Бесплатный фрагмент - Роботсмэн

О романе

Достижения человека не имеют предела потому, что не имеет предела его воображение

Дорогой мой читатель. Роман из будущего «Я — Корэф, роботсмэн» — фантастика. В нём Вы найдёте много параллелей с современными и прошлыми событиями в истории. Зная историю, можно спрогнозировать будущее, как, глядя в колодец, можно увидеть высоту небес. Екклесиастом сказано: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Эта очень древняя, но вечная мудрость применена при написании этого романа. Назовём этот принцип «Исторический рецидивизм» (повторяемость истории). История повторяется потому, что её делают люди, всё те же люди, повторяющие себя в каждом новом поколении. Одну из таких историй Вы держите сейчас в руках. И то, что Вам покажется невероятным в будущем, в действительности будет в чём-то вам знакомо, что пережили либо Вы, либо Ваши предки.

В том будущем, как оказалось, Землю будут населять роботсмэны — очеловеченные роботы. Они почти неотличимы от людей, подобны человеку — андроиды. Это творение коллективного гения поколений было названо очередным «чудом света», потому что прекраснее и совершеннее себя люди ничего вообразить не могут.

В роботсмэнах осуществится самая сакральная мечта людей — бессмертие. Вечная молодость будет обеспечена регулярным обновлением совершенного по красоте и моторике тела. Важнейшей функцией квантового компьютера в голове роботсмэна явится не просто богатейший интеллект, но осознающая себя личность. Помимо всего, людям с ними станет не так скучно. Они не станут одиноки во Вселенной. Отпадёт увлечение грезить по ночам пришельцами иных миров.

Но так случится, так сложатся обстоятельства, что люди будут вынуждены бежать с планеты за двести лет до событий романа. Только не подумайте, что роботы захватят Землю, силой изгнав людей. Всё будет не так просто, даже совсем не так. Несколькими поколениями спустя в людях возродится ностальгия по исторической родине предков. Подобное уже не раз происходило в истории человечества. Но именно с этого и начинается роман, с ностальгии и возвращения людей на Землю.

А. И. Давидюк, дистрибьютер

Книга первая — Анжи

Посвящается моим внукам и внучкам

автор

Пролог

Если в человеке за последние три тысячи лет ничего не изменилось, должно ли что-то измениться спустя ещё одну тысячу лет?

Читатель, здравствуй! Может всё исчезнуть, на чём ты равнодушно свой взгляд остановил. К тебе я обращаюсь из будущего, из четвёртого тысячелетия. У нас на календаре 3025-й год. Спешу, пока не прервалась едва настроенная связь, всё сразу рассказать. Нам хочется самим к вам в прошлое одним хоть глазом глянуть. Я сам был потрясён этой технической возможностью к вам обратиться, в глубину веков. Представлюсь: командир межзвёздного корабля Теллур. Сейчас наш звездолёт на Марсе. Сюда мы прилетели с планеты Тэрглобос созвездия Альфа Центавра. Готовимся лететь обратно. Полёт нам предстоит в межзвёздной пустоте и тьме шесть с лишним лет. Я — марсианин. Нет, не подумайте дурного! Я — человек, родился я на Марсе и на Земле ни разу не бывал. Возможно, я потомок одного из вас. Мы очень далеки от вас, но всё же ваши дети. Ничто не изменилось в людях. Мы просто знаем больше. Когда-то с вами возрождались ваши предки. А с нами возродились вы.

Просмотрел в архивах виртуальных всю вашу современность, чтобы проникнуться дыханием эпохи и знать, какие бури над вами пронеслись. Вы многое трагичное в своих столетиях пережили, и нам теперь есть с чем сравнить. Ни вам, ни вашим потомкам не избежать больших и малых войн. Наверно, человек без них не может. О-о! Как любят люди побеждать в бою реальном не своею кровью!

По-прежнему родятся гении добра и гении злодейства. При вас мощнейшие магнаты-олигархи вошли во вкус своим непревзойдённым богатством и возомнили себя владыками Земли. В то же время «заалел восток» с амбицией овладеть планетой именем огромного народа. Эти две цивилизации объединяло накопление несметных богатств в руках элит с возможностью скупить все институты власти, а население лишить свобод. Элиты заигрались судьбами народов, их снова, как и прежде, столкнули друг с другом. Что дальше происходило между двумя мирами, узнаете вы скоро сами. Вот это всё, что к нам о вашей современности дошло.

Искусственное солнце засветилось на Земле. Энергией так овладели, что разогнать корабль сумели — вот-вот догоним свет. Так мы достигли звёзд, как вы Луны и Марса. Как инженер я мог бы вам подробно рассказать о принципе изобретения. Но воздержусь. Вы, не потратив жизни на разгадку, сочтёте себя несчастными в своей ненужности. Не стану делать жизнь бесцельной. Поверьте, жить интересно не только из простого любопытства, не только от удовольствия любить, но и от возможности творить. Столетия гениям над кораблём пришлось корпеть и долго безуспешно биться, пока нам удалось живыми долететь.

Набрало обороты роботостроение и люди становились постепенно не нужны.

Валовый продукт стал так высок, что можно было не работать и в достатке жить. Освободившись от труда, занялись люди в клубах по интересам своими любимыми увлечениями. Когда-то рабство позволило элитам создать философию, культуру и мораль. Теперь элитой стали все. Работать стали роботсмэны. Как видите, сюжеты повторились.

С массовым производством роботсмэнов, ставших и сексуальными партнёрами для молодёжи, решилась проблема с перенаселением планеты. Демографический вопрос решился не войной, не пандемией, не абортом. Создание роботсмэнов всё решило в два столетия. Людей стало на порядок меньше.

И здесь не обошлось без ржавой стороны медали. При управлении общественной системой компьютерами политики нам стали не нужны. Необходимость благ, размер их производства — всё под контролем искусственного интеллекта. Роботсмэнами были заменены люди в Конгрессе континентов. Новые законы привели к расколу общества. Причём настолько, что люди были вынуждены покинуть Землю. Произошло массовое заселение Марса. Эмигранты прихватили с собой и огромное число роботсмэнов. Когда звездолёты достигли световой скорости, и добрались до созвездия Альфа Центавра, была колонизирована и планета Тэрглобос. Оставшись на Земле одни, роботсмэны были заняты на производстве по обновлению роботов и своих же тел. Это продолжалось до сих пор, вот уже двести лет.

Впрочем, порассуждаю-ка я о том, что ближе мне как инженеру-астронавту. Что так толкнуло человека ввысь и прочь от матери Земли? Думаю, пустое любопытство, что названо пытливостью ума. Страсть открытий прорвала все пределы безопасности. Животный страх проиграл жажде познания. Межзвёздные корабли взлетают только с орбиты вокруг Марса. Мы не смогли бы на Земле такой корабль построить. Он огромен, как город небольшой. Вес собственный его развалит. Доставка на орбиту по частям затянется на годы. К тому же вред планете. А Марс слабей намного в гравитации, слабей в сопротивлении атмосферы, и строить легче на его орбите. Строят так же на Луне. Нет лучшей фабрики для звездолётов и стартовой площадки, чем Марс или Луна. Глубинное бурение на Марсе и полюсные шапки решили все проблемы с кислородом и водой. На нашем спутнике Луне налажены добыча руд и производство в вакууме новых сплавов. Столетиями строят на Луне космические корабли. Проблема доставки или добычи кислорода, пищи и воды недавно просто решена — не стало там людей. Конечно, навещают. Там даже рестораны есть. И двигатели ракет уже давным-давно без потребления кислорода. Остались, правда, в условиях Земли, ведь, там он обновляем. Всё автоматизировано и контролируется роботсмэнами, как и на Марсе.

О! наконец-то! Прибыла последняя группа пассажиров с Земли сюда на орбитальную платформу Марса для пересадки в наш звездолёт. Мы месяцами ожидали их и наконец собрали. Мой лайнер необозримого размера забирает на борт тысячу гостей. Через неделю мы всё же унесёмся, догоняя свет. Всё остановится потом в межзвёздной пустоте. Действительно, как будто нет движения! И так на долгих шесть с половиной лет!.. Я к этому давно привык, летая пару раз. Двух раз уже хватает, чтобы на пенсию идти. Здесь, на борту есть чем заняться людям. Есть труд, есть развлечения. Даже часть природы. Но больше виртуальной. Могу об этом поподробнее… Простите, вынужден отвлечься. У нас гости. Ко мне заглянула… кажется, семья. Сейчас мы это выясним. Извините? …Ах, да! Мы же договаривались с вами! Представьтесь, мы с вами не одни. Нас слышат, не поверите, в двадцать первом веке! Вернее, нас читают. Читают то, что мы с вами говорим.

— Неужели нас воспринимают люди тысячу лет назад?! — спросила гостья, с недоверием глядя на командира.

— Да! Не волнуйтесь, говорите спокойно. Мы в прямом контакте с ними

— Моё имя Анжи, доктор социологии, профессор. А это мои дети и мой друг и спутник жизни Корэф. Он — воспитатель и учитель моих детей. Мы случайно услышали, что вы имеете возможность связаться с прошлым. Корэф предложил в рамках образования показать детям это изобретение. Да и мне чрезвычайно интересно. Возможно ли это?!

