Бесплатный фрагмент - Рэй: Преданность сквозь шрамы

Глава 1: Первые Запахи Мира

Рэй (Щенок, 8 недель)

Холод. Твердость под лапами. Незнакомо. Я запищал, коротко и тонко. Воздух ударил в нос тысячью иголок. Не мамин теплый живот, не братские бока, не мягкая солома гнезда. Что-то большое, гладкое и холодное. Пол. Слово пришло само, как запах мокрой земли после дождя.

Запахи… О, Запахи! Они обрушились водопадом, оглушили сильнее любого грохота, что доносился из-за стены. Там, где было Гнездо, пахло Мамой — теплым молоком, сонной шерстью, безопасностью. Братьями-Сестрами — молочным дыханием, игривым потом. Соломой — сладкой пылью и… ну, тем, что оставляли после игр. А здесь? Здесь пахло… Всем сразу! Резкая чистота (мыло? Человечья штука?), пыль в углах, старое дерево, чьи-то чужие следы (кошка? Собака? Большая!), и… еда! Где-то далеко, но настойчиво: мясо, хлеб, что-то сладкое и запретное. Слюна наполнила рот.

Я попытался встать. Лапы — четыре глупые палки — разъезжались. Шлепнулся носом в пыль. Чихнул. Пыль горькая. Где Мама? Где теплый бок Брата, чтобы толкнуть его мордой? Страшно. Я поднял голову и заскулил громче, протяжнее.

Топ-топ-топ. Шаги. Не мамины тяжелые, а легкие, быстрые. Запах нарастал. Человек. Женщина? Молоко, цветы (как трава, но слаще), пот, ткань. Знакомый запах из Гнезда — та, что приносила еду, гладила по голове коробкой (рукой?), говорила высоким голосом. Но страх сильнее. Я прижался к холодному полу, поджал хвост (маленький обрубок, но он был!), зажмурился.

Руки. Большие, теплые. Подхватили меня под живот. Я завизжал от неожиданности, забился. Но… тепло. И Запах стал ближе, гуще. Голос зазвучал сверху, как журчание ручья: «Тише, малыш, тише. Все хорошо. Посмотри на меня».

Я открыл глаз. Огромное лицо. Два озера (глаза?) — теплые, коричневые. Улыбка. Зубы — как у моих братьев, когда мы играли в «Укуси-Меня», но не страшно. Пахло от нее… Добром? Заботой? Я не знал слов. Знакомый запах Человека-Кормилицы смешивался с чем-то новым, личным. Я потянул носом, всхлипывая. Страх стал меньше, уступая место любопытству. Я лизнул ближайший палец. Солоноватый.

«Рэй,» — сказал Голос, и звук упал на меня, как солнечный зайчик. «Тебя зовут Рэй». Повторил: «Рэ-эй».

Звук вибрировал у меня в груди. Рэй. Это было… твердо. Ярко. Как удар хвостом по земле. Не как писк брата «Пятнышко» или сестры «Пушинка». Рэй. Я прислушался к звуку внутри себя. Отозвалось что-то глубокое, еще спящее. Инстинкт? Гордость?

Она прижала меня к груди. Там билось что-то ровное и гулкое — сердце? Запах Человека (ее Запах!) заполнил все: цветы-молоко-ткань-солнечный свет-безопасность. Я уткнулся носом в складки одежды. Тепло. Мамин живот был другим теплом, сытым и сонным. Это было… новое. Сильное. Я перестал дрожать. Мышцы расслабились.

Ее пальцы почесали меня за ухом. Щекотно! Приятно! Я невольно дернул задней лапой. Она засмеялась — звук, как звон миски. «Вот так, Рэйчик. Вот так». Она говорила много слов, которых я не понимал. Но тон… Тон был как теплая вода. В нем не было угрозы. Было… Принятие?

Она понесла меня. Мир поплыл мимо: высокие ножки стульев, похожие на деревья, огромная пещера (диван?), сверкающая вода (окно?). Я прижимался к ней, впитывая ее запах как карту. Этот запах — Главный, — пронеслось у меня в голове. За этим запахом — идти. Этот запах –… Дом? Слово было слишком большим для щенячьего мозга. Но чувство было ясным: там, где этот Запах, там безопасно. Там тепло. Там… Мое.

