Бесплатный фрагмент - Путь в Шамбалу

Высокогорный монастырь

Колючий снежок летел в лицо и таял на щеках послушника. В долине этот снег, наверное, редкими каплями дождя питает уставшую от зимы землю. Здесь же, на высокогорье весна, придёт еще не скоро. Но синева неба становилась всё глубже, белые облака раздвигали дали, и горы, которые зимой лишь изредка проглядывали через туман зубчиками серой изморози, теперь блестели на горизонте заснеженными вершинами и казались близкими. Где-то там, вдали осталась родина, Алтай с голубыми реками и зелёными долинами. Внизу в долинах осталась Лхаса, священный город, куда монахи и послушники спускались редко по житейским делам монастыря. Из самого города люди в горный монастырь приходили еще реже. Четыре долгих года Аржан-оол постигал науки по древней традиции гелуг в монастыре под руководством старых монахов. Редкие встречи со старым спутником, уважаемым старцем и земляком Чеди-ачазы, давало что-то большее для познания мудрости… Это общение было стержнем в становлении молодого монаха. Старый шаман знал многое, и передавал это весь путь сюда не только рассказами, но и делами. Не случайно настоятели оставили его в Рамоче для углубления знаний в тибетской традиции врачевания. Соединение самых древних знаний с духовными исканиями взращивала тот кристалл Истины, к которому стремится каждый, вставший на этот путь.

Аржан сидел на склоне над монастырём и подставлял обветренное лицо мелким снежинкам. Всё то, чему он научился и познал в эти годы, стало частью его. Скоро наступал срок возвращения на родину. Настоятель монастыря и святейший Далай-лама, указали ему путь назад в Шамбалу. Теперь этот путь домой он должен пройти по новым духовным тропам и открыть для себя всё по-новому. Знания духовные тесно переплелись с навыками материальными. Всё это стало одним целым. Способность лечить травами и заговорами, владениями собственными энергиями и способность регулировать энергии другого, знания об истине, видение того «как оно всё есть на самом деле» и способность открыть это для других в гадательных техниках. Обучение и погружение в иные состояния сознания при помощи монастырских техник помогало изменять и способности тела. Возможность выхода из тела стала дополнительным способом получения знаний. Он не считал себя арахатом, он не смел даже думать об этом, но старшие учителя давали ему возможность почувствовать изменения в его способностях. Наступал следующий период в его жизни. Завтра он навестит старика Чеди, попрощается с ним и получит последние наставления перед дальним путешествием.

Воспоминания монастырской жизни опять всколыхнули его память. Первый приход с маленькой группой в Ганден в такую же пору, самую раннюю весну, когда солнце уже стоит высоко, небо глубоко, а горы становятся ближе. Но ночные морозы заставляют укутываться плотнее в суконное одеяние, готовить топливо для печей монастырской кухни и отопления зала. Кути отапливались только скудным светом масляного светильника, йоговская медитация долго не давала эффекта, и казалось, что тело уже никогда не согреется на этой Земле. Занятия днём в ранние утренние часы древними гимнастиками учили тело расслаблению и правильному движению энергии. Удивительное дело, но именно эти нехитрые комплексы движений, которые скрывали в себе и аспекты древнего наследия воинов, помогали понять собственное тело, а значит и в покое, в статике руководить им. Через месяц молодые послушники научились не мерзнуть, да и зимние морозы скоро отступили.

После рукоположения молодые монахи поселились в общем здании, сединённом с храмом и монастырской кухней, где стояло два огромных чана для приготовления чая. Старшие монахи жили вне монастырских стен в небольшой слободе рядом, в небольших домиках, ничем не отличающихся от кути в здании. Разве что, у каждого своя небольшая печка для обогрева и кипячения чая. Всё равно весь день монашеский состоит из изучения мантр и медитаций. Дацан со строгими учителями и ежедневный монотонный быт теперь стали уделом и двух поломников юнцов. Несколько кути для монахов, постоянно живущих в стенах храма, отопливались трубой от кухонного очага под лежанкой. Комнатки для молодых обогревались только их дыханием и жировиком.

Медитации, которые начинались со чтения мантр, с мелодичным звуком караталл и, проникающими во все уголки сознания, ударами в барабан, помогали достичь изменений в ощущении окружающего мира. С выходом трав на горных склонах и мелких ложках, когда они стали оттаивать от снежников, стали выходить на сбор молодых побегов и кореньев. Эти уроки древних знахарских рецептов продолжались весь год, но весенние и осенние месяцы, когда проводилась заготовка сырья для снадобий, были самыми активными. Лекции по духовным секретам древних царей и богов в вечернее время откладывались в подсознании, а вечерняя медитация закрепляла этот эффект. Теперь эти знания становились частью послушников. Ощущение того, что Аржан знал это всегда, только на какое-то время забыл, не обращал внимания на уголки своего подсознания, где это хранилось. Радость узнавания, радость того, что опять вспомнил всё, ни с чем нельзя сравнить.

Махаяна и хинаяна

Долгие вечера и беседы по истории учения могли быть основополагающими в других местах. Рассказы доносили, как проходит учение монахов истине на Шри Ланка, родине демонов-ракшасов и оплоте учения, в ашрамах Индии и предгорьях Гималаев, куда ученики Будды Шакья Мунни понесли свет Истины. Старая школа, основывающаяся на беседах самого Учителя, Тхеравада — учение старейших, всё еще содержала в себе знания о далёком прошлом, о богах и асурах, о обретении нового дома великими расами, о возмужании человечества под руководством богов, героев и пророков. Следуя этим канонам, помня о величии духа и бренности земной жизни, старейшее учение уделяло большое внимание личному просветлению. Личные заслуги и знания, как и в древних легендах, давали возможность возвыситься и достичь уровня богов. Совершенство мира находилось в руках каждого, ожидание прихода Буддда-Метрейя выливалось в стремлении к личному просветлению. Основа — «Хочешь изменить мир — измени себя». В Тибете, в жёстком соревновании с природой и следовании к совершенству мира, личного просветления было недостаточно. Арахаты должны помогать миру измениться. Измениться в сознании людей. А простолюдины должны жить долго и уделять больше времени правильному поведению и правильной жизни. Благородной восьмеричный путь, включающий в себя правильные знания и правильное осознание их, правильные устремления, правильный образ жизни и правильное поведение, что должно вылиться в правильные усилия и правильное сосредоточение, постижим только с постоянным вниманием просветлённых людей в изменяющемся мире. Потому, в Тибете уделялось такое большое внимание закалки и трансформации тела, медицине и магическим практикам, а древние знания Истины служили фундаментом и основой, на котором строилось будущее совершенство мира.

