Бесплатный фрагмент - Путь к Богоподобию

Введение

Эта книга представляет собой философский диалог о природе бытия и цели человека. Она занимается прояснением таких важнейших вопросов как существование Бога, природа души и ее связь с телом, смерть и перерождение, карма, судьба, свобода воли и выбора, справедливость и воздаяние за совершенные дела.

Цель книги — развернуть перед читателем основы духовного пути, следуя которому, человек приходит к высшему доступному для него благу — единению с божественным. Здесь сразу стоит отметить, что само представление о Боге, на которое опирается диалог, — и есть представление о высшем благе. Бог соединяет в себе все лучшее, к чему люди стремились на протяжении всего своего существования.

Книга написана в форме диалога между мудрецом и учеником. Шаг за шагом, следуя от более общих тем к более частным, мудрец ведет своего собеседника к тому, чтобы развернуть перед его мысленным взором полную картину этой священной философии. Их беседа опирается на изначально принятое допущение: человек способен постичь и разобраться в этих сложных вопросах, опираясь исключительно на свой разум. «Там, где разум не в силах что-либо осознать, он должен прийти к пределу своих возможностей и объяснить себе, почему неспособен двигаться дальше», — говорит мудрец. Дальнейший ход беседы строится на аргументах и логических выводах, иллюстрирующих примерах и аналогиях, установлении причин и следствий рассматриваемых явлений. Можно сказать, задачей этой книги является подтверждение заявленного тезиса о том, что эти возвышенные вопросы, которые люди зачастую привыкли считать уделом религиозной веры или мистического откровения, и в самом деле вполне поддаются разумному исследованию.

Главные принципы

В основе философской картины мира, представленной в этой книге, лежит принцип подобия. Если сформулировать его предельно кратко, он гласит: подобное сближается, а различное отдаляется. Впрочем, по мере продвижения по главам книги читатель будет постепенно находить все больше уточнений и пояснений к этому фундаментальному закону. В природе мы часто находим притяжение противоположностей, однако и здесь под поверхностью кажущегося парадокса лежит все тот же закон подобия.

Такие возвышенные понятия как «единение с Богом», равно как и «приобщение», «причастность», «достижение» божественного состояния — за всем этим также стоит ни что иное, как уподобление Богу по его качествам и атрибутам. Бог абсолютен, а весь относительный мир есть его образ или отражение, которое неизбежно оказывается подобно своей первопричине. В этом относительном мире законы подобия обуславливают все явления, начиная от физической материи и заканчивая поведением разумных существ.

Таким образом, подобие и различие есть источник сил притяжения и отталкивания. Вся совокупность этих сил, которую читатель для наглядности мог бы представлять себе как невидимую сеть, сплетенную из бесчисленного количества нитей, или силовых линий, лежит в основе разумной магии, позволяющей человеку с помощью своей воли прокладывать себе путь в этом мире и влиять на свою судьбу.

Магия, следовательно, и есть ни что иное, как знание этих фундаментальных законов природы и способность пользоваться ими. В основе всех религий, трактующих человеку о Боге и духовном мире, также лежит магия, разве что узаконенная в отдельных своих частях и проявлениях в том или ином обществе. Будучи превращена в обязывающий закон для народа, она постепенно теряет свою философскую глубину и становится объектом слепой веры, способной вести к заблуждениям и искажению истины.

Разумное постижение магических законов расчищает дорогу к тому, чтобы взять судьбу в свои руки и сознательно идти ко все большему богоподобию, постепенно овладевая божественными качествами и достигая бессмертия и вечного счастья.

Структура книги

Поскольку путь к богоподобию преподносится читателю в форме диалога, вместо глав и разделов здесь выступают отдельные беседы ученика с его наставником, распределенные по дням. В каждый из дней ученик усваивает столько, насколько ему хватает умственных сил и памяти, а затем расстается с мудрецом, чтобы отдохнуть и повторить пройденное. Очередная беседа начинается утром следующего дня. Собеседники вкратце повторяют главные положения того, о чем говорили накануне, а затем переходят к исследованию новой темы.

Всего книга охватывает двенадцать дней, каждый из которых логически продолжает тему предыдущего. Вкратце содержание бесед таково.

Первый день раскрывает представление о Боге как Абсолюте, или высшем благе. Мудрец объясняет ученику качества (или атрибуты) Абсолюта — такие как единство, благость, вечность, вездесущность и так далее. Особым образом подчеркивается их взаимосвязь и логическая необходимость друг для друга. Относительный мир предстает как образ Абсолюта, помещенный в условия ограничений. Именно в нем возникают количества и меры. Вслед за тем речь заходит о том, что все живое в мироздании в каждом своем движении только и стремится, что уподобиться Абсолюту.

Второй день поднимает тему конфликтов. Если все живое, включая человека, постоянно стремится уподобиться Абсолюту, почему все мы так и не становимся абсолютными? Различные атрибуты Бога, совершенно единые в нем самом, могут создавать конфликты в относительном мире. Главный конфликт состоит в противоречии между нашим стремлением к свободе и стремлением уподобиться Богу. Для разрешения этого конфликта возникает сокрытие, отдаляющее нас от прямого постижения Бога и погружающее в материальный мир. Идея справедливости тесно связана с этим сокрытием, поскольку, если бы за каждым поступком следовало скорое воздаяние, законы добра и зла стали бы для всех очевидными, и люди вновь утратили бы свободу.

Третий день посвящен пониманию души и смерти. Душа есть ни что иное, как воля, а тело — инструмент для ее реализации. Воплощаясь в теле, душа уходит в состояние сокрытия (необходимое для разрешения конфликта). Умирая, то есть лишаясь тела, человек возвращается в невоплощенное состояние. Мудрец и ученик занимаются прояснением законов воплощения и развоплощения, а также необходимости смерти и невозможности для относительного существа вести вечное воплощенное существование.

Четвертый день нацелен на прояснение темы реинкарнаций. Идея перевоплощения души ставится учеником под сомнение, и вместе с мудрецом они исследуют альтернативные возможности. Понимание перевоплощений связывается с делимостью мировой души (как источника всех индивидуальных душ), из чего следует и делимость вообще любой души. Взаимодействие частей души в воплощенном и развоплощенном состоянии. Рассматривается внутреннее ядро души, способное удерживать вокруг себя остальные части. Душа необязательно перевоплощается целиком, но может потерять многое из своего состава.

Пятый день возвращается к вопросам справедливости. Воздаяние за совершенные поступки происходит в силу качеств, которые душа приобретает благодаря этим поступкам. Перевоплощаясь, она переносит эти качества с собой и продолжает (по закону подобия) притягивать к себе то, что им соответствует. Беседа ученика и мудреца развивается в сторону исследования неосознанных качеств, влияния коллективной кармы (эгрегоров) и преобразования одних видов заслуг в другие. Чтобы управлять своей судьбой, нужно знать качества своей души, поэтому самопознание — важнейший долг мудрецов.

Шестой день затрагивает тему познания вообще и самопознания в частности. Собеседники рассматривают, что такое разум, и как он соотносится с верой. Они определяют разумную веру и слепой фанатизм. Обсуждают мифы как способ формулировать веру там, где разум пока еще не пришел к пониманию. Вслед за этим рассматривается связь разума с чувствами. Препятствием к самопознанию служит страх открыть в отношении себя нечто новое, так как это может привести к конфликту с тем, что уже делалось ранее. Разрешение этого конфликта — ключ к успешному познанию своей души.

Седьмой день посвящен магии. Под магией мудрец понимает способность не только стремиться к богоподобию, но и достигать его. Это неизбежно сопряжено с растущей способностью влиять на свою судьбу и формировать правильную карму. Рассматривается роль языка вообще, как отображения реального мира, и языка символов в частности. Символизм — ключ к практической магии, поскольку символические действия (ритуалы) влияют на наши качества (а значит, и на судьбу) не меньше остальных действий. Принципы магических ритуалов, способность влиять на себя и на других. Ответственность мага за свои действия.

Восьмой день объясняет, в чем состоят трудности на пути магии, и почему восхождение к богоподобию может смениться упадком. Проясняется закон колеса, чередующий подъемы и спуски. Частным случаем его является «колесо конфликтов»: в нем отражается цикличность возникновения и развития конфликтов, которые могут отбросить человека далеко назад. Рассматривается, что такое разрешение конфликтов, в сравнении с победой одной из сторон, сдерживанием или компромиссом. Разрешение конфликтов — ключ к практическому приближению к Богу.

Девятый день представляет экскурс в область философской геометрии. Раскрыв символизм и внутреннее значение круга, мудрец объясняет, почему во всех циклических законах, представляемых в форме колеса, следует выделять четыре четверти. Далее диалог переходит к «закону большинства» и к тому, как большинство сдерживает развитие индивидов. Что необходимо делать для разрешения подобного конфликта.

Десятый день раскрывает состояния, которых может достичь тот, кто, разрешив конфликты, обрел богоподобие. Мудрец объясняет идею «цепочки подобия», показывая, как копия заменяет собой оригинал для того, кто делает следующую копию. Вводится представление о богах — как о существах, значительно уподобившихся Абсолюту. Люди могут стать богами, достигая бессмертия. Младшие и старшие боги. Нет смысла искать телесного бессмертия, так как истинное бессмертие предполагает способность души сохранять свой состав, волю и память при перевоплощениях. Способность богов управлять телами и внушать живым существам свои идеи.

Одиннадцатый день развивает тему взаимодействия человека с невоплощенными существами. Поднимается вопрос о внушении идей и о том, как отличить собственные мысли от посторонних. Если боги редко вмешиваются в разум людей, то иные невоплощенные существа могут делать это чаще. Причины, по которым многие существа могут не воплощаться, связаны с теми же причинами, по которым воплощаются души людей — с разрешением главного конфликта. Различие между ангелами и демонами с точки зрения их стремления к свободе. Роль общения с невидимыми существами в работе мага.

Двенадцатый день в заключение ко всему сказанному поднимает вопрос о преподавании магической философии ученикам. Мудрец выделяет десять ключевых задач на пути к богоподобию и дает заключительные напутствия тому, кто захочет делиться этим знанием с другими.

Хотя слово «магия» многократно фигурирует в тексте книги, все же, как видно из этого краткого содержания, практическим руководствам по магии в ней уделяется не много внимания. Главным образом, диалог ориентирован на то, чтобы заложить здравое философское мировоззрение, ответить на вопросы и, возможно, устранить противоречия, которыми так обильно насыщены представления большинства людей. Текст помогает очертить идейные рамки того пути, на котором каждый, кто вступит на него, сможет самостоятельно открыть множество тайн.

Магия — это наиболее разумный подход в жизни. Принимая этот подход, мы не становимся в одночасье могущественными магами. Однако тем самым мы позволяем магическому идеалу светить нам издалека, направляя наши шаги в нужную сторону.

Источники

Читатель заметит, что во всем диалоге не дается отсылки ни к одной книге, которая могла бы служить источником этой философии. Более того, здесь нет ни имен людей, ни географических названий, ни упоминания исторических событий. Наш мудрец ни разу никого не цитирует, он никогда не называет конкретных деятелей прошлого. Хотя разговор о религии заходит несколько раз, ни одна конкретная религия также не называется. Нет упоминаний конкретных государств, народов, национальностей или культур.

Так сделано неслучайно. За этим стоит замысел автора освободить магическую философию от культурных напластований и — по крайней мере, в этой книге — преподнести ее читателю в очищенном виде. Поскольку, как уже сказано, идеалом этого философского диалога является стремление понять все вещи «своим умом» (или хотя бы посмотреть, сколь многое ум сможет понять сам), становится чрезвычайно важным отделить утверждения, принимаемые на основе их разумности, от утверждений, принимаемых на основе доверия к чужому авторитету.

Любой авторитет всегда и неизбежно связан с нашей человеческой способностью верить и полагаться на других. Чем авторитетнее источник, тем с большей готовностью человек доверяется ему, а значит отказывается от собственного разума и принимает чужое мнение без проверок и доказательств. Как правило, люди ищут опору в авторитетах, поскольку чувствуют слабость своего ума, свою неспособность объять огромное море знаний и избежать ошибок. Однако цель философии в том и состоит, чтобы утвердить истину, поскольку она разумна, а не поскольку так говорят другие.

Тем не менее, в истории человечества существовало немало школ и традиций, которые несли те же идеи и взгляды, что выражены в этой книге. Возможно, в предисловии к ней уместно упомянуть о них.

Среди философов древности идеи о том, что Бог является высшим благом, и что мир создан по божественному подобию, яснее всего встречаются в трудах Платона. Все боги также являются благими в виду их причастности к божественному плану бытия, на котором не может существовать ничто, омраченное пороком (в этом вопросе Платон и последовавшие за ним философы были далеки от мифических образов богов, наделенных всеми человеческими пороками). Приближение человека к Богу или богам происходит благодаря уподоблению им. Эта же идея еще более ясно выражена в позднем платонизме (неоплатонизме).

Школа Сократа и Платона многое заимствовала из учения Пифагора (о котором для нас сохранилось гораздо меньше свидетельств), а сам он, вероятно, принял еще более древние традиции — по некоторым мнениям, египетские или еврейские (о чем сегодня уже невозможно с уверенностью судить). Как Пифагор, так и Платон были уверены в перевоплощениях души. С этим же они связывали и осуществление справедливости в виде посмертного воздаяния за содеянное.

В эпоху неоплатонизма можно увидеть, как учения объединялись и раскрывали свое сущностное родство. Общее ядро духовных знаний, обнаруживаемое в сердце еврейской, греческой, египетской и других традиций, превращалось в единый синкретический Гнозис. В иудаизме идея о богоподобии человека лежит у истоков религиозного учения. Тора утверждает, что Адам был сотворен «по образу и подобию Божьему». Вслед за тем веление «ходить путями Его» становится заповедью, подразумевая, что человек должен уподобляться Богу в своих действиях и качествах.

Грехопадение нарушило эту божественную цельность человека, низвергло его из райского сада к тяготам материальной жизни. Здесь можно увидеть мифическую аллегорию того, что в настоящей книге изложено как главный конфликт ценностей и его последствия. Религиозная практика уподобления Богу призвана вернуть падшего человека к его изначальному бессмертию.

В более философски-очищенном виде мы встречаем это же учение в Герметизме — корпусе текстов, приписываемых легендарному Гермесу Трисмегисту. В них постоянно подчеркивается, что Бог — это благо, и показывается, как человек, будучи создан как владыка природы, выпал от этого божественного состояния, став смертным и оказавшись рабом того, над чем собирался владычествовать; и как затем ему надлежит вернуться к своему высшему состоянию.

Раннее христианство многое переняло, с одной стороны, у иудаизма, с другой — у греческой философии. В нем поиск богоподобия приобрел даже еще более явственные черты, в виду христианской веры в то, что и сам Бог воплотился на Земле как человек. С одной стороны, в этом можно увидеть кульминацию, или апофеоз, идеи человеческого богоподобия. С другой же, поскольку христианство быстро превращалось в государственную религию, внешняя его сторона, нацеленная на подавление и контроль, быстро взяла верх над скрываемой в нем духовной истиной.

Духовная философия осталась эзотерической, тайной, ведомой лишь своим адептам-мудрецам, которым часто приходилось говорить о ней загадками. В последующие века она оставила многочисленные следы в исламской религии, в которой также процветал Герметизм, особенно среди алхимиков и астрологов. В среде еврейской общины, изгнанной с родной земли, эта философия вновь расцвела в виде Каббалы, считавшейся тайным учением внутри иудаизма.

Наконец, в эпоху Возрождения Европа начала заново переоткрывать древние истины, когда в Италии появилась академия Платона. Мыслители того времени вновь объединили наследие Платона с Герметизмом и Каббалой, получив цельную магическую философию. Как ни парадоксально, как раз в то время, несмотря на свирепость инквизиции, борющейся с колдовством, начинают в открытую говорить об этой духовной философии именно как о Магии. Божественная Магия противопоставляется низменному, преследуемому колдовству так же, как противоположно знание истинного философа проделкам базарного шарлатана.

Вслед за Марсилио Фичино и Пико делла Мирандолой, трудившимися во флорентийской академии Платона, появляются книги по магии Иоганна Тритемия, Генриха Агриппы, Парацельса, а также видных алхимиков той эпохи. В их трудах вновь открытое знание начинает принимать черты «Оккультной Философии» (зачастую они и книги свои называли этими словами). Еще пара веков, и эту философию начнут продвигать в Европе так называемые «тайные общества». Многие из них строились на фундаменте масонства. Но если сами масоны имели, скорее, социальную направленность, то выросшие из них ордена розенкрейцеров, мартинистов и т. д. пестовали у себя как раз Оккультную Философию. Еще чуть позже, по мере того, как европейцы открывали для себя Древний Египет и цивилизации Востока, происходило объединение восточных и западных эзотерических учений. Возникла теософия, антропософия и прочие синкретические направления мысли.

Такова, в общих чертах, та традиция, протягивающаяся из глубокой древности до наших дней, основным идеям и наставлениям которой созвучна эта книга. Поэтому не следует полагать, что данная книга родилась совершенно на пустом месте, но также не следует видеть в ней всего лишь свободный пересказ того, что уже сказано предшественниками. Труд любого автора отражает открывшуюся лично ему глубину понимания, и данный труд также является плодом настойчивых размышлений и глубоких переживаний его автора — если угодно, полученных им откровений Высшего Разума. И поскольку любой разум необходимо разумен, у читателя появляется возможность проследить за этой разумностью, оценивая каждый аргумент.

Почему диалог?

Форма диалога неоднократно избиралась как наиболее предпочтительная для философских сочинений, особенно мудрецами древности. Если вернуться к упомянутым в предыдущем разделе книгам, в эту категорию попадут и диалоги Платона, и весь Герметический корпус, и основные книги Каббалы.

Диалог — гибкий способ изложения. Он допускает повороты, возникающие в силу ассоциативных связей. Он может позволить отступления от главной темы, с целью оговорить нечто дополнительное и важное в данный момент, с тем чтобы затем вновь вернуться к изначальной теме.

Но главное — диалог стимулирует ум читателя, в особенности если это, как в данном случае, диалог ученика с мудрецом. Любой преподаватель знает, что настоящее обучение происходит только в диалоге и через личный контакт. Сотни студентов могут слушать лекции, но усвоить из этого они сумеют лишь малую часть. Пассивное слушание (как и пассивное чтение) заставляет информацию оседать на внешней корке ума. Диалог же вовлекает своих участников внутрь, открывая их умы для впитывания обсуждаемых идей.

Как изучать эту книгу

Этот диалог не предполагает быстрого чтения и, скорее всего, потребует от читателя вдумчивости и концентрации. Тем не менее, при первом чтении не следует слишком подолгу задерживать на непонятных местах. Если высказанные где-либо в тексте соображения кажутся вам непривычными и сложными, попробуйте, перечитав несколько предыдущих абзацев, сформулировать своими словами, что вы здесь поняли. Если результат вас не удовлетворяет, отметьте это место и двигайтесь дальше. Любые вопросы или возражения, которые у вас могут возникнуть, также следует отмечать. Иногда ученик в этой книге и сам задает такие вопросы или высказывает схожие возражения дальше по тексту, и потому не стоит долго топтаться на одном месте — разъяснения могут ждать вас уже на следующей странице.

Прочитав всю книгу один раз, попробуйте подытожить, что нового вы узнали, какие открытия сделали. Что из сказанного в ней вы принимаете, а где у вас остались вопросы? Возникает ли у вас сопротивление каким-либо высказанным утверждениям?

Тем, кто поставит целью разобраться с обсуждаемыми здесь предметами, предстоит прочесть эту книгу, как минимум, дважды; кто хочет досконально овладеть предметом — несколько раз. Читая второй раз, ориентируйтесь на ранее сделанные отметки. Убедитесь, что вы понимаете логические переходы и аргументы. Можете ли вы самостоятельно доказать то, что было доказано в книге? С этой целью полезно отвлекать себя от текста, закрывать глаза или смотреть в другую сторону и мысленно приводить тот же порядок логического рассуждения, но выраженный в свободной манере.

Вы вправе не соглашаться с написанным. Помните, что философия — это не фанатичная догма, а живое исследование. Но если вы не согласны с чем-либо, наибольшую пользу вы извлечете, если как можно яснее и четче сформулируете свои аргументы, более сильные, чем аргументы, приведенные в книге. Возможно, благодаря этой книге у вас даже появится собственная философская позиция, отличная от всего, что в ней содержится. Если же вы смогли повторить у себя всю цепочку размышлений и рассуждений вслед за мудрецом и его учеником, и истина, заключенная в их словах, стала для вас ясна — поздравьте себя: теперь вы сполна посвящены в магическую философию!

Автор выражает благодарность ученикам возглавляемой им школы «Путь Древа Жизни», которые читали главы этой книги по мере того, как они писались, и своим обсуждением помогали улучшить написанное, а также всем остальным, кто проявил благожелательное внимание к этой работе в процессе ее подготовки.

День первый

Ученик. Каждый раз, когда я размышляю о самых важных вещах в нашей жизни, мне кажется, что их невозможно понять. Мой ум словно затягивает в водоворот идей и представлений, в которых я не могу разобраться.

Мудрец. О каких вещах ты говоришь?

Ученик. О цели и смысле человеческой жизни, а также других философских предметах, с ними связанных, — о Боге, душе, истине, справедливости и еще многом. Религия учит полагаться на веру и принимать то, что сказано обо всем этом в священных писаниях. А может ли человек сам разобраться в столь сложных вопросах?

Мудрец. Настоящая мудрость в том и состоит, чтобы постичь эти высокие предметы. И хотя это может быть непросто, и соискателю такого знания может потребоваться помощь от более мудрых и опытных, все же никакого непреодолимого препятствия на этом пути нет. Человек не только может открыть истины, о которых ты упомянул, — можно сказать, в этом заключена его судьба и предназначение. Без понимания смысла своей жизни, а также вопросов, касающихся ценностей, добра и зла, истины и лжи, справедливого и несправедливого, он никогда не обретет счастья. А значит будет постоянно оставаться уязвимым для множества зол и страданий. Для понимания перечисленного немалую роль сыграют и знания о природе мира и самого человека, а значит и об их происхождении.

Ученик. Но можно ли понять все это умом? — вот в чем мой вопрос. Не идет ли речь о каком-либо ином способе или, быть может, языке восприятия? Разве не правы те, кто утверждает, что в столь возвышенных вопросах нам следует руководствоваться верой, интуицией или откровением?

Мудрец. Вера, как и другие способности человека, имеет свое важное значение. Но, если говорить о понимании, оно обретается именно с помощью разума. Там, где разум не в силах что-либо осознать, он должен прийти к пределу своих возможностей и объяснить себе, почему неспособен двигаться дальше. Именно обретение разумного понимания позволяет человеку строить свою жизнь на его основе. Там же, где вере не на что опереться, она остается абстрактной и оторванной от реальности, а в самом человеке наступает раздвоенность — его практическая жизнь отклоняется от идеалов его веры.

Ученик. Что ж, твои слова вселяют в меня надежду, учитель, что я и сам — благодаря твоему руководству — сумею постичь своим умом предметы, о которых мы говорим. Но, если уж ты готов отводить разуму и пониманию столь важное место в подобных изысканиях, позволь нам заключить одну договоренность прежде, чем мы отправимся в путь.

Мудрец. И что же это за договоренность?

Ученик. Давай условимся, что в нашей беседе мой пытливый ум не будет ограничен в своей любознательности, и как только я увижу, что сказанное тобой вызывает во мне противоречие, или идет в разрез с логикой и здравым смыслом, или не согласуется с тем, что ты сам говорил ранее, я буду спрашивать, уточнять, а иногда и возражать тебе. Ведь, если мы беремся судить о предмете разговора, каким бы возвышенным и сложным он ни был, по законам разума, то нам нельзя отказывать разуму в его привычных правах — в способности сомневаться, вопрошать и искать доказательств.

Мудрец. Ты говоришь поистине разумно. Я согласен на эту договоренность, и мы можем переходить к сути вопроса.

Абсолют и его атрибуты

Ученик. С чего же тогда нам надлежит начать?

Мудрец. Мы должны начать с Бога, поскольку и сам он является началом всего остального. Не прояснив для себя, насколько это возможно, кто и что есть Бог, и каков он, мы рискуем запутаться и с остальными вопросами.

Ученик. Но ведь Бог — это как раз самое сложное для понимания. Одни говорят, что существует лишь единый Бог, который всемогущ и которому ведомо все, а другие верят во множество богов. Разве можем мы что-либо сказать о Боге, кроме того, что передают нам о нем религиозные традиции?

Мудрец. Мы, опираясь на разум, можем связать воедино и прояснить в том числе и то, о чем говорят эти традиции. Давай начнем с того, что означает понятие единый, когда его используют применительно к Богу.

Ученик. Все, что я могу представить, — это лишь то, что Бог один, а значит нет другого.

Мудрец. Верно, но из этого происходит сразу несколько выводов. Ведь единство Бога не подобно тому, как если бы мы сказали о каком-то материальном предмете, что он один. Если я вижу столб у дороги, и говорю, что он один, я имею в виду, что рядом нет второго столба. Однако в принципе второй столб возможен, а первый ограничен и оставляет за своими пределами место для другого. Когда же говорят о Боге, что он один, имеется в виду его безграничность.

