, что это от них скрывают?

Но ведь можно высмеивать «бесполезные» знания, можно их замалчивать, а можно и… подменить! Если предложить новому поколению книги, пусть даже вполне доброкачественные, но не те, на которых росли родители?

— Точно! Так и завоёвывать никого не придётся — уже через пару поколений внуки будут стыдиться своей национальности!

Уверенный вывод — и тут же недоумевающие взгляды — неужели это именно то, что происходит с нами?!

Если уж мы взяли себе в образец заокеанский светоч — Америку…

«Они» столкнулись с проблемой «нечитания» подростков на два поколения раньше нас. И поняли, шестым чувством ощутили, что это грозит утратой национального самосознания! А к таким вещам «развесёлые» янки относятся более, чем серьёзно.

И тогда была развёрнута широкая пропагандистская кампания. Подросткам внушалось: «Если ты, белый американец, гордишься своей страной и своей нацией, ты обязан о стране и нации хоть что-то знать! Вот десять (всего десять) книг, не зная которых ты не имеешь права считаться американцем!» И далее список из десяти романов, действительно прекрасных, и пониманию подростка вполне доступных.

Психологический расчет оказался безошибочным. Десять книг — это не сто, такая скромная цифра не пугает, а между тем Главные Романы Америки открывали читателю такой мир крупных характеров и сильных страстей, что просто невозможно было удержаться от соблазна прочесть и одиннадцатую книжку, и двенадцатую…

Ещё в восьмидесятые годы это работало. Сейчас уже — увы… Пришлось искать новые формы — и вот, по разбросанным фермам одноэтажной Америки заколесили библиотеки на колёсах. Приезжает автофургон с книгами раз в неделю, любой желающий может взять книжку и прочесть. Если через неделю он сумеет пересказать её библиотекарю — получит вознаграждение. Денежное! За предложение таким образом подрабатывать ухватились в основном индейцы — их белым соотечественникам премии за прочитанные книжки показались слишком скромными!

Согласимся, что и воспитание, и самовоспитание начинаются с понятий о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Сначала — формирование понятий добра и зла, и лишь потом — равнение на образцы. Сначала формирование идеала, и лишь потом поиск возможности его достижения. Это неоспоримо даже в том случае, если «хорошо» — это хорошо зарабатывать, а «идеал» — иметь больше всех. Надо как можно скорее решить, что поможет зарабатывать и иметь. Образование? Получение наследства? Обнаружение алмазного месторождения? И однажды выбрав путь, с него не сворачивать.

А если «хорошо» — это знать и уметь? Обнаружить своё призвание и достичь максимума того, на что ты способен? Если «хорошо» — это мечтать о рае на земле и искать пути к его построению? Или не на всей земле, а хотя бы вокруг себя? Необходимое условие личного «рая» — гармоничные отношения с природой, с людьми, с самим собой, правильно выстроенный духовный мир.

И точно так же, как невозможно обойтись без материального мира, созданного предками, нельзя прожить и без духовного мира, без «лучших мыслей лучших людей», без книг. Кому-то кажется, что можно? Что от отсутствия книжек ещё никто не помер? Однако даже этот «кто-то» не пытается переселиться в пещеру и пожить там своим умом, заново изобретая каменный топор.

Очень важно, чтобы усвоение духовного опыта предков не запоздало, чтобы книги, ценные для формирования личности, были прочитаны в детстве. Ведь прочитанное становится фактом собственной биографии лишь тогда, когда нет ещё чёткой грани между «романтикой» и «жизнью», желаемым и возможным. Лишь тогда желаемое может стать возможным!

Вот эти беседы со старшеклассниками и подсказали мне мысль рассказать о тех книгах, на которых выросли мы, рождённые в шестидесятые годы двадцатого века. О книгах, которые нам начинали читать бабушки — и внезапно бросали «на самом интересном месте», точно зная, что мы сами схватимся — и одолеем. О книгах, которые мы выпрашивали у одноклассников «на одну ночь» и действительно читали с карманными фонариками под одеялом, к которым рисовали бесчисленные иллюстрации. Которые (о, грешники!) — воровали из библиотек, обманывая бдительность строгих стражей бесценных сокровищ…

Были ли среди них «обязательные»? Почти не было. Делать то, что ты «обязан», всегда не очень хочется, и «программная» классика пролистывалась… на перемене перед уроком. А вот обширные списки «летнего чтения» отторжения не вызывали, они вполне могли быть ориентиром в книжном море.

Наверное, и у меня получится что-то вроде «Ста книг».

Списки «Ста книг, без которых невозможно жить» пытались составить десятки, если не сотни людей знаменитых, популярных и просто заинтересованных. И целый год «Литературная газета» печатала эти творения разных составителей. Отдельные позиции в этих списках оспаривать не хочется — действительно, книги прекрасные. Но почти все эти перечни абсолютной классики вызывали у меня отторжение. Почему?!

