Бесплатный фрагмент - Робинзон Крузо в России: маршруты и приключения

Александр Балод Робинзон Крузо в России: маршруты и приключения

Аннотация

Не все знают, что во второй части знаменитого романа Даниэля Дефо, названной «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», его герой путешествует по России — стране, представлявшейся тогда европейцам едва ли не более далекой и загадочной, чем джунгли южной америки и необитаемый остров в устье реки Ориноко, где Робинзон провел долгие 28 лет. Бывший моряк и отшельник, устав от морских странствий, решил отправиться в сухопутное путешествие, и в составе торгового каравана проделал долгий путь от великой китайской стены до северных ворот России, города Архангельска, откуда и отплыл на попутном корабле в родную Англию. Какие же приключения произошли с бывшим отшельником на просторах нашей страны, и какой он увидел Россию начала восемнадцатого века?

Глава 1. Дорога в тысячу ли: начало

«Я был подобен кораблю без кормчего, несущемуся по воле ветра. Мои мысли опять направились на прежние темы, и мечты о путешествии в далекие страны снова стали кружить мне голову». — Даниэль Дефо. «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо»

«Путь в тысячу ли начинается с первого шага» — Китайская пословица

Не всем известен тот факт, что герой знаменитого романа английского писателя Даниэля Дефо, моряк из Йорка Робинзон Крузо, проживший 28 лет на необитаемом острове в устье реки Ориноко, на заключительном этапе последнего из своих путешествий посетил Россию. Удивительные и необыкновенные приключения, которые с ним произошли в нашей стране, описаны в продолжении романа, которое носит название «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» (в оригинале — «The Further Adventures of Robinson Crusoe»).

Каким образом герой Дефо оказался в России — далекой стране, представлявшейся тогда европейцам едва ли не более экзотической и загадочной, чем джунгли и острова в устье «великой реки» Ориноко?

Через несколько лет после спасения из плена острова и возвращения на родину постаревший, но сохранивший физическую крепость и трезвость ума Робинзон Крузо снова отправился в странствия по земному шару. Новое плавание формально было коммерческим предприятием, однако его главной причиной была, вне всяких сомнений, обуревавшая героя жажда странствий.

Вновь посетив остров, на долгие годы ставший его приютом, Крузо продолжил свое масштабное, хотя так и не ставшее кругосветным путешествие, в ходе которого посетил целых три части света — Америку, Африку и Азию. Как и обычно, не обошлось без происшествий и приключений: Робинзон вступил в конфликт с командой судна, на котором плыл, и был высажен в Индии, на берегу бенгальского залива.

Впрочем, герой бывал и не в таких переделках, поэтому он не стал унывать, а вместе новым другом, тоже англичанином, совместив воедино любознательность с расчетом, занялся торговлей и объездил целый ряд стран Юго-Восточной Азии, в том числе Китай.

Цинский Китай Робинзона разочаровал, и восторженные отзывы европейцев, побывавших в этой стране, показались ему как минимум чрезмерными. Тем не менее, он посетил несколько крупных городов и столицу «срединной империи» — Пекин. Там он узнал, что в городе находится караван московских и польских купцов, который вскоре планирует возвратиться в Московию сухим путем, и решил присоединиться к нему. (Судя по всему, морские странствия и связанные с ними катастрофы и невзгоды надоели Крузо, и он решил отправиться в сухопутное путешествие; впрочем, приключений все равно не удалось избежать).

«Нас собралась большая компания, — насколько я могу припомнить, больше ста двадцати человек, отлично вооруженных и готовых ко всяким случайностям, и триста или четыреста лошадей и верблюдов. Караван состоял из людей разных национальностей, главным образом, из московитов — в нем было шестьдесят московских купцов и обывателей, несколько человек из Ливонии и пять шотландцев, чему мы были очень рады», — пишет герой Дефо.

