Бесплатный фрагмент - Разные фамилии одной Эмилии

Глава 1

Эмилия да Писта была одной из самых завидных невест Рио-де-Жанейро, так как имела отца миллионера и смазливую физиономию наивной дурочки.

Правда, впечатление портили: диплом с отличием об окончании Гарвардского университета по специальности «менеджмент», звание международного мастера спорта по шахматам (среди мужчин!) и множество прочих подобных мелочей.

В быту девушку называли Лией. Ведь «Лия» — не только окончание, но и одно из сокращений имени «Эмилия» (хотя иногда используется в качестве самостоятельного имени, например, небезызвестная Лия Ахеджакова).

Однажды в апреле 1977-ого года Эмилия поехала с компаньоном в Португалию инспектировать филиал компании её отца. Проблем с португальским языком не возникало, ведь это был её родной язык (хотя большинство людей считает, что в Бразилии говорят по-испански, а меньшинство — что по-бразильски). Правда, бразильский и португальский языки всё же отличаются друг от друга (как русский язык от украинской «мовы». ) В Лиссабоне (столица Португалии) оба поселились в одном из самых шикарных отелей в соседних номерах. Назавтра, уладив текущие дела, девушка решила в одиночестве прогуляться по городу.

…Загорелся зелёный сигнал светофора, но Эмилии не суждено было им воспользоваться. Рядом остановился чёрный автомобиль «ПоршЕ» с открытым верхом. За рулём сидел ослепительный красавец, в которого бразильянка влюбилась с первого взгляда. Рядом с ним заливалась от хохота вульгарная блондинка. «Поршивец» проговорил:

— Аманда! Ты самая миленькая дурочка из всех моих подружек! Я тебя обожаю!

Эмилия поймала такси и велела следовать за открытым автомобилем. Преследуемые остановились возле убогого строения. Красавец, увешанный покупками вошёл со спутницей в подъезд. Эмилия записала номер автомобиля. Вскоре красавец вышел из подъезда, сел в автомобиль и укатил. Девушка поняла, что секс уже был ранее в другом месте, а покупки — плата за труды!

Эмилия отпустила такси. Затем позвонила компаньону и попросила «нарыть» информацию на кабриолет «ПоршЕ» с записанным номером. Вскоре она перезвонила, и Густаву сообщил:

— Сезар Монтейру. Менеджер сталелитейной корпорации «Siderurgia Nacional». Не бедствует, но и не миллионер. Что ещё?

— Мог бы и сам догадаться.

— Минуточку… Не женат и никогда не был. Данные о любовницах отсутствуют, что ещё не говорит об отсутствии самих любовниц. Могу нанять частного детектива.

— Сама попытаюсь справиться. Спасибо, с меня портвейн.

Эмилия вошла в подъезд и позвонила в первую же дверь.

— Скажите, пожалуйста, номер квартиры, в какой живёт Аманда, — попросила она у открывшего дверь мужчины.

— Тебе красавицу или старуху?

«Тоже мне, красавица!» — мысленно усмехнулась девушка и ответила:

— Мне ту, что помоложе.

— Пять.

— Спасибо, — поблагодарила Эмилия и уже собралась подниматься по лестнице.

— Пять эскудо! — усмехнулся нахал.

— Она таких денег не стОит!

— Прекрасный ответ! — захохотал собеседник. — Он стОит дороже пяти эскудо!

— Разницу я прощаю, — улыбнулась Эмилия.

— Тогда — квартира семь.

Юная миллионерша поднялась к данной квартире и нажала на звонок. Дверь открыла растрёпанная женщина, мать соперницы. Сама Аманда вертелась у зеркала, восторженно примеряя одну из купленных Сезаром броских дешёвых тряпок.

— Выйдем, поговорим! — предложила ей Эмилия.

— А ты кто такая?

— Новая подруга Сезара.

— Да я тебя сейчас … — начала было Аманда, — но соперница перебила:

— Не бесплатно же!

— Тогда выйдем, поговорим! — предложила на сей раз уже Аманда.

…Через четверть часа бывшая любовница Сезара вернулась в свою квартиру и вручила домашним тысячу эскудо за продажу любовника.

— Да он таких деньжищ не стОит! — воскликнула мать.

— Конечно, не стОит! — согласилась Аманда, … прикарманившая ещё четыре тысячи эскудо!

Глава 2

В тот же день бразильянка заказала новые документы. Когда они были получены, Эмилия дождалась воскресенья (день, когда Сезар не работает), позвонила новой «подруге» и пригласила к себе в отель. Оттуда Аманда перезвонила любовнику:

— Сезарчик, любименький, я тебя решила сделать богаче!