Она опустила меня на что-то мягкое — коврик? Цвета земли. «Твое место, Рэй. Пока». Она улыбнулась. Ее глаза лучились. Я сделал шаг, оступился, плюхнулся на пузо. Но не испугался. Я уставился на ее лицо. Этот запах… Эти глаза… Этот голос… Они врезались в меня глубже, чем первый холод пола. Глубже, чем запах еды.

Я не знал слов «любовь» или «преданность». Я знал запах. Знакомый. Главный. Ее запах. Я слабо завилял тем, что у меня было вместо хвоста. И тихонько, неуверенно тявкнул. Один раз. Как клятву.

Рэй. Я Рэй. А это… Мой Человек.

Щенячий мир сузился до точки — теплого коврика и сияющих коричневых озер над ним. И начался отсчет времени, которое нам предстояло пройти вместе. От первого шага до последнего вздоха. Но я этого еще не знал. Я просто тыкался носом в теплую руку и думал, что мир пахнет теперь по-другому. Правильно.

Глава 2: Когда Дверь Захлопнулась

Рэй (Щенок, 9 недель)

Запах Утра был самым лучшим. Солнечное пятно на полу (теплое! Спать!), запах Аниной сонной кожи (уютно!), скрежет чашки на столе (скоро завтрак!), шелест пакета с хрустящими шариками (ЕДА!). Я вертелся у ее ног, тыкаясь носом в тапки. Мой Человек проснулся! Мир начинается!

Аня говорила. Много слов. Ее голос был теплым молоком, но иногда в нем появлялись другие нотки. Сегодня — что-то тревожное, как запах грозы до дождя. Она надела другие запахи — резкие, чужие (город? работа?). Потом взяла странную штуку — плоскую, блестящую, которая всегда уводила ее взгляд от меня. Трубоголос. Я не любил Трубоголос. Он ворчал, пищал и крал Анино внимание.

«Рэй, малыш,» — она опустилась на корточки. Ее руки обняли меня. Запах тревоги усилился, смешанный с чем-то… виноватым? «Я скоро вернусь. Будешь умницей? Будешь ждать?»

«Вернусь». Я знал это слово. Оно значило, что ее Запах, уйдя, снова наполнит дом. Оно значило, что дверь откроется, и она войдет, пахнущая улицей, ветром, другими людьми, но под всем этим — ею. Главным Запахом. Я лизнул ее подбородок. Конечно, буду ждать. Ты же вернешься.

Но потом она встала. Подошла к Большой Преграде. Дверь. Мои уши насторожились. Сердце забилось чаще. Не сейчас! Солнечное пятно еще такое маленькое! Завтрак только начал перевариваться!

Щелчок замка. Скрип. Я бросился вперед, подскочил к щели, пытаясь просунуть нос. Улица! Миллион запахов! Шаги! Машины! Птицы! И… Она уходит!

«Аня!» — мой писк прозвучал отчаянно. «Аня! Я с тобой!» Я поцарапал лапой твердое дерево. Ничего. Дверь была непробиваемой стеной.

Тишина.

Не просто тишина. Пустота. Физическая. Воздух внезапно стал тяжелым и безвкусным. Я прижался ухом к двери. Ни шагов, ни дыхания. Только далекий гул Чужого Мира за стеной. Ее Запах таял с каждой секундой, вытесняемый пылью, деревом, запахом вчерашнего супа из кухни.

Она ушла. Одна.

Щенячий мозг взорвался паникой. Инстинкты кричали: Стая не уходит одна! Щенка не бросают! Опасность! Где тепло? Где голос? Где безопасные руки? Я отбежал от двери, закружился по прихожей. Коврик? Он пах Аней, но слабо. Диван? Высоко. Солнечное пятно? Оно вдруг стало холодным.

