Бесплатный фрагмент - Пятый мир

Часть 1

Глава 1. Демон в подземелье

Слепо таращась жёлтыми огнями, тускло-серый состав с утробным гулом мчался к станции из недр тоннеля, напоминающего распахнутую пасть огромного змея. Безликая блёклая масса пассажиров волной хлынула на платформу, устремляясь к лестницам переходов, или спеша к поездам, которые с равнодушным шипением закрывали двери за их спинами и стремительно уносились обратно в «змеиное чрево».

Габриэ́лла Бертра́н зевнула, проводив взглядом скрывшийся в тоннеле хвост вагона, и сонно уткнулась носом в свой сине-зелёный шарф, вдыхая едва ощутимый запах шерсти и представляя, как было бы чудесно сейчас вместо этого уткнуться носом в подушку. Вокруг бурлило суетливое, шумное метро. Люди на платформе спешили мимо, нервно проверяли расписание маршрутов или флегматично что-то читали в ожидании поезда. За прошедшие полтора часа ни один из них даже не взглянул в сторону скамейки, где расположилась Габриэлла, и никто не попытался занять свободную половину.

Были свои крохотные плюсы в работе стражей. К примеру, подавляющее большинство обывателей их даже не замечало, но при этом подсознательно всегда старалось держаться подальше. Габриэлла могла бы забраться с ногами на скамейку, станцевать — и осталась бы незамеченной, не захоти она сама привлечь внимание спешащих мимо людей. В теории. На практике она этого не проверяла, но порой её охватывало непреодолимое желание именно так и поступить, а потом посмотреть, что произойдёт. Вероятно, ничего. Разве что случайными свидетелями представления станут её коллеги — вот они-то определённо начнут коситься на неё с нездоровым подозрением.

Габриэлла снова зевнула и, закрыв глаза, в который раз мысленно просканировала всю платформу — ментальный радар по-прежнему не подавал тревожных сигналов. Разминая затёкшую шею, Габриэлла покрутила головой из стороны в сторону и расширила радиус поиска, случайно уловив присутствие другого наблюдателя на соседней станции. Она поспешно свернула поисковую сеть до пределов собственной территории и вздохнула — ни одного заражённого, даже на начальной стадии, поблизости не наблюдалось. Странно… во время утреннего столпотворения, как правило, хоть один да появлялся. Дежурство обещало тянуться целую вечность.

Она достала из сумки толстую тетрадь в кожаном переплёте.

«При таком затишье Феликс, бедолага, решит, что мы остались без работы».

Раскрыв тетрадь, Габриэлла устроилась поудобнее. Пролистав страницы, она нашла свободную, где принялась выводить карандашом мягкие линии, изредка поглядывая на проходящих мимо людей. Время ползло с чудовищной медлительностью, но мало-помалу поток пассажиров иссякал. Разносящееся по станции эхо голосов и шагов стихало, и лишь прибывающие поезда исправно гудели и грохотали, вгоняя в состояние, близкое к трансу.

Рисунок на желтоватой странице тетради постепенно обретал форму, и в плавных линиях начинало угадываться немного меланхоличное и даже печальное лицо мужчины. Габриэлла чуть помедлила, разглядывая набросок. Снова он. Стоило задуматься, как рука сама начинала выводить эти черты на бумаге. Половина эскизов в её тетради была посвящена ему, а Габриэлла даже не понимала, кого рисует. Ни на кого из знакомых этот человек не походил, она даже не была уверена, что вообще встречала кого-то с подобной внешностью. Тем не менее каждый раз, когда она пыталась изображать людей, выходило почти одно и то же лицо, лишь черты немного различались, словно разум не мог с точностью восстановить в памяти оригинал.

Склонив голову к плечу, Габриэлла задумчиво грызла карандаш, придирчиво изучая набросок и пытаясь сообразить, чего ещё ему не хватает, когда в кармане пальто завибрировал телефон.

— Ты уснула? — недовольно осведомились на том конце линии, стоило ей принять вызов.

Габриэлла вяло улыбнулась.

— И тебе доброго дня, Феликс, — поприветствовала она. — Как дела?

— Трое заражённых, — известил её напарник. — А от тебя за четыре часа ни одного сообщения.

— Мне нечего сообщать, — разглядывая свой рисунок, призналась та. — У меня с самого утра всё тихо.

— Ты вообще искала? — с подозрением осведомился Феликс. — Или опять провалилась в свою дезадаптивную мечтательность?

— Во-первых, искала, — Габриэлла хмыкнула. — А, во-вторых, моя дезадаптивная мечтательность просила передать, что у теней на моей станции выходной. Кстати, что такое дезадаптивная мечтательность?

На другом конце линии несколько мгновений царила тишина. Габриэлле представилось, как ее собеседник хмурится собственным тревожным мыслям.

— Может, к тебе приехать?

— Для чего? — смешливо полюбопытствовала она. — Хочешь мне лично поведать про мою мечтательность?

В динамике послышался тяжёлый вздох.

— Ты способна хоть пять минут сохранять серьёзность?

— Зачем? Тебя одного с лихвой хватит, чтобы довести до депрессивного расстройства весь метрополитен. Если нас таких станет двое, этот город утонет в слезах.

Феликс раздражённо цокнул языком.

— Очень смешно.

— Спасибо. Я знаю, что у меня великолепное чувство юмора.

— Кончай развлекаться, Бертран, — отрезал напарник. — Не забывай, что ты наблюдатель, а не охотник.

— Как я забуду, если ты мне каждый день об этом напоминаешь? — шутливо фыркнула Габриэлла. — Хватит со мной нянчиться, уважаемый охотник Э́мери, я уже десять лет этим занимаюсь.

— Десять лет, — буркнул тот, — а мозгов как не было, так и нет, — Габриэлла успела только возмущённо охнуть в ответ, когда напарник снова заговорил. — Следи за обстановкой. Стоит чуть расслабиться, можешь сама пострадать.

— Ещё мудрые советы будут, наставник? — изогнув бровь, сухо поинтересовалась Бертран.

Эмери в ответ только вымученно вздохнул и отключился. Габриэлла покрутила телефон в руках, качая головой. Феликс напрасно так за неё волновался. В работе стражей наблюдателям отводились самые безопасные функции: выявлять появление теней и оповещать охотников. Если тварь попадалась сильная, наблюдатели присоединялись к процессу изгнания: в таком случае они оставались в арьергарде, замедляя или удерживая существ, пока охотники с ними разбирались. Но беспомощными наблюдатели не были. За годы службы Габриэлле не раз приходилось самостоятельно избавляться от теней низшего уровня. Ничего страшного в этом не было, хотя Феликс и твердил о том, что в случае столкновения с более сильным существом сил наблюдателя недостаточно и она непременно пострадает. Габриэлле на его навязчивое беспокойство оставалось лишь смиренно вздыхать и отмалчиваться. Она понимала, что её жалкий десятилетний опыт — ничто по сравнению со стажем напарника. Эмери был безусловно прав, утверждая, что тени могут навредить стражам. Но всерьёз опасаться следовало только людям, которые не способны были увидеть или почувствовать их, даже не подозревая о существовании этих тварей.

Если бы Габриэллу попросили изобразить на бумаге устройство их мира, она бы, наверное, нарисовала две соприкасающиеся окружности: чёрную и белую. Чёрная стала бы промежуточным измерением, где обитают тени — потусторонние создания, лишённые физической формы, в белую она бы поместила всех обитателей материального мира, а пространство, объединяющее две эти окружности, Габриэлла оставила бы стражам — тем, кто существовал между двумя измерениями. Признать друг друга могли только представители одной и той же окружности. Поэтому стражи для обоих миров оставались в каком-то смысле невидимыми, пока не вступали в один из них.

Единственной задачей стражей было истребление теней. Эти существа вселялись в человеческие тела и, питаясь их жизненной энергией, постепенно уничтожали душу носителя, пока тот не погибал. Наблюдатели обладали способностью уловить их присутствие даже на самых ранних стадиях. Помимо этого, одержимых, заражённых тенью, выдавали глаза белого цвета, что могли заметить только стражи. Отделить паразита от носителя и уничтожить его можно было лишь в промежуточном измерении, где тень пребывала в своей истинной форме. Чем вполне успешно занимались охотники, пока наблюдатели отсиживались в стороне, умирая от скуки.

Габриэлла ничего не имела против такого положения вещей. Её вполне устраивала тихая жизнь. Но десятичасовое дежурство в метро под несмолкаемый гул поездов порой вызывало жгучее желание куда-нибудь сбежать. Куда больше Габриэлле нравилось работать на открытом воздухе, но выбирать особенно не приходилось — она отправлялась туда, куда и Феликс, возглавлявший их небольшую группу. Он же, будучи излишне чувствительным к низким температурам, предпочитал в зимний период перебираться под землю. Так что сидеть ей здесь до самой весны.

Часы отмерили второй час, и одновременно желудок издал недовольное урчание, напоминая, что пора бы и перекусить. Габриэлла ещё раз на всякий случай проверила платформу и, убедившись, что вокруг по-прежнему спокойно, сунула тетрадь в сумку. На станцию как раз прибывал поезд, следующий в сторону третьего городского округа, где располагалось её любимое кафе. Отправив на ходу сообщение Феликсу, чтобы кто-то её подменил на ближайший час, Габриэлла почти с разбегу запрыгнула в вагон, едва успев проскочить в закрывающиеся двери. Обосновавшись подальше от входа, Бертран привалилась спиной к перегородке, отрешённо разглядывая своё блёклое отражение в тёмном стекле и перебирая в памяти меню кафе. Из сладких мечтаний о свежих круассанах и тостах с вялеными томатами её вырвал покачнувшийся состав. Поезд начал замедляться, пока и вовсе не остановился. Свет замигал и погас. Вокруг наступила тишина, прерываемая перешёптываниями пассажиров, шорохом одежды и нетерпеливыми постукиваниями подошв по полу. Габриэлла выглянула в окно, за которым по-прежнему чернела грязная стена тоннеля, и собралась было вернуться к прерванной фантазии о том, как она намазывает маслом тёплую булочку, когда по телу вдруг прокатилась волна могильного холода, в нос ударил запах аммиака и затхлости. Габриэлла вздрогнула, резко выпрямляясь — все эти ощущения означали, что где-то поблизости заражённый тенью, причём на поздней стадии. Но как она могла его пропустить? Не из воздуха же он объявился. Когда она уже сунула руку в карман, чтобы достать телефон и предупредить Феликса, тишину разорвал звон бьющегося стекла и грохот, будто нечто массивное ввалилось в вагон, издав разъярённое рычание.

«Это ещё что?» — Габриэлла затаила дыхание, сжимая телефон, но не делая попыток включить его, в опасении, что свет экрана привлечёт внимание этого… что бы это ни было.

Ровно десять секунд Габриэлла, как и все прочие пассажиры, пыталась понять, что произошло. Спустя эти короткие десять секунд в вагоне, подобно приливной волне, начали нарастать испуганные крики, постепенно сменяющиеся воплями боли и ужаса, треском разрываемой ткани и кошмарными чавкающими звуками. Вагон взорвался слепой паникой: люди вскакивали со своих мест, сталкивались друг с другом в темноте, бросались к дверям и окнам, били ладонями по стеклу, пытаясь выбраться из поезда и моля о помощи.

Преодолев секундное замешательство и первый порыв поддаться всеобщей истерике, Габриэлла, не двигаясь с места, сосредоточилась. Её глаза вспыхнули янтарными искрами, активируя ночное зрение. Обступающая со всех сторон тьма мгновенно сменилась серыми сумерками, и она наконец смогла разглядеть среди мечущихся в ужасе людей массивное существо, сгорбленным силуэтом напоминающее стоящего на задних лапах медведя, которое с немыслимой скоростью бросалось на пассажиров.

— Господи боже, — потрясённо выдохнула она. — Это ещё что?!

Никогда прежде она не сталкивалась ни с чем подобным. Тени не обладали формой в материальном мире. Все нападения происходили в промежуточном измерении, скрытом от глаз обычных людей. Даже тогда они не способны были нанести физический вред, но этот зверь… чем бы он ни был, клыками и когтями буквально разрывал людей на куски!

Выудив из сумки электрошокер, Габриэлла вжалась спиной в стену вагона, стараясь не привлекать внимания, и нажала кнопку вызова на телефоне, отчаянно надеясь, что достаточно большая группа охотников способна будет что-то сделать с огромной беснующейся тварью, которая растерзала уже бо́льшую часть пассажиров. Бертран прижала трубку к уху и, кусая губы, ждала соединения, но линия предательски хранила равнодушное молчание — даже гудков не было слышно.

Ругаясь последними словами на качество связи, Габриэлла раскрыла мысленный ореол поиска, стараясь уловить присутствие наблюдателей поблизости, в надежде, что кто-то из них почувствует её призыв о помощи, как вдруг вопли вокруг разом оборвались, и вагон погрузился в неестественную неподвижность. По-прежнему прижимая трубку к уху, Габриэлла обвела недоумённым взглядом окаменевших людей: время необъяснимым образом замерло, не затронув только её и кровожадное чудовище, с которым она осталась один на один в тёмном замкнутом пространстве.

«Ну отлично просто».

Зверь, похоже, тоже что-то почувствовал. Остановившись посреди вагона, он отшвырнул часть тела, которую обгладывал, и принялся крутить из стороны в сторону уродливой мордой, настороженно принюхиваясь. В наступившей тишине слышалось его тяжёлое, сиплое дыхание. Опасаясь быть замеченной, Габриэлла так и замерла, вжимаясь спиной в угол и отчаянно надеясь, что это кто-то из стражей услышал сигнал бедствия и вот-вот придёт на выручку. Внезапно существо издало полупридушенный скулящий звук, развернулось и, разбив окно, выпрыгнуло в чёрный тоннель, бросившись прочь, словно спасалось от чего-то. Но что, Бога ради, способно так испугать подобное чудовище?

Ещё несколько мгновений Габриэлла медлила, не решаясь пошевелиться, и наконец тихо выдохнула. Сжимая электрошокер в подрагивающих от нервного напряжения пальцах, она неуверенно двинулась вперёд.

Крови было так много, что она словно увязала в ней по колено. Стараясь не думать о разбросанных по полу останках тел, через которые осторожно переступала, и опасаясь поскользнуться, Габриэлла медленно пробиралась мимо людей, замерших в искаженных паникой позах.

Происходило нечто очень странное.

Добравшись до разбитого окна, Бертран осторожно выглянула наружу, но ничего не увидела, только где-то в отдалении послышался болезненный вой, звук падения, а затем приглушённый голос.

«Похоже, это правда кто-то из наших», — успокоенно подумала она. Стараясь не порезаться об торчащие из рамы осколки, она выбралась из окна и бесшумно спрыгнула на бетонный пол погружённого во тьму тоннеля. Заглядывая поочерёдно в окна вагонов, она следовала на звук голоса вдоль неподвижного состава. Время, кажется, застыло во всём тоннеле. Но кому такое под силу?

Гадая, способен ли кто-то из стражей активировать остановку времени, Габриэлла добралась до последнего вагона и очень скоро увидела впереди человеческий силуэт, возвышающийся над бесформенной тушей монстра, распластавшейся поперёк рельсов. До Габриэллы донеслись хриплые завывания зверя, в которых слышалась сильная боль или страх.

Один страж? Только один?!

Она-то полагала, что здесь собралась целая группа…

Чем ближе она подходила, тем более отчётливо можно было разобрать негромкий насмешливый голос незнакомца впереди:

— Плохой, плохой мальчик, — приговаривал он, поставив ногу на шею существа. — Будешь наказан. Непослушный щеночек.

«Щеночек?!»

Габриэлла уже подобралась достаточно близко, чтобы рассмотреть мужской силуэт в старомодном сюртуке, когда до неё докатился отвратительный хруст ломающихся костей. Вой мгновенно оборвался. Габриэлла остановилась, потрясённо распахнув глаза — этот человек, кем бы он ни был, только что без особых усилий переломил одной ногой шею существа. Равнодушно отряхнув руки, незнакомец расправил плечи и, отступив от трупа, медленно обернулся. На замершую посреди тоннеля наблюдательницу воззрилась пара алых глаз на мертвенно-бледном лице.

Это был совсем не страж.

Ей «повезло» нарваться на демона.

Оскалившись в пугающе широкой, ничуть не доброжелательной улыбке, тот не сводил с неё пристального взгляда.

— Я помешал вашей охоте? — Демон склонился в шутливом полупоклоне, улыбка на его лице стала шире, обнажая ряд клыков. — Глубочайшие нечеловеческие извинения.

Габриэлла моргнула, но не успела и слова сказать, как демон исчез, а секундой позже прямо возле её уха прозвучал мурлыкающий голос:

— Но, признаться, вы совсем не похожи на охотника.

Вздрогнув от неожиданности, она резко обернулась и, стиснув пальцами электрошокер, прижала его к груди демона. Раздался треск, и темноту разорвали голубоватые всполохи. Несколько мгновений демон и наблюдательница неподвижно смотрели друг на друга. Вблизи он оказался ещё выше, чем она представляла, и теперь приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть его лицо. Демон всё ещё улыбался, словно не замечая пробегающих по телу разрядов электричества.

— Исключительно приятно знать, что в первую же встречу между нами пробежала столь яркая искра, — иронично прокомментировал он.

Мало понимая, как на это следует реагировать, Габриэлла, помедлив, выключила электрошокер и прочистила горло, стараясь придать собственному голосу уверенного спокойствия.

— Вы застали меня врасплох.

— Виноват.

«Не очень-то виноватым ты выглядишь».

Происходящее всё больше напоминало до ужаса сюрреалистичный сон. Демон продолжал нависать над ней, сияя своей жуткой ухмылкой и рассматривая её лицо с таким предельным интересом, словно желал навечно запечатлеть его в памяти. От столь пристального внимания становилось не по себе. Очнувшись от оцепенения, Габриэлла отступила на шаг и зябко повела плечами.

— То существо, — указав себе за спину, сказала она, чтобы хоть как-то разбавить неуютную тишину, — как-то связано с вами?

— Определённо, нет, — бодро отозвался демон.

— А остановка времени?

— Определённо, да.

— Что вы тут делали?

— Всего лишь проходил мимо, — склонив голову к плечу, он вопросительно уставился на собеседницу. — Вам нужна зверюшка или я могу забрать себе?

Габриэлла оглянулась на убитое существо. Им, наверное, стоило его изучить, а не отдавать такую находку первому встречному демону. Даже если сейчас он вёл себя дружелюбно, их вид славился изменчивой натурой.

— Я была бы признательна, если бы вы оставили его мне, — дипломатично ответила Габриэлла.

— Как будет угодно, — легко согласился демон.

— Благодарю… — она замолчала, когда в кармане бешено завибрировал телефон.

«Ну наконец-то!»

Не отводя взгляда от улыбчивого собеседника, она пробормотала извинения и выудила устройство. Её странный знакомый только умиротворённо махнул рукой в перчатке, пальцы которой были увенчаны металлическими наконечниками в форме когтей, и деликатно удалился к трупу зверя.

— Бертран! — зарычали на другом конце линии: похоже, Феликс находился в крайней степени бешенства, раз перешёл на обращение по фамилии. — Что, к бесам, у тебя происходит?!

— Весьма странная ситуация, — на удивление спокойно призналась Габриэлла, наблюдая, как демон с непосредственным любопытством ребёнка, нашедшего на дороге раздавленную лягушку, бродит вокруг существа, тыкая в него невесть откуда взявшейся тростью.

— Что за ситуация? — требовательно спросил Феликс. — Где ты?

Габриэлла принялась вкратце объяснять, что произошло и где находится, пока демон, подцепив зверя за шкирку, с лёгкостью перетащил массивное тело с рельсов в небольшую нишу в стене, куда и бросил без особых церемоний. Продолжая разговаривать, Габриэлла подошла ближе, изучая убитое существо. Демон, поглядывая на неё, сиял самодовольной улыбкой, постукивая металлическим наконечником трости по бетонному покрытию.

— Никуда не уходи, мы скоро будем, — приказал Феликс, когда Габриэлла замолчала.

— Да-да, — она с тихим вздохом прикрыла глаза, а когда открыла их вновь, обнаружила, что демон бесследно исчез, оставив на память только угробленный им косматый сувенир.

Дожидаясь подкрепления, Бертран присела на небольшой каменный выступ и задумчиво воззрилась на зверя. В голове гудели миллионы вопросов, но отчего-то мысли упрямо возвращались к демону, который на удивление вовремя объявился — будто из ниоткуда — и так же внезапно пропал.

«Подумать только… а я ещё жаловалась на скуку».

Глава 2. Переполох

К тому моменту, как в тоннеле показался Феликс, возглавляющий небольшую группу охотников, Габриэлла успела как следует рассмотреть напавшее на поезд существо. Её первое впечатление, что оно походило на медведя, оказалось ошибочным. В целом выглядела тварь отвратительно. Размерами она и вправду могла сравниться с гризли, но вот строением больше напоминала полностью покрытое густой бурой шерстью искажённое человеческое тело с излишне удлинёнными руками. По сравнению с телом голова на короткой, толстой шее казалась слишком маленькой, будто вдавленной в широкие плечи. Длинная зубастая пасть могла бы принадлежать волку или собаке, но слишком близко посаженные миндалевидные глаза и закруглённые уши больше походили на человеческие.

Откуда взялось подобное чудовище? Габриэлла была абсолютно уверена, что в момент его появления ощутила присутствие тени, но прежде она никогда не слышала, чтобы заражённые доходили до подобных метаморфоз.

В промежуточном измерении тени выглядели неприглядно, напоминая огромных насекомых или животных в неестественных, искривлённых формах. Но в материальном мире они были не более чем эфемерным сгустком тьмы, впившимся в подсознание носителя, как паразит. И уж точно никакая тень, даже самого высокого уровня, не смогла бы воплотиться в физической форме и устроить такую бойню.

Да и незачем теням творить подобное. Они питались энергией, а не плотью. Воздействие тени ограничивалось деформацией и уничтожением рассудка жертвы, но не изменяло человека физически. Бывали случаи, когда, полностью поглотив энергии и разум, тень ещё какое-то время цеплялась за опустевшую человеческую оболочку, пока тело не погибало окончательно. Но она лишь управляла им как марионеткой, а не превращала в кровожадного монстра.

Как ни старалась, Габриэлла не могла найти объяснений появлению подобного существа.

— Ну что? — нетерпеливо покусывая ноготь, спросила она, глядя в спину Феликса. — Видел такое раньше?

— Нет, — склонившись над трупом, он угрюмо изучал сломанную шею существа.

— Ты ни с чем похожим не сталкивался? — с лёгкой тревогой заключила Габриэлла.

Феликс долгие годы занимал пост охотника, прежде чем она стала наблюдателем и попала под его крыло. Бертран во многом доверяла опыту и суждениям старшего коллеги, особенно когда дело касалось того, что ранее ей не встречалось. Сейчас же Эмери выглядел таким же сбитым с толку, как она сама. Что не очень способствовало оптимистичным надеждам на то, что с приездом Феликса это недоразумение разрешится само собой.

— Как оно умерло?

Закончив осматривать тело, Эмери выпрямился, оборачиваясь к ней.

— Не знаю.

— Не знаешь…

— Да.

— Оно, по-твоему, пошло прогуляться по тоннелю и само себе шею сломало? — ядовито поинтересовался тот, нахмурив тёмные брови.

— Я же говорила, что слышала чей-то голос, — Бертран устало помассировала виски. — Или ты подозреваешь, что я сама каким-то образом с этой тварью расправилась?

Феликс смерил её сердитым взглядом, но рационального ответа придумать не смог и вместо этого вернулся к излюбленной манере вести «конструктивный» диалог — всеобъемлющему ворчанию.

— Зачем ты вообще вышла из вагона? Почему не осталась там?

— Во-первых, я не хотела дожидаться вас, сидя в луже крови посреди горы трупов, — Габриэлла чуть поморщилась. — Во-вторых, я подумала, что в тоннеле чудовище перехватил кто-то из охотников, и пошла навстречу.

— Тебе не пришло в голову, что стражи не способны останавливать время?

— Пришло.

— Тогда о чём ты думала?

Она тоскливо ковырнула пальцем отслаивающийся кусочек бетона на стене.

— Но я же никого там не встретила.

— А если бы этот зверь поджидал тебя где-нибудь в темноте? — смерив собеседницу угрюмым взглядом, поинтересовался Феликс. — Как можно вот так вслепую отправляться в одиночку навстречу неизвестно чему?! Ты не охотник, у тебя даже оружия нет!

— У меня был электрошокер…

— Такой твари, — не слушая её, он ткнул пальцем в труп существа, — разорвать тебя на части труда не составит.

— Я не совсем беспомощная, — уныло возразила Габриэлла, хотя в отговорках особого смысла не было: всё равно Эмери не убедить, пока тот не выговорится вволю.

— Позволь напомнить, что ты всё ещё остаешься живым человеком со всеми слабостями.

— Ну не прямо со всеми… — пробормотала Бертран, размышляя о том, что стражи не старели, могли видеть потусторонних существ, перемещаться в промежуточное измерение, и это не говоря о способностях сражаться с тенями.

Но подобные незначительные условности сейчас мало интересовали напарника.

— Довольно этого вздора, — процедил Феликс. — Твоя сегодняшняя выходка — просто верх безответственности! Ты нарушила регламент, не вызвала подкрепление и подвергла риску не только свою жизнь, но и безопасность обычных людей.

Не особо впечатлённая Габриэлла смиренно слушала отповедь, и когда Эмери наконец выдохся, поднялась на ноги, отряхнув пальто.

— Феликс, не волнуйся так, — даже не пытаясь казаться виноватой, она умиротворяюще похлопала напарника по плечу, — тебя от переизбытка чувств однажды удар хватит. Что я тогда буду делать?

— Сводить с ума ещё какого-нибудь бедолагу, — проворчал тот, немного успокаиваясь.

Бертран насмешливо фыркнула и прошла мимо напарника, наблюдая, как группа стражей суетится над монстром, спешно укладывая его в чёрный мешок.

— Что теперь?

— Отправим в лабораторию, — вздохнул за её спиной Феликс. — Надо понять, откуда вылезло это недоразумение, — вытащив из кармана куртки мешочек с сушёными фруктами, он в задумчивости забросил кусочек в рот. — Совершенно очевидно, что тварь не с неба свалилась. Только вот кто мог устроить такое возмутительное нападение…

— Демоны? — услышав слова Эмери, предположил один из охотников, проверяющий тоннель неподалеку от них. — Они любят всякие пакости.

— Пакости да, — с сомнением протянул Феликс, — но не кровавые бойни и не в таких масштабах. Это не очень-то на них похоже… к тому же кто из них способен остановить время? — он помедлил, постукивая пальцем по подбородку. — Впрочем, они могут что-то знать. Пусть кто-то наведается к местному барону.

Его собеседник согласно закивал и поспешил передать распоряжение группе подчинённых.

Сунув руки в карманы пальто, Габриэлла перекатывалась с пятки на мысок, дожидаясь, когда они закончат собирать улики и избавляться от следов. То и дело она бросала задумчивые взгляды в сторону мерцающих вдалеке огней поезда. Остановка времени уже давно не действовала, и там разразилось настоящее безумие: люди причитали и плакали, кто-то пытался выбраться из вагона в тоннель, кто-то, наоборот — забаррикадироваться внутри. Перепуганный машинист вызвал службы метрополитена, и те оцепили местность до прибытия врачей и полиции. Но стражи для всех оставались незамеченными. Люди избегали той части тоннеля, где они находились, и никто даже не обратил внимания, что там бродит группа посторонних.

— Интересно, как полиция всё это объяснит? — размышляя о нападении, пробормотала Габриэлла.

— Там осталось достаточно свидетелей, — Феликс отвлёкся, раздавая указания стражам, и снова повернулся, флегматично наблюдая за суетой возле состава. — Готов поспорить, они в итоге заключат, что в поезд ворвалось дикое животное из местного питомника.

— Думаешь, вообще ни у кого сомнений не возникнет?

— Уверен, — потеряв интерес к поезду и тому, что там творилось, Феликс безразлично махнул рукой. — Потом ещё несколько месяцев будем смотреть, как метро прочёсывает служба отлова.

Габриэлла неопределённо хмыкнула. Порой её даже удивляло, как люди умудряются не замечать подобных аномалий. Эмери как-то объяснял ей, что всё дело в особенностях человеческого сознания, которое таким образом защищает разум от любых противоестественных явлений, чуждых привычному восприятию действительности. Именно поэтому люди не ощущали присутствия теней и даже если бы нос к носу столкнулись с существом из иного измерения, приняли бы его за дикое животное. Находясь в рамках обыденной реальности, они не способны были увидеть то, что скрывалось за гранью. В отличие от стражей, которые и сами практически не принадлежали реальному миру.

Когда-то все стражи были обычными людьми. Не покинув мир после смерти, они перерождались, обретая вечную жизнь и дар для борьбы с тенями, взамен расставаясь со всеми прошлыми воспоминаниями. Сколько себя знала, Габриэлла никогда особо не задавалась вопросом о том, кем была и как её звали раньше, или сколько ей на самом деле лет. Порой в сознании вспыхивали образы прошлого, напоминая о чём-то давно исчезнувшем и забытом. Для Габриэллы таким образом стало лицо незнакомца, которое она постоянно рисовала в своём блокноте. Она не помнила, кем он ей приходился или что их связывало, даже не знала, существовал ли этот человек на самом деле; но иногда её охватывало необъяснимое чувство тоски, словно душа отчаянно искала кого-то и не находила. Закрывая глаза, она видела туманные очертания лица, а временами почти могла уловить далёкое эхо голоса. Разум цеплялся за ускользающее видение, но чем усерднее она пыталась сосредоточиться на нём, тем более зыбким и туманным оно становилось. Лучше ничего не помнить. Отсутствие воспоминаний означало отсутствие всяких сожалений о потерянном. Куда разумнее начинать жизнь с чистого листа, не оглядываясь каждый раз назад в поисках знакомых лиц и дорогих сердцу людей. Семьёй становились другие стражи, а смыслом существования — борьба с тенями. Что могло быть проще? И никаких иллюзорных незнакомцев в подсознании.

Расположившись на бетонном выступе ниши, где дожидалась коллег, Габриэлла грызла отобранные у Феликса сушёные фрукты и наблюдала, как в тоннеле развернулась целая поисковая экспедиция, дюйм за дюймом прочёсывая каждый закоулок в поисках любых подозрительных улик. Мысли её уплывали всё дальше от страшного нападения, в результате которого она чудом осталась жива, и возвращались к абсолютно другому незнакомцу. Вполне настоящему и осязаемому, преисполненному уверенного превосходства, с алыми глазами и надменной усмешкой. К тому, о ком Габриэлла по неясной для себя причине умолчала, рассказывая о нападении зверя.

Раньше она ничего не утаивала от напарника, и собственное молчание отзывалось в душе неприятным холодком. Габриэлла утешала себя мыслью, что ничего предосудительного в этом нет, и даже если она всё расскажет, никто не станет носиться по всему городу в поисках одного единственного демона, чтобы расспросить о том, как именно он убил тварь и зачем оказался в тоннеле метро. Это ведь и правда могла быть просто случайность.

Стражи редко взаимодействовали с демонами, стараясь не заступать на их территорию без необходимости и соблюдать нейтралитет. Тем не менее, по силе они значительно превосходили большинство мелких бесов, поэтому те их побаивались, благоразумно обходя стороной. Сильные же демоны предпочитали сотрудничать и не конфликтовать, избегая лишних проблем.

В целом ничего такого уж страшного в демонах не было. Внешне они походили на людей, но обладали некоторыми отличительными чертами вроде вертикальных зрачков, когтей и клыков, заостренных ушей, а иногда хвостов и кожистых крыльев. Некоторые даже могли оборачиваться животными. Демоны преимущественно держались особняком, собираясь в немногочисленные сообщества, занимая старые заброшенные здания или обосновываясь в неблагополучных кварталах на окраинах городов. Единственной действующей структурой управления в их сообществах был принцип «кто сильнее, тот и прав». Но полномасштабного вредительства они не учиняли и жили мелкими пакостями, воровством и полубандитскими мафиозными группировками, наживаясь на людской слабости или глупости.

Так или иначе, случайная встреча с представителем их вида в метро не была из ряда вон выходящим событием.

Из ряда вон выходящим событием был сам демон.

Габриэлла не могла точно сказать, почему он показался ей необычным, но было в нём что-то ужасающе могущественное и опасное, совершенно не сочетающееся с образами тех демонов, которые населяли город. Что-то настолько противоестественное и удушающее, что одного его взгляда казалось достаточно, чтобы стереть в порошок пару городов.

Возможно Габриэлла всё это просто себе напридумывала, заразившись паранойей Феликса, который при должном вдохновении и в обычной грозе мог разглядеть первые признаки апокалипсиса, но рассказывать про демона не стала. В конце концов, тот не вёл себя агрессивно и в каком-то смысле даже спас её…

«С другой стороны, — размышляла она, — демон мог соврать, и зверя в тоннель отправил именно он, после чего чудовище вышло из-под контроля и было уничтожено своим же создателем».

В этом случае врать Феликсу и всем остальным — дурная идея. Если случилось одно нападение, вскоре может случиться и другое.

«И тогда ты будешь виновата», — заметил противный голосок в голове.

Торопливо приглушив ворчливую совесть, Габриэлла ради собственного душевного равновесия понадеялась, что видела того демона в последний раз.

— О чём ты думаешь?

— Хм? — она подняла голову, встречаясь взглядом с напарником, тот смотрел с таким подозрением, словно все тайны были разборчиво написаны прямо на её лбу. — Я думаю, что уже восемь вечера, что я пять часов подряд торчу в этом грязном подземелье без обеда, ужина и возможности переодеться. И что, наверное, придётся сжечь это пальто.

— Зачем? — растерянно моргнул Феликс, среагировав только на последние её слова.

— Затем что я разве что на земле в нём не повалялась, — брезгливо известила та.

— Тебя никто не заставлял тут сидеть, — сварливо напомнил Эмери. — Ты сама захотела остаться.

— Я не думала, что всё так затянется, — пожаловалась она. — Можно я уже поеду домой?

Феликс кивнул, отмахнувшись от неё, как от назойливой мухи.

— Иди уже. Не забудь сделать отчёт для Бронт…

— Завтра, — поднимаясь на ноги, пообещала Габриэлла. — У меня совершенно нет сил сегодня ещё чем-то заниматься.

— И зайди к ней…

— Тоже завтра.

— С каких пор ты настолько обнаглела? — с напускным недовольством проворчал Феликс.

— Я всегда такая была, — иронично заметила Габриэлла. — Ты просто не очень внимательный. Не лучшее, кстати, качество для охотника.

Вернув оскорблённому до глубины души собеседнику почти опустевший мешочек с фруктами, Габриэлла направилась к дежурному, чтобы тот активировал для неё портал к штабу, откуда до дома было рукой подать.

***

Так как для людей стражи были всё равно что призраки и создавать им всем поддельные личности, обустраивать проживание и придумывать легенду было делом хлопотным и бесполезным, всех «новопреставившихся», как называл перерождённых Феликс, селили в жилых корпусах при штабах, куда их приписывали после инструктажа и где им предстояло жить всю отведённую им вечность. Габриэлла любовно называла их жилой корпус «кладбищем», чем до крайности возмущала Жакли́н Бронт, руководящую их подразделением и по совместительству отвечающую за размещение сотрудников. Но кроме начальницы спорить с такой оценкой никто не спешил. Безликое многоэтажное здание, в котором жили стражи, походило на муравейник, где на одном этаже размещалось до двадцати скудно меблированных квартир. Даже по меркам густонаселённого города постройка была до отвращения блёклой, хоть и не особенно бросалась в глаза, запрятанная в массе таких же многоэтажек.

Габриэлла считала, что в целом ей даже повезло с размещением, потому что в её крохотных апартаментах с ванной комнатой и закутком, выполняющим функции кухни, хотя бы имелось окно. Чуть обжившись, она уговорила Феликса притащить ей кресло и круглый журнальный столик, которые сожрали почти всё пространство, но зато создали некоторое чувство уюта.

Захлопнув входную дверь, Габриэлла бросила на пол испачканную в чём-то сумку, разулась и отправила в сторону сумки пальто, шарф и сапоги, пообещав себе, что однажды как следует всё это вычистит, но это «однажды» определенно наступит в какой-нибудь другой день. Следом за верхней одеждой в угол полетели брюки, свитер и остальные предметы гардероба, пока Габриэлла наконец не избавилась от всего, что хоть как-то соприкасалось с событиями прошедшего дня, после чего с лёгким сердцем отправилась в душ. Ещё час спустя, совершенно измотанная, она уже крепко спала, завернувшись в махровый халат и пуховое одеяло, и в кои-то веки ей совсем ничего не снилось.

Бесконечно длинный день наконец подошёл к концу.

Глава 3. Дом на окраине города

Вечернее солнце затопило небольшую студию мягким оранжевым светом. В приоткрытое окно, качая бледно-голубую тюль, проникал свежий весенний ветер, принося с собой запах цветущей сирени и свежескошенной травы. В центре комнаты, напротив мольберта, сидела молодая женщина и, закрыв глаза, водила пальцами по пустому холсту, очерчивая видимые лишь ей одной линии ещё не созданной картины. В свободной руке она держала чистую кисть, постукивая себя по носу пушистым, чуть растрепанным кончиком в сосредоточенной задумчивости. Остановившись на пороге двустворчатых белых дверей, Мирэ́лл невольно залюбовался её мягким профилем и золотым отблеском кудрей, собранных на затылке в высокую причёску, после чего прошёл в комнату, неспешно ступая по деревянному паркету.

Художница едва заметно улыбнулась, дожидаясь, когда приближающиеся шаги стихнут и на её узкие плечи лягут его руки, а волос на макушке коснется почти невесомый поцелуй. Не открывая глаз, она подняла голову, обращая лицо к склонившемуся над ней мужчине. Зная, чего она ждёт, тот с тихим смешком поцеловал её в лоб.

— И тебе здравствуй, — её голос разорвал тишину, и время, застывшее в умиротворённом мгновении, вновь возобновило ход.

— Ты просто не представляешь, Элли, что я нашел на заднем дворе, — самым таинственным голосом, на который только был способен, прошептал ей на ухо Мирэлл.

— Трюфельные конфеты? — мечтательно промурлыкала она.

Он тихо рассмеялся, коснувшись губами её виска.

— Не совсем.

— Пирожные?

— Ещё варианты?

Сделав вид, что ненадолго задумалась, Эла́йна наконец взглянула на него.

— Неужели землянику?

— Целую поляну.

— И кто же там её посадил в таких количествах? — в шутку удивилась Элайна.

— Не имею ни малейшего понятия, — Мирэлл округлил глаза в весёлом недоумении.

Собеседница смерила его насмешливым взглядом, в глубине которого затаилась нежная признательность — им обоим было прекрасно известно, что именно Мирэлл высадил на заднем дворе землянику, узнав, как Элайна любит эти ягоды. Мужчина замер, на миг провалившись в небесно-голубую бездну её глаз. Он мог бы провести целую вечность, глядя в них, но у него была всего пара секунд, прежде чем терпение Элайны достигнет предела, и она бросится разорять их маленькую земляничную плантацию.

— Я уже собрал всё, что созрело, — известил Мирэлл, улыбнувшись, когда та в ответ радостно пискнула. — Но, к слову, трюфельные конфеты и пирожные с заварным кремом от мадам Уэлсби я тоже раздобыл.

Элайна почти с возмущением воззрилась на него.

— Ты что, вот прямо-таки настолько идеален?

— Тебе виднее, но уверен, найдутся люди, готовые оспорить данное утверждение, — он с наигранной чопорностью поправил очки. — А сейчас хочу напомнить, что, пока мы тут разговариваем, в коробках томится кондитерское великолепие, — голос Мирэлла обрел соблазнительные нотки, когда он коснулся губами её щеки. — Надо бы поторопиться и скорее всё съесть.

— Но как же я могу пойти есть, когда ты постоянно меня целуешь? — шутливо пожаловалась Элайна.

Мирэлл, послушно прекратив осыпать поцелуями её лицо, отступил в сторону и протянул руку, помогая подняться на ноги.

— Знаете, господин Ста́рмонт, — пропела она, расправляя атласные юбки голубого платья, — если вы продолжите в таких количествах снабжать меня сладостями, я однажды перестану влезать во все свои наряды.

Заложив руки за спину, он следовал за ней в гостиную и их шаги эхом разносились по анфиладе комнат.

— Значит, будет повод обновить ваш гардероб, госпожа Стармонт, — невозмутимо отозвался Мирэлл.

— Мы разоримся! — оглянувшись на него через плечо, в наигранном ужасе известила Элайна. — Придется покупать целые шатры тканей!

