Бесплатный фрагмент - Реанимация души. Белая мгла

Пролог

У физической боли есть предел. Ты можешь заглушить её обезболивающими. Ну, в крайнем случае, если она невыносима, твой мозг просто отключит её. Потому что мозг, как компьютер, поймавший вирус, — вырубает все рецепторы нервной системы, и человек просто теряет сознание.

Ну а если болит душа?.. Знаю только одно — душевная боль не имеет пределов. Она безгранична. Ты бьёшься, бьёшься об эти догмы бытия и всё равно не понимаешь: зачем Создатель так устроил? «Реанимируйте мою душу!» — снова и снова кричишь ты. Но в ответ — вакуум. И вдруг со временем ты осознаёшь всю эту хрень и принимаешь спасительную таблетку под названием «религия». «А может, всё это часть плана какого-то Бога? Как рождение и смерть?»

Говорят, рождение детей меняет нас и нашу карму, а смерть родных и близких — отрезвляет. Она оставляет глубокий порез, который со временем затягивается, превращаясь в огромный шрам. Одни привыкают к нему, постепенно смиряясь. У остальных же он так и продолжает ныть и зудеть до конца дней.

Так что это? Часть плана? Уроки жизни или всего лишь круговорот мироздания? Лично я уже ничего не понимаю… Если план — то, согласитесь, он очень странный. Да и с чувством юмора у этого Бога явные проблемы. А быть может, мы созданы для того, чтобы задавать вопросы, на которые в природе просто не существует ответов? Или это матрица какая-то, где каждый из нас — Томас Андерсон.

---

Глава 1. Миа

Красивые, длинные ноги этого уникального создания коснулись океана. И тут же какой-то дикий гул разрезал тишину неба, заставив её посмотреть вверх… Глаза Мии наполнились ужасом при виде пикирующего в океан самолёта…

У «Боинга 789» не было шансов. Он должен был стать машиной по «перевыпуску» людей. Все, кто находился в нём, были обречены. Они давно попали в его список. Но он всё тянул, сомневался, раздумывал — как будто устраивал кастинг для будущих душ, которые понадобятся в осуществлении его плана.

И вот время пришло! Всего несколько мгновений — и… они покинут свои бренные тела…

— Да, определённо здесь кого-то не хватает, — тихо прошептал он. Как я мог упустить это имя… Именно его и нет в моём списке…

Шли годы. Секунды перетекали в минуты, минуты — в часы, часы — в дни, дни — в месяцы… И так — век за веком. Рождение, жизнь, смерть… Всё чётко по расписанию.

«Во все времена — одно и то же, — думала Миа. — Люди ничуть не изменились, разве что одежда стала другой. Религия не сделала их добрее. Войны как были, так и продолжаются. Зло никуда не делось — только умножилось. Лишь единицы привнесли немного света в этот обезумевший от переизбытка тьмы мир. Но, наверное, так и должно быть. Закон равновесия. Один ручей пересыхает, другой становится полноводнее…»

Миа! Да, это та девочка, которая в четыре года потеряла маму и не отходила от постели умирающего отца, пока где-то в другом мире кто-то пытался реанимировать его душу.

Внешне она была очень похожа на мать. Такая же стройная, с такими же бездонными зелёными глазами и чёрными как смоль волосами. Глядя на неё, вообще нельзя было понять, какой она национальности.

Миа с самого рождения была особенной девочкой. В годик она уже вовсю болтала, в четыре — знала таблицу умножения, могла выполнять сложные арифметические вычисления и говорила на нескольких языках, которые ещё даже не изучала. Со сверстниками ей было неинтересно. О таких как она говорят: не от мира сего. Одним словом, Миа росла сложным ребёнком-интровертом, с мнением которого должен был считаться каждый. Среди людей ей жилось нелегко.

Впрочем, с отцом и его лучшим другом Андреем она общалась охотно. Собственно, только с ними у девочки и был контакт. Это не могло не сказаться на характере. Удары судьбы, нанесённые в раннем детстве, и мужское воспитание сделали её настоящим бойцом. Одноклассники считали Мию странной и не упускали случая задеть её. Но она была не из робкого десятка и храбро давала отпор любому, кто пытался вторгнуться в её внутренний мир.