Мудрость буддистского отношения к миру казалась такой простой и естественной, что ей не нужно сложных форм. Страдания этого мира в самих людях, и буддистский учитель должен рассказать об этом. Тщетность желания и желаний делает их недостижимыми, и поэтому…

Восемь мирских забот уводят нас с пути освобождения от неудовлетворённости и страдания.

Ущерб от восьми мирских забот. — Эта жизнь всегда будет полна взлётов и падений. — В будущем ты переродишься в низших мирах. — В будущих жизнях тебя также будет обуревать привязанность. — Ты не сможешь вступить на путь Махаяны. — Ты не сможешь достичь освобождения. — Ты будешь постоянно сталкиваться с препятствиями в своей практике медитации. — Твоя практика будет служить лишь восьми мирским заботам. — Твой гнев будет уничтожать твои заслуги.
Размышляй так: 
— Если следовать восьми мирским заботам, ты ничем не лучше животного. — Объект, который ты видишь, — проекция твоего омрачённого ума. — Преврати этот объект в то, к чему ты не привязан. — В сансаре нет ничего нового. — Всё это не принесёт истинного счастья, ведь на самом деле всё это имеет природу страдания. — Как бы ты ни пытался, всё это не даст удовлетворения. — Всё это по природе непостоянно, поэтому неизбежно закончится. — Узри всё это в пустоте, истинной природе всего.…

Сопа Ринпоче

Аржан, что в переводе с тюрского «источник», вздохнул от воспоминаний годов обучения. Лёгкая грусть коснулась его лица, он улыбнулся и перед его мысленным взором поплыли картинки занятий боевыми древними комплексами и следующими за ними медитациями в ходьбе…, затем наблюдение за дыханием, как часть боевого изменения движения энергий, что позволяют защитить себя от нападок тёмного мира.

Движение энергий

— Запомните, суть всего сущего в этом мире — энергия ЦИ. Суть всей жизни — движение энергии. Движение энергий вокруг нас порождает жизнь. Всё подчинено этому движению. Энергия ци присутствует и в нас, она движется внутри нашего тела, она движется вокруг нас создавая невидимое облако. Чем сильнее внутренняя энергия, тем плотнее облако вокруг нас.

Старший монах начинал с этого объяснения каждое занятие с молодыми послушниками. Сегодня он вытащил из матерчатой сумки, которая была неизменным атрибутом любого монах, несколько странных предметов. Стальной нож старинной работы, какой-то темный булыжник, лист рисовой бемаги.

— Принеси мне горсть земли вон с того холма, — попросил он Аржана.

— Я мигом, учитель.

— Зачерпни чашку у основания Ступы, — добавил вдогонку.

— Я покажу вам, как выглядит движение энергии вокруг вашего тела. Оно такое же, как и движение энергии Земли и космоса, такое же, как и везде.

Принесённая сухая земля была насыпана на лист бумаги, монах разровнял её ножом тонким слоем и подложил под бумагу таинственный серый булыжник. С наклонного листа сухая почва начала ссыпаться, но часть её осталась на месте. Она не двигалась даже тогда, когда бумага наклонилась еще круче. Старый учитель начал двигать камнем под бумагой, и почва ожила, она начала топорщиться иголками и следовать за движением руки монаха с камнем. Когда же стальное лезвие ножа стало разглаживать черные иглы земли на листе, они вдруг образовали узор из двух кругов, соприкасающихся в том месте, где находился серый минерал. Круги состояли из нескольких концентрических окружностей разного диаметра, в месте соприкосновения расстояние между ними уменьшалось, они образовывали как бы два цветка лотоса, цветок из округлых лепестков и его отражение в озерной воде. Послушники затаили дыхание.

— Что это? Это энергия Ци?

— Это след энергии, который заставляет двигаться всё в этом мире, и эти кусочки почвы, и ваши тела, и планеты в космосе. В почве наших гор много железа, кусочки железа из которых куют ножи, лучше всего реагируют на движение энергий. А этот камень — кусок железной руды с далёкой Индии. Это осколок небесного камня.

— Чем сильнее тело, тем сильнее его поле энергий. Вы должны укреплять энергию тела, тогда ничто не сможет коснуться вас, нанести вам вред. Но это долгая работа. Гармонизация энергий происходит вместе с отстранением от обычного восприятия мира. Это похоже на буддистскую медитацию, которую вы практикуете, погружение в себя. Но это и способ упорядочивания движения внутри тела по тем каналам, о которых вам будет известно еще. Для лучшего воздействия на свою энергию, вы должны совместить медитацию со специальными комплексами. Самый простой — медитация с шагами «Чанкама».

Белая ступа посреди монастырского двора блестела в лучах поднимающегося солнца. Она выгорела за пару столетий и казалась белой как кость. Глина, добываемая в далёком ущелье, была редкой, работа по доставке её на самые верхние уровни гор тяжела, но еще тяжелее и искуснее должна была быть работа по строительству ступы. За несколько десятков лет ступа не дала ни единой трещинки, а потому не нуждалась в побелке и ремонте, как многие другие ступы во всех уголках Азии. Подобно горе Кайлас, она возвышалась посреди монастыря, и обход вокруг ступы мог означать и совершение паломничества к тибетской святыне. Послушники гуськом за старым мастером проследовали к Ступе.

