Бесплатный фрагмент - Пусть не едят пирожные

Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

Уильям Шекспир. Отелло

Салют, дорогие читатели!

Если вы внимательно ознакомились с названием книги, то наверняка спрашиваете себя: «Чем же так плохи пирожные? Почему бы не съесть пару штучек? Неужто это заговор фитнес-блогеров?» Говорят, Мария-Антуанетта тоже какое-то время размышляла в подобном ключе — и посмотрите, чем кончила эта дамочка. М-мда… Хотя авторитетные историки утверждают, что бывшая королева Франции не задавалась столь казусными вопросами и потеряла голову по другой причине. Вывод: не стоит быть самонадеянными, друзья мои. Не стоит.

Для вашего же спокойствия все фигуранты дела о пирожных скрыты под вымышленными именами и поселены там, где они никогда не жили: в Таллине (столица Эстонии, для тех, кто не в курсе). Такая подмена убережёт вас от бессонных ночей, иррациональных фобий и тревожно-депрессивного расстройства, диагностированного у редактора после прочтения рукописи. А впрочем…

Оглянитесь. Не пытается ли кто отгрызть половинку вашего крекера? Так вот, это, вероятнее всего, Габриэль, а точнее — девушка, которую на самом деле зовут не Габриэль, но раз уж она встретилась вам на пути, ни в коем случае не зовите её на свидание в ресторан.

Возможно также, что те двое, которых здесь зовут Анна и Франк, держат бар под названием BAR на соседней улице, и вы как раз были там вчера. Однако столь же вероятно и то, что они уже ничего подобного не держат на соседней улице, зато там открылась кальянная «Туман», где вы никогда не бывали, потому что — как и я — терпеть не можете кальяны.

Но даже если вы любите кальяны, это не повод терять бдительность! Быть может, Наташа, которая вовсе не Наташа, сменила имя и теперь действительно зовётся Наташей. Вы ни с кем её не спутаете, когда некто промчится мимо вас в лимузине с криком «Кто не с нами, тот против нас!». Знайте же, что её муж под псевдонимом Иван — статный мужчина с рыжими волосами и сигарой во рту — где-то неподалёку.

Допустим также, что в порту вашего города пришвартована трёхпалубная яхта «Екатерина». Это уж совсем за гранью реальности, ведь в тот роковой вечер, когда все упомянутые и некоторые не упомянутые выше личности собрались на её борту, яхта носила название «Немезида».

Есть здесь, кстати, ещё один персонаж — Маргус (это я!). Не самый надёжный повествователь. Склонен к драматизму и преувеличениям, да и имя тоже фальшивое, но вы это как-нибудь переживёте. Важно другое: мне нужно, чертовски нужно рассказать вам эту историю. Зачем? — Не знаю! Для рефлексии, наверное.

В любом случае — внимательный читатель умеет мудро кивнуть головой, подмигнуть в нужный момент и перевернуть страницу. Скажу сразу, что кивать, подмигивать и переворачивать вам придётся довольно часто, поскольку те рассказы, эссе, очерки, стихотворения, зарисовки, новеллы, описания интерьеров, этюды, письма, оперные отрывки, рецензии и кулинарные рецепты, которые предлагаются вашему вниманию, по отдельности могут оказаться не более занятными, чем диски в Ханойской башне. Но, собранные вместе и прочитанные в нужном порядке, они расскажут вам историю о чудовищном преступлении, совершённом однажды на пляже.

Так с чего же мне стоит начать? Пожалуй, с записки. Да, точно! С крошечной и неприметной записки, оставленной одним апрельским днём на подоконнике уютного двухэтажного домика…

I

Привеееееет)))

С соседями положено дружить, знаешь ли!

Как насчёт небольшой прогулки? Отказ не принимается.

В 14:00 буду ждать тебя у ворот. А если ты не придёшь, я всё равно буду ждать. Вот умру от голода и жажды — это будет на твоей совести. Так и знай)

Симпатичный парень из дома напротив

P.S. Не знаю твоего имени: (

Кабинет ужасов

То было обычное, среднеомерзительное майское утро. За исключением подозрительно безоблачного неба, ничто не предвещало беды. Я прогуливался по улице Вейценберга, в левой руке у меня был IQOS, в правой руке — латте со льдом, а в голове примерно вот что:

«Значит так, надо купить корм для Диоскурии, а потом зайти в магазин за молоко-о-ом. Может, купить безлактозное? Хотя нет, лучше возьму вино. Как раз „Великолепный век“ под него досмотрю. Ах нет, стоп, я же уже досмотрел. Блин. В воскресенье ещё в оперу с Наташей и Иваном идти. Вот что мне надеть? Тот чёрный пиджак? Да они у меня все чёрные… Впрочем, этот, пожалуй, не совсем чёрный, скорее серый. Ну такой, цвет голубиного крыла. Может, это древесноугольный?»