— Элли, даже если ты единолично уничтожишь все кондитерские запасы в городе, то все равно останешься слишком маленькой, чтобы тебе мог понадобиться шатер, — успокоил он.

— Я вовсе не маленькая, — оскорблённо задрав нос, сказала та. — Это просто ты слишком долговязый.

Добравшись до гостиной, Мирэлл сел за круглый стол из светлого дерева и, подперев рукой голову, с улыбкой принялся наблюдать за тем, как Элайна, устремившись к кухонному гарнитуру, открывает полки, доставая чайный сервиз и хрустальные вазочки для сладостей.

— Ты расскажешь, как прошла встреча, или так и будешь загадочно молчать? — она зажгла конфорку, поставив на неё чайник.

— Пока рано судить, — Мирэлл повёл плечом, не горя желанием сильно расхваливать свою работу. — Но, думаю, мой проект им понравился.

— Конечно, понравился, — с гордостью заявила Элайна, вернувшись к столу и придвинув ближе к себе вазочку с ягодами. — Никто не подготовил бы те эскизы лучше тебя, — она забросила в рот землянику и принялась развязывать ленточки на коробке с пирожными. — Ты же гений.

Мирэлл окончательно смутился.

— Это слишком громко сказано.

Элайна бросила на него красноречивый взгляд, молча требуя прекратить себя недооценивать и признать её правоту, съела ещё пару ягод и вернулась на прилегающую к гостиной кухню.

— Если Руан начнёт слишком уж важничать, я могу поговорить с отцом, — раздался оттуда её голос.

— Нет уж, спасибо, — постно отозвался Мирэлл.

— Почему же?

— Твой отец меня ненавидит, — напомнил он. — Как и твои братья.

— Не преувеличивай, — Элайна достала банку с лавандовым чаем. — Мы уже год как женаты, а они до сих пор тебя не придушили. Это хороший знак.

— А ты умеешь подбодрить, — ехидно оценил Мирэлл.

— Обращайся, дорогой супруг, — рассмеялась она, засыпая чай в заварной чайник. — О! К слову, о навязчивых родственниках! Сегодня заходил Ре́джинальд. Все уши мне прожужжал насчет Та́уса.

— Он так и не забросил эту идею с городской стеной?

— Нет, конечно, — фыркнула Элайна, закатывая глаза. — Чем ему ещё заниматься? Единственную свою картину он давно закончил, и она цветёт себе буйным цветом без его участия, а начинать новую он не станет. Вот и выдумывает себе дела, чтобы всем доказать, какой он полезный, пока отец не вручит ему пост лорда гарнизона, — вода закипела, и Элайна, не прекращая оживлённого щебета, залила кипяток в заварной чайник. — По мне, так укрепление стены — занятие совершенно ненужное. От кого нам тут защищаться? Но когда Реджа останавливали такие мелочи? — тихо посмеивалась Элайна, вернувшись в гостиную с парой фарфоровых чашек. — Так вот он пошел к Таусу, чтобы заключить контракт на поставку материалов, а ты знаешь нашего лорда снабжения. Этот лис тут же принялся юлить, они естественно ни о чем договориться не смогли, а только в пух и прах разругались. Так что быть мне теперь дипломатическим послом доброй воли: Реджинальд ведь мириться не умеет, а укрепления ему нужны. Завтра нанесу визит вежливости Грегори, — она рассерженно цокнула языком, усевшись за стол рядом с супругом. — Честное слово, Редж вроде и не маленький мальчик, так почему мне постоянно кажется, что я хожу за ним по разгромленному дому и собираю разбросанные игрушки? Ты, кстати, идёшь со мной.

Мирэлл моргнул, обращая к ней недоумевающий взгляд.

— Зачем?

— Затем, что ты мой муж.

— Реджинальд твой брат, вот и разбирайся с ним сама.

— Я потратила на тебя лучшие годы своей жизни! — прижав руку к груди, с наигранной патетикой выдохнула Элайна. — И вот как ты себя ведёшь?

— Мы женаты всего год, — стараясь не рассмеяться, напомнил Мирэлл.

— Ах, всё это такие неважные мелочи, — та замахала на него руками. — Не мешай мне праведно гневаться.

Он всё-таки рассмеялся, и Элайна возмущенно взъерошила его каштановые волосы, попутно чуть не сбив с его носа овальные очки в тонкой оправе.

— Молчу-молчу! — обхватив жену за талию, он пересадил её со стула себе на колени, и та тут же растаяла, быстро поцеловав супруга в губы, после чего легко вывернулась из объятий и отправилась за чайником.

— Кстати, ты бывал в Тэрре после окончания университета? — вернувшись, спросила Элайна.

— Нет, — поправляя манжеты белой рубашки, отозвался Мирэлл. — Я тогда был слишком занят, охмуряя губернаторскую дочку.

Разливая чай по чашкам, Элайна послала ему язвительную улыбку.

— Ну конечно, и как я только могла забыть, плутоватый ты лоботряс.

— Но ведь в итоге я преуспел, — напомнил он с важным видом.

— Что-то не припомню я особых успехов, — поддела собеседница, придвинув к нему чашку. — Если не ошибаюсь, ты бо́льшую часть времени околачивался под окнами этой губернаторской дочки, краснел и сконфуженно заикался, пока та наконец не смилостивилась, разрешив пригласить себя на свидание.

— По-моему, её всё устраивало, — Мирэлл закинул в рот конфету.

— Её и сейчас всё устраивает, — насмешливый взгляд Элайны смягчился и потеплел. — Полюбила ведь она тебя в итоге.

— Как это мне так повезло?

— Ну, ты был довольно милый, — подперев ладонью подбородок, призналась Элайна, придирчиво перебирая ягоды земляники в вазочке.

— Хм…

— И забавный.

— Ну спасибо…

— С такой очаровательной улыбкой…

— Да-да…

— И она никого умнее и обаятельнее за всю жизнь не встречала, — добавила Элайна.

— Продолжай, пожалуйста.

— Нет уж, — иронично изогнув светлую бровь, решила та и, выбрав ягоду побольше, отправила себе в рот. — Иначе ты лопнешь от самодовольства, и что я тогда буду с тобой делать?

— А с чего ты вдруг заговорила про Тэрру? — вспомнив, с чего начался разговор, полюбопытствовал Мирэлл.

— Просто пришла в голову одна идея, — задумчиво водя пальцем по ободку чашки, протянула Элайна. — Но она довольно, хм, дерзкая…

— Поделишься?

— Поделюсь. Но только после праздника.

— До него ещё почти месяц.

— А ты куда-то торопишься?

Мирэлл со вздохом покачал головой, прекрасно зная, что если уж его деятельной супруге пришел в голову очередной проект (а судя по её горящему взгляду, так и было), то ему остается только смиренно ждать, пока она всё как следует продумает и посвятит его во все подробности.

Умиротворённую тишину, воцарившуюся ненадолго в гостиной, нарушила трель дверного звонка. Супруги переглянулись.

— Мы кого-то ждём? — озадаченно спросил Стармонт.

— Нет, — Элайна фыркнула. — Но я догадываюсь, кто мог явиться по горячим следам после Реджинальда, — она поднялась из-за стола, сердитым жестом стряхивая с рукава платья невидимую пылинку. — Честное слово, у нас что, сегодня день семьи?

Продолжая ворчать, Элайна скрылась за дверью. В коридоре послышались приглушённые голоса, а за ними приближающиеся шаги, пока порог гостиной не перешагнул изысканно одетый юноша, окидывая помещение брезгливым взглядом.

— Ты же говорила, что вы недавно закончили ремонт, — бросил он через плечо, полностью игнорируя сидящего за столом Мирэлла. — И это ты называешь «дом в приличном состоянии», Элли?

Элайна вошла в гостиную следом за ним.

— Ну вот ты осмотрелся, Ма́ртин, и сделал экспертное заключение. Молодец, — она скрестила руки на груди. — Надеюсь, тебя не затруднит теперь найти выход.

— Как грубо! — обиженно надувшись, гость откинул со лба вьющуюся прядь медово-золотых волос.

— Грубо — это не здороваться с хозяином дома, — категорично известила Элайна.

Глаза Мартина, такие же пронзительно голубые, как и у неё, обратились к Мирэллу, и на губах расцвела очаровательная улыбка, за которой таилось плохо скрываемое высокомерие.

— Привет, Стармонт, — едко бросил он.

— Добрый день, Мартин, — невозмутимо отозвался тот, игнорируя заносчивые манеры гостя. — Что тебя к нам привело?

— Хотел взглянуть, в каких условиях ты вынуждаешь жить мою сестру, — надменно фыркнул тот и с повышенным интересом воззрился на угощения. — Это пирожные от мадам Уэлсби? — в улыбке и голосе засквозило откровенное злорадство. — И откуда только у вас средства на такую роскошь?

— Скажи честно, Мартин, ты где-то протоколируешь «мудрые» изречения отца, чтобы потом декламировать при любом удобном случае? — с любезной улыбкой осведомилась Элайна. — Или это цитата авторства Реджа? Прости, я иногда путаюсь, вы трое такие «оригинальные».

— Мы за тебя беспокоимся, между прочим! — оскорблённо напомнил Мартин.

— Не стоит.

— Элли!..

— Мартин, — она вздохнула, — если ты заявился оскорблять моего мужа, то можешь уходить.

Повисла негостеприимная тишина. Мирэлл раскрыл тетрадь с заметками по своим чертежам и углубился в расчеты, а Элайна молча попивала чай, прожигая брата уничижительным взглядом. Под натиском подавляющего равнодушия хозяев спесивая гордость Мартина медленно сменялась растерянной беспомощностью.

— Мне что, в этом доме даже чашку чая не предложат? — переминаясь с ноги на ногу, несчастным голосом поинтересовался тот.

— Кухня там, — Элайна неопределённо махнула рукой, — чувствуй себя как дома, дорогой.

Потеряв к нему интерес, она уткнулась взглядом в записи мужа, пока сбитый с толку и сконфуженный юноша уныло побрёл в сторону кухни и тихо загремел дверцами ящиков в поисках чашки. Мирэлл мысленно улыбнулся — из всех членов семейства Э́мберхилл с Мартином всегда было проще всего совладать. Невзирая на юношескую заносчивость, за всеми напускными колючками можно было разглядеть мягкий характер. Многие горожане в шутку называли его Янтарным Стрижом. Как нельзя было не заметить эту стремительную и яркую птицу, которая с беспечным криком проносится над головой, так нельзя было не заметить шумного и общительного сына губернатора. Прозвище, полученное им ещё в детстве, попало на благодатную почву и с лёгкой руки его старших брата и сестры быстро распространилось среди жителей Амриса. Как стрижи, которые летали высоко в небе и никогда не опускались на землю, Мартин создавал впечатление витающего в облаках мечтателя, далекого от прозаичной действительности и приземлённых взглядов. Но по сути своей мальчишка был добродушным, хоть и бестолковым. Любые его упрямые капризы сходили на «нет» под сокрушительным натиском старшей сестры.

Чего нельзя было сказать о Реджинальде и Го́риане Эмберхиллах.

Как бы печально это ни звучало, многие из окружения Элайны не могли взять в толк, почему она предпочла Мирэлла более подходящей для себя партии. В конце концов дочери губернатора следовало выйти за какого-нибудь лорда с громкой фамилией и необъятным состоянием, так с чего она вдруг выбрала в мужья безродного сироту? Даже Мирэлл порой задавался этим вопросом.

Само их знакомство было чистейшей случайностью. Стармонт рос в городском приюте и помыслить не мог, что однажды судьба сведет его с дочерью губернатора. Каждый год в приютской школе, где он учился, проходил конкурс, по результатам которого победитель получал грант на бесплатное обучение в губернаторской академии — лучшем учебном заведении города. Мирэллу тогда было всего девять, но он понимал, что, окажись он в академии, перед ним откроются самые потрясающие перспективы, о которых обычный сирота мог только мечтать. Оставалось выиграть, и Мирэллу повезло обладать незаурядным интеллектом и талантом, которые стали для него спасением от серых стен приюта, позволив сделать первый шаг на пути к многообещающему будущему.

В Академии, конечно, всем было известно о его происхождении, и Мирэллу пришлось столкнуться с презрением и насмешками детей из богатых и благополучных семей. Быть может, этот «счастливый билет» однажды превратился бы для Стармонта в проклятье, если бы ему не повстречалась Элайна.

Они учились в одном классе, и она нашла его достаточно интересным, чтобы завязать разговор и назвать своим другом. Уяснивший к тому моменту, что дети из высших сословий не отличаются особым дружелюбием, а жестокостью в чем-то превосходят даже сирот, Мирэлл по началу относился с недоверием к излишне дружелюбной девочке, которая ни с того ни с сего решила, что отныне и впредь они будут сидеть за одной партой. Но чем больше времени он проводил в её обществе, тем больше убеждался, что её симпатия искренняя. Семейство Эмберхилл к дружбе Элайны с сиротой относилось с равнодушной снисходительностью, понимая, что рано или поздно обучение в академии подойдет к концу и их дороги разойдутся. Но уже в четырнадцать лет Мирэлл твердо решил, что последует за Элайной куда угодно и, выпустившись из академии, без особых трудов сдал экзамены на специальность инженера-архитектора, поступив с ней в один университет, что привело дочь губернатора в восторг, а всю её семью в тихий ужас.

Окружающие начинали понимать, к чему всё идёт, и это мало кого радовало. Отец Элайны, лорд Гориан Эмберхилл готов был пойти на что угодно, лишь бы Мирэлл отстал от его дочери, даже предлагал дать ему рекомендации, благодаря которым тот смог бы получить практически любую должность после окончания университета. Мирэлл с исключительной вежливостью поблагодарил губернатора, а через полтора года сделал предложение его дочери.

Гориан был в ярости.

За закрытыми дверями состоялся не самый приятный разговор с Элайной, в результате которого губернатор Эмберхилл отказался присутствовать на свадьбе единственной дочери, а длинный список гостей резко сократился до пары близких друзей и братьев невесты, которые, несмотря на презрительное отношение к Мирэллу, все же соизволили явиться. Размолвку с отцом Элайна приняла со спокойным смирением, лишь сдержанно отметив, что, будь её мать жива, она ни за что не позволила бы Гориану такого самодурства. Но увы, за три года до того, как зазвучали первые разговоры о свадьбе, госпожа Эмберхилл трагично погибла, и некому было усмирить суровый губернаторский нрав, который после смерти супруги стал только хуже.

После свадьбы Элайна и Мирэлл поселились в небольшом домике на окраине города, поддерживая относительно сносные отношения с Реджинальдом и Мартином, но стараясь по возможности не пересекаться с Горианом. Элайна вскоре помирилась с отцом, даже изредка его навещала, но тёплыми эти отношения назвать было нельзя. Гориан ненавидел Мирэлла всей душой, считая, что он рушит жизнь его дочери, и всё же, скрипя зубами, регулярно отправлял им приглашения на приёмы и праздники, пользуясь возможностью увидеть дочь и попутно натравить на её муженька-оборванца всех своих друзей. Пока им даже удавалось ни с кем не подраться, хотя Элайна и была пару раз близка к тому, чтобы опрокинуть на голову некоторых особо заносчивых «доброжелателей» тарелку с супом.

Скрипнул, отодвигаясь, стул, и напротив супругов за стол уселся Мартин, уткнувшись в чашку обиженным взглядом. Некоторое время мальчишка молча уничтожал сладости, пока наконец не выдержал.

— Так что? «Ты теперь планируешь работать?» — спросил он сестру. — Вы так с голоду помрете скоро. Ты же привыкла жить в достатке!

Элайна обратила на него колючий взгляд.

— Если ты вдруг забыл, я квалифицированная художница, а Мирэлл превосходный архитектор, — сухо известила она. — На первое время нам вполне хватит жалования за работы над картинами и денег с проектов Мирэлла.

— А потом?

— А потом мы состаримся, будем жить на достойную пенсию художников и умрем в один день, — Элайна запальчиво изогнула бровь. — Только не пойму, как это тебя касается, Мартин?

— Ты моя сестра!

— Спасибо, что напомнил, а то я забыла на секунду, — она со вздохом помассировала пальцами виски. — Расскажи лучше, как твоё обучение. Остались ещё профессора, которых ты не довел до белого каления?

Эмберхилл возмущенно крякнул и, напрочь позабыв свои чопорные манеры, пустился в подробный рассказ о лекциях, эмоционально размахивая руками и тараторя без остановки.

Мирэлл почувствовал, как его коснулась прохладная рука и, встретившись взглядом с женой, едва заметно улыбнулся, переплетая их пальцы и давая понять, что упрёки и поведение Мартина его ничуть не задели. Ещё в бытность учеником академии он научился игнорировать завуалированные и не очень оскорбления, не вступая в бессмысленные споры. Отношение высших сословий мало его задевало. Они могли говорить и думать, что угодно. Пусть у него не было знатных родственников и титула, он все же не считал себя хуже напыщенной знати и вполне мог гордиться, что к двадцати трём годам добился перспективной должности и хорошей репутации у горожан. Всё, что по-настоящему беспокоило и тревожило Мирэлла, это Элайна. И если с ним она счастлива, несмотря на происхождение и скромный доход — этого было достаточно.

Глава 4. Незваный гость

Феликс заботливо потрудился вписать Габриэллу в списки пострадавших, поэтому на следующие три дня её полностью освободили от работы. Исключая подготовку отчёта, заняться особенно было нечем. Потратив утро на бесцельные блуждания по крошечной квартире, совершив набег на кухню и опустошив несколько пакетов с овсяным печеньем, Габриэлла взяла ноутбук и забралась с ногами на кровать, собираясь набросать план отчёта для Бронт. О своём обещании заглянуть к начальнице она деликатно «забыла», решив, что ничего криминального не произойдет, если условленное «завтра» случится через пару дней.

Деловито закрутив в пучок непослушные каштановые волосы и закрепив причёску карандашом, Габриэлла открыла новый текстовый файл. Торжественно указав дату, время и место происшествия, она довольно быстро обрисовала подробности своего дежурства вплоть до злополучной остановки поезда в тоннеле и задумалась, не зная, как правильнее описать последовавшие за этим события.

— В вагон ворвался… кто? — пробормотала она себе под нос. — Точно не тень, но и не животное… тогда…

— Искажённая сущность? — подсказали где-то поблизости.

— Да, подойдёт, пожалуй, спасибо…

Габриэлла моргнула и повернула голову, обращая удивлённый взгляд на источник голоса — в единственном кресле преспокойно восседал её вчерашний неизменно улыбчивый знакомый, пристально взирая на неё рубиновыми глазами.

— Кхм, — «красноречиво» прокомментировала Габриэлла.

Следовало бы возмущённо или испуганно вскричать что-нибудь вроде «как вы сюда попали?!», или «что вы здесь делаете?!», или даже «убирайтесь вон!», но вместо этого она отчего-то улыбнулась.

— Добрый день.

Выстукивая по деревянным подлокотникам рваный ритм стальными когтями на перчатках, демон смерил её долгим взглядом.

— Я вдруг подумал, что забыл вчера представиться, — сообщил он с таким видом, словно врываться в чужой дом лишь для того, чтобы сообщить своё имя — совершенно нормально.

Габриэлла подняла брови в вежливом ожидании.

— А́листер.

— Алистер, — повторила она едва слышно. — Необычное имя.

— Означает «Приносящий Смерть», — любезно уточнил тот.

— Вам подходит, мне кажется, — не зная, что ещё на это сказать, похвалила Габриэлла.

— «Тебе», — поправил тот. — К чему эти лицемерные формальности?

— Ты, кажется, только что сообщил, что приносишь смерть, — шутливо напомнила Бертран, легко переходя на «ты». — Могу ошибаться, но «лицемерные формальности» с подобной личностью лишними не будут.

— Для тебя, ангел мой, я сделаю исключение, — прижав руку к груди, сердечно пообещал он.

— Я Габриэлла, — представилась наблюдательница, надеясь, что это избавит её от дальнейших фривольных прозвищ.

— Габриэлла, — протянул тот, на миг задумавшись. — Габби. Мне, пожалуй, нравится.

«Пожалуй?»

Вот вам и попытка избавиться от глупых прозвищ. Она только покачала головой, понимая, что спорить бесполезно — он всё равно будет звать её так, как сам сочтет нужным. В комнате ненадолго установилась вполне мирная тишина. Алистер сидел так неподвижно, словно был высечен из мрамора и, кажется, никуда не торопился. До чего же странный гость явился в её дом…

И вот что ей теперь с ним делать? Теперь, при свете дня, Габриэлла могла рассмотреть его во всём демоническом великолепии. Признаться, на первый взгляд облик его порождал смешанные эмоции, пугая и завораживая одновременно. Алистер, несомненно, обладал притягательной внешностью. Но резкие черты мертвенно-бледного лица в сочетании с кроваво-алыми глазами, которые будто светились изнутри, и жёстким изломом широкой хищной улыбки, обнажающей ряд острых клыков, вызывали тревожное чувство угрозы.

Как и днём ранее, демон был одет в приталенный сюртук брусничного цвета, чёрную рубашку с кружевными манжетами, выглядывающими из-под рукавов сюртука, и брюки из плотной черной ткани, заправленные в высокие сапоги с тускло поблескивающими на свету металлическими набойками на подошвах и каблуках.

Весь его вид казался каким-то… небрежным. Неровные пряди чёрных волос, почти доходящие до плеч, пребывали в некоем творческом беспорядке, сюртук, хоть и пошитый из хорошей ткани и сидящий точно по фигуре, смотрелся так, будто несколько десятилетий пылился в старом сундуке, а обувь выглядела потёртой и изношенной.

Блуждающий взгляд Габриэллы вернулся к лицу демона, и она заинтересованно склонила голову к плечу.

— Как ты здесь очутился?

— Проходил мимо.

— О, надо же, — шутливо отозвалась Габриэлла. — Знаешь ли, ты довольно часто «проходишь мимо». Это преследование?

Его глаза иронично вспыхнули, а улыбка сделалась совсем уж плутовской.

— Вполне возможно.

— Ну что ж, добро пожаловать в мою скучную жизнь, господин преследующий меня демон, — отложив ноутбук, Бертран развернулась к нему всем корпусом, подперев ладонью подбородок. — Чаю? Кофе? Свежей крови?

— Крови, пожалуйста.

— Какая жалость. Именно её у меня нет, — она вздохнула с наигранным разочарованием.

— Кофе тоже сойдёт, — решил тот и, не дожидаясь приглашения, поднялся с кресла, отправившись на кухню, где принялся без спроса открывать шкафы и греметь посудой.

Габриэлла, молча удивляясь такой наглости, с кривой улыбкой наблюдала за ним. Признаться, Алистер со своими чопорными манерами, да ещё и в этом старомодном облачении, смотрелся довольно чудно́ на её крохотной кухоньке.

— Почему мне кажется, что я раньше где-то тебя видела? — спросила она.

Глянув через плечо, тот послал ей задумчивую улыбку.

— Родственные души?

— Это вряд ли.

— Отчего же?

— Разве у демонов есть души?

— А разве нет?

— Ты даже для демона ведешь себя странно, — качая головой, прокомментировала Габриэлла. — Зачем ты пришел?

— Мне уйти? — тут же осведомился Алистер, возвращаясь в комнату с чашкой.

— Не знаю, — честно ответила та. — Мне нужно тебя опасаться?

— Милая, если бы я хотел навредить тебе, я бы уже сделал это.

Из-за постоянной улыбки его слова не отличались особой откровенностью и казались снисходительной насмешкой, но именно это признание прозвучало до неприятного угрожающе. Возможно, что-то выдало её дискомфорт, потому что Алистер, оставив чашку на журнальном столике, подошел ближе и, остановившись напротив Габриэллы, наклонился так низко, что их лица оказались на одном уровне.

— Не переживай сильно, Габби, я не причиню тебе вреда.

— Тогда можешь остаться, — помедлив, решила Бертран, гадая, сколько на самом деле искренности в последнем замечании… не так уж и много, если судить по кривой усмешке и равнодушным глазам.

— Отлично, — он выпрямился и, развернувшись на каблуках, вернулся в кресло. — Впрочем, я бы всё равно не ушел.

— Я почему-то догадалась, — хмыкнула Габриэлла. — Хотя не совсем понимаю, какие цели ты преследуешь.

— Ты сказала, что твоя жизнь скучна, — напомнил он.

— Да. И?

— Я сделаю её интересной.

Бертран в молчаливом недоумении уставилась на него.

— Каким образом?

— Каким пожелаешь, — немедленно отозвался демон, постукивая стальными когтями по чашке.

Ответ наблюдательницы прервала трель звонка, и оба собеседника воззрились на входную дверь с таким изумлением, словно та вдруг заговорила на древнем языке. Спустя несколько мгновений полного замешательства Габриэлла все-таки вспомнила, что она тут хозяйка и следует открыть, прежде чем её посетитель, которым почти наверняка являлся Феликс, решит, что нужно вломиться без приглашения. Она бросила взгляд в сторону Алистера, не зная, как объяснить напарнику наличие в квартире демона, но ничего объяснять и не требовалось — в комнате уже никого не было. Габриэлла тихо вздохнула. Если бы не стойкий запах кофе и чашка на журнальном столике, она бы начала думать, что сходит с ума и Алистер ей просто привиделся.

За дверью действительно оказался неизменно угрюмый Феликс с кипой бумаг под мышкой.

— Мне казалось, ты должна была явиться к Жаклин сегодня утром, — протискиваясь мимо неё в квартиру, сказал он.

— Я решила сначала закончить отчёт, — закрыв дверь, Габриэлла обернулась к напарнику. — Удалось что-то разузнать о вчерашнем звере?

Сдвинув в сторону чашку, Феликс свалил на журнальный столик всю свою гору бумаг.

— Именно поэтому я и пришёл, — сказал он, усевшись в кресло. — Мы получили данные из лаборатории.

— И? — Габриэлла склонилась над документами, скользя взглядом по мелкому тексту.

— Это не зверь, а человек.

— Человек? — она вскинула на собеседника потрясенный взгляд. — Но как человек мог превратиться в такое?

— Отличный вопрос, — безрадостно хмыкнул Феликс. — Похоже, это был одержимый.

— Но одержимые не превращаются в чудовищ. Не физически, по крайней мере, — Габриэлла нахмурилась. — И я так неожиданно ощутила его присутствие, будто он вообще из воздуха появился.

— Данное обстоятельство меня настораживает больше всего, — Феликс удручённо потирал подбородок. — Это уже не потусторонняя сущность, которая может навредить, только если мы переходим в промежуточное измерение, а вполне материальная тварь, способная неожиданно напасть в любой момент, и мы даже предпринять ничего не успеем.

— Но как тень способна полностью переместиться, трансформировав и сознание, и тело? Это же невозможно.

— Выходит, что возможно.

— И что нам делать, если появятся ещё такие монстры? — кусая губы, Габриэлла прошлась из угла в угол. — Великие боги… а заражённый… он ведь, должно быть, не до конца потерял себя и всё чувствовал! Поэтому он и показался таким… диким. Бедняга, должно быть, совершенно обезумел от страха и боли.

В памяти вспыхнуло мгновение, когда каблук Алистера с лёгкостью сломал шею существа, и Габриэлла болезненно поморщилась.

— Мы ведь могли его спасти…

— Я не уверен.

Она остановилась посреди комнаты, требовательно глядя на собеседника.

— Почему?

— Слишком сильная трансформация, — пояснил тот. — Даже если бы удалось как-то обратить вспять физические изменения, то на выходе получили бы человека с абсолютно растерзанным сознанием. Смерть для него была самым милосердным итогом, — Феликс помолчал, мрачно листая документы. — Только вот кто же там был такой милосердный?

«Ты даже представить себе не можешь», — мысленно прокомментировала Габриэлла, но благоразумно промолчала, вернувшись к своей кровати, где оставила ноутбук.

— Что ж, раз ты здесь, то помоги закончить отчёт.

— С чего бы вдруг? — тут же вскинулся Феликс.

— Ты ведь уже прочитал заключение учёных, — Бертран жалобно округлила глаза. — Расскажи вкратце, что включать в итоговый рапорт.

— У меня, между прочим, ещё дела есть…

— Ну пожалуйста, Феликс! Ты взгляни на эту башню! — она махнула руками в сторону документов, которые он принёс. — Я так до следующего года застряну!

Напарник испустил тяжёлый вздох и перетащил кресло ближе к кровати, где Габриэлла уже запускала успевший отключиться ноутбук и раскладывала на покрывале бумаги с заключением медиков.

— Будешь должна мне обед, — безапелляционно заявил он.

Бертран искоса глянула него и лукаво сощурилась.

— Не боишься отравиться?

— Обед, который приготовишь не ты, — тут же уточнил Эмери, памятуя о кулинарных «талантах» напарницы.

— Значит, поедем в моё любимое кафе! — с энтузиазмом хлопнула в ладони та. — У них просто безумная выпечка!

— Напомни ещё раз, почему я тебя терплю?

— Потому что ты любишь меня и очень ценишь, — жизнерадостно отрапортовала Габриэлла. — Диктуй, что писать.

Глава 5. О красоте под звёздным небом

Они засиделись над отчётом до позднего вечера, и к тому моменту, когда Габриэлла дописала последнее слово, перед глазами у неё уже плясали красные точки, а голова шла кругом. Феликс, явно жалея о том, что вообще согласился ей помогать, практически сбежал восвояси. Заперев за ним дверь, Габриэлла на миг прижалась к ней лбом и медленно выдохнула, закрыв глаза. День был безнадёжно потерян, но теперь по крайней мере не нужно беспокоиться об отчёте. Простояв без движения ещё пару минут, она собралась с силами, отогнала навязчивое желание лечь спать прямо на коврике под дверью и обернулась.

В облюбованном ранее кресле, листая её блокнот, сидел Алистер. Стоило Габриэлле его заметить, как демон поднял взгляд, растягивая губы в широкой улыбке.

— Неплохо рисуешь, — он помахал в воздухе тетрадью. — Но все люди похожи друг на друга.

Габриэлла помедлила на пороге комнаты, слишком утомлённая, чтобы удивляться его способности появляться и исчезать в мгновение ока. Больше всего на свете ей хотелось прогнать навязчивое создание прочь и забыть о его существовании как минимум до следующего утра.

А лучше навсегда.

Всё в ней кричало, что это опасно и связываться с демоном — плохая идея. Но какая-то её крошечная, но поразительно настойчивая часть продолжала упрямо верить, что ничего дурного это знакомство не принесёт. Возможно, даже наоборот.

Окончательно запутавшись в собственных суждениях, Габриэлла прошла мимо него на кухню, задаваясь вопросом, когда тот умудрился незаметно утащить её блокнот.

— Это один и тот же человек, — наконец, известила она.

Алистер за её спиной снова с шорохом пролистал тетрадь.

— Все портреты отличаются друг от друга.

— Ты вроде сказал, что они одинаковые, — поставив на плиту чайник, бросила через плечо Габриэлла.

— Я сказал, что они похожи, — насмешливо поправил он. — Но не сказал бы, что на рисунках один и тот же человек.

— Я не знаю точно, как правильно его нарисовать, — в шкафу нашлись леденцы и последняя упаковка с печеньями, Габриэлла высыпала всё это в глубокую вазочку и поставила на стол.

— Кто он? — тем временем поинтересовался Алистер. — Твой знакомый?

— Нет.

— Возлюбленный?

Габриэлла против воли усмехнулась.

— Нет.

— Кто же тогда?

— Не знаю, — она забросила в рот леденец, облокотившись о столешницу. — Я его просто придумала.

За спиной воцарилась тишина. Решив, что демон снова ушёл, Габриэлла обернулась и разочарованно вздохнула — Алистер всё ещё сидел в кресле и неотрывно наблюдал за ней, продолжая улыбаться.

— Ты знал о том, что вчерашнее существо в тоннеле было человеком?

— Вполне возможно.

— И не сказал мне? — она хотела, чтобы это прозвучало с упрёком, но вышло скорее обиженно. Алистер пожал плечами.

— Ты не спрашивала.

— Как могло появиться подобное существо? — вновь прислонившись бедром к кухонной стойке, пробормотала она.

— Как вообще что-либо появляется? — разводя руками, задал встречный вопрос демон и сам же на него ответил: — Вопреки здравому смыслу и логике.

— Это не ответ.

— Тогда задай верный вопрос, — загадочно улыбаясь, предложил Алистер.

Габриэлла непонимающе покосилась на собеседника, но тому разговор уже наскучил, и демон, не дождавшись, пока она что-нибудь скажет, сменил тему:

— Тебе нравится твоя работа?

— Что?

— Ты тратишь на неё непомерно много времени, — развил мысль Алистер. — Тебе нравится это?

— Не знаю, — честно ответила она. — Я никогда об этом не думала.

Он склонил голову к плечу.

— Почему?

— Просто не думала, — помешивая в чашке чай, Габриэлла села за стол в пол-оборота к Алистеру.

— Мне не нравится твоя работа.

— Вот как? — она улыбнулась. — Отчего же?

— Слишком однообразно.

— Разве?

Алистер не ответил. Бросив тетрадь поверх стопки с отчётами из лаборатории, он поднялся на ноги и подошел к окну, глядя на серый сумрак вечернего города.

— Много ли ты путешествовала? — очередной его вопрос снова прозвучал совершенно невпопад.

— Вообще не путешествовала.

— Бывала в других городах?

— Нет.

— Ну разве не тоскливо?

— Понятия не имею…

— Каков смысл твоей жизни?

— Истреблять теней… это допрос?

— Вполне возможно.

Он резко развернулся вокруг своей оси и снова замер, заложив руки за спину, Габриэлле пришло в голову, что никогда раньше она не видела, чтобы хоть одно живое существо двигалось так стремительно и плавно одновременно. В нём и правда было мало от человека.

— Идём со мной, — вдруг заявил Алистер.

Бертран моргнула.

— Куда?

— Тебе непременно нужно кое-что увидеть.

— Прямо сейчас? — она растерянно воззрилась на собеседника, надеясь, что тот не всерьез собрался тащить её куда-то посреди ночи.

— Когда же ещё? — не оправдав её ожиданий, отозвался демон.

Помедлив мгновение и убедившись, что тот и правда не шутит, Габриэлла откинулась на спинку стула, слегка нахмурившись.

— Не сегодня.

— Конечно именно сегодня! — в два шага преодолев разделяющее их расстояние, Алистер протянул к ней руку. — Идём.

Бертран с сомнением уставилась на стальные когти его перчаток. Они выглядели довольно острыми, и прикасаться к ним не было никакого желания. Помедлив, она перевела вопрошающий взгляд на его лицо.

— Знаешь, когда малознакомый демон, маниакально улыбаясь, предлагает куда-то с ним отправиться, это вызывает некоторые опасения, — иронично призналась она.

— Очень верное наблюдение, — согласился Алистер. — Идём.

Похоже, себя к категории маниакальных и подозрительных он причислять не пожелал.

«Вот уж немыслимый наглец, — надменно хмыкнул внутренний голос. — Можно подумать, ему тут кто-то доверяет, чтобы бездумно принять это сомнительное предложение».

Габриэлла, поколебавшись, осторожно вложила пальцы в его ладонь, заглушая возмущённые вопли подсознания. Рука в чёрной перчатке сжалась, и кожи коснулся ледяной металл когтей, не причиняя, впрочем, никакого дискомфорта. Потянув Габриэллу на себя, Алистер вынудил её подняться на ноги.

— А теперь, — с довольной улыбкой сказал он, когда они застыли напротив друг друга, — закрой глаза и не открывай, пока я не позволю.

Совершенно не понимая, откуда в ней взялось не поддающееся никакому здравому смыслу доверие, она изогнула бровь в ироничном сомнении, но всё же подчинилась, опуская веки. В ту же секунду душный воздух квартиры вдруг сменился свежим порывом холодного ветра, разметавшего по плечам её каштановые волосы.

— Уже можно посмотреть? — с волнением и любопытством спросила Габриэлла, пытаясь на слух определить, где находится.

— Нет.

Они определённо были на улице, судя по морозному ветру, пробирающемуся под одежду, но где именно? Он поднял её на крышу многоэтажки? Пальцы Алистера выпустили её ладонь, скользнув выше к запястью и плечу, затем послышался негромкий скрип снега под его ногами, когда демон отступил в сторону, обходя Габриэллу по кругу, чтобы встать у неё за спиной. Через мгновение она почувствовала, как на плечи легли его руки.

— Подними голову, — прошептал он, так близко склонившись к её уху, что едва не касался губами кожи. Дождавшись, когда она это сделает, он удовлетворенно произнёс: — Теперь смотри.

Габриэлла тут же послушалась, и стоило ей распахнуть глаза, как дыхание перехватило — над головой раскинулся чёрный купол ночного неба, усыпанный бесчисленным множеством звёзд, по которому серебряной лентой пролегал Млечный Путь. Небеса были так близко, что, казалось, можно протянуть руку и коснуться кончиками пальцев иссиня-чёрного бархата над головой. Никогда прежде Габриэлла не видела столь чистого неба — город почти всегда был затянут пеленой облаков, закрывающих звезды, но здесь оно было бездонным, сияющим и бесконечно восхитительным.

Где же они?

Взгляд Габриэллы переместился ниже, и только тогда она поняла, что стоит на широком каменном выступе, а вокруг, куда ни посмотри, тянутся снежные вершины гор, над которыми изумрудными всполохами танцует северное сияние. Ветер поднимал с вершин мерцающие снежные облака, которые тут же опадали в ночной сумрак спящего у подножья гор мира.

Габриэлла сделала глубокий вдох, всем телом ощущая кристально чистый горный воздух. Душу захлестнула волна чувств, названия которым она не знала, словно какая-то часть её души, давно потерянная и забытая, почти чужая и совсем незнакомая, пробуждалась от долгого сна, подобно птице, впервые за тысячу лет, расправляющей крылья.

— Где… где мы?

— Тебе нравится? — раздался негромкий голос Алистера, по-прежнему мягко сжимающего её плечи.

Она торопливо кивнула, облизав пересохшие губы.

— Здесь… потрясающе красиво.

Странно, но ей совсем не было холодно, словно кто-то набросил на плечи меховое пальто.

— Красиво?

Габриэлла чуть повернула голову в сторону собеседника, услышав в его голосе необъяснимое сомнение. Алистер безразлично взирал на небо. Почувствовав на себе её взгляд, он посмотрел на свою спутницу и впервые в его улыбке и глазах отразилось что-то настоящее… похожее на тоску.

— Мне непонятны чувства, которые ты испытываешь, — объяснил он. — Красота мира ничего не значит для меня.

— Неужели всё это ничуть тебе не нравится?

— Всё это, — его усмешка вновь приобрела холодную жесткость, — лишь огни в небе и громоздкие каменные глыбы. Они не радуют и не восхищают меня.

— Совсем? — растерялась она.

— Моя жизнь, видишь ли, тоже весьма скучна.

— Почему?

— В ней нет красок. Уже множество лет мне невообразимо скучно созерцать серое однообразие собственного существования.

— Это печалит тебя?

— Нет, — спокойно ответил он, глядя на неё так, будто видел в её лице что-то, известное лишь ему одному.

Габриэлла вдруг очень отчётливо ощутила, как близко он стоит. Его руки, лежащие на её плечах, едва не обжигали прикосновениями, а пристальный взгляд рождал в сознании мысли, названия которым не находилось. Габриэлла отвернулась, обводя взглядом горные вершины.

— Я никогда не видела ничего подобного, — тихо произнесла она, и над ухом тут же прозвучал негромкий смешок, словно её признание показалось ему забавным. — Почему я прежде не думала о том, что в мире есть настолько прекрасные места? Почему не хотела их увидеть?

— Быть может, ты спала?

— Мне кажется, что я и сейчас сплю.

— Тогда проснись, — с необъяснимой настойчивостью предложил Алистер. — Проснись — и всё, что сейчас кажется неизвестным и недостижимым, будет принадлежать тебе.

— Ни один человек не может владеть целым миром.

— Скажи лишь слово, и я подарю тебе его в хрустальном шаре.

Габриэлла рассмеялась.

— Ты самый странный из всех, кого я встречала.

— Мне нравится быть уникальным.

— Я заметила, — глядя в ночное небо, Габриэлла даже не заметила, как подавшись назад, прислонилась к его груди, положив голову ему на плечо. — И всё же я совершенно не понимаю, чем привлекла твоё внимание.

— Есть те, кто преклоняется перед богами, те, кто богами себя мнят, и те, кто молчат о том, что они боги, — ответил Алистер, только запутав её ещё больше. — В их безмолвии скрыта мудрость, непостижимая для невежественного сознания.

— Этим ты хочешь намекнуть, что я слишком глупа? — весело уточнила Габриэлла. — Или что ты бог?

