Бесплатный фрагмент - Рой. Вторая часть

ОТТЕПЕЛЬ

— Прочитайте и если не имеете замечаний, распишитесь внизу каждого листа протокола, — я пододвинул допрашиваемому заполненный с его слов бланк допроса, который тот стал внимательной изучать, читая про себя и шевеля при этом губами.

Подследственный владел языком судопроизводства в рамках средней национальной школы, уровень которой с трудом мог бы быть соизмерим с классом четвёртым такой же школы в пределах метрополии. За годы службы здесь в глухом гарнизоне строительных войск оборонного министерства на национальной окраине Союза я уже привык к тому, что провозглашаемая официально всеобщая грамотность и обязательность того же среднего образования в районах отдалённых как от столиц метрополии, так и от столиц национальных образований имеет весьма специфические особенности, что в подборе педагогических кадров, что в качестве образования их учеников. Сначала я по каждому следственному действию, в котором принимал участие представитель некоренной нации Союза, коих здесь служило чуть ли не девяносто процентов личного состава, искал переводчика с его родного языка, как того требовал закон. Но потом, глядя, что мои потуги в соблюдении процессуальных тонкостей не нужны ни здешнему прокурору, ни суду, также сплошь укомплектованному «национальными кадрами», перестал быть таким уж строгим законником и прибегал к услугам «толмачей» только уж в случаях полнейшей лингвистической немоты допрашиваемых.

Я отвернулся от читающего свои показания солдатика, который обвинялся в том, что решил из расположения части смотаться в свой кишлак по собственному желанию, да задержался там на срок, который законом предусматривал несколько лет каторжных работ в той же военной системе, но уже не в плоскости срочной военной службы, а в качестве отбытия уголовного наказания в гораздо более суровых условиях дисциплинарного батальона. Из окна моего служебного кабинета открывался вид на плац гарнизона, который, казалось, плавился под лучами местного жаркого солнца. Созерцание асфальта, покрытого множеством трещин от этой непрестанной жары, заставило меня её физически ощутить в относительной прохладе кабинета, по пространству которого гонял горячий воздух практически бесполезный в здешних погодных условиях вентилятор.

— Прочитал… — голос подследственного вывел меня из этого удушливого оцепенения.

Я ткнул пальцем в нужные места листов протокола, где он поставил свои корявые подписи, после чего поручил его заботам конвоя из комендантского взвода, которые повели его на местную гауптвахту. После того как кабинет опустел, в нем опять воцарилась знойная тишина, которая, как мне казалось физически давила на меня. Я снова обратил взор к окну. Залитый солнцем плац слепил. Мне внезапно вспомнилось начало моей истории многолетней давности, которая начиналась очень похоже — тоже со взгляда в окно служебного кабинета. Хотя начало, несмотря на промозглую погоду Северо — Запада, было климатически гораздо комфортнее нынешнего пекла. Оно повлекло цепь стремительных событий, которые перевернули моё тогдашнее мироощущение и миропонимание, и привели меня в результате тайной дипломатии государства в эту знойную дыру на его окраине. Чем руководствовалось начальство органов безопасности, отправляя меня в этот богом забытый гарнизон, а Иконникова в такой же богом забытый НИИ, оставалось только догадываться. Вряд ли мы с ним своими рассказами могли как то расшатать могущество нашей империи, кто бы нам поверил, учитывая какие времена тогда стояли на дворе. Ну разве что, кто — нибудь из нас написал бы на эту тематику фантастическую повесть. Но государственная машина, требовала, чтобы даже гипотетические разрушители привычного земного бытия оставались в изоляционном молчании. С той поры с Иконниковым, я, понятное дело, не общался. И даже не делал попыток к этому, поскольку любой звонок или письмишко, направленное в его захолустный НИИ, сразу бы послужили сигналом для соответствующих служб, о том, что бывшие агенты Роя ищут связи друг с другом. А это могло говорить о том, что в них снова ожила и обрела свою структуру, якобы, ранее прекратившая своё существование матрица. Я не сомневался в том, что пассивное наблюдение за мной и за Иконниковым, как, впрочем, и за другими инициализированными субъектами до сих пор ведётся. Так, на всякий случай. А давать повода законопатить меня в ещё большую дыру я не собирался. Иногда я осторожно интересовался у моего теперешнего начальства о сроках моего пребывания здесь. Но всегда получал достаточно уклончивые ответы о том, что сейчас именно здесь, в гарнизоне, имеется большая надобность в таких специалистах, как я. Так что для себя я пока определил своё пребывание в здешних песках равным установленному сроку службы в прокурорских органах, что не могло не вгонять меня в отчаянную тоску. Наверное, я должен был бы спиться здесь от такой безысходности. Честно говоря, первое время своего пребывания на новом месте я грешил сим пороком. Но в конце концов мне это просто надоело. Надоело, потому что не приносило ожидаемого забвения, не вычёркивало из памяти все, что мне случилось пережить. Ведь раз судьба ввергла меня в эпицентр таких событий, что иному фантасту представить невозможно, то, может быть, мне суждено как то распорядиться полученной информацией о мироздании. Как знать?