Разумеется, я не имел ни малейшего представления о том, что судьба уже уготовила мне знакомство с доктором Августом, в результате чего существенным образом пострадает моё лицо. И нет, это не метафора и не оборот речи, я вовсе не имею в виду, что «потеряю лицо» или «ударю в грязь лицом». Я выражаюсь вполне буквально.

«У нас в клинике появился рентген! Теперь можно получить снимки внутренних органов и костей сразу после приёма у врача! Скидка 30% на все услуги!» — гласил рекламный билборд.

О как!

Вы только посмотрите, вы только вслушайтесь. Сколько радости, сколько задора! И кто после этого скажет, что такая реклама не зазывает посетителей? Стрелочка на билборде указывала в сторону стоящего тут же здания: не то больница, не то клиника, не то поликлиника, но называлось это почтенное учреждение «Смарта-мед».

Я соблазнился на рентген и, запустив тем самым цепь роковых событий, вошёл в вестибюль.

А зачем мне, собственно, рентген? Не знаю, но пусть будет на всякий случай. Что-то у меня болит поясница, да и в боку вон закололо. Вдруг рак на четвёртой стадии или сколько их там? Ой-ой-ой, врача!

К окошку с надписью «Рентген» выстроилась длиннющая очередь, что вполне ожидаемо, а вот к окошку «Аппаратная медицина» почему-то очереди не было. В принципе (поправьте меня, если я ошибаюсь) рентген — это тоже аппарат, а значит, если подойти к вопросу с чисто технической стороны, мне туда и надо. Ну не зря же я пришёл, в конце концов?

— Вы к дерматологу? — практически утверждая, спрашивает меня сотрудница из окошка «Аппаратная медицина».

Хотелось бы рентген вообще-то, но… если это тоже по скидке… была не была.

— Да, — говорю, — к дерматологу, именно так.

— Пятый этаж, тринадцатый кабинет.

И вот я уже сижу на приёме у доктора Августа. Какой же он стрёмный, это пиздец. Не человек, а человекосодержащий продукт: белый халат, белые перчатки, белая шапочка, белая маска, а лицо… лица за всей этой амуницией почти не видно. Только пронзительные, незабудкового цвета глаза, которые за линзами толстенных очков кажутся размером с две десертных тарелки. И до того он тощий, этот доктор Август, что определить, сколько ему лет — тридцать или триста — невозможно.

Но что-то в нём показалось мне болезненно знакомым…

— Давайте-ка посмотрим на ваше личико, уважаемый! Так-та-а-ак. Хм-м-м… Так я и думал! У вас расширены лицевые капилляры, — удовлетворённо сообщил доктор Август, — и, хотя это незаметно невооружённым глазом, в действительности дело обстоит удручающе.

— И… как это называется?

— Телеангиэктазия.

— А это опасно?

— Смертельно! Прогноз крайне неутешительный, лет через восемьдесят эта болезнь убьёт вас. Но не волнуйтесь так, не волнуйтесь. Я своё дело знаю! В качестве лечения могу предложить фототерапию.

«Фототерапия» звучит очень романтично, почти как пленэр. Есть же арт-терапия, например, со всякими раскрасками, лепкой из глины, Моцартом… Я решил, что фототерапия — это когда ты идёшь в лес, там щебечут птицы, ты их фотографируешь, и вдруг коварная телеангиэктазия излечивается сама собой. Что выяснилось?

— Фототерапия — это лечение с использованием коротких горячих вспышек, которые сжигают сосуды прямо под кожей, а если нет сосудов, то они, разумеется, не могут больше расширяться, — объяснил доктор Август.

Класс. Вот и пофоткали птичек в лесу.

— Хорошо, давайте, — зачем-то согласился я.

Добрый доктор оживился и тут же подсунул мне документы на подпись:

— Небольшая формальность, Маргус.

Смысл небольшой формальности сводился к тому, что в случае нанесения моему здоровью непоправимого ущерба я не имею претензий ни к клинике, ни к персоналу.

— Над пунктиром, уважаемый, над пунктиром, если позволите… Отлично, спасибо! — доктор Август забрал бумаги, приосанился и эффектным мановением руки указал на стоящий рядом аппарат. — Это наше рабочее устройство. «М22»! Полностью цифровое управление! Последнее слово техники!