Ученик. Как безграничность связана с единством?

Мудрец. Чтобы это понять, давай посмотрим, что вообще мы можем сказать о числах. Например, если я говорю, что есть два, это ведь означает, что первый — не такой как второй, а второй — не такой как первый, не так ли? Иными словами, двое остаются двумя, только если хоть в чем-то отличаются друг от друга.

Ученик. Ты можешь это пояснить?

Мудрец. К примеру, если мы скажем, что есть два способа достижения некоторой цели, это ведь неизбежно предполагает отличие этих способов друг от друга. Если бы оба они были полностью во всем одинаковы, мы говорили бы о них как об одном способе, а не о двух. Фактически, они и являлись бы одним.

Ученик. Верно.

Мудрец. Или представь, что мы говорим о двух качествах у человека или у любого объекта. Их два, поскольку они разные, а были бы одинаковыми — стали бы одним.

Ученик. Все это так, но относится ли это только к абстрактным понятиям? Ведь, если взять материальные предметы, — к примеру, столбы, о которых ты упомянул, — теоретически, они бы могли быть совершенно одинаковыми и все равно оставаться двумя, а не одним?

Мудрец. Ты забываешь, дорогой друг, что и столбы неизбежно будут кое в чем отличаться. Ведь они вдвоем не могут занимать одно и то же место в пространстве. У материальных предметов, в отличие от идей, есть еще и такой параметр как пространственные координаты. И если предмета два, то уж как минимум по этому параметру они будут отличаться. Идеи же, которые физического места не занимают, чтобы быть двумя, а не одним, должны отличаться чем-то еще.

Ученик. То есть, о чем бы ни шла речь, когда мы говорим «два», это подразумевает отличие этих двух друг от друга?

Мудрец. Именно. И, естественно, если сказать «три», все трое также будут различаться — каждый из них от двух оставшихся. То же самое верно и для любых других чисел. Из этого следует, что один — не другой, а другой — не первый, то есть во втором есть нечто такое, чего первый лишен. А значит, каждый из них ограничен и не совершенен, поскольку лишен чего-то.

Отсюда уже можно понять, что означает утверждение «Бог един». Он совершенен и ничего не лишен. Следовательно, он безграничен, поскольку во всей реальности не существует чего-либо, что отсутствовало бы в нем. Ведь если бы такая вещь существовала, она выходила бы за его пределы, а сам он оставался бы ограничен. Вот и получается, что безграничность связана с единством.

Философы древности называли Бога словом «Единое», имея в виду то, что мы рассмотрели сейчас. Это единство в абсолютном смысле, а не в количественном. Поэтому и самого Бога называют Абсолютом. Давай так о нем будем говорить и мы. Количественное же единство применимо лишь к относительным объектам, которых в принципе может быть много. Так мы и приходим к тому, о чем ты упоминал ранее, — к вопросам единобожия и многобожия. Когда говорят о том, что Бог один, имеется в виду Бог как Абсолют, ибо таких абсолютов не бывает ни два, ни больше, чем два (иначе каждый из них чем-то отличался бы от остальных, а значит был бы лишен чего-то, что есть у остальных, и следовательно, уже не абсолютен). Когда же говорят о том, что богов много, могут подразумеваться лишь относительные боги, но никак не абсолютные. И для таких богов — чем бы они ни были — вполне естественно отличаться друг от друга.

Ученик. Получается, что между монотеизмом и политеизмом нет противоречия?

Мудрец. С точки зрения представлений о божественном, противоречия действительно нет. Так или иначе мы придем к выводу, что Абсолют может быть только один, а относительное всегда связано с множеством. Разногласия же между религиями могут касаться практик и обрядов — к примеру, вопроса о том, кому человек должен молиться и служить: Абсолюту или каким-либо относительным существам? Но мы сейчас занимаемся не служением, а познанием, поэтому оставим пока эти вопросы в стороне.

Ученик. Что еще можно сказать о Боге-Абсолюте?

Мудрец. Все его характеристики (атрибуты) непреложно вытекают из того, что мы узнали о нем. Если он един и безграничен, значит он вечен. Ведь безграничность подразумевает отсутствие начала и конца. Если бы у Абсолюта было начало во времени, то есть было бы время, когда Абсолют еще не существовал, — это означало бы, что нечто предшествовало ему и стало причиной его возникновения. В этом случае он вновь получился бы у нас ограниченным и не единым. То же самое можно сказать и о конце. Абсолют бессмертен и неуничтожим, и это также легко доказать. Ведь смерть и уничтожение могут коснуться лишь ограниченных объектов, когда они теряют свой состав, и он переходит во что-либо за их пределами. Например, смерть человека неизбежно предполагает разрушение его состава — частицы, которые ранее были человеком, перестают быть им и становятся чем-то еще. Но по отношению к Абсолюту не существует «чего-то еще», что находилось бы за его пределами (и самих пределов, как мы уже выяснили, у него нет). Ему просто некуда терять что-либо из себя.

Точно также можно назвать Абсолют вездесущим. Если нет ничего за его пределами, значит он — везде и о всем.

Еще о нем можно сказать, что он благ в смысле отсутствия в нем каких-либо страданий и зла. Ведь любые страдания происходят от лишений и недостатков, но он ничего не лишен и не испытывает нехватки в чем-либо.

Таким образом, Абсолют един, безграничен, благ, вездесущ, вечен, бессмертен и неуязвим.

Ученик. Действительно, с твоих слов складывается цельное представление, словно все атрибуты Абсолюта непреложно обуславливают друг друга и логически следуют один из другого.

Мудрец. Так и есть. Невозможно представить себе, чтобы Абсолют обладал лишь частью перечисленных атрибутов, но не имел остальных. К примеру, он не может быть безграничным, но смертным; или единым, но не благим; или вечным, но не вездесущим. В любом подобном случае получится абсурд.

Ученик. Но, если уж мы согласились следовать путем разума, скажи: есть ли у нас доказательства того, что такой Абсолют вообще существует?

Мудрец. Твой вопрос важен и заслуживает внимания. Но чтобы по-настоящему ответить на него, нам следует прежде рассмотреть природу относительного. Пока что могу лишь сказать, что применительно к понятию Абсолюта само слово существовать придется понимать иначе, чем мы привыкли. Ведь в привычном для нас мире относительного существует лишь то, что обретает границы, таким образом отмежевываясь от остального. И тогда мы можем сказать, что это — определенная сущность, которая не тождественна всему остальному. Следовательно, для известных нам вещей обрести существование — синоним тому, чтобы обрести собственные границы. А после всего, что мы говорили об Абсолюте, очевидно, что в таком смысле существовать он не может. Иначе его существование означало бы его исчезновение — ведь, обретая границы, он перестает быть Абсолютом. Поэтому, если кто-нибудь скажет тебе, что Абсолют не существует, не спорь с ним: этот человек по-своему прав, хотя, возможно, и не осознает всей своей правоты.

Ученик. Сказать по правде, последним своим ответом ты изрядно запутал меня. Но если ты обещаешь вернуться к этому вопросу позже, так тому и быть. А пока ты предлагал рассмотреть природу относительного.

Относительное — как образ Абсолюта

Мудрец. Относительное мы противополагаем Абсолюту именно потому, что в нем появляются границы. А значит, ничто относительное уже не едино в том смысле, в каком един Абсолют. Можно сказать, что относительное возникает как образ Абсолюта. В самом деле, если Абсолют — истинное бытие, то относительное — лишь его тень или отражение; если Абсолют — оригинал, относительное — более или менее удачная копия, всегда уступающая оригиналу.

Ученик. Но ведь копия даже при всех недостатках все же подобна оригиналу, а какое подобие может быть между абсолютным и относительным?

Мудрец. Между ними безусловно имеется подобие, и только так их и можно понимать. Но важно помнить, что подобие — не то же самое, что полное тождество. Относительное уподобляется Абсолюту до какой-то степени, но никогда не полностью. Само появлений степеней, позволяющее нам говорить о большем или меньшем подобии, как раз и возникает с точки, где мы переходим от безграничного к ограниченному. Поэтому и каждый атрибут Абсолюта порождает в относительном свой образ или отражение.

Ученик. Как это понимать?

Мудрец. Образом неподвижной вечности становится текучее время, образом вездесущности — пространство, образом простого единства — сложный порядок, образом самодостаточной благости — направленная вовне любовь.

Ученик. Ты говоришь очень интересные вещи, однако мой разум здесь спотыкается. Можем ли мы доказать, что между каждым из атрибутов Абсолюта и тем, что ты поставил ему в соответствие в относительном, существует подлинная связь?

Мудрец. Давай начнем с пространства. В физическом мире различные точки в пространстве связаны — или, если хочешь, разделены — расстояниями, верно?

Ученик. Да, так и есть.

Мудрец. А чтобы преодолевать эти расстояния, попадая из одной точки в другую, необходимо двигаться, не так ли?

Ученик. Вполне очевидно, что так.

Мудрец. И любое движение происходит с какой-то ограниченной скоростью. Теперь представь, что было бы, если бы скорость стала безграничной. Объект, движущийся с неограниченной скоростью, попадал бы в любую точку пространства мгновенно. Фактически, между его присутствием в одной точке и попаданием в другую, сколь угодно далеко находящуюся, не проходило бы никакого временного промежутка. А это было бы равносильно тому, чтобы одновременно находиться во всех точках пространства, что и дает нам понятие о вездесущности. Тогда само пространство словно сжалось бы в единую точку, так как любые расстояния в нем сократились бы до нуля. Ведь расстояния воспринимаются лишь благодаря движению между ними со всеми сопутствующими параметрами — такими как затраты времени и энергии на их преодоление.

Ученик. Да, это понятно.

Мудрец. Размышляя в обратном направлении, приходим к тому, что переход от безграничной скорости к ограниченной словно разрывает эту единую вездесущность, внося расстояния между пребыванием в разных точках, и таким образом создает пространство. И поскольку мы сказали, что относительное тем и отличается от абсолютного, что в нем есть ограничения, отсюда следует вывод, что вездесущность Абсолюта отражается в относительном как пространство.

Ученик. Это оказалось удивительно ясно. А что с остальными атрибутами?

Мудрец. Время, как мы хорошо понимаем, неразрывно связано с пространством. Поэтому в абсолютном нет течения времени, в котором одно мгновение чем-либо отличалось бы от другого. Вечность Абсолюта незыблема, и если говорить о ней, используя человеческие понятия, знакомые нам по природе относительного, мы бы сказали, что в ней прошлое, настоящее и будущее соединены в одном непрерывном мгновении.

Ученик. Время и пространство — физические величины, которые легко связать вместе. Но вот когда ты говоришь про порядок или любовь, мне пока сложно уловить суть.

Мудрец. Порядок в относительном есть ни что иное, как та форма единства, которая ему доступна. Ведь порядок с помощью законов и соотношений связывает отдельные части в нечто цельное. Если бы не было порядка, мы видели бы лишь разрозненные частицы. Когда же каждая частица занимает свое место в общем порядке, между ними выстраиваются связи, и тогда проявляется единство. Но это единство — сложное, составное. Можно сказать, оно выражено обусловленностью каждой части другими частями. Такое единство характерно как раз для относительного, где все имеет свои границы, и каждой части как существующей обособленно в своих рамках необходимо искать соотношение с другими такими же. В Абсолюте же единство — простое, оно не распадается на части. Нет там и какой-либо необходимости выстраивать связи, которые в принципе могли бы разорваться.

Ученик. А что с любовью?

Мудрец. Поскольку Абсолют чужд недостатков и лишений, ему не нужна и любовь. Но в относительном появляются границы, а значит каждый объект ограничен самим собой и может нуждаться в чем-либо со стороны. Собственно, эта нужда, эта зависимость одного от другого как раз и обуславливает порядок, о котором мы только что говорили. Ведь, если бы ни одна из частей не нуждалась в остальных, она не поддерживала бы и связей с ними, а весь порядок держится на связях. И потому то, в чем нуждаются, воспринимается как благо, когда оно приходит, а само дарование этого — как акт добра и любви.

Ученик. Почему же тогда религия учит, что Бог есть любовь, если ты говоришь, что любовь — атрибут относительного, а не абсолютного?

Мудрец. В таких вопросах очень легко запутаться в словах и потерять смысл. Необходимо помнить, что религии — лишь попытка приспособить знание о божественном к уровню понимания народа, так же как и Бог в религии — лишь попытка описать Абсолют так, чтобы его понимание не вызывало лишних сомнений. Мы же должны хорошо различать, с одной стороны, каковы атрибуты Абсолюта самого по себе, то есть каков он в себе, и с другой — как он проявляется в относительном.

Ученик. А разве может Абсолют проявиться в относительном? Ведь он безграничен, а относительное ограничено! Не подобно ли это попытке влить безбрежный океан в маленькую чашку?

Мудрец. Да, но ведь и тот ограниченный объем воды, что поместится в твою чашку, тоже взят из океана. Можно сказать, что вода, зачерпнутая чашкой из океана, — и есть проявление океана в чашке. Эта вода имеет много общего с той, что осталась снаружи и, изучая воду в чашке, можно кое-что узнать и об океане, из которого она пришла.

Ученик. Так как же Абсолют проявляется в относительном?

Мудрец. Если помнишь, я уже сказал ранее, что относительное «уподобляется Абсолюту до какой-то степени». Об этом уподоблении нам еще много предстоит говорить, если ты и в самом деле всерьез намерен дойти до понимания вопросов, касающихся смысла человеческой жизни. А пока давай так и понимать: в той мере, насколько относительное уподобляется Абсолюту, Абсолют проявляется в относительном. Поэтому некоторые качества, приписываемые Богу в религиях, являются атрибутами Абсолюта самого по себе, другие же раскрываются лишь через его связь с относительным.

Ученик. Постой, учитель мой. Мы говорим здесь об одних атрибутах и о других, а известно ли, сколько их вообще существует — этих атрибутов? Тот краткий перечень, что ты дал ранее, — охватывает ли он все атрибуты Бога, или же их так бесконечно много, как бесконечен он сам?

Мудрец. Составить полный список его атрибутов едва ли кому-либо окажется под силу. Но связано это не столько с недостатком разумного понимания, сколько с особенностями языка. Будет достаточно, если мы укажем на такие атрибуты Абсолюта как безграничность, единство и благость, взаимно обусловленные друг другом. Все остальное, что я упоминал — вечность, вездесущность, бессмертие — есть не более, чем проявление безграничности в том или ином. К примеру, бессмертие или неуязвимость можно было бы и не упоминать отдельно, если мы уже указали на вечность Абсолюта. Ведь то, что вечно, умереть не может. Возможно, в каких-то человеческих языках бессмертие и вечность и вовсе будут передаваться одним и тем же словом. С другой стороны, вводя понятие «бессмертие», я получаю возможность чуть ближе рассмотреть природу смерти и привести дополнительные объяснения того, почему она невозможна для Абсолюта. И то же качество бессмертия я мог бы, ловко оперируя языком, превратить в целый набор атрибутов, сказав отдельно о нерушимости, неуязвимости, неповреждаемости, неподверженности болезням и т. д. Но любой разумный поймет, что все это восходит к одному смыслу, а множественность используемых слов связана с нашим человеческим языком, а не с тем, что в самом Абсолюте каждое из этих качеств стоит отдельно. Поэтому в религиозных или мистических текстах, в молитвах, обрядах или заклинаниях Бог может воспеваться всеми этими и множеством других красивых эпитетов, но это не добавляет какие-либо существенные атрибуты ему самому, а скорее помогает нам связать многообразие проявлений в относительном с тем, что изначально существует как единое.

Что же касается проявлений Абсолюта в относительном, здесь появляется целый ряд других характеристик и, прежде всего, Бог как Творец. Ведь Абсолют порождает относительное и в известном смысле творит его. Поэтому, когда религиозные или философские тексты описывают Бога как Творца, или Отца, или Источник, или Первопричину и тому подобное — все это указывает не на Абсолют в себе, а на его связь с относительным. И именно в этом контексте возникают такие описания Бога как всемогущий или всеведущий.

Ученик. Все, о чем ты рассказываешь, довольно трудно охватить разумом. И, прежде всего, это возникшее в нашем диалоге деление на атрибуты Абсолюта самого в себе и его атрибуты как проявляющиеся в относительном пока не оставляет у меня чувства ясности. До сих пор мы говорили об Абсолюте и об относительном как о двух различных реальностях. Но здесь у меня возникают сразу два вопроса. Во-первых, если абсолютное — не относительное, а относительное — не абсолютное, получается, что Абсолют уже не един в том смысле, как ты говорил. Ведь относительное — это нечто, что существует помимо него, то есть за его пределами. Выходит, должны быть и сами пределы, которые разграничивают Абсолют и относительное. Как же тогда он может быть единым и безграничным?

Во-вторых, если Абсолют есть причина и источник относительного, то как происходит это порождение? Ведь если Абсолют существует в вечности, вне времени, а относительное — во времени, означает ли это, что оно родилось в какой-то конкретный момент? Но если так, значит Абсолют и сотворил его в этот момент. А ведь для него, как ты сказал, все моменты одинаковы и сливаются в единую вечность. Что же заставило Абсолют в определенный момент «проснуться» и начать творить?

Происхождение относительного из Абсолюта

Мудрец. Ты и в самом деле достойный ученик, раз задаешь такие вопросы. Ведь многие люди говорят о творении мира Богом так, словно это нечто очевидное, и не принимают во внимание тех трудностей, которые ты назвал. А ты поднял эти вопросы, опередив меня и направив ход нашей беседы в то русло, куда она и должна была пойти.

Ученик. Смею надеяться, что и ответы на них придут в свой черед.

Мудрец. Они безусловно придут. Давай начнем с первого из твоих затруднений. Ты подчеркиваешь, что абсолютное — не относительное, а относительное — не абсолютное, и делаешь из этого вывод, что Абсолют ограничен (а значит, уже и не абсолютен). С предпосылкой в твоем утверждении я согласен, а вот с выводом — нет. Вспомни, как мы рассуждали, когда говорили о вездесущности и пространстве. Бесконечно большая скорость делает перемещение мгновенным и превращает пространство в вездесущность, а относительная скорость, напротив, разрывает вездесущность, возвращая ее к состоянию пространства. Но ведь эта малая скорость заключена и в большой примерно так же, как в океане заключена и та вода, которая поместилась в нашу чашку из другого твоего примера.

Единственный способ для нашего разума понимать то, с чем он не сталкивался напрямую, — это построить аналогию от известного к неизвестному. Так и здесь, чтобы лучше уразуметь, как соотносится абсолютное с относительным, нам будет проще взять нечто аналогичное, но находящееся целиком в пределах относительного. И тогда можно сказать, что это подобно пребыванию меньшего в большем. Ведь если, к примеру, у тебя в кармане лежит купюра номиналом в сто денежных единиц, то в ней заключена и сила пятидесяти. Это легко доказывается тем, что, протянув эту купюру продавцу, ты можешь купить на нее любой товар, который стоит пятьдесят.

Таким образом, верно, что сто — это не пятьдесят, а пятьдесят — не сто, однако же сто включает в себя и пятьдесят. Для пятидесяти сто недоступно, а для ста есть и все то, что доступно для пятидесяти. Большее словно проникает собою меньшее, не различая в нем никаких границ и преград. Так и абсолютное включает в себя относительное и никоим образом не испытывает из-за него каких-либо ограничений. Для относительного существуют границы, не позволяющие ему постигать Абсолют в его целости и полноте, но для Абсолюта нет границ, которые запрещали бы ему проникать в относительное. А потому он пребывает в безграничности, какую мы ему и приписали.

Ученик. То есть можно сказать, что Абсолют — это целое, а относительное — его часть?

Мудрец. Это, пожалуй, было бы довольно грубым сравнением. Точнее будет сказать, что относительное есть мера абсолютного. В самом же Абсолюте нет никаких мер.

Ученик. Услышав твой ответ, я, надо признаться, испытал облегчение. А то уж начал думать, что все прежние рассуждения отклонились от истины. Но что со вторым моим затруднением?

Мудрец. Его мы разрешим не хуже, чем первое. Ты спрашиваешь: сотворено ли относительное в какой-либо конкретный момент? Нет, конечно, так рассуждать было бы неверно. Такую ловушку расставляет своему последователю религия, описывая Бога творящим в определенные дни или моменты. Словно до поры до времени он дремал, а потом нечто пробудило его и перевело из пассивного состояния в активное. Думать так об Абсолюте — крайнее заблуждение. Ведь если он до каких-то пор не творил, то почему вдруг начал творить? Если причина — в нем самом, то почему она не действовала ранее? Значит, единственный выход — признать причину вне его. Но это означало бы, что он не безграничен и, что еще хуже, даже не является высшим. Ведь он оказывается пассивен относительно иной причины, которая повлияла на него, заставив творить. А если так, то уже эта причина будет по-настоящему активной, а Бог, на которого она повлияла, — пассивным относительно нее. И тогда ее, а не его, следует считать настоящим Богом. Но в отношении этого Бога вновь повторится тот же вопрос — что заставило его начать действовать в определенный момент? — и так будет происходит постоянно. Как видишь, подобное рассуждение заводит нас в непреодолимый тупик.

Ученик. А где же выход из него?

Мудрец. Выход прост: если Абсолют вечен и является причиной относительного, значит он причиняет появление относительного не в какой-то момент, а вечно. А относительное постоянно и в любое время следует из абсолютного, как следствие из своей причины. Поэтому мы и говорим, что время в относительном есть образ вечности и так же, как и сама вечность, оно бесконечно.

Ученик. Ты вновь меня путаешь. Если время в относительном бесконечно, чем же оно отличается от абсолютной вечности?

Мудрец. Лишь тем, что оно течет, тогда как вечность неподвижна. И поскольку в этом потоке времени один момент сменяет другой, оно делимо на периоды и интервалы. Каждый такой период сам по себе конечен. Но все время, составленное из них, не имеет ни начала, ни конца. Если вдуматься в этот удивительный переход — как из вечности рождается бесконечное время, состоящее из конечных отрезков, — станет понятно и то, какова его функция в мироздании.

Ученик. И какова же она?

Мудрец. Давай вернемся к общему сравнению абсолютного и относительного. В абсолютном заключено все, что может существовать, но ни один предмет, качество, сила, явление и т. д. не выделяется там в своих границах. Поэтому вещи, являющиеся в нашем мире противоположными, пребывают в Абсолюте в простом и неразрывном единстве.

Ученик. Можно это как-то проиллюстрировать?

Мудрец. Возьми для примера холод и тепло. Мы привыкли видеть в них противоположные явления, которые борются друг с другом. Но в действительности известно, что холод — это лишь меньшая мера тепла. Так в абсолютном пребывает тепло, которое включает в себя и холод, поскольку там, как мы сказали, не выделяются меры. В относительном же, которое мы обозначили как «меру абсолютного», этого тепла может быть больше или меньше, и так рождается понятие «холод».

Ученик. Теперь это понятно.

Мудрец. Вместе с этим станет понятна и роль времени. Оно помогает развести отличные друг от друга явления по разным отрезкам, чтобы каждое из них могло утвердиться в своих границах и таким образом обрести самостоятельное существование. Ведь если в вечности все едино, то мы не увидим там холод отдельно от жары. Во времени же можно выделить отрезки, сменяющие друг друга, и так получается, что холоду для проявления дана зима, а жаре — лето. Одно с другим расходится по разным периодам, и таким образом каждое может проявиться само по себе, не будучи поглощаемо или уничтожаемо своей противоположностью.

Ученик. Поистине, «время сеять и время собирать урожай».

Мудрец. И то же самое можно сказать не только о паре противоположностей, но и о любом числе. Если существуют три, четыре, пять или большее число различных, но взаимно дополняющих друг друга состояний, они могут раскрыться благодаря текучести времени, которое позволит им сменять друг друга. Поскольку каждое из них получает свой отрезок времени, там оно вправе царствовать безраздельно, но стоит наступить следующему отрезку, и прежнее уходит, а на его место заступает новое.

Ученик. После твоих слов, учитель, многое встало в моем разуме на свои места. Однако я все еще не понимаю, как и, главное, почему Абсолют порождает относительное. Если представлять его как Бога, творящего мир, возникает естественный вопрос: была ли у этого Бога потребность творить? Что побуждало его к тому, что создавать или порождать из себя ограниченную реальность? Вопрос мой, думаю, мы могли бы свести к следующему: есть ли у Абсолюта воля?

Мудрец. Сперва ты упомянул потребность, поэтому давай с нее и начнем. Очевидно, что потребность базируется на некотором недостатке. В относительном мире испытывать потребность значит ощущать нехватку чего-либо. Однако об Абсолюте уже сказано, что он пребывает в полном совершенстве и благости, и нет у него никаких лишений, изъянов и недостатков. Поэтому, конечно, было бы грубым заблуждением представлять себе, что Бог тяготится одиночеством или испытывает тоску и потому решает творить, будто надеясь приобрести таким образом себе ребенка или напарника в лице своего творения. Все подобное этому может быть грубым описанием, рассчитанным на невежественного слушателя. Мы же, помня о самодостаточной благости Абсолюта, не станем приписывать ему недостатков.