Скулеж вырвался из горла сам, высокий и дрожащий. Потом еще. И еще. Я звал ее. Звал Стаю. Звал Маму, братьев, теплую солому Гнезда. Ответом была только гулкая тишина квартиры. Страшные тени под стулом казались чужими глазами. Шорох вентилятора — шипением змеи. Мой собственный вой пугал меня еще больше.

Я забился в угол, за штору. Темно. Пахнет пылью и одиночеством. Я дрожал. Каждый мускул был натянут, как струна. Уши ловили каждый звук: скрип дома (он живой? злой?), гудение холодильника (чудовище?), грохот грузовика на улице (он сюда?!). Время растянулось. Солнечное пятно проползло по полу и исчезло. Холодно. Голодно? Нет. Страшно.

Она не вернется. Мысль ударила, как холодная вода. Забыла. Потерялась. Ее съели Чудовища Улицы. Я скулил, зарывшись мордой в лапы. Слезы? У собак не бывает слез, говорят люди. Но что-то жгло внутри. Грудь болела.

Потом… Потом я услышал. Сначала далеко. Шаги на лестнице. Много шагов. Я насторожился, затаил дыхание. Не ее походка. Чужие голоса. Прошли мимо. Снова пустота. Разочарование сжало горло.

И снова тишина. Бесконечная. Я уже почти поверил в конец мира…

Тук-тук-тук-тук! Быстрые, легкие шаги! Знакомый ритм! Сердце прыгнуло в горло. Я выскочил из-под шторы, прильнул к двери. Нюх! Нюх изо всех сил Пыль… краска… соседский кот… и… ДА! Сладкая нота цветов! Молока! Ткани! Ее!

Щелчок ключа. Скрип. Дверь открылась!

Запах ударил волной — свежий, ветреный, городской, но под ним, как крепкий фундамент, — Она. Аня! Ее лицо, ее улыбка, ее глаза — озера, снова полные тепла!

«Рэй! Малыш! Я дома!»

Я не помню, как оказался у ее ног. Я прыгал, визжал, тыкался мокрым носом в ее руки, в сумку, в колени. Я лизал все, что мог достать. Ты вернулась! Ты живая! Ты пахнешь! Скулеж смешался с радостным тявканьем. Хвост (уже чуть больше обрубка!) вилял с такой силой, что все тело качалось.

Она смеялась, опустилась на пол, обняла меня. Ее руки дрожали? Или это я дрожал от переполнявшего счастья? «Ой, Рэйчик, прости, малыш! Я знала, что ты будешь скучать! Но я же вернулась! Видишь? Вернулась!»

Она говорила, а я зарывался носом в ее шею, впитывая Запах. Главный Запах. Запах Дома. Страх, холод, пустота — все растворилось в этом аромате. Мир снова обрел смысл и краски. Солнечное пятно вдруг стало теплым. Тени под стулом — просто тенями. Шум холодильника — обещанием еды.

Она принесла с улицы новые запахи — бензин, чужие собаки, горячий асфальт, что-то сладкое (булочка?). Но они не пугали теперь. Они были частью ее, а значит — частью моего мира. Я охранял ее тапки, пока она снимала чужие запахи (туфли). Следил за каждым движением. Не уйдешь. Не отпущу.

Вечером, когда она сидела на диване, я забрался к ней на колени (как же я вырос за эти часы одиночества?). Уткнулся носом ей под руку. Сердце билось ровно. Страх ушел, оставив после себя нечто новое, огромное.

Я понял сегодня что-то важное. Больше, чем про еду или прогулки. Ее уход — это боль. Ее возвращение — это весь мир. Я не просто щенок на коврике. Я — Рэй. И я должен охранять этот Запах, этот Дом, этого Человека. Даже когда Дверь захлопывается. Потому что за ней — не конец. За ней — ожидание. И радость возвращения.

Я сладко зевнул, чувствуя, как ее пальцы вьются в моей щенячьей шерсти за ухом. Я не усну. Не сразу. Нужно еще немного… стеречь ее сон. На всякий случай. Вдруг Дверь снова захочет стать Стеной? Но теперь-то я знаю: она откроется. Обязательно. Потому что Аня всегда возвращается. А я всегда буду ждать.

