Бесплатный фрагмент - Рассказы

Виталий Чернов.

Хроника приземленного сыщика

Пролог

Банально. На одной улице жили трое друзей. Учились в одной школе, вместе проводили время, играли в преферанс по копеечке.

После школы пути разошлись — один на службу в КГБ СССР, другой — в МВД СССР, третий умер. Умер от водки в другом городе, поменяв квартиру в Москве. В юности подавал большие надежды. Особенно в тройном прыжке и английском языке.

Прошло 40 лет. 2009 год. Встреча выпускников школы. Я и Володя Катков помянули Лешу Демидова. Душевный был человек. Не обидчивый, добрый. Такие, наверное, уходят в первую очередь.

Разговорились о службе.

— Слушай Володь, а ведь вы в Союзе были «белой костью.

— С чего ты взял? — спросил Катков.

— Ну, смотри. О вас никто не говорил, за работу не критиковали. Наверное боялись. А нас не бил только ленивый. Все плохо, хотя обеспечение правопорядка в стране лежало полностью на нас.

— Ты просто не все знаешь.

— Может и не все. Но я вспоминаю майские и ноябрьские праздники. И в дождь, и в снег в линейных коридорах на Красной площади стояли исключительно сотрудники милиции. А ваши — сидели в теплых помещениях или в машинах.

— Разные задачи были.

— Конечно разные. Это вас и испортило. Когда в августе 1991 года у вас на глазах сносили памятник «железному Феликсу», никто не вышел. А ведь он был, в свое время, председателем ОГПУ СССР. Говорил вам про чистые руки и холодную голову.

— Слушай. Он был и народным комиссаром внутренних дел РСФСР. Чего ж милиция не вмешалась?»

— Володь, может ты не знаешь, но в сквере на Петровке-38 тоже стоит памятник Дзержинскому. Его сами сотрудники на время демонтировали, но в 2005 году вернули на место по требованию ветеранов милиции. Что не говори, он много сделал для страны. Возьми хотя бы решение проблемы с бродяжничеством. Сколько детей спас. Заодно только за это надо памятник ставить.

— Согласен. Разве я спорю, — улыбнулся Катков.

На этом разговор закончили. А мне вдруг захотелось рассказать о сотрудниках милиции того времени, менее избалованных, простых рабочих лошадках.

А было это так.

Первый день в уголовном розыске

6 октября 1976 год. Этот день запомнился хорошо. Я молодой офицер запаса, лейтенант-инженер, первый раз переступил порог отделения милиции. Постучав, вошел в кабинет заместителя начальника отделения милиции по уголовному розыску. Шла ежедневная оперативка. Вдоль стены на стульях и диване сидели рядовые сотрудники розыска. Вручив начальнику выписку из приказа о назначении на должность, сел рядом с оперативником Колей Лазаревым.

— Это кто? Подсадной? — пошутил он. Все немного посмеялись. Обстановка разрядилась. А через несколько дней Лазарева не стало. Он, вместе с Горюновым ехали на задержание. Оперативной машины на месте не было и Николай попросил помочь своего друга, водителя со стажем, бывшего гонщика. В сумерках, на Алтуфьевском шоссе «Волга» на полном ходу влетела под панелевоз, стоящий без включенных габаритных огней. Лазарев и водитель погибли на месте. Горюнов, сидевший на заднем сиденье, остался жив, получив серьезные травмы. Был в сознании и, достав пистолет, никого не подпускал к машине. Пришлось вызывать руководство отделения.

Радомин

Через месяц работы, я более-менее познакомился со всеми сотрудниками розыска. Выдали удостоверение сотрудника МУРа. Оно отличалось от обычного по форме, в виде книжечки. На обложке — Московский уголовный розыск. Закрепили пистолет и легкую оперативную кобуру.

Первое время моим наставником был Василий Яковлевич Поляков. Оперативник с 30-летним опытом. Из плеяды еще тех сотрудников милиции, которые прошли войну.

Первые навыки агентурной работы, основы личного сыска, методы работы с задержанными, знакомство со злачными местами района — все азы оперативной работы на практике, получил я от Василия Яковлевича.

В отделении, в то время, работали сотрудники, как окончившие гражданские учебные заведения, так и специальные учебные заведения МВД. Такими были неразлучные друзья Саша Мишин и Игорь Щепетильников — выпускники Московской специальной школы милиции.

Мишин, до учебы работал мясником в сороковом магазине на Лубянке и при всяком удобном случае, любил повторять: «В коммерции друзей нет, а кредит портит отношения». Поэтому просить у него взаймы не было никакого смысла. При этом дымил папиросами «Беломор» без остановки и в общении был приятным собеседником. «Ловкий парень» — говорил о нем, после одного случая, заместитель начальника отделения милиции по паспортной работе Зайцев. Во время дежурства по отделению, Мишина послали осмотреть место происшествия. Из окна 9 этажа выпал мужчина. До приезда скорой помощи, Саша успел взять объяснение, что потерпевший выпал сам. А что самое интересное, выпавший успел его подписать. Приехавшие медики констатировали смерть.