Однако, чтобы лучше понять благость, давай проанализируем, как возникает аналогичное состояние в известном нам мире. Возьмем в пример человека. Ему доступны чувства наслаждения и страдания. Недостаток или потребность в чем-либо сами по себе вызывают страдание. Так жажда и голод станут источником страданий, если их не утолить. То же самое касается и более тонких потребностей — ведь жаждать можно не только воды, но и знаний, богатств, почестей и многого другого. В каждом из этих случаев, если жажда не утоляется, она причиняет страдания. А утоление жажды, к чему бы она ни относилась, вызывает наслаждение. Сколько и каковы бывают виды жажды, столько доступно человеку и разных наслаждений.

При этом очевидно, что ни что из тех вещей, что способны доставить наслаждение, не принесут его, если им не предшествует жажда. Ведь никто не получит радость от еды, если совсем не голоден. И точно так же тот, кто не испытывал потребности к знаниям, не найдет в них никакого удовольствия — даже напротив, знания такому человеку окажутся в тягость, как это можно увидеть на примере детей, не желающих ходить в школу. Ясно, что аналогичным образом будет обстоять дело и с остальными видами удовольствий.

Следовательно, наличие желания есть непременное условие для получения наслаждения. И самым блаженным окажется тот, кто сидит за столом, полным всяких яств, и вправе протянуть руку к любому из них, а сам испытывает снова и снова возобновляющийся голод. Поэтому, когда мы говорим о благости Абсолюта, было бы правильным представлять в нем присутствие всех потребностей, какие только бывают, однако сразу же вместе с ними он владеет и всеми наполнениями и насыщениями этих потребностей. Иными словами, в нем нет неудовлетворенной потребности, поскольку она свидетельствовала бы о страдании, но есть потребность вместе с ее удовлетворением.

Ученик. Продолжай.

Мудрец. Отсюда мы приходим и к ответу на вопрос о том, есть ли у Абсолюта воля. Его воля не такова, какой мы привыкли видеть ее у человека. Ведь человек сначала испытывает нужду и страдает из-за этого, и это страдание, накапливаясь и возрастая, мало-помалу заставляет его преодолеть свою инертность и начать действовать ради достижения желаемого. Человек живет в мире относительного, где, как уже было сказано, время разводит противоположные состояния по разным периодам. Поэтому у нас желание предшествует наслаждению, и тот период, когда мы желаем, но еще не имеем желаемого, сопряжен со страданием. А за ним может наступить следующий период, когда желаемое приходит к нам, и страдание сменяется наслаждением. Но то, что разделено периодами времени в относительном, пребывает в единстве в абсолютном. Поэтому желание и его удовлетворение никак не разделены в нем, а находятся в вечности друг с другом. Такова воля, о которой ты спрашиваешь.

Ученик. И эта воля направлена на то, чтобы творить?

Мудрец. Эта воля направлена на дарование блага. И с этой целью из Абсолюта происходит относительное — чтобы оно могло стать причастным этому благу путем уподобления Абсолюту и наслаждаться им.

Ученик. Вот уж действительно прекрасная новость! Значит, и для нас, людей, уготовано наслаждаться благом, которое пребывает в Абсолюте?

Мудрец. Именно так. Как видишь, разбираясь в столь абстрактных понятиях, мы заодно пришли и к пониманию смысла всей нашей жизни. Он заключается в уподоблении Богу, или Абсолюту, и приобщению к его благости.

Ученик. Но почему же мы не ощущаем этой благости в своей жизни? Многие люди в нашем мире ведут жизнь полную боли и горя, не видя впереди ни малейшего просвета.

Мудрец. Здесь ты снова забываешь, что у Абсолюта нет течения времени, поэтому желание и его реализация совпадают для него в одной точке. А значит, и его воля к тому, чтобы создавать творение и даровать ему благо, пребывает в нем уже реализованной. Но мы, люди, обитаем в относительном, где противоположности разделены временем. Поэтому то, что пребывает совершенным в Абсолюте, для человечества превращается в целый путь, растягивающийся на века. И на отдельном отрезке этого пути может вовсе не быть заметно того, что ожидает в конце его.

О проявлениях Абсолюта в относительном

Ученик. Кажется, теперь я начинаю понимать всю картину. Мы ведь так долго говорим об Абсолюте и о его отличии от относительного. Все это кажется в крайней степени абстрактным и оторванным от практического опыта, и я, надо признаться, уже подумывал спросить, а есть ли смысл столь тщательно обсуждать подобные вещи. Но теперь я улавливаю, что здесь кроется ключ к пониманию нашего человеческого предназначения.

Мудрец. Видишь ли, такие знания действительно трудно даются человеку. Еще в начале беседы ты спрашивал, вправе ли мы рассчитывать на понимание с помощью разума, когда вопросы касаются Бога и смысла жизни, или же нам ничего не остается, как полагаться на веру или на интуицию.

Мы хорошо видим то, что находится близко, а то, что вдали, способны разглядеть лишь в общих чертах и весьма туманно. Абсолют — это цель нашего пути, и поскольку она далека, то и разглядывать ее крайне тяжело. Но здесь скрывается парадокс, который, пожалуй, можно найти везде, где имеет место цель и путь. Если цель далека, ее невозможно правильно увидеть, а не увидев ее, невозможно к ней двигаться. Что же делать? Остается довольствоваться неточным и даже в чем-то ошибочным ее представлением, чтобы хотя бы начать движение к ней, а там уж корректировать ее образ по мере приближения. Если же отказаться от того, чтобы идти к ней под предлогом того, что мы не имеем точного о ней представления, то не будет и приближения, а значит требуемая точность не будет достигнута никогда. Вот почему нам приходится говорить об Абсолюте уже в самом начале. Возможно, даже мудрейшие среди мудрецов никогда не видели Абсолют в точности таким, каков он есть, и все равно это не должно стать оправданием, чтобы отказаться от размышлений о нем.

Ученик. Если цель человеческая — в уподоблении Абсолюту, скажи, будь добр, должны ли мы уподобляться ему по всем его атрибутам или только по некоторым? Включает ли это и те атрибуты, которыми он обладает сам по себе, и те, в которых проявляется в относительном?

Мудрец. Во всей реальности безраздельно правит закон подобия. Чему ты подобен, с тем и сближаешься, и сближение это происходит в меру установившегося подобия. Будь мы в силах стать равными Абсолюту во всем, мы бы слились с ним в единое целое и перестали бы существовать отдельно от него как относительные существа.

Поэтому и ответ на твой вопрос очевиден: чем в большем числе качеств или атрибутов относительное уподобляется Абсолюту, тем ближе оно подходит к его состоянию, и тем в большей мере испытывает в себе его благость. А значит, мы как люди можем обозначить своей целью уподоблению ему по всем атрибутам.

Ученик. Если так, разбираться в этих атрибутах — и вправду весьма достойное занятие. Но мы почти не поговорили о тех качествах Абсолюта, которые проявляются в его воздействии на относительное. Ты лишь упомянул, что к ним принадлежит его проявление как Творца или Причины, а также всемогущество и всезнание. Есть ли еще какие-то важные качества? И связаны ли они между собой так же, как связаны качества Абсолюта самого в себе? Ведь ты показал, что качества Абсолюта в себе взаимно обуславливают друг друга и с необходимостью следуют одно из другого. Обстоит ли дело так же и с его проявлениями в относительном?

Мудрец. Именно так дело и обстоит. И здесь проиллюстрировать это нам вновь поможет аналогия, заимствованная целиком из мира относительного. Давай рассмотрим отношения творца со своим творением. Если, к примеру, ремесленник изготовил табуретку, то кто будет этой табуреткой владеть?

Ученик. Это зависит от того, для кого он ее делал. Если для себя, то сам и будет владеть, а если на заказ — тогда заказчик.

Мудрец. Верно. Но ведь и заказчик становится обладателем табуретки лишь благодаря тому, что ее изготовитель передал ему право собственности на нее. В ином случае, даже если и был сделан заказ, наш ремесленник может захотеть эту табуретку оставить себе, а своему заказчику сказать, что сделает для него другую. Или вовсе порвать отношения с заказчиком, ничего ему не дав — хоть это и некрасиво. Так или иначе, ясно, что любой другой владеть изделием будет лишь с согласия его изготовителя, а значит высшее право обладания принадлежит ему.

Ученик. С этим не поспоришь.

Мудрец. По аналогии с этим мы можем сказать, что и Бог как создатель относительного мира сам же им и владеет. Согласно этому его атрибуту его и именуют в религиях Господом или Владыкой. И даже если в сотворенном мире возникают иные господства или владычества, происходит это лишь с дозволения того, у кого есть высшее право обладания.

Ученик. Кажется, я уже начинаю понимать и то, почему Бога называют всезнающим.

Мудрец. Давай и это проговорим прямым текстом, чтобы убедиться, что здесь не осталось сомнений. Наш ремесленник, смастеривший табуретку, — не он ли лучше всех остальных знает ее?

Ученик. Получается, что он.

Мудрец. Очевидно, что любой создатель созидает, реализуя в этом свою волю. Зная себя, он знает и то, что творит, поскольку, творя, вкладывает себя в творимое. Это еще раз показывает нам, что относительное не отделено от Абсолюта полным разрывом, но пребывает в большем или меньшем подобии с ним — поскольку сам Абсолют вкладывает себя в свое творение. Иными словами, из Абсолюта не может получиться нечто такое, что вообще ничем не будет напоминать его самого. И потому сопричастность относительного Абсолюту в некотором смысле гарантирована. Весь вопрос лишь в ее степенях, которые могут убывать и прибывать.

Ученик. Итак, никто лучше Бога не знает творение, поскольку в любом деле созидания чего-либо лучшим знатоком созданного является сам создатель.

Мудрец. Ты весьма удачно обобщил эту часть нашего рассуждения. И потому в религиях часто можно встретить упоминание о всезнании или всеведении Бога. Теперь давай зададимся вопросом: а кто обладает наибольшей властью воздействовать на созданную вещь или изменять ее угодным ему образом? Представь для наглядности, будто речь у нас идет не о табуретке (поскольку она слишком проста), а о каком-нибудь замысловатом механизме. Разве не тот, кто знает его лучше всех, будет обладать и наибольшей практической властью над ним?

Ученик. Похоже, что таким человеком будет именно создатель механизма.

Мудрец. Суть в том, что знание, по мере того как оно становится все более глубоким и детальным, превращается в силу. Если бы я досконально знал другого человека, я мог бы легко манипулировать его мыслями и чувствами, заставляя его поступать угодным мне образом. Точно так же, если я создал сложный механизм, только я и знаю, как заставить его действовать так, как мне хочется. А ведь относительный мир, в котором мы живем и частью которого являемся, — чрезвычайно сложный механизм. По крайней мере, так это выглядит для нас. Но для создателя, который знает его лучше, чем кто-либо, он может быть и предельно простым. Сложность и простота — также весьма относительные оценки. И получается, что всезнание непреложно влечет за собой и всемогущество.

Ученик. Значит, мы приходим к тому, что, если Абсолют проявляет себя как Творец, с этим неизбежно сопряжены такие его атрибуты как всецелое обладание сотворенным, всемогущество и всезнание?

Мудрец. Да, все это является неотъемлемыми сопутствующими характеристиками того, что он Творец. И даже то, что нам приходится выделять каждое из этих качеств, — в большей мере характеризует нас, чем его. Ведь для самого Абсолюта, как можно представить, обладание, знание и сила — суть одно и то же.

К тому же, обрати внимание, что обо всех этих последних атрибутах Абсолюта мы рассуждали по аналогии с человеком. И действительно, очень трудно удержаться от некоторого очеловечивания Бога, когда мы стараемся его понять. Возможно, некоторые поставили бы нам это в упрек. Но все то же самое вполне можно представить и не прибегая к человеческим аналогиям.

Если представить абсолютное как свет, или энергию, или некую тонкую субстанцию, которая своим распространением порождает относительное, мы все равно придем к тем же выводам касательно его атрибутов. Ведь порождающая субстанция, очевидно, заключала в себе потенциал того, что она породила. А значит, она содержит в себе образ рождаемого, объемлет его собою и вполне владеет им. Так, например, можно сказать, что грозовая туча владеет дождем, который затем из себя изливает. Она же и знает этот дождь, поскольку знание есть ни что иное, как присутствие образа знаемого в знающем. Говорить о грозовой туче, что она «владеет» и «знает», не принято, но я лишь хочу показать, что, в каких бы понятиях мы не старались описать абсолютное, мы будем приходить к аналогичным представлениям и по поводу его атрибутов.

Ученик. Нужно ли нам упомянуть еще какой-то оставшийся незатронутым атрибут?

Мудрец. Учитывая, что беседа наша, взяв своей отправной точкой Абсолют, последует к другим вопросам, поднятым тобою вначале, — а именно к устройству человека, его жизненному пути и справедливости — я бы непременно упомянул еще об одном важном качестве Бога.

Ученик. О каком же?

Мудрец. О свободе. Бог абсолютно свободен от чего бы то ни было.

Ученик. В моем представлении свобода возникает тогда, когда есть выбор. А для этого должны существовать альтернативные варианты, между которыми можно выбирать. Есть ли у Абсолюта такие варианты?

Мудрец. Учитывая все, что ты уже узнал о нем, как бы ты сам ответил на свой вопрос? Возможно, твой ответ покажет, насколько хорошо ты усвоил ранее сказанное.

Ученик. Буду рассуждать так. Когда человек стоит перед выбором, это признак того, что он не может реализовать все имеющиеся перед ним опции. Ведь если бы мог, то и выбирать среди них какую-то одну ему бы не пришлось. Следовательно, сама ситуация выбора уже свидетельствует об ограниченности сил или возможностей выбирающего. А поскольку о Боге мы узнали, что он безграничен, значит и выбирать ему не приходится. Ведь выбор одного означает отказ от другого. Богу же нет смысла от чего-то отказываться — можно сказать, что он выбирает все. Потому он и вездесущ, так как присутствует во всем, а не только в какой-то выбранной части.

Мудрец. Что ж, ты рассуждаешь логично. Если выбор — это каждый раз отказ от одного в пользу другого, то он неизбежно связан с разделением и установлением границ. Но скажи: что же нам делать в таком случае? Неужели мы должны заключить из сказанного, что Бог несвободен?

Ученик. Я бы предположил, что вопрос свободы и несвободы стоит лишь перед существом, обитающем в относительном мире, и вообще не касается Бога.

Мудрец. И все же я предложу другое определение свободы. Ты связываешь свободу с выбором, и это как раз то, какой она предстает для относительных существ. Для Бога же свобода — это возможность в полной мере быть собой. Ведь если он абсолютен, значит над ним нет какой-либо иной силы, которая к чему-либо его принуждала бы или заставляла. По отношению к нему нет иного, что обуславливало бы его хоть в какой-то мере. Вот в этом и состоит настоящая свобода — я могу определить ее как необусловленность иным.

Ученик. Думаю, что и для человека такое определение подходит. А право независимо выбирать — всего лишь способ, которым мы выражаем нашу свободу в относительном мире.

Мудрец. И даже более того. Когда человек выбирает одно, отказываясь от другого, он на самом в большей степени выражает не свободу свою, а ограниченность. Ведь будь он свободен по-настоящему, возможно, он, как и Бог, не отказывался бы ни от чего, а выбирал бы все. Но условия пребывания в мире относительного требуют принять на себя как неизбежный тот факт то, что мы не в силах обладать всем, наслаждаться всем, проявлять себя во всем; и потому мы выбираем одно, тем самым отказываясь от другого.

Ученик. Теперь я это вижу. Получается, что выбор не является сущностно необходимым для реализации свободы, но лишь навязывается нам ограничениями мира, в котором мы живем?

Мудрец. Во всяком случае для Бога это так — выбор ему не нужен. А мы стараемся уподобляться ему в меру наших возможностей и с учетом относительного мира. Поэтому для нас свобода выбирать — это тоже одна из граней свободы.

Уподобление Абсолюту

Ученик. И как теперь это знание об атрибутах Бога поможет нам?

Мудрец. Позволь мне начать эту часть нашей беседы с утверждения о том, что все — буквально все без исключения — поступки людей, да и вообще всего живого, устремлены на уподобление Богу в том или ином аспекте.

Ученик. Из предыдущего обсуждения я сделал вывод, что уподобление Богу должно стать разумным решением — задачей, которую человек добровольно на себя возлагает. Но ты говоришь, что все наши поступки и так уже на это направлены?

Мудрец. Да, и мы можем легко это проследить. Давай просто взглянем на то, к чему люди стремятся и чем они занимаются для достижения желаемого.

Мы, люди, стремимся к богатству, добывая ресурсы, занимаясь промышленностью, торговлей и любыми формами предпринимательства, чтобы умножить свою собственность — в этом присутствует попытка уподобиться Богу по обладанию. Ведь, как мы сказали, сам он обладает всем миром и, следовательно, абсолютно богат.

Мы стремимся к власти и могуществу, как развивая свои телесные силы, так и создавая оружие, армии и флоты, заключая союзы и участвуя в политической борьбе — и таким образом в некоторой мере уподобляемся Богу по всемогуществу и абсолютной власти.

Мы также стремимся к знаниям, исследуя себя и окружающий мир, развивая науку и образование, создавая архивы и библиотеки — и через это в некоторой мере уподобляемся Богу по всеведению.

Мы также стремимся к творческому самовыражению и проявляем его, когда пишем стихи и прозу, рисуем картины и ваяем статуи, строим монументы, сочиняем музыку и снимаем кино — и через это в некоторой мере уподобляемся Богу как Творцу.

Мы также стремимся к свободе, расширяя границы возможного, восставая против рабства, добиваясь независимости — как личной, так в виде суверенитета целых государств. И здесь также присутствует развитие от примитивных форм до развитой юриспруденции, адвокатуры и декларации прав. Все это служит уподоблению Богу по свободе, которая у него абсолютна.

Ученик. В этих действиях прослеживается стремление уподобиться Богу по тем его атрибутам, которые свойственны его проявлению в относительном. А что с его атрибутами как Абсолюта в самом себе? Им мы тоже стараемся уподобиться?

Мудрец. Да, мы безусловно уподобляемся и им. Давай проанализируем, как это происходит с каждым из них.

Мы уподобляемся Богу по вездесущности, когда пытаемся расширить наши способности к перемещению в пространстве — так люди в древности открыли колесо, а затем стали осваивать верховую езду, строить транспорт, разрабатывать двигатели, дойдя в этом деле до реактивных самолетов и космических ракет.

Мы уподобляемся Богу по бессмертию, когда работаем над продлением своей жизни — так люди обнаружили лекарственные травы и простейшие методы целительства, дойдя в этом деле до развитой медицины и фармакологии. Сюда же можно отнести не только лечение, но и все, что связано с профилактикой заболеваний, техниками омоложения и поддержанием долголетия.

Мы уподобляемся Богу по единству, когда стремимся разрешать внутренние конфликты и устранять противоречия в себе — и в этом нам помогает психология, медитация, духовные учения и различные практики, нацеленные на повышение осознанности. А поскольку конфликты человека во внешнем мире обычно являются проекцией его внутренних конфликтов и, разрешая первые, мы лучше справляемся и с последними, — к этому же стремлению достичь единства можно в некоторой степени отнести дипломатические, социальные и политические инициативы человека.

Да и в целом очень и очень многие усилия человечества так или иначе направлены на постоянное расширение границ того, что нам доступно, какой бы сферы это ни касалось, — и в этом, конечно же, прослеживается общее стремление людей уподобиться Абсолюту по его безграничности.

Ученик. И в самом деле, все, что ты перечислил, охватывает огромную часть человеческой деятельности. Но мне, однако, кажется, что все это является своего рода надстройкой над базовыми потребностями человека. Ведь человек, оставленный в одиночестве среди дикой природы, не будет думать о политике и библиотеках, как не бросится он строить ракеты и реактивные двигатели. Многие считают, — и в этом я отчасти согласен с ними, — что все высшие проявления интеллекта, вся человеческая культура и цивилизация являются следствием многовековых попыток людей удовлетворить свои насущные нужды; что экономика, наука и технологии развились из наших усилий обеспечить себе такие простые вещи как питание, тепло, телесный комфорт и безопасность.

Мудрец. И ты хотел бы поговорить о том, можно ли в удовлетворении этих базовых потребностей также увидеть стремление уподобиться Абсолюту?

Ученик. Да, именно. Ведь эти самые базовые потребности лежат, в основном, не сфере разума, а в сфере инстинктов. Многие такие инстинкты движут нами неосознанно и нередко толкают людей на неблаговидные поступки. Если же говорить об инстинктах, к ним следует отнести и сексуальное влечение, а также прочие проявления, связанные напрямую с телом и его физиологией. Инстинкты роднят нас с животными и вообще с низшими царствами природы. Ведь даже крохотное насекомое не забывает добывать себе пищу и размножаться, а между тем едва ли ему доступны столь высокие понятия, как уподобление Абсолюту. Однако, говоря о человеческих устремлениях, ты мимоходом упомянул, что действия не только людей, но и вообще всего живого направлены на уподобление Богу. И вот это-то и вызывает мое недоумение. Не даром ведь различные морально-этические системы, бытовавшие у всех народов с незапамятных времен — как религиозные, так и светские — усматривали в покорном следовании за своими инстинктами скорее порок, чем добродетель. Предаваясь инстинктам, мы становимся на ступеньку ближе к животным и, если не будем себя в этом ограничивать, можем и вовсе утратить человеческий облик. В таком изменении мудрые люди всегда видели движение вниз, а не вверх — считали это деградацией вместо развития. Неудивительно поэтому, что и религии объявили многие наши инстинктивные проявления грехом, противопоставив их добродетелям. А сами добродетели они связали скорее с воздержанием от следования своим инстинктам или, по крайней мере, с умеренностью в них. Приближение человека к животному уровню они считали удалением от Бога, а приближение к Богу (то есть уподобление ему) связывали с удалением от низших состояний. Вот я и не могу понять, как в таком случае можно считать буквально все без исключений действия людей и всех живых организмов — уподоблением Богу.

Мудрец. Я вижу, что ты поднял здесь глубокую и важную проблему. И — не сомневайся! — в свой черед мы разрешим и ее. Но подходить к этому нам предстоит постепенно. Поэтому я начну с того, что объясню тебе, как действия людей, продиктованные инстинктами, являются актами уподобления Богу. Ты сам сможешь перенести сказанное и на другие организмы, обладающие схожими инстинктами, поскольку тут и там нет разницы. А вот как это сочетается с этическими системами, и в чем состоят истинные пороки и добродетели — это мы обсудим позже.

Ученик. Что ж, меня твой подход вполне устраивает. Понять бы для начала хоть саму суть такого уподобления через инстинкты. Остальные противоречия могут и подождать.

Мудрец. Тогда начнем с самого простого и базового среди инстинктов — питания. Я бы сказал, что, поглощая пищу, человек уподобляется Богу по цельности и полноте. Ведь Абсолют, как мы уже говорили, полон в том смысле, что не имеет недостатка в чем-либо. Поэтому и благость его мы охарактеризовали как самодостаточную. Бог ни в чем не нуждается и ни от кого не зависит. Очевидно, что к такой же самодостаточности — насколько это для него возможно! — стремится и человек. И здесь, я думаю, ты со мной согласишься, что сытый чувствует себя гораздо более самодостаточным, чем голодный. Но поскольку мы живем в относительном, а сами ограничены, наша энергия постоянно расходуется на активное взаимодействие с окружающим миром. Почему она должна на это расходоваться — это, мне кажется, после всего сказанного тоже не должно вызывать вопросов. Ведь, предпринимая любые действия, человек стремится к уподоблению Богу в остальном — в обладании, силе, знаниях и во всем прочем. Будучи частью ограниченного, он неизбежно тратит энергию, сжигает питательные вещества, которые успел запасти в своем теле, а потому нуждается в их восполнении.

Вот и получается, что Бог самодостаточен, а человек добывает себе достаток; Бог полон, а человек постоянно восполняет себя. Если бы мы, восполнив себя один раз, бесконечно пребывали бы в этой полноте и самодостаточности, мы сами стали бы абсолютными. Но думаю, уже ясно, почему так не происходит. Следовательно, нам приходится уподобляться Абсолюту так, как это дозволяют рамки относительного — через регулярное поглощение пищи.

Ученик. Фактически, ты хочешь сказать, что одним из неотъемлемых атрибутов Бога является его неизменная и вечная сытость. А мы, вкушая пищу, пытаемся приблизиться к этой божественной сытости хотя бы в ничтожной мере?

Мудрец. Ты весьма остроумно выразил эту мысль. И, хотя некоторые сочли бы грубым приписывать Богу сытость, по существу вопроса ты совершенно прав.

Далее среди базовых потребностей ты упомянул тепло и комфорт. О тепле я не буду говорить отдельно — ведь стремления к теплу как таковому в человеке нет. Это легко доказывается тем, что избыток тепла настолько же пагубен для него, как и его недостаток. Оптимальная же температура, к которой человек стремится, является частью комфортных условий, поэтому поговорим о комфорте. Бог пребывает в постоянном и незыблемом покое. Ведь он вездесущ, а значит, нет пространства, в котором бы он не присутствовал. Следовательно, ему некуда перемещаться. И поскольку он безграничен, его энергия также не имеет пределов, а значит, в нем неощутимы энергозатраты, и его не посещает усталость. Вот этому-то божественному покою человек и стремится уподобиться, когда ищет комфорта. Поэтому любые внешние условия, позволяющие нам снять напряжение, приводят к желаемому результату. Таковыми являются мягкие поверхности, на которых мы лежим, оптимальная температура и все, что помогает расслабиться и забыть о тревогах.

