16+
Россия на перепутье эпох

Бесплатный фрагмент - Россия на перепутье эпох

Избранные исследования и статьи в IV т. Том II

Объем: 628 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Из истории рабочего вопроса в России (ХIХ — начало ХХ века)

Работа выполнена совместно с кандидатом экономических наук П. Г. Гальченко

Введение

Переход Российской Федерации к рыночной экономике и связанные с ним процессы регламентации отношений между новыми собственниками — работодателями и наёмными работниками потребовали коренной перестройки не только трудового законодательства, но и всей сложной системы взаимоотношений между трудом и капиталом как ресурсами и факторами производства, институциональными субъектами. Положение в сфере данных отношений осложняется тем, что равноправные в недавнем прошлом по отношению к собственности индивиды в новой исторической ситуации оказались разделёнными социально.

В этой связи гармонизация отношений между предпринимателями и работниками приобретает в нашей стране особенную актуальность, поскольку от характера этих отношений в решающей степени зависят не только успехи страны в экономической сфере, но и её политическая стабильность, авторитет в современном мире.

Наряду с качественным обновлением законодательной базы трудовых отношений, идёт процесс обновления механизмов реализации вновь принятых законов.

Все это значительно повышает интерес не только историков, но и экономистов и правоведов к практике решения рабочего вопроса в дореволюционной России, где был накоплен существенный опыт регламентации отношений между трудом и капиталом, разрабатывались программы облегчения условий для образования частной собственности, приобрела популярность идея копартнершипа (участия рабочих в прибыли предприятий), эффективно действовала фабричная инспекция.

Большой научный и практический интерес представляют теоретические работы русских учёных–экономистов ХIХ — начала ХХ века, в известной мере предвосхитивших позднейшие западные концепции экономики благосостояния, а также теории, связывающие размеры заработной платы с величиной предельного продукта труда рабочего.

Историография вопроса имеет три ярко выраженных этапа: досоветский, советский и постсоветский. Каждый из них отмечен не только определёнными достижениями, но и пробелами в изучении тех или иных аспектов рассматриваемой проблемы.

Изучением истории и состояния рабочего вопроса в России в дореволюционный период занимались в основном исследователи народнического и неонароднического направлений, некоторые представители реформаторского крыла российской социал-демократии, а также активисты ряда общественных организаций, в том числе Императорского русского технического общества (А. А. Вольский, Г. В. Балицкий, В. В. Берви-Флеровский, М. Давидович, М. Г. Лунц, Г. Наумов, А. А. Исаев, В. В. Святловский, С. Солнцев, П. Тимофеев, В. Ф. Тотомианц, И. И. Янжул, И. И. Ясюкович и др.). Их исследования носили в основном экономико-статистический и юридический характер и имели целью выявление фактов и тенденций нарушения действующего законодательства или фактов, оказавшихся вне правового поля.

Важнейшим событием в изучении истории рабочего вопроса в России стала монография М. И. Туган-Барановского «Русская фабрика в прошлом и настоящем», вошедшая в мировую экономическую классику. Существенный отпечаток на характер исследования наложила позиция автора, примыкавшего в годы ее создания к легальным марксистам. Несомненная заслуга Туган-Барановского перед отечественной наукой состояла в том, что он на основе изучения русской экономической истории выявил существенное влияние процессов в сфере отношений капитала и труда на многие идейные, политические и нравственные процессы, происходившие в жизни русского общества. Характерная для России «необычайная сила и устойчивость принудительного труда», по мнению учёного, сказалась на общем отношении россиянина к труду и его качеству. Эта проблема, отягощённая многолетним господством социалистической «уравниловки», до настоящего времени не утратила своей актуальности [1].

Советская историография рабочего вопроса в дореволюционной России довольно обширна [2], однако она не отличалась разнообразием подходов и оценок. Из работы в работу переносились стереотипные суждения о примитивности дореволюционного рабочего законодательства, бесправном положении дореволюционных работников, их почти полной социальной незащищённости.

Вопреки исторической правде всячески муссировался марксистский тезис об абсолютном обнищании рабочего класса в условиях капиталистической эксплуатации и на его основе делались соответствующие выводы. Даже в наиболее фундаментальных работах советского периода усилия передовых отечественных общественных деятелей по совершенствованию фабричного (рабочего) законодательства, реальному улучшению положения трудящихся, развитию прогрессивных форм организации труда расценивались как «утопические» и «не требующие особых комментариев» [3].

Постсоветская литература, посвящённая рабочему вопросу, ещё довольно бедна и фрагментарна [4]. Новые оценки прошлого не сложились в целостную систему, и требуют значительной конкретизации.

Несомненная актуальность проблемы оптимизации отношений между предпринимателями и работниками и ее слабая научная разработка в современной историко-экономической литературе определили выбор темы настоящего исследования и его цель: сформировать современное научное представление о природе рабочего вопроса и путях его решения в досоветской России и выявить значение накопленного ранее опыта для современности, в первую очередь для сближения интересов и установления взаимопонимания между предпринимателями и рабочими.

Глава 1.
Возникновение рабочего вопроса в России и первые попытки его научного осмысления

Формирование рабочего класса, его социально-правовое и экономическое положение. Отечественная экономическая мысль о принципах взаимоотношений между трудом и капиталом в условиях зарождения свободного рынка. Альтернативные подходы к решению рабочего вопроса в условиях российской действительности

В условиях перехода от традиционного к индустриальному типу экономического развития Россия, как и другие государства, находившиеся в аналогичной ситуации, столкнулась с угрозой внутренней дестабилизации. Эта угроза исходила из сферы трудовых и социальных взаимоотношений между предпринимателями и наёмными работниками. Численный рост российского предпролетариата, а затем и пролетариата был не так динамичен, как в странах Западной Европы. Тем не менее, это не снижало остроты проблемы.

Динамика развития мануфактурной промышленности в России взяла свой старт в петровскую эпоху. Немногим более чем за два десятилетия количество мануфактурных предприятий в стране выросло почти в 8 раз. Наряду с вотчинной мануфактурой существовали и предприятия, выраставшие из недр самого крестьянского хозяйства.

Налоговая политика Петра I приводила к разрушению хозяйственных единиц, прежде всего земледельческих хозяйств, а нередко и целых деревень. Подворная перепись 1709–1710 годов показала заметную убыль дворов по сравнению с переписью 1678 года.

Разорённые крестьяне толпами устремлялись в города, где пополняли и без того значительную армию бродяг и побирушек.

По приказу властей на мануфактурные предприятия и фабрики нередко отдавались «неимущие пропитания и промыслов» мужчины и женщины, если они «без призрения по городам и слободам и по уездам между двор будут праздно шататься и просить милостыню» [1]. Указом 1719 года предписывалось отсылать на фабрики «баб и девок, которые, будучи в Москве из приказов, также и из других губерний, по делам за вины свои наказаны». Игольному фабриканту Томилину было указано брать для работы на фабрике людей «из бедных и малолетних, которые ходят по улицам и просят милостыню». Шёлковый фабрикант Милютин набирал рабочих «из убогих людей» [2].

Наиболее ранними крупными заводами в России являлись горные и металлургические. Первоначально их основывало правительство. Впоследствии среди учредителей таких предприятий появляются частные лица. Правительство поощряло подобную частную инициативу. Предпринимателям предоставлялись в распоряжение не только рудники с обширными лесными массивами (дачами), но и крестьяне. Приписанные к горным заводам крестьяне считались государственными, но отличались тем, что не выплачивали податей деньгами, а обязаны были отрабатывать подати (полностью или частично) на заводах за определённую плату. С середины ХVIII века вознаграждение за обязательный труд крестьяне стали получать деньгами, подати же уплачивали сами.

В период царствования Елизаветы Петровны многие казённые заводы были переданы в частные руки. Если на казённых предприятиях в эти годы трудилось около 15 тыс. человек, то на частных предприятиях — около 100 тыс. человек. В царствование Екатерины II многие частные заводы были возвращены в казну. В 1794–1796 годах на казённых предприятиях трудилось уже 241.253 работников, а на частных всего 70.965 человек.

В основном это были крестьяне, не порывавшие связи с сельским хозяйством. Большинство из них занято было разными черными работами — рубкой леса, жжением угля, доставкой его к домнам, копкой руды, возкой припасов на завод и железа с пристани, постройкой и сплавом дощаников.

Положение рабочих, приписанных к заводам, мало чем отличалось от положения крепостных крестьян. Несмотря на то, что владельцам предприятий предписывалось обеспечить своим рабочим «удобный и пристойный наем», держать их «в сытости», в тоже время они имели право сурово наказывать ленивых, в том числе бить батогами и плетьми, заковывать в железа.

Путешествовавший в 1768–1772 годах по Уралу будущий академик И. И. Лепехин так описывал одно из селений близ города Туринска: «…Великое можно было видеть различие (заводских — Авт.) от других крестьян: всяк отменно был подобострастен, и все их домостроительство было в расстройке; не видно на их полях такого рачения, как у других крестьян, многие пашни стояли запущены и обросли волчецом, да и хижины почти совсем развалились от ветхости и худого присмотра. В такое состояние привел их жребий, возложивший на них заводскую работу, а отдаленность завода в большее их привела убожество противу других крестьян, тому же жребию подверженных» [3].

Отсутствие полноценной статистической базы, раскрывающей динамику развития российского предпролетариата и пролетариата, вынуждает исследователей анализировать отдельные показатели этой динамики, касающиеся отраслей производства. Но и сохранившиеся (не совсем полные и точные) данные, в том числе приведенные в таблице 1, позволяют утверждать о довольно высоких темпах роста кадрового потенциала отечественной промышленности.

Численный рост рабочего класса сопровождался ростом его борьбы за свои права, за более благоприятные условия труда и быта. Довольно крупных масштабов волнения на промышленных предприятиях достигли уже в первой половине ХIХ века. За это время по далеко не полным данным было зафиксировано около 200 конфликтов и волнений.

Источник: Лященко П. И. История русского народного хозяйства. М.; Л., 1927. С. 228.

Численный рост рабочего класса сопровождался ростом его борьбы за свои права, за более благоприятные условия труда и быта. Довольно крупных масштабов волнения на промышленных предприятиях достигли в первой половине ХIХ века. За это время по далеко не полным данным было зафиксировано около 200 конфликтов и волнений.

В первой четверти ХIХ века наблюдались два крупных подъема рабочего движения. Первый из них был связан с войной 1812 года, второй — с аграрным кризисом 1820-х годов. Несмотря на то, что рабочие волнения в эти годы, как и в ХVIII столетии, были тесно связаны с крестьянскими, требования, выставлявшиеся участниками волнений, были по существу чисто рабочими. Характерно, что вспышка волнений на каком-либо заводе быстро распространялась и на соседние предприятия. Рабочие бросали работу, скопом двигались в губернский или уездный город для объяснения с начальством, снимая по дороге рабочих заводов и присоединяя их протест к своему.

Аграрный кризис 1820-х годов своеобразно отразился на Урале. Это своеобразие состояло в том, что уральские заводчики держали снабжение рабочих провиантом почти полностью в своих руках. Остро ощутив хозяйственный кризис в нехватке наличных средств, в денежном голоде, заводчики прибегли к испытанным приёмам пополнения кассы: к задержке, а подчас и прямой невыдаче или недодаче зарплаты рабочим и к повышению цен на хлеб, продаваемый рабочим «в счёт зарплаты» из заводских магазинов. Поднявшаяся волна рабочего движения была связана с протестом против подобных порядков и стремления предпринимателей переложить все неудобства, вызванные аграрным кризисом, на плечи рабочих.

Первыми бросили работу в марте 1822 года рабочие Кыштымских заводов купца 1-й гильдии Расторгуева. Затем к ним присоединились мастеровые с других предприятий, в том числе соседних Уфалейских заводов и заводов купцов Губиных, всего — около 8000 человек. Волнения приобрели настолько массовый характер, что встревоженный министр финансов лично стал хлопотать о скорейшей выдаче рабочим хлеба, разрешив даже продавать для хлебных закупок металл, находившийся под арестом за казённую недоимку.

По мере развития рабочих протестов росла их внутренняя организованность. Из рабочей среды стали выделяться руководители: рабочие сами избирали себе начальников из рабочей среды. На Кыштымском заводе, например, таким начальником стал рабочий Клементий Косолапов. Здесь же, на период забастовки, было учреждено рабочее правление, которое вело денежные расходы, распоряжалось провиантом и фуражом. Рабочие запасались оружием на случай схватки с правительственными войсками, вели агитацию за отмену крепостного права.

В этих условиях фабриканты все чаще начинали пользоваться или силой усмирения, или идти на уступки требованиям рабочих. Кыштымский же завод Расторгуева был взят в казённое управление.

К числу новых явлений, появившихся в эти годы, следует отнести то, что рабочие выражали своё недовольство не только фабричными порядками, но и властями. Характерный случай произошёл в 1822 году на заводе Баташовых во Владимирской губернии. Архивное дело об этом волнении насчитывало семь огромных томов. Чиновник, командированный для расследования причин рабочего недовольства, с ужасом констатировал, что «мастеровые возмутились не противу частного лица, а противу правительства» [4].

Антиправительственные настроения в рабочей среде активизировались под влиянием восстания декабристов. Наиболее крупное волнение в этой связи произошло в Ярославской губернии на бумажной фабрике князя Гагарина.

Для расследования причин рабочих волнений из Петербурга в провинцию был командирован флигель-адъютант граф А. Г. Строганов, который в своей итоговой записке обрисовал необычайно тяжёлое положение рабочих на частных предприятиях.

Ознакомившись с этой запиской, Комитет министров, с санкции Николая I обратился ко всем частным заводчикам со строгим предписанием не обострять создавшегося положения, не притеснять рабочих, относиться к ним «по-христиански».

1830-е годы отмечены неоднократными активными выступлениями казанских суконщиков посессионной фабрики Осокина. В 1836 году во время приезда в Казань Николая I мастеровые фабрики обратились к нему с просьбой о раскрепощении. Выбранный рабочий Семён Толокнов подошёл к коляске, в которой сидел император, и подал ему просьбу рабочих. Для расследования положения дел на фабрике в 1837 году была назначена особая комиссия, которая установила, что просьбы рабочих не что иное, как «бунт». Власти сурово расправились с активистами рабочих выступлений, прогнав их сквозь строй. Несколько человек были сосланы в Сибирь. Но и после этого основная масса рабочих отказалась дать подписку о том, что обязуется повиноваться Осокину и беспрекословно исполнять его приказания. Тогда рабочих стали принуждать к этому силой. «Началось сечение на пять кругов, — описывает событие очевидец. — В воздухе поднялся крик и стон. Ревущие женщины с детьми пробовали ворваться в ворота, но казаки отгоняли их своими нагайками… С 9 час. утра до 4 вечера продолжалась жестокая кровавая расправа. Секли всех, кто не соглашался подписываться. Суконщику Петру Коровину дали 100 ударов и спросили, желает ли он дать подписку. „Нет“, — отвечал Коровин и его снова били. Полторы тысячи ударов принял Коровин, а подписку все-таки не дал. Его замертво отвезли в больницу. В другом кругу секли Михайлу Ефремова, и повторилась та же история. Но более слабохарактерные изнемогли и после нескольких ударов изъявляли готовность подписать бумагу на повиновение. Один 18-летний суконщик, Яков Степанов Добрынин, дал подписку только после того, как из его спины стали вылетать куски мяса…» [5]. И все же, несколько лет спустя, в 1849 году, суконщики добились признания их «вольными».

Не менее 45 крупных конфликтов произошло на промышленных предприятиях в 1850-е годы. Число волнений заметно увеличилось к последнему трёхлетию накануне крестьянской реформы 1861 года.

Около двух третей общего числа рабочих волнений 1858–1860 годов падают на различные категории рабочих горно-металлургической промышленности (большинство из них было зафиксировано в пределах Пермской и Оренбургской губерний), около одной шестой — на строительство железнодорожных путей, в том числе на постройку Московско-Нижегородской и Волго-Донской железных дорог в 1859–1860 годах. Происходили волнения и на текстильных фабриках [6].

По данным исследования Ш. М. Левина, волнения рабочих (в основном — закреплённых за владельцами предприятий, в некоторых случаях — законтрактованных государственных и помещичьих крестьян) возникли из-за неимоверно тяжёлых условий труда и быта, голода, эпидемий, всевозможных притеснений, жестокостей и издевательств со стороны заводского начальства. Не меньше чем в 25% всех учтённых случаев волнения вспыхивали в связи с требованием повышения нищенской заработной платы и протестом против совершенно невыполнимых норм выработки (урочных положений). В ряде случаев поводом к волнениям являлись слухи об объявленном или предстоящем в самом ближайшем времени освобождении крестьян от крепостной зависимости.

Формы волнений были разнообразными. Это и отказ от работ, подача коллективных жалоб, массовые побеги и прочее. Рабочие нередко проявляли большое упорство в отстаивании своих требований, активно вступались за своих товарищей («зачинщиков»). Представители государственной власти всемерно поддерживали предпринимателей и подрядчиков, избегая, как правило, принятия мер против их даже вполне явных и бесспорных беззаконий и злоупотреблений. Все это нередко возводилось отдельными высокопоставленными чиновниками в ранг государственной политики. Главный начальник уральских горных заводов Ф. Фелькнер, например, в своей переписке с министром финансов подчёркивал, что «ко всяким принудительным против заводовладельцев мерам» позволительно прибегать лишь «с крайнею осмотрительностью и осторожностью» [7].

Против рабочих же власти нередко, как и раньше, шли на крайности. В 1858 году, во время волнений на Авгорском чугуноплавильном заводе в Пензенской губернии, произошло столкновение между рабочими (крестьянами приписной к заводу деревни Русское Маскино) и явившейся для подавления воинской командой, во время которого несколько солдат получили «лёгкие ушибы». Приговор военного суда, который рассматривал этот инцидент, был крайне суровым. Двух рабочих (бывших ратников ополчения) и других восьмерых крестьян приговорили прогнать сквозь строй через 100 человек и 9 раз и потом сослать на каторжные работы в рудники на 20 лет. Одного рабочего, отставного унтер-офицера, участника ряда войн, шестидесятитрёхлетнего Архипа Леонтьева, признанного одним из «подстрекателей», присудили лишить военного ордена, медалей и других знаков отличия и отправить на каторжные работы сроком на 20 лет. Жестокой расправе были подвергнуты рабочие, обманом и насилием завербованные на строительство Волго-Донской железной дороги и решившие уйти с работ из-за невыносимых условий. Во время преследования одной партии ушедших рабочих дело дошло до расстрела беглецов [8].

                                            * * *

Законодательное регламентирование трудовой деятельности в России началось в петровскую эпоху. На протяжении полутора столетия оно носило спорадический характер. В 1722 году, например, Адмиралтейский регламент установил максимальную продолжительность рабочего дня в 13,5 часа. Именным указом 13 января 1724 года была установлена одинаковая по всей России подённая плата людям и лошадям: летом (с апреля по октябрь) крестьянину с лошадью платили 10 копеек, без лошади — 5 копеек, зимою с лошадью — 6 копеек, без лошади — 4 копейки.

Заводской устав 1735 года содержал предписание, которое обязывало заводчиков лечить рабочих за свой счёт. В «Рабочих регулах» 1741 года для суконных и каразейных предприятий предусматривалось необходимое отопление и освещение фабричных зданий, противопожарная безопасность, удобное расположение станков, поддержание чистоты, оплата прогулов по вине предпринимателей, устройство для рабочих госпиталей и обеспечение их одеждой. Предписывалось также еженедельно выдавать рабочим 75% их заработка, а в конце месяца производить полный расчёт. Допуская возможность наказания рабочих плетьми, законодательство в то же время рекомендовало предпринимателям «ни в чем не обижать и не оскорблять» рабочих.

Рост количества рабочих выступлений, отмечавшийся в первые десятилетия ХIХ века, с одной стороны, и стремление правительства обеспечить отечественную промышленность рабочими кадрами в условиях начавшегося промышленного переворота, с другой стороны, вынудили власти впервые выделить рабочий вопрос в особое направление государственной политики.

Принципиально важным для России шагом на пути регламентации отношений между работодателями и рабочими явилось принятие в 1835 году «Положения об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные».

Предыстория этого документа такова. В конце 1832 года московский военный губернатор князь Д. В. Голицын составил проект «Предложений о мерах к прекращению жалоб между фабричными и хозяевами» и представил его на обсуждение Московского отделения Мануфактурного совета, в обязанности которого наряду с прочим входило и решение вопросов, связанных с попечением «о постоянном улучшении нравственности и образования рабочего класса людей».

Проект Голицына был призван решить две задачи — создать более благоприятные условия для фабрикантов по обеспечению промышленности постоянными кадрами рабочих и в тоже время сократить жалобы рабочих на фабрикантов, приглушить их недовольство положением дел на предприятиях. С целью решения этих задач московский генерал-губернатор предлагал запретить помещикам, отпускавшим крестьян в город на заработки, отзывать их обратно до истечения срока договора. Содержателям фабрик и заводов в свою очередь вменялось в обязанность иметь у себя книги для записи условий договора, передавая каждому рабочему «рядные листы» с отметками расчёта фабриканта с рабочими. Контроль за ведением расчётных тетрадей возлагался на местные власти. При отсутствии расчётных книжек, в случае возникновения конфликтов между предпринимателями и рабочими, полиция должна была удовлетворить требования последних. Помимо расчётных книжек фабриканты обязывались вывешивать объявления с перечислением обязанностей рабочего на фабрике. Наряду с эти проект Голицына лишал рабочего права перехода от одного хозяина к другому до истечения срока найма.

Участвовавшие в обсуждении проекта Голицына представители московских фабрикантов выразили своё недовольство проектом, хотя и частично, но все же ущемлявшим их права. Лишь после вмешательства правительства, поддержавшего московского генерал-губернатора в плане необходимости принятия закона о регламентации отношений между хозяевами предприятий и рабочими и некоторой переработки, направленной на защиту интересов предпринимателей, проект был одобрен Мануфактурным советом и направлен на рассмотрение сначала Министерства внутренних дел, а затем Государственного совета. 24 мая 1835 года выработанное на основе проекта Голицына положение было подписано Николаем I и приобрело силу закона.

Положение 1835 года было первым в России законодательным актом, регулировавшим взаимоотношения между наёмными рабочими и хозяевами промышленных предприятий. Факт его появления расценивался отдельными исследователями как «свидетельство о зарождении в крепостной России буржуазных противоречий» [9].

Положение предусматривало, что при найме на работу должны оговариваться условия в письменном договоре. При этом рабочим запрещалось требовать более высокой платы, нежели определённой в договоре, а также оставлять работу ранее обусловленного срока. Предпринимателю давалось право увольнения рабочего при условии предварительного предупреждения об этом за две недели.

Первоначально закон 1835 года для опыта был введён на предприятиях Москвы и Петербурга, а затем по специальному разрешению министра финансов и просьбе отдельных фабрикантов и гражданских губернаторов в других крупных мануфактурных городах и на больших фабриках. Во второй половине 30-начале 40-х годов положение 1835 года было введено в большинстве промышленных губерний России [10].

Однако закон 1835 года не ликвидировал противоречия между предпринимателями и рабочими. После выхода в свет закона и император Николай I, и министр финансов неоднократно обращали внимание предпринимателей на необходимость улучшить «нравственное образование рабочих» и вообще «положение рабочего населения на фабриках. Им вменялось в обязанность следить за чистотой воздуха в мастерских и рабочих палатах, отделять мужской ночлег от женского, заниматься обучением малолетних, учреждать при фабриках, где более 50 рабочих, больницы, следить за нравственностью рабочих, чтобы заработки доходили до семейств в деревнях. Фабрикантам предписывалось делать внушения рабочим «с кротостью и нужной осторожностью, дабы не возбуждать в работниках преждевременных притязаний и духа неповиновения и ропота» [11].

В ближайшие годы после принятия «Положения об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные» был принят ещё целый ряд законодательных актов, регламентирующих трудовые отношения в отдельных отраслях хозяйственной жизни. Так, 31 декабря 1836 года был высочайше утверждён подготовленный главноуправляющим путями сообщения К. Ф. Толем проект положения «О взаимных правах и обязанностях судохозяев и судорабочих», направленный на то, чтобы путём «учреждения обязательных артелей, увеличения наёмной платы судорабочим уменьшить между ними побеги».

30 апреля 1838 года Николаем I был подписан законопроект о частной золотопромышленности на казённых землях Сибири. Промышленникам рекомендовалось нанимать рабочих и направлять их на место работы артелями с круговой порукой. В положении указывались условия труда и продолжительность работы. При этом рабочий день начинался в 5 часов утра и кончался не позже 5 часов вечера с перерывом на обед и отдыхом в выходные и праздничные дни. Хозяевам запрещалось, при отсутствии на приисках зимних промывален, заставлять производить промывку золота позже 10 сентября. Выплата денег, а также вычеты, сделанные по договору или вследствие нарушения рабочим условий найма, должны были вноситься в расчетный лист. Другие стороны жизни рабочих решались, согласно положению, по усмотрению договаривающихся сторон.

В конце 1840 года по распоряжению Николая I в Петербурге была создана особая комиссия под руководством графа Ф. Ф. Буксгевдена для рассмотрения «во всех подробностях» быта рабочих и ремесленников столицы. На основании донесения членов комиссии шефом корпуса жандармов графом А. Х. Бенкендорфом 18 декабря 1841 года была составлена записка «О мерах к отвращению беспорядков в содержании рабочих и ремесленников в С.-Петербурге».

В 1860 и 1870 годах на артиллерийских заводах и предприятиях морского ведомства был установлен 10-часовой рабочий день.

                                            * * *

Анализ отечественной экономической литературы периода предшествовавшего эпохе Великих реформ, а также и последующих лет, показывает, что интересы российских учёных не ограничивались, как это нередко утверждалось в работах советских авторов, «обслуживаем» восходящей отечественной буржуазии. Они были непосредственно связаны с общегосударственными и общенациональными интересами, направленными на успешное социально-экономическое развитие страны, повышение благосостояния народа.

Их точка зрения на рабочий вопрос формировалась под влиянием передовых идей западных экономических школ и в тоже время несла на себе существенный отпечаток самобытности, диктовалась стремлением творческого осмысления хозяйственной практики, присущего российской науке гуманистического начала.

Вопрос о взаимоотношениях между предпринимателями и рабочими интересовал экономическую науку с момента ее зарождения. Важное место этой проблеме уделяла классическая школа в политэкономии. В частности, А. Смит считал эту проблему одной из наиважнейших и предполагал посвятить ей значительную часть первой книги «Богатство народов» и даже дал ей заглавие «О причинах улучшения в производительных силах труда и о порядке, согласно которому его продукт естественно распределяется между различными классами народа». Однако в самом изложении первой книги, отличавшейся изобилием новых мыслей и сложным фактическим материалом, А. Смит отошёл от первоначального замысла и отвёл теории распределения подчинённое место, поставив её в зависимость от теории цены и денежного обращения [12].

Тем не менее, разработанное в «Богатстве народов» учение о заработной плате, как важнейшей составной части понятия «рабочий вопрос», было крупным теоретическим успехом. В нем нашли глубокое истолкование многообразие и сложность отношений между хозяевами и работниками того времени на почве договора о заработной плате. В учении А. Смита о заработной плате, свободном (в отличие от многих ближайших его преемников) от влияния корпоративных интересов, представлены три точки зрения, впоследствии обособившиеся и положившие начала трём самостоятельным доктринам: теории средств существования, теории рабочего фонда и теории производительности.

Примечательно, что А. Смит не пожелал полностью присоединиться к довольно распространённой среди экономистов его времени благодаря учению физиократов концепции «железного закона заработной платы» Высокая же заработная плата даёт рабочим возможность вырастить большое количество детей. При этом размер заработной платы должен устанавливаться на таком уровне, при котором темп прироста рабочего населения приблизительно соответствовал бы темпу возрастания спроса на труд. Иначе обстоит дело в статичном обществе. При стационарном состоянии капиталов, затрачиваемых на наем рабочих, наличного числа рабочих хватает для удовлетворения спроса на труд, и «хозяевам не приходится поддавать цену, чтобы отбивать рабочих друг от друга». Заработная плата понижается до уровня минимума средств существования, темп размножения рабочих замедляется, и численность рабочего класса остаётся на неизменном уровне. В деградирующей стране, где уменьшаются средства, идущие на содержание труда, спрос на рабочие руки становится все меньше и меньше и заработная плата падает ниже необходимого минимума. Нищета, голод и смертность уменьшают количество населения до уровня, требуемого уменьшающимися размерами капитала.

Выяснив, что размер реальной заработной платы зависит от соотношения между предложением труда и спросом на труд, т.е. от темпа возрастания капиталов или фондов, затрачиваемых на наем рабочих, А. Смит описывает в общих чертах теорию фонда заработной платы. Впоследствии эта теория получает широкое распространение среди определённой части экономистов. Однако в постановке А. Смита теория фонда звучала иначе. Она была более гуманной и продуктивной. По мнению А. Смита заработная плата действительно тяготеет к минимуму средств существования рабочего и его семьи лишь при стационарном состоянии капиталов или спроса на труд. При возрастании капиталов заработная плата превышает этот уровень, при сокращении капиталов — опускается ниже его. Последнее А. Смит считал временным и преходящим, неминуемо ведущим к вымиранию рабочего сословия.

Мысль о связи заработной платы с производительностью труда представлена у А. Смита в гипотезе «первоначального состояния» общества. «Продукт труда, — писал А. Смит, — составляет естественное вознаграждение или плату за труд. В том первоначальном состоянии вещей, которое предшествует обращению в собственность земли и накоплению капитала, весь продукт труда принадлежит работнику. Он не имеет ни землевладельца, ни хозяина (капиталиста), с которым он должен был бы делиться. Если бы такое состояние продолжалось, то заработная плата увеличивалась бы вместе со всеми теми улучшениями в производительной силе, которая создаёт разделение труда. Все вещи постепенно стали бы дешевле. Они производились бы с затратой меньшего количества труда; и так как товары, производимые равными количествами труда, при таком положении дела естественно обменивались бы друг на друга, то их можно было бы покупать на продукт меньшего количества труда, чем прежде» [13].

Рассматривая связь между уровнем заработной платы и производительностью труда, А. Смит отмечает и другую важную сторону теории производительности, которая впоследствии приобрела самостоятельное значение. «Щедрое вознаграждение за труд, — писал автор „Богатства народов“, — поощряя размножение, вместе с тем увеличивает и прилежание рабочих. Плата за труд служит поощрением прилежания, которое как всякое человеческое качество, увеличивается в соответствии с действующим на него побуждением. Обильные средства к существованию увеличивают физическую энергию работника, а утешительная надежда на улучшение его положения и на то, что он, быть может, окончит свои дни в довольстве и благополучии, побуждают его напрягать свою силу до крайних пределов».

В отличие от А. Смита его последователи, в частности Д. Рикардо и Т. Мальтус, придерживались пессимистических взглядов на существо вопроса. Игнорируя социальную, качественную сторону проблемы заработной платы, Рикардо уделяет внимание исключительно количественной стороне. Его учение о величине заработной платы базировалось на том, что спрос и предложение влияют лишь на рыночную цену труда, т. е. цену, которая действительно платится за него в силу естественного действия отношения предложения к спросу. Но как бы рыночная цена труда ни отклонялась от естественной цены его, утверждал Рикардо, она, подобно цене товаров, имеет тенденцию согласоваться с нею. Рыночная цена труда, как и товаров, колеблется вокруг определенного устойчивого центра, составляющего естественную цену или стоимость труда.

Рикардо считал, что естественной ценой труда является та, которая необходима, чтобы рабочие имели средства к существованию и к продолжению своего рода без увеличения или уменьшения их числа. Поэтому естественная цена труда зависит от цены пищи, предметов необходимости и комфорта, требующихся для содержания рабочего и его семьи. С повышением цены пищи и предметов необходимости естественная цена труда поднимается, с падением цены — падает. Естественная цена труда по Рикардо определяется, таким образом, стоимостью необходимых средств существования рабочего и его семьи. Эта теория минимума средств существования, названная, как уже отмечалось Ф. Лассалем «железным законом заработной платы», активно использовалась социалистами разных оттенков в спекулятивных целях, чтобы доказать рабочим невозможность коренного улучшения их положения в условиях капитализма.

Свой «железный закон» Рикардо выводил из теории физиологического минимума Т. Р. Мальтуса, согласно которой когда заработная плата превышает естественную цену труда, рабочий достигает цветущего и счастливого положения и может вскормить здоровое и многочисленное потомство, но когда вследствие поощрения к размножению, которое дает высокая заработная плата, число рабочих возрастет, заработная плата опять понизится до своей естественной цены. Ниже последней она надолго упасть не может, поскольку в противном случае лишения сократят число рабочих и заработная плата опять поднимется. Быстрое размножение рабочих не дает заработной плате подняться надолго выше естественной цены труда, замедленное размножение или вымирание рабочих не дает ей надолго упасть ниже этого уровня.

Учение Рикардо было подвергнуто суровой критике со стороны Генри Чарльза Кэри (1793–1879), родоначальника американской политической экономии, на методологических принципах которого в известной мере развивалась американская экономическая наука.

В противовес пессимистической концепции Рикардо-Мальтуса Кэри выдвинул оптимистическое учение, согласно которому свободное развитие капиталистического общества неминуемо приводит к примирению и гармонии классовых интересов. В книге «Гармония интересов» и других своих работах Кэри назвал труды Рикардо «настоящим руководством для демагогов, добивающихся власти при помощи аграрных законов, войны и грабежа».

В отличие от европейских авторов Кэри считал, что предметом политической экономии является человек и его поведение, направленное на улучшение своего положения. В духе гармонии интересов Кэри разработал и свою производительную теорию заработной платы, согласно которой заработная плата повышается или падает пропорционально производительности труда. С каждым прогрессом в росте производительности труда, утверждал Кэри, все накопленные запасы продуктов понижаются в своей стоимости, так как последняя определяется количеством труда, необходимого для воспроизводства продуктов, а не фактически затраченного на их производство. Количество труда, необходимого для воспроизводства данного капитала и для дальнейшего увеличения его размеров, уменьшается с каждой стадией производства. Но всякое понижение ценности уже существующего капитала обусловливает пропорциональное повышение ценности человека, поскольку последний может создать теперь тот же капитал с большей лёгкостью, чем раньше. Прогресс техники возвышает настоящий труд за счёт накопленных в прошлом запасов. С ростом производительности труда возрастает удельный вес живого труда или самого человека по сравнению с накопленными запасами мёртвых вещей.

Свою мысль о том, что с прогрессом рыночного хозяйства способность капитала распоряжаться трудом рабочего все более падает, а способность рабочего использовать капитал для облегчения своего труда все более возрастает и что при уменьшении власти капитала возрастает значение труда для воспроизводства капитала, Кэри иллюстрирует следующей таблицей 2.

В схеме представлены четыре последовательных периода в развитии производительности труда. От одного периода к другому валовая выручка на одного рабочего удваивается, и доля рабочего, как абсолютная, так и относительная, в продукте возрастает. В первом периоде рабочий получил ¼ продукта, в последнем –3/5 продукта. Но и предприниматель, относительная доля которого постепенно упала с 3/4 до 2/5, тоже не обижен, поскольку благодаря росту производительности труда абсолютное число получаемых им единиц продукта выросло с 3 до 12,80. И капиталист, и рабочий, отмечал Кэри, извлекают большую выгоду благодаря введённым улучшениям. Каждый дальнейший шаг в этом направлении будет сопровождаться такими результатами: с увеличением производительности труда увеличивается доля рабочего и уменьшается доля капиталиста, причём постоянно увеличивается количество продуктов и усиливается тенденция к уравнению долей различных элементов, составляющих общество.


                                            * * *

В связи с развитием российского капитализма вопрос о том, как избежать обнищания трудящихся, становится одним из центральных экономических вопросов, имевшим важное теоретическое и практическое значение. Русские экономисты поднимают вопрос о том, каким должен быть прожиточный минимум рабочего и его семьи. Большое значение приобретает и вопрос о продолжительности рабочего дня. Большинство отечественных экономистов разделяли точку зрения сторонников классической политэкономии согласно которой сокращение рабочего дня на промышленных предприятиях при сохранении заработной платы может привести к краху промышленного производства, что сокращение рабочего дня снизит выработку на одного рабочего.

