Бесплатный фрагмент - Решаю сама

«Иоктан родил Алмодада, Шалефа, Хацармавефа, Иераха, Гадорама, Узала, Диклу, Овала, Авимаила, Шеву, Офира, Хавилу и Иовава».

(Быт. 10:26—29)

Эффект плацебо

I

1

— Трусы снимите, пожалуйста.

Гость просил очень вежливо.

— А лифчик? — уточнила жена.

По случаю чудовищного события она надела свой лучший гарнитур — черный, украшенный белыми кружевами.

— Лифчик не надо.

Молодой и здоровый, он даже не улыбнулся.

— Только трусы. В верхней части можно было не раздеваться.

При всем абсурде ситуации мне стало обидно.

За то, чтобы полюбоваться бюстом моей жены, девяносто процентов мужчин готовы были платить деньги. А этот — которому, наоборот, мы заплатили за визит — его игнорировал.

Но видимо, таковы были профессиональные правила.

Пожав плечами, жена села на постели.

— Встаньте, пожалуйста, на четвереньки.

Вежливость визитера убивала.

— Ноги раздвиньте пошире.

Жена бросила на меня жалобный взгляд и встала, как было велено.

Руки гостя, развязывающие пояс халата, который он принес с собой, казались уверенными. Взгляд был спокойным и усталым.

— Еще раз уточняю: вы не пользовались интимной смазкой?

— Нет.

Она слегка порозовела.

— Я ею никогда не пользуюсь. А что?

— В смазке спермициды. И все пойдет понапрасну. Без нее, конечно, вначале будет не очень, так что потерпите.

— Может быть…

Жена вспыхнула.

— Не может.

Он шагнул к кровати.

— Пожалуйста, ближе. На самый край, мне неудобно.

Она подвинулась. Дрожь белого тела по воздуху передалась мне.

— Не надо бояться.

Слова, кажется, были обращены к нам обоим.

— Это медицинская процедура, хотя и не вполне обычная. Потерпите пять минут.

— Мне… можно выйти?

Собственный голос показался мне чужим.

— Нет.

Жена смотрела умоляюще.

— Все прописано в договоре. Вы должны присутствовать при акте, чтобы потом не возникло ненужных вопросов. Другие правила помните?

— Помню, да.

Я перевел дыхание, что удалось не без труда.

И отошел в угол, чтобы не видеть деталей происходящего.

— Вы готовы?

Это уже точно относилось не ко мне.

— Да…

Голос жены шелестел.

Ее лицо опустилось на простыню; черные бретельки бюстгальтера казались веригами на белых плечах.

Между полами халата на миг показалась остренькая красная головка. По тому, как конвульсивно вздрогнуло тело жены, я понял все, что сейчас происходит.

— Вам не больно?

— Нет…

— Тогда начнем.

Гость заложил руки за спину, всем видом демонстрируя отстраненность от процесса и отсутствие каких бы то ни было ощущений.

Закрыв глаза, я не заткнул уши.

Скрип кровати был мерным, но бесчувственным.

— Все, но пока не шевелитесь.

Остро запахло семенем.

Я снова взглянул туда.

Тело жены налилось краской.

Он спокойно смотрел мне в глаза.

— Пусть полежит, не меняя позы.

— Сколько? — кашлянув, уточнил жена.

— Не меньше часа. А потом совершите половой акт.

— С кем?

Видимо, она еще не пришла в себя.

— С мужем.

— А все-таки зачем это нужно? — спросил я. — Если…

— Так надо.

Зажав мокрый пенис в кулак и затянув пояс, гость повернулся и уверенными шагами направился в наш душ.

2

Я бы плюнул в лицо любому, еще месяц назад сказавшему, что я не просто соглашусь воспитывать чужого ребенка, а подпишу этот договор.

Но жизнь зажала в тиски.

Женившись по большой и светлой любви, мы прожили счастливо почти семь лет, но детей не появлялось, хотя мы старались: ежевечерне, несколько раз в неделю по утрам и каждые выходные раза по три днем.

В конце концов мы поняли, что с нами не все в порядке и начали хождение по «Центрам планирования семьи», которые сейчас открылись на каждом шагу.