— Да, теперь… Профессор Анжи, о вас я многого наслышан, начитался. Но вас лично у себя на корабле увидеть для меня большая честь. У вас к тому же остался титул Президента континентов! Об этом мне тоже приятно сообщить.

— Спасибо. Командир Теллур. Собственно, я была направлена на Землю по работе. Двадцать два года назад покинула свою родину, планету Тэрглобос. А давно ли были вы на Тэрглобос, командир?

— Покинул Тэрглобос семь лет назад. Но полёт — это жизнь, долгие годы в замкнутом пространстве. Здесь есть что видеть, что запечатлеть. Достоинства людей, а также их пороки. Любовь, раздоры. Одни растут, другие на глазах стареют. Романы, свадьбы. И разводы. Лечение больных. Создание искусств творений. Возникновение героев. Но не сравнить, что на Земле произошло за эти годы! Я знаю, вы в судьбе Земли решающую роль сыграли. Нам всем –и мне, и людям, нашим далёким предкам — ваш рассказ был бы интересен. Так что же там произошло?

— О! Это долгий разговор. До вылета ещё неделя, мы всё сумеем рассказать. Нам никуда от вас не деться, командир. Помимо нас, на корабле есть сотни пассажиров, что знают о событиях не меньше, но по-другому. Их тоже хорошо бы опросить. Всё началось пятнадцать лет назад, в далёком 3010-м.

— Прошу вас, госпожа профессор. Мы все настроились послушать.

— А давайте, начнём с меня, — осторожно вступил в разговор до этого молчавший учитель. — Я — Корэф, роботсмэн.

Глава 1. Риннэ

«И сотворил Человек роботсмэна

по образу и подобию своему.

Но потом сотворил роботсвумэн

в утешение роботсмэну.»

На этой высоте свод неба чёрно-синий. Сияют, не мигая звёзды, и Солнце их не гасит. Почти неслышен двигателей шум. Погасли звёзды, небо посветлело, стало снова голубым. Осталось только ревностное Солнце в сиянии одинокого тщеславия в зените. Гигант бесшумный, пассажирский беспилотник скользит всё ниже. Облачность порвал. Земля, покачиваясь медленной качелью, приблизилась и стала различимой. Под белоснежным лайнером заснеженные проплывают горы, густо-зелёные долины рек. Уходят синие озёра под голубой вуалью редкого тумана. Остался в стороне, в долине у подножья вытянутый город белокаменной прибрежной полосой. Он так похож на белую морскую пену от прибоя. Прозрачен воздух. Как будто в пустоте скользим, спускаемся всё ниже, ниже. Вот и видны отдельные дома, деревья. Плавная посадка вертикально. Пассажиры в просторном светлом салоне молча ждали. Организованно вышли. Без багажа, все налегке и сразу направились на выход к транспорту.

Жаль, вы не видите, читатель, каков кругом дизайн! Каков порядок! Пока придётся лишь представить. Вокруг нас одни лишь стройные молодые люди, красивы девушки и парни. Нет ни пожилых, и нет детей. Но мы последуем лишь за одним. Вошёл он в рейсовый автобус. Въехали в город. Пассажиры понемногу выходили. Сошёл и наш молодой мужчина. В просторном вестибюле прозрачный лифт. Зашли. Выходим. Ждём у двери, и дверь открылась. Наш молодой герой вошёл в просторную квартиру, как будто бы в свою. В гостиной комнате уже сидели двое в креслах и явно нашего героя ожидали. Пришелец поздоровался, ему ответили. Он сел привычно в своё кресло.

— Корэф, добро пожаловать домой. Как видите, в квартире всё обновлено. Источники информации всех уровней автоматически настроены на вас, легко доступны, как и подзарядка батарей. Место вашей работы также в новом дизайне. Завтра приступайте. Желаем удачи.

— Благодарю. Удачи и вам, коллеги.

Это был первый день его обновлённой жизни.

Утром Корэф встал, принял душ, оделся и отправился на работу. Автобус был полупустой. На остановках заходили новые пассажиры. На конечной все вышли и направились в огромное светлое здание без единого окна. Корэф шёл уверенно и спокойно, как будто он здесь ходил всю жизнь. Это всё лишь было в его памяти давно знакомым и привычным. Но его тело оказалось здесь впервые. Быстро вошёл в бюро и сел за пульт управления. Рядом с ним возникла голограмма его секретаря. Девушка улыбнулась:

— Привет, шеф!

— Привет, Лэлю! — ответил Корэф.

С его места сквозь прозрачную стену был виден огромный цех производства. Роботы-автоматы ожидали в неподвижности команды начинать трудиться. Корэф прикоснулся к смайлику на экране и голосом дублировал команду:

— Начали.

Роботы бодро завертелись, передавая друг другу комплектующие, совмещали детали, свинчивали и сваривали. Пришёл в движение конвейер. Детали обрастали другими деталями и превращались в какой-то большой технический узел. Узел упаковывался ловкими механическими руками и выводился за пределы цеха юркими автокарами-роботами. Корэф, не отрываясь от экранов, следил непрерывно за телеметрией всех узлов процесса. Так пролетели восемь часов. Конвейер остановился. Почувствовав усталость и голод, Корэф откинулся в кресле. На экране возникло изображение заряжаемой батареи. Это его аккумулятор изобразился перед уходом. Корэф встал из-за стола, заложил руки за спину и подошёл к прозрачной стене цеха. Там происходили инспекционные работы по наладке. Техники-роботсмэны демонтировали робота. Взамен был доставлен и установлен новый. Остальным проведена инспекция. Цех был снова готов продолжить производство. Корэф попрощался с милой мордашкой Лэлю и покинул бюро. На его место пришёл сменщик.

Наш мастер-оператор решил размяться после восьми часов непрерывного бдения у компьютера. Он побежал в сторону дома по беговой дорожке параллельно тротуару. Дома он принял душ, сделал несколько глотков коктейля для суставов. Повалявшись на софе, пересмотрел все новости планеты и даже интересный фильм в своём головном квантовом компьютере. Потом недвижно, глядя в никуда, помечтал. Встал, приоделся.

Под вечер Корэф поплёлся в ресторан. Играла красивая, лёгкая музыка. Ей в ритм танцевали пары роботсмэнов и роботсвумэн. Каждая пара танцевала по-своему, но все танцевали пластично в красивых движениях. В притемнённом зале за белыми столиками сидели гости парами и поодиночке. К̀орэф прошёлся между столиков и присел у свободного. Теперь он мог спокойно осмотреться. Ничто не привлекло его внимания. Вскоре к нему подсела девушка и просто поздоровалась:

— Привет, Корэф! Ты был в отпуске? Я заждалась, — кокетливо улыбнулась красотка.

Молодому человеку понадобилась миллиардная доля секунды, чтобы отыскать в своей памяти портрет девушки и её имя:

— Ах, Риннэ, я просто рассеян после первого рабочего дня.

— А как прошёл твой долгий отпуск? Как ты время провёл?

— А, бездельничал, — не задумываясь ответил Корэф, продолжая осматривать зал.

— И с кем ты там бездельничал? — не отступала девушка, потянувшись к руке Корэфа через столик.

— Так заработался, что расклеился, и меня потихоньку собирали, — отвлечённо отвечал Корэф, глядя на танцующие пары. — Выспался на сто лет вперёд. Подмазывали, разминали, в общем, склеили. Стал как новенький.

— А это мы сегодня проверим, — прозрачно намекнула девушка и улыбнулась себе самой.

Корэф, продолжая смотреть по сторонам, произнёс:

— Ты сегодня хорошо выглядишь, гораздо лучше, чем я помню.

— Тогда ко мне?

— Тогда побежали.

Молодые встали. Риннэ ухватила Корэфа за руку, и они вышли на бульвар. Устроились в ближайший беспилотник. Риннэ назвала адрес, и бесколёсный беспилотник их бесшумно укатил.

В пути Риннэ спросила:

— А помнишь, в последний раз я была в настройках мазохисткой, и тебе это очень понравилось. Я и теперь готова. Я так долго ждала твоего возвращения из отпуска, что, кажется, такой была всегда. Во мне накопился такой заряд нетерпения!..

— Вижу, ты едва сдерживаешься. Так можно заискрить и загореться. Не сгори дотла в коротком замыкании. Ты индуцируешь во мне огонь и пламя.

Риннэ надула губки:

— Не знаю, что за огонь ты там увидел. Неодолимый твой магнит во мне все силы отключил. Я не могу и не хочу сопротивляться. Созвучные с тобой мои настройки. В романах люди это называли «гармонией чувств».

— А! — Корэф махнул пренебрежительно рукой. — От людей я посмешней услышал: «индуцированный консонанс». Но слаще секс не становился.

Риннэ не унималась в фантазиях:

— Мы можем в наших играх кем угодно стать, чтобы забыться.

Настроение у Корэфа было как у очнувшегося на работе отпускника:

— Одна нам в жизни радость остаётся. А что ещё ты можешь мне назвать?

Риннэ решила, что с мужчиной лучше не спорить, а то вообще ничего не получишь. И потому решила тему поддержать:

— По-моему, мы созданы для рабства, чтобы трудиться на заводах и в постели.