Наряду с этим популярность среди части экономистов пользовалась т. н. «доктрина свободного контракта», согласно которой между просвещенными экономическими агентами вопрос о размере вознаграждения за труд должен решаться исключительно на договорных началах. Подобно своим западным коллегам, многие отечественные экономисты не видели различия краткосрочных и долгосрочных последствий сокращения рабочего дня.

Со второй четверти ХIХ века, времени вступления России в эпоху промышленного переворота, вопрос об оплате труда работников становится для отечественных экономистов объектов оживлённых научных дискуссий. Как показывает исследование проф. В. А. Павлова [14], серьёзный интерес к вопросам заработной платы проявляли как практические политики, например, министр финансов Российской империи Е. Ф. Канкрин, так и учёные-экономисты — А. И. Бутовский, Т. Ф. Степанов, А. И. Чивилев и другие.

Егор Францевич Канкрин (1774–1845) оставил после себя ряд экономических сочинений, в том числе «Очерки политической экономии и финансии», изданные первоначально на немецком языке (Штуттгарт, 1845), много лет спустя на русском (СПб., 1894). Детально анализируя проблемы заработной платы, российский министр отмечал, что теоретически минимум, т.е. самое малое, что должен добывать простой работник, составляют [15]:

— «Соответственное его потребностям содержание, как собственно для себя, так и для семейства».

— Некоторый относительно «содержания» излишек, в котором он «нуждается для воспитания своих детей, ремонта своих инструментов, [содержания] животных и т. д.».

— «Запас про чёрный день и на старость».

— «Особая прибыль, которая дала бы ему возможность улучшать свое состояние или собирать капитал».

Высококвалифицированному работнику, проявляющему смекалку и мастерство, по мысли Канкрина следовало бы платить ещё большее вознаграждение. Благодаря этому он мог бы богатеть и, «производя вещи в высшей степени ценные, умножать вместе с тем и народное богатство» [16]. В действительности же, с сожалением констатировал Канкрин, «не встречаем мы, чтобы всем работника приходилось на долю полное подобного рода вознаграждение за труды и особенно редко случается видеть, чтобы приходилось им получать долю запаса и особой прибыли».

Среди отечественных учёных одним из первых вопросы оплаты труда затронул в 1847 году Александр Иванович Бутовский (1817–1890), видный экономист и государственный деятель, автор первого отечественного учебника политической экономии, написанного на русском языке. Его сочинение «Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии» состояло из трех частей: «Производство богатств», «Обращение и распределение богатств» и «Потребление богатств». Находясь на платформе классической политэкономии, Бутовский отстаивал естественный характер материального неравенства и осуждал принцип уравнительного распределения материальных благ. Его позиция близка к позиции сторонников «рабочего фонда». «В благоустроенном обществе, где господствуют христианские нравы, — писал Бутовский, — избыток богатых служит спасительным запасом для бедных… В минуты бедствия этот запас… проливается на неимущих росою благодеяния и пособий. Без него они погибли бы неминуемо: он помогает им вынести бремя лишений…» [17]

Под заработной платой рабочего Бутовский понимал часть издержек производства или ценности товаров. Труд, отмечал учёный, «предлагается одними членами общества, спрашивается другими. Его рыночная цена выражается в задельной плате… Как и всякая рыночная цена, задельная плата, т. е. цена труду исполнительному, определяется отношением между запросом на труд и его предложением» [18]. Естественные пределы заработной платы определяются не сами по себе, а в органической взаимосвязи с прибылью предпринимателя. Минимум заработной платы (по терминологии Бутовского «крайнее» или «необходимое» содержание наёмного рабочего) определяется возможностью удовлетворения потребностей работника и его семьи в «пропитании, одежде и жилье с некоторой домашней утварью и мебелью».

Интересна данная Бутовским трактовка причин снижения заработной платы ниже прожиточного минимума в условиях перехода от мануфактурной промышленности к фабричной. В отличие от Симонда де Сисмонди и его последователей Бутовский не считал, что причинами пауперизма, безработицы являются свободная конкуренция и замена ручного труда машинной техникой.

Обвинения в адрес свободной конкуренции и технического прогресса он признавал беспочвенными. «В свободном соперничестве, писал учёный, нельзя не открыть главного и необходимейшего условия развития и преуспения промышленности. Там, где труд стеснён монополиями, корпорациями, формальностями, техническими правилами, везде встречаем производство вялое, дорогое, неудовлетворительное». Машины же, по мнению Бутовского, «удешевляя производство каких-либо изделий в прогрессии арифметической… усиливают запрос в прогрессии геометрической, тем самым служат поводом к основанию множества предприятий и к употреблению числа [рабочих], далеко превосходящих число тех, которые теряют свои занятия». Спрос на рабочие руки возрастает в связи с производством «самих машин и для доставки значительнейшей массы сырых материалов».

Важнейшими факторами, действительно влияющими на величину заработной платы, рост безработицы, Бутовский считал:

— Трудности с реализацией продукции: «непостоянство сбытов — вот главное начало расстройства предприятий, их падения и внезапного уменьшения запроса на руки».

— «Внезапное вздорожание предметов первой необходимости, образующих потребление работника», что приводит к снижению реальной заработной платы.

— Снижение цены «продуктов первой необходимости», усиливающее предложение рабочих рук и понижающее зарплату до «предела рыночной цены предметов необходимого содержания».

— Колебания курса национальной валюты, оказывающие на денежную зарплату точно такое же влияние, как и изменения в цене предметов первой необходимости, только в противоположную сторону.

— «Соперничество между самими работниками, которые под гнетом нужды предлагают свой труд часто за бесценок».

Анализируя различные средства, которые препятствовали бы снижению заработной платы, Бутовский критически оценивает предложения отдельных экономистов и политиков об «установлении постоянного и неизменного тарифа заработной платы». Ошибочным признавал он утверждение Д. Рикардо и его последователей о том, что зарплата рабочих и прибыль предпринимателей могут меняться только в обратном соотношении. Бедственное положение рабочего сословия, утверждал Бутовский, никак не связано с «корыстью предпринимателей», различием их интересов. Образование рабочих коалиций, стачечное движение с целью «насильственного повышения заработной платы» учёный считал неуместным. В качестве перспективных форм развития делового сотрудничества между трудом и капиталом Бутовский называл акционерные компании, управляемые «общим поверенным в делах или советом».

Профессор Императорского Московского университета Александр Иванович Чивилев (1808–1867) в выпущенной в 1848 году книге «Наука народного хозяйства и её порицатели», так же широко затрагивал проблемы труда и капитала. Подробно анализируя социально-экономические проекты К. Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна, Чивилев отмечал, что мысль об антагонизме между трудом и капиталом произошла, по всей вероятности, из-за того, что в материальном производстве промышленниками могут сделаться только те из работников, которые располагают некоторым капиталом или отличаются особенными способностями. Все же прочие должны довольствоваться платою, которая редко позволяет улучшить их положение. Но этот факт нисколько не доказывает, что интересы капиталистов и людей, способных только к простой работе, действительно противоположны, напротив, те и другие связаны крепкими узами взаимности [19].

Отмечая, что свободная конкуренция «не имеет ни сердца, ни религии» и что в её условиях «каждый сам отвечает за себя, и каждый получает столько, сколько производит», учёный видел решение проблем бедности рабочего сословия в государственном вмешательстве в социально-экономическую жизнь, в необходимости с помощью государства выравнивать уровень жизни людей.

Большой интерес представляют воззрения на вопросы взаимоотношения капитала и труда, экономическое содержание оплаты труда одного из руководителей петербургской школы экономического либерализма, профессора Ивана Васильевича Вернадского (1821–1884). Учёный считал, что главные условия образования ценностей и основание всякого правильного хозяйства, как системы экономической деятельности, составляют «владение и труд» [20]. В работе «Проспект политической экономии» (1858) Вернадский писал, что ценность производящего труда выражается различно, смотря по роду его: ценность вещественного труда, входящего в состав вновь произведённой им ценности, выражается в виде заработка или задельной платы.

Мера материального труда, указывал учёный, определяется самою сущностью производимого предмета и не зависит от произвола; но этот материальный труд (работа) может быть совершаем одушевлёнными и неодушевлёнными деятелями (двигателями). Естественно, что первые представляют высшую экономическую ценность, и их употребление влечёт за собой более сложные явления.

При нормальном ходе народного капитала — заработок, зависящий от отношений между работниками и капиталом, назначенным для их употребления, необходимо равен ценностям, употребляемым для органической поддержки деятелей, орудий труда (работников); но различные паи, приходящиеся на долю каждого из них, зависят от состояния на них запроса и предложения. Мнение, что заработок обусловливается ценою жизненных припасов, справедливо только с этой точки зрения, такое соответствие между заработком и жизненными припасами редко бывает в частных случаях.

«Под именем органической поддержки деятелей труда, — писал Вернадский, — разумеем, кроме удовлетворения их прямых общественных и местных потребностей, также и доставление возможности продолжения их существования, как рода, т. е. известную затрату на их специальное образование в массе. Сумма эта является в распределении богатства — постоянно существующею, присущею, и изменяется сообразно издержкам данного настоящего времени, а не имеет в виду вознаграждения сделанных уже на то затрат. Вопрос: ни сколько стоило специальное воспитание, а сколько оно теперь стоит?» [21]

Из этого видно, отмечал далее Вернадский, что заработок необходимо различен по различию потребностей в различных местностях, в разное время, и по разной степени общественного развития; и что употребление в работу слабейших членов семейства (женщин, детей) необходимо должно производить понижение среднего заработка. Желательно заменение подённой работы урочною.

Что касается до частного распределения валовой заработной платы в стране или индивидуального заработка то оно находится в тесной связи с разными условиями рабочих лиц и свойствами работы. Различие индивидуального заработка зависит, кроме общего состояния запроса и предложения труда в стране вообще: 1) от способности к работе лица; 2) от большей или меньшей вероятности успеха; 3) от большего или меньшего количества работы (праздничные дни); 4) от приятности или неприятности, а также вреда работы для рабочего; 5) от богатства рабочего.

Максимум заработка при прочих равных условиях бывает обыкновенно при новости занятия; минимум — если занятие известною работою не есть главное, а прибавочное при другом.

Вознаграждение за труд в службе совершается сообразно общему закону труда: т. е. соответственно целесообразности усилий лица, или что тоже — соответственно предполагаемому в особи количеству и отношению производительных сил (способности, таланту), или, что тоже — соответственно предполагаемым в ней потребностям. При этом общественная власть имеет в виду не действительные, конкретные потребности и труд известного должностного лица, а те идеальные способности и потребности, которые были бы в состоянии произвести известный труд, необходимый для предполагаемых целей, и которые могут быть ниже и выше действительных; но в нормальном состоянии общества, — составляют тот уровень, то среднее выражение, к которому постоянно стремятся подойти содержания должностных личностей. Такое стремление необходимо обусловливается препятствиями к движению талантов в стране.

В истории хозяйственный успех является конкретно в постепенной замене труда, причиняющего большие дневные издержки, и подвергающегося большему риску, трудом более ровным и влекущим менее трат на постоянную свою поддержку, т. е. труда животного — трудом неодушевлённым. При таком ходе промышленности животный труд находит соперничество с неодушевлённым трудом и. — проигрывает при сравнении, делается менее и менее ценным; отсюда — пауперизм и торговые кризисы.

Причина обеднения — в стеснении действий и поля труда.

Уровень, к которому стремится и доход от владения и прибыль от труда, конкретным образом выражается в равенстве заработка и процента или ренты. Большее или меньшее приближение к нему зависит от большей или меньшей напряжённости владения или труда.

Последовательным пропагандистом творчества Кэри в России являлся профессор Киевского университета св. Владимира Николай Христианович Бунге (1823–1895), впоследствии — министр финансов и председатель Комитета министров. Творчеству Кэри он посвятил одну из лучших своих работ — «Гармония хозяйственных отношений» [22]. Отвергая трудовую теорию ценности и тезис о вещественном характере труда, Бунге признавал движущей силой общественного развития стремление людей к удовлетворению своих потребностей посредством «полезной работы». Между участниками производства возникает обмен ценностями, составляющий «сущность экономических отношений» и обусловливающий «гармоническое, стройное развитие общественного порядка».

                                            * * *

История рабочего вопроса в России середины ХIХ века тесно связана с историей вопроса об исторических судьбах капитализма в стране. Как известно, развитие отечественной капиталистической промышленности и перспектива повторения Россией опыта западноевропейских государств первого и второго «эшелонов капитализма» была далеко не однозначно встречена в стране.

Сторонники самобытности России от славянофилов до народников видели в наступающем капитализме серьёзную угрозу устоям российской нравственности и благополучия патриархальной жизни, разрабатывали модели непосредственного перехода страны к более совершенному общественному и экономическому устройству, в том числе через крестьянскую общину и артельную организацию хозяйства (промышленности) в городах. Однако утопичность подобных проектов не вызывала сомнения у российских учёных–экономистов, ведущее место среди которых занимали сторонники либерального реформаторства, стремившиеся синтезировать достижения западного экономического либерализма с рациональными элементами социалистических учений [23].

Противниками либеральных подходов к решению назревавшего рабочего вопроса выступили представители народничества во главе с Н. Г. Чернышевским и его последователями. Одним из наиболее активных пропагандистов экономического нигилизма в 1860-е годы был Михаил Илларионович Михайлов, продолживший начатую ранее А. И. Герценом линию критики зарождавшегося российского капитализма.

«Освобождение крестьян, — отмечал Михайлов, — есть первый шаг к великому будущему России, или к её несчастью, к благосостоянию политическому или экономическому, или к экономическому или политическому пролетариату». «От нас самих зависит избрать путь к тому или к другому». Выступая против тенденций конституционализма и «индивидуалистической политической экономии», Михайлов писал в одной из своих прокламаций: «В последнее время расплодилось у нас много преждевременных старцев, жалких экономистов, взявших свой теоретический опыт из немецких книжек. Эти господа не понимают, что он приучает нас только считать гроши, что он разъединяет нас, толкая в тесный индивидуализм. Они не понимают, что не идеи идут за выгодами, а выгоды за идеями. Начиная материальными стремлениями, ещё придём ли к благосостоянию, — односторонняя экономическая наука нас не выручит из беды. Напротив, откинув копеечные расчёты и стремясь к свободе, к восстановлению своих прав, мы завоюем благоденствие, а с ним, разумеется, и благосостояние, т.е. то, чего нам так хочется, — деньги. А эти, к несчастию, плодящиеся у нас конституционные и экономические тенденции ведут к консерватизму; они ведут к сословному разъединению, к созданию привилегированных классов. Хотят сделать из России Англию и напитать нас английской зрелостью. Но разве Россия по своему географическому положению, по своим естественным богатства, по почвенным условиям, по количеству и качеству земель имеет что-нибудь общее с Англией? Разве англичане на русской земле не вышли бы тем, чем они вышли на своём острове? Мы уже довольно были обезьянами англичан. Нет, мы не хотим английской экономической зрелости, она не может вариться русским желудком.

Нет, нет, наш путь иной,

И крест не нам нести…

Пусть несёт его Европа. Да и кто же может утверждать, что мы должны идти путём Европы, путём какой-нибудь Саксонии, или Англии, или Франции? Кто берет на себя ответственность за будущее России? Кто может сказать, что он умнее 60-ти миллионов, умнее всего населения страны, что он знает, что ей нужно, что он приведёт её к счастью? Где та наука, которая научила его этому, которая сказала ему, что его взгляд безошибочен? По крайней мере, мы не знаем такой науки; мы знаем только, что Гнейсты, Бастиа, Моли, Рау, Рошеры раскапывают навозные кучи и хотят гнили прошедших веков сделать законом для будущего. Пусть этот закон будет их законом, а мы для себя попытаемся поискать другой…» [24]

Близкую к Михайлову, но более умеренную и реалистическую позицию по отношению к перспективам капиталистической модернизации России занимал в те годы Н. К. Михайловский, известный народнический публицист и общественный деятель. В своих статьях 1860–70-х годов он высказывался за необходимость организации «народного труда» за казённый счёт. «У нас существует мнение, — писал Михайловский, — что наш фабричный рабочий гораздо развитее, гораздо выше, если не в нравственном, то, по крайней мере, в умственном отношении, нежели крестьянин. Это мнение решительно ни на чем не основано. Оно держится едва ли не потому только, что нечто подобное действительно имеет место в Западной Европе. Но если на Западе до некоторой степени действительно существует указанное отношение между крестьянином и фабричным рабочим, то оно обязано своим происхождением отнюдь не фабричному режиму, а влияниям совершенно иного свойства, каких у нас и в помине нет, именно влиянию широкой политической жизни, которая естественно, концентрируется в городах и едва достигает деревень» [25]. Михайловский считал, что рабочий вопрос в России коренным образом отличается от рабочего вопроса в Западной Европе. «Рабочий вопрос в Европе, — отмечал Михайловский, — есть вопрос революционный, ибо он требует передачи условий труда в руки работника, экспроприации теперешних собственников. Рабочий вопрос в России есть вопрос консервативный, ибо тут требуется только сохранение условий труда в руках работника, гарантия теперешним собственникам их собственности. У нас под самым Петербургом… существуют деревни, жители которых живут на своей земле, жгут свой лес, едят свой хлеб, одеваются в армяки и тулупы своей работы, из шерсти своих овец. Гарантируйте им прочно это своё, и русский рабочий вопрос решён» [26].

Несмотря на негативное отношение левых радикалов и революционно-демократической публицистики к проявлениям капиталистического прогресса, их представители все-таки были вынуждены признавать наличие капиталистических элементов в России, в том числе и «зачатков пролетариата», т.е. социального слоя, полностью лишённого какой-либо частной собственности. Об этом, например, писал в 1863 году в журнале «Русское слово» Н. В. Шелгунов, отмечая в сибирских заметках факт разорения тюменских ремесленников [27].

Позднее, в конце 1860-х годов, ссылаясь на отсутствие в стране земледельческого пролетариата, Шелгунов напрямую указывал на наличие пролетариата промышленного. «…Промышленный пролетариат, — писал он, — хотя и не в такой форме как на Западе, у нас есть» [28].

Признавая, что капитал сделался в России «истинным двигателем общественной жизни», Шелгунов не отрицал и того обстоятельства, что русская прогрессивность находится в зависимости от законов мирового прогресса [29].

В этой связи революционные публицисты невольно подходили и к мысли о том, что, идя по пути общечеловеческой цивилизации, Россия не минует и рабочего вопроса не в специфически русском, как писал Михайловский, а в общеевропейском его проявлении. Тот же Н. В. Шелгунов в своих сибирских заметках 1863 года обращает внимание на необходимость изучения рабочего вопроса, который до этого был в России, по его мнению, «исключительно теорией» [30]. На важность изучения рабочего вопросам неоднократно указывал «Современник». В 1865 году известный публицист А. Н. Пыпин, рецензируя статью Ф. Лассаля, в которой проводилась мысль о том, что рабочий вопрос составляет «основной жизненный нерв современной истории», указывал на актуальность рабочего вопроса не только для Запада, но и для России [31].

На «неизбежность и неотвратимость» рабочего вопроса в России намекал и такой авторитетный в радикальных кругах деятель, как Д. И. Писарев. Он говорил о необходимости всестороннего изучения рабочего вопроса, опыта его решения на Западе, для того, чтобы припасать материал для удовлетворительного разрешения рабочего вопроса в России [32].

Серьёзное внимание рабочему вопросу уделяли «Отечественные записки». Они не только сетовали на то, что рабочий вопрос в России не находит должного изучения и освещения, но и на наличие в известных кругах русского общества превратного представления о том, что русский рабочий, наделённый крохотным клочком земли, находится несравненно в лучшем положении, чем безземельный западноевропейский пролетарий. В статье «Отчего трудно поправляться нашему рабочему…», журнал впервые в революционно-демократической публицистике определил особенности и содержание рабочего вопроса в стране. Размышляя о том, облегчит ли земельный надел тяжёлое положение фабричного рабочего, достаточен ли заработок для фабричных, как ценится труд рабочего, охраняет ли законодательство права фабричных рабочих, «Отечественные записки» высказывали сомнение относительно прочности «земельного фундамента» для русского рабочего и не считали его спасением от пролетаризации крестьянства. «Вопрос не в том только: есть у рабочего надел земли или нет, — писал журнал, — а в том: обеспечивает ли его та земля, которой он владеет, в его существовании или не обеспечивает?» [33]

Параллельно с этим в России активно распространялась мысль о возможности создания фабрик без пролетариата и хозяев, на основе артельной организации.

Ярым пропагандистом и защитником артельной организации отечественной промышленности являлся известный народник П. П. Ткачёв, сторонник «кровавой борьбы и победы труда над капиталом». Он считал, что бедственное положение рабочих и развивающаяся вражда между ними и предпринимателями зависит от существующего несправедливого распределения богатства между трудом и капиталом [34].

Постоянное внимание рабочему вопросу уделял журнал российских эмигрантов «Народное дело», созданный в 1868 году Н. И. Утиным, А. Д. Трусовым и Е. Г. Беретеневым для нелегальной пропаганды революционных идей в России. Призывая российских революционеров к насильственному низвержению царского самодержавия, журнал видел путь к коренному изменению положения рабочих через их объединение в ассоциации. Журнал подчёркивал общность социально — экономических проблем России и Западной Европы и на этом основании не призвал «российской самобытности».

Наряду с революционными радикалами известную дань национальной самобытности отдали и исследователи, близкие к представителям российской школы экономического либерализма, в частности В. Н. Майков, Ф. Г. Тернер, А. К. Корсак и В. В. Берви-Флеровский.

Валериан Николаевич Майков (1823–1847) — даровитый русский мыслитель 1840-х годов, родился в семье известного живописца Н. А. Майкова [35]. В 19 лет он закончил юридический факультет Петербургского университета со степенью кандидата наук, затем служил в Департаменте сельского хозяйства, выступал со статьями для печати. В университете любимым профессором Майкова был В. С. Порошин, преподававший политическую экономию. Поэтому не случайно, что первой работой Майкова стала статья «Об отношении производительности к распределению богатства», оставшаяся в рукописи. В этой статье Майков, критически оценивая школу А. Смита, высказал идею об участии рабочих в прибылях производства. Участвуя в составлении знаменитого «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка», издававшегося под руководством петрашевца Н. С. Кириллова, Майков написал ряд статей для его первого тома. В 1845 году Майков становится во главе основанного Ф. К. Дершау «Финского Вестника». Разрабатывая в своих ярких публицистических работах «философию общества», Майков обрушивается с критикой на английскую политическую экономию. По его словам, современная политическая экономия «утратила характер науки, основанной на идее благосостояния, и послужила основанием монополии аристократии богатства». В качестве альтернативы Майков выдвигает идею «дольщины» рабочих в предприятиях, идею, которая впоследствии нашла выражение как в учении катедер-социалистов, так и отечественных представителей экономического либерализма.

В 1860 году в Петербурге вышла книга Ф. Г. Тернера (1833–1906) «О рабочем классе и мерах к обеспечению его благосостояния». Автор книги — Федор Густавович Тернер был впоследствии директором департамента окладных сборов, товарищем (заместителем) министра финансов, членом Государственного совета. Крупнейшей его работой стала книга «Государство и земледелие» (СПб., 1896–1898; 2-е изд., 1901). Отдельные части этой книги печатались предварительно в «Вестнике Европы». Здесь же были опубликованы его очерки и статьи, в том числе статья «Крестьянское законодательство и его движение за последние 10 лет» (1900. №1).

В исследованиях о рабочем классе Тернер выдвигал идею ассоциации. По его мнению, ассоциации создают условия для «соединения мелких капитальных атомов», что даёт возможность «самым мелочным средствам» стать в равноправное положение со значительными капиталами. Ассоциациям необходимо «капитальное содействие высших классов». Таким образом «реализуется благотворная связь между высшими, состоятельными и низшими, неимущими классами» [36].

Большое внимание автор уделяет ассоциативным началам в сельской общине. Тернер исключает общину из ассоциативного движения. Её первородный грех заключается в том, что она покоится на отрицании частной собственности: «где нет частной собственности, не может быть соединения частных средств. Общинное владение прямо могло бы перейти только в социалистическую общину, никак не в ассоциацию». Таким образом, Тернер считал необходимым подчеркнуть, что ассоциация предполагает существование частной собственности.

Ассоциативное направление — строительно-жилищные товарищества, потребительская кооперация, производственные ассоциации в промышленности и сельском хозяйстве, государственные мастерские в луиблановском духе, бурлацкие, торговые, биржевые артели.

Примечательна изданная в 1861 году в Москве книга А. К. Корсака «О формах промышленности в Западной Европе и России». Её автор так же с позиций либерализма утверждал необходимость преобразования отечественной кустарной промышленности на артельно-ассоциационных началах.

В 1862 году журнал «Век» предлагал план создания артельных фабрик, которые были призваны соединить земледельческий и промышленный труд и тем самым избежать пролетаризации страны [37].

Ценным вкладов в развитие отечественной экономической мысли стала вышедшая в 1869 году монография Н. Флеровского «Положение рабочего класса в России». Её автором был талантливый русский экономист, социолог, философ и публицист Василий Васильевич Берви (1829–1918), выступавший под псевдонимом Н. Флеровский. По своему мировоззрению Берви-Флеровский не принадлежал ни к отечественным социалистам, ни к представителям либерального лагеря. Этим определялось своеобразие его экономических идей, его особое видение проблем хозяйственного и социально-политического развития России.

Будущий экономист родился в семье профессора физиологии Казанского университета В. Ф. Берви, человека весьма осторожного и стремившегося во чтобы-то ни стало уберечь своего любознательного сына от политики. Берви-Флеровский окончил в 1849 году Казанский университет по курсу юридических наук и получил перспективное для молодого человека место в Министерстве юстиции. Здесь он дослужился до должности чиновника по особым поручениям. Однако канцелярская служба тяготила Берви-Флеровского и он переходит к преподавательской и публицистической деятельности. Своими многочисленными протестами против отдельных актов несправедливости молодой публицист снискал признание общественности и подозрительность властей, неоднократно отправлявших его в административные ссылки по регионам России. Здесь он набирался ярких жизненных впечатлений, которые легли в основу как «Положения рабочего класса в России», так и других его сочинений — «Азбуки социальных наук» (1871), «Свобода речи, терпимость и наши законы о печати» (1869), «Философия бессознательного, дарвинизм и реальная истина» (1878) и других.

«Положение рабочего класса в России» — главный экономический труд ученого. Значение этого исследования долгое время недооценивалось в советской историко-экономической литературе, несмотря на положительную оценку, данную К. Марксом. Берви-Флеровский обвинялся в идеализации мелкого производства, приверженности «прудоновским иллюзиям о главной роли денежного кредита, о возможности товарищества между рабочими и капиталистами» [38]. Однако именно последнее обстоятельство делает работу учёного особенно интересной.

В своей работе Берви-Флеровский нарисовал яркую картину бедствий рабочего сословия в России, на основе многочисленных фактов и цифр показал, что распространённое в некоторых кругах российского общества мнение о том, что в России «не то, что в Западной Европе», что её народ «благоденствует», является проявлением ложного оптимизма и незнания реальной жизни.

Основные причины народных бедствий Берви-Флеровский видел как в засилье в России крупной поземельной собственности, так и в той системе организации промышленности, которая пришла в Россию с Запада. По мнению учёного, капиталисты наряду с государством и помещиками участвуют в ограблении рабочих, содействуют их обнищанию. Берви-Флеровский выявил три причины нищеты и обездоленности народа в промышленных городах и районах: высокие налоги, крупная земельная собственность и слабое развитие промышленности. «Промышленность, — писал Берви-Флеровский, анализируя демографическую статистику на Западе и в России, — этот источник благосостояния и счастья для народов, делается у нас бичом, который заколачивает в гроб, бедствием, с которым не могут справиться ни чума, ни холера. Разделение труда, которое даёт рабочему возможность удесятерить своё производство, делается для него источником голода, бедности и смерти до такой степени, что из двенадцати промышленных губерний в трёх население уменьшилось, а в одной вовсе не увеличилось» [39]. Все «плохое» в общественном устройстве и экономической жизни Берви-Флеровский видел в неразумности человеческих желаний и действий. Отбросить это «плохое», по его мнению, должны были сами правящие классы общества, в том числе капиталисты. Ради собственных интересов они не должны гнаться за роскошью и богатством, поскольку стремление к непрерывному росту личного богатства и прибылей основано на неразумном чувстве.

Будучи сторонником гармонизации отношений между предпринимателями и рабочими, Берви-Флеровский обвинял социалистов Западной Европы: поднимая рабочий вопрос, они не сумели понять, «что в высшей степени несправедливо, чтобы то, что было произведением капитала и труда, составляло собственность одного капитала». «Они старались и стараются достигнуть своей цели, — писал Берви-Флеровский, — путём рабочих стачек, причиняют этим рабочим бесчисленные страдания и разорение, держат иногда целую страну в бесполезном волнении. Не лучше ли было бы вести дело начистоту? Работники имеют на ход дела такое же влияние, как и капиталисты, они товарищи. Доходы фабрики, капитал, на неё определённый, одинаково известны и тем и другим. Они получают процент и вознаграждение за риск, работники — остальное» [40].

Отмечая в своей работе, что в России «рабство уничтожено и уступило своей место найму», Берви-Флеровский убеждённо считал что наем, в своё очередь, «должен уступить место товариществу». «Между трудом и экономией должно быть равенство, между работниками и капиталистом товарищество» [41].

Как демократ–просветитель и сторонник мирного развития общества, Берви-Флеровский полагал, что решающее в устройстве общественной жизни принадлежит только личности. Идеальной же формой хозяйствования он считал земельную общину в деревне и артельное хозяйство — «товарищество» — в городе.

Крайне враждебную позицию по отношению к либеральным экономистам занимали представители правых сил, ратовавших за сохранение в стране феодальных пережитков, в том числе и в сфере разрешения социальных конфликтов. Известный правый публицист М. Н. Катков в «Московских ведомостях» упрекал либеральных авторов в том, что они списали рабочий вопрос с иностранных книг. По его мнению, «правильная регулирующая политика власти» могла спасти страну от любых рабочих выступлений, избежать неприятностей, связанных с появлением в стране рабочего сословия.

Консервативная газета «Весть», выражая боязненно-враждебное отношение к пролетариату, упрекала либеральных авторов в защите рабочих и их прав. «Весть» писала о деморализации рабочей среды, распущенности, пьянстве рабочих, их неповиновении хозяевам и других отрицательных качествах рабочих, с особой силой якобы проявившихся в результате крестьянской реформы 1861 года и других либеральных преобразований в стране. Ссылаясь на заявление елецких фабрикантов о том, что они «разоряются рабочими», газета заявляла о подавлении капитала трудом, о том, что в России, в отличие от Западной Европы, рабочий вопрос состоит в заботе о благосостоянии промышленников. На этом основании «Весть» считала нежелательным образование пролетариата в России, ссылаясь на наличие в стране земельных богатств и щедрых недр [42].

В значительной мере с ориентиром на позицию правых сил строилась политика в рабочем вопросе высших чинов Министерства внутренних дел. В 1870-е годы министерством была выдвинута идея попечительства о рабочих. Она предполагала сдерживание рабочего движения посредством осуществления мелочной регламентации отношений между рабочими и предпринимателями, предусматривала использование прямого административно-полицейского вмешательства в эти отношения. При этом исключались какие-либо элементы стачечной борьбы рабочих, создание рабочих организаций.

Представители либерально-реформаторского лагеря решительно выступали против полицейского попечительства над рабочими. Они активно следовали за рекомендациями видного английского политэконома Дж. С. Милля, который утверждал, что теория зависимости, патриархальной опеки отжила свой век, и что важнейшей задачей в этой области является обеспечение самостоятельного развития пролетариата [43]. На этом основании они полностью солидаризировались с позицией А. Смита и его последователей, защищавших свободу забастовок. Н. Х. Бунге в своём курсе «Полицейское право», читавшемся в Киевском университете св. Владимира, утверждал, что лишение рабочих права на забастовку нарушает такой важнейший принцип экономического либерализма, как принцип свободы сделок. Вместе с тем учёный считал, что забастовки сами по себе не способны сколько-нибудь существенно улучшить положение рабочего класса. «…Условия производства и сущность отношений между участвующими в нем лицами обыкновенно остаются прежними, — писал учёный по поводу эффекта забастовок. — Стачки противопоставляют причинам, действовавшим на понижение заработной платы, силу, с характером часто отрицательным, которая нисколько не способствует ни улучшению качества, ни улучшению количества труда, ни уменьшению борьбы частных интересов» [44].

Защищая права рабочих на забастовки, либеральные российские экономисты выступали вместе с тем противниками административного произвола и в отношении владельцев предприятий, который затрудняет предпринимательскую деятельность, создаёт препятствия для проникновения в российскую экономику иностранного капитала.

                                            * * *

Суммируя общие высказывания самобытных русских экономических мыслителей второй половины ХIХ века относительно преимуществ артельной организации промышленности по сравнению с классической — западной, следует, прежде всего, отметить, что в экономико-юридическом аспекте под артелью понимался основанный на договоре союз нескольких равноправных лиц, принадлежащих к рабочему (мещанскому) сословию, совместно преследующих хозяйственные цели. Для артельной организации характерны как круговая порука, так и личное участие её членов в ведении определённого промысла трудом или трудом и капиталом.

Преследуя хозяйственные цели, артельная организация труда направлена не только на получение прибыли от совместного производства или промысла, но и на уменьшение расходов (издержек) при совместном потреблении и на увеличение кредитоспособности отдельных индивидов, входящих в состав артели.

Для артельной организации характерно равноправие членов коллектива, одинаковое пользование всеми правами и выгодами артельного объединения и одинаковые обязанности. Это равноправие или равенство объяснялось тем, что артели всегда были поставлены в условия, при которых в их состав принимались работники более или менее сходные по возрасту, физической силе, рабочей (профессиональной) подготовке и имущественным средствам.

Это равенство не нарушалось равным разделом общей прибыли, поступавшей в большем размере собственнику капитала или орудий производства или лицу, стоявшему во главе артели. Этот излишек в артелях всегда расценивался как законное вознаграждение за капитал, труд или технические познания, опытность, которые отличали этих лиц от рядовых членов артели.

Связь круговой порукой означала солидарность артельщиков, ответственность каждого за всех и всех за каждого члена артели. Степень и пределы ответственности могли быть различными.

Примечательно, что рабочие ассоциации, схожие по своему характеру с русскими артелями, стали распространяться на Западе только со второй четверти ХIХ века. Они получили развитие во многом благодаря идеям социалистов-утопистов и сторонникам т. н. «кооперативного социализма» (Прудон).

                                            * * *

Разрушение старых феодальных порядков и формирование нового индустриального облика России происходило на протяжении длительного исторического периода и было связано с вызреванием в стране так называемого «рабочего вопроса», то есть вопроса о характере взаимоотношений между предпринимателями и работниками, условиях труда и быта рабочих, их юридическом и социальном статусе.

Особого обострения рабочий вопрос достиг в период перехода от индустриализации к промышленной революции. В России она проходила в несколько этапов, для которых были характерны свои особенности.

На первом этапе (конец 1830-х — середина 1860-х годов), связанном с организацией капиталистических фабрик преимущественно в хлопчатобумажной промышленности, рабочий вопрос ещё не получает достаточной остроты в общенациональном масштабе и носил локальный характер, ограниченный рамками отдельных предприятий.

На втором этапе, который охватывает первые пореформенные десятилетия, рабочий вопрос начинает все более заявлять о себе, привлекая внимание широкой российской общественности. С этого времени начинается его законодательное решение.

Передовая отечественная экономическая наука высоко оценивала роль труда как «главного носителя, главное основание каждого свободного общества» [45]. Её представители не разделяли пессимизма Д. Рикардо и Т. Р. Мальтуса и в значительной мере ориентировались на учение Г. Ч. Кэри, выступавшего за гармонизацию интересов капитала и труда. Сочувствуя бедственному положению трудящихся, российские экономисты либеральной школы считали такое положение временным, преходящим явлением, связанным с недостаточно высоким уровнем развития современного производства, низкой производительностью труда.