Я не смог бы подсчитать сумму денег, потраченных на анализы, количество диагнозов и прогнозов.

Впрочем, последние, различаясь в мелочах, в целом звучали одинаково и хорошего не предвещали.

Мы стали склоняться к тому, чтобы встать на очередь в детский дом, но к жене пришел пост о некоей «Клинике доктора Зарубина», обещающей невероятный результат.

Вера во врачей ушла, но веры в социальных работников никогда и не имелось; я не сомневался, что под видом сироты после автокатастрофы доктора наук и президента пен-клуба нам подсунут дауна, от которого отказались родители-алкоголики.

Использовать последний шанс нам никто не мешал, мы поехали к чудо-доктору.

Новая «клиника» состояла из одного грязненького кабинета, на анализ мне пришлось ехать в платную лабораторию.

Но врач с некрасивой фамилией по-другому смотрел на нашу проблему.

Точнее, на мою; с женой все было в порядке.

Предыдущие лекари говорили о необходимости лечиться.

Этот сказал, что я не бесплоден, мне лишь чего-то не хватало — чего именно, я не понял, не будучи медиком.

В качестве выходов Зарубин, толстый и бородатый, предложил два.

Первый состоял во внешнем оплодотворении — операции сложной и дорогостоящей, на которую пришлось бы ехать в Москву после года очереди. Такой вариант предлагали и в других заведениях, успеха он не гарантировал.

Когда Зарубин изложил второй, жена вспыхнула и поднялась, чтобы уйти. Но тут же села обратно и слушала, бледнея от возмущения.

Хотя убегать впору было мне.

Вариант заключался в том, чтобы естественным образом осеменить мою жену с помощью донора.

Предложение казалось чудовищным.

Но, по словам доктора, эта новая методика плодотворно практиковалась на разумном западе.

Описав все подробно, он предложил нам обдумать и прийти на следующий день.

Мы с женой вышли на улицу и посмотрели друг на друга.

Постояли молча.

И не дожидаясь завтрашнего дня, вернулись и дали согласие.

Зарубин пересмотрел женские графики жены, распечатанные нами для приема, и наметил благоприятную неделю.

Мы подписали договор «Об оказании донорских услуг» и уплатили сумму — не пустячную, но все-таки меньшую, чем требовал «ребенок из пробирки».

После этого к нам стал приходить осеменитель.

Основным условием было то, чтобы все происходило в моем присутствии, после него я должен был сам поработать с женой. Для обеспечения этого нам пришлось брать административные отпуска.

В первый раз я испытал шок. Мне хотелось бежать на кухню, схватить нож из английской стали и отчикнуть чужой член, бултыхающийся во влагалище моей жены

Но потом я привык, стал смотреть на все как на чисто медицинскую процедуру. Медицинской она и была; донор ни разу не позволил жене полностью раздеться, не коснулся ее рукой. Казалось, что его половой орган живет своей независимой жизнью и наполняет женщину спермой, как какой-нибудь строительной пеной из пистолета.

Когда сеансы закончились, мы стали пристально следить за календарем.

Я видел, как нервничает жена по мере того, как дата приближается к концу четвертой лунной недели. Но в ожидаемый день крови не появилось.

А через две недели она пошла в женскую консультацию и вернулась на крыльях.

Зарубинская система сработала.

3

Через положенные девять месяцев я позвонил доктору, чтобы сообщить о рождении дочери.

Поздравив несколькими простыми фразами, он сказал:

— При первой возможности сделайте генетическую экспертизу на предмет установления отцовства.

На мое недоумение по поводу того, что не требовало выяснения и — очень мягко говоря — не вызывало радости, Зарубин настоятельно попросил выполнить просьбу «в научных целях».

Жена радовалась, как маленькая дурочка, помолодела на десять лет, я испытывал чувство благодарности и просьбу все-таки выполнил.

Экспертиза показала, что отцом являюсь я.

Не веря одной лаборатории, я съездил во вторую, потом в третью.

Результат был однозначным.

Позвонив Зарубину еще раз, я спросил, как такое могло произойти.

