Бесплатный фрагмент - Рассказы

КРЮК

На 37 километре съезжайте с Зеленоградского шоссе направо, на заснеженную просёлочную дорогу, пролегающую сквозь еловый лес, и, спустя десять-пятнадцать минут, оставив позади мостик, выложенный из камня, вы окажетесь в элитном дачном посёлке «Сосны». Территория его настолько огромна, что от одних ворот до других иногда приходится ехать несколько километров. Первый дом, крышу которого вы увидите сразу за постом охраны, принадлежит издателю Резнику, его владения это тридцать гектаров столетнего леса с небольшим искусственным водоёмом и частной конюшней. Проехав полкилометра, выедете на развилку. Двигайтесь прямо, карликовое государство топ-менеджера крупной нефтяной компании, Дани Игошина — тот же Тибет. Оно сокрыто от посторонних. Углубившись в лес, обнаружите высокий забор и ворота. Выйдите тогда из машины и, нажав кнопку переговорного устройства, скажите мне несколько тёплых слов. После того, как ворота медленно распахнутся перед вами, въезжайте под навес для авто, вы увидите его справа. Николай, бородатый крепостной крестьянин в тяжёлом полушубке, вас встретит и препроводит. Не отказывайте ему в удовольствии нести ваши покупки. Он действительно будет рад помочь вам. По безупречно выскобленной деревянной дорожке, освещённой низенькими фонарями, огибая таинственные тёмные ели, вы проследуете к дому. Ещё издали вы угадаете его трёхэтажный, сверкающий под тяжестью всевозможных гирлянд и лампочек, силуэт. Над ярко освещённой площадкой перед домом будет звучать какая-нибудь ленивая музыка, и снеговик, слепленный поутру, обязательно завалится набок, когда вы вступите на доски. Когда, улыбаясь, я выйду с бокалом в руке к вам навстречу, вы по очереди меня обнимете и без тени стеснения начнёте спрашивать сразу обо всём. Как живу? Как семья? Как здоровье? Не спешите с расспросами, пойдёмте, я покажу вам дом.

Стеклянные двери, беззвучно разойдясь в стороны, впустят вас внутрь. Осмотритесь: двухуровневый сиреневый потолок с потаёнными в нём светильниками, ненавязчиво приноравливаясь к бесцветным январским будням, всякий раз, как я, лёжа на диване, разглядываю его, превращает мою зимнюю хандру в философскую самоуглублённость. Длинный белый диван из крокодиловой кожи легко повторит все изгибы вашего тела, какой бы комплекцией вы не обладали, скольким бы уставшим не понадобились его объятия. Ковёр из беличьих шкурок, чья шерсть щекочет мои голые пятки по вечерам, был сшит одним стариком-якутом, одним из немногих, кто ещё знает, как изготовить такую вещицу. Пусть ваши дети пока поваляются на нём у камина украшенного фарфоровыми изразцами ручной работы. Николай присмотрит за ними. А мы пройдём в кухню. Видели вы когда-нибудь мебель с вставками из голубого мрамора? Пожалуйста — мой кухонный гарнитур. Нет, дверцы вовсе не тяжёлые, попробуйте. Всё с доводчиком. Техника, естественно, встроена. Так вы её не найдёте, уж лучше я покажу. Посудомоечная машина «Tengo» с посеребрённой загрузочной камерой выпускается штучно в Японии. Микроволновая печь фирмы «Phillips» — самого старого и самого опытного производителя этого вида техники. Между прочим, вся кухонная утварь на международной космической станции разработана ими. Варочная панель? Ни за что не найдёте! Муж три тысячи сверх обговоренной суммы добавил, чтобы никто не нашёл. Да, кнопка. Вы, однако, проницательны. Если её нажать, квадрат из нескольких плиток, — вся облицовочная плитка, кстати, инкрустирована полудрагоценными минералами, — аккуратно ляжет на столешницу, и вы поймёте, почему у меня так легко получаются даже самые изысканные блюда. Ну, что ж оставьте вашего пекинеса возле миски с мясом по-тайски и отправимся на второй этаж, — там у нас кабинет, спортзал и две спальни. Ступеньки из тёмного безопасного стекла толщиной в пять сантиметров сияют так лишь потому, что Николай каждое утро протирает их специальным составом, отталкивающим пыль. Обратите внимание, стекло не имеет острых граней, так что если вас посетит желание прокатиться с лестницы, не стесняйтесь, не повредитесь. Шучу! Перила? Да что вы, это не бронза, — настоящее сусальное золото. Нет, не шучу. Прошу вас. Здесь налево. Толкните же дверь, не бойтесь.