Стоит отметить, что русский перевод книги, как это ни парадоксально, временми оказывается точнее оригинала; в англоязычной версии, например, говорится о сотнях вьючных лошадей в караване, но не упоминаются верблюды, между тем сам Крузо в другом фрагменте текста рассказывает о том, что его груз, состоящий из большого числа отрезов шелка и других тканей, высоко ценимых в Европе и пряностей, а также необходимых для путешествия запасов провизии, везли на 18 верблюдах.

Караван, о котором рассказывает Крузо, появился на страницах книги не случайно. Вот только изначально он был не купеческим, а посольским, и двигался не из Пекина в Московию, а в прямо противоположном направлении, сопровождая посольство в Китай, во главе которого стоял иноземец на русской службе Избрант Идес. Во время своей поездки Идес вёл путевой дневник, ставший основой книги «Записки о русском посольстве в Китай (1692−1695 гг.)», которая стала одним из главных источников русских глав романа Дефо.

Сотрудник посольства Изеса Адам Брандт писал:

«Наш караван насчитывал двести пятьдесят человек, сто лошадей и верблюдов и четыреста повозок, из которых на ночь составлялся замкнутый город, и внутри его мы могли пребывать в безопасности. Этот повозочный город охранялся как снаружи, так и внутри крепким караулом» (таким образом, в посольском караване было в два раза больше людей, однако существенно меньше вьючных животных, чем в караване Крузо).

Караван пускается в путь и — что называется, кто бы сомневался, подходит к Великой Китайской стене. Стена, как и все изделия категории «made in China» той эпохи производит на Крузо жалкое и безрадостное впечатление. Он пишет:

«Стена эта проходит по горам и холмам даже в таких местах, где она совершенно не нужна, так как скалы и пропасти и без того непроходимы для неприятеля, а если бы он все же одолел их, то его не могла бы уже остановить никакая стена».

Англичанин готов признать, что благодаря своей протяженности и размерам стена «является хорошей защитой от татар, но (в соответствии с популярным афоризмом, имеет значение лишь то, что сказано после частицы „но“), конечно, не устояла бы и десяти дней против нашей артиллерии, наших инженеров и саперов».

Отметим, что Крузо, побывав в Китае, не только не проникся уважением к этой великой стране но, напротив, уехал оттуда завзятым «синофобом».

«Когда я сравниваю жалкое население этой страны с европейцами, то постройки китайцев, их образ жизни, их управление, их богатство и их слава кажутся мне почти не стоящими упоминания… Что такое китайские города по сравнению с нашими в отношении богатства, силы, внешней красоты, внутреннего убранства и бесконечного разнообразия? Что такое китайские порты с немногочисленными джонками и барками по сравнению с нашей навигацией, нашими торговыми флотами, нашими мощными военными кораблями?… Все вооруженные силы китайской империи, хотя бы даже они собрались на поле сражения в числе двух миллионов человек, были бы способны только опустошить страну и погибнуть с голоду. Они не могли бы взять самой маленькой фламандской крепости или померяться с дисциплинированной армией; одна шеренга немецких кирасиров или один эскадрон французской кавалерии обратили бы в бегство всю китайскую конницу».

Крузо добавляет, что «по возвращении домой мне было странно слышать, как у нас превозносят могущество, богатство, славу, пышность и торговлю китайцев, ибо, по моим собственным наблюдениям, китайцы показались мне презренной толпой или скопищем невежественных грязных рабов, подвластных достойному их правительству» (суждение, вызывающее недоумение у современного читателя).

В определенной степени Крузо был прав, когда говорил о военной слабости китайцев. Некто Добелл, американец на русской службе, часто посещавший Китай и страны Юго-Восточной Азии на рубеже 18—19 веков писал, де-факто повторяя мысли создателя Робинзона:

«Может быть не было никогда народа, столь многолюдного в одном государстве, и вместе столь слабого и беззащитного, как китайцы. При таком устройстве их армии, к чему служит ее многочисленность? Крайнее невежество китайцев в военном деле, глупое их презрение ко всем нововведениям по сей части, худая дисциплина, непривычка к трудностям воинским, изнеженность и природная трусость: все сие делает многочисленную их армию совершенно нестрашною для искусного и воинственного неприятеля, и только в тягость народу. Я уверен, что всякая европейская держава, если б только решилась вести войну с китайцами, могла бы весьма легко покорить страну сию».