— Я не бог, — равнодушно откликнулся Алистер. — Всего лишь… демон.

— Который предложил мне целый мир в хрустальном шаре.

Пальцы на её плечах едва заметно вздрогнули, но Алистер так ничего и не ответил, а секундой позже Габриэлла в полном одиночестве стояла посреди своей квартиры. Горы и звёздное небо исчезли, словно мираж, и лишь в спутанных волосах всё ещё не растаяли снежинки, а тонкий свитер по-прежнему хранил запах стылого ветра.

Не в силах унять бешено колотящееся в груди сердце, Габриэлла сделала шаг к кровати, чтобы присесть, и остановилась. Её губ коснулась растроганная улыбка — на покрывале переливался, мерцая в свете лампы, прозрачный стеклянный шар, в котором можно было разглядеть удивительно реалистичный макет заснеженных горных вершин, окружённых плавно опадающими серебристыми снежинками.

Глава 6. Подарки к летнему солнцестоянию

На всей территории Пяти Провинций день летнего солнцестояния считался вторым по значимости праздником и отмечался с особым размахом. По такому случаю весь высший свет Амриса, столицы Центральной Провинции, собирался в особняке губернатора. День напролёт в доме звучала музыка, слышался смех и беспечная болтовня гостей, звон бокалов и поздравления. Столы ломились от изысканных угощений, слуги суетились, спеша угодить важным господам, дамы блистали изящными нарядами, а их гордые спутники — сияющими улыбками.

Мирэлл мысленно считал секунды до момента окончания торжества. Он бы с радостью отметил праздник на городской ярмарке, где было шумно, весело и можно было не беспокоиться о собственном статусе, светских манерах и прочей чепухе, но был накрепко прикован к супруге, которая не могла не явиться на приём отца. Элайна, в отличие от мужа, среди высокопоставленных гостей чувствовала себя как рыба в воде и, похоже, наслаждалась вечером — после свадьбы она не так часто виделась с семьей и сколько бы она сама ни настаивала, что это ничуть её не огорчает, Мирэлл знал, что супруга скучает по ним. И раз уж сегодня ей выпала возможность увидеть отца и братьев, он готов был потерпеть, даже если ему и казалось, что сидение стула набито колотым стеклом.

— Пора открывать подарки! — звенящим от предвкушения голосом объявил Мартин, расположившись напротив Стармонтов за длинным столом, и тут же обратил взгляд на спутницу Мирэлла: — Элли, ты просто обязана увидеть, что я для тебя купил!

Элайна отвлеклась от разговора с Веро́никой — супругой Реджинальда, которая по совместительству приходилась ей лучшей подругой, и тепло улыбнулась младшему брату.

— Ты слишком непоседлив, Мартин, — мягко пожурила она, но забрала у него цветастый свёрток, перевязанный шёлковой лентой.

Стоило дочери губернатора развернуть свой подарок, выудив на свет изящный кулон из белого золота на тонкой цепочке, как остальные гости одобрительно загалдели и потянулись за собственными коробочками в красочных обёртках, передавая их друзьям и родственникам.

— Ну как? — перегнувшись через стол, спросил Мартин. — Тебе нравится?

— Очень, — Элайна передала Мирэллу цепочку, и тот помог ей закрепить кулон на шее. — Как смотрится?

— Прекрасно! — одобрили в один голос её муж и младший брат.

— Мирэлл, и ты свой подарок посмотри! — юный Эмберхилл махнул рукой одному из слуг, подавая знак, и тот подступил ближе, протягивая Стармонту продолговатую белую коробку.

Несколько удивлённый тем, что кто-то из родственников Элайны вообще взял на себя труд подготовить для него подарок, Мирэлл открыл коробку и молча воззрился за лежащее в ней охотничье ружьё.

— Редж помог мне с выбором, — похвастался Мартин, покосившись на более сдержанного старшего брата.

За весь приём он не обмолвился с супругом младшей сестры и словом, но стоило Мартину его упомянуть, как тот авторитетно кивнул, назидательно взглянув на Мирэлла.

— Мужчина должен уметь обращаться с оружием.

Стармонт, одарив обоих шуринов сдержанной улыбкой и негромкими словами благодарности, аккуратно достал подарок из коробки и внимательно осмотрел. Ружьё, признаться, было вычурным и выглядело скорее декоративным — слишком тяжёлое, с коротким стволом и грубой резьбой, из-за которой держать его было неудобно. Прицел же и вовсе казался сбитым. Такое оружие было непрактичным и совершенно непригодным для охоты. Но не говорить же об этом во всеуслышание.

Мирэлл скользнул невыразительным взглядом по братьям Эмберхилл, которые следили за ним, как пара коршунов, ожидая реакции. Ни Мартин, ни Реджинальд, увлекающиеся охотой, не могли случайно выбрать столь откровенно паршивое оружие, которое и на стену-то повесить стыдно. К тому же обоим было известно, что Мирэлл неплохо стрелял, а дома у него хранилось ружьё куда более добротное, хоть и не такое дорогое. Совершенно очевидно, что сегодняшнее представление устроено лишь с одной целью — преподнести очередное невысказанное оскорбление ненавистному супругу их сестры.

— Весьма, хм, необычное, — помедлив, прокомментировал Мирэлл и, опустив взгляд, заметил выгравированные на деревянном прикладе буквы «М.М.» — А это…

— Твои инициалы, — оскалившись в довольной улыбке, известил Мартин, сверкнув глазами.

— Но моя фамилия…

— Монстар, так ведь? — улыбаясь ещё шире, сказал тот.

— Стармонт, если быть точным, — спокойно напомнил Мирэлл, убирая подаренное недоразумение обратно в коробку и занося второе оскорбление в свой мысленный список причин, по которым этот день официально катился прямиком в преисподнюю.

— Ах, конечно! Вылетело из головы, — посмеиваясь, будто хорошей шутке, махнул рукой Мартин, беззаботно стукнув себя по голове костяшками пальцев. — Бывает.

— Ну безусловно, — раздался поблизости мурлыкающий голос, — когда голова большая, а мозгов в ней, как у птички, да, Стрижонок?

Все трое переключили внимание на Элайну, которая всё это время наблюдала за разворачивающейся сценой с улыбкой голодной анаконды. Мартин обиженно нахохлился, а Реджинальд, чопорно глянув на сестру и не успев ещё распознать признаков надвигающегося с её стороны шторма, смерил Мирэлла высокомерным взглядом.

— Ты должен быть благодарен за оказанное тебе внимание. Сам ты себе такое оружие никогда бы не позволил.

— Конечно, не позволил бы, — продолжала Элайна. — Он ведь не настолько глуп, чтобы тратиться на нечто столь безвкусное.

— Элли, ты просто плохо разбираешься в оружии, — начал говорить Реджинальд, но напоровшись на её пламенеющий взгляд, осёкся и затих.

— Что ж, в таком случае примите от нас с мужем огромную благодарность, — её голос был приторным, как густой сироп, смешанный с ядом. — Я непременно похвастаюсь всем нашим общим друзьям этим великолепным подарком и с удовольствием упомяну, кто именно его выбирал.

Предчувствуя всевозможные стихийные бедствия, которые могут произойти по милости вспыльчивой сестры, Реджинальд метнул в сторону младшего брата предупреждающий взгляд, когда тот открыл рот, собираясь ответить. Пока Мартин не брякнул что-нибудь необдуманное, он поспешил переключить внимание на свою супругу, сидящую подле него.

— Дорогая, я хотел бы вручить тебе подарок лично, если не возражаешь.

Вероника Эмберхилл, до этого посылающая Элайне отчаянно виноватые улыбки, обратила к нему горящий тысячей пожаров взгляд.

— Чудесно, дорогой, — прожурчала она, позволяя ему помочь ей подняться из-за стола, — я с радостью уделю тебе немного времени наедине.

«Ты покойник, Редж», — мысленно поздравил шурина Мирэлл, наблюдая, как тот следует за супругой к раскрытым дверям, ведущим в сад. Веронику с Элайной связывали почти сестринские отношения, и что бы она сама ни думала о Стармонте, высокомерного отношения к нему Реджинальда и Мартина не разделяла ни на йоту. А, значит, старшего брата Элайны ждёт грандиозная выволочка в каком-нибудь тихом закоулке огромного особняка Эмберхиллов.

Руки коснулись прохладные пальцы, и Мирэлл обернулся к жене, встречая её встревоженный взгляд. Несколько мгновений Элайна молча рассматривала его лицо в поисках обиды или злости и, убедившись, что дурацкая шутка её братцев не сильно его задела, мягко улыбнулась.

— На днях я обнаружила, что одно моё деревце в горшке начало крениться вбок. Я всё гадала, чем бы его подоткнуть, и палка, которую они тебе подарили, отлично для этого сгодится, не будешь возражать, если я её позаимствую?

— А как же твой план похвастаться им перед друзьями? — иронично сощурился Мирэлл.

— Я поставлю то деревце на самом видном месте в доме, — пообещала та. — Быть может, даже на обеденном столе.

— Это ружьё, Элли, — не сдержавшись, влез Мартин, исподтишка наблюдающий за ними. — Оно предназначено для другого.

Её лицо по-прежнему выражало лишь любезную доброжелательность, но заледеневший взгляд, который она обратила на младшего брата, будто молча вопрошал: «И для чего же ещё сгодится этот мусор? Чтобы хорошенько врезать по твоей безмозглой голове?»

Но при беседе вслух, игнорируя его оскорбительно-снисходительный тон, она лишь невинно округлила голубые глаза:

— О, правда, дорогой? А я не поняла.

— Это потому, что ты девушка.

— Конечно, Мартин, конечно, — её улыбка могла бы заморозить океаны. — А где же твои друзья? Ты не заскучал тут с нами, стариками?

— Тоже мне старуха, — закатил глаза тот. — Ты меня старше всего на пять лет.

Тем не менее, вспомнив о своих приятелях, Мартин вскоре ретировался, и стол вокруг них заметно опустел. Элайна повеселела, но о братьях больше не заговаривала, быстро переключившись на нейтральную болтовню, то расхваливая угощения, то пересказывая всевозможные глупые сплетни о гостях ни на мгновение, впрочем, не выпуская руки мужа.

Мирэлл понимал, что сдержать себя и не вцепиться братьям в глотки Элайне мешало в первую очередь осознание, что любая её попытка выгородить супруга на глазах гостей в первую очередь только унизит его ещё больше, ведь что он за мужчина, раз прячется за юбками жены? Он так же понимал, что конфликтовать с Реджинальдом и Мартином не станет: во-первых, склокой он ничего не докажет, лишь выставит себя дураком, а во-вторых, они вроде бы как стали членами его семьи, а с семьей следовало ладить. Даже если в качестве названных братьев ему досталась парочка спесивых болванов.

— А, вот вы где, парочка затворников.

Мирэлл выплыл из собственных размышлений, поднимая взгляд на сухощавого мужчину, приближающегося к столу. Его строгий тёмно-синий фрак подчеркивал высокий статус, но в тоже время говорил о воспитанной сдержанности, а прямая осанка и горделиво расправленные плечи не оставляли сомнений, что человек этот прекрасно знает себе цену и не станет кричать во всеуслышание о собственном положении в обществе. Впрочем, этого и не требовалось — мало кто в Амрисе не знал в лицо Ле́стера А́льферса, лорда искусств. Завидев знакомое лицо, Элайна тут же расплылась в приветливой улыбке.

— Лестер! — она позволила ему запечатлеть на своей щеке отеческий поцелуй и удивленно вскинула брови. — Не ожидала, что отец так скоро выпустит тебя из плена.

Альферс тихо засмеялся, оглаживая посеребрённую сединой бороду.

— Мне удалось сбежать, но, уверен, скоро Гориан отправит по моему следу своих ищеек, — он доброжелательно взглянул на Мирэлла. — Господин Стармонт, рад встрече.

Тот сдержанно улыбнулся, приветствуя лорда искусств. Лестер всегда вызывал у него симпатию — и дело было не только в радушном отношении к окружающим, но и в том, что этот человек возглавлял все лучшие художественные училища Амриса и по праву считался одним из самых блистательных мастеров, написавшим более двадцати великолепных полотен, пока его дар создателя окончательно не выгорел. После этого Альферс посвятил себя наукам и преподаванию. Его было за что уважать и чем восхищаться. Именно он в своё время разглядел талант Мирэлла и поспособствовал его поступлению в Губернаторскую Академию.

— Так что же, — тем временем продолжил Лестер. — Когда мне посчастливится увидеть ваши работы?

Мирэлл переглянулся с Элайной.

— Мы уже запланировали работу над двумя мирами, — глаза Элайны загорелись энтузиазмом.

— Сразу два? — Альферс иронично сощурился, качая головой. — Не удивлен, дорогая, вы двое ещё во времена обучения фонтанировали идеями. Но стоит ли мне напоминать об осторожности? Чем больше картин у вас в работе, тем выше риск.

— Мы учитываем риски, лорд Альферс, — ответил за жену Мирэлл. — Я уже спроектировал план работ.

— Я в тебе и не сомневаюсь, Мирэлл, — одобрительно закивал лорд искусств. — Но кому-то придётся сдерживать пыл твоей неугомонной супруги.

— Дядюшка! — смущенно воскликнула Элайна, на миг позабыв про этикет. — Я ведь уже не ребёнок!

Обращение, которое Лестер часто слышал, пока та росла, не ускользнуло от его внимания, и мужчина тихо засмеялся, похлопав дочь своего давнего друга по тыльной стороне ладони, словно утешая маленькую девочку.

— Но терпения тебе пока недостаёт, — посмеиваясь, заметил он. — Не переживай, моя дорогая, когда время гасит пожары страсти, на их месте возникают озёра мудрости, — он обернулся к Мирэллу. — К слову сказать, на днях мне в руки попали твои чертежи, должен признать, впечатляющий проект. Очень впечатляющий. Загляни ко мне после праздничной недели, я подумываю о том, чтобы включить тебя в группу мастеров для реорганизации восточной части города.

— Боюсь, губернатор будет возражать, — загасив вспыхнувшую было в душе радость, качнул головой Стармонт. — У меня маловато опыта для такого проекта.

— Губернатор наш как-нибудь переживёт, — Альферс фыркнул, махнув рукой. — Да и не ему это решать. Кто тут лорд искусств, а? — он глянул куда-то за плечо Мирэлла и сник. — Ну вот, похоже, и подошли к завершению мои свободные минутки.

Оглянувшись, Стармонт заметил двух молодых мужчин в парадных мундирах городской гвардии, шагающих в сторону их стола. На лицах обоих застыла напряжённая сосредоточенность, словно их отправили по важнейшему поручению в истории.

— Лорд Альферс, — заговорил один из них, сдержанно поприветствовав Мирэлла и Элайну, — губернатор вас разыскивает.

Второй, не проронив ни звука, остановился чуть поодаль и сурово свел брови у переносицы, переводя неодобрительный взгляд с Мирэлла на Элайну.

— Кто бы сомневался, — Лестер с улыбкой взглянул на супругов. — Что ж, до новых встреч, Мирэлл. Элайна.

Поднявшись из-за стола, лорд искусств поманил за собой посланников губернатора, и все трое затерялись в толпе. Мирэлл проводил двух мужчин в форме гвардейцев задумчивым взглядом.

— А это были не…

— Да, — Элайна закатила глаза, — Венса́н А́стери и Ю́натан Ле́йтен. Приятели Реджа. Смотри, какими важными стали.

— Не знал, что они уже получили назначения правящих лордов, — протянул Мирэлл.

— Было бы чем гордиться, — его собеседница весело хмыкнула. — Два пёсика на побегушках губернатора. «Лорд Порядка» и «Лорд Вооружения» только звучит красиво, а на деле никаких самостоятельных решений им ещё лет сто никто не даст принимать. Ну или пока Реджинальд не станет новым губернатором… и тогда эта троица радостно пустится во все тяжкие, — она обратила смеющиеся глаза на мужа. — Так и вижу заголовки «Эмберхилл, Астери и Лейтен сжигают Галерею Миров».

— Ну-ну, Элли, не будь так строга, — мягко пожурил её Мирэлл. — Правящими лордами не становятся просто благодаря удачному знакомству.

Элайна насмешливо глянула на него.

— Напомни вернуться к этому разговору, когда ты станешь правящим лордом.

«То есть никогда», — мысленно посмеялся Мирэлл.

Празднование набирало обороты, а за окном уже сгустились сумерки, и в саду зажглись огни, освещая дорожки вдоль живых изгородей, цветочные клумбы и фонтаны. Элайна где-то пропадала в компании Вероники, а Мирэлл, так и не обнаружив хотя бы одного интересного собеседника, побродил немного среди гостей, отстранённо покачивая в руке бокал с вином, после чего вышел на балкон, где расположился на скамейке в небольшой, увитой диким виноградом нише. Снаружи было свежо, тихо, а главное, безлюдно. Густые листья, обвивающие каменные колонны, надёжно скрывали его от нежелательного внимания, и даже если кто-то выходил на балкон, чтобы вдохнуть свежего воздуха, Мирэлла они не замечали. Тишина, пение сверчков и едва слышные переливы музыки из дома вкупе с выпитым вином немного остудили гудящую от переизбытка разговоров голову, и мысли плавно потекли в направлении новой работы, за которую недавно взялся Мирэлл. Руан, организатор городских мероприятий, счёл его проект достаточно интересным для дальнейшей реализации, а теперь ещё и Лестер упомянул о работе. Грядущие перспективы вызывали радостное предвкушение, и Стармонт так увлёкся разработками планов и подсчётами, что не сразу обратил внимание на приближающиеся шаги и вышел из задумчивости, только когда услышал голос Элайны.

— Это было отвратительно, — чеканя каждое слово, с ледяной яростью сказала она.

— Что именно? — лениво растягивая слова, отозвался её собеседник. — Чем я так тебя разозлил?

— Ты вроде бы уже взрослый мальчик, Мартин, а ведёшь себя хуже ребёнка.

— Я веду? Скажи это лучше своему бесхребетному муженьку, который и слова из-за твоей юбки выдавить не смеет, — глумливо пропел её брат.

— То, что у Мирэлла хватает ума и самообладания не ввязываться с вами, двумя болванами, в бессмысленные дрязги, не значит, что ты имеешь хоть какое-то право так гадко о нём отзываться.

Мирэлл, который собирался было деликатно намекнуть, что они на балконе не одни, замер, поняв, что ситуация станет совсем уж неловкой, если он сейчас покажется.

— Как хочу, так и отзываюсь, — тем временем высокомерно фыркнул Мартин. — Какое мне до него дело? Безродный простак — ни денег, ни титула, ни семьи.

— Я его семья, — процедила Элайна. — И советую тебе не забывать об этом, когда в твою «светлую» голову в следующий раз придет мысль поливать его грязью.

— Да, неплохо он устроился, — послышался новый голос, на этот раз принадлежащий Реджинальду. — Прибрал к рукам дочь губернатора и теперь вовсю пользуется положением и связями.

— Какими связями? — с губ Элайны сорвался усталый вздох. — Всё, чего он добился — только его заслуга.

— Он добился этого лишь благодаря тому, что весь город в курсе, кто его жена, — отрезал Реджинальд. — Не стоит наивно полагать, что он настолько глуп, чтобы не пользоваться твоим именем для достижения своих целей.

— И у тебя, конечно, есть веские доказательства? — едко полюбопытствовала его сестра.

— Брак с тобой уже сам по себе доказательство, — напомнил старший брат. — И ты легко попалась в эти сети.

— То есть вы не только обвиняете его в двуличности, — голос Элайны упал до опасного шепота. — Вам ещё хватает дерзости заявлять мне в лицо, что единственное, чем я могла его заинтересовать, это моё происхождение? Вот уж не ожидала от вас, милые мои братья.

— Все говорят, что он тебе не пара, — не потрудившись извиниться или хоть как-то объясниться, отрезал один из её собеседников.

— Кто эти метафорические «все», Редж? — холодно осведомилась та. — Назови хоть одного человека не из числа твоих подпевал-приятелей. Или ты обошел с опросом весь город? Если нет, так потрудись говорить за себя, будь добр.

— Я тоже считаю, что он тебе не пара, — тут же вклинился Мартин.

— Ну конечно, ты считаешь, — поддразнила Элайна. — Так ведь сказал отец. А всё, что он говорит — истина в последней инстанции.

— Тебе бы следовало тоже почаще к нему прислушиваться, — ощетинился Мартин. — Избежала бы общественного порицания.

— Вот теперь мы докатились до «общественного порицания», — послышался шорох ткани, когда Элайна с вызовом скрестила руки на груди. — Потрясающе. Что дальше? Позорный столб и изгнание из города камнями и палками?

— Не драматизируй, — сердито бросил Реджинальд. — Мы лишь беспокоимся о тебе.

— Так не стоит. У меня от вашего беспокойства скоро нервный срыв случится, — она сердито цокнула языком. — Уясните уже, что Мирэлл мой муж, и он им останется. Нравится вам это или нет.

— А надолго ли? — вполголоса хмыкнул Мартин.

После этих слов повисла пауза, которая едва не искрилась от напряжения.

— Что? — очень тихо переспросила Элайна.

— Он это несерьёзно, — тут же торопливо вставил Реджинальд, явно заметив вспыхнувший в глазах сестры огонь гнева.

— Вообще-то вполне серьёзно…

— Мартин!

— Ты ведь также думаешь, Редж! — заспорил тот. — И отец то же самое говорит.

— Что говорит? — требовательно осведомилась их сестра.

— Что это всё твоя блажь, — легкомысленно выдал Мартин. — Что ты вышла за него просто из чувства противоречия, чтобы досадить отцу. Твой муженёк скоро тебе надоест, и ты, наигравшись, вернешься домой. Мы все это понимаем. Нет смысла изображать оскорблённое достоинство. Ты только дай знать, когда тебя забрать из того сарая, где ты сейчас прозябаешь. Я сам за тобой приеду.

На балконе стало очень тихо. Никто не спешил комментировать эти слова, и Мирэлл на миг задумался, не признает ли сейчас Элайна правоту брата, не заставил ли он её хорошенько задуматься о своих истинных мотивах. Наконец послышался глубокий вдох и спокойный голос его жены.

— Уходи, Мартин.

— Что?

— Уходи, — повторила она. — Я сейчас слишком зла на тебя.

— Но…

— Ещё слово, Мартин, и клянусь, это будет последний раз, когда я назвала тебя братом.

— Да что ты такого нашла в нём, чтобы всю семью на него променять?!

— Что нашла? — медленно переспросила Элайна. — Что ж, слушай. Я в нём нашла честность, порядочность и доброту. Я нашла друга, единомышленника и защитника. У него нет наследства, нет титула и нет именитых родственников, но он с лихвой компенсирует их блестящим умом и талантом, о котором ты, Мартин, можешь только мечтать.

Её младший брат с шумом втянул носом воздух, сильно задетый последними словами.

— Вот ты какого обо мне мнения? — глухо произнёс он. — Рад, что ты наконец открылась. Уж прости, что я не таким гением уродился, как ты.

— Мне жаль, что я обидела тебя, — ответила Элайна, и в её напряжённом голосе отчётливо слышались усталость и досада. — Но в этом виноват только ты сам. Если ты не желаешь вести себя, как разумный, взрослый человек, то мирись с тем, что к тебе как к таковому и не относятся.

Последовала ещё одна пауза, и затем — раздражённое фырканье.

— Блеск, — оскорблённо выпалил Мартин, после чего до слуха Мирэлла донеслись его удаляющиеся шаги.

Элайна и Реджинальд остались стоять на балконе в угрюмом молчании.

— Зря ты ему это сказала, — наконец, упрекнул Эмберхилл.

— Ему восемнадцать, а не восемь, — непреклонно отрезала его сестра. — Пусть уже повзрослеет.

— Ты же знаешь, ему тяжело приходится, — напомнил тот. — Мартин не одарен искрой создателя, как ты или я… или Стармонт. Ему с детства приходилось с трудом добиваться того, что нам давалось с лёгкостью.

— Пусть он и не наделен даром творить, но он не глуп и не беспомощен, — парировала Элайна. — Отец много требует от него и излишне строг, но он прав. Если дать Мартину волю, он будет круглыми сутками жалеть себя, а это непростительное расточительство, с его-то потенциалом.

— И ты выбрала такой «тактичный» способ ему об этом сообщить, — ядовито оценил Реджинальд.

— Твоё попустительство только портит его, — с упрёком заметила Элайна. — Хватит с ним нянчиться, иначе он так никогда не научится думать своей головой. Он и так вечно повторяет то за отцом, то за тобой, — она помедлила, а когда заговорила снова, голос её звучал с нежной грустью: — Помнишь, до четырёх лет у Мартина была та забавная особенность? Он не мог подняться, если падал на пол, и валялся как парализованный, пока его не ставили на ноги? Мама тогда ещё в шутку звала его стрижонком.

Реджинальд мягко засмеялся.

— Припоминаю…

— Глядя на него сейчас, я понимаю, что нужно было назвать его попугаем.

— Очень смешно.

Между ними на время воцарилась тишина куда более мирная, чем до этого.

— Знаешь, почему отец с тобой не может совладать? — наконец подал голос Эмберхилл. — Вы слишком похожи. Ему должно быть сложно подолгу выдерживать пикировки с собственным отражением.

— Вот ещё глупости какие, — фыркнула Элайна. — Ни капли я на него не похожа.

— Да. Именно это он мне на днях и сказал, — насмешливо хмыкнул её брат. — Практически теми же словами. Даже тон тот же.

— Отстань, Редж, — в голосе Элайны недовольство причудливо смешалось с иронией. — Иди лучше ловить Мартина, пока он не уничтожил от горя и обиды все запасы вина в доме.

— Это неосуществимо. У нас бездонные подвалы с вином.

— Скажи это нашему излишне увлекающемуся брату. При должном вдохновении он способен творить невозможное…

— Ты надолго ещё тут задержишься?

— Нет.

Реджинальд помедлил, словно ожидая, что сестра добавит что-то ещё, но та молчала. В итоге он, больше ничего не сказав, оставил её в одиночестве. Мирэлл ждал, когда его жена тоже уйдёт, чтобы окольными путями вернуться в зал и оставить произошедшую ссору родственников только между ними. Но вместо того, чтобы последовать за братом, Элайна, не заметив Мирэлла, подошла к перилам балкона. Облокотившись на них локтями, она некоторое время разглядывала сад, пребывая в своих мыслях, пока наконец не обернулась, увидев мужа. Их взгляды встретились. На лице Элайны за долю секунды отразилась самая разнообразная гамма чувств: от удивления и растерянности до стыда и беспомощной обречённости. Сам Мирэлл, должно быть, выглядел как пробравшийся в дом вор, но очень старался казаться невозмутимым.

— Привет, — тихо сказал он.

— Привет, — эхом отозвалась Элайна и, помедлив, подошла к нему, присев рядом на скамью. — Так, хм, ты был тут всё время?

— Ага.

— И, должно быть, бессмысленно спрашивать, всё ли ты успел услышать.

— Бессмысленно, — согласился Мирэлл.

— Прости.

— За что?

— Ну, — она нервно постучала себя указательным пальцем по кончику носа. — Для начала за моих братьев-балбесов. Я не знаю, как заставить их вести себя прилично.

— Просто забудь, — предложил он. — Всё, что они говорят и думают, меня не беспокоит. Я женат на тебе, а не на них.

Это заставило её коротко рассмеяться.

— Вот была бы умора, будь ты женат на них, — шутливо сказала Элайна, взяв мужа под руку и положив голову ему на плечо. — Их возмущённый крик стоял бы от земли до небес круглые сутки.

— Не смешно.

— Это как посмотреть, — она помедлила. — Ещё прости за всё, что тебе тут пришлось выслушать о себе. За то, что я вообще говорила о тебе за твоей спиной.

— Ты не сказала ничего плохого, насколько я помню, — Мирэлл улыбнулся. — Признаться, пара моментов заставила меня растрогаться.

— Даже не начинай, — предупредила Элайна. — Мне и так стыдно. Лучше забудь, что я тут наговорила.

— Ни за что.

— Кошмар.

Они ненадолго замолчали. До слуха доносились переливы скрипки и фортепиано, сливающиеся в нежную симфонию. Помедлив, Мирэлл взял жену за руку и поднялся со скамьи, увлекая за собой. Элайна вопросительно изогнула брови, но, когда он обнял её за талию левой рукой и, поймав ритм мелодии, закружил в неторопливом танце, по её губам скользнула расслабленная улыбка.

— Думаю, мне тоже следует извиниться, — сказал он, разглядывая её лицо, освещенное бледными лучами уличных фонариков. — Не стоило подслушивать.

— Окажись я на твоём месте, — задумчиво протянула та с ноткой веселья в голосе, — обязательно бы затаилась и всё на свете подслушала. Не каждый же день выдается шанс узнать, что о тебе думает твой супруг.

Мирэлл шагнул назад и она, плавно обернувшись вокруг своей оси под его рукой, вновь скользнула в его объятия.

— В таком случае, смею заметить, что мне отчаянно нравится всё, что обо мне думает моя супруга.

— Мирэлл, — простонала она, пряча лицо на его плече, — я же попросила.

Прижав её ближе к себе, Мирэлл неспешно вёл их в танце по мраморным плитам погружённого в мягкий полумрак балкона, наблюдая за парящими над головой светлячками. И, казалось, не осталось никого в целой вселенной, кроме мерцающей бархатом ночи и тихой музыки, льющейся с далёких вершин звёздного свода.

— Знаешь, — помолчав немного, произнёс он. — Если представить, что ты вдруг оказалась на моём месте и подслушала, что я о тебе думаю, я бы сказал…

— О нет…

— Я бы сказал, что нашел в своей жене честность, порядочность и доброту, нашел друга и единомышленника. Сказал бы, что у неё есть наследство, титул и именитые родственники, но всё это ничего не стоит в сравнении с её блестящим умом, талантом и ослепительным сиянием, способным озарить даже самую тёмную ночь.

Элайна сбилась с ритма, почти останавливаясь. Неторопливо покачиваясь в такт музыке, они смотрели друг на друга, окружённые пением сверчков и ласковой ночной прохладой. Положив голову на плечо мужа, Элайна долго безмолвствовала, водя кончиками пальцев по рукаву его пиджака, и наконец смущённо шмыгнула носом.

— Ну и наговорил бы ты ерунды, Мирэлл, — дрогнувшим голосом прошептала она.

Глава 7. В клетке

Шли дни, и жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Выходные закончились, отчёт о нападении в метро был благополучно сдан начальству, учёные в штабе ломали головы над происхождением убитого существа, а Габриэлла продолжала дежурства под бдительным руководством Феликса. Всё вновь стало привычным и обыденным.

Больше не было ни загадочных монстров, ни массовых убийств… ни Алистера. Перевернув вверх дном и встряхнув её разум, как пресловутый снежный шар, демон исчез также внезапно, как и появился. И всё это в целом, по меркам любого нормального человека, было хорошо.

Габриэлла привыкла относить себя к числу «нормальных людей». Быть может, она бы даже смогла убедить себя, что просто придумала Алистера, если бы не подарок, стоящий теперь на полке над кроватью, и ураган противоречивых чувств и мыслей, осаждающих сознание каждую свободную минуту. Одним незатейливым взмахом руки Алистер раздвинул границы её мира так широко, что втиснуть их в привычную действительность было так же невозможно, как поместить сотни миль горных хребтов в её крохотную квартирку. Габриэлле вдруг стало тесно, будто её заперли в тёмном, замкнутом пространстве, где было совсем нечем дышать. Лёжа ночами в кровати, она перекатывала в руках стеклянный шар, зачарованно наблюдая, как снежные блёстки плавно опускаются на вершины гор, и вспоминая кружащее голову чувство свободы, когда она оказалась под звёздным небом и не было больше ни стен, ни преград. Какая-то новая часть её самой билась и кричала в глубине души, умоляя выпустить её на свободу, но Габриэлла не знала, чего именно хочет. Что ищет, день за днём выходя из дома? Чего ждёт?

Феликс замечал, что с напарницей творится что-то неладное, и поначалу списывал её состояние на шок после столкновения с монстром. Габриэлла не спешила его разубеждать, в надежде избежать вопросов, но по прошествии месяца он явно начал подозревать, что дело вовсе не в этом. Бертран замечала настороженный, тревожный огонёк в его карих глазах, но продолжала упрямо повторять, что с ней всё отлично. После нескольких безуспешных попыток вывести её на откровенность Эмери, сдавшись, «наябедничал» Жаклин. Габриэлла ворчала и злилась, но игнорировать требование явиться к начальству не могла. Только вот как объяснить им всем, что с ней происходит, если она сама этого не понимает?

— До меня доходят тревожные новости, наблюдатель Бертран, — Жаклин Бронт, немолодая сухощавая женщина с тёмными, чуть тронутыми сединой волосами, собранными в тугой пучок, обратила на свою подчинённую невыразительные бледно-голубые глаза, постукивая шариковой ручкой по деревянной столешнице. — Вы нездоровы?

Габриэлла мысленно перебрала уже с десяток нейтральных вариантов ответа, но так и не решила, какой из них будет достаточно убедительным, чтобы прекратить ненужные допросы.

— Совершенно здорова, — она покрутила на пальце кольцо с гравировкой отдела наблюдателей. — Должно быть, просто устала.

— Ваш напарник сообщил мне, что в последнее время вы иначе себя ведёте, — непреклонно продолжала Жаклин. — Стали невнимательной. Это неприемлемо, учитывая ваши обязанности. Вы должны понимать наше беспокойство.

Габриэлла вдруг задалась вопросом, не станет ли она первым в истории стражей наблюдателем, которого уволят за профнепригодность.

— Я скорректирую своё поведение, — сдержанно пообещала она. — Вам не о чем переживать.

— Я переживаю лишь о том, что ваше состояние станет причиной ошибки и кто-нибудь пострадает из-за вашей оплошности, — холодно ответила Бронт. — Поэтому я спрошу ещё раз. Вам есть что мне рассказать?

В противовес взрывному характеру Феликса их начальницу отличал жёсткий и холодный нрав, что давно ни для кого не было новостью, но отчего-то Габриэлле всегда казалось, что именно её Бронт недолюбливает. Хотя сложно было сказать почему. Она хорошо справлялась со своими обязанностями, писала сносные отчёты, никогда не проявляла фамильярности или неуважения и нечасто лично взаимодействовала с Жаклин. Так откуда было взяться неприязни?

«Ты просто всё выдумываешь», — твердо решила Габриэлла и покачала головой в ответ на последний вопрос руководительницы.

— Я в полном порядке.

Бронт, раздражённо скривив тонкие губы, пару раз щёлкнула ручкой, пристально разглядывая собеседницу.

— Что ж, тогда можете быть свободны, — решила она. — Но имейте в виду, что, если я сочту вашу работу неудовлетворительной, последствия для вас будут неприятные.

— Я понимаю, — смиренно кивнула Габриэлла и, поднявшись на ноги, поспешила ретироваться, мысленно гадая, что это за последствия такие.

Феликс ждал в коридоре, и стоило ей выйти из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь, шагнул ближе.

— Что она сказала? — спросил он.

Габриэлла скользнула по нему равнодушным взглядом, проходя мимо.

— Мы с вами знакомы?

Напарник недоумённо моргнул и поспешил следом.

— Вот только не нужно обижаться, — проворчал он. — Я о твоём благе забочусь.

— Я тронута, но не стоит, — на ходу отозвалась она, шагая по бесконечно длинному коридору в сторону жилых корпусов. — Твоя забота приведёт к тому, что меня вообще уволят…

Он опешил.

— Что за чушь? Тебе Жаклин такое сказала?

— Нет. Но очень на то было похоже, — Габриэлла помедлила, задумчиво глянув на напарника. — Что вообще происходит со стражами, которых выгоняют? Они умирают?

Феликс, размышляя, почесал кончик носа.

— Не знаю, если честно, — наконец признался он. — За всю мою практику никого никогда не увольняли, все как правило рано или поздно сами уходят в небытие… или погибают.

— Значит, я буду первой, — заключила Габриэлла, скорбно вздыхая.

— С чего ты это решила?

— Бронт меня недолюбливает.

— Глупости.

Габриэлла только молча пожала плечами. Доводов для продолжения спора у неё не было, а аргумент вроде: «она так страшно на меня смотрит, будто я пнула её котёнка», звучал слишком уж глупо. И всё же эта встреча, вкупе с поведением напарника, заставила её задуматься о своём поведении. Она ведь и правда в последнее время была сама не своя — стала тихой и рассеянной, отвечая невпопад. Не удивительно, что Феликс заволновался. Стоило взять себя в руки и привести разбушевавшиеся чувства в порядок, иначе рано или поздно это действительно плохо закончится.

Но как?

Раньше она взирала на мир будто сквозь толстое стекло — всё казалось тихим, приглушённым и далёким. Даже собственные эмоции. Но всего за день знакомства Алистер разбил это стекло вдребезги, пробудив в ней бурю, и принёс в дар страшное проклятье — Габриэлла начала сомневаться, что её жизнь… это вообще жизнь. Всё казалось серым и однообразным.

Пустым.

До этого в ней существовала твёрдая уверенность, что перерождение стражем и борьба с тенями — это её предназначение. Что работа, пусть довольно монотонная, приносит пользу, что она, Габриэлла, не бездушная часть механизма, и у нее есть цель, мнение, убеждения.

Куда всё это вдруг подевалось?

Закрывая глаза, она видела лишь горные вершины и звёздное небо. Она хотела это небо, а выданное не по её воле «предназначение» вело её под землю. Она мечтала о заснеженных горных пиках, а получала гул поездов и безликую толпу.

Как она вообще жила до этого?

Ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь из коллег и узнать, чувствовал ли хоть один из них нечто подобное, но одновременно с этим ей страшно было спрашивать. Что, если с ней что-то не так? Что, если у неё вновь отберут воспоминания? Сотрут ту Габриэллу, которая сломалась и обезумела, и создадут новую — послушную и спокойную. Ту, у которой не было ни гор, ни звёзд, о которых можно мечтать.

У которой не было красноглазого демона с жестокой улыбкой.

Нет уж. Стоило самостоятельно разобраться во всём, что с ней творится, и начать с того, чтобы успокоить своего излишне опекающего коллегу. Её собственного смятения было вполне достаточно, если ещё и Феликс начнет паниковать, то один из них точно свихнётся.

«Начнем с малого, — покосившись на шагающего рядом в угрюмом молчании напарника, подумала Габриэлла. — Я, кажется, задолжала кое-кому обед».

Глава 8. Проблемы и решения

— Выглядишь довольным, — Габриэлла плутовато наблюдала за сидящим напротив Феликсом.

— Бесплатный обед — хороший повод для радости, — вытирая губы салфеткой, сказал он.

— Конечно-конечно, — сцепив пальцы замком, его напарница поставила на них подбородок и смешливо сощурила глаза. — За три дня радоваться начал, как я погляжу.

— Хватит ёрничать, Бертран, а то отправишься на дежурство, — пригрозил Феликс, возвращаясь к трапезе. — Ты-то, как я погляжу, уже поела.

— А ты жестокий человек, охотник Эмери, — иронично заметила Габриэлла, но через мгновение её шутливый настрой угас, и она с преувеличенным вниманием принялась крутить в руках вилку. — Скажи, Феликс, а ты влюблялся когда-нибудь?

От подобного вопроса тот едва не поперхнулся, с подозрением уставившись на собеседницу.

— Что за намёки?

— Не намёки, — Габриэлла кисло улыбнулась, бросив на него короткий взгляд исподлобья. — Просто интересно, могут вообще стражи в кого-нибудь влюбиться?

— Ты что, влюбилась? — по непонятной причине лицо Эмери едва ли не посерело от ужаса.

Бертран возмущённо округлила глаза.

— Ой, ну что ты сразу так буквально всё воспринимаешь?! — отложив вилку, она отвернулась и, подперев рукой голову, обиженно буркнула: — Зря я вообще спросила.

Повисла угрюмая тишина. Феликс, то и дело поглядывая на напарницу, доедал свой шницель, а она демонстративно смотрела в сторону, постукивая каблуком ботинка по полу. Обеденный перерыв был в самом разгаре, и почти все рестораны и кафе в округе были забиты до отказа. В зале одного из самых популярных стейк-хаусов, где двум стражам чудом удалось урвать свободный столик, царила оживленная болтовня, мимо проходили посетители и официанты, из колонок под потолком доносилась какая-то незатейливая современная композиция, а за окном вовсю сыпал снег. Габриэлла разглядывала нарисованные на стекле жёлтые звёздочки, чувствуя как её вновь охватывает тоскливая меланхолия, преследующая её в последнее время.

— В городе совсем не видно звёзд, — потерявшись в своих мыслях, она заметила, что произнесла это вслух, только когда Феликс, решив, что она обращается к нему, негромко хмыкнул.