— Обычно ты меня делаешь беднее, … правда, ненамного.

— А сейчас сделаю богаче, … правда, тоже ненамного. Приходи сейчас в отель «Реал Паласио» в номер 13.

— Номер какой-то несчастливый!

— А для меня очень даже счастливый! — засмеялась Аманда, и в трубке раздались гудки.

Сезар явился в указанный роскошный отель и постучал в тринадцатый номер. Дверь открыл полуодетый красавец-мужчина лет тридцати. Сезар смутился:

— Извините, я ошибся номером.

Собеседник сделал шаг в сторону. В постели лежала Аманда. Обалдевший Сезар уточнил:

— То есть ошибся, но не номером, а временем.

Счастливый соперник возразил:

— Ничего, ты нам уже не мешаешь… Как гласит название мексиканского сериала, «я покупаю эту женщину»!

— Продажная Аманда не продаётся! — мрачно усмехнулся Сезар. — После того, что я увидел, забирай это «сокровище» даром!

— Заберу, но без твоего «приданного»! Возьми чемодан с купленным тобой для неё ширпотребом. Тут не всё поместилось, поэтому мой чемодан забирай в подарок. Если очень гордый, донеси до ближайшего мусорного бака.

— Я гордый, но не расточительный, — ответил Сезар. — Поэтому донесу до своего автомобиля. Его содержимое (то есть не автомобиля, а «твоего подарка») может подойти моей будущей шлюхе. Чемодан же дороже вообще всех подаренных бывшей шлюхе тряпок.

Он взял обсуждаемую тару и пошёл к двери. Аманда защебетала вслед:

— Сезарчик, ты не думай, что я жадная. Просто Густавчик в постели такое вытворяет, что ты даже в кино не видел!

Оскорблённый бывший мачо с достоинством (правда, раскритикованным!) и с чемоданом вышел в коридор, подчёркнуто тихо прикрыв дверь. Вдруг дверь соседнего двенадцатого номера с грохотом распахнулась, и служащий отеля стал выволакивать упирающуюся белобрысую девицу с перекинутой через плечо лёгкой сумкой.

— Безобразие! — заверещала та. — Приехала, можно сказать, из страны диких обезьян, чтобы пообщаться с культурными людьми, а нарвалась на ту же дикую обезьяну!

— Ах ты, нахалка! — вскричал работник сферы обслуживания и занёс кулак.

Сезар заломил ему руку за спину и выслушал порцию оскорблений в свой адрес. Затем пояснил девице:

— Этот одетый по-человечески господин не обезьяна, а питекантроп, что в переводе с древнегреческого языка означает «человеко-обезьяна».

— Какой ты умный! — восхитилась красотка. — Прямо как процессор фаллософии!

Сезар от хохота выпустил свою жертву и выдавил:

— Может, «профессор философии»?

— А я так и сказала!

Работник отеля закричал:

— Я буду своему начальству жаловаться!

— Надоело здесь работать? — поинтересовался Сезар.

— Да-а, пожалуй, не буду!

— Нет уж! Ты жалуйся, — предложила оскорблённая, — и выметайся… с работы! А то развели, понимаешь, из отеля сельву!

Обиженный обидчик предпочёл больше не связываться с этой парочкой и удалился.

— Судя по твоему акценту и по упоминанию «сельвы», — предположил Сезар, — ты из Бразилии!

— Ага! Но я не такая примативная, как тип-топ, … ну, в смысле «тот тип»! А всё потому, что не из сельвы. Я из Рио! Недалеко от статуи Христа-Искусителя!

— Христа-Искупителя! — вновь захохотал Сезар. — И не «примативная», а «примитивная»! … Хотя и обезьяна «примат», и слово «примитив» восходят к латинскому «примус», то есть «первый».

— Ну да, — хоть и неохотно, но призналась девица. — Вечно я этого Искупателя путаю! И бабушка, помню, говорила что-то про свой первый примус!

Данные каламбуры (как и все последующие) были произнесены, естественно, не на русском, а на португальском языке и при переводе на прочие языки (наивный автор размечтался!) должны быть переделаны по мере способностей переводчика! А уж если кто из читателей захочет сей опус экранизировать (борзеть, так борзеть!), то его можно и на русскую почву перенести.

— Тогда уж искупатель — это Иоанн Креститель, — уточнил Сезар, — он в процессе крещения купал всех, включая самогО Христа. … Кстати, если будешь скучать по статуе «своего» Христа, то у нас в пригороде Лиссабона есть почти такая же, только чуть пониже.