Последнее слово техники выглядело, как результат порочного кровосмешения пылесоса, утюга и старого сенсорного планшета. Доктор Август уложил меня на длинный стол, попросил надеть непроницаемые солнцезащитные очки и начал допрос:

— Напомните вашу фамилию.

— Рейман.

— Как-как?

— Рей-ман.

— Хм-м-м… — неодобрительно протянул он. — Звучит знакомо. Вы случайно не химик?

— Нет.

— Ваш возраст?

— В следующем месяце будет двадцать пять лет.

— Есть хронические заболевания?

— Э-э-э, кажется, нет.

— Состоите ли на учёте в психдиспансере?

— Нет, боюсь, что нет.

— В наркодиспансере?

— К сожалению, нет.

— У вас есть аллергия?

— Только на лимоны.

— А на апельсины?

— Нет.

— На мандарины?

— Нет.

— Была ли у вас когда-либо реакция на внутривенное введение контрастных веществ при МРТ- или РКТ-исследованиях, например йодосодержащие ионные и неионные препараты?

— Э-э-э… нет?

— Отменно! — послышалось сверху, и с этими словами доктор Август нанёс мне на лицо какое-то желе. — Это для лучшей проводимости.

Не сомневаюсь, что именно для этого. Говорят, в шоковой терапии схожий принцип: сначала лубрикант на виски, а потом двести вольт — херак! Ладно, попробуем не думать о плохом. Кажется, дома в холодильнике стоит шоколадный пудинг. Всё-таки не так страшно подвергаться пыткам, зная, что еда вкусная и что сегодня вечером ты снова будешь её есть.

— Итак, Маргус, мы начнём с коагуляции сосудов, — судя по жужжащему звуку, та часть аппарата, что была опознана мной как утюг, находилась прямо над моим лицом. — Возможно, вы испытаете лёгкий дискомфорт. Готовы? Раз, два, три, импульс!

Несмотря на зажмуренные глаза и солнцезащитные очки, я увидел яркую вспышку, будто находился не в кабинете дерматолога, а в эпицентре ядерного взрыва. Что же касается «лёгкого дискомфорта»… Как бы вам описать? Представьте, что вы — рыба, которую живьём обваляли в муке и швырнули на сковородку. С той лишь разницей, что рыба может умереть.

— Раз, два, три, импульс!

Ещё одна вспышка. Вообще-то я всегда думал, что у меня высокий болевой порог.

— Раз, два, три, импульс!

Я сейчас заору.

— Раз, два, три, импульс!

Есть что-то садистское в том, чтобы отсчитывать эти его раз-два-три и раз-два-три, как считаете?

— Раз, два, три, импульс!

Если я однажды выберусь из этого кабинета, на что не смею надеяться, то обязательно напишу книгу.

— Раз, два, три, импульс! — тут вдруг тон доктора Августа сменился, он поскучнел и будто расстроился. — Мы закончили.

Вот радость-то, неужели я свободен?

— Маргус, возьмите игрушку, — в моих негнущиеся пальцах оказалось что-то мягкое. — Это плюшевый мишка-антистресс, чтобы вы не нервничали.

Чтобы я не нервничал?! Погодите-ка, но разве это не всё?

— Теперь, — раздался весёлый голос, — я увеличиваю длину волны луча, мы пройдёмся по сосудам красного спектра.

Стойте! Не может же он…

— Импульс! — без всякого предупреждения мне поджарили лицо.

С увеличением длины волны луча ощущение «лёгкого дискомфорта» тоже усилилось. Да зачем красные сосуды-то? Нормально же всё бы…

— Импульс!

Я уже успел дать имя плюшевому мишке. Его зовут Себастьян, и теперь это мой лучший…

— Импульс!

Боже! Да чтоб я ещё хоть раз…

— Импульс!

Садист! Бессердечный, жесткий извер…

— Импульс!

Скорее бы это закончилось.

— С этим закончили, — доктор Август словно прочитал мои мысли.

Но что-то не понравилось мне в его тоне, в его голосе. Да и сама формулировка странная: «С этим». Погодите-ка. Коагуляция, красные сосуды… О господи, есть же ещё…

— Синие сосуды! Увеличиваю длину волны и приступаем.

Не-е-ет!

— Какой чудесный денёк, согласны? — поинтересовался доктор Август, клацая по клавиатуре. — Я вот сегодня поеду на природу! У моей матери прекрасный дом за городом. А у вас есть загородный дом, Маргус?

— Ну-у, у моих родителей есть осо…

— Импульс!