В отличие от него, Щепетильников полностью оправдывал свою фамилию. Ходил — грудь колоколом, на лацкане пиджака значок «Почетный мастер спорта». Говорил, что играл в ручной мяч — гандбол, но ему никто не верил. Сняв телефонную трубку, представлялся, перечисляя все свои заслуги: «Инспектор уголовного розыска 128 отделения милиции города Москвы, лейтенант милиции Щепетильников слушает». В дежурной части отделения его называли «Криминал» за то, что когда выезжал на осмотр трупа, убедившись в отсутствии следов насильственной смерти, всегда восклицал:

«Криминала нет, нам здесь делать нечего».

В общем-то ребята удачно дополняли друг друга. Работали в паре, обслуживая соседние участки. Благодаря Щепетильникову, произошел забавный случай. Когда на экраны страны вышел художественный фильм «Сыщик», Игорь предложил всему оперативному составу бесплатно его посмотреть. Договорился с директором кинотеатра «Орел». Сейчас его нет, а тогда он находился на пересечении Огородного проезда и ул. Руставели. Заняли места в зале. За нами, через несколько рядов, расположились местные уголовные авторитеты, в окружении единомышленников.

— Здрасьте, граждане начальники — осклабился Крашенинников, ранее судимый за грабеж.

Молча кивнули. Мы конечно их всех знали. Кто, за что и сколько раз судим. Но пока придраться было не к чему, соблюдали нейтралитет. Так и просидели весь сеанс в одном зале. Уголовники и сыщики. Где-то они смеялись, где-то мы.

Делами несовершеннолетних в отделении занимался опытный оперативник Зелепухин Валера, имевший своих помощников во всех уголках района.

Одно время на территории отделения участились кражи из киосков «Союзпечать». В НТО РУВД (научно-технический отдел) разработали ловушки с радомином (трудно смываемый краситель ярко красного цвета). Их поручили установить оперативникам в киосках на своих участках. Воришка, проникая ночью в киоск, натыкался на коробку с мелочью. При вскрытии происходил выброс радомина. Преступник пытался отмыть руки, а иногда и лицо, но делалось только хуже. От воды цвет становился еще ярче. Краситель держался несколько дней. Вот здесь и подключался Зелепухин со своими помощниками. Шерстили все школы, ПТУ, техникумы. И если в краже были замешаны подростки, раскрытие было обеспечено. Результат, как говорится, был «на лице». Район почистили хорошо.

Серые будни

Кто говорит, что работа в уголовном розыске отделения милиции овеяна ореолом романтики, не верьте. Может быть, в Управлении уголовного розыска, где инспектора работают исключительно по конкретным преступлениям и направлениям, занимаясь розыском в чистом виде, частичка романтизма есть. А на земле — нет. Ежедневная, тяжелая (в моральном смысле), кропотливая работа — прием заявителей, рейды, отработка жилого сектора, проверка ориентировок, выезды на места происшествия, осмотр трупов (причем практически всех, независимо от возраста и болезней), опрос свидетелей. Время на раскрытие конкретного преступления на своем участке не остается. Работа низового подразделения МУРа, по большей части, сводится к вынесениям отказных материалов. Оперативный работник выступает в роли фильтра.

Формально состав преступления есть (пропали джинсы с веревки во дворе, кошелек из кармана, чехол от машины, колесо, автоприемник или щетки дворников автомобиля). По большому счету мелочевка. Но если по каждому случаю возбуждать уголовное дело, не хватит ни времени, ни сил. Вот и ломает голову инспектор, а как-бы так отказать в возбуждении уголовного дела, чтобы прокуратура не отменила, а процент раскрываемости оставался на высоком уровне.

Доходило до смешного. В 80-х годах прошлого века многие жители Москвы увлекались разведением голубей. Голубятни были практически в каждом дворе. Некоторые голуби стоили очень дорого. Так вот, в один из дней в отделение милиции поступило заявление о краже 20 породистых голубей. Началась проверка. А через несколько дней пришел заявитель и сообщил, что три голубя прилетели обратно. Это и послужило поводом в отказе в возбуждении уголовного дела. В резолютивной части отказного материала был сделан вывод, что голубей никто не крал, три голубя вернулись обратно, а в ближайшее время ожидается прилет основной стаи. А поэтому по уголовно-процессуальному кодексу, отсутствует само событие кражи.

И это не самый плохой вариант.

На одной из вечерних посиделок в отделении за рюмочкой «сухонького» (в рестораны ходили очень редко), старые оперативники смеялись, вспоминая случай из жизни. Сотрудники выехали на осмотр трупа в Ботаническом саду. Мужчина со следами ножевых ранений, лежал на краю аллеи. По документам — приезжий, по татуировкам — судимый. Очевидцев преступления нет. Глухо. Оперативники быстро перетащили труп на несколько метров, на другую сторону аллеи. А это уже территория не только другого отделения милиции, но даже другого района Москвы. Одним «висяком» меньше.

Сам я очевидцем этого не был, а вот случай, свидетелем которого я был.