— На хрена мне чужой коротышка,

если дОма есть свой великан?!

Любознательный Сезар не мог не блеснуть эрудицией:

— Тогда уж в «твоей» Боливии есть статуя повыше, а в «моей» Польше — ещё выше! И все они крестообразные!

— Уау! Да ты, прямо, значок христообразных статуй!

— Знаток! … А значок с «нашим» Христом у меня дОма где-то завалялся. … Звать-то тебя как, юмористка доморощенная?

— Миля. Только не морская и даже не сухопутная. В смысле «Эмилия». А тебя, безымянный борец с человеко-обезьянами, как кличут?

— Сезар.

— А я знаю такую сказку: «Сезар, откройся!»

— Хорошая сказка, — усмехнулся менеджер. — Только не называй меня «Сезамом».

— Ой, точно! Мне так и говорят: «Сезам, откройся, а Миля закройся!»

— Дельный совет!

— Зато выполнить трудно! Ой, идея! Приглашаю тебя на свой день рождения! Он, правда, завтра, но отметим сегодня.

— И куда, интересно, приглашаешь?

— К тебе, естественно! А то с деньгами у меня туговато. Как сказала мне побитая тобой «человеко-обезьяна», «нет денег — сиди дОма!». Я бы и рада, только дом-то на другом конце океана, а денег у меня от силы до Трезорских островов хватит. Помоги бедной (даже слишком!) девушке!

Сезар снова не упустил случая блеснуть эрудицией:

— Помогу, раз об этом говорит правильное название островов. Они «Азорские», а на языке «иврит» слово «азОр» означает «помоги»!

— А ты ивритец?

— Я португалец, но по работе приходится контактировать с Израилем. Вот и освоил немного их язык. Только сомневаюсь, что твой день рождения именно завтра.

— Честное бразильское слово! Ну почему никто не верит честной девушке?

— Я верю! — усмехнулся Сезар. — А то, что у тебя в паспорте стоИт другая дата рождения — ни о чём не говорит. Могли напутать.

— Неужели?! — как бы перепугалась красотка. — А я и не знала!

Она вытащила из сумки поддельный (!) паспорт, полистала и облегчённо вздохнула:

— Уф! А ты, Сезарушка, шутник!

— Действительно, 28-ое апреля! — удивился менеджер. — И Эмилия… ПрАду.

— Вот только не надо шутить про «ПРАДУкцию»! У нас так каждый десятый юморит!

— Не буду, — согласился Сезар. — Сам не люблю безграмотных шуток — «продукция» пишется через «о».

— О-о! — как бы удивилась Эмилия. — Обалдеть!

— Кстати, Миля, ты родилась в один день с нашим покойным диктатором Антониу Салазаром.

— Сезар и Салазар! — обрадовалась девица.

— А ведь и впрямь похоже! Как я сам этого не заметил?!

— А что этот диктатор диктовал?

— Он диктовал, как жить португальцам. А в соседней Испании другой покойный диктатор Франсиско Франко диктовал, как жить испанцам.

— Теперь понятно, почему испанские деньги — франки! — проявила частичную эрудицию Миля.

— Франки во Франции. А у нас, как ты знаешь, эскудо.

(Впоследствии в Португалии, а заодно в обсуждаемых Испании и Франции были введены евро.)

— А я так оСКУДела, что у меня этих самых эСКУДо и не хватает! — вздохнула Миля.

— Не печалься, ступай ко мне с Богом! Отпразднуем твой завтрашний день рождения!

В автомобиле Сезар решил блеснуть интеллектом перед этой хоть и городской, но деревенщиной:

— Кстати, настоящие питекантропы дружно вымерли. Но «человеко-обезьяны», точнее, человекообразные обезьяны пока ещё сохранились. Их три вида. Горилла обитает в Африке, шимпанзе там же, а орангутан — в Индонезии.

(Когда автор настоящего опуса напечатал правильное «орангутан», компьютер подчеркнул это слово красной линией. Но стоило добавить «г», и красная линия пропала. Безграмотный «орангутанг» был признан «грамотным». )

Миля не удержалась и тоже «блеснула»:

— У меня в Рио есть «учёный сосед». (Сезар, естественно, не понял намёк на рассказ Чехова «Письмо к учёному соседу». ) Он как-то сводил меня в зоопарк и познакомил с этими тремя обезьянами. А заодно этот учёный Карлус Ниврад объяснил, что «орангутан» переводится как «оранжевый У Тан». Это был такой гениальный секретарь организации объеденных наций.

