Бесплатный фрагмент - Родить любой ценой

«В то время был человек из Цоры, от племени Данова, именем Маной; жена его была неплодна и не рождала».

(Суд. 16:1)

Глава I

1

— Мы — всё! Управились.

Денис вошел на кухню, присел к столу. Я невольно отметил, что сегодня он потратил чуть больше времени, нежели обычно. Это не удивило. Все мы были людьми, а не автоматами, привычка снижала остроту.

— Молодцы! — сказал я.

— Старались.

— Бежишь к Нитке?

— Сейчас побегу, только, с твоего позволения, выпью кофе.

Друг поднялся, шагнул к тумбочке.

— Сиди-сиди! — остановил я. — Я тебе налью. Ты уже сегодня наработался. Переведи дух.

Он опять устало опустился на стул, откинулся на спинку. Мой банный халат был наброшен для проформы — чтобы соблюсти минимальные приличия в ситуации, которая сама по себе исключала понятия «приличий». Перепоясываться друг не стал, сейчас полы распахнулись, и я видел все, чего по человеческим законам не должен был видеть.

Я смотрел на огромные, заросшие волосами Денисовы яйца и представлял, как в каждом из них копошатся миллионы сперматозоидов, до сих пор надеясь на будущее использование. Сверху лежал полуобмякший половой член, вдвое превосходящий мой по всем параметрам. Из темной щели на головке еще сочилось.

— Как там Лина? — спросил я.

— Как всегда. Нормально. А что?

— Да ничего. Просто так, поинтересовался. Не сомневаюсь, что нормально и как всегда.

— На самом деле не совсем как всегда, — помолчав, сказал друг.

— А что не так?

— Поменяли позу.

— Как?

— С физиологической на миссионерскую.

— А зачем?

Я спрашивал и спрашивал — так, словно это имело какой-то смысл.

— Видишь ли, Вовка. Мы занимаемся этим уже третий месяц.

— Четвертый, — поправил я. — Если не пятый.

— Так тем более.

Он постучал пальцами по столу.

— Все делаем по графику, а толку нет. И я подумал…

Щелкнул чайник. Я заварил кофе, подал Денису чашку.

— Что ты подумал? — уточнил я, дав ему сделать несколько глотков.

— Я, конечно, не гинеколог, а простой участковый терапевт, но все-таки имею некоторые понятия.

Друг говорил спокойно. Происходящее устоялось до такой степени, что уже не казалось из ряда вон выходящим. Впрочем, в его профессии все человеческие отправления принимались естественно.

— И вот мне пришло в голову. Может, у Лины какое-то особенное расположение матки. И в той позе, которая идеальна при стандартных параметрах, сперматозоиды затекают плохо, где-то задерживаются, не создают необходимой массы.

— Может быть и так, — сказал я, пожав плечами. — Тебе, конечно, виднее. Ты все-таки доктор.

— Доктор-пиздоктор… — он усмехнулся. Так вот, решил попробовать в другой позиции. У нас ведь еще завтра и послезавтра?

— Да, завтра и послезавтра. Зеленая зона.

Я повел головой в сторону календаря, висящего над столом.

— Кстати, насчет послезавтра…

Денис тоже взглянул на стену.

— Послезавтра суббота. Давай приеду с утра? По всем показателям утренний секс более продуктивен, к тому же можно не спешить. Если, конечно, у вас нет дел.

— У нас-то дел нет. Да если бы и были, для такого случая отложим, — ответил я. — А вот тебе Нитка не оторвет пипирку? Мало того, что каждый месяц целую неделю по вечерам шляешься пес знает где, так теперь еще и в субботу с утра пораньше свалишь из дома.

— Не оторвет.

Он покачал головой — причем не очень весело.

— Напротив, обрадуется. Ты не представляешь, Вовка, до какой степени мы остомудели друг другу, живя вдвоем столько лет!

— Почему не представляю? — я вздохнул. — Очень даже представляю.

Я подумал о нас с женой, мне тоже стало грустно. Мы не отличались от других. Все браки — по какой бы оглушительной любви ни заключались — в итоге приводили к одному и тому же. Выхода из ситуации не имелось, тупик был глухим.

— Ну все, я поехал.

Денис отодвинул пустую чашку.

— В душ пойдешь? — спросил я. — Свежее полотенце на корзине для белья.

— Да нет, пожалуй, — он покачал головой. — Уже поздно, да я сегодня не особо и вспотел. Дай мне что-нибудь обтереть пенис, и достаточно.

Я вынул из шкафчика рулон бумажных полотенец и протянул другу.

— Спасибо, Вовка, — сказал он. — И за это и вообще.

— За что «вообще», Дэник?

— Сам понимаешь.

— Понимаю.

Я несколько раз кивнул. Все в самом деле оставалось понятным. Смешно было бы быть страусом и прятать голову в песок.

— И прости в очередной раз. За что — тоже понимаешь.

— Еще раз понимаю.

— Но без этого — никак.

— Никак, Дэник.

— Надеюсь, рано или поздно придет результат.

— Я тоже надеюсь, — сказал я и опять посмотрел на календарь.