Глава 3: Мир на Кончике Поводка

Рэй (Щенок, 10 недель)

Дверь. Большая Преграда. Но сегодня она не пугала. Сегодня она пахла по-другому. Сквозь щели просачивался ветер, несущий Тысячу Миров. Запахи были такими густыми, что я чуть не задохнулся от восторга. Земля после дождя! Пыль! Чужая собака (большая! Сердитая?)! Птичий помет! Что-то сладкое и гнилое (мусорный бак?)! И что-то острое, колючее, заставляющее чихать — бензин? Машины?

Аня что-то надевала на меня. Полоска кожи и бисера (ошейник?) — непривычно, но не больно. Потом прицепила веревку (Поводок!). Я попытался ее грызть. Жестко, невкусно.

«Поехали, Рэй!» — ее голос звенел, как колокольчик. Я подпрыгнул от нетерпения. Откроется! Сейчас!

Щелчок. Скрип. И… Взрыв!

Свет! Такой яркий после полумрака прихожей! Шум! Гул, скрежет, визг, гудки, крики птиц, чьи-то шаги — все слилось в оглушительный водопад звуков. И ветер! Он хлестал по ушам, забивал нос новыми, незнакомыми ароматами, сбивая с толку. Я замер на пороге, прижав уши. Лапы вросли в холодный камень крыльца. Страшно. Очень.

«Не бойся, Рэйчик,» — Аня присела рядом, ее рука легла мне на спину. Ее Запах — Главный, Якорный — пробился сквозь хаос. «Это улица. Наш двор. Пойдем?»

Она сделала шаг вперед. Поводок натянулся. Легкий толчок. Идти? Туда? Я отчаянно потянул назад, к знакомой двери, к безопасному запаху дома. «Нет! Нельзя! Там Чудовища Шума!»

Но Аня не сдавалась. Ее голос был спокойным, как глубокое озеро. «Рэй, идем. Хороший мальчик. Идем гулять!» Она не тащила, а просто стояла, ждала. Ее уверенность медленно просачивалась в меня сквозь поводок.

Я сделал шаг. Потом еще один. Холодный камень под лапами сменился мягкой, мокрой землей. О! Приятно! Я копнул лапой. Земля пахла жизнью, червяками, корнями. Отвлекся. Сделал еще шаг.

И тут меня накрыло.

Запахи. Они висели в воздухе плотными слоями, как видимые нити. Вот тут метил Кот! Большой, наглый! (Мне надо ответить? Но как? Аня дернула поводок: «Нельзя, Рэй!»). Тут прошел Пес! Незнакомец! Злой? Добрый? (Я принюхался — страх, старость, сосиска). А вот… Другая Собака! Маленькая, пушистая, как тучка! Она неслась к нам, тявкая, виляя всем телом.

«Привет, Тузик!» — Аня засмеялась. Я вжался в ее ноги. Что это? Друг? Враг? Игра? Пушистый шарик тыкался мне в нос, визжал, прыгал вокруг. Его запах — щенячий, молочный, радостный. Инстинкт подсказал: играть! Я тявкнул в ответ, сделал неуклюжий прыжок. Мы схлестнулись, как два комка шерсти, рыча и тявкая от восторга. Поводок запутался. Аня смеялась, пытаясь нас распутать. Мир на секунду стал простым и веселым: погоня, укусы за уши (не больно!), валяние на траве.

Потом грохнуло. ГРОМ! Нет, не гром. Машина! Огромная, рычащая, пахнущая адским бензином и жаром! Она неслась прямо на нас! Я завизжал, рванул в сторону, ослепленный страхом. Поводок дернул за шею, больно. Я упал, запутавшись.

«Рэй! Тихо! Ко мне!» — Голос Ани прорезал рев мотора. Твердый. Командный. Не как раньше — теплый. Как у Мамы, когда она рычала на нас за шалости. Я замер. Она быстро подобрала меня, прижала к груди. «Все хорошо, глупыш. Машина. Она едет по дороге. Нас не тронет». Ее сердце билось часто, но руки были крепкими. Запах страха (ее? мой?) смешивался с ее обычным ароматом. «Дорога — нельзя. Понимаешь? Ко мне надо подходить, когда страшно или когда я зову. Ко мне!»

