Бесплатный фрагмент - Рассказы-воспоминания и размышления иноземца, живущего в Беларуси

Воспоминания

Детство

Родился я в ауле Ортакшиль Макинского района Целиноградской области. Точнее, мое появление на свет связано с родильным отделением больницы села Партизанка, расположенного в 3 км от Ортакшиля, на другом берегу реки Аршалы. но в свидетельстве о рождении указан именно аул. Мои родители Байтасов Рахимжан Каратаевич и Радлинская Роза Ибрагимовна.

Первые годы своей жизни, естественно, как и все люди, не помню. Со слов мамы знаю, что поначалу жили мы в Ортакшиле, у родственников отца, а затем родители построили домик. Причем, строительством дома, в основном, занималась мама. Она же, практически одна, выкопала колодец.

Отец работал шофером. Бабушка Паца (Батсы) болела и умерла в 1959г., в возрасте 45 лет, еще до моего рождения. Жили бедно. Можно сказать, нищенствовали.

Поскольку вспомнил бабушку, то немного разовью эту тему. Мои предки по отцу были казахскими баями. Кто-то из них, по рассказам отца, был повешен в 1918г. В 1930-х гг. родственники были раскулачены, часть из них репрессирована. Дед Каратай, сменив фамилию на Байкенов, жил в г. Степняк и работал на местном золотоносном прииске то ли мастером, то ли бригадиром. Затем был объявлен врагом народа, сидел и после выхода из лагеря в первые дни Великой отечественной войны сразу же ушел на фронт. Приходило сообщение, что он пропал без вести под Сталинградом и похоронка о смерти в 1943г. на Курской дуге. После того, как были опубликованы данные из ЦАМО узнал, что, пулеметчик, красноармеец Байкенов Каратай, 1902г.р., последним местом службы которого была 49 стрелковая дивизия, был убит 21.07.1043г. Похоронен в Орловской области. На фронте погибли также три его родных брата: Шаяхмет (фамилию точно не знаю, возможно, Байтасов), Шаймерден и Каирмукамбет Шакубаевы. В живых остался только самый младший брат Рахимбек Байтасов, который по молодости попал в тюрьму и оказался в армии лишь в конце войны.

Отца, поскольку, он был потомком местных баев, как говорит мама, аульские, называли байским выродком. Ортакшиль — это наш родовой аул.

Бабушка Паца (Батсы), в девичестве Саутова, также была из какого-то непростого рода. Ее близкий старший родственник, в честь которого назвали Рахимжаном моего папу, работал, по рассказам отца, прокурором области.

Вышеназванный высокопоставленный родственник умел предсказывать судьбу по руке. На азане (крестинах) взяв ручонку младенца, т.е. моего отца, он посмотрел на ладонь и резко отбросив ее, недовольно сказал: «Будет младшим доктором». С тех пор к отцу он никакого интереса не проявлял, а папа действительно большую часть жизни проработал ветеринарным фельдшером.

После смерти деда Каратая бабушка Паца десять лет прожила одна. Затем ее выдали замуж за какого-то казаха. Родив дочь Кукуш бабушка заболела. Второй муж не нашел ничего лучшего как вернуть больную жену родственникам ее первого мужа (у казахов есть такой обычай), а дочь оставил себе. С тех пор бабушка жила в Ортакшиле у родственников моего отца. Отец воспитывался в интернате. Кукуш я немного помню, поскольку она иногда приезжала к нам в гости, и мы несколько раз были в гостях у ее отца.

Родственника у которого жили мои родители с бабушкой звали Байпыт (это сокращенное имя, полностью, Баяхмет). Он был муллой и одним из двух моих старших родственников, не воевавших на фронте (у него была повреждена нога). Его сын в 16-летнем возрасте ушел на фронт, погиб, был награжден очень высокой наградой. Смутно помню, как о нем рассказывали на телевидении как об одном из прославленных казахов. Мои братья и сестра, а иногда и родители, изредка, разозлившись обзывали меня Байпытом, поскольку, как говорят, некоторыми манерами поведения (особенно упрямством) я был похож на него.

Несмотря на то, что большая часть моего детства прошла в Казахстане, наиболее ранний эпизод, который мне, 3-летнему пацану, почему-то запомнился, связан с Беларусью. Отец тогда работал водителем в г.п.Ивье Гродненской области, и я помню, как не пускал каких-то более старших мальчиков в кабину автомобиля. Один из мальчишек, как потом я выяснил, был моим двоюродным братом Кубой Радлинским, а второй — троюродным братом Яном Щуцким. Все остальные детские воспоминания связаны с Казахстаном.

В Казахстане мы по нескольку лет жили в Партизанке и Ортакшиле, переезжая из одного селения в другое, в зависимости от того, куда отправляли отца работать.

Первые казахстанские воспоминания связаны с Ортакшилем. Однажды мама оставила меня с братом Ибрагимом и сестрой Аминей одних и ушла по каким-то делам в Партизанку. Я как старший (мне было около 4 лет) должен был присматривать за сестренкой. После ухода мамы в доме почему-то оказалась соседская собака по кличке Майлик. Подушка стала моим конем и когда мама вернулась в доме все было перевернуто верх дном.

В Партизанке первоначально мы жили в 4-квартирном доме. Я был совсем маленький и воспоминаний сохранилось мало. Помнится, как большой интерес вызвало купание соседской девочки в стиральной машине. Стиральная машина в то время была большой редкостью, и одни из соседей ее купили, а кто-то пошутил что в ней можно купать детей, а может и в самом деле купали. Поэтому я выяснял у мамы каким образом соседку купают в этой машине.

Помню, как мы ходили в гости к подруге мамы, которая жила с семьей в землянке. В селе тогда все жили бедно. Народ был приезжий, со всего СССР.

Однажды мы с братом-погодком Ибрагимом и двумя мальчиками, также братьями, бродили по селу и наткнулись на белену. Мы с одним из пацанов, который был моим ровесником ее только попробовали и больше есть не стали. Ибрагим и второй мальчуган, помладше, съели ее побольше и отравились. Помнится, ужас мамы от произошедшего. Мы куда-то бежали, по-видимому, в больницу, где Ибрагима и второго пацана откачали.

Следующий эпизод связан с сестрой Аминей и отцом. Аминя заболела, и отец сам ставил ей уколы. Он держал ее в одной руке, а второй делал укол в мягкое место. Сестра при этом громко плакала.

Однажды уснул, сцепив руки в замок, переплев пальцы. Меня ласково разбудила мама, сказав, что нельзя так переплетать пальцы.

Вскоре отца перевели на работу в Ортакшиль. В ауле нас поселили в старый, требующий капитального ремонта дом. По соседству с нами жил старик-казах. Все его звали Балажан. Не знаю было ли это его имя или кличка. С тех пор меня долго обзывали Балажан и Аус балажанский. Оказалось, что моя улыбка чем-то похожа на улыбку Балажана.

В один из дней Балажан вез на повозке сено, и мы с детьми попросились к нему покататься. Я, 6-летний пацан, решил показать свое бесстрашие. Встал во весь рост на краю повозки, упал и сломал правую руку. К врачу не обращались. Лечили местные умельцы. Все обошлось, с рукой никаких проблем до сих пор.

Как-то нас посетили гости из Партизанки. С ними приехала девочка, которая мне раньше нравилась. Мы с детьми пошли играть к строящемуся дому. «Зазноба моего сердца» стала играть с другим мальчиком, не обращая на меня внимания. Меня это сильно возмутило. Дальше произошло следующее. Я сижу внутри дома и выглядываю в окно. Внизу бежит моя зазноба. Сбрасываю кирпич, который падает ей на голову и на белокурых кудрявых волосах появляется кровь. Испугавшись убегаю домой, залезаю под кровать, под которой просидел до наступления темноты.

Рана у девочки оказалась небольшой царапиной, и никто не подумал, что кирпич сбросил я.

Однажды мы всей семьей чуть не погибли, угорели. Вскоре после этого нам предоставили другое жилье, бывшую совхозную контору.

Отец работал ветеринарным фельдшером и в тот период, когда мы жили в бывшей конторе, у него появился замечательный конь, гнедой мерин по кличке Мальчик. Отец не расставался с ним до самого отъезда в Беларусь, до 1972г.

В один из дней мы упросили отца дать Мальчика прокатиться. С радости устроили гонку и разбили телегу. После этого папа не разрешал мне управлять Мальчиком пока я не подрос.