— Зимой их редко видно.

— Их не видно и летом, — повернув к нему голову, сказала Габриэлла.

Эмери нахмурился, с необъяснимой тревогой разглядывая её лицо.

— С чего вдруг ты заговорила о звёздах?

— Без причины, — его собеседница, пожав плечами, снова отвернулась. — Мы никогда не смотрим на небо.

— Потому что в небе нет теней, — напомнил Феликс.

— Да, — протянула она, — там только звёзды. Бесконечное множество звёзд.

— Ты осознаёшь, что ведёшь себя странно? — не выдержав, спросил Эмери. — И уже давно. Что с тобой случилось?

— Просто вдруг пришло в голову, что я ничем кроме работы раньше не увлекалась, — удивившись собственной откровенности, призналась Габриэлла, наблюдая, как за окном кружатся крупные хлопья снега.

— И в качестве нового хобби ты решила избрать астрономию? — Феликс насмешливо хмыкнул.

Бертран сумрачно покосилась на собеседника.

— Почему бы и нет? — проворчала она. — Или стражам вообще запрещено что-то любить или чем-то увлекаться?

— Да что за бес в тебя вселился? — нахмурившись, Эмери с подозрением разглядывал её лицо.

«Знал бы ты об этом бесе, убил бы меня на месте», — подперев рукой голову, Бертран тяжело вздохнула.

— Всё со мной нормально, — меланхолично отозвалась она. — Просто… после перерождения у меня вместе с воспоминаниями будто отобрали интерес к жизни.

Эмери помолчал немного, явно дожидаясь каких-то пояснений, но когда их не последовало, вопросительно изогнул брови.

— И что, это трагедия какая-то?

Уязвленная его равнодушием, Габриэлла досадливо взглянула на собеседника.

— Хочешь сказать, тебя такие мысли никогда не беспокоили?

— Нет. С чего бы вдруг? — он пожал плечами. — Откуда этот депрессивный настрой? Раньше тебя подобные вещи не волновали.

«Меня раньше вообще мало что волновало».

Когда она так и не ответила, Эмери чуть смягчился, и в его голосе заскользили незнакомые умиротворяющие нотки, словно он пытался успокоить хнычущего ребёнка.

— Слушай, Бертран, не понимаю я, что за мракобесие творится в твоей голове, но если это настолько важно, займись ты этой свой астрономией или что там тебе интересно. В конце концов, ну подумаешь — забыла ты, чем раньше увлекалась. Что мешает придумать новое увлечение? Тебе же не запрещают.

Медленно складывая журавлика из салфетки, Габриэлла помолчала, размышляя над его словами. Феликс не видел ничего страшного в её желании заняться чем-то ещё помимо работы. Да и в целом, никто не требовал от стражей бесчувственности. Всем по большей части было плевать, чем она занята в свободное время. Пусть её перерождение накладывало определенные обязательства, это не означало, что она должна отказаться от всего остального. Осталось только разобраться, куда теперь деть страстную жажду узнать и увидеть больше? Как насытить разум, что не желал больше существовать в тесных рамках ограниченности и неведения? Она забыла мир, в котором жила. Что мешало это вспомнить? Похоже, никакого проклятья Алистер ей не преподносил. Лишь открыл глаза, напомнив, что она всё ещё жива.

— Мне нужен отпуск, — пробормотала Габриэлла, сама удивляясь своему неожиданному заявлению.

— И что ты собралась делать? — Феликс с любопытством уставился на собеседницу.

— Не знаю, — она помедлила. — Поеду путешествовать.

Это мигом лишило Эмери беззаботного настроя.

— Плохая идея.

— Почему?

— Ты, похоже, забываешь, что мы официально даже не существуем, — сумрачно напомнил напарник. — Именно по этой причине мы живем так обособленно и не вступаем в лишний контакт с людьми.

— Я не собираюсь вступать в контакт с людьми, — стоило почувствовать утерянную было почву под ногами, как былые сомнения отступили, возвращая прежнюю уверенность. — Просто хочу посмотреть мир, в котором живу.

— Так купи себе атлас и энциклопедию, — ворчливо посоветовал Феликс. — Не обязательно тащиться на другой край света.

— Кошмар, Эмери, ты такой ограниченный, — она округлила глаза. — Что у тебя за хобби было все эти годы? Кактусы выращивал?

— Умная ты больно, — сварливо отозвался напарник. — Хватит ехидничать, а то я расскажу нашим, что ты тут себе напридумывала в последний месяц. Посмотрим, кто тогда посмеётся.

Габриэлла собралась сказать в ответ что-нибудь особенно колкое, но в этот момент её захлестнула волна стылого холода, не имеющего ничего общего с погодой за окном. Этот холод зарождался в глубине груди, разбегаясь по телу ознобом и накрывая с головой, словно она проваливалась в ледяную купель. В нос ударил приторный запах гниения, смешанный с затхлостью и плесенью. Это чувство могло быть вызвано лишь одним обстоятельством — поблизости заражённый.

Заметив, как улыбка застыла на её губах, а в глазах вспыхнула знакомая тревога, Феликс свёл брови у переносицы, настороженно озираясь по сторонам.

— Вот ведь пакость, — вполголоса процедил он, — поесть нормально не даст…

— Ты ведь уже поел, — сбросив секундное оцепенение, напомнила Габриэлла, выуживая из кармана телефон и окидывая кафе цепким взглядом.

Эмери в ответ только шикнул на неё, пресекая неуместные остроты. Они заметили заражённого одновременно, как только открылась дверь и в помещение вошла группа новых посетителей. Их было трое, и все они беззаботно переговаривались и смеялись, даже не подозревая, что один из них одержим, не замечая белых глаз и чёрной дымки, обволакивающей его с ног до головы. Он сам не знал, что одержим, и не узнал бы до самого конца. Заражение было на начальной стадии. Пока он чувствовал лишь упадок сил и набегающее временами уныние. Но Габриэлла знала: уже в скором времени улыбка на его лице станет неестественной и натянутой, а потом и вовсе пропадёт. Исчезнет радость, еда потеряет вкус, а разум охватят тяжелые, мрачные мысли, изводящие его день за днём, доводя до исступления. И однажды он не выйдет на работу, откажется от общения, проваливаясь в чернейшие глубины депрессии. Возможно, попытается напиваться до беспамятства, чтобы хоть как-то заглушить растущее чувство безысходности, а потом поймет, что куда проще и быстрее пустить себе пулю в лоб. И для него всё закончится. А наевшаяся его жизненной энергией тень отбросит остывающее тело и отправится на поиски новой жертвы.

— Я отправила предупреждение дежурным, — не сводя взгляда с заражённого, тихо сказала Габриэлла, убирая телефон в карман пальто.

— Хорошо. Жди здесь.

Феликс кивнул и, закрыв глаза, будто погрузился в медитацию, перемещая сознание в промежуточное измерение. В большинстве случаев полный переход был предпочтительнее, но это не всегда удавалось. Обыватели практически не обращали внимания на присутствие стражей, зато порой удивлялись внезапным исчезновениям. Поэтому, когда столкновение с тенью происходило в окружении обычных людей, стражи зачастую предпочитали ментальное перемещение, оставляя физические тела в материальном мире и при этом сохраняя с ними связь. Со стороны это выглядело, будто они задремали или глубоко о чём-то задумались, в то время как за гранью реальности свободно передвигались и вели сражение. Подобно актёрам, действующим за кулисами, пока на сцене их подменяли двойники.

Охваченная необъяснимой тревогой и воспоминаниями о чудовище в тоннеле метро, Бертран мгновение медлила, рассматривая спокойный профиль и чуть сведённые у переносицы брови напарника, и всё же последовала за ним.

Перенос сознания в промежуточное измерение был куда проще полного перемещения: он сопровождался лишь мимолётным головокружением, пока зрение адаптировалось к иному пространству. Мир подёрнулся синеватой дымкой, и краски поблекли. Сотканное из тумана и серого сумрака, промежуточное измерение сохраняло окружающую обстановку материального мира, лишь очертания предметов искажались и тускнели, будто нарисованные акварелью. Люди в кафе исчезли, на их местах остались только плывущие сквозь мглу бледные фантомы, а вот потусторонний захватчик, находящийся в родном мире, напротив, обрёл форму. Теперь в нескольких шагах от Габриэллы и Феликса, крепко ухватившись за пойманного носителя шестью парами членистых ног, сидело существо размером со среднюю собаку, более всего походящее на помесь паука и сороконожки. Впившись жвалами в свою жертву, тень жадно всасывала потоки жизненной энергии, от чего серебристый свет человека слабо мерцал и вздрагивал, словно от боли.

— Ну ты и мерзость, — обращаясь к существу, сказал Феликс, поднимаясь из-за стола, и вытаскивая пару пистолетов из кобуры, скрытой под пиджаком.

Обладая способностью сохранять облик в любом из двух измерений даже во время ментального перемещения, охотники и наблюдатели с лёгкостью могли применять оружие и способности для атак в нематериальном пространстве. Тело здесь казалось легче, но серая мгла, похожая на мутную воду, не затрудняла движений, разве что делала их чуть более плавными.

Выполняя роль страхующего, Габриэлла не двинулась с места, отслеживая процесс изгнания и одновременно краем сознания наблюдая за материальной стороной на случай, если появится очередной монстр.

Тварь тем временем заметила посторонних и с визгом отпрыгнула в сторону, успев увернуться от выстрелов, но жертву не отпустила, прицепив к серебристому облаку тонкую нить связи, похожую на паутину. Пурпурные всполохи энергии, заменяющие пули в пистолетах Феликса, прошли сквозь захваченного носителя, не причинив ему вреда, а тень, шипя, выгнула спину. Из угрожающе раскачивающегося хитинового хвоста выдвинулось острое жало, ловко отбив новую атаку охотника. Феликс тихо выругался — тень попалась высокого уровня. Стремительно перебирая двенадцатью ногами, она металась из стороны в сторону, то отражая выстрелы, то уворачиваясь от них. Сумрачное пространство наполнилось всполохами разрядов энергии и разъярённым визгом твари, которой отсекло ногу одним из огненных патронов, разорвавшемся при соприкосновении. Не мешая напарнику гонять тень по потолку и стенам, Габриэлла сложила пальцы в знак печати и, сосредоточившись, принялась плести энергетическую сеть, расставляя её в другом конце помещения. Заметив её манипуляции, Феликс сделал ещё с десяток выстрелов, загоняя тень в ловушку. Стоило той оказаться в радиусе действия, как наблюдательница, щелкнув пальцами, разрезала связь, и сеть обрушилась на существо, крепко опутывая золотыми нитями. Извиваясь в силках, тень с яростным воем и шипением отчаянно пыталась выбраться, размахивая из стороны в сторону жалом, но, став неподвижной мишенью, она была обречена, и Эмери добил её прицельным выстрелом в голову.

Несколько секунд Габриэлла и Феликс в молчании пронаблюдали, как тварь рассыпается и одновременно с ней исчезает связывающая её жертву паутина. Убедившись, что с проблемой покончено, оба стража вернулись в материальный мир, где по-прежнему играла музыка и звучали беззаботные разговоры посетителей. Компания, в которой был заражённый, как раз рассаживалась за освободившимся столиком, и глаза у всех были совершенно нормального цвета.

Габриэлла, потянувшись, с чувством выполненного долга отряхнула руки.

— Знаешь что, — сказала она разминающему шею напарнику, — ты как хочешь, а я, пожалуй, выпью чаю.

Подняв руку, она собралась подозвать официанта, как вдруг раздался оглушительный грохот, а пол под ногами содрогнулся. Габриэлла не успела даже обернуться, лишь ощутила дыхание могильного холода, наполненного запахом аммиака, и увидела посеревшее в ужасе лицо Феликса, глядящего ей за спину. В следующее мгновение затылок обожгла ослепляющая боль, и мир погрузился в непроглядную тьму.

Глава 9. Семь комнат на вселенную

Галерея Миров — впечатляющих размеров здание, выстроенное из белого мрамора — располагалось в самом центре города и по праву считалось главной достопримечательностью и гордостью всех его обитателей. Жить в Амрисе и ни разу не посетить Галерею было практически невозможно. Школы организовывали туда экскурсии для учеников; родители считали своим долгом показать достояние города отпрыскам, как только те достаточно повзрослеют, чтобы осознать историческую и культурную значимость этого места; а студенты университетов и вовсе практически там жили, стремясь во всех деталях постичь искусство лучших мастеров истории.

Пять этажей галереи занимали бесчисленные залы с картинами, где были изображены самые удивительные миры, когда-либо сотворённые художниками Центральной Провинции. Каждый из этих миров был настоящим и уникальным, со своими законами, природой, обитателями и историей. Посетителям дозволялось побывать бесплотными созерцателями и заглянуть в любую вселенную: ветром промчаться над городами и странами, увидеть, кто их населяет, рассмотреть уникальные в своей неповторимости пейзажи, даже опуститься под воду и понаблюдать за флорой и фауной.

Для молодых мастеров, обучающихся в Губернаторском Художественном Университете, каждая из этих картин была одновременно источником вдохновения и лучшей возможностью постигнуть все детали устроения миров. Студенты с предельным вниманием изучали техники нанесения красок и вплетения в них энергий, тонкости инженерных и архитектурных разработок и проектирования каркасов миров, порой заимствуя некоторые идеи для собственных проектов. Копирование порицалось, но вот сотворить нечто абсолютно новое на основе существующего мира никем не возбранялось.

Помимо размещённых в смотровых залах «живых» картин, что непрерывно развивались, благодаря курсирующей в них энергии, подвалы галереи хранили архив «уснувших миров». Движения времени и энергий в таких картинах уже не было, но начинающие художники часто исследовали их, рассматривая устройство векторов мироздания, значимые исторические события и особенности законов отдельных вселенных для лучшего понимания самой анатомии мира. Увидеть такие детали в «живой» картине могли только её создатели или назначенные кураторы, а вот «спящий мир» можно было изучать вдоль и поперёк, чем и пользовались студенты для собственных проектов. Относиться к подобным творениям следовало с почтением: зачастую в этих мирах спали души самих создателей картин, которые, покинув чертоги живущих, отправлялись в собственные миры, доживая там отмеренное им время.

Миры продолжали жить, даже когда останавливалось сердце создателя. Но как часам порой требовался мастер для поддержания работы механизмов или устранения неисправностей, картинам необходимы были кураторы, чтобы следить за развитием вселенной и движением энергий. И если автор умирал, печать хранителя и права на картину переходили к его родственникам или назначенному смотрителю.

Тем не менее, как и всё на свете, миры в картинах были не вечны и со временем старели, погружаясь в сон вместе со всеми населяющими их жителями даже при наличии кураторов. Естественный процесс старения зависел от сложности мира и количества построенных векторов. Даже если в самой картине проходило множество тысячелетий, в Амрисе это занимало в среднем около двухсот лет. Исключение пока составлял лишь один мир — Тэрра, существующий уже девять столетий и ставший едва ли не святыней как для горожан столицы, так и для остальных жителей Пяти Провинций.

Невероятно огромная, яркая и многогранно проработанная, Тэрра занимала семь залов последнего этажа галереи и, в отличие от других картин, изображённых на холстах, была нанесена на стены, подобно фреске.

Элайна, как и любой другой житель Амриса, обожала этот мир и могла часами бродить по залам, разглядывая роспись на стенах. Мирэлл хорошо понимал её восторг — обычно картины обладали максимум пятью векторами и создавались двумя, изредка тремя мастерами. Тэрру же проектировало пятнадцать лучших архитекторов, вложив в неё всё своё мастерство и выстроив двадцать векторов, что делало мир поистине сложнейшим из существующих. На сотворение ушло почти сорок лет, и ещё тридцать мир дозревал под чутким присмотром пятнадцати своих создателей и двадцати кураторов, пока наконец вектора не укрепились и картина не «расцвела». Уже многие столетия Тэрра существовала и развивалась самостоятельно, и это был удивительный мир, совершенный в своём несовершенстве и настолько заразительно вдохновляющий, что в какой-то момент жители Пяти Провинций начали перенимать обычаи, появляющиеся внутри их собственного творения. Они изучали её изобретения, применяя что-то для собственной работы, черпали оттуда модные веяния, литературные направления, кулинарные идеи, музыку, вдохновлялись их архитектурой для создания собственной, читали их книги, играли их музыку. Пришлось даже ввести в оборот два совершенно новых музыкальных инструмента, чтобы повторить написанные в Тэрре симфонии.

Для курирования столь масштабного мира было изобретено пятнадцать особых печатей, названных печатями Тысячи Мостов. В отличие от обычной печати хранителя, дающей доступ лишь к конкретному миру, эти артефакты давали обладателю возможность перемещаться и курировать любые миры. Пятнадцать создателей Тэрры, ставших в своём роде основателями новой эпохи, получили во владение печати Тысячи Мостов, а впоследствии их унаследовали потомки или доверенные кураторы. Постепенно количество кураторов, приставленных присматривать за Тэррой на протяжении всех этих лет, сокращалось. Большинство печатей оказались утеряны, пока не осталось только три: янтарная, нефритовая и обсидиановая, которые перешли во владение губернатора Гориана Эмберхилла — прямого потомка одного из создателей. Две печати должны были перейти во владение его старших детей по достижении двадцати пяти лет с последующим получением права курирования. Но если к Реджинальду вопросов не было, то после брака Элайны с Мирэллом Гориан передумал, и следующим наследником вместо неё стал юный Мартин, которого данная перспектива приводила в экстаз и ужас одновременно.

Зная, как страшно волнуется младший брат, опасаясь, что не справится с возложенной на него ответственностью, Элайна собиралась выдать ему право курирования их картин, чтобы научить и подготовить к предстоящим обязанностям. Мирэлл её решение никак не комментировал, но и особых восторгов по этому поводу не испытывал, предчувствуя массу сложностей, которые непременно возникнут, учитывая буйный нрав Мартина. Будучи инженером и соавтором, он участвовал в создании картин, реализуя техническую сторону и проводя все расчёты для корректного проектирования векторов, являющихся движущей силой конструкции вселенной, направляющей её развитие. Но запретить жене назначить куратором её собственного брата было выше его сил.

— Мирэлл? Ку-ку, я здесь…

Он понял, что так близко наклонился, изучая способ нанесения краски, что едва не прижался носом к фреске, а ещё понял, что Элайна говорила с ним всё то время, пока он был занят собственными мыслями.

— Прости, я прослушал, — Мирэлл выпрямился, виновато улыбаясь. — Давно тут не был. Каждый раз Тэрра завораживает, словно видишь её впервые.

— Да-да, — ничуть не обидевшись, Элайна взяла его за руку и потянула за собой через залы, где со всех сторон их окружал лишь изображённый на стенах мир. — Я знаю, что ты можешь часами рассматривать одну единственную деталь, пока в голове у тебя с шумом крутятся шестерёнки, а цифры и расчёты складываются в стройные теории и заключения, но сегодня я привела тебя сюда не за этим.

Они неторопливо шли вдоль изломанных контуров материков и горных перевалов, миновали несколько морей и поросших лесами земель, расчерченных ветвистыми руслами рек, пока Элайна наконец не нашла то, что искала. Остановившись, она щелкнула пальцами по прохладной штукатурке, и изображение начало стремительно приближаться, будто они падали вниз с огромной высоты. Теперь можно было разглядеть дома и улицы крупного города, где в ускоренном времени бежали люди, а день неуклонно клонился к ночи. Время на картинах всегда летело куда быстрее, чем в Амрисе. К примеру, когда Тэрра только «расцвела», столетие там пролетало всего за год в мире её создателей. Но чем сложнее и интереснее становилось развитие молодой вселенной, тем больше замедлялось архитекторами течение её времени, пока разрыв между Амрисом и Тэррой не составлял всего пять лет.

Если кому-то требовалось полностью погрузиться в изображенный на картине мир, а не смотреть на него извне, сознание подстраивалось под установленный там ритм, тогда как тело продолжало существовать в своём времени. Таким образом, человек мог провести месяцы и годы в иной вселенной, а в Амрисе проходила всего пара дней, а то и часов, но обратить вспять время в картине было нельзя. Если работа над миром продолжалась, мастера максимально замедляли там время, чтобы не упустить ничего важного, вернувшись почти в тот же момент, на котором покинули картину, и продолжить работу. В мирах, которые считались дозревшими и более не нуждались в доработках создателей, время, наоборот, ускоряли, дожидаясь окончательного «цветения».

— Так, — Мирэлл прочистил горло, наблюдая за тем, как улицы на картине заполняются людьми. Те казались встревоженными и возмущенными, о чем-то спорили и размахивали руками. — На что же мы смотрим?

— Такие волнения у них происходят всё чаще, — понаблюдав вместе с ним за народными возмущениями, сказала Элайна. — Похоже, может начаться война.

— Они в принципе часто воюют, — осторожно заметил Стармонт, гадая, что может вызывать беспокойство супруги.

Создателей всегда больше занимало состояние картины в целом, а не локальные междоусобицы. Особенно в таком мире, как Тэрра.

— На сей раз, похоже, будут втянуты чуть ли не все страны.

— Что именно тебя тревожит?

— Их наука, — Элайна помедлила. — Я почти месяц наблюдаю за некоторыми учеными и их встречами. Не очень во всем этом разбираюсь и не сильна в терминологии, но они много говорят о какой-то невиданной ранее энергии, которую обнаружили, и её возможном потенциале.

— И в чем подвох?

— Кто-то предположил… пока только при личной беседе, что на основании этих открытий можно создать оружие, которое способно уничтожать целые города… даже страны, — Элайна обратила к нему широко распахнутые голубые глаза. — Признаться, я ничего ужаснее в жизни не слышала.

— Элли, я знаю, ты болезненно реагируешь, когда в мирах неспокойно, — мягко отозвался Мирэлл. — Но, если так переживать каждый раз, когда они придумывают новые способы убивать друг друга, можно заработать нервный срыв.

— Меня беспокоит то, как стала развиваться Тэрра.

— Ты говоришь о её стремительности? — догадался он.

Элайна кивнула, закусив губу и раздумывая, как лучше донести до собеседника свои мысли.

— Когда мы оканчивали университет, они скакали на лошадях и стреляли из луков. А теперь взгляни, — она указала на что-то и Мирэлл перевел взгляд чуть выше, следя за её рукой. — У них уже автомобили, огнестрельное оружие, бомбы. А ещё они научились делать самолёты.

— Самолёты?

— Да. Это как… эспирэллы в картине Дэ́клойда, — объяснила она. — Только у Дэклойда там все работает на принципе подавления гравитации, и сами эспирэллы выглядят как мыльные пузыри из стекла, а тут эти их самолёты больше похожи на… железных… птиц… стрекоз… не знаю.

— Хм…

— Мне просто кажется, что такой скачок в развитии всего за несколько десятилетий весьма сильно влияет на вектора и каркас мира в целом.

— Полагаешь, он становится нестабильным? — Мирэлл взглянул на фреску с более пристальным вниманием, словно на глаз мог определить, насколько права его собеседница.

— И склонным к саморазрушению, — кивнула та.

— Мне кажется, для столь печальных прогнозов рановато. Тэрру создавали не любители. Рассыпаться просто из-за резкого скачка эволюции или прогресса хорошо продуманное и сконструированное мироздание не может.

— А что, если может? — Элайна обернулась к нему. — У меня из головы в последнее время всё не идет тот образец «мёртвого мира», который мы изучали в университете. Помнишь?

— Когда мир сошел с ума и выжег сам себя?

— Он самый. Картина вроде бы и живая, да жизни в ней нет. Представь, если такое произойдет с Тэррой.

— Провал тысячелетия, — помедлив, согласился Мирэлл, постучав пальцем по подбородку. — Но это же насколько нужно было просчитаться великим создателям, чтобы допустить такое.

— Возможно, дело не в ошибке, — медленно сказала Элайна, аккуратно формулируя свои следующие слова. — Что, если Тэрра… как бы сказать… постарела? Очень сильно. Но мы так бережем её, что она продолжает жить.

— По-твоему, она начала пожирать саму себя, так как все внутренние ресурсы закончились?

— Может такое быть? — Мирэлл не знал, чего было больше в глазах жены, когда она задала этот вопрос: надежды на то, что она права, или страха, что он подтвердит её опасения.

— Регресс под маской прогресса? — размышляя, пробормотал он. — Как знать. Тэрра единственная в своем роде и действительно может… всех удивить. С отцом ты эту проблему обсуждала?

Элайна рассерженно фыркнула.

— Он и слушать не захотел, — проворчала она. — Стоило мне вообще об этом заикнуться, как он тут же решил, что во мне заговорила досада и желание заполучить печать куратора.

— И ты решила поговорить со мной.

— Ты не настолько, хм, предвзят.

— Звучит как «ты бо́льший подкаблучник, чем он».

— Мирэлл…

— Молчу-молчу, — посмеиваясь, он поднял руки, сдаваясь. — Скажи, а тебе не приходило в голову, что темперамент и изменчивость Тэрры напрямую связаны с количеством её создателей?

— Хм?

— И художники, и инженеры всегда оставляют частицу себя в мирах, которая закладывается в основу векторов. Можно называть это авторским стилем, техникой или искрой создателя, но таковая присутствует во всех мирах. Именно по этой причине в большинстве случаев архитектурой мира занимаются родственники или близкие люди. Это сокращает риск того, что индивидуальности создателей вступят в противоборство, когда мир начнет полноценно развиваться. А мы сейчас говорим о мире с двадцатью векторами.

— И ты думаешь, что спустя девятьсот лет энергии векторов взбунтовались?

— Не совсем. Они с самого начала воевали… стоит только взглянуть на историю Тэрры. Она, с одной стороны, завораживает поэзией, искусством и архитектурой. Люди там талантливы, как и создатели, спроектировавшие этот мир. И вместе с тем разве они не воюют друг с другом по любому поводу? Не спорят из-за земель, убеждений, веры, идеалов? Даже из-за собственных жён… если припомнить взаимоотношения самих пятнадцати архитекторов, становится понятно, почему Тэрра так гениальна и так воинственна. Эти качества заложили в неё они.

— Ты прав, — согласилась Элайна. — И это одна из моих теорий.

— А какая же другая?

Элайна повернулась к нему всем корпусом и так прочувствованно заглянула в глаза, словно собралась сознаться в преступлении. Мирэлл невольно занервничал, теряясь в догадках насчёт того, что же она собирается сказать, а его супруга тем временем открывала и закрывала рот, пытаясь подобрать слова, как вдруг звонко выпалила:

— Вообще-то, если честно, все эти разговоры страшно меня взволновали. Ты проголодался? Я проголодалась. Просто ужасно проголодалась! На углу есть отличное место, и там подают волшебный горячий шоколад! Добавляют туда какой-то сироп или что-то такое — пальчики оближешь. И вафли! Необычайно вкусные вафли. Ты пробовал? Да? Нет? Ты обязан попробовать. Прямо сейчас. Немедленно. Идём. Скорее идем.

Он не успел ничего сказать — Элайна уже торопливо шагала прочь из залов Тэрры, словно всеми силами стремясь оказаться как можно дальше и от фрески, и от разговора, который сама же затеяла. Мирэллу не оставалось ничего другого, кроме как молча последовать за женой, гадая, что за устрашающая идея так назойливо впилась в её бойкий разум, раз та настолько отчаянно пытается от неё убежать.

***

— Я вот иногда думаю, — обхватив ладонями чашку с горячим шоколадом, сказала Элайна, когда они расположились в небольшой кафетерии на углу соседствующего с галереей здания, — какая от нас, по сути, польза?

— От нас? — не понял Мирэлл.

— Я говорю о Центральной Провинции, — пояснила супруга. — Чем мы ценны для остальных? Всё, что мы делаем, это пишем картины. Конечно, не все рождаются одарёнными. Те, кто не может творить, становятся кураторами, или открывают свои лавки и магазины в Амрисе. Но если так подумать, то отчего бы им не поехать, например, в Северную Провинцию? Там же обучаются лучшие воины и производится уникальнейшее оружие. Могли бы освоить боевые искусства или стать мастерами оружейного дела. А в Западной Провинции море путей для изучения практически любого ремесла. На востоке живут учёные, так почему бы не присоединиться к ним? Работать с артефактами и разрабатывать новые технологии. А можно вообще уехать в Южную Провинцию и бездельничать.

— Я бы не сказал, что на юге сильно бездельничают, — тихо посмеиваясь, напомнил Мирэлл. — Они являются основными поставщиками продуктов и целого ряда материалов для остальных четырёх провинций.

— И всё же, — не отступала Элайна. — Они все работают. А чем мы занимаемся?

— Создаём миры.

— И кому они нужны?

— В целом, конечно, никому, — в голосе Мирэлла отчетливо слышалась ирония, — но некоторые источники утверждают, что энергия, которую производят созданные миры, питает жизненной силой все Пять Провинций.

— Да, нам в университете об этом с первого дня обучения говорят, — Элайна хмыкнула, помешивая в чашке горячий шоколад. — Идеальная работа — художник. Рисуй картины, получай за это жалование и бед не знай. Странно, что в других провинциях нас до сих пор не обозвали тунеядцами.

— Мы снабжаем их жизнью, порой рискуя собственной, — напомнил Мирэлл, — а они нас — ресурсами, которые благодаря этой самой энергии и производят. Всё очень закономерно.

— А кто может доказать, что мы и правда питаем их энергией?

— Последнее исследование учёных из восточного университета, к примеру, — тут же ответил Мирэлл. — Они написали впечатляющих масштабов диссертацию о том, что одна только Тэрра способна питать энергией целую провинцию. А у нас сотни «живых» миров. Мы их кормим, а они кормят нас. Закон природы в действии.

— Какой-то круговорот энергий в природе.

— В мире всё в принципе очень просто устроено. Не стоит усложнять то, что изначально сложным не было.

Элайна помолчала, постукивая пальцами по чашке, и задумчиво взглянула на мужа.

— Не относятся ли твои слова и к тому, что я сегодня рассказала о Тэрре?

— Вот уж нет, — Мирэлл качнул головой. — Здесь как раз вся ситуация изначально весьма непростая, — он запустил пальцы в волосы, взъерошив спадающую на лоб чёлку, отчего та практически встала дыбом, и Элайна со смехом попыталась пригладить её обратно, но только ещё больше взлохматила. — Но ты так и не сказала, что же пришло тебе на ум в связи с этим, — напомнил он, когда та прекратила наводить хаос на его голове.

— Мне пришло на ум создать репродукцию, — откликнулась его собеседница, подавшись вперёд.

— Репродукцию… какого-то из городов?

— Нет, — ещё тише сказала Элайна, то ли опасаясь, что кто-то из немногочисленных посетителей её услышит, то ли страшась собственных мыслей. — Всей Тэрры.

— Элли, — Мирэлл затих, не зная, как реагировать. — Я же… сейчас правильно тебя услышал?

— Я знаю, как это звучит, — поспешила пояснить Элайна, поднимая руку, чтобы прервать преждевременные комментарии или возражения. — И знаю, о чём ты сейчас подумал, но нет, я не хочу её переделывать или копировать целиком. Я хочу создать… копию определённого момента истории, пока у них не началась новая война. И сделать не целый мир, а его продолжение, — заметив скептический взгляд мужа, она взволнованно продолжила. — Это как если бы мы посмотрели спектакль, потом вернулись к середине действия и заставили актёров всё переиграть заново по скорректированному сценарию.

— Но как ты планируешь исправлять «сценарий», у которого даже нет финала, а ролей и декораций миллиарды?

— Добавлю новых энергий, чтобы выровнять взбесившиеся вектора. Если получится создать репродукцию, вплету её в ткань мироздания Тэрры, и процесс её развития получит новый виток, разбавив энергетический застой.

После этих слов между ними надолго воцарилась тишина. Элайна потягивала свой шоколад, бросая нервные взгляды на мужа, а тот хмурился, обдумывая услышанное.

— Звучит и правда безумно, — наконец подал голос Мирэлл. — Ты ведь помнишь, да, что Тэрру делали пятнадцать создателей?

— Но я не создаю. Только копирую.

— Это не отменяет просто чудовищных масштабов. Я даже не знаю, возможно ли сделать то, что ты задумала…

— Именно поэтому я и хотела обсудить это с тобой, — когда стало понятно, что Мирэлл не собирается сразу отвергать её идею, голос Элайны обрел некоторую твёрдость. — Ты ведь проектировщик, — сказала она, — рассчитываешь траектории движения векторов и их изменчивость. Каково твоё мнение?

— Я не могу вот так сразу ответить, — он вздохнул, потирая подбородок. — Для начала нужно провести расчёты, измерить каркас мироздания… а учитывая размеры и сложность Тэрры, возможно, мне придется переехать в галерею и разбить там, где-нибудь временный лагерь…

— Но ты согласен?

— На твою безумную идею вдвоём скопировать легендарное творение, которое старше всех существующих миров, проложить новые вектора, запустить свежие движения энергий, а потом соединить с оригиналом? — его глаза вспыхнули азартным предвкушением. — Ничего интереснее я бы за всю свою жизнь не придумал, а ты спрашиваешь, согласен ли я.

Элайна просияла.

— Ты знал, как сильно я люблю тебя?

— Догадывался…

— На самом деле я уже собрала для тебя кое-какие материалы и расчёты, чтобы было с чего начать.

— Кое-какие? — он с подозрением сощурил карие глаза.

— Всё, что нашла в наших архивах, — призналась она. — И описание всех методик, которые использовались при создании.

— Так вот что за коробки заняли весь наш подвал…

— А ещё все палитры и техники нанесения красок.

— Знаешь, когда мы поженились, я знал, что ты привнесёшь в мою жизнь моря новых оттенков.

— Мне удалось?

— Несомненно, — он помедлил, и его лицо приняло более серьёзное выражение. — Но у меня есть очень неприятный вопрос. Ты собираешься рассказать об этом своему отцу?

— Нет, конечно, — ужаснулась Элайна. — Если проект получится, и картина зацветёт, я расскажу ему, и мы подумаем, как пробросить мосты и сшить картину с Тэррой, но это займёт года три, а то и больше. До этого ему совершенно необязательно знать, иначе он меня придушит. И тебя тоже.

— Разумно.

— К тому же мы пока не знаем, получится ли у нас.

— Если не получится, то у тебя на руках будет незаконная копия Тэрры, — напомнил Мирэлл.

— Я её усыплю, отрекусь от прав и отдам в школу на изучение, — спокойно сообщила Элайна. — Пусть детишки развлекаются репродукцией. Или мы добавим пару штрихов и переиначим мироздание, если сразу станет понятно, что у нас ничего не получается.

— Я боюсь, если мы начнем на ходу выправлять и переиначивать мир, который и так списан с другого, он сойдёт с ума до того, как созреет. А ты знаешь, чем это чревато.

— Значит, мы будем очень осторожны.

Они ещё несколько часов просидели в кафе, обсуждая миры и картины, строя планы работы над репродукцией и пытаясь определить, когда будет разумнее начать. В работе у них уже было несколько картин, и они находились на ранних стадиях. Оставлять их сейчас, чтобы полностью переключиться на новый проект, было неразумно. А значит следовало отложить начало работы над копией как минимум на год. За это время Элайна планировала детально изучить необходимые для начала работы техники и закупить материалы, которых потребуется немало.

— Будет повод обновить инструменты, — добавила она, кивая собственным мыслям.

— Напрасная трата денег, мне и так удобно работать.

— Чем удобно? — не поверив ему ни на секунду, фыркнула та. — У тебя осталось все два циркуля, и один из них держится, по-моему, на одной только силе воли. Все линейки и угломеры почти стёрлись и истрепались, а теодолит последние пару месяцев выглядит так, словно скоро развалится.

— Ты сгущаешь краски.

— И правда сгущаю, — согласилась Элайна. — Какие пару месяцев? Он уже года два отчаянно хочет умереть, а ты ему не позволяешь. Бедный, столько служил тебе верой и правдой. Отправь уже его в почётную отставку, и давай его заменим.

— Как угодно.

— А ещё нам нужен кульман!

— Что?

— Чертёжный стол, — с улыбкой рассказала Элайна. — Видела недавно в Тэрре. Невероятно удобная штука. Можно его немного усовершенствовать, но на нём куда удобнее работать с графическими материалами. Я уже написала знакомым исследователям в пару институтов на востоке и западе. Пусть посмотрят.

— Ты хоть когда-нибудь останавливаешься? — весело удивился Мирэлл.

— Не в этой жизни, любовь моя.

— Я ожидал такого ответа.

Тихонько посмеявшись, Элайна пустилась в долгий пересказ последних новшеств Тэрры, то восхищаясь, то забавляясь, а то и вовсе ужасаясь. Быт и жизнь Тэрры в чем-то так тесно переплеталась с их собственной, что порой становилось не совсем понятно, кто в кого заложил первый импульс идеи: они в Тэрру или Тэрра в них. Безусловно, многие новшества в свои вселенные привносили сами создатели, отчего те по целому ряду признаков были друг на друга похожи. Но население Тэрры оказалось столь изобретательно, особенно когда дело касалось искусства и науки, что не позаимствовать некоторые их идеи стало бы просто кощунством. Никакой другой мир так сильно не влиял на жителей Пяти Провинций. За годы наблюдения они так много всего позаимствовали у собственного мира, что без него уже не мыслили своего существования.

Так что же произойдёт, если однажды эта яркая, полная идей, творчества и жизни вселенная умрёт, растерзав себя на части, и на стенах шестого этажа галереи останутся лишь опустевшие континенты, а всё население, вся жизнь погибнет из-за войны или стихийного бедствия?

Обычно подобное случалось, если вектора или каркас в картине были неправильно спроектированы, из-за чего нарушалась циркуляция энергий, и механизм мироздания постепенно сходил с ума, пока наконец всё не рассыпалось как карточный домик. При этом сама картина продолжала жить, но всё, что на ней оставалось — это пустые, безжизненные пейзажи, порой изуродованные случившейся катастрофой. Такие картины назывались «мёртвыми», и для любого художника этот исход был трагичен и унизителен, ведь зачастую вселенная умирала именно из-за недостатка мастерства или аккуратности.

Мирэлл искренне верил, что Тэрра слишком филигранно и безукоризненно выполнена, чтобы так позорно рассыпаться, но кое-что в словах Элайны заставляло его серьёзно задуматься о будущем легендарной вселенной. Возможно ли, что долгое существование и старение мира могут свести вектора с ума не хуже, чем обычная халатность и неопытность мастера? А если так, не пришло ли время позволить старой Тэрре уснуть и создать вместо неё новую?

Если у них с Элайной выйдет жизнеспособная репродукция… их вероятнее всего изгонят на Чёрные Пустоши за подобную непочтительность и бесцеремонность по отношению к легендарной фреске.

Но попытка того стоила.

К тому же Элайна слишком сильно увлеклась своей идеей, чтобы отступить, а его согласие участвовать в проекте стало финальной искрой, которая разожгла в ней огненный ураган, остановить который теперь было непросто. Зная о её пламенеющей энергии, Мирэлл порой опасался, что однажды этот пожар сожжёт дотла саму Элайну. Если это когда-нибудь произойдёт, его собственному миру придёт конец.

Глава 10. Раздор

Габриэлла не была уверена, что именно её разбудило… она вообще не помнила, когда успела уснуть. Отчаянно недоумевая, она нахмурилась и открыла глаза, но от этого только ещё больше растерялась, встретившись взглядом с Алистером. Он близко склонился к её лицу, что они едва не касались друг друга лбами. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем Габриэлла поняла, что лежит в собственной кровати, а он, нависая над ней, мягко, но довольно крепко держит руками её голову, не позволяя двигаться. Ощущение ткани его перчаток на коже и прохладные прикосновения стальных когтей одновременно смущали и дарили странное успокоение… как и его близость.

Но что случилось?

— Почему…

— Тише-тише, — не дав ей договорить, перебил Алистер.

С трудом подняв руку, Габриэлла осторожно коснулась его пальцев, вглядываясь в рубиновые глаза, продолжающие с неустанным вниманием изучать её лицо.

— Ты очень загадочно выглядишь, держа вот так мою голову, — она с подозрением сощурилась.

— Не двигайся, — сдержанно посоветовал Алистер, — иначе твоя многострадальная голова определённо развалится на две половинки.

Она смерила его невыразительным взглядом.

— А ты, стало быть, её склеил и держишь, чтобы края схватились?

— Именно так.

— У меня ничего не болит, — на всякий случай известила Габриэлла.

— Я знаю.

«И всё?»

Они в тишине смотрели друг на друга, пока Габриэлла пыталась определить масштаб бедствия: нет ли сломанных конечностей или оглушительной мигрени, если имела место быть травма головы. Но чувствовала она лишь прикосновения Алистера к этой самой голове. В остальном всё, кажется, было в порядке. Габриэлла напряжённо вспоминала, что случилось, но склонившийся над ней демон сбивал с мысли, и в итоге всё внимание вновь сконцентрировалось на нём.