В районе задержали квартирного воришку из другого региона. Пока тот дожидался окончания следствия, с ним работали сотрудники уголовного розыска по другим преступлениям. «Висяков» было много, в том числе и квартирных краж. По способу совершения — через форточку на первом этаже — вроде подходит, но привязать никак не удается. Старожилы сыска решили уговорить задержанного взять на себя парочку похожих краж. Купили водочки, колбаски. Подкормили, вывезли на место преступления. Тот бойко, при понятых, все показывал. Выглядел убедительно. Следователь зафиксировал выезд в протоколе. Предъявил обвинение. И неважно, что дело в суде развалится, раскрытие прошло, общие показатели улучшились.

А сам обвиняемый сидел в камере и цокал языком: «Ну Москва, ну столица, ну Москва, ну столица».

Все это было порождением системы, где на первое место ставился процент раскрываемости любой ценой. От этого зависело выплата премий, другие блага, в том числе присвоение очередных званий, а руководство отделения и района меньше критиковали. Это конечно портило сотрудников милиции, но не всех.

Территориальный принцип

За каждым инспектором уголовного розыска закреплялась своя территория, на которой кроме него работали участковые инспектора. Все, что касалась бытовухи, лежало на плечах участковых. И надо сказать раньше спрашивали с них очень жестко. Не дай бог, если на участке произошло бытовое убийство. Самое мягкое, что за этим следовало — это взыскание. А если участковый ни разу не был в этой семье, то могли и уволить.

Большую работу проводили участковые по очистке города от тунеядцев, бомжей, пьяниц.

Злостных тунеядцев пытались устроить на работу. Логика была простая — не работает, а на что живет? Значит ворует. Если тунеядец уклонялся, материалы направляли в суд и это действовало.

На моем участке жил ранее судимый за кражи Суров Валя по кличке «Валет». Нигде не работал, но всегда имел справку, что работает. При этом ни в чем себе не отказывал. Вокруг него вращались сомнительные личности. Сколько сил и времени потратили участковые, проверяя липовые справки. Но результата достигли. И пошел наш «Валет», сменив масть, на зону. Ох, и бесился он, «просто рвал и метал, рвал и метал…»

Бомжей отлавливали по чердакам и подвалам в ходе совместных рейдов участковых и оперативников. Предупреждали о выезде из Москвы по месту регистрации. После третьего предупреждения через суд изолировали в местах не столь отдаленных. Большая часть этих представителей — ранее судимые за тяжкие преступления, которым запрещено проживание в столице. После отсидки, некоторые опять возвращались в Москву. Их опять сажали. Один старожил района 9 раз сидел за «чердак».

Во время рейдов попадались уникальные экземпляры. На ул.Руставели находились дома, которые построили сразу после войны военнопленные немцы. Дома добротные, подвалы просторные. Проходящие в них теплые трубы, как магнитом притягивают бездомных. Осматривая такой подвал с участковым Федосеевым, неожиданно наткнулись на существо из фильмов ужаса. Из темного угла вышел мужчина неопределенного возраста, голый по пояс. Лицо круглое, широкое в обрамлении белых шевелящихся, наверное от сквозняка, волос. Из левой ключицы через кожу торчит металлическая спица. Жуть. Горгона, да и только. Рука невольно потянулась к пистолету. Доставили в отделение, вызвали скорую помощь.

Алкоголиков, от которых страдала семья, направляли в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий).

Город становился чище, на улицах спокойней.

Плохо это или хорошо — это вопрос. Сейчас сказали бы, что нарушаются права и свободы граждан. А тогда эти меры снижали преступность, спасали многих от преждевременной кончины от пьянства, болезней, обморожений.

Со мной на участке работали трое участковых — капитан Леша Наумов, старший лейтенант Николай Растунов и лейтенант Миша Шварц. Последний по национальности был немец. До службы в Армии, проживал в Казахстане (из обрусевших немцев). Если первые двое были серьезными ребятами, то Шварц относился ко всему с юмором, легко. Но работу свою знали и выполняли хорошо.

Однажды, после пятиминутки в отделении милиции, я и Наумов ехали на троллейбусе №3 на опорный пункт. На остановке «Ул. Милашенкова» в троллейбус зашел молодой парень с большим бумажным мешком. Тащил его тяжело. Переглянувшись, решили проверить. Мешок оказался полный стирального порошка с фабрики-прачечной №50, что находилась неподалеку. А это уже хищение социалистического имущества. Сроки за это гораздо больше, чем за кражу личного имущества граждан.

Беседу продолжили в опорном пункте. Отработали по всем преступлениям. Парню предложили оформить явку с повинной, в обмен на интересующую нас информацию. Таким образом, узнали, что недавно в пьяной компании житель района, так называемый «Слава-поэт» проговорился, что знает кто обнес квартиру на ул. Милашенкова. Кличку «Слава-поэт» получил за чтение стихов, которые и стихами то назвать смешно. Но собутыльникам нравилось.

Информацию решили проверить.