Впрочем, критичным для империи фактор ее военной уязвимости стал лишь через столетие после выхода в свет «Дальнейших приключений Робинзона», с появлением пароходов и более совершенных видов оружия; в эпоху Дефо любая попытка европейцев завоевать эту страну закончилась бы неминуемым крахом.

Через какое-то время путешественники вошли в «огромную дикую пустыню», по которой шли три дня и три ночи. «На вопрос, чьи это владения, наши вожатые объяснили, что эта пустыня, собственно, никому не принадлежит и составляет часть огромной страны Каракатая или великой Татарии, тем не менее китайцы считают ее своею; что никто не охраняет ее от вторжения разбойников, и потому она слывет самым опасным местом на протяжении всего нашего пути, хоть нам придется пройди еще через несколько пустынь, еще более обширных», — пишет Крузо.

Понадобился целый месяц, чтобы путешественники достигли окрестностей города Ном, или Наум (Naum) на границе Китая с русским царством. Робинзон с двумя спутниками отделился от каравана, чтобы купить верблюда, и едва не был убит разбойниками-татарами. По счастью, губернатор Нома прислал путешественникам военный конвой для защиты от отрядов степняков, рыскающих неподалеку, и благодаря этому каравану удалось благополучно добраться до крепости. Крузо упоминает маленький город Changu (Чанчунь?), в окрестностях которого им пришлось переправляться через реку на пароме. Он опасался, что разбойники воспользуются этим моментом, чтобы напасть на караван но, по- счастью, все обошлось.

В Номе стоял гарнизон из 900 солдат, при этом главной причиной его пребывания здесь, как пишет Робинзон, была не угроза татарских набегов, а тот факт, что раньше здесь проходила граница с московитами которые, впрочем, ранее оставили эту местность, сочтя ее пустынной и непригодной для использования, и пограничный рубеж сместился на 200 миль к западу.

Город Ном не был выдумкой Крузо, он упоминается, среди прочего, в записках молдавского боярина и русского дипломата Николая Спафария, который возглавлял русское посольство в Пекин (1675 — 1678 гг.), фигурирует он и в дневниках Адама Брандта, который пишет, что прибыв в Иркутск, они послали оттуда курьера в ближайший китайский город Наун с уведомлением о скором прибытии.

И. П. Крисниц, один из участников очередного посольства, отправленного в поднебесную с целью заключения торгового договора, упоминал о китайских торговцах, которые ездят сухим путем до Науна реки и корейских купцах, которые «вверх по реке Науне плавают до города, именуемого тем же именем Наун, откуда ездят в Пекин с своими товарами в сорок дней». Глава посольства, гвардейский офицер Л. В. Измайлов был милостиво принят богдыханом Канси, который заверил его в том, «что причин к войне или неудовольствиям у России с Китаем не существует» однако, несмотря на это, переговоры не увенчались успехом и договор так и не был заключен.

Наун, судя по всему — современный Цицика́р, второй по значению город провинции Хэйлунцзян на северо-востоке КНР. В конце 17-го века имел крепость, являясь крупным гарнизонным центром, и служил одним из центров русско-китайской торговли, однако со временем потерял свое значение; в начале 20-го века ненадолго стал важным узлом знаменитой КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги), связывавшей Россию с Китаем.

Продвигаясь все дальше, караван пересек несколько больших рек и две пустыни, по одной из которых он шел в течение 16-ти дней и, наконец, в середине апреля достиг границ московских владений.