Монах обернулся лицом к северу, сделал несколько продолжительных неслышных вдохов и медленно стал двигаться по кругу вокруг священного монумента. Шаги его были плавными и медленными, положение тела всегда сохраняло равновесие и, каждую секунду, каждое мгновение, было свободно в своих устремлениях. Тело могло в любой момент выбрать направление, перенести центр тяжести, повернуть или обернуться. Такую свободу давала осознанность каждого движения. То, чему учил мастер своих учеников — «осознанность».

— Вы должны присутствовать в каждом вашем шаге, в каждом элементе шага, каждом, даже самом малом, движении. Опора на ногу, отрыв от почвы второй ноги, постановка ноги вперёд, перенос тяжести на неё, отрыв от почвы первой ноги и подтягивание. Весь шаг можно разбить на две стадии, потом на четыре, потом на шесть и так до бесконечности. Присутствие в каждом движении даёт нам свободу, и в тоже время, освобождает и разум т суетных мыслей. Медитация в шагах — эффективная техника для медитации просветления.

— Начало всего — правильное положение тела. Стояние столбом — это не просто тренировка духа, это поиск правильного положения тела в пространстве, поиск для него свободы. Начало — ноги чуть шире плеч, ступни параллельны. Позвоночник вытянут от неба к земле, но расслаблен. Выпрямите позвоночник, снимите с него нагрузку лишнюю. Крестец чуть подтянут вперёд, а плечи опущены свободно. Руки могут висеть вдоль тела, но это не свобода. Лучше дать им возможность приподняться и повиснуть перед животом, как если бы они всплыли в воде горного озера, в котором вы купаетесь в конце лета.

— Начали, неторопясь. Шаги должны быть плавными, как плавно ваше легкое дыхание. Любое движение согласуется с дыханием, а дыхание не должно спешить. Естественное, тонкое, лёгкое. Движение к себе — вдох, от себя — выдох, открытие — выдох, закрытие — вдох. Шаг может быть на два вдоха-выдоха, а лучше на четыре. Затем это отпустит вас, как вы отпустите своё желание чему-то быстро научиться. Все произойдёт само собой.

Аржан вспомнил медитацию осознанного дыхания, все было похоже и не похоже. Шаг за шагом давал все большее освобождение. Через несколько дней медитация Чанкама превратилась в полёт. Становилось свободным не только тело, но и дух, разум. Сознание не пыталось мешать, наступало просветление. Ему вдруг вспомнились те комплексы движений, что практиковали его давние товарищи по приходу в Лхасу, его китайские друзья.

Распевание мантр, обязательное в вечернее время на крыше монастыря для всех монахов, кроме старших, сначала казалось мукоц в зимнее время, но оптом вошло в привычку. А сами мантры поомгали погрузиться в другой вид медитации и следовать древним ритмам.

Эти медитации сопровождали его все четыре года обучения мудрости тибетских лам. И все эти четыре года теперь чередой вставали в его воспоминаниях…

Школы мудрости тибетских лам — келугпа

Первая зима

Тёмные коридоры и залы монастыря, только редко освещавшиеся жировыми лампадами и свечами во время чатинга, каждое утро сменялись пронзительным светом гор, окружавших Лхасу. После сырых осенних месяцев зима пришла быстро, снежники гор как бы спустились в долины, мороз сковал землю, и студёные ветра ночами выдирали каждую частичку оставшегося тепла из человеческого жилья. Но зимние лучи солнца так ярко блестели на чистом снеговом покрывале гор и редких клочках снега в любой неровности, откуда его не смог выгнать ветер, что ночные страхи забывались.

Глухо зазвучал монастырский колокол призывая к началу дня. Утренний чатинг и медитация в то время, когда солнце только коснулось далёких вершин, и они окрасились нежно-розовым светом. Аржан медленно вынырнул из тёмных глубин подсознания, что приносили фантастические сновидения, и неумело замотавшись в сукно верхней мантии Зен, выглянул в проход между кельями-кути. Тени монахов и послушников уже сновали в коридорах.

— Цзун, Цзун, вставай! Опять наставник тебя пожурит за заспанный вид. Побежали умываться.

— Ну Арчи, ну самую кроху еще поспать, я только согрелся.

— Вставай сейчас же, — Аржан со смешком стащил с товарища сукно мантии.

— Хорошо, хорошо, — заворчал тот, протирая узкие китайские щелочки глаз, и улыбнулся.

Умыться внизу под монастырскими помещениями, между сваями, держащими древнее строение, было делом недолгим. Холод, который просачивался отовсюду извне, стылый земляной пол, утрамбованный за сотню лет в жёсткую корку, не давал возможности медлить. Тёмный зал храма и ряды монахов сидящих на полу давали смутное ощущение тепла. Гортанный тихий голос читал чатинг, традиционные формулы еще не до конца понимаемые, но уже укрепившиеся в подсознании своим выверенным ритмом. Медитация, цель которой увести от физического мира, возвращала к дневной жизни. Сколько длится она ведомо только старшему монаху, остальные погружаются в изменённые состояния, им не до отслеживания часов. Через какое-то время в узкие бойницы монастырских окон проникают первые солнечные лучи, отражение блеска горных вершин Крыши мира. Сегодня Аржан и Цзун помогают монаху, который ведает пищевыми запасами монастыря. Выйти во двор, за ворота в город, принять от мирян подношения монахам — это ли не развлечение в суровой обыденности, в череде дней похожих один на другой.