Раскрытие

Из всех видов преступлений, на мой взгляд, наиболее сложно раскрываются квартирные кражи. Свидетелей, как правило, нет. Никто ничего не слышал и не видел. Если в сельской местности или небольших городках все на виду, то в больших городах, а тем более в Мегаполисах — это «труба», глухой «висяк». Совершили преступление и в другой город, поминай, как звали. Рассчитывать приходилось на случайное задержание. А если случайность — это непознанная необходимость, то оперативные мероприятия (опрос жителей, составление списка похищенных вещей, информация по всем подразделениям, задание агентурной сети, проверка скупок) и есть та необходимость.

И вот в краже на ул. Милашенкова появилась первая зацепка.

Квартира была обворована на первом этаже. Сам способ необычный. Преступники выломали деревянную лесенку на детской площадке и по ней поднялись через окно в квартиру. Стекло заклеили газетой и тихо выдавили. Жильцы квартиры были на даче и когда вернулись, заявили о пропаже ковра, хрусталя, посуды, золота.

При осмотре места происшествия, сотрудники изъяли след пальца руки с разбитого оконного стекла. Но по картотеке он не значился. Дело зависло. И тут удача. «Славу-поэта» задержали в этот же день. Он жил в соседнем доме. Как всегда, машина отделения была на выезде, и я вместе с участковым повезли подозреваемого в отделение милиции на троллейбусе. По дороге начали его колоть. Чувствовалось, что он напрягся, напуган. В отделении быстро сняли отпечатки пальцев. Оказалось, след с кражи принадлежит доморощенному поэту. Слава начал давать показания. Он хорошо знал потерпевшего с детства. Одно время даже дружили. Задень до кражи, узнал, что квартира будет без присмотра. Об этом сообщил ранее судимому, в том числе и за кражи, знакомому по кличке «Учитель». На дело пошли вдвоем. Все вещи забрал напарник.

Установить, где может находиться второй подозреваемый, большого труда не составило. Его хорошо знал оперативник соседнего участка Антимонов. На задержание на ул. Фонвизина, где по агентурным данным скрывался преступник, поехали поздно вечером. На четвертом этаже горел свет. Дверь хлипкая, звонок не работает. Из квартиры доносилась музыка и пьяные голоса. Постучали, шум сразу стих, но дверь никто не открыл. Ждать не имело смысла. Дверь вышибли ногой, всех уложили на пол, а потом доставили в отделение. Никаких вещей в квартире не оказалось, успели сбыть. «Учитель» вел себя нагло. Все обвинения отрицал, ссылаясь на то, что «Слава-поэт» немножко с придурью и верить ему нельзя.

Уголовникам читать мораль, давить на совесть не имеет никакого смысла. Кроме смеха и ухмылок ничего не добьешься. Обоих задержали на трое суток. За это время необходимо расколоть «Учителя» или его отпустить.

На следующий день вопрос обсуждался на оперативке. Помочь разговорить «Учителя» за две бутылки «сухого», вызвался Моисеев Сергей. Оперативник физически крепкий. Про таких говорят — уличный боец.

Задержанного привели из КПЗ. На вопросы не отвечал, нагло улыбался. На лице застарелые следы асфальтовой болезни. Подозреваемый сидел спиной к двери. Я за столом пытался взять объяснение. Сзади подошел Моисеев. Резкий, мощный удар ногой по печени. От неожиданности я откинулся на спинку стула. «Учитель» ойкнул и стал клониться на правый бок. Сразу же последовал удар ладонью по шее. Болячки на лице как срезало ножом. Допрашиваемый засопел: «Пишите, все скажу». — Сам будешь писать! — подвинули лист бумаги и ручку.

Конечно, для меня, пришедшего в органы практически после института, такие методы допроса были диковаты. Но результат оказался очень действенен.

На следующий день вызвали следователя. На допросе следователь поинтересовалась, не били ли допрашиваемого. «Учитель» оглянулся, у двери стояли я и Моисеев. — Нет, нет, никто не бил, — заторопился он.

Субботник

Незабываемые советские времена. Демонстрации, торжественные вечера, субботники, массовки.

Ко дню рождения Ленина, собрали весь личный состав, свободный от службы в отделении милиции. Надо было привести в порядок кабинеты, отмыть окна, двери. Навести порядок в подвальном помещении. В одном закутке подвала наткнулся на портреты Сталина и членов Политбюро. Я лично против Сталина ничего не имел. Отец, участник войны отзывался о нем хорошо. Продукты дешевели, в стране был порядок.

Из-за долгого хранения, портрет подернулся плесенью, следами от мух. Аккуратно обрезал все лишнее и прибил его на стенку шкафа с торца. При входе в кабинет его не видно. Ну, висит и висит, никого не трогает. Начальство не замечает или делает вид, что не замечает. А я к тому времени был уже секретарем комсомольской организации отделения милиции. И тут неожиданно проверка работы комсомольской организации. Хорошо, перед этим, выпустили настенную газету про будни милиции и работу комсомольцев. Приехал инструктор райкома комсомола. Молодой парень «кавказской национальности», как раньше писали в сводках и ориентировках. Ходит серьезный, выискивает недостатки в работе. Проверяет ведомости.