Противниками либеральных подходов к оценке противоречий между капиталом и трудом выступали революционные демократы. Многие из них считали, что у России есть возможность избежать участи, которая постигла Западную Европу, и развиваться собственным, «самобытным», некапиталистическим путём.

Наряду с революционными демократами, идею артельной организации труда разделяли и некоторые отечественные экономические мыслители либерального и близких к нему направлений.

Глава 2.
Экономико-правовое и социальное регулирование рабочего вопроса в условиях интенсивного развитие российского промышленного капитализма

Углубление противоречий между трудом и капиталом в пореформенный период. Разработка и реализация либеральной программы решения рабочего вопроса. Особенности постановки и решения рабочего вопроса в России начала ХХ века.

Отмена 19 февраля 1861 года крепостного права в России и последовавшая за этим серия либеральных реформ придали мощное ускорение процессам капиталистического развития страны. Значительно расширился внутренний рынок. Капиталисты получили в избытке дешёвые рабочие руки.

Великие реформы способствовали росту всех форм промышленности, основанной на вольнонаёмном труде. Росли мелкие кустарные промыслы, капиталистические мануфактуры, предприятия капиталистической машинной индустрии. Главные изменения в промышленности России после реформы состояли в постепенном вытеснении капиталистической фабрикой мануфактур и кустарных промыслов.

В пореформенные годы Россия довольно быстро наращивала свой производственный потенциал. Если в 1870 году она производила 4% общего объёма мировой промышленной продукции, то в 1900 году — 6%, занимая пятое место после Англии (32 и 18%), США (23 и 32%), Германии (13 и 16%) и Франции (10 и 7%) [1].

В последние десятилетия ХIХ и в начале ХХ века Россия по темпам производства многих видов продукции начинает догонять и обгонять некоторые передовые европейские страны. Так, за десятилетие с 1886 по 1896 год выплавка чугуна в стране по сравнению с 1870 годом утроилась, в то время как Франции понадобилось на это 28 лет, США — 23 года, Англии — 22 года, Германии — 12 лет [2].

По отдельным показателям промышленного производства Россия к началу ХХ века приблизилась к развитым капиталистическим странам. Например, по добыче железной руды, выплавке чугуна, производству стали она заняла четвёртое место, а по добыче нефти вышла на первое место в мире. С 1860-х годов российская промышленность стала производить свои паровозы, фермы мостов, товарные и пассажирские вагоны, локомобили и другое сложное оборудование.

Развитие промышленного производства, железнодорожного строительства способствовало возникновению новых промышленных центров, большей мобильности населения. Динамично рос состав рабочего класса страны, который пополнялся как за счёт избытка сельского населения, так и за счет представителей городских сословий.

О процессах, происходивших в отечественной промышленности в пореформенный период, наглядно свидетельствуют материалы таблицы 2, характеризующей динамику численности рабочих крупнейшего промышленного центра досоветской России — Москвы с предреформенного 1858 года по 1913 год.

В целом же по стране с 1865 по 1890 год численность рабочих на промышленных предприятиях возросла в два раза, затем такое же увеличение произошло всего за 10 лет [3]. В это же время резко сокращается число рабочих, связанных с землёй. В 1890-е годы в основных отраслях промышленности число постоянных рабочих возросло с 70 до 90%, а в металлообрабатывающей промышленности — до 97%. К началу ХХ века половину рабочих крупных промышленных предприятий России составляли потомственные пролетарии.

Вследствие неравномерного размещения производительных сил трудовая армия была распределена неодинаково в пределах страны. Подавляющее большинство рабочих (около 90%) жили и работали в Европейской части России, 6,4% — на Кавказе, 4,4% — в Сибири, 2,9% — в Средней Азии.

Источник: Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. Историко-экономические очерки. М., 1958. С. 200.

Несмотря на то, что численность рабочих в России была меньше, чем в промышленно развитых странах Западной Европы, их концентрация была значительно выше, чем, например, в Германии и даже США. Существенная часть российских рабочих была сосредоточена на крупных и крупнейших производствах, в то время как в Германии распылена на мелких и средних предприятиях. В России на мелких предприятиях, насчитывавших от 10 до 50 рабочих, в 1895 году, например, трудилось 15,9% общего числа рабочих, в Германии же — 31,5%. На средних предприятиях, где было занято от 50 до 500 человек, в России было сосредоточено 38,9%, а в Германии — 53,2% рабочих. На крупных предприятиях, которые насчитывали свыше 500 человек, в России было занято 45,2%, а в Германии лишь 15,3% рабочих [4].

Развитие отечественного капитализма в пореформенные годы было связано со значительным расширением использования в промышленности и других отраслях хозяйства дешёвого детского и женского труда. В 70-е годы ХIХ века по данным В. Ю. Гессена дети и подростки составляли 10,5% работников металлического производства, 14% шерстяного, 15,5% лесопильного, 16,6 гончарного, 22,4% хлопчатобумажного, 34 5 стеклянного, 40% шляпного и фуражечного [5]. На некоторых предприятия дети и подростки составляли даже до 50% работающих.

Сравнивая условия жизни рабочих на Западе и в России журнал «Русская мысль» писал: «В западных государствах постановлено, что фабрично-заводская деятельность взрослого человека не может быть более 13–15 часов в сутки; из числа рабочих часов определяется известное время на завтрак и обед… При отсутствии положительного закона о количестве рабочих часов на наших фабриках суточное их количество доходит до семнадцати, и притом одинаково как для взрослых, так и для малолетних. Несмотря на такую непомерную работу, которая делается в пользу фабрикантов, нам не приводилось ни видеть, ни слышать, чтобы московскими фабрикантами было сделано что-либо для сбережения средств и нравственности их рабочих… Такое отношение фабрикантов к их рабочим указывает, что фабриканты преследуют всеми возможными способами только свои интересы, совершенно игнорируя интерес, здоровье и жизнь рабочих» [6].

Экономические подъёмы в истории пореформенной России чередовались с периодами кризисов и депрессии. В 1873 году Россию поразил первый в её истории кризис перепроизводства, охвативший незадолго до этого страны Запада. Кризис охватил главным образом лёгкую промышленность, рост продукции которой быстро превысил покупательную способность населения.

В меньшей мере пострадала от кризиса тяжёлая промышленность, работавшая в основном на выполнение правительственных заказов. В целом в период кризиса объем производства не сократился, однако снижение темпов роста было существенным. За кризисом последовала депрессия, продолжавшаяся до 1877 года, после чего начался новый подъем. Он был непродолжительным.

В 1882 году разразился новый экономический кризис. Который длился около 5 лет. Этот кризис совпал с неурожаем и особенно тяжело отразился на положении промышленных рабочих и их семей. Описывая бедственное положение рабочих в эти годы, автор прогрессивного журнала «Дело» С. Приклонский указывал, что зимою 1880–1881 года рабочие во всех отраслях промышленности были поставлены в самое бедственное положение. В Петербурге крупные заводы, особенно механические, стали распускать рабочих. Значительно уменьшилось механическое производство, работавшее на казённые заказы. Так, например, на одном из крупнейших заводов Ч. Берда, где ранее трудились 3–4 тысячи человек, осталось около 1 тысячи. На Александровском заводе вместо 800 рабочих осталось только 350. На Сампсониевском, вместо 1200–1500 только 450. На заводе Нобеля вместо 900–1200 рабочих только около 600. «…На остальных механических заводах, — констатировал журнал, — точно также произошло значительное уменьшение числа рабочих…» [7]

Аналогичная картина наблюдалась и во втором по величине и значение промышленном центре России — Москве, а также в городах Московского промышленного района. В особенно тяжёлом положении здесь в 1881–1882 годах оказались рабочие казённых заводов. Так, на Тульском оружейном заводе «за ненадобностью» было рассчитано 3000 рабочих. Только небольшая часть уволенных рабочих нашла себе занятие на патронном заводе. На Луганском казённом литейном заводе в 1882 году наступила страшная безработица, многие рабочие были рассчитаны. В Петрозаводске значительно сократились работы на казённом пушечном заводе, упал заработок

В самой Москве и Московской губернии застой в промышленности начался ещё в 1880 году. Сначала была снижена заработная плата, которая особенно упала после Нижегородской ярмарки, а затем, зимою 1880/81 годов начался роспуск рабочих. Мелкие фабриканты были не в силах выдержать тяжести застоя в промышленности, что вынуждало их закрыть свои предприятия. Крупные фабриканты по необходимости поддерживали производство, но тоже его сократили, распустив множество рабочих.

Рабочий день в 1880-х годах на московских фабриках был таков: 12-часовая работа в сутки встречалась только на 14% предприятий, третья часть всех фабричных предприятий работала 12–12,5 часов, на 2/5 предприятий работа продолжалась 13–13,5 часов, около 13% фабрик работали от 14 до 18 часов в сутки. Ко всему прочему рабочие широко привлекались к т.н. «сверхурочным работам». При этом заработная плата была чрезвычайно низкой. В заработной плате крупнейшую долю составляли расходы на питание. В 80-х годах среднемесячный заработок рабочего «на своих харчах» был для мужчин машиностроительной промышленности 23 руб. 34 коп., для подростков 9 руб. 87 коп., для женщин в прядильных и ткацких отделениях шерстопрядильных и суконных фабрик — 7 руб. 17 коп. У тех, кто находился «на хозяйских харчах», зарплата колебалась от 7 до 9 руб. для подростков и мужчин и составляла около 5 руб. для женщин, снижаясь до 1 руб. 28 коп. в месяц для малолетних [8].

Значительно сузились размеры промышленности во Владимирской губернии. В Орехово-Зуеве было обильное предложение рабочих рук на летние работы. С пасхи сюда нахлынули массы рабочих из Владимирской, Рязанской, Тульской Московской и Калужской губерний. Наплыв рабочих вызвал понижение и без того невысокой платы. Без куска хлеба остались многие сотни рабочих Сормово.

В кризисные периоды резко повышалась безработица. Пользуясь этим, капиталистические предприниматели повсеместно прибегали к снижению ставок заработной платы и усилению эксплуатации тех, кому удавалось сохранить работу. Одновременно с этим они шли на сокращение рабочей недели, что серьёзно ущемляло материальное положение работающих.

Среди источников дополнительной наживы на многих предприятиях активно фигурировала изощрённая система штрафов. Широко использовались обманные расчёты с рабочими, по которым выходило, что в должниках оказывались мастеровые, а не предприниматели.

Для периодов промышленной революции, как на Западе, так и в России, было характерно падение реальной заработной платы. Вследствие этого даже при относительно быстром росте производства в годы экономических подъёмов быт рабочих изменялся к лучшему очень медленно.

Исследования быта фабричных рабочих, проводившиеся в 1880-е годы в Московском округе, выявили следующую картину. На всех крупных фабриках жилые помещения для рабочих представляли собой большие, многоэтажные казармы с центральными коридорами и комнатами-каморками по сторонам, отделёнными одна от другой дощатыми, не доходящими до потолка, перегородками. В каморке нередко помещались по две — три и более (до семи) семьи, в некоторых — одиночные рабочие. В конце концов, большая часть коморок превращались в общие спальни. Нигде, ни на одной фабрике Московского округа не имелось никаких норм, по которым осуществлялось распределение жильцов по каморкам. Единственным пределом расселения служили лишь физические возможности вместить ещё семью или одинокого.

Фабрики, где в жилых помещениях для рабочих содержания воздуха достигало 1 кубической сажени на человека являлись редкостью. Иногда средний показатель опускался до ½ кубической сажени. Устройство спален везде было одинаково. Случаи, когда в каморках кроме нар имелись ещё столы и табуретки, были редкими. На нарах, имевших вид сплошных дощатых помостов без всяких перегородок на отдельные места, рабочие спали вповалку, один возле другого. На преобладающем большинстве фабрик мужские помещения не отделялись от женских. Нары часто делались в два яруса и при обычной высоте комнат в 3–4 аршина, верхний ярус отстоял от потолка на ¾ аршина. Семейные рабочие старались отделить себя от остальных занавесками, и в некоторых случаях тонкими тесовыми перегородками. При переполнении спален они были грязны, плохо вентилировались. После продолжительного труда в испорченном воздухе мастерских рабочие тотчас переходили в ещё более испорченный воздух фабричных спален.

Часть рабочих жила на «вольных квартирах». Но и условия проживания на таких квартирах, как правило, мало чем отличались от условий фабричных казарм.

Исследования фабричного быта выявили крайнюю скудность рабочего питания. Все пищевое продовольствие обходилось взрослому рабочему Московского округа в среднем в 5 руб. в месяц, женщинам и малолетним работникам — в 3 руб. 35 коп. в месяц, что составляло в заработке мужчин 36,3%, женщин — 32, 62%, подростков 65, 94%. В таких условиях находились 39, 4% обследованных рабочих Московского округа. Остальные 60,6% рабочих имели бесплатное жилое помещение и тратили на питание несколько меньше.

Хотя артельное продовольствие по количеству пищи признавалось достаточным, то по качеству оно было скудным и однообразным. Пища состояла из чёрного хлеба, щей из кислой капусты, гречневой или пшённой каши с говяжьим салом, картофеля, кислой капусты в сыром виде с конопляным маслом или квасом и огурцов. В постные дни (190 в году) говядина в щах (½ фунта в мужских артелях, около 1/5 фунта в женских и детских артелях) заменялась снетками. Питание рабочих, живших на наёмных квартирах, было ещё более скудным и в количественном, и в качественном отношениях. Пищу здесь составляли чёрный хлеб, щи, каша, мясо (в среднем 10 золотников с костями на человека), которое в постные дни не всегда заменялось рыбой. У женщин и детей даже гречневая каша считалась роскошью [9].

Проведённый известным российским гигиенистом, профессором Ф. Ф. Эрисманом анализ дневной пищи фабричных рабочих Московской губернии, взятый в сравнении с дневным питанием двух категорий западноевропейских рабочих, показывает следующие результаты (табл. 4).

Источник: Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 212.

Из приведённой таблицы 3 видно, что в целом русские рабочие потребляли примерно одинаковое количество питательных веществ с рабочими Запада. Однако проблема заключалась в том, что структура питания русских рабочих резко отличалась от западных в худшую сторону. По Эрисману 76,5% белков всей пищи и 91,5% углеводов фабричными рабочими Московской губернии усваивались в виде хлеба и каши [10].

Скудость быта и питания русских рабочих объяснялись, прежде всего, низкой заработной платой, являвшейся как следствием низкой производительности труда, так и стремления предпринимателей к дополнительным доходам за счёт рабочих.

Тяжёлые условия труда и быта фабричных рабочих способствовали оживлению их стачечной борьбы за свои права. Большой общественный резонанс в России имела знаменитая морозовская стачка 1885 года на Никольской мануфактуре фабриканта Т. С. Морозова в Орехово–Зуевое Владимирской губернии [11]. Она вскрыла такое угнетённое положение рабочих, что присяжные заседатели на 101 пункт обвинительного заключения прокурора ответили отрицательно, оправдав руководителей стачки — подсудимых. «На Руси раздался салют рабочему вопросу» — прокомментировал ситуацию один из главных идеологов консерватизма Катков.

К началу ХХ века положение фабричных рабочих России начинает постепенно изменяться к лучшему. Этому в значительной мере способствовал промышленный подъем 1890-х годов. Сокращается продолжительность рабочего дня, растёт заработная плата, повышается общий жизненный уровень рабочего населения. О размерах и динамике роста заработной платы в стране дает наглядное представление таблица 5.

Значительно растут культурные потребности рабочих, улучшается их быт. В крупных городах страны по инициативе предпринимателей начинает реализовывать программа строительства для рабочих дешёвых квартир. В Москве, например, с такой инициативой выступили купцы Бахрушины. При фабриках и заводах открываются детские сады и ясли, общеобразовательные и профессионально-технические школы, народные дома, библиотеки и читальные залы.

К 1914 году около 90% рабочих ведущих промышленных центров страны были грамотными. На 1 января 1910 года в России действовали 1923 низших ремесленных учебных заведений с 90,3 тыс. учащихся, которые давали образование и профессиональную подготовку детям рабочих [12]. Успешно осуществлялась в целом по стране разработанная по инициативе земского и городского самоуправления программа всеобщего обязательного начального обучения [13].

                                            * * *

Отмена крепостного права изменила правовой статус миллионов людей. В этой ситуации возникла необходимость более детального регулирования взаимоотношений между рабочими и предпринимателями. В России начинается разработка концептуальных основ фабричного законодательства. Характерной его особенностью являлся превентивный характер. Российское законодательство, направленное на формирование правовой основы для развития промышленности и нейтрализации негативных социальных последствий начальной стадии индустриализации, в значительной мере учитывало опыт стран Западной Европы, переживших эпоху революционных потрясений 1848–1849 годов.

В условиях возросшего интереса к рабочему вопросу в 1860-70-е годы был создан целый ряд государственных межведомственных комиссий, действовавших под началом таких видных государственных деятелей, как член Совета министра внутренних дел А. Ф. Штакельберг (1859–1862), член Государственного совета П. Н. Игнатьев (1870–1872), министр государственных имуществ П. А. Валуев (1874–1875). Задача этих комиссий состояла в том, чтобы урегулировать условия найма рабочих, добиться взаимопонимания между рабочими и работодателями.

Как показывает исследование В. Л. Степанова, в этих комиссиях скрупулёзно изучались правовые нормы западных государств. Особое внимание уделялось законодательству Англии, которая была самой передовой страной в области охраны труда. Учитывался также опыт Франции, Германии, Австро-Венгрии, Бельгии, Швейцарии и США [14].

Одним из реальных выражений проделанной комиссиями работы явилось утверждённое 16 августа 1866 года императором Александром II постановление Комитета министров об оказании предпринимателями врачебной помощи рабочим и устройстве фабричных больниц. Согласно этому постановлению, имевшему силу закона, при всех фабриках, действовавших в России, должны были устраиваться больницы для рабочих из расчёта 1 кровать на 100 рабочих, при этом врачебная помощь должна была оказываться рабочим бесплатно, за счёт предприятий. Несмотря на то, что закон о фабричных больницах рассматривался как временный и был принят «впредь до указаний опыта», действие его продолжалось до начала ХХ века и дало свои положительные результаты. Согласно статистическим исследованиям в 1898 году на территории Европейской России (за исключением горных заводов и промыслов) врачебная помощь рабочим за счёт предпринимателей оказывалась на 3488 фабриках и заводах из 19.292, подчинённых надзору фабричной инспекции. Но это были крупные предприятия, на которых трудились 1.017.309 рабочих из 1.453.925 занятых в промышленном производстве. Таким образом, врачебной помощью пользовались 70% рабочих частных предприятий, расположенных в Европейской части России.

Наряду с врачебной помощью рабочим, терявшим работоспособность, стала оказываться некоторая материальная помощь через больничные кассы, кассы взаимопомощи, обязательное страхование от болезней. Первоначально подобного рода учреждения стали создаваться в западных промышленных губерниях страны, позднее — на других территориях.

Обобщённая оценка либеральной экономической наукой пореформенной России положения дел в сфере взаимоотношений между предпринимателями и рабочими нашла отражение в программной записке Н. Х. Бунге «Улучшение положения промышленности, обрабатывающей и торговой» [15]. В этом документе видный русский экономист рассматривал рабочий вопрос как приоритетную внутриполитическую проблему. Он отмечал, что отсутствие в России законов, регулирующих наёмный труд, может иметь пагубные последствия для развития отечественной экономики и правопорядка. Особый акцент он делал на положении малолетних работников и женщин, проблемах продолжительность рабочего дня, условиях труда.

Положение малолетних работников и учеников ремесленных мастерских впервые попадает под пристальное внимание общественности в период демократического подъёма конца 50-х — начала 60-х годов ХIХ века. В эти годы в столичной и местной печати появляется целый ряд материалов, рассказывающих о бедственном положении ремесленных и торговых учеников, авторы которых требуют пересмотра существовавшего порядка надзора за условиями труда малолетних работников.

В декабре 1859 года при петербургском градоначальнике была создана особая комиссия для обсуждения проекта правил для фабрик и заводов столицы. В её состав вошли и либеральные экономисты — В. П. Безобразов, Н. Х. Бунге, И. В. Вернадский, И. Я. Горлов, Е. И. Ламанский и другие. Либеральные экономисты не только одобрили предусмотренные ограничения детского труда на предприятиях, но и предложили еще более существенно облегчить участь молодого поколения — допускать к работе детей не с 10, а с 12 лет, для тех, кому не исполнилось 14 лет, установить 6-часовой рабочий день, для подростков с 14 до 16 лет — 12 часовой, для не достигших 18 лет отменить ночные работы [16]. Либералы рекомендовали при введении правил в действие запретить детский труд на вредных для здоровья производствах, создать для малолетних работников условия для обязательного посещения школы. Многие из выдвинутых либеральными экономистами предложений были учтены как комиссией при градоначальнике, так и государственной комиссией по рабочему вопросу А. Ф. Штакельберга.

В 1860 году петербургский генерал-губернатор граф Н. П. Игнатьев обратился с официальным письмом к главному попечителю Императорского человеколюбивого общества петербургскому митрополиту Григорию, в котором обществу было предложено взять на себя надзор за ремесленными учениками и хозяевами частных мастерских.

«Весьма часто обнаруживаемые беспорядки в ремесленных заведениях столицы и жестокое обращение мастеров с учениками, — писал граф Игнатьев, — указывают на совершенное бездействие надзора за этими заведениями, возложенного законом на Ремесленную управу. Комиссии, учреждённой при Министерстве внутренних дел, поручено пересмотреть Ремесленный устав, и ею, вероятно, будет обращено внимание на устройство надзора более полезного и деятельного. Между тем, — жестокое обращение мастеров с учениками, изнурительные работы, воспрещение ученикам ходить по праздникам в церковь продолжаются и в настоящее время. Многие ученики несколько лет не были у исповеди и св. причастия. Лишённые средств к нравственному образованию, эти ученики, большею частью, малолетние и несовершеннолетние, не обещают, при таких условиях, быть современными полезными гражданами»

Генерал-губернатор предлагал в этой связи возложить на попечителей о бедных человеколюбивого общества обязанность посещать находящиеся в их частях ремесленные заведения «для наблюдения за удовлетворительным содержанием мастерами учеников» [17].

Совет человеколюбивого общества с пониманием отреагировал на просьбу генерал-губернатора и заручился поддержкой в этом Александра II, проявлявшего личный интерес к деятельности общества. 21 октября 1860 года последовало высочайшее повеление предоставить членам общества право осмотра ремесленных заведений в Петербурге для наблюдения за положением ремесленных учеников. Вскоре после этого активисты общества получили специальные удостоверения («открытые листы») за подписью генерал-губернатора, дававшие им возможность наблюдать за положением ремесленных учеников и о каждом случае нарушения мастерами установленных законом правил в отношении содержания учеников доводить до сведения главного начальника столицы. Аналогичная задача вскоре была возложена и на Общество попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве.

Активистами общественно-благотворительных организаций было немало сделано для улучшения положения малолетних учеников. Именно по их инициативе в имевшем характер закона Ремесленном уставе предписывалось, что никто из ремесленников, кроме мастера, не может держать у себя учеников. «Мастер, — говорилось в Ремесленном уставе, — обязан учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему его служению и работам» [18].

По действовавшим законодательным нормам все ремесленные заведения и мастерские были отнесены к категории публичных мест, то есть таких, которые являлись открытыми «для всех без всяких особых приглашений». Кроме того, кассационными решениями Правительственного Сената предписывалось, что меры домашнего исправления детей не должны иметь характер жестокого обращения, или одиночного заключения. И что «наказание розгами не принадлежит к мерам домашнего исправления» [19].

Ремесленный устав определял, что мастер должен вести себя благочинно и поведением своим и трудолюбием подавать подмастерьям и ученикам добрые примеры, а при том содержать их исправно и своевременно выплачивать положенную плату. Кроме того мастерам и подмастерьям поручались первичный социальный контроль за поведением учеников и их воспитание. «Подмастерье, — говорилось в документе, — не должен сметь ночевать вне дома своего мастера без его ведома и дозволения; наипаче же запрещается ему сманивать с собою учеников в трактиры или непозволенные собрания. …Всякий подмастерье обязан правила своего ремесла показывать ученику того мастера, у кого работает, и обучая его, смотреть за поведением и наставлять благонравию, а при том обходиться с учеником мирно и тихо». Было установлено, что ремесленный ученик обучается ремеслу не далее пяти лет и не менее трёх лет. Этот срок мог быть и меньше, если в учение поступал подросток, уже имевший определённые навыки трудовой деятельности. Если взятый мастером на обучение ученик оказывался неспособным к обучению «по тупому понятию или слабому телесному сложению», то по прошествии после заключения договора шести месяцев мастер обязывался известить об этом лицо, которое отдало ему ученика в обучение.

Предписывалось, что ремесленник под угрозой взыскания не должен «отгонять от себя ученика своего» прежде чем закончится определённое на его обучение время. Если же у него появлялись какие-либо законные основания расстаться до времени с учеником, то он обязывался известить об этом цехового старшину и старшинских товарищей (заместителей). После трёх лет проживания у мастера ученик должен был получить от него письменное свидетельство, «какое он заслуживает по верности, послушанию, почтительности, прилежанию, искусствам и поведению». С таким свидетельством ученик мог оставаться и далее у мастера или уйти от него.

Благодаря заботе общественности многие малолетние ученики и работники получили возможность учиться в воскресных и вечерних школах, движение за создание которых получило в начале 1860-х годов широкий размах в ряде крупных городов страны. Именно по инициативе общественности было законодательно закреплено право малолетних тружеников не менее трёх часов в день проводить в школе. Силами общественности предпринимаются первые шаги по организации разумного отдыха малолетних учеников, их рекреации.

Действовавшее в Петербурге Попечительство над детьми, отдаваемыми в обучение ремёслам, имело, к примеру, специальное помещение, где проводились воскресные собрания детей, обучающихся у мастеров. Здесь организовывались уроки пения и чтения с туманными картинками (диапозитивами), организовывались занятия по русскому языку Закону Божию и арифметике.

К началу 1880-х годов эксплуатация труда несовершеннолетних на заводах и фабриках России приобретает особо крупные масштабы. В этой связи под напором общественного мнения 1 июля 1882 года правительство было вынуждено принять специальный закон о труде малолетних рабочих, согласно которому малолетние, не достигшие 12-летнего возраста, не принимались в промышленные заведения. Для 12–15-летних работников запрещались ночные смены, а дневные должны были продолжаться не более четырёх часов сряду и не долее восьми часов в сутки [20].

Этим же документом для надзора за исполнением постановлений о работе и обучении малолетних рабочих была учреждена особая инспекция, находившаяся в ведении Министерства финансов, по департаменту торговли и мануфактур. На инспекторов по надзору за работой и обучением несовершеннолетних возлагались следующие обязанности:

— наблюдение за исполнением постановлений о занятиях малолетних рабочих и о посещении ими начальных училищ;

— составление, при участии чинов местной полиции, протоколов о нарушениях упомянутых постановлений и передача этих протоколов в подлежащие судебные установления;

— обвинение на суде виновных в совершении означенных проступков [21].

В дополнение и изменение Закона 1 июня 1882 года, 12 июня 1884 года было высочайше утверждено мнение Государственного совета о школьном обучении малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах, о продолжительности их работы и о фабричной инспекции [22]. Согласно новому Закону малолетние работники фабрик, заводов и мануфактур, не имевшие свидетельств об окончании, по крайней мере, курса одноклассного народного училища или его аналога, обязывались посещать школы, открываемые при означенных промышленных заведениях или же находящиеся поблизости от них.

Попечение об учреждении особых школ, дающих малолетним рабочим первоначальное образование, а также о приспособлении для этой цели существующих народных училищ, возлагалось на инспекцию по надзору за занятиями и обучением малолетних работников при содействии ей в необходимых случаях местного учебного начальства. Обязанность по открытию школ возлагалась на владельцев фабрик, заводов и мануфактур. Такие училища могли открываться как для одного промышленного заведения, на средства его владельца, так и для нескольких промышленных заведений, находившихся поблизости, на общие средства владельцев. Порядок посещения этих училищ, а также объем и план преподавания в них устанавливался по взаимному соглашению окружных инспекторов с директорами народных училищ.

Закон не исключал возможности открытия не только элементарных начальных школ, но и учебных заведений повышенного типа. В таком случае предприниматели обязывались предоставлять возможность своим малолетним работникам, имевшим свидетельства об окончании курса в одноклассном народном училище, посещать подобные учебные заведения.

Все губернии страны, в которых существовала фабричная, заводская или мануфактурная промышленность, распределялись в отношении надзора за работою и обучением малолетних на 9 округов. В каждом округе устанавливалась соответствующая должность инспектора и его помощника.

Однако законодательные акты о труде малолетних в России очень часто нарушались предпринимателями. Кроме того, количество штатных единиц инспекции было крайне ограниченным. Это делало ещё более актуальным и необходимым общественный контроль за положением несовершеннолетних тружеников.

Интересны воспоминания фабричного инспектора С. Гвоздева, в которых показано как нарушались предпринимателями положения закона о работе малолетних и как был в целом организован труд несовершеннолетних. «Тот аргумент, что малолетние принимаются на работу из жалости к ним, приходится слышать почти на всех заведениях, пользующихся им трудом. Действительно, бывают иногда случаи, что работа на фабрике является необходимою малолетнему для поддержания его существования. (Это не значит, конечно, что, принимая малолетнего на работу, фабрика исходит из соображений о его нужде). Мне не раз приходилось встречать круглых сирот или единственных детей у убогих, неспособных к труду родителей, которые работою на фабрике содержали и себя и семью. Но такие случаи не часты. Несравненно чаще случаи, когда семья при взрослых работниках, но при большом числе неспособных к труду едоков настолько нуждается, что рада всякому гривеннику, приносимому в дом ребёнком, только что вышедшим из самого нежного возраста. Так как малолетние принимаются сравнительно немногими фабриками, то приходится ждать до 15-летнего возраста. Многие не выдерживают такого срока и стараются пристроить на фабрике малолетка под видом подростка. Сделать это, по видимому, очень просто: достаточно только попросить волостное правление, выдающее необходимые для поступления на фабрику „видки“ ст, какой вам угодно. Таким путём мог бы быть сведён на нет весь закон о работе малолетних, если бы фабричным инспекторам не было предоставлено наказом права требовать в удостоверение возраста малолетних и подростков (до 17 лет) представления выписей из метрических книг. Только это обстоятельство и сдерживает заведующих от приёма на фабрику без разбора всех, кому по вику или паспорту значится не менее 15 лет: ведь им так было бы выгодно держать малолетних, которые работали бы наравне со взрослыми. И, тем не менее, в моей практике бывали поразительные в этом отношении случаи. Например, на одной вполне благоустроенной, солидной фабрике не оказалось метрик у подростков; я предложил заведующему вытребовать метрики и доставить их мне для просмотра, при этом отметил несколько лиц, которым по видкам значилось даже 17 лет. И вот, когда метрики были представлены, оказалось, что не только тем у которых в видках стояло 15–16 лет, но даже числившимся 17-летними в действительности было только 14, 13 и даже 12 лет» [23].

Труд детей и подростков использовался, как правило, на самых тяжёлых участках производства, а также на подсобных работах.

По-прежнему в тяжёлом положении находились дети и подростки, работавшие в частных ремесленных мастерских, торговых предприятиях. Официально большинство из них числилось учениками, однако на деле они выполняли ту же самую работу, что и взрослые работники, получая за это жалкие гроши, а то и вовсе работая бесплатно, «за хозяйские харчи». С развитием капиталистических отношений в российских деревнях стал распространённым обычай отправлять мальчиков, а иногда и девочек в учение в город, в мастерские или торговые заведения «с хлеба долой».

«Несмотря на разные постановления и распоряжения о нормировке рабочего дня, о минимальном возрасте для приёма в обучение и прочее, — писал в 1913 году С. Иверонов, председатель правления московского кружка трудовой помощи, — до сих пор приходится читать о массе злоупотреблений, жертвами которых делаются малолетние ученики частных ремесленных мастерских. Среди грубых товарищей, под влиянием невежественных ремесленников, проходит отрочество. Если выдержит здоровье, ученик превращается в подмастерье и мастера, часто и мастерство-то своё знающего плохо… И однако даже такие жалкие познания в ремесле, даже этот скудный заработок, даваемый им, считается удовлетворительным. Забывается при этом, каких трудов стоила эта выучка, ценою какого надругательства над детской душой она далась. А сколько таких тружеников остановилось на половине дороги, погибших, погубленных среди безобразий пьяной, развратной среды» [24].

Изучение судебных дел 1908–1909 годов несовершеннолетних московских правонарушителей показало, что значительное количество совершивших преступления относились к таким категориям как ремесленники (27,9%) и торговцы (24,8%), фабрично-заводские рабочие (9,6%), чернорабочие (6,3%) [25]. Этому в решающей степени способствовали тяжёлые условия труда и быта, отсутствие духовных интересов, безнадзорность со стороны родителей, многие из которых проживали в деревнях и не имели возможности контролировать поведение своих детей.

Все это вынуждало общественные благотворительные организации и попечительства расширять масштабы своей деятельности, искать и находить новые средства и методы работы с несовершеннолетними, целенаправленно вести их нравственное и правовое воспитание.

Активистами защиты прав малолетних тружеников использовались различные источники для выявления всех возможных случаев нарушения действовавшего законодательства. Наряду с постоянными посещениями цехов и мастерских они постоянно анализировали газетные известия, сообщения частных лиц, регулярно опрашивали самих малолетних тружеников, находившихся в поле зрения благотворительности. Каждый случай нарушения прав детей и подростков становился предметом обсуждения с хозяевами промышленных и торговых заведений. Если дело не удавалось решить мирным путём, общество информировало о нем мировых судей. Виновные в этом случае подлежали преследованию в порядке частного обвинения согласно ст. 157 Уложения о наказаниях и ст. 35 Устава уголовного судопроизводства [26].

Общественная опека над малолетними тружениками развивалась в России в рамках общей благотворительности и юридической защиты их прав. Однако она имела ряд особенностей и была направлена на улучшение условий труда и быта малолетних работников, организацию их общеобразовательной и профессиональной учёбы, культурного досуга и оздоровления.

Примечательно, что были выработаны чёткие критерии общественного контроля за развитием жизненного сценария подопечных. «Благотворительное общество, взявши на своё попечение ребёнка, — писал в 1887 году авторитетный журнал „Русская мысль“, — обязывается воспитать из него полезного работника. Отсюда само собою следует, что забота общества о призреваемых должна продолжаться до тех пор, пока последний не окрепнет в физическом, умственном и нравственном отношении, пока он не будет в состоянии вынести на своих плечах всю тяготу трудовой жизни. Только при соблюдении указанного условия общество и может рассчитывать на некоторый успех в достижении поставленной цели. Оставлять же призреваемого без всякого попечения в возрасте 11–13 лет и взваливать на него непосильное бремя трудовой и, в то же время, грязной, холодной и голодной жизни ремесленного ученика — не в интересах самого общества, так как в таком юном возрасте мальчик, не имеет никаких нравственных устоев, очень легко может свернуть на путь порока» [27].

Сформировавшаяся к началу 1880-х годов либеральная программа решения рабочего вопроса в России была направлена на «достижение рабочим сословием нравственной самостоятельности среди таких общественных отношений, которые не только бы ограждали каждого члена от случайных бедствий, но устраняли бы рознь и борьбу интересов, с одной стороны, между капиталом и трудом, а с другой — между самими рабочими» [28].

Эта программа включала в себя такие важнейшие элементы, как:

— разработка фабрично-заводского законодательства, чётко гарантирующего рабочим их социальные права;

— привлечение трудящихся к участию в управлении предприятиями и получение ими, наряду с заработной платой, доли прибыли;

— развитие рабочих ассоциаций.

При этом разработка фабрично-заводского законодательства рассматривалась либеральными российскими экономистами как первоочередная, неотложная мера.

Заняв в 1881 году в правительстве Александра III пост министра финансов, Н. Х. Бунге сумел убедить императора и высших лиц в государстве в необходимости новых подходов к решению рабочего вопроса. 1 июня 1882 года по представлению Бунге был принят закон, регламентировавший условия труда на фабриках и заводах и школьного обучения малолетних рабочих. Закон вошёл в силу с 1 мая 1884 года. Законом 3 июня 1885 года была запрещена ночная работа несовершеннолетних и женщин.