Далее ты упомянул о безопасности как о еще одной базовой потребности. Здесь, думаю, также несложно догадаться, с каким из атрибутов Бога она связана. Ведь Бог неуязвим и не подвержен какому-либо вреду. Человек хочет и себя уберечь от вреда, поэтому строит прочные дома, возводит стены, сооружает сложные замки, устанавливает сигнализации и камеры видеонаблюдения. Все это и многое другое есть попытка уподобиться Богу по неуязвимости.

Как видишь, базовые потребности, в которых люди схожи с животными, так же легко объясняются через уподобление атрибутам Абсолюта.

Ученик. Ну а что можно сказать о сексуальном влечении? С ним люди издавна связывали много стыда и много запретов.

Мудрец. Вопросы стыда и запретов вновь отсылают нас к теме религии и морали, о которой мы договорились рассуждать позже. Что же касается самого секса, в нем нам следует выделить две составляющие: одна — душевная (эмоциональная), другая — физиологическая. Рассматривая душевную, начать следовало бы с разговора о любви. Обрати внимание: до сих пор, перечисляя то, как человек в разных своих действиях уподобляется тому или иному атрибуту Бога, мы еще не коснулись любви. А ведь это одно из важнейших чувств, столь дорогих и близких сердцам большинства людей, которое и ассоциируется у них с подлинным счастьем! И сам я говорил уже ранее о том, что самодостаточная благость Абсолюта проявляется в относительном любовью.

Итак, человек непременно хочет уподобиться Богу по любви. Поэтому он ищет разные ее формы, среди которых и любовь, основанная на сексуальном влечении, и родительская любовь к детям, а также опосредованно и более широкие и абстрактные формы — такие как любовь к ближнему, чувство братства и солидарности, любовь к родине.

В отличие от Абсолюта, человек, будучи ограниченным, имеет и любовь весьма ограниченную. Не хватает ему этой любви на все живое, поэтому он предпочитает сосредоточить ее на тех, кто ему наиболее близок. Отсюда потребность иметь семью — близких людей, которых он сможет любить по-настоящему, не распыляя свой отнюдь не бесконечный объем любви на все подряд. Так мы объяснили еще одну важную область человеческой жизни и практики — создание семьи, которое в некоторых случаях расширяется до целого рода, племени или династии. Как ты уже можешь догадаться, отчасти это приближает нас и к пониманию секса.

Ученик. Но лишь отчасти! Осталась ведь еще и физиологическая составляющая. Она-то как раз и связана с инстинктами, о которых мы решили говорить. И именно она, сама по себе дикая и необузданная, может не только помогать строить семьи, но и вполне успешно их разрушать. Поэтому я с нетерпением жду того, чтобы услышать от тебя объяснение, как сам половой акт является уподоблением Богу.

Мудрец. Сам половой акт тем удивителен, что совмещает в себе уподобление Богу сразу по нескольким качествам. Во-первых, в нем также заключена любовь, разве что выраженная на языке тела. Во-вторых, это и уподобление по покою: ведь ласкающие прикосновения так же ведут к расслаблению, как и все, что я перечислил, говоря о комфорте. В-третьих, есть и уподобление по свободе. Через секс человек нивелирует границы, которые привык чувствовать в повседневности. И здесь можно выделить массу оттенков — например, чувство проникновения в личное пространство другого. Ведь в обычном общении люди поддерживают свои границы, а в сексе добровольно открывают партнеру самые свои интимные места и части тела. Все это я также возвожу к уподоблению по свободе и безграничности. И, наконец, в-четвертых, — хотя это, возможно, самое важное — не забывай о том, что половой акт способен привести к зачатию и рождению ребенка. Конечно же, в этом состоит уподобление Богу по творчеству. Ранее, говоря об этом аспекте, я приводил в пример изготовителя табуреток, но ведь Бог творит не мертвый мир — он создает саму жизнь! А потому ничто не сравнится с возможностью производить на свет живое существо. Человек же получает такую возможность, когда рождает детей.

Как видишь, мы насчитали не менее четырех атрибутов, по которым совершается уподобление в сексе. Их пропорции и соотношения — какой из них становится важнее, а какой менее важным — и определяют многообразие форм, различные вкусы и предпочтения в сексе, встречающиеся у разных людей. После этого не приходится удивляться, почему секс является столь ярким переживанием для человека, и почему он с таким вожделением стремится к нему.

Ученик. Как ловко ты объясняешь инстинктивные действия как акты уподобления Богу! Тогда позволь спуститься еще на ступень ниже и спросить о вещах, о которых иной раз и не принято говорить в приличном обществе. Как быть с нашими потребностями, связанными с необходимостью посещать туалет и удалять из организма экскременты? Это ведь тоже один из базовых инстинктов, свойственных не только человеку, но и другим организмам. Можно ли сказать, что через испражнения мы тоже уподобляемся Богу?

Мудрец. Ну конечно! Просто для того, чтобы говорить об этом обстоятельно, нам понадобится на короткий миг вернуться к одному из вопросов, которого мы уже касались некоторое время назад. Помнишь, как ты спросил меня, есть ли какое-то установленное количество атрибутов Абсолюта или же их бесконечно много? И я ответил, что точное их число — скорее проблема языка, чем понимания. Так вот, чтобы убедительно ответить на твой вопрос об экскрементах, нам потребуется ввести в рассуждение еще один атрибут Абсолюта, который мы ранее не называли.

Ученик. Какой же?

Мудрец. Чистоту. Я утверждаю, что Бог абсолютно чист, и это такой же незыблемый его атрибут, как и остальные перечисленные.

Ученик. А как следует понимать эту чистоту?

Мудрец. Давай я задам тебе встречный вопрос. Если бы кто-нибудь сказал тебе о том, что кольцо, которое он носит на пальце, сделано из чистого золота, как бы ты истолковал в данном случае слово «чистое»?

Ученик. Я бы сказал, что чистое золото — это такое, в котором нет примесей.

Мудрец. Совершенно верно, отсутствие примесей — это и есть чистота. Или же можно сказать, что чистота в любом случае — это отсутствие всего лишнего, ненужного, инородного. А очистить какой-либо предмет или место означает избавить его от таких вещей. Приведу яркий тому пример. Когда грунтовая почва находится на земле, мы не называем ее грязью. Ведь иначе пришлось бы всю нашу планету считать непоправимо грязной. Но стоит почве попасть в нам на одежду, как мы тотчас объявляем ее грязной. Объяснение здесь очевидное: земля хороша там, где ей самое место, и совершенно не годится там, где ей не место. По аналогии так можно судить и об остальном: грязь не является какой-либо объективной субстанцией, но скорее субъективной оценкой уместности или, точнее, неуместности чего угодно в выбранном контексте. Если нечто является лишним, ненужным или мешающим, а в особенности нарушающим цельность и однородность предмета — значит, это и есть грязь относительно него.

Отсюда можно заключить, что приписать Абсолюту чистоту — это, попросту говоря, еще один способ выразить его единство и свободу. Мы уже сказали, что относительно него не существует иного, что было бы чуждо ему. И также сказали, что его абсолютная свобода выражается в том, что он является самим собой, и ничто не в силах помешать ему; а если говорить о его воле, то она реализована в нем полностью и максимально. Таким образом, нет в нем чего-либо, что нарушало бы его однородность, что не соответствовало бы его воле, что было бы привнесено в него извне как нечто лишнее или постороннее. Следовательно, он начисто избавлен от любой грязи. Опять-таки, как и в случаях с остальными атрибутами, добавлю, что потому в религиозных и мистических текстах Бога нередко воспевают как Чистого и очищающего других.

Ученик. Я не устаю удивляться, как вещи, которые в нашем привычном языке кажутся такими разными, оказываются в Абсолюте фактически одним и тем же!

Мудрец. Действительно, мы бы никогда в обыденном употреблении слов не сочли «чистоту», «единство» и «свободу» синонимами. Но для Абсолюта, если вдуматься, сказать, что он чист, или что он един, или что свободен — это практически одно и то же.

Однако я вернусь к твоему вопросу о посещении человеком туалета и о соответствующем инстинкте, подталкивающем его к этому. Очевидно, что здесь происходит уподобление Богу по чистоте. Ведь экскременты, которые наш организм стремится из себя исторгнуть, являются грязью. Не следует забывать, что выделение экскрементов есть обратная сторона питания — не будь у человека потребности поглощать пищу, в его организме не возникали бы отходы, которые он исторгает наружу в виде мочи и кала. А о том, почему необходимо питание, мы уже сказали достаточно. И так уж устроены законы относительного мира, в котором мы обитаем, что нет в нем такой пищи, которая бы усваивалась нашими организмами целиком. В любом продукте — будь он растительного происхождения или животного — всегда есть вещества, которые организму не нужны, а значит, они-то и становятся для него грязью. Ведь, как я сказал, грязь — это все лишнее и неуместное. Избавление от нее есть процесс очищения. Проходя его, человек приближается к Богу, который абсолютно чист.

И обрати внимание: я ни в коем случае не говорю, что сами экскременты в чем-либо божественны! Напротив, будучи грязью для человеческого организма, они являются фактором нарушения подобия с Богом. Поэтому организм и стремится от них избавится. Но, избавляясь от них, он выносит их наружу, тем самым вызывая не слишком приятные ощущения у окружающих. Вот почему туалет и все, что в нем происходит, мягко выражаясь, не особенно ассоциируется у людей с чем-либо божественным.

А между тем уподобление по чистоте заложено в живых организмах повсюду. Ведь и человек очищает себя не только в том, о чем ты спросил. Ему также свойственно принимать ванну, чистить зубы, расчесывать волосы, удаляя из них перхоть. Мы постоянно очищаемся через поры кожи, через дыхание и выделение пота. Многое из этого не кажется людям чем-то божественным, поскольку грязь, удаляясь изнутри, попадает наружу и вызывает у окружающих такое же отторжение. Но нет никакой сложности в том, чтобы признать, что само очищение есть безусловное уподобление Богу.

Ученик. Да, теперь я лучше вижу, как следует понимать эти физиологические процессы. Значит, если даже функции отдельных органов и желез построены на принципе уподобления, это можно распространить на всю анатомию и физиологию живых существ?

Мудрец. Поистине так. Однако это потребовало бы от нас открыть целый раздел, который мы назвали бы духовной или философской анатомией. Углубившись в нее, мы убедимся, что идея уподобления Абсолюту пронизывает всю природу и уж точно живые организмы, а в человеке представлена наиболее ярко и отчетливо. Но сейчас погрузиться в такое философское исследование означало бы для нас отклониться от тех вопросов, с которыми ты ко мне обратился.

Ученик. Поэтому, прошу, давай пока не будем отклоняться от них. Ведь мне все никак не дает покоя одна принципиальная проблема. Если, как мы уже убедились, любое действие служит уподоблению Богу в том или ином аспекте, получается, что бы человек ни делал, он постоянно только тем и занят, что все больше и больше уподобляется! Но если так, все человечество, а может быть, и все мироздание постоянно пребывало бы в непрерывном подобии своему Создателю. Это напоминает какой-то идеальный, совершенный мир, о котором можно лишь мечтать. Откуда в этом мире берется зло? Есть ли оно вообще?

Ведь мы в своей практической повседневной жизни совершенно не ощущаем этой близости с Богом, а между тем с твоих слов выходит, что мы только ее и должны ощущать, да при том во всем, чего ни коснись, начиная от обучения, политики или бизнеса и заканчивая отправлением нужды в туалете. Если любое действие — сознательное или бессознательное, принадлежащее человеку в целом или отдельным его органам, волевое или инстинктивное — неизбежно направлено на уподобление Богу, и это безусловная данность, получается, что такого понятия как «путь к Богу» не существует? Ведь невозможно же давать человеку наставления или инструкции о том, как достичь Бога, если он и так на каждом шагу ему уподобляется!

Мудрец. Мы дошли в нашем диалоге до ключевой точки. Она же послужит вратами к дальнейшему пониманию того, что есть добро и зло, ответственность и справедливость, судьба, предопределенность и свобода выбора, а затем поможет определить то, как человеку следует жить — к чему для него лучше было бы стремиться, а чего избегать. Но имей в виду, что тема эта большая и потребует от тебя всего твоего внимания. Готов ли ты приступить к ней?

Ученик. Пожалуй, с учетом всего, что мне открылось в ходе сегодняшней беседы, я не смогу сейчас осилить такую ношу. Прошу, дай мне день обдумать услышанное, и я вернусь к тебе завтра, свежий и полный сил, чтобы отправиться в дальнейший путь к познанию истины. Для меня, как я успел убедиться, чрезвычайно ценно твое наставничество, и я благодарен за время, которое ты мне уделил. Однако, как уже неоднократно говорилось, человек обитает в относительном и потому ограничен, в отличие от Абсолюта, которому он уподобляется лишь в некоторой и, похоже, весьма ничтожной мере. Чего уж тогда удивляться, что силы моего разума на исходе, и мне понадобится время, чтобы их восстановить…

Мудрец. Тогда прошу тебя приложить последнее умственное усилие на сегодня прежде, чем ты отправишься на отдых. Ты помнишь, как задал мне вопрос: есть ли у меня доказательства того, что Абсолют — такой, каким мы его описываем, — действительно существует?

Ученик. Помню.

Мудрец. И я сказал тебе, что отвечу на это позже. А сам упомянул лишь, что слово «существовать» в отношении него может иметь иной и даже обратный смысл, чем то, как мы пользуемся им в относительном мире. Теперь же я скажу тебе следующее: самым серьезным, весомым и убедительным доказательством существования Абсолюта является тот факт, что все устремления живых существ всегда и везде, постоянно и непреложно, направлены на уподобление ему. Если бы он не существовал, такие устремления не могли бы присутствовать в природе. Природа со всеми ее существами, включая и человека, буквально кричит в каждой своей частице о существовании Абсолюта, по сопричастности которому она бесконечно тоскует. Сам факт того, что, будучи далеки от подобия свойствам Абсолюта, мы страдаем, а приближаясь к ним — наслаждаемся, есть величайшее доказательство. И не важно, насколько высокую степень объективности припишут другие тому, что сказано у нас об Абсолюте как абстрактной категории; но важно то, что между наслаждениями и страданиями проходит вся человеческая жизнь, игнорировать их невозможно, степень их значимости нельзя преуменьшить — иначе они ворвутся и сами напомнят о себе, потребовав к себе должного внимания. И если Абсолют есть то, что помогает нам их понять и уяснить, значит так тому и быть. Будем же относиться к нему с величайшим вниманием и трепетом, так как от этого зависит и наше познание самих себя.

Ученик. Поистине поучительный урок ты преподал мне сегодня! А теперь, дорогой учитель, разреши мне проститься с тобой, и я отправлюсь вынашивать посеянные тобою в моем уме зерна, в надежде, что новые открытия, которые будут явлены мне завтра, окажутся не меньше сегодняшних.

Мудрец. Тогда иди и возвращайся завтра с новыми силами. Нам предстоит обсудить еще многое, чтобы достичь ясности.

День второй

Ученик. Приветствую тебя, дорогой учитель! Миновал день с тех пор, как мы общались, и я тщательно обдумал все, что ты говорил мне вчера.

Мудрец. И каково твое мнение об услышанном после спокойного и здравого размышления?

Ученик. Должен признать, что твой подход существенно изменил представления, бытовавшие у меня прежде нашего разговора. Я выделил три основные темы, о которых мы беседовали, и все, что было сказано в ходе обсуждения, послужило удивительным открытием. Предмет, который ранее казался мне смутным и недоступным, благодаря твоим наставлениям неожиданно предстал в ясном свете.

Мудрец. Каковы же эти три темы? Давай озвучим их, и пусть это послужит кратким повторением пройденного.

Ученик. С удовольствием! Первая тема — Абсолют и его атрибуты. Сам я и раньше размышлял иногда о Боге, но, по правде сказать, никогда еще мне не удавалось соединить все представления о его качествах или характеристиках в единое целое. Благодаря твоим объяснениям раскрылось, что все эти качества не только гармонично сосуществуют в нем, но и взаимно обуславливают друг друга. Безграничность, единство, благость, вечность, вездесущность — все это немыслимо одно без другого. Честно говоря, чем больше я размышлял об этом, тем яснее мне представлялось, что все перечисленное по сути является одним качеством, которое нам в силу дискретности нашего ума и условности языка удобнее представлять как совокупность качеств.

Мудрец. Я бы не поспорил с таким утверждением. Какова же вторая тема?

Ученик. Вторая — это относительное и то, как оно представляет из себя образ Абсолюта, а также как происходит из него, как следствие из причины. То, что большинство привычных нам в окружающем мире категорий — таких как время, пространство, порядок и так далее — являются отражением определенных атрибутов Абсолюта, также явилось для меня откровением. Впрочем, углубленный анализ сказанного подтвердил и его. Здесь же раскрылось и то, как проявления Абсолюта в относительном вытекают друг из друга и составляют такое же неразрывное целое, как и его атрибуты самого по себе.

Мудрец. Вижу, ты не зря вчера слушал меня. А что с третьей темой?

Ученик. Последняя важная тема из вчерашней беседы — уподобление Абсолюту, которое, как выяснилось, пронизывает всю природу, но особенно ярко выражается в человеке. Мы действительно разобрали все или большинство характерных для человека устремлений и видов деятельности — как сознательных, так и инстинктивных — и пришли к выводу, что за каждым из них кроется попытка в той или иной мере уподобиться одному из качеств Абсолюта. Должен отметить, это последнее открытие перевернуло мои взгляды на природу наших желаний. Но именно оно привело и к проблеме, которую сам я разрешить не могу; ты же сказал, что она послужит вратами к дальнейшему познанию.

Мудрец. Непременно послужит. Сегодня ты готов отправиться к следующим изысканиям?

Ученик. Готов. Я лишь хотел сделать прежде небольшое уточнение. Мы постоянно используем термин «Абсолют», а иногда называем его «Богом». Скажи, прошу тебя, есть ли какая-то существенная разница между двумя понятиями, или мы употребляем их как синонимы?

Мудрец. Абсолют является более чистым с философской точки зрения термином, поскольку он лишен множества неточных, неуклюжих, а иногда и вовсе неверных коннотаций, которые люди склонны приписывать слову «Бог». Поскольку религия, как я говорил, обращена к народам, и идеи о Боге в ней еще с давних пор были адаптированы к восприятию масс, которые в то время были безграмотными, да и в наши дни не всегда занимают вершину интеллектуального развития, — в религии образовались многочисленные описания Бога, способные ввести в заблуждение искателя истины. Часть из них можно принимать без дополнительных пояснений; другую часть следует интерпретировать аллегорически или символически, хотя многие продолжают понимать ее буквально; а есть и часть, которая неверна совсем.

Добавь к этому то, что на Земле существуют разные религии. Они нередко боролись и еще продолжают бороться друг с другом за влияние над умами, а свои священные тексты превращают в инструмент этой борьбы. В древности большинство религий были политеистическими, такие сохранились и в наше время — в них поклоняются не одному, но множеству богов. Мы же с тобой выяснили, что Абсолют может существовать лишь один, что логически вытекает из его природы. А посему многочисленные боги древних религий могут быть только относительными, но никак не абсолютными. Следовательно, используя слово «Бог», человек может запутаться и не понять, имеется ли в виду Абсолют, либо же речь идет об относительных существах.

Вот почему я использовал термин «Абсолют» в нашей беседе — чтобы исключить возможность путаницы и недоразумений. Оно помогает изолировать нашу дискуссию от машинального и неосознанного привнесения в нее религиозных доктрин. С другой стороны, желая сохранить связь с этими древними традициями, мы не отказываемся от слова «Бог», но лишь уточняем, в каком смысле оно используется. Если между нами присутствует соглашение, что слово «Бог» (по крайней мере, пока мы записываем его с заглавной буквы) означает именно единый Абсолют, то мы вправе употреблять оба термина как взаимозаменяемые. Вдобавок, слово «Бог» создает у большинства гораздо более живые и эмоционально насыщенные ассоциации. Когда мы продолжаем беседу, переходя к теме уподобления, гораздо удобнее будет произносить «богоподобие», а не «абсолютоподобие». Это же дает нам в дальнейшем и право упоминать о различных степенях такого подобия, называя те или иные вещи в определенной мере «божественными» (ведь назвать их «абсолютными» никак нельзя).

И раз уж ты заговорил об использовании слов, уточним также, что и термины «атрибуты» и «качества» также являются синонимами в нашей речи, покуда прилагаются к Богу-Абсолюту.

Конфликты в уподоблении Богу

Ученик. Итак, этот терминологический нюанс мы благополучно преодолели. Давай же вернемся к теме, на которой завершилось наше вчерашнее общение. Напомню, что камнем преткновения стал вопрос о том, почему мир, в котором мы живем, вовсе не воспринимается нами как совершенный и божественный, хотя выяснилось, что все его обитатели только и тем занимаются, что в каждом своем действии постоянно и непрерывно уподобляются Богу. Ты говорил также, что здесь лежит ключ к пониманию добра и зла, справедливости, судьбы и многого другого.

Мудрец. Чтобы понять эту тему, мы должны начать со следующего утверждения. В Боге, как выяснилось, все атрибуты составляют единое целое, и наличие одного не мешает существованию остальных. Но проблема относительного заключается в том, что в нем попытки уподобиться разным атрибутам Абсолюта зачастую противоречат друг другу, и в то время, как происходит уподобление по одному из них, это нарушает уподобление по другому.

Ученик. Ты можешь привести примеры?

Мудрец. Давай рассмотрим простейший пример из физической области. Возьмем пару противоположностей — покой и движение. Очевидно, что Бог пребывает в незыблемом покое. Ведь он вездесущ, и нет никакого места за его пределами, куда он мог бы переместиться. С этим же связаны его постоянство и неизменность. Стремясь уподобиться ему, человек также тяготеет к покою. Вот почему мы любим покой — отсюда и потребность человека во сне, и желание комфорта, который позволяет расслабиться. Однако для того, чтобы хоть сколько-нибудь приближаться к вездесущности Бога, человеку необходимо движение. Это мы уже выясняли вчера: двигаясь и разрабатывая все более эффективные и быстрые способы перемещения, человек покоряет пространство. У Бога нет дилеммы в том, стоит ли ему двигаться или пребывать в покое — ведь он и так находится везде. У нас же эта дилемма присутствует: если хотим приближаться к вездесущности, нам приходится вырывать себя из состояния покоя. Таким образом, уподобление в одном ведет к нарушению подобия в другом.

Ученик. Да уж, суровая дилемма…

Мудрец. Постепенно люди учатся объединять то, что казалось несовместимым. Например, создавая скоростные виды транспорта и автоматизируя управление ими, они отводят себе роль пассивных пассажиров в них, объединяя покой и движение в одном процессе. Однако заметь, что все такие решения достаются человеку с трудом и не сразу: иногда они требуют долгих поисков, борьбы и исправления ошибок. Отсюда видно, что, пока мы остаемся ограниченными, попытки достичь богоподобия в нескольких качествах сразу могут вступать в противоречие между собой, однако эта проблема в принципе преодолима.

Ученик. Есть ли другие примеры?

Мудрец. Перейдем от физики к этической области. Уподобление Богу в могуществе толкает человека вооружаться и создавать армии. Но, создав их, он непременно будет искать им применение, иначе их содержание становится неоправданным. В стремлении использовать такую силу человек станет устраивать войны, разрушать города и убивать людей. Так он отдалится от подобия Богу в любви, став жестоким и беспощадным. Тот же, кто избирает любовь, пойдет путем уступок и прощения окружающих, что в свою очередь приведет его к слабости и тщедушию. Приближаясь к божественной любви, он удаляется от божественного могущества. И здесь, как и в предыдущем примере, я не говорю, что это противоречие неразрешимо — напротив, можно достичь того, чтобы стать добрым и сильным, но это требует немалого труда. В масштабах же целых народов лишь долгий опыт и горькие ошибки приводят к осознанию того, что сила нужна для поддержания мира, а не развязывания войн.

Ученик. Но почему атрибуты, единые между собой в Абсолюте, становятся причиной разобщения в относительном? На первый взгляд, так происходить не должно. Ведь приближаясь к Богу, мы приближаемся и к его единству. А единство его в том и состоит, что все качества, силы и явления — даже те, что в относительном воспринимаются как противоположности — спокойно уживаются в нем вместе. Так почему же человек, делая шаг в направлении этого единства, не увеличивает свою способность объединять различное?

Мудрец. На то есть особая причина, которую нам надлежит внимательно изучить. Коротко говоря, виной всему — сама ограниченность относительного. Мы уже знаем, что относительное есть мера абсолютного, а любые меры всегда связаны с количеством. Атрибуты Абсолюта мы не даром называем «качествами» — ведь количество там неизмеримо, а потому его словно и нет. Возникает же оно именно в относительном, где каждое качество получает свою меру. И так разным качествам приходится уживаться друг рядом с другом, но не так, как они пребывали в Абсолюте, а разделяя между собой меры ограниченного. Так формируются и приоритеты среди качеств: более важным становится то, которое получает большую меру (или, что то же самое, большее количество). Выходит, между качествами возникает соперничество, где одно выигрывает лишь за счет другого — иначе говоря, в ущерб другому.