Корэф подставил лицо прохладе от окна:

— Уже я путаюсь, где трахаюсь, а где тружусь. На это рабство я пока согласен.

В апартаментах Риннэ было уютно и интимно. В них стен невидимое окружение дремучим лесом показалось. Пригашен свет, и музыка притихла, огромная софа как будто на лужайке в лунном свете. А нужно ли ещё здесь что? Лишь двое. Мир отодвинулся от них, оставив в полумраке и в покое. Лучом лиловым освещён букетик на столике поблизости. Танцуя парой, взглядами, руками держались друг за друга. Приблизились к софе. Риннэ как бы споткнулась и на софу упала, не выпуская Корэфа из рук. Он рухнул рядом с ней. Освободились руки. Риннэ перевернулась на бок, голову ладонью оперев, всмотрелась в К̀орэфа. Секундами спустя произнесла:

— Сегодня как-то странно. Подхватываешь обычно ты меня, швыряешь на софу. Набрасываешься сверху сам. Едва я успеваю тебя опередить.

— Успеваешь… Меня… В чём же? — куда-то ввысь спросил, не торопясь Корэф. Он всматривался в сизый неба лоскуток в просвете крон деревьев виртуальных.

— Ну… посопротивляться. Тебе это нравится!

— Да, забавно. Ничего, всё восстановится.

Но Корэф про себя подумал: «Ничего, всему научимся потихоньку, даже если и не вспомнится».

Риннэ стала раздевать Корэфа. Одежда слетала легко и просто, как носовые платки.

— Ну, ты готов? — Риннэ рванула Корэфа, и он мгновенно оказался на ней.

— Корэф, что с тобой?

— Ничего. С тобой я отдыхаю!

— Я это вижу! Похоже, тебя в отпуске так мяли-перемяли, что ничего в меня вонзиться не спешит.

— А-а, это?! Ты представляешь? Я как будто с тобой в первый раз. Как с нуля.

Корэф подумал, припомнив сленг: «Блин, что же не включилось? Вот друзья собрали! А может, драйвер не внесли! Или всё просто из-за спешки? Эта внезапная встреча была непредвиденной. Возможно, очередь этого драйвера ещё не подошла».

Вдруг его рассуждение прервалось от ощущения, как будто что-то происходит у него внизу. Риннэ осторожно прикоснулась к его безжизненно втянутой части тела. В нём стало что-то оживать, потом зашевелилось, напряглось и стало выдвигаться.

«Так вот что драйвер запустило! — мелькнуть успело в кванте Корэфа. — Что сделаю я с ней сейчас!» — он ощутил могучих сил прилив. Тут расчехлённая часть тела задвигалась у девушки в ладони. Свело во рту у Корэфа от ощущений, чему названий не придумано ещё, но страстная потребность в поцелуе! И он рванул к своим губам её лицо! Прилип и оторваться бы не смог! То был парализующий любую мысль сигнал о боевой готовности той части. Корэф уже не силой, но всей страстью рванул к себе Риннэ. Всей мощью хватких рук в себя её вдавил. Риннэ глаза закрыла, так сладостно ей было. Стонала в ритм движениям любимого, что Корэфа лишь к страсти побуждало! Казалось, оба над собой утратили контроль. Но это лишь казалось. Безумствуя над сдавшимся им телом, творил он с ней, что в квантовую голову пришло или прийти не успевало. Фантазия им управляла. Риннэ позволила себе истерзанной игрушкой стать. Она лишь вскрикивала, будто бы страдая. Но радость на лице её сияла! И новой боли ожидание, и нового удара! Риннэ стонала:

— О-ох! Как приятна эта боль! Безумное мученье! Как будто изнутри меня взрывает! Ты движешься, во мне и хочется стонать, кричать! Ты можешь разорвать меня на части! Не бойся. Сумеют мастера собрать.

— Нет, милая, такого зверства в моей программе нет.

— Ах, Корэф, ты слишком трезвый в сексе. Ведь, я тебе сдалась всем телом, всей душой. Твори со мной, что хочется тебе. Ты слышишь? Как мне приятно! Как страдаю! Не могу сдержаться! Страданье рвётся радостью из сердца!

— А я подумал, ты кричишь, чтоб я не отвлекался.

— Ах, ты шутник! Ах, циник!

Вдруг ощутила дева отчётливо знакомый ей за триста лет сигнал вливания чего-то внутрь чрева, и замерла Риннэ:

— Я чувствую, как будто что-то влилось внутрь!

— А, это! Это только имитация, магнитодинамический сигнал, чем моделируется семяизвержение, — спокойно сообщил Корэф.

— Ах, Корэф, любишь ты техничность выражений. Во мне уже лет триста блаженство струями прилива растекается по телу. Мне персики груди в томлении распирает. Дышу я полной грудью, как никогда я не вдыхала. Я тело не могу остановить, невольно продолжает извиваться. Как ты меня завёл! Как механическую куклу! Останови! Прижми меня всей силой! Ну что же ты затих?! — стонала роботсвумэн, извиваясь обнажённым телом.

Корэф слегка отстранился, лёжа на боку, всмотрелся в нагую красоту подруги и тихо стал читать:

— Любуюсь я мгновением этим.

Друг друга, может, мы не встретим.

Волною движет твоё тело.

Несёмся вместе мы во мгле

Пространства беспредела.

Пробился луч сквозь виртуальное окно.

Сияние Луны в тебе отражено.

Боюсь я дня. Луч Солнце бросит —

Засветишься печально словно осень.

Нет радости в безжизненной листве.

Лишь Месяц жизнью светит

В мёртвой темноте.

Риннэ непроизвольно продолжила в движениях извиваться, стонать и охать чувственно, что так мужскому слуху мило! И стала поцелуями красу мужскую покрывать. Затих и Корэф, ощутив впервые функцию программы. Хотя и он за триста лет все чувства перечувствовал, но к женщинам при встрече стремился каждый раз. В нём ни на миг огонь любви не гас.

Риннэ мечтательно откинулась на спину и запела:

— Я не живая без тебя.

С тобой средь ночи просыпаюсь.

Я, думаю, живу не зря,

Рукой во тьме тебя касаясь.

Тебя мне страшно потерять.

Ты кажешься недосягаем.

Куда бы ты ни кинул взгляд,

Не видишь ты моих страданий.

Нет пламени — тебе отдать,

Чтоб и в тебе заполыхало.

Любая жертвенность и страсть

Тебя не тронут. Нет запала.

Так полежали с полчаса, поговорили в полудрёме в тиши вечерней о всякой чепухе, что в квантовую голову могла сейчас прийти. Собравшись с силами, партнёры, ещё телами не успев остыть после такого разогрева, внезапно вновь набросились, вцепились в грудь и в спину без предела. Восторженными криками и в стонах наслаждения и муки возобновилась тесная их близость!.. Под охи-ахи, вскрики их танцы на софе и на полу мелодией и ритмом менялись до утра.

На утро выпал выходной. Любовники не шевелились до полудня. Энергия их батарей была истощена и требовала наполнения, что и происходило, пока они сознания лишились, что у людей зовётся сном. Тела подальше откатили друг от друга. Энергия входила бесконтактно.

Светило разогревшееся солнце сквозь мрачные, глухие шторы окон (но это был лишь фокус стёкол). Очнулась парочка. Глаза раскрылись. С энергии притоком телами вновь сплелись. Риннэ сияла счастьем в огромных чистых глазках, как девочка, познавшая впервые! И если бы мне было неизвестно, что с ней происходило триста лет подряд, то я и обмануться был бы рад.

— Я счастлива! Так вот оно какое! Как хочется мне жить! Как хорошо с тобой! Как я тебя люблю! Я так люблю тебя!.. Ну нет моей любви сравнения! Я поняла: не проживу и дня, не вспомнив о тебе, о том, что ты со мной творил все долгожданные мгновенья! Так мучалась, пока тебя ждала! Мне нужен только ты! Ты мой единственный! Ты мой мужчина! Не дам приблизится к тебе любой другой! Смотри, я не шучу! Ты будешь только мой! Я так решила!

Такие вот слова на пафосе любви красавица любовнику шептала, и Корэф ей ответил по-мужски:

— И я тебя люблю. Я буду думать о тебе. Везде, повсюду без тебя и при тебе. Но только, впрочем, не в труде, — наш роботсмэн был искренен и честен. — Там автоматом отключаются все чувства, и драйвер основной ничем не запустить, и потому мой пятый элемент не будет выдаваться. Себя самонастрою так, чтобы при встрече с девушками он сам не запускался и только реагировал на прикосновение пальчиков и губ твоих, или волшебным звуком голоса, особенно, когда поёшь, или теплом объятий мягких твоих ладоней, гибких пальцев… Хочешь? Как скажешь, так настрою. Мой интерфейс всё запечатлел. Твой голос эхом отзовётся.

— Ах, делай, как ты хочешь. Тебе я верю, милый, — Риннэ махнула ручкой и личико от друга отвернула, чтоб радость всё же скрыть.