— Миа! Опять с синяком! — сокрушался отец, когда она приходила из школы. — Тебе мальчиком нужно было родиться.

— Ну нет!.. Кстати, синяк этот как раз из-за одного мальчика, с которым я учусь. Его избивали, и я не могла пройти мимо. Видел бы ты, как я им наваляла, папа.

До того момента, как Доминик, отец Мии, вышел из комы, с девочкой всё время был Андрей. Можно сказать, что он был её вторым папой, и в чём-то она доверяла ему даже больше, чем родному отцу. Например, когда наступил тот самый пресловутый переходный возраст, Миа приходила со своими секретами и переживаниями к Андрею. Он видел, как ей непросто — ходячая энциклопедия со стальным стержнем внутри, да ещё и такая красавица! Парни то и дело пытались приударить за ней. Но в семнадцать лет, когда в голову бьют гормоны, на ум и глубину души особо не смотрят, главное — внешность. Миа это понимала. Все поклонники казались ей скучными и посредственными. Мало кому удавалось дойти хотя бы до уровня «Знакомьтесь: это мой папа Доминик».

И всё же однажды Миа влюбилась. Конечно, подобные секреты она доверяла только своему дневнику, который вела с ранней юности. Но в этот раз очень захотелось с кем-то поделиться. С отцом она такие темы не обсуждала — уж очень ревностно он относился к любым попыткам сверстников ухаживать за его дочерью. И Миа решила поговорить об этом с Андреем. Как-то перед занятиями она подошла к нему и протянула дневник:

— Дядя Андрей, я здесь про Купидона написала. Посмотри, пожалуйста. Для меня очень важно твоё мнение.

Андрей взял дневник и начал листать.

— Нет, нет. Не надо всё. Только вот этот фрагмент, где пьяный Купидон и открытая форточка.

— Пьяный Купидон? — рассмеялся Андрей. — Это что ж ты такое сделала, что ему пришлось напиться?

— Не издевайся. Это аллегория такая… Так ты будешь читать? Или я заберу дневник?!

— Стой, стой! Не обижайся. Я заинтригован.

Андрей открыл нужную страницу.

Из дневника Мии

Пьяный купидон и открытая

форточка ⠀

Вот вдруг нашла и полюбила… Только чувствую, что внутри сквозит. Форточка души открыта. Так ведь и простыть недолго… ⠀⠀⠀⠀⠀

Ну вот! Заболеваю. ⠀

Чёрт побери, я всё-таки подхватила этот вирус влюблённости. Вот же дура! Но разве когда ты влюблён, простуженная душа — это норма?.. Я очень старалась найти хоть какое-то подтверждение тому, что мой возлюбленный — тот самый. Заглядывала в гороскопы, обращалась к астрологам, всевозможным шаманам-экстрасенсам. Но… В ответ лишь одно: «Не судьба».

Я отказывалась в это верить, и тогда в моём помутнённом влюблённом сознании родилась формула этой «форточной простуды». ⠀⠀ ⠀

E = mc2, где:⠀⠀ ⠀⠀

Е — это моя собственная Ё-теория; ⠀⠀

m — масса моего мозга; ⠀⠀ ⠀⠀

c — завышенная самооценка.

А что если Бог в тот момент, когда я встретила того самого, был пьяным вдрызг, или объелся небесных грибов, или случайно пролил утренний послепохмельный колумбийский кофе на свой план, в котором было «мы — судьба»? И вот именно этот чёрный кофе немного подпортил сценарий моей любовной истории? ⠀⠀ ⠀

А может, он напоил Купидона и они вместе решили посмеяться надо мной? Не удивилась бы. Ведь это — я, идеальный образец для всякого рода вселенских экспериментов. В итоге им там весело, а мне здесь — мучиться…

Вот так я объяснила сквозняк от этой долбаной форточки. Теперь новая ветка — я поверила в это всем сердцем! Мы созданы друг для друга, и я пойду до конца!

Ой!.. А что, если он и вправду не моя судьба? И я всё себе насочиняла?..

Или этот пьяный Купидон действительно всё напутал?..

Или нет?..»

⠀

Это был единственный раз в жизни Мии, когда она влюбилась, и, наверное, единственный раз, когда Андрей не сразу нашёлся, что ей ответить. Поэтому он прибег к старому испробованному методу — сменил тему:

— Миа, тут подумать надо… Кстати, а ты на учёбу не опоздаешь?