Глава 2. В дебрях Хартленда

«Пока „морские“ народы За­падной Европы заполняли поверхность океана своими судами, направ­лявшимися в отдаленные земли, и тем или иным образом облагали данью жителей океанического побережья Азии, Россия организовала казаков и, выйдя из своих северных лесов, взяла под контроль степь, выставив собственных кочевников против кочевников-татар». — Маккиндер Х. Дж. «Географическая ось истории»

Первый населенный пункт, находящийся во владениях русского царя, имел назваание Аргунское (Arguna). Аргунский острог был воздвигнут в 1681 году на правом берегу реки Аргунь, а позднее, согласно Нерчинскому договору 1689 года, перенесен на ее левый берег. В настоящее время Аргунск — село в Нерчинско-Заводском районе Забайкальского края. В эпоху Робинзона Аргунский острог был одним из важных пунктов маршрута, которым следовали в Китай русские дипломаты и, в частности, посольство Идеса.

Итак, моряк из Йорка Робинзон, отправившись на родину сухим путем оказался едва ли не в самом центре Хартленда. Понятие Хартленда (Heartland, или срединная земля), одно из ключевых в западной геополитике, было сформулировано профессором Оксфордского университета Хэлфордом Дж. Маккиндером лишь два века спустя после выхода «Приключений Робинзона», однако создается впечатление, что Дефо с присущей ему феноменальной интуицией предвидел возникновение в будущем подобного рода геополитических теорий.

«Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом; кто контролирует Мировой остров, тот командует миром» — так звучит знаменитый тезис британского ученого, хорошо знакомый всем, кто когда-либо пытался разгрызть гранит науки, громко именующей себя политологией.

«Теперь мы углубились в наиболее обширный массив суши из всех, какие только существует на земном шаре, в любой его части. От восточных морей нас отделяло, по крайней мере, двенадцать тысяч миль, от побережья Балтийского моря на западе — две тысячи миль, и еще более трех тысяч миль предстояло пройти, если двигаться из этого моря еще западнее, в сторону Английского канала (Ла-Манш); от Индийского океана и Персидского залива нас отделяло целых 5 тысяч миль, и более восьмисот миль — от студеных морей на севере», — с пафосом восклицает Крузо.

Точность расстояний, указанная героем Дефо, является, увы, более чем приблизительной (так, расстояние до восточных морей было сильно преувеличено, а до западных — преуменьшено). Что же, стоит принять во внимание тот несомненный факт, что глобус Дефо, на самом деле испытывавшего неподдельный интерес ко всему, что было связано с географией, не являлся еще настолько совершенным и точным, каким ему предстояло стать в не столь уж и отдаленном будущем.

Дефо был литератором, а не профессором политологии, и конструирование абстрактных схем, концепций и теорий, подобных тем, что сочинял его соотечественник Хэлфорд Дж. Маккиндер (между прочим, человек, назначенный в 1919 году на пост британского Верховного комиссара на юге России, и встречавшийся с генералом Деникиным) явно не входило в его планы. Но он не мог не обратить внимание на громадность континентальных пространств, которые должен был пересечь караван Робинзона, и не мог не заметить контраста между ними и Западной Европой, — территорией, омываемой со всем сторон морями и разделенной капризами географии и прихотливостью истории на созвездия мелких и мельчайших государств.

Россия к тому времени уже сотни лет была христианской страной, и после долгого общения с дикарями и людьми, которых Крузо считал язычниками, герой романа «не мог не почувствовать огромного удовольствия по случаю прибытия в христианскую, как я называл ее, страну, или, по крайней мере, управляемую христианами».

Впрочем, чтобы не быть заподозренным в излишней симпатии к московитам, путешественник торопится добавить, что те «едва ли заслуживают названия христиан, хотя и выдают себя за таковых (!?) и по своему очень набожны».

Что же касается туземных обитателей Сибири, то они, с точки зрения цвилизованного европейца Крузо все поголовно были варварами, идолопоклонниками и дикарями… ну, разве что не людоедами. Хотя, как видно из первой части «Приключений Робинзона», к последним он отнесся едва ли не с большей симпатией, чем к аборигенам Хартленда.