Мальчик был очень умный и любил нас, детей своего хозяина. Отец уже когда мы жили в Партизанке часто брал меня с собой на дальние пастбища. Когда скот разбредался нужно было собрать его в гурт. Я сидел в телеге, и Мальчик сам сгонял скот в нужное место.

Последний раз видел Мальчика в 1972г., перед отъездом в Беларусь. Отец передал Мальчика управляющему отделением и тот использовал его для езды под верх. Грустно было видеть Мальчика, который, по-видимому, узнал меня и вид у него также был грустный.

Мне нравились дальние поездки с отцом. Мы сначала двигались вдоль Аршалы и зеленеющих полей. Затем появлялись какие-то камни, поля, засеянные просом (или сорго). Далее мы углублялись в степь и проезжали мимо старых, заброшенных людьми мест, могил. На пастбище отец занимался лечением скота, а я, если не нужна была моя помощь, лежал в телеге, смотрел в небо с плывущими облаками, в котором иногда можно было увидеть высоко парящую хищную птицу, слушал пение жаворонков и мечтал. Намечтавшись начинал ловить саранчу и никак не мог понять, как это такие милые насекомые могут приносить огромный вред человеку.

Бывшая контора также была плохо приспособлена для жилья и вскоре мы переехали в другой дом, в котором прожили до переезда в Партизанку.

Дом был большой. Мы стали обживаться. У нас были две коровы (кличку одной помню до сих пор — Марта) и кобыла. Работы по хозяйству, которая, в основном, лежала на маме, мне и Ибрагиме, было много (остальные дети были слишком маленькие). Нужно было ухаживать за животными, доставлять домой воду, поить коров. Отец пропадал на работе в совхозе. Его часто отправляли в командировки.

В доме у нас рос перец. Как-то пришла в гости подруга мамы Таня Мусина (Шабанович) (она приехала вместе с мамой из Беларуси) с дочкой Маней (Марией). Мане понравился перец. Она вымазалась в него и перец попал ей в глаза. Вот было реву.

Как-то отец решил объездить кобылу. Она его несколько раз сбросила, и папа оставил эту затею. Вспоминается еще один трагикомический случай, связанный с отцом. У папы скопилось много просроченных медикаментов и однажды зимой он решил, несмотря на возражения мамы, утилизировать их в печи. Взрывом печь разрушило.

Летом отец решил обучить меня с Ибрагимом верховой езде. Вышли на окраину аула и папа, посадив меня на лошадь стал гонять ее по кругу. Я страшно перепугался и до сих пор толком не умею ездить на лошади верхом. Вообще отец был слабым педагогом. Например, уже достигнув сознательного возраста мы часто просили обучить нас казахскому языку. Отец всегда отвечал: научитесь сами. Где мы могли научиться казахскому языку сами, если всю жизнь прожили в русскоязычной среде?

Вообще-то с рождения, я, наверное, казахский язык знал. В школе казахский язык мы не изучали, а в памяти до сих пор сохранилось около двухсот казахских слов. В ауле на зиму казахи заготавливали мясо и по этому случаю собирали гостей. Я помню, что, когда мы жили в ауле, понимал, что говорят казахи во время тоя. Перестал понимать казахов на таких мероприятиях после того, как мы стали жить в Партизанке.

В Казахстане климат суровый. Зимы были снежные и морозные. Во время буранов иногда погибали люди. Отца в таких случаях несколько раз выручала лошадь. Она вслепую находила дорогу к дому. Однажды он сменил лошадь и заблудившись чуть не замерз. Весной и осенью по аулу невозможно было проехать. Улицы были неблагоустроенные и в черноземе появлялись глубокие колдобины. Летом было жарко, земля покрывалась глубокими и довольно широкими трещинами. Нередко бывали пыльные бури. Для нас мальчишек это было что-то незабываемое. Мы выскакивали на улицу, становились против потока несущейся пыли и кайфовали. Такое ощущение как будто ты бесстрашно летишь в каком-то темном пространстве.

В свободное время мы с детьми бродили по аулу. Иногда помогали Ате (Ата — это старейшина нашего рода. Звали его Молдахмет Шакубаев. Это был двоюродный брат моего деда. Все наши родственники его слушались) пасти овец, но это было нечасто. Иногда ходили в лес (вблизи росли березовые и сосновые леса), лазали по деревьям и разоряли гнезда птиц. Вблизи аула ловили сусликов.

В совхозе жило несколько бывших зэков, вышедших из Карлага. Одно время, после того, как с одним из наших приятелей близко пообщался его старший родственник-зэк (или просто знакомый его родителей), мы увлеклись игрой в ножики и их метанием. Тренировались в метании ножей усиленно, но у меня не очень хорошо получалось, в отличие от приятеля. Может быть потому что он был постарше. По-видимому, с тех я усвоил некоторые элементы зэковской этики поведения и одежды. Я, например, до сих, не ношу рубашки с коротким рукавом, шорты. В моем сознании как-то отложилось, что это девчоночья одежда.

Любимым нашим занятием было катание покрышек (шин). Покрышки были самые разные — автомобильные, тракторные. Мы соревновались в том, кто поднимет самую большую покрышку и дольше всех ее прокатит. Уже в 6-летнем возрасте я мог поднять и долго катить покрышку от заднего колеса трактора МТЗ «Беларусь».

По-видимому, соревнования по катанию покрышек и обусловили то, что я и мои братья отличаемся физической силой. Хотя нельзя исключать и роль наследственности. Мой отец и его дядя Рахимбек физической силой не отличались, но один из братьев моего деда еще до войны брал на грудь передок грузовика ЗИС, носил на плечах быка. К тому же, наш род называется жалпак карагайдагы аю, что в переводе на русский означает — медведь из большого соснового леса. По легенде, наш предок голыми руками задавил медведя и его после этого прозвали аю (медведь).

Одно время увлеклись гонками на собаке. У Аты был здоровенный пес желтоватого окраса, Жолбарс. Мы и другие люди его побаивались. В аул приехал погостить внук Аты Сулейман, которому Жолбарс полностью подчинялся. Мы где-то узнали, что на собаках можно ездить и стали гонять на Жолбарсе по аулу. Бедный пес стал в конце концов удирать от нас. Затем Ата запретил нам с ним контактировать и после этого Жолбарс стал огрызаться на нас.

Познакомились с парнем по имении Сайран, который только что демобилизовался из армии. Не помню из-за чего, но мы стали дразнить его: «Сайран, Сайран. Бир шелек айран» (Сайран, Сайран. Одно ведро айрана). Возможно он не позволил что-то нам делать или что-нибудь не дал.

У нас был теленок, телочка. Я часто с ней баловался, бодался. Росла она быстро. Набрав весу она сбила меня с ног и стала катать по земле. Маме с большим трудом удалось отогнать ее. Затем мама меня довольно сильно побила за то, что я научил телочку бодаться. Теленка пришлось сдать в совхоз поскольку он продолжал бодаться. Я же перепугался и до сих пор мне кажется, что она была черной масти. Мама, же говорит, что она была красная.

Однажды пришлось убегать от соседской кобылы. Обычно все кобылы паслись в степи, в табуне. Эта же почему-то бродила по аулу и иногда кусалась. Иду мимо дома ее хозяев. Кобыла, которой я чем-то не понравился (наверное, тем, что иногда ее дразнил), погналась за мной с намерением укусить. Драпал со всех ног.

Как-то раз мимо аула проезжал цыганский табор. Наши казахи решили устроить обмен лошадьми с цыганами. Был в ауле диковатый конь, который боялся запряжки. Вот его и решили сплавить цыганам. Когда коня запрягли в цыганскую повозку, он сломал оглобли. Обмен не состоялся.

Казахи делают мальчикам сюнет (обрезание). Решили сюнетовать своих сыновей и наши родители. Мне в то время уже было 7 лет. Проходить эту процедуру я, как и все мальчики, боялся. Поэтому, когда в аул приехал человек, делающий сюнет, хотел сбежать. Догоняли на мотоцикле. Поймали и сделали операцию. Я пару недель болел и опоздал 1-го сентября в школу, в 1-й класс.

Вспоминается еще один случай, когда в ауле гонялись на мотоцикле за человеком. В Ортакшиле жил буйно помешанный парень. Точнее жил он в спецучреждении для душевнобольных, а когда ему становилось лучше приезжал домой. В один из таких приездов ему стало плохо и его хотели отправить опять на лечение. За ним гналась целая толпа людей, а он дико кричал и убегал. Поймали его в степи.