Вероятно потому, что очень уж явно чувствовался подтекст: «Я умный потому, что всё это прочёл. Для вас всё невозможно — так прочтите хоть половину. Будет у вас хоть половина моего ума». И только два или три составителя вспомнили, что пишут список для школьников! И составили свои реестры по возрастам. Для начальной школы, для средней, для старшей. Новое оказалось хорошо забытым старым! Это были те самые, родимые списки «летнего чтения», против которых ничего не имели даже самые отпетые лентяи.

Потому, что нельзя штурмовать Эверест, не потренировавшись на Ай-Петри или Говерле. Не стоит подступаться к вершинам, не покорив холмы и пригорки. Может, и не погибнешь — но отвращением проникнешься. Навсегда.

А сто книг — это немного. Это даже до смешного мало! Десять лет — по десять книжек в год… Меньше, чем по одной в месяц!

АВТОРСКАЯ СКАЗКА

Что за вид, что за жанр — авторская сказка?

В этом не сомневаются, пожалуй, только родители, задавшиеся целью вырастить «ребёнка читающего». Им совершенно точно известно, что авторская сказка — это мостик от сказки «малышовой» — народной к «настоящему» рассказу и повести. И её предназначение — довести процесс чтения у младшеклассника до полного автоматизма. Значит, её аудитория — это дети от семи до десяти лет. Потом эти сказки любят уже только те, кто так и не разлюбил с детства. А сказки, не прочитанные в детстве, любимыми уже не станут никогда.

Но… ведь почти все авторские сказки написаны для взрослых! Вплоть до середины 19 века вообще никому не приходило в голову писать специально для детей (колыбельные не в счёт, да их и не записывали). Первые два века авторской сказки — это «обработка плодов простонародной фантазии для благородной публики»! Перро, Гольдони, Карамзин, Жуковский, Пушкин, Лермонтов… Такие разные авторы, а путь один — найти сказку с чудесным сюжетом и пересказать её для образованных соотечественников чудесным языком.

Отойти от этой, казалось, незыблемой традиции позволил себе девятнадцатилетний студент. На лекции по праву он скрипел пером очень усердно, но при этом… смеялся! Профессор заинтересовался, подошёл, прочёл:

«…У старинушки три сына,

Старший — умный был детина,

Средний сын — и так, и сяк,

Младший — вовсе был дурак!»

Студент Ершов не стал правоведом — он стал поэтом. Да, в его «Коньке — Горбунке» несложно проследить мотивы нескольких народных сказок, но сам Горбунок — детская мечта автора. Настоящие кони кажутся в детстве слишком большими… Вот если бы маленький — и говорящий!

Но главное — даже не небывалый конёк, главное — язык этой сказки. Таким не говорят в литературных гостиных, на таком в гостиных не читают! Это не барин взялся просвещать мужика — это мальчик из Тобольска. Для себя…

Потом пришла пора сказки «педагогической». Не просто «рассказ о небывалом происшествии», а рассказ с несомненной моралью. Вместо стихийного, страшноватого «народного» Морозко в сказке Одоевского впервые появляется добродушный дед Мороз Иванович. Он не заморозит Ленивицу, а просто посмеётся над ней, «наградив» ледышками вместо бриллиантов. А самый первый русский автор «воспитательной» сказки — императрица Екатерина II. Любящая бабушка писала сказки для своих внуков — сама. Про царевича Флора, восходящего тернистыми тропами искушений к вершинам добродетели…

А может ли сказка стать… учебником? Не учебником жизни, а путеводителем по конкретному школьному предмету, например? Да, шведские дети уже сто лет учат географию своей страны по книге Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями». Это не учебник, прикинувшийся сказкой, нет! Это — сказка, несущая огромный заряд знаний!

Интересные опыты таких «научных» сказок — это «Городок в табакерке» Одоевского, «Матросские досуги» Даля, и конечно, «Живое слово» Ушинского.

Сегодня нам трудно представить себе, что народной сказки, именно такой, какой она сохранялась в народе, мы не знаем! Даже «Колобка» для нас сочинил Ушинский, даже «Три медведя» — Толстой, даже «Снегурочку» — Даль…

Так может быть, авторская сказка — это способ донести до широкой публики взгляды автора в предельно занимательной, игровой форме, доступной даже и детям? Сказки — декларации, написанные на злобу дня, редко переживают своего автора. Лишь немногие из них талантливы настолько, что становятся «вечными». И когда старшеклассники со страдальческим видом пытаются припомнить непрочитанный учебник и сказать хоть что-нибудь о причинах революций, мне их жалко. Факты, не пережитые эмоционально, не стали знанием. Ну не было в их детстве ни «Чиполлино» Родари, ни «Королевства Кривых зеркал» Губарева, ни «Трёх Толстяков» Олеши…

Для нас эти сказки, отнятые у современных детей, были любимейшими. Это из них мы точно знали, что любая революция — прежде всего радикальная попытка исправить глобальную НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ. А какой же ребёнок не окажется на стороне справедливости?!