Солнце слепит отражаясь от свежего снега, запорошившего землю за ночь. Оба послушника съёживаются от холода, но солнечные лучи скупого зимнего светила радуют всё равно. Старый монах с лёгкой усмешкой в глазах, спрятанной в бесчисленных морщинах кирпичного лица, тоже щурится на вершины гор. Дать мальчикам чуть постоять, вдохнуть мороза и колючей пурги, что уже поднимает свежий снежок, снося в расщелины, унося по улице, сметая с промерзшей дороги. Мороз не даёт стоять долго. Троица направляется к площади перед воротами монастыря, куда в это время приезжают и приходят миряне.

Сегодня здесь немного людей. Два местных паломника сложили ладони в бутон, молча испрашивая разрешения войти в обитель. Им будет разрешено после того, как все обитатели монастыря закончат утреннюю трапезу, и займутся делами. Каждый своим. Маленький лохматый конёк, тщетно пытающийся выбить копытом из-под тонкого снега хоть травинку, выдаёт пришельца из далёких мест. Спешившийся старый ойрот с маленькой дочерью сидят тут же, под низким навесом. Испуганные черные глазёнки девочки с надеждой смотрят на коньки монастырских крыш. Два лохматых сарлыка с поклажей из соседней деревни в лощине качают большими головами, колокольчик в ноздрях одного должен звякать, но звук относится в сторону. Эта фантастическая картина уже третий день открывается взору двух послушников из разных регионов, но для каждого из них такое положение вещей всё еще не привычно. Почему солнце даже в такой мороз обжигает открытые лица, свист ветра не слышен, и даже звон колоколов тонет во вселенской тишине? Только низкие звуки труб и цимбалы могут разорвать это безмолвие. Человеческий голос тут тоже звучит по-особому.

Монах благословил всех пришедших, прочитал мантру, поблагодарил за стремление к истине. Он что–то сказал паломникам на тибетском, просто кивнул погонщику яков. Аржан взглянул в лицо старшего, тот кивнул. Мальчик подошёл к сидящим ойротам.

— Эзенер, элдам. Вы пришли издалека?

— Да, мы с голубых гор. Дочь больна, и я надеюсь на помощь просветлённых знахарей Тибета.

— Здесь есть монахи, что смогут понять причину любой болезни и исправить карму.

Старый ойрот протянул небольшой мешочек Аржану с поклоном и опять присел на небольшой тюк. Монах, наблюдавший за разговором, еле заметно кивнул, сделал знак рукой, что пора идти на кухню.

— Это тебе сынок гостинец от родной земли. Талкан из прошлогоднего урожая ячменя.

— Благослови вас Будда.

Мешочек с талканом перекочевал на поклажу яков, послушники с монахом и тибетцем проследовали в обитель, на задний двор к монастырской кухне. Внутри было тепло и парко. Два котла с горячей водой уже были готовы к завтраку. Мешок с молоком, что привёз крестьянин, два туеса из коры с маслом, мешок ячменя мальчики быстро разгрузили и приготовили к приходу монастырского люда. Заваренный чай в одном котле, простая вода в другом, ячменная тсампа, чашка с жёлтым маслом аппетитно светилось в свете рождающегося в окнах дня. Монахи и послушники неслышно заполнял зал, зачерпывали чай, добавляли поташ, соль, шли к маслу и молоку. Сегодня завтрак более питательный. Даже свежесмолотый жареный ячмень, казалось, сегодня пах более приятно, чем всегда. Смешки молодых послушников-учеников не смущали старых последователей будды, а те старались не выказывать радости от мирских удовольствий. Но живые люди остаются живыми всегда.

После завтрака молитвы, чантинг, изучение священных текстов и беседы со просветлёнными. День входил в привычную колею. Когда солнце поднимется к своей верхней точке для этого дня, на монастырском дворе упражнения для поддержания здоровья физического тела. Гимнастика и тибетская йога. А затем вновь занятия со старшими монахами по продвижению к вершинам мудрости. Самые основы буддистского учения даются на протяжении нескольких месяцев, а изучение санскрита помогает послушнику понимать значение мантр. Но главное в начальном обучении — медитация. Попытка осознать себя в этом мире, уйти от материальных притязаний, понять их тщетность и следовать пути просветления уже на новом уровне. Основа учения Будды вновь перемешивается с древними легендами о богах и асурах, демонах и дэвах. Основы устройства материального мира и мира нематериального помогут в дальнейшем пути каждого путника духовных исканий, чем бы они ни занимались впоследствии.

В первую зиму Аржан-оол с Сяо-чзуном увидели первые чудеса. В первую зиму они поняли скрытую суть этих чудес. Отсюда они ушли в долгий путь познания истины и помощи людям. Видение сквозь материальные препоны и левитация, секреты бессмертия и вечной молодости, способность лечить одним прикосновением руки и обширные знания в природе всего живого, которые помогали подняться на более высокую ступень.

Размеренная жизнь, ежедневные медитации и чатинги, физические упражнения, которые были частью и медитаций, и заботы о здоровье тела делали своё дело. Молодые послушники становились частью Тибета, частью мудрости Тибета. Ничто в этой монастырской жизни не было случайным или напрасным. Однообразное скудное питание, тренировки духа и тела, самоограничение, ставшее нормой жизни, поднимало их над материальным миром. Лекции и рассказы старших монахов уже не казались чем-то удивительным или невозможным. После того, как эти рассказы раскрывали существование энергетических тел, стало понятна возможность видеть ауру. А после длительных тренировок и медитаций становилось возможным видеть ауру других людей, животных и даже предметов. Освобождение себя от материальных привязанностей становилось и путём к освобождению и лёгкости энергетического тела. Материальность мысли помогала соединить эти понятия, а постепенное совершенствование своего духа вдруг позволяло выйти из оков собственного тела.