Школа в Партизанке была большой, училось 600 человек. Первых классов было два, «а» и «б». Оба были переполненные. Поскольку я появился в школе с опозданием взяли меня в 1-й «б» класс с испытательным сроком и оставили учиться дальше. Я, в отличие от некоторых своих одноклассников, ничего из школьной программы до попадания в школу не знал, но быстро ее осваивал.

В 1-м классе впервые узнал свое полное имя. Меня все и везде называли Рахмет. После того как мы научились немного писать учительница попросила подписать тетрадь. Подписал: Байтасов Рахмет. Учительница сильно удивила меня, сказав, что подписал неправильно. Оказалось, что зовут меня Рахметолла. Это же вечером подтвердила мама, в ответ на заданный мной вопрос.

Возили нас из аула в школу и обратно на специально оборудованном грузовике. Утром мы собирались вблизи дома водителя, и старшие ребята начинали учить малышню бороться. По-видимому, с тех пор закрепились некоторые навыки борьбы, которые в более зрелом возрасте я проводил «на автомате» в драках. Играли в различные игры, в основном силовые, что также благоприятно отразилось на физическом развитии. Зимой стали учиться фехтованию, но это занятие закончилось плачевно. Я изготовил меч и щит и утром началось сражение. Споткнулся, упал. Ржавый гвоздь, торчавший из щита, чуть не попал в левый глаз, оставив на память шрам.

Уже в то время у меня был довольно скверный характер. Так, я наотрез отказался сидеть за одной партой с девочкой-казашкой из Ортакшиля, которая мне не нравилась. Вызвали в школу родителей.

Во 2-м классе в ответ на то, что наша учительница Полозкова Нина Николаевна обидела девочку-казашку из Партизанки, что-то сказав насчет ее национальности, перестал из протеста учить математику, которую она преподавала.

Нужно отметить, что и меня дети несколько раз пытались оскорбить из-за национальности, говорили обидные слова. Старшие дети несколько раз исподтишка применяли силу. Так, однажды выглядываю из-за угла. Кто-то из старших ребят сильно толкнул сзади, и я ударился зубами об стык стен. Зубы после этого долго шатались. Тогда появилась мысль, почему меня, который живет на свой родине, оскорбляют дети, родители которых приехали невесть откуда. Позже читая книги казахских писателей об восстании Амангельды Иманова и др., удивлялся почему до 1917г. в Северном Казахстане было много казахов, а в мое время — так мало. Причину такой ситуации узнал лишь, став взрослым.

Еще в то время, когда мы жили в Ортакшиле отца перевели работать в Партизанку. Папа иногда брал меня с собой на работу. Помню, как вывели на улицу застоявшегося в стойле жеребца. Его держали на поводьях четверо мужчин, а он бесновался, пытаясь вырваться.

В одну из таких поездок решил обследовать окрестности фермы и упал в навозную жижу. Лежу в жиже, при попытке подняться меня начинает засасывать. Спасали всей фермой. В более старшем возрасте бывая на ферме помогал отцу, вместе с Ибрагимом, при повале быков, жеребцов. Больше всего нравилось бывать на ферме, на которой содержали кобыл орловской рысистой породы. Ухаживал за ними немец по фамилии Шпехт, друг отца.

В 1968г. (я учился во 2-м классе) наша семья вновь переехала в Партизанку. В один из первых дней после переезда, по пути домой меня побили местные мальчишки. Была зима и я носил зимнее пальто синего цвета, присланное из Беларуси, которое почему-то некоторым пацанам показалось женским. Иду. Меня останавливают несколько мальчишек постарше и начинают обзывать из-за того, что ношу девичье пальто. Мы сцепились. Сильно не пострадал, но в снегу меня вываляли.

Жили мы неплохо. Дом был с русской печью, соединенный с сараем. Хозяйство было большое, работы много. Как старший сын в семье я был основным помощником мамы. Другие дети также много работали. Сестра Аминя занималась воспитанием самого младшего брата Мустафы, который был младше ее на 4 года. Присматривала также за Жакупом, бывшим младше ее на 2 года. Отец постоянно находился на отгонных пастбищах. Однажды привезли бревна на дрова. Их диаметр я не измерял, но они были очень толстые. Сейчас прикидываю, что это могло быть 50—60см. Мы распилили их вдвоем с мамой.

У нас было много птицы и собака Волчок. Первую зиму Волчок прожил в сарае с курами и каждую знал в лицо, дружил с ними. А чужую птицу преследовал.

Зимы были снежные. В феврале снега наметало до уровня крыши, и мы скатывались с нее на санках.

Через три дома от нас находился пруд, вокруг которого росли очень старые и высокие деревья, на которых гнездились серые вороны. Весной пруд был полноводный и мы катались по нему на плотах.

На другом берегу пруда находился магазин, в котором были книги. К тому времени у меня появилась страсть к чтению книг, и я частенько в нем пропадал. Читал книги также из библиотеки.

Напротив, через улицу, жила семья, старшую девочку в которой звали Полиной. Она была на несколько лет старше меня. Сейчас я думаю, что у нее были садистские наклонности. Она придумала или откуда-то принесла игру «Пароль». Мы делились на команды. Нужно было придумать пароль. Затем члена чужой команды ловили и выпытывали пароль. При этом пойманный не должен был сопротивляться. Полина устраивала настоящие пытки. Поймав, меня связали, и она стала причинять сильную боль, зверея по мере того, как я не выдавал тайну. После этой игры все мои знакомые дети, побывавшие в ее руках, старались избегать Полину.

Однажды произошел смешной случай. Я загнал в ладонь занозу. Говорю детям — у меня в ладони стрэмка. Дети стали кричать, что это заноза. Я продолжал настаивать на стрэмке, дети — на занозе. Пошел к маме, чтобы она ее вытащила. Мама объяснила, что стрэмка — это заноза по-белоруски. Впервые узнал, что есть белорусский язык и оказывается я его немного знаю.

В Партизанке жили мои друзья-одноклассники — Володя Стребков и Витя Кооп. Володя, белокурый мальчуган, русский по национальности, жил через дом от нас. Витя — немец, носил очки из-за чего некоторые дети дразнили его очкариком. Жил он на другом конце улицы. Его брат Яша чился с моим братом Ибрагимом. Нужно отметить, что в Партизанке половину населения составлял немцы, остальные, в основном, переселенцы из различных регионов СССР. Так, например, лучшие друзья отца и мамы, Евсеевы, были интернациональной семьей. Дядя Миша — русский из Тамбовской области, а тетя Аля — мордвинка. В селе, вместе с нашей, было всего три семьи казахов.

У сестры тети Али, тети Нюси Карловой, была отличная баня с парилкой, в которую мы еженедельно ходили мыться.

В классе сидел за одной партой с Лизой Кресс. Это была белокурая, худенькая и очень бледная девочка, немка по национальности. Однажды она упала в обморок. Увидев, что Лиза падает подхватил ее, не дав упасть на пол. После этого случая, одноклассники стали дразнить меня Лизой-подлизой.

Отношения между детворой в селе были довольно жесткими. Ребята, живущие на одной улице, дрались с ребятами с другой. Мы тоже объединились. В селе были три основные улицы. Одну из улиц, с прилегающими переулками, мы считали своей. Я много читал, поэтому построил отношения в нашем «отряде» на военных принципах. Я был командиром отряда, Ибрагим — комиссаром. Был у нас начальник разведки и др. Мы имели помещение штаба — недалеко от нашего дома построили балаган (временное помещение). Однако доминирующей силой в селе среди мальчишек нашего возраста мы не были. Центр села с клубом мы не контролировали. Там верховодила группа в состав которой входил мой одноклассник Гранкин. Эта группа была более многочисленной, чем наша и ее поддерживало много старших ребят.

Вместе с тем, пара масштабных стычек с одной из групп конкурентов состоялась. Причем эти драки с участием до трех десятков детей я попытался провести по всем правилам военной науки. В итоге забеспокоились родители с обеих сторон. Наш балаган разрушили, и мы были вынуждены объявить о роспуске отряда.

В то же время я был трусоват. В кино, в отличие от своего брата Ибрагима, ходил редко. Посмотрев одни фильмы, пускал слезу, другие, например, военные не мог досмотреть до конца, уходил. Неподалеку от села было высокое, заброшенное, каменное здание мельницы. Ибрагим и другие ребята бесстрашно, на мой взгляд, по наружной стене взбирались на его крышу. Мне же было страшно и я, лишь пересилив страх поднимался наверх.

Вскоре мы переехали в новенький двухквартирный дом, в котором прожили до отъезда в Беларусь.