— Ох! Да, дядя Андрей, заговорились мы. Надо бежать.

— Собирайся, я отвезу тебя… И ещё, Миа, хватит меня называть дядя Андрей. Без дядей. Договорились? Ты ведь мне как дочь, которой у меня никогда не было.

— Хорошо, дядя… Ой!.. Хорошо, Андрей, слушаю и повинуюсь, — Миа положила в свой чёрный рюкзак пару учебников. — Я готова!

— Ну тогда вперёд — грызть гранит науки.

— О да… Главное — зубы об него не сломать.

Так и проходила юность Мии — в поисках себя в этом мире, в задушевных разговорах с Андреем и отцом.

— Папа, расскажи мне о маме, — часто просила она.

— О маме? А что именно ты хочешь о ней узнать, дочка?

— Всё. Мне интересно абсолютно всё.

— Я ведь уже столько раз тебе о ней рассказывал.

— Ну ещё разок. Пожалуйста…

И отец снова и снова принимался рассказывать дочери историю их с Эрикой любви. Как они познакомились, когда он упал в лужу, поцеловав асфальт, а она помогла ему. Как жили душа в душу, деля поровну и радости, и невзгоды. Как долго ждали ребёнка… Как он потерял её в той страшной аварии.

Отец Мии считал, что он тоже должен был погибнуть. По сути, одной ногой он уже был там, но в последнее мгновение дверь перед ним захлопнулась. Однако и пути обратно больше не было. Долгие четыре года он блуждал где-то между мирами, пока не вышел из комы.

Миа очень любила слушать про то, что он видел, слышал, ощущал, находясь в пограничном состоянии, и, как репортёр, всё записывала в свой дневник.

— А про чёрные дыры расскажешь ещё раз?

— Ну хорошо. Подойди к зеркалу, Миа. И внимательно посмотри в свои глаза. Какого они цвета?

— Зелёные.

— А зрачки?

— Зрачки — чёрные.

— Да, дочь. Глаза у человека могут быть какими угодно — зелёными, карими, серыми, сине-голубыми… Но зрачки… Зрачки всегда чёрные. У всех. У блондина и брюнета, у белого и чернокожего, у китайца с Хуанхэ и седого рыбака с Оки, у столетнего старика и родившегося неделю назад ребёнка. Зрачок — это и есть чёрная дыра. Он с рождения поглощает свет и то, что мы даже не можем объяснить, но чувствуем. Мы помним наших родителей, друзей, любимые вещи, важные события. И всё это попадает в нас, как правило, через чёрные дыры — зрачки… Зрачки, Миа, — это и есть твоя вселенная… А вот когда они начинают мутнеть… Знаешь, из-за чего это происходит?

— Наверное, от старости.

— Нет. Из-за потери веры в себя, из-за несбывшихся надежд и упущенных возможностей… Из-за бездарно потраченного времени… И вот когда это происходит, человек может вести себя как обычно, улыбаться, но… Но взгляд его становится совершенно пустым. Это — словно ты смотришь в зеркало и ничего там не видишь… И знаешь, что ещё, Миа?

— Что, пап?

— Это предвестник того, что человек скоро уйдёт. Он как будто чувствует это, но поделать уже ничего не может. Как будто всё знает, но молчит. Скрывает это от окружающих… Именно такой взгляд был у моего отца перед смертью…

Пройдёт много лет, и уже совсем взрослая Миа однажды спросит у Андрея:

— Ты помнишь, были ли у мамы незадолго до аварии мутными зрачки?

— Конечно, помню. В зрачках твоей мамы, Миа, всегда, даже перед смертью, были только свет, радость и любовь.

— А у папы?

— О! Перед уходом его глаза просто сияли — от огоньков, горящих в зрачках.

— Но тогда я ничего не понимаю. Он так убедительно рассказывал, что когда человек готовится оставить этот мир, огоньки тухнут, зрачки мутнеют, взгляд становится пустым. Где правда?

— В этом и есть правда. Огоньки тухнут у того, кто боится смерти. Боится шагнуть в неизведанное. Боится расстаться с теми, кто пока ещё здесь. А твой отец не боялся. Он ждал.