Цвета зёрен при создании Мандалы подсказывали символику цвета и света. Воспоминание о радуге после летнего дождя давало понимание взаимодействие цветов. Однажды Аржан увидел старого монаха спустившегося с дальнего горного монастыря, чтоб осмотреть девочку-ойрота. Лечить в Тибетских монастырях умели не так много монахов, знания эти обретались в течении нескольких лет, но еще требовалось и духовное величие. Совершенно неожиданно в тёмном коридоре перед взглядом Аржана появилось лёгкое сине-зелёное свечение, которое как яйцо окружало тело маленького человека. Он сидел в нише и медитировал… или читал какой-то манускрипт? Библиотека монастыря была рядом, но почему не в ней? Голубой цвет ауры монаха говорил о его высоких способностях в помощи людям, о его даре лечить. Аржан с почтительным поклоном хотел проскользнуть мимо, но остановился как бы удерживаемый невидимой рукой. Монах смотрел на него.

— Когда ты выйдешь из стен этой обители мудрости для того, чтобы продолжить обучение, приходи ко мне.

— Да, — только и смог вымолвить послушник.

— Но путь твой ко мне будет не так долог, как ты думаешь. Ты должен лечить людей.

Аржана эта встреча занимала больше, как первый опыт видения ауры. Он хотел быть мудрецом и философом, учился, чтоб нести Истину в свои края своему народу. Путь врачевателя ему казался недостижимым. Теперь молодой послушник пытался совершенствовать вновь обретённую способность, но она то возникала, то уходила надолго. Аура человека была видна в тёмном помещении, чем был выше монах в своём духовном развитии, тем сведение было более отчётливым и читаемым. Но часто цветные линии окутывающие тело исчезали надолго. Аржан успокаивался и продолжал обыденные уроки вместе с другими и, когда он уже забывал о своих открытиях, способность возвращалась к нему. Он уже видел ауру в приглушённом дневном свете и у мирян, при нечастых выходах за стены монастыря. Он пытался разгадать линии и цвета. Видел, что аура искривлена и имеет иногда пробоины. Как помочь выровнять поля он не знал. Ночью, перед отходом ко сну, Аржан поделился своими тревогами с другом.

— Чзун, ты видишь у людей ауру?

— Очень редко. Только у настоятеля и старших монахов. Мне кажется это тогда, когда я сильно голоден и устал. Игра сознания, иллюзия, как говорит нам ринпоче.

— Нет. Её действительно можно видеть, но у меня не всегда получается.

— Значит для тебя это реальность, а иллюзия для меня. Не торопись, нам много что надо узнать.

— Ну это да.

— А я недавно ночью летал, выходил из тела. Я испугался, думал, что умер, — неожиданно сказал китаец.

— Выходил из тела?! Это страшно?… — но друг уже молчал, посапывая во сне.

Травник

Весна радовала всё живое, но более всего она радовала молодых послушников. Вопреки строгому монастырскому уставу они находили время для шуток и игр. В то время, когда после полудня солнце поднималось максимально высоко, когда наступало время физических занятий, молодые монахи устраивали соревнования в беге и прыжках, играли в чехарду, соревновались в выбивании сложенных плиточек горной породы камушком. Старые монахи, что прожили в обители уже целую вечность, участие в таких играх не принимали. Уединившись «заветром» монах подставлял лицо солнцу и погружался в раздумья, которые можно назвать и медитацией. Послушникам не мешали разминать члены, но всё-таки, один из старших монахов через некоторое время прерывал излишне расшумевшихся мальчишек, а барабан под крышей монастыря призывал их к продолжению учёбы.

Весной часть молодых послушников отправляют в окрестные обители, монастыри и буддистские школы келугпа. Часть взрослых послушников также отправляются в ближние и дальние поселения для служения вере. Аржан благословлён был в помощь старому монаху живущему высоко в горах, под самыми снежниками. Ему требовался молодой помощник для заготовки трав и кореньев. Верный товарищ по первой зиме, Цзун отправлялся в Ганден напрямую. Высокогорье — оплот тибетского буддизма, одна из самых многочисленных общин монахов на обучении вселенской мудрости. Старый ойрот-шаман, с которым мальчик виделся всё реже, останется в библиотеке Рамоче.

— Я буду скучать без тебя, Арчи, — маленький и юркий китаец казался потерянным перед расставанием.

— Я тоже, Цзун. Но может встретимся еще.

Маленький караван из двух лошадок и пятерых послушников во главе со старшим, рано утром вышел из Лхасы и медленно исчезал в распадках. Горы забрали эту горстку людей в тёмно-вишневых мантиях и суконных безрукавках. Послушник поднялся на галерею храма, чтоб еще увидеть уходивших, но они уже пропали в синем тумане рождающегося дня. Он сложил руки в молитвенном жесте и принялся вращать молитвенные барабаны, повторяя про себя нехитрые формулы. Ему предстояло здесь еще задержаться, пока все ученики соберутся и будут готовы к дороге.

Аржан привычно переставлял ноги в бурках подшитых толстой кожей по камешкам дороги, держась за лямку котомки со скудными пожитками буддистского монаха. Там было всё, что нужно для жизни — чашка, чётки, кусок чистой ткани и мешочек с остатками толкана. Его степная привычка размеренно ходить за обозом не забылась за несколько месяцев, и он не уставал. Напротив, тело его вспоминало прошлую жизнь и радовалось этому, радовалось переменам и сознание. Надежда на обучение и подъём по виткам духовного просветления воодушевляла. Привал, объявленный ближе к полудню у маленького ручья, дал путникам передышку и возможность привыкнуть к разреженному воздуху. Казалось, они прошли совсем недалеко, но дышать становилось тяжелее, солнце слепило глаза, а воздух был кристальным, как лёд горного ледника. Таким же чистым и обжигающе холодным.

— Мы скоро достигнем подножия перевала, но подниматься не будем. Нам надо привыкнуть к высоте. Заночуем под перевалом. Путь наш через него в долину семи логов, к учителю. Там немного теплее, — успокоил новичков старший.