По голосу было ясно, что доктор подпрыгнул от радости, но он спокойно предложил зайти в удобное для меня время.

4

— …Нет, для докторской пока маловато историй… Да. Да. Даже тех, которые шли полуподпольно. Но все-таки результаты есть…

Я стоял у неплотно прикрытой двери и невольно слушал телефонный разговор.

Видимо, на том конце был кто-то знающий, поскольку переспрашивал мало. Доктор говорил монологом, я легко мог восстановить суть.

— …В Штатах, где тема не закрыта, существуют исследования, доказано, что если женщина в опасный период подвергается групповому изнасилованию, то беременеет всегда… Да потому, что в половых путях создаются благоприятные условия для оплодотворения. Масса разнородного семени позволяет одному сперматозоиду проникнуть в яйцеклетку… Да, я решил смоделировать эту методику, но с поправкой… Вот мой последний пациент, на нем сработало, был не бесплоден, просто страдал олигоспермией… Ну да, правильно помнишь: живые есть, но слишком мало и не хватает сил… Вот-вот, я решил их подпитать… Как исключить до минимума риск оплодотворения донором? Дельный вопрос.

Зарубин усмехнулся.

— Это мое маленькое «ноу-хау». Когда методика заработает… Нет, молодой здоровый мужик, жду его сегодня на прием… А как же, конечно заплатили. По договору, официально… Ну, во-первых, бесплатно будет халявная поёбка, а за плату — медицинская услуга. И кроме того, он должен был получить за работу… Не завидуй, тебя бы не назначил, даже если бы ты проходил по возрасту… Это не удовольствие, а мука. Десять дней ебать роскошную бабу, не прикоснувшись к ней пальцем… Да-да, он ее осеменял, а не ёб. Я ему не только запретил касаться, а велел, чтобы она все время была в лифчике… Отработал, да. Но я ему не завидую. Представь себе… Каждая сиська с твою голову. Пизда — мышиный глаз, растраханная, но нерожавшая. Жопа — как стиральная машина. И еще…

Я знал, что доктора неимоверные циники, но этот превзошел всех. Заходить сейчас я не мог; он говорил громко и понял бы, что я все слышал.

Выйдя из клиники, я отметил что время есть и можно вернуться через час.

Пройдя вдоль квартала, я решил, что приду сюда завтра.

А миновав еще квартал, понял, что приходить не стоит вообще.

Я все слышал и узнал все, что требовалось.

Катализатор сработал.

Светило солнце, я был отцом.

Этого вполне хватало мне для счастья.

«Ноу-хау» доктора Зарубина могло интересовать только его самого.

II

1

Меня уверенно назвали по имени, хотя номер ни о чем не говорил.

Собеседник очень вежливо представился — ни имя его, ни фамилия ассоциаций не вызвали.

Любой звонок подобного типа вызывал неприятные ощущения, хотя в последнее время я не опасался ни судебных приставов, ни даже коллекторов.

— Вы кто?

Я спросил спокойно, но в глубине себя сдерживал естественную дрожь.

— Ну…

Незнакомый абонент замолчал; разговор не нес радости и ему.

— …Я донор. Помните, к вам приходил?

Слова произвели на меня тот эффект, какой производит прикосновение к очень глубокой, хоть и зарубцевавшейся ране.

Я снова вспомнил противоестественные минуты, которые провел в спальне, стараясь не глядеть на кровать, мерно скрипящую под ударами. И не думать про чей-то член в родном влагалище. То дарило последний шанс, мы все пережили. Наверное, очень хотели пережить, поскольку свершилось чудо. По молчаливому уговору мы с женой ничего не вспоминали, и хотя прошло совсем немного времени — меньше года — прошлое казалось несуществовавшим.

Но сейчас донор, у которого имелись имя и фамилия, откуда-то всплыл в мою жизнь.

Эти мысли пронеслись вихрем, но я ответил нейтрально:

— Слушаю вас.

Он помолчал.

Я боролся с искушением дать отбой и занести номер в черный список.

— Мы можем с вами встретиться?

Вопрос звучал просительно.