Пока Сезар хохотал, девушка подумала: «Дай Б-г, чтобы он не догадался прочитать фамилию этого „учёного“ „по-еврейски“, то есть не в ту, что у нормальных людей сторону!»)

Наконец, собеседник с трудом успокоился и продолжил щеголять своей выдающейся (по крайней мере, по сравнению со средним португальцем или бразильцем) эрудицией:

— Секретарь не «гениальный», а «Генеральный». Сокращённо «генсек». Нации хоть в большинстве своём и впрямь «объеденные», но называются «объединённые». А уроженец восточной страны Бирмы У Тан был не «оранжевый», а жёлтый.

(Впоследствии в 1989 году «Бирма» стала именоваться «Мьянма», но У Тан не дожил не только до этого, но даже до описываемого разговора Мили и Сезара.)

Милю снова «понесло»:

— А вот если бы отцом этого гомосека был краснорожий, например, чей-то Гук, то У Тан был бы и впрямь «оранжевым»…, как Вильгельм!

Водитель от хохота чуть было ни врезался в соседнюю машину. С трудом успокоившись, выдавил:

— «Гомосек» — это когда мужчина занимается с другим мужчиной бесплодным сексом, а «наш» бирманец — «генсек». Не «чей-то Гук», а «Чингачгук» — краснокожий (и попутно, как ты изволила выразиться, «краснорожий») герой пенталогии…

— Панталонии!

— «Панталоны» здесь ни при чём.

— А Песталоцци? — вырвалось у Мили.

Но тут она сообразила, что сказала явно лишнее. Поэтому поспешно добавила:

— То есть я хотела сказать: «А „Панталоне“?»

— Такой есть. Персонаж итальянской комедии масок. Но к нашему Чингачгуку имеет отношение не он, а «пенталогия», то есть «пятикнижие», но не Моисея, а Джеймса Фенимора Купера.)

— ДФК! — воскликнула Миля.

— Вообще-то, частично эрудированная Миля, это сокращение расшифровывают как «Джон Фицджеральд Кеннеди», но и твоя расшифровка имеет право на существование! Интересно, а откуда ты слышала про «оранжевого Вильгельма»? Ведь король Англии и одновременно штатгальтер Нидерландов Вильгельм был и впрямь «Оранский»!

— Так ведь песенка есть детская:

«Оранжевое небо, оранжевое море,

Оранжевая зелень, оранжевый Вильгельм…»

На подъезде к дому Сезар поинтересовался:

— А не боишься, что буду к тебе приставать?!

— Ой! МолодЕц, что напомнил! — обрадовалась Миля и, достав неначатую упаковку, приняла противозачаточную таблетку. — Это я на всякий случай. Вообще-то сегодня безопасный день.

Глава 3

Наконец, Сезар привёл новую пассию в свою холостяцкую «берлогу».

— Клёвая хата! — восхитилась гостья. — Больше, чем «конура» в расфуфыренном отеле, и платить не надо!

Хозяин «хаты» достал бутылку водки. Эмилия приуныла:

— Неужто я такая уродина, что без водки никак?!

— Так ведь твой день рождения! Отметить бы… К тому же, как сказали бы французы, тебя без пол-ливра не поймёшь!

Эмилия как бы не поняла «пол-литровый» намёк:

— Это они сказали бы про пол-ливера! Обожаю ливерную колбасу!

— Ладно, завтра куплю.

— А сегодня убери этот растворитель и поддержи своего отечественного производителя. … В смысле я не про быка, а о портвейне или мадере.

Сезар засмеялся, убрал водку и, разливая последний из указанных Милей «нектаров», проговорил:

— Такое ляпнуть могла только блондинка!

Они чокнулись и стали пить. Вдруг дама, смакуя божественный напиток, … сняла белобрысый парик. Сезар аж поперхнулся мадерой. Откашлявшись, проговорил:

— Так тЫ это тогО…?

— Ну да, я брунейка! А подружки сказали, что генитальмЕны прочитают блудинок! А раз уж ты и так признал меня блюдинкой, то есть… нет, это вообще грубо. … Короче, на фига мне эта тряпка белёсая, от которой башка чешется?!

Сезар долго хохотал, затем стал наставлять «неразумную» визави на путь истинный:

— Брунейка — жительница Брунея, а ты, Миля — брюнетка. ГенитальмЕны — мужчины, не подвергшиеся оскоплению…

— Так я уже говорИла про статую Христа-Оскопителя!

— Искупителя!! — простонал от хохота Сезар. — И «джентльмены». А изобретённые тобой вместо них «генитальмЕны» сохранили в неприкосновенности свои гениталии.