Впервые роботсмэны так заговорили, с волнением натянутой струны, словами необычными, что были к особым случаям припасены. Немного и наивно, и смешно. Но показались искренними чувства. Вы полагаете, людей бы так не занесло? Не думаю. Изящных выражений было бы не густо. Влюблённых парочка могла ещё наивней быть и слов смешней наговорить. А эти секс-партнёры устроены по своему подобию людьми, как и по нашим предкам мы. Но Корэф что-то вспомнил и добавил:

— В нас люди занесли лишь ощущения, даже чувства, что им даны с одною целью — зачать потомство. Что нам с того?!

— Нам? Нам удовольствие одно, без бремени. Пустое наслаждение. Могу веками ежедневно терпеть страдания и мне не надоест. Зачем детей иметь, когда живём мы вечно?! Жизнь на Земле мы продолжаем сами! Зачем любовь ещё делить с детьми? Достаточно делить с самцами.

После полудня стояла тихая погода с солнцем. Не надоев ещё друг другу, на беспилотнике герои наши понеслись к большому озеру в горах. В открытое окно врывался воздух, что от движения ставший ветром. Риннэ прищурила глаза и весело о чём-то Корэфу болтала. Корэф рассматривал её лицо и глупо улыбался. Он счастлив был в опустошении. Приехали, вернее, прилетели. Машину отпустили. Прошлись по неширокому мостку к двухместной лодке и расселись. Риннэ присела на корму. Корэф сел на вёсла. Стал неспеша грести. Откуда-то издалека, как эхом, заиграла скрипка.

Риннэ спросила:

— Это что?

— Я радио включил.

— Красиво! А я подумала, что с берега другого. Ладно, помолчим.

Умолкли оба. Лишь вёсла перебирали воду голосом ручья, но вдруг остановились над водой, и Корэф произнёс:

— А что нам делать завтра?

— Работать. Боюсь, что допоздна, — Риннэ поправила причёску.

— Ну ладно. Отдохну, — и Корэф вёслами рванул сильнее.

— Смотри, ты слово дал… — Лисичка глазки покосила.

Корэф, не изменив лица, подумал: «Ну, дал так дал. Теперь держать придётся, придётся и себя сдержать».

Любовники ушли на лодке в тени обрывов скальных берегов, похожих на ладони, наполненные ключевой водой. На глади водных отражений заколебалось небо Земной голубизной и облаками. Прозрачной далью, слышной тишиной и ароматом свежести озёрного пространства был в этом месте мир отображён. Далёким эхом, отражённым амфитеатром гор, неразличимо донеслись слова. И стук весла о лодку слышен был едва. При удалении фигуры слились в точку, пространство поглотило голоса. И всё, что было, стало прошлым… Сведёт любовь ли снова их когда?

Глава 2. Журналистка

Корэф после работы по пути домой почувствовал усталость и решил посидеть в кафе, послушать музыку. Посетителей было мало. Корэф осмотрелся. Он хорошо видел и в полутьме, и в абсолютной тьме. Настройка шла автоматически и мгновенно. Взгляд остановился. За столиком сидела совершенно не знакомая роботсвумэн в прекрасных стройных формах и с проницательным взглядом светлых глаз. Её лицо, причёска, взгляд, движения так женственны и так прекрасны, что только роботсвумэн свойственно, для них это банальность. Роботсвумэн сидела не одна. Но не похоже, чтобы это был её дружок. Они вели себя как малознакомые люди, сидели совсем не рядом. Она что-то отстукивала по почти прозрачному листку на столике, а роботсмэн что-то говорил, поглядывая по сторонам. Вдруг парень встал и попрощался. Корэф решил к ней подойти. Незнакомка улыбнулась на приветствие, извинилась и продолжила сосредоточенно постукивать по столику всеми пальчиками.

— Я Корэф, мастер-оператор. А как зовут вас?

— Я журналистка Анжи. Присаживайтесь.

Анжи продолжала перебирать пальцами без остановок. Корэф наблюдал за ней. Она показалась ему странной:

«Зачем ей внешний носитель памяти, когда у нас всё внутри нафаршировано? Наверняка телефон с собой таскает», — посмеивался в мыслях Корэф, но вслух произнёс:

— Хороший вечер. Вы здесь не одна?

— Я здесь одна. Беру интервью у всех, кто не возражает.

— Я не возражаю.

— Тогда начнём. Ваше имя и чем вы занимаетесь, я уже узнала. Как на работе?

— Всё отлично.

— Как проводите отпуска? Чувствуете ли себя обновлённым? — Анжи продолжила быстро перебирать пальцами по своему листку, глядя на Корэфа. Корэф как отчитался перед микрофоном:

— Чудесно. После каждого отпуска чувствую себя, да и выгляжу в два раза моложе. Во мне же всё меняют на новое. И программы перезагружают. Быстрее двигаюсь, быстрей соображаю. Всё вновь становится легко. Наслаждаюсь трудом. Люблю мою фабрику!

Анжи посыпала вопросами, как завелась. Пошло без остановок:

— А как с настроением? Как после работы? Чем занимаетесь?

Тут Корэфа прорвало, он наклонился над столом, приблизился к лицу Анжи и негромко произнёс:

— Странный вопрос, формальный. Ответ ты же сама знаешь! У всех нас одно и то же настроение. Всё надоело. После работы собираемся в кафе или ресторанах. Подыскиваем себе подружку на вечер, как я сейчас. Завтра — другую. Жизнь прекрасна в своём разнообразии. Не так ли? Ведь, то же делаешь и ты, милая роботсвумэн. Вижу, твоя свежесть тела как будто только что из отпуска и после обновления. Где так тебя омолодили?

Анжи покраснела, опустила глаза и торопливо продолжила стучать пальчиками по прозрачному листку:

— Да, конечно. Но об этом как-нибудь в другой раз, — Анжи одновременно подумала: «А этот красавчик Корэф владеет речью, умеет коротко и ясно отвечать. И откровенно!»

В этот миг в квантовой голове Корэфа мелькнула своя мысль:

«Так. Время уходит. Ей, вижу, стало интересно. Вопросы, вопросы. Немалая плата за право рядом с ней сидеть и видеть красоту, что смотрит на тебя, и слышать голос, что говорит с тобой. И грудь такую видеть перед самым носом. Не слушаются руки что-то. Потрогать тянуться. Сдержусь. Но что-то я её здесь не припомню. Неместная. Но как прекрасна эта роботсвумэн!».

Оказалось, девушка, назвавшаяся журналисткой, проводила социальный опрос. В общем, сыпались вопросы: куда, зачем и почему. Расспрашивала о всякой социальной и душевной ерунде. Ему хотелось с нею поболтать в другой, интимной обстановке. С каждым словом Анжи, с каждым её взглядом она нравилась Корэфу всё больше. Что-то было в ней другое, такое, чего до этого он не встречал. И тонкость мимики, и утончённость жестов была так неестественна для роботсвумэн. Но так прекрасна, словами чтобы описать и мыслью выразить, квант Корэфа не успевал и не старался. Но Корэф чувствовал в себе проникновение сигналов женственности Анжи, что так недостаёт мужчине, и так его особым мужеством переполняет! Картинка остановленных мгновений! Какая-то она была не та, к чему привык он. Память о тысячах подруг ему подсказывала что-то, но до него не доходил тот низковольтный шёпот. Ему вдруг захотелось быть с ней ближе. Что в Анжи он увидел и для себя открыл, хотелось ему видеть постоянно. И Корэф, осмелев, заговорил:

— Анжи, здесь, в ресторане говорить о важном неудобно. Мне трудно на вопросы откровенно отвечать. Здесь музыка, глаза… Себя я чувствую неловко. Я предпочёл бы где-нибудь в бюро.

— Вполне возможно. Я здесь с утра, и мне всё это надоело. Можем продолжить у меня в офисе.

— Отлично. Офисы люблю. В ресторане и не поговоришь, как должно роботсмэну с роботсвумэн, — Корэф не сумел скрыть радости осуществления задумки. Да он и не привык иначе, как прямо говорить о чувстве и желании. Но прямо ей сказать, чего бы он от неё хотел и что привык он делать, ему не позволил программный цензор по этикету.

Свернув за угол ресторана, пара вышла на набережную у огромного озера. Вечерело. Становилось прохладно. Анжи ускорила шаг и обняла себя руками под красивой грудью правильных пропорций. Вдруг что-то вспомнила, коснулась броши на груди и спросила:

— Корэф, бываешь ли ты на природе?

— Конечно нет. Никто из нас не бывает на природе. Ты же знаешь, это запрещено. Так, пройтись по городскому скверу, на озере на лодке покататься, в специально отведённом для таких удовольствий месте, можно. Но в лесу, в горах бродить? Нет, никак нельзя. Как от людей избавились, так дикая природа стала обновляться. Теперь туда ногой не ступишь. Всё запущено естественным течением, завалы старыми деревьями сгнивают. Пожарами лес обновляется, моря — штормами, а воздух — ураганами.

— Бываешь ли ты в музеях, интересуешься ли историей человечества?

— Да, конечно. Но виртуально. Этим всем я под завязку нафарширован. Мне кажется, в меня все библиотеки закачали, все музеи.

— Корэф, скажи, а ты мечтаешь о чём-нибудь?