Важным событием для России стало принятие 3 июня 1886 года закона «О найме рабочих на фабрики и на заводы» и «Правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».

В соответствии с законом «О найме» была отменена третья глава II раздела «Устава о промышленности фабричной и заводской» издания 1879 года. Закон содержал в себе 22 статьи, в которых отмечалось, что «Наем рабочих в заведениях фабричной промышленности совершается на основании общих постановлений о личном найме, с дополнениями, изложенными в нижеследующих статьях».

Заводское или фабричное управление обязывалось, при найме рабочих, требовать от них предъявления вида на жительство. При прекращении договора о найме заведующий фабрикой или заводом был обязан возвратить рабочим вручённые ему виды на жительство «немедленно». Договоры о найме рабочих могли заключаться выдачей им расчётных книжек, в которых означались условия найма и отмечались «все производимые с рабочим расчёты и делаемые с него, по условию, вычеты, за прогул и причинение вреда хозяину. Расчётная книжка должна была храниться у рабочего и передаваться им в контору фабрики или завода, для необходимых в ней записей.

Наем рабочих мог производиться: а) на определённый срок; б) на срок неопределённый; в) на время исполнения какой-либо работы, с окончанием которой прекращается сам наем.

При найме на неопределённый срок, каждая из договаривающихся сторон имела право отказаться от договора, предупредив другую сторону о своём намерении за две недели.

Прежде окончания заключённого с рабочими срочного договора, или без предупреждения за две недели рабочих, нанятых на неопределённый срок, воспрещалось понижать их заработную плату «установлением новых оснований для её исчисления, сокращением числа рабочих дней в неделю, или числа рабочих часов в сутки, изменением правил урочной работы и т.п.». Вместе с тем и рабочие были не вправе до окончания договора требовать каких-либо изменений в его условиях.

Согласно законодательству, заработная плата рабочим должна была производиться не реже одного раза в месяц, если наем заключён на срок более месяца, и не реже двух раз в месяц — при найме на срок неопределённый.

Рабочий, не получивший в срок причитающейся ему платы, имел право требовать судебным порядком расторжения заключённого с ним договора. По заявленному на этом основании в течение трёх месяцев иску рабочего, если просьба его признавалась уважительной, в его пользу присуждалось, сверх должной ему фабрикантом суммы, особое вознаграждение в размере, не превышающем, при срочном договоре, двухмесячного его заработка, а при договоре на срок неопределённый — двухнедельного заработка.

Закон воспрещал хозяевам предприятий расплачиваться с рабочими вместо денег купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами.

При производстве рабочим платежей не дозволялось делать вычеты на уплату их долгов. К числу таких долгов не относились, однако, расчёты, производимые фабричным управлением за продовольствие рабочих и снабжение их необходимыми предметами потребления из фабричных лавок. В случае предъявления исполнительного листа на денежное взыскание с рабочего, с последнего могло быть удержано, при каждой отдельной расплате, не более 1/3 причитающейся ему суммы, если рабочий холост, и не более 1/4 суммы, если он женат, или вдов, но имеет детей.

Заведующим фабриками и заводами запрещалось взимать проценты за деньги, выдаваемые рабочим заимообразно, и вознаграждение за ручательство по их денежным обязательствам. Воспрещалось также взимание с рабочих платы: а) за врачебную помощь, б) за освещение мастерских, и в) за пользование при работах для фабрики орудиями производства.

Договор найма рабочего с фабричным или заводским управлением мог быть прекращён:

— по взаимному соглашению сторон;

— по истечении срока найма;

— по окончании той работы, исполнением которой был обусловлен срок найма;

— по истечении двух недель со дня заявления одною из сторон о желании расторгнуть договор, если он был заключён на срок неопределённый;

— за высылкой рабочего, по распоряжению властей, из мест исполнения договора или присуждением его к заключению на срок, делающий исполнение договора невозможным;

— за обязательным поступлением рабочего на военную или общественную службу;

— за отказом со стороны установления, выдающего рабочему срочный вид на жительство, возобновить этот вид;

— за приостановлением на продолжительное время работ на фабрике или заводе, вследствие пожара, наводнения, взрыва парового двигателя и т. п. несчастного случая.

Закон определял, в каких конкретных случаях договор найма мог быть расторгнут заведующим фабрикой или заводом:

— вследствие неявки рабочего на работу более трёх дней подряд, без уважительной причины;

— вследствие привлечения рабочего к следствию и суду по обвинению в преступном действии, влекущем за собою наказание не ниже заключения в тюрьму;

— вследствие дерзости, или дурного поведения рабочего, если оно угрожает имущественным интересам фабрики, или личной безопасности кого-либо из лиц, принадлежащих к составу фабричного управления;

— вследствие обнаружения у рабочего заразной болезни.

Уволенному на основании последней статьи с фабрики или завода рабочему предоставлялось право обжаловать расторжение договора в суде. Если жалоба признавалась основательной, то суд был обязан принять постановление о вознаграждении рабочего за понесённые им убытки.

Рабочему предоставлялось право требовать расторжения договора с предприятием при следующих обстоятельствах:

— вследствие побоев, тяжких оскорблений и вообще дурного обращения со стороны хозяина, его семейства или лиц, которым вверен надзор за рабочими;

— вследствие нарушений условий по снабжению рабочих пищей и помещением;

— вследствие работы, разрушительно действующей на его здоровье;

— вследствие смерти или обязательного поступления в военную службу одного из членов его семейства.

Закон определял также, что в местностях, отличающихся значительным развитием фабрично-заводской промышленности, предприятия, за исключением принадлежащих казне или правительственным учреждениям, а также частных горных заводов и промыслов, подчиняются сверх постановлений по статьям Положения о найме рабочих на фабрики и заводы, действию особых правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих.

Важным событием в экономической жизни России явилось создание в 1882 году в ведомстве Министерства финансов (с 1905 г. — Министерства торговли и промышленности) фабричной инспекции. Первоначально она состояла из главного инспектора и двух окружных инспекторов, которые контролировали предприятия Петербургской, Московской и Владимирской губерний.

На должность главного фабричного инспектора был назначен авторитетный общественный деятель, технолог и педагог, автор научных трудов по химической технологии Евгений Николаевич Андреев (1829–1889) [29]. Андреев родился в Таганроге, окончил курс по камеральному отделению юридического факультета Петербургского университета, с 1857 года был инспектором Технологического института. В 1863–1878 годах занимал кафедру сельскохозяйственной технологии в Лесном институте, позднее состоял членом Совета Министерства финансов. С 1860-х годов Андреев являлся одним из деятельных членов Императорского Русского технического общества и его учёным секретарём. По инициативе и под председательством учёного здесь была образована комиссия по техническому образованию, которая проделала огромную работу по созданию в России сети школ по образованию мастеров. Андреев многое сделал для привлечения внимания русского общества к проблема профессионально-технического образования, положения трудящихся.

Первым окружным фабричным инспектором по Московскому промышленному району стал профессор, а впоследствии академик Иван Иванович Янжул (1845–1914). Выходец их дворян Черниговской губернии Янжул закончил юридический факультет Московского университета, где с особым интересом изучал политическую экономию. Стажировался в Лейпциге и Лондоне, где защитил магистерскую диссертацию «Исследование косвенных налогов». В 1876 году получил степень доктора наук за сочинение «Английская свободная торговля». Пост фабричного инспектора Московского округа Янжул занял по личному приглашению министра финансов Бунге и совмещал его с профессорской деятельностью. На протяжении многих лет Янжул принимал активное участие в работе различных комитетов и совещаний по выработке рабочего и фабричного законодательства. Является автором ряда работ по проблемам труда и быта рабочих, в том числе книги-отчёта «Фабричный был Московской губернии» (1884), удостоенной большой золотой медали Императорского Русского географического общества. Деятельность учёного на посту фабричного инспектора продолжалась пять лет. В 1887 году при министре финансов И. А. Вышнеградском Янжул покинул этот пост, в связи с тем, что многие его ценные предложения по улучшению труда и быта рабочих игнорировались высшей администрацией в Петербурге.

Первым фабричным инспектором по Владимирскому округу был назначен врач и общественный деятель П. А. Песков, немало сделавший для изучения и улучшения положения рабочих Владимирской губернии. Он являлся автором таких работ, как «Фабричный быт во Владимирской губернии» (СПб., 1884), «Вопросы фабричного быта на торгово-промышленных съездах в России» («Записки Московского отделения Императорского русского технического общества». М., 1898) и других аналогичных сочинений.

В 1884 году благодаря стараниям министра финансов Бунге в стране функционировали уже 8 фабричных округов. В каждом из них действовали окружные инспекторы с помощниками. В 1886 году фабричные инспекции создаются при губернских по фабричных делам присутствиях. Их деятельность осуществлялась под непосредственным руководством губернаторов. Наряду с государственными чиновниками в состав фабричных инспекций входили также представители предпринимательского корпуса. В 1894 году должность главного фабричного инспектора была упразднена, а в 1899 году было создано Главное по фабричным и заводским делам присутствие, ведавшее фабричной инспекцией. Действовало оно при Министерстве финансов непосредственно под председательством министра или его товарища (заместителя). В состав Главного присутствия наряду с должностными лицами финансового ведомства входили представители Министерства внутренних дел, Министерства земледелия и государственных имуществ, Военного министерства, Министерства юстиции, а также окружные инспекторы и представители от предпринимателей, выбранные по решению совещательных учреждений по промышленной и торговой части. Главное присутствие издавало инструкции и правила по всем предметам надзора, общие правила по охране жизни, здоровья и нравственности рабочих, занималось рассмотрением и принимало окончательные решения по всем жалобам на постановления местных присутствий и на фабричных инспекторов.

В каждой губернии и области, а также отдельно в Петербурге, Москве, Варшаве и Одессе действовали присутствия по фабричным делам под председательством местных губернаторов (в городах — градоначальника или обер-полицмейстера). Присутствия издавали постановления, имевшие обязательное действовавшие на соответствующих территориях, рассматривали протоколы о нарушениях закона, отнесённых к их компетенции, оказывали помощь фабричным инспекторам в их повседневной работе.

К 1913 году штат фабричной инспекции состоял из 285 человек. В большинстве своём это были высокообразованные инженеры, экономисты, юристы и врачи, преданные своему делу.

Необходимость создания и деятельности фабричной инспекции объяснялась многими обстоятельствами, и, прежде всего, тем, что предприниматели нередко игнорировали действующее законодательство, пользуясь своим положением, всячески ущемляли права рабочих.

Среди типичных нарушений наиболее частыми являлись:

— незаконное применение предпринимателями штрафных санкций к рабочим;

— не целевое использование штрафного капитала;

— игнорирование санитарно-гигиенических норм на производстве;

— нарушение установленных рамок оплаты труда и рабочего времени.

Там, фабричный закон 1886 года предусматривал использование штрафных сумм исключительно на нужды рабочих. Однако на деле эти суммы шли на другое, в частности, на различные добавки представителям административных структур. Так, с 1886 по 1891 год на Трехгорной мануфактуре штрафной капитал превысил 2780 рублей, а пособий рабочим было выдано всего на 35 рублей. В тоже время служащий Латышев получил из этого фонда в 1888–1889 годах 700 рублей наградных [30].

Первоначально обязанности фабричных инспекторов ограничивались наблюдением за исполнением закона о работе малолетних и школьном образовании, но постепенно они значительно расширились. К началу ХХ века обязанности российской фабричной инспекции были гораздо шире и разнообразнее, чем во многих других европейских государствах [31]. Главнейшие обязанности фабричной инспекции состояли в следующем:

— наблюдение за исполнением правил, регулирующих время и продолжительность работы для всех рабочих, правил, регулирующих условия найма и взаимные отношения рабочих и предпринимателей, обязательных постановлений и правил о паровых котлах с испытанием этих котлов;

— исчисление сбора с паровых котлов и составление окладных листов, пересылаемых затем в казённые палаты для взимания сбора;

— сбор, проверка и предварительная обработка статистических сведений, не только в целях надзора и связанных с ними задач, но вообще по всем вопросам промышленной жизни;

— исполнение поручений губернского и областного начальства по осмотру и описанию фабрик, по составлению им оценок и т. п. [32].

О всех замеченных нарушениях, если они своевременно не устранялись предпринимателями после сделанных им замечаний и предупреждений, инспекторы составляли протоколы и возбуждали судебное преследование виновных. Более мелкие нарушения рассматривались в присутствиях по фабричным делам.

В случаях, когда рабочие подавали коллективные жалобы или организовывали забастовки, фабричные инспекторы были обязаны подробно изучить сложившуюся ситуацию и принять меры к устранению конфликтных ситуаций путём миролюбивого соглашения и привлечения к ответственности виновных в нарушениях, послуживших причиной конфликта.

Надзор фабричной инспекции распространялся исключительно на частные предприятия. На горных заводах и промыслах фабричных инспекторов заменяли горные инженеры, на фабриках и заводах, принадлежащих казне и различных правительственным ведомствам, непосредственную ответственность за соблюдение рабочего законодательства несли заведующие этими предприятиями, в мастерских частных железных дорог работы, аналогичную фабричной инспекции, выполняли правительственные инспекторы этих дорог.

Таким образом, 1880-е годы стали для России переломным периодом в решении рабочего вопроса. Благодаря целеустремлённости Бунге как министра финансов и председателя Комитета министров, а также других либерально настроенных государственных и общественных деятелей, экономистов и правоведов, формируется чёткая законодательная база «рабочего вопроса», которая, как показано в диссертации, находилась на уровне общеевропейских требований.

В феврале 1889 года, при министре И. А. Вышнеградском, в развитие законов, принятых по инициативе Н. Х. Бунге, Министерством финансов был подготовлен законопроект об ответственности предпринимателей за увечье и смерть рабочих от несчастных случаев на производстве.

Активным продолжателем заложенных Бунге традиций попечения о рабочих, особой линии политики в рабочем вопросе был Сергей Юльевич Витте, занявший в 1892 году пост министра финансов. В программе его министерства 1893 года давалась в целом критическая оценка в области рабочего законодательства, отмечалась его неполнота, несоблюдение некоторых важных законов. В этой связи первоочередной задачей финансовое ведомство считало разработку законоположений «о применении к ремесленным заведениям некоторых законов, изданных для заводов и фабрик, и об обеспечении участи рабочих, сделавшихся почему-либо нетрудоспособными к труду», а также «разработку предложений о предупреждении несчастных случаев» на производстве [33].

15 мая 1893 года Витте внёс на рассмотрение Государственного совета проект закона об ответственности предпринимателей за увечье рабочих на фабриках. В департаментах Государственного совета этот проект вызвал существенные разногласия: одни члены совета его поддерживали, другие выступили с резкой критикой. В Общем собрании против проекта выступил один из столпов отечественной реакции, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, который обвинил министра финансов «социалистом». Как пишет в своих воспоминаниях Витте, он резко отреагировал на обвинение Победоносцева и заявил, что если он и социалист, то «миниатюрный сравнительно с Бисмарком» и предпочитает «быть с ним в компании, нежели с Победоносцевым». После бурной полемики с приверженцами влиятельного при дворе Победоносцева Витте был вынужден снять с повестки дня Государственного совета обсуждение законопроекта об ответственности предпринимателей за увечья и смерть рабочих на производстве и забрать его в министерство «для переработки» [34].

К дальнейшему решению рабочего вопроса на законодательном уровне Министерство финансов смогло вернуться только четыре года спустя.

2 июня 1897 года, в условиях промышленного подъёма, охватившего страну, и роста забастовочного движения российских рабочих, по инициативе министра финансов был принят закон, ограничивающий общую продолжительность рабочего дня на частных предприятиях 11,5 часами в дневное время и 10 часами в ночное [35]. Этот закон, ещё на стадии обсуждения, также вызвал немало нареканий со стороны консерваторов и предпринимательской верхушки. Однако здравый смысл все-таки победил. В ходе обсуждения закона в Государственном совете отмечалось, что в условиях России законодательная нормировка продолжительности рабочего времени является оправданной и даже единственно возможной мерой, поскольку государственный строй страны исключает возможность организованных забастовок, руководимых рабочими союзами и вынуждающих фабрикантов иногда идти на соглашения [36].

Наряду с законодательным решением проблем организации и охраны труда фабрично-заводских рабочих большое значение либеральные российские экономисты придавали проблемам самоорганизации рабочих для создания ссудных касс и рабочих товариществ по образцу западноевропейских. Поощрение рабочей инициативы предусматривалось ещё в проектах комиссий Штакельберга (1859) и Игнатьева (1872). Однако боязнь правительства, что рабочие организации превратятся в объект революционной пропаганды, заставляла правительство многие годы отказываться от реализации этих предложений в жизнь.

Анализируя цели рабочих организаций, Бунге и его единомышленники считали, что они должны быть двух типов. К первому типу относились общества, создаваемые для организации просвещения рабочих, постройки квартир, выдачи пенсий и пособий в случае болезни или смерти, кредитные и потребительские общества. Ко второму типу относились производительные товарищества, создаваемые рабочими для совместного производства. Последние либеральные экономисты считали «высшей формой общения» трудящихся. Задача государственной власти в этой связи виделась «в установлении юридических норм для того, чтобы облегчить ими возникновение и деятельность новых хозяйственных союзов на правах юридических лиц» [37]. Помимо законодательной деятельности государства и развития инициативы самих рабочих, Бунге считал необходимым участие в решении рабочего вопроса «достаточного и образованного сословия», которое в лице лучших его представителей приходит к пониманию, что собственное его благо возлагает на него обязанность просветителя рабочих и заботу об улучшении их быта и гигиенических условий. По его мнению, представители общественности должны заботиться об «удешевлении предметов потребления и квартир, о чистоте одежды и жилищ, о качестве пищи и т.д.».

Разработанная либеральными реформаторами программа решения рабочего вопроса в пореформенный период принесла свои плоды. Уже с 1870-х годов в России наметилась тенденция повышения жизненного уровня рабочего населения, снижения производственного травматизма.

                                            * * *

Численный рост рабочего класса страны, имевший место к началу ХХ века, усложнение проблем, с которыми приходилось сталкиваться властям в центре и на местах, привели к необходимости пересмотра отдельных принципиальных положений правительственной политики в рабочем вопросе. Министерство финансов, нёсшее непосредственную ответственность за управление промышленной жизнью страны и отношения между рабочими и предпринимателями,

Линия Министерства финансов на самоорганизацию рабочих, наметившаяся ещё во времена Бунге, в начале ХХ века получает своё новое развитие и конкретное воплощение в законе 19 июня 1903 года, согласно которому в России учреждается институт фабричных старост — первый в истории страны легитимный орган рабочего представительства, призванный предупреждать и локализировать конфликты между рабочими и предпринимателями. Согласно закону фабричные старосты избирались непосредственно рабочими и из рабочей среды и наделялись существенными полномочиями в переговорах с хозяевами предприятий и властями.

Значительным достижением Министерства финансов и лично Витте как его руководителя, было и то, что параллельно и одновременно с законом о старостах был принят закон, возлагавший на фабрикантов и заводчиков обязанность вознаграждать рабочих и их семьи в случае полученного увечья, причем, даже тогда, когда увечье произошло не по вине хозяина, а по неосторожности самого рабочего. На основании этого закона только горнопромышленниками Юга России за 1904–1908 годы рабочим и их семьям было выплачено около 14 млн рублей [38].

При этом законодательное закрепление института фабричных старост и начал социального страхования рабочих Министерство финансов вовсе не рассматривало как последний акт в решении рабочего вопроса, а считало лишь рядовым эпизодом на пути к созданию действительно прочного и взаимовыгодного для всех гражданского мира. Внося в Государственный совет в 1903 году законопроект о введении старост в промышленных заведениях Витте объяснял, что законопроект этот, как и смежный с ним проект о вознаграждении рабочих за утрату трудоспособности от несчастных случаев, является «первым шагом в целом ряде мероприятий», намеченных в области рабочего вопроса, что «Министерство финансов далеко, конечно, от мысли, чтобы со введением старост мог быть окончательно разрешён общий вопрос об устройстве быта рабочего сословия в России» и что «подробная разработка его во всей совокупности производится в особой комиссии [39].

Вместе с тем у правительственной политики в рабочем вопросе было и другое, весьма влиятельное и чисто охранительное направление. Выразителем этого направления являлось Министерство внутренних дел во главе с министром В. К. Плеве и его ближайшим помощником, шефом корпуса жандармов, а впоследствии петербургским генерал-губернатором Д. Ф. Треповым. Оценивая с позиций современного исторического мышления ситуацию, сложившуюся в стране в предреволюционный период, можно не без оснований сказать, что именно безответственная политика полицейского ведомства в рабочем вопросе в решающей мере спровоцировала события 9 января и весь последующий революционный взрыв.

Стремясь властно вмешиваться в экономическую жизнь, полицейское ведомство не только требовало передачи в своё подчинение фабричной инспекции, Главного и губернских по фабричным и заводским делам присутствий, но и постоянно прибегало ко всякого рода провокациям, не только не снижавшим остроты социально-экономических противоречий, но и во многом усугублявших их.

Анализируя обстановку в России кануна революции 1905–1907 годов, В. Н. Коковцов, сменивший незадолго до этого С. Ю. Витте на посту министра финансов, писал в своих воспоминаниях, что рабочий вопрос в конце 1904 года составлял «бесспорную ось всего внутреннего положения России» [40]. Новый министр, как и его предшественник, трезво оценивал сложившуюся вокруг рабочего вопроса ситуацию, активно противился попыткам руководителей полицейского ведомства вмешиваться в отношения между рабочими и предпринимателями. Оценивая позицию и деятельность Трепова, как товарища (заместителя) министра внутренних дел и Петербургского генерал-губернатора, Коковцов писал: «В его распоряжении была оригинальная смесь чисто зубатовского, самого беззастенчивого заигрывания с рабочими и полицейского нажима на них, угроз по адресу фабрикантов за недостаточную заботливость о нуждах рабочих и предъявление к ним таких требований, которые не только опирались на закон, но были явно неисполнимы, — и в то же время самое недвусмысленное запугивание рабочих и требование беспрекословного исполнения требований министерства в деле забастовок и разрешения длящихся конфликтов. После гапоновского выступления — 9 января — эта двойственность приняла ещё более резкие формы и вмещала даже Государя в тревожное состояние, охватившее Петербургский район» [41].

Будучи решительным противником всякого полицейского вмешательства во взаимоотношения между фабрикантами и рабочими, Коковцов, верный традициям своих либеральных предшественников на министерском посту, предлагал мирное решение возникающих конфликтов путём широкой сети мероприятий, направленных на оздоровление ситуации и цивилизованное, с учётом опыта западных стран, решение рабочего вопроса в стране. Не случайно, что именно министру финансов в сложной и противоречивой ситуации января 1905 года было поручено создать и возглавить межведомственную комиссию по рабочему вопросу, призванную в экстренном порядке выработать предложения о рабочей политике правительства.

Приступая к руководству работой межведомственной комиссии, Коковцев руководствовался мыслью о том, что рабочий вопрос и возникшее на его почве движение представляются значительно менее грозными, нежели другие явления внутренней жизни и что путь к разрешению рабочего вопроса довольно ясен и определён:

все мероприятия по рабочему вопросу необходимо сосредоточить исключительно в Министерстве финансов и ни в коем случае не прибегать к образованию каких-либо специальных установлений для его разрешения;

без всякой задержки удовлетворять те из нужд рабочих, которые могут быть удовлетворены на почве действующего закона, «что убедило бы рабочий люд в попечительном отношении к нему правительства»;

завершить законодательные предположения, уже ранее выработанные в Министерстве финансов [42].

Эти три пункта были развиты Коковцовым в докладе, представленном 19 января 1905 года Николаю II. В докладе обстоятельно излагались причины, которые с точки зрения министра финансов вызвали «прискорбное явление» — 9 января, предлагались меры нормализации ситуации в стране. Коковцов отмечал, что вмешательство ведомства внутренних дел в экономическую жизнь, в отношения между предпринимателями и рабочими, в деятельность фабричной инспекции, с одной стороны, способствовало разжиганию притязательности рабочего класса в области экономической, а с другой — приостанавливало возможность регулирования рабочего движения при помощи рабочего законодательства, соответствующего темпу этого движения и масштабу перемен в общей социально-экономической конъюнктуре в стране. Предложенная Коковцовым царю законодательная программа правительства исключала всякое вмешательство в решение рабочего вопроса со стороны Министерства внутренних дел.

Предложения Коковцова встретили, по всей видимости, сочувствие со стороны Николая II и вскоре были воплощены в соответствующие документы. 21 января 1905 года Коковцов внёс эти документы от имени межведомственной комиссии в Комитет министров

Разработанная комиссией Коковцова программа решения рабочего вопроса включала в себя следующие основные предложения:

— обязательная организация больничных касс, создаваемых на средства рабочих и фабрикантов;

— создание на предприятиях смешанных органов из представителей администрации и рабочих для обсуждения и разрешения возникающих на почве договора найма вопросов, а также для улучшения быта рабочих;

— сокращение рабочего дня с 11,5 до 10 часов;

— пересмотр статей закона, карающих забастовки и досрочное расторжение договоров о найме [43].

Программа межведомственной комиссии обсуждалась и была одобрена Комитетом министров. В новой исторической ситуации массовых антиправительственных выступлений Комитет министров резко осудил имевшие место попытки внедрения в России полицейского социализма (зубатовщина) и в качестве образца для подражания в рабочем вопросе называл Бисмарка, который своевременно издал страховые законы и тем самым «взял рабочее движение в свои руки» [44].

На основе разработанных межведомственной комиссией рекомендаций Министерством финансов было подготовлено четыре законопроекта, которые были вынесены на совместное обсуждение комиссии и представителей промышленности. Однако последние, не желая идти на серьёзные уступки рабочим, сорвали обсуждение законопроектов под благовидным предлогом переживаний относительно поражения русских войск при Цусиме [45].

Дальнейшая судьба разработанных комиссией Коковцова мероприятий и законопроектов оказалась в руках созданного царским указом 27 октября 1905 года Министерства торговли и промышленности. В указе об образовании министерства в качестве его первоочередной задачи ставилось принятие «ряда неотложных мер в области торгового, промышленного и особенно рабочего законодательства» [46]. Однако реализация этой задачи оказалась новому министерству не под силу. Вплоть до роковых событий октября 1917 года статус министерства оставался неопределенным, а штат малочисленным. Оно не владело серьезными рычагами давления на представителей промышленности и торговли, хотя в целом сохраняло линию в рабочем вопросе, взятую в свое время Министерством финансов.

Улучшению реального положения российских рабочих, выработке новых подходов к решению рабочего вопроса способствовало в известной мере возникновение российского парламентаризма, а также иные свободы, «дарованные» гражданам страны царским Манифестом 17 октября 1905 года. На основании ст. 38 Манифеста рабочие, как и прочие российские подданные, получили право «образовывать общества и союзы в целях, не противоречащих законам» [47].

В развитие этого положения 4 марта 1906 года были изданы «Временные правила о профессиональных обществах, учреждениях для лиц, занятых в торговых и промышленных предприятиях или для владельцев этих предприятий» легализировавшие как рабочие организации, так и организации предпринимателей. Несмотря на несовершенство «Временных правил», запрещавших, например, объединение рабочих союзов в национальные и международные и ставивших рабочие организации под известный контроль полиции, они послужили сигналом для массовой организации легальных рабочих профсоюзов, просветительных организаций и обществ, посредством которых решение рабочего вопроса в стране выдвигалось на качественно новый уровень.

Объединение рабочих и развитие профсоюзного движения вызвало к жизни силы, которые эффективно противостояли попыткам предпринимателей снизить заработную плату. Как и в других промышленно развитых странах, профсоюзы в России могли обеспечивать повышение доходов рабочих сверх «равновесного» уровня.

Основное орудие давления профсоюзов на предпринимателей — угроза забастовки. Рассматривая вопрос о возможности повышения заработной платы, отечественные предприниматели оказались перед необходимостью сравнивать дополнительные издержки, связанные с повышением заработной платы, и убытки, которые могла им принести забастовка в случае, если отказа пойти навстречу требованиям рабочих. В сложившейся ситуации, чтобы нарушить единство рабочих рядов, предприниматели шли на повышение зарплаты отдельным категориям наиболее квалифицированных рабочих.

Согласно избирательному закону 11 декабря 1905 года были введены четыре избирательные курии: земледельческая (помещики), городская (буржуазия), крестьянская и рабочая. Нормы представительства в куриях были различными. Один голос помещика был равен трем голосам городского буржуа, пятнадцати голосам крестьян и срока пяти голосам рабочих избирателей. Выборы предусматривались многостепенные, при том с разным числом ступеней: для помещиков и горожан — двухстепенные, для рабочих — трехстепенные, для крестьян — четырехстепенные [48].

В соответствии с Положением о выборах в Государственную думу от 3 июня 1907 года предусматривалось избрание уполномоченных от рабочих. При этом «способ и порядок избрания уполномоченных» должен был определяться «самими рабочими каждого предприятия» [49].

Несмотря на ограниченность представительства рабочих в Государственной думе, сам факт этого представительства способствовал концентрации требований рабочих, создавал прецедент их публичного рассмотрения, вносил известную юридическую, законодательную соревновательность в отстаивании интересов рабочих и интересов предпринимателей. Это было тем более необходимо, поскольку с развитием рабочего законодательства все более и более суживалась свобода предпринимателей в отношениях с рабочими. Комментируя этот факт, изданная в 1911 году в Москве «Народная энциклопедия научных и прикладных знаний» писала: «Кого и как нанимать, как и в какие сроки расплачиваться с рабочими, сколько времени рабочие должны работать на фабрике, сколько им платить, в се эти вопросы теперь уже не зависят только от воли хозяина и от его соглашения с рабочими, а определяются предписаниями закона или уполномоченных на это законом властей» [50].

Важным событием в сфере регламентации отношений между предпринимателями и рабочими стало принятие в 1912 году Положений о страховании рабочих от несчастных случаев и на случай болезни. Предыстория этого вопроса такова. После долгих пересудов с промышленникам, даже в условиях революционного общественного взрыва не желавшими идти на уступки рабочим, летом 1908 года Министерство торговли и промышленности, продолжая линию Министерства финансов, внесло в Государственную думу законопроекты о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни вместе с двумя сопутствующими законопроектами о страховых присутствиях и страховом совете.

Все четыре этих законопроекта предварительно были обсуждены в специальном межведомственном совещании под председательством товарища (заместителя) министра торговли и промышленности Н. А. Остроградского и на заседании Совета министров. Во время этих обсуждений к первоначальным вариантам законопроектов были сделаны существенные поправки, которые касались значительных уступок предпринимателям и резкого усиления влияния и власти Министерства внутренних дел и губернаторов за счет Министерства торговли и промышленности в страховом деле.

Уступки промышленникам были значительными. В частности, совещание Остроградского отказалось от установления точного размера лечебной повинности предпринимателя путем денежных сборов по числу рабочих. Хозяева предприятий должны были давать первоначальную врачебную помощь и амбулаторное лечение. По вопросу больничного лечения законопроект предусматривал лишь денежную ответственность перед лечебным заведением за лечение больных рабочих.

По требованию Министерства внутренних дел был введен ряд статей, которые устанавливали жесткий контроль за деятельностью больничных касс. Председателем страхового присутствия становился губернатор, а не старший фабричный инспектор, как предполагалось ранее. Присутствие получило право закрывать больничные кассы, если оно обнаружит в их деятельности «опасность для государственного порядка и общественного спокойствия».

Несмотря на столь значительные коррективы первоначального варианта законопроекта он в течение трех лет «ждал» своего обсуждения в Государственной думе, а точнее — саботировался представителями промышленников и правыми фракциями. Тем не менее, день, когда страховые законопроекты были приняты Думою, наконец-таки наступил. Это произошло в январе 1912 года. Государственный совет утвердил их в мае того же года, а с 23 июня 1912 года они стали законами.

Суть этих законов сводилась к следующему. Закон о страховании рабочих от несчастных случаев был некоторым видоизменением уже действовавшего закона 2 июня 1903 года. Он предусматривал страхование рабочих, занятых на предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности, с общей численностью в 2,5 млн человек. Размер пособия пострадавшим на время лечения, также как и пенсии в случае потери трудоспособности от несчастного случая, устанавливался в размере 2/3 заработка. Аналогичным образом начислялись пенсии семьям рабочих, погибших от несчастных случаев на производстве.

Основное отличие нового закона от закона 1903 года заключалось в замене личной ответственности предпринимателя коллективной. Если раньше рабочий в случае увечья имел дело непосредственно со своим нанимателем, который угрозой увольнения и судебной волокитой старался уменьшить причитающееся рабочему пособие, то по новому закону пособие должно было выплачиваться страховым товариществом, в которое объединялись владельцы предприятий определенного района. Такие товарищества располагали штатом специалистов страхового дела, служащих, врачей. Они обязывались объективно оценивать страховые случаи и принимать соответствующие решения. Данное законодательство избавляло рабочего от страха потерять пособие в случае закрытия предприятия, а также от нажима со стороны хозяина. Оно вполне соответствовало аналогичным страховым законодательствам, действовавшим в промышленно развитых странах Европы и США.

Закон о страховании от болезней в действующем российском законодательстве аналогов не имел. Суть его заключалась в обязательности страхования рабочих данного предприятия, объединенных для этой цели в фабричные больничные кассы. В обязанность кассы входила выдача денежных пособий заболевшим членам кассы в течение определенного периода. Средства кассы составлялись из обязательных взносов рабочих и владельцев предприятий. Свое влияние закон о страховании от болезней распространял на те же категории рабочих, которые охватывал закон о страховании от несчастных случаев. Размер пособий для семейных рабочих устанавливался от 1/2 до 2/3 заработка, для холостых — от 1/4 до 1/2 заработка. Срок выдачи пособий равнялся шести месяцам. При повторных заболеваниях общая продолжительность выдачи пособия в течение одного года не должна была превышать семи месяцев. Работницы должны были получать пособие от 1/2 до 2/3 своего заработка в течение четырех недель после родов. В случае смерти члена больничной кассы его семья получала на погребение сумму в размере от 20 до 30-кратного дневного заработка. Владелец предприятия вносил в кассу 2/3 суммы взносов рабочих. Сюда же шли и штрафные капиталы. Взносы рабочих в кассу составляли 1–2% заработка. Минимальный размер больничной кассы устанавливался в 200 человек. Предприятия с меньшим числом рабочих объединялись в одну кассу.

Надзор за страхованием рабочих в пределах губернии возлагался на губернские присутствия. Всероссийским контрольным органом страхования рабочих являлся Совет по делам страхования, действовавший под председательством министра торговли и промышленности. Он направлял деятельность местных присутствий, больничных касс и страховых товариществ.

                                            * * *

Дальнейшее свое развитие законодательство по рабочему вопросу получает в документах Временного правительства, считавшего главной задачей своей внутренней политики добиться установления «известных миролюбивых отношений между капиталом и трудом» [51]. Практически реализуя эту политику, Временно правительство разрабатывало планы существенно улучшить положение рабочих, но не успело их реализовать в полной мере в связи с Октябрьской революцией 1917 года.

Среди этих планов, на наш взгляд, особый интерес представляет принятое весной 1917 года решение, согласно которому разрешалось учреждение в России акционерных компаний с участием рабочих и служащих в капиталах, управлении и прибылях. Публикации официального сообщения на этот счет предшествовала статья чиновника особых поручений Министерства торговли и промышленности, секретаря Бюро русской группы межпарламентской торговой конференции и управляющего делами Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства А. Л. Рафаловича «Новая форма объединения труда и капитала», увидевшая свет 1 апреля 1917 года на страницах официального органа министерства «Торгово-промышленной газеты». В статье, с ссылкой на недавнее аналогичное решение французского Сената, подробно рассматривался законопроект «Об обществах с ограниченной ответственностью с участием рабочих». Автор статьи отмечал, что принятие соответствующего законодательного акта, призвано построить на более правильных и разумных началах взаимоотношения между трудом и капиталом и достигнуть тем самым столь необходимого для страны социального мира.