— Там обитель или учитель живёт в одиночестве?

— Летом туда приходят люди, на зиму остаются очень немногие, всего несколько семей, чьи родовые земли находятся на склонах этого хребта. Место удобное для жизни…. Кто привык жить в таких местах.

Маленький костёр, на котором сварили чай, грел своими отблесками в спустившейся на горы ночи. Журчание ручейка лишь изредка прерывало тишину. Вдруг ночь разорвал далёкий крик. Он был похож на хриплый вой или стон, но быстро утонул, растворился во тьме. Луна еще не родилась, поэтому звёзды, как россыпь алмазов сверкали совсем близко. Чернота неба напоминала шаманский полог, прожжённый во многих местах искрами ритуального костра. Здесь звёзды не могли разорвать пелену ночи. От этого одинокий крик показался еще более жутким.

— Что это? Это блуждающие духи, которые хотят напасть на нас? Или это зверь? Но звери так не кричат! — молодые монахи с ужасом вглядывались в темноту.

— Это священный горный лев. Снежный барс вышел на охоту. Он предупреждает снежного человека, чтоб тот не оказался на его тропе.

— Снежного человека?! Йети?! Он живёт здесь?! — новичкам стало еще страшнее от такого объяснения.

— Горный медведь, снежный человек. Эти животные живут на Тибете раньше, чем сюда пришли боги. Это люди прошлого. Но племя этих людей не смогло справиться со своими страстями, поэтому не смогло справиться с жёсткой природой. Они почти всем вымерли, и только малая часть живёт в предгорьях, в тёплых глубоких пещерах. Медведь иногда поднимается к хребтам и перевалам. Здесь он находит весенние травы, здесь же он охотится на горных архаров. Но хозяин гор — барс, поэтому он и предупреждает снежного человека, чтоб не мешал.

Свернувшись клубком под тёплой мантией Аржан уснул. Старший не стал устанавливать очерёдность дежурства у костерка. Холод сам выберет следующего, кто присмотрит за окружением. А дров для костра очень мало, так что и жечь их просто так не стоит. Тишина опустилась на маленький лагерь монахов. Вышедший молодой серп Луны только чуть сделал горы светлее. Высветил только хребты на фоне ночного неба. В логах оставалось также темно. Только розовый свет восходящего солнца смог разогнать эту мглу.

Тяжёлый переход через перевал сделал, открывшуюся перед взором каравана, картину только боле фантастической. Яркая зелень альпийских лугов, которые переливались цветными пятнами рождающихся цветов. Небольшие лога, уходящие в склоны, петляющие ручьями, были еще закрыты тенями гор и оставались в снегу. Склоны, открытые солнцу уже цвели. Далеко внизу долины виднелись несколько приземистых строений на берегу небольшого озера. Это жильё казалось так близко, что путь, который продолжался весь световой день, оказался мучительно долгим и утомительным. Лошади с удовольствием хватали зубами молодую сочную зелень, и их приходилось подгонять. Войлочная обувь промокла от рос, мокрыми были и полы мантий. Вставшее над долиной солнце быстро высушило одежды странников, но под ногами всё еще продолжала хлюпать влага весны. Растаявший снег, сочился со всех склонов, питал травы и редкие низкие деревца. Из-под каменных россыпей иногда вырывались ручейки, и их тоже приходилось обходить.

Только к вечеру маленький караван достиг селения. Спрятанные в пологом склоне глиняные домики приветливо смотрели маленькими глазницами окон на запад. Дома ловили солнце до самой последней его минуты на небосклоне. Старый тибетец, сидевший у крайнего дома, спокойно махнул широкой полой халата в сторону низкого здания ближнего к маленькому клочку леса. Леса, удивительно уцепившегося за эту холодную землю. На краю родника сбегавшего к озерцу посреди долины. Несколько десятков приземистых кедров и кустарник под ними. Коновязь для лошадей и дверь в жилище ничем не завешенная. Оно ждало своих хозяев давно, всю зиму. маленький караван остановился на площади перед домом, кони были развьючены, монахи заглянули внутрь. Внутри было чисто подметено и прибрано. Были дощатые невысокие настилы для сна в одном углу, крепкий стол в другом. Окна кое-где прикрыты стеклом, что большая редкость. Остальное ложилось на их плечи, но непосильной заботой не являлось.

— Вот мы и дома. Я пойду поприветствую учителя, а вы устройте всё как положено. К вечерней молитве чтоб всё было закончено. До захода всего полчаса.

…

Жизнь в маленьком горном селении пошла своим чередом. Тот самый монах, что открыл Аржану своей аурой причастность к способности врачевать, которую и в молодом ойроте увидел горный отшельник. Тот самый монах, что лечил маленькую девочку из богатого степного рода от неизлечимой болезни. Он был теперь учителем и наставником. Он заведовал всей травяной лечебницей этой провинции в Тибете. Слава о его знаниях разносилась далеко, но казалось, совсем его не трогала. Он был весь погружён отнюдь не в изучение буддистских сутр и священных текстов. Для него священной книгой был старинный трактат Джуд-ши. Старый монах, всю жизнь проживший в горах и знающий здесь каждый камень и каждый ручеек, был одержим идеей создания эликсира бессмертия из трав.

В первые дни молодые монахи построили несколько навесов на краю селения для хранения и сушки трав, которые они соберут за лето. Склад для их долгого хранения находился на заднем дворе маленького храма, радом с которым жил монах-знахарь. Он узнал Аржана, кивнул ему с лёгкой улыбкой и не более. Но свой первый урок с молодыми помощниками начал именно с беседы с ойротом.