— Привет, — зачем-то поздоровалась она, сконфуженно улыбнувшись.

Алистер смерил её насмешливым взглядом.

— Привет.

Габриэлла негромко кашлянула и продолжила говорить в попытке заглушить собственную неловкость разговором.

— Я помню, что обедала в кафе, — вспомнила она. — Как я очутилась дома? Ты меня принёс?

— Вполне возможно.

— На нас кто-то напал? — она озадаченно нахмурилась. — Да… кажется, напал, — следом за осознанием в душе вспыхнула тревога: — Феликс цел?

— Понятия не имею, кто такой Феликс, — равнодушно ответил Алистер, удерживая её от попыток сесть.

— Это мой напарник, — Габриэлла обеспокоенно кусала губы. — Где он? Мне нужно проверить…

— Потом.

Между ними снова повисла тишина. Бертран все больше нервничала. Она должна сию же секунду позвонить Эмери, выяснить, что произошло, и убедиться, что напарник в порядке. Должна сообщить, где находится. Должна… хотя бы попробовать встать с кровати — тело будто придавило каменной плитой.

— Что со мной случилось? — заметив, что едва может шевелиться, прошептала она.

— Ничего страшного, — всё так же улыбчиво отозвался демон. — Но, возможно, останется шишка.

— Не понимаю…

Он чуть склонил голову, издав ироничный смешок.

— Ты слишком много разговариваешь, ангел мой, — тихо промурлыкал Алистер и, подавшись вперед, коснулся губами её лба. — Спи.

Габриэлла собиралась ответить, что вовсе не устала, но веки отяжелели и она провалилась в глубокий сон, успев только подумать, что со стороны демона было совершенно нечестно вот так её усыплять.

Когда Габриэлла снова открыла глаза, за окном царил непроглядный мрак. Алистера рядом не было, а в оранжевом круге света настенной лампы можно было разглядеть ссутуленный силуэт Феликса, сидящего в кресле и выстукивающего по полу нервный ритм каблуком ботинка. Похоже, он был в полном порядке. Следом за волной облегчения тут же последовало совершенно абсурдное недовольство.

«Почему, скажите на милость, никому не приходит в голову здесь разуваться?» — мысленно возмутилась Габриэлла и, опираясь на локти, села в кровати.

Заметив, что она проснулась, Эмери подскочил на месте, резко выпрямляясь, и уставился на напарницу со смесью злости и тревоги.

— Что, к бесам, с тобой случилось?!

— Я бы и сама очень хотела знать ответ на твой вопрос.

Убедившись, что никакая часть тела от резких движений у неё не отвалится, Габриэлла отбросила одеяло и выбралась из кровати.

— Ты пропала, — с упреком сказал Феликс, наблюдая, как та пытается привести в порядок измятую после сна одежду. — Я думал, тебя под обломками погребло.

— Извини, — Бертран перехватила его обеспокоенный взгляд и почти нехотя выдавила: — Я… не знаю, как тут оказалась.

— Что ты помнишь? — с подозрением уточнил Эмери.

— Помню грохот, — пытаясь скрыть собственную нервозность, Габриэлла ретировалась на кухню и продолжила уже оттуда: — А потом я проснулась тут.

— Одна?

Она поставила на плиту чайник и насмешливо глянула на собеседника вполоборота.

— Нет. Если ты не галлюцинация.

Феликс нахмурился.

— И как же ты перенеслась из кафе сюда?

«У меня очень расторопный ангел-хранитель», — отвернувшись, подумала Габриэлла и потянулась к кухонному шкафчику за чашками. Куда разумнее было бы прямо сейчас поведать об Алистере, но стоило только задуматься о признании, как в душе всё деревенело от страха. Чего она так боялась? Недовольства демона? Ему явно было плевать, расскажет она кому-то о нём или нет. Реакции Феликса? Так ничего предосудительного в её знакомстве с Алистером не было. Эмери, конечно, мог бы поворчать, что такие знакомства к добру не приведут, но не больше. Стражи не жаловали демонов, но с ними не воспрещалось общаться. Если не упоминать о выдающихся способностях Алистера и придерживаться какой-нибудь нейтральной, безобидной версии, Габриэлла избавит напарника от лишних недовольств, а себя от необходимости врать ему. Почему же она не может заставить себя рассказать?

С тихим вздохом Бертран попыталась перевести разговор в другое русло.

— Что всё-таки там произошло?

— Я сам ни черта не понял, если честно, — угрюмо пробурчал за её спиной Феликс. — Случился взрыв, и на тебя рухнул потолок.

Габриэлла едва заметно поморщилась — неожиданно недавние манипуляции Алисера с её головой обрели болезненно ясный смысл.

— Что случилось потом? — спросила она, стараясь отвлечься от неприятных подозрений о том, как близко на самом деле оказалась сегодня к собственной гибели.

— Потом… как мне показалось, прямо из взрыва выбралась та тварь.

— Какая тварь? — обеспокоенно уточнила Габриэлла.

— Которую мы с тобой за пять минут до этого прикончили.

Это заставило Габриэллу обернуться, обратив растерянный взгляд на подозрительно затихшего Эмери. Затянувшуюся тишину разорвал свист закипевшего чайника, и Бертран, чуть вздрогнув, отвернулась, торопливо снимая его с плиты. Феликс всё молчал, и она буквально чувствовала, как он прожигает её затылок пристальным взглядом.

— Но это ведь невозможно, — наконец покачала головой наблюдательница. — Ты уверен, что это именно та тварь?

— Откуда мне знать? — ворчливо бросил напарник. — Она не представилась. Но выглядела очень похоже.

— И… и что случилось потом?

— Мясорубка, вот что, — Феликс досадливо скривился. — Мне еле удалось её убить… второй раз. Гадина оказалась такая же прыткая.

Габриэлла разлила чай по кружкам и, вернувшись в комнату, протянула одну напарнику.

— Ты сам-то цел?

— Да, — тот молча забрал чашку и хмуро в неё уставился. — Наше оружие вполне сносно работает на этих тварях, — он раздражённо цокнул языком. — Но всё это неправильно. Не знаю, кто стоит за этим.

«Например, какой-нибудь красноглазый демон, о котором никто кроме тебя не знает, а должен бы», — с упрёком напомнил внутренний голос.

— Почему ты так уверен, что кто-то делает это намеренно? — не зная, кого именно пытается сейчас убедить, Габриэлла села на кровать, поджав под себя одну ногу. — Возможно, что-то изменилось в промежуточном изменении?

— Пусть так, но ни одна тень не способна принять физическую форму, на то они и тени. Кто-то сознательно изменяет их, — он помедлил, постукивая пальцами по чашке. — И ты с этим связана.

— Я?!

— Оба происшествия случились в непосредственной близости от тебя. В обоих случаях ты могла погибнуть, — он помолчал, смерив собеседницу тяжелым взглядом. — И в обоих случаях необъяснимым образом спаслась.

— Мне кажется, рано судить о подобном, основываясь всего на двух случайностях, — осторожно заметила Габриэлла.

— Случайностях? — процедил Феликс, в его глазах вспыхнуло негодование. — Кто-то сегодня вытащил тебя из-под обломков и принёс сюда. Кто-то оказался в том поезде и убил зверя, прежде чем он успел разорвать тебя на куски. И ты мне говоришь о случайностях? Я собственными глазами видел, как тебя завалило, но взгляни! — он махнул рукой в её сторону: — на тебе ни царапины!

— Ну извини уж…

— И давай не будем даже вспоминать, что с того случая в метро ты ведешь себя странно.

— Ничего подобного! Я просто…

— Просто что? Устала? Испугалась?

— Я…

— Что ты скрываешь от меня, Бертран?

Габриэлла почувствовала, что начинает злиться. Феликс был с ней с самого первого дня перерождения и за прошедшие годы стал для неё не просто напарником. Он был старшим товарищем, наставником, защитником и другом. Тем, к кому она всегда прислушивалась и кому доверяла. За десять лет знакомства она успела привыкнуть к его вспыльчивому темпераменту и ворчанию, зная, что успокаивается Эмери так же быстро, как и вскипает, стоит лишь переждать шторм и дать ему выговориться. На все выпады напарника она реагировала спокойной иронией и уж точно никогда прежде не испытывала потребности затевать серьёзных споров. Зачастую Габриэлла уступчиво принимала точку зрения Феликса, даже если мысленно не всегда с ним соглашалась. Но в это мгновение всё в ней воспротивилось его словам, и привычное миролюбие вдруг дало сбой.

— Хватит на меня кричать, — сердито процедила она, сама удивляясь тому, как резко прозвучал её голос. — Я понимаю не больше твоего. Хочешь разобраться, что творится, так иди в лабораторию и ори на медиков. Или я виновата просто в том, что осталась жива?

— Я этого не говорил, — опешив от внезапной вспышки раздражения, пробормотал Феликс.

— Ну тогда о чём мы тут с тобой разговариваем? По-твоему, я укрываю преступника, учинившего все эти бедствия?

«А ведь, возможно, так и есть», — глумливо шепнул внутренний голос, только ещё больше разозлив её. Габриэлла хладнокровно проигнорировала доводы совести, отказываясь верить, что Алистер причастен к происходящему.

Феликса, впрочем, её отповедь немного остудила. Виновато моргнув, он прочистил горло, соображая, как разрядить обстановку. Габриэлла, поджав губы, ждала извинений, но в голову напарника пришли совсем иные мысли.

— Пойми, всё очень серьёзно, — через силу выдавил он, стараясь говорить спокойно, что ему в принципе было несвойственно. — Если… если кто-то морочит тебе голову или угрожает, я должен знать. Не скрывай от меня ничего.

Слушая его сбивчивую речь, Габриэлла с подозрением сузила серо-зелёные глаза. Феликс что-то знал… что-то подозревал. Ему либо было известно об Алистере, либо он говорил о ком-то другом, предполагая, что этот загадочный «некто» её преследует. Очень любопытно. И непонятно.

— Ты ведь кого-то подозреваешь, — в лоб заявила она. — Это же не пространные домыслы, так? Ты догадываешься, кто мог устроить те нападения, и теперь думаешь, что он со мной как-то связан. Я права?

— Я понятия не имею, кто мог сотворить такое! — мгновенно вскинулся Феликс. — Я говорю лишь о том, что вижу. Ты ведешь себя подозрительно.

— Ты так скоро договоришься до того, что это я создаю тех тварей, — угрюмо заметила Габриэлла.

— Откуда мне знать? — Эмери враждебно ощетинился. — Может, так оно и есть. Ты скрываешь от меня нечто важное, Бертран.

Растущее в душе чувство вины за собственные недомолвки схлестнулось со злостью на Феликса за неустанные попытки заставить её поступать и думать так, как хочет он сам. Злость разгромила и уничтожила жалкие остатки терпения.

— Да! — всплеснула руками Габриэлла, едва не расплескав свой чай на одеяло. — У меня под кроватью сидит карманный маньяк-убийца, и мы по вечерам от скуки вытаскиваем теней из их измерения!

— Это не шутки, — посуровел напарник, не разделяя её сарказма.

— А кто шутит? — она вскинула брови в наигранном удивлении. — Полезай под кровать и проверь. Возможно, найдешь там ещё и способность держать себя в руках, не срываясь на меня каждую минуту.

— Вот что. Хватит этого цирка, — со стуком поставив полупустую чашку на журнальный столик, Феликс резко поднялся на ноги. — Я всего лишь о тебе беспокоился. Если не способна на элементарную благодарность, так я больше не буду утруждаться.

Промаршировав к выходу, он с гордо поднятой головой вышел в холл.

— И разувайся, когда заявишься в следующий раз! — крикнула ему вдогонку Габриэлла; ответом ей была с грохотом захлопнувшаяся входная дверь. — Скатертью дорожка, — проворчала она, сделав глоток чая.

Ещё несколько минут Бертран в молчании сидела на кровати, сердито барабаня пальцами по чашке. Клокочущее в груди негодование постепенно стихало, оставляя после себя гадкий осадок. Габриэлла никогда не испытывала по отношению к напарнику столь сильного раздражения. По правде, она и вовсе не могла припомнить, чтобы раньше хоть что-то настолько выводило её из себя. И откуда в ней взялся этот гнев?

«Это всё Эмери виноват, — с упрямой обидой думала она, — и его дурацкая манера вести диалог. Пусть теперь тоже страдает».

Со стороны окна послышался негромкий шорох, и, уже догадываясь, кого обнаружит в комнате, Габриэлла обернулась.

— Доволен? — сухо поинтересовалась она. — Из-за тебя мы поругались.

Раскачиваясь с пятки на мысок, Алистер одарил наблюдательницу ехидной усмешкой.

— Всегда приятно быть причиной шумного конфликта, — отозвался тот, пребывая в отличном настроении.

Бертран одарила гостя колючей улыбкой.

— Да ты просто зло во плоти.

— Благодарю, — в руках у него появилась трость из чёрного дерева с серебряной рукояткой в форме совиной головы и заострённым металлическим наконечником, который впился в напольное покрытие, оставив в нём внушительную вмятину. — Но я совершенно не имею отношения к тому, в чём ты на самом деле меня обвиняешь.

— Раз уж ты сам заговорил об этом… стоит ли спрашивать, как ты оказался в том кафе сегодня? — Габриэлла склонила голову к плечу, с колючим сарказмом разглядывая собеседника. — Снова «проходил мимо»?

— Не совсем, — он крутанул в руке свою трость и улыбнулся шире. — В этот раз я ждал нападения.

— Ждал? — она отставила пустую чашку в сторону, устраиваясь поудобнее.

— С недавних пор в промежуточном измерении случаются странные всплески энергии, — известил Алистер. — Я стал наблюдать.

— Зачем тебе это?

— Абсолютная, беспросветная скука в основном, — с готовностью ответил он. — Порой совершенно не знаю, чем себя занять.

— Сочувствую, — сказала Габриэлла, стараясь игнорировать его весёлые интонации и удерживать строгое выражение лица. — И что тебе удалось выяснить?

— Что оно стало нестабильным, — он послал ей многозначительную улыбку, будто призывая разделить общую шутку.

— Весьма «информативно», — язвительно похвалила Габриэлла. — Это всё?

— Возможно, — зажав серебряный набалдашник трости двумя пальцами, Алистер принялся раскачивать ею над полом, как маятником.

Этот демон… человек… мужчина был совершенно непостижим! Секунду назад он говорил о серьёзных вещах, а теперь будто и вовсе об этом забыл. А они ведь подняли важную тему! Но отчего-то на него Габриэлла совершенно не могла разозлиться, хотя буквально пять минут назад едва не плавилась от негодования.

— Как, по-твоему, почему тени стали попадать в материальный мир?

— Потому что они этого хотят? — отвлечённо бросил демон, глядя на собственную трость с цепким вниманием кота, следящего за скачущим по полу солнечным зайчиком.

— Да. Заражая людей и питаясь их жизненной энергией, а не разрывая их в клочья.

Алистер прекратил, наконец, свои жутко отвлекающие манипуляции с тростью и, со стуком вонзив в пол острый наконечник, оперся на неё. Габриэлла мысленно облилась слезами, оплакивая свой измученный паркет.

— Какая им разница, что разрывать в клочья: человека или его жизненную энергию? — пожав плечами, демон прошёлся по комнате, оглядывая её с таким интересом, словно оказался в музее искусств.

Он будто и секунды не мог провести без движения. До этого Алистер казался ей спокойнее. Не то чтобы он выглядел встревоженным… скорее нетерпеливым.

— Разве то, что происходит, нормально? — оставив эти мысли, произнесла Габриэлла.

— Нормально? — он задумался. — А что вообще в твоём понимании «нормально»?

— Когда тени находятся в своём измерении… ну то есть, — она помедлила, облокачиваясь о стену за спиной. — Не то чтобы их существование в принципе было чем-то нормальным, но к такому положению дел мы хотя бы привыкли.

— Что ж, в таком случае почему бы просто не подождать пару столетий? — предложил демон.

— Подождать чего?

— Пока не привыкните к разгуливающим по материальному миру чудовищам, — любезно разъяснил Алистер. — Рано или поздно и они станут нормой, если набраться терпения.

Габриэлла долго молчала, разглядывая собеседника.

— Весьма, хм, примечательное в своём роде мнение, — криво улыбнувшись, признала она. — А что же делать, если я не хочу к этому привыкать?

— Устранить первопричину, — демон обнажил клыки в довольной усмешке. — Полностью.

— И… ты знаешь, как это сделать?

Спрашивать, конечно, было глупо, но вдруг…

— Не имею ни малейшего понятия, — сияя самодовольным злорадством, мгновенно откликнулся Алистер.

— Почему-то я ждала этого ответа, — со вздохом призналась Габриэлла, глядя в горящие неясным предвкушением алые глаза.

Глава 11. Пытливый ум и тесный дом

Дело о новой твари, получившей отныне официальный статус «искажённая сущность», ушло в следственный отдел и там стремительно потонуло в догадках и домыслах. Никто не мог понять причину появления существ в материальном мире. Приставленные к делу учёные и следователи пришли к заключению, что источником проблемы являются странные всплески энергий потустороннего измерения, как и сказал Алистер, но дальше этой точки расследование не сдвинулось. Габриэлла старалась лишний раз не вмешиваться, чтобы не привлекать внимания и вернуть себе статус обыкновенного среднестатистического наблюдателя, по пятам за которым не следует какое-то загадочное бедствие. Проверяя порой сводки следователей в надежде получить новую информацию, она концентрировалась на собственных обязанностях: дежурила, искала заражённых и писала отчёты. Привычный распорядок восстановился довольно быстро, и, если бы не косые взгляды Феликса после их размолвки, можно было подумать, что ничего и не произошло. Габриэлла предпочитала делать вид, что не замечает подозрений и недовольства напарника.

Пользуясь свободным временем после дежурств и выходными днями, она много часов проводила, гуляя по заснеженным улицам города, заглядывая в книжные магазины и скупая то, что казалось достаточно увлекательным. Её небольшая квартирка постепенно заполнялась всевозможными книгами, начиная с трудов по истории и заканчивая романами, приключенческими рассказами и даже некоторыми научными изданиями. Чем больше она читала, тем больше вопросов у неё возникало, но всё чаще эти вопросы были связаны не с миром в целом, а наличием в нём теней и демонов. В некоторых книгах были упоминания о разнообразных потусторонних созданиях и тёмных сущностях, даже о демонах, но для людей все они были не более чем сказками и мифами. Ни одно мало-мальски серьёзное издание о таком не упоминало.

— Не понимаю, — Габриэлла обессиленно уронила голову на подушку и закрыла глаза.

Алистер, который в последнее время будто не знал другой беды, кроме как повсюду следовать за ней, то сопровождая во время прогулок, то составляя компанию за чтением дома, оторвался от праздного перелистывания атласа и поднял голову.

— Чего именно?

— Почему в мире, где существуют тени и демоны, никто о них не знает? Вокруг творится столько необычного, а люди этого будто не замечают. А если кто-то и замечает, его предпочитают называть безумцем.

— Зачем им об этом знать? Люди заняты своими людскими заботами. Скажи им, что с ними по одной улице бродят тёмные твари, это породит хаос и панику.

— Но если бы они с самого начала жили с этим знанием, умели противостоять воздействию теней или защищаться от них, это помогло бы избежать многих бед, — Габриэлла помахала в воздухе книгой по истории, которую читала. — Мне иногда кажется, что многие войны случились именно из-за одержимых. Тени ведь порождают агрессию. Так не они ли виной тому, что в разные времена в мире случалось столько жестокости?

— Люди сами по себе существа агрессивные и жестокие, — Алистер безразлично пожал плечами. — Им не нужна потусторонняя сущность, чтобы завидовать и убивать.

Габриэлла пожала плечами, не соглашаясь, но и не опровергая его слова.

— Ну а демоны? Откуда они взялись?

— Оттуда же, откуда и тени.

— Из промежуточного измерения?

— Из тьмы.

— Разве это не одно и то же? — она непонимающе моргнула.

— Не совсем.

Так как дальнейших объяснений не последовало, Бертран решила немного сменить направление беседы.

— Почему тогда в мире нет ангелов?

— Разве нет? — Алистер с красноречивой улыбкой взглянул на неё.

— Я говорю о тех, которые все в белом и с крыльями, — со смехом отмахнувшись от глупой шутки, Габриэлла скользнула взглядом по многочисленным стопкам книг, занимающих теперь добрую половину её квартиры. — О них много где упоминается как о светлых защитниках человечества, противостоящих тьме. Разве их существование не логично? В конце концов, в противовес теням есть стражи. А в противовес демонам должны быть ангелы.

— Они будут лишними.

— Но что в таком случае уравновесит чашу весов?

— Люди.

— Люди? Но ведь они…

— Слабее? — подперев рукой голову, Алистер с понимающей усмешкой глянул на неё.

— Да.

— Ты в этом уверена?

Габриэлла помедлила, разглядывая собеседника. Закинув ногу на ногу, он мерно покачивал носком сапога. Спокойный и уверенный, с любезной усмешкой на губах и бездной равнодушия в алых глазах. Сколько могущества крылось за маской снисходительной вежливости? Сколько жизней могли унести эти увенчанные стальными когтями руки, сейчас так безмятежно лежащие на подлокотниках кресла? Разве хоть один человек может противостоять ему? Кто рискнёт бросить вызов существу, которое будет также благосклонно улыбаться, вырывая кому-нибудь сердце из груди, и остаться после этого в живых?

Заметив её замешательство, Алистер улыбнулся чуть шире, будто зная, о чём она думает.

— Демоны, в отличие от людей, не свободны, — неторопливо пояснил он. — Они привязаны к своей природе и вынуждены подчиняться её законам. Люди гораздо сильнее. У них есть то, чего многие демоны вообще лишены, — перехватив заинтересованный взгляд, он с удовольствием пояснил: — Свобода воли и возможность формировать свои убеждения. Демоны кажутся всесильными лишь со стороны. Можно подумать, они творят что хотят и живут, как им нравится; но на самом деле ими зачастую руководит хаос собственного сознания. У них даже нет организованного сообщества, к которому они могли бы себя причислить, потому что в силу своей природы демоны не способны существовать в рамках некой даже условной системы. Им всё время нужно эти рамки ломать, — Алистер помедлил, водя когтями по деревянным подлокотникам. — И самое неприятное то, что даже у самых сильных есть какая-нибудь глупая особенность, из-за которой они становятся уязвимы, как новорождённые котята. Кто-то, к примеру, не может войти в жилое помещение, если его не пригласят. Кто-то обязан выполнять идиотские желания любого, кто сможет связать ему руки. У некоторых случаются непроизвольные вспышки бешенства, от которых они сами страдают. И все как один одержимы заключением сделок, от которых порой проблем больше, чем выгоды. Так что сила их весьма условна, если знать о слабости.

Габриэлла слушала, подперев рукой голову и пристально наблюдая за отстранённым выражением его лица. Алистер вроде бы говорил о себе подобных, но звучало это так, будто себя он к ним не причислял. Демон ли он вообще?

— А ты? — не удержавшись, спросила она, когда он замолчал. — У тебя есть какая-нибудь слабость?

Алистер усмехнулся.

— Лишь одна.

— Какая же?

— Мне постоянно скучно.

— Да, — ехидно проворчала она. — Вот уж проблема так проблема.

— А ты поживи так пару сотен лет.

— Мог бы придумать себе хобби, — бездумно предложила Габриэлла и тут же пожалела о своих словах, встретив многозначительный взгляд собеседника. — И нет, постоянно следовать за мной — это не хобби!

— Зависит от восприятия.

Бертран, фыркнув, закатила глаза.

— Почему я вообще с тобой общаюсь?

— Потому что я тебя преследую, — с неизменно довольной улыбкой констатировал Алистер.

Габриэлла всё-таки рассмеялась, уткнувшись лицом в подушку. И когда вдруг его общество перестало обременять и начало радовать её? Он вел себя нахально и бесцеремонно: врывался без приглашения и творил что вздумается, подвергал сомнению буквально всё, во что она верила и что считала правильным. Он был опасен, Бога ради! Габриэлла до сих пор не знала, замешан ли он в нападениях тварей, как не знала, что вообще им движет бо́льшую часть времени. Алые глаза, преисполненные вселенской скуки и вежливого безразличия, скрывали слишком много тайн. Иногда Габриэлла сомневалась, что в целом мире есть хоть что-то, способное увлечь или заинтересовать его. Но вместе с тем в ней росла абсурдная уверенность, что он не причинит ей вреда, и, если она попросит оставить её в покое, Алистер так и поступит. Изо дня в день она обещала себе, что непременно прогонит его; однако шло время, а она так и не смогла заставить себя этого сделать. Каждая встреча разжигала в ней всё новые эмоции, вспыхивающие в душе подобно разноцветным огонькам. Он вызывал у неё восторг и страх, любопытство и веселье, заставлял думать, сомневаться, спорить. Габриэлле казалось, что скоро этих «огоньков» станет так много, что она начнёт светиться изнутри.

Постепенно настороженность сменилась доверием, а вместе с доверием появились симпатия и необъяснимая привязанность. Возвращаясь домой после дежурства, Габриэлла в предвкушении задерживала дыхание, надеясь обнаружить в квартире улыбчивого красноглазого демона. Он словно был недостающим кусочком пазла в её сознании, и с появлением Алистера всё вдруг обретало смысл… в своей неподражаемой бессмысленности.

Какие бы разумные и логичные доводы ни приводил её разум, напоминая, что она совершенно ничего не знает о демоне, душа продолжала с нетерпением ждать новой встречи с ним.

«Феликс бы сказал, что у меня окончательно атрофировалось чувство самосохранения», — мысленно вздохнула Габриэлла.

Но ведь Алистер не угрожал ей. Почему она должна отталкивать его? И может ли она его оттолкнуть, не лишившись при этом какой-нибудь важной части самой себя? Лучше не думать об этом.

Подняв голову, Габриэлла с задумчивой улыбкой воззрилась на своего… друга?

— Я хочу поехать в путешествие, — вдруг заявила она, усевшись на кровати.

— Куда?

— Понятия не имею, — Бертран пожала плечами. — Куда угодно?

— Звучит многообещающе, — саркастично прокомментировал Алистер.

— Я надеялась, что ты составишь мне компанию, — помедлив немного, добавила наблюдательница, поборов мимолётный прилив неуверенности. — Если ты, конечно, не будешь занят захватом мирового господства и всё такое.

С губ Алистера сорвался тихий смешок. Пару мгновений он размышлял о чём-то и, наконец, обнажил клыки в широкой предвкушающей ухмылке, не предвещающей ничего хорошего.

— Почему бы нам не отправиться к побережью?

***

Феликс новость о поездке принял без особого восторга, потому что, конечно, если путешествовали другие стражи, всё было нормально, но если уехать решила Габриэлла, то это сразу становилось проблемой. Но так как официально Эмери всё ещё был на неё в обиде, слишком живо реагировать он не стал.

— И что тебя тянет непонятно куда? — проворчал он, шагая бок о бок с ней по заснеженной улице вечернего города.

— Хочу посмотреть окрестности, — спрятав за шарфом половину лица, глухо пробормотала Габриэлла. — Я никогда раньше не выезжала из города.

— Нечего там смотреть, — Эмери сунул руки в карманы и зябко поёжился под порывами стылого ветра.

— А ты бывал где-нибудь? — примирительно спросила Габриэлла, искоса глянув на напарника.

— Бывал.

— Посоветуешь интересные места?

— Нет их тут, — с губ Феликса сорвалось облачко пара, когда он со вздохом посмотрел на собеседницу. — Ты осознаёшь, что это может быть опасно?

— Необязательно. Поддельные документы у меня есть, легенда на всякий случай тоже, — Бертран потёрла руки друг о друга, пытаясь согреться и, перехватив тяжёлый взгляд Эмери, добавила: — К тому же я сильнее обычного человека.

— А необычной твари ты тоже сильнее? — язвительно поддел тот.

— Если они появились пару раз, то это не значит, что будут вылезать везде, где бы я ни оказалась, — спокойно парировала Габриэлла. — К слову, есть новости от следователей?

— Полезных особенно нет. Тварь была изменённым человеком, как и предыдущая, но как появилась — они не знают.

— А они не думают, что промежуточное измерение начало, хм, меняется? — осторожно поинтересовалась Бертран, отправляя в рот кусочек рыбного пирога.

— У тебя есть основания полагать, что помимо колебания энергий происходят какие-то значительные изменения? — Феликс обеспокоенно нахмурился.

— Это скорее просто… теория.

Охотник, помолчал, размышляя над её словами.

— Я передам следователям, пусть проверят.

Габриэлла удивленно изогнула брови, не ожидая, что тот серьёзно воспримет её слова, не подкрепленные весомыми аргументами. Либо это был аккуратный шаг к примирению, либо у следствия закончились идеи и они совсем отчаялись. Так или иначе, свой вклад она внесла и с чувством выполненного долга сунула нос обратно под шарф, спасаясь от кусачего мороза. Феликс молчал, наблюдая за ней.

— Ты в последнее время стала много читать, — наконец сказал он.

— Это, оказывается, очень расширяет кругозор, — Габриэлла иронично покосилась на него.

— И что ты читаешь? — продолжал расспрос тот.

— Историю и географию. В промежутках между этим — просто рассказы.

— О чём?

— Обо всем, — она улыбнулась. — В основном разные выдумки про волшебство.

Разговор сошел на «нет». Некоторое время тишину между ними нарушал лишь скрип снега под ногами и негромкое бурчание Феликса в адрес погоды и холода в целом. Габриэлла то и дело поглядывала на напарника.

— Выглядишь уставшим, — наконец признала она.

Эмери почти оскорблённо взглянул на неё.

— Глупости.

— Точно тебе говорю, — она лукаво сощурилась. — Может быть, тебе тоже нужен отпуск?

— Мне нужно, чтобы ты перестала приставать ко мне с этими глупостями, — проворчал он. — Лучше скажи точно, куда ты направляешься?

— Я пока не решила.

— Нельзя бездумно куда-то уезжать, — нравоучительно заметил Феликс. — Сначала спланируй маршрут.

— Но какое в этом тогда приключение, если ты заранее знаешь конечную цель путешествия? — её глаза весело сверкнули.

— Ты, по-моему, перечитала этих своих сказок, — Эмери смерил напарницу постным взглядом.

— Тебе бы тоже не мешало, — ехидно сообщила та, — а то от твоей угрюмости скоро молоко киснуть начнет.

— Смейся-смейся, — буркнул Феликс. — Посмотрю я на тебя, когда ты уедешь в какую-нибудь глушь и там напрочь заблудишься со всеми своими радужными фантазиями.

Габриэлла благоразумно не стала говорить ему, что на такой случай берёт с собой самое опасное существо из всех, кого она когда-либо встречала.

Глава 12. Закат над Амрисом

Среди жителей Тэрры бытовало мнение, что, когда человек счастлив, время для него летит незаметно. Мирэлл склонен был с этим согласиться — казалось, только вчера они с Элайной планировали работу над первыми своими картинами, а сейчас две из них уже близки к завершению. Оборачиваясь назад, он с трудом верил, что прошло уже два года.

К Амрису вплотную подобрался день зимнего солнцестояния, и началась полномасштабная подготовка к празднику, нарушающая привычный распорядок. Особенно сильно витающие в городе настроения действовали на непоседливого Мартина. Мальчишка окончательно потерял интерес к учёбе и готов был на стену лезть, что, впрочем, хладнокровно игнорировалось его сестрой.

— Итак, — спокойно говорила она, — как мы обсуждали, существуют три вида путешествующих по мирам: созерцающие, проживающие и погребённые. Расскажи-ка мне о каждом из них.

Младший Эмберхилл, который последние несколько минут с остекленевшим взглядом вел конспект, поднял голову и по-совиному моргнул.

— Созерцающие — это те, кто странствует без физической оболочки и никак не влияет на мир или его жителей. Они либо полностью перемещают сознание в картину, либо частично, не погружая настоящее тело в сон. Созерцать может любой желающий, ограничений нет, — он зевнул и почесал переносицу. — Проживающие — это обычно сами архитекторы или назначенные кураторы, иногда их приглашённые друзья и родные. Для путешествия по мирам они оставляют здесь своё истинное тело в состоянии сна, отчего все процессы жизнедеятельности организма замедляются, и полностью переводят сознание в картину, используя различные физические воплощения, чтобы походить на обитателей картин. Ну и соответственно, обладая телом, они могут взаимодействовать с жителями, влиять на происходящее в картине и вносить корректировки, если мир находится в разработке. И как приятный бонус — все художники и архитекторы, которые часто путешествуют в картинах стареют гораздо медленнее.

— И жалование, не забывай про жалование, — вполголоса весело вставил Мирэлл, — это важная мотивация!

Элайна метнула в него строгий взгляд, призывая к молчанию, и снова переключилась на младшего брата.

— Отлично, — она постукивала пальцем по столешнице. — А что насчет погребённых?

— Это все, кто покидает земли Пяти провинций и уходит в картины, перемещая разум и душу в иной мир, где они перерождаются во множестве воплощений без воспоминаний о жизни здесь. Ими могут быть как сами создатели, так и рождённые без искры творца, и тогда они отправляются во вселенные родственников или друзей… иногда в Тэрру, но для этого требуется разрешение губернатора.

— Могут ли создатели влиять на собственный мир после погребения?

Мартин покачал головой.

— Только если осозна́ют себя.

— Всё верно, — Элайна удовлетворенно кивнула. — И какова будет твоя роль как куратора в таком случае?

— Помогать погребённым освоиться в новом мире во время первого воплощения.

— Да. Но ты должен понимать, что после этого кураторы должны самоустраниться и не вмешиваться в ход событий, что бы ни происходило во вселенной картины. Так может продолжаться многие годы, пока развитие мира не замедлится и он не «заснёт».

Вполуха слушая сестру, Мартин полулежал на столе, подперев рукой голову, и тоскливо теребил уголок тетради с конспектами.

— Элли, — жалобно проскулил он, — может быть пойдем, посмотрим на ярмарочные стенды?

— Их установят только завтра, — непреклонно отозвалась та. — Вот завтра и посмотрим, — её взгляд скользнул по конспекту брата. — Мартин, — она вздохнула, — мы час говорили про «уснувшие» миры, а у тебя везде написано «мёртвые». Ты чем вообще меня слушал?

Юноша резко выпрямился, уставившись на свои записи, и болезненно скривился.

— А можно не переделывать?

— Нельзя. Между двумя этими понятиями огромная разница. Ты помнишь, какая?

— «Уснувший» мир — это старый мир, где остановилось развитие и замерло течение энергий, — прилежно ответил Мартин, в надежде, что ему позволят не переписывать конспект.

— А ещё?

— А ещё… иногда создатели усыпляют свои картины умышленно и даже запечатывают их, чтобы никто не мог туда попасть.

— Хорошо. А «мёртвый»?

— Когда вся жизнь на картине погибла, но сердце мира при этом продолжает биться.

— Молодец, — сухо похвалила Элайна. — Теперь исправляй.

Мартин с тихим ворчанием принялся переписывать всё заново, склонившись над тетрадью, в то время как его строгая наставница встретилась взглядом с Мирэллом, наблюдающим всю эту сцену с другой стороны стола, и вымученно улыбнулась. Мартин был неисправим, как бы она его ни муштровала.

Но стоило признать, что за два года своего ученичества, Стрижонок все-таки повзрослел и «оперился», став серьёзнее относиться к грядущим обязанностям куратора. Избавившись от юношеской спесивости, он даже оказался вполне приятным собеседником, особенно когда прекратил безоговорочно внимать каждому слову отца. Мирэлл не знал, предвидела ли его супруга такой исход, когда назначила младшего брата куратором их картин, но длительное совместное времяпрепровождение сгладило острые углы, и постепенно навязанная отцом и старшим братом неприязнь Мартина к Мирэллу отошла на второй план, сменившись сдержанным уважением. А после — и вовсе откровенной симпатией, которую тот отчаянно пытался скрыть. Выходило у него довольно плохо, так как теперь он заходил к Стармонтам не только ради обучения, но и чтобы провести время с Мирэллом, воспринимая его практически как ещё одного старшего брата.

Элайну эти перемены радовали, хоть порой Мартин и был чересчур навязчив, болтая о всякой ерунде или изводя Мирэлла бесконечными расспросами о работе инженера-архитектора. Сам Стармонт к живому любопытству мальчишки относился со сдержанным весельем, терпеливо отвечая на все его вопросы или часами разъясняя принципы расчёта каркаса мироздания или признаки некорректного движения векторов. Несколько раз Элайна даже заставала их за чертёжным столом, когда её супруг учил Мартина основам проектирования и построения графического макета мира. Эмберхилл был в восторге. Он потом ещё полгода таскал Мирэллу свои чертежи, чтобы тот проверил и исправил неточности, пока у него не начали получаться вполне сносные работы.

Закончив переписывать конспект, юноша выпрямился, разминая плечи и шею.

— Элли, я всё думаю, а что происходит с душами погребённых в картинах, когда миры «засыпают»?

— Ну, — она задумалась, накручивая на палец золотистый локон волос, выбившийся из высокой прически. — Обычно их воля описана в завещании. Некоторые предпочитают остаться в «уснувших» мирах. Некоторые просят перенести их сознание в «цветущий» мир. В картинах ведь погребены не только архитекторы, но и те, кто родился неодарённым. Многие из них не горят желанием засыпать вместе с чужим миром и уходят в другие картины с согласия их владельцев, продолжая перерождаться там.

— А переносить душу может только родственник или куратор?

— Теоретически правом на манипуляции с картиной обладает тот, кто получит печать хранителя. Но на практике без дозволения создателя печатью может воспользоваться только близкий родственник, которого признаёт сам мир за счёт кровной связи.

Мартин почесал затылок.

— И как понять, сколько народу упокоено в картине? Вот, например, у нас в поместье висит этот старый мир…

— Бо́рдрин.

— Ну да. Там же полно наших…

— Мартин, — Элайна с разочарованием покачала головой, — ты как будто вчера родился. Для чего, по-твоему, нужен городской архив погребённых? К тому же в каждой семье существует журнал со всеми записями об ушедших. Чему вас в школе учили?

— Видимо, пропустили, — легкомысленно отмахнулся её брат. — Я же не должен был стать художником или архитектором.

— Но ты наследник Печати Тысячи Мостов.

— Значит, профессора это не учли.

— А сам ты чем думал? — Элайна изогнула бровь. — Это же важнейшие аспекты. Любое ученичество начинается с понимания мира, который тебе вверили оберегать.

Глаза Мартина во время её отповеди приняли отрешённое выражение, и стало понятно, что мысли мальчишки умчались совсем в другом направлении.

— Вот интересно, — протянул он. — Какой вообще толк от кураторов? Миры и так отлично живут без их помощи даже после смерти создателя.

— Картины в некотором роде являются живой материей, требующей внимания и заботы, — ответил за Элайну Мирэлл, заметив неодобрительный блеск в глазах супруги, адресованный младшему брату. — Бросив цветы расти без присмотра, ты вскоре заметишь, как они увядают, сохнут и зарастают сорняками. С картинами порой происходит нечто подобное. Ресурсы для существования мира начинают иссякать, происходят сбои, могут нарушаться энергии векторов или целостность полотна мироздания. Именно поэтому испокон веков существуют кураторы, которые следят за картинами, продлевая их естественное существование.

— Но рано или поздно развитие всё равно замедляется из-за старения, — Мартин нахмурился. — Это ведь как бесконечно подбрасывать ветки в огонь. Есть ли в этом смысл?

— Не совсем правильно сравнивать данный процесс с огнём, — Мирэлл поправил очки, обдумывая, как лучше объяснить собеседнику саму суть обмена энергией. — Это скорее похоже на… часы. В процессе создания часовщик вкладывает массу сил и ресурсов в разработку, чтобы механизмы работали исправно, и на протяжении всей жизни следит за работой часов, постоянно отлаживая и смазывая шестерёнки. Но если мастера не станет, кому-то нужно будет продолжить его работу, иначе однажды часы сломаются и встанут.

— Не значит ли это, что мастер плоховат, раз его часы постоянно ломаются? — с ехидной улыбкой поддел Мартин.

— Любая вещь нуждается в уходе, — авторитетно напомнила Элайна, смерив брата предупреждающим взглядом. — И картина — это не просто куча шестерёнок и пружин, а почти живой организм.

— Но течение времени для всех едино, — с улыбкой добавил Мирэлл. — Однажды любое живое существо, будь то архитектор или созданный им мир, состарится и придёт время отпустить его, не пытаясь более поддерживать в нём жизнь.