Я сдавил бедного Себастьяна до такой степени, что у него, кажется, оторвался глаз.

— Импульс!

Лубрикант на моём лице уже не требуется: слёзы успешно выполняют ту же функцию.

— Импульс!

Теперь я знаю, как будет выглядеть мой персональный ад.

— Импульс!

Это будет не варка в кипящем масле и не заливание раскалённого железа в горло, как я полагал ранее.

— Импульс!

Это будет фототерапия.

— Импульс!

С доктором Августом.

— Импульс!

А в ад я точно попаду. Сам знаю, что заслужил.

— Импульс!

Свет и боль оглушили меня. Я решил просто ждать, когда это закончится.

Примерно через тысячу лет:

— Мы закончили.

Сперва я не поверил, конечно, но, когда у меня отобрали покалеченную игрушку, пришлось поверить. На полу валялся пластмассовый глазик Себастьяна.

— В течение недели, — с вызовом начал доктор Август, — вам стоит воздержаться от посещения сауны…

Уж будто я собирался! Сауна — дьявольский притон, это знают все, кто застал живым своего дедушку.

— …и прогулок в солнечную погоду. Вот я, например, поеду сегодня на природу! Я уже говорил вам, что у моей мамы чудесный дом за городом? Поброжу по старым местам, позагораю… Но вам не советую! Вам лучше на солнце не показываться.

Последняя реплика могла бы быть воспринята как оскорбление, но доктор Август, очевидно, забыл, что мы находимся в Таллине, а не в Палермо.

— Также, — продолжал он, — не рекомендую употреблять в пищу острые блюда: это расширяет сосуды, что в данной ситуации нежелательно.

Из всех острых блюд я воспринимаю только Том Ям, так как это единственное известное мне средство от похмелья, которое реально работает.

И тут доктор Август завершил свой пассаж:

— Помимо прочего, никакого алкоголя в течение недели.

НИКАКОГО АЛКОГОЛЯ В ТЕЧЕНИЕ НЕДЕЛИ?!

Ох уж эти доктора. Все они так делают. «Помните ту вещь, которая вам очень нравится? Так вот, теперь вам это нельзя». И почему об этом всегда говорят в конце? Наверное, этому учат на каких-то специальных курсах повышения квалификации.

Но да ладно, не так критично. Главное — результат! Возможно, теперь я стал в два, а то и в четыре раза привлекательнее. Посмотрим. Я повернулся к зеркалу, и сердце моё упало.

— Ах да, Маргус, чуть не забыл. Побочным эффектом процедуры является небольшое покраснение кожи лица. Не переживайте, эффект пройдёт через пару дней.

— Да, спасибо большое, — промолвил я. — До свидания.

— Хорошего вам дня! И помните, никакого алкоголя!

Пока я стоял на улице и курил IQOS, голову не покидала соблазнительная картина: доктор Август связан бинтами по руками и ногам, в рот вставлен кляп, а по его лицу туда-сюда разъезжает раскалённый докрасна утюг. Скотина…

Ладно, попробую извлечь из этого урок. На что же намекает мне Вселенная? Не доверяй людям в халатах? Не ложись под кого попало? А может, скрытые от взора проблемы можно решить только через боль?

Размышляя об этом, я поднял глаза к небу и увидел рекламу на обратной стороне билборда:

«День рождения? Корпоратив? Помолвка? Компания Divertissement предлагает вам аренду прогулочных яхт с фуршетом!»

Здесь же красовалась трёхпалубная «Екатерина». И разумеется, реклама снова ударила мне в голову.

II

Чувствую себя членом семьи Монтекки… Или Капулетти — ещё не разобрался.

Кстати, мне нравится писать записочки. И да, я в курсе, что мы не в четвёртом классе. Но разве это не… романтично?)))

В 19:00 на том же месте.

М

Музыкальная пауза

Проблема началась, когда тридцать лет назад двое — мужчина и женщина — решили назвать свою дочь Наташей. Имя дополнялось эффектной фамилией: Паулюс. Если бы нашу героиню назвали Еленой или хотя бы Констанцией, всё могло бы сложиться иначе. Я не верю в магию имён, но знаете, что-то в этом есть. Например, все Никиты — козлы (британские учёные доказали), все Маши — простушки, все Тамары любят яблочное повидло. А Наташи…

— Маргусёночек, привет! С кого ты стащил этот прикид? С Гитлера, что ли?!

Они все ебанутые.

Супруги Паулюс (Иван предпочёл взять фамилию жены) уже стояли у входа в оперу, когда я вылезал из такси. И чем только Наташе не понравился мой костюм? На себя бы посмотрела!