2

Мою жену звали Галиной. Своего имени — особенно краткого «Галя» — она терпеть не могла, утверждала, что оно «звучит по-хохляцки». С детства и всю жизнь моя Галя представлялась «Линой». В университете, где жена работала доцентом на химическом факультете ее знали как Лину Николаевну. Паспортное имя фигурировало только в отделе кадров и в бухгалтерии.

Мне было тридцать четыре года, жене недавно исполнилось тридцать два. Спустя десять лет наш брак оставался бездетным.

Первые лет пять мы ничего не констатировали, просто радовались жизни, радовались друг другу — радовались тому, что безудержно занимаемся сексом, но не появляется никого, кто бы нам мешал. Потом все-таки подумали, что в нашем супружестве не все гладко.

Я о детях, мягко говоря, не грезил. Но в стране, имеющей идеалом многодетную семью, где сыновья развозят короба «Самоката», а дочери подают гамбургеры в фастфуде, жену стали доканывать. Даже незнакомые женщины, с которыми ей доводилось познакомиться где-нибудь в бутике одежды, рано или поздно допытывались, есть ли у нее дети.

Они задавали вопрос таким тоном, словно не иметь детей было преступлением. Впрочем, в нынешней «традиционалистской» России к этому все и шло.

Жена рассказывала обо всем сдержанно, но я многое понимал между строк, и мне становилось ее жалко. В конце концов я пришел к выводу, что дети — это необходимое зло в обществе, от которого не удается не зависеть. И один-единственный ребенок при правильном подходе к вопросу не мог уж совсем необратимо испортить жизнь.

И кроме того, я вдруг услышал, что наш брак начинает слегка потрескивать, как пересушенный глиняный кувшин. Если мы не хотели, чтобы он рассыпался на черепки — по крайней мере, я этого не хотел — то следовало приложить все усилия к тому, чтобы в нашей семье наконец появился ребенок.

В общем, мы с Линой всерьез задумались.

Единственным достоинством нынешнего бесчеловечного времени было то, что стала доступна любая необходимая информация и даже специальная литература. Жена перестала смотреть телевизор, вечера посвящала изучению проблемы.

Она прочитала все возможное и сделала здравые выводы. Если верить медикам и биологам, человечество находилось в процессе саморазрушения. Первым показателем факта являлись трудности с воспроизведением вида.

У нас не было резус-несовместимости, чисто теоретически ничто не мешало беременности и нормальному вынашиванию плода — оставалось лишь подобрать правильные условия, при которых сработает репродуктивная функция. На первый взгляд это не представляло трудностей. Жена узнала все тонкости, стала следить за фазами Луны, каждое утро вставлять в попу градусник для определения момента овуляции, высчитывать оптимальные дни и даже часы для зачатия. К вопросу она подошла всерьез. Порой даже отменяла лекции, чтобы я — заместитель директора завода, местного филиала компании Huawei — приезжал домой на полчаса, оплодотворял ее и оставлял лежать для прохождения семени.

Но ничего не получалось.

Изверившись в самостоятельных мерах, мы обратились к специалистам. В нашем городе имелось несколько центров планирования семьи: искусственное производство детей, будущих нищих патриотов, было поставлено на конвейер.

После нескольких анализов выяснилось, что я не могу иметь детей: мои сперматозоиды были мертвы, как терракотовые воины, выкопанные из гробницы императора Цинь Шихуанди. Это не поддавалось объяснению: я не служил на атомной подводной лодке или в ракетных войсках стратегического назначения, никогда не работал в ядерной лаборатории. Правда, в детстве я перенес свинку, но причина была выморочной: свинкой болели почти все, бесплодными оставались единицы.

Результат решился где-то в иных сферах. Я просто был таким, каким был.

Андролог, вынесший сокрушительный вердикт, оказался порядочным человеком. Вместо того, чтобы развести нас на полумиллионное лечение, он коротко сказал, что лечить меня бесполезно в принципе. Ни одно новейшее средство, ни одна современная операция не могли исправить то, что изначально перечеркнуто природой.

Скорее всего, и моя нелюбовь к детям выросла как ответ на бесплодие — или наоборот, что не имело особой разницы. Разницы не имелось вообще ни в чем, предстояло решать проблему.

Предложение кого-то усыновить — или удочерить — было отвергнуто женой. По ее словам, никто не гарантировал, что приемный ребенок не окажется дебилом с порочной наследственностью. В этом плане я был с ней совершенно согласен.

Доктор сказал, что в таком случае придется принимать другие меры. Под «другими мерами» подразумевалось оплодотворение чужой спермой.

Приняв ситуацию как есть, мы стали обдумывать способ реализации.

Вариант осемениться донорским «материалом» в том же самом ЦПС, где мы прошли обследование, отпадал. Жена сказала, что при таком способе оплодотворения ей могут «показать фотографию белокурого арийца, а впрыснуть сперму кругломордого башкира». Я с этим тоже согласился, поскольку башкир на дух не переносил, а местным деятелям не доверял.