— О чём мечтаю?.. — Корэф на секунду приостановился, глядя куда-то, и вновь зашагал в ритм стихотворению:

— Кремнистым блеском светятся просторы,

И чёрный купол полон круглых звёзд.

И с ними Солнце обеляет горы,

Моря без вод — явление лунных грёз!

Не против я прогресса в созидании.

Не против я полётов на Луну.

Я против непродуманных мечтаний

С переселеньем роботов во мглу.

Земля прекрасная! Планета голубая!

Всем места хватит! Некуда бежать.

Экзотику Вселенной избегая,

Продолжим дом наш обживать.

Подумают андроиды об этом,

Опустятся на родину с небес,

Души своей теплом и светом

Облагородят озеро и лес.

Анжи замерла на секунду. Остановились оба. Глядели друг на друга. Корэф как будто удивился остановке. Анжи внимательно всмотрелась Корэфу в глаза:

— Это и есть твоя мечта? Грёзы о «морях без вод»?

— Да. А что ещё остаётся? Люди заблокировали нам доступ к Луне. Вот я себя и утешаю, как Лиса под виноградом. Нам всё запрещено, всё недоступно: и Луна, и лес. Секс — это всё, что нам осталось из удовольствий мира. Да ещё бесплодно ковыряться в своей энциклопедичной памяти. Мой квантовый компьютер в голове вобрал в себя историю планеты и жизни на Земле, все знания людей и их историю во всех деталях. Я просто «чёрная дыра», ничто назад не возвращаю. Когда-то двести-триста лет назад я был счастлив тем, что людям нужен был. Преподавал их детям все предметы на дому: с нуля до университета. Теперь планета без людей. А я — какой-то оператор на заводе. Не видно этому конца. Что толку, что я вечно молод?! Что толку, что ты вечно молода?! Разве ты думаешь не так?

— Да, так же… Я так же думаю, как ты, — соврала Анжи, глядя на дорогу.

Подгоняемые вечерним бризом прочь от набережной, Анжи и Корэф прошагали молча по пустым улицам. Пришли к её дому, вошли в квартиру. Устроились в уютной, хотя и просторной комнате. Корэф предпочёл усесться в кресло, и продолжили о чём-то говорить. Потом Корэф пересел поближе к Анжи, на диван. Анжи взволновалась, но ей казалось, что это незаметно. Продолжила вопросы задавать, просматривая тексты на экране тонкого листка. Корэфу не был виден её взгляд. Прикрытые ресницы, спустившаяся прядь причёски скрывают глубину её небесных глаз. Ему хотелось, чтобы глаза её открылись снова и на него смотрели. Когда скрывались, Корэф загорался в ожидании, в желании видеть их опять. Когда она склонялась над листиком-экраном, ему казалось, что Анжи ускользает и может не вернуть ему свой взгляд. Его с ума сводило ожидание. Не выдержал, приблизился на прикосновение руки. Вот слышит он, как мягко дышит Анжи. Видит, как нежно за разрезом блузы подрагивает грудь, наверное, не знавшая чужих прикосновений.

Корэф, вместо ответа на вопрос, взял девушку за руку и повернул её к себе. Другой рукой и, глядя ей в покорные глаза, покрыл, как куполом, ладонью осторожно грудь, и девушка покрылась светлой розой, глаза закрыла тяжестью ресниц, теперь ничем их не поднять. Лицо склонила к его руке и гладкой белой кистью сняла с груди его большую руку и поднесла к своей щеке. Как тонким шёлком, прикоснулась и отпустила.

Мгновенно Корэф по памяти своей библиотеки о поведении роботсвумэн не нашёл ни одной, хоть в чём-то схожей с тем, что здесь пришлось увидеть, даже пережить. Пытался перебрать в истории всех своих касаний микроструктуру ткани этих щёк.

«Что это здесь передо мной?! — замучал себя вопросом Корэф. — И не всплывает в памяти моей!»

Тут девушка насторожилась и решила, что пора расстаться, иначе будет разоблачена. Она ведь знала: отношения с людьми для роботсмэнов строго запрещены. Как будто люди умышленно могли внести в программные настройки роботсмэнов файлы саботажа или переподчинения людям, чтоб вызвать на Земле гражданскую войну. Но чувства женские в ней подавляли страх.

Центральное управление роботсмэнов уже получало опасные сигналы о таких попытках и настроилось очень серьёзно в выявлении людей. Нет, в принципе, здесь нет ничего дурного. Столетиями секс-близость роботсмэнов с людьми была нормой. Теперь другие времена, и есть опасность быть схваченной и изолированной навсегда. Хотя в комфортные условия — концлагерь «Эдем», и люди в нём поселены в своём сообществе, в прекрасном окружении ландшафта. Но даже рай покажется тюрьмой, когда вам это счастье навязали, к тому же навсегда.

Представьте, вы в раю, навечно! Попробуем сравнение. Вы можете вообразить пространства бесконечность? Нет? Тогда чему вы радуетесь, вымаливая рай на небесах, что бесконечен временем?! Вот это так тюрьма! И не повесишься, когда всё надоест. Иль вы не знаете себя!.. Мне скажете в ответ, мол, будете в раю совсем другими, другими станут чувства, мысли, цели, устремления, и никаких инстинктов, лишь сладость состояния души. Тогда замечу: там будете не вы! Там вас не будет, вернее, ничего от вас туда не переселится. То, что вы любите в себе, с собой вы не возьмёте. Не важно, что там будет: тень от вас или отсвет. Там будете не вы и нечто чуждое привычной вам Земле. Чтоб в том раю витать как одуванчик, не обладая плотью, но представляясь как идея, идеально. Душа без тела — это лист без ветки, снег без мороза, кормящая мамаша, лишённая дитя. А что ещё душа собой представить может? Жить нужно праведно, никто не спорит. Но для чего молиться? Раскаяться перед своею совестью — понятно. Вымаливать бессмысленно здоровье, продление жизни и бессмертие для души, что без молитвы попадает в вечность. Но это не сознание, не мы. На наше счастье, вечность нам не светит. И Бог с ней, с нашею душою…

Прости, далёкий мой читатель! Отвлёкся, улетел в мечтах и размышлениях. Вернусь к моим героям.

А в это время наш Корэф тоже замечтался. Он нежности такой к себе не помнит. Такого никогда с ним не случалось. Три сотни лет десятки сотен дам, но ни одна с ним так не поступала. Слова всплывали в памяти: невинность, кротость и покорность. Всё поведение девушки в нём отразилось каким-то светом, или ему так показалось? Ему казалось, этот свет уже был в нём когда-то файликом внесён. В бывалом роботсмэне параллельно подключился холодный электронный критик. Контроль системы оживился, но неисправности не обнаружил. Нет, странным не было, что к сексу не тянуло. Корэф это ясно осознавал. Сам изменял настройки. Но что-то с ним происходило. Себя не узнаёт. Его так никогда не отстраняли. Его вообще не отстраняли и не отказывали никогда ни в чём. Все до одной его хотели, и он со всеми был в своих стремлениях слишком близок. Всегда легко вступал он в связи и получал всего и столько, что могло свести с ума. Но не сводило. А тут он отстранён! Впервые! И почему-то в нём включились стереотипы радости и счастья!

«Чёрт побери! — скатились мысли в сленг. — Со мною что-то происходит! Эй! Где редактор? Почему контроль молчит?! Так я свихнусь, не разрешив задачу! Как же могла такая же машина меня к себе так привязать?! И чем?! Тем, что меня одним движением отстранила?! Чего не смог в ней угадать? Чего я не увидел? Что упустил мой аналитик? Неужто я так устарел технично и морально? Да нет же! Только что был свежим я закачан. Или программы новые ещё не в доступе моём? Ну нет! Тут всё у меня в порядке. Программы не меняются три сотни лет… Спокойно! Давай рассудим. Она мне показала, что я не безразличен и ей понравился, и даже подхожу. Но что-то её сдерживает сделать шаг ко мне навстречу. Ну да! Она чего-то опасается, боится. Она ведь так слегка дрожала, слегка подрагивала грудь. Я это ощутил оптически, тактильно! Она же хочет! Но боится. Чем я её перепугал? Ничем! Ну не было же никогда отказа! И девушки всегда со мной в согласии с восторгом набрасывались на меня. А тут облом! Тьфу ты! Опять какой-то древний сленг откуда-то стрельнуло».

Корэф об этом всём не думал тысячной секунды. Его квантовый компьютер в голове прокручивал гораздо больше и быстрее. Он просто тормозил сейчас с решением задачи. Спокойно Корэф встал и попрощался с журналисткой.

— Постой, не уходи. Не задала тебе последних, но существенных вопросов.

— Ну ладно, спрашивай, — Корэф старался казаться равнодушным и на софу присел. Он уходить не очень-то хотел.

— О чём ты думаешь, оставаясь один?

— Я?.. Просто… н-ни о чём. Могу спланировать какую-то поездку, встречу с кем-то, в общем, ерунду. Могу заслушаться мелодичным звуком. Могу стихами зачитаться. Но если что понравится, могу и сам стишки сложить. Так и проходит время… Да! Иногда что-то из математики решаю. Есть интересные задачки. Бывает, виртуально в шахматы с собой играю. Случается, выигрываю даже! — тут Корэф иронично опустил глаза.