Ученик. Погоди-ка минутку! Я боюсь потерять нить изложения и потому вынужден вновь просить тебя проиллюстрировать высказанную мысль каким-то наглядным образом.

Мудрец. Сделать это нетрудно. Представь себе, что строишь дом, и что твои пожелания в отношении него сводятся к нескольким качествам. Во-первых, тебе нужна защита — дом должен оберегать того, кто в нем проживает. Во-вторых, ты хочешь, чтобы в доме было светло. В-третьих, в нем должен присутствовать свежий воздух. Думаю, мой пример никому не покажется фантастическим — на самом деле подобные требования обычно предъявляют к любому дому.

Итак, для защиты тебе нужны стены, а для освещения и вентиляции — окна. Сделав часть стены окном, ты умножишь приток света, а чтобы через него проходил и воздух, придется его открывать. Но очевидно, что чем больше в нем окон, тем меньше защиты предоставляет такой дом своим обитателям. Хочешь, чтобы дневной свет заливал твою комнату со всех сторон — сделай все стены окнами, и никакой защиты почти не останется. Думаю, не надо специально оговариваться, что мы рассуждаем сейчас о ситуации, где строителю недоступны решения в виде непробиваемых стекол, электрических ламп и тому подобного — ведь, как я уже сказал, любое противоречие в принципе разрешимо. Мы же, чтобы проиллюстрировать сам конфликт, говорим о ситуации, где такие решения еще не найдены.

Итак, здесь стремление к безопасности вступает в некоторый конфликт со стремлением к освещению и вентиляции. Важно обратить внимание на то, какую роль играет в этом количество. Допустим, участок, предназначенный для строительства дома, позволяет построить стену не более, чем на 5 метров в длину. Вот эти-то 5 метров и придется делить между стеной и окном. Чем больше будет одного, тем меньше другого. Следовательно, если наш строитель сделает дом без окон, он поставит безопасность бесконечно выше освещения. А если сделает дом из одних окон, без прочных стен — поставит освещение и свежий воздух бесконечно выше защиты (видимо, в этом случае у него получится нечто вроде открытой беседки, которая и впрямь никого не защищает). Стоит ему поделить стену, скажем, в пропорции 4 к 1, отдав четыре пятых под стены и одну пятую под окна, и он достигнет некоторого компромисса, получив и одно, и другое. Но в любом случае неоспоримо то, что из конфликтующих интересов один выигрывает лишь в ущерб другому.

Теперь ты видишь, что количество, присваиваемое определенному качеству, устанавливает его приоритет и важность. Такие же процессы происходят в человеческом обществе, когда речь заходит о распределении ресурсов. Те, кто пользуется правом получать больше ресурсов, тем самым утверждают свою значимость над остальными, и так возникают конкуренция и соперничество, а вместе с ними — зависть и ненависть. Все это, естественно, происходит именно из-за ограниченности самих ресурсов. Возьми какой-либо ресурс, которого более чем достаточно для всех, и вопрос конкуренции отпадет сам собой. Таковым ресурсом на нашей планете можно, например, считать воздух, хотя и это может со временем измениться. Соответственно, Абсолют, в котором нет ограничений ни в чем, не испытывает у себя соперничества, и все его качества и атрибуты уживаются в полном согласии и единстве. Вытекающее из этого отсутствие зависти и ненависти — еще один способ выразить то, что ранее мы уже назвали благостью. В относительном же различные качества теснят друг друга, пытаясь отвоевать одно у другого ограниченные меры и количества, и благость уступает место озлобленности.

Ученик. Получается, что все виды действий, какие стремится совершать человек и другие существа, являются актами уподобления Богу, однако эти акты могут мешать друг другу и, выигрывая в одном, человек будет одновременно проигрывать в другом?

Мудрец. Действительно. Это и объясняет то, что вызвало у тебя такое недоумение во вчерашней беседе. Ты удивлялся, как может следование инстинктам и бесконтрольное удовлетворение желаний служить способом уподобления Богу, если оно же становится причиной моральной деградации и приближает человека к животному уровню. Теперь становится ясно, что здесь присутствует та же проблема: уподобляясь в одном, человек теряет подобие в другом.

К примеру, питание, как мы узнали, есть восполнение недостатка, что делает нас более самодостаточными. Но человек, который много ест, может ожиреть и утратить ловкость, а ведь она тоже создавала в нем аспект богоподобия. Или же из-за постоянного преследования телесных удовольствий может притупиться его интеллект, и нарушится подобие по мудрости. А самое поразительное то, что даже одно и то же качество через обретение подобия может его же и терять!

Ученик. Вот уж действительно поразительно. И как такое происходит?

Мудрец. Вкушая пищу, мы ощущаем себя более самодостаточными, но это — в краткосрочной перспективе. Если же постоянно уподобляться Богу таким образом, можно настолько пристраститься к любимым лакомствам, что в дальнейшем их отсутствие будет вызывать нестерпимые страдания. Вот и получается, что в одном и том же качестве самодостаточности человек выигрывает к краткосрочной перспективе и проигрывает в долгосрочной.

Главный конфликт ценностей

Ученик. Но если на каждом шагу нас поджидают такие конфликты и противоречия, как же от них спастись?

Мудрец. Сперва давай договоримся, что аналоги божественных атрибутов в том виде, в каком они становятся понятны и доступны для освоения человеком, мы будем называть ценностями. Ценности — это все, что нам важно и дорого, к чему мы стремимся и чем хотим овладеть. К примеру, разум может быть человеческой ценностью, восходящей к своей первопричине — божественному всезнанию; сила — ценностью, восходящей к божественному всемогуществу и так далее. Чем больше мы будем от самого Абсолюта переходить к рассмотрению человека и его жизни, тем актуальнее для нас станет разговор о ценностях, поскольку в основе их лежит все тот же принцип богоподобия, которого мы все так хотим.

Ученик. Пусть будет так.

Мудрец. Тогда я скажу тебе, что всем конфликтам ценностей, какие мы можем встретить в нашей жизни, предшествует главный конфликт. Это противоречие между уподоблением Богу по свободе и уподоблением по всему остальному.

Ученик. Чем же свобода оказалась так нехороша, что поссорилась с остальными ценностями?

Мудрец. Рассуди сам. Ведь мы вчера, говоря о свободе, дали ей краткое определение. Помнишь его?

Ученик. Если память меня не подводит, свободу ты определил как «необусловленность иным».

Мудрец. Совершенно верно. Бог никем и ничем не обусловлен, и нет над ним причины, которая определяла бы, каким ему быть; следовательно, он абсолютно свободен. Но относительное имеет причину, а значит, оно неизбежно обусловлено. Давай теперь говорить о человеке как о существе, которое может сознательно действовать, уподобляясь Богу в том или ином аспекте. Если Бог является средоточием всех качеств, которому человек призван уподобиться, значит Бог и обуславливает поведение человека. Сам образ Бога в виде совокупности качеств словно висит у человека перед глазами как эталон, на который нужно равняться. Он постоянно напоминает ему, каким быть, к чему стремиться и чего избегать. Выходит, чем больше человек обращает внимание на такой образец или эталон и чем больше следует за ним, тем более и более обусловленным становится. Увеличивая свою обусловленность, он теряет свободу, а с этим приходит и горький вкус отдаления от Бога. Что же захочет сделать наш человек, чтобы из этой ситуации вернуться к уподоблению Богу по свободе?

Ученик. Видимо, он захочет отвернуться и перестать смотреть на эталон, обратив свой взор в другую сторону.

Мудрец. Именно так он и поступит. «Бог ничем не обусловлен, и я не хочу быть ничем обусловленным — в том числе и самим божественным эталоном», — скажет себе человек. И, отвернувшись от Бога, он устремляет свой взор в пустоту, которая позволяет творить и созидать все, что угодно. Отмечу, что сам человек, конечно, может запутаться и даже забыть потом, кто от кого отвернулся. Ему будет казаться, что это Бог скрылся от него, покинул его, забыл о нем. Но так как Бог вездесущ, он не уходит из какого-либо места и никого не покидает — он присутствует всегда, везде и во всем. Человек же, уподобляясь Богу по творчеству, сперва творит пустоту, как пространство для дальнейшей деятельности, а затем наполняет ее продуктами своих желаний, идей и чувств. В этой пустоте он не видит Бога, поскольку сам пожелал разорвать узы собственной обусловленности и потому словно ослепил себя, чтобы не видеть божественный эталон. Ведь уничтожить эталон он не в силах — Бог бессмертен и неуязвим. Значит, оставалось лишь ослепить себя, чтобы научиться жить во тьме.

Ученик. Какой драматичный поворот приняло наше рассуждение о человеке!

Мудрец. Эту же драму стараются передать и религиозные мифы, повествуя о ней как о грехопадении. Когда-то в древности, — говорят эти мифы, — человек жил в раю, где мог созерцать Бога и наслаждаться его благами. Но затем он нарушил волю своего Создателя и был изгнан из рая. Бог проклял его, и человек стал смертным, познав все тяготы материальной жизни.

Если вдуматься в подобные повествования, они всегда вызывают один и тот же вопрос: зачем человек, у которого было все лучшее, чего он только мог пожелать, решил пойти наперекор Божьей воле? Однако мы с тобой уже поняли, что это было актом провозглашения своей независимости и необусловленности, так как жизнь в раю перед лицом Творца дает человеку уподобляться ему по всем атрибутам, кроме одного — свободы. Ее-то человек и получил, потеряв остальное.

Ученик. И как же протекает жизнь человеческая во тьме и в изгнании от лица Божьего?

Мудрец. Посмотри на двойственное положение, в котором он оказался! С одной стороны, божественный эталон никуда не исчез, так как уничтожить его, как мы сказали, невозможно. С другой стороны, человек лишил себя возможности его видеть и потому живет так, словно его нет. Вот и получается, что истинная природа желаний и побуждений не изменилась — она по-прежнему сводится к постоянному стремлению уподобиться Абсолюту. Но человек отвернулся от видения Абсолюта и получил возможность рисовать перед своими глазами любой мир, объясняя себе собственные желания и поступки так, как ему захочется. Эта двойственность заставляет нас говорить о новом состоянии человека как о сокрытии. Еще раз повторю: не столь важно, кто от кого скрылся, поскольку отношения с Богом всегда взаимны. Мы, в ходе нашего рассуждения, понимаем, что это человек отворачивается от Бога в поисках индивидуальной свободы. Ему же может казаться, что Бог отвернулся от него. Так или иначе, сокрытие наступило, завеса опущена, теперь человек, образно выражаясь, получает право гражданства в проявленном, феноменальном мире — если говорить более привычным языком, в мире материи, которая начинает представляться ему объективной, тогда как Бог с его атрибутами — субъективным.

Ученик. Правильно ли я понимаю, что зло порождается в мире именно этим сокрытием?

Мудрец. Да, сокрытие приводит к возникновению зла. Но сначала нужно определить в общем, что такое зло, а для этого понадобится определить и добро.

Ученик. Я давно хотел об этом попросить. Давай же определим.

Мудрец. После всего, что мы говорили об Абсолюте и об уподоблении ему, это будет легко сделать. В нашем языке добро всегда противопоставляется злу, и вместе они образуют пару обратных друг другу понятий. Поэтому, строго говоря, не следует приписывать Абсолюту добро, так как это предполагало бы и гипотетическое наличие зла. Вернее будет говорить о его благости, как мы и делали. В относительном же мире добром следует считать приближение к Абсолюту, а злом — отдаление от него. Эти понятия можно распространить и на любые действия, которые вызывают приближение и удаление. Таким образом, злой поступок — тот, в результате которого степень богоподобия человека уменьшается. До грехопадения вся совокупность божественных качеств и была образцом добра, и следование ей считалось добром. Но доля добра была заключена и в том, чтобы отвернуться от этого образца, поскольку так человек уподоблялся Богу по свободе. Не сумев оценить по достоинству то, что у него было, человек легко выбрал то, чего ему не хватало. Ведь мы никогда не знаем истинную цену вещи, пока хотя бы раз не потеряем ее. После грехопадения добро и зло сильно перемешались, и теперь их распознание и обособление друг от друга становятся частью задачи, стоящей перед людьми.

Ученик. Когда ты говоришь «до грехопадения» и «после грехопадения», ты имеешь в виду, что это отворачивание человека от Бога произошло в конкретный исторический момент?

Мудрец. Вовсе нет. Мы говорим о двух состояниях, которые вытекают одно из другого в порядке причинности. О причине мы говорим как о том, что «было раньше», а о следствии — как о том, что «стало позже». Но таковы ограничения, накладываемые на нас языком. Ты правильно поступил, что попросил уточнения. В действительности причина и следствие могут существовать одновременно, как это справедливо в целом для Абсолюта и относительного. Точно так же сокрытие и разворот от Бога к тьме вытекают как следствие из состояния нехватки свободы, которое, в свою очередь, вытекает как следствие из самой природы того, как божественные атрибуты проявляются в относительном. При этом совершенно необязательно, чтобы прежде, чем это состояние наступит, проходило какое-то время.

Ученик. Я постараюсь запомнить это. Продолжим обсуждать вопросы добра и зла.

Мудрец. Получается, что благость Абсолюта, выражаемая в относительном его бесконечной любовью, требует, чтобы он всегда давал то, чего от него просят. Попросив себе свободу, человек получил ее, а вместе с ней обрел и возможность творить зло. Ведь если бы в мире существовало только добро, никто из живущих в нем существ не имел бы свободы. Им приходилось бы покорно следовать за добром, словно ведомым на поводке, и само совершение добра в этом случае не имело бы никакой ценности.

Ученик. А чем определяется ценность добра?

Мудрец. Когда мы, находясь в условиях сокрытия, совершаем выбор, мы проявляем через это свою волю и утверждаем в себе качество, соответствующее тому, что совершили. Ведь именно выбор в условиях имеющейся альтернативы является осознанным актом, определяющим волю того, кто выбирает. Если же никаких иных вариантов не было, выбор перестает быть выбором.

Ученик. Помнится, мы уже говорили о том, как свобода связана с возможностью выбирать.

Мудрец. Говорили. И пришли к выводу, что Абсолюту для того, чтобы быть свободным, выбор не нужен, а человек выражает свою свободу именно через выбор. И действительно, поскольку в относительном мире невозможно выбрать сразу все, но одно качество теснит другое и утверждается лишь за счет другого, как я объяснил тебе сегодня, это и создает ситуацию выбора. Ценность ее в том, что через выбор человек утверждает свою волю, а вместе с ней — строит одни качества в себе и уменьшает другие. Так он проявляет себя по аналогии с Творцом, поскольку и сам творит свою личность, словно художник, добавляя с каждым совершенным выбором все новые и новые штрихи к своему портрету. Точно так же и выбор добра имеет в себе этот творческий потенциал, лишь когда в качестве альтернативы ему выступает зло. Поэтому зло должно было неизбежно возникнуть, по крайней мере, как возможность в том состоянии, где человек отвернулся от Бога и создал сокрытие.

Ученик. Как ты сказал, Абсолют по благости своей всегда дает то, чего просят, а значит наличие зла также есть проявление его благости, ибо это то, о чем человек просил.

Мудрец. Правильно: человек просил о свободе, а она не имеет смысла без возможности творить зло, и Бог дал ему то, чего он хотел. Так мы еще раз приходим к выводу о том, что благость Абсолюта сама по себе стоит выше деления на добро и зло, а они определяются лишь в относительном мире.

Ученик. Но ты говоришь, что для наличия свободы достаточно иметь зло лишь как возможность.

Мудрец. Не будь наивным, думая, будто этой возможностью, если она уже имеется, никто не воспользуется. Человек не знает, какие гипотетические возможности по-настоящему возможны, а какие нет, пока не попробует их осуществить. Так было предопределено, что зло появится в мире и будет существовать не только потенциально, но и вполне реально.

Ученик. Я никогда прежде не думал о какой-либо фундаментальной необходимости зла. И хотя такое логическое рассуждение дает ясность применительно к нашему реальному положению в мире, в нем все же чувствуется и некая обреченность.

Мудрец. Только заметь, что обреченность эта касается именно мира. Мир действительно обречен на существование в нем зла, но человек волен избирать добро и спасаться от зла.

Ученик. А как можно спастись от зла, пускай даже и выбирая добро, если зло все равно повсюду присутствует в окружающем мире?

Мудрец. Чтобы ответить на этот вопрос, понадобится сделать следующий шаг в нашем исследовании и обратиться к тому, что мудрые люди называют божественной справедливостью. Но чтобы не томить тебя долгим ожиданием, дам тебе, как я уже не раз делал, краткий предварительный ответ, а в дальнейшем к нему придет дополнение и уточнение.

Ученик. Дай хотя бы краткий.

Мудрец. Если кратко, то здесь вновь действует закон подобия. Мы ведь уже видели в разговоре об Абсолюте, что чему уподобляешься, к тому и приближаешься. И напротив: с чем разрываешь подобие — от того удаляешься. В мире же смешаны и добро, и зло. Сознательно выбирая добро и совершая его, человек все больше уподобляется всем, кто полон добра, отдаляясь от злых. Так он и ограждает себя от постоянных встреч со злом. А выбирающий зло уподобляется злым, приближается к ним и часто сталкивается с другим злом, которому и сам подобен. Так зло само себя и наказывает.

Ученик. Звучит логично, но несколько утопично.

Мудрец. Почему же? По мне, так то, что я только что описал, мы видим в повседневной действительности. Люди тянутся к подобным им и часто даже неожиданные и незапланированные встречи случаются так, что каждый попадает в ту среду, которой соответствует по свойствам. В итоге интеллектуалы вращаются в среде интеллектуалов, дельцы и торговцы — среди подобных им, чернорабочие находят себе товарищей в своем же классе. Так же и воры общаются с ворами, а убийцы — с убийцами. Сами они, словно пауки в банке, друг друга, в основном, и убивают. Разве я не прав?

Ученик. Но ведь убивают же и добропорядочных людей!

Мудрец. Что ж, хотел я дать тебе краткий ответ, но вижу, что без долгого и развернутого рассмотрения божественной справедливости никак нам не обойтись.

Ученик. Похоже на то.

Различные степени сокрытия

Мудрец. Тогда следует, прежде всего, сказать о степенях сокрытия. Что такое сокрытие в целом и откуда оно берется, ты уже знаешь. Теперь обрати внимание на то, что мера сокрытия бывает разной. Давай для наглядности представим себе сначала крайности, а благодаря им лучше поймем и промежуточные состояния.

Одной крайностью была бы наименьшая мера сокрытия, при которой божественный эталон виден и различим практически полностью таким, каков он есть. В этом случае человек бы знал с максимальной ясностью, как и каким божественным атрибутам ему следует уподобляться, причем желание делать это возникало бы в нем легко и непринужденно, без необходимости в доказательствах. Ведь он сразу видел бы, как, уподобляясь Богу, он приближается к источнику блага, а значит каждый шаг в этом направлении отзывался бы в нем чувством наслаждения и счастья. Едва ли в таком состоянии хоть одно живое существо сумело бы сдержать в себе порыв к этому наслаждению. И человек, будь он помещен в подобную ситуацию, следовал бы за добром, как кролик за морковкой.

Другой крайностью становится наибольшая мера сокрытия, при которой божественный эталон полностью устранен из поля зрения и неразличим вовсе. В этом случае — пусть даже в глубине своего существа человек по-прежнему продолжал бы жаждать богоподобия — никаких ориентиров, как достичь такого состояния или хотя бы к нему приблизиться, у него не осталось бы. И человек, совершая зло, не имел бы шанса осознать, что это плохо для него. Отходя сколь угодно далеко от Бога, он не понимал бы, насколько вредит этим самому себе и обрекает себя на страдания. В мире, находящемся под столь плотной завесой сокрытия, Бога не оставалось бы ни как философской идеи, ни как символа веры. Не смогло бы возникнуть и отражение божественных атрибутов в виде поддерживаемых обществом ценностей.

Как мы уже узнали, сокрытие напрямую связано со свободой от обусловленности Абсолютом. Поэтому в первом случае — при наименьшей мере сокрытия — степень свободы человека, обитающего в относительном, оказалась бы минимальной, фактически ее не осталось бы вовсе. Во втором же случае будет присутствовать полная свобода, поскольку никакой идеал или образец не сможет диктовать человеку, как поступать и каким путем следовать.

Ученик. Встречается ли где-то в действительности столь полная свобода?

Мудрец. Как я уже сказал, это описание крайней степени сокрытия, и мы не встретим ее, по крайней мере, нигде в человеческом обществе. Ведь в этом случае у общества не осталось бы скрепляющих ценностей, воцарилась бы тотальная анархия, поскольку каждый стремился бы прокладывать себе путь, не считаясь с другими. Не трудно представить, что далее это привело бы к вражде всех против всех без шанса на раскаяние, и люди уничтожили бы друг друга, а уцелевшие выродились бы до состояния диких зверей или еще кого похуже.

Ученик. Значит, в реальном мире присутствует некоторая промежуточная степень сокрытия?

Мудрец. Да, промежуточная. Можно сказать, что, если бы мы с тобой выбирали эту степень, отрегулировать ее надлежало бы так, чтобы человек получал определенную меру свободы, которая ему самому представлялась бы достаточной, и в то же время, будь на то его воля, у него сохранялась бы возможность обрести представление о божественном эталоне. В таких условиях он мог бы постепенно достичь богоподобия по всем атрибутам — и по свободе, и по всему остальному.

Ученик. А как же главный конфликт ценностей, о котором ты говорил? Ведь ты указал, что уподобление по свободе противоречит остальному.

Мудрец. Видишь ли, дорогой мой, это противоречие так же разрешимо, как и прочие, которые мы обсуждали. Ты ведь помнишь, что и другие конфликты, связанные с уподоблением Богу, мы обрисовали как разрешимые?

Ученик. Я помню, как ты предложил скоростной транспорт в качестве решения для конфликта между покоем и движением. Но как должно выглядеть решение касательно свободы?

Мудрец. Очень просто! Человек ведь отвернулся от Бога, поскольку сумма божественных атрибутов как идеал для уподобления воспринималась им как навязчивая обусловленность. Если же он будет помещен в условия сокрытия, где этот идеал далеко не очевиден, но зависит от личного выбора, человек сможет выбирать его своим волевым актом, реализуя таким образом свою свободу, а не подавляя ее.

Ученик. Проще говоря, нужно сделать так, чтобы человек сам захотел выбрать добро. И тогда получится, что он уподобится Богу как по всем атрибутам, входящим в категорию добра, так и по свободе, поскольку сделал это сам, верно?

Мудрец. Так и есть. Примеры того, как работает этот принцип, мы видим и в отношениях между людьми. Так молодой человек, стремясь обрести независимость от родителей, покидает родной дом, а затем, оказавшись вдали от них, может вновь проявить к ним любовь — но это будет уже не любовь ребенка, обусловленная родительским авторитетом и необходимостью, а любовь свободного, зрелого человека. То же самое встречается и в других отношениях: любовь, обусловленная необходимостью, быстро теряет свой вкус, а укрепленная свободным выбором — отращивает себе крылья.

Ученик. Так значит, именно промежуточная степень сокрытия и приводит к тому, что перед человеком открывается возможность полного богоподобия?

Мудрец. Ты схватываешь все на лету. В самом деле, если скрывающая завеса будет чересчур тонкой, божественное будет слишком явно пробиваться сквозь нее, не позволяя человеку себя игнорировать. В результате он так никогда и не обретет свободы, постоянно ощущая себя вторичным по отношению к божественному, а все свои желания и поступки — производными от него.

Если же завеса станет чересчур плотной, исчезнет шанс на то, что человек, свободный и предоставленный самому себе, выберет добро. И тогда уделом его станут лишь боль и страдания. Вот и получается, что промежуточная степень сокрытия в известном смысле необходима, чтобы даровать человеку, пребывающему в относительном, возможность уподобиться Абсолюту по всем его качествам.

Ученик. Все это чрезвычайно интересно, но скажи мне на милость, что это за завеса, о которой ты уже не в первый раз говоришь? Идет ли речь о какой-то преграде или барьере, который мешает нам видеть Абсолют?

Мудрец. Поскольку мы говорим о сокрытии и, как ты уже заметил, вынуждены рассуждать также и о его степенях — без этого мы не осознали бы ту благотворную роль, которую сокрытие играет в мироустройстве, — нам приходится пользоваться и терминами, которые позволят как-либо измерять или оценивать эти степени. И так как другие уже обозначили эту скрывающую силу завесой или покровом, я выбрал для себя говорить так же. Конечно, никто не имеет в виду, будто где-то в пространстве стоит физическая преграда, по одну сторону которой находимся мы, а по другую — Абсолют. Завеса — это лишь символ, позволяющий говорить о степенях сокрытия. Соответственно, если сокрытие увеличивается, говорят, что завеса стала плотнее, а если уменьшается — что тоньше.

Ученик. Следовательно, эта завеса — условная, и ее нельзя считать материальной?

Мудрец. Ее как раз в некотором смысле стоило бы считать именно материальной, но, скорее всего, не так, как об этом подумал ты. Она не является конкретным предметом, сделанным из материи; скорее, она и есть материя.

Ученик. Как это?