Некоторую надежду давало то, что в столице страны начались какие то перемены. Газеты стали смелее, вскрывались тайны прошлых режимов. То, что раньше замалчивалось, становилось достоянием общественности. Хотя все это происходило там, в центре. Здесь же, в нашей тьму-таракани все текло по прежнему. По крайней мере, внешне все оставалось неизменным. Но все же я питал надежду, что если изменения по переустройству общества и структуры государственного управления продолжатся в том же направлении, что они начаты, то я смогу, наконец, оставить службу, так как перекройка государственного устройства должна коснуться и всех органов безопасности, в том числе и той засекреченной фирмы, в которой, наверное, по сей день трудятся Рудольф и Боглаев. А может быть, учитывая все усиливающийся в центре ветер перемен, им придётся срочно свалить в глубокое подполье, так как некоторые вещи, которые делались с их соизволения и под их непосредственным контролем, никак не укладывались в рамки закона. О произволе спец. служб, судя по газетам и радио, говорили все больше и больше.

После этого дня, повергшего меня в тягостные воспоминания о прошлом, прошла неделя — другая. И вот день сегодняшний ознаменовался неожиданным вызовом меня к прокурору гарнизона.

— Присаживайтесь! — всегда по восточному невозмутимое лицо прокурора явно выдавало признаки большого волнения, которое передалось и мне.

— Ви часто спрашивали меня, — как всегда с небольшим акцентом сказал он, — когда можете вернуться в гражданскую прокуратуру.

— Да! — сердце моё в волнении забилось на несколько тактов быстрее.

— Так вот, если напишете заявление об увольнении, я повторяю об увольнении, а не о переводе, то я его подпишу, хоть сегодня!

— Увольнении? Почему об увольнении?! А, впрочем… — я схватил предложенный мне лист бумаги и, торопясь, как будто через минуту прокурор мог передумать, стал размашисто писать «по собственному».

Прокурор быстро поставил в углу свою резолюцию о согласии, и, не глядя не меня, сказал:

— Советую сегодня же сдать дела, и… уехать!

— Конечно, — растерялся я, — но, что за спешка?

— Г-м-м… дело в том, что события, аналогичные прибалтийским, в любой момент могут начаться здесь! И вероятно возникнут вопросы к кадрам… м-м-м, присланным из центра и…

— Понял! — быстро ответил я.

Что ж, видимо, предсказания некоторых футурологов о трагичном развитии начавшихся перемен, похоже, начинают сбываться.

Я крепко пожал руку теперь уже бывшему своему начальнику и быстро вышел из кабинета. По всему было ясно, что мне нужно спешить и весьма…

— Честно говоря, я не ожидал застать тебя телефонным звонком, да ещё и дома! — я крепко обнял Иконникова, с которым мы сейчас встретились в том же самом кафе, где обсуждали насущные наши проблемы времён присутствия в нашем районе саркофага Роя.

— Да я уже больше года как отпущен с этого чертова НИИ! В силу новых веяний в государстве, институт, да и наука вообще стала не очень востребована! — Иконников тоже не скрывал своей радости от нашей встречи.