Такого я ожидал меньше всего от этого человека.

— Зачем?

— Мне очень нужна ваша помощь.

Потерев свободной рукой затылок и оглянувшись на менеджера за соседним столом, я попытался представить сумму, которую он попросит. Я был уверен, что речь пойдет о деньгах, хотя не имел понятия, за что должен платить.

— Нет-нет, не поймите меня превратно.

Он заговорил поспешно и, кажется, уловил мои мысли.

— Речь идет не о чем-то материальном. Тут совсем другое дело.

— Какое?

Желая отвязаться от человека, которого удалось забыть, я никак не мог этого сделать.

— По телефону объяснять не хочу. Нам лучше встретиться.

Я молчал, утомленный разговором.

— Поверьте, я очень, очень нуждаюсь в вашей помощи. Кроме вас мне вряд ли кто поможет. Никто, кроме вас.

Было странным слушать, как взрослый человек повторяет слова о помощи, которая может прийти лишь от меня.

И вдруг подумалось, что он-то мне помог, а расплата не всегда измеряется деньгами.

— Когда и где? — спросил я,

Он назвал неизвестное мне кафе, сообщил адрес и назначил время.

2

— Извините.

Донор заговорил первым, едва официантка в белом переднике поставила перед нами чашки с кофе и пошла прочь, сияя красивыми подколенками.

— Я понимаю, что вам неприятно со мной встречаться, но никто, кроме вас, не сможет мне помочь.

— Все верно, — устало ответил я. — Но вы не сказали, в чем может состоять моя помощь.

— Все очень просто. Но мне трудно начать, пока я не знаю, как вы ко всему этому относитесь.

— К чему — к этому?

— К тому, что нас с вами связывает.

Я помолчал.

Формально нас не связывало ничего, фактически связывало слишком много. Собеседник упорно пытался снова войти куда-то, куда мне не хотелось его пускать.

— Вы верите в методику Зарубина?

— Какого… Зарубина?

Не награди меня природа способностью стирать из памяти все, что не несет хорошего, я бы давно сошел с ума.

— Доктора, в чьей клинике вы заключили договор, после чего у вас родился ребенок.

— А… Этого…

Я поморщился.

Фамилию доктора, разложившего покомпонентно телесные достоинства моей жены, я давно забыл.

Но в лице бывшего донора проскальзывало такое отчаяние, что было невозможно встать и уйти.

— Так вы верите в его методику?

— Вы водку пьете? — не отвечая, спросил я.

— Что?!

Он взглянул ошарашенно, сбитый с толку моим поворотом.

— Водку? пьете?

— Пью. Но причем тут это?

— При том.

Я махнул рукой, опять подзывая официантку, которая обслуживала одна добрый десяток столиков.

— Что у вас есть?

Коленки ее спереди были не хуже, чем сзади.

— «Путинка», «Дикий мед», «Столичная», «Белая береза», «Русский стандарт», «Немирофф»…

Соображением ее тоже не обделили: она начала перечислять сорта водки прежде, чем я спросил.

— «Столичную». Бутылку, две рюмки и рыбное ассорти.

— Ассорти нет. Просто селедка с луком пойдет?

Я кивнул.

— Пока пойдет, дальше будет видно.

По большому счету, я не собирался сегодня пить, тем более напиваться. Но что-то внутреннее говорило, что разговор потребует не одной бутылки.

Подняв светлые глаза, собеседник сказал с отчаянием:

— Я за рулем…

— Я тоже не на велосипеде. Но два взрослых человека найдут решение.

— Пожалуй, так.

Мы молчали до появления заказа.

Потом молча начали пить — быстро и резко, не глядя друг на друга — как и положено в сложной ситуации, когда нужно смыть трудности и обнажить истину.

Когда бутылка опустела, он взглянул трезвым от водки взглядом и сказал:

— Дело в том, что я не могу иметь детей.

3

— Еще одну дозу? — предложил бывший донор, не бывший донором.

Мы снова сели после того, как выходили на улицу, дышали свежим воздухом, и я вполуха выслушал не интересующую меня историю, как в армии он чем-то облучился и стал бесплодным.