— Я слышал ты пришёл сюда из далёкой страны Голубых Гор с шаманом Чеди. Он учил тебя травам? Я думаю, те твои знания понадобятся нам. Древние медицинские трактаты содержат множества растений не только этого региона. В молодости я осуществлял экспедиции в далёкие края за снадобьями. В те годы я не чурался и почерпнуть знания у тех монахов, с кем имел счастье встречаться в тех местах.

— Да, учитель, он немного учил меня, но я мало что помню.

— А я помню, что Чеди-ачазы был в ваших степях уважаемым человеком. Он многое мог рассказать тебе.

— Ещё расскажет, — помолчав немного, добавил старик, и я расскажу вам много нового. Ваша задача впитать это в свой разум, ведь наша цель — сделать людей более крепкими для жизни в этом мире.

Сама жизнь здесь была привычней для алтайского пастуха, чем в буддистских обителях Лхасы. Глинобитные домики сгрудившиеся, как птенцы чтоб теплее было, напоминали родные чадро на горных пастбищах. Утоптанные тропинки между ними с травкой-муравкой по краям. Даже само устройство жизни скорее напоминало быт кочевников, чем монастырский уклад. Утренняя медитация не бывает долгой, следует за краткими молитвами, «стояние столбом» при восходе солнца на скальном выступе или просто на поляне перед домиками. Завтрак иногда даже был с черствыми пресными лепёшками, подношение кочевников отправившихся на высокогорные пастбища. Чай с маслом и молотой тсампой, как родной талкан, сдобренный молоком яка. Но молоко быстро закончилось, пастбища для лошадей и яков находятся чуть ниже в других долинах, и пастухи только ради уважения поднялись к знаменитому врачевателю- монаху.

После завтрака и краткого отдыха и монахи, и послушники уходят к скалкам. Самые первые заготовки — мумиё. Утро — время для походов. Поздние заморозки, которые растягиваются почти до середины летних месяцев, дают возможность чувствовать себя свободнее. Солнце нагревает воздух после полудня, и дышать становится труднее. До вечернего чатинга все экспедиции успевают вернуться, отдохнуть и пообедать. Старый знахарь исподволь учит молодых науке врачевания. Наука постигается вместе со стараниями при подготовке сырья к сушке, разборе принесённого, отчётах и рассказах, что видели сегодня, что виделось когда-то давно. Ночные рассказы о хитростях жизни растений, древние сказания и легенды становятся сказками на ночь и продолжаются даже во сне.

— Горные растения обладают самой большой силой. Те, что внизу растут, цветут ярче и пахнут сильнее, а сила растения накапливается в корневище и стебле. При жёстком климате активных веществ накапливается больше, самая сила. Сейчас время подходит сбора корневищ некоторых трав, те что осенью найти будет сложно. Ранние снега закроют вершины. Летом собирать будет цветы по лугам. Уже скоро поднимемся к самым гольцам и россыпям, а потом уже спускаться будем.

…

Монах не зря оставлял свои лекции на вечерние часы. Молодые его помощники, уставшие от горных восхождений, но умиротворённые вкусным чаем с маслом и теплом маленького очага посреди своей общей кути, внимали знаниям. Он передавал свои знания в открытые для учения головы, и эти знания сознание прокручивало многократно во сне. Легенды о горных духах и богах, посеявших лекарственные травы так высоко, о древних шаманах, составивших рецепты эликсиров бессмертия и снадобий от любых болезней, яркими картинами возникали в мозгу и укреплялись в нём навсегда.

— «Красная щетка», которую я вам сегодня показывал. Она только начала свой рост среди скал. Это растение обладает неимоверной силой, оно поднимает от постели смертельно-больного человека, а старику дарует силу молодого охотника за архарами. Если женщина не может зачать плод от мужа, потому что её жизненная сила ослаблена голодной зимой, щётка поможет восполнить этот недостаток, а мужу её щётка дарует настойчивость в течении многих ночей. Но готовить это растение сейчас нельзя, надо дать ему возможность расти и размножаться. Мы возьмём только немного, а много и не надо для лечения. Но осенью мы не успеем найти его до первого снега, да и оставить его в полной силе на зиму будет правильным.

— «Мозжевельник иргиш» заготовлять будем сейчас, когда он начинает выбрасывать свежие побеги. Осенью соберём с него ягоды для настоев. Веточки с соком жизни готовятся весной, силы у него много, и он восстановит свои заросли за лето. Эти веточки при сжигании отгоняют всех злых духов, снимают боль от ран, не дают им загноиться. Если кто-то заболел заразной болезнью принесённой из чужых краёв, иргиш даст облегчение, он же поможет изгнать дыхание этой заразы из тела, поможет не заболеть другим. Для молитвенных служений он также хорош. Многие крестьяне и пастухи излечиваются от малых и больших недугов на таких многочасовых чатингах. Отправим сушёный иргиш в долины для монастырей.

— Учитель, а летние цветы взбираются всё выше по логам в горы. Мы будем сушить их?

— Это еще не летние цветы. Весенние водосборы мы не собираем. Не собираем и лохматые первоцветы. Они хороши только свежие, для прогревания дыхательных путей, в сухом виде теряют свою пользу, и могут быть даже ядовитыми. Я знаю несколько рецептов, для которых нужен их лист, но об этом позднее.