Следует заметить, что идея привлечения рабочих и служащих к участию в капиталах, управлении и прибылях предприятий была не нова, ни для Запада, ни для России. Логическое развитие идеи «демократизации капитала» привело экономическую мысль Запада еще в последней трети ХIХ века к идее копартнершипа (англ. — Copartnership) — привлечения трудящихся к совладению капиталистическими предприятиями. Копартнершип рассматривался экономистами многих европейских стран в двух основных проявлениях: 1) через участие рабочих и служащих в прибылях капиталистического предприятия, основанное на взаимном соглашении сторон и не регламентируемое государственными законами; 2) через участие рабочих и служащих (наряду с участием в прибылях) в основном капитале предприятия и в соответствии с этим правом участия в контроле за его деятельностью, что предполагало наличие особого государственного законодательства, определяющего отношения сторон.

В России о копартнершипе впервые заявил в 1879 году известный экономист и статистик А. А. Исаев. В статье «Участие рабочих в прибыли предприятия», опубликованной в журнале Московского юридического общества «Юридический вестник», он активно настаивал на необходимости введения в России капиталистической кооперации. Исаев отмечал, что распространение акционерной формы организации капиталистического предприятия и введение копартнершипа будет способствовать в конечном счете возникновению производственных товариществ, представляющих «более стройную», «более совершенную» форму предприятий, которым принадлежит будущее [52].

Рассматривая теоретические и практические аспекты копартнершипа, опыт его применения на Западе, Исаев, что копартнершип может успешно развиваться только под давлением недовольства работников, что и показывает опыт европейских стран. Вместе с тем есть и другой путь его развитие — через активное участие государства, призванного не только выполнять в этом вопросе контрольную функцию, но и активно участвовать в пропаганде принципов участия рабочих и служащих в прибылях отечественных предприятий.

Несколько позднее с пропагандой идеи копартнершипа выступил Н. Х. Бунге. В своих «Загробных заметках», в разделе, посвященном борьбе с социализмом, Бунге обосновывал необходимость установления более тесной связи между интересами рабочих и фабрикантов. Доля участия в прибылях, отмечал Бунге, составляет один из лучших способов, если не для упразднения социального вопроса, то, по крайней мере, для устранения из него всякой жгучести.

Однако в конце ХIХ столетия, несмотря на столь авторитетные суждения ученых–экономистов, идея копартнершипа так и не вышла за пределы теоретических рассуждений, была проигнорирована верховной властью. Столь же равнодушно эта идея была воспринята в период кризиса начала ХХ века, когда озабоченный подъемом рабочего движения управляющий Министерством внутренних дел Д. С. Сипягин предложил царю для создания и поддержки «элементов порядка» среди рабочих обратить особое внимание на меры, «способствующие накоплению сбережений и прикреплению интересов рабочих к интересам самого предприятия» [53].

Решение Временным правительством вопроса о копартнершипе, принятое практически одновременно с законодательным оформлением этого вопроса во Франции, свидетельствовало о понимании членами правительства остроты рабочего вопроса в стране, стремлении ослабить напряженность в отношениях между рабочими и предпринимателями, особенно обострившуюся в годы Первой мировой войны [54].

Как показывают архивные разыскания Л. Е. Шепелева в фондах Министерства торговли и промышленности, было подготовлено шесть вариантов проекта учреждения акционерных компаний с участием рабочих и служащих [55]. Устанавливалось, что акционерные компании с участием рабочих и служащих должны выпускать «капитальные» и «трудовые» акции. Последние должны были находиться в коллективной собственности рабочих и служащих в лице образуемого ими товарищества и ни при каких обстоятельствах не могли быть распределены между участниками кооперативного товарищества. Товарищество рабочих и служащих через своих представителей получало право участвовать в собраниях акционеров и иметь своих представителей в руководящих органах компании. Намечались две возможные формы оплаты акций, передаваемых рабочим и служащим. Согласно первой, акции подлежали оплате за счет причитающегося по ним дивиденда. Согласно второй, оплата «трудовых» акций возлагалась на акционеров. Из шести вариантов проекта пять были основаны на первой и один на второй форме. Оплата акционерами стоимости «трудовых» акций не представляла собой серьезной материальной жертвы с их стороны. Как предусматривалось проектом, рабочим и служащим практически могла принадлежать лишь ¼ основного капитала акционерных компаний. Размер акций компаний с участием рабочих и служащих устанавливался лишь в одном варианте проекта: 100 рублей акция капитала и 10 рублей акция труда.

Общая сумма ежегодного дохода по трудовым акциям, согласно проекту, должна была составлять 5–10% номинальной стоимости этих акций. Так как на каждого рабочего и служащего приходилось «трудовых» акций примерно на сумму, равную его годовой зарплате, владение трудовыми акциями практически означало увеличение оплаты труда на 5–10% в год. При этом вся сумма дохода по трудовым акциям или половина этого дохода (по другому варианту) сначала подлежала отчислению для оплаты стоимости «трудовых» акций, на что требовалось несколько лет.

Тремя вариантами проекта предусматривалось распределение прибыли в два приема, причем в первый выплачивался так называемый нормальный, наперед устанавливаемый процент, процент на акции капитала и труда. Размер «нормального» процента должен был определяться Министерством торговли и промышленности «в зависимости от размеров предпринимательского риска, связанного с организацией данного предприятия», и «в зависимости от степени изнашивания в нем рабочих сил».

Право на участие в прибыли и управлении рабочий или служащий мог получить уже после 1–3 лет работы в компании. Оставление им работы вообще лишало его права участия в прибыли и управлении. Таким образом рабочие и служащие прикреплялись к своим предприятиям, они должны были все основательно взвесить, прежде чем уйти с предприятия на другую работу.

Объединение всех рабочих и служащих в товарищество, действовавшее на основе предварительно учрежденного устава, являлось обязательным условием введения копартнершипа.

Уставы товариществ рабочих и служащих по двум вариантам проекта подлежали простой регистрации в окружных судах на основании постановления Временного правительства от 20 мая 1917 года «О кооперативных товариществах и союзах». По другим вариантам эти уставы подлежали утверждению Министерством торговли и промышленности, что могло делаться вместе с утверждением уставов акционерных компаний.

Программа, предложенная Временным правительством в области компартнершипа, была, безусловно, весьма скромной с точки зрения существенного улучшения положения трудящихся. Однако разработанные по данному вопросу государственные документы, что не могли отрицать и советские исследователи, находилась вполне на уровне подходов к этому вопросу, которые были выработаны в ведущих странах Западной Европы и США [56].

                                            * * *

Углубление противоречий между трудом и капиталом, имевшее место в период интенсивного развития отечественного капитализма, привело к обострению в стране рабочего вопроса. В пореформенный период наблюдался не только усиленный рост количества предприятий и численности их персонала, но и еще более активное, чем в дореформенные годы, вовлечение в процесс промышленного производства женщин, детей и подростков

Обнищание народных масс приводило к росту недовольства в их среде, развитию антикапиталистических и антиправительственных настроений, стачечной борьбе, распространению среди рабочих социалистической идеологии.

В этих условиях правительственные круги под влиянием общественного мнения начинают проявлять все более активный интерес к устройству жизни и быта рабочих и служащих. Важным шагом на пути нормализации отношений между предпринимателями и рабочими явился ряд постановлений и законодательных актов о защите здоровья детей и подростков, среди которых центральное место имели утвержденные Александром III 1 июня 1882 года «Правила о работе малолетних на заводах, фабриках и мануфактурах», а также законодательные акты последующих лет, в том числе закон 3 июня 1886 года «О надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».

Принципиальное значение для решения рабочего вопроса в стране имело создание фабричной инспекции, обладавшей важными государственными полномочиями. Ее деятельность способствовала существенному улучшению условий труда и быта рабочих, устранению произвола фабрично-заводской администрации и владельцев предприятий.

Рабочее законодательство в России формировалось в условиях отчаянного сопротивления со стороны предпринимателей, считавших, что фабричные законы ущемляют их права и интересы отечественной промышленности. Свою реакционную линию в рабочем вопросе проводило Министерство внутренних дел, насаждавшее в рабочей среде идеи «полицейского социализма» и в значительной мере спровоцировавшее кровавые события революции 1905–1907 годов.

Дальнейшее свое решение рабочий вопрос получает в начале ХХ века. Оно было связано как с совершенствованием законодательства, разрешавшего, в частности, создание профессиональных союзов рабочих и служащих, так и с зарождением российского парламентаризма, в итоге которого было создано рабочее представительство в Государственной Думе. Все это способствовало снижению остроты рабочего вопроса, открытости и гласности в подходах к его решению.

Большой научный и практический интерес представляют подходы к решению рабочего вопроса, которые вырабатывались в период Временного правительства (март–октябрь 1917 г.). Они синтезировали в себе лучший опыт решения рабочего вопроса, наработанный к тому времени в России и странах Западной Европы.

Заключение

В результате проведенного исследования выявлена несостоятельность устоявшегося в советской историографии мнения о том, что Октябрьский переворот 1917 года был в решающей мере предопределен «бедственным положением рабочего класса», его «абсолютным обнищанием» в процессе развития российского капитализма, и что Россия существенно отставала в решении рабочего вопроса от стран Западной Европы и США.

Материалы проведенного исследования дают основание сделать следующие обобщающие выводы:

Рабочий вопрос в России, возникший, как и в других европейских странах на этапе их прединдустриального и индустриального развития, решался последовательно, с учетом реального положения дел в производственной сфере. Он являлся одним из наиболее конкретных проявлений сложного взаимодействия общества и экономики.

В теоретических трудах передовых отечественных экономических мыслителей, которые не разделяли ни крайностей социалистических учений, ни пессимизм прямых последователей А. Смита — Д. Рикардо и Т. Мальтуса, а обладали собственным видением проблемы, было убедительно доказано, что между капиталом и трудом нет непреодолимых антагонистических противоречий, что интересы предпринимателей и рабочих могут быть гармонизированы, в том числе за счет взвешенной и целенаправленной правительственной политики в рабочем вопросе.

Анализ теоретических концепций, предлагавшихся представителями передовой отечественной экономической мысли (А. И. Бутовский, А. И. Чивилев, Н. Х. Бунге, И. В. Вернадский, С. Ю. Витте, М. И. Туган-Барановский и др.) для решения рабочего вопроса, показывает их конструктивный, реалистический характер. Позиция прогрессивных российских экономистов заключалась в стремлении вывести рабочий вопрос из плоскости политических спекуляций в сферу реальной государственной социально-экономической политики и практики. При этом отечественные ученые-экономисты выявили неизбежность параллельного существования во взаимоотношениях между рабочими и предпринимателями двух тенденций:

— общности интересов, связанной с увеличением масштабов производства;

— противоположности интересов в вопросах распределения прибыли.

Поиски компромисса в решении данного противоречия привели к идее активного привлечения рабочих к управлению производством и соучастия в прибылях. В подходах к рабочему вопросу русские экономисты-реформаторы значительно опередили свое время. Идеи рабочего самоуправления, «рабочей собственности», социального партнерства, которые высказывались ими во второй половине ХIХ века, получили распространение в мировой экономической литературе и на практике лишь во второй половине ХХ века и стали своеобразной формой приспособления рыночной системы к новым тенденциям общественного развития [1].

Сравнительно-исторический анализ свидетельствует, что рабочее законодательство в России соответствовало общеевропейским подходам к решению данной проблемы и находилось на уровне законодательства ведущих промышленно развитых стран в соответствующие периоды становления в них промышленного капитализма, а функции российской фабричной инспекции были шире, чем у аналогичных структур в странах Западной Европы.

В результате острой идеологической борьбы между сторонниками интересов крупного капитала и интересов рабочего класса и примирительной компромиссной позиции ученых-экономистов либерального направления решение рабочего вопроса в России происходило в русле общеевропейских подходов, и практически мало чем отличалось от того, как законодательно этот вопрос решался в Западной Европе. Выработанная в дореволюционной России законодательная охрана труда включала в себя три важнейших вида законодательных мероприятий:

— охрана трудящихся в обеспечении их труда и заработка;

— обеспечение нетрудоспособных в форме рабочего страхования;

— развитие коалиционного права — права рабочих союзов и собраний.

Объективная оценка присутствия в экономике досоветской России иностранного капитала позволяет сделать вывод о его позитивном воздействии не только на темпы индустриального развития страны, но и на положение рабочего класса. Россия страдала скорее от недостатка иностранных инвестиций в свою экономику и слабого развития совместных предприятий, чем от избытка таких инвестиций и предприятий.

Благодаря усилиям передовой общественности страны, и, прежде всего, экономистам-реформаторам, государственная охрана трудящихся в дореволюционной России стала необходимой составной частью общей системы социальной политики. Она была направлена на решение следующих конкретных задач:

— улучшение материального положения рабочих;

— укрепление правового состояния рабочего сословия с точки зрения не только формального, но и фактического его гражданского равноправия с сословием торгово-промышленным;

— установление справедливого распределения общественных повинностей соответственно силам и состоянию каждого гражданина общества;

— обеспечение за каждым того уровня образования и культурного развития, который необходим для осознанного участия в общественной жизни.

Накопленный в дореволюционные годы опыт решения рабочего вопроса представляет сегодня несомненный научный и практический интерес. Его всестороннее изучение является важной предпосылкой, как для дальнейшего совершенствования действующего трудового законодательства, так и для определения путей и средств повышения роли человеческого фактора развития отечественного производства.

Это тем более важно, учитывая, что производительность труда на многих отечественных предприятиях остается крайне низкой, что в массовом сознании еще сохраняются многовековые пережитки отношения к труду, как к отбытию повинности, отягощенные многолетним господством социалистической «уравниловки» и государственного патернализма.

Исторический опыт свидетельствует о необходимости комплексного подхода к решению рабочего вопроса, о том, что в государстве необходима продуманная политика, направленная не только на законодательную регламентацию отношений между работодателями и рабочими, но и на поощрение инициативы в создании рабочих организаций взаимопомощи, развитие социальной инфраструктуры на предприятиях. На этой основе должна быть выработана новая научная парадигма, в полной мере учитывающая место и роль человеческой личности в цивилизации ХХI века, принципы социальной справедливости, а также то обстоятельство, что в современных экономических условиях возможны не только конфликты между трудом и капиталом, но и между трудом и управлением.

Важным направлением политики в рабочем вопросе должно стать обеспечение участия рабочих и служащих в управлении предприятиями, а также участие в доходах, т.е. система вознаграждения работников за производственные и коммерческие результаты, на которые они могут оказывать прямое воздействие. Наряду с этим необходимо активнее вводить системы оплаты труда, основанные на индивидуальных показателях. Важно использовать национальные особенности организации труда на предприятиях, развивать артельные и другие формы предприятий, построенные на идее «рабочей собственности».

Все это призвано минимизировать издержки, вызванные «дикой» приватизацией, а также деструктивные факторы, связанные с деятельностью профессиональных союзов в рыночной экономике, способствовать формированию у граждан России нового, осознанного отношения к труду как источнику собственного благополучия и процветания государства, чувство хозяина своей страны и своего предприятия.

От правильного, научно обоснованного решения рабочего вопроса во многом зависит эффективное и стабильное функционирование всей рыночной системы.

Примечания

Введение


1. Как показывают исследования последнего времени, значительная часть трудоспособного мужского населения России проявляет существенную индифферентность в вопросах труда. В стране сложился определенный социальный тип «душой как бы тяготеющий к рынку, а телом — к социалистической уравниловке», не стремящийся зарабатывать больше, чем он зарабатывает. В этом — одна из причин сохраняющейся у нас крайне низкой производительности труда, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. (См.: Проблемы и перспективы социально-экономического развития России: «Круглый стол» журнала «Экономика и право» // Экономика и право. 2002. №3. С. 102,103.

2. Отметим некоторые из работ: Балабанов М. С. Очерки по истории рабочего класса в России Ч. 1–3. М., 1925; Вовчик А. Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895–1904). Львов, 1964; Гессен В. Ю. История законодательства о труде рабочей молодежи в России. Л., 1927; Киняпина Н. С. Политика русского самодержавия в области промышленности (20-50-е годы ХIХ в.). М., 1968; Лаверычев В. Я. Царизм и рабочий вопрос в России. 1861–1917. М., 1972; Политика царизма в рабочем вопросе // Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш., Дубенцов Б. Б. и др. Кризис самодержавия в России, 1895–1915. Л., 1984; Сельчук В. В. Рабочий вопрос в России в публицистике 60-х гг. ХIХ века // Из истории рабочего класса и революционного движения. М., 1958; Татаров И. Классовая борьба вокруг закона о труде и образовании рабочей молодежи во второй половине ХIХ века. М.; Л., 1928; Шепелев Л. Е. Копартнершип и русская буржуазия // Рабочий класс и рабочее движение в России. 1861–1917. М., 1966; Он же. Царизм и буржуазия во второй половине ХIХ века. Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1981; Он же. Царизм и буржуазия в 1904–1914 гг. Проблемы торгово-промышленной политики. Л., 1987.

3. Шепелев Л. Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века. С. 186.

4. Интересующая нас проблематика нашла частичное отражение в работах: Павлов В. А. Экономическая наука России ХIХ — начала ХХ вв. Этапы и основные направления развития. М.: Российская экономическая академия, 2000; Степанов В. Л. Н. Х. Бунге. Судьба реформатора. М., 1998; Он же. Социальное законодательство О. фон Бисмарка и законы о страховании рабочих в России // Отечественная история. 1997. №2; Тебиев Б. К. Экономический либерализм в России ХIХ века и критика социалистических экономических учений. М., 2001; Ясин Е. Г. Российская экономика. Истоки и панорама рыночных реформ. Курс лекций. М., 2002.


Глава 1. Возникновение рабочего вопроса в России и первые попытки его научного осмысления


1. Очерки истории пролетариата СССР. Пролетариат царской России / Б. Б. Граве, М. В. Нечкина, А. М. Панкратова, К. Ф. Сидоров. Предисл. М. Н. Покровского. Ред. А. М. Панкратовой. Москва: АИО «Огонек», 1931. С. 20.

2. Там же.

3. Цит. по Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь. Издатели Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 208.

4. Граве Б. Б. и др. Очерки истории пролетариата СССР. Пролетариат царской России / Под ред. А. М. Панкратовой. М.: АИО «Огонек», 1931. С. 50.

5. Там же. С. 60.

6. Левин Ш. М. Общественное движение в России в 60-90-е годы ХIХ века. М.: Соцэкгиз, 1958. С. 50, 51.

7. Там же. С 51.

8. Там же. С. 52.

9. Киняпина Н. С. Политика русского самодержавия в области промышленности… С. 399.

10. Там же. С. 400.

11. Там же. С. 401.

12. Железнов В. Главные направления в разработке теории заработной платы. Киев, 1904. С. 1.

13. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Кн. 1. Гл. VIII. «О заработной плате».

14. Павлов В. А. Экономическая наука России ХIХ — начала ХХ вв. Этапы и основные направления развития. М.: РЭА им. Г. В. Плеханова, 2000.

15. Канкрин Е. Ф. Очерки политической экономии и финансии. В 3-х частях. СПб., 1894. С. 18, 19.

16. Там же.

17. Бутовский А. И. Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии». СПб., 1847. Т. III С. 396.

18. Там же. Т. II. С. 383, 385.

19. Чивилев А. И. Наука народного хозяйства и ее порицатели. М., 1848. С. 3.

20. Вернадский И. В. Проспект политической экономии. СПб., 1858. С. 40.

21. Там же. С. 38.

22. Бунге Н. Х. Гармония хозяйственных отношений. Первая политико-экономическая система Кэри, изложенная Н. Бунге // Отечественные записки. 1859. Т. 127. №11. Отд. 1. С. 1—42; №12. Отд. 1. С. 435—464.

23. См. Тебиев Б. К. Экономический либерализм в России и критика социалистических экономических учений.

24. Цит. по Святловский В. В. История экономических идей в России. Т. 1. Петербург, 1923. С. 233, 234.

25. Михайловский Н. К. Из литературных и журнальных заметок 1872 г. // Сочинения Н. К. Михайловского. СПб., 1896. Т. 1. С. 681.

26. Там же. С. 703.

27. Шелгунов Н. Сибирь по большой дороге // Русское слово. 1863. №2. С 5–13; Там же: «Домашняя летопись». С. 8.

28. Шелгунов Н. Внутреннее обозрение // Дело. 1869. №8. С. 46.

29. Шелгунов Н. Сила нужды и бессилие филантропии // Дело. 1869. №2. С. 4.

30. Шелгунов Н. Сибирь по большой дороге. С. 43.

31. Пыпин А. Н. Об особенной связи современного исторического периода с идеей рабочего сословия. Статья Фердинанда Лассаля // Современник. 1865. №9. С. 174.

32. Писарев Д. Школа и жизнь // Русское слово. 1865. №8. С. 84—85.

33. Отчего трудно поправляться нашему рабочему… // Отечественные записки. 1870. №2. С. 498.

34. Ткачев П. Производительные силы России // Дело 1867. №4. С. 165, 166.

35. Венгеров С. Майков Валериан Николаевич // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХVIII. СПб., 1896. С. 374—376.

36. Тернер Ф. Г. О рабочем классе и мерах к обеспечению его благосостояния. СПб., 1860. С. 28, 33, 34.

37. Век. 1862. №7. С. 149–152.

38. Всемирная история экономической мысли. В 6 т. Т. 2. М.: «Мысль», 1988. С. 298.

39. Флеровский Н. (Берви В. В.). Положение рабочего класса в России. М.: Соцэкгиз, 1938. С. 353.

40. Там же. С. 306.

41. Там же. С. 303.

42. Весть. 1869. №346. (Передовая).

43. Бунге Н. Х. Джон Стюарт Милль как экономист. Киев, 1868. С. 81.

44. Бунге Н. Х. Полицейское право. Т. 1. Киев, 1873. С. 259.

45. См.: Горлов И. Я. Начала политической экономии. Т. 1. СПб., 1859. С. 17.


Глава 2. Экономико-правовое и социальное регулирование рабочего вопроса в условиях интенсивного развитие российского промышленного капитализма


1. Трофимов А. С. Пролетариат России и его борьба против царизма. 1861–1904 гг. М.: Мысль, 1979. С. 19.

2. Ленин В. И. Развитие капитализма в России // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 490.

3. Там же. С. 498, 499.

4. Зак С. Промышленный капитализм в России. М., 1908. С. 9.

5. Гессен В. Ю. Труд детей и подростков фабрично-заводской промышленности России. Т. 1. М.; Л., 1927. С. 51.

6. Покровский М. Здоровье русского народа в связи с условиями его быта // Русская мысль. 1882. Январь. С. 120, 121.

7. Дело. 1883. №1. С. 53, 54.

8. Зельцер В. Ленин и проблема промышленной революции в России // История пролетариата СССР. Сб. №4. М.: Партиздат, 1933. С. 37.

9. Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 211, 212.

10. Покровский В. Указ. соч. С. 212.

11. Моисеенко П. А. Воспоминания старого рабочего. М., 1966. С. 73– 85.

12. Рашин А. Г. Формирование рабочего класса в России. С. 611.

13. Соломатина Т. Б. Развитие общественной инициативы в области начального образования в России второй половины ХIХ — начала ХХ веков. М.: Педагогическое общество России, 1999.

14. Степанов В. Л. Н. Х. Бунге: Судьба реформатора. М, 1998. С. 103.

15. Погребинский А. П. Финансовая политика царизма в 70–80-х годах ХIХ в. // Исторический архив. 1960. №2.

16. Степанов В. Л. Н. Х. Бунге: Судьба реформатора. С. 105.

17. Сорокин В. М. Охрана детства. СПб., 1893. С. 164.

18. Приложение // Сорокин В. М. Охрана детства. СПб., 1893. С. 181.

19. Там же.

20. Полное собрание законов, правил, инструкций и циркуляров о рабочих на фабриках, заводах и сельских работах. Изд. 2-е, доп. СПб., 1887. С. 84.

21. Там же. С. 86.

22. Там же. С. 88–97.

23. Гвоздев С. Записки фабричного инспектора. Изд. 2. М.; Л., 1925. С. 48.

24. Иверонов С. История одного опыта: Трудовые колонии для несовершеннолетних. М., 1913. С. 7.

25. Маковский Н. Н. Социально-экономические факторы детской преступности в Москве // Дети преступники… С. 238.

26. Сорокин В. М. Охрана Детства. СПб, 1893. С. 169.

27. Русская мысль. 1887. Август. С. 88.

28. Бунге Н. Х. Полицейское право. Т. 1. Киев, 1873. С. 277.

29. В Русском биографическом словаре (В 20 т. Т. 1, М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 1998. С. 269) неправильно указан год смерти Е. Н. Андреева — 1880. На самом деле Е. Н. Андреев умер в июле 1889 г. на Всемирной парижской выставке, где был комиссаром (руководителем) русского отдела.

30. Трофимов А. С. Указ. соч. С. 28.

31. См.: Дементьев Е. Фабричное законодательство // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 204.

32. Там же. С. 205.

33. См.: Шепелев Л. Е. Царизм и буржуазия во второй половине ХIХ века: Проблемы торгово-промышленной политики. Л.: Наука, 1981. С. 238, 239.

34. Витте С. Ю. Воспоминания. В 3-х т. Т. 3. М., 1960. С. 309.

35. См.: Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собр. третье. Т. ХVII. №14232.

36. См.: Шепелев Л. Е. Указ соч. С. 239; Вовчик А. Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895—1904). Львов, 1964. С. 182.

37. Бунге Н. Х. Полицейское право. Т. 1. С. 277–279.

38. См.: Народная энциклопедия научных и прикладных знаний. Т. ХIII. Народно-хозяйственная политики. М., 1911. С. 126.

39. См.: Рабочий вопрос в комиссии В. Н. Коковцова в 1905 г. М., 1926. С. ХVII; Отчет по делопроизводству Государственного совета за сессию 1902–1903 гг. СПб., 1904. Т. II. С. 193, 194.

40. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг. Книга 1. М.: «Наука», 1992. С. 60.

41. Там же.

42. Романов Б. Предисловие. Комиссия Коковцова по рабочему вопросу и крупная промышленная буржуазия в 1905 году // Рабочий вопрос в комиссии В. Н. Коковцова… С. V.

43. Рабочий вопрос в комиссии В. Н. Коковцова… С. 13.

44. Там же. С. 22.

45. Там же. С. 236.

46. Полное собрание законов Российской империи. Собр. III. Т. ХХV. №26851.

47. Российское законодательство Х–ХХ веков. Т. 9. Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций. М.: Юрид. лит., 1994. С. 48.

48. Там же. С. 18.

49. Там же. С. 108.

50. Народная энциклопедия научных и прикладных знаний. Т. ХIII. Народно-хозяйственная политика. С. 109.

51. См.: Стенографический отчет заседания Экономического совета при Временном правительстве. Пг., 1917. №3. С. 14.

52. Исаев А. А. Участие рабочих в прибыли предприятия // Юридический вестник. 1879. №№9–10. С. 568–570, 574.

53. См.: Шепелев Л. Е. Копартнершип и русская буржуазия // Рабочий класс и рабочее движение в России. 1861–1917. М.: Наука, 1966. С. 291.

54. Несмотря на то, что вопрос о копартнершипе обсуждался в западных странах в течение многих лет, в первые десятилетия ХХ века он еще не получил здесь своего серьезного развития. В 1914 году в Европе и США насчитывалось всего 423 предприятия, рабочие и служащие которых в той или иной форме принимали участие в прибылях. Из них менее трети сочетали участие рабочих и служащих в прибылях с их участием в управлениями предприятием. В Германии, например, насчитывалось всего лишь 46 таких предприятий. (См.: Тотомианц В. Ф. Участие в прибыли и копартнершип. Пг., 1915. С. 113–116).

55. Шепелев Л. Е Указ. соч. С. 299–301.

56. Там же. С. 301.


Заключение


.См.: Сорвина Г. Н. Экономическая мысль ХХ столетия: страницы истории. Лекции. Москва: РОССПЭН, 2000. С. 84–87.


2002 год

Очерк истории биржи в России
(1703–1914)

Работа выполнена совместно с кандидатом экономических наук
С. С. Щербининым

Введение

Формирование в современной России цивилизованного рынка неразрывно связано с созданием его инфраструктуры, одним из важнейших элементов которой является биржа. Многими иссле­дователями биржевая торговля рассматривается как высшее прояв­ление современной хозяйственной культуры, эпицентр рыночной экономики. Биржа нивелирует случайности рыночной конъюнкту­ры, способствует уравновешиванию спроса и предложения товаров.

Распад советской экономической системы, построенной на централизованном распределении ресурсов, выявил острую необходимость возрождения в стране биржевой торговли: товарных, сырьевых, фондовых, валютных бирж. Этот рыночный институт довольно эффективно действовал как в досоветский период отечест­венной истории, так и в период нэпа. За многие годы успешного функционирования бирж накоплен огромный опыт, очень полез­ный сегодня для нашей страны.

Рассмотрение вопросов, связанных с возникновением и раз­витием институтов биржевой торговли в мире и России XVIII — начала XX веков, важно для понимания сущности биржевой дея­тельности в стране на современном этапе, осмысления возможных путей ее дальнейшего развития, совершенствования биржевого механизма.

В частности, от грамотного решения проблем развития и повы­шения эффективности функционирования рынка ценных бумаг во многом зависят успехи в преодолении современного инвестицион­ного кризиса в стране. Особое значение исторический опыт бирже­вого строительства имеет в связи с реализацией исторической зада­чи превращения Российской Федерации и ее столицы Москвы в Международный финансовый центр (МФЦ).

Вопросы становления и развития биржевой торговли в России стали предметом научного изучения во второй половине XIX века. Среди дореволюционных авторов, наиболее подробно исследовав­ших историю и практику деятельности бирж, необходимо назвать В. П. Безобразова (1856), А. А. Васильева (1912), Ф. Глазера (1911), А. Дмитриева (1863), А. Кофмана (1912), В. И. Мониготти (1896), А. С. Невзорова (1898–1901), Г. А. Немирова (1888–1889), А. Н. Ниселовича (1879), И. И. Петражицкого (1898), М. В. Познера (1898), М. Славянинова (1894), А. М. Смирнова (1913), М. С. Студентского (1892), В. Т. Судейкина (1892; 1897), А. Ф. Тигранова (1879). А. Г. Тимофеева (1903), Ю. Д. Филиппова (1912).

В годы советской власти история и практика биржевой деятельности особо привлекали внимание исследователей в период нэпа. В это время были опубликованы исследования И. С. Бака (1924), Л. З. Горбовского (1927), К. А. Граве и С. В. Минца (1924), А. М. Лежавы (1924), Я. Рапопорта (1926), К. А. Шмидта (1927). В более поздние годы, после свертывания нэпа, интерес исследователей к истории и практике биржевой деятельности резко снижается. Биржевая проблематика встречается лишь в общих исследованиях, посвященных истории хозяйственной жизни Российской империи и истории нэпа. К числу последних следует отнести работы С. Я. Борового (1958), С. А. Первушина (1925), П. Г. Рындзюнского (1958, 1978), С. Г. Струмилина (1925, 1960), К. Н. Тарновского (1958), П. А. Хромова (1960), Л. Е. Шепелева (1973), А. Ф. Яковлева (1955), В. К. Яцунского (1973), написанные в разные годы.

С возрождением в России рыночных отношений наблюдается оживление интереса исследователей не только к практике, но и к истории биржевого дела. Среди наиболее значительных работ последних двух десятилетий исследования Л. И Бородкина и А. В. Коновалова (2010), В. В. Галкина (1996), Ю. П. Голицына (2001, 2003), Л. И. Зайцевой (1993), К. В. Иванова (1992), А. А. Иващенко (1991), И. В. Изюмова (2008), Д. Л. Кондратьева (2001), П. В. Лизунова (2002, 2003, 2005, 2006), В. Мусатова (1991), В. Я. Узуна (1991), Д. А. Черняева (1992) и др.

Указанные выше авторы рассматривали экономическую историю России в соответствии с общими установками, выработанными отечественной историографией. Вступление страны на рубеже XIX и ХХ веков в качественно новую стадию развития — стадию модернизации, связанную с переходом от традиционно аграрного общества к современному индустриальному, нашло различную трактовку среди ученых — историков и историков экономики.

При множестве промежуточных вариантов и творческом своеобразии подходов в отечественной историографии событий рубежа веков можно выделить два основных направления: эволюционно-реформистское и марксистское.

Представители первого направления, к числу которых относились В. О. Ключевский, А. А. Корнилов и другие видные «либерально-буржуазные» историки досоветской России, а также ученые, оказавшиеся после 1917 года в вынужденной эмиграции, считали, что российская государственность не может быть изменена насиль­ственным путем: необходима постепенная модернизация суще­ствующего экономического и социального уклада. Особая роль отводилась при этом процессам формировании в стране правового государства и гражданского общества.

Второе направление — марксистское, отстаивавшее прогресс России на путях революции, в советский период стало официаль­ным. В процессе его эволюции в 1960-е годы, в рамках теории различных эшелонов капиталистического развития, выработалось представление о том, что для России был характерен особый тип капиталистической эволюции, не похожий на западную модель.

В современной российской исторической и историко-экономи­ческой науке, развивающихся на базе плюрализма, представление об особом характере капиталистической эволюции России, ее «догоняющем» и циклическом развитии получило широкий отклик. На основе данной концепции построено и настоящее исследование. Выбор его темы обусловлен тем, что до настоящего времени некоторые частные вопросы развития в России рыночного хозяйства, в том числе вопрос о роли бирж в отечественной экономике, изучены не достаточно подробно.

1. Зарождение западноевропейских бирж и их роль ворганизации торговли

Среди историков экономики нет единого мнения о том, где, когда и при каких обстоятельствах возникла биржевая торговля. Однако известно, что еще с давних времен в разных странах мира представители купеческого сословия завели традицию собираться в определенных местах, чтобы найти покупателя, получить деловую информацию, узнать о последних ценах на те или иные виды товаров. Опыт формализованной торговли с центральным рыночным заведением, с общими товарообменными операциями, с денежной системой, с практикой заключения контрактов на поставку товаров в договорные сроки имели Древняя Греция и Древний Рим [1].

В период расцвета Римской империи торговые центры под названием fora vendalia (рынки продажи) являлись центрами реализации товаров, которые доставлялись из разных местностей обширной империи. Римское государство принимало активное участие в регламентации торговых отношений, борясь с «вакханалией цен», «как на предметы, поступающие на базары, так и на предметы, нуждающиеся в постоянной продаже в городах» [2].

В Японии и некоторых других восточных государствах некоторые аналоги биржевой торговли существовали еще в I веке н. э. Это были экономические институты, обладавшие своей национальной самобытностью, выработанные народами разных цивилизаций. Тем не менее, многие принципы торговли современных бирж и их аналогов в других культурах имеют немало общих черт.

Происхождение термина «биржа» большинство исследователей связывает с новолатинским словом bursa, что в переводе на русский язык означает «кожаный кошелек». В средневековом немецком языке это слово трансформировалось в понятие кружка или собрания.

Есть и иная версия происхождения понятия «биржа». Оно относится ко времени, когда ведущим центром мировой торговли являлся ныне вполне провинциальный бельгийский город Брюгге. Именно здесь, на площади перед домом знаменитой почти трехсотлетним (XIII—XVI вв.) торговым промыслом итальянской семьи ван дер Бурсе (van der Beurs) проходили первые организованные торговые сходки купцов разных стран, на которых заключались деловые контракты, осуществлялись покупки векселей, проходили другие торговые операции без предъявления конкретного предмета купли-продажи. На дверях дома удачливых итальянцев красовался герб, на котором были изображены три кошелька с деньгами (boursae) [3].

Современные биржи непосредственно связаны с экономической жизнью и творчеством западноевропейских народов, и поэтому формы современной биржевой торговли тесно связаны с западноевропейским экономическим развитием и культурой в последние несколько веков.

Известный немецкий экономист и историк Карл Бюхер дал развернутую характеристику роли торговли в истории хозяйственного развития, выявил семь ее основных задач:

«1. Торговля выравнивает избыток и недостаток товаров в разных местах и в разное время, благодаря этому удовлетворение потребностей становится равномернее, обильнее и разнообразнее.