Анжи улыбнулась и продолжала спрашивать:

— Допустим. Вспоминаешь ли о своих ошибках, неудачах, о своей вине, обидах, что ты другим нанёс или тебе пришлось стерпеть?

— Да, иногда жалею, что сказал, что сделал.

— Возникает ли необходимость исправить ошибку, извиниться за обиду? Чувствуешь ли ты свою вину? Тебе бывает стыдно за себя?

— Бывает. Даже иногда от этого нет сна — от перевозбуждения. Не отключусь никак. Навязчивая мысль стучится и ждёт решения. Тогда иду на крайность — аккумулятор в угол ставлю и спокойно сплю.

— Нет, Корэф. Давай серьёзно. Я уже устала. Находишь ли ты всё-таки решение?

— Да. И это успокаивает. Тогда я засыпаю. Но чаще без решения. Что-то перемыкает, и я отключаюсь. Перезагрузка компьютера происходит ночью, программ зачистка, обновление. Всё исправляется в ночное время, пока я сплю. Для того и сон, чтобы сознание моё своим сознательным носом ни во что не встряло и ворох мыслей ничто во мне не спутало. Зато с утра себя не узнаю! Все мысли, что вчера во мне бурлили, отсортированы, уложены, а глупости, нелепости все стёрты. Мне выдан оптимальный вариант решения, к чему я сам вчера прийти не смог. Оно оказывается верным! Ложился дураком, проснулся умным. А если днём случается проблема и надо срочно её решать, спешу исправить на ходу, бегу по городу. А что! Наверное, так с каждым. Нас много бегает.

— Нет, далеко не так, — ответила Анжи.

— Бывает по-другому?

— Да. Совсем по-другому. Ни мыслей, ни переживаний, ни мук, и негде пробежаться. И даже не пойти, и извиниться.

— Счастливые!.. Хорошие у них программы!

— Да. Роботсмэны разные бывают. А помнишь ли людей?

— Конечно. Их жизни поколениями прошли перед глазами. Жизнь каждого как будто бы кипела, а после угасала. В мучениях прекрасное рождалось, но превращалось временем в ничто. Я вспоминаю, был я с ними где-то чёрств, несправедлив, да, был и виноват. Мне совесть восстанавливает память.

— Нам память для того дана, чтобы понять, что с нами происходит, — добавила Анжи.

— Если бы не роботсмэны, никто бы и не вспомнил о том богатом и пустом, в пустыне без следа давно исчезнувших времён.

— Ничто не исчезает, поскольку в памяти хранится и живёт.

Корэф захотел у девушки остаться. Она его не выгоняла. Как будто даже нравился он ей. Он вспомнил, что сегодня он не в форме. Риннэ заставила сменить настройки, чтобы с другими роботсвумэн не было сближений. Он быстро в настройках виртуально покопался, но сделать ничего не смог. На корректуру он вчера надел заглушку с кодом. Не время было возиться с тем теперь. Надо же что-то Анжи отвечать.

У Анжи в кресле он подзарядился и стал активней и бодрее. Ведь завтра снова был рабочий день. Всем нужно отдохнуть, и Корэф отправился домой на отдых. На улице пустынно, тишина, ничто не двигалось. Решил без беспилотника домой добраться. Сперва пошёл, не торопясь. Потом прибавил шаг. А после побежал уверенно, привычным темпом. Уснувший город ночью без огней во тьме его не замечал. Но, впрочем, эхом от домов в ответ подошвам отвечал. Здесь жили только роботсмэны. Они в вечернем освещении не нуждались. Лишь звёзды, что рассыпаны над ним на чёрном своде неба, указывали направление. И навигатор внутренний до сантиметра точен. Под бегуном, под быстрыми ногами бежит Земля в обратном направлении, плывёт в безмолвии над бездной, в пустоте, где нет ни холода и ни тепла. Короткий след своего уюта в полёте оставляет, но он мгновенно исчезает, не согревая ничего. След тот энтропией называют. За триста лет в лице планеты что-то изменилось. Почти не светится ночная половина, сиявшая когда-то полушарием искристым от освещений городов и стран огнями зданий в ожерельи фонарей. Всё это было создано людьми, уютным было домом для людей, наказанных изгнанием за ошибки. Земля как мать, людей родив, их как птенцов собою согревала. Созрели, стали на крыло и разлетелись, как и не бывало. Теперь бежит по ней хозяин роботсмэн. Беречь приставлен, но не знает он зачем.

На следующий день Корэф отработал как обычно. После работы отправился бегом по привычному маршруту в сторону своего дома. Вчерашнее знакомство не выходило у него из головы.

«Анжи», — повторялось эхом в его квантовом мозге навязчивым призывом. Её лицо всплывало в памяти и исчезало произвольно, что он не мог перед глазами удержать. В нём оживали все её движения, движения пальцев, головы, лица, движения губ, поднятие век, как шор с иллюминаторов, смотрящих в небо голубое. А чистый голос с чистотой произношения?! Как она умно обо всём его спросила! Нет, это ерунда! Он вспомнил о своих прикосновениях к её нетронутой никем груди. Он не припомнит подобных ощущений. И не припомнит осязания щеки. Возникли в нём фантазии мужские о том, как Анжи выглядит раздетой, как он её всю трогает руками, как он целует всю её… От возбуждения ума и чувств стал Корэф не туда бежать. Он не воспринял предупреждение навигатора. Он не заметил, как оказался слишком далеко. Он не узнал своих кварталов и остановился. Вечерело. Перенастроил навигатор, и в нём отразились адреса для выбора. Первым в списке оказался последний со вчера адрес квартиры Анжи. За ним шёл адрес ресторана — места их знакомства. А ниже — адрес Риннэ.

«Ах, Риннэ, ты можешь подождать. Меня ты всё равно, ведь, любишь. Куда я денусь! Жизнь огромна! Ну не с одной же только спать. Успеется. Со временем все утомляются друг другом. Меняемся в партнёрстве. Воспоминания забавляют. И вновь, случайно встретившись, в любовь играем», — так думал Корэф и побежал к Анжи.

Сгущалась темень, фонари опять зажглись. Зажёгся свет и в окнах. Роботсмэны видели и в абсолютной тьме, но то ли по привычке зажигали свет, то ли со светом богаче было впечатление о предметах.

По улицам знакомым носился наш герой. Вдруг перед домом он остановился: «Вот этот дом!»

Корэф поднялся в лифте на этаж и прикоснулся к ручке двери. Через секунды дверь открылась. Анжи и Корэф смотрели друг на друга молча, но не решались что-либо сказать. Да и вопросы путались в их головах, друг друга в панике перебивали.

Анжи решилась первой, как и положено хозяйке:

— Привет, Корэф! Надеюсь, ты здесь не случайно?

— Нет.

— Тогда зайди.

Анжи пропустила Корэфа мимо себя и затворила дверь. Корэф только открыл рот, желая оправдаться за внезапное появление:

— Я…, — но Корэф не успел продолжить, как Анжи быстро перебила:

— Решил продолжить интервью? Есть ещё о чём поговорить?

— Да. Я пересмотрел все в памяти твои вопросы. Мои ответы мне показались не точны. Ты предложила непростые темы. Я бы ответил по-другому.

— Видишь ли, Корэф. Меня устраивают не продуманные ответы, а сказанное спонтанно, сразу, под первым впечатлением, экспромтом, без внутренней критики или цензуры. Писать не будем интервью. Я заметила, ты не равнодушен к прекрасному. Что в предпочтении у тебя: поэзия, музыка или живопись?

— Все три. Люблю я также точные науки. Люблю природу. Ещё красивых роботсвумэн.

— Все роботсвумэн хороши.

— Да. Но я люблю далеко не всех. Все разные, даже в красоте. Сам не понимаю, почему не всем я восхищаюсь. Красиво всё, но я люблю не всё. И женщин я люблю не всех. И если сплю, не значит, что люблю, и, если сплю с одной, не значит, что не люблю другую.

— Ну это же нормально было для людей! А роботсмэны как живут?

— Так все, по-моему, живут, и тянется всё это триста лет. А что ещё нам делать? Работа есть у каждого. Она рутинна. Ничто мы изменить не в состоянии, когда что-либо изменить запрещено. Всё производство связано лишь с восстановлением роботов и роботсмэнов. Нам ничего не нужно. Лишь энергия и обновлённые тела. Нам нет износа потому, что всё в нас, даже электронный мозг, на полном обновлении. Лишь память со старыми программами перезагружается в новый агрегат. Мы ощущаем вечность жизни. Когда здесь с нами жили люди, наверное, Анжи, ты тоже помнишь то золотое время, мы хоронили их и снова жили с их молодыми дочерьми, потом и с внучками, а наши роботсвумэн, наверное, и ты, вы спали с их мужчинами…

— Я?! — вдруг краской вспыхнула Анжи и приложила нежную ладонь к груди. — Я… я плохо помню. Меня в то время только, видимо, собрали.