— Ждал?!

— Да, встречи с Эрикой. В своём четырёхлетнем путешествии между жизнью и смертью он видел её и знал, что рано или поздно они встретятся. Не знаю, рано это случилось по земным меркам или поздно, но с точностью могу утверждать, что все 44 года он ждал именно этой встречи. Смерть он воспринимал не как конец, а как начало…

Говоря так уверенно, Андрей как будто подводил итог своей собственной жизни, словно чувствовал, что скоро уйдёт.

И он не ошибался… Миа осталась одна во всём мире, и что ждало её дальше, было известно только Господу Богу. С существованием которого ей вскоре и предстояло разобраться.

---

Глава 2. Разговор ангелов

Свесив ноги, они внимательно наблюдали за тем, что происходит внизу. Под ними проносились поезда метро, наполняя воздух специфическим запахом мазута, жжёной резины и прокуренных вагонов… Суетились люди.

— Куда они все бегут? — спросил один ангел другого. — Что такого хотят найти?.. Возьми хотя бы эту женщину с огромными баулами не пойми чего.

— А! Ты про вон ту? Знаю её. Давно за ней наблюдаю. Она стремительно движется по наклонной. Главный уже тысячу раз предлагал мне отправить её на расщепление. Но я всё даю и даю ей шанс. Уже со счёта сбился, сколько раз мне приходилось её спасать. И ведь неплохая женщина, по сути. По крайней мере, до пятнадцати лет была вполне нормальным ребёнком. Послушница в церкви и всё такое…

— Вот и я о том же. Что мне с ней делать? У неё пелена на глазах. Она уже явно на другой стороне, но даже не догадывается об этом… Мошенница с вечными проблемами на личном фронте и тремя суицидами в «послужном списке»… О чём она только думает?

И знаешь что удивляет? Такие люди свято верят, что какой бы проступок они ни совершили, им всё простится — стоит только выполнить ряд ритуальных манипуляций… Не то чтобы они совсем не верили. Но и искренней верой в Бога это нельзя назвать… Когда стоишь ты, например, в храме, молишься. Тут влетает со скоростью звука человек и начинает, словно оголтелый, ставить свечи. Как будто за ним черти гнались, и когда он зажжёт этих свечей столько, сколько нужно, они отстанут. Потом он, опять же, как реактивный, падает на колени, целует иконы… И не успеваешь ты опомниться, как этот метеор «божественного» мира исчезает. Словно и не было его здесь вовсе.

Почему бы для таких людей сразу не поставить перед храмом специальный автомат. Вот подходит, значит, он такой к автомату, а там на экране уже высвечивается: «Уважаемый раб Божий, выберите свой грех», и вылезает прайс-лист. Появляется набор молитв, он, естественно, выбирает, оплачивает и со спокойной душой отправляется дальше — жить той жизнью, которая у него была, а может, даже и хуже. «Всё ведь будет хорошо, — думает он. — Церковный „банкомат“ отпустит мне любой грех…» Эх… Если бы всё было так просто.

— Слушай, а давай я поговорю с главным и заберу её. Мои методы гораздо эффективнее твоих. Может, что-нибудь да изменится…

— Погоди ты. Дай рассказать. Сколько знаков я ей посылал. И во снах приходил. И её бедного, несчастного мужа приводил, чтобы хоть как-то её вразумить. Вот тебе пример. Собралась эта мадам в путешествие. Притом, как ты думаешь, за чей счёт? За счёт людей, которых она обманула. И сновидения я ей насылал — о падающих самолётах, авариях. И тыкать пальцем в затёртый от постоянных нажатий пульт от телевизора заставлял. Какими только историями не пугал! В конце концов вроде услышала. Но билет не сдала.

И что в итоге? Села в машину, попала в аварию, но ничего с ней не произошло — так, две небольшие царапины. Думаешь, она остановилась? Как бы не так — заплатила таксисту и пересела в другую машину. Едет, значит, а по пути не то что пробка — настоящий автомобильный коллапс. И знаешь, что эта дамочка учудила?

— Нет!

— Махнула своей костлявой рукой и поймала мотоцикл.

— Ну а ты?