2. Она пользуется неодинаковостью производственных условий в различных местностях и областях, чтобы в пунктах более благоприятных увеличить прибыльность производства, в пунктах менее благоприятных — облегчить и удешевить снабжение.

3. Принимая на себя посредничество между производителями и потребителями, она сберегает труд тем и другим; более того, нередко рациональное производство только благодаря торговле и становится возможным, именно, когда количество производимых продуктов слишком велико или слишком мало, чтобы производитель мог сам организовать их сбыт, и когда заботу об этом берет на себя торговля.

4. Торговля принимает на себя хранение запасов, что приводит к сбережению капитала производителями и потребителями.

5. Авансируя ценность товара производителям и отсрочивая потребителям уплату покупной цены, торговля исполняет задачу предоставления кредита.

6. Концентрируя наличный спрос, торговля создает возможность более рационального производства; только благодаря этому применимой и прибыльной становится система фабричной и домашней промышленности. В тоже время, благоприятствуя появлению новых образцов, торговля оказывает благотворное влияние на ход промышленного прогресса.

7. Торговля устанавливает цены, по которым поступают к потребителям нужные им хозяйственные блага» [4].

Биржевая торговля товарами, в отличие от обычной оптовой торговли, изначально обладала рядом отличительных черт. Пройдя эволюционный путь развития, она обрела особый рыночный статус. «Биржа — все хорошее и все дурное на свете, все истинное и все ложное, пробный камень всех осторожных и могила всех чересчур смелых, кладезь полезных вещей и очаг зла, воплощение Сизифа, никогда не отдыхающего», ­– так характеризовал биржу известный голландский предприниматель, философ-моралист и поэт XVII века Джозеф де ла Вега [5].

Биржа европейского типа с момента появления прошла в своем развитии несколько этапов, приспосабливаясь к нуждам экономики и постепенно трансформируясь от разновидности оптового рынка реального товара до современного срочного рынка.

Немецкий экономист О. Штиллих, проводя грань между традиционным рынком и биржей, видел преимущества последней:

«1. В заменимости котируемых на бирже, но отсутствующих товаров.

2. В существующей на бирже, в отличие от свободного рынка, организации.

3. В существующих на бирже официальном установлении курсов и котировке» [6].

Русский исследователь биржи Ю. Д. Филиппов давал такое определение: «Биржа — это особая исторически сложившаяся форма рынка, получающая свое выражение в регулярных, приуроченных к определенному месту собраниях и в соответствующей организации, — рынка, на котором торг, осуществляемый путем заключения подчиняющихся специальным правилам сделок, сосредотачивается на массовых ценностях с признаком заменимости, и регулирование цен возводится на степень самостоятельной задачи». Ю. Д. Филиппов также писал о бирже как о важном экономическом институте — «обширном средоточии спроса и предложения и вместе с тем влиятельном факторе образования цен» [7].

В этих двух определениях прослеживаются общие моменты: наличие организации, существование определенных правил торга.

Некоторые представители российской экономической науки начала ХХ века, в частности проф. М. В. Бернацкий, видели в организации биржевой торговли «тенденцию современного капитализма к форме регулированного хозяйства» [8]. «Биржи, — писал Бернацкий, — представляют собой рынки „заменимых“ товаров и распадаются на две категории: биржи товарные и фондовые. …Грандиозный оборот товаров и капиталов в современном хозяйстве был бы совершенно немыслим без организации биржевых институтов. Товарная биржа позволяет избегнуть ненужного скопления продуктов в центральных пунктах, способствует уравнению местных цен, приводя их по возможности к одному международному знаменателю; мало того, путем срочных сделок связывает настоящее с будущим, учитывая не только наличные запасы благ, но и ожидаемые. Точно так же фондовая биржа размещает в хозяйстве свободные капиталы по одинаковому приблизительно проценту. До обнаружения новых приемов экономической рационализации, биржи являлись, таким образом, единственными регуляторами стихийного процесса. Ясно, что эта нормальная деятельность бирж, по мере проникновения капитализма принципами регулируемости, подвержена сужению» [9].

Анализируя как сильные, так и слабые стороны биржевой торговли, Бернацкий отмечал, что «многообразные виды биржевой игры, принося посильную пользу обороту капитала, являются, по существу ни чем иным, как обнаружением скрытых в хозяйственном теле капитализма ядов: группы финансистов борются друг с другом за получение выгод от фиктивных продаж и покупок, причем потери возлагаются на широкие слои охватываемой ажиотажем публики. Пользуясь тем или иным состоянием торгово-промышленной конъюнктуры, финансовые группы ведут игру то на повышение, то на понижение, не брезгая никакими средствами, чтобы произвести тот или иной эффект на некрепких держателей ценностей из среды обывательской». Признавая борьбу с биржевыми спекуляциями бесполезной, ученый считал: единственное что можно требовать от биржи, это то, чтобы ее деятельность носила по возможности открытый, публичный характер, чтобы она работала в «стеклянном доме» [10].

Биржа в классическом понимании это: 1) место, где регулярно в одно и то же время проводят торги по определенным товарам; 2) объединение торговцев и биржевых посредников, которые сообща оплачивают расходы по организации торгов, устанавливают правила торговли, определяют санкции за их нарушение; 3) абсолютное большинство бирж — это не прибыльные организации, члены биржи получают выгоду не от ее функционирования, а от своего участия в торгах.

Многие современные авторы рассматривают биржи как высокоразвитый рынок, на котором покупатели и продавцы акций, облигаций и сельскохозяйственной продукции со всего мира устанавливают контакт друг с другом. Биржа есть чисто конкурентный рынок, т.е. такой механизм, на котором можно наблюдать действие рынка и его законов. Рыночная система наиболее выпукло проявляет себя именно здесь, на бирже. Не будь этого примера, этот принцип потерял бы большую часть своей убедительности.

Биржа как организация крупнооптовой торговли явилась закономерным продолжением и развитием караванной, а также ярмарочной и рыночной торговли. О существовании рынков известно с незапамятных времен и точно определить момент их появления не представляется возможным. На рынках торговля происходила регулярно, наличным товаром, и покупатели, как правило, являлись потребителями товара; рынки предназначались для оборота ограниченного числа районов.

Ярмарки [11] же проводились лишь несколько раз в год, но обороты их были больше и способствовали они не столько местной, сколько международной торговле. Появление средневековых ярмарок в Англии и во Франции относят к концу XI — началу XII века. К середине XII века ярмарки становятся весьма крупными, многообразными. По мере развития специализации некоторые ярмарки стали центрами торговли между английскими, фламандскими, испанскими, французскими и итальянскими купцами.

На ярмарке гарантировались личная и имущественная безопасность для всякого купца. Ярмарочная администрация принимала меры к охране путей, ведущих на ярмарку. Гарантия личной и имущественной безопасности была особенно важна для средневековых торговцев, вынужденных путешествовать не только с аршином и весами, но и с оружием в руках. Поскольку перевозить на большие расстояния крупные денежные суммы было небезопасно, перевод платежей стал осуществляться по книгам и векселям. Таким образом, уже в ярмарочной торговле можно выявить зачатки торговли биржевой. Ярмарки сыграли важную роль в развитии средневековой торговли, денежного обращения, денежного рынка и кредита. На них располагались конторы менял, производивших ссудные и кредитные операции. В связи с оптовым характером ярмарочной торговли, неудобством и опасностью перевозки больших сумм денег, заинтересованностью купцов в торговом кредите на ярмарках все чаще производились безналичные торговые операции, возникли денежные заёмные и доверенные письма, постепенно превратившиеся в векселя. В период становления капитализма ярмарочная торговля потеряла свое первоначальное значение, уступив место биржевой торговле.

Известный французский философ и историк экономики Жак Аттали в своей книге «Линии горизонта» [12] отмечает, что появление денег привело постепенно к установлению товарного строя, который в каждую историческую эпоху организуется вокруг единой товарной формы, имеющей мировое призвание. Товарная форма характеризуется наличием «сердца» — доминирующего над всем города, и «периферии», включающей в себя эксплуатируемые регионы. В истории XIII — ХХ веков Ж. Аттали выделяет восемь рыночных структур, каждая из которых имела свое «сердце»: Брюгге (1300 г.), Венеция (1450 г.), Антверпен (1500 г.), Генуя (1550 г.), Амстердам (1650 г.), Лондон (1750 г.), Бостон (1880 г.), Нью-Йорк (1930 г.).

История биржевой торговли хорошо вписывается в логику рассуждений французского ученого, считающего, что с началом формирования в XIII веке капиталистического рынка возникает целый ряд экономических структур или образований и общество начинает проявлять тенденцию к их упорядочению. К числу таких структур, а точнее — институтов, следует отнести и биржу.

Родиной биржи считается Италия, где примерно с середине ХШ века в крупных торговых городах (Венеция, Генуя, Флоренция) проходили собрания купцов, на которых совершались торговые сделки с заменимыми товарами, без немедленной передачи самих товаров и с отсрочкой платежа [13].

Итальянцы заложили основы вексельных бирж во многих центрах европейской торговли [14]. Именно благодаря итальянцам возникла биржа в голландском городе Брюгге — крупном центре международной торговли ХIV-ХVI столетий, в котором, как отмечалось выше, возможно и появился сам термин «биржа».

В середине ХVI века в деловой части Лондона на Ломбардстрит, где компактно проживали выходцы из Италии, был устроен торговый центр, в котором, как свидетельствую исторические документы, «купцы различных наций собирались ежедневно».

В 1653 году марсельские купцы потребовали себе «место, которое служило бы им помещением для встреч, дабы избавиться от неудобств, каковые они испытывают, пребывая на улице, кою они столь долгое время использовали как место для ведения своих коммерческих дел».

Понятие «биржа» как место встречи деловых людей распространилось довольно быстро по всей Европе, но в некоторых городах сохранились и прежние названия. Так, в Лионе биржа именовалась «площадью обменов», в ганзейских городах — «купеческой коллегией», в Барселоне — Лохией.

Первое специальное здание для биржи было сооружено в 1531 году в Антверпене, конкуренте города Брюгге. Стройная колоннада этой постройки в течение многих столетий была символом биржи. На ее фронтоне была высечена надпись на латыни: «In usum negotiatorum cujuseungue nationis ac Linguae» («Для торговых людей всех народов и языков»). К этому времени Антверпен уже имел опыт «ярмарочного города». Он управлялся и руководился «почти как вольный город», обладал «духом радушия и некоторым проворством в ведении коммерческих дел и сделок, которые следовало заключать быстро» [15]. По образу Антверпенской биржи были созданы Лионская (1545), Лондонская Королевская (1566) и другие биржи, которые были в основном товарными и вексельными.

В начале XVII столетия центр торговой и финансовой деятельности переместился в Амстердам. Именно здесь в 1608 году была создана одна из самых знаменитых бирж мира. Некоторое время спустя она переселилась в большое здание на площади Дам, напротив банка и резиденции Ост-Индской компании. Благодаря успехам этой биржи, а также деятельности открытого в 1600 году Амстердамского банка Нидерланды стали мировой финансовой державой. В Амстердаме сходились нити всех значительных деловых операций. Амстердамский порт XVII века поражал посещавших его невиданным размахом международной торговли. Каждый день в его гавани одновременно находилось от 1000 до 8000 судов со всего мира.

На местной бирже ежедневно с полудня до двух часов дня собирались около 4,5 тыс. человек. На биржевом собрании поддерживался образцовый. порядок. Каждой коммерческой отрасли отводилось определенное место. Посетителей биржи обслуживали около тысячи маклеров и присяжных. И, тем не менее, в толчее покупателю и продавцу было не так-то просто найти друг друга.

Амстердамская биржа одновременно являлась и товарной, и фондовой. Здесь впервые появились срочные сделки, высокого уровня достигла техника биржевых операций. На этой бирже котировались как облигации государственных займов Голландии, Англии, Португалии, Испании, так и акции голландских и британских ост-индских, а позднее и вест-индских торговых компаний.

Почти вся Европа пребывала в должниках Амстердама. Без денег здешних биржевиков и банкиров не начиналась практически ни одна европейская война. Одним из коронованных должников Амстердамской биржи был шведский король Густав-Адольф. Для участия в 30-летней войне (1618–1648) он занял необходимые денежные средства у амстердамских банкиров и биржевиков.

Амстердам считается родоначальником цивилизованного рынка ценных бумаг, хотя еще раньше облигациями государственных займов торговали в Венеции и Флоренции. В Генуе существовал активный рынок расписок и платежных обязательств, а в ганзейских городах — рынок рент. На лейпцигских ярмарках котировались «доли» (акции) германских рудников. Для амстердамской же биржи новыми признаками стала большая открытость и свобода сделок с ценными бумагами.

Историческое значение Амстердамской биржи трудно переоценить, в особенности, если учесть ту моральную атмосферу, которая царила в предпринимательской среде рассматриваемого периода. По мнению многих исследователей, в эти годы в силу различных обстоятельств, вызванных процессом первоначального накопления капитала, ослабевало чувство общественной справедливости и долга, индивидуализм поощрял национальный эгоизм и частную алчность, стремление к обособлению и вражде [16]. Деятельность биржи в своих пределах «укрощала» новые формы нравственного поведения.

В начале XVIII века центр европейской торговли перемещается в Лондон [17]. Этому он в значительной степени был обязан амстердамскому капиталу. Дело в том, что еще в 1625 году драгоценности британской короны были заложены в Амстердаме с целью получения кредита в 3000 тыс. фунтов стерлингов. С 1695 года Лондонская Королевская биржа начала осуществлять сделки с государственными бумагами и акциями. Биржа стала местом встречи тех, кто, уже имея деньги, желал их существенно приумножить.

Постепенно в ведущих центрах европейской торговли складывался и законодательно закреплялся порядок проведения биржевых торгов. Их участники пришли к выводу, что совсем не обязательно привозить товар с собой. Достаточно лишь договориться о его цене. Все остальное должно быть оговорено в заключенном договоре. На биржевых собраниях, помимо купли-продажи, решались вопросы страхования, перепродажи векселей и другие. Со временем средневековая биржа приобретала современные черты.

Амстердамская и Лондонская биржи создали свой особый биржевой жаргон: «быки» и «медведи» — покупатели и продавцы, спекулирующие на бирже, «верховая езда» — спекуляция билетами государственной лотереи и т. д. Главная заслуга названных бирж, по свидетельству их исследователей, состояла в том, что они обеспечивали быстрый переход от ценных бумаг к деньгам, и наоборот.

В средневековой Европе наиболее распространенными и обычными были сделки с расчетом наличными на месте и немедленной поставкой товара. Однако уже в это время начали практиковать заключение контрактов на более позднюю поставку товаров в оговоренные сроки со стандартами качества, устанавливаемыми по образцам. Первоначально биржи являлись по своей сути некоторой разновидностью оптового рынка, поскольку существенная часть сделок совершалась с наличным товаром. Этого было достаточно для домануфактурного и мануфактурного производства. Но уже тогда их отличительными чертами, которые присущи и современным биржам, стали регулярность возобновления торга, приуроченность торговли к определенному месту и подчиненность заранее установленным правилам торга.

С развитием капиталистической промышленности в результате промышленной революции, охватившей Европу со второй половины XVIII века, возникла необходимость в постоянном оптовом рынке, который связал бы между собой растущие хозяйственные области. Прообразом такого рынка стали торговые связи между Испанией и Голландией, которые сложились в форме биржи.

Благодаря своим преимуществам, по сравнению с обычными способами заключения сделок, биржи притягивали к себе все большие и большие товарные и денежные массы, становясь центрами международной и региональной торговли. Возникали биржи, преимущественно, в местах появления мануфактур как проявление необходимости в развитии внешней торговли при операциях с крупными партиями товаров.

В США товарные рынки существуют с 1752 года. Первоначально на них шла торговля товарами местного производства: продуктами домашнего изготовления, текстильными изделиями, шкурами и кожами, металлами и лесоматериалами [18].

Промышленный переворот в Европе способствовал росту производства однотипных, стандартных товаров. Потребовалось огромное количество однородного сырья определенного качества, производителям также нужно было менять систему сбыта: резкое увеличение производительности привело к возможности насыщения рынка, возникли и другие проблемы, связанные с технологическим скачком. Биржа стала именно тем, что требовалось изменяющейся экономике в новой ситуации: местом, где поставщики сырья (готового товара) могли продать (купить) необходимое количество товара определенного качества в нужный момент времени без необходимости везти всю партию к месту заключения сделки (так называемые forward transactions). Стали возможны предварительные сделки на поставку сырья, которое могло быть еще не произведено. Биржа стала биржей реального, но, как правило, еще не произведенного товара, что способствовало продвижению товара от производителя к потребителю с наименьшими издержками на транспортировку, хранение и т. д. Появление сделок с отдаленным сроком исполнения (сделки на срок) дало возможность получения прибыли на колебаниях цен. Спекуляция стала неотделимой частью биржевой торговли и явилась тем, что сразу резко отделило биржу от обычного оптового рынка.

По мере своего дальнейшего развития и совершенствования биржа реального товара, подстраиваясь под запросы экономики, и в своей высшей форме приобрела такие отличительные черты, как: совершение сделок на основе описания качества в отсутствие самого товара; возможность заключения сделок на основе лишь устного соглашения сторон; появление структуры для разрешения споров участников сделок — биржевого арбитража; встречные предложения продавцов и покупателей; торговля массовыми, однородными товарами, отдельные партии которого взаимозаменяемы; появилась возможность спекулировать на бирже. Эти черты, приобретенные биржей реального товара, послужили основой для появления и развития нового типа биржи — фьючерсной.

Проблема состояла в том, что ускорившиеся темпы роста торгового оборота, возникновение мирового рынка затруднили ведение торговли на основе наличных партий товара, так как для торговли им требуются довольно значительные наличные финансовые средства, необходимо иметь систему транспортировки этого товара и т. д. Массовое производство требовало уверенности не только в поставках сырья, цены которого всегда были подвержены значительным колебаниям, но и в получении прибыли на капитал, в том числе уже затраченный на выпуск продукции, находящейся в стадии реализации в товарной форме. Резкие колебания цен, заметно повышая риски, ограничивали уверенность в получении прибыли. В результате ведущую роль в биржевых операциях стали приобретать сделки на срок с реальным товаром, гарантировавшие предпринимателям поставку товара требуемого качества в нужный срок по ценам, обеспечивавшим возможность получения прибыли, т.е. фьючерсные сделки.

Таким образом, фьючерсная торговля — это торговля оптовая, заочная и безналичная. Временем рождения фьючерсной торговли можно считать 1851 год. Местом рождения — Соединенные штаты Северной Америки, город Чикаго. Именно здесь в марте 1851 года были заключены первые контракты на 3000 бушелей кукурузы с поставкой реального товара в июне. Эти контракты подписали торговцы, которые получали зерно от фермеров поздней осенью и в начале зимы, но должны были хранить его до тех пор, пока кукуруза достаточно высохнет для погрузки на судно, а на реке начнется судоходство. Второй договаривающейся стороной являлись переработчики кукурузы. Такого рода контракты уменьшали риск от падения цен во время зимнего хранения и были выгодны для обеих сторон.

В 1865 году в Чикаго была открыта первая в мире фьючерсная биржа зерна. Фьючерсная биржа сочетала в себе как функции, присущие всем предыдущим типам бирж, так и ряд новых функций, позволяющих говорить о ней как об особом торговом феномене. Отличительные признаки фьючерсной торговли состоят в следующем:

— фьючерсная сделка является совокупностью двух обязательств: продать и купить определенный товар в определенный срок по определенной цене (соответственно для одной и для другой сторон в сделке);

— фьючерсная сделка предусматривает возможность прекращения сделки любой из сторон не разрывом договора, а лишь заключением другой сделки с противоположной позиции;

— фьючерсная сделка предусматривает унификацию условий в контракте (место, товар). Частично изменяемым параметром является время поставки. Свободной от ограничений остается лишь цена, поскольку она определяется еще в момент заключения сделки. Все остальные условия контракта являются жестко фиксированными и не зависят от воли сторон;

— фьючерсная сделка в силу унификации товаров имеет обезличенный характер и предусматривает возможность замены контрагентов по ним, так как все сделки заключаются не между конкретным покупателем или продавцом, а между ними и расчетной (клиринговой) палатой биржи, которая служит гарантом выполнения обязательств по контрактам;

— фьючерсная сделка имеет преимущественно косвенную связь с рынком реального товара (сделки совершаются без его присутствия, и о нем можно вообще не вспоминать до момента исполнения контракта занимаясь игрой на курсах. Фактически лишь 2—3% всех фьючерсных сделок завершаются поставкой товара.

Почти одновременно с товарными биржами в Европе зарождаются и фондовые торги [19]. Их непосредственными предшественниками являлись вексельные ярмарки и постоянные вексельные рынки, первые сведения о которых относятся к XIII веку. Наиболее известными европейскими городами, где проводились вексельные ярмарки, были Венеция, Генуя, Флоренция, Шампань, Брюгге, Лондон.

Развитие фондовой торговли и открытие фондовых бирж было непосредственно связано с появлением акционерной формы собственности и с развитием системы государственных займов. Первое в Европе акционерное общество — Генуэзский банк — было открыто в 1345 году (по другим данным в 1371 г.). Капитал банка был разделен на 20400 равных долей, которые были отчуждаемы. Управление банком было выборным, его органами являлись общее собрание и правление. По образцу Генуэзского банка в 1694 году был учрежден Английский банк Патерсона [20].

В XVI веке возникли и вскоре прекратили свое существование две фондовые биржи — Антверпенская и Лионская. На этих биржах активно обращались уже не только векселя, но и бумаги государственных займов, акции торговых компаний, устанавливались официальные биржевые курсы, развилась спекуляция. Конец этих бирж был трагичен: Антверпен был разграблен испанцами, а Лион приведен в упадок изъятием городского имущества в пользу государства и эпидемией чумы.

Старейшая фондовая биржа мира — Амстердамская была создана в XVII веке. Наряду с прочими ценными бумагами здесь имели хождение акции Ост-Индийской и Вест-Индийской компаний. Здесь впервые возникла публичная подписка на акции, появились биржевые лоты, начали заключаться сделки со спекулятивными целями, возник биржевой клиринг обязательств и т. д. Для фондовой биржи было построено специальное здание, выработан временной регламент торговли, (с 12 до 2 часов дня), операции совершались через брокеров, создавались пулы «быков» или «медведей» и т. д. Первоначально в Амстердаме всю торговлю акциями держали в своих руках не более 20 человек. К концу XVII века число лиц, участвовавших в этой торговле, существенно возросло. Стали играть на части акций, даже самые мелкие. Эпидемия биржевой игры охватила практически все городское население. В ней участвовали старики, женщины и даже дети. В биржевом бюллетене 1747 года котировалось 44 вида ценных бумаг — голландские (акции и облигации), английские (акции и облигации) и т. д.

В конце XVII века была учреждена Лондонская фондовая биржа. Спекулятивная горячка 1720-х годов способствовала превращению биржи в общественный институт. Change Alley, улицу, где находилась Лондонская фондовая биржа, называли не иначе как «разбойничьим притоном». Здесь господствовал особый воровской жаргон, который использовался для обирания публики путем неверных известий и лживых курсов. Многие крупные коммерсанты спекулировали через посредство маклеров, которые составляли главный контингент посетителей Лондонской биржи. Они рекрутировались из бывших пекарей, мясников, сапожников, цирюльников и прочих, почти деклассированных элементов, не имевших ничего и все же совершавших крупные обороты. На лондонской бирже царствовали срочные, спекулятивные сделки. В 1760 году для торговли фондами была нанята специальная кофейня, в которую допускались только проверенные члены биржевого сообщества, в 1801 году — выстроено здание для фондовой биржи [21].

Фондовая биржа выступила в качестве торгового, профессионального и технологического ядра рынка ценных бумаг. Вместе с тем, фондовая биржа — это предприятие. В мировой практике существуют разнообразные формы бирж. В настоящее время в мире их функционирует достаточно большое количество — около 150.

Исторически сформировались и организационно-правовые формы бирж. Они варьируются от полугосударственного института, товарищества и корпорации до коммерческой организации. Повсеместно был принят принцип некоммерческого характера биржевой деятельности. При этом биржи постоянно расширяли объемы продаж, услуг профессиональным участникам рынка и инвесторам, создавали дочерние компании, которые специализировались на сборе информации, клиринговых и расчетных операциях.

2. Петр I — основатель биржевой торговли в России

В отличие от стран Западной Европы, где биржевая торговля возникла, по сути дела, спонтанно, исходя из экономической необходимости, в России ее создателем стал Петр I. Разрабатывая и реализуя торгово-промышленную политику государства, Петр считал, что одной из причин экономической отсталости России XVII и начала XVIII века являлось отсутствие надежных хозяйственных, культурных и дипломатических связей со странами Западной Европы. Существенным препятствием при этом являлась оторванность России от Балтийского и Черного морей. Она придавала России статус сухопутной державы, не имевшей непосредственных выходов к морю, собственных портов, собственного морского флота. По образному выражению К. Маркса девизом Петра могли быть слова: «России нужна вода» [22].

От Балтийского моря Россия была отрезана шведами, захватившими в начале XVII века исконно русские земли по берегам Невы и Финского залива, от Черного моря — турками и крымскими татарами. Единственным морским портом к началу Петровской эпохи был сезонный Архангельский порт, крайне неудобный для связи страны с европейскими государствами. Путь в Западную Европу через Белое море был дальним и мог использоваться только в летнее время [23].

Петр немало сделал для отвоевания для России водного пространства и создания отечественного морского флота. За счет крайнего напряжения народных сил Россия в царствование Петра I превратилось из Московской Руси в Российскую империю, стала морской державою. Она получила несколько крупных портов на Балтике, обеспечивших связь с Европой, западное и южное побережья Каспийского моря, как путь для торговли с Востоком. Страна вла­дела довольно сильным отечественным морским флотом.

Обеспечение открытых выходов к морским берегам, приобретение собственных портов, особенно на Балтике, создание отечественного морского флота имело для России крайне важное торгово-экономическое и геополитическое значение. Оно не только укрепляло оборонную мощь страны, но и обеспечивало расширение внешних торгово-экономических связей, крайне необходимых для России, ее суверенитета, национальной безопасности, культурного и технического прогресса.

При этом Петр отлично сознавал, что равноправная и взаимовыгодная торговля России с зарубежными странами может быть обеспечена лишь при условии создания в стране экономических и финансовых институтов, сходных по своим функциям с зарубежными. Как утверждают многие историки петровской эпохи, «Петр I обладал способностью перенимать у западных соседей лишь то, что считал необходимым и полезным» [24]. Используя экономический опыт развитых стран, Петр учредил в Москве в 1699 году Бурмистерскую палату (Ратушу) — государственный орган по сбору таможенных пошлин. В других городах были открыты земские избы, являвшиеся прообразом купеческих банков. Учреждение Ратуши и земских изб стало первым шагом к внедрению в Россию европейских форм государственной и торгово-промышленной деятельности. В начале XVIII столетия по инициативе Петра в России зарождается и биржевая торговля.

Создавая город на Неве, реформатор России мыслил широко и по-европейски. Будущая столица державы задумывалась им как европейский торговый и культурный центр. А какая же торговля без биржи! Все крупные европейские города к этому времени уже имели товарные и многие даже фондовые биржи. В этом Петр убедился во время своего посещения Западной Европы («Великого посольства») в 1697—1698 годах. Особое впечатление на него произвели Амстердамская и Лондонская биржи, куда стекались товары из многих стран мира.

Подписанный Петром I в 1703 году указ о создании Санкт-Петербургской биржи имел, как полагают многие исследователи, чисто символическое значение. Но это не так. Петербург того времени только начинал строиться и действительно напоминал скорее не город, а большой военный лагерь со своим «обозным» хозяйственным укладом. Бирже здесь было не место по определению. Однако она все-таки функционировала. Как свидетельствует один из первых историков отечественной биржевой торговли Г. А. Немиров, первые собрания петербургского купечества происходили под открытым небом, в торговых рядах, располагавшихся близ крепости у Петровского моста, рядом с первой торговой пристанью, принимавшей приходившие по Неве через Шлиссельбург суда [25]. Прибывший в 1704 году в Петербург первый английский корабль был приведен к бирже лично Петром. В 1705 году вместе со строительством новых торговых рядов было построено специальное здание для биржевых торгов, располагавшееся перед торговыми рядами.

Ярмарка феодальной России — почти та же биржа. Только слабо организованная, практически стихийная. Ярмарочный торг не исключал возможности плутовства, которым грешило русское купечество. Из воспоминаний иностранцев, посещавших Россию допетровских времен, известно, что нередки были случаи, когда, отгружая оптовому покупателю зерно, продавцы подсыпали в мешки речной песок «для тяжести». Дефицитный молотый красный перец продавали с добавками перетертого кирпича…

Характеризуя российское торговое сословие, американский историк Ричард Пайпс пишет: «Деловая психология русского купца сохраняла глубокий левантийский отпечаток. Здесь мы находим мало капиталистической этики с ее упором на честность, предприимчивость и бережливость. На покупателя и на продавца смотрят как на соперников, озабоченных тем, как бы перехитрить другого; всякая сделка — это определенное состязание, в котором каждая сторона рвется взять верх и забрать себе все призы. Нечестность московского купца была притчей во языцех, и ее постоянно подчеркивают не только иноземные путешественники, которых можно было бы заподозрить в предвзятости, но и местные авторы, включая первого русского экономиста и рьяного патриота Ивана Посошкова» [26].

Многочисленные свидетельства о жизни и делах российского купечества говорят об отсутствии в их среде «единодушности», о «разномыслии» и «всегдашнем несогласии», инертности и невежестве, «великой между собой ненависти» [27]. Весьма распространенным явлением на русских ярмарках были всякого рода притеснения, которым подвергались «маломочные» купцы со стороны купцов богатых. Мстя своим обидчикам, «маломочные» искусственно занижали цены на привозимые товары и подрывали тем самым торговлю богатым.

Учреждая биржу в новой российской столице, Петр I стремился внести новую струю в деловые торговые отношения, сделав их более открытыми, ограничить возможности бесчестного торга. Созданием биржи царь имел намерение внедрить передовые западноевропейские формы хозяйственной деятельности. Петр I полагал необходимым снизить торговые издержки, особенно в международной торговле, расширить внутренний и внешний товарооборот, вести учет спроса и предложения товаров, укрепить взаимное сотрудничество русских и иноземных торгово-промышленных кругов. Дело это оказалось нелегким, потребовало многих десятилетий.

Проявляя серьезную заинтересованность в развитии в северной столице биржевой торговли, рассматривая Петербург в качестве «пристанища коммерции», Петр I в течение многих лет выступал активным куратором биржевых сделок, стремился заменить традиционную беломорскую внешнюю торговлю, центром которой являлся Архангельск, на балтийскую. Деятельность эта осуществлялась по нескольким направлениям [28].

В первую очередь законодательно были введены ограничения товарных потоков, проходивших через Архангельский порт. Так, например, в 1713 и в 1714 годах были приняты царские указы, запрещавшие русским купцам привозить в Архангельск и Вологду пеньку, юфть и предметы государственной монополии. Их было приказано доставлять в Петербург. Иностранным негоциантам также было предписано, чтобы корабли за этими грузами направляли не на Север, а в устье Невы [29].

В 1721 году были приняты царские указы, запрещавшие импортные операции с сахаром, осуществлявшиеся ранее через Архангельский порт, а также ограничивавшие подвоз всех товаров к Архангельску, за исключением тех, которые требовались для нужд жителей губернии. С товаров, которые предназначались для вывоза через Балтийское море, не взимались пошлины на внутренних заставах. При этом падение традиционной беломорской внешней торговли происходило довольно быстро, что особенно проявилось в начале 1720-х годов. Если в 1722 году Архангельский порт принял 60 иностранных кораблей, то в 1723 году — 40, в 1724 году — 22, а в 1725 году всего 19 кораблей [30]. В то же время, если в 1720 году Петербург принял 75 заграничных судов, то в 1725 году — уже 200 судов [31].

Всячески поощрялся подвоз в Петербург из России продовольствия, сырья и различных товаров, как для внутреннего потребления города, так и для экспорта. Указом 1725 года строжайше запрещалось кому бы то ни было перекупать на дорогах перевозимое в Петербург под угрозой конфискации купленного. За помеху купцам в их торговле с Петербургом существовал ряд наказаний «смотря по вине» [32].

Параллельно с переориентацией торговых потоков Петр I проводил активную переселенческую политику. Особое значение при этом он придавал переезду в Петербург видных купеческих фамилий, представители которых могли бы торговать на столичной бирже с иностранцами [33]. Стремясь подержать общественный статус купеческого сословия, незадолго до смерти Петр повелел издать сенатский указ о пожаловании купцов в дворянское звание, поскольку «богатый купеческий человек государству для ради общенародной пользы полезнейший есть, нежели десять убогих шляхтичей… легионы попов, монахов и монахинь (если они не служат в церквях или школах) … непотребных гуляльщиков… тунеядцев» [34]. Наряду с этим был введен запрет на розничную торговлю в городе для всех, кто не записался в купечество. Иностранным купцам запрещалось торговать друг с другом под угрозой штрафа в 1000 рублей [35].

По воле Петра были проведены серьезные работы по улучшению путей сообщения, в результате которых обеспечивался приток в Петербург предназначенных на экспорт товаров. Для соединения северной столицы с бассейном Волги в 1703 году началось сооружение Вышневолоцкого канала, движение по которому было открыто уже в 1709 году. В 1718 году началось сооружение обводного Ладожского канала.

В целях укрепления торговых контактов с Западной Европой были предоставлены дополнительные льготы иностранным купцам, торговавшим в Петербурге. В 1706 году Россия заключила торговую конвенцию с Францией. В 1715 году были учреждены русские консульства в Амстердаме, Лондоне, Лиссабоне и ряде других городов.

Проводившаяся Петром I политика протекционизма была направлена, прежде всего, на обеспечение активного внешнеторгового баланса. В 1726 году из Петербургского и Архангельского портов было вывезено за границу товаров на сумму 2 млн 688 тыс. рублей, а ввезено на 1 млн 585 тыс. рублей. В предметах вывоза на первом месте стояли льняные ткани (10 млн аршин), пенька (484 тыс. пудов), юфть (172 тыс. пудов), железо (55 тыс. пудов). Главными предметами импорта являлись шерстяные материи (на 663 тыс. руб.), красильные материалы (276 тыс. руб.), напитки (141 тыс. руб.). При этом Петербург давал до 90—95% оборотов внешней торговли [36].

Регулярно посещая Петербургскую биржу, Петр I принимал конкретные меры для упорядочения ее работы. Именным указом царя от 17 марта 1717 года была введена должность гоф-маклера биржи «от казенных товаров», в обязанности которого входило «к стороне его величества чинить всякую верность и казенной прибыли прилежное радение» [37].

Создание в России института государственного биржевого маклерства было связано с тем, что товары, предназначавшиеся на вывоз, закупались в стране большей частью или самим государством, или специально учрежденными монопольными торговыми компаниями и откупщиками.

Первым гоф-маклером Петербургской биржи стал некто Самуил Мюкс, исполнявший эту должность более двадцати лет [38]. До своего назначения Мюкс вел торговлю в Архангельске и Москве, был женат на дочери архангельского купца Якова Якимова. Будучи поверенным лицом правительства (фактически, придворным маклером), С. Мюкс обладал широкими полномочиями во всех торговых операциях по купле-продаже казенных товаров.

Через гоф-маклера шел широкий поток разнообразных товаров: лошади, вестфальские окорока, бургундское и рейнское вино, золото, серебро, алмазы, женское платье, чулки, шляпы, полотно, сукно, кофе, фарфоровая посуда, сало, треска, поташ, пенька, железо и прочее.

После смерти в 1741 году Мюкса на должность гоф-маклера был назначен выходец из Нарвы мещанин Каспер Кервидер, биржевой и портовый коммерсант, торговец шелковой материей. В 1750 году указом Правительствующего Сената гоф-маклером был назначен принявший российское подданство любекский купец Иоганн Сирициус [39].