— Давайте.

Выпив слегка, я был готов дальше пить, пить и пить.

— Только за вторую плачу я.

— И это пойдет.

Ко мне пришла привычная благость духа.

В очередной раз помахав рукой, я подозвал девушку.

И сейчас, полностью расслабившись, отметил, что у нее хорошая грудь. За такую было бы неплохо подержаться.

— Насчет машины…

Он посмотрел в окно, где понемногу начало смеркаться.

— Пока трезвый, кое-кому позвоню. В этом городе у меня есть однополчане. Думаю, найду парочку, которые согласятся приехать и развезти нас по домам. Нам останется только заплатить за такси сюда и обратно.

Отвернувшись в сторону, собутыльник принялся кому-то названивать.

Я подумал, что мы совершенно разные.

Будучи старше него, я не имел друзей, которые вот так просто могли увезти меня домой на моей же машине; начиная пьянку, я думал об услуге «трезвый водитель».

Впрочем, однополчан донор тоже нашел не сразу, звонил несколько раз и говорил тихо, прикрывшись рукой.

Потом он встал и ушел из зала, вернулся в сопровождении официантки, которая несла водку в запотевшей от мороза бутылке и улыбалась осторожно: видимо, опасалась, что мы напьемся слишком сильно.

Подмигнув, я еле удержался от того, чтобы хлопнуть по ее аккуратной попке, туго обтянутой черным.

— В общем так.

Он снова повернулся ко мне.

— В РВСН я стал инвалидом.

— РВСН — это новая страна в Восточной Европе?

Я, кажется, уточнил невпопад, но он не обратил внимания.

— РВСН — это ракетные войска стратегического назначения. Приполярный Урал, шахты глубиной в девятиэтажный дом.

Вздохнув, он откупорил бутылку.

— Вы молчите. Я вас понимаю. Изначально вы думали, что вам придется воспитывать ребенка от меня. Потом решили, будто вам жутко посчастливилось и ребенок оказался ваш. А теперь вообще не понимаете, зачем позволяли мне…

Он махнул рукой, проглотив последнее слово.

— … Да еще платили за это деньги. Примерно так?

— Ну… В общем да.

Я сказал правду. Подслушанное в «клинике» ничего не проясняло, а лишь затуманивало суть вещей.

— Я не врач, судить не могу. Но, видимо, есть какие-то медицинские основы, если методика у Зарубина работает.

— Да нихуя она у него не работает!

Ракетчик стукнул по столу кулаком, расплескивая рюмки.

— Ни-ху-я, извините за выражение. Я с ним работал год. Ваш случай единственный. Понимаете: единственный!

Мне вспомнилось слово «ноу-хау», сказанное хвастливо.

Вот теперь я точно ничего не понимал.

— Вы знаете, до вас я уже считал, что наш доктор шарлатан, пользуется тем, что народ готов отдать голову за материнский капитал. Втирал уши, что может получиться, а может нет, но все-таки может. Я думал, цель Зарубина — срубить деньги, вот такой каламбур.

Он коротко захохотал.

— Но после вас стал думать по-другому. В теории доктора есть смысл.

— И какой?

— У вас получилось потому, что вы очень хотели иметь ребенка.

— Да, очень. Но разве наше хотение могло повлиять?

— Хотение не могло, а вера — могла.

— Какая вера?

— Вера в то, что у вас будет ребенок.

Посмотрев на него, я выпил.

— У Чехова есть один герой…

— Вы читали Чехова?!

Литература и этот простой парень как-то не вязались между собой.

— Читал, да. На Приполярном Урале развлечений нет, на улицу лишний раз не высунешься. Захочешь пописять под куст, хуй из штанов вынешь — сразу отвалится. Одно удовольствие библиотека, но сплошная русская классика. Так от тоски даже Чернышевского читал.

— Так что там у Чехова? — напомнил я.

— У Чехова был туберкулез…

Собеседник был изрядно пьян, на секунду потерял нить разговора.

— Это я знаю. Что там о вере?