Когда я прибыл самолётом из своей дыры в Средней Азии, то первым делом позвонил из дома именно Иконникову. И вот неожиданность — он сам снял трубку! По телефону, памятуя некоторые особенности пережитых нами совместно событий, мы ничего обсуждать не стали, договорившись встретиться на нейтральной территории.

— А ты что ж, только вырвался из своей специализированной конторы? — спросил Иконников, когда у нас поутихли первые эмоции от встречи.

— Да, понимаешь, не отпускали паскуды под различными предлогами, но потом сразу в одночасье сказали, рви когти, товарищ майор, пока местные не поджарили тебя вместо шашлыка! А по приезде, посмотрел по новостям — действительно бардак там начался, так что вовремя меня мой начальственный узбек уволил!

— А ты сейчас не на службе, в контору не вернулся? — спросил Иконников.

— Да пока присматриваюсь, похоже, наше государство, рассыпавшись на составные элементы национальных окраин, куда то несётся, а вот куда пока не понятно! А сам то ты где?

— Приятель в одном кооперативе пристроил, зарплата в несколько раз выше, чем в НИИ, может и ты к нам?

— Может, а что юрист требуется?

— Конечно, Ваш брат сейчас высоко стал котироваться, после того, как дикий капитализм к нам пожаловал. Договора, претензии, суды и прочее…

— Ладно, подумаю! — я решил переменить тему. — А ты, Виктор, насчёт наших тех приключений часто вспоминал?

Иконников вздрогнул:

— Такое забудешь! Ты знаешь, после того, что произошло, во мне многое переменилось, даже свою ссылку в этот зашатанный институт я воспринял спокойно. Там народишко только и делал, что казённый спирт хлестал. Смотрел я на них и думал, в чем Ваш смысл краткого их пути по Земле? Оставались бы амёбами в прудике каком-нибудь! На что Вам разум, интеллект, если Вы им пользоваться не умеете! Если Вам он только в тягость, раз так упорно его заливаете, чтобы стать безмозгло — счастливым существом на несколько часов! Мне, да и тебе довелось не прочитать где-нибудь в бульварной газетёнке о летающих тарелках, а реально соприкоснуться с множественностью миров во Вселенной, вступить, пусть и весьма своеобразным образом, в контакт, о чем прогрессивное человечество мечтает не один десяток лет! Значит, не просто так мы прожили тот отрезок жизни. И, конечно, покоробило меня то, что уровень на Земле все ещё тот же, что и у питекантропов. Увидев что то непонятное, немедля принимаем это за враждебное проявление, и сразу дубиной его! Чтоб мокрого места не осталось!

— Да уж, — согласился я. — И меня после той истории с Роем основательно перетряхнуло внутри! Я тоже, воспитанный на советской научной фантастике, никогда не мог даже предположить, что управители всех стран, страшатся этого самого контакта! Видимо, если бы мы стали ближе с различными представителями более развитых миров, мы в своей основной человеческой массе поняли бы, что живём не так уж и правильно, как нам талдычат с управленческого верха, что на многие вещи нужно смотреть по другому, и что пора на старушке Земле многое поменять! И стыдно мне за гибель саркофага! Это Рудольфу, не к ночи будь он помянут, чужую цивилизацию прихлопнуть, что таракана на кухне тапком раздавить! Кстати, ты о нем ничего не слышал?

— Не слышал и слышать не желаю! — скривился Иконников. — Я долго думал, что ж все эти представители иных миров, которых, как я понял, достаточно много было в качестве визитёров, не могли вмешаться и всех этих Рудольфов и Боглаевых к ногтю прижать?!

— Хм, полагаю, что у высших цивилизаций есть, видимо, законы, запрещающие вмешиваться во внутренние дела иных разумных сообщностей. В фантастике об этом целые тома исписаны. Принцип невмешательства! Ребенок сам должен стать взрослым, пройдя все стадии, в том числе и стадию существования в обществе таких субъектов как Рудольф и Боглаев! Нельзя приводить на готовенькое, иначе может получиться нечто вроде избалованного ребёнка — анфан террибль, за которого все проблемы решают заботливые родители, и который в конце концов стал бы последним скотом, так ничего и не поняв в жизни.