Если гоф-маклерами, следуя петровской традиции, долгие годы на С-Петербургской бирже были исключительно иностранцы, то среди казенных (присяжных) маклеров и просто маклеров встречались и коренные россияне. Как правило, это были известные в купеческой среде люди по тем или иным обстоятельствам вынужденные оставить «свое дело» и заняться торговым посредничеством. Сохранились имена первых маклеров-россиян: Еремей Титов, Василий Агаев, Петр Сафонов, Андрей Краснаков…

Проявляя заинтересованность в упорядочении биржевой торговли, Петр I и его ближайшие преемники многое сделали для совершенствования института биржевого маклерства. Первоначально, согласно указаниям Петра I, маклеры назначались Коммерц-коллегией. В «Регламенте, или Уставе Главного магистрата» отмечалось, что ни какие договоры на бирже не должны заключаться без посредничества маклеров. Маклерские записи при сделках служили своеобразной страховкой купцов от возможных убытков при осуществлении торговых операций. При этом «вседневная записка маклеров» была приравнена в юридическом отношении к судебному протоколу. Никакого официального жалования маклеры не получали, а содержались исключительно за счет проводившихся операций, получая деньги «от купеческих людей». Согласно «Вексельному уставу» 1729 года маклерам отводилась важная роль при заключении сделок с векселями.

В 1759 году, недовольные засильем в маклерской среде иностранцев, торговавшие на С.-Петербургской бирже купцы подали челобитную в Правительствующий Сенат с просьбой назначить гоф-маклером природного русского купца. При этом была предложена и кандидатура — торопецкий купец Михаил Иванович Туфанов, который вел постоянный торг в Петербурге. Сенатским указом 9 ноября 1759 года Коммерц-коллегии было предписано привести М. И. Туфанова к маклерской присяге и назначить его вторым гоф-маклером на таком же основании и с такой же оплатой, как у И. Сирициуса [40].

С 1762 года маклеры стали избираться по рекомендации биржевого купечества.

На протяжении всего XVIII столетия Петербургская биржа находилась под управлением и постоянным контролем со стороны учрежденной в 1716 году Коммерц-коллегии, деятельность которой в свою очередь контролировалась Правительствующим Сенатом, учрежденным в 1711 году. Правительственным указом 1725 года определялось время открытия и закрытия биржевых торгов. Они начинались в 11 часов утра и завершались, как правило, в час пополудни.

Коммерц-коллегия была обязана следить за тем, чтобы торговые сделки, соглашения о займах и иные контракты с иностранцами заключались на бирже исключительно при участии маклеров, получавших процент с общей суммы коммерческой операции. Все сделки подлежали регистрации в маклерских книгах, в ином случае они признавались недействительными.

Все маклеры при вступлении в должность приводились к присяге, давая при этом обязательство вести дела без пристрастия и личной заинтересованности, ограничиваясь исключительно куртажем по установленной таксе. За убытки, которые происходили по их вине, маклеры несли материальную ответственность. В случае же выявленного умысла, маклеры подвергались уголовной ответственности. Деятельность «неприсяжных» маклеров не допускалась.

В «Регламенте, или Уставе Главного магистрата», подписанном 16 января 1721 года, Петр I рекомендовал создавать биржи «в больших приморских и прочих купеческих знатных городах», по примеру «иностранных купеческих городов». Располагаться они должны были «в удобных местах недалеко от ратуши». Торговые люди должны были сходиться на биржах «для своих торгов и постановления векселей, також и для ведомостей о приходе и отпуске кораблей и коммерции: понеже в таком месте каждый купец и продавец в один час по вся дни тех может найти, с которыми ему нужда есть видеться» [41].

В этом же документе содержатся и рекомендации по организации ярмарочной торговли. Можно предположить, что, ставя в один ряд ярмарки и биржи, Петр I давал тем самым понять властям и купечеству: слабо упорядоченный ярмарочный торг должен равняться на четко регламентированный торг биржевой. В конечном итоге это должно было поднять планку отечественной торговли, ориентировать ее на общеевропейские ценности и правила. Так оно и произошло. С течением времени российские ярмарки, конечно же, наиболее крупные, все более подвергались административной регламентации и распланировке, ориентации на биржевой порядок.

Волевым указом 1723 года Петр I предписывал «приневолить» купцов к участию в биржевой торговле. Была введена практика направления в Голландию, Италию, Англию и другие страны купеческих сыновей для обучения премудростям коммерции и биржевой торговли.

Оказывая прямую и косвенную поддержку бирже, Коммерц-коллегия была обязана заботиться о развитии отечественной внешней и внутренней торговли, заниматься составлением таможенных уставов и тарифов, на деле реализовывать протекционистскую политику государства. Одна из важных задач Коммерц-коллегии состояла в защите интересов купечества от злоупотреблений. Особый контроль осуществлялся за качеством товаров. Коммерц-коллегия наблюдала за правильностью мер и весов, устанавливала правила работы товарных браковщиков.

В донесениях дипломатических агентов Коммерц-коллегии, которые действовали в Амстердаме, Лондоне и Лиссабоне и содержались за счет доходов «с лавок и амбаров», должны были содержаться сведения о том как «товары подымаются и низятся; такожде как пошлины в чужестранных приморских городах возвышаются и убавляются, какие трактаты от коммерции между чужестранными державами поставлены, и какие о морском хождении, купечестве, каперстве и прочих регламенты выдаваны бывают» [42]. Все эти сведения Коммерц-коллегия была обязана сообщать торговым людям на бирже.

Созерцатель петровских преобразований, посетивший Россию в период создания Петербургской биржи, голландский этнограф и писатель К. де Бруин, отмечал, что «главнейшие доходы России» того времени получались от продажи мехов, хлеба, кожи, поташу, вайдовой золы, пеньки, рогож, щетины, дегтя, сала и прочего сырого товара [43]. По всей видимости, именно этот товар и являлся основным для продажи иностранцам на первой российской бирже. Торговали крупными партиями товаров, находящихся на складах или на кораблях. Основными биржевыми сделками являлись внешнеторговые.

В отечественной исторической и историко-экономической литературе содержится неоднозначная оценка петровских хозяйственных нововведений, нередко подчеркивается их искусственный характер, противоречащий национальным традициям и нравам. Современный исследователь В. Б. Перхавко, подчеркивая приверженность русского купечества старине, пишет: «…Нововведения Петра I, совершенные под воздействием впечатлений от Великого посольства и знакомства с жизнью иностранного купечества, — бурмистрские палаты в городах, биржа в Санкт-Петербурге, попытки учреждения в России торговых компаний, создание коммерческого флота — имели разную степень эффективности» [44].

Данное утверждение, на наш взгляд, справедливо лишь по отношению к эпохе самого Петра. Если же смотреть на петровские преобразования в контексте последующей российской истории, то эффективность того, что удалось сделать (или заложить тенденции развития) царю-реформатору, становится более очевидной. Это хорошо иллюстрирует последующая история отечественной биржевой торговли, рожденной и выпестованной Петром. Воля царя-реформатора предварила тот исторический период, когда объективная необходимость привела к расширению товарно-денежных отношений, загодя создав механизм, призванный способствовать этим процессам в Российском государстве.

3. Петербургская биржа и ее роль в развитии отечественной торговли

После кончины Петра I «Россия продолжала открываться в сторону Европы, поставляя ей все возраставшие количества сырья» [45]. Преемники Петра стремились по возможности соблюдать заложенные первым российским императором традиции государственного внимания к биржевой деятельности. Тем не менее, Санкт-Петербургская биржа несколько десятилетий оставалась единственной в стране, что определялось не столько консерватизмом российского купечетва и нераспорядительностью властей, сколько отсутствием острой потребности в биржевой организации торговли.

В 1730 году биржа была переведена в новое здание Гостиного двора (по другим данным — в здание пакгаузов рядом с ним). С течением времени на бирже все активнее начинают фигурировать русские купцы, которые в основном заключали экспортные и импортные оптовые сделки. При этом число посетителей столичной биржи постоянно росло. К концу века (1790 г.) биржу посещало около 1,7 тыс. купцов (из них 1,6 тыс. русских).

Главной заботой и биржи, и властей в течение многих лет оставалась борьба с обманом в торговле. В этом отношении примечательно распоря-жение Правительствующего Сената Коммерц-коллегии, последовавшее 17 февраля 1775 года: «…когда кто окажется в каком-либо подлоге, то в таком случае не только с виноватым поступать по всей строгости закона, но и для сведения о таковых каждому и в страх другим выставлять в Бирже с именем преступника и с описанием вины его печатные листы» [46].

В 1781 году Екатерина II распорядилась о перемещении биржи на оконечность (стрелку) Васильевского острова. Сюда же намечалось перенести и склады для товаров и пристани. Строительство поручили архитектору Д. Кваренги. Здание проектировалось многоугольным, «на два великолепных входа», с колоннами, облицованными по низу диким камнем. Проект постройки, по мнению современников, свидетельствовал, что «будет сия биржа из великолепнейших до сего времени». В 1783 году началось строительство здания биржи. Однако по разным причинам строительство шло с большими перерывами и до конца века не было завершено. В начале XIX века, в связи с активизацией торговых сношении России с Европой, идея сооружения биржевою здания обрела особую актуальность.

Обследование постройки Д. Кваренги показало, что хотя она была близка к завершению, но «не надежна и непригодна для достройки», а потому подлежит разборке. В феврале 1804 года по докладу министра коммерции графа Н. П. Румянцева состоялся указ Александра I о поручении строительства биржи архитектору Ж. Тома де Томону. Место постройки оставалось прежним — стрелка Васильевского острова. Перед зданием была спроектирована обширная площадь для размещения товаров. Близлежащие берега Невы от Исаакиевского наплавного моста одевались в гранит и имели удобные причалы для кораблей. В июне следующего года состоялась торжественная закладка биржевого здания.

Строительство биржевого здания вновь затянулось в связи с войнами с Наполеоном. К 1814 году новое здание биржи было все-таки построено. Это было огромное по тем временам сооружение, со всех сторон окруженное белыми колоннами. В центре его находился обширный зал для биржевых собраний. Вокруг располагалось несколько меньших помещений служебного назначения.

У властей Петербурга возникла мысль приурочить открытие биржи к торжествам по случаю возвращения императора Александра I из Европы в столицу. В самом же здании биржи предполагалось устроить «торжественный праздник» в честь царя-триумфатора, победителя Наполеона. Однако Александр отнесся к этой идее неодобрительно. «Дошло до моего сведения, — писал он в Петербург, — что делаются разные приготовления к моей встрече. Ненавидя оные всегда, почитаю их еще менее приличными ныне… Объявите повсюду мою непременную волю, дабы никаких встреч и приемов для меня не делать». Открытие и освящение биржевого здания было отложено до «удобного случая». Такой случай представился лишь два года спустя, 15 июля 1816 года. Именно в этот день в присутствии императора здание Санкт-Петербургской биржи было освящено и торжественно открыто.

С сооружением биржевого здания завершилось архитектурное оформление оконечности Васильевского острова. Нахождение же там складов и причалов было в порядке вещей. По понятиям той эпохи они символизировали динамизм деловой жизни имперской столицы. Возведение роскошного биржевого здания за государственный счет было своеобразной демонстрацией заботы властей и лично государя о развитии отечественной торговли и коммерции, стало знаком уважения к купеческому сословию.

Вскоре после открытия здание биржи было безвозмездно передано Петербургскому биржевому обществу. При этом ему вменялось в обязанность «содержать оное в исправности… и тем отвратить от казны всякие по сему зданию издержки». Расходы по содержанию грандиозного здания легли на биржевое купечество и привели к существенному повышению денежных сборов с участников биржевых операций.

По всей видимости, до 1816 года биржа не имела автономных органов управления и подчинялась непосредственно городскому магистрату. Контроль за биржей осуществляло и Министерство финансов, как правопреемник Коммерц-коллегии. В 1816 году в свои права (правда, ограниченные) вступил Биржевой комитет. В 1821–1846 годах он управлял делами биржи совместно с Городской думой. Деятельность биржи регулировалась правительственными распоряжениями.

Интенсивные коммерческие связи с Европой, получившие свое дальнейшее развитие после Отечественной войны 1812 года, требовали принятия современного биржевого законодательства. В 1831 году принимается Положение о Биржевом комитете и закон о маклерах [47], а в 1832 году высочайше утверждается Устав Санкт-Петербургской биржи, составленный биржевым старшиной К. И. Мейснером. Инициатива в разработке и принятии этих документов принадлежала министру финансов Е. Ф. Канкрину. Именно по указанию министра финансов был утвержден и первый в России Биржевой совет.

В уставе 1832 года биржа определялась как «общее собрание принадлежащих к торговому сословию лиц, которые собираются в одном месте для удобства взаимных сношений и сделок по всем оборотам торговли и промышленности». По сравнению с некоторыми западными биржами, например, действовавшими во Франции, Петербургскую биржу можно считать в значительной степени «вольной». Французское Торговое уложение 1808 года определяло биржу как «собрание купцов, фондовых и торговых маклеров, происходящее под надзором правительства». А Берлинская биржа в уставе 1866 года обозначалась как «собрание купцов, торговых маклеров… и других лиц для облегчения заключения торговых сделок с разрешения правительства».

Непосредственно в российском Министерстве финансов надзор за биржевой торговлей был поручен Департаменту внешней торговли. Это указывало на то, что биржевые операции осуществлялись преимущественно для внешнеторговых целей.

Считаясь с реальной ситуацией в России, и, прежде всего, с недостаточно высоким культурным уровнем купечества, Устав 1832 года содержал следующее регламентирующее положение: «Отличительное свойство всякого образованного общества есть благопристойность, скромность и тишина, а потому посещающие биржу не должны упускать из вида взаимного уважения, коим друг другу и особенно целому обществу они обязаны».

Благодаря принятым в 1831–1832 годах документам разрешилась важная правовая проблема: биржевое общество было признано юридическим лицом. Вводилась практика ежегодных собраний его членов и разрешались выборы Биржевого комитета, возглавлявшего биржу между собраниями. Председателем комитета определялся городской голова Петербурга, избиравшийся обычно из представителей купечества.

Участники биржевых собраний подразделялись на членов биржи, осуществлявших сделки самостоятельно и уплачивавших годовой взнос, и на посетителей, которые заключали сделки только через маклеров, оплачивая разовые посещения биржи. Согласно уставу, «совершение торговых сделок разрешалось только некоторым разрядам лиц, принадлежащим к русскому и иностранному купечеству и, кроме того, торгующим крестьянам и подрядчикам». Получение прав на коммерческую деятельность каждым из названных «разрядов лиц» приобреталось уплатой ими соответствующих, внебиржевых пошлин.

Главная задача биржи заключалась в выяснении истинной рыночной оптимальной цены товара. Возможность же выяснить такую цену зависела от числа торговых сделок и проданного товара. Поскольку биржа манипулировала большими объемами товаров, копеечная разница в ценах на них, (например, на пуд хлеба) в итоге оборачивалась весьма значительными суммами. Отсюда особенное внимание к ценам, их точная фиксация, анализ движения, публиковавшиеся в специальных бюллетенях.

Задачей биржи являлось также осуществление торговли в соответствии с законодательными нормами государства, в результате чего торговые сделки оказывались под защитой закона, и нарушение их могло преследоваться. Качество основных биржевых товаров должно было отвечать определенным стандартам. Это создавало возможность торговли по образцам, а затем и торговли на срок (при отсутствии товара на момент сделки, но с обязательством поставить его к установленное сроку).

Наконец, задача биржи — обеспечение необходимых технических удобств для торговых сделок. Последние, в большинстве осуществлялись через опытных посредников-маклеров (в англоязычных странах их называют брокерами), количество которых первоначально ограничили в 100 человек. Маклеры определялись как «утвержденные правительством по выбору и удостоению купечества посредники в торговых делах». В законе 1831 года говорилось: «Биржевые маклеры по долгу присяги и совести и для приобретения большого к себе доверия должны при всей услужливости оказывать во всех случаях честность и совершенное нелицеприятие и притом сохранять в тайне все делаемые ими от торгующих поручения, отнюдь не оглашая оных без воли обеих сторон. Зная все отношения коммерческие по своей части, биржевой маклер обязан доверителю своему служить, предостерегая его в случае обмана или вреда». Маклеры «приводились к присяге и получали знак биржевого маклера», за который с них взыскивалось 100 рублей ассигнациями. За совершение сделки маклером предоставлялось получать вознаграждение (куртаж) с покупателя и продавца (по товарам -– пополам с покупателя и продавца по полупроцента с каждого).

Биржа получила статус автономной, самоуправляющейся некоммерческой организации. Последнее означало, что получение прибыли не было прямой целью биржи. Когда же такая прибыль все же образовывалась, она использовалась на благотворительные цели. Биржа возглавлялась Биржевым комитетом, члены которого (биржевые старшины) избирались на трехлетний срок. Такими старшинами могли быть лишь купцы первой гильдии. Председателем Комитета до 1846 года был городской голова, а позднее — один из биржевых старшин.

Председателем Петербургской биржи в течение трех трехлетий (1824–1833), когда разрабатывались основы биржевого законодательства, был Н. И. Кусов. Он принадлежал к одному из именитейших петербургских купеческих родов. Его отец был в числе первых негоциантов на Петербургской бирже, получивших в 1800 году почетное звание коммерции советника. До конца жизни (1856) Кусов принимал широкое участие в благотворительных учреждениях и различных комиссиях и советах. По сведениям 1846 года, он состоял в 11 ведомствах и занимал 36 должностей. За свою службу в 1848 году Кусов получил «генеральский» чин действительного статского советника (IV класс). В 1866 году в связи со 100-летием деятельности семейной фирмы род Кусовых был возведен в баронское достоинство.

Служба по выборам (как ее называли), хоть и была почетной, отнимала много сил и времени, и купечество избегало участия в ней. Поэтому по закону, «дабы почетное звание биржевого старшины охотно принимали на себя известнейшие купцы», служба их в этой должности приравнивалась к службе по городским выборам. Это означало, что члены Биржевого комитета получали чин VI класса «за уряд», то есть на время исполнения обязанностей старшины.

В 1843 году в тех же целях членам Биржевого комитета и гоф-маклеру было дано право носить мундир Министерства финансов VI класса. Председатель же Биржевого комитета по званию городского головы сохранял право на ношение мундира VI же класса Министерства внутренних дел, а в 1846 году, вследствие разделения названных должностей, председатель Биржевого комитета получил право носить мундир Министерства финансов, наравне с биржевыми старшинами. Те, кто прослужил по выборам три трехлетия, сохраняли мундир пожизненно.

С возникновением в стране новых бирж законы, регламентировавшие деятельно Петербургской биржи, легли в основу их деятельности.

Экономическое значение Петербургской биржи определялось двумя обстоятельствами. Прежде всего, тем, что Петербург являлся главным внешнеторговым портом России. С внутренними экономическими районами его соединяла отлаженная, хотя и сложная, система водных путей. Правда, прохождение грузов по ним занимало много времени, а иногда не укладывалось в навигацию. На доставку же товаров в Европу (и обратно) морским путем требовались всего одна — две недели.

В конце 1820-х годов с появлением пароходов морское сообщение с Европой стало регулярным и менее зависимым от погодных условий. И в первом, и во втором случаях исключалось, естественно, зимнее время. Однако Петербург был не только транзитным, но и крупнейшим потребляющим пунктом. Императорский двор, правительственные учреждения с массой чиновников, сосредоточение гвардейских и других войск, наконец, развитие собственной промышленности, нуждавшейся в сырье и сбыте.

Основными сделками и в первой половине XIX века оставались внешнеторговые. В начале своей истории биржа являлась местом сделок в основном иностранных коммерсантов, в то время как русские купцы предпочитали заключать сделки на ярмарках. С 1832 года право заключать сделки имело русское купечество первой и второй гильдий, иностранное — первой гильдии, заводчики и фабриканты, петербургское купечество 3-й гильдии, крестьяне, торговавшие по свидетельствам 1-го и 2-го разрядов, и некоторые другие категории.

Опыт европейской биржевой торговли свидетельствовал о необходимости постоянной информации ее участников о ценах, как отечественных, так и заграничных. С этой целью еще при жизни Петра I (1723 г.) на бирже стали распространяться официальные ведомости с указанием цен на товары внутри России и в основных торговых центрах за границей. С 1803 года печатались «С.-Петербургские коммерческие ведомости», с 1825 года — «Коммерческая газета», с 1861 года — газета «Биржевые ведомости» (публиковала сведения о ценах, товарах и условиях их продажи на С.-Петербургской бирже).

Для облегчения встреч продавцов с покупателями и чтобы не слишком отрывать биржевиков от текущих коммерческих дел, на бирже были устанавлены сравнительно тесные временные рамки торгов: один-два часа в день, преимущественно к вечеру.

Чем торговали на бирже в Петербурге, и как выглядели индексы XIX века? В широком ассортименте товарной биржи были представлены такие товары как лес, хлеб, мыло, строительные материалы и др. В каких пределах колебались цены на некоторые товары 2 января 1825 года, можно видеть в таблице 1 [48].

С момента образования и приблизительно до начала промышленного переворота в России (30-40-е гг. XIX века) Петербургская биржа носила в основном товарный характер. Однако с развитием акционерного дела и увеличением объема облигационных заимствований акцент постепенно стал смещаться в сторону ценных бумаг. С появлением в России процентных бумаг на С.-Петербургской бирже стали осуществляться фондовые сделки (с 1830-х гг. с бумагами частных обществ). Особый размах они приобрели начиная с 1860-1870-х годов.

В 1830-х годах на фондовом рынке Петербурга были представлены:

— государственные и городские облигационные займы, которые делились на краткосрочные (до 1 года), долгосрочные и бессрочные;

— закладные листы и облигации земельных банков и частных учреждений долгосрочного кредита;

— облигации и акции частных компаний. При этом облигации выпускались в основном купюрами от 100 до 5000 рублей, а бессрочные займы — купюрами в 100 000 рублей.

Наибольший размах торговля ценными бумагами на Петербургской бирже достигла в 1860–1870 годах.

В 1900 году фондовая биржа формально отделилась от товарной, но, тем не менее, обе биржи остались в одном здании.

Интересно, что биржевая торговля в XIX веке шла довольно активно, при этом события того времени во многом напоминают картину современных бирж. Например, из-за большого количества спекуляций, в 1869 году биржу потряс кризис, от которого вместе с игроками пострадало и биржевое общество.

К началу XX века биржевая торговля в России достигла существенных оборотов. В империи уже насчитывалось около 30 реально работавших бирж. Петербургская биржа была самой крупной из них. Примечательно, что торговли иностранными бумагами на бирже не было, поэтому мировые кризисы того времени на бирже Петербурга никак не отражались.

К этому времени Петербургская биржа становится одной из наиболее крупных фондовых бирж Европы, уступая по объему котирующихся ценностей лишь Лондонской, Парижской и Берлинской биржам. Укреплению ее статуса способствовало утверждение в 1900 году Николаем II законопроекта об образовании Фондового отдела Петербургской биржи, деятельность которого будет рассмотрена нами в дальнейшем. К 1913 году через эту (центральную для российского фондового рынка) биржу мобилизовывались средства для инвестиций в основной капитал почти 200 крупных промышленных предприятий России.

С установлением советской власти в 1918 году биржа в Петербурге- Петрограде была закрыта, а в ее здании был организован клуб моряков. В период нэпа на короткое время, начиная с 1921 года, биржа возобновила свою работу. В это время действовали и фондовая, и товарные биржи. После этого биржи в России были закрыты надолго и возобновили свою работу только в 1990 году. В здании Санкт-Петербургской биржи сейчас располагается экспозиция Центрального военно-морского музея, однако городское правительство планирует вернуть здание под цели товарно-сырьевой биржи.

4. Особенности становления и развития биржевой торговли в Москве и российской провинции

На протяжении почти ста лет Петербургская биржа оставалась единственной в России. Первая попытка организации биржи в Москве была предпринята в 1789 году, в связи с декретом Екатерины II «Об утверждении плана построения Гостиного двора с биржей при нем». Однако тогда она не увенчалась успехом. Деловые встречи (собрания) московского купечества для заключения коммерческих сделок проходили, как правило, у входа в Гостиный двор на углу Ильинской улицы и Хрустального переулка. В краткой истории Московской биржи о том времени говорится: «Биржа была совершенно неустроенной: не имела ни учреждения, которое составляло бы ее представительство, ни даже потребного для нее помещения, а потому не могла ничем проявить самого своего существования».

В 1828 году московским купечеством был поднят вопрос о строительстве особого здания для биржевых собраний. Генерал-губернатор Москвы князь Д. В. Голицын сообщил об этом министру финансов Е. Ф. Канкрину, который доложил в свою очередь императору и в 1831 году заручился его согласием.

Не желая ни в чем уступать петербургским, московские власти предложили купеческому обществу построить помпезное биржевое здание, способное стать памятником городской архитектуры на площади за Ильинскими воротами. Однако купечество воспротивилось строительству биржи вдали от «амбаров Гостиного двора» и пристаней на Москве-реке. Свободного же места для «здания в обширном и величественном виде» там не было. Тогда было решено, что «достаточно устроить на площадке возле Гостиного двора… одну только биржевую залу без всяких других принадлежностей».

Деньги на строительство биржи были отпущены из Государственного казначейства. Первоначально архитектором намечался О. И. Бове. Но он вскоре умер и строительство поручили архитектору М. Д. Быковскому. К 1839 году биржевое здание было готово. Однако выяснилось, что основная масса купечества не желает уплачивать биржевые пошлины и предпочитает «собрания» вне здания.

Положение изменилось лишь к началу 1870-х годов, когда страна вступила в полосу интенсивного развития рыночного хозяйства. Если в 1840–1860-х годах число членства биржевого общества составляло 200—300 человек, то после 1871 года оно превысило тысячу. Было решено расширить биржевое здание за счет соседних построек. К 1875 году этот замысел реализовали, и Москва получила более просторное биржевое здание в «греческом стиле» с двухколонным портиком и залом на 1150 человек на углу Ильинской улицы и Рыбного переулка. Руководил перестройкой архитектор А. С. Каминский.

Московская биржа была заложена и развивалась преимущественно как товарно-сырьевая. Основными биржевыми товарами были хлопок-сырец, хлопчатобумажная пряжа, миткаль. Впоследствии этот список дополнили нефть, каменный уголь и другое минеральное сырьё. Биржа постоянно контролировала складские запасы биржевых товаров. Эту работу осуществляли преимущественно т.н. «биржевые артели» — автономные трудовые коллективы кооперативного типа, члены которых были связаны между собой коллективной ответственностью и круговой порукой. В 1913 году в ведение биржевого комитета состояли 33 биржевые артели, ответственные за приём-отпуск товаров и охрану складов.

Московская биржа обладала разветвленной структурой. К началу Первой мировой войны 1914–1918 годов при ней функционировало несколько постоянных органов: котировочные комиссии для хлопка и ценных бумаг, комиссии для составления бюллетеней о справочных ценах на товары, а также постоянная, банковская, лесопромышленная и юридическая комиссии, хлопковый, прядильно-ткацкий и железнодорожный комитеты.

Из финансовых активов на бирже первоначально обращались только государственные облигации. Начиная с 1870-х годов в котировальные списки стали также включаться акции и облигации частных предприятий. Однако, как показывают сохранившиеся документы, даже накануне Первой мировой войны 1914–1918 годов государственные бумаги оставались основой фондового рынка.

Окончательная структура Московского биржевого общества сложилась не сразу [49]. Свои первые 30 лет оно работало по уставу Санкт-Петербургской биржи, реформированной в 1831–1832 годах министром финансов Е. Ф. Канкриным, руководствовалось теми же правовыми нормами, которые были установлены для биржи северной столицы. В 1870 году Московская биржа получила свой собственный устав, который существенно отличался от петербургского.

Новый биржевой устав узаконил существование биржевого общества и способствовал активизации деятельности Московской биржи с превращением ее в лидирующую внутри-торговую биржу империи. В отличие от нее Петербургская биржа всегда была преимущественно внешне-торговой. Другая особенность Московской биржи состояла в том, что подавляющее число сделок в Москве совершалось на товарном рынке. Торговля ценными бумагами здесь была развита относительно слабо. Большая часть купечества рассматривала ее занятием не вполне достойным. Операциями с ценными бумагами в основном занимались немцы и евреи. Самостоятельной котировки на Московской бирже не было. Торги производились по курсу Петербургской или Берлинской биржи.

Управлял делами биржи особый Биржевой комитет. Первым его председателем был московский городской голова В. А. Куманин. Вплоть до начала эпохи «великих либеральных реформ» императора Александра II городские головы официально председательствовали в комитете. На волне демократизации общественных порядков председатель Биржевого комитета стал избираться непосредственно членами комитета.

Комитет избирался сроком на три года. Помимо председателя в его состав входили шесть старшин и один гоф-маклер, представлявший казенные интересы. Членами биржи (выборщиками) могли быть московские купцы и общества, обладавшие минимальным имущественным цензом и платившие взносы на содержание биржи. Число их не превышало пятисот. Капитал Московской биржи на 1 января 1889 года составлял 191437 руб. 69 коп. Весь XIX век Московская биржа по числу членов биржевого общества существенно отставала от трех других старейших бирж страны. В 1915 году в обществе состояло 406 членов, в том числе 82 единоличных предпринимателя, 82 торговых дома, 242 товарищества и акционерных общества.

Утверждение в 1870 году Устава Московской биржи положило начало созданию в России института торгово-промышленного (биржевого) представительства. С созданием Московского биржевого комитета за ним было закреплено не только руководство биржевым обществом, но и защита его интересов перед правительственными, государственными и общественными организациями и учреждениями. Представляя интересы биржевого общества, биржевой комитет был наделен правом выражать интересы коммерсантов и промышленников московского региона. Устав Московской биржи послужил примером как для вновь создаваемых, так и для многих уже действовавших бирж.

В деятельности Московской биржи ключевой была фигура председателя биржевого комитета. Эту должность в разное время занимали такие известные представители делового мира Москвы, как Т. С. Морозов, Н. А. Найденов, П. П. Рябушинский.

Сохранились интересные воспоминаний известного московского предпринимателя и бытописателя купеческих нравов Павла Афанасьевича Бурышкина «Москва купеческая», правдиво и образно передающие атмосферу работы Московской биржи и биржевого общества в начале ХХ столетия.

«Московское биржевое общество, или, как обычно его называли — по имени его руководящего органа — Московский биржевой комитет, было самой значительной, самой влиятельной представительской организацией торговли и промышленности в Москве, а ранее, и в течение долгого времени, и во всей России, — пишет в своих воспоминаниях Бурышкин, — Его всероссийское значение сильно умалилось после возникновения общероссийского объединения. Его внутренняя мощь оставалась прежней, и к голосу его постоянно прислушивались правительственные и даже общественные круги, — конечно те, которые вообще считались с „буржуазной“ общественностью. Это свое значение Биржевой комитет сохранил и после Февральской революции и опять стал гегемоном среди промышленных группировок. Именно из его среды руководители последнего состава Временного правительства хотели почерпнуть те силы, которые помогли бы выправить положение» [50].

Помимо непосредственных прав на управление биржей, Московское биржевое общество имело право на представительство в высших финансовых органах Российской империи и города Москвы. Оно делегировало своих представителей в состав совета Государственного банка, в состав Московской казённой палаты и т. п. Представители биржевого общества работали в советах московских коммерческих училищ. На их содержание биржевой комитет регулярно отчислял крупные пожертвования.

Купцы 1-ой и 2-ой гильдий, являвшиеся членами биржевого общества, обладали правом избрания биржевых маклеров. Как правило, их состав рекрутировался из купеческой среды. Биржевыми маклерами становились преимущественно, по выражению Бурышкина, «невинно падшие», т. е. бывшие предприниматели, потерявшие свой бизнес по вине случайных обстоятельств. Их кандидатуры рассматривались и утверждались правительственными инстанциями.

От московских маклеров, как и от петербургских, требовалось российское подданство, свидетельство о зачислении в гильдию или об управлении делами купца 1-й гильдии. Для маклеров был установлен возрастной ценз. Они не должны были быть моложе 30 лет. Сами маклеры брали свидетельства 2-й гильдии. Между маклерами существовала четкая специализация. Одни из них занимались исключительно торговыми сделками (текстильными: по хлопку и по пряже), другие — исключительно операциями с ценными бумагами. В разные годы на Московской бирже работало различное количество маклеров. В 1866 году их было 25, в 1869 году — 75, в 1894 году — 68 человек.

«Маклер, — вспоминает Бурышкин, — фигура вне времени и пространства. Везде и всегда тип маклера, более или менее, один: приятный собеседник, балагур, хороший застольный компаньон и вообще человек, общение с коим доставляет удовольствие. Были в Москве фигуры легендарные, как, например, Николай Никифорович Дунаев, Иона Дмитриевич Ершов, Алексей Николаевич Постников, Иван Алексеевич Моргунов, — и сколько их было… Существовали и полуофициальные, которых звали «зайцами» [51].

Деятельность биржевого комитета делилась на три категории:

1) собственно биржевую, связанную с котировками и сделками через посредство биржевых маклеров;

2) выполнение обязанностей, возложенных законом на биржевые комитеты (надзор за биржевыми артелями и разбор дел о несостоятельностях);

3) общие вопросы хозяйственной жизни и представительство.

Первая область деятельности, специфически биржевая, требовала довольно высокого профессионализма. Во главе отдела котировок биржи стояли гоф-маклеры. В начале ХХ века эту должность занимал некто Эраст Яковлевич Цоппи, обрусевший итальянец, хорошо знавший свое дело. Биржевой комитет заверял маклерские книги и имел надзор за тем, что в них записывалось. Однако эти проверки, по свидетельству того же Бурышкина, были редки. Члены биржевого комитета знали людей и считали, что это не нужно.

Дела о несостоятельности сводились, по преимуществу, к вопросу о допущении «администрации» для той или иной крупной фирмы. По старым русским законам, вспоминает Бурышкин, фирма, испытавшая затруднения в платежах, собирала своих кредиторов, как говорили, «на чашку чая». Они и решали, нужно ли, сделав со своих претензий скидку, назначить «администрацию», т. е. выбрать из своей среды группу лиц, которым и поручить управление предприятием, либо сразу обратить в конкурс, т. е. назначить ликвидационную комиссию.

При этом решение кредиторов не было окончательным и подлежало утверждению биржевого комитета. С конкурсом осложнений не было, и предоставление администрации требовал ход процедуры. Биржевой комитет должен был подвергнуть дело своему рассмотрению, и, если он находил возможным допустить администрацию, то, согласно действовавшему законодательству, был обязан собрать под председательством старшин комитета особое совещание из шести торгующих при бирже купцов для окончательного решения этого дела.

«Не нужно думать, однако, — пишет Бурышкин, — что все сводилось к задаче ставить своего рода штемпель на рутинное производство. Незадолго перед войной, когда в хлопчатобумажной отрасли обнаружился глубокий кризис в деле продажи, начались крупные неплатежи и, на почве их и злоупотреблений, стали „выворачивать шубу“ не только те, кто не мог платить, но и те, кто хотел нажиться на скидках. Против этого началась борьба, во главе которой встал известный фабрикант Н. Д. Морозов. Когда обсуждалось допущение администрации по делу одного из крупных московских „скупщиков“, П. В. Ф… ва, и все, казалось, протекало для фирмы благополучно, в совещании Морозов, с необычайной резкостью, обрушился на попытки использовать кризис в деле наживы, и в результате предприятие было обращено в конкурс. Это решение очень сильно способствовало оздоровлению рынка» [52].

К началу ХХ века Московская биржа оставалась преимущественно товарной, хотя получила статус второго по значимости фондового рынка страны [53]. Особое значение Московская биржа имела для обращения акций железных дорог и земельных банков. Для этой категории ценностей Москва была даже лучшим рынком, чем Санкт-Петербург. Но еще большее значение имела Московская биржа для государственных ценных бумаг и других бумаг с определенной доходностью. При реализации подобных бумаг большая часть их тиража размещалась в Москве.

Всего в официальном бюллетене Московской биржи на 1 января 1913 года значилось 146 облигаций на сумму 11,7 млрд руб. Местные банки: Московский купеческий, Московский торговый, Московский учетный, Московский международный торговый и другие — охотно работали с ценными бумагами, активно действуя на фондовом рынке. Правда, в отличие от своих коллег из Санкт-Петербурга, вкладывавших огромные средства в корпоративные акции и облигации, московские банкиры проявляли интерес в основном к операциям с «безопасными» биржевыми ценностями, т. е. с государственными и городскими облигациями.