Она поставила меня на землю. Я дрожал, но ее «Ко мне!» прозвучало как заклинание. Я прижался к ее ноге. «Ко мне» — это значит: рядом с Аней безопасно. Запомнил.

Мы пошли дальше. Я учился. Учился фильтровать шум: вот крик вороны (не страшно), а вот гул трамвая (страшно, но Аня рядом!). Учился запахам: вот дерево (можно пометить? «Нельзя!»), вот куст сирени (нюхать можно!), вот окурок (фу!). Учился ходить на поводке. Сначала он был врагом, цепью. Но потом… Потом я понял. Это не цепь. Это нить. Нить, которая связывает меня с Главным Запахом. Она не дает потеряться в океане новых впечатлений. Она всегда приведет обратно к Ане, если я вдруг отвлекусь на вон того Воробья!

Я увидел Большую Воду. Не в миске! Огромную, ленивую, блестящую под солнцем. Река? Она пахла рыбой, тиной, чем-то древним. Я подбежал к краю, потянул носом. Интересно! Но Аня натянула поводок: «Осторожно, Рэй! Не близко к воде!» Ее голос снова стал командным. Я отступил. Вода — красиво, но опасно. Аня знает.

На обратном пути я уже не так жался. Я шел чуть впереди, гордо неся голову, улавливая новые запахи, но постоянно оглядываясь на Аню. Ее улыбка, ее кивок: «Молодец, Рэй!» — были лучшей наградой. Я даже осмелился облаять огромного черного Пса за забором. Тот даже не взглянул. Но я чувствовал себя героем! Я охранял Аню!

Дом. Знакомая дверь. Знакомый запах прихожей, смешанный теперь с запахом улицы на моих лапах и шерсти. Я был измотан, как после битвы с братьями за лучший кусок. Но счастлив. Мир оказался огромным, шумным, иногда страшным, но… невероятно интересным! И в центре этого мира, как путеводная звезда, был ее Запах. И эта нить — Поводок.

Аня отцепила его, повесила на крючок. Я потянулся, зевнул во весь щенячий рот. Потом подошел к ней и ткнулся мокрым носом в ладонь. Спасибо. За то, что показала мир. За то, что не дала испугаться. За нить.

«Ну что, Рэй?» — она почесала мне за ухом. — «Понравилось? Завтра снова пойдем!»

Завтра. Слово пахло новыми приключениями. Я вильнул хвостом и побрел к своей миске. Мир огромен. Но я теперь знал главное: чтобы не случилось — гром машин, наглые коты, чужие собаки — нужно держаться за нить. Слушать команду «Ко мне!». Идти рядом. Потому что там, где Аня, там и Дом. Даже посреди Большого Шумного Мира.

Я лакал воду, думая о том, что завтра обязательно найду того Кота с наглым запахом. И покажу ему, кто здесь главный! Но только… рядом с Аней. Потому что Поводок — это не цепь. Это Золотая Нить Доверия. И я, Рэй, немецкая овчарка (пусть еще и щенок!), буду ее достойным.

Глава 4: Человек в Белом и Запах Страха

Рэй (Щенок, 12 недель)

Запах Машины был знакомым — металл, бензин, пыль. Но сегодня он был другим. Тяжелым. Гнетущим. Как перед грозой. Аня нервно перебирала поводок, ее запах был переплетен тревожными нотами — что-то кислое, как прокисшее молоко. Мы ехали не на прогулку. Я чувствовал это каждой шерстинкой.

Остановка. Я радостно потянулся к двери, ожидая знакомых деревьев, травы. Но… Воздух ударил в нос. Больница. Слово пришло из щенячьих глубин памяти, как эхо чужого страха. Резкий, режущий запах. Чистоты? Нет. Холода. Больницы. Антисептика. Как будто все живое здесь вымыли до скрипа. И под этим — слои. Слои чужого пота, чужой боли, чужого страха. Собачьего. Кошачьего. Птичьего. Все смешалось в один густой, тошнотворный коктейль Ужаса.