Ну а сказка — сатира? Пушкинский «Поп — толоконный лоб» при жизни автора даже не был напечатан!

Читая сказки Салтыкова — Щедрина, маститый критик издал возмущённый вопль: «Как же надо ненавидеть Россию, чтобы всё это написать!» Автор, столбовой российский дворянин, ответил: «Я люблю Россию до боли сердечной». Видно, было, отчего болеть сердцу…

И когда полтора века спустя министерство образования НЕ рекомендует щедринские сказки десятиклассникам (они вызывают ненужные «аллюзии», то есть ассоциации с современностью), у школьников это вызывает здоровый смех и желание срочно прочесть. Даже у тех, кто уроки, посвящённые крупнейшему русскому сатирику, проспал или прогулял!

А героическая сказка — младшая сестра былины? «Горячий камень» или «Мальчиш Кибальчиш» Гайдара — классика жанра, но из школьной программы они исключены. Изгнаны. За что? Тут вопросов больше, чем ответов… Хотим ли мы, чтобы наши дети выросли героями?

— Ах, нет, не хочу, чтобы бросался под танки… и вообще, чтоб забивал себе голову идеями! Не хочу, чтобы им руководили другие!

Но хотим мы, или нет, а руководят всегда «другие».

Идеология начинается с понятий «что такое хорошо, и что такое плохо», так что «не забивать ею голову» значит считать хорошим только и исключительно то, что хорошо для твоего личного брюха. «Скотам подобно». А «чтобы не бросался под танки»… никто не захочет, чтобы создалась такая ситуация. Но это не всегда зависит от нас.

Так что насчёт качеств необходимых для того, чтобы остановить вражеский танк? Ах, нужны? Конечно. И это не только смелость, не только ненависть к врагу (часть сформированной «идеологии», понимание того, ПОЧЕМУ враг — это враг), это прежде всего — ЛЮБОВЬ. Ко всему и ко всем, кого ты готов защищать. И здесь переоценить роль героического эпоса — невозможно!

Есть и такие сказки, которые дают ребёнку возможность почувствовать себя богатырём, великаном уже сейчас. И ощутить ответственность сильного! Бианки, Чарушин, Мамин-Сибиряк — так и хочется их назвать «соавторами» самой природы.

Мышонок Пик, Заяц Коська, Серая Шейка — так прекрасны, так беззащитны! Читатель, знакомый с ними, будет просто счастлив помочь зверушке, попавшей в беду — он сам себе от этого покажется сильнее и взрослее!

Есть и такие сюжеты, которые путешествуют по временам и странам, изменяясь почти до полной неузнаваемости! Всё начинается с торжественного и серьёзного мифа, затем обрастает «приключенческими» подробностями, приобретает национальный колорит, превращаясь в повесть, затем в сказку, и попадает в руки разным авторам в разных концах света.

Сюжет о любви девушки к страшилищу бродячий, он встречается у многих народов, а восходит к древнегреческому мифу об Амуре и Психее! В конце античной эпохи миф уже трансформировался в авантюрную повесть: там Психее наговорили, что Амур, который прилетает к ней по ночам, потому не хочет показываться на глаза, что он — страшное чудовище! А Психея полюбила это «чудовище» за ласковые речи, за добрую душу. И была счастлива убедиться, что её любимый — совсем не страшный.

Новые авторы внесли в повествование новые оттенки — и получились совершенно разные «Душенька» Богдановича, «Аленький цветочек» Аксакова, «Красавица и чудовище» Диснея…

Трансформация мифа может быть и более причудливой. Все мы знаем, что у ранних христиан рыба была символом Христа, что по народным представлениям «благотворить» надо всякому потому, что никогда не угадаешь, в каком образе Бог придёт тебя испытывать. Прикинется ли он нищим, зверем или рыбой… Но кому из современных людей при прочтении этих строк вспомнится Емеля с его щукой? А связь — прямая! Ведь это только в советских пересказах Емеля говорил: «По щучьему велению, по моему хотению». А в народном варианте «волшебные слова» были несколько иными: «По щучьему велению, по божьему благословению»! Вот кто прикинулся щукой! Вот кого отпустил Емеля — и за свою доброту получил сверх всяких ожиданий! Вот какой смысл имела эта сказка, на первый взгляд — бессмысленная.