Через несколько месяцев после того, как мы поселились в новом доме, в дом напротив вселилась многодетная семья казахов Джукеновых. Дети Джукеновых были старше нас, старший из братьев Бекет учился в 9 или 10-м классе, еще когда мы жили в Ортакшиле. Я стал часто бывать у них. Меня привлекали учебники по истории, по которым учились дети в этой семье. В итоге к окончанию 5-му класса я освоил школьную программу по истории за все десять классов. У Джукеновых прочитал также книги, написанные Баурджаном Момыш-улы, книги о восстании Амангельды и др. Можно сказать, что основной багаж знаний по истории Казахстана, я получил, прочитав книги из библиотеки Джукеновых. В 4-м классе предпринял попытку прочитать «Войну и мир» Л.Н.Толстого. Ничего не понял и так не прочитал роман до сих пор.

В новом доме хозяйство расширилось. Отец сделал деревянную пристройку к каменному сараю. У нас было 70 кур, утки, корова, телята, кобыла, жеребенок. Зимой я помогал раздавать сено животным. К сараю приходилось добираться по проделанному в снегу коридору, стенки которого были намного выше меня. Сено складывалось в копну. Зимой это сено из копны выбиралось. Однажды копна обвалилась, чуть не придавив меня.

На все село была одна колонка. Вода отпускалась по графику, и мы с братьями и сестрой, зимой на санках таскали наполненные фляги домой. Летом я легко доносил от колонки до дома два 10-литровых ведра с водой. Возле колонки часто слушал как немки разговаривают по-немецки. Мои одноклассники-немцы немецкого языка не знали.

С весны коровы паслись на пастбище. В мою обязанность входило пригнать корову домой, после того как стадо заходило в село. После того, как вырастала совхозная кукуруза, коровы зачастую сбегали в ее заросли и их нужно было искать, иногда допоздна. Однажды, устав от поисков коровы я взбунтовался. В ответ отец сильно избил меня палкой, рубцы от которой на мягком месте не проходили около месяца.

Весной в окрестностях Партизанки было очень красиво. Все сопки были усыпаны тюльпанами. Сравниваю культурные голландские тюльпаны и наши дикие, казахстанские и сравнение далеко не в пользу культурных. Культурные тюльпаны — это как «кусок сырого мяса», а дикие — это нежность, изящество, жизнь.

Летом степь выгорала и желтела. Оживляли картину сосново-березовые леса, зеленеющие вдали. Мы ходили в лес за грибами, ловили рыбу и купались в Аршалы.

В Партизанке река была перегорожена плотиной, которую сносило каждую весну во время ледохода. По одну сторону плотины река была полноводная, по другую — очень мелкая. Мы учились плавать на мели. Затем перебрались на другую сторону плотины, в полноводную часть. Здесь посреди реки располагался остров, который назывался Троицей. Постоянно соревновались кто быстрее доплывет до Троицы. На острове устраивали прыжки с крутого берега в воду.

В августе 1972г. наша семья переехала в Беларусь. Уезжали из Партизанки вечером. Когда автобус поднялся на самую высокую точку над селом поразился красоте картины, раскинувшейся внизу. Село светилось огнями, мерцала река. Вдали за селом в отблесках заходящего солнца, грозно высились сопки. Детство закончилось.

Заметки о моих учителях и коллегах

В настоящее время я нахожусь в критической ситуации и не знаю сколько мне отведено времени в этой жизни. Полагаю, что немного. Поэтому хочу поделиться наболевшим. Начну с людей, связанных с последним периодом моей жизни в Гродно, чудесном белорусском городе, и, в первую очередь, со своего институтского преподавателя и научного руководителя Пестиса В. К.

Пестис Витольд Казимирович, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, член-корреспондент Национальной академии наук, один из основателей РОО «Белая Русь». Создание организации, со слов Пестиса, ему поручила заместитель главы администрации президента страны Наталья В. Петкевич. Он трижды избирался (фактически это было назначение) членом Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь, был доверенным лицом президента Беларуси А. Г. Лукашенко.

Знакомы мы с Витольдом Казимировичем ещё с тех пор когда я был студентом зооинженерного факультета Гродненского сельскохозяйственного института. На 3-м курсе Пестис вёл практические занятия по курсу «Кормление сельскохозяйственных животных» в моей подгруппе. Это был хороший преподаватель, доброжелательно относившийся к студентам. У нас с ним сложились неплохие отношения, какие могут быть между студентом-отличником и его преподавателем. Все студенты и преподаватели называли тогда его Виктором Казимировичем.

Вторично встретились мы с Витольдом Казимировичем через 6 лет. Мой самый младший брат Мустафа (всего у меня три брата и все младшие) случайно увидел в газете объявление о дополнительном наборе в аспирантуру Гродненского сельскохозяйственного института и предложил мне попробовать поступить. Телефонную трубку по указанному в газете номеру поднял Пестис, который в то время работал проректором сельхозинститута по научной работе. Витольд Казимирович был рад моему звонку. Документы в аспирантуру были поданы, вступительные экзамены успешно сданы (если не считать английского языка, после сдачи экзамена, по которому мне было очень стыдно за мои знания по этому предмету перед экзаменаторами, но всё-таки надеюсь, что поставленную мне тройку я заслужил), конкурс выдержан (на специальность «Физиология (физиология сельскохозяйственных животных)» было три претендента на два места). Хочу отметить, что большую помощь в подготовке к экзамену по английскому языку мне оказала Марина Артимовская, выпускница иняза, впоследствии подполковник Интерпола, директор Учебно-консультационного унитарного предприятия Белорусской торгово-промышленной палаты «Центр делового образования».

Приехав в Гродно, неожиданно узнал, что времени на подготовку к первому экзамену нет. На следующий же день нужно было сдавать экзамен по физиологии, которую я изучал 8 лет назад и получил отлично «автоматом» после того как, будучи студентом 2-го курса зооинженерного факультета, стал победителем факультетской олимпиады по биологии (это был 1-й тур Всесоюзной олимпиады «Студент и научно-технический прогресс»). Расстроенный пришел на квартиру к родственнице (троюродной сестре) Зине Радлинской, у которой остановился. Зина предложила отметить мой приезд шампанским. Я, полагая, что завтра меня кроме маленького позора ничто не ждет, согласился и мы с ней выпили бутылку шампанского. Затем пришел муж Зины, Степа Пулторицкий. Он вытащил из своих запасов бутылку водки, которую мы и опорожнили. Наутро с больной головой пошел сдавать экзамен и получил четыре балла, что стало для меня большой неожиданностью. Окрыленный первым успехом отправился к своей преподавательнице по политэкономии Герасимович Любови Юлиановне. Герасимович — кандидат экономических наук, доцент. Под ее руководством на 3-м курсе института я стал лауреатом республиканской студенческой научной конференции «Творчество молодых — XXVII съезду КПСС» по общественным наукам, истории ВЛКСМ и международного молодежного движения (секция политической экономии), бывшей одним из этапов XI Всесоюзного конкурса студенческих работ по общественным наукам. Она работала доцентом кафедры общественных наук, заведующая которой Мельникова Любовь Леонидовна (кандидат философских наук, доцент, очень интересный человек и преподаватель. Позже она преподавала нам философию в аспирантуре) входила в состав комиссии, принимающей экзамен по философии.

Философию я изучал еще в советское время. Сдавал экзамен в 1982г., обучаясь на заочном отделении Гродненского сельскохозяйственного института. Был одним из четырех студентов курса, сдавших экзамен с первого раза, причем единственным — на отлично. Принимала экзамен Виц Бронислава Борисовна, работы которой по истории древнегреческой науки и философии, написанные еще в 1960—1970-е годы, до сих пор пользуются популярностью. В 1982г. Виц уже была в преклонном возрасте, но продолжала вести активный образ жизни, по утрам ежедневно с подругой выходила на утреннюю пробежку.

На экзамене по философии сложилась трагикомическая ситуация. В моей группе учился парень по фамилии Куликовский. Знакомы мы с ним были еще с периода учебы в Волковысском зооветтехникуме (я поступил в техникум по окончании 8 классов, а он — 10-ти). Он был высокого роста (под 2 м) и говорил громким басом. Студенты подходят и экзаменатору и отходят от нее, получив двойку. Доходит очередь до Куликовского. Он садится перед Брониславой Борисовной и начинает говорить, внимательно наблюдая за ее лицом и глазами. У преподавателя начинают медленно закрываться глаза. Куликовский постепенно снижает громкость голоса, а затем замолкает, увидев, что ее веки сомкнулись. Виц встрепенулась, — Куликовский начинает громко повторять то, что говорил до этого. Так повторилось раза три и в конце концов, она поставила ему два балла. Все мы, кто видел эту картину, просто «умирали» со смеху. По окончании экзамена, хотя из двух групп только 4 студента получили положительные оценки, мы весело обсуждали происходившее во время него. Нужно сказать, что позже все мои однокурсники пересдали философию.