— Может, ты и прав, — подумав, согласился Иконников. — Но все равно гадко до сих пор на душе, от того, что мы хоть и не специально, но участвовали в уничтожении иного разума…

— Я вот думаю, может, всё-таки Рою удалось спастись? Ведь столько матриц уже было охвачено его сознанием! Наверняка, среди них были и высокопоставленные чинуши, в том числе и в госбезопасности! Неужели, они совсем не имели информации о том, что запланировали в центре? Ведь это не просто — взять вот так и швырнуть в тот район «эйч бамб», пусть даже ограниченного действия! Нужно вывести войска, нужно предупредить население и…

— Я думаю, что это было сделано именно так! — прервал меня Иконников. — Без предупреждения, без вывода войск! Вспомни, мы беседовали с Боглаевым, потом двое суток пробыли в этой чертовой гостинице. И вдруг прискакал Рудольф, и мы помчались на место бомбардировки, где уже все было кончено!

— Черт! Я и забыл, действительно, все произошло так скоротечно! То есть моё первое утверждение о принесение в жертву части населения и военных, похоже оказалось верным!

— Это уж как пить дать! Уцелел ли саркофаг? Может и уцелел, судя по тому куску ткани, которая была защитой от агрессивной среды для биоробота, технологии Роя гораздо выше наших. И, может быть, саркофаг уцелел даже в эпицентре этого малого термоядерного взрыва и до сих пор лежит там, вплавленный в стекло породы. Может, Рой находится там в состоянии гибернации. Однако ж, полагаю, что после того как нас отправили в ссылку, то место, что мы указали, проверили с помощью техники вдоль и поперек, вплоть до того, что расковыряли все эту стекломассу!

— Может так, а может и нет! По старой русской привычке махнули рукой на это, да отчитались, мол. дело сделано! Ты думаешь, я не заметил, что ты показал совершенно не то место, где саркофаг стоял?!

Иконников отвернулся к окну, потом со вздохом ответил:

— Ну да, а что же ещё оставалось делать? И что ты предлагаешь, смотаться на место? Проверить, там ли он или нет?

— Да, предлагаю! Ну, а вдруг, Виктор?! — загораясь, воскликнул я.

— Ну вообще — то можно… — уже склоняясь к моей идее, начал Иконников.

— Извините, товарищи, могу я присесть к Вам? — вопрос раздался у нас над головами и исходил от странного субъекта в чёрном пальто.

В пылу разговора, мы даже не заметили его появления вблизи нашего столика.

Находясь в полной растерянности, мы синхронно кивнули головами. Нежданный визитёр опустился на стул, расстегнул своё зловещее пальто и откинулся на спинку стула. Внимательно нас осмотрев, сказал :

— Если не ошибаюсь, имею честь общаться с…? — прозвучали наши имена — отчества.

Нам ничего не оставалось, как также, кивком головы, подтвердить, что мы те самые.

— Михаил! — представился наш новый знакомый и располагающе улыбнулся.

— Так Вы из… — сразу же вскинулся подозрительный Иконников.

— Нет, я не из… — сразу перебил его Михаил. — Если Вы наберётесь терпения, то я дам все необходимые разъяснения!

— Конечно! Мы Вас внимательно слушаем! — я легонько пнул ногой под столом неугомонного своего товарища, призывая его к молчанию.

Михаил, подозвал официантку, заказал чаю, и, откашлявшись, начал говорить:

— Ваши подозрения вполне понятны. Особенно после тех событий, что Вам пришлось пережить, и что были связаны с саркофагом цивилизации Роя. Кстати, Роем, его собственно окрестили Вы сами. Сама цивилизация, прибывшая тогда в экстренном порядке на нашу Землю именует себя несколько иначе, если бы можно их мысль — импульс, которым цивилизация общается со своими составными элементами, выразить человеческими словами, то наиболее близкое название её — Генатур Экс Амбиту Аква, что в вольном латинском переводе означает — «порождённый водной средой». Но, для простоты обозначения, мы можем продолжать называть цивилизацию по-прежнему Роем. Так и привычнее и короче.