А вот и спальня. Кровать мы заказывали в Италии. Если вы подойдёте ближе и, отложив уголок покрывала, потрёте пальцами простыню, вашему изумлению не будет предела. От шёлка мы отказались в пользу особой хлопковой бязи, вымоченной в льняном масле. Тепло, хорошо, настоящий релакс и никакой бессонницы. Бамбуковые ортопедические матрасы, тому дополнительное условие. Взгляните на шторы. Авторская работа Маши Ведерниковой, там и автограф вышит. Люстру мы брали в Дубае, она мне уже не нравится. То, что вы наверняка приняли за гобелен на самом деле полотно Поллока. Нет, подлинник. У нас и сертификат завалялся где-то. За той дверью? Нет не шкаф. Кабинет мужа, его личное пространство. Не знаю, что там.

Давайте я покажу вам детскую. Дети захотели спать вместе, и нам пришлось разрушить перегородку, так что вместо двух детских у нас теперь одна, зато есть место повесить качели. Кровати из прессованной пробки сделаны по специальной технологии. Подойдите, попробуйте сдвинуть, они очень лёгкие. Ковёр скроен по заказу — искусственная трава. Как настоящая, правда?! Будь я ребёнком, я бы не вылезала отсюда. Не поверите, из фирмы, в которую мы обратились для разработки проекта по оформлению комнаты, прежде прислали психолога. Он побеседовал с детьми и сказал, что оптимальным решением в нашем случае будет концептуальное воспроизведение некоторых наиболее любимых ими зрительных образов. Проект выполнил какой-то корейский художник, не помню фамилию. На месте чёрного квадрата он порекомендовал встроить плазменную панель. Так мы и поступили. За всё — 20000 у.е.

Видите бонзу на полочке близ кровати, что у окна? Недавно, исследовательской коллегией при университете Сорбонны доказано, что именно эта статуэтка фигурировала в романе Газданова «Возвращение Будды». Муж в прошлом месяце специально ездил во Францию за соответствующей бумагой. Ничего необычного, ведь её нам подарила эта… эта… тоже писательница… как её… Катрин… Катрин Милле, вот как. Мы тогда были на приёме, устроенном по случаю выхода её новой книги.

В спортзал можно пройти через террасу. Прошу. Я за вами. На террасе мы ужинаем в летние месяцы. Помните у Чехова: разорившиеся дворяне, долгая трапеза, полночные посиделки, интрижка, убийство. Ха-ха! Шучу!

Позвольте, я отопру двери в спортзал. Они автоматически закрываются, если зал пустует. Зима или лето, дождь или зной, не важно, всякое утро мы начинаем с пробежки. Если в приотворённую балконную дверь льётся предрассветная июльская прохлада, мы бежим по мосткам вдоль имения, а если в форточку сыплет новогодний снег, пользуемся беговой дорожкой. По ней, кстати, нужно бежать босым, это полезно для внутренних органов. Особое удовольствие получаешь, работая на мультитренажёре, ведь муж сам его спроектировал! Да-да, именно так, не смейтесь! Вся штука в том, что занимаясь на нём, вы напрягаете те мышцы, которые остаются не задействованными, при работе на блочных, рычажных и силовых тренажёрах. Производить тренажёры, развивающие эту группу мышц, коммерчески не выгодно, хотя для сбалансированного роста мышечной массы им, безусловно, нужно давать нагрузку, вот он и постарался! А это, — взгляните, — автомат с напитками. Приятно, сидя в кресле после утомительной тренировки, выпить чаю со льдом или стакан свежевыжатого сока. Нет, что вы, чёрный куб в углу никак не связан с современным искусством, это колонка стереосистемы. Упражняясь, я часто слушаю музыку. Стинг, Депеш Мод, Джордж Майкл, впрочем, мои вкусы вам хорошо известны! Ну да ладно, оставим спортзал и перейдём в ванную.