Я замер на пороге, упираясь лапами. Нет. Не туда. Не хочу! Сердце забилось, как барабан в груди. Уши прижались сами собой.

«Рэй, не бойся, все хорошо,» — голос Ани дрожал чуть заметно. Ее рука на загривке не успокаивала, а подтверждала: тут есть чего бояться. Она потянула поводок. Легко, но неотвратимо. Я попятился, издав жалобный писк. «Нельзя! Не веди меня туда!»

Дверь клиники захлопнулась за нами. Звук — как щелчок капкана. Внутри было ярко, слишком ярко. Бело. Чисто. И тихо… Но это была не тишина дома. Это была глухая тишина ожидания боли. Где-то тихо скулила собака. Шуршала бумага. Звякнули металлические инструменты. Каждый звук заставлял меня вздрагивать.

Запах Ужаса стал гуще. Он висел в воздухе, как туман. Я прижался к ногам Ани, пытаясь укрыться в ее аромате. Ее Запах. Главный. Защити.

Потом появился Он. Человек в Белом. Его одежда пахла особенно сильно тем самым холодным, режущим запахом больницы. Его руки — мылом и чем-то еще… чужим, медицинским. Но страшнее всего были его глаза — добрые? Наверное. Но для меня они были глазами Хищника. Оценивающими. Я почуял его взгляд на себе, как прикосновение холодной иглы. Зарычал. Тихо, предупреждающе. Не подходи!

«Здравствуйте! Это Рэй? Какой красавец, немецкая овчарка!» — голос Человека в Белом был громким, веселым. Фальшивым. Как лай довольного пса, который вот-вот укусит. Он протянул руку. Я отпрянул, оскалив еще не все молочные зубы.

«Он немного нервничает,» — сказала Аня, прижимая меня к себе. Ее сердце стучало быстро-быстро. Она тоже боится Его?

«Ничего, привыкнет. Давайте на весы!»

Весы. Холодная, скользкая платформа. Я съежился, пытаясь сползти с нее. Ловушка! Человек в Белом держал меня, его руки были сильными, неумолимыми. Я завизжал. «Тише, мальчик, всего лишь взвесимся!» — его голос резал уши. Аня стояла рядом, гладила меня по голове, но ее утешения тонули в моем страхе. Почему она позволяет? Почему не заберет меня отсюда?

Потом — Стол. Высокий, холодный, как лед под лапами. Я дрожал. Человек в Белом приблизился. Его руки, эти страшные, чужие руки, потрогали мой живот. Потянули уши. Заглянули в пасть. Я скулил, вырывался. Каждое прикосновение жгло. Он что-то говорил Ане: «Зубки режутся… ушки чистые… шерсть хорошая…» Его слова были бессмысленным шумом. Я видел только его руки, его белый халат, чувствовал его чужеродный запах, смешанный с запахом моей собственной паники.

«Теперь температура,» — сказал Он и взял какую-то маленькую, блестящую штуку. Я не знал, что это, но инстинкт кричал: ОПАСНОСТЬ! Я рванулся, попытался спрыгнуть со стола. Сильные руки Человека в Белом схватили меня. Аня придержала за ошейник. «Рэй, тихо! Все хорошо! Это быстро!»

Боль. Резкая, неожиданная, унизительная. Там! Я завизжал так, как никогда раньше. От боли, от страха, от предательства. Почему Аня позволяет ему делать это?! Я пытался вырваться, укусить эту страшную руку, но меня держали слишком крепко. Слезы (да, у собак они бывают, от отчаяния!) застилали глаза. Мир расплылся в пятнах белого и серого.

«Все, все, молодец, потерпел,» — прозвучал голос Человека в Белом. Но он ничего не значил. Значила только боль и страх.

Потом Он достал шприц. Маленький, с прозрачной жидкостью. Я знал, что это. Знать не мог, но знал в глубине своего щенячьего существа. Это было Оружие. Я забился в истерике, завыл, мочась от ужаса прямо на холодный стол. «Нет! Нет! Не надо! Аня! Помоги!»