Для справки, по-видимому, нужно уточнить, что впоследствии я перешел с заочной форму обучения на дневную. Подтолкнула меня к этому преподаватель ботаники, доцент Бабук Раиса Федоровна, сказав, что мне на заочном делать нечего, нужно учиться на стационаре. Подумав некоторое время и не видя перспектив продвижения по карьерной лестнице на моем месте работы, я сменил форму обучения. Раиса Федоровна была женщина с характером. Студенты дневники рассказывали о ней такой случай: в институте учился известный в прошлом белорусский футболист, а ныне — футбольный функционер С.М.Короза. Как-то Раиса Федоровна вызывает Корозу, который очень редко посещал занятия, к доске. Он поднимается и гордо заявляет: «Я Короза». Бабук в ответ: «А я Бабук Раиса Федоровна. Садись два».

Вернемся в 1992 год. Это было время, когда в вузах проходили уже другую философию, не марксистко-ленинскую, и мои прежние знания не представляли ценности. Поэтому я надеялся, что Любовь Юлиановна поможет создать мне соответствующий имидж среди членов комиссии, принимающих экзамен. Тем более, что состав комиссии был очень солидным. Так, членом комиссии наряду с вышеупомянутой Мельниковой Л. Л. был Чеслав Станиславович Кирвель, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Гродненского государственного университета имени Янки Купалы. Немного повезло в том, что нам дали около недели на подготовку к экзамену. Затем по какой-то причине этот срок продлили. Успел подготовиться, получил оценку отлично.

Немного остановлюсь на своих отношениях с Герасимович, которые были не простыми. Можно сказать, что в ее лице я впервые в Беларуси столкнулся с открыто предвзятым ко мне отношением из-за национальности. Дело было так. Любовь Юлиановна предложила подготовить доклад на вышеупомянутую студенческую республиканскую конференцию моей одногруппнице Нестер Светлане. Девушка испугалась и отказалась. Тогда Любовь Юлиановна спрашивает у группы: «Кто может подготовить доклад?». Группа указала на меня. Герасимович безапелляционно заявила: «У него языковой барьер», что меня сильно оскорбило и разозлило. Все-таки она дала мне тему доклада. Я просидел несколько недель в библиотеках г. Гродно и написал доклад. Любовь Юлиановна его сократила вдвое, и я стал лауреатом конкурса.

Конференция проходила в Минске. После возвращения из Минска однокурсники стали «подкалывать» меня из-за фингала под глазом. Получил его я следующим образом. Любовь Юлиановна поездом поехала в Гродно, а я по пути заехал к родителям, в Ивье. Утром прихожу на ивьевскую автостанцию, а там много мужиков, в основном, деревенских (по-белорусски, вясковых), «с бодуна», поскольку накануне был какой-то польский (католический) праздник. Одному из парней-поляков я чем-то не понравился, и он предложил мне выйти на улицу. Я спешил, поскольку через несколько минут отходил автобус на Гродно. Парень, по-видимому, оказался в нокауте (когда отъезжал мой автобус этого парня держали под руки так как он сам не мог стоять на ногах), но я пропустил удар его приятеля. У второго парня на пальце был перстень, которым он попал мне в лоб. Сначала все было нормально, но пока доехал до Гродно (150 км) появилась синева, которая со лба стекла под глаз. Однокурсники потом долго подшучивали, что я ночью в поезде приставал к Любови Юлиановне и она защищаясь поставила мне фингал.

Все, кто учился в советское время знают, что такое политэкономия. Политэкономия капиталистического периода еще содержала в себе что-то научное, а политэкономия социализма представляла собой простой набор лозунгов. Любовь Юлиановна преподавала именно вторую часть политэкономии. Я учебник по политэкономии никогда не читал и на занятиях, когда меня вызывали отвечать, молчал. Поэтому Герасимович заявила, что я зазнался. Подошло время сессии. Вышеупомянутой Свете Нестер Любовь Юлиановна поставила отлично автоматом. Мне же пришлось за неделю выучить учебник по политэкономии наизусть. На экзамене я ответил на свой билет и Герасимович «прогнала» меня практически по всей программе и в конце концов, со словами «Я знала, что ты выучишь» поставила мне отлично.

После сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру нужно было найти научного руководителя — их у меня стало двое: Пестис В. К. и доктор биологических наук Мишанин Юрий Федорович (докторскую диссертацию он защитил в 1992г. в г. Львов). В 1984—1988гг. Ю.Ф.Мишанин работал в Мали и любил рассказывать эпизоды из своей африканской жизни. Одна из историй мне понравилась, и я рассказываю ее своим студентам перед зачетом. На первом году работы в Африке Мишанин отчитал свой курс студентам-малийцам, по старой советской привычке собрал зачетки и проставил зачеты. Через некоторое время к нему приходит делегация студентов и говорит: вы не оценили наши знания. Пришлось Мишанину садиться и принимать зачет у студентов по-новому. Рассказав эту историю студентам спрашиваю: как будем сдавать зачет, по малийскому сценарию или советскому? Еще не было ни одного случая, чтобы студенты предпочли малийский сценарий.

Мишанин вскоре уехал в Краснодар (сейчас он профессор, академик Российской академии естествознания, Заслуженный деятель науки Кубани, казачий полковник) и у меня остался один руководитель, Пестис. Витольд Казимирович в то время, был довольно скромным человеком. Приведу такой пример: когда я опубликовал статью и поставил его первым в списке авторов, то он попросил меня больше не ставить его на первое место, а размещать его фамилию после своей, т.к. он в том, о чём я пишу, мало разбирается (я писал об анализах, проводившихся по совету Мишанина).

За три года аспирантуры мне удалось написать диссертацию и в декабре 1995г. защитить ее, в чём огромная заслуга Пестиса В. К.

Нужно заметить, что за годы учёбы в аспирантуре у меня родились два сына, с которыми приходилось много заниматься, и параллельно я учился на юридическом факультете Гродненского госуниверситета им. Янки Купалы, который закончил в июне 1995г. Я был неплохим студентом и поэтому в 1997 г. меня взял соискателем на кафедру теории и истории государства и права ГрГу им. Я. Купалы доктор юридических наук, профессор Сильченко Николой Владимирович. Планировал написать вторую кандидатскую диссертацию, опубликовал семь работ, но диссертацию не дописал — много сил отняли развод и последующие дрязги с бывшей женой.

В этот же период активно занимался политикой, вступил в ряды партии БНФ, баллотировался в депутаты. Подал заявление о вступлении в БНФ после того, как послушал речь Зенона Станиславовича Позняка в г. п. Ивье. Я никогда не был ярым сторонником идей БНФ и понятно, почему, — я не белорус. Вступая в БНФ исходил из того, что единственная сила, которая может разворошить «затхлое белорусское болото» — это Белорусский народный фронт. При этом, по моему мнению, БНФ не продержался бы у власти длительный период. Однако, даже короткий период правления БНФ привел бы к каким-то пертурбациям в Беларуси, открытию лифтов для движения свежих сил во власть, обновлению белорусской номенклатуры, становлению основ новой экономики. Я внимательно наблюдал по телевизору за депутатом Александром Григорьевичем Лукашенко и пришел к выводу, что он стремится лишь к достижению личной власти. Никаких существенных изменений в Беларуси по сравнению с советским периодом не произойдет. В конечном итоге, так и случилось. А.Г.Лукашенко вписался в белорусскую советскую вертикаль власти, заменив собой «коллективную Москву» и все осталось по-прежнему.

После окончания аспирантуры оказалось, что ректор сельхозинститута Витун Е. Р. не хочет предоставлять мне работу в ВУЗе.

Нужно было искать работу, и я позвонил своему однокурснику по юридическому факультету, работавшему в администрации президента Беларуси Юраге А. В. От него узнал, что ректора ГСХИ Витуна Е. Р. снимают с должности (официально он ушёл по собственному желанию). На мой вопрос: Кто будет ректором? Юрага ответил, что я слишком молодой и по моей просьбе зачитал список из нескольких кандидатов, прибавив, что некого назначать. В этом списке был Пестис. Услышав его фамилию, я стал просить однокурсника рекомендовать Витольда Казимировича. Затем Юрага посоветовал мне обратиться к заместителю председателя Гродненского облисполкома Логвину, который предоставит мне работу. К последнему я так и не обратился.