Нет, вы знаете, не джакузи. Мы остановились на керамическом микробассейне с гейзерными впрыскивателями. Форма, да, необычная. Мне так захотелось. Купаясь, мы вставляем кассету с минеральной эссенцией, но там есть ещё экстракты целебных растений, простые ароматные добавки, ещё что-то. Лиля часто мотается в Египет по делам фирмы, она и привозит нам все эти «пряности». Подсветка на выбор: тут «лёгкий лиловый», это «aquamarine», «синяя пастель», ну и так далее. После какого-нибудь воскресного раута, когда чуть-чуть подшофе мы возвращаемся в милый-милый дом, так хорошо бывает подремать здесь часик или полтора с бутылочкой «Lennard». Впрочем, у нас ещё и сауна есть. Попозже, мы обязательно попаримся, а сейчас, если вы ещё немного потерпите, перед нами откроются двери бильярдной, она занимает мансарду. Нужно подняться по лестнице. Прошу. Все деревянные вставки вдоль стен, между прочим, выполнены из лиственницы. Толкните дверь посильнее, и она отойдёт к потолку. Вот так!

Часть крыши мы решили сделать стеклянной. Иногда, глубокой ночью, глядя в телескоп, ищем малоизвестные звёзды с детьми. Другой раз, когда дети гуляют об руку с Николаем, устраиваем с гостями бильярдный турнир. Давайте выпьем и вернёмся сюда через час. Не терпится распечатать ящик с шарами. Кстати, у нас правило: игроки до тех пор не должны начинать партию, пока не истлеет несколько граммов арабской смеси в кальяне. Иначе не избежать нам мелочных споров. Обычно, перед тем как начать, мы валимся на подушки в углу. Да, вот эти, под окном. Болтаем, курим, смеёмся, а потом, расслабившись, подходим к столу. Стол сукном, кстати, Николай перетягивал. Взгляните, какая аккуратная работа. Настоящий левша, не правда ли?! Обратите внимание на освещение. Это наш каприз. Коллекция светильников разных культур, в основном из тех стран, где мы отдыхали. Откуда к примеру этот пятиугольник с иероглифами и драконом? Конечно китайский! А это… это уменьшенная копия уличного фонаря из Берлина времён заката династии Габсбургов. Вот эти светильники из кожи использовались африканскими племенами для совершения обряда инициации. А этот образчик из Мексики… Что, не расслышала? Крюк?.. Крюк это… Ну, это для… Как вам объяснить?.. Что бы мы с мужем не делали, как бы не береглись, всё равно же придётся… ну-у… а-а-а-а-а-а… словом… вы понимаете… А этот… то есть… крюк… ну, он как напоминание… напоминание о том, что… а-а-а… мы ведь не-е-е… как это… слушайте, а не пора ли ужинать?..

РАССКАЗ О НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ

Потихоньку сбавляя скорость, «MAN» уходил на обочину. Это было под Липецком, возле только что возведённой АЭС, её градирни уже виднелись на горизонте. Съехав на гравий, фура остановилась. Водитель с всклокоченными волосами в потной застиранной майке с Бивисом и его вечным другом небрежно вывалился из кабины, спустился с дорожной насыпи в поле, откуда открывался панорамный вид на луга…

Невдалеке, за речушкой с мягкими пологими берегами, бежавшей издалека и далече, он увидел влюблённых. Усталые, они лежали нагими в зарослях поздней осоки, а рядом паслись козы на привязи. Где-то по долу ходили большие стада и там, возле них, гулял безлошадный пастух с кнутом. Всё ещё было живо и зелено…