Зашли ко мне в кабинет. Я — за стол, он с другой стороны. Начал что-то выговаривать, учить жизни. Неожиданно его взгляд упал на портрет Сталина. Ну, думаю «амба»! Но он как-то сразу просиял, заулыбался. Встреча закончилась. А через неделю, я узнал, что комсомольская организация отделения милиции заняла почетное второе место по Кировскому району. Вручили грамоту. Оказалось, что инструктор по национальности грузин. Вот так вождь всех народов из далекого прошлого протянул руку помощи.

Любовь к иноземцам

Меня всегда удивляла повышенная любовь руководителей нашего государства к жителям других стран, особенно развивающихся.

Это сказывалось и на раскрытии преступлений в отношении иностранцев. Дела такой категории сразу ставились на контроль. Создавался штаб, ежедневные отчеты, усиления.

Время двигалось к Олимпийским играм в Москве.

Однажды я дежурил по отделению милиции. Поступил сигнал, что в общежитии на ул. Образцова ограбили и избили студента из Конго. Захватив инспектора УР Ахмедова, на чьей территории произошло преступление, выехали на место. В комнате общежития сидел темнокожий студент с разбитой губой, в рваной футболке.

Выяснили, что потерпевший привез коробку джинсов на продажу. По тем временам это был страшный дефицит. Вообще-то для советских студентов это считалось бы спекуляцией. Но к иностранцам относились более лояльно. Так вот, при очередной сделке, потерпевший лишился всей коробки, получив незначительные увечья. А это грабеж, серьезное преступление.

Быстро уточнили приметы нападавшего и приступили к осмотру комнаты. Кругом беспорядок, по полу разбросаны конспекты, книги. Зацепок никаких. Опросили студентов из соседних комнат, вахтера. Информации ноль. Еще раз вернулись в комнату, провели повторный осмотр. Из-под тумбочки достали учебник английского языка, видно попал туда во время схватки. Спросили у хозяина комнаты. Ему не принадлежит. На одной из страниц — печать библиотеки МИИТа. Время уже за полночь. Решили продолжить расследование на следующий день.

С утра в институт. Девушка-методист подтвердила, что учебник института. Выяснили фамилию студента, а затем и адрес, где он проживает. Владельцем оказался студент-заочник, проживающий в городе Дмитров Московской области.

Взяли дежурный УАЗик и выехали по месту жительства подозреваемого. Начальник отделения милиции приказал взять оружие, мало ли чего может случиться при задержании. Тем более со слов потерпевшего, нападавший был здоровым бугаем.

Едем с Ахмедовым и думаем, как будем брать преступника, просчитываем разные варианты. Вспомнили, как задерживали за грабеж на Огородном проезде местного авторитета Зимина, по кличке «Зима». Ну и здоровый был малый, несмотря на то, что большую часть жизни провел за решеткой. Вчетвером еле управились, болтались на нем, как собаки на медведе. Хотя оперативники тоже не слабые ребята.

Через два часа были на месте, но подозреваемого дома не оказалось. Со слов матери, он работает испытателем на автополигоне.

Подъехали. У начальства уточнили детали. Задержание прошло, как ни странно, тихо. Одели наручники, усадили в машину. Джинсы изъяли. На лице отразилось удивление. Не мог понять, как быстро его нашли.

За оперативное раскрытие Ахмедову сняли выговор, а мне — знак «Отличник милиции

Рейд

В то время Москву замучили кражи колес, лобовых стекол, автомобильных приемников. Не проходило ночи, чтобы где-то чего-то не сняли. Связано это было с дефицитом запчастей. Чтобы купить машину, надо было отстоять на предприятии в очереди не менее пяти лет. А купить запасные части, в том числе колеса — целая проблема.

Преступники действовали группами. Один проходил и срезал резинку с лобового стекла. Следом шел второй, присосками вынимал стекло и ставил его рядом. И уже только третий подбирал стекло и уносил. И если его задерживали, отвечал, что нашел. Поэтому необходимо было брать преступников с поличным. Для этого и существовали рейды с емким названием «Колесо».

Результаты были. Во время одного из рейдов задержали молодого человека, жителя района, пытавшего снять автомобильный приемник. На следующий день, при сопровождении его из КПЗ в кабинет, он оттолкнул милиционера и выскочил на улицу. Малый оказался шустрый и если бы не случайность, на пути оказался оперативник, который его задерживал ночью, ушел бы. Прочистили мозги, предупредили дежурного отделения милиции о склонности задержанного к побегу. Но, как обычно бывает, наступили на одни и те же грабли. Дежурный не передал по смене о происшедшем, не хотел огласки. А на следующий день, при конвоировании, все повторилось. Наручники не одели, задержанный сбежал. Оперативники срочно выехали по месту жительства преступника. Вскрыли квартиру, провели обыск, изъяли автозапчасти с других краж. Оставили засаду. Через несколько дней, поняв, что деваться некуда, послонявшись по подъездам без денег и вещей, явился сам в отделение.