После телефонного разговора с Юрагой позвонил Пестису и сообщил ему об услышанном. Витольд Казимирович испугался, что об этом узнает Витун: у него мол большие связи и он крепко держится. Но затем видимо собрал волю в кулак, мобилизовал своих друзей. Через несколько дней его вызвали в Минск, и он вернулся ректором.

Я был очень горд тем, что поучаствовал в этом деле, рассказал по секрету друзьям. Да и Пестис положительно оценивал мою роль: он сказал во время одной пирушки своим приятелям, что на 30% обязан должностью ректора мне.

Однако далее у меня начались проблемы. После защиты кандидатской диссертации я был назначен преподавателем-стажёром кафедры организации и управления в АПК и пробыл в этой должности почти два учебных года. Несколько раз заходил к ректору и просил перевести меня в ассистенты, но Пестис отвечал, что я буду работать заведующим кафедрой, и продолжал держать меня в стажёрах. Денег на содержание семьи, в отличие от периода учебы в аспирантуре, не хватало. В аспирантуре я получал стипендию в размере своего последнего должностного оклада, которая была значительно выше преподавательской зарплаты и даже выше зарплаты доцента. К тому же в Ивье у меня был огород, в выращивании продукции на котором и ее реализации мне помогали родители. По окончании аспирантуры мой заработок сильно упал, и я был вынужден приторговывать на рынке (разводил и по выходным дням продавал аквариумных рыбок и растения, волнистых попугайчиков, хомячков. Получалась еще одна моя преподавательская зарплата, а в некоторые месяцы и полторы), а затем обратился за помощью к своему бывшему председателю колхоза, Герою социалистического труда Бауму Владимиру Александровичу. В 1987г., еще будучи студентом ГСХИ, я работал у него начальником свиноводческого комплекса мощностью 24 тыс. голов годового производства, в д. Геранены. В.А.Баум пригласил меня для прохождения преддипломной практики, и со словами «Поучись, займешь мое место» назначил начальником комплекса, своим заместителем. В.А.Бауму было в то время 65 лет. Поработав в этой должности, увидел возню, идущую вокруг Владимира Александровича. На его должность претендовал 1-й секретарь Ивьевского райкома коммунистической партии А.А.Богушевич (через несколько лет Богушевич занял эту должность и «развалил» колхоз). Поэтому немного струхнул и решил после окончания практики не оставаться в Гераненах. Вместе с тем, в должности начальника комплекса я хорошо себя проявил. Сужу об этом исходя из того, что меня впоследствии приглашали на должность директора фирмы по производству мебели, ребята из Геранен, организовавшие мебельное производство. Затем уже сам В.А.Баум предложил мне должность директора в белорусско-французской фирме по производству туалетной воды, которую он учредил в г. Гродно.

В ответ на просьбу помочь мне с трудоустройством Баум засмеялся: «Я предлагал тебе должность директора. Ты отказался. Я назначил на должность своего сына, и он справляется. Ты мне сейчас не нужен» и добавил: «Я скажу Сашке, чтобы он дал тебе работу». Сашкой он называл председателя Гродненского облисполкома А.И.Дубко. Вернувшись от губернатора Баум произнес: «Сашка сказал, что тебя нужно выгонять с этой работы» и добавил: «Работай. Тебя никто не тронет». Так я и остался на преподавательской работе, а слова Дубко связаны с моим активным участием в мероприятиях, проводившихся оппозицией в 1994—1996гг.

Меня всё-таки перевели из стажёров в ассистенты, и после полугода пребывания в этой должности, я стал старшим преподавателем — открылся экономический факультет и нужно было осваивать новые предметы, читать лекции. Мне было поручено разработать курс «Организация труда». За 5 лет работы в сельхозинституте мною было издано 19 методических разработок.

Только на пятом году работы преподавателем мне стали начислять небольшую надбавку к окладу, но зарплата всё равно была маленькой. Поэтому в 2001г. принял предложение бывшего ректора ГСХИ Витуна Е. Р. о переходе в Гродненский филиал Института современных знаний на должность доцента (Витун работал здесь заведующим кафедрой экономики и менеджмента). Мне предложили персональный оклад, почти в три раза превышающий мою зарплату в аграрном университете. В 2003г. мне было присвоено учёное звание доцента по специальности «Экономика».

Первоначально отношения с Витуном складывались неплохо, но затем, после того как филиал прошёл аттестацию и аккредитацию они резко изменились не по моей инициативе. Более подробно изложу суть наших отношений с Витуном позже, а сейчас вернусь к Пестису.

Я решил «успокоить» Витуна Е. Р. и обратился к Пестису В. К. с просьбой дать компромат на Витуна. У меня была информация, что Пестис уже пытался использовать этот материал против своего бывшего шефа. Хотя Пестис обязан своей карьерой Витуну, который назначил его проректором института, Емельяна Романовича он ненавидел. У них был конфликт (суть конфликта не знаю, но похоже, что он был связан с «подсиживанием») и Витун подписал приказ об увольнении Пестиса. У Пестиса на нервной почве начались большие проблемы с печенью и сердцем, и он попал в больницу. Друзья Пестиса из облисполкома не позволили Витуну уволить Пестиса, но с тех пор Витольд Казимирович, считая Витуна источником всех своих болезней, искал способ уничтожить последнего. Пестис передал мне Акт документальной ревизии финансово-хозяйственной деятельности Гродненского сельскохозяйственного института в 1995г. По результатам этой проверки Витуну Е. Р. было предложено уйти с должности ректора. Ксерокопия этого акта до сих пор находится у меня.

Через некоторое время недалеко от своего дома я встретил супругов Пестисов — Витольда Казимировича и Марию Вацлавовну. Пусть читателя не смущают имена. Супруги поляки по национальности. К тому же, Мария Вацлавовна в 1994г. была сторонницей Зенона Позняка и голосовала за него на президентских выборах. Об этом мне когда-то рассказал Витольд Казимирович, который, с его слов, ознакомившись с данными социологического исследования стал сторонником А.Г.Лукашенко. Нужно отметить, что несмотря на то, что Пестис «зажимал» меня по работе, но он мне во многом доверял и в аспирантуре, и по ее окончании, до тех пор, пока его жена не получила водительское удостоверение, использовал меня как водителя в «щекотливых» ситуациях.

Пестисы пригласили меня к себе в машину и предложили оказать им услугу за услугу (за предоставленный мне вышеназванный Акт). Мне нужно было подать документы на конкурс на замещение вакантной должности ассистента кафедры организации и управления в АПК. Я сначала отказался, т.к. на эту должность претендовала Аня Сычевник, с которой я ранее работал на одной кафедре. Однако Витольд Казимирович стал давить на необходимость отработать должок. Мария Вацлавовна стала говорить, что это её бывшая дипломница, она обнаглела и т. п. (Как потом я выяснил, Сычевник заставила их сына переделать курсовой проект и этим вызвала негодование Пестисов. Были и другие претензии к ней). В итоге я уступил, написал заявление об участии в конкурсе, которое отдал Пестису. Мне до сих пор неприятно вспоминать об этом случае, стыдно за свой поступок. А Пестисы, как я понял слишком поздно, решили «убить двух зайцев».

Далее события развивались следующим образом (об этом узнал через некоторое время). Сычевник узнав об моём заявлении сняла свою кандидатуру с конкурса. Пестис, будь он порядочным человеком, должен был забрать мое заявление об участии в конкурсе или сообщить мне, чтобы я забрал его сам. Однако он решил подорвать мой авторитет среди сотрудников аграрного университета, скомпрометировать меня, ничего мне не сообщив. На заседании кафедры выступили две молодые преподавательницы, мои бывшие студентки, Козел Оля и Гудкова Наташа, и заявили, что я вёл предмет на низком уровне, приставал к студенткам, в т.ч. к ним, хватал их за коленки (у меня никогда не было и нет такой привычки). Поэтому я недостоин работать преподавателем. Мои бывшие коллеги, услышав о приставаниях согласились, что меня нельзя избирать. Трудно их судить — они народ подневольный, пенсионеры, боялись увольнения. К тому же у меня не было проблем с работой. Напоминаю, что я работал в другом ВУЗе, доцентом.