Мудрец. Дело в том, что сама материя и скрывает Абсолют от глаз человека. Именно разворот от Бога к пустоте породил восприятие материи, и в этом новом состоянии она словно заслоняет собой божественное.

Ученик. Я все еще недостаточно понимаю, как она может что-либо заслонять.

Мудрец. Давай вернемся к этой теме позже. Пока скажу лишь, что материальный мир становится чем-то вроде облачения на божественные атрибуты и, подобно любому облачению, он и скрывает, и одновременно проявляет их в какой-то мере. Так, например, если бы человек с головы до ног был одет в непроницаемый комбинезон, эта одежда скрывала бы его от глаз наблюдателя и в то же время именно таковым — в виде комбинезона, а не живого тела — он являлся бы всем окружающим. Примерно то же самое представляет собой материальный мир, и правы те, кто говорит, что мир и есть сокрытие или облачение Бога.

Ученик. Хотелось бы услышать об этом побольше. А пока вернемся к тому, о чем говорили.

Мудрец. Итак, ты видишь, что главный конфликт ценностей становится разрешимым только при наличии промежуточной степени сокрытия. И действительно, легко показать, что именно она и преобладает в реальном мире.

Ученик. Как ты это покажешь?

Мудрец. Для этого достаточно лишь обратить внимание на установившееся в мире положение вещей. Как ты помнишь, эту промежуточную степень мы охарактеризовали тем, что божественный эталон в ней скрыт, но не полностью; иными словами, он не довлеет на каждым как навязчивая очевидность, от которой некуда сбежать, но и не является совершенно недоступным. Правильнее всего сказать, что этот эталон должен быть доступен как возможность для изучения в том случае, когда к тому пробудится воля самого человека. В реальном же мире так и происходит: людям не очевидно существование Бога, но и нельзя сказать, чтобы они ничего не знали о нем. Знание о Боге и вытекающее отсюда представление о добре и зле сопутствует человечеству на каждом шаге в его историческом пути, но всегда остается предметом веры и сомнения. Тем самым сохраняется хрупкое равновесие между двумя крайностями: нуждающиеся в большей свободе находят для себя основание отвергать Бога, а ощущающие потребность в сближении с ним отыскивают знание о нем.

Ученик. При этом и те, и другие на самом деле уподобляются Богу, просто в разных атрибутах?

Мудрец. Именно так.

Ученик. Отсюда получается, что истинное знание о Боге никогда не распространится во всем мире?

Мудрец. Пожалуй, не стану я сейчас брать на себя роль пророка и предсказателя и отвечу тебе только следующее: если знание о Боге распространится и будет ярко сиять всему человечеству, наш мир перестанет быть тем, чем он всегда являлся и не сможет уже выполнять свою главную функцию.

Ученик. Какова же эта функция?

Мудрец. Она в том и состоит, чтобы поддерживать ту самую необходимую меру сокрытия, предоставляя этим возможность достигать богоподобия по всем атрибутам, а не только по некоторым. И мне кажется, предшествующих моих объяснений должно хватить, чтобы показать, почему для этого сокрытие должно оставаться таким.

Ученик. Пожалуй, твои объяснения и в самом деле это показывают, хотя мне эта мысль все еще остается непривычной.

Мудрец. Тебе поможет свыкнуться с нею, если мы еще поговорим о сокрытии и его степенях. Позволь мне добавить к сказанному, что фактические степени могут изменяться для того, чтобы поддерживать главное, что требуется от самого сокрытия. Например, если среди людей слишком сильно распространяются идеи о божественном, это могло бы привести к уменьшению сокрытия и следующей за этим потере свободы. В этом случае завеса начинает уплотняться, восстанавливая нарушенный баланс. Случись же обратное, когда знание о божественном будет покидать обитателей мира, что приведет к чрезмерному увеличению сокрытия, — и завеса станет утончаться. Все это напоминает гомеостаз в живом организме: при падении внешней температуры тело стремится вырабатывать больше тепла, чтобы восстановить равновесие, а при перегреве запускает процесс самоохлаждения.

Поэтому упомянутая мной промежуточная степень сокрытия никогда не бывает четко фиксированной. Она испытывает колебания и может отклоняться в ту или иную сторону, но затем, по принципу компенсации, наступает ответная реакция. Отсюда и периоды в истории человечества, в которые приливы веры чередуются с ее отливами, а стремление к законности и порядку — с падением в хаос.

Ученик. Мне кажется, увлекшись этими степенями, мы позабыли о том, с чего начинали, и ради чего вообще понадобился разговор о них. А ведь ты собирался с их помощью объяснить мне, что такое божественная справедливость.

Мудрец. Не только собирался, но и сделаю это. Видишь ли, после всего сказанного пора бы нам ввести в оборот еще один термин. Убедившись, что промежуточная степень сокрытия необходима, мы станем называть правильной степенью такую, которая позволяет человеку наилучшим образом поддерживать равновесие между знанием Бога и свободой от этого знания. Это и есть та степень, о которой я рассуждал до сих пор. Однако мы выяснили, что и промежуточные степени бывают разными, так как завеса постоянно то уплотняется, то утончается; стало быть, правильная — это не любая промежуточная, а самая оптимальная для поставленной задачи. Как думаешь, есть ли еще какие-то требования к этой степени, чтобы считать ее правильной?

Ученик. Пока я могу лишь повторить то, что ты уже сказал: она должна допускать познание божественного, но не превращать его в навязчивую необходимость.

Мудрец. А как это отразится на поступках человека?

Ученик. Извини, но твой вопрос я не совсем понимаю.

Значимые последствия поступков

Мудрец. А ведь тут есть связь! Мы сказали, что знание о Боге подразумевает и истинные представления о добре и зле. Давай представим теперь человека, живущего в сокрытии, который ничего не знает о Боге. Перед его глазами — материальный мир, сложный, запутанный, подчас плохо предсказуемый. Как же этот человек может обрести какие-либо понятия о добре и зле?

Ученик. Возможно, ему стоило бы поискать других, кто уже овладел такими понятиями.

Мудрец. Но ведь и другие обитатели этого мира находятся с ним в равном положении. Если весь мир пребывает под завесой определенной плотности, это в некотором роде уравнивает всех, кто в нем живет. И если даже наш искатель найдет кого-либо, кто претендует на знание о Боге или о добре и зле, как он может быть уверен, что его не обманывают?

Ученик. У меня нет ответа на этот вопрос.

Мудрец. Очевидно, что условия, возникающие в мире под действием завесы той или иной плотности, должны оставлять большую или меньшую возможность убеждаться в истинности наших представлений о добре и зле. Иными словами, сам мир должен содержать в себе нечто такое, что не даст человеческим представлениям отклониться слишком уж далеко от правды. Ведь придумать знание о Боге можно и в состоянии кромешной тьмы, вот только какое отношение будет оно иметь к настоящему Богу?

Ученик. И что же содержит в себе мир?

Мудрец. Мир постоянно выдает человеку реакцию на каждый его поступок. И эти реакции начинают играть корректирующую роль для поведения самого человека. К примеру, ты положил руку в огонь и обжегся — так мир показывает тебе, что этого не стоило делать. Можно сказать, что в этом маленьком примере полученный ожог есть значимое последствие совершенного поступка. Так вот, в продолжение ранее поднятого вопроса скажу, что от степени сокрытия зависит то, насколько быстро приходят в жизнь человека значимые последствия его действий.

Ученик. Ты говоришь о значимых последствиях, а бывают и незначимые?

Мудрец. Да, это важное уточнение. Значимыми последствиями я называю такие, которые позволяют человеку оценивать правильность своих действий. Ведь у любого поступка может быть масса самых разнообразных последствий. К примеру, если я сорву цветок на лугу и отнесу любимой девушке, возможно, моя девушка согласится выйти за меня замуж, а между тем пчела, летавшая над лугом, не сможет добыть из этого цветка нектар. Мы никогда не видим всех последствий, да это и невозможно увидеть — они переплетаются в сложную ткань событий, больших и малых, которую человеческий ум не в силах распутать. Важно лишь то, когда наступают значимые последствия. Ты спросишь: кто придает им значение? Только тот, кто совершил соответствующий поступок. Если то или иное событие своим наступлением заставляет человека сказать: «Да, я вижу, что поступил правильно (буду так делать и дальше)» или «Нет, это было ошибкой (постараюсь так больше не делать)» — вот это и есть значимое последствие.

Такие значимые последствия приходят быстрее, если степень сокрытия меньше. Так мир словно сам учит нас науке добра и зла, быстро награждая за достойное и наказывая за дурное. Если же степень сокрытия больше, это оставляет и больше места для фантазий на тему добра и зла, поскольку значимые последствия поступков задерживаются, и все время, пока они не настали, человек может заблуждаться о правильности своего поведения. Следовательно, эта корректирующая реакция мира на действия живущих в нем стоит в прямой зависимости от степени сокрытия и сама же ее обуславливает.

Ученик. Я пока еще не до конца убедился в этом. Ты можешь объяснить подробнее?

Мудрец. Представь, что было бы, если бы значимые последствия наступали всегда очень быстро. Едва ты совершил какой-либо поступок, как к тебе приходит наслаждение или боль. Представь также, что никаких отсроченных и долговременных последствий не будет, а все, что имеет значение для тебя, произойдет сразу после твоего действия. Очевидно, что в таких условиях ты опытным путем очень быстро нашел бы критерии добра и зла, избавившись от любых иллюзий на их счет. Ведь мы уже знаем, что добро есть уподобление Богу (и действия, которые к этому ведут), а зло — удаление от него. Совершая любой поступок, ты быстро получал бы соответствующую меру благости, если он поставил тебя чуть ближе к Абсолюту, или меру страдания, если ты отдалился. Так, экспериментируя и предпринимая попытки, ты без труда определил бы, что есть добро, а затем только его и стал бы совершать. Ведь зло быстро и неукоснительно влекло бы за собой негативные значимые последствия. Не желая раз за разом переживать их, ты вырвал бы зло с корнем, избавившись от него раз и навсегда, и всецело отдался бы добру. Но это и поместило бы тебя в ситуацию, которую мы уже описали, когда говорили о крайне малой степени сокрытия — фактически, добро быстро превратилось бы в самодовлеющий императив, от которого ты не смог бы закрыться, а вся свобода выбора была бы безвозвратно утеряна.

Ученик. Теперь я понимаю.

Мудрец. Как видишь, все, что говорилось ранее о степенях сокрытия, неизбежно подразумевает и способность мира своими реакциями учить нас правильному поведению. Так добро и зло, а значит и вся сумма божественных атрибутов и знание о них, раскрывается человеку в той мере, насколько ему удается получить и понять значимые последствия своих действий.

Вот и получается, что при правильной степени сокрытия значимые последствия не могут наступать слишком быстро — иначе завеса резко утончится. Выходит, они откладываются и приходят не сразу. Сюда же можно отнести и запутанность или обманчивость последствий поступков в нашем восприятии. Ведь часто бывает так, что одни последствия действий наступают сразу и сулят добро, а позже приходят другие, принося с собой зло. Все это — дополнительный признак сокрытия. И вот мы уже готовы подступить к главному бастиону нашей беседы, который до сих пор все никак не решались брать штурмом.

Божественная справедливость

Ученик. Это к какому же?

Мудрец. Да к той самой божественной справедливости, объяснения которой ты так давно ждешь. Когда говорят «Бог справедлив», обычно имеют в виду, что он воздает каждому по заслугам. Мы можем считать справедливость еще одним атрибутом Бога, который прежде не называли при перечислении. И, естественно, он будет принадлежать к числу тех, в которых Абсолют проявляется в относительном, а не тех, что свойственны ему самому в себе. Фактически, этот атрибут есть ни что иное, как действие закона подобия. Приближаясь к Абсолюту, то есть уподобляясь ему, относительное приобщается и к его благости; удаляясь же — лишается ее. В этом внутренняя суть справедливости. Но то, что делает ее такой сложной, заставляя нас анализировать ее как отдельный атрибут, — это как раз сокрытие. Из-за него человек не понимает сразу, приближается он или отдаляется, а значимые последствия, которые бы ему на это указали, задерживаются. И в результате одни, получив уже некоторое представление о добре и зле, вынуждены внушать другим веру в них, убеждая их, что зло когда-нибудь будет наказано, а добро — вознаграждено.

Ученик. И это помогает нам понять то, как совершаются добро и зло в реальном мире?

Мудрец. Тебя ведь не устроило мое первое объяснение, основанное на законе подобия. Когда я сказал, что убийцы убийц и убивают, ты возразил, что, дескать, и порядочные люди гибнут от их рук! Но ты не принял во внимание степень сокрытия, которая отодвигает наступление последствий. Ведь, если ее совсем не учитывать, окружающий мир постоянно будет опровергать справедливость Бога, показывая нам, что на добро часто отвечают злом, а зло нередко приносит добро своему вершителю. Впрочем, так это выглядит лишь потому, что во внимание берутся только близкие последствия поступков. О далеких же всерьез можно говорить, только если мы уже приобрели хотя бы примерное представление о сокрытии и его правильной степени.

Ученик. Значит, ты хочешь сказать, что если убивают невинного человека, на самом деле это отдаленное следствие какого-то зла, которое он сам совершил в прошлом?

Мудрец. Да, это я и говорю. Если страдает невинный, значит на деле он виновный. Но еще раз подчеркну: будь оно хорошо видно, мы жили бы в мире с минимальным сокрытием, творили бы добро поневоле, лишились бы выбора и навсегда потеряли возможность уподобляться Богу по свободе. Однако ты уже понял, что мир не таков, а значит, логично ожидать, что отсроченные последствия не должны быть хорошо видны, но скорее могут стать предметом исследования и раскрыться лишь мудрецам.

Люди, стараясь уподобиться Богу во всех атрибутах, непременно тяготеют и к тому, чтобы воссоздать в своем обществе подобие божественной справедливости. И как с остальными качествами, получается это у них весьма и весьма относительно. Вот почему человеческое правосудие так часто хромает на обе ноги, осуждая невиновных или оправдывая виновных — все это из-за ограниченности относительного, которое лишь стремится к Абсолюту, но не становится таким же, как он, в полной мере.

Однако мы, говоря о несправедливом причинении страданий невиновным, должны помнить, что невиновными их следует считать лишь с точки зрения человеческой судебной системы, которой необходимо полагаться на доступные ей способы установления вины. Если же говорить с божественной точки зрения, в мире всегда господствует закон, который можно резюмировать в четырех тезисах:

— никто из совершивших добро не лишается награды;

— никто не получает награду, не совершив добро;

— никто из совершивших зло не уходит от наказания;

— никто не получает наказания, не совершив зло.

Ученик. Отчасти сказанное тобой сейчас дополняет то, чего мне не хватало ранее. И все же я не вижу, чтобы реальная практика подтверждала такой взгляд. Ты говоришь о том, что любой, якобы невинно пострадавший, на самом деле ранее совершил нечто такое, что вызвало это страдание в соответствии со справедливостью. Но ведь бывает и такое, что человек за всю жизнь не совершил ничего, что обрушило бы на него такое наказание. Наглядный тому пример — дети. Грудные младенцы еще ничего не сделали, а между тем они могут начать страдать уже с самого раннего возраста. Ведь они даже более, чем взрослые, уязвимы перед болезнями, а насильственные действия в отношении их, к сожалению, иногда совершаются, что уж говорить о гибели детей во время войн или стихийных бедствий. Как все это соотносится с картиной, в которой никто не страдает без вины?

Мудрец. Отвечу вопросом на вопрос. Мы ведь уже выяснили, что от степени сокрытия зависит то, насколько далеко откладываются значимые последствия поступков. А знаешь ли ты, насколько они должны откладываться для правильной степени сокрытия?

Ученик. Нет, похоже, об этом мы еще не говорили. Впрочем, я не пойму пока, как это помогает в разрешении моего вопроса.

Мудрец. Тогда послушай. Если рассуждать о мерах того, насколько сильно задерживается приход в человеческую жизнь значимых последствий, здесь можно выделить одну принципиальную черту. Она пролегает между жизнью и смертью. До этой черты — все степени, при которых последствия откладываются, однако успевают наступить в пределах одной человеческой жизни; после черты — степени, при которых последствия приходят позже.

Ученик. Ты говоришь о том, что награды и наказания за совершенные поступки могут прийти и после смерти?

Мудрец. Но ведь очевидно, что жизнь человеческая на земле не бесконечна. А значит, если мы будем все откладывать и откладывать, может наступить момент, когда последствия настанут, а человека уже не будет. Вот и получается, что если успевают последствия настигнуть человека, пока он жив — это одно, а если не успевают — совсем другое.

Ученик. Но здесь возникает парадокс! Ты ведь сам все время толкуешь о значимых последствиях, а значимыми ты назвал их потому, что так они воспринимаются тем, кто совершил вызвавший их поступок. Если же эти последствия наступили уже после его смерти, получится, что в мире уже нет того, кто мог бы приписать им какую-либо значимость. Выходит, пока человек был жив, значимых последствий он не увидел, а когда умер, любые дальнейшие последствия уже не будут значимыми для него. Не идет ли это вразрез с законом божественной справедливости?

Мудрец. Друг мой, это безусловно шло бы вразрез, если бы человек появлялся из ниоткуда одновременно с рождением своего физического тела и исчезал в никуда вместе с его гибелью. Однако это не так. Есть последствия, причины которых были созданы самим человеком еще до его рождения, или такие, что постигнут его уже после его смерти. Отсюда и ответ на твой вопрос о страдающих и гибнущих детях. Их страдания тоже имеют причину в их поступках, однако искать их следует до того, как те родились.

Ученик. Это подводит нас к неизбежному разговору о том, что такое смерть, и о том, что остается от человека после нее.

Мудрец. Ты совершенно прав. Позволь мне резюмировать ранее сказанное, отметив, что правильная степень сокрытия требует, чтобы бóльшая часть значимых последствий наших поступков не успевала настигнуть нас в течение одной земной жизни. Нужно это, опять-таки, для того, чтобы представления о добре и зле оставались в должной мере неочевидными для большинства живущих. Таким образом, закон божественной справедливости тоже в определенной мере скрывается, являя нам на поверхности картину кажущейся несправедливости, где некоторые невинно страдают, а некоторые незаслуженно наслаждаются. Отсюда мы приходим к выводу, что невозможно постичь — пускай даже только в теории — истинную справедливость, если не продлить наше представление о своей жизни за пределы временного отрезка, в течение которого существует физическое тело человека.

Ученик. Соответственно, нам предстоит говорить и о душе?

Мудрец. Поговорим и о ней. Это большая и важная тема. Ведь мы еще не затрагивали вопрос о том, почему сама жизнь человека, да и других живых организмов, имеет определенную продолжительность и заканчивается смертью. А без понимания смерти и разговор о душе окажется неубедительным.

Ученик. Если эта тема столь велика, не согласишься ли ты продолжить ее обсуждение завтра? Меня одолевает усталость после всего, что довелось услышать от тебя в этот раз.

Мудрец. Я соглашусь на твою просьбу, но и ты взамен обещай мне кое-что.

Ученик. Что же?

Мудрец. А то, что не станешь тратить время только на отдых и развлечения, но обдумаешь все, чего мы достигли в нашем философском исследовании. Ведь ты просил, чтобы постижение шло путем разума — пусть разум и поработает, как следует, над предметами, которые ему открылись, и подытожит на следующий день все, что было сказано накануне.

Ученик. Договорились. Завтра сразу начну с краткого пересказа твоих последних наставлений.

День третий

Ученик. Доброе утро, дорогой учитель! Погода сегодня просто чудесная: такое яркое солнце сияет на чистом небе, и так не соответствует это мрачной теме, которую мы договорились затронуть.

Мудрец. Что же это за мрачная тема?

Ученик. Мы ведь решили говорить о смерти, а она навевает гнетущее чувство.

Мудрец. Во-первых, начинать мы будем не со смерти, а с того, чтобы ты выполнил обещанное. Во-вторых, смерть мрачна, лишь пока непонятна. Мы же намерены сбросить с нее ее угрюмый балахон, и тогда она предстанет оку твоего разума в ином свете.

Ученик. Хотел бы я надеяться, что так и будет, поскольку меня мысли о смерти всегда ввергали в тягостное состояние. Быть может, потому я старался лишний раз и не думать о ней. Когда же о чем-либо совсем не думаешь, эта вещь, как была, так и остается неизученной и непонятной. Вот, наверное, почему я до сих пор не сумел соединить все части картины в одно целое и понять также и божественную справедливость, о которой мы говорили.

Мудрец. Давай к справедливости и вернемся. Ты ведь обещал сперва повторить пройденное накануне.

Ученик. На сей раз, учитывая, что материала становится все больше, и исключительно на свою память я уже не могу полагаться, я стал не просто размышлять о том, чему ты меня научил, но и начал вести конспекты. Стараюсь записывать каждый тезис вместе с подкрепляющими его аргументами.

Мудрец. Похвальное решение! И что же тебе удалось записать?

Ученик. Я разбил вчерашнее на несколько тем. Во-первых, выяснилось, что стремления людей уподобиться Абсолюту по разным его атрибутам могут вступать в противоречия. Аналоги этих божественных атрибутов, представленные в относительном, мы договорились называть ценностями, и оказалось, что между некоторыми ценностями возникают конфликты. Ты объяснил это ограниченностью относительного и тем, что в нем каждое качество получает некоторое количество, что и определяет его важность и приоритет.

Мудрец. Все верно. Какой же конфликт ценностей наиболее важен для нашего понимания?

Ученик. Это конфликт между свободой и остальными ценностями. А точнее говоря — между стремлением человека стать таким же свободным и необусловленным, как Бог, и его стремлением уподобиться Богу в остальном. Ведь Бог не имеет причины, а потому ничем не обусловлен, тогда как относительное ее имеет и ею обусловлено. Следовательно, Бог, задавая своими качествами образец для подражания, этим самым и лишает человека свободы.

Мудрец. И что же происходит для разрешения этого конфликта ценностей?

Ученик. Мы описали это как отворачивание человека от Бога, при котором возникает сокрытие. А затем определили, что у этого сокрытия бывают различные степени. От них зависит пропорция между обладанием свободой и очевидностью божественных качеств в мире. Также и представления о добре и зле определяются этим. Ведь добром мы назвали все, что приближает к Богу, а злом — что отдаляет от него. Значит, чем большее человек имеет представление о качествах и атрибутах Бога, тем яснее для него, что есть добро, а что зло. В условиях малого сокрытия знание о Боге и его атрибутах становится более очевидным, и тогда его невозможно игнорировать. Оно превращается в самодовлеющее начало, ведущее человека за собой, и этим лишает его свободы выбора. А при наличии большого сокрытия свобода увеличивается, но человеку становится труднее отыскать в мире путь добра.

Мудрец. Что еще зависит от степени сокрытия?

Ученик. Ты говорил, что сам мир учит своих обитателей путям добра и зла тем, что дает им реакцию на их действия, производя значимые последствия. Чем плотнее завеса сокрытия, тем больше эти последствия откладываются, а проследить причинно-следственную связь между поступком и тем, что он вызвал, становится труднее. И так человек оказывается в более запутанном состоянии, будучи не в силах увидеть, как его дурные поступки навлекли на него беду, а потому не сворачивает с тропы совершения зла.

Мудрец. Так и есть, и в этом мы тоже видим разделительный эффект времени.

Ученик. Ты мог бы пояснить это?

Мудрец. Мы знаем, что в самом Абсолюте нет течения времени, а получение результата находится в той же точке, где и стремление к нему. Поэтому, напомню, мы охарактеризовали Абсолют как неизменно удовлетворенный и благостный. В относительном же именно время создает разрыв между причиной и следствием, словно разбрасывая то и другое по разным периодам так, чтобы они не могли существовать вместе. И здесь открывается возможность углубить ранее обретенное понимание. Ведь очевидно, что эта функция времени возникает именно в виду удаления от единства Абсолюта. Логично предположить, что, чем больше это удаление, тем сильнее будет проявляться и разделительный эффект времени. Это, в свою очередь, превосходно согласуется с нашим предыдущим рассуждением о степенях сокрытия. Ведь малая степень держит человека, как мы выразились, на коротком поводке от Бога, не давая ему далеко уйти. На таком близком расстоянии и время еще не очень сильно отделяет следствия от причин, а потому значимые последствия поступков наступают быстро, создавая очевидность награды и наказания. Большая же степень сокрытия удлиняет поводок, и человек уходит в свой субъективный мир, забывая о Боге или подменяя его любыми иными представлениями. В таком удалении от единства Абсолюта время, если позволишь так выразиться, становится временем в еще большей мере, то есть его разделительный эффект возрастает, а следствия отодвигаются дальше от своих причин. Отсюда и уменьшение знания о добре и зле, так как проследить вред, вызванный злыми поступками, становится труднее.

Ученик. Получается, что удаление от Бога, эффект времени и уменьшение знаний о добре и зле есть три взаимосвязанных величины, которые возрастают или убывают вместе?

Мудрец. Ты все правильно понял.