Были и смешные, курьезные случаи. В уголовный розыск пришел с гражданки новый сотрудник — Саша Васильев. А на следующую ночь назначили рейд. Погода стояла мерзопакостная. Слякотный снег, сырость. Март месяц. Васильев попал в группу со мной и Шварцем. Началось негласное наблюдение за неохраняемыми стоянками машин во дворах домов. Часа через три ноги промокли, стала сказываться сырость. Похолодало. Решили согреться. Выпили.

— Ну как? Получше стало?

— Угу, только до ног не дошло — заявил молодой опер.

— Ну, давай повторим.

Выпили еще. Васильев присел. Я и Миша подхватили его под руки и отвели на опорный пункт. Видно дошло до ног.

Цыганские страсти

Вечером в отделение милиции поступила телефонограмма из 50 городской больницы о доставлении с ул. Фонвизина молодой женщины с проникающем ранением брюшной полости. Телефонограмму расписали мне. Моя территория.

Женщина была в сознании и после операции могла давать показания. С ее слов ножевое ранение нанес в ссоре сожитель Золотарев Михась, артист «Москонцерта». Вместе с другими артистами-цыганами ездили с концертами по городам Союза.

Отработали несколько адресов, где мог находиться преступник, направили ориентировку, выставили сторожевой листок. Через неделю Михася задержали на Сущевском валу во время рейда по злачным местам. Нож изъяли, назначили экспертизу, запросили информацию о судимости. И тут началось самое интересное. Оказывается нашего фигуранта разыскивала милиция города Вязники Владимирской области за разбойное нападение. По отдельному поручению следователя, выехал в командировку.

Разместившись в местной гостинице, познакомился с оперативниками, работавшими по разбою. Из материалов дела Золотарев и еще один цыган, его двоюродный брат, приехали на машине в деревню под Вязниками за иконами. Знали, в крайней избе живут две сестры. Старушки набожные, иконы старинные.

Машину оставили за мостом, перед деревней. А сами пешком подошли к дому. На улице стемнело. Постучали. Дверь открыла одна из сестер. Золотарев с братом ворвались в избу, сбив старушку с ног. Затем поволокли ее в комнату и стали избивать обоих, требуя выдать иконы и другие ценности. Бандиты не учли одного, что вечером в гости к бабушкам пришла подруга из соседнего села и осталась ночевать, расположившись на сундуке в сенях. Ее никто не заметил. Как только началось ограбление, она юркнула на улицу и позвала мужиков из соседних домов.

Местные жители с кольями окружили дом. Нашли и машину. Золотарев с напарником выскочили в окно и через огород бросились к реке. Золотарев поплыл на другой берег.

«Я не умею плавать» — завопил его брат.

«А тебе теперь какая разница как умирать? Или мужики кольями забьют, или утонешь — один хрен!» Ушел один Михась, второго задержали.

В Москве Золотарев еще храбрился. Говорил, что подруга к нему претензий не имеет. Отказывался давать показания, требовал сигареты. Но когда узнал, что к делу приобщили эпизод по Вязникам, сразу сник.

Братья

Моими соседями по ул. Мало-Ботанической были братья Холины. Женя и Юра. Братья сводные, от одного отца. Причем старший — Юра рос до 6 лет в деревне, а Женя — в Москве.

В Женю родители вкладывались, устроили в специализированную школу с углубленным изучением английского языка.

Старший брат болтался на улице, учиться не хотел, школу прогуливал. Первый раз попал в колонию по малолетке, за грабеж. А так как, по характеру трусоват, весь срок провел под шконкой. По натуре был «шестеркой», всегда за чьей-то спиной. После освобождения, ходил под местным авторитетом Шопиным, главарем местной шпаны. Он и его приближенный Колышкин, высокий, сутулый парень, обычно занимались ограблением собутыльников. В магазине предлагали распить бутылку водки на троих. Подбирали клиента более-менее прилично одетого. Во время распития, когда мужчина подносил стакан ко рту, неожиданно били по зубам и стакану. Забирали деньги, некоторые вещи. Делали это в безлюдном месте, вечером. Обычно в парке им. Ф. Э. Дзержинского в Останкино. На этом и погорели.

Старшему Холину удалось избежать заключения. Помог призыв на службу. Из Армии вернулся инвалидом. Вместе с сослуживцами сорвался в самоволку на «КАМАЗе» за водкой. На обратной дороге попали в аварию. Холину перебило ноги. Ходил с трудом.

Приехав в Москву, нашел подругу по себе, продолжал пьянствовать. Переехал жить к жене в район Савеловского вокзала.