Думаю, что я сам натолкнул Пестисов на мысль обвинить меня в приставаниях к студенткам. Незадолго до этого я случайно встретился с Марией Вацлавовной и рассказал ей, как Витун Е. Р. пытался обвинить меня в неэтичном поведении, но не нашёл студенток, которых я якобы домогался и поэтому голословно заявил на заседании кафедры, что ему звонят и пишут студентки, что я пристаю к ним. Они, по-видимому, учли опыт Витуна и назначили студенток. Жаль, что таким образом они покалечили психику молодых женщин в начале их профессионального пути. Я через года три случайно встретил одну из этих бывших студенток, Козел Олю, на лестничном пролёте, и было очень грустно видеть, как она убегает от меня, боясь поднять глаза.

Я размышлял над тем почему Пестисы поступили таким образом со мной? Пришёл к двум выводам. Во-первых, есть категория людей, которые пытаются уничтожить людей, стоящих ниже них на социальной лестнице и помогших им в начале карьерного пути. Если оглянуться на историческую ретроспективу, то такое случалось сплошь и везде. В средние века таких людей убивали, сейчас убирают бюрократическими методами. Во-вторых, после развода с женой мы жили на одной жилплощади и у нас были из-за этого проблемы. Я обратился к Пестису с просьбой предоставить моей бывшей жене комнату в общежитии, а когда он отказался, сказал, что напишу о том, что он выбросил меня из соавторов учебника. Пестис комнату предоставил, но моя бывшая жена, посоветовавшись с юристом, отказалась в неё переселяться. А Витольд Казимирович затаил ко мне недобрые чувства.

Пестис В. К. предложил мне поучаствовать в написании учебника по курсу «Кормление сельскохозяйственных животных». Ранее Пестис поручал писать учебное пособие своей кафедре кормления, но его забраковали. Мне было предложено написать общую часть, которая в итоге составила почти 2/3 учебника. По договоренности учебник должен был выйти под тремя фамилиями: Пестис В. К., Солдатенко А. П., Байтасов Р. Р. Однако пособие было издано без моей фамилии. Учебник был нужен Пестису для получения звания профессора.

Вышеописанная история с подачей документов на конкурс по требованию Пестиса не прошла для меня бесследно. С 2005г. я работал в Гродненском госуниверситете им. Я. Купалы. В 2006г. снял свою кандидатуру с конкурса на замещение должности доцента кафедры экономики и управления на предприятии. Причин было несколько: на два места претендовало три человека, из них два пенсионера. Я уважаю стариков, а Мороз А. И., которого ректорат не хотел избирать, полностью мне доверял, и я не смог растоптать доверие этого старика. К тому же помнился случай с конкурсом в аграрном университете, о котором рассказано выше, и я ощущал психологический дискомфорт. И это было главной причиной того, почему я снял свою кандидатуру. Во-вторых, на кафедре было много нагрузки, и я был уверен, что мне её осенью дадут (что впоследствии и произошло. Я продолжал работать на 1,5 ставки). В-третьих, я ложился на операцию по удалению желчного пузыря и у меня из-за этого был мандраж. Хочу отметить, что с этой операцией (лапароскопическая холецистэктомия) прошло не все гладко. Многое для меня до сих окутано тайной. Мне дали наркоз, и я стал «отключаться», но сквозь сон расслышал как что-то говорят об новокаине. После того, как очнулся почувствовал боль в горле. Оказывается, мне в горло вставляли дыхательную трубку. Когда это было — не помню. Пришедшего меня проведать анестезиолога я спросил об новокаине. Он ответил, что новокаин не применялся. Однако я помнил об новокаине и когда мне в 2010г. назначили операцию на сердце прошел лабораторное исследование на аллергены. Оказалось, что у меня аллергия на новокаин.

Руководство университета не простило то, что я снял свою кандидатуру с конкурса. 1 сентября 2006г. декан факультета экономики и управления (ФЭУ) ГрГУ им. Я. Купалы Ли Чон Ку отказался подписывать моё заявление о приёме на работу. При этом меня поставили в расписание, я провел два лекционных занятия и лишь затем мне сообщили, что мое заявление не подписано и я не могу вести занятия. Заявление подписали лишь 19 сентября и дали нагрузку на гуманитарном факультете. Я работал на 1,5 ставки, но не получал денег из премиального фонда, что очень сильно сказалось на моей заработной плате, которая резко уменьшилась.

Может быть, читателям будет интересно из чего складывалась зарплата преподавателя в то время. Итак, считаем: оклад за должность. Он небольшой и у доцента составлял в то время около 300 тыс. бел.рублей. Затем начисляется надбавка за степень кандидата наук, которая составляла в 2005г. три базовые величины (около 90 тыс. рублей). Помимо ставки большинство преподавателей стремится взять ещё 0,5 ставки и 240 ч почасовой нагрузки. Ректор может дать преподавателю персональную надбавку, исчисляемую в процентах от заработной платы (мне начисляли надбавку то ли 5%, то ли 15%). Кроме того, отдельным преподавателям (в т.ч. и мне. Таких в университете было менее 10 человек) устанавливалась дополнительно к основной персональная нагрузка в 500 учебных часов, которая оплачивалась из премиального фонда. Всего у меня нагрузка составляла около 1700 учебных часов, при нагрузке на ставку доцента 650 ч. Кроме того, гуманитарный факультет дополнительно оплачивал учебные часы (премировал), выполненные преподавателями (в т.ч. и мной), которые не входили в официально учитываемую учебную нагрузку. Итого моя зарплата составляла в 2005/2006 уч. гг. в среднем около 1500 тыс. рублей в месяц (до 700 дол. США).

Сильно потеряв в зарплате и к тому же испытывая разочарование в преподавательской работе, решил уйти из сферы образования и обратился к председателю Гродненского облисполкома Владимиру Егоровичу Савченко, с которым был немного знаком, с просьбой предоставить мне работу вне этой системы. Губернатор меня не понял и среагировал неадекватно: не предложил мне какую-либо должность и отправил какое-то письмо ректору. С этого момента у меня начались проблемы в г. Гродно.

В конце августа — сентябре 2007г. я договорился с новой заведующей кафедрой экономики и управления на предприятии и работавшим в то время деканом факультета Ли Чон Ку, что кроме нагрузки на гуманитарном факультете мне дадут полставки на факультете экономики и управления. Согласовал этот вопрос с проректором по учебной работе Белых Ю. Э. Но затем мне дали нагрузку только на гуманитарном факультете, полставки + почасовая. Как мне сказала по секрету заведующая кафедрой, запретил давать мне нагрузку на ФЭУ Белых Ю. Э., а последнему, по-видимому, ректор университета.

Немного охарактеризую упомянутого выше бывшего декана факультета Ли Чон Ку, а о Белыхе и ректоре расскажу позже. Владимир Сергеевич (Ли Чон Ку) кандидат экономических наук, доцент. Амбициозный. Когда-то сам присвоил себе звание профессора (во всяком случае, писал в своих работах профессор, а не доцент). Проходил стажировку в США, отлично владеет английским языком. Невысокий, лысый, умный, но как руководитель, на мой взгляд, слабоват, поскольку не умеет работать с людьми. Как мне известно, в Гродно, его недолюбливают. Отношения у меня с ним не сложились.

После того как мне не дали нагрузку на факультете экономики и управления ГрГУ им. Я. Купалы, обратился к Пестису В. К., который пообещал дать мне работу в аграрном университете и позвонить после того, как выяснит вопрос с наличием нагрузки на экономическом факультете. Нужно отметить, что Пестис никогда никому не отказывал. Пообещав он свое обещание чаще всего не выполнял или мог выполнить его через длительный период времени, хорошо изучив ситуацию, взвесив все «за» и «против». Помню удивление одного из сотрудников администрации президента Беларуси, который услышав от меня, что Пестис обычно обещания не выполняет заявил, что еще ни разу не было, чтобы Витольд Казимирович свое обещание не выполнил.

Не дождавшись звонка Пестиса, пошёл к председателю Гродненского облисполкома Савченко В. Е. В ходе телефонного разговора Савченко с Пестисом последний обещал предоставить мне работу с февраля 2008г. При этом он очень сильно расхвалил меня губернатору. Позже я зашёл к Пестису и мы договорились, что я иду на кафедру организации и он вызвал к себе заведующего этой кафедрой (они общались без меня). Через некоторое время я позвонил заведующему кафедрой организации, своему бывшему соседу по общежитию Гестю Г. А. Вот, что сказал последний: «Я не хочу, чтобы ты работал у меня. Кафедра против». Думаю, что Пестис объяснил ему, что нужно делать и говорить.