Она, светловолосая, в широкополой соломенной шляпе, сдвинутой теперь на затылок, лежала на боку, подложив локоть под голову, и смотрела на его профиль. Он, небритый уже неделю, много моложе её, лежал на спине и курил. Рядом на одежде валялась, поблёскивая, фляжка из белого металла в 230 мл., хлеб с тмином, грубо порезанная колбаса, две грязные вилки и уже засиженный мухами контейнер для пищи, в шаге — растерзанный дой-пак из-под кетчупа «O’vulie». За камышовой стеной их было не видно с дороги.

— Мужчи-ина-а, — шептала она, — вы неправильно траха… етесь! Вас следовало бы поучить, как… хм!.. как надо… Ау-у, дядя!..

Она коснулась его уха обкусанным стеблем мятлика и он тотчас же пробормотал в ответ:

— Што вам, тётя?.. Я вас не наел ещё?..

Он медленно повернул голову, щурясь от дневного света, оглядел её, закусил конец стебля, которым она касалась кожи его лица, и вдруг поднялся на локте, потянулся к её губам, прижался к ней телом, но тут же, словно бы вспомнив о чём-то, отстранился назад и затих…

— У-у, га-ад! Лентяй! — она с силой толкнула его в плечо.

— Га-ад! — передразнил он, — Гады вон — в речке плавают, пиявки называются.

— Андрюш, а давай на тебя пиявку посадим?

— На мне уже сидит одна, хе-хе…

— Где-е там наша пия-явочка, хм! — её рука пошла вдоль его тела на пальцах. Она взяла его член, обнажила головку, — Какая пиявища насосалась!

Оба они рассмеялись: она — не сдерживаясь, он — нехотя, сквозь полог подступившего сна. Не желая, чтобы он спал, она обвила его торс, прильнула оголённой грудью, протянула обидчиво,

— Андрю-юш, ну ты что, спать что ли?!

— М-м? — промычал он, всё ещё улыбаясь. И серьёзно добавил — Я чуть…

И повернулся набок. Она раздосадованно вздохнула, села на покрывале, надвинула шляпу, огляделась. Ветерок, который освежал их утром, пока они шли к реке, стих, небо прояснилось так, что они даже слегка загорели. Теперь кругом говорила природа: покачивалась трава, пели птицы, жужжали мухи, сверчки, стрекозы. Всё шевелилось, всё двигалось и от этого мерного движения ей стало скучно. Она встала, сошла по густой траве к реке и аккуратно, по-дамски, легла в мутную покойную воду. Тёмная гладь всколыхнулась и заиграла бликами; распространившись, волна сняла с гнёзд наседок, отчего пошатнулся строй камышей, кордоном стоявших вдоль противолежащего берега; где-то на трассе взвизгнули тормоза.

Два раза она переплыла реку. Затем, с отяжелевшим от влаги полотенцем на плечах, прогуливалась по отмели, затем, лёжа на матраце, читала.

…но ужели ты позволишь ему и дальше плести свою паутину?! — закричала Бернадетт, едва сдерживая слёзы.

— Дорогая, но как я могу препятствовать? К тому же, — ты знаешь, — на этот счёт имеется особое указание Его величества. Может статься, под угрозой окажется не только моё положение в свете, но и моя… моя карьера…

— Ни слова больше!! — вскрикнула Бернадетт. Высвободившись из объятий Гастона, она сняла и выбросила в окно, подаренное им кольцо и, рыдая, упала на постель. Обманута! Как она могла довериться этому подлому человеку!..

Перекладываясь на другой бок, Андрей задел её. Она прервалась на минуту, устроилась поудобнее,

…однако, крах её убеждённости в том, что Гастон всегда и во всём будет её поддерживать, казался чем-то совершенно невообразимым, и она никак не хотела примириться с этим, хотя и отрицать это было уже невозможно. Она пролежала в постели пять часов кряду, пока не объявился слуга с вестью о том, что Гастон просит её спуститься к ужину. Бернадетт даже и в голову не приходило…

— Что читаешь? — спросил Андрей сонно.