Московские предприниматели всегда стремились к независимости от биржи С.-Петербурга. Так, например, в первопрестольной столице осуществлялись самостоятельные котировки по отношению к валюте, а также ценным бумагам фирм, имеющим свои предприятия или правления в Москве. Один из исследователей биржи в начале ХХ в. писал: «В высокой степени характерно, что Москва, где промышленный, торговый, банковый капитал не только более значителен по размерам, чем в Петербурге, но и лучше организован, лучше умеет и хочет играть роль, присущую ему по праву и исторически, пытается как бы эмансипироваться от прямого воздействия Петербургской биржи».

С возникновением общероссийских торговых и промышленных объединений всероссийское значение Московской биржи снизилось. Однако она оставалась сердцем городской экономической жизни, без нее трудно представить купеческую Москву конца XIX — начала ХХ века. При этом нельзя не отметить, что именно Москва, а не Петербург, задавала тон деятельности провинциальных бирж и биржевых обществ российской провинции.

Первое заметное развитие биржевого движения в российской провинции произошло в 1830–1840-х годах, когда в стране начинается эпоха промышленного переворота и в то самое время, когда начала активно функционировать биржевая торговля в Москве. Рост фабрично-заводских и кустарных предприятий стимулировал расширение торгово-рыночных отношений. В эти годы возникли биржи в Кременчуге (1834), Рыбинске (1842), являвшемся в то время важнейшим торговым пунктом на водном пути с Волги на Петербург, Нижнем Новгороде (1848) и других торговых центрах России.

Основным же периодом расширения биржевой деятельности в России стали 1860-1870-е годы, что непосредственно было связано с всплеском экономическом активности в стране в связи с либеральными реформами императора Александра II. В эти годы в России было открыто 12 новых бирж. Они появляются в Иркутске, Киеве, Казани, Туле, Риге, Ростове-на-Дону, Харькове, Самаре, Саратове, Астрахани, Ревеле, пернове.

В 1890-е и последующие годы биржевое дело получает дальнейшее развитие в связи с новым витком интенсивного строительства железных дорог, началом создания элеватороной сети, укреплением коммерческих банков и распространением их многочисленных филиалов в провинции.

Общее представление о динамике становления отечественных бирж до начала ХХ столетия дает таблица 2.

В начале XX века в России действовало 46 бирж, а в 1913 году — 94 [54].

Большинство провинциальных товарно-сырьевых бирж, созданных в ХIХ столетии, первоначально, так же, как и Московская биржа, брали за образец документы Петербургской (общей) биржи, утвержденные в 1831 и 1832 годах. Осознанное понимание роли и значения товарных бирж в экономической структуре России и ее регионов происходило медленно, несмотря на то, что в стране уже шел процесс формирования могущественных монопольных структур. Органы местного самоуправления смотрели на биржи, как правило, весьма узко. С их точки зрения, создание бирж должно было лишь содействовать упорядочению и регулированию местной торговли, питая купцов и промышленников необходимой информацией. Купеческое же сообщество, после утверждения в 1870 году устава Московской биржи, нередко рассматривало биржевую организацию лишь как средство отстаивания своих корпоративных интересов.

В начале XX века в России действовало 46 бирж, а в 1913 году — 94 [54]. Большинство провинциальных товарно-сырьевых бирж, созданных в ХIХ столетии, первоначально, так же, как и Московская биржа, брали за образец документы Петербургской (общей) биржи, утвержденные в 1831 и 1832 годах. Осознанное понимание роли и значения товарных бирж в экономической структуре России и ее регионов происходило медленно, несмотря на то, что в стране уже шел процесс формирования могущественных монопольных структур. Органы местного самоуправления смотрели на биржи, как правило, весьма узко. С их точки зрения, создание бирж должно было лишь содействовать упорядочению и регулированию местной торговли, питая купцов и промышленников необходимой информацией. Купеческое же сообщество, после утверждения в 1870 году устава Московской биржи, нередко рассматривало биржевую организацию лишь как средство отстаивания своих корпоративных интересов.


Начиная с 1881 года были утверждены уставы бирж в Николаеве, Баку, Таганроге и Ельце. Был пересмотрен устав Рыбинской и Одесской [55] бирж. В текст устава Одесской биржи впервые было внесено (вместе с постановлением о предоставлении биржевому комитету права принимать на себя, с согласия спорящих сторон, посредничество при спорах по торговым делам) также и положение о праве комитета возлагать такое посредничество на особо избираемую комиссию. Новая редакция устава узаконила существовавшую при Одесском биржевом комитете (с разрешения одесского генерал-губернатора) временную арбитражную комиссию и положила начало биржевому арбитражу, имевшему большое значение для обеспечения правильного исполнения сделок и скорейшего разрешения возникавших по ним недоразумений. Биржевой арбитраж способствовал упрочению взаимных отношений русских продавцов и иностранных покупателей и тем оказывал позитивное влияние на условия международной торговли, а также на укрепление доверия иностранцев к российским товарам и их поставщикам.

К 1900 году арбитражные комиссии наиболее успешно действовали при Санкт-Петербургской Калашниковской (хлебной в Санкт-Петербурге), Московской хлебной, Одесской и Ростовской-на-Дону биржах [56].

Признавая учреждение арбитражных комиссий весьма желательным и имея в виду, что при многих биржах такие комиссии не могли быть ранее допущены, вследствие отсутствия специальных указаний в уставах, С. Ю. Витте в 1901 году испросил через Комитет министров высочайшее разрешение на предоставление министру финансов права «разрешать, по ходатайствам биржевых обществ, учреждение арбитражных комиссий, для посредничества в спорах по торговым делам, при тех биржах, уставами коих образование означенных комиссий не предусмотрено, а равно утверждать вырабатываемые биржевыми комитетами, с одобрения биржевых обществ, инструкции, определяющие личный состав, права и обязанности таковых комиссий». 1 июня 1901 года такое разрешение от императора Николая II было получено [57].

Важное позитивное влияние на развитие в стране биржевой торговли оказал промышленный подъем 1890-х годов. После 1895 года количество бирж значительно возросло. При содействии Министерства финансов были учреждены биржи в Лодзи, Царицыне, Томске, Виндаве, Владивостоке, Перми, Симбирске, Курске, Новороссийске, Омске, Архангельске, Таганроге, Бердянске, Сызрани, Уфе, Оренбурге, Тифлисе, Астрахани, Херсоне и ряде других торговых центрах Российской империи. При этом в каждом конкретном случае формировался и оттачивался свой конкретный опыт предпринимательства, который через определенное время становился и всеобщим достоянием.

Своим торговым колоритом обладала Одесса, родина второй по времени создания российской биржи, имевшая статус порто-франко. Торговля зерновыми продуктами в разные годы здесь составляла до 70 процентов общих объемов опта. В Одессе была построена удобная хлебная гавань, к которой вела железная дорога, проложенная по особой эстакаде и имевшая приспособления для непосредственной погрузки хлебного товара из вагонов в пароходные трюмы. Общество юго-западных железных дорог открыло в Одессе в 1890-х годах современный элеватор. В интересах хлебной торговли в городе была учреждена хлебная инспекция. Накануне Первой мировой войны разрабатывались планы устройства в Одессе (по примеру Кенигсберга и Данцига) особого рынка для хлеба, доставляемого вагонами. Технологическое решение вопроса предусматривало, чтобы хлеб оставался в вагонах до суток без уплаты денег за простой вагонов, а потом вагоны подавались бы к тем магазинам, куда хлеб был продан.

По свидетельству исследователей досоветской экономики края в конце XIX — начале ХХ века хлебная торговля региона «демократизировалась», переходя из рук немногих крупных фирм в руки средних и мелких предпринимателей. Подобное явление наблюдалось и в других регионах России. Оно было связано с тем, что развитие отечественных железных дорог вело к ликвидации монопольного положения крупных торговых центров и открывало простор для проявления предпринимательской инициативы жителям малых городов, сел и станиц. На рынке, в том числе на хлебном, крепла и расширялась конкурентная среда, ослабляли свои позиции монополии. Непосредственный производитель получил возможность отказаться от услуг перекупщиков и вести самостоятельную торговлю своим товаром на бирже.

Первая на Кубани биржа появилась в 1904 году в Новороссийске [58]. Ее учредили 16 крупнейших фирм города. Вторым по времени создания было Екатеринодарское биржевое общество, объединившее 144 юридических и физических лица. Затем появились торгово-промышленные биржи в Ейске и Армавире.

Днем основания Екатеринодарского биржевого общества стало 14 января 1909 года, когда Городская дума единогласно признала создание товарной биржи в Екатеринодаре «весьма желательным, соответствующим назревшим нуждам торговли, а посему своевременным» и постановила «поручить городскому голове возбудить в установленном порядке ходатайство о ее учреждении». Организационный период длился до 10 сентября 1909 года, когда был утвержден и опубликован список частных лиц и торгово-промышленных фирм, записавшихся в члены местного биржевого общества, и открылась контора биржевого комитета в арендованном помещении Екатеринодарского отделения Торгово-промышленного банка.

Основателями Екатеринодарской биржи явились не только виднейшие купцы и промышленники Кубани (Аведовы, Богарсуковы, Дицманы), но и многие частные лица и фирмы из других регионов России, в том числе Азовско-Донской коммерческий банк, Волжско-Камский коммерческий банк, Русский для внешней торговли банк и другие. Первым председателем биржевого комитета был избран А. Е. Филиппенко — купеческий староста и предприниматель. В течение 1909–1910 годов были установлены деловые связи практически со всеми биржами Российской империи. Многие из них имели в Екатеринодаре своих уполномоченных.

Екатеринодарский биржевой комитет, в свою очередь, имел свои представительства при крупнейших биржах России. Происходил обмен уставами, отчетами, бюллетенями. В структуре комитета, избранного сроком на 5 лет из состава биржевого общества, действовали общий отдел, арбитражная комиссия, тарифно-железнодорожный отдел, бюро кредитоспособности, нормировочно-распределительная комиссия. Должностными лицами были биржевые маклеры, аукционисты, нотариусы, биржевые эксперты и браковщики, члены биржевой арбитражной комиссии. В обязанности маклеров, как и повсюду, входило посредничество между сторонами при заключении сделок. Из числа биржевых маклеров избирались аукционисты, лица, проводившие биржевые уакционы.

Согласно уставу в состав биржевого комитета не могли входить одновременно 2 лица, «торгующие под одной фирмой», а «аукционистам, как и вообще маклерам, запрещалось вести торговлю, а также перекупать или оставлять за собой что-либо с производимого ими аукциона». Биржевые нотариусы протестовали векселя, заемные письма, свидетельствовали акты, договоры между иностранцами и русскими подданными, занимались переводом иностранных актов на русский язык и обратно, протестовали маклерские записи и т. д. Эксперты большей частью назначались из должностных лиц биржи — маклеров, браковщиков. Они оценивали товары, работы, услуги, убытки от разных причин, неконтрактность товара и т. д. Биржевые арбитражные комиссии состояли из 12 человек под руководством одного из членов комитета. На них лежала обязанность «всеми мерами склонять стороны к примирению и лишь в случае невозможности его давать решения, обязательные для сторон, на основании обычаев биржи и особенностей спорной сделки».

Биржевики активно боролись с перекупщиками экспортируемых товаров, следили за ценами на рынках России, ежегодно проводили анкетирование предприятий и торговых учреждений, участвовали в разработке торгового и промышленного законодательства.

Через биржевой комитет местное купечество и промышленники поддерживали связи с Министерством финансов и другими ведомствами, и заявляли им о своих нуждах. Комитет следил за соблюдением местной оптовой торговли, собирал и сообщал местной администрации сведения о ней, издавал ежегодные отчеты о ходе внутренней и отпускной торговли.

Биржевой комитет распоряжался администрацией биржи, подвергал экзамену маклеров, браковщиков, оценщиков, заведовал капиталами биржевых артелей, а также участвовал в выборах членов Государственного Совета Российской империи.

При Екатеринодарской бирже было открыто Бюро о кредитоспособности — своего рода справочная контора, располагавшая сведениями о платежеспособности отдельных лиц и фирм. Услуги бюро значительно снижали риски в торговых и кредитных операциях. Общим собранием были утверждены правила экспертизы на Екатеринодарской бирже, инструкции для биржевых маклеров, арбитражной и котировальной комиссий. Деятельность Екатеринодарского биржевого комитета была интенсивной, разнообразной и общественно полезной. Комитетом поднимались серьезные вопросы, имевшие судьбоносное значение для местной торговли и промышленности.

Так, например, согласно отчету за 1910 год биржевым комитетом были возбуждены ходатайства об открытии в Екатеринодаре отделения местной почтово-телеграфной конторы и об увеличении состава письмоносцев; об отмене исключительного тарифа Владикавказской железной дороги на перевозку хлебных грузов; о переустройстве препятствующего судоходству по реке Кубани Екатеринодарского железнодорожного моста; о созыве съезда табаководов для разрешения вопросов, касающихся улучшения культуры табака и урегулирования положения табаководов и облегчения для них условий кредита; об устройстве телефонного сообщения между Екатеринодаром и Новороссийском; о назначении ассигнованных Государственной Думой сумм на берегоукрепительные работы по Кавказскому округу путей сообщения и др. В центре внимания биржевого комитета постоянно находились аграрным вопросам. Проводились многочисленные совещания по «табачному делу», «хлебному делу», реализации урожаев, выработке правил хлебной торговли и т. д.

Кроме того, комитет был «не чужд и обсуждению общих вопросов, возбуждаемых советом съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства и другими биржевыми комитетами». Комитетом, к примеру, был подвергнут подробному обсуждению проект закона о перевозке грузов по водным путям. Из состава комитета была образована комиссия для рассмотрения проектов законов о несостоятельности, поддержано ходатайство Рыбинского биржевого общества об отмене несогласного с законом постановления ярославского губернатора о бечевниках, и Кокандского комитета по весьма важному для масличных торговцев и заводчиков вопросу об установлении пошлины на ввозные китайские бобы. В интересах оперативной защиты интересов Екатеринодарского биржевого общества, поддержки возбуждаемых им ходатайств и своевременного осведомления о положении их комитет имел своего постоянного представителя в Петербурге.

Аналогичную практику можно было встретить и в некоторых других регионах России. Она способствовала развитию производственного потенциала страны, укреплению ее международного престижа, внедрению в предпринимательскую среду здорового соревновательного духа, а, в конечном итоге, — росту народного благосостояния.

В апреле 1912 года при Екатеринодарском биржевом комитете была учреждена Кубано-Черноморская биржевая артель со своим уставом и выборным старостой. Деятельность комитета и артели продолжалась как до революции, так и в период Кубанского краевого правительства. Последние сохранившиеся в краевом госархиве документы датированы февралем 1920 года. Вероятнее всего, деятельность Екатеринодарского биржевого комитета была прекращена в начале марта 1920 года, когда в город вошли части красной армии.

Биржевая торговля на Южном Урале начала функционировать только в годы Первой российской революции, когда экономическое положение и центра, и провинций существенно осложнилось из-за массовых выступлений рабочих и крестьянства. Столь позднее осознание необходимости биржевой организации свидетельствовало как об инертности местной администрации и купеческого общества, а также об определенных финансовых трудностях, которые испытывало купечество в отдельных регионах страны.

Биржи в городах Центрального Черноземья специализировались в основном на торговле сельскохозяйственной продукцией. Одним из крупных центров биржевой торговли был Курск [59]. Необходимость создания биржи в Курске стала ощущаться еще в 1870-е годы, когда Курск был соединен железной дорогой с крупнейшими экономическими центрами страны, что активизировало хлебную торговлю в губернии. В 1884 году местное купечество во главе с курским городским головой П. П. Сапуновым обратилось к губернатору с просьбой «ходатайствовать перед Министерством финансов об утверждении биржи». Однако на посланный в Петербург проект не было получено ответа. Отсутствие официального биржевого заведения отчасти компенсировалось деятельностью в Курске «черной» биржи в виде сходок иногородних, главным образом, еврейских из Белоруссии, и местных торговцев в избранных ими трактирах, где заключалась основная масса сделок.

Проект первой Курской товарной биржи был утверждён Министерством финансов 11 ноября 1903 года, но к практической работе она приступила только в 1907 году. Главной причиной этой задержки являлся один из параграфов устава, согласно которому членами биржевого комитета могли быть лица только христианского вероисповедания. В связи с этим коммерсанты еврейской национальности, контролировавшие большую часть хлебных сделок, лишались возможности участвовать в управлении биржей. В конце концов, местное купечество пошло на изменение устава, при котором треть биржевых старшин могли быть «нехристианами».

По данным «Торгового бюллетеня Курской биржи» в ее обороте были сельскохозяйственные товары — пшеница, овес, ячмень, гречиха, просо и продукты их переработки. Биржевой комитет не только организовал стабильную работу биржи, но и развернул активную деятельность по защите интересов местного торгово-промышленного класса. Уже в первые годы существования его члены вошли в состав губернских присутствий казённой палаты по основному и дополнительному налогам, где в качестве представителей деловых кругов участвовали в раскладе податных сборов с торговли и промышленности. Одновременно с этим биржевой комитет открыл членство во Всероссийском съезде представителей биржевой торговли и сельского хозяйства, причем он вошел в один из главных его руководящих органов — совета съезда.

В дальнейшем комитет предпринимал различные действия, направленные на улучшение условий развития предпринимательства в губернии. Например, в 1910-х он неоднократно выступал за модернизацию Курского железнодорожного узла, что способствовало бы расширению хлебной торговли, укреплению экономических связей губернии с другими регионами страны. Были разработаны конкретные предложения, однако нехватка средств в городской казне не позволила осуществить их в полной мере.

В годы Первой мировой войны комитет сосредоточил усилия на организации помощи фронту. В этих целях он, следуя решениям общественных объединений российских предпринимателей, в августе 1915 учредил Курский военно-промышленный комитет (ВПК), в задачи которого входила мобилизация местных производительных сил на нужды войны. Правление Курского ВПК было образовано из членов биржевого комитета. Деятельность Курской биржи и её комитета сыграла заметную роль в адаптации местных предпринимателей к новым экономическим условиям.

В Оренбурге первая биржа появилась в 1906 году, хотя потребность в биржевой торговле осознавалась еще в 1860-е годы, на что указывал генерал-губернатор Н. А. Крыжановский, выступивший в 1865 году с инициативой учреждения биржи в Оренбурге [60]. На протяжении всего поре­форменного времени этот вопрос не один раз поднимался представителями оренбургского купечества и прессой, но практическое его решение отклады­валось из года в год. Так, например, в 1876 году 79 купцов ходатайствовали перед городскими властями об учреждении биржи, однако из-за индифферентности городской думы и администрации дело снова не пошло. Только в мае 1905 года состоялось учредительное собрание биржевого общества и был выработан устав Оренбургской биржи при активном содействии купца А. В. Юрова. С весны 1906 года, после утверждения устава, Оренбургская биржа начала свою деятельность.

Крупным торговым центром Среднего поволжья являлся Симбирск. Здесь была хорошо развита ярмарочная торговля, имевшая характер крупного регионального торга. Здесь шла крупная оптовая торговля хлебом, «бухарским товаром» (хлопок, шелк-сырец, сухофрукты, каракуль, грецкие орехи, ковры и пр.), растительным маслом и многими другими товарами.

В 1896 году купеческий староста города Симбирска М. А. Волков поднял вопрос о создании в городе биржи и биржевого комитета [61]. 20 декабря 1896 года купеческое собрание, заслушав доклад на эту тему, решило просить Симбирскую Городскую думу о создании биржи. В этот же день была образована комиссия для выработки устава биржи.

На своем заседании 12–13 февраля 1897 года Городская дума постановила: составление проекта устава биржи и биржевого комитета поручить городской управе совместно с созданной купечеством комиссией. Вскоре проект устава был выработан. В марте 1898 года он был одобрен Симбирской Городской думой и отправлен на утверждение в столицу. Однако утверждение устава затянулось на несколько лет в связи с определением профиля биржевой деятельности. Если местные купцы хотели видеть Симбирскую биржу товарно-сырьевой, то правительственные чиновники настаивали на открытии в городе исключительно хлебной биржи.

13 ноября 1899 года местный губернатор В. Н. Аникфов получил из Департамента торговли и мануфактуры рекомендацию: «предложить на обсуждение Симбирской Городской думы вопрос о том, не представлялось ли бы по характеру местной торговли наиболее соответственным учредить в городе Симбирске биржу хлебную по типу Калашниковской в городе Санкт-Петербурге».

20 марта 1901 года городская управа обсудила этот вопрос и в своем докладе написала: «Городская управа с представителями купечества, обсудив его предложение, нашли, что если учредить в Симбирске хлебную биржу, то деятельность таковой биржи будет заключаться только в сделках по хлебным операциям, а сделок по другим отраслям местной торговли и промышленности, как, например, фабричному, лесному, не может быть допущено, следовательно, учреждение хлебной биржи не может удовлетворить развитию биржевой торговли».

В конце концов, было решено создать в Симбирске товарную биржу по примеру Царицынской, устав которой с некоторыми дополнениями и изменениями лег в основу устава Симбирской товарной биржи. Первый пункт этого устава гласил: «Симбирская биржа есть место для сношений и сделок по всем оборотам товарной торговли и промышленности и для получения необходимых по оным сведений».

23 октября 1901 года устав Симбирской товарной биржи был утвержден императором Николаем II. Однако первое общее собрание членов Симбирского биржевого общества состоялось лишь 15 декабря 1902 года. Почти в течение года «утрясался» вопрос о персональном составе общества. В собрании биржевиков участвовали епископ Симбирский и Сызранский Никандр, губернский предводитель дворянства В. Н. Поливанов, председатель Симбирской губернской земской управы князь С. М. Баратаев и другие влиятельные лица, что свидетельствовало о важности этого мероприятия. На собрании был избран биржевой комитет во главе с купцом Н. Я. Шатровым.

Инициатор создания Симбирской биржи М. А. Волков, ставший к тому времени городским головой, выступил с речью, в которой были и такие слова: «Наш город занимает выгодное географическое положение, находясь на кратчайшем пути следования сибирских грузов в Россию. В будущем можно и сделать Симбирск узловым пунктом, откуда хлебные товары будут распределяться в Санкт-Петербург, Москву и южные порты. Открывая биржу, мы тем самым вызываем к жизни новую корпорацию, которая возьмет на себя как инициативу, так и разработку различных мер, способствующих будущему развитию края».

В 1904 году в составе Симбирского биржевого общества числилось уже 136 человек, среди них суконные фабриканты, хлеботорговцы, землевладельцы, судовладельцы, агенты страховых и пароходных обществ, торговцы нефтью и керосином, бакалейными и мануфактурными товарами.

В 1905 году была открыта биржа в уездном городе Симбирской губернии Сызрани, ставшая вскоре крупным центром торговли хлебом и мукой. Этому в немалой степени способствовало открытие в городе крупной железнодорожной станции. В 1908 году в Сызрани насчитывалось 15 мукомольных мельниц (10 водяных и 5 паровых), производивших более 5 млн пудов пшеницы. Обороты местной пристани на реке Волга в навигацию составляли 11 млн пудов, большая часть из них осуществлялась через биржу.

Весьма непросто решался вопрос об организации биржевой торговли в Архангельске. Утратив еще в петровскую эпоху свое было значение главного портового города страны, Архангельск тем не менее не остался на периферии отечественной и мировой торговли. Многие десятилетия здесь активно велась ярмарочная торговля, с 1870 года действовал Архангельский ярмарочный комитет. Позднее был создан также Комитет торговли и мануфактур, решавший споры между предпринимателями и регулировавший отдельные аспекты торговли в морском порту. Долгое время функции биржи в городе выполняли частные маклеры, осуществлявшие торгово-посреднические операции в домашних условиях и не нуждавшиеся в специальном помещении. Кроме того, именитые архангельские купцы считали, что уставы, по которым работали биржи Центральной России, для них не приемлемы [62].

Однако рост торговых операций в конце XIX — начале ХХ века неумолимо требовал создания в городе биржи и биржевого общества.

В 1902 году действовавший в Архангельском порту Комитет надзора за браком товаров, согласно постановлению торгующих в Архангельске купцов, обратился в Министерство финансов с ходатайством об учреждении в городе вместо данного комитета особой Арбитражной комиссии (из 15 членов и 15 кандидатов, под председательством управляющего таможней), функцией которой являлось бы разбирательство споров по торговым сделкам и наблюдение за правильным бракованием товаров. В Министерстве финансов эта инициатива поддержки не нашла, поскольку подобная практика не согласовывалась с тем, что имело место в других регионах страны. Министерство рекомендовало архангельскому купечеству «не выделяться», а организовать в городе биржевое общество и биржевой комитет, которые могли бы взять на себя все функции о местной торговле и ее нуждах [63]. При этом архангельскому губернатору было предложено поставить на обсуждение местного купечества вопрос о создании в городе товарной биржи «с Арбитражной при ней комиссией».

На заседании 27 января 1904 года архангельская городская дума признала учреждение товарной биржи в городе «вполне желательным». Несмотря на сопротивление местного купечества, очевидно боявшегося государственной регламентации своей деятельности и привыкшего жить по своим местным законам, товарная биржа в Архангельске все же была учреждена. Первое собрание членов биржевого общества состоялось 24 мая 1905 года. Этот день и стал днем открытия Архангельской товарной биржи [64].

Знаток биржевой жизни России, профессор Юрьевского университета А. С. Невзоров, автор фундаментального исследования «Русские биржи», писал: «…укоренившиеся в каждом городе собственные привычки и обычаи, равнодушие купечества, как к самодеятельному формулированию норм, так и к организации своего сословия, — это приводило к тому, что даже в столицах на биржах не было условий для выработки устойчивого уклада деловых отношений» [65]. Реакция архангельского купечества на предложение Министерства финансов открыть биржу свидетельствовала о том, что «устойчивый уклад деловых отношений» рассматривался определенной частью купеческого сословия как посягательство на купеческие вольности.

Важно отметить и еще одну деталь, о которой писали современники. Многие биржи в России отличались весьма пестрым составом посетителей, искавших здесь свои интересы. Кроме коренных жителей на биржах Центральной России, например, можно было встретить представителей всех национальностей, населявших империю, особенно восточную ее часть. «Это разноплеменное общество, — отмечал Невзоров, — явилось сюда для того, чтобы получить разные сведения, важные для торга, повидаться с нужными людьми, условиться о свидании в другом месте и т. п. Сделки же здесь заключаются в относительно редких случаях. Они совершаются в огромном большинстве случаев вне биржи».

По наблюдениям Невзорова, у купцов, в частности производителей хлеба и составителей его партий, долгое время не складывалось понимания того, что для успеха продажи хлеба на биржах необходима типизация этих партий, их подгонка по определенным показателям. Эта задача стала решаться успешнее лишь с появлением в стране специализированных бирж. Речь идет прежде всего о хлебных биржах, появившихся в 1890-е годы в результате расширения хлебной торговли.

В результате покровительственной политики правительства к 1913 году русский хлебный экспорт достиг 647,6 млн пудов (10,36 млн тонн) на сумму 589,9 млн руб. (38,8% от общей суммы российского экспорта). Это и привело к росту биржевых операций с зерном [66]. В числе крупнейших хлебных бирж империи были Калашниковская хлебная биржа в Петербурге, открытая в 1895 году, Московская хлебная биржа (1896), а также Воронежская (1897), Елисаветградская (1899) и Моршанская (1899 г.) хлебные биржи.

К сожалению, общих статистических данных о биржевой хлебной торговле не сохранилось. Однако косвенные данные свидетельствуют о том, что масштабы биржевой торговли хлебом постоянно росли вплоть до начала Первой мировой войны.

По своей внутренней организации хлебные биржи практически не отличалась от товарных, на базе которых они и были созданы. Возникнув как некое ответвление товарных бирж, хлебные биржи осуществляли обычные торгово-технические функции. Большинство сделок предусматривало операции с обезличенным хлебом, в чем собственно и заключалось основное отличие биржевой торговли от обычной.

До начала XX века в России не было единых биржевых правил ведения хлеботорговых операций. Сделки осуществлялись на основе норм, принятых биржевым сообществом того или иного торгового центра, в рамках общегосударственного законодательства и с учетом условий местных рынков.

В 1905 году Калашниковская биржа, задававшая тон всей хлебной биржевой торговле в стране, ввела особые правила, позднее принятые почти без изменений всеми хлебными биржами страны. Согласно этим правилам «партия товара, составляющая предмет биржевой сделки, должна быть по весу не менее 750 пудов или по стоимости не ниже 1 тыс. руб.». По мнению современников, это определение еще не устанавливало строгие единицы сделок, так как не констатировало, что партия, превосходящая указанный объем, должна быть кратной указанному количеству.

Следует отметить, что сроки исполнения сделок в биржевых правилах практически не оговаривались. Так, например, в правилах Херсонской биржи указывалось, что «если срок поставки определен только названием месяца, то продавец обязан известить письменно покупателя о предполагаемом к сдаче товаре не позже двух часов пополудни предпоследнего числа установленного месяца».

Главными действующими лицами при осуществлении биржевых сделок с хлебом были маклеры. Кроме них в таких сделках участвовали биржевые эксперты, приемщики и браковщики. Эксперты, которыми могли быть как маклеры, так и другие члены биржевого общества, назначавшиеся биржевым комитетом, определяли качество зерна. Впервые институт экспертов учредило в 1901 году Калашниковское биржевое общество. Тогда же была произведена пробная экспертиза партии зерна, предназначавшегося к вывозу в Англию. Когда Лондонская Corn Trade Assocition потребовала обычного арбитража, ей предъявили заключение русской биржи. Убедившись в законности экспертизы, англичане отказались от своего требования. Это была одна из первых побед русского биржевого сообщества в сфере экспортной деятельности. К экспертам примыкали браковщики, которые назначались «для официального удостоверения добротности вывозимых за границу товаров» биржевыми комитетами по рекомендации купцов, занимавшихся экспортными операциями.

Приемщики выполняли проверку и освидетельствование доставленной на железнодорожную станцию прибытия или отправления партии зерна. Проверялось качество, вес, наличие примеси, сухость, цвет, тара и т. п. При этом они должны были вести наблюдение за товаром до погрузки его в вагоны, а по отношению к прибывшему товару — до сдачи его получателю. Приемщики несли имущественную ответственность за возможные убытки, которые могли произойти из-за неправильного определения качества хлеба при приемке.

2 мая 1910 года был принят закон о временном биржевом контроле над вывозимым за границу зерновым хлебом. На его основании биржевым комитетам было предоставлено право в течение пяти лет подвергать вывозимый за границу хлеб контролю. Контроль осуществлялся на ряде узловых железнодорожных станций, в пограничных пунктах и портах (Одессе, Николаеве, Таганроге, Херсоне и др.). В пользу биржевых комитетов устанавливался особый сбор в пределах 1/30 коп. с пуда вывозимого зерна. Получаемые таким образом суммы предназначались для покрытия расходов по организации контроля и защиты российских торговых интересов за рубежом. Все операции биржевых комитетов протекали под надзором Министерства торговли и промышленности. Срок действия закона о биржевом контроле истекал в марте 1915 года. В декабре 1914 года Совет Министров продлил его действие на трехгодичный срок, до марта 1918 года.

Оживлению биржевой торговли зерном в 1910-х годах в определенной степени способствовала политика правительства. Правда, она не носила характера постоянной поддержки, но некоторые законодательные акты и мероприятия властей стимулировали биржевую деятельность. Это проявлялось в области тарификации хлебных перевозок, а также в принятии государственной программы строительства элеваторов. На железнодорожных линиях, проходивших через биржевые центры, были установлены специальные льготные тарифы, что значительно облегчало доставку зерна.

В сферу внимания правительства входила также организация системы элеваторов. Дело в том, что, несмотря на рост выдачи банковских кредитов под залог товаров и документов на них, инфраструктура для их массового применения в России еще только начинала складываться. В начале XX века наиболее развитой сетью складских помещений располагали железные дороги, при которых действовали 62 элеватора и 198 зернохранилищ, рассчитанные на 42,4 млн пудов зерна.

В 1910 году для развития хлебной торговли и подтоварного кредита правительством был принят план строительства государственных элеваторов. Этот план предусматривал введение в эксплуатацию 84 элеваторов на 58,8 млн пудов зерна. Контроль за выполнением этой программы был возложен на Государственный банк, в структуре которого был создан специальный Отдел сооружения и эксплуатации сети зернохранилищ. К 1917 году, в связи с условиями военного времени план был выполнен только наполовину (построено 47 элеваторов на 29,2 млн пудов). Тем не менее уже с 1913 года государственные элеваторы начали вести операции по выдаче ссуд под залог хлеба. Элеваторы Государственного банка выдавали ссуды под свои складочные свидетельства в размере 80% биржевой стоимости зерна. Но эта деятельность, достигнув наивысшей точки в 1914 году, когда было выдано ссуд под залог зерна на 1,1 млн руб., была прервана Первой мировой войной, так и не получив широкого развития.

Наряду с хлебными, в России были созданы мясные, каменноугольные и прочие специализированные биржи. Их появление свидетельствовало не только об успехах экономического развития страны, но и о росте коммерческой культуры. В предпринимательской среде медленно, но неуклонно крепло убеждение в том, что честное предпринимательство выгоднее основанного на обмане и разовой выгоде. Хотя вне бирж все еще продолжала совершаться значительная часть торговых сделок, именно биржевые операции считались престижными. Сама принадлежность к биржевому обществу начинает рассматриваться как лучшая аттестация предпринимателя.

5. Государственное регулирование биржевой деятельности

Законодательное регулирование биржевой деятельности в России берет свое начало с петровских времен. В этой связи необходимо обратить особое внимание на то, что уже с 1723 года было законодательно установлено составление ценовых сводок для сведения торгующих на бирже купцов. Данные о ценах на товары должны были поставляться ближними губерниями еженедельно, дальними — ежемесячно. Постепенно разрабатывался вопрос о публикации биржевых цен.

В течение первых десятилетий работы Петербургской биржи деятельность ее регламентировалась все же не столько законами, сколько торговыми обычаями, заимствованными на Западе. Лишь изредка издавались отдельные законодательные акты и распоряжения, имевшие, как правило, малосущественное значение для биржевой деятельности и даже в чем-то противоречащие друг другу. 5 октября 1832 года императором Николаем I был утвержден Устав Петербургской биржи, имевший силу закона и положивший начало более конкретной регламентации биржевой деятельности [67].

Устав 1832 года, являвшийся несколько десятков лет после вступления в силу образцом написания уставных документов для российских бирж, состоял из шести глав, которые касались конкретных вопросов биржевой торгов, он определял:

1) общие принципы организации биржевой торговли и состав посетителей;

2) состав биржевого комитета;

3) права и обязанности посетителей биржи;

4) права и обязанности биржевого комитета;

5) ответственность участников биржевой торговли;

6) распорядительную и хозяйственную часть Петербургской биржи.

Этот документ стал правовой основой для всей последующей деятельности биржи на протяжении нескольких десятилетий. Со временем в него вносились дополнения и изменения, носившие, как правило, лишь частный характер.

Примечательно, что в том же 1832 году был принят еще ряд законодательных актов, непосредственно связанных с биржевой торговлей: Устав о векселях (от 25 июня), подробно определявший правила вексельного производства, Указ императора Николая I от 14 мая «Об учреждении коммерческих судов» и Устав судопроизводства торгового [68].

В 1859 году дело дошло до создания первого избираемого биржевыми купцами котировального комитета, в обязанности которого входило следить за точностью сообщаемых маклерами сведений о сделках и составлять курсовые ведомости.

Правовая основа биржевых операций с ценными бумагами была тесно связана с акционерным законодательством Российской империи. Первые шаги по внедрению в России акционерного принципа, как и создание биржи в Петербурге, также относятся ко времени Петра I [69]. При открытии новых мануфактур и передаче в частные руки казенных предприятий, наряду с учредительским капиталом, в петровскую эпоху стали использоваться заемные капиталы в виде векселей, погашаемых за счет прибыли, которые приобретались не только купцами, но и дворянами.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.