— Интересно, долго ли ещё проживёт Тэрра, — вдруг задумчиво протянул Мартин.

Супруги Стармонт обменялись долгими, многозначительными взглядами.

— Пока развитие идет стабильно, — осторожно сказала Элайна. — Но никто точно не может предсказать, когда оно замедлится.

— Она ведь довольно старая…

— Очень старая.

— И эта их мировая война… — Мартин поёжился. — Отец замедлил сопряжение времени с Амрисом до двух лет. Похоже, даже его их дрязги встревожили.

— Они всех тревожат, — со вздохом согласилась его сестра.

— Представляю, что будет, если Тэрра умрёт, — задумчиво пробормотал младший Эмберхилл, на этот раз вполне намеренно выбрав определение «умрёт» вместо «уснёт». — Половину провинций удар хватит.

— Лучше об этом не думать, — посоветовал Мирэлл, мысленно отдавая должное юному Эмберхиллу за прыткость ума. — К тому же кураторы на то и нужны, чтобы не допускать серьёзных катаклизмов.

— Но мы веками не вмешивались в дела Тэрры, — растерянно выдавил мальчишка.

— Если дело начнёт принимать дурной оборот, то вмешаться придётся, — твёрдо сказала Элайна. — И ты, Мартин, должен быть готов, что это обязанность падёт именно на твои плечи.

Тот резко поскучнел.

— Так себе перспектива…

— А никто тут тебе и не завидует, — хмыкнул Мирэлл.

Мартин повздыхал немного, представляя масштабы грядущей ответственности, и решил сменить тему.

— Отец говорит, что мир всегда признает своего создателя и будет трансформироваться, следуя его воле.

— Так и есть, — согласился Стармонт. — Но если на первых этапах создания эта власть необходима, чтобы скорректировать движение векторов и сформировать каркас вселенной, то впоследствии чересчур навязчивое вмешательство, а тем более нарушение установленных законов мира, крайне нежелательно. Особенно важно действовать с осторожностью, когда картина находится на пороге созревания.

— Но почему? Создатели ведь там всё равно что боги, — Эмберхилл недоумённо свёл брови у переносицы. — Можете творить всё, что вздумается.

— Это весьма распространённое заблуждение, — Мирэлл обменялся весёлыми взглядами с Элайной. — На самом деле, принудительное вмешательство порой приносит больше вреда, чем пользы. Даже обладая абсолютным контролем над миром картины, не следует нарушать его законов, иначе есть риск испортить всю работу.

— Каким образом?

— До того момента, как картина «зацветёт», она неразрывно связана с создателем духовными нитями, которые зарождают жизнь в новой вселенной и плотно сплетаются с полотном мироздания. Это как будто ты временно помещаешь половину собственной души и сердца в картину и становишься её частью. Ломая и перекручивая её законы, ты в какой-то степени то же самое творишь с собственной сущностью.

— О…

— Поэтому, — назидательно продолжил Стармонт, — следует очень бережно относиться к формирующемуся миру в картине — если пострадает он, пострадает и архитектор.

— Это я знаю, — Мартин помрачнел, отводя взгляд.

Мирэлл помедлил. Естественно, он знал. Ведь именно так погибла их с Элайной мать несколько лет назад, когда во время пожара сгорели три её незаконченные картины. Смерть наступила так быстро, что ей не смог бы помочь ни один струнный мастер, призванный исцелять повреждения подобного рода. Они даже не успели перенести душу госпожи Катарины Эмберхилл в другую картину — трагичнее гибели родственника во всех провинциях считались только случаи, когда члены семьи не успевали совершить обряд погребения и направить душу дорогого человека в иную вселенную, где они могли бы помогать и направлять его. И вот так напомнить об этом Мартину и Элайне было не лучшей идеей. Прочистив горло, он скользнул виноватым взглядом по застывшему лицу Элайны, после чего снова повернулся к Мартину.

— Так или иначе, — сказал он, — у «созревшего» мира появляется собственное, хм, сердце, и архитектору более не нужно «одалживать» своё для поддержания в нём жизни на этапе сотворения.

— А не сложно это — одновременно следить за несколькими мирами, которые ещё даже не зацвели? — спросил Мартин, оборачиваясь к сестре, та пожала плечами.

— Конечно, сложно, — не стала спорить Элайна, переглянувшись с мужем. — Но куда сложнее, когда картин нет. Жизнь становится… тусклой.

— Да уж, вы, творцы, все одержимые, — посмеиваясь, кивнул Мартин. — Только и можете, что о своих вселенных заботиться, — он хитро покосился на сестру и как бы промежду прочим бросил в сторону: — Отец уже не раз интересовался, когда вы двое помимо картин начнёте думать и о детях.

Мирэлл как раз поднёс к губам чашку с чаем, но, услышав эти слова, едва не поперхнулся. Элайна отправила ему ироничный взгляд и переключила внимание на брата.

— Так теперь ему всё равно, что отцом его внуков будет Мирэлл? — весело уточнила она. — Ну, тот самый Мирэлл, с которым он за последние пару лет и словом не обмолвился без крайней необходимости?

— Да, он именно настолько отчаялся, — перехватив шутливые интонации, кивнул Мартин. — Теперь только и слушаю его жалобы целыми днями.

— Ему больше поговорить не о чем, что ли?

— Было бы о чём, если бы наш старший братец с супругой соизволили порадовать его внуками, — тот пожал плечами. — Но Реджинальд Великий разве что над парадным входом не вывесил объявление о том, что он теперь новый лорд гарнизона. Ни о чём другом, кроме реконструкции стен Амриса, он думать пока не хочет. А у меня невесты нет. Так что старик теперь переключился на вашу парочку.

Мирэлл задумчиво рассматривал младшего Эмберхилла. Когда они с Элайной вот так сидели рядом, было совершенно очевидно, что они родственники: оба голубоглазые, с мягкими чертами лица, умильными ямочками на щеках, чуть вздёрнутыми носами и пшеничными локонами, отливающими золотом в лучах солнца. Похожие на пару ангелов, как их часто изображали жители Тэрры. Открытые и улыбчивые, притягивающие взгляд своей чистотой и сокрушительным обаянием. Кто смог бы устоять перед ними? Мартин так и вовсе умудрялся водить дружбу едва ли не со всеми жителями Амриса. Даже странно, что за ним повсюду не бродила орда поклонниц.

— Вот, кстати, мне очень интересно узнать, почему ты до сих пор одинок, Мартин? — словно читая мысли супруга, спросила Элайна, её брат фыркнул, закатив глаза.

— А ты найди хоть одну достаточно безрассудную женщину, которая не убежала бы в ужасе при виде нашего кошмарного отца и его не менее кошмарного характера.

— Ну ей же не с ним жить.

— Всё равно это то ещё удовольствие, когда твой свёкор — Гориан Злобный.

— Не нагнетай. Ворчать он, конечно, может до бесконечности, но всё, что его заботит, это твоё счастье.

— Ага, скажи это ему, когда он в следующий раз будет выедать мне чайной ложкой мозг на тему того, какой я инфантильный болван, — Мартин упрямо скрестил на груди руки. — И заодно не забудь сообщить, когда вы с Мирэллом порадуете его внуками, чтобы он наконец прекратил меня третировать.

Элайна, тихо посмеиваясь, качнула головой.

— Ну хватит болтать, — она щёлкнула брата по носу, — я, знаешь ли, не собираюсь весь день тратить на тебя, лоботряса.

— Серьёзно? — Мартин мученически застонал, сообразив, что отвлечь сестру от урока у него не вышло. — Даже старик меня так долго не изводит своими лекциями!

— Ну я-то не такая добренькая, как господин губернатор, — сощурившись в напускной строгости, ответила Элайна.

— Вот знаешь что? — забурчал её младший брат, — я беру назад свои слова. Всех моих потенциальных невест распугивает не мой кошмарный отец, а моя кошмарная сестра.

***

За два дня до Зимнего Солнцестояния предпраздничные настроения добрались даже до Элайны, и она, к непомерной радости Мартина, отменила уроки, убедила мужа приостановить все их проекты и объявила начало праздничных выходных. Мирэлл идею поддержал, в ответ заставив её пообещать, что она запрёт рабочую студию, отдаст ключ ему и не приблизится к холстам и банкам с красками до окончания городских гуляний. Элайна с жаром заверила, что так и поступит, но ключ от студии не отдала. Стармонт как раз продумывал, как бы подговорить её младшего брата совершить коварную диверсию по изъятию ключа, когда вдруг сообразил, что за прошедшие недели они не удосужились украсить собственный дом к празднику.

— Мирэлл? — послышался откуда-то сверху недоуменный голос. — Ты в подвале?

Он поднял голову, обращая взгляд к стоящей на лестнице Элайне, которая оглядывала полутёмное помещение в поисках супруга.

— Я здесь! — он помахал рукой, привлекая внимание.

Заметив мужа, сидящего в окружении кучи раскрытых коробок, Элайна удивлённо изогнула светлые брови.

— Мы вроде бы хотели поехать на ярмарку, — спускаясь к нему, напомнила та, указав на свой выходной наряд. — А ты сидишь тут в пыли.

— Мы всё равно ждём твоего брата, — Мирэлл пожал плечами и рассеянно поправил закатанные до локтей рукава рубашки. — Вот я и подумал, что поищу пока какие-нибудь украшения.

— Украшения? — Элайна осторожно опустилась рядом с ним на колени.

— Да. Для дома.

— О! — её голубые глаза осветились предвкушением. — Отличная мысль! И как я о них забыла? — она заглянула в одну из коробок. — Что-то это не похоже на украшения…

— Знаю, это какие-то старые наброски от прошлых хозяев дома, — он хмыкнул. — Никак не найду, куда мы всё убрали. Но я в процессе.

Пальцы Элайны, затянутые в белые перчатки, скользнули по растрёпанным краям свёрнутых в рулоны чертёжных ватманов.

— Можем нарезать из них снежинок, — шутливо предложила она.

— Пожалей Мартина, — Мирэлл придвинул к себе другую коробку. — Он и так повсюду натыкается то на кисти и кипы твоих эскизов, то на мои рабочие инструменты и проектные заметки. Если мы всё завесим снежинками из чертежей, он точно решит, что у нас не все дома… о взгляни-ка, — он выудил из коробки карманные часы на длинной цепочке, — выглядят весьма представительно.

Элайна подхватила их и придирчиво осмотрела со всех сторон.

— Действительно, неплохая работа, — согласилась она, водя пальцами по выгравированным на задней крышке вензелькам. — Нужно отнести мастеру, чтобы он посмотрел механизм, — она вернула часы мужу.

— Я сам посмотрю, — Мирэлл положил находку в карман жилетки. — Там нет ничего сложного.

— Как скажешь, гений, — весело сощурившись, Элайна поцеловала его в щёку и склонилась над коробкой, — а какой-нибудь симпатичной шляпки там нет для меня?

Как раз в этот момент у них над головами раздался хлопок входной двери, торопливые, преисполненные нетерпения, шаги и звонкий голос младшего Эмберхилла.

— Эй, Стармонты! Я пришел! Я тут в прихожей! А на ярмарке уже раздают глогг! Где вы, Стармонты?

Супруги обменялись весёлыми взглядами.

— Напомни ещё раз, как так вышло, что мы усыновили Мартина? — одними губами спросил Мирэлл.

Элайна поправила перекосившиеся очки у него на носу, и с улыбкой покачала головой.

— Просто смирись, — посоветовала она, пытаясь пригладить взъерошенную шевелюру мужа.

Амрис бурлил беззаботным настроением: весь город был украшен разноцветными фонариками, огоньками и праздничными флагами. На центральной площади открылась ежегодная ярмарка, куда стекались все горожане, чтобы купить угощения и подарки, послушать музыкантов или посмотреть ироничные миниатюры актёров, выступающих на ярко украшенном помосте уличного театра, специально собранного в преддверии грядущего праздника.

Продвигались по ярмарке они медленно. Мартин сновал от стенда к стенду, пытаясь разговаривать на пять тем одновременно, попутно здороваясь с продавцами и встречающимися на пути горожанами, справляясь у всех об их делах и рассказывая о своих. После каждой новой встречи и недолгого шутливого обмена любезностями он обзаводился то сладкой выпечкой, то яблоками в карамели, и продолжалось это неспешное шествие до тех пор, пока откуда-то из-за нарядного прилавка не послышались задорные переливы струн лютни и мелодичный голос:

«Взгляните там, на скатах крыш

В янтарном одеянии

Запел наш самый славный Стриж

О дне солнцестояния…»

Мартин вымученно застонал, замахав руками на певца, который вышел на дорогу перед ними. Оказалось, это один из его приятелей, который в предпраздничный день решил подработать музыкантом.

— Хватит, Вик! Достаточно!

Молодой парнишка лет двадцати вприпрыжку обежал его по кругу, улыбнулся шире и воодушевлённо ударил по струнам лютни, заиграв ещё громче:

«Наш Стриж пригож — ни дать, ни взять,

Почти неподражаем,

Но крылья длинные взлетать

С земли ему мешают.

В выси́ безбрежно голубой

Парит над всеми нами

Янтарный Солнечный Герой

С короткими ногами…»

— Уходим, уходим! — со смехом решил Мартин и, яростно вгрызаясь в яблоко, поспешил вперёд, не обращая внимания на Вика, который остался стоять позади, продолжая свою шутливую песенку на радость горожанам, которые уже собирались вокруг, чтобы понаблюдать за представлением.

«Не сыщешь в мире удальца,

Кто ловок и проворен,

Чтоб смог легко поймать Стрижа.

Но тут явился Ворон.

А Ворон мрачен, Ворон хмур,

Он чёрен словно туча,

Пугает ра́вно лис и кур

Сей нрав его гремучий…

Стрижа за песни невзлюбил

Ворчливый старый Ворон.

И днями напролёт следил

За ним как злобный морок…»

Они уходили всё дальше, и слов уже почти не было слышно, только звонкие переливы струн и смех горожан. Не желая так просто щадить раскрасневшегося от смущения брата, Элайна, зловредно ухмыляясь, продолжала напевать хорошо знакомые слова, ведь авторство шутливой песенки принадлежало именно ей и Реджинальду. Когда-то в далёком детстве они на пару придумали эти куплеты, желая поддразнить младшего братишку, а заодно и отца, которому была отдана роль «ворчливого ворона»:

«- Ты слишком весел, глупый Стриж, —

Однажды каркнул едко.

— Жизнь хороша, не возразишь, —

Качнулся Стриж на ветке.

Ответ Стрижа вверг в хаос ум.

И Ворон стих мятежно

В ненастьях самых чёрных дум

О мести неизбежной.

Однажды наш Янтарный Стриж

На Ворона нарвался,

И тут, друзья, не возразишь,

Мой славный сказ прервался…»

Мартин сумрачно покосился на неё, когда она затихла, глядя на брата с самодовольной улыбкой.

— Ты мне не сестра. Я тебя больше не знаю.

Он широким шагом направился вперёд, поглощая сладкое в опасных для здоровья количествах. Элайна, отсмеявшись, вприпрыжку поспешила за ним, беззлобно поддразнивая младшего брата. Тот довольно быстро оттаял, и уже через пару минут неугомонная парочка трещала без умолку, то обмениваясь шутками и глупо хихикая, то замирая напротив выставленных на стендах товаров, восхищённо их обсуждая. У Мирэлла начало появляться стойкое ощущение, что он вывел на прогулку пару трёхлеток, хотя выглядели они, признаться, до абсурдного забавно. Почувствовав на себе его взгляд, Элайна обернулась, просияв лучезарной улыбкой, её голубые глаза мерцали радостью, как безоблачное небо.

— Мирэлл, взгляни, какая красота!

Он подошёл ближе, разглядывая выложенные на чёрной ткани гребни, инкрустированные жемчугом и полудрагоценными камнями. Элайне, похоже, особенно приглянулся один из них. Выполненный в форме перекрещенных ветвей с красными листьями клёна и с переливающимся перламутром-инеем на стеблях.

— Думаю, тебе пойдет, — решил он, закрепляя заколку в её волосах.

Пискнув от восторга, его жена тут же принялась разглядывать в зеркале своё отражение, пока Мирэлл расплачивался с продавцом.

— Подкаблучник, — кашлянул в кулак Мартин, бросив насмешливый взгляд на свояка, когда они направились дальше.

Элайна шагала впереди, и заколка поблёскивала в её золотистых волосах при каждом повороте головы.

— Посмотрю я на тебя, умник, когда ты встретишь ту женщину, которая согласится терпеть все твои выкрутасы, — шутливо отозвался Мирэлл.

— Кстати, у меня для тебя кое-что есть, — оживился Эмберхилл, выуживая из внутреннего кармана бежевого пальто прямоугольный сверток. — Я мог бы дождаться Зимнего Праздника, но мне неохота таскать его целый день.

Мирэлл, бросив на собеседника подозрительный взгляд, забрал подарок и с шорохом развернул пёструю бумагу. Внутри оказался блокнот для рисования в кожаном переплёте. В нижнем углу серебряной краской были выведены инициалы «М.С.»

— На этот раз вроде бы не ошибся с фамилией, — заложив руки за спину, как бы невзначай протянул Мартин, поглядывая на Мирэлла: его щеки краснели то ли от мороза, то ли от смущения за свою давнюю выходку с ружьём.

— Спасибо, — тот с весёлой улыбкой спрятал блокнот в карман зимнего пальто. — Но свой подарок ты получишь только в день Солнцестояния.

— Так я и думал, — Эмберхилл хмыкнул. — Ну ничего, быть может, я вам ещё с охоты сувенирчики привезу.

Услышав его слова, Элайна обернулась и замедлила шаг, поравнявшись с ними.

— Ты собрался на охоту? Перед праздником?

— Завтра утром уезжаем, — заметив, как сестра неодобрительно свела брови у переносицы, он поспешил заверить: — Мы вернёмся к празднику. Не ворчи!

— И не собиралась, — задрав нос, фыркнула та. — Но имей в виду, что я не буду выгораживать тебя перед отцом, если ты опять потеряешь счёт времени и опоздаешь. Ты должен присутствовать во время официальной речи губернатора.

— Знаю-знаю! — рассмеялся Мартин. — Обещаю быть вовремя!

Завидев в толпе своих приятелей, он тут же свернул разговор и, торопливо чмокнув сестру в щёку, умчался им навстречу, оставляя супругов наедине.

— Этот Мартин, — глядя ему вслед, всплеснула руками Элайна. — Ну точно стриж… такой же гиперактивный ужас.

— По крайней мере, он большую часть времени слушает то, что ты ему говоришь, — философски протянул Мирэлл, взяв её за руку.

— Ну да, кроме тех случаев, когда он меня не слушает, — с напускным недовольством отозвалась та. — Одно хорошо. Твои опасения, что мои родственники нам проходу сегодня не дадут, не оправдались.

— А вот вы где!

Новый голос, прозвучавший за их спинами, заставил Стармонта с весёлой обречённостью покоситься на жену.

— Что ты там говорила?

Та в ответ послала ему вымученную улыбку и обернулась. Опираясь на трость, к ним, хромая, приближался немолодой статный мужчина в строгом чёрном пальто и цилиндре. Испещрённое морщинами лицо с резко выдающимися скулами хранило печать мрачной сосредоточенности, а глубоко посаженные льдисто-голубые глаза взирали на мир с холодной твёрдостью. Губернатор Амриса, как и всегда, выглядел хмурым, собранным и непреклонно суровым, будто вынужден был ежесекундно обдумывать сотню вещей одновременно.

— Добрый день, папа.

— Мартин упоминал, что вы сегодня тут будете, — взгляд Гориана на миг задержался на лице Элайны, после чего переместился к Мирэллу. — Неплохой проект ты сделал для праздничных декораций.

— Благодарю, сэр, — Стармонт склонил голову в вежливом почтении.

— Руану следовало бы больше тебе платить, — продолжил губернатор. — Может быть, тогда вы бы перебрались из своего сарая поближе к центру.

— Нам нравится наш сарай, — взяв мужа под руку, улыбнулась Элайна. — Как ты? Колено сильно беспокоит?

Гориан досадливо цокнул языком — два года назад во время прогулки он упал с лошади, повредив ногу, но не соизволил вовремя обратиться к лекарю, сочтя причину своей травмы слишком унизительной, чтобы о ней распространяться. В итоге это вылилось в постоянные боли, но исправлять ситуацию было поздно, и пришлось обзавестись постоянной хромотой и тростью. Элайна подобное поведение называла глупостью, Гориан — гордостью. Идти на компромисс ни одна из сторон не желала, продолжая периодические пикировки на эту тему, поэтому, стоило поднять вопрос о состоянии колена губернатора, как он тут же готовился спорить до хрипоты, доказывая собственную правоту.

— Не беспокоит оно меня, хватит нянчиться со мной, девочка, — заворчал он. — Расскажите мне лучше, что с вашими проектами?

— Пока в работе.

— И долго вы ещё будете возиться? — строго осведомился Эмберхилл. — Картины — это, конечно, хорошо, но пора бы вам двоим подумать и о расширении семьи.

— Мы подумаем, — пообещала Элайна, переглянувшись с Мирэллом. — Года через два.

— Когда мы с твоей матерью поженились…

— Ох, прошу тебя, не нужно, — замахав на отца руками, взмолилась Элайна. — Всем прекрасно известно, что Редж родился только через семь лет после брака, а до этого вы работали со своими картинами.

Гориан неодобрительно нахмурился, но возразить было нечем.

— Ну и когда же я увижу ваш новый проект? — сменил он тему. — Ты даже не зарегистрировала работу в реестре. А без этого жалования за картину вам никто платить не будет.

— Я знаю… — Элайна помедлила, подбирая слова. — Но пока рано отправлять отчёт Альферсу. Половина работы изображена только в карандашных набросках.

Пожалуй, лишь Мирэлл мог заметить, что этот разговор вызывал у Элайны даже больше нервного напряжения, чем предшествующие расспросы о детях, учитывая, что речь шла о незаконной копии Тэрры, которую они прятали от губернатора. Работу над картиной они начали чуть больше года назад, но сложность проработки и масштабы самой вселенной оказались так велики, что говорить хоть о каком-то более или менее жизнеспособном результате было рано. Элайна собиралась рассказать отцу о своих намерениях, когда возможно будет предсказать вероятные результаты их дерзкой задумки объединения Новой Тэрры с основным миром. До этого мгновения она намеревалась держать весь проект в тайне как от губернатора, так и от остальных, опасаясь их реакции. Насколько было известно Мирэллу, она не посвятила в подробности даже лучшую подругу, а Вероника, в отличие от большинства знакомых, обладала весьма гибким мировоззрением и, скорее всего, отнеслась бы к идее с интересом.

— А куда, кстати говоря, запропастился твой непутёвый младший брат? — покрутив головой, спросил Гориан. — Я думал, что он будет с вами.

— Мартин встретил друзей и болтается где-то с ними, — Элайна чуть выдохнула, расслабляясь. — Они, к слову, собираются завтра утром уехать на охоту.

— Накануне праздника? — посуровел губернатор.

— Он обещал вернуться к солнцестоянию.

— Тоже мне охотник, — раздражённо буркнул старик, качая головой. — Помяни моё слово, этот безалаберный лоботряс однажды отстрелит свою безмозглую голову на этих своих выездах.

— Ты чересчур строго судишь его, отец, — миролюбиво улыбнулась Элайна. — Мартин умён и талантлив. Дай ему немного свободы, и он ошеломит тебя.

Мирэлл с ироничным удивлением глянул на супругу, которая буквально десять минут назад сама ругалась на младшего брата, но благоразумно не стал ей об этом напоминать.

— Свободы! — Гориан фыркнул, стукнув тростью по мостовой. — Ему нужна не свобода, а кнут. Ума не приложу, как передавать Печать Тысячи Мостов столь незрелой личности.

— О, ну хватит тебе ворчать, — его дочь весело сощурила голубые глаза. — Поверь, через пару лет он будет вполне готов стать куратором Тэрры.

— С таким темпераментом он не будет готов и через сто лет, — не желая уступать, отрезал Гориан. — Это же ключ ко всем мирам! А этот юный остолоп и с ключами от дверного замка через раз справляется!

— Почему бы нам не переместиться поближе к столам? — деликатно вмешался Мирэлл, поняв, что спор грозит затянуться до следующего Зимнего Праздника. — Судя по запахам, там начали подавать горячее.

— Отличная мысль! — радостно подхватила Элайна, увлекая мужа и отца вверх по улице к длинным столам, накрытым угощениями, за которыми уже рассаживались горожане. — Я весь день мечтаю о том рагу с персиковым соусом. Отец, ты его не пробовал? Говорят, на вкус просто сказка!

Она принялась рассказывать о запланированных ко дню солнцестояния блюдах, перечисляя ингредиенты и особенности приготовления, и губернатор наконец впал в относительно благодушное состояние, слушая беззаботный щебет дочери. Мирэлл тихо выдохнул, размышляя, как им теперь сбежать от сурового тестя, но тут проблема разрешилась сама собой, когда на полпути к стендам с угощениями Гориан заметил кого-то в толпе и, пробормотав что-то вроде: «только его мне не хватало», весьма резво для хромающего направился в противоположную сторону, ловко затерявшись в толпе. Элайна проводила отца недоумённым взглядом.

— Что это с ним?

Поняв причину столь поспешной капитуляции, Мирэлл взял жену за руку, ускоряя шаг.

— Только не смотри направо, — шёпотом предупредил он.

— А что…

— Элли!

— Ох нет… — простонала она, — ну почему кругом столько моих родственников?

Пока Стармонт размышлял, насколько грубо будет взять жену в охапку и броситься бежать, к ним уже подошел Реджинальд, сияя важной улыбкой.

— Приятно знать, что даже вы, пара затворников, выбрались в город, — объявил он, потирая друг о друга зябнущие на морозе руки.

— Мирэлл участвовал в проекте декорирования к празднику, — чопорно напомнила Элайна. — Странно было бы не посмотреть, что из этого вышло.

— Да-да, я слышал, — Реджинальд бросил невыразительный взгляд на свояка. — Неплохо сработал.

— Даже отец оценил, — похвасталась его сестра.

— Он здесь? — Эмберхилл огляделся. — Я всё утро его разыскиваю.

— Кажется, он кого-то встретил и ушёл поздороваться, — Мирэлл дипломатично не упомянул, что губернатор сбежал, только завидев старшего сына.

— О, ну перехвачу его позже, — махнул рукой тот, поднимая воротник отороченного мехом пальто, чтобы укрыться от стылого ветра. — Вы ведь ещё не были у смотровой башни?

Супруги синхронно покачали головами, понимая, что от собеседника им теперь не отвертеться. Ни одна живая душа в городе ещё не избежала мучительно долгого и скучного разговора о проекте укреплении городских стен, которым занимался Реджинальд. Стармонт серьёзно подозревал, что, будь это в его власти, братец Элайны водил бы всех жителей по периметру города в принудительном порядке, чтобы те полюбовались результатом его работы. Но так как этого сделать он не мог, приходилось третировать родственников и знакомых. Больше всего доставалось Гориану и, безусловно, Веронике как его жене — в последний раз, навещая Элайну, та и вовсе заявила, что, если Реджинальд ещё хоть раз потащит ее смотреть на смотровые башни, она сбежит от него к своим родителям в другую провинцию. Даже Гориан, который поначалу весьма положительно отнёсся к идее укрепления городских стен, уже слышать об этом не мог, шарахаясь от сына, как от осенней лихорадки.

Обзаведясь новыми жертвами, Реджинальд пустился в очередной подробный пересказ работ, затрат, материалов и своих дальнейших планов, пока Элайна и Мирэлл обречённо брели за ним прочь от ярмарки к городским воротам. Чем дальше они отходили от центральной площади, тем тише и безлюднее становилось на улицах города и тем сильнее ощущалась зимняя стужа. У самых ворот, даже не взглянув на них, весело болтала группа из четырёх охранников со стаканами глогга и мешочком имбирных пряников. Военные из северных провинций так себя на дежурствах не вели, из чего можно было заключить, что это местные гвардейцы. Накануне праздника Зимнего Солнцестояния северяне, служащие в Амрисе, возвращались в родную провинцию, но обычно к этому моменту к ним уже прибывали новые отряды. Мирэлл обернулся к брату Элайны, который, как один из правящих лордов, теперь отвечал за безопасность города.

— А где отряды северян?

Реджинальд досадливо скривился, на мгновение став очень похожим на отца.

— Всё этот идиот, Лейтен, — процедил он. — Я просил увеличить число солдат, а для их подготовки и транспортировки требуется больше времени, что очевидно. Но Юнатан, кретин, естественно, этого не учел, и слишком поздно направил на север сообщение. В итоге новый взвод прибудет только через неделю, — Реджинальд сердито цокнул языком. — Тоже мне — лорд вооружения.

— Но это ведь не страшно? — спросила Элайна.

— Амрис должен быть защищен, — отрезал её брат. — По крайней мере, работы по укреплению окончены.

Они как раз подошли к лестнице на смотровую башню, и все трое остановились у чёрной, как обсидиан, стены. Большую часть времени занятые картинами, бытом и обучением Мартина, супруги редко выбирались в город и уж тем более не ходили наблюдать за строительством стен, поэтому так близко они увидели их впервые, а непрекращающиеся рассказы Реджинальда о процессе строительства вежливо пропускали мимо ушей.

Элайна медленно провела пальцами по гладкому камню.

— Какой необычный, — заметила она. — Что это за материал?

— Чёрный габбро, — Эмберхилл тут же приосанился. — Крепчайшая порода. Везли от самой южной провинции.

— Не знала, что на юге есть такие горные породы, — удивлённо протянула его собеседница. — И он такой гладкий…

— Даже не спрашивай, во сколько мне обошлась добыча и обработка, — предупредил её брат. — Таус, лис проклятый, меня чуть до нитки не обобрал со всеми работами. Но оно того стоило.

— Могу представить, — протянула та. — Но, Редж, Амрис ведь воздушный город из серебра и белого камня, здесь находится колыбель Тэрры и источник жизненной энергии всех пяти провинций. А с этими чёрными стенами мы теперь выглядим со стороны, как какая-то цитадель смерти.

— Вот только ты не начинай, — проворчал Эмберхилл. — Вы с отцом будто сговорились критиковать все мои решения.

— Я не критикую, — миролюбиво улыбнулась Элайна. — Просто высказываю свою точку зрения. И, думаю, к отцу нелишним было бы и прислушаться, ведь пока пост лорда гарнизона не перешёл к тебе, именно он отвечал за безопасность города.

— Элли, он, быть может, в этом и разбирается, но эти стены, — он обвел широким жестом чудовищное сооружение, возвышающееся над их головами, — многократно усилили защиту города. Их ни одно осадное орудие не пробьёт.

— М-м-м… А что, Амрис когда-то подвергался осаде? — отстранённо и будто невзначай уточнила Элайна, бросив хитрый взгляд на собеседника.

— Нет, конечно, но лучше убедить всех, что столица Центральной Провинции хорошо защищена, — убеждённо сказал тот.

На это Элайна ничего не ответила, только иронично глянула на Мирэлла, чуть расширив глаза в напускном ошеломлении. Ещё минут тридцать Эмберхилл водил их вдоль стены, рассказывая о толщине укреплений и бойницах, периодически сбиваясь на досадливое ворчание о холоде. В конце «экскурсии» он заставил их подняться на смотровую башню, откуда открывался восхитительный вид на простирающиеся к западу от города территории Центральной Провинции. После этого он наконец опомнился, сообразив, что в это самое мгновение по ярмарке ходит забытая им Вероника, и, если он сию же секунду не поторопится, то, вероятнее всего, спустится в город новоиспечённым холостяком. Торопливо свернув показ, он поспешил обратно к главной площади, оставив супругов любоваться закатом.

Элайна облокотилась локтями о широкую каменную ограду, осматривая раскинувшиеся за городской стеной леса и равнины, укрытые мерцающим снежным покрывалом. Вдали виднелись небольшие деревушки и извилистое русло замёрзшей реки.

Обняв жену за талию, Мирэлл мягко коснулся губами её виска.

— Может быть, поедем в путешествие? — вдруг предложил он.

— У нас же целая куча дел, — Элайна вздохнула. — Да и Мартина сейчас не оставишь. Он должен окончить обучение.

— Да, но потом? — настаивал он, неожиданно увлечённый собственной спонтанной идеей. — Как только зацветут картины, и твой брат получит Печать Тысячи Мостов. Помчимся в погоню за вдохновением? Объедем все провинции….

— Или отправимся на юг к морю… — мечтательно прошептала Элайна.

— Поднимемся на северные горы…

— Наведаемся в восточный институт и посмотрим новейшие разработки.

— Отдохнём от твоей семьи.

Она тихо засмеялась, положив голову ему на плечо.

— Звучит заманчиво.

— Значит, по рукам?

— По рукам.

Облака расступились, и над их головами раскинулся свод озарённого предзакатными красками неба. Мирэлл, наблюдая в умиротворённом молчании, как край солнечного диска почти коснулся горизонта, крепче прижал к себе Элайну, согревая её в своих объятиях от порывов морозного ветра. В городе за их спинами зажглись разноцветные огоньки, с ярмарочной площади слышался шум голосов, смех и задорные переливы музыкальных инструментов.

Жизнь в это мгновение не могла бы стать ещё лучше.

Глава 13. Поезд в никуда

Экспрессы отбывали каждые четыре часа, и маршрут их проходил почти через всю страну, завершаясь в приморском городе. Многочисленные буклеты, которыми перед поездкой запаслась Габриэлла, обещали живописные виды и уютные городки, где она планировала останавливаться на день или два, после чего продолжать следовать на юг следующим поездом. Первый, согласно расписанию, должен был отправляться с центрального вокзала столицы рано утром, и она едва на него успела, практически запрыгнув в отходящий состав.

Когда станция осталась позади, и Габриэлла, бросив на сиденье рюкзак с вещами, уютно расположилась у окна, она наконец выдохнула свободнее, глядя на проплывающий мимо город. Сердце колотилось как сумасшедшее, то ли от бешеной спешки, то ли от волнения. Впервые в жизни она была предоставлена сама себе: рядом не было ни Феликса, ни других стражей, впереди ждал незнакомый и практически чужой мир, а в качестве сопровождения у неё был только крайне опасный демон… который, к слову, так и не объявился. Последний пункт не сильно тревожил — в характере Алистера было показаться, когда он сам сочтёт нужным.

Габриэлла с жадным интересом наблюдала, как столица за окном сменяется серо-белыми лесами и небольшими городками, и чем дальше она уезжала, тем слабее становилось удушающее чувство несвободы, преследовавшее её последние месяцы. Постепенно пейзажи начали казаться однообразными, и, заскучав, Бертран открыла путеводитель, сверяясь с запланированным маршрутом, когда ощутила на себе чей-то взгляд. Подняв голову, она просияла приветливой улыбкой.

— Ну надо же, великий демон смог выкроить для меня немного времени.

Расслабленно покачивая мыском сапога в такт стуку колёс, Алистер удивлённо поднял брови, не сводя с неё насмешливых алых глаз.

— Разве мог я обмануть твои ожидания?

Габриэлла хмыкнула и, вытащив из рюкзака стопку пестрящих красочными фотографиями буклетов, подалась вперёд. Демонстрируя спутнику все места, где планировала побывать, она то и дело сбивалась, цитируя особо интересные абзацы из путеводителя. Алистер слушал, не перебивая, только улыбался всё шире, словно её энтузиазм невероятно его веселил. Постепенно непрерывная болтовня Габриэллы сменилась более спокойным разговором, за которым незаметно пролетел целый час. В динамиках раздалось объявление об остановке, и поезд начал замедляться, подъезжая к станции. В предвкушении поглядывая в окно, за которым начинался снегопад, Габриэлла застегнула пальто и обмотала шею шарфом.

Небольшой провинциальный городок, в котором они оказались, не особенно изобиловал достопримечательностями, но даже прогулка по незнакомым мощёным улочкам казалась Габриэлле достаточно увлекательным времяпрепровождением. Заглядывая по дороге в сувенирные лавки и небольшие магазинчики, она обзавелась несколькими небольшими презентами для Феликса, парой тёплых перчаток и пакетом со свежей выпечкой. Весь день она бродила по узким улочкам заснеженного города, заглянула в пару музеев, а за ужином в маленьком кафетерии с видом на узкий шпиль церкви решила, что утром отправится дальше. Алистер следовал за ней без всяких возражений. Заложив руки за спину, он расхаживал по городу с безразлично-скучающим лицом, порой отпуская комментарии касательно непримечательной архитектуры и тоскливых пейзажей. Габриэлла пропускала слова демона мимо ушей. Ему тут, возможно, и правда смотреть было не на что, а для неё любая новая обстановка казалась чем-то сверхъестественным. Когда на город опустились сумерки и улицы осветились бледно-оранжевыми фонарями, Габриэлла сняла номер в небольшой частной гостинице неподалеку от станции, на пороге которой распрощалась с Алистером. Демон не уточнил, куда собрался на ночь глядя, а Бертран решила не спрашивать, чтобы не показаться слишком назойливой. Но мысленно понадеялась, что, оставив демона маяться от скуки без присмотра, не обнаружит по утру полыхающие руины города.

Она так и не узнала, где Алистер пропадал всю ночь, но в условленное время тот ждал её на станции, заложив руки за спину и раскачиваясь с пятки на мысок. Глядя на него — высокого и худого, пугающе бледного в этой яркой, старомодной одежде и с неизменной ухмылкой, обнажающей ряды клыков, Габриэлла подумала, что не заметить подобную личность в серой массе обычных людей просто невозможно. Тем не менее все вокруг вели себя так, словно ничего противоестественного в его облике не было. Она и раньше это замечала, но никогда не задавалась вопросом — почему столь выделяющийся внешний вид не привлекает внимания. Разве он не выглядел странно?

Пока они ждали поезд, Габриэлла то и дело бросала на Алистера любопытствующие взгляды, гадая, не грубо ли спросить напрямую. Тот, если и заметил её задумчивую молчаливость, никак это не прокомментировал. В итоге Габриэлла решилась на расспросы, только когда они сели в экспресс, снова расположившись друг напротив друга.

— Почему никто, кроме меня, не замечает, что ты необычно выглядишь?

— Люди предпочитают не видеть того, что не вписывается в рамки привычной действительности, — спокойно отозвался Алистер, почти повторяя слова Феликса, когда тот разъяснял ей особенности их работы. — Как они не замечают заражённых и стражей, так не замечают и меня.

— Но стражи для людей всё равно что призраки, — размышляла Габриэлла. — А тебя-то они прекрасно видят.

— Видят — да, — согласился тот. — Вопрос в том, что именно.

Бертран, помедлила, обдумывая его слова.

— Хочешь сказать, ты используешь что-то вроде ментальной иллюзии? Или обмана зрения?

Алистер иронично сощурился, наслаждаясь её недоумением.

— Иллюзия едина для всех, на ком её используют. Никакой изюминки. Мысленное отражение куда изобретательнее, — заметив вопросительный взгляд, демон решил пояснить: — Моя внешность для окружающих является итогом их собственного восприятия. Если ты попросишь десять человек описать меня, они все дадут совершенно разные характеристики.

— Но никто не примет за демона?

— О да.

— Ты используешь это осознанно? — подперев рукой подбородок, Габриэлла с интересом разглядывала собеседника. — Или это что-то вроде, хм, встроенного режима? Как у стражей?

— Когда как, — он весело усмехнулся.

— Любопытно…

Слова Алистера задали мыслям неожиданное направление. Люди видели искажённых, но принимали не за монстров из ночных кошмаров, а за диких животных. Показания выживших очевидцев разнились: кто-то рассказывал об огромном гризли, кто-то — о тигре, а кто-то вообще был убеждён, что в поезд ворвалась стая волков. Случай в кафе и вовсе объяснили взрывом газа, хоть некоторые и твердили, что видели там аллигатора. С рациональной точки зрения звучало это совершенно бессмысленно. Впрочем, если следовать версии, что человек не способен опознать обитателя другого измерения, даже столкнувшись с ним нос к носу, и разум просто подменяет необъяснимое на что-то привычное, то версии о животных — просто следствие установленного миропорядка.

Но… что если была иная причина?

Габриэлла никогда не задумывалась о том, какому миру принадлежали искажённые. Чем вообще они являлись? Материальным воплощением тени, захватившей и трансформировавшей человеческое тело? Но какой в этом смысл? Тени жили инстинктами, не обладая чувствами или самосознанием. Форма их мышления была слишком примитивна. Захватывая носителя, они преследовали лишь одну цель — питаться жизненной энергией. Искажённые вели себя иначе. Все их действия были пропитаны безумием, яростью и болью. Чей же разум преобладал в этих существах? Теней? Или человека?