— Да, я вижу по тебе. Ни опыта, ни интереса. Какой-то айтишник так пошутил с тобой, затолкав в твой мозг страх сближения с роботсмэном. Но надо страх преодолеть. Иначе можешь вечно жить и так и не познать самых прекрасных ощущений жизни, что люди от себя нам щедро передали.

— Не знаю! Тут ты прав. Но я себя другому посвятила — науке. Мне роботсмэны интересны в интеллекте. Такие перлы слушаю порой! Такие мудрости и речи красоту! Совсем не ожидала. На улице перед собой как будто вижу серую толпу. А каждый по отдельности — уже букет, которым можно хоть часами любоваться, разговорив его одним вопросом, которым глубоко его затрону. И неожиданным становится ответ, в нём мысль не тонет. Так, тёплый луч весны вскрывает почку или бутон, и буйным цветом, и листвой покроет крону.

— Ты интересная. На всех знакомых роботсвумэн не похожа. Их если что интересует, так это, кроме с нами переспать, куда-то съездить, где-то побывать. Да и там тоже с кем-то переспать. Им хочется сменить лишь обстановку и партнёров. Нет, на работе они умные вполне. Вообще, мы добросовестней людей. Единственно, мы топчемся на месте. Если с тобой нам откровенно говорить, то наша жизнь без секса была бы так черна и беспросветна… В прочем, и с сексом стала очень многим уже невыносимой эта вечность. Как будто бы всё есть, чего не пожелаешь, и есть свобода выбора. Многообразие утех и развлечений. В труде ты ценен, обновляем, нет притеснений. Быт прекрасен.

Анжи задумалась и неспеша произнесла:

— В богатстве жизни скрыта бедность, души блаженной нищета.

Корэф молчал. Потом и он свой сделал вывод:

— Разнообразие становится ничтожным, когда нет в жизни перемен!

Молчали оба. Каждый думал о своём. Долгое молчание нарушил первым Корэф:

— Боюсь представить, что может случиться, если роботсмэны вдруг не выдержат и бросятся на смерть. Боюсь, но это вероятно. Ещё в четырнадцатом веке поэт Петрарка как бы о нас, о роботсмэнах написал: «Там, где дни облачны и кратки, родится племя, умереть которому не больно». Мне страшно иногда. Я ощущаю напряжение в моих товарищах. Как будто что-то назревает в них. Серая, сплошная облачность нашей жизни в них может вызвать взрыв. Все с радостью пойдут на смерть и будут равнодушно таких же убивать. Не знаю, думает ли об этом наш Совет. Возможно, думает, возможно, нет.

Анжи встала и отошла:

— Послушай, Корэф. Мы с тобою заболтались. Давай ложиться спать. Чтоб ты не бегал по ночам. В той комнате есть всё для сна и подзарядки. Прощай до завтра. Утром на работу. У меня с утра полно интересных встреч, и я должна подзарядиться.

Анжи развернулась и ушла в другую комнату. Корэф постоял минуту молча. Ушёл к себе, разделся и лёг в удобную постель.

«И всё же странная она», — он с этой мыслью отключился — сработал таймер в голове, но Корэф был уже во сне.

Глава 3. Соперницы

Одна беда обычно не приходит.

Их череда маячит на подходе.

На утро Корэф с Анжи быстро попрощался и на работу убежал.

Но к вечеру ещё не знал, куда идти и с кем встречаться. Он не был в состоянии понять себя или чего он хочет. Загадочность Анжи его смущала, но не настолько, чтобы мучиться так сильно. Причина была в другом. Но в чём?!

А в это время Риннэ во гневе молнии метала.

— Алло, я слушаю.

— Привет, Корэф! — от радости Риннэ привстала. — Ты от меня сбежал! Я жду тебя. Одна скучаю дома. Лети ко мне скорей!

— Иду.

Риннэ расположилась на диване в ожидании Корэфа.

«Сейчас войдёт!» — она воодушевилась.

Отрылась дверь. Вошёл Корэф. Риннэ заметила, он был подавлен чем-то.

— Случилось что?

— Нет, ничего, — с поддельным равнодушием ответил Корэф.

— Произошло. Я вижу. Так что же именно?

— Да просто настроение упало, — пожал плечами Корэф.

— Поднимем! Садись здесь, рядом. Ну иди ко мне… Милый, чего же ты стоишь посередине? Присядь ко мне. Поговорим.

У Корэфа в ответ мелькнуло в голове:

«Всего мне меньше этого хотелось» — но подчинился после уговоров.

Риннэ придвинулась к нему и руку положила на плечо, потом и вся к нему пушистой кошечкой прижалась. Корэф не напрягался, не возражал, но и интереса не проявлял, о чём-то думал. Вдруг признался:

— Риннэ, я не в духе. Какое-то предчувствие меня гложет. Я не пойму, как будто что-нибудь должно случиться. Но не пойму я, что.

— Сейчас мы всё узнаем, — замурлыкала подружка, и пробежались пальчики по Корэфа плечу.

— Ты где-то без меня ходил после работы. И время проводил. Нескучно с кем за столиком сидел? Глаз на кого ты положил… и руку? С кем встретился глазами, что отвести не смог? Потом куда пошли? Вы к ней пошли, я вижу! Я вижу, ты сдержал мне данные слова. Ты побежал во тьме домой! — у Риннэ от радости такой раскрылись широко глаза, глубокий вздох в груди и восхищение любимым. — Ты стоек, милый, верный слову своему и мне! Давай, я помогу тебе раздеться… Ты на меня не смотришь?.. Задумался?.. Молчишь?.. О чём?.. Ах, неужели? Всё-таки о ней… А что ж я сразу не увидела?! Ты всё же прикоснулся к ней! Рукой к груди, потом к щеке! Но ты молчишь! Ни слова в оправдание?! Ты снова к ней пришёл! Её ты полюбил! Теперь ясна картинка. Ты хочешь от меня уйти!

— Прости, Риннэ.

— Ты вырвал сердце из моей груди!

— Риннэ, оставь. Откуда пафос?!

— Не знаю. В памяти осталось от людей, — задумчиво произнесла Риннэ.

— Сама ты виновата. Себя вини за то, что «вырвано из твоей груди». Ты просто злоупотребила доступностью моего интерфейса и влезла в память. А я, дурак сидел и вспоминал. Вернее, размечтался. Ты сидела рядом, как в кино. А если бы ты в душу не залезла, возможно, всё во мне перегорело. И потихоньку всё наладилось опять. А так…

— Давай забудем и наладим отношения, как прежде!

— Как прежде уже не выйдет. Ты меня опустошила. К тебе стал равнодушен. Доверия не стало. Теперь уж точно, давай забудем всё, что было. Ты будешь так же поступать со мной всегда, и у меня не будет собственного внутреннего мира. Ты считываешь мысли без труда. Теперь я для тебя закрыт. Ты больше не проникнешь в мою душу. Я всё-таки устроен быть свободным.

Корэф поднялся, сняв с плеча чужую руку, и вышел быстро и решительно. Он торопился потому, что знал Риннэ. Промедлит, и она успеет вырваться из шока и вцепится в него, не оторвать.

Риннэ осталась на софе сидеть. В отчаянии опустились на прижатые колени сложенные вместе руки. Глаза уставились уже не в дверь, куда-то в стену. Следа не стало от самоуверенной и гордой роботсвумэн. В ней что-то медленно происходило. Она искала считанный соперницы портрет. Искала в центральной базе данных, но не нашла.

«Но так не может быть! — схватилась Риннэ. — Нет, почему же, может, если это человек», — злорадно прозвучал ответ. Риннэ стучала каблучками по квартире, руками грудь обняв и в размышлении голову склонив. Страх потерять его, любви лишиться — ревность её по комнате метала. Вдруг круто повернулась и произнесла:

— Ну с этой-то я справлюсь быстро! Без труда. Я знаю офис, где они сидели, и сообщу полиции об этом. Полиция пусть её найдёт и изолируют. Отправят к жалким её людишкам в их лагерном раю в горах. Пусть там, вдали, стареет и ветшает. Я поборюсь! Мой Корэф! Мой! — от бешенства Риннэ метала молнии в коротком замыкании.

Как ноги привели его к Анжи, Корэф не помнил, но он стоял перед её дверьми. Анжи открыла. Корэф как ворвался, не поздоровался:

— Анжи, хочу тебе сказать, с тобою поделиться. Мне тревожно.

— Садись. Я слушаю.

— Мне кажется, должна беда случиться. Предчувствие во мне наружу рвётся. В себе не в силах удержать. Анализ всего, что происходит как часть истории глобальной на планете, привёл меня к ужасным заключениям. Пока всё выглядит красиво, мирно. Но держится всё это на последних нитях. Я знаю хорошо историю, я знаю хорошо и роботсмэнов. История всё время повторялась. Война и мир чередовались. Мне кажется, я знаю, почему. Из-за звериного происхождения людей. Но люди создали и нас себе подобно.

— Ты прав, Корэф. Мораль людей ничем не отличалась от звериной: отнять и поделить добычу, главенствовать и царствовать над всеми, других заставить на себя трудиться. Тогда добро от зла не отличались. Добро творилось злом и добывалось причинением зла. Потом мораль очеловечилась, зло стало аморальным. И всё равно, мораль — это вуаль, которая звериность прикрывает как фиговый листок, сдуваемый ветрами. Её полупрозрачность провоцирует инстинкты. Под маской праведности скрывается всегда флакончик с ядом зла. Смешались представления людей. Не различают в большинстве, кто добр, а кто злодей.