— Ну а что я? Я знал — ей нельзя на этот рейс. Пришлось опрокинуть и мотоциклиста. Только опять мимо — у неё всего лишь вывих ноги. И эта идиотка… похромала до аэропорта, в итоге всё-таки попав на тот самый самолёт.

— И что дальше?

— А ничего. Самолёт упал. И жизнь её закончилась.

— Погоди. Как же мы тогда можем её сейчас видеть и говорить о ней? Вон же она — среди людей!

— Эх, нет у тебя ещё опыта видеть. Не она это с авоськами своими бегает. Это душа её мечется. Наверное, снова пытается попасть на тот рейс.

— Подожди. Это призрак?

— Называй как хочешь.

— Но как мы вообще её видим?

— Она в резервации. Люди называют это чистилищем, потерянным миром. Она совершенно не понимает, что уже мёртвая. Не принимает этого. И главный решил — расщеплять душу. Но поверь мне, это не самое худшее из того, что могло с ней произойти…

Ладно, полетели. Я ведь тебя сюда намеренно привёл — её показать. Набираемся опыта… И, знаешь, независимо от того, что главный уже принял решение расщепить её душу, последнее слово всё равно будет за тобой, так как ты новый. Есть у нас такое правило. Так что готовься — скоро она станет твоей протеже.

— Чего?

— Ничего! Полетели уже. У нас очень много дел.

Вспыхнул яркий свет. И эти крылатые существа начали растворяться в нём.

— Конечная, — произнёс Доминик.

— Ну всё. Сегодня нам влетит от него. В сотый раз пытаемся забрать эту женщину и никак…

— Зачем вы её посадили на этот рейс? — прозвучал голос. — Она недостойна быть даже неприкаянной из мира голодных духов. Займитесь лучше своими основными целями. Это тебя касается, Доминик.

Ты не забыл, кого должен охранять? Слоняешься по свету со своим другом и учишь его непонятно чему. Я с ним сам разберусь. У тебя дочь. И ей нужна твоя помощь. Она слишком важна. Ты и так всё это знаешь.

Ещё один импровизированный полёт на землю — и я живо вам крылья пообрезаю.

— Да. Больше этого не повторится. Я просто хотел как лучше.

— Хотел он… А вышло всё наоборот. Для чего, я спрашиваю, вы отправили её душу скитаться? Её давно стереть пора. Быть призраком для неё — подарок. Это значит — вы оставили ей шанс.

— Что-то он сегодня не в настроении, — заметил Андрей.

— Он всегда такой. Мне кажется, это замечание вообще неуместно в отношении него. Ведь он — Создатель.

— Да, Создатель в дерьмовом настроении. Что ни делай — всё ему не так.

— Доминик, — снова донёсся его голос, — ты услышал меня? Лети вниз и занимайся своей дочерью. В скором будущем её ждут серьёзные испытания. Неприятности уже надвигаются… Ты сам знаешь, как её предупредить.

— Через сон? — спросил Доминик.

— Естественно. Лети уже наконец… А ты остаёшься здесь. У меня к тебе иные задания. Не забывай — ты здесь недавно…

Сон…

— Дочка, ты не спишь? Я здесь. Грядут большие перемены. Слушай меня очень внимательно. Езжай в храм. Там всё и произойдёт — либо свет… либо тьма. Проснись!

Этой ночью Мии приснился отец. Наутро она всячески пыталась промотать свой сон, как кинофильм, обратно и собрать все его обрывочные фрагменты в одну связную цепочку. Но у неё ничего не выходило. «К чему бы это?» — спрашивала она себя, насыпая в молоко любимые хлопья и подогревая остывший за ночь чайник. Да, что ни говори, а такие сны приходят редко. Может, это был и не сон, а видение? А может… перебор со снотворными, которые она так часто пила?

Всё, что Миа отчётливо смогла вспомнить за завтраком, — это только глаза отца, сказавшие про храм и какого-то старца.

«Ну хоть что-то, — подумала она про себя. — Осталось только найти это место».

---

Глава 3. Старец из монастыря

Прошло около недели с того странного сна… Миа пришла домой с работы. Тогда это был приют для животных — только с ними она находила общий язык, с людьми как-то не задалось. Но и уход за косматой братией со временем превратился в рутину. Страшно уставшая Миа уселась за компьютер и начала вбивать в поисковик слова «храм» и «старец». И тут же «зависла» — выбрать что-то конкретное из миллиона вариантов, выданных киберпространством, было невозможно.