— Тебе такое не понравится.

Андрей поднял голову, сощурился, прочёл вслух:

— Жаклин Тюффери. «Кариатида». — И лёг снова. Добавил, с трудом преодолевая зевоту, — Опх-а-а-ать про герцогов?

— Дурак ты, Полетаев. — она легонько ударила его по щеке, — Тут про любовь!

— Ну-ну… — улыбнулся он. — А про какашки там есть?

— Сам ты какашка!

— Дай посмотрю.

— Неа.

Андрей потянулся к фляжке, сделал несколько продолжительных глотков, затем лёг на бок, покосился на схваченную купальником грудь, нависшую над страницей, и повторил:

— Дай гляну.

— Ни за что!

Перевернув страницу, она томно посмотрела на его подбородок, на его руки и плечи; лёгким касанием убрала упавшую на глаза прядь. Андрей дотронулся до её губ. Он обнял, притянул её к себе, затем, пока они целовались, развязал тесёмку на трусиках. После, она легла на спину, одним движением скинула верх бикини, раздвинула ноги. Он стащил с себя плавки, повозил ладонью по скользкой промежности и, обняв её, услышал слабый протяжный стон…

Час спустя, когда оба они поднимались по насыпи на дорогу, небо над далёкой громадой АЭС было мрачным. Там где-то поливал дождь.

Он с рюкзаком на плечах шёл первым, она плелась следом. На ней было длинное летнее платье с узором из голубых и зелёных цветов на тёмно-сером фоне; поверх платья — джинсовая куртка с коротким рукавом; на ногах — плоские босоножки. Соломенную шляпу она решила не брать. Та начала расползаться, и она, подумав, что до следующего раза шляпа всё равно не доживёт, забросила её в кусты, но Андрей достал и сказал, что склеит. И вот шляпа мерно покачивалась в его руке, когда он шагал. Одетым он всегда казался привлекательнее, и теперь ей, отстававшей на полшага, мечталось превратиться в ветровку по имени «Puma», потому что только ветровке позволено было обнимать тело владельца даже во время ходьбы или бега. Может быть, оттого «Puma» так приятно шуршала на нём…

Она догнала его, молча пошла рядом. Гравий похрупывал под ногами, рокот моторов по временам глушил неумолчный шепоток ветра, свежело. Под крышей небольшого строения из силикатного кирпича со знаком «Остановка общественного транспорта», где, как им обоим хотелось думать, можно было дать отдых ногам, два парня в запылённой одежде пили «Живое особое». Андрей ещё издали их приметил и, не входя под навес, принял вправо. Позади остановки бросил шляпу, скинул рюкзак и сел на него сверху, затылком прислонясь к кирпичам. Она, остановившись подле него, какое-то время изучала равнину из-под руки. Потом примостилась рядом. В пустом каменном мешке весёлые возгласы парней превращались в малопонятный гул: он, не переставая, звучал за её и Андрюшиной спинами.

— Полетаев! — она ткнула его пальцем в бок.

— Да, мадам! Я вас слушаю… — он надел шляпу и тут же сдвинул её на лоб.

— Помнишь, у Насти Дрыги на дне рожденья девочка была… светленькая такая?.. Она туда, последняя к балкону сидела… за столом, помнишь?! Сначала Цветков сидел, потом Верка с парнем, а потом — она… в бархатном ободке, с ушками такая…

— Ага, помню. Насте деньги подарила.

— Да-да-да! Знаешь, кто это?

— Принцесса Диана?..

— Дочка Мамиргова, который гендиректор «Конфи», который дачу продавал тогда… Мы ездили…

— Да? — вяло удивился Андрей, — А откуда её Настя знает?

— Так они одноклассницы.