Герой Дефо пишет, что проходя через города и селения окраин Московии:

«Мы убедились, что только эти гарнизоны и начальники их были русские, а остальное население — язычники, приносившие жертву идолам и поклонявшиеся солнцу, луне и звездам, всем светилам небесным; из всех виденных мною дикарей и язычников эта наиболее заслуживали названия варваров, с тем только исключением, что они не ели человеческого мяса, как дикари в Америке».

Через какие же конкретно российские местности и города проходил маршрут каравана Крузо?

Крузо пишет, что между Аргунью и Нерчинском (Nortziousky) — городом, в котором, по его словам живут вместе русские и татары, лежат обширные дебри, через которые караван шел целых 20 дней. Глава русского посольства Идес более красноречив, и описывает эту часть маршрута (по которой он двигался в обратном направлении) так:

«Путь от Нерчинска шел преимущественно по высоким, каменистым и лесистым горам, хотя по временам эти горы пересекались красивыми широкими долинами и мелкими реками, где местность поросла многими чудесными растениями: травами, цветами, высокими кедрами и березовыми рощами. Здесь живет много народу. Тунгусы, хотя и язычники, но подданные его царского величества, обитают здесь повсюду, где есть реки, и охотно (?) платят царю ясак».

Нерчинск — город в Забайкальском крае, административный центр Нерчинского района. Был основан в 1653 году на левом берегу реки Нерчи, неподалеку от ее впадения в Шилку отрядом сотника П. И. Бекетова под именем Нелюцкого острога, разорен эвенками и восстановлен в 1657 году енисейским воеводой А. Пашковым как Нерчинский острог. После возведения там крепости получил статус города и назван Нерчинском. Именно здесь и был заключён Нерчинский договор 1689 года между Российским царством и Империей Цин, впервые определивший границы двух великих государств.

Нерчинский острог неоднократно упоминается в записках русских послов. Так, Спафарий упоминает про казаков, служивших им в качестве охраны, и пишет что по дороге они «отпустили нерчинских казаков в острог известить, что уже в Нерчинской идем, и чтоб к приезду готовили подводы, кони и верблюды». В Нерчинской были вовремя предупреждены, и посольство «встретили служилые люди с двумя знамены с ружьем, и как к ним приближились, и казаки из оружия стреляли, а мы такожде изо оружия стреляли ж (!)».

Ранее упомянутый Спафарий пишет, что «Острог Нерчинской стоить на левой стране реки Нерчи на равном месте, а ниже острогу река Нерча впала в Шилку, а в остроге церковь Воскресения Христова, а жилых дворов казачьих с 60, а служилых людей, кроме промышленных человек»; кроме того, в остроге жило много «ясачных Тунгусов и Братцких».

Каравану Идеса пришлось задержаться в городе почти на два месяца, чтобы отдохнуть и запастись провиантом и вьючными животными. Адам Брандт пишет:

«Нерчинск лежит на реке Нерча, и вокруг него живут те шесть тысяч тунгусов, что подчиняются его царскому величеству. Они много раз укрепляли это место; вокруг бьют много рыси, соболя и белки… Живущие здесь казаки очень разбогатели на торговле, так как они имеют право беспошлинно торговать с Китаем».

Робинзону, судя по всему, прискучило путешествовать без новых «удивительных и необыкновенных приключений». И вскоре он, что называется, нашел их на свою голову.

Глава 3. Шилка и Нерчинск: новые приключения Робинзона

Шилка и Нерчинск не страшны теперь, Горная стража меня не поймала

Из романса «Славное море — священный Байкал» на стихи сибирского поэта Д. П. Давыдова

Итак, неугомонный Робинзон в очередной раз пустился на поиски новых приключений (деликатности ради, мы не будем вспоминать возраст нашего героя).

«В одной деревне близ Нерчинска мне вздумалось, из любопытства, присмотреться к образу жизни туземцев, очень грубому и первобытному, — пишет Крузо. — В тот день у них, должно быть, назначено было большое жертвоприношение».