«Мда-а-а, — подумала она. — Приснился так приснился. Что же он хотел сказать?.. Папа, если ты меня слышишь (а я знаю, что слышишь), — пожалуйста, приснись снова и объясни, что именно ты имел в виду».

Но… шли дни, ночи… Каждый раз засыпая Миа надеялась, что отец наконец дорасскажет свою мистическую историю и утром она всё поймёт. Однако ничего не происходило, и она уже начала забывать это видение, как вдруг однажды вечером, когда Миа после очередного рабочего дня, удобно устроившись перед зомбоящиком, медитативно переключала каналы, неожиданно выключился свет. Она выглянула в окно. Кругом — кромешная тьма, если не считать бледного света от телефонных фонариков, которыми застигнутые врасплох прохожие пытались осветить себе путь.

Миа решила: сейчас самое время для того, чтобы отправиться туда, где она наверняка найдёт ответы на вопросы, которые задаёт себе каждый божий день. Правда, она и представить не могла, что вернётся оттуда уже совершенно дугой.

Сев в свой старенький, но ещё живой и никогда не выходящий из моды ретромустанг 1969 года, она поехала в то место, которое изменит всю её жизнь, в буквальном смысле разделив её на «до» и «после»…

Миа мчалась к своей цели. Шоссе постепенно сужалось, а вместе с ним и лес. Мию это не пугало. Она была спокойна и уверенна… Но лишь до того момента, пока не свернула на просёлочную дорогу. Фары выхватили из темноты видавший виды указатель «Монастырь — 50 км». Вот тут-то Мию и охватила тревога, не выпускавшая из своих цепких лап до самого конца поездки.

Ехать оставалось немного — минут пять-десять. Но дорога была уже настолько узкой, что создавалось впечатление, будто ты — в самой чаще леса. И чем сильнее накатывала тревога, тем яростнее Миа давила на газ. Ей ещё повезло, что не было встречных машин, потому что разъехаться в этом месте вряд ли бы удалось. Всё быстрее проносились деревья, а в зеркало заднего вида можно было вовсе не смотреть — из-за плотного столпа пыли от несущегося на всех порах мустанга совершенно ничего не было видно.

Когда стрелка спидометра перевалила за сто сорок, Миа внезапно почувствовала прилив тепла в плечах, как будто кто-то положил на них невидимые руки. На секунду в её голове промелькнуло воспоминание из детства. Отец всегда так делал — подходил к ней сзади и заботливо опускал руки ей на плечи, и в такие моменты она чувствовала себя самым защищённым человеком на свете. Она знала: никакие чудовища ей не страшны — ведь рядом её папа. И сейчас она вдруг явно ощутила его присутствие. От этого беспокойство начало улетучиваться, а стрелка спидометра — падать в противоположную сторону.

Чем дальше она продвигалась, тем реже становился лес. И вот уже сквозь деревья начали проглядывать горы, обрамлявшие купола монастыря.

Сделав небольшой выдох, наклонив шею влево и вправо, раллистка вышла из своего мустанга. Было ощущение, что она прилетела на луну. И вся тревога, наполнявшая Мию на протяжении этих пятидесяти километров, окончательно прошла.

Первым, на что упал взгляд Мии, конечно же, был храм. Даже в темноте он не мог не привлечь внимание своей необычной архитектурой. Собственно, с классическим храмом это сооружение не имело ничего общего и скорее напоминало какой-то неопознанный инопланетный объект, состоящий из двух полусфер разных цветов. Нижняя была настолько чёрной, что ночью невооружённым глазом её практически невозможно было рассмотреть. От этого верхняя — белая и, как ни странно, увенчанная куполами с крестами, — казалась парящей над землёй. В месте соединения полусфер по кругу шли небольшие овальные окна, через которые пробивался мерцающий свет.

Из монастыря выходили люди. Все они смотрели вверх и с очень грустной гримасой на лице крестились. Но эта псевдоидиллия продолжалась недолго. Всего через несколько минут из храма донёсся душераздирающий вопль, больше напоминавший рёв дикого зверя, чем крик человека. Тут же наружу выбежали две женщины. От них валил густой пар, и казалось, что они выскочили не из храма, а из бани.