— ЧтО «Италии?» — как бы не поняла как бы тупая Эмилия.

— Не будем про гены! А твои подружки говорИли про американскую кинокомедию «Джентльмены предпочитают блондинок» со знаменитой Мерилин Монро в главной роли.

— Не знаю никакую МоралИн МурлО!

— Ну, положим, с моралью у твоей «МоралИн» напряжённо, а «мурлО» её хоть и почитается эталоном, но уж больно приелось! … А у тебя, МИлюшка-милашка, оно свеженькое! — сделал комплимент Сезар и начал было говорить об урождённом цвете волос Монро. — … Кстати, эта заокеанская дива…

— Как я! — перебила Эмилия.

— Ты и впрямь заокеанская, только не дива, а дева.

— Я что-то такое слышала! Кажись, «новоорлеанская дева»!

— Орлеанская дева! — засмеялся Сезар. — То есть Жанна д'Арк.

— Точно! Орлеанка! Клёвый музон! Та-а та-та-а, та-та, та-та, та-та-а, та-а та-та-а, та-та, та-та-а, та-та-а, та-та!

— Да ты прямо, как Эйнштейн и Чаплин в одном флаконе!

— Терпимый певец, — прокомментировала Миля.

— Чарли Чаплин писАл музыку к своим фильмам, но не пел.

— Зато второй, … ну, который первый — тот поёт, только тихо.

— Альберт Эйнштейн — не певец, а великий физик.

«Твой Алик Эйнштейн и впрямь физик, — мысленно уточнила Эмилия, — а мой Арик Эйнштейн — очень даже израильский певец!»

— Кстати, мелодия, которую ты неплохо «намурлыкала» — не «орлеанка», — вновь блеснул эрудицией Сезар. — Это музыка — сюита…

— Сию-минута! — как бы поправила Миля.

— Хорошо. Пусть это будет «сию-минута» Жоржа БизЕ к драме Альфонса ДодЕ «Арлезианка». Родина героини не Орлеан, а город Арль в Провансе.

— В Провансале!

— Рад, Миля, что знаешь название майонеза и капусты, но слово «провансаль» означает «из Прованса», а «Прованс» — историческая область на юго-востоке Франции.

— А я ела бизе! Это такое белое сухое пирожное!

— То «безЕ» с двумя «е». А великий французский композитор «БизЕ» — с безударным «и». Он ещё написАл гениальную оперу «КармЕн» про легкомысленную цыганку.

— Держи, КармЕн, шире! — воскликнула радостно Миля. — Теперь поняла, что это про легкомысленные цыганкины ноги!

— Держи кармАн шире! — засмеялся Сезар. — Но тогда ничего в него не клади! … А что касается ширины ног и… глубины проникновения… между ними, так это про нас!

— Я-то всегда готова, как твой Альфонс! Только я «клею» богатого «папика», а он — богатых «мамиков»!

— Какие глубокие познания! Только Альфонс ДодЕ кормился за счёт литературы! А тот, что за счёт обслуживаемых дам — герой комедии ДюмА-сына «Мосье Альфонс»! … Но меня всё равно возбудило твоё сочетание эрудиции с дуростью! Поэтому — приступим!

— Погоди лезть на приступ… и на меня! Имеется ма-аленькая рублЕма! Нужна твоя констатация, то есть инсталляция… в смысле инсультация…

— И что же за консультация? — поднапрягшись, догадался Сезар.

— Волосья белобрысые я самА сняла, а как с остальным?

— А как ты раньше поступала?

— Красотка промолчала, и кавалер приступил к действию. Раздеваемая захихикала:

— Наконец-то, глупые бабы перестанут говорить, что я не такая, как они!

— А ты уже не глупая?

— Я пока не баба!

— Весёленькая шутка! Ну, это легко проверить!

…Проверка показала, что это не шутка и уж тем более — не весёленькая. Сезар прекратил истязание:

— Все бабы — вруши, но от тебя, Миля, не ожидал! Думал, ты такая дура, что врать не способна! А ты столь опытную шлюху изобразила!

— Ну, ты и нахал! — возмутилась дефлорантка. — Прямо, как таджикский нахал!

— Это президент Эмомали Рахмон?

— Ну, даёшь, умник! Даже я, дура, знаю, что Рахмон был резидентом Англо-Деж! … А «мой» таджик был за какую-то наглость замурован в стену обалденно красивой тюряги в индейском городе Аккра, которая с тех пор именуется «Тадж Нахал»! Видишь, какая я умная!