Став очевидцем языческого обряда бывший отшельник, известный нам как человек скорее гуманный и терпимый, на этот раз потерял контроль над собой и сделал попытку разрубить туземного идола саблей. Нет ничего удивительного в том, что такой поступок чужеземца вызвал у аборигенов приступ ярости и незваному гостю пришлось незамедлительно спасаться бегством.

Но обуреваемому христианским рвением Крузо этого показалось мало. Ночью, вместе с несколькими товарищами, тоже британцами, они заявились в туземный поселок с намерением совершить поступок, который по современным представлениям выглядит грубой провокацией, а в глазах дикарей был ничем иным, как святотатством.

«В большой хижине или шатре, где мы раньше видели трех жрецов… виднелся свет; подойдя к самой двери, мы услыхали за дверью говор — пять или шесть голосов. Всех этих мы взяли в плен, связали им руки и заставили стоять и смотреть на гибель их идола, которого мы сожгли с помощью принесенных нами горючих веществ», — пишет Крузо.

Последствия содеянного не заставили долго себя ждать. На следующий день толпа разгневанных туземцев явилась к губернатору Нерчинска с требованием выдать им на расправу святотатцев. На этот раз спасаться бегством пришлось уже не одному Крузо, а всему многолюдному каравану (Крузо не пишет, что сказали ему по этому поводу товарищи, которых он, без всяких на то причин, так жестоко подставил). Беглецы двигались безостановочно два дня и две ночи, сделав короткий привал в деревне Плоты (Plothus), а оттуда направились к Яравене (Jarawena). Они было решили, что им удалось-таки избавиться от преследователей, если таковые были. Однако, увидев вдалеке облако пыли, Крузо и его команда поняли, что мстительные туземцы по-прежнему следуют за ними по пятам.

Деревня Плоты — это, судя по всему, Плотбище, будущая Чита, административный центр Забайкальского края. Глава русского посольства Идес в своих записках отмечает, что его каравану:

«Пришлось задержаться на несколько дней в деревне Плотбище, лежащей на реке Чите, отчасти чтобы дать отдохнуть животным и отчасти чтобы сделать плоты, на которых мы могли бы спуститься по рекам Ингоде и Шилке до Нерчинска».

Связь плотов, на которых планировал спускаться посланник, и названия Плотбище не случайна, поскольку старинное слово «плотбище» обозначало место на берегу реки, где бревна связывали в плоты.

В начале 18-го века это поселение называлось «Читинским острогом», однако и на карте Делиля, и в записках Идеса упоминается старое название — Плотбище. Впервые оно, по-видимому, фигурирует в письме Фёдора Головина, адресованном нерчинскому воеводе, и датированном 1687 годом, где сказано: «На плотбище, на устье Читы реки от подрядных людей для прокормления Великих Государей соправителей Ивана V и Петра I ратных людей хлеб приять».

Крузо рассказывает, что миновав обширную пустошь, путешественники вышли к большому водоему, имевшему название Шанкс-Озеро (Schanks Oser), и в этот момент увидели, что на другом его берегу появился крупный отряд всадников. Шанкс-Озеро — это, по-видимому, Шакша, одно из озер Ивано-Арахлейской водной системы в Забайкальском крае, расположенное к западу от Читы (слово «шакша» на местном диалекте — рогожный или деревянный шалаш на лодке).

Является ли озеро Шакша большим? Вопрос этот возникает из-за того, что некоторые исследователи полагают, что упомянутое Дефо «крупное озеро» Шакша — это на самом деле Байкал.

Длина Шакши — 10,8 км, наибольшая ширина — 6,6 км, и в сравнении с Байкалом оно является средним или даже мелким. Но на самом деле Дефо не так уж и ошибался, поскольку Шакша является частью системы озер, включающей 6 крупных и около 20 мелких водоёмов, простирающейся на 80 км.