Ученик. Как восхитительно связались у нас воедино различные аспекты знания! Однако я продолжу повторение вчерашнего урока. В основе божественной справедливости лежит закон подобия, согласно которому благо приходит к человеку в меру его уподобления Богу. Однако на это накладывается упомянутый эффект сокрытия, который делает эти связи неочевидными, и потому часто кажется, что зло приносит добро, а добро — зло. Остановились же мы на том, что для правильной степени сокрытия характерно откладывание значимых последствий настолько, что человек может не успеть дождаться их в течение жизни. При этом ты уверил меня, что они все равно наступают. Но если это происходит после смерти, или, если события, наступившие при жизни, могли иметь причины до рождения, это требует исследовать вопрос о смерти и о том, существует ли сознание без тела.

Мудрец. Этим мы сегодня и займемся. Для начала хорошо бы объяснить сам феномен смерти, а сделать это будет нетрудно.

Ученик. Я вот жду, как именно ты его объяснишь.

Причины смертности. Бессмертие присущее и заимствованное

Мудрец. Сперва, как обычно, дам общее предварительное объяснение. Пожалуй, ты и сам после всего услышанного мог бы это сделать. Ведь еще в первый день мы узнали, что все атрибуты Абсолюта взаимосвязаны и неотрывно требуют наличия друг друга. Вечность и бессмертие — как раз такие атрибуты, и принадлежать они могут лишь Абсолюту. Если бы человек в относительном мире также обладал присущим ему бессмертием, он фактически стал бы вторым абсолютом. А это невозможно, так как два разных абсолюта существовать не могут. Если бы они существовали, каждый из них чем-то должен был бы отличаться от другого, и значит каждый имел бы в себе то, чего у другого нет. Это, в свою очередь, сделало бы их ограниченными и уже не абсолютными.

Эту логику мы проговорили, как подобает, исследуя тему Абсолюта и его атрибутов. И отсюда непреложно следует, что может существовать один и только один Абсолют, по-настоящему обладающий бессмертием.

Ученик. И все же мы говорим о постоянном уподоблении относительного абсолютному. Разве это не открывает существам, живущим в относительном, некую дорогу к бессмертию?

Мудрец. Безусловно, ты затронул крайне важный вопрос. Если бы никакого уподобления не происходило вовсе, сама жизнь была бы невозможна, так как жизнь, пускай даже краткая и мимолетная, есть отражение божественного бессмертия в текущем мгновении. Значит, чем выше степень уподобления, тем больше эта эфемерная и мимолетная жизнь будет похожа на божественное бессмертие.

Ученик. Что же тогда заставляет ее прерваться?

Мудрец. Да вот как раз недостаточная степень подобия и заставляет. Видишь ли, настоящее бессмертие свойственно лишь Абсолюту, поскольку его бытие не зависит от иного, и ничто не в силах положить ему конец. А в относительном бессмертие может быть заимствованным у Абсолюта, как и все остальные блага, доступные относительному. Высокая степень уподобления позволяет продлевать существующую жизнь еще и еще, таким образом всякий раз откладывая ее прекращение. Это схоже с тем, как описали мы время: ведь оно, не имея ни начала, ни конца, является бесконечным и подвижным отображением постоянной вечности Абсолюта. Так и жизнь относительного могла бы сделаться бесконечной и не ограниченной временными рамками, став таким образом вполне достойным и соответствующим отображением божественного бессмертия.

Ученик. Но почему-то она такой не стала.

Мудрец. Здесь ты тоже вполне можешь сам догадаться, почему. Говоря о главном конфликте ценностей, мы отметили отворачивание человека от Бога в поисках свободы. Это был целенаправленный разрыв связи с божественным эталоном как суммой качеств, которыми обладает Абсолют. Это же глубокое изменение обозначают в религиозных традициях как грехопадение и неслучайно именно вслед за ним, по все тем же традициям, человек становится смертным.

Человек до грехопадения не имел собственного бессмертия (так как был относительным), но вполне мог наслаждаться бессмертием заимствованным или приобретенным в силу своей причастности Абсолюту. Человек же после грехопадения утрачивает эту причастность, а вместе с ней и бесконечную продолжительность жизни.

Ученик. Значит, одновременно с появлением сокрытия возникает и смертность?

Мудрец. Поистине, два эти явления взаимосвязаны. И поскольку сокрытие, как мы узнали, представляет благо для существ, обитающих в относительном, так как в итоге создает для них возможность примирить обе стороны в главном конфликте и достичь уподобления как по свободе, так и по остальным атрибутам, то и смерть мы должны будем рассмотреть с этой точки зрения — а именно выяснить, какую положительную роль играет она в том устройстве, что сложилось в относительном мире.

Ученик. Стоит ли в самом деле искать здесь положительную роль, если смерть пришла как результат удаления от Бога? Мы ведь установили, что приближение к нему есть добро, а удаление — зло. Значит, и смерть — тоже зло?

Мудрец. Вернее будет сказать, что смерть возникает как следствие зла, а сама выполняет функцию компенсации и исправления этого зла. То же самое можно сказать и о сокрытии. И так работает все в мироздании: если вследствие большего удаления от Бога появляются новые законы, силы или механизмы, они же становятся тем, что обеспечивает последующее приближение к нему.

Ученик. И смерть тоже приближает к Богу?

Мудрец. В определенном смысле — да. Но для того, чтобы это понять, нам необходимо поговорить о том, из чего состоит человек, и как он устроен.

Ученик. Я и сам чувствую, что этой части крайне недостает в нашем обсуждении. Когда ты говоришь, что смерть является благом для человека, это подразумевает, что у него есть душа, не так ли? И что душа сохраняется после смерти тела? Но можем ли мы понять, что такое душа?

Мудрец. Тебе, быть может, это покажется неожиданным, но давай зайдем с другой стороны и спросим: что такое тело? Оно, кажется, не представляет собой особенной тайны, и уж о нем-то мы наверняка сумеем хорошенько разузнать.

Ученик. Тайны здесь и в самом деле нет, и все же я не вполне понимаю, что ты ожидаешь от меня услышать.

Тело и душа в человеке

Мудрец. Просто дай свое определение, что такое тело.

Ученик. Едва ли мне доводилось над этим всерьез задумываться. Но если ты просишь, я бы сказал, что тело — это организм, состоящий из отдельных органов, которые совместно, каждый выполняя свою функцию, способны поддерживать в нем жизнь.

Мудрец. Твое определение исходит из того, как тело устроено и функционирует. Любую вещь можно описывать так, а можно определять ее, исходя из ее предназначения и цели. Так что послушай мое определение и скажи, какое тебе больше нравится. Я определяю тело как средство, позволяющее человеку уподобляться Абсолюту в относительном.

Ученик. Едва ли я ожидал такого определения, хотя, с другой стороны, после всего, о чем мы говорили, пожалуй, именно его и следовало ожидать.

Мудрец. Видишь, мы говорили уже о том, что сама материя этого мира представляет собой завесу, скрывающую Бога. И наши тела, будучи материальны, приобщают нас к этому миру сокрытия. Можно смело сказать, что человек материален настолько же, насколько он является телом, и нематериален, насколько не является им. А ведь материя — именно то, что связано напрямую с количеством. Это, в свою очередь, обусловлено ее бесконечной делимостью. Если определенный материальный предмет служит воплощением или выражением некоторой абстрактной идеи, то саму идею разделить мы не сможем. В лучшем случае сумеем лишь выделить из нее какие-то аспекты, грани или виды, но механически раздробить ее на части не получится. Материальный же предмет делится на сколь угодно малые частицы. И если к каждой идее, чтобы что-то из нее выделить, нужен особый подход, то материя дробится, в основном, одной и той же механической силой с той лишь разницей, что иногда этой силы требуется больше, а иногда меньше. Делимость материи на частицы — как раз то, что связывает ее с количеством. Следовательно, в любом объеме материи можно усмотреть любое число — все зависит лишь от того, число каких по размеру частиц будем рассматривать.

Ученик. Постой, ты говоришь, что каждая частица материи делима до бесконечности? А как это согласуется с знаниями, накопленными физикой и другими науками?

Мудрец. Вся история наук к этому и приводит. Когда-то люди предполагали наличие отдельных частиц, из которых образована материя, но не могли доказать их существование. Позже, уже в эпоху после научной революции, сумели выделить молекулы. Они, в свою очередь, оказались состоящими из атомов. Само слово «атом» в переводе означает «неделимый» и использовалось в попытке утверждать, будто ученые дошли до мельчайших единиц материи, меньше которых уже ничего нет. Однако вскоре стало ясно, что и атом вполне делим. Частицы, из которых он состоит, решили называть протонами, нейтронами и электронами. Затем отыскались и еще более мелкие элементарные частицы. И вновь, название «элементарные» подразумевает их простоту, то есть отсутствие в них какого-либо сложного состава. Однако теперь наука уже говорит о кварках, из которых состоят эти частицы, названные прежде элементарными.

Так, шаг за шагом, физика каждый раз сама опровергает свои же ранее сделанные утверждения о нахождении наименьшей частицы, которая ни на что не делится. Не требуй от меня доказательств того, что я сейчас собираюсь сказать, поскольку я не смогу тебе их предоставить. Уж во всяком случае любые аргументы, которыми я подкрепил бы свое утверждение, среди ученых за доказательство бы не приняли. А сказать я хочу следующее: те частицы, которые в наше время наука считает наименьшими, могут делиться и далее. Как назовут их составные части, когда обнаружат их, — значения для нас не имеет. Делимость любых частиц вытекает из природы материи в целом, а она, как я уже сказал, неразрывно связана с количеством — категорией, возникающей в относительном как результат появления ограничений.

Все сказанное демонстрирует нам то, что именно тело, будучи материальным и количественным, привязывает нас к миру относительного и к состоянию сокрытия. Теперь мы можем порассуждать и о том, что было бы, не будь у человека такого тела.

Ученик. К чему нас должно привести такое рассуждение?

Мудрец. Если хочешь понять смысл и роль того или иного предмета, а особенно — благо, которое он создает, занимая в мироздании отведенное ему место, всегда полезно идти от обратного: представить себе ситуацию, при которой этот предмет не существовал бы, мысленно вывести из нее все следствия и посмотреть, что получится. Возможно, увидев возникающий абсурд, ты быстро придешь к пониманию смысла и блага обсуждаемого предмета.

И нам не раз еще пригодится такой взгляд «от обратного». Вот и посмотрим теперь, что останется, если отнять у человека его физическое тело. Фактически, это означает, что он лишится какого-либо представительства в мире относительных ограничений; ему будет неведома борьба за ограниченные ресурсы; ему не придется отдавать предпочтение одному качеству и оттеснять другое, распределяя между ними неравным образом некоторое количество. Следовательно, он фактически отстраняется от участия в процессе уподобления относительного абсолютному или, по крайней мере, лишается возможности участия в большинстве аспектов такого уподобления.

Ученик. Но я все никак не соображу, о каком же человеке мы тогда говорим. Если ты устранил его тело, что у него осталось? Кем или чем в таком случае будет этот самый человек?

Мудрец. Вот тут мы и приближаемся к тому, о чем ты спросил ранее. Ты ведь хотел, чтобы я объяснил тебе, что такое душа. И, дабы представление о ней у нас сложилось более убедительное, я начал с понятия, которое обычно ставят ей в противоположность, — с тела. А оно, как мы сейчас увидели, как раз и есть то, что, будучи принадлежащим относительному, позволяет человеку участвовать в уподоблении Абсолюту изнутри относительного. Поэтому я и назвал его средством для такого уподобления. Но всякое средство служит воле, устремленной к соответствующей цели. Необходимость в средстве и его эффективность также можно оценивать только с точки зрения того, как оно приводит к желаемой цели. Вот и получается, что, если средство из общей картины мы изъяли, все, что останется, — это лишь сама цель и воля к ее достижению.

Ученик. То есть душа — это воля?

Мудрец. Да, это воля, устремленная к благу или, что то же самое, к уподоблению Абсолюту, поскольку лишь так всякое благо и обретается. Мы уже говорили о том, что вся природа, включая и человека, постоянно и во всех своих действиях уподобляется Абсолюту в том или ином качестве, в некоторой относительной мере. А поскольку уподобление означает сближение, природа таким образом приближается к Богу и к благу, заключенному в нем. Изнутри ее толкает к этому жажда блага, а его обретение на фоне имевшей место жажды воспринимается как наслаждение. Так мы можем наслаждаться телесными удовольствиями, или властью, или знанием, или чем-либо еще, но всякий раз наслаждение рождается от прикосновения к тому или иному атрибуту Бога, которому мы уподобляемся. Следовательно, можно сказать, что любые виды наслаждения — это лишь различные формы одного и того же, а именно — божественного блага, к которому воля и устремлена.

Ученик. Когда ты используешь слова жажда, устремление и воля, все они по сути означают одно и то же?

Мудрец. Они, безусловно, близки по смыслу. Под устремлением я имею в виду тягу, возникающую у живого существа к благу; под жаждой — то ощущение, которым отзывается в нем эта тяга; а волей я называю эту же тягу в случае, когда она становится силой, побуждающей существо к действию. Понятно, что любое устремление может стать волей и, покуда оно не удовлетворено, ощущаться как жажда.

Ученик. Хочу внести еще одно уточнение. Когда речь у нас заходит об уподоблении относительного абсолютному, ты постоянно говоришь о человеке с его устремлениями — так, словно это он и есть весь относительный мир. А иногда ты переключаешься с него на всю природу или на других существ. Так можем ли мы считать, что и у прочих существ — животных, птиц, рыб, насекомых — душой является воля к уподоблению и к благу, а тело служит средством такого уподобления?

Мудрец. Именно так и следует считать. Я действительно сконцентрирован, в основном, на человеке, поскольку в нем эти устремления проявлены наиболее ярко, заметно и в максимально выраженной форме. Однако еще в первый день нашей беседы мы оговорились, что этим же стремлением к богоподобию пронизана и остальная природа. Поэтому, рассуждая о том, как относительное стремится уподобиться абсолютному, мы, конечно же, имеем в виду все мироздание. Но, если взять низшие царства природы, мы не найдем в них какого-либо стремления, чуждого человеку, и таким образом они не смогут научить нас по сути никакому иному атрибуту Абсолюта, о котором мы не узнали бы, исследуя собственные стремления. Наибольшее, что они в этом отношении могут нам дать, — это показать какие-либо иные способы, находясь в несхожих с нами условиях, реализовывать схожие с нашими стремления.

Иными словами, человек заслуживает нашего внимания более, чем остальные существа, потому что обладает теми же стремлениями, что есть у них, и еще некоторыми другими вдобавок. Они же не обладают никакими стремлениями, которых не было бы у человека, но могут лишь выражать их в несколько иной форме, с учетом своих ограниченных возможностей. Поэтому и душа у животных будет сводиться к той воле, которую мы видим реализуемой в их животной жизни — например, они хотят уподобиться Богу по сытости, но им мало что ведомо об уподоблении Богу по всезнанию. Аналогичным образом следует рассуждать и об остальных атрибутах, сравнивая людей с другими живыми организмами.

Ученик. Теперь я это уяснил. Итак, мы пришли к тому, что душа — воля, а тело — средство к ее реализации?

Мудрец. Верно, и это также объясняет, что толкает душу к воплощению. Вчера мы уже выяснили, что реализовать свое стремление к богоподобию человек может, только находясь в относительном, и не просто в относительном, но и пребывая под правильной степенью сокрытия. Для этого ему необходимо жить в материальном мире, где присутствие Бога будет неочевидным. Ощущая эту необходимость, всякая душа — человеческая или животная — тяготеет к тому, чтобы воплотиться в соответствующем теле, которое позволило бы ей реализовать волю к богоподобию по тем атрибутам, к каким она стремится. Так, например, душа тигра не обладает волей к всеведению, поэтому и тело тигра лишено такого устройства мозга, которое открывало бы ему путь к развитию языка и сложному мышлению. Однако тело тигра обладает большей силой и ловкостью, вооружено острыми когтями и способно на молниеносные реакции, чего не скажешь о человеке. Все это отражает стремление тигриной души уподобиться Богу по могуществу.

Ученик. Но ведь и человек стремится уподобиться по могуществу. Так неужели в тигре это стремление сильнее? Мне кажется, это идет вразрез с тем, что ты сказал ранее, будто именно в человеке все стремления к богоподобию проявлены ярче и заметнее, чем в низших царствах природы.

Мудрец. Нет, не идет. Дело в том, что человек в целом стоит на ступень ближе к божественному единству, чем звери вроде тигра. Это порождает два следствия: во-первых, человеку для постижения открыто большее число божественных атрибутов, и он в большей мере связывает свою реализацию в каждом из них с реализацией в остальных; во-вторых, разделяющий эффект времени меньше ощущается человеком, чем тигром. Давай я по отдельности поясню каждое из этих следствий.

Ученик. Пожалуйста, поясни.

Мудрец. Первое из них означает, что человек стремится к богоподобию не только в тех же качествах, что и тигр, но и в некоторых дополнительных. В их числе я назвал разум и знание. Соответственно, человек уже и прочие атрибуты в большей степени связывает как с разумом, так и между собой. Поэтому он скорее выберет путь к могуществу не в виде максимального развития мышц и ловкости тела (как это делает тигр), а в виде власти и организации, в виде развития технологий или поиска способов влиять на более тонком уровне. Среди прочего, это приводит его, как мы говорили, к созданию вооруженных армий, которыми он стремится командовать. Так происходит, поскольку стремление к могуществу соседствует у него с стремлением к знанию и к богатству, чего не скажешь о тигре.

Анализируя глубже это первое следствие, стоит всегда помнить о том, что для самого Абсолюта все его атрибуты являются одним целым. Это мы, стараясь бросить на него взгляд из множественного мира, видим некоторое множество и в самих атрибутах. Чем ближе то или иное существо стоит к этому божественному единству, тем проще ему связывать различные атрибуты единого между собой. Поэтому в жизни человека такие связи возникают полнее, чем в жизни тигра. Следовательно, попытка обрести могущество лишь исключительно через телесную силу свидетельствует об отрыве этого стремления от стремлений к накоплению богатств или развитию знаний (которые зверю недоступны). Если же связывать между собой эти стремления, то в зависимости от того, какое из них будет превалировать в полученном соединении, может возникнуть попытка обрести могущество через власть над умами с помощью идей или через власть над материальными ресурсами и так далее.

Ученик. Первое следствие, по-моему, я хорошо понял. А о втором ты, кажется, сказал, что оно как-то связано с эффектом времени?

Мудрец. Да, время с его разделяющим эффектом в большей мере властно над теми, кто стоит дальше от божественного единства. Мы ведь уже знаем, что чем дальше от Абсолюта, тем в большей мере время отодвигает следствия от причин. Это приводит к тому, что прошлое и будущее такому существу начинают казаться чем-то не вполне реальным, словно первого никогда не было, а второе никогда не наступит. И все внимание этого существа целиком сфокусировано в настоящем. Его способность предвидеть будущие события резко падает пропорционально тому, насколько они далеки по времени, а опыт прошлого не может дать ему свои благотворные уроки и привести к ценным выводам. В значительной мере этим изъяном страдает весь животный мир, хотя у некоторых видов чувство будущего все же присутствует.

Главным наблюдаемым следствием этого отсутствия чувства будущего становится нежелание делать запасы. Ведь добывать себе корм тигр умеет неплохо и, если бы к этому прибавлялось ясное чувство будущего, в котором его снова начнет мучить голод, он бы непременно потрудился заготовить себе запас провизии. Именно старание сделать запасы приводит к накоплению ресурсов и таким образом открывает наслаждение богатством. Соответственно, не будет ошибкой сказать, что стремление к богатству становится доступным на определенной ступени приближения к Богу, на которой разделительный эффект времени уже достаточно ослаб, чтобы позволить родиться ощутимому представлению будущего.

Большинству видов животного мира этого чувства не хватает, но некоторые обладают им. Например, муравьи или пчелы заботятся о создании запасов. Едва ли мы заподозрим их в наличии развитого мышления и прогнозирования, однако коллективное сознание муравейника или пчелиного улья все же несет в себе какое-то смутное ощущение будущего. Как видим, из этого рождается и организация совместных усилий, и своеобразный порядок, и дисциплина в поведении. Проводя аналогию, несложно прийти к выводу, что и люди увидели необходимость брать на себя задачи более сложные, чем то, что им требуется для сиюминутного выживания, именно в силу обладания еще более обостренным чувством будущего. В результате человеческое общество смогло явить организацию и строй. Именно по мере увеличения организованности появляется и необходимость в руководителях; чем дальше заходит этот процесс, тем больше требуется различных промежуточных управляющих звеньев, а высшее звено начинает чувствовать больше власти, возвышаясь над ними. Следовательно, возможность уподобляться Богу по власти и могуществу также зависит от чувства будущего, достаточно развитого у целого вида. Из всех этих примеров ты видишь, что оба следствия, вытекающие из близости либо удаленности от божественного единства, — а именно доступность дополнительных атрибутов Бога для уподобления им и уменьшение разделительного эффекта времени — идут рука об руку и строго соответствуют друг другу.

Бестелесное существование воли

Ученик. Если душа — это воля к благу, обретаемому через богоподобие, то возникает следующий вопрос: а может ли она существовать без тела? Многие в нашем мире сказали бы тебе, что воля есть такой же атрибут человека, как и память, мышление, воображение, эмоции и многое другое. И все это существует, пока живо тело, и пока работает мозг. С разрушением же его эти функции отключаются, и нет больше того, кто проявлял бы их. Однако из твоих слов я делаю вывод, что воля существует и без тела.

Мудрец. Друг мой, ты не можешь отменить волю к богоподобию, если только не отменишь самого Бога. Ведь пока он существует как Абсолют (а мы уже выяснили, что он вечен), будет существовать и непрерывное стремление уподобиться ему в относительном. Одно непреложно обуславливает другое, ибо относительное, как мы знаем, есть образ абсолютного, и пока есть то, не может исчезнуть и это. А потому давай исходить из того, что воля к богоподобию первична, а средства для ее реализации — вторичны. Следовательно, нелепо было бы утверждать, что при разрушении средства исчезнет и воля, которая пользовалась им для своей реализации. Однако такое впечатление может возникнуть, поскольку любая воля склонна приспосабливаться к текущим условиям, а потому она, будучи лишена своего средства, может стать пассивной и уйти в себя. И все равно приходится признать, что даже в таком состоянии она не уничтожается.

Ученик. Как мы можем быть в этом уверены?

Мудрец. Представь себе мастера или ремесленника — пусть для примера это будет кузнец — который орудует определенными инструментами, помогающими ему реализовать его волю. У кузнеца воля направлена на то, что ковать металлические изделия, а помогают ему в этом молот и наковальня. Если ты отнимешь у него эти орудия, он, конечно, уже не сможет заниматься привычной для него ковкой. Ему придется отказаться от любимого дела и внешне будет казаться, что он перестал быть кузнецом. Однако его кузнечная воля не исчезла, да и все навыки, связанные с этим, тоже не испарились в одночасье. Они могут притупиться от долгого бездействия, однако потенциал быть кузнецом в нем остается. Доказывается это легко: стоит вновь вручить ему молот и наковальню, как он примется ковать металл с прежним рвением. Фактически, в ту пору, когда ему не хватало орудий, перед нами был кузнец, который не выглядел кузнецом. И если судить лишь по внешним проявлениям, ничего не зная о скрытой сути, наблюдатель со стороны мог бы сказать, что кузнец исчез одновременно с молотом и наковальней, а затем вновь появился, будто из ниоткуда, вместе с другими молотом и наковальней. Но мы-то понимаем, что кузнец никуда и не пропадал.

Ученик. И все же я бы сказал, что твой пример не очень-то похож на то, что он призван проиллюстрировать.

Мудрец. Какое именно несходство ты в нем заметил?

Ученик. Да очень простое. Ведь в примере сам человек, работавший кузнецом, никуда не пропал даже после того, как у него отняли инструменты. Можно сколько угодно сомневаться, осталась ли у него воля к кузнечному ремеслу, однако сам ее прежний носитель — перед нами. В случае же с душой мы говорим о гибели тела, которое было носителем воли — где же и каком состоянии остается тогда сама воля?

Мудрец. Ты, друг мой, смешиваешь средство и носитель. Я ведь привел пример лишь для того, чтобы показать, как связана воля с используемым ею средством. В случае с кузнецом мы готовы самого его считать волей (или носителем воли, пользуясь твоим выражением), а молот и наковальню — средствами. Если же говорить о душе, то средством для нее будет тело. Однако твой вопрос о том, где и в каком состоянии находится душа, когда теряет тело, все равно вполне справедлив. Давай на него теперь и постараемся ответить.

Ученик. Пока не узнаю ответ, не смогу принять до конца и предыдущее рассуждение.

Мудрец. Ну так слушай. Если говорить кратко, то душа попадает как раз в то состояние, которое она утратила ранее из-за тела. А тело, как мы уже выяснили, роднит нас с миром материи и таким образом отвечает за пребывание в сокрытии. Следовательно, если устранить его, исчезают, если и не все факторы, создающие сокрытие, то, по крайней мере, один из главных. Следовательно, без тела душа оказывается в состоянии, когда атрибуты Бога ей становятся ясно видны, а вместе с этим появляется и осознание того, к чему и каким путем она стремится.

Ученик. Находится ли она в этот момент в каком-то конкретном месте?

Мудрец. Если под местом ты имеешь в виду участок физического пространства, то давай не забывать, что именно тело приобщало душу к миру материального. В отсутствие же такового пространственные ограничения не властны над душой.

Ученик. Если не властны пространственные, значит не властны и временные, так как одно вытекает из другого?