Сезар от хохота чуть с кровати ни упал. Но всё-таки не упал и пояснил:

— Аккра — столица африканской Ганы, а «твой» город — индийская (а вовсе не индейская!) Агра. И не тюрьма это, а мавзолей 17 века, который некий шах Джахан построил для умершей от 14-тых родов супруги, а потом и сам там был похоронен.

— Я слышала про Мозолей! Там лежит бредседатель… как там его…?

— Председатель Совнаркома Ленин.

— Вспомнила! Предатель Мяу!

Сезар вновь захохотал:

— Председатель Мао! То есть китаец Мао Цзэдун. Он подобно коту (который и впрямь «мяу»! ) уничтожал воробьёв и даже слегка перестарался! … Слушай, Милька! А ведь из всех дур, что побывали подо мной, ты, пожалуй, самая эрудированная, хоть и на извращённый лад! И самая смешная! Обычно мои шлюхи хохочут, а я остаюсь серьёзным. А с тобой — наоборот! … Кстати, тот мавзолей называется Тадж Махал.

— Теперь понятно, что таджик нахал, потому что махал! … Вроде тебя, хоть ты и недомахал!

— Ну, Милюха, сама напросилась! — воскликнул Сезар. — Как говорится, начатое дело доводи до конца! … В смысле… в общем, в обоих смыслах!

И набросившись на партнёршу, он, невзирая на её стоны и слёзы, справился с поставленной задачей. Затем похвалил «испытуемую»:

— МолодЕц! … То есть молодчина! Стойко перенесла спровоцированное тобой же насилие!

— Так не зрЯ же в нашем бразильском народе говорят: «Трус не снимает трусЫ!»

Дефлоратор засмеялся, а дефлорированная всхлипнула:

— Теперь ты как чАстный человек обязан…

— Ничего я не обязан! — воскликнул Сезар. — Хоть и чЕстный человек.

— Ну да, — с кислой миной согласилась Эмилия. — Ты ведь от моего писка никакого кайфа не получил. Поэтому я пока не заработала на обратный билет до Рио.

— Так ты об этом! Я-то думал, что тащишь меня под венец!

— Да какой из тебя муж?! Настоящий муж должен не только ползать по жене, но и помогать ей. Ну и детей… терпеть!

— Детей я худо-бедно могу терпеть, … но только с пяти лет.

(Сезар даже представить не мог, что эта его фраза приведёт к тому, что он увидит своего будущего сына и впрямь лишь с пяти лет!)

— Это ты точно сказанул! — обрадовалась Эмилия. — И впрямь худо, когда бедно!

— Успокойся, моя бедная Миля! На обратный билет ты уже заработала. Хотя бы потому, что до тебя мне уже готовые бабы доставались, а тут хоть разнообразие! Но хочу тебе предложить ещё здесь задержаться.

— Ура! Ты сделал мне предложение!

— Но я предложил тебе вовсе не руку и сердце!

— Я не про руки, я про ноги! И не твои, а мои. Подружки говорили, что второй раз их уже не так больно раздвигать, а потОм и вовсе приятно!

— Только учти, дорогая! Если «залетишь», чтобы качать из меня алименты,…

— Успокойся! Я не столь уж и дорогая, а очень даже эргономная! Поэтому в твоих элементах не нуждаюсь!

Сезар с улыбкой прокомментировал:

— В далёкой России был такой учёный Менделеев. Он бросил жену с детьми ради подруги своей дочери, а потому создал таблицу алиментов!

Эмилия с трудом сдержала хохот — ведь она как бы не знала о существовании периодической таблицы химических элементов Менделеева… То есть не «элементов Менделеева», а «таблицы Менделеева».

…В тот же день скромная содержанка Эмилия Праду вышла погулять. Она зашла на почту, позвонила отцу и сообщила, что берёт отпуск для осмотра достопримечательностей и культурного досуга. (Впоследствии Эмилия без отрыва от основной работы выполнила несколько отцовских поручений, связанных с бизнесом. Под «основной работой» в данном случае подразумевается обслуживание постоянно занятого на своей сталелитейной «основной работе» Сезара Монтейру. Оба персонажа пО уши влюбились друг в друга и были счастливы. Видать, не зря в португальской производственной песне поётся: «Трудовые будни — праздники для нас!». )

Глава 4

За ужином Сезар попросил:

— Скажи-ка, моя обожаемая бразильяночка, всё, что ты знаешь о некоем Сарио Бонке.

— Его все бразильяночки обожают! У них даже есть клинч: «Хочу ребёнка от Сарио Бонка!» А одна даже кликнула это самомУ красавчику.