30 июня 2008г. меня уволили из ГрГу им. Я. Купалы в связи с окончанием срочного трудового договора. 26.07.2008г. у меня, по-видимому, как результат всех моих неприятностей на работе, случился инфаркт и мне пришлось провести в больницах с двумя перерывами на один день до 21 сентября 2008г.

У меня была договоренность с кафедрой экономического права Минского института управления (МИУ) о переходе на работу к ним. Однако, рассудив, что после инфаркта мне будет трудно вести новые дисциплины на новом месте позвонил из кардиодиспансера декану гуманитарного факультета, моему дипломному руководителю на юридическом факультете Веленте И. И., который созвонившись с руководством университета сказал мне, что вопрос может быть решён положительно, мне только нужно перезвонить 28 августа. Я планировал 28.08 с утра позвонить в университет и, если вопрос не будет решён положительно, во второй половине дня уехать в Минск писать заявление о приёме на работу в МИУ. Однако после разговора с проректором по учебной работе Белыхом Ю. Э., который не сказал мне ни «да», ни «нет», вместо Минска оказался в реанимации.

Объективности ради нужно отметить, что в тот день «скорая помощь» приезжала ко мне дважды. Приехав первый раз, врачи констатировали у меня передозировку медикаментов (позже выяснилось, что у меня непереносимость бисопролола и его аналогов (конкор)). Я отказался от госпитализации, поскольку хотел решить вопрос с трудоустройством. Второй раз скорая помощь приехала после моего разговора с Белыхом и не спрашивая моего мнения отвезла меня в Гродненский областной кардиодиспансер.

10 октября 2008г. больничный лист был закрыт, и я оказался на улице, без работы.

13 октября 2008г. был на приёме у первого проректора ГрГу им. Я. Купалы И. Г. Бурлыко по предварительной записи (хотел записаться к ректору, затем согласился с помощницей ректора и пошёл к проректору — всё равно он всё согласует с ректором). К проректору претензий не имею, мы друг друга видели впервые — приятный, с виду интеллигентный человек (вместе с тем, успел обозвать меня человеком с улицы и сельхозником). Он выполнил указание ректора и сказал мне буквально следующее: «Ты пришел с улицы и на улицу вернулся». Однако добавил, чтобы я приходил через год.

10 октября 2008г. был на приёме у Пестиса В. К. Мы приятно побеседовали. Нужно отметить, что Пестис мне в глаза всегда говорил, что мы друзья. За глаза же говорил совсем другое, даже тогда, когда я работал в аграрном университете. Один из новоприехавших в Гродно профессоров однажды даже поинтересовался у меня: что это у вас за отношения. Когда вас видишь рядом — вы общаетесь как голубки. Когда же Пестис начинает говорить о тебе в твое отсутствие — неудобно слушать, несет ахинею.

Витольд Казимирович обещал взять меня на работу в университет и позвонить мне 13—14 октября. Причём я согласился на должность научного сотрудника, поскольку не был уверен, что в своем тогдашнем состоянии могу читать лекции. Однако он не позвонил. Я вновь предпринял несколько попыток попасть к ректору (он отсутствовал) и, в конце концов это мне удалось.

Витольд Казимирович объяснил, что он не позвонил по той простой причине, что когда он поднял на ректорате вопрос о моём возвращении в аграрный университет, то три заведующих кафедрами экономического профиля стали бурно возражать против этого. В ответ на мои слова, что у меня со всеми ними хорошие отношения, он возразил: хочешь приглашу их и они тебе скажут об этом. Я ответил, что верю ему, поскольку при нём они скажут то, что он хочет. В конце концов, он вновь обещал мне, что возьмёт на работу и перезвонит. Позже мне подтвердили, что Пестис действительно ставил вопрос обо мне на ректорате и заведующие кафедрами Гесть (с Гестем мы когда-то жили в одном общежитии, через стенку) и Немец (его назвали моим другом, хотя мы были только приятелями) выступили против моего возвращения в аграрный университет. Я их понимаю — они же не смертники, что от них хотел услышать ректор, то они и сказали.

Попутно хочу отметить, что мне не повезло с соседями, живущими через стенку в общежитии. До Гены Гестя в соседнем блоке жил бывший директор Института экономики НАН РБ, доктор экономических наук, профессор, член президиума НАН РБ Дайнеко Алексей Евгеньевич. В то время он был ассистентом кафедры управления и организации в АПК ГСХИ и после его переезда в Минск место на кафедре занял я. В 2016г. я позвонил Дайнеко с просьбой помочь мне с трудоустройством. Он отказал мне в помощи, обосновав это тем, что он уже не директор института экономики.

Через несколько дней Пестис позвонил и сказал, что поручил заведующему кафедрой искать для меня нагрузку и обязательно позвонит мне. Мол, не бойся, я от тебя не скрываюсь. Причина его звонка, на мой взгляд следующая, он избирался в Совет Республики нового созыва, и боялся, что я могу ему навредить. Я к тому времени посетил в Минске приёмную президента Беларуси и по настоянию руководителя приёмной написал заявление на имя президента с просьбой помочь с трудоустройством. К тому же мне сообщили, что Пестис рассчитывал на переезд в Минск с повышением в должности. В Минск его так и не перевели.

Свободная нагрузка в обоих гродненских университетах в то время была. Об этом я узнал от заведующих кафедр, работающих в этих университетах. В аграрном университете мне сказали, что нужно только решение ректора.

В Администрации президента мне предложили на выбор должность председателя колхоза или преподавание в Белорусской сельскохозяйственной академии. В моем тогдашнем состоянии уехать в деревню означало обречь себя на смерть, и я отказался. Оппозиционеры, когда я к ним обратился, можно сказать, просто послали меня на «три буквы».

В конечном итоге я устроился на работу в Минске и до недавнего времени у меня все неплохо складывалось.

Думаю, рассказ будет неполным без сведений о ректоре ГрГУ им. Я. Купалы Ровбо Е. А. и некоторых других сотрудниках университета.

Я мало знаком с бывшим ректором: видел его несколько раз издали и один раз был на приёме. Ровбо Евгений Алексеевич — доктор физико-математических наук, профессор. Полагаю, что его как человека очень хорошо характеризует телефонный разговор, состоявшийся осенью 2007г. в моём присутствии, между ним и «губернатором» Гродненской области Савченко В. Е. У человека никакого чувства самоуважения, только животный страх перед власть предержащими. Мне было просто стыдно за ректора, за то, что ученый (для меня доктор наук — это крупный ученый) может опуститься до такого уровня. Савченко через своего помощника потребовал, чтобы Ровбо позвонил ему. Передаю по памяти суть разговора (Савченко включил громкую связь). Савченко: «Почему не выполняешь мои указания». Ровбо перепугано в ответ — это не я, это мои люди. Савченко — сними этих людей и поставь этого человека (т.е. меня, Байтасова Р. Р.). У тебя коленки дрожат. Ровбо — я приду и всё объясню. Савченко — не нужно приходить, мне всё понятно. Похоже, что Ровба все-таки собрал волю в кулак и сказал — он (т.е. я, Байтасов Р. Р.) аспирант Пестиса. «Губернатор» поручил помощнику позвонить Пестису, чтобы тот перезвонил. Ровбо — что мне делать? Савченко: «Забудь наш разговор, забудь». Впоследствии, через год, в 2008г., Ровбо жестоко отомстил за это унижение, нанесенное ему Савченко, в моем присутствии, а о разговоре Савченко и Пестиса рассказано выше.

Сейчас опущусь до уровня слухов. По слухам, Ровбо «подсиживал» С.А.Маскевича, бывшего ректора ГрГУ им. Я. Купалы, а затем депутата парламента и министра образования Республики Беларусь. Маскевича «двинули» в депутаты, чтобы освободить место для Ровбы. Однако Маскевич умный мужик и ничего не потерял от этого, а только выиграл.

Кстати, Маскевичу не везёт с друзьями и коллегами. Кроме Ровбы его «подставил» Пестис. Эту информацию я получил от человека, заслуживающего доверия и уважения. Я когда-то рассказал этому уважаемому в Гродно человеку о том, как Пестис пытался меня скомпрометировать, уговорив меня поучаствовать в конкурсе и выставить свою кандидатуру против Сычевник. В ответ я услышал, что, когда первый раз формировался Совет Республики, Маскевич был кандидатом в члены этого Совета, а Пестис был «запасным», «вторым номером». Потом Маскевича подставили со взяткой, и пока шло разбирательство Пестис стал членом Совета Республики. Его вывод был следующим: поскольку Пестис поступил так со мной, то, следовательно, организовал «подставу» Маскевичу тоже он.