— Ах да, о вере… Так вот, у Чехова есть деревенский священник, который верил в бога до такой степени, что когда во время засухи шел молиться о дожде, то брал с собой зонтик на обратный путь.

— Но причем тут… наш… случай?

— Притом, что много читал в интернете. Некоторые ученые считают, в наше время все стало сложнее чем двести лет назад: пару раз перепихнулись и залетели.

В речи собеседника забавно переплетались правильные обороты и просторечный жаргон. Человеком он был простым, но явно неординарным.

— Сейчас акт зачатия не только физиологический, но и умственный. И нужна вера. Вот вы ведь верили, что я помогу вам сде… родить ребенка.

— Верил, да.

— А вас не удивляло, что доктор вам велел самому регулярно…

Он осекся, опять глотая слово.

— …Вести регулярные половые сношения с женой?

— Вы знаете…

Я потер переносицу.

— Если честно, тот период жизни мы постарались забыть. Ребенок есть, он наш. Все остальное…

— …Я вас очень хорошо понимаю.

— …Но если вспомнить, то удивляло. Хотя мы так намаялись по медицинским центрам, что этот врач казался чуть ли не богом на земле. И если он сказал — значит надо. А как объяснял… Вроде того, что жена привыкла к моей микрофлоре и чужую отторгнет, а вместе с ней примет за мою…

Собутыльник кивнул.

— Вот сейчас я все проговорил и вижу, что это, извините, полная туфта.

— Именно что туфта. Но Зарубин — классический ученый дурак, упертый в свою теорию. Для работы он специально нанял меня, зная, что моя семенная жидкость ничем не отличается от рисовой воды, которой имитируют на дешевых порностудиях. Для этой, как его…

Он щелкнул пальцами.

— …Чистоты эксперимента.

— Но на мне эксперимент дал результат, разве нет?

— Дал. Потому, что вы верили, как тот Чеховский поп.

— Выходит, я верил больше всех прочих?

Я не знал, зачем мне требовалось это подтвердить.

— Выходит так. И Зарубин торжествует.

— Хотя я один из всех прочих? Не мало ли для торжества?

— Он считает, что нет. Мне говорил, малый результат есть результат.

Мы выпили — молча и не чокаясь, каждый за свое.

— Ну ладно, теперь к делу.

Отодвинув рюмку, собеседник заговорил трезвым голосом.

— Вы понимаете, что я отнял у вас вечер не для обсуждений Зарубина.

— Понимаю.

Кажется, мы начали приближаться к цели.

— Так вот. Я уже сказал, что детей иметь не могу.

Разговор пошел по кругу в третий раз, но я уже никуда не торопился.

— На самом деле я пришел к Зарубину как пациент, хотел решить свою проблему. Он сказал, что помочь не может, но предложил подработку в проекте. Деньги тоже были нелишними.

— Деньги лишними не бывают, — согласился я.

Но не добавил, что «подработка», даже с руками за спиной, кроме денег не могла не нести удовольствия.

— Вам я помог, а у самого семья гибнет.

Он помолчал, глядя в свою рюмку, потом снова посмотрел на меня.

— Поэтому и прошу вашей помощи.

— В чем?

Просьба мне была почти ясна, но я все-таки решил уточнить.

— Ты только посмотри на ее сиськи… — мечтательно сказал собеседник. — Это же ебать-колотить, какие сиськи! Я б за них подержался.

— Я тоже, — согласился я, вмиг поняв, о ком он говорит.

— И жепка не хуже. Я бы ей вдул.

— Согласен на все сто.

— А теперь дальше по делу.

— По делу, да.

— Вы любите свою жену?

Флуктуация «вы-ты-вы» полностью вписывалась в данные обстоятельства. Я ответил:

— Очень.

Распространяться я не стал; ни один нормальный мужчина не подписался бы на методику Зарубина, если бы не любил свою жену до такой степени, что был готов на все ради ее материнства.

— Я тоже. Сам не могу быть отцом, но пусть она будет матерью.

Похоже, мы мыслили одинаковыми категориями.

Бывший ракетчик оглянулся в зал, точно кто-то мог нас подслушать.

— Так помогите мне.

— Помочь?