— «Клинч» — это когда боксёры обнимаются вместо того, чтобы драться! А твои соотечественницы кликнули «клич»! И что же ответил Сарио Бонк своей поклоннице?

— Для меня, говорит, «жена» — это святое! После этого цены на акции столь примерного семьянина возросли! Правда, другие говорят, что его жена далеко не святая! Зато дочка миллионера, вот он её и терпит! Ну а третьи говорят, что нахалке ещё повезло! Она хоть ни с чем осталась, … а три дурочки — с детишками! Он им про святость жены после залёта сообщил.

— Его акции так продаются, — усмехнулся Сезар, — что на алименты хватит, и ещё останется!

— Но им-то не достанется!

— Он их чтО? ТогО?!

— Другого! Он этих пузатых сбагрил сотрутникам своего корпоратива… или кооператива, а те с радостью усыновили его детишек… и удочерили… дважды! За это счастливый папаша продвинул лживых папочек (ну, которые без тесёмок!) по службе!

— Не «лживых», а «ложных», не «корпоратив» (то есть служебная пьянка) или «кооператив», а «корпорация», не «сотрутники», которые «сотрут» какие-то «ники» (в описываемое время термин «ник» ещё не был введён в обиход), а «сотрудники» (которые совместно трудятся). Впрочем, некоторые из них и впрямь «трутни»!

— Значит, избавишься от его акаций?! — с надеждой спросила Эмилия.

— Зачем избавляться от акций? Тебя смущают его любовные шалости? Но в бизнесе нет места сантиментам!

— Не измеряла, сколько у него там сантиметров. Я ведь не ходжа! Если хочет, может развиться с кем угодно! Вот только слишком уж чисто открывает Бонк рот!

— Ты сама не заметила, — ошибочно заметил Сезар, — как намекнула на его банкротство! Без всяких оснований! Ну и по мелочи: не «чисто», а «часто», не «развиться», а «резвиться», не «ходжа» (то есть мусульманин, побывавший в Мекке), а «ханжа». Интересно, а слова «сантименты» и «сантиметры» — родственники?

Он так и не узнал, что эти термины (увы!) только «однофамильцы»! «Сантименты» — от французского «чувства», а «сантиметры» — от древнегреческого «сотая часть метра».

— А ты обратись в главную консалтинговую контру к сАмой главной консультантше! И попроси нам обоим присниться!

— Единственное, что я понял, это не «контру», а «контору»! — ответил Сезар и подумал: «Сложное… для произношения слово „консалтинговую“ произнесла грамотно, а в простенькой „конторе“ запуталась!»

— Это я про плечистую деву Марию! — пояснила Миля.

Её сожитель чуть ни поперхнулся от хохота:

— Богородица вовсе не культуристка! Она — пречистая дева Мария! Это потому, что зачала не от грязного секса, а от чистого святаго духа! … Хотя не совсем понятно, как пречистая Мария оставшаяся девой при зачатии смогла остаться ей после рождения Христа и прочих детей, но уже не от духа, а от мужа Иосифа?

Собеседница проявила теологическую смекалку:

— Все эти малютки были рождены с помощью кесарева стечения, от чего невинность их мамаши Маши не пострадала!

Сезар открыл от удивления рот, и тут Миля его «добила»:

— А сумлеваться в верности священного писания — это богоху… ство!

— БогохуЛЬство! — сквозь очередной хохот выдавил Сезар. — От слов «хулить Бога»! А твой намёк на простонародное выражение про орган размножения — это и есть самое что ни на есть богохульство!

Он постарался придать лицу серьёзное выражение и проговорил:

— Прости меня, Господи, за смех неуместный, а дуру сию — за речи предерзкие, ибо устами ея сам диавол глаголил!

Засим (то есть затем) Сезар трижды перекрестился.

— Зря стараешься! — заметила Миля. — Маруся всё равно по-нашему «ни в зуб нагой!» … То есть голой!

— Не «нагая», а «нога»… А в языке Богородицы, то есть арамейском я не силён!

— Я тоже не волоку в армейском…

Сезар не упустил возможность поизгаляться над якобы случайной оговоркой Мили:

— Ничего сложного: «Встать!», «Сесть», а ещё лучше — «Лечь!»! … Слушай! А ведь она и впрямь говорила на арамейском языке! Правда, понимала древний еврейский.

— Ну, так бы сразу! — обрадовалась Миля.