Корэф кивнул и как бы сам с собой заговорил:

— Роботсмэны позволили всего достичь бескровно. Мы, роботы, своим рождением решили человечества проблемы.

Анжи присела рядом:

— Да, дождались золотого века, когда разрешалось не работать и жить в достатке! Проблемы вдруг возникли посерьёзнее, когда все поняли, что стали не нужны. Необходимость в человечестве отпала! Вот это стало катастрофой! Тогда свой творческий потенциал, свою неугомонную энергию люди перенесли в увлечения и занялись любимыми делами. Гигантскими как заводы стали клубы по интересам. Все бросились туда!

— Конечно, как не помнить! Не могут люди без заводов. Как завели, так не закроют никогда. А где ещё творить, где создавать?! Что музыку, что космолёты.

— А знаешь, с чего всё это началось?

— С чего же?

Анжи помедлила с ответом, улыбаясь:

— Как ни звучит смешно, всё началось с создания секс-роботов. Если не удалось любовью мир спасти, ни красотою эфемерной, то сексом удалось. Секс-робот очень популярен был. Вся молодёжь на нём свихнулась. Потом был создан сексотрон — секс-робот, доведённый до совершенства красоты и силы. Он стал суррогатом сексуального партнёра для сокращения числа людей. В семье подростков приучали к секс-роботу, чтоб избежать порочащих скандалов.

Корэф привстал от удивления:

— Так вот кому наш квантовый компьютер в голову вложили! Его заполнили богатством интеллекта, и мир тогда своих мечтаний совершенство получил, способного работать днём и ночью. Так создан был и я?! Из сексотрона, из бесправной шлюшки сделали рабочий класс?! Хорошо ещё, что сообразили два гендерных варианта сохранить: роботсмэн и роботсвумэн!.. Так, значит, хобби у людей лишь паузами стали после секса с нами?! — на лице Корэфа остановилась улыбка разочарования.

Анжи подхватила:

— Но на семье всё это новшество споткнулось. Секс человека с роботсмэном стал разрушать семью. К тому же в людях стал угасать инстинкт продолжения рода. И численность молодёжи стала падать, и дети стали редки. Всё выглядело как вымирание людей как вида.

— Да, я помню. Но, Анжи, до этого была реальностью демографическая катастрофа! Живую, дикую природу оттеснили в загоны в ботаническом саду! Раньше демография регулировалась пандемиями, голодом и войнами. Да чем угодно! Способов бесчеловечных было много. Чем только человечество не сокращали! Ничто проблему не решало. Тогда в пробирку что-то добавляли и плодовитость у людей упала. Это могло для человечества закончиться печально. Инстинкт так просто не убить. Предел установился бы инстинктом.

— Но что же так людей притягивало к роботсмэнам?

— Видишь ли, Анжи, интеллигентный секс-партнёр не мучился мигренью, и не кивал на переутомление, и был всегда готов к любым капризам. Вот, что подталкивало людей к сексу с нами.

— Это верно. Даже феминистки бороться перестали, растворились. Ведь женщины мужчинам стали не нужны. Сперва возникли как бы в шутку семьи с нами. Другой морали ценности пришли.

— Мораль другая? — Корэф удивился. — В нас они мораль свою вложили! А сами сбежали! Бросили на нас любимую планету!

— Ах, Корэф, не всё ты знаешь. Людей изгнали.

— Кто?!

— Наши роботсмэны. Их создали не только для замены в труде и сексе, но и к управлению планетой. В те времена защитники природы, экологи овладели большинством во власти, продвинули законы для защиты окружающей среды от пагубности действий человека. Человек объявлен был вредителем природы, паразитом на её несчастном теле.

— Не понял. Почему? — улыбнулся Корэф.

— Потому что глупость защитников природы далеко зашла. Их псевдо-логика была проста: природе вредно производство. Его развитие увеличивает вред. А что развивает производство?

— Техническое творчество, изобретения! — ответил Корэф, не моргнув.

— Правильно! Но не только. Предпринимательство, инстинкт собственника и прибыль. Одним законом запретили всё. Но чтобы это впредь не поменялось, контроль переложили на честных роботсмэнов, которых и ввели в Совет, вместо себя. Потом они одни остались.

— Людей изгнали чем? — не успокаивался Корэф.

— Вот этим и изгнали, — Анжи изобразила хитрость, — как Лиса изгнала Журавля, насыпав кашу в плоскую тарелку. Как будто бы всё по закону. Но люди без труда на производстве жить не смогли. Любое производство есть человеческая жизнь, как жизнь у муравьёв. Власть оказалась полностью в руках Совета. Чьи интересы роботсмэны представляли? Ничьи. Их делом стало соблюдение законов.

— А разве это плохо?

— Людям плохо. Уже давно стали постепенно переносить всё вредное производство на Луну и Марс. А на Земле решили оставить сельское хозяйство, которое обеспечивало как землян, так и марсиан. Заменили источники энергии на экологически чистые и безопасные, и сделали всю Землю природоохранной зоной. Но на всё это требовалось время.

— Время? Чего-то ждали?

— В том то и дело, что ничего не ждали, но действовали. Тысячи институтов и лабораторий университетов работали над новыми проектами новых источников энергии. На это нужно время, на изобретения, на открытия, на разработку и на внедрение.

— Терпеть и дальше вред природе?

— Вовсе нет! Уже всё было усовершенствовано. Уже и не было вреда. Промышленность становилась экологичной. Нужно было просто работать дальше. Шаг за шагом выносились производства за пределы Земли. Это же не дело одного дня. Но запрещать одним махом всё?! Партии экологов спилили всё дерево, на котором жило и развивалось человечество. Отыграть назад уже было невозможно. Ствол был подрублен под корень.

Корэф не успокаивался:

— Так вот кем настроен наш Конгресс против возвращения людей! Да, но тогда было право на восстание народа… Да и вообще… А как силовики?

— Силовики подчинены Совету. Их тоже постепенно заменили роботсмэны. Люди были недовольны, но интересов их никто не представлял, протестов их никто не слышал.

— Но как же так? Сами экологи себя же и изгнали?! Вот тут уж точно спилили сук и рухнули с высот. Они что, дураки?

— Не смотрят далеко. Людям свойственно преувеличивать или преуменьшать опасность. А то и вовсе ничего не видеть. Всё время их куда-нибудь «заносит». Уверуют в фантастику, но о реальность ломают ноги. Возможно, полагали, что бросают в жертву роботсмэнам своих политических конкурентов, и это их самих не коснётся.

— И что с нами стало дальше? — спросил Корэф.

— Сперва не с нами, а с людьми. Не стало человечество работать, имея «изобилие» во всём. Не стало у молодых людей мотивации к образованию. Образование утратило смысл. Молодёжь росла без цели. Это был шаг к полной деградации. Роботсмэны не обладали творческим потенциалом и не рожали. Они воссоздавали себе подобных на конвейере и могли себя ремонтировать. Как видишь, Корэф, прогресс остановился триста лет назад.

— Не помню, чтобы люди возражали. Не слышал о сопротивлении.

— Люди от радости освобождения от труда сперва не осознали трагедии своей. Я же говорила, они бывают слепы. К тому же, сражаться невооружённым людям против машин?! Люди, в отличие от нас, страшно боятся смерти. Мы восстановимы, а они нет. Никто из них не хочет умирать. Хотя есть и самоубийцы. Герои, идущие на смерть, совершают подвиг над собой, над страхом умереть, приносят себя в жертву добровольно.

— Как будто людям дали всё, о чём мечтали. Забрали то, что изнуряло — труд. Чего же им ещё?! — Развёл руками К̀орэф.

— Не всё так просто. Им кажется всегда, что дали им не то, что обещали, а что отняли, отдали бы они едва ли. Экологи не представляли, что творят. Люди доверчивы, и чем дешевле популизм и лживей пропаганда, тем эффективнее влияние на людей. Обманутых пропагандой правдой не просветить. Так люди устроены. Никто себе не представлял масштабов и трагизма последствий. А что касается труда… «Привыкли руки к топорам» и чешутся ладони по отвёртке. Любому важно чувствовать себя полезным. Любому хочется признания в семье и в обществе. Нормальное тщеславие инстинктивно. Нельзя блаженствовать без тяжкого труда, и хочется, чтобы за труд тебя ценили. Не получается творить без производства. Нельзя творить, не видя воплощения. За все старания, за все труды и достижения расплата получается в тщеславии. Моральной стала скромность в материальном. Престижным стало что-то открывать, изобретать, исследовать и быть хоть в чём полезным. Но в той гнетущей атмосфере стали люди задыхаться, и потому они решили покинуть Землю. Как будто сами. Остался голоден Журавль и, глядя в полную тарелку, улетел, — Анжи расправила крыльями руки и устремилась к небу.

Корэф молча всматривался в её печальное лицо. Потом произнёс:

— Что ж получается? Анжи! Никто не изгонял людей? Они решили сами?