Да, не хочется уходить в сторону от истории про оперу, но наряды Наташи заслуживают внимания здесь и сейчас. Халаты. Халаты, дамы и господа, да, всевозможных цветов и из всевозможных материалов. Правда, в зависимости от повода она дополняет их стразами, блёстками, пайетками, бусами, бахромой, кружевами, браслетами, цепочками, перстнями, ожерельями, колье, диадемами, подвесками, бутоньерками, поясами, перьями, лентами, заколками, бантами, банданами (иногда всем вместе), вышивкой, мехом, шляпками, перчатками, воланами и прочими элементами декора, которые мне сложно классифицировать. Но неважно — в оперу ли, в ресторан ли, а может, даже на выставку или на открытие столярной фабрики (что, готов признать, вполне уместно) — Наташа надевает халат. Например, сегодня она блистает в необычайно плотном экземпляре из вельветовой ткани.

— Вот это да, какое у тебя лицо красное! Давай-давай, поторапливайся, нам ещё шампанское пить в буфете!

— Салют, Наташа! Моё почтение, Иван!

— До-о-обрый вечер, Маргус, — поприветствовал меня мужчина, известный в светских кругах как «тот чувак, что поднялся на крипте» и «этот выскочка в гусиной лапке», а также «муж той сумасшедшей модницы». — Рад тебя ви…

— Пойдёмте скорее! Ванюш, поправь галстук, выглядишь как бомж. А бомжи уже не в тренде. Вот! Так-то лучше!

Национальная опера — это некрасивая конструкция, напоминающая фабрики из рекламы палочек Twix. Глядя на сооружение, кажется, что кто-то построил два почти одинаковых здания и, чтобы каждое из них стало в два раза уродливее, объединил их в одно. Мы вошли в ту часть, которая была пострашнее (левая), и через десять минут уже пили в буфете Moet & Chandon. Вернее, Наташа с Иваном пили, а мне, как вы помните, употреблять алкоголь запретил садист из предыдущего рассказа.

— Почему такое дорогое шампанское на вкус как азотная кислота? — изумлялся Иван. — Я один заметил это?

— Не жалуйся, Ванюш. Дорогостоящие алкогольные напитки есть основа цивилизации. Как теракты или пляжные вечеринки. И вкус не имеет значения.

— Вероятно, — начал было я экскурс в историю игристых вин, — всему виной соперничество долины Шампань с Бургундией. Когда король Людовик…

— Довольно политики, — перебила Наташа. — Опера — это нейтральная зона, прямо как Швеция. Или Швейцария? Всё время путаю. Лучше поговорим о действительно важных вещах. Маргусёныш, мы почти закончили ремонт в пентхаусе, представляешь? Скоро можно будет устраивать пышные вечера, званые ужины…

— В самом деле, — подтвердил Иван. — Осталось только покрыть сусальным золотом потолок в банкетном зале для стоячих приёмов и установить рояль в столовой для завтраков.

— Правильно! И заказать картины в неформальную гостиную. О, и кстати, по поводу картин! — Наташа скакала с темы на тему, как горная коза. — Мы все втроём обязательно должны посетить Художественный музей! Маргусик, там сейчас как раз выставка… этого, как его там… Ванюш?

— Луки Джордано, дорогая.

— Точно, Луки Джордано! Так вот, привезли твою любимую картину, представляешь? Ну эту, где мужчину привязали к сосне и… что же там с ним делают, забыла… Ванюш?

— Снимают кожу живьём, милая.

— Правильно, да! Там сейчас выставляют эту картину, только не помню название, кажется, «Купидон и Марсий»…

— Аполлон, любимая.

— Короче, мы идём на выставку, итальянское барокко сейчас снова в тренде. Придётся сделать парочку фотографий, чтобы мои подписчики знали, что я разбираюсь не только в итальянском фашизме, но и в итальянском искусстве.

— Кхм, — Иван чуть не подавился шампанским. — Думаю, Наташа хочет сказать, что мы уважаем искусство и…

— Не говори глупостей, Ванюш.

— Ладно, солнышко.

Что ж, выставка так выставка. Мне ведь действительно нравятся работы Луки Джордано и не в последнюю очередь его «Аполлон и Марсий». Интересно, а не рисовал ли он с натуры?

Раздался звонок.

— О! Это по нашу душу звонит бухенвальдский набат. Ванюш, Маргусик, пойдёмте скорее.

Мало кто из живущих смог бы распознать в Наташе ведущего сотрудника кафедры истории и философии