А в это время Женя окончил школу милиции и работал инспектором уголовного розыска в Дзержинском РУВД г. Москвы. Мне приходилось с ним встречаться по служебным делам. Вспоминали детство. Тогда в 1963 году играли на улице все вместе, компьютеров не было, по телевизору только четыре программы. Вместо школьной спортивной площадки еще стояла деревня Марфино, которую потихоньку сносили. Кругом были лужи, ямы. На улице тепло, май выдался солнечным. Ребята одеты в простые «треники», кеды. Женя провалился в одну из ям с водой. Помогли вылезти, штаны отжали. Юра посоветовал просушить на трубе, в которой развели огонь. Штаны дымились. Женя беспокоился. Юра утешал: «Это пар идет. Еще немножко и будут сухие». Когда сняли, зияли огромные дыры. Женя заплакал и понес их домой. Что было потом, можно себе представить. Жили то небогато. Посмеялись. Неожиданно Женя пожаловался: «Замучил меня брат, скотина такая! Напьется, попадет в вытрезвитель или отделение милиции. Документов с собой нет, потерял. А данные дает мои. Сотрудники пробьют по ЦАБу и выписывают штраф. Устал оправдываться».

— Придется тебе съездить по месту жительства Юрика в вытрезвитель и поговорить.

— Наверное, так и сделаю.

Помог случай. В очередной раз Юрий распивал спиртные напитки с друзьями. У кафе «Савеловское» разгружалась грузовая машина. Что ему взбрело в голову? Наверное, вспомнил молодость, хотел похвалиться. Залез в кабину и выехал на Бутырскую улицу.

Больше о бедолаге никто не слышал. А многие перекрестились.

Экскурсия

Ненормированное рабочее время, каждый день грязь, кровь и другие отрицательные моменты службы. Начинаешь потихонечку тупеть. Становишься циником, равнодушно смотришь на чужую беду. Один из оперов в морге, пока отсутствовал санитар, пошутил (как он считает), засунув сигарету в рот невостребованному трупу. Смешно?!!!

Это психоз, издержки профессии.

Поэтому, когда жене на работе в Гипротрансмосте предложили путевку на экскурсию по городам и селам народного промысла, я не задумываясь, согласился.

Посетив Палех, Холуй и Федоскино, приехали в Иваново — город ткачих. Осмотрели все музеи. До отхода поезда оставалось три часа. Забрали из гостиницы вещи и решили погулять по городу. Так как, коллектив был женский, сумки пришлось нести мне.

Я шел с вещами в обеих руках впереди, девочки, болтая, за мной.

Неожиданно из-за поворота выскочил молодой человек. За ним гнались два милиционера в форме. До них было метров двести.

Дальше все произошло, как в замедленном кино. Я поставил вещи на асфальт и вышел немного вперед, растопырив руки в стороны. В тот момент я ни о чем не думал, ни капли страха, ни капли сомнения. Сработал инстинкт сыщика, скорее даже «легавого».

Парень летел на меня, виляя из стороны в сторону. Я синхронно повторял его движения. Пытаясь проскочить, он поднырнул под правую руку. Ухватив его двумя руками за рубашку, мы закрутились на месте.

«Ну, зачем?» — простонал парень.

Подбежавшие милиционеры, быстро увели задержанного. Все стояли молча, открыв рты от удивления. Прошло несколько секунд. «Ну, надо же!» — сказала одна из подруг жены — «Даже спасибо не сказали! Знали бы они, кто им помог задержать».

В поезде по дороге в Москву только и было разговоров о Московской милиции.

Судьба

До работы в милиции, я учился в МИИТе в одной группе с Сережей Козловым. На другом потоке факультета училась его будущая жена Валя. С ребятами дружили семьями, ездили в гости, ходили за грибами.

Валя погибла в ДТП. На автомобиле соседа ехали на дачу. Выезжающий с второстепенной дороги грузовик, подмял их машину. На Козлова было страшно смотреть, осталось двое мальчиков.

А через десять лет, день в день, по дороге на работу на пешеходном переходе Сергея сбила машина. До приезда скорой помощи, орал не переставая. Умер в больнице, через несколько часов. Жуть. Судьба. Незадолго до смерти, Козлов рассказывал, что во сне приходила Валя и звала его с собой. Поневоле поверишь в мистику.

На похоронах гроб с телом никак не проходил в проем, как будто земля не хотела принимать. Пришлось расширять могилу.

На поминках подошла родная сестра Валентины.

— А, вы тот самый, легендарный Чернов?

— Почему легендарный?

— Ну, как же спасли Сережу, помогли Вале. Сергей рассказывал.

Действительно, на практике в Забайкалье, я успел выдернуть за рукав Козлова из-под обвала. Но мы тогда быстро про это забыли. Да и нечего героического в этом не было, скорее безалаберность.

Что касается Валентины, то тут совсем обычное дело для того времени.

Борьба со спекуляцией во время дефицита в стране. Под раздачу наравне с матерыми спекулянтами, попадали простые люди.

Валя купила для сына костюмчик, который оказался мал. Поехала в магазин «Детский Мир», что на Лубянке. В туалете пыталась продать, но была задержана. Продажа с рук считалась спекуляцией. Кроме уголовного или административного наказания, на работу направлялось письмо.

Пришлось обращаться к знакомым операм из Дзержинского РУВД. Дело замяли. Осадок остался.

При тотальном дефиците многих вещей, глупо наказывать за это. Через несколько лет спекуляция станет нормой жизни. Стадионы людей будут продавать и перепродавать.

А тогда это считалось правонарушением.