На секунду Миа подумала: «А туда ли я вообще приехала? Что-то не очень всё это похоже на святое место». Но, переведя дыхание, она всё-таки двинулась по направлению к монастырю. Ей не было страшно, ей было жутко любопытно, что же на самом деле там происходит.

Практически все люди, встречавшиеся ей на пути, были одеты в непонятные белые балахоны. Лишь немногие внешне выглядели как обычные прихожане, но и они были какими-то напряжёнными, с заблудшими взглядами.

Храм окружал огромный бор с гигантскими деревьями. Миа никогда раньше не встречала таких сосен — они были похожи на сказочных великанов, охранявших это волшебное место от мирской жизни.

Когда Миа наконец дошла до главного входа в храм, перед ней словно ниоткуда возникли ещё две женщины. Они вежливо объяснили, что сейчас заходить внутрь нельзя, так как там идёт церемония, и только после неё старец будет в состоянии принять её.

— А с чего вы взяли, что я приехала именно к старцу? — спросила Миа.

— К кому же ещё, сестра? Сюда все к нему приезжают. Кто-то за помощью, кто-то за советом, а кто-то — за ответами на давно терзающие вопросы.

— И что в нём такого необычного? Он волшебник, что ли? — не удержалась от сарказма Миа.

— Называй его как хочешь. Пускай для тебя он будет волшебником. Завтра старец тебя примет — сама всё и увидишь.

Женщины улыбнулись, пожелали Мии божьего благословения и отправились в здание, находящееся неподалёку…

Ночь окончательно вступила в свои права. Вокруг уже почти никого не осталось. Куда делись люди, Миа не знала. Да её это особо и не волновало. Всё внимание Мии было приковано к храму. Там, внутри, происходило что-то очень странное. Дикие получеловеческие, полузвериные крики не смолкали, они разносились по всей округе. Но то, что Миа увидела и услышала дальше, она уже никогда не сможет забыть.

Центральная дверь храма медленно приоткрылась, наружу вырвался густой, словно при пожаре, дым. Снова раздался крик, и показалась рука, открывающая дверь.

Затем из храма на четвереньках выбежало нечто, не поддающееся описанию. И это нечто очень испугало Мию. Но она собрала волю в кулак и двинулась прямо в эпицентр этого жутковатого шоу, главные герои которого то выбегали с невообразимым рёвом, то выкатывались кувырком.

Подойдя ближе, Миа удивилась — это были простые люди (хотя издалека так совсем не казалось). От их тел шёл пар, и они орали так, словно только что вернулись из преисподней. Какая-то женщина, катавшаяся по земле, как огненный шар, почувствовав приближение Мии, остановилась на минутку и начала принюхиваться. В этот момент она была похожа на волчицу, а дышала, словно лошадь, только что закончившая забег. Затем она резко повернулась, посмотрела в сторону Мии своими налитыми кровью глазами и прокричала: «Tu quis es, puella? Exire ex hic. Te, sicut et nos. Sunt omnes inimici tui hic».

Что было дальше, Миа не помнила. Она как будто отключилась, а когда открыла глаза, уже наступило утро. На секундочку ей даже показалось, что всё увиденное накануне было просто каким-то кошмарным сном.

Светило солнце, пели птицы, от сосен-великанов шёл бодрящий аромат хвои и смолы. И всё бы было прекрасно, если бы не эти люди, извивавшиеся, как змеи, на поляне и говорившие на непонятном языке. Картину дополнял человек в чёрной мантии, который ходил вокруг них с кадилом и читал молитву. Миа сразу поняла, что это старец. Только он не очень-то был похож на того, кто знает ответы на все вопросы.

Миа невольно улыбнулась — она вдруг ясно представила, что действительно свернула не туда и попала не в храм, а в психиатрический диспансер. И пока её воображение рисовало до нелепости забавные картинки — старца в белом халате вместо мантии, санитаров, привязывавших всех этих орущих к кроватям, — подошла монашка. Она сказала Мии, что ей очень нежелательно на всё это смотреть.

— Но что здесь, чёрт возьми, происходит, — с трудом сдерживая ухмылку, спросила Миа.