И не существовало ли кого-то третьего? Того, кто дирижировал этим жутким представлением, создавая искажённых и управляя ими? Используя нечто наподобие мысленного отражения, которое и не позволяло людям уловить истинный облик искажённых.

Габриэлла тряхнула головой, усмиряя разошедшуюся фантазию. Всё это уже походило на какой-то дикий, сюрреалистичный заговор. В конце концов, кому нужно создавать таких существ? И для чего? Кому такое вообще под силу? Нет, причина должна крыться в самом промежуточном измерении и необъяснимых всплесках энергии. Это, по крайней мере, звучит разумно. А размышления о таинственных злых гениях следует оставить, пока она не начала шарахаться собственной тени.

— Так значит, — вспомнив об их разговоре, протянула Габриэлла, — лишь я вижу твой истинный облик, потому что знаю, как ты выглядишь, и на меня эта твоя иллюзия не действует? — Алистер кивнул, довольно улыбаясь. — А для остальных ты обычный человек.

— Более чем обычный. Посредственный.

Габриэлла с весёлым удивлением изогнула брови.

— Мне слышится презрение в твоих словах.

— Нет ничего хуже посредственности, — с жёсткой категоричностью заявил Алистер.

Габриэлла собиралась сказать что-то ещё, но тело вдруг охватил парализующий холод. Воздух наполнился едким запахом аммиака и плесени. Лишние мысли разом оборвались, и Габриэлла резко вскинула голову, скользя взглядом по вагону. Поезд, вздрогнув, пришёл в движение, мимо проходили пассажиры, рассаживаясь по своим местам. Чувство могильного холода становилось всё сильнее. Он приближался. Приподнявшись, Габриэлла сосредоточилась, расширяя область поиска, пока не увидела то, что искала — заражённый. Судя по виду, близок к финальной стадии: осунувшееся лицо походит на восковую маску, движения заторможенные и неповоротливые, белёсые глаза слепо таращатся в одну точку.

— Вот чёрт, — сквозь зубы процедила она.

Не нужно было даже заглядывать в промежуточное измерение, чтобы догадаться, что по ту сторону сидит неслабая тварь.

Алистер наблюдал за Габриэллой, продолжая безмятежно улыбаться. Он даже не взглянул в сторону одержимого, только вопросительно изогнул бровь, когда Бертран с тяжёлым вздохом упала обратно на своё сиденье.

— Полагаю, твоя работа тебя нашла, — иронично заметил он.

— Недолгий вышел отпуск, — Габриэлла вытащила из кармана мобильный телефон.

— Почему же?

— Одна я с такой тенью разобраться не смогу, — она нашла в справочнике номер Феликса и коротко взглянула на демона. — Нужны охотники. И мне стоит вернуться в штаб с докладом…

Когда она почти нажала кнопку вызова, на экран телефона неожиданно лёг стальной коготь. Габриэлла вскинула вопросительный взгляд на Алистера.

— Прежде чем ты осуществишь задуманное и тут начнётся вечеринка стражей, ответь мне на один вопрос, — неторопливо протянул демон, ничуть не разделяя её тревог.

— Что за вопрос? — нетерпеливо спросила Габриэлла, то и дело оглядываясь на заражённого в другом конце вагона.

— Для чего тебе это?

— Прошу прощения? — она нахмурилась, не уверенная, что правильно его поняла.

— Ты на отдыхе, дорогуша, — улыбчиво напомнил Алистер. — И тот одержимый — не твоя забота. Пока ты не войдешь в промежуточное измерение и не вступишь в бой, тень для тебя не угроза. Так почему бы не оставить всё как есть? Ты просто сойдешь на следующей остановке и забудешь о нём.

Габриэлла уставилась на собеседника так, словно он вдруг заговорил на непонятном языке. Даже говоря это, он продолжал улыбаться.

«Есть ли в этом мире хоть что-то, способное стереть улыбку с твоего лица?» — широко распахнув глаза, подумала она.

— Но человек погибнет, — не веря, что приходится это объяснять, прошептала та.

— И что с того? — безразлично хмыкнул демон. — Все когда-нибудь умирают.

— Но не так! — подавшись вперед, с жаром выдохнула Габриэлла. — Не когда я могу это предотвратить.

— Однако ты не можешь, — тихо постукивая когтем по экрану её телефона, заметил Алистер. — У тебя для этого недостаточно сил.

— Поэтому я собираюсь вызвать охотников, — всё ещё не понимая, почему она вообще должна втолковывать столь очевидные вещи, процедила Габриэлла.

— И что будет потом? — поинтересовался собеседник. — Сюда заявится отряд спасателей, разведёт балаган и нарушит все твои планы — и всё это только ради того, чтобы убить одну единственную тень. Что это изменит?

— Одна жизнь будет спасена. На одну тень станет меньше.

— Их тысячи, радость моя, — он склонил голову к плечу, расплываясь в змеиной усмешке. — Скажи, ты когда-нибудь задумывалась о том, насколько бессмысленно то, чем ты занимаешься?

— Но я должна…

— Кому?

— Что?

— Кому ты это должна?

Габриэлла в безмолвном ступоре смотрела на Алистера, чувствуя, как дрожит рука, в которой она сжимала телефон. Первым воспоминанием после перерождения стал Зал Посвящения, где она очнулась, лишённая памяти о прошлой жизни и даже не знающая собственного имени, и встреча с Феликсом и Жаклин. Они рассказали ей о тенях и стражах, объяснили цель её новой жизни и важность этой миссии. После этого она просто следовала указаниям и училась сражаться, не задавая вопросов и не сомневаясь в смысле собственного существования. Не задумываясь, должна ли она это делать.

Как он мог? Как мог вот так просто заявить, что всё это не имеет смысла? Что она не должна этого делать? Что ничего не изменится? Как он мог просто взять и поставить под сомнение весь смысл её жизни?

И что за гадкое чувство шевельнулось в сердце, отбрасывая чернильную тень сомнения на то, во что Габриэлла всегда искренне верила?

— Если бы все стражи рассуждали как ты, некому было бы бороться с тенями, — сузив глаза, прошипела она, ощущая, как следом за растерянностью и обидой приходит жгучее негодование. — Мне дана новая жизнь, чтобы поддерживать баланс в этом мире. Чтобы оберегать его от разрушения. И ты сейчас предлагаешь мне закрыть глаза, заткнуть уши и притвориться, что я никому ничего не должна?! — она резко отдернула руку в которой держала телефон, собираясь позвонить Феликсу. — Если для тебя все стражи — это просто сборище клоунов, сражающихся с ветряными мельницами, а за мной ты увязался, просто чтобы заморочить мне голову и взглянуть, как рухнет этот карточный домик из моих убеждений и идеалов, то катился бы ты туда, откуда пришёл.

Габриэлле могло показаться, но на одно короткое мгновение ей померещился проблеск удивления в алых глазах, которое, впрочем, быстро сменилось упоённым торжеством. Алистер словно был рад её вспышке гнева. Ждал её. Улыбка демона стала шире. Внезапно он молниеносным движением выхватил телефон из рук Габриэллы и плавно поднялся на ноги, бросив трубку на сиденье.

— Должен признать, ты умеешь быть убедительной, ангел мой, — довольно мурлыкнул демон и… исчез.

Габриэлла замерла, озадаченно моргая. В первую секунду она подумала, что он и правда ушёл, но затем ощутила едва уловимое движение воздуха, будто кто-то прошел мимо неё. Кто-то… невидимый. Мысленно ахнув, Габриэлла закрыла глаза, перемещая сознание в промежуточное измерение, чтобы убедиться в собственных подозрениях. И когда её со всех сторон обступил серый сумрак, а очертания вагона поблёкли и потеряли чёткость, она осознала, что, кажется, очень многого не знала о демонах. Алистер был там. Похожий на стремительную алую вспышку, он атаковал тень с такой невероятной скоростью и силой, что та даже не успела его заметить. Алистеру потребовалась всего пара секунд, чтобы разорвать связь между тенью и жертвой, и ещё секунда — чтобы одним ударом увенчанной когтями руки обратить потустороннюю сущность в облако рассыпающегося пепла.

Габриэлла забыла, как дышать. Она продолжала стоять на месте, глядя на силуэт Алистера. В этот миг он и сам казался ей частью этого измерения: когти на перчатках и его волосы были будто сотканы из плотного тумана, а края брусничного сюртука плавно покачивались, словно демон находился под водой. Почувствовав на себе взгляд, Алистер обратил к ней мертвенно-бледное лицо, растянув губы в хищной усмешке. Габриэлла едва успела моргнуть, как демон уже оказался в шаге от неё, склонившись в шутливом полупоклоне. Рубиновые глаза пылали потусторонним огнём и жестоким, диким восторгом, но Габриэлла не могла оторвать от него взора, напуганная и заворожённая одновременно.

«Да кто же ты такой?»

Она не успела озвучить свои мысли. Алистер протянул руку, обхватывая её запястье холодными как лёд пальцами, и в следующий миг они оба вернулись в материальный мир. Габриэлла продолжала сидеть на сиденье, во все глаза глядя на демона напротив. Вокруг слышались голоса и негромкий смех пассажиров, мерный стук колес и негромкая музыка из колонок вагона. Тень исчезла, и давящее, удушающее чувство сгинуло вместе с ней. Остался только ошеломлённый ступор и почти абсурдное желание рассмеяться.

— Ты только что спас человека, — тихо заключила она.

— Вполне возможно.

Она медленно отвела взгляд, обернувшись на заражённого. Его глаза были обычного карего цвета, на лице появились первые признаки осознанности, будто он проснулся от мучительно долгого кошмара и только теперь с облегчением осознал, что всё это ему лишь приснилось.

— Нет, определённо спас.

Габриэлла вновь воззрилась на Алистера и, поддавшись непонятному порыву, коснулась кончиками пальцев его щеки, будто желая убедиться, что он настоящий и материальный. Демон изогнул губы в ироничной полуулыбке, но в глубине алых глаз скользнуло что-то, отдалённо напоминающее мягкость. Осознав наконец, что творит, Габриэлла чуть отстранилась, опуская руку. Что она вообще удумала, так бесцеремонно хватая кого-то за лицо? Отгоняя непрошеное смущение, она негромко кашлянула и шутливо сощурила глаза.

— Мне теперь даже как-то неспокойно. Ты же хорошее дело сделал… вдруг тебя теперь совесть замучает? — поддразнила она.

— Габби, дорогая, ну о чём ты? — вторя её ироничному тону, пропел Алистер. — У меня нет совести.

— Тогда превратишься в жабу? — продолжила она. — Вдруг вам, демонам, нельзя творить добрые дела?

— Почему нельзя?

— Ну не знаю, — она сделала вид, что задумалась. — Ты до этого так реагировал, словно это для тебя смерти подобно.

— Быть добрым скучно, — он скривился в демонстративной брезгливости.

Габриэлла наконец рассмеялась, чувствуя, как её покидают остатки напряжения и страха.

— Жаль, что ты такой злодей, — отсмеявшись, посетовала она, качнув головой. — Из тебя бы вышел отличный охотник. Никогда не видела, чтобы кто-то настолько эффективно расправлялся с тенью.

— Ангел мой, ваша работа слишком тоскливая, — продолжал развлекаться демон. — Если бы я присоединился к доблестному воинству стражей, то от скуки в первый же день отправился в потустороннее измерение и перебил там всех теней.

— Не смог бы, — насмешливо сообщила Габриэлла, напустив на себя всезнающий вид. — Тени обретают форму, только когда кормятся. В остальное время они являются частью потустороннего измерения, как рыбы, плавающие в пучинах мутного озера. Пока не поймаешь на крючок, не вытащишь.

Алистер с улыбкой склонил голову к плечу, в его глазах замерцали лукавые искры.

— Любопытная аналогия, — признал он, неторопливо постукивая когтем по щеке. — Думала ли ты когда-нибудь о том, что в этой сказке про рыбку драгоценные люди, которых вы так отчаянно защищаете, являются наживкой?

Габриэлла озадачено затихла. Авторство метафоры принадлежало Феликсу, объяснявшему ей устройство потустороннего измерения, и до этого ей никогда не приходил в голову неприятный нюанс, кроющийся между строк. Интересно, задумывался ли Феликс о том, что для стражей люди — всё равно что наживка для рыбака. Для собственного душевного равновесия она надеялась, что нет.

Мысли о напарнике внезапно напомнили о собственных обязанностях. Габриэлла подняла с соседнего сидения свой телефон и угрюмо уставилась на погасший экран. Ей всё ещё следовало заявить о тени… или не стоило?

— Что изменится от того, что ты им сейчас позвонишь? — словно читая её мысли, полюбопытствовал Алистер. — И главное, как ты объяснишь, куда она делась? Скажешь, что сама уничтожила тень высокого уровня?

Габриэлла вымученно скривилась.

— Но нужно доложить…

— Для чего?

— Для статистики.

— Что она даёт?

— Мы ведем учёт уничтоженных нами теней.

— Эту уничтожили не вы, — ехидно напомнил Алистер. — И, если уж мы заговорили о сборе данных, другие демоны иногда тоже убивают теней. Этих вы тоже считаете?

— Эм… ну… нет.

— То есть ваша статистика учитывает не всех убитых?

— Если посмотреть с такой точки зрения, то… да? — Габриэлла досадливо закусила губу, чувствуя себя глупо.

— Вот и считай, что в статистику стражей эта тень всё равно бы не попала.

Алистер красноречиво глянул на телефон, и Бертран, смирившись с такой аргументацией, убрала трубку в карман, мысленно извинившись перед коллегами.

— Ты злобное порождение хаоса, — проворчала она.

— Спасибо, душа моя.

***

Их путешествие по городам и небольшим деревушкам, где останавливался экспресс, продлилось ещё четыре дня. Вполне мирный досуг сопровождался шутливыми, малосодержательными беседами, посещением выставок, музеев и исторических сооружений. Большую часть времени Алистер покорно следовал за Габриэллой, сопровождая её везде, куда бы она ни захотела отправиться. Но несколько раз он перехватывал инициативу, чтобы показать какое-то необычное строение или живописный уголок, выбирая поистине интересные места для посещения, после чего с пристальным вниманием наблюдал за ней, словно только это его и заботило. Возможно, не имея способности распознавать красоту окружающего мира, он пытался черпать эти эмоции из её реакций… или ему просто нравилось удивлять её. Так или иначе, подобные жесты с его стороны отзывались в душе необъяснимой радостью, когда она находила в его безграничном равнодушии новую искру живого интереса.

На ночь Габриэлла снимала номера в небольших гостиницах, а её спутник куда-то пропадал до утра. Оставаясь наедине со своими мыслями, она старательно гнала от себя воспоминания жестокие слова Алистера о смысле и пользе её работы, пытаясь вырвать шипы сомнений, пустившие корни в глубине души.

Нельзя думать об этом. Даже если стражам не суждено истребить всех теней, это не делало их занятие бесполезным. Она всё ещё была убеждена в собственной правоте и верила, что вторая жизнь дана ей не просто так. Что в ней есть смысл. Если бы стражи не бились с тенями, кто бы делал это вместо них? Кто смог бы защитить этот мир от тьмы?

Осталось лишь вытравить из сознания тихий, вкрадчивый голос, неустанно нашёптывающий, что где-то в этой цепи не хватает звена.

***

Следующая остановка не должна была занять много времени. О городе в буклете вообще не упоминалось, но, судя по карте, на холме неподалеку находился полуразрушенный старинный замок, куда и собиралась направиться Габриэлла. Стоило ей оказаться на станции, как сразу стало понятно, почему особой популярностью город не пользовался. Это и городом-то с натяжкой можно было назвать, скорее полузаброшенной деревенькой, окраину которого уродовало безликое, серое здание старого завода по обработке древесины.

Поёжившись от порывов холодного ветра, Габриэлла подняла воротник пальто и с лёгкой завистью покосилась на Алистера, одетого совсем не по погоде в свой брусничный сюртук, рубашку, брюки и сапоги с железными набойками.

— И как только тебе не холодно?

— Мне не бывает холодно.

— Хорошо, наверное, быть демоном, — обмотав шарфом половину лица, проворчала она.

Миновав жилую часть деревни, они брели по безлюдной улице, где со всех сторон высились стены трёхэтажных производственных складов и металлические заборы.

— Ну и дыра, — не выдержав, прокомментировала Габриэлла. — Интересно, тут вообще хоть кто-то живой есть?

Демон рядом с ней насмешливо хмыкнул. Он вообще странно оживился, оказавшись здесь, будто что-то необычайно его веселило. Если до этого он, как правило, бродил за ней, глядя прямо перед собой и едва удостаивая вниманием окружающие пейзажи, то сейчас широкая ухмылка демона напоминала оскал, а в алых глазах зародился хищный блеск необъяснимого предвкушения, словно он чего-то ждал. Габриэлла затруднялась сказать, чем вызвана такая реакция: возможно, царящее вокруг уныние и разруха нравились Алистеру? В конце концов, если красота не приносила ему радости, быть может, нечто противоположное как раз вызывало у него своего рода положительные эмоции? Или демона просто забавляло, что она додумалась отправиться в это богом забытое место, и теперь он вовсю развлекался, наблюдая за её разочарованием.

Спустя двадцать минут дома закончились, и они вышли к лесу, за которым высились серые башни древнего замка.

— Ну вот, — обрадованно сказала Габриэлла, — посмотрим, и можно ехать дальше. — Алистер промолчал, скользя задумчивым взглядом по виднеющимся из-за макушек деревьев развалинам.

Через пролесок к холму вела небольшая тропинка — маршрут не самый комфортный, но, по крайней мере, не нужно было пробираться туда по колено в снегу. Габриэлла как раз ступила под сень деревьев, когда позади раздался голос Алистера.

— Я покину тебя ненадолго.

— Хорошо, а куда… — обернувшись, она замолчала, поняв, что говорить уже не с кем — на тропинке она осталась одна.

Несколько мгновений Габриэлла недоумённо стояла на месте, оглядываясь по сторонам. До этого Алистер не исчезал так внезапно. Встревоженным он не казался, но что могло заставить его бросить её одну посреди леса? Стараясь не поддаваться нахлынувшему разочарованию, Габриэлла развернулась и пошла дальше, с каждым шагом всё острее ощущая собственное одиночество. Со всех сторон её обступала тишина, нарушаемая лишь скрипом покачивающихся на ветру деревьев и шорохом веток. Солнце стояло высоко над горизонтом, но лес будто был погружён в сумерки. Габриэлла ускорила шаг, надеясь поскорее пересечь тенистую тропу и выйти на открытый холм, как вдруг между деревьев ей почудилось какое-то движение. Стараясь не паниковать раньше времени, она окинула взглядом безлюдную местность, надеясь, что это всего лишь птица, мелкий зверёк или упавшая ветка. Вокруг было по-прежнему тихо. Слишком тихо. Чувство, будто кто-то следит за ней, было уже слишком явным, чтобы игнорировать это. Габриэлла остановилась, концентрируя на ладонях плотные вихри энергии и сосредотачиваясь; в тот же миг воздух наполнился едким запахом затхлости и гниения. Наблюдательница вздрогнула — как она не почувствовала раньше?! Одновременно с осознанием она наконец увидела то, что так её обеспокоило: примерно в тридцати футах, почти сливаясь с тенями, сгорбившись, сидело крупное существо, неотрывно наблюдая за ней. Стоило встретиться с ним взглядом, как оно пошевелилось, поднимаясь в полный рост. Длинные лапы с острыми медвежьими когтями безвольно повисли вдоль массивного тела, покрытого чёрной шерстью. Уродливая, приплюснутая морда с широкой пастью и горящими жёлтыми глазами исказилась в гримасе ярости; по земле ударил кривой, покрытый шипами хвост. Искажённый.

Габриэлла невольно отступила на шаг — тварь была не просто большой, она была огромной, превосходя по размеру даже ту, что появилась в поезде. Несколько мгновений существо стояло на месте, покачиваясь, будто в трансе, пока Габриэлла судорожно соображала, что ей делать — у неё не было при себе оружия, а способностей наблюдателя явно недостаточно, чтобы нейтрализовать тварь. Бежать тоже некуда, а учитывая глубокий снег и густые заросли, далеко она бы всё равно не убежала. Значит, оставалось только защищаться и вызывать подмогу.

«Феликс умрёт от злорадства», — почти обиженно подумала Габриэлла и резко развела руки в стороны, крутанувшись вокруг своей оси. Тонкие нити энергии, сорвавшись с кончиков пальцев, начали сплетаться между собой, образуя нечто наподобие мерцающей сети, окружившей наблюдательницу со всех сторон. В материальном мире силы стражей работали медленнее и были не так эффективны, но это хоть какая-то защита. Когда барьер был почти готов, по лесу прокатился оглушительный рёв, и существо, словно повинуясь безмолвной команде, стремительно ринулось в её сторону.

Удерживая щит одной рукой, другой Габриэлла отчаянно пыталась нашарить в рюкзаке телефон, ни на секунду не отрывая взгляда от приближающейся твари. Чувствовала она себя при этом так, будто стоит на рельсах с листом бумаги в руках, наблюдая, как на неё несётся поезд и надеясь, что бумага её защитит.

«Глупая получится смерть», — с весёлым отчаянием подумала наблюдательница и приготовилась к столкновению.

Тварь врезалась в энергетическую преграду с таким грохотом, словно это была бетонная стена. По рукам Габриэллы прокатилась волна онемения, но защита выдержала чудовищный по силе удар, и это вселило надежду, что не всё ещё потеряно. Пользуясь секундным замешательством зверя, наблюдательница взмахнула рукой, набрасывая на него парализующие силки. Укрепив бреши в щите, она начала отступать, попутно размышляя, не выйдет ли скрыться в промежуточном измерении. Тварь находилась в материальном мире и, возможно, не смогла бы последовать за ней. Но, с другой стороны, если существо способно перемещаться, как и стражи, не станет ли оно там ещё опаснее? В таком случае последствия могут оказаться непредсказуемыми.

Пока она думала, тварь изогнулась и, с рычанием разорвав опутывающие её сети, возобновила атаки, пытаясь искромсать когтями серебристые нити барьера, отделяющего её от жертвы. Зверь был слишком силён в своём исступлённом бешенстве, а Габриэлла начала уставать от постоянного поддерживания разрушающегося щита. Ей наконец удалось нащупать в рюкзаке прохладный пластик телефона, когда из-за спины выступил Алистер, легко проходя сквозь её щит, и встал рядом, расслабленно опираясь на трость.

— Габби, дорогая, — с упрёком сказал он, — почему стоит мне на минутку отлучиться, как ты тут же находишь себе нового друга? — тон его голоса был лёгким и шутливым, но в алых глазах пылала жажда убийства, а губы изогнулись в жестокой усмешке.

Шагнув вперёд, он подбросил трость, перехватив её двумя руками на манер клюшки для гольфа, и когда тварь бросилась к ним, замахнулся, ударил массивным набалдашником по оскаленной морде и отшвырнул существо на добрых шесть метров. Врезавшись в ствол дерева, зверь с воем рухнул в снег, но не успел даже приподняться, как демон в одно мгновение преодолел разделяющее их расстояние и, придавив его каблуком сапога к земле, поднял руку, собираясь добить острым наконечником трости как копьем. Габриэлла, очнувшись от секундного замешательства и вскружившей голову радости, сбросила щит и почти бегом кинулась к ним.

— Стой!

Удивительно, но Алистер тут же замер с занесённой над зверем тростью, продолжая прижимать его ногой к земле. Существо извивалось и скулило от страха или боли, но не могло освободиться. Спотыкаясь и увязая в снегу, Габриэлла добралась до демона и остановилась рядом, положив пальцы на сгиб его локтя, опасаясь, что тот вот-вот потеряет терпение и нанесёт удар.

— Подожди, — негромко выдохнула она, продолжая удерживать его руку. — Я хочу… попробовать кое-что. Ты можешь обездвижить его, чтобы он не напал?

Алистер мгновение смотрел на неё и наконец кивнул, медленно опуская руку и отступая в сторону, чтобы Габриэлла смогла приблизиться к зверю.

— Спасибо, — прошептала она, одновременно благодаря и за спасение, и за сговорчивость.

Опустившись на колени перед существом, которое со злостью и опаской пойманного животного наблюдало за ней, Габриэлла заглянула в жёлтые глаза, ища там хоть что-то кроме безумия и ярости.

— Послушай меня, — склоняясь над ним, мягко сказала она, — я знаю, что тебе больно и страшно. Знаю, что ты был человеком до этого, и, если ты понимаешь меня, если ты сохранил хоть какие-то воспоминания, прошу, позволь помочь тебе. Я знаю тех, кто исследует эту проблему. Они смогут о тебе позаботиться и постараются найти способ вернуть тебе человеческий облик. Ты понимаешь меня?

Тяжело дыша, зверь внимательно прислушивался к ее словам, и, чем дольше она говорила, тем более осмысленным и сфокусированным становился его взгляд. Это уже не были глаза бешеного монстра: в них отчётливо виделись отчаяние, ужас и бессильная агония.

— Идём со мной, — попросила она. — Ты понимаешь меня, я вижу это. Тебе ещё можно помочь.

Зверь продолжал неотрывно смотреть на неё, его рот открывался и закрывался, будто в попытке что-то произнести, дыхание участилось, а взгляд наполнился му́кой, будто он горел заживо. Ещё мгновение он не двигался и вдруг издал дикий вопль. Массивная лапа взметнулась над Габриэллой, и тут же пара рук в чёрных перчатках со стальными наконечниками, обхватив её за талию, рывком подняли с земли, оттаскивая прочь. Но существо не собиралось нападать, вместо этого оно занесло лапу над собой, вонзая острые медвежьи когти в собственную шею. Рёв оборвался, сменившись предсмертным хрипом. Жёлтые глаза обратились к побледневшему, испуганному лицу наблюдательницы, и последнее, что она в них увидела, было похоже на облегчение.

С минуту Габриэлла неподвижно стояла, прижимаясь спиной к груди Алистера, пытаясь отыскать в обнимающих её руках опору и утерянное спокойствие. Тело не слушалось, а колени подгибались, поэтому приходилось всем весом наваливаться на демона, удерживающего её на ногах. Справившись с дыханием, она наконец повернула голову, отводя взгляд от тела на земле.

— Я думала, ты его держал.

— Так и было.

Голос Алистера прозвучал тихо, и ей очень хотелось взглянуть в его лицо, узнать — способен ли он даже в такой ситуации улыбаться как ни в чём не бывало. Что-то подсказывало ей, что вполне способен. Поэтому Габриэлла решила не смотреть на него сейчас.

— Зачем он это сделал?

— Он был безумен.

— Но он понимал, что я говорю…

— То, что безумец слышит и понимает твою речь, не отменяет его безумия.

Она медленно выдохнула.

— Нужно вызвать стражей, чтобы они забрали его, — Габриэлла поморщилась, понимая, что на этом её путешествие всё-таки официально заканчивается.

— Уверена?

Мысли о работе более или менее привели её в чувство и, отступив от Алистера, она обернулась, поднимая взгляд к его лицу и спокойной улыбке.

— Есть ещё какие-то варианты? — Габриэлла сунула в карманы пальто дрожащие руки. — Я не могу не сообщить об этом происшествии.

— Много ли удалось выяснить вашим следователям? — задал встречный вопрос демон, и, когда его собеседница мрачно покачала головой, ухмыльнулся шире. — Что если мы испробуем новый метод расследований?

Глава 14. В гости к демонам

К тому моменту, как Алистер вывел её из леса и они вернулись в город, Габриэлла уже пришла в себя и могла мыслить более-менее ясно, чтобы сообразить, что демон ведет её не к станции, как она думала, а к территории заброшенного завода. Толкнув покосившуюся калитку, он пропустил свою спутницу вперёд, и вдвоём они направились к неброскому входу, что вёл в служебные помещения главного здания. Габриэлла уже начала догадываться, что именно не так со всем этим городом, но предпочла не высказывать вслух свои мысли, лишь осторожно поглядывала по сторонам всю дорогу, пока они не остановились напротив массивной железной двери. Алистер трижды постучал по ней набалдашником трости — раздалось гулкое эхо ударов, за которым последовала продолжительная тишина. Габриэлла покосилась на демона, но тот, безмятежно улыбаясь, заложил руки за спину, терпеливо дожидаясь ответа. Наконец по ту сторону послышалось смутное шевеление и хмурое: «Кто?»

— Я пришёл на встречу к барону, — излишне жизнерадостно известил Алистер, хотя ему пока никто даже не открыл.

— Он ожидает? — всё так же недружелюбно осведомились за дверью.

— Нет, — плавно отозвался демон. — Но он будет рад меня видеть. Я пришел вернуть долг.

Спустя ещё несколько секунд тишины скрипнул засов и в приоткрывшейся щели показался оранжевый глаз. Смерив долгим взглядом сияющего обходительной улыбкой Алистера, он обратился к Габриэлле и сощурился. Наблюдательница практически слышала, какие мысли пронеслись в голове привратника, пока он её рассматривал, и к каким неверным выводам тот пришёл. После долгой паузы дверь всё-таки полностью распахнулась, и на пороге, важно подбоченившись, появился молодой парнишка: на вид не старше шестнадцати лет, с сероватой кожей, раскосыми оранжевыми глазами и всклокоченными волосами, которые за всё время своего существования, похоже, не видели ни расчески, ни шампуня.

— Привет, я Ли-Жеркли, — прогнусавил он, помахав рукой.

Габриэлла не особенно разбиралась в иерархии демонов, но припоминала, что приставку «Ли» использовали при обращении к самым слабым, низкоуровневым демонам. Ответить она не успела, но парнишка этого и не ждал: развернувшись, он уже скрылся в длинном сумрачном коридоре, откуда послышалось негромкое приглашение:

— Идите за мной.

Алистер, послав своей спутнице довольный взгляд, чуть отвёл в сторону руку, предлагая взять его под локоть, и стоило её пальцам коснуться рукава брусничного сюртука, как демон перешагнул порог, увлекая Габриэллу за собой.

— Новенький, — одними губами прошептал он над её ухом, с плотоядной ухмылкой глядя в спину их юного провожатого. — Обожаю новеньких.

Габриэлла хотела было спросить, почему, но промолчала, лишь чуть крепче обхватила его руку, заинтересованно глядя по сторонам. Смотреть особенно было не на что, кроме серых стен с облезлой краской и подозрительных бурых пятен на полу и потолке.

Миновав два лестничных пролета, они поднялись на верхний этаж, оказавшись в очередном скудно освещённом коридоре, но теперь на пути им стали попадаться и другие демоны. Ранние подозрения Габриэллы оказались верны: поселение, о котором не написано ни слова, пустынные грязные улицы, ни одного человека вокруг, обветшалые здания, заброшенный завод. Это был город демонов.

Странно, что экспресс вообще останавливался на этой станции.

Большинство демонов выглядели почти как люди, обладая незначительными отличительными чертами, вроде необычного цвета глаз и волос или когтей на руках. Но были и те, у кого имелись более очевидные признаки принадлежности к иной расе: плотно прижатые к спинам кожистые крылья, рога, хвосты, выступающие клыки и даже шерсть на лицах. Их Габриэлла рассматривала с особым вниманием, а те в ответ бросали хмурые или любопытные взгляды на неё, пока не замечали идущего подле неё Алистера. Вот тогда происходило самое интересное: все застывали как вкопанные, в ужасе таращили глаза и вжимались в стены, словно в попытке слиться с ними; некоторые даже разворачивались на сто восемьдесят градусов и убегали в неизвестном направлении. Алистер одаривал каждого из них зубастой улыбкой и многообещающим взглядом, не сулящим ничего хорошего. Габриэлла начала подозревать, что будь их провожатый не из «новеньких», он бы не спешил так легко их впускать. Что же за репутацией здесь пользовался её загадочный спутник? Она бросила недоумевающий взгляд на демона, и тот тут же ответил ей подозрительно коварной усмешкой, его алые глаза в тусклом свете ламп горели злорадным предвкушением.

Ли-Жеркли, похоже, реакция собратьев не особенно волновала, и он спокойно вёл посетителей вперёд, пока их путь не окончился ещё одной металлической дверью, в которую тот громко заколотил.

— Что? — ворчливо гаркнули по другую сторону.

«Все тут такие гостеприимные», — ехидно подумала Габриэлла, а их провожатый не менее спесиво объявил в ответ:

— Открывай, Юн-Риса! — несмотря на то, что обладатель приставки «Юн» был на порядок выше паренька по статусу, разговаривал тот довольно бесцеремонно. — Тут должник к господину барону!

Похоже, слово «должник» обладало здесь волшебным воздействием, потому что и секунды не прошло, как громыхнул засов, дверь со скрежетом открылась, и на них недружелюбно уставилась довольно высокая особа почти атлетического телосложения, с гладко зачесанными назад короткими тёмными волосами. В руках она держала небольшую деревянную коробочку.

— Ну и у кого тут хватило смелости… — она запнулась на полуслове, и её ядовито-зелёные глаза с вертикальными зрачками потрясённо распахнулись, остановившись на улыбающемся лице Алистера, — Ты! — коробочка выпала из её рук, и по полу покатились разноцветные игральные кости. — Жеркли, ты хоть понимаешь, кого притащил?!

Она попыталась закрыть дверь, но ту, как назло, заклинило намертво, и Алистер, пользуясь тем, что путь свободен, прошёл внутрь. Габриэлла последовала за ним, мельком оглядывая небольшую полутёмную приёмную, где из мебели был только письменный стол, заваленный всяким мусором, потёртый двухместный диван неопределенного цвета и ряды стеллажей с засаленными папками и склянками, наполненными мутной жидкостью, в которой явно что-то плавало.

Чувствуя, что происходит нечто непредвиденное, их провожатый залетел следом и засуетился вокруг девушки, то силясь помочь ей с дверью (в чем уже не было надобности, потому что гости ворвались внутрь), то метаясь по полу в попытке собрать кости.

— А что я сделал? — тараторил он, пытаясь объясниться. — Мне велено пускать должников! Он сказал, что должник, даже девку притащил на выплату! Вот я и пустил! А что не так? Что не так-то?! — он оглянулся на Алистера, который стоял у стеллажей и, с любопытством разглядывая содержимое одной из колб, постукивал по ней стальным когтем на указательном пальце. — Кто это?

— Кретин полоумный! Он не должник! Он… — заметив, что их незваный гость, потеряв интерес к банкам на полках, собрался пересечь приёмную, направляясь к неприметной деревянной двери в другом её конце, Юн-Риса бросила попытки закрыть дверь и метнулась ему наперерез, на ходу вытаскивая две сабли из ножен, что скрывались под полами её плаща. — Стой где стоишь! — зарычала она, направляя сабли в грудь Алистера. — Тебе здесь не рады, ты, психованный любитель кровожадных развлечений!

Тот послушно остановился, продолжая улыбаться, и от этой улыбки за версту веяло смертью. Габриэлла, наблюдающая всю эту сцену из дальнего угла комнаты, тоже улыбалась, но, в отличие от её спутника, улыбка эта выглядела вымученной и натянутой — учитывая развернувшееся представление, она уже начала жалеть, что они вообще сюда пришли.

Смерив обе сабли саркастичным взглядом, Алистер невозмутимо поправил свой галстук и лениво смахнул с рукава невидимую пылинку, в свете ламп холодной сталью блеснули когти на его чёрных перчатках.

— А ты все так же радушна к гостям, Риса, — в рубиновых глазах полыхало беспощадное ликование.

— Проваливай и не возвращайся! — к чести демонессы, она не дрогнула, продолжая воинственно направлять ему в грудь сабли и прожигая оппонента ненавидящим взглядом.

Жеркли тем временем подобрался поближе к Габриэлле и замер рядом, трагично вздыхая.

— Так а, кхм, он кто такой вообще? — шепотом спросил паренёк. Та покосилась на него, не зная, какой ответ в данном случае будет верным, и в итоге просто пожала плечами, приводя демонёнка в ещё большее замешательство.

— Дорогуша, ты ведь понимаешь, что это, — Алистер с кошмарным скрежетом провел когтями по лезвию сабли, — меня не остановит?

— А мы проверим! — рявкнула Риса, её глаза полыхали опасным блеском.

В то самое мгновение, когда она вознамерилась атаковать, дверь, что вела из приёмной в другую комнату, распахнулась, ударившись о стену, и в помещении стало на одного демона больше.

— Да что вы разорались, как оглашенные? Я тут, между прочим, пытаюсь работать.

Новый участник происходящего безумия был одет в строгий костюм и выглядел не в пример опрятней всех, кого Габриэлла встретила в здании до этого. Его ярко-рыжие волосы были забраны в высокий хвост, пышностью, белыми кончиками и даже фактурой напоминая лисью шерсть. Лицо походило на маску — почти белого цвета, с неестественно большими ярко-жёлтыми глазами, обведёнными толстыми фиолетовыми стрелками, длинным, тонким носом и широким ртом с ярко-алыми губами. Если бы не деловой костюм, то представшего перед ними демона можно было бы принять за артиста какого-нибудь бродячего цирка.

Исходя из того, как сжался Жеркли и вздрогнула Риса, становилось понятно, что перед ними местный демонический барон. Улыбка Алистера при виде его сделалась неестественно широкой — чего нельзя было сказать о бароне, который, заметив гостя, едва не задохнулся от страха и злости.

— Какого… — в руках у него словно из ниоткуда возникла пара стилетов, — какого беса ты тут забыл?! — его взбешённый взгляд метнулся к Рисе. — Ты ополоумела его впускать?!

— Луи, — не дав ей ответить, Алистер небрежным взмахом руки сдвинул демонессу вместе с саблями в сторону и уже через секунду стоял рядом с бароном, приобняв того за плечи: теперь стальные когти на его перчатках оказались в опасной близости от шеи собеседника. — Давно не виделись, как поживаешь?

Не нужно было хорошо разбираться в особенностях демонического сообщества, чтобы знать, что бароны занимали высочайший статус и обращаться к ним по имени могли лишь особо приближённые из их свиты или другие бароны, используя при этом уважительную приставку «Фар». Делало ли столь фамильярное обращение к лисоподобному демону бароном самого Алистера? Но в таком случае, где его свита? К тому же за бароном всегда закреплена некая территория. Конечно, Габриэлла практически ничего о нём не знала, но, будь Алистер демоническим бароном, то куда разумнее было отправиться за информацией к собственным подчинённым, а не чужакам, разве нет? Из размышлений её вывел дрожащий от ярости голос Луи.

— Как поживаю? — процедил он. — Как поживаю?! У тебя хватает наглости меня об этом спрашивать?!

— Луиджи, мой дорогой друг, как я ни загляну, вы все постоянно кричите.

— Когда ты «заглядывал» в последний раз, то вырезал половину моей свиты, ты, чёртов вкрадчивый садист!

Алистер отозвался злорадно-беззаботным смехом, отмахнувшись, будто услышал хорошую шутку.

— Да-да, припоминаю, отлично время провели.

— Отлично?! Ты чуть не продырявил мне голову своей долбаной тростью!

— Но я ведь обещал, что верну должок за доставленное веселье.

— Мне ничего от тебя не нужно! — в ужасе рявкнул Луи. — Просто вали уже куда-нибудь, и мы сочтёмся.

— Тебе понравится, поверь, — мурлыкнул Алистер, и когда его собеседник, смирившись с неизбежностью, впал в обречённое молчание, энергично продолжил: — Я, видишь ли, недавно увлекся частными расследованиями и взял на себя смелость назначить тебя своим помощником, надеюсь, ты не возражаешь?

Барон поперхнулся от возмущения.

— Чёрта с два не возражаю! Я тебе что, какой-то мальчик на побегушках?

Глаза Алистера сверкнули чёрной иронией.

— Вполне возможно.

— Проваливай! Иначе… — Луиджи взглядом отправил безмолвный сигнал застывшей возле стеллажей Рисе, после чего остановился на Габриэлле, — иначе мы снесем ей голову!

Бертран, всё это время заворожённо наблюдавшая за происходящим вместе с Жеркли, обернулась к демонессе как раз в тот момент, когда та, преодолев одним прыжком разделяющее их расстояние, блокировала путь к отступлению, а две наточенные сабли оказались в опасной близости от шеи Габриэллы.

«Ну отлично, — в лёгкой панике подумала она, вопросительно глянув на Алистера, — дальше что?»

После столкновения с тварью в лесу она недостаточно восстановила силы, чтобы отразить атаку демонов. Её красноглазого спутника эта угроза, впрочем, совершенно не впечатлила: он, пожалуй, стал выглядеть ещё счастливее, словно ребёнок, попавший на сказочное представление.

— Луи, друг мой, — выпустив барона из полуудушающего захвата, тот замер рядом с ним, заведя руки за спину и продолжая улыбаться. — Подумай, не совершишь ли ты сейчас фатальную ошибку.