Она встала в молитвенную позу и к ужасу любовника заговорила на чистейшем иврите:

— МирьЯм акдошА аекарА! Ана мимЕх тавОи элАй вэ эль СезАр бахалОм вэтасбИри мА ляасОт им мэнайОт Бонк корпорЕйшн — ликнОт хадашОт о лимкОр ешанОт. АмЭн!

Сезар, проведший в израильских командировках около полугода, понял сказанное: «Святая уважаемая Мария! Приди во сне ко мне и к Сезару и объясни, что делать с акциями „Бонк корпорейшн“ — купить новые или продать старые? Аминь!» Особенно поразило менеджера чистейшее сефардское (официально принятое в Израиле) произношение.

— Откуда у тебя такой обалденный иврит?! — вполне естественно поинтересовался Сезар.

— Он у меня от… рождения! Жозе Праду любит трепаться. Мол «евреев не люблю, евреек обожаю!». Ну, одна из обожаемых сроки не рассчитала и заявила, что ждёт… меня! Папуля выяснил у «за… лётчицы», что по ней сохнет смазливый, но бедный сосед бразилец. Оба моих папуси «перетёрли» эту проМблему, и бедный сосед стал сравнительно богатым. Сварганили они по-быстрому свадьбу, и рванули на мамашину «историческую родину», где я и родилась в «исторически родном» Тель-Авиве. Через десять лет жена и двое детей «биологически родного» папы погибли в авиакатастрофе. А новых «еладИм» (Сезар знал, что в переводе с иврита это «дети». ) он уже соорудить не мог из-за не в меру шлюхастой подружки, которая его заразила… своей любовью! Хотел было биологический папа жениться на биологической маме и в Тель-Авив прилетел. Но мамочка успела родить от «исторического папочки» двух моих единоутробных братиков и одну такую же сестрёнку. А потому бросать мужа и менять еврейский «Холм Весны» на бразильскую «Реку Января» не собиралась. (Слушатель понял, что речь о «Тель-Авиве» и «Рио-де-Жанейро». ) Но охотно отдала родную дочурку её родному отцу.

— А кАк тебя звали в Израиле?

— Лея Аронсон. Моя мама Сара Аронсон, когда вышла за своего бразильца, фамилию менять не стала, а вот её муж поменял… тоже на Аронсон.

Сезар проявил израильскую эрудицию:

— В израильских городах есть улица Сара Аронсон в честь героини, которую злые турки недомучили в октябре 17-го года, так как она застрелилась из заблаговременно припрятанного пистолета.

— Мне за это от мамы влетело! — вздохнула бывшая Лея. — Я эту героиню назвала «недомучка».

— А тебе этот «октябрь 17-го года» ничего не напоминает?

— Тогда, кажись «замочили» японскую шпионку. Некая Комаки Матахари.

— МАта ХАри и впрямь была расстрелянной шпионкой, но не японской! — проговорил Сезар. — А КомАки КурихАра — японская, но не шпионка, а артистка.

Миля заливисто рассмеялась и проговорила на иврусе:

— «Комаки! Кури, хАра!». Последнее слово, если культурно выражаться — «бывшие кременты».

Сезар понял намёк стеснительной любовницы на «экскременты».

Всё сказанное было чистой правдой! Разве что Жозе да Писта был ради конспирации назван «Жозе Праду».

Сезар побеседовал со своей подругой на иврите. Затем заявил:

— Сразу видно, что иврит для тебя родной язык. Но почему ты при столь состоятельных родителях так сильно коверкаешь бразильский диалект великого и могучего португальского языка?

Миля прибегла к универсальной «отмазке»:

— Как говорится в дрекламе ё-моё-неза, «у баб своя секрекция!»

Сезар понял извращение израильской рекламы майонеза: «У женщин свои секреты!»

— Но тебе, «СезАрэлэ» (в переводе с иврита «Сезарчик») по дружбе (и любви) поясню. Иврит у меня с рождения, поэтому такой чистый. А бразильский, … в смысле португальский у меня не с рождения. Поэтому такой косТный.

Менеджер захохотал:

— А ведь верно! Когда говорят, что «язык без костей», то это означает трепотню без умолку. А ты, Милька, говоришь редко да метко! И никогда первая трепаться не начинаешь. Поэтому язык твой и впрямь косТный!

Глава 5

…Как-то Сезар сказал любовнице:

— Я тут вспомнил наш разговор, когда я тебя в машине вёз к себе из гостиницы…

— Какая память! — якобы с восторгом воскликнула Миля и едва не расхохоталась.

Она вспомнила советский анекдот. Пожилая певица пела «русскую народную» песню: «Помню, я ещё молодушкой была…». И тут один из зрителей воскликнул (как и Миля!): «Какая память!».