— Там попить осталось чего-нибудь? — Андрей не вставая, ощупал под собой рюкзак, вынул фляжку, глотнул, спрятал. Затем сдвинул шляпу на затылок, запрокинул голову, пробормотал:

— Блин, у всех связи, деньги, знакомства… один я — нищета…

— Ой-ой, бедненьк… — она погладила его по щеке. Затем присела рядом, лбом уткнулась в его плечо, обхватила локоть, глубоко и нежно вздохнула. Оба умолкли, прислушались.

За стеной, в прохладной мгле остановочного павильона, на скамье, вросшей ножками в пол, лицом к лицу, сидели двое друзей, омичи: Вован Хрушков и Мишаня по кличке «Вялый». Между ними, на досках, две початые бутылки пива, пачка PaIIMall и сухарики. Под скамейкой порожняя бутылка «Калины», кожура, кости и внутренности копчёной скумбрии, полбуханки свежего чёрного хлеба.

— Дай мне сигарету, блядь!.. — «Вялый» кладёт руку на плечо собутыльника, — Алё!.. Вованга! Слы-ышишь?! Скомкав в кулаке рубашку, он тащит друга на себя. Вован наотмашь бьёт «Вялого» по руке. Оба едва не валятся с лавки и смеются этому. Широко улыбаясь, Вован притягивает к губам башку друга, крепко его целует.

— Ты чё-о, ёбнулся! — Миша, хохоча, отваливается назад.

— Братан, мы с тоб-бой… мы с тобой… — Вован ищет слова, в которых бы отразилась вся глубина испытываемого им чувства, — мы с тобой… Блядь! Я того р-рот ебал!..

ВСЁ, ЧТО МЫ МОЖЕМ

…напомнят ей, что было после того, как поднялись зеркальные стёкла и заревел двигатель. Джип отчалил, унося их в утробе своей от чужих глаз и злого шёпота и эта сцена была финалом в той дешёвой драме, которую она вынуждена была разыгрывать в день похорон её безвременно почившего муженька. Проехали полквартала. Она стянула тёмные очки, раcпустила волосы, заколотые на затылке, выдохнула:

— Уф-ф! Ми-иш, открой окно.

Нашла в сумочке длинные китайские сигареты, достала две штуки. Одну, прикурив, отдала водителю, вторую оставила себе. Какое-то время ехали молча: эффектная молодая женщина и широкоплечий мужчина лет двадцати пяти — тридцати. Она, по случаю, в строгом платье, он — в бело-голубой рубашке. Костюмов, тем более траурных, он не любил, так что его пиджак валялся теперь сзади, там же и галстук. Рубашка сидела туго, почти не скругляя рельефных мышц. Управляя машиной, он выглядел точно Шварценеггер.

— Щас куда?.. Ты как себя чувствуешь?

— Домой, Мишенька.

За окном мелькали флаги, люди, автомобили. Начинался какой-то митинг. Проезжали старый спальный район на окраине города. Она крутнула регулятор громкости проигрывателя — из колонок, закамуфлированных где-то сзади, пролилась музыка, — отстегнула ремень, повернулась, прильнула щекой к литому плечу. Пачкая ткань рубашки тональником, протянула:

— Ми-и-иш, а как это было вообще?

— Что было?

— В смысле, он долго сопротивлялся?

— Тебе спросить больше нечего?

— Миш, я серьёзно. Не злись… Мне просто интересно, как… как он вёл себя?

— Чего интересного-то?

— Вот ты подплыл к нему, да?..

— Лена, не мешай!

Перестраиваясь, он резко повернул руль, задев её локтем. Она сделала обиженное лицо, отстранилась, сложила руки на груди и сказала:

— Хрен с тобой!

— Бля, как-как! — съязвил он немногим позже — Нырнул и за ноги!

— Он кричал?

— Бессвязное что-то орал…

Ехали вдоль парка, в тени деревьев. Сотни золотых спиц пронзали салон, от них рябило в глазах. В эфире fm-100,7 голосил Дейв Гаан из «Depeshe Mode». Лена закрыла окно.