Молодые монахи уснули. Тяжёлые экспедиции утомляли даже молодых. Странно, что старший монах, как и сам монах-знахарь не уставали так сильно. Сказывалась привычка к высокогорью. Разреженный воздух и мощная солнечная радиация — это еще не всё, что могло влиять на людей. Энергетика этих гор не зря была замечена из космоса богами и асурами древности. Не зря Тибет был выбран одним из основных энергетических центров Земли. Шамбала, священная земля мудрости, находилась тоже где-то неподалёку, но путь к ней проходит не только по горным тропам через тайные ущелья, что открываются раз в году. Путь этот надо проделать внутри себя, очистившись и поднявшись к духовным вершинам. И путь к таким вершинам лежит не просто через личное просветление, он гораздо более сложен…

Аржан заснул, и в его усталом мозгу возникали картины недавних солнечных дней. Только редкие весенние дождики, которые рождались то снежной крупкой, то мелкой водяной пылью от низко спустившихся облаков, раскрашивали ослепительный солнечный свет невиданный им доселе. Один день они вышли на горный перевал, на седловину укрытую от этих лучей скалой. Снежное поле ярким покрывалом лежало на этом месте. Цвет был такой глубокий, что казалось — седловины не существует, белая бездна разверзлась перед ногами. Такая же бездна бывает в безлунные ночи с низкими тучами. Абсолютная темень, как и абсолютные свет — две грани одного и того же явления. Неожиданное сияние ослепило всех. Радуга по обе стороны от солнца была такой яркой и многоцветной, что казалась чем-то сверхестественным. солнечное гало Аржан много раз видел в родных горах, но оно не было таким материальным. здесь разноцветные полосы вокруг близкого солнца, казалось, касались земли, гор, снега. Казалось, их можно потрогать. Молодые монахи, повинуясь какому-то внутреннему побуждению, побежали навстречу солнцу.

— Стоять! Стойте, это опасно! — старший послушник попытался остановить мальчишек. Он сбил с ног одного, ухватился за полы мантии другого, упал вместе с ним. Еще двое, услышав возню за спиной, растерянно остановились.

— Скорее назад, назад, назад…. Бегом!

Вся маленькая экспедиция рванулась к камням на перевале. Снежное покрывало под ногами вздрогнуло. Весь гигантский снежный язык, который до этого мирно лежал между двух вершин, пришёл в движении и пополз, набирая скорость вниз. Лавиной рухнул за край, поднимая пыль, и радуга стала многослойной и еще более яркой. Но теперь она бешено вибрировала. Это продолжалось несколько минут, но, казалось, до окончания потрясений прошла целая вечность. Скудные кусочки снега под ногами, серые и черные кусочки скалы, травка оставшаяся с прошлого года под козырьком скалки. Расширенные глаза товарищей. Аржан затрясся от воспоминаний и на минуту проснулся. Только сейчас он испугался.

— Радуга солнца от снежной пыли, которая поднялась при падении снежных шапок. Движение ваше по склону заставило снежную шапку двинуться еще быстрее вниз. Ей не хватало совсем чуть-чуть, и вы этот толчок добавили. Еще немного и вы со снегом бы оказались на самом дне этого ущелья. Ох. В следующий раз я вас будут привязывать друг к другу верёвками.

Аржан успокоился и опять уснул. Старший монах сидел у самой двери, откинув полог, и смотрел в ночь. Ему эти дни предстояло многому научить молодёжь. Горы не прощают даже самых малых ошибок. Самые элементарные знания жизни на высокогорье должен он привить им, пока ни случилось непоправимое. Буддизм и карма — это одно, а жизнь молодых глупых монахов жалко, они еще ничем не смогли помочь людям. А это основная задача буддистского монаха.

— Спать. Ом мани падме хум.

…

Лето приходило очень медленно. Казалось, что здесь весна задержалась не в силах оставить чистоту альпийских лугов без своего внимания. Природа раскрашивалась в немыслимых красках цветением цветов, которые сменяли друг друга. Растения взбирались всё выше к гольцам. Травы поднимались во весь рост, и на лугах в долине уже были по пояс человеку. Плотным ковром они покрывали подгольцовые распадки, цеплялись за камни, густым ковром укрывали малые роднички — источники ручьёв. Редкие куртины деревьев в логах под прикрытием гор светились кронами молодой зелени салатного цвета. Новая хвоя была яркой, а листики ивняка и карликовой берёзки поблескивали, как будто смазаны маслом. Появились птицы, зашевелились грызуны, стали подниматься на высокогорья и горные козлы.

Молодые монахи следуя точным указаниям учителя, а иногда и при его присутствии, собирали травы. Для каждой травы был особый час для сбора, особые способы сушки и хранения. Травы и коренья брались только в определённых местах. Какие в вершинах ручьёв, чтоб цветок и стебель были налиты сочной силой, какие под скальными сухими выходами, чтоб корень содержал в себе большую концентрацию полезных веществ. Какие на южных склонах, чтоб зелёная масса накапливала вещества, образующиеся от тепла солнечных лучей. После полудня экспедиции спускались к домам, где корни отмывались от почвы и кратко вялились на закатном солнце, а травы укладывались в тень для просушки. Иногда монахи уходили далеко от жилья, на два-три дня. Тогда они ночевали в укромных местах, которые знал старший ученик. Укрытия от ветра и наличие дров для маленького костра, чтоб приготовить чай. Но и эти укрытия не могли согреть в холодные ночи. Как только светило уходило за горизонт, в свои права вступал близкий космос, и его дыхание быстро выстужало воздух, светило близкими звёздами. Монахи, попив сытный чай, заворачивались в мантии и ждали рассвета.

Дзэйцхар Мигчжан

Вечерние лекции учителя о растениях гор всё более углублялись. Трактат Джуд Ши, который старым монахом почитался чуть ли не более, чем священные Сутры, иногда извлекался на свет. Конечно, сам манускрипт хранился в библиотеке монастыря Рамоче. За чтением его и застал тогда Аржан врачевателя. Но обладая уникальной памятью и пользуясь знаниями, накопленными за столько лет жизни в горах, знахарь почти дословно пересказывал древние записи, добавлял их своими комментариями, иногда отвлекаясь от темы, начинал рассказывать случаи из своей врачебной практики. Потому и запоминались описания растений в трактате, что сразу применялись на практике. Атлас картинок к трактату был уже и не нужен старику. Он мог показать многие растения в природе. Много позже ойрот вспоминал эти истории, листая Вайдурья-омбо и узнавая в картинках знакомые травы.