— Только шевельнись — и она труп, — сощурившись, предупредила Риса, нависая над Габриэллой, лезвия сабель поблескивали сталью в миллиметре от её шеи.

— А кто сказал, что самая большая опасность сегодня исходит от меня? — нараспев произнёс Алистер, оглядывая собеседников с раздражающе широкой улыбкой.

— Она просто смертная девчонка!

— Правда? — он в наигранном удивлении изогнул тёмные брови. — Приглядитесь повнимательней.

Демоны, как по команде, подались ближе к наблюдательнице, принюхиваясь, и вдруг все разом отшатнулись.

— Страж! — Риса отвела сабли от ее горла, но убирать в ножны не спешила. — Она страж!

— Какого дьявола ты её притащил?! — одновременно с ней гаркнул Луиджи.

— Говорю же, — всё так же беззаботно отозвался Алистер. — У нас тут расследование.

— Что за расследование?!

— Это относится к теням, — подала голос Габриэлла, раз уж её все-таки заметили.

— Молчи, продавшаяся женщина, — надменно перебил барон. — Я не имею дел с теми, кто служит этому королю ночных кошмаров!

— На самом деле это я ей служу, — прозвучал спокойный голос Алистера.

Изумлённое безмолвие, воцарившееся в приёмной после этих слов, было таким плотным, что казалось, его можно потрогать. Габриэлла встретилась взглядом со своим спутником, мысленно вопрошая, что он вообще несёт; тот ответил ей безмятежной улыбкой и лукавым мерцанием алых глаз.

— Чего? — наконец выходя из ступора, каркнул Луи.

— Она нашла мою слабость, и теперь я ей подчиняюсь, — Алистер заявил это так убедительно, что наблюдательница и сама едва ему не поверила.

— И что это за слабость? — оживился барон, обращаясь к ней.

— Луи-Луи, — от смеха Алистера за милю веяло могильным холодом, — ты ведь понимаешь, что, как только она расскажет, мне тут же придётся тебя убить? И всех в этой комнате заодно.

Жеркли нервно сглотнул и покосился на входную дверь, прикидывая свои шансы на побег; Риса поудобнее перехватила сабли, переводя настороженный взгляд с одного посетителя на другого. Луиджи понимающе прочистил горло.

— Её ты тоже потом убьёшь? — уточнил он.

— Определенно нет, — просиял Алистер. — Согласно условиям сделки она неприкасаемая.

— О, — барон опустил руки, в которых держал стилеты, и с отрывистым смешком тряхнул головой. — Я даже не знаю, кто из вас двоих более незадачливый псих: ты или эта барышня. — Сунув оружие в рукава пиджака, он выпрямился, поправив галстук. — Ну ладно. Так и что вам от меня надо?

Глава 15. Стук раздался из-за двери, а за дверью только звери

В день Зимнего праздника с самого утра за окном, не переставая, крупными хлопьями валил снег. Элайна ворчала, блуждая по дому как привидение: она обнаружила, что планы выгулять новую шляпку провалились и теперь придётся надеть манто с капюшоном. А под манто следовало подбирать другое платье и причёску. Мирэлл, расположившись за столом в гостиной, помалкивал, пока жена ходила из комнаты в комнату, открывала шкафы, перебирала что-то в ящиках, недовольно фыркала и чем-то шуршала. Времени до выхода ещё было предостаточно, поэтому он не торопил супругу, позволяя той вдоволь навздыхаться. Обложившись инструментами, он умиротворённо копался в механизме карманных часов, найденных в подвале. Пытаясь расшевелить заржавевшие шестерёнки, он так увлёкся, что не сразу заметил, когда шаги и ворчание стихли. Через пятнадцать минут Элайна, одетая в элегантное бледно-розовое платье, появилась в дверях гостиной, в мрачной задумчивости натягивая на руки белые перчатки. Её золотистые волосы были собраны в гладкую прическу и скручены в тугой, низкий пучок, закреплённый гребнем с кленовыми листьями. Мирэлл отложил отвёртку и улыбнулся, любуясь женой.

— Думаю, мне стоит извиниться, — сказала Элайна, подходя ближе и, заметив, как супруг недоумённо моргнул, пояснила: — Я всё утро веду себя просто ужасно.

— Да? А я и не заметил.

— Мирэлл, — она вздохнула. — Я серьёзно.

— Элли, чтобы я мог классифицировать твоё поведение как ужасное, тебе пришлось бы убить кого-нибудь. Остальное в твоём исполнении выглядит скорее как очаровательное чудачество, нежели как что-то предосудительное.

— Ну и шутки у тебя, — удивлённо качая головой, прокомментировала она.

— Я вполне серьёзен, — заверил тот. — Тебе не за что извиняться. Я знаю, что ты устала от безделья.

Она иронично сузила глаза.

— Мы целыми днями чем-то заняты.

— Да, но не тем, что на самом деле занимает твои мысли, — поднявшись на ноги, Мирэлл обошёл стол, останавливаясь напротив жены. — Признайся, ты мечтаешь поскорее покончить со светскими обязанностями и засесть за свои картины.

— Наши картины, — поправила она.

— Наши, — согласился он, привлекая её к себе. — Честно тебе признаюсь, я тоже жду, когда праздники закончатся.

Элайна положила голову ему на плечо, обнимая за шею.

— Может быть, не поедем никуда? — в её голосе зазвучали лукавые нотки. — Никто и не заметит нашего отсутствия.

— Думаю, будет сложно не заметить пару пустующих стульев за столом губернатора, — напомнил Мирэлл, мягко поцеловав её в макушку. — Учитывая, что все знают, кто именно там должен сидеть.

— Ты прав.

Она со вздохом отстранилась, критически оглядев мужа с ног до головы, потом поправила его пиджак и шейный платок, убедилась, что непокорные каштановые волосы не торчат во все стороны, как это обычно бывало, и удовлетворённо кивнула.

— Я говорил, что ты потрясающе выглядишь?

— Нет, — она выжидательно изогнула брови. — Говори скорее!

— Ты прекрасна.

— В твоём голосе слишком мало восхищения. Ещё, пожалуйста.

Мирэлл негромко рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать жену, когда прозвучал звук колокольчика у калитки на улице. Супруги одновременно обернулись к окну, за которым их уже дожидался губернаторский дилижанс.

Дорога до главной площади заняла не больше двадцати минут, но за это время Элайна успела стряхнуть хмурое настроение и навстречу к отцу и старшему брату вышла, сияя тёплой улыбкой.

— А вот и они, — Реджинальд поцеловал сестру в щеку и сдержанно пожал руку Мирэллу. — Снежный денёк выдался.

— Если продолжится такой снегопад, всю ярмарку заметёт, — неодобрительно покачал головой Гориан, взглянув на сына так, словно это было его упущением.

Все вместе они направились под ярко-красный навес, где уже были расставлены столы для гостей и собрана сцена, на которой до начала приветственной речи губернатора играли музыканты.

Укрывшись от снегопада, Элайна сняла капюшон и, расстегнув серебряную пряжку отороченного мехом манто, отдала его служащему на входе. Расставленные по периметру шатра обогреватели защищали от холода с улицы, давая гостям возможность избавиться от верхней одежды на время праздничного концерта и обеда.

— А вот и вы! — Лестер Альферс неторопливо поднялся со своего места за губернаторским столом, распахивая Элайне приветственные объятия. — Элли, милая моя девочка, до чего же ты очаровательна.

Элайна смущённо замахала руками на лорда искусств, уверяя, что это «первый наряд, попавшийся под руку» и выглядит она совершенно обычно, но щёки её зарделись от удовольствия. Галантно отодвинув для неё стул, Лестер обернулся к Мирэллу, пожал ему руку и тут же принялся расхваливать убранство площади и праздничную программу. За долгие годы работы на благо города Альферс так и не обзавёлся семьей, с которой мог бы разделить радости зимнего праздника. Но близкому другу Гориана ему всегда находилось место за губернаторским столом, где его принимали как дорогого родственника.

— А где Мартин? — обменявшись звонким приветствием с Вероникой, Элайна покрутила головой в поисках младшего брата. — Я думала, он уже вернулся.

— Выходит, что нет, — Реджинальд сел рядом с женой. — Мы надеялись, что он приедет с вами.

— К нам он не заходил, — Мирэлл расположился рядом с Элайной, обводя взглядом шатёр.

— И дома не появлялся, — губернатор рассерженно цокнул языком. — Если этот лоботряс пропустит официальную часть, клянусь создателями, печати ему не видать как собственных ушей.

— Повремени с грозными речами, — Лестер похлопал старого друга по плечу. — Дай мальчику время. Он скоро объявится.

Гориан бросил на лорда искусств угрюмый взгляд.

— А его друзья вернулись? — обеспокоенно спросила Элайна.

— Нет.

— Возможно, их задержал снегопад? — предположила Вероника, переглянувшись с Реджинальдом.

— Мне плевать, что их задержало, — отрезал Гориан. — Если он не явится к назначенному времени, лететь этому безмозглому Стрижу…

— Он приедет, отец, — Элайна успокаивающе коснулась его запястья. — Уверена, он уже дома и просто готовится.

— Лучше бы ему поторопиться, — проворчал Реджинальд. — И о чем он только думал, отправляясь на охоту в такое время?

К столу подошел официант, подавая закуски и глогг, и все на время оставили тему, переключившись на более нейтральные обсуждения. Приближалось время праздничной речи губернатора, а Мартин всё не объявлялся. Как заметил Мирэлл, его приятелей тоже видно не было. Гориан, теряя терпение, то и дело отвлекался от беседы и несколько раз подзывал одного из гвардейцев, интересуясь, есть ли новости, но тот только расстроенно качал головой, снова и снова повторяя, что Мартин и его друзья в город пока не вернулись.

— Ну, довольно, — сердито бросив на стол салфетку, губернатор подхватил свою трость, собираясь подняться на ноги. — Если мальчишка предпочёл игнорировать свои обязанности, так тому и быть. Элайна, — она вскинула на отца удивлённые глаза, — сегодня на сцену вместе со мной и Реджинальдом поднимешься ты, — он помедлил, стискивая пальцами рукоять трости, — как наследница Печати Тысячи Мостов.

За их столом воцарилась оглушительная тишина. Все знали, что Гориан планировал официально представить Мартина горожанам как своего наследника и торжественно вручить ему печать, и такой поворот…

— Отец, стоит ли так горячиться? — тихо спросил Реджинальд, обменявшись встревоженными взглядами с сестрой и лордом искусств.

— Мартин так готовился к этому, — добавила она. — Прошу тебя, не принимай поспешных решений.

— Дети правы, Гориан, — поддержал Лестер, отвечающий за формальную часть выступления с наследованием печати. — Не торопись рубить головы. У нас ещё есть время. Возможно, его действительно задержал снегопад…

— Хватит этой ерунды, — перебил губернатор. — Мальчишка должен был понимать всю важность сегодняшнего события.

— Он понимал… — попыталась выгородить брата Элайна.

— Если бы он понимал, то не отправился бы на охоту за день до праздника, — Гориан негромко стукнул тростью по деревянному настилу. — Элайна?

Она продолжала сидеть на месте, переводя растерянный взгляд с брата на Веронику, затем на Мирэлла, а после на Альферса в поисках выхода или поддержки. Все обречённо молчали, даже лорд искусств. В конце концов, окончательное решение мог принимать только губернатор, а он похоже менять его был уже не намерен. Мирэлл ободряюще сжал руку жены.

— Я не могу… — прошептала она, умоляюще глядя на него, после чего посмотрела на губернатора: — Отец, я не могу забрать это у него.

«И не хочу», — в отчаянии кричали её глаза.

Гориан долго всматривался в её лицо, взгляд его на мгновение смягчился. Но, чтобы он ни собирался ответить, их вдруг прервал топот ног и звенящий от паники голос Венсана Астери, отвечающего сегодня за безопасность в городе.

— Лорд Эмберхилл!

Губернатор резко обернулся, сведя брови у переносицы, и поднялся на ноги.

— Что за крики?

— Там, у ворот! — задыхаясь после длительного бега, лорд порядка остановился рядом с ним. — У ворот… они требуют впустить их!

— Кто? — Реджинальд, последовав примеру отца, вскочил со своего места, смерив старого приятеля обеспокоенным взглядом.

Элайна встревоженно вцепилась в руку мужа. Собравшиеся на праздник горожане поворачивали головы в сторону шумного стола, обмениваясь недоумёнными взглядами, кто-то подошёл ближе. Мирэлл заметил среди гостей белого как полотно Юнатана Лейтена, который, похоже, уже был в курсе происходящего.

— У ворот… — Астери шумно втянул носом воздух, — у ворот демоны, — отчеканил он. — Их там сотни, милорд!

Несколько мгновений после этого заявления Гориан смотрел на лорда порядка так, словно не понимал, о чём тот говорит. Покрытое морщинами лицо губернатора застыло и сделалось едва ли не серым. Вместо него в разговор вмешался Реджинальд.

— Какого беса ты несешь, Венсан?! — рявкнул он. — Что тут забыли демоны?

— Не-не знаю, Редж, — сбивчиво пробормотал тот, покосившись на него. — Но они там и… э-э-э, хотят, чтобы мы их впустили.

— Вздор! — выходя из ступора, гаркнул Гориан. — Полнейший вздор! Им тут нечего делать!

— Но это правда, милорд губернатор, — лорд вооружения, до этого наблюдавший за сценой со стороны, шагнул ближе, останавливаясь рядом с Венсаном. — Я там был и всё видел.

Юнатан выглядел спокойнее взвинченного коллеги, и, хотя широко распахнутые глаза выдавали его ужас, Гориан неожиданно воспринял его слова серьёзнее. Больше не сказав ни слова, он торопливо зашагал к выходу из шатра, опираясь на трость. Никто не решился остановить его или окликнуть, но выглядели окружающие испуганными и заинтригованными. Что могло привести нелюдей в Амрис?

Поселения демонов располагались на Чёрной Пустоши, которую от пяти провинций отделяла горная гряда — Сварту́р. Согласно давнему договору, демоны не смели пересекать границу без предварительной договоренности или торгового разрешения, как и жители провинций не должны были заходить на территории Пустоши. Случайно заплутавших бедняг за перевалом Свартура ничего хорошего не ожидало. В лучшем случае их обворовывали, избивали и возвращали обратно. В худшем — о них никто больше не слышал. Демонов в провинциях не жаловали и принимали неохотно лишь в случае крайней необходимости, когда требовалось заключить торговое соглашение или организовать дипломатический визит одного из правящих в Чёрной Пустоши демонических князей. Некоторые жители провинций, особенно на юге и западе, вообще никогда не видели демонов и относились к ним скорее как к персонажам поучительной легенды о балансе созидания и разрушения, которую знал каждый ребёнок. И за последнюю тысячу лет ещё никто столь дерзко не нарушал условий договора.

Когда Гориан уже почти покинул шатёр, присутствующие словно по команде пришли в движение. Первыми за губернатором поспешили Реджинальд с Вероникой и трое правящих лордов, а за ними, недоумённо перешёптываясь, потянулись гости праздника. Элайна помедлила, позволяя Мирэллу помочь ей надеть манто, после чего подхватила зимнюю одежду отца, о которой тот совсем позабыл, и нагнала губернатора, на ходу набросив пальто ему на плечи.

— Что им может быть нужно? — прошептала она.

— Сейчас узнаем, — мрачно процедил Гориан, толкнув дверь смотровой башни, чтобы подняться на стену в сопровождении лордов.

Реджинальд и трое правящих лордов вошли следом. Элайна, переглянувшись с мужем, поспешила за ними. Преодолев длинную винтовую лестницу, они оказались в овальном помещении с узкими окнами-бойницами, выходящими на прилегающие к городу территории. Одно из окон уже оккупировали Гориан, Реджинальд и лорды, тихо переговариваясь между собой. Их голоса эхом разносились по залу башни. Мирэлл и Элайна подошли ближе, через мгновение к ним присоединилась Вероника. Оглянувшись через плечо, Мирэлл заметил, что у лестницы толпятся горожане, но выходить на стену через узкие проходы, вырезанные с двух сторон башни, никто не решался.

— Что происходит? — прошептала Вероника, наклоняясь к уху Элайны, та лишь растерянно покачала головой.

— Отец…

Но Гориан, стуча тростью по полу, уже хромал к одному из выходов. Реджинальд обернулся, остановив взгляд на жене и сестре, открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал, покачал головой и вышел за губернатором. Встревоженно поджав губы, Элайна уверенно направилась за ними. Мирэллу с Вероникой не оставалось ничего иного, как последовать за ней на улицу, где все трое застыли возле ограждения, в неверии глядя вниз.

Стена снегопада расступилась словно разрезанное полотно, открывая взору живое море мрака, простирающееся на многие мили вокруг. Их действительно были сотни: вооружённые и облачённые в чёрные доспехи демоны неподвижно застыли в ожидании. Мирэлл множество раз видел подобное в мирах картин, но и подумать не мог, что однажды столкнётся с этим здесь.

У ворот Амриса стояла армия.

Заметив людей на стене, один из демонов, сидящий верхом на вороном жеребце, выехал вперёд и расслабленно сложил руки, закованные в металлические перчатки, на луке седла.

— А мне говорили, что в Зимний Праздник ворота Амриса открыты для любого желающего! — с издёвкой крикнул он, обращая лицо к наблюдающим за ним со стены.

Забрало чёрного шлема было поднято, и на горожан с ледяной насмешкой взирали жёлтые волчьи глаза на пугающе прекрасном лице, больше походящим на статую древнего божества, чем на живое существо.

Затянутая в чёрную кожаную перчатку рука губернатора, лежащая на каменном ограждении, сжалась в кулак.

— Ваше присутствие здесь является прямым нарушением Договора! — отчеканил он. — Уводи войско и не возвращайся!

Пристальный взгляд демона остановился на лице Гориана.

— И что же вы сделаете, если я не захочу? — иронично уточнил он. — Я что-то не вижу ни солдат, ни оружия. Одни только испуганные лица.

Юнатан, стоящий рядом с Мирэллом, с шумом втянул носом воздух, вжав голову в плечи под убийственным взглядом Реджинальда. Но сын губернатора воздержался от комментариев. Заминка с отрядами, которые должны были прибыть из Северной Провинции неделей раньше, являлась упущением не только лорда вооружения, но и лорда гарнизона. Но разве могли они знать, к чему это приведёт?

— Уходите, — непреклонно повторил Гориан.

— Ну что же вы, господин губернатор? — шутливо сузив глаза, упрекнул демон. — Мои солдаты устали и проголодались. Где ваше гостеприимство?

Эмберхилл в надменном молчании взирал на армию со стены.

— Что вам нужно?

— Вы хотите обсуждать это здесь, весь день перекрикиваясь на холоде? — всадник удивлённо хохотнул, ничуть не опечаленный чёрствым приёмом. — Почему бы не впустить нас? У меня даже есть официальное приглашение.

Эти слова заставили Гориана едва заметно вздрогнуть.

— Вздор!

— Что ж, раз вы настаиваете…

Он дал знак кому-то из своих солдат, и в рядах демонов началось шевеление, пока вперёд не вытолкнули высокого, худощавого человека со связанными руками. Одетый лишь в белую, запачканную кровью и грязью рубашку, брюки и сапоги для верховой езды, он дрожал от холода, низко опустив голову, на которую был надет чёрный мешок. Возглавляющий армию демон развернул коня, подъехал к пленнику и рывком сдёрнул мешок с его головы. Тот тряхнул головой, и на лоб упали спутанные пшеничные локоны. У Мирэлла похолодело в груди. Несколько секунд человек, ссутулившись и часто моргая, растерянно озирался по сторонам, пока не обратил лихорадочно горящие голубые глаза к наблюдающим со стены горожанам. По толпе пополз испуганный, шокированный ропот в котором можно было отчетливо разобрать: «Это Стриж», «Это же наш Янтарный Стриж», «У них Стриж».

Элайна с судорожным вздохом подалась вперёд, вцепившись в ограду.

— Мартин, — одними губами прошептала она, её взгляд впился в исцарапанное, осунувшееся лицо младшего брата.

Рядом с ними грязно выругался Реджинальд. Гориан сжал рукоять трости, но его глаза, обращенные к избитому, замерзающему сыну, оставались бесстрастными.

— Ну как? — тем временем поинтересовался демон, положив одну руку на плечо Мартина. — Такое приглашение вам подойдёт?

Губернатор медлил. Собравшиеся на стене горожане перешёптывались, сочувственно и испуганно глядя то на пленённого демонами юношу, то на его отца. Наконец, Эмберхилл принял решение и с вызовом вскинул голову.

— Выбирая между одной жизнью и тысячью, я выберу тысячу, — холодно сказал он. — Кровью одного ребёнка вам эти ворота не открыть.

Элайна обратила на отца почти дикий взгляд, но ничего не посмела сказать.

— Одного? — насмешливо переспросил всадник. — А кто сказал, что он один?

Солдаты вновь зашевелились, и рядом с Мартином оказались ещё шестеро юношей, с которыми он уехал на охоту. Все они были слишком легко одеты и выглядели измученными и напуганными до смерти. Среди жителей Амриса послышались всхлипы и причитания родных и друзей пленённых.

— Итак, — полюбовавшись на реакцию, протянул всадник, — кровь семи детей сможет сотворить чудо с вашими воротами?

Игнорируя мольбы и слёзы обступивших его горожан, Гориан обратил долгий взгляд на сына. Сжав зубы, Мартин гордо расправил плечи, в его голубых глазах вспыхнула упрямая решимость.

— Пусть убьют нас! — крикнул он срывающимся голосом. — Не открывайте ворота!

— Молчи, глупый, — с болью прошептал Лестер.

Не оборачиваясь, всадник взмахнул рукой, наотмашь ударив Мартина по лицу металлической перчаткой, и тот, упав в снег, больше не пошевелился. Элайна зажала руками рот, сдерживая крик. По её щекам катились слёзы. Мирэлл чувствовал, как от бессилия и ужаса его начинает бить дрожь.

— Прошу вас, губернатор, — тихо умолял кто-то из родителей пленников, — откройте им…

— Реджинальд, — тихо произнёс Гориан, — сколько военных прибудет с севера?

— Сто пятьдесят человек, — обменявшись взглядом с Лейтеном, сообщил тот.

— Сколько гвардейцев в городе?

— Двести, милорд… — подал голос Астери. — Но они просто следят за порядком и не обучены военному делу.

— Они солдаты. Справятся.

Эмберхилл в молчании обвёл взглядом бесчисленные орды демонов.

— Но этого мало.

— Можно послать гонцов на север, чтобы направили к нам войска, — тихо сказал Реджинальд. — Мы укрепили стены, им так просто их не пробить. Припасов в городе хватит, чтобы выдержать осаду, пока приедет подкрепление.

— Но как же Мартин? — прошептала Элайна.

Ей никто не ответил.

— Губернатор, — позвал всадник. — У нашего терпения есть предел. — Он тронул коня, подъезжая к стене, и постучал по ней костяшками пальцев. — Любопытный камень вы использовали, — будто невзначай заметил он, широко улыбаясь. — Готов поклясться, точно такой же добывают демоны у предгорья Свартура.

— Этот камень с юга, — прорычал Реджинальд, перегнувшись через ограждение.

— Уверен? — демон многозначительно поднял брови, обращая волчьи глаза к его побелевшему лицу.

Резко выпрямляясь, Эмберхилл обернулся к застывшему неподалеку лорду снабжения. Почувствовав на себе его взгляд, Таус испуганно вытаращился на него.

— Я-я-я-я… Реджинальд, клянусь, я был уверен, что он с юга, — залепетал Грегори. — И цена такая привлекательная…

— Ты проклятый кретин!

— А знаете, что ещё занимательно? — глумливо продолжал всадник, игнорируя смятение горожан. — То, что этот камень, добытый на наших землях, обладает удивительным свойством, — он с лёгкостью вонзил пальцы в стену, будто она была сделана из песка, и вытащил из неё кусок гранита, раскрошив в руке, — демоны могут управлять им.

После этих слов на стене воцарилась тишина. Гориан в молчаливой ярости воззрился на старшего сына, а тот, задыхаясь от ужаса, смотрел на армию демонов. Мирэлл практически видел, как в его разум ядовитым, жгучим отчаянием въедается осознание, что он собственными руками превратил Амрис в тюрьму, где сам же оказался заперт вместе с собственной семьёй и жителями города.

— Им что-то нужно, — задумчиво сказал он.

— Спасибо, гений, а то мы не заметили, — процедил Реджинальд, выходя из оцепенения.

— Нет. Им нужно что-то, чего они не могут получить силой, — торопливо пояснил Мирэлл, приковывая к себе внимательный взгляд губернатора, впавшего после этих слов в мрачную задумчивость. — Иначе они бы просто ворвались внутрь. Возможно, если мы выясним…

Он не успел закончить фразу, когда вновь зазвучал голос демона.

— А теперь я скажу ещё раз, — он вернулся к солдатам и остановился возле лежащего на земле Мартина, едва не размозжив копытами коня его голову. — Либо вы откроете эти ворота и впустите нас для мирной, цивилизованной беседы. Либо, — двое солдат подняли юношу под руки, поставив на колени перед своим командиром, и тот, перегнувшись через седло, поднял его голову за волосы, демонстрируя залитое кровью лицо, — мы войдём сами, и вы очень сильно пожалеете о своей несговорчивости, — демон схватил Мартина за воротник рубашки и, легко подняв с земли одной рукой, усадил перед собой на коня, словно живой щит. — Даю три минуты на размышления. Как видите, я открыт для дипломатического решения. А вы?

Гориан отвернулся от ожидающего у ворот войска, обратив ледяной взгляд на сына.

— Реджинальд, если у тебя хватило мозгов не заваливать при строительстве подземный тоннель в другом конце города, возьми трёх надежных людей и уходи, — приказал он. — Пусть они поедут на юг, запад и восток, а ты отправляйся на север и приведи войска. Сообщите всем… — губернатор на миг обречённо прикрыл глаза, — сообщите, что Амрис захвачен демонами.

По толпе прокатился испуганный ропот — не осаждён. Захвачен. Это значит, что Эмберхилл принял решение открыть ворота. Выбор этот, впрочем, был иллюзорным. Путь в город для демонов был открыт с самого начала, им лишь дали возможность самостоятельно признать это и не препятствовать неизбежности. Как… унизительно.

Реджинальд, бледный, как полотно, поспешил вниз, не взглянув на супругу и сестру. За ним парой безмолвных теней последовали Астери и Лейтен. Тем временем Гориан подошел к дочери и, взяв её за плечи, развернул, заставляя смотреть на него, а не на Мартина. Как только взгляд Элайны сфокусировался на лице отца, губернатор склонился к ней, так чтобы следующие его слова слышали только она и стоящий поблизости Мирэлл.

— Езжай в мой дом. В шкатулке твоей матери ты найдёшь мой тебе подарок. Я отдаю его тебе, — его пальцы чуть крепче стиснули ее плечи и выпустили, Гориан отступил на шаг, глаза его были холодны и непреклонны. — С этой минуты ты мне не дочь, — отчеканил он. Элайна потерянно моргнула. — Ты понимаешь меня? — с нажимом спросил он; она молча кивнула, её губы дрожали, но слёзы остановились.

Убедившись, что смог достучаться до неё, Эмберхилл отвернулся и обвёл горожан суровым взглядом.

— Все меня услышали? У меня нет дочери. И никогда не было, — дождавшись утвердительных, хоть и недоумённых кивков, губернатор ещё мгновение медлил. — Хорошо.

В это же время Элайна направилась к выходу. Мирэлл шагнул за ней, но та остановила его, положив руку на грудь.

— Останься с отцом, — заметив, как его глаза протестующе вспыхнули, она почти умоляюще прошептала: — Пожалуйста, Мирэлл.

— Ладно, — с тяжёлым сердцем согласился тот.

— Спасибо, — Элайна быстро поцеловала мужа в щёку и скрылась в башне, оставляя его на стене в окружении напуганных жителей города.

Стиснув трость, Гориан вернулся к ограде, обращая ненавидящий взгляд на демонов. Словно прочитав его мысли, всадник внизу оскалился в торжествующей улыбке.

— Я знал, что вы разумный человек, господин губернатор.

Не удостоив того ответом, Эмберхилл повернул голову в сторону часового.

— Охрана, — хрипло сказал он, — откройте тварям ворота. Пусть заходят.

Глава 16. Ничего не бери у демона

Расположившись на потёртом кожаном диване в углу кабинета барона, Габриэлла краем уха слушала, как Алистер рассказывает о появлениях тварей в материальном мире, и думала о том, куда её завело невинное в общем-то желание отправиться в путешествие. Если хоть кто-нибудь из стражей узнает, что при столкновении с очередным существом, вместо того чтобы доложить о происшествии и вызвать следователей, она отправилась на консультацию в логово демонов, её… что? Уволят? Сотрут? Убьют? Посадят в тюрьму?

У стражей есть тюрьмы?

«Почему я так мало знаю о собственной организации?» — недоумевала она.

И если уж на то пошло, почему сама организация так мало знает о собственной специализации, а именно — промежуточном измерении и том, что способно оттуда выбраться? В архивах стражей можно было найти бесчисленное множество данных о тенях и способах их устранения, но ни слова о том, как вообще между измерениями возникла брешь.

Можно было допустить, что разлом существовал с начала истории, но неужели никто не пытался исследовать его? Понять, откуда он взялся и как его закрыть? Исторические справки дальше семнадцатого века не уходили, словно до этого промежуточного измерения и вовсе не было.

Или не было стражей?

Габриэлла толком не знала истории возникновения организации стражей и давно ли они существовали. В архивах об этом не упоминалось. Неужели никому не приходило в голову фиксировать законы и правила или описывать действия выдающихся личностей? Общество стражей ведь было крупной организацией со множеством штабов и действующих агентов по всему миру. Они обладали способностями для уничтожения теней, многое знали об управлении энергией, перемещении между измерениями, особенностях и правилах мира материального и нематериального… у них должна быть история. Должны быть корни. Где же они? Раньше не считали нужным фиксировать исторические сведения обо всех прецедентах, случившихся за минувшие годы? Как-то это неразумно, даже если члены организации живут вечно.

Почему же не сохранилось источников, датированных ранее семнадцатого века? Что произошло до этого? Кто-то напал на них? Возможно, то, что происходит сейчас, уже случалось раньше, но об этом нет информации, потому что все свидетельства уничтожили?

И кто может ответить на все эти вопросы? Феликс? Жаклин? Кто-то ещё? Существует совет глав подразделений — единственный орган управления стражей. Можно ли обратиться к ним? Безопасно ли это?

Непрерывный стук металлических набоек на сапогах Алистера окончательно сбил её с мысли, и Габриэлла вновь сосредоточила внимание на том, что происходит вокруг. Барон, его помощница и незадачливый привратник, которого так никто и не прогнал, держали оборону вокруг рабочего стола, с опаской наблюдая за гостем в брусничном сюртуке. Тот, как ни в чем не бывало продолжал свою речь, по-хозяйски расхаживая по кабинету, до крайности нервируя хаотичными движениями и без того взвинченных демонов.

— Так ты утверждаешь, что твари из нематериального мира научились полностью выбираться сюда? — наконец подал голос Луиджи. — Впервые слышу.

— Ну конечно, ты впервые об этом слышишь! — радостно заявил Алистер, разводя руки в стороны. — Даже стражи об этом узнали только недавно, а уж, казалось бы, кто, как не они?

Все тут же обратили долгие взгляды на Габриэллу; она прочистила горло, стараясь казаться чуть более важной и понимающей, чем было на самом деле.

— Всё так, — подтвердила она. — Зафиксировано три подобных случая. Все три раза это был трансформировавшийся человек, практически полностью потерявший разум.

— Жуть какая, — пробормотал Ли-Жеркли. — Как так вышло?

Барон недоуменно взглянул на него, словно вдруг задался вопросом, кто это, что здесь делает и почему смеет говорить в его присутствии. Паренёк внимания к себе не заметил, слишком увлечённый новой информацией.

— И что же вы, всезнающие стражи, собираетесь по этому поводу делать? — неприязненно осведомилась Юн-Риса, скрестив руки на груди. — Или вы думаете, что мы к этому как-то причастны? Вам, ищейкам, лишь бы только валить всё на нас!

— Хочу заметить, никто вас в этом не обвинял, — сухо напомнила Габриэлла. — Пока. Но вот некоторое содействие может быть нелишним.

— Содействие, хм? — губы Луиджи растянулись в предвкушающей улыбке. — Не хочет ли уважаемый страж оказать нам честь и заключить сделку?

— Не хочет, — тут же отрезала Габриэлла, в памяти будто красная вывеска вспыхнуло давнее предупреждение Феликса никогда не заключать контрактов с демонами. — С другой стороны, — продолжила она, — взаимовыгодное сотрудничество…

— Нет-нет-нет, котёночек, — перебил Луиджи, замахав на неё руками. — Это так не работает! Хочешь что-то получить от демона, отдай что-нибудь взамен. Что у тебя есть?

— Как насчет этого? — с невозмутимой улыбкой вмешался Алистер, щёлкнув пальцами.

В то же мгновение на стол перед демонами словно с потолка с грохотом рухнул массивный труп искажённого, который они оставили в лесу. В стороны полетели папки с бумагами, комья снега, клочья шерсти и капли замёрзшей крови. Луиджи от неожиданности резко вскочил, опрокинув стул, Юн-Риса тут же выхватили свои сабли, а Ли-Жеркли остолбенел, вытаращив глаза.

— Ну и громадина! — озвучил он, с восторгом и легким страхом, разглядывая труп, скрывший под собой весь стол.

— Это… — быстро взяв себя в руки, барон обошел существо по кругу, в его глазах горело любопытство, — признаться, довольно впечатляющее творение…

— Творение? — Габриэлла вопросительно изогнула брови.

— Ну не сам же он в это превратился, — Луиджи ткнул тварь пальцем и склонился над ней, принюхиваясь. — И тени не способны на подобные трансформации, хотя их ядовитые миазмы явно в нём ощущаются. Кто-то смешал одно с другим, и на выходе вышел этот… этот… мутант.

Габриэлла переглянулась с Алистером. Ничего нового они не услышали, скорее получили подтверждение уже имеющейся информации.

— Кто способен на такое? — наконец спросила она, Луи задумчиво хмыкнул.

— Кто-то, имеющий доступ к обоим измерениям и весьма умело управляющий энергиями, — пробормотал он. — Слияние изначально было вполне естественным и ничем не отличалось от обычной одержимости, но потом тень будто… заразилась материальностью и, хм, вросла в человеческую плоть, — он выпрямился, всё ещё глядя на существо. — Ну, мне это видится именно так.

— То есть, — задумчиво протянула Габриэлла, подходя ближе. — Это сделал либо демон, либо…

— Страж, — с горящей предвкушением усмешкой закончил за неё Алистер. — Как захватывающе!

Она мрачно покосилась на него. Ничего захватывающего в неизвестном страже, который сошел с ума и творит подобные ужасы, не было, но попробуй объяснить это Алистеру. Габриэлле больше нравилась теория про демонов. Это хоть было не так пугающе. С другой стороны, зачем это демонам?

— Если предположить, что тварь создал демон, — медленно сказала она, — то какие могут быть мотивы?

— Понятия не имею, — довольно искренне признался барон, поправляя отвороты своего пиджака. — Я бы предположил, что кому-то любопытства ради захотелось вылепить такую зверушку, но какой в ней толк? Расход сил немалый, мороки не оберёшься, а что получишь на выходе? Управлять тенями невозможно… как и обезумевшим человеком в её шкуре.

— Запугать? — предположила Габриэлла. — Устроить беспорядки?

— Хаос среди обычных людей таких масштабов не имеет смысла без особой причины, — Луиджи покачал головой, не отрывая заинтригованного взгляда от существа. — Я бы допустил, что дело в личной мести, она могла бы объяснить такие фокусы. Но месть предполагает некую цель, — он фыркнул, задумчиво почесав нос, отчего стал ещё больше напоминать человекоподобного лиса. — А судя по вашим словам, твари появляются где попало без привязки к месту или человеку. Так что… — он развел руками, — все равно не сходится.

Габриэлла с неприятным холодком в груди подумала, что твари появлялись вовсе не где попало. Они появлялись там же, где находилась она. Но если Феликс был прав, и все происшествия действительно с ней связаны, если всё это время она была целью, то какова причина? Кто стал бы ей мстить? И за что?

Она снова взглянула на Алистера: его улыбка походила на голодный оскал, а в алых глазах полыхал азарт охотника.

«Радуется, как ребенок новой игрушке», — кисло подумала Габриэлла.

По крайней мере, он явно не тот, кто всё это организовал, иначе какой смысл сейчас помогать? Тяга к сомнительному для любого нормального человека веселью, конечно, была для него сильным мотиватором. Но создавать монстров и устраивать кровавые нападения, чтобы потом самому же участвовать в расследовании, уже больше смахивало на идиотизм, чем на попытку развеять скуку.

— Что ж, — сказала она. — Таким образом, у нас есть некий демон или страж, который создаёт тварей либо ради научного интереса, либо чтобы кому-то насолить.

— Это просто теория, — Луиджи пожал плечами и уселся на подоконник.

— Но она хотя бы делает происходящее чуть более осязаемым.

— Я вот что скажу, — подумав, объявил барон. — Если вы пожертвуете зверушку мне на опыты, то я могу разузнать что-нибудь ещё. Как вам предложение?

— Вполне устраивает, — Алистер широко улыбался.

— Что же, — барон довольно хлопнул в ладони. — Тогда по рукам?

Соскочив с подоконника, он шагнул в сторону Габриэллы, протягивая руку, но путь ему тут же преградил её спутник, не позволяя подойти ближе.

— Отличное решение поддержать нас в этом заковыристом деле, друг мой, я знал, что оно тебя заинтересует! — он адресовал Луиджи плотоядный взгляд. — И как любезно с твоей стороны согласиться на совершенно бескорыстную помощь и отправлять нам регулярные доклады о своих исследованиях, — Алистер ужасно неестественно рассмеялся. — Я даже готов предложить тебе небольшую компенсацию за твои труды, Луи!

— Ком-компенсацию? — занервничал тот.

— Конечно-конечно! Я обещаю, что все твои доклады я буду изучать лично с огромным вниманием!

— Не стоит так утруждаться…

— И, если вдруг это мирное сотрудничество на добровольных началах станет тебе в тягость, и ты решишь как-то скорректировать наши договорённости, а я, поверь, непременно узнаю об этом, — голос Алистера на миг приобрел пугающе замогильные интонации, — то я обязательно вернусь обсудить дополнительные условия.

— Дополнительные?..

— Ну знаешь, — беззаботно пропел он, стряхнув невидимую пылинку с плеча барона, — вероятные способы превратить этот чудесный городок со всем населением в пыль, — демон широко улыбнулся, обнажая клыки. — Звучит справедливо?

Хвост на голове Луиджи распушился, как вставшая дыбом шерсть, а вертикальные зрачки превратились в две узкие щёлки. Барон нервно передёрнул плечами.

— Вполне.

— Я знал, что мы прекрасно друг друга понимаем! — ликующе заключил Алистер. — Ты же не хочешь искать себе новый дом и свиту? В прошлый раз это тебя сильно огорчило, я прав?

— Прав, — процедил тот.

— Чу́дно, — он протянул барону карточку. — Здесь написано, как с нами связаться. Рад, что мы так славно побеседовали, а теперь нам пора, — он поманил за собой Габриэллу.

— Выход, надеюсь, сами найдёте, — в голосе Луиджи отчетливо слышалось облегчение.

— Конечно-конечно, — Алистер вновь рассмеялся. — Не будем больше отвлекать, у тебя ведь куча дел, Луи.

— Вали уже отсюда ради всего, что свято, — буркнул себе под нос тот.

Габриэлла в последний раз обернулась — Луиджи, скрестив на груди руки, раздавал указания Рисе и Жеркли, предпочитая делать вид, что незваных посетителей тут и вовсе не было.

Провожать их никто не стал.

Всё-таки демоны были странными созданиями. Очевидно, что барон до одури боялся Алистера — тот уничтожил свиту Луиджи и едва не прикончил его самого, а потом как ни в чем не бывало вломился без приглашения, угрожал и вёл себя довольно оскорбительно. И барон при этом не то чтобы придерживался каких-то жёстких принципов, даже мог спокойно вести с ним деловую беседу, а впоследствии выглядел вполне расслабленно. Выбора ему, конечно, никто не давал, но в нём не чувствовалось мстительной непримиримости. Даже если оппонент сильнее и опасней, в поведении или взгляде сквозила бы ненависть или агрессия. Барон же скорее выглядел напуганным и раздражённым. Немного не та реакция, которую ожидаешь от кого-то, кто лицом к лицу встретился с опасным врагом. Повёл бы себя обычный человек подобным образом?