Зевок

Восьмидесятые годы. Обычная советская семья Глуховых. Муж, жена, в соседней комнате пожилая соседка. Квартира коммунальная в хрущевке на ул. Яблочкова. Петр Глухов в кресле у телевизора, дожидается жену с работы. Передача скучная, время позднее. Смотреть нечего, всего четыре программы.

Скучал, скучал, зевал, зевал и вдруг — щелк, заклинило челюсть. Боль дикая, сказать ничего не может. Бросился к телефону, набрал «03». На вопрос: «Что случилось?», только: «Ы-ы-ы-ы». Трубку бросили.

Кинулся к соседке. Дверь закрыта на задвижку. Понять можно, время к полночи. Стучит, мычит, соседка в шоке. От страха позеленела. С трудом, трясущимися руками набрала номер милиции. Сообщение прошло через дежурного по городу, как разбойное нападение на квартиру. Весь город «на ушах».

Оперативники и группа захвата в бронежилетах, приехали быстро. Разобрались. Подошла с вечерней смены жена. Вызвали медиков, вправили челюсть.

На следующий день хохотало все отделение милиции. Подкалывали: — Теперь вам ордена дадут, такого бандита взяли!

Отдельное поручение

На ул. Гончарова задержали за кражу портфеля у собутыльника гражданина Свиридова. Вину он не отрицал. Дело передали в следственный отдел.

Молодой следователь, допросив задержанного и предъявив ему обвинение, не стал его арестовывать, оформив подписку о невыезде.

Свиридов проживал в ближайшем Подмосковье, работал, с его слов, в Москве. В дальнейшем обвиняемый перестал являться в следственный отдел, лишив следователя возможности завершить дело для передачи в суд.

В связи с этим, в отделение милиции поступило отдельное поручение о розыске и задержании преступника. Конечно, можно было направить поручение в милицию по месту жительства Свиридова, но сроки горели. Исполнение поручили мне.

— Надо же, сами лопухнутся, а расхлебывать нам, — возмущался я.

— Чего ты переживаешь? На улице весна, все цветет, красота! Съездишь, развеешься. Заодно подумаешь о статейке к 9 мая, — улыбнулся замполит отделения милиции Усков.

— Да чего я придумаю, ничего в голову не лезет.

— Ничего не знаю. От каждой службы по статье.

Ехать надо было в Красногорск на электричке до Павшино. Служебную машину не дали, а своей еще не было. Да и редко у кого из сотрудников в то время были машины.

Доехал до Красногорска, а там пешочком минут тридцать на окраину.

Свиридова дома не оказалось, со слов соседей он обычно появлялся вечером, часикам к семи. Время достаточно. Решил прогуляться по Подмосковью. Незаметно вышел к Пенягинскому кладбищу. Вот где хорошо думается. Тишина, покой, душевное равновесие. Бродил, бродил и набрел на захоронение военнопленных. Кто там только не лежит? Представители почти всех европейских держав.

Вечером задержал Свиридова и на электричке опять в Москву. Обвиняемый не сопротивлялся, брел за мной как телок опоенный. Наверное, чувствовал за собой вину, не всю совесть пропил.

Сдал Свиридова в дежурную часть: -Принимай пленного…

Дома долго не мог заснуть, все думал о судьбе военнопленных, умерших на чужбине.

Так родились строки:

«Деревня Пенягино. Рядышком МКАД. На кладбище местном солдаты лежат.

Румын, итальянец, австриец, хорват и немец, и венгр, и финн тихо спят.

Что вы здесь искали? Зачем вы пришли? Земли было мало? Ее вы нашли!»

Стихи разместили в газете. Замполит крепко пожал руку: «Молоток, мощно!»

За праздничную газету выписали премию 30 рублей, а я еще ехать не хотел.

Фармазон

С утра настроение было не к черту. Вчера вечером, вместе с участковым Растуновым, совершали обход территории, проверяли местные притоны, проводили профилактические беседы. Проходя между домами, увидели за кустами группу молодых мужчин. Оказались дружинниками. Нарукавные повязки сняли, стояли, курили, о чем-то оживленно разговаривали.

— Почему не на маршруте? Где повязки? — спросил Растунов. Не прошло и двух часов, как он их инструктировал на опорном пункте.

— А вы дайте нам пистолет, тогда будем шастать по подворотням, — нагло заявил щупленький дружинник.

— Если не хотите работать, зачем пришли? Вместо вас могли направить нормальных ребят. А что касается тебя, пистолет тебе не поможет, трусоватый ты видно по жизни.

Я конечно понимал, что большинство в дружину записывалось не по убеждению наводить порядок на улицах, а ради отгулов. Но чтобы так, в открытую саботировать, видеть не приходилось. О случившемся доложили в штаб ДНД. Но неприятный осадок остался.

Размышляя о таких помощниках, поравнялся с дежурной частью.

— А тебя уже ждет заявитель, — дежурный по отделению Прохоров указал на человека, сидевшего у кабинета.

У дверей дожидался крепкий, аккуратно одетый мужчина, на вид 35—40 лет. Взгляд потерянный. Сбивчиво, торопясь поведал свою историю.