По итогам принятых решений стало ясно, что нужен реальный, конкретный мужчина, чье семя жена сможет принять. Мы стали размышлять, кого можно привлечь для такого дела. Человек должен был быть приличным, красивым, здоровым, умным… а главное — надежным и сочувствующим нашей семье. Критерии определились, осталось лишь найти такого кандидата.

Добрый месяц мы вспоминали друзей и знакомых, перелистывали списки контактов, перебирали фотографии, серфили по соцсетям в поиске кого-нибудь, кого забыли.

То, что в итоге выбор пал на Дениса, было определено судьбой. Вряд ли на роль добровольного донора, спасителя нашей семьи мог подойти кто-то иной.

С Денисом мы учились в одном классе, сильно дружили, несколько лет даже сидели за одной партой. Нас позиционировали как две половинки одного целого.

В восьмом классе учителя посчитали, что настала пора бороться с безобразием, нарушающим порядок на уроках, и всех пересадили: мальчишек оторвали от друзей, девчонок — от подружек. Мы возмущались как могли, но с Денисом пришлось расстаться. Вместо друга со мной посадили Аниту, его будущую жену.

Она была невысокой, с простым лицом и маленькой невыразительной грудью. Другие девчонки развивались на порядок интереснее. Но я имел искаженное восприятие.

Сейчас, конечно, смешно вспоминать, но школьником — мальчишкой, еще даже не подростком — самым заманчивой частью женского тела я считал коленки. Я конечно, знал, что есть и гораздо более интересные места. Но они в обычной жизни прятались. А вот коленок никто не скрывал. Они сияли вокруг, наполняя жизнь светом.

Анитины коленки были сногсшибательными, самыми красивыми в классе: округлыми, ровными и гладкими. Сидя рядом с ней, я едва не окосел. Один бог знает, как мне хотелось их потрогать. Но я не трогал, полагая, что за небольшое удовольствие придет чрезмерная расплата.

Так бы я и просидел оставшиеся четыре класса, томясь от вида недосягаемых Анитиных коленок, но все исправил случай.

Пришла весна, заканчивался апрель две тысячи пятого, в стране намечался вселенский шабаш по поводу годовщины Пирровой победы. Теперь уже трудно сказать, почему именно нас с Анитой завучиха по воспитательной работе заставила остаться после уроков, чтобы оклеить портретами каких-то ветеранов временную «стену славы» около учительской. Скорее, всего мы просто первыми попались на глаза, когда она заглянула в класс — но это решило судьбу.

Все разошлись по домам, школа опустела, а мы, словно крепостные, принялись за работу. Прежде всего следовало разметить место, чтобы портреты выстроилось ровно — иначе завтра бы нам всыпали нагоняй и заставили переделывать. Взяв большую линейку, мы пошли вдоль плинтуса и через каждые полметра делали на стене отметки, которые потом предстояло соединить.

Материалы лежали на подоконнике. Соседнее окно неожиданно распахнулось от ветра, ветераны полетели на пол. Анита кинулась их подбирать, наклонилась низко. Я увидел ее белые трусики, просвечивающие сквозь черные полупрозрачные колготки, и вдруг понял, что коленки — лишь полбеды.

Потом наши пути разошлись. Я поступил в нефтяной университет, Анита — в медицинский. Я нашел других женщин, она — других мужчин. Я знал, что так бывает практически у всех за исключением единиц: первый опыт является лишь толчком к будущей жизни.

Однако с Анитой — единственной из всех женщин, с которыми я был близок — сохранились теплые отношения. И получилось даже больше.

В школе мой друг свою будущую жену даже не замечал. С его экстерьером он разговелся гораздо раньше моего, увлекался не коленками, а более серьезными вещами. Но в медуниверситете все переменилось.

Анита с Денисом оказались на одном факультете и даже в одной группе. В отношении женского пола у моемо друга не было выбора. Вокруг роились косноязыкие коряги из башкирских деревень. На их фоне бывшая одноклассница сияла как звезда первой величины — казалась королевой красоты и кладезью интеллекта.

Так или иначе, на последнем курсе Денис с Анитой поженились. Это произошло примерно в то же время, что и у нас с Линой. Совершенно естественным образом наша школьная привязанность переросла в дружбу семьями.

Мы ходили друг к другу в гости — по торжественным случаям и просто так — выезжали на природу, вместе слушали концерты в филармонии. Однажды мы даже вчетвером отдыхали в Турции, где жены при нашем с Денисом бурном согласии купались топлесс.

Семья друзей, как и наша, до сих пор оставалась бездетной. Причина была зеркальной. Анита говорила жене, что она бесплодна и очень этому рада, поскольку выпестовала двух младших сестер, чем «полностью удовлетворила свой материнский инстинкт». С Денисом все было в порядке. Он говорил, что не раз имел проблемы с ненужной беременностью на стороне.

Все сошлось в одной точке, наш выбор был обоюдосторонним. Жена сказала, что с удовольствием родит от Дениса, я не возражал, чтобы именно он стал отцом нашего с ней ребенка. Даже не верилось, что все решится так просто.

Изначально наши намерения были совершенно безобидными. Мы собирались устроить донорский центр на дому. Я примерно представлял, как именно там все делается.