Мудрец. Верно, и это можно было бы показать и иначе. Мы ведь уже установили, что разделительный эффект времени тем сильнее, чем дальше существо находится от Абсолюта. Но ведь отдаляет от него именно сокрытие, а с его отменой душа вновь приобщается к состоянию, в котором сокрытия нет. Таким образом, время также теряет над нею свою власть.

Ученик. Получается, что душа словно проваливается в некое безвременье?

Мудрец. С нее попросту спадают покровы, ранее скрывавшие от нее прошлое и будущее, и она воспринимает то и другое как часть настоящего.

Ученик. Но я вот что не могу понять. Если со смертью тела исчезает и сокрытие, а время и пространство больше не ограничивают душу, означает ли это, что она приходит в полное уподобление с Абсолютом? Ведь это как раз его состояние — вечность превыше времени и вездесущность превыше пространства. Так неужели нам достаточно умереть, чтобы достичь этого? Если это так, я снова не понимаю, для чего душе вообще потребовалось воплощаться в теле, и почему ты назвал тело средством к уподоблению, если на деле оно этому уподоблению лишь мешает?

Мудрец. А ты не забыл для чего вообще душе изначально понадобилось сокрытие?

Ученик. С твоих слов — для того, чтобы разрешить главный конфликт ценностей.

Мудрец. Здесь же заключен ответ и на твой последний вопрос. Теряя тело, душа попросту возвращается в то состояние, из которого стремилась выйти, когда искала пути к телесному воплощению — она лишается сокрытия, а мы знаем, что происходит в таком случае. Явное осознание качеств Бога как непреложной истины подчиняет ее себе, отнимая драгоценную свободу. И вновь тот самый конфликт ценностей встает перед ней во всю величину. Поэтому нельзя сказать, что, умирая, мы приходим к полному подобию Богу. Мы лишь открываем более ясный взгляд на то, каков Бог, но настоящего уподобления не происходит, пока не разрешается главный конфликт. И хотя к некоторым атрибутам Бога душа приобщается в этом состоянии — в виду чего как раз и выходит из-под власти пространства и времени — в этом нет ее собственной заслуги. Это лишь пассивная сопричастность, а не активное и волевое уподобление.

Ученик. Следует ли из этого, что она вновь будет стремиться к воплощению?

Мудрец. Безусловно, она так и сделает. Если кузнецу из нашего примера в первый раз понадобились инструменты для того, чтобы в совершенстве овладеть кузнечным делом и выковать свой шедевр, однако он потерял их еще до завершения работы, как он поступит? Он непременно будет стремиться обрести их вновь или найти другие аналогичные, лишь бы продолжить свой труд. Так и душа — стоит ей потерять одно тело, она будет стремиться заполучить в свое распоряжение другое, чтобы продолжить путь к подлинному богоподобию.

Ученик. Это приводит нас к принятию теории реинкарнаций, не так ли?

Мудрец. Как видишь, то, что обычно считают лишь теорией, логически вытекает из понимания природы души и той роли, которую для нее играет тело. Да, душа действительно воплощается неоднократно, а все потому, что за один раз ей не удается прийти к достаточно полному богоподобию. Вот и выходит, что прерванный посередине труд приходится возобновлять повторно, причем даже не два или три раза, но множество раз.

Ученик. И сколько же раз душе приходится перевоплощаться?

Мудрец. Пока не будет достигнута цель, ради которой происходили воплощения. Ты помнишь, что еще вчера, обсуждая конфликты ценностей, я упомянул, что любой из них в принципе разрешим, но путь к такому разрешению, как правило, долгий и трудный? Вспомни для примера хотя бы конфликт между покоем и движением или между любовью и могуществом. Если проанализировать их, это покажет, что решения для таких конфликтов могут быть многообразны, одно лучше другого. И найти простейшее из них бывает не так уж сложно, однако окончательного удовлетворения оно не приносит, становясь лишь промежуточным этапом к более полному уподоблению.

Ученик. Я помню, как мы затрагивали эту тему в целом, однако, если сейчас это необходимо, чтобы разобраться с перевоплощениями души, хотелось бы вернуться и внести подробности.

Бесконечные возможности совершенствования и число воплощений души

Мудрец. Возьмем конфликт между покоем и движением, а точнее между стремлением уподобиться Богу по абсолютному покою и стремлением уподобиться ему по вездесущности. Последнее, как мы помним, происходит за счет того, что человек покоряет пространство, учась как можно быстрее перемещаться в нем. До некоторой степени перемещаться позволяет само наше тело, благо на то у него наличествуют ноги. Однако, чтобы с их помощью ходить, их приходится напрягать, а это идет в разрез с желанием покоя. Поэтому человек изыскивает другие способы к перемещению. Например, он приручает животных и осваивает верховую езду. И вот наш человек — верхом на резвом коне, что позволяет ему не только меньше напрягать ноги, но и перемещаться с гораздо большей скоростью.

Разрешил ли он конфликт ценностей? Можно сказать, что он лишь приблизился к этому или нашел некоторое промежуточное решение, но далеко не окончательное. Ведь скорость коня все равно ограничена, а для управления им по-прежнему приходится напрягать мышцы, пускай и не так сильно, как во время ходьбы или бега. Поэтому изобретательная мысль человека на этом не останавливается, и он продолжает искать дальнейшие решения. Осознав принцип вращения колеса, он создает транспорт, в который запрягает лошадей. Теперь ему необязательно ехать верхом — он может сидеть в колеснице или карете. Управление лошадьми в таком положении требует меньших усилий, а покой и комфорт возрастают. Впрочем, и это решение не способно утолить жажду богоподобия — ведь Бог вообще не тратит сил для того, чтобы пребывать повсюду и сразу. Поэтому человек исследует силу пара и создает паровозы и целые поезда, прикрепляя вагоны друг к другу. Теперь двигатель, работающий на топливе, несет его вперед с гораздо большей скоростью, чем любые кони, а управление им требует еще меньше напряжения физических сил, чем прежде.

Не буду долго рассуждать о том, почему и это решение не стало окончательным — думаю, ты уже уследил за ходом мысли. А посему вслед за паровозами появляются электровозы, двигатели совершенствуются, пока человеку не удается преодолеть притяжение Земли и взлететь сначала в атмосферу, а затем и в открытый космос. Но даже теперь, когда ему стали доступны космические полеты, он все еще не чувствует, что конфликт между покоем и движением окончательно разрешен. Ему, с одной стороны, необходимо автоматизировать управлением транспортом до такой степени, чтобы его самого это оставляло наслаждаться совершенным покоем. Здесь на помощь приходит вычислительная техника, а следом за ней — искусственный интеллект. С другой же стороны, покорения все еще ждут невообразимые колоссальные пространства: ведь он пока долетел в лучшем случае до ближайших космических тел, а что делать с целыми галактиками, простирающимися вдалеке?

Таким образом, ты видишь, что динамика в разрешении этого конфликта идет сразу по двум направлениям: мы параллельно увеличиваем и покой, и движение. Даже успех в одном из этих начал, ставит нас ближе к преодолению противоречия, с которым мы впервые столкнулись, когда обнаружили затраты сил при ходьбе на своих ногах. На практике же большинство новых решений дают прогресс сразу в обоих качествах.

Теперь ты спросишь: что же станет окончательным решением этого конфликта? Такое решение мы можем описать лишь в принципе, но не на практике. Им стала бы способность мгновенно телепортироваться в любую точку пространства без затрат собственных сил. Однако на практике, продолжая обитать в ограниченном мире, мы всегда будем сталкиваться с тем, что наши успехи лишь приближаются к абсолютным величинам, но не достигают их полностью. Если бы произошло полное уподобление Абсолюту, относительное перестало бы оставаться таковым, а это невозможно. Ведь не зря относительное есть мера абсолютного: всякое уподобление тоже ограничено своей мерой, которая может бесконечно расти, но ни в каком отдельном состоянии не будет абсолютной.

Ученик. Значит, конфликты ценностей по-настоящему неразрешимы?

Мудрец. Они разрешимы в принципе. На практике же это означает, что для любого из них существует множество решений, каждое из которых относительно. А мы вольны выбирать то, какое нам больше нравится, и какое в силах осуществить.

Ученик. Не означает ли это, что мы всегда будем оставаться с некоторым изъяном или недостатком? Эта мысль несет в себе какую-то неизгладимую печаль.

Мудрец. Здесь сокрыта особая тайна. Суть ее в том, что в действительности относительное по природе своей подобно абсолютному в полной мере. Точнее говоря, относительное — это и есть абсолютное, но рассматриваемое в своей динамике. Это означает, что абсолютное бесконечно в своем бытии, а относительное также бесконечно, но в приближении к этому бытию. Абсолют обладает неограниченными качествами, пребывающими в полном единстве, а относительное обладает неограниченными возможностями приобретать эти качества. Однако это как раз и означает, что в любом отдельном состоянии в относительном не может быть совершенства, поскольку оно положило бы предел дальнейшему развитию и улучшению. И тогда неограниченность, свойственная относительному, сменилась бы ограниченностью, и относительное перестало бы отражать в себе Абсолют.

Ученик. Похоже, ты в конец меня запутал.

Мудрец. Я не даром назвал это тайной — то, что я сейчас произнес, бросает вызов привычному пониманию. Однако подумай об этом на досуге и, вероятно, ты поймешь, почему в реальности все устроено так, как устроено, а не как-либо иначе. Впрочем, я намерен вернуться к твоему предыдущему вопросу касательно печали.

Именно безграничность совершенствования и развития, свойственная относительному, означает, что любое отдельно взятое состояние имеет в себе изъяны и недостатки, однако как раз они и открывают дорогу к дальнейшим улучшениям. С недостатком связана жажда, а с его восполнением — наслаждение. Поэтому то, что любой отдельно взятый этап в относительном мире не являет нам полного совершенства — это гарантия непрекращающегося наслаждения от процесса все новых и новых обретений и достижений. Печаль же присуща лишь тем, кто в этом процессе не участвует, а застревает в отдельном состоянии с его недостатками. Таким людям эти недостатки будут казаться неисправимыми и невосполнимыми. Нам же, знающим о том, что в относительном мире присутствуют бесконечные возможности для развития, грустить некогда.

Ученик. Выходит, все зависит от того, как посмотреть: можно в любом состоянии увидеть полную половину стакана, а не пустую.

Мудрец. Я бы сказал точнее: в пустой половине стакана следует видеть предпосылку к его дальнейшему наполнению. И чтобы это наполнение никогда не прекращалось, в стакане всегда должна оставаться некоторая пустота. Поэтому, если кто выбирает грустить из-за недостатков мира, — на то его право; для меня же в том и проявляется бесконечная любовь Бога, что он доставляет нам возможности для неограниченного наслаждения.

Ученик. Если в любом конфликте ценностей невозможно получить окончательное решение, но всякое решение будет лишь промежуточным, значит так же дело обстоит и с главным конфликтом? И тогда душе придется воплощаться бесконечное число раз?

Мудрец. Тебя бы такое обстоятельство расстроило? Будешь вновь печалиться из-за него?

Ученик. Наслушавшись твоих слов о бесконечном наслаждении, я бы, пожалуй, воздержался пока от печали. Просто хочу понять, верно ли, что душе необходимо бесконечно воплощаться, или же есть этому какой-то предел?

Мудрец. Поверь мне, наслаждение и в самом деле куда лучше печали. А что касается предела для воплощений, давай подойдем к этому вопросу, как полагается — чинно и по порядку. Мы уже знаем, что воплощения души необходимы для разрешения конфликта между стремлением к свободе и уподоблением Богу по остальным его качествам. Ранее я сказал, что любой конфликт ценностей разрешим в принципе, тогда как на практике всякое решение не будет окончательным. Давай сначала определим, как выглядит решение в принципе.

Ученик. Давай определим.

Мудрец. Вчера мы уже говорили об этом, когда рассуждали о правильной степени сокрытия, однако стоит закрепить изученное прежде, чем двигаться дальше. Сокрытие призвано создать свободу выбора, оставив добро и зло доступными к исследованию, но не очевидными. По мере того, как человек, совершая ошибки и получая страдания, все же мало-помалу выясняет для себя, что есть добро, а что зло, у него появляется возможность самостоятельно и свободно выбрать добро. Добро же, как мы помним, — это и есть уподобление Богу по всем атрибутам. Получается, что такое уподобление для невоплощенной души было бы обусловленностью, лишающей ее свободы, а для воплощенной оно же может стать актом свободы. Если человек выбирает добро сам, опираясь на собственную волю и разум и не будучи толкаем к этому очевидностью, ему удается сочетать добро и свободу в одном действии. Так в принципе разрешается наш главный конфликт.

Ученик. А что с практической реализацией этого решения?

Мудрец. Практическая реализация продвигается вперед всякий раз, как человек по своей воле воспитывает в себе склонность к добру. Естественно, продолжая жить в теле и в мире сокрытия, он тем самым гарантирует себе, что это добро в его жизни будет сочетаться со свободой. Так, шаг за шагом, он все больше утверждается в состоянии, в котором эти ценности больше не конфликтуют. На это ему и потребуются многие воплощения.

Ученик. Так может ли все-таки наступить момент, когда дальнейшие воплощения станут не нужны?

Мудрец. Вернее будет сказать, что в этом процессе человек будет с каждым разом все ближе к состоянию, когда он сможет сам управлять своими воплощениями. Душа будет иметь все больше власти решать, когда, где и в каком теле воплотиться, а сами воплощения будут проживаться все более осознанно. Важной вехой на этом пути станет момент, когда сознание в теле и сознание вне тела сомкнутся, и все воплощения станут для этого человека как одна непрерывная жизнь.

Ученик. Это звучит как фантастика.

Мудрец. А я и не говорю, что такого состояния легко достичь. Но так же, как и паровоз с космической ракетой когда-то в прошлом звучали как фантастика, а сегодня стали реальностью, — так и овладение силой воплощения до такой степени, как я описал, неизбежно наступит, разве что для большинства ныне воплощенных душ это произойдет весьма не скоро. Фактически, это и будет означать возвращение к бессмертию. Впрочем, тема эта, если захотим в ней разобраться, потребует от нас более развернутого обсуждения, а потому предлагаю сейчас оставить ее.

Ученик. Тогда вернемся к тому, о чем говорили ранее.

Обратное действие закона подобия: сближение вызывает уподобление

Мудрец. Итак, рассмотрев все это, мы не только поняли, для чего происходят воплощения души, но и открыли великое благо, которое в себе заключает смерть.

Ученик. Что же это за благо?

Мудрец. Понять его будет нетрудно, если лучше разобраться в том, как работает закон подобия.

Ученик. Ранее ты объяснял мне, что нечто, что уподобляется другому, сближается с ним, а что лишается подобия другому — удаляется от него. Чего же нам еще не хватает в этом законе для его понимания?

Мудрец. Верно, что мы рассмотрели его именно с такой точки зрения. Но ведь заметь, что он действует и в обратном направлении.

Ученик. Это как?

Мудрец. А так: если что-то сблизилось с другим, оно уподобляется ему; а если удалилось от другого — теряет подобие с ним.

Ученик. Но разве это не то же самое, что я сформулировал прежде?

Мудрец. Смотря о чем говорить. Мы ведь до сих пор, в основном, говорили об уподоблении Богу. А в этом процессе сказать, что существо приблизилось к нему, или что уподобилось ему — это фактически одно и то же. Точно так же и сказать, что существо отдалилось от него, или что уменьшило подобие ему — одно и то же. И вся моя речь, когда я говорил о подобии, на том и была сфокусирована, чтобы запечатлеть в твоем сознании единство этих процессов — уподобления и приближения, дабы они воспринимались как один процесс, а не два разных.

Но так обстоит дело с уподоблением Богу, потому что он представляет собой безграничное единство, он вечен и вездесущ, а значит, мы не можем отслеживать приближение к нему по каким-либо иным параметрам, кроме как по самому уподоблению. Этим я хочу сказать, что мы не можем представить приближение к нему ни в пространстве (так как он в равной мере пребывает во всем пространстве, а не в какой-либо его части), ни во времени (так как он — во всем времени, а не в части). Вот почему в разговоре о Боге уподобление и приближение нераздельны.

Но что получится, если мы станем говорить об объектах в относительном мире? Ведь в нем можно приблизиться к предмету в пространстве или во времени, не уподобляясь ему по своим качествам. К примеру, я могу приехать в другую страну, в которой господствуют определенные взгляды, обычаи и менталитет, однако сам я могу сохранять собственные взгляды, отличные от принятых в стране, куда приехал, не так ли?

Ученик. Действительно так.

Мудрец. На первый взгляд, это разрушает наше прежнее понимание закона подобия. Относительный мир нередко демонстрирует то, как соседствуют в непосредственной близости друг с другом совершенно разные объекты. А ведь, если следовать за тем, как мы понимали закон подобия, этим объектам пришлось бы либо стать схожими между собой, либо отдалиться один от другого. Ты можешь разрешить эту проблему?

Ученик. Признаться честно, я как-то не задумывался глубоко о том, насколько строго закон подобия соблюдается во всех процессах относительного мира. Но сейчас, когда ты спросил, я склоняюсь к такому ответу. Подобие или неподобие вещей в нашем мире создает определенное тяготение, которое толкает их сближаться или отдаляться. И, если какие-либо объекты соседствует в близости друг с другом, несмотря на свою качественную несхожесть, это должно означать либо то, что их различия — сравнительно новое явление, и возникающее из-за них отталкивание еще не успело развести эти объекты по разным местам; либо же параллельно с их различиями существуют и сходства, которые создают тяготение, противодействующее отталкиванию. В итоге одно уравновешивается другим, и объекты сохраняют свои места.

Мудрец. Ты очень удачно сформулировал свою мысль. И в самом деле, поскольку относительное пребывает под властью времени, в нем эффект от уподобления не будет мгновенным, и приходится говорить о силах тяготения, которые стремятся постепенно сблизить подобное и отдалить различное. Опираясь на это, я и сказал ранее о том, что закон подобия работает не только в том виде, как мы привыкли говорить, но и в обратном. Иными словами, не только уподобление порождает тяготение, стремящееся сблизить вещи, но и сближение порождает силу, стремящуюся уподобить их друг другу.

Ученик. Можешь пояснить примером?

Мудрец. Здесь будет достаточно и того примера, что я уже привел — с человеком, переехавшим в другую страну. Мы можем прочесть эту ситуацию в обоих направлениях. С одной стороны, сам факт того, что он туда приехал, свидетельствует о некотором уподоблении его с этой страной, наступившем еще до самого переезда. Таким уподоблением могло стать принятие им каких-либо качеств, характерных для данной страны — быть может, он выучил язык, на котором в ней говорят, или принял для себя ее экономический уклад и захотел искать в ней заработок, или испытал солидарность с ее политической системой, или проникся духом ее культуры и истории. Любая из этих причин, как и некоторые другие, могла подтолкнуть его к переезду, и в каждом из перечисленных случаев мы вправе говорить о частичном уподоблении. Коль скоро переезд состоялся, приходится признать, что этого уподобления оказалось достаточно, чтобы породить такое тяготение, которого хватило, чтобы сдвинуть человека с места — заставить его расстаться с прежним его местом жительства, собрать вещи, пройти все необходимые приготовления и двинуться в путь.

Ученик. Но что, если наш переселенец поехал лишь потому, что в той стране живет любимый человек или родственник? Что в таком случае следует сказать об уподоблении?

Мудрец. В этом случае подобие, вызвавшее силу тяготения, произошло не со страной, а тем человеком. Ведь не ко всякому родственнику ты поедешь за тридевять земель, но лишь к такому, с которым имеешь достаточно подобия. Этому способствуют общие взгляды, совместимость характеров, сходство домашних привычек. Здесь-то мы и приходим к рассмотрению обратной стороны закона подобия.

Допустим, наш переселенец действительно приехал к родственникам, живущим в другой стране, тогда как с самой страной никакого особого уподобления не испытал. Что же произойдет дальше? Тут уже сама страна начнет воздействовать на него и склонять его к уподоблению ей. Она заставит его учить язык, знакомиться с культурой и обычаями, впитывая их в себя, перестраивать свое поведение в соответствии с ее законами и порядком. Если он поддастся этому и будет участвовать в таком процессе уподобления, то через некоторое время это может завершиться принятием гражданства данной страны. Чем дальше зайдет такое уподобление, тем труднее будет отличить иммигранта от коренных жителей. Если же, с другой стороны, этот иммигрант противопоставит явному тяготению со стороны того, что его окружает, собственную индивидуальную волю и будет сопротивляться уподоблению — не захочет учить язык, не проявит уважения к обычаям, а может быть, даже нарушит законы — фактически, он запустит новую силу, которая будет работать на отталкивание. О таком говорят, что страна не приняла его. Она словно вытолкнула или выплюнула этого человека как инородное тело, которое в ней не прижилось. В результате, если его расхождение со страной примет резкую и грубую форму, его депортируют, а если мягкую — все вокруг будет красноречиво намекать ему на то, что лучше самому уехать прочь.

Подчеркну, что сила, толкающая к уподоблению, по-любому проявится. Сопротивление человека, о котором я упомянул в последнем случае, возникает лишь как реакция на нее, и если оно резко — значит, сила уподобления была велика. Отсюда делаем вывод: не только уподобление приводит к сближению, но и сближение вызывает силу уподобления. И, насколько мы можем судить, рассматривая любые примеры и ситуации, закон этот непреложен и обязателен во всем.

Благо, которое приносит смерть

Ученик. Как же это поможет нам установить благо, которое несет в себе смерть?

Мудрец. Посмотри, что происходит с душой, когда она воплощена. Ведь для нее воплотиться в маленьком тельце эмбриона, заключенном в материнской утробе, — это, если продолжать параллель с моим последним примером, все равно что сесть на самолет в другую страну; а родиться — все равно что выйти из аэропорта по прилету. Воплощаясь в материальном мире, человек начинает испытывать на себе силу, подталкивающую его к уподоблению ему, точно так же, как иммигрант испытывает эту силу со стороны своей новой среды проживания. Однако иммигранту, если он хочет этой силе сопротивляться, есть куда уехать. А человеку, воплощенному в материальном мире, деваться практически некуда — разве что он решит совершить добровольное самоубийство. Вот и получается, что телесный человек находится под постоянным и непрерывным воздействием окружающего мира, который толкает его все больше и больше уподобляться ему. В эффектах, производимых этой силой, мы могли бы усмотреть все то, что проходит человек по мере взросления. Ведь он, постепенно расставаясь с детским идеализмом, становится прагматичнее, приспосабливается к обстоятельствам, соглашается с различными несовершенствами и ограничениями мира, в котором живет. Делает он это неизбежно, а все потому, что ему некуда бежать и нечего противопоставить этой силе на принципиальном уровне. Лишь внутри самого мира он еще может как-то маневрировать, предпочитая в большей мере уподобиться тому или иному.

Впрочем, мы уже выяснили ранее, что неотъемлемой чертой нашего мира является правильная степень сокрытия. А она, в свою очередь, подразумевает неочевидность существования Бога, как и неочевидность добра и зла. Именно к этим условиям человеку приходится приспосабливаться. При этом делает он это не один — в мире живут и другие люди, такие же как он, которые проходят аналогичные процессы. Поэтому новый человек рождается уже в целом обществе, где такое приспособление происходило не один день. Это еще больше усиливает эффект, поскольку теперь не просто мир в целом влияет на человека, но и общество, в котором он живет. Будучи беззащитен против их тяготения, он и сам быстро идет на уподобление, приноравливаясь ко всем особенностям сокрытия.

Представь теперь, что было бы, если бы это состояние и сама эта жизнь продолжалась бесконечно долго. Наш человек настолько плотно погряз бы в мире сокрытия, а все его понятия и представления настолько сильно подстроились бы для описания этой действительности, что он практически утратил бы всякий шанс на возвращение к Богу. Конечно, мир сокрытия, как и говорили, создает для человека определенную свободу, которую тот может реализовать, выбрав добро. Но что, если человек не выбрал добро, а пошел каким-либо иным путем?

Склонившись к тому или иному злу — пусть даже это будет какое-либо частное и сравнительно безобидное зло — он все больше уподобляется соответствующему качеству, притягиваясь в среду тех, кто им обладает, и сам усиливая их среду. Чем дальше зайдет это приспосабливание, тем естественнее человек станет чувствовать себя в этой роли, а вероятность того, что он захочет и сможет изменить свой выбор, будет уменьшаться.

Вот тут-то и выходит на сцену смерть как величайшее благо. Она насильственно выдергивает его из среды, которой он уподобился, да и в целом из всего мира сокрытия, словно перенося на своих крыльях в другую страну. В той далекой стране атрибуты Бога ясно видны, и человек получает новый заряд осознания своей высшей цели. Это действует на его душу как глоток свежего воздуха после ставшего уже привычным затхлого подвала. Находясь в этой божественной стране, душа также испытывает обратную сторону закона подобия — в отношении нее пробуждается сила, толкающая уподобляться божественному. Ее осознание постепенно перестраивается так, чтобы все больше проникнуться этими качествами и идеалами. Это позволяет ей в новом воплощении получить шанс изменить ранее сделанный выбор и повторно проявить свободу.

Ученик. Насколько я тебя понял, смерть помогает человеку в том, что не оставляет возможности начисто забыть о Боге?