С помощью ряда хитрых маневров караван Крузо сделал попытку оторваться от преследователей. Но в конечном итоге ему так и не удалось этого сделать, поскольку враги гораздо лучше путников знали эту местность, и неподалеку от большой реки Удда (Udda) их пути, как и следовало ожидать, в конце концов пересеклись.

Караванщики, ожидая нападения татар, построили нечто вроде укрепленного лагеря (вспомним рассказ Брандта о том, что участники посольства на ночь расставляли повозки так, что они образовывали своего рода замкнутый «повозочный город»). Впрочем, туземцы оказались людьми более цивилизованными, чем можно было предположить и, несмотря на то что значительно превосходили чужеземцев числом, вступили с ними в переговоры, требуя выдать людей, уничтоживших идола. Достичь консенсуса не удалось, и стало очевидно, что следует готовиться к нападению.

«Мы уцелели только благодаря хитрости одного казака из Яравены, который сказал, что направит неприятеля в другую сторону, к Шилке (Sibeilka), — пишет Крузо. — Он взял свой лук и стрелы, сел на коня и, описав большой круг, подъехал к татарскому отряду, словно посланный нарочно гонец, сказав им, что люди, сжегшие их идола Чам-Чи-Тонгу (Любопытно, откуда Дефо мог взять это странное наименование? Быть может, он его просто-напросто выдумал?), пошли к Шилке с караваном неверных, т. е. христиан, и что они решили совершить новое злодейство — сжечь тунгусского идола Шал-Исар. Этот парень был сам из татар и хорошо говорил на их языке, поэтому все ему поверили и помчались в большой спешке в Шилку (настойчивость дикарей, судя по всему, сочеталась в них с легковерностью). Не прошло и трех часов, и они скрылись из виду, и мы никогда больше не слышали о них, независимо от того, действительно ли они поскакали в Шилку или куда-то еще».

Из рассказа Крузо трудно понять, куда отправились, а точнее, куда были посланы идолопоклонники — на реку Шилку или в городок Шилка (на самом деле, экспертам потребовались нешуточные усилия просто для того, чтобы прийти к выводу о том, что упомянутая Крузо Sibeilka — это именно Шилка.)

В русском переводе «Робинзона» упоминается «городок», однако скорее всего, речь идет о реке, поскольку, как пишут историки, селение Шилка появилось или, во всяком случае, получило известность лишь в 1765 году в статусе казачьего караула Шилкинский на левом берегу реки (какой — попробуйте догадаться сами).

В настоящее время город Шилка — административный центр Шилкинского района Забайкальского края. Река Шилка — водная артерия в Забайкальском крае, длина которой достигает 560 км (поэтому неудивительно, что посланные туда язычники так и не возвратились). Название «Шилка» может показаться знакомым русскоязычным читателям еще и по той причине, что оно неоднократно упоминается в стихах и песнях.

В знаменитом романсе «Славное море — священный Байкал» (именно его пели околдованные Воландом сотрудники московской канцелярии зрелищной комиссии в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»), в основу которого положены стихи сибирского поэта Д. П. Давыдова, есть такие строки:

Шилка и Нерчинск не страшны теперь,

Горная стража меня не поймала,

В дебрях не тронул прожорливый зверь,

Пуля стрелка — миновала.

Поклонники более современной музыки могут вспомнить и песню группы «Калинов Мост»:

Струи с пеной свыклись — катится Силькарь.

Тоненькая жилка бьется у виска,

Где светлеет Шилка, там себя искал.

Где шалили вихри, выщерблен оскал

Считается, что Шилка — производное от слова «силькарь», что по-эвенкийски значит «узкая долина» (обратим внимание на то, что Силькарь и Sibeilka из романа Дефо звучат похоже).

Крузо называет туземцев, с которыми у него произошел конфликт, татарами, но это могли быть и тунгусы (эвенки), тоже жившие в районе Нерчинска.

«Дефо плохо разбирается в этнографическом разнообразии туземного населения Сибири, называя все живущие здесь народы общим именем татар», — писал академик М. П. Алексеев.