— Ох-х, л-ладно… Не забудь в магазин…

Скоро джип встал возле ТЦ «Маяк». Оба вышли. Тут же у раздвижных дверей, мечтая продать себя за бутылку, вышагивала ещё не старая блядь.

Она очнулась перед рассветом в городском парке и поначалу долго не могла подняться. Голые грязные ноги её отнялись. Лёжа она пыталась прокрутить в памяти события вечера, но неизменно натыкалась на самый его финал: она долго и упорно устраивается на лавке, валится на тротуар, ползёт под дерево. Майка, джинсы, — всё за ночь запачкалось и отсырело. Оставшиеся сигареты изломаны. Спустя какое-то время она вновь постаралась встать, но ноги всё ещё не слушались: волоклись, точно неживые. Прижалась к стволу, замерла, услышала невдалеке глухой стук, оглянулась. Там был молодой парень, по-видимому, навеселе. Парень сосредоточенно ломал скамью. Примерялся, отходил на два шага, подбегал и ударял ногой в один из брусков, — из них составлялась спинка. Спинка потрескивала, но неизменно отбрасывала ногу нападавшего. Парень упрямо продолжал бить. Разделавшись с одним бруском, он тут же принялся за другой.

Она откашлялась и позвала его. Парень поднял банку, потряс её над головой, выкинул в траву, пошёл на голос.

— Молодой человек, угостите даму сигареткой… — она всё также сидела, прислонясь спиной к дереву.

Парень ухмыльнулся, вытащил пачку «Петра».

— Ты какими судьбами тут?

— Если бы я знала!.. — засмеялась она. И потянув в себя первый дым, прибавила — Самой интересно!

Болтали: парень вёл себя нагло; грубил; то и дело оглядывался на дорогу; сплёвывал; наконец, примостился рядом.

— Пиво будешь? — Лицо его стало каким-то подлым. Правая рука нырнула в шорты; левая — с силой пригнула её голову. Она почувствовала его плоть. Вначале ей это даже нравилось, но быстро наскучило.

Она нудно отсасывала у него в городском парке, в четыре часа утра. В конце концов он не вытерпел, развернул её и поимел. После — оттолкнул и ушёл.

В шесть она сидела на трубе, в двухстах метрах от «Маяка», ожидая открытия. Мимо прошла компания — два парня и девушка. Она слезла, попросила закурить. Один вытащил сигарету и сказал:

— О-ого, ты откуда такая?! Восстала из зада?

Другой хохотнул и прибавил:

— Это повелительница помоек. Королева — мразь!

Она отошла на два шага. Друзья посмеялись, дали ей сигарету, оставили глоток пива. Она допила, покурила и, через полчаса, пошла к дверям торгового центра с куском картона, на котором было нацарапано всего три слова — «На эликсир жизни». Лене, оказавшейся в полуденный час поблизости, она сразу чем-то приглянулась. Лена вынула мелочь из сумочки, подала ей. Сказала Мише:

— Иди, я тут… покурю, — она проводила его взглядом, достала пачку. Пробормотала, как будто в пустоту, — Ну что, подруга? Как дошла-то до жизни такой?

Раздутое алкоголем лицо «подруги» развалилось в улыбке. Не зная, что ответить, она поднесла два пальца к губам, имитируя затяжку. Лена, не глядя, передала ей сигарету, сама закурила другую. Помолчали.

— У меня поминки… — сообщила Лена неопределённо. И вдруг, сама того не желая, предложила — Поедешь?

Бомжа вздрогнула, пожала плечами. Та же идиотская улыбка родилась на заплывшем лице её. Минут через десять, когда обе уже сидели в машине, в дверях супермаркета качнулся торс Миши. Из джипа хорошо видно было, как он выходит, бормочет что-то, оглядываясь, и возвращается в здание, чтобы сейчас же снова выйти наружу, но уже с доверху набитой тележкой.

— Это… — тихо сказала бездомная, ёрзая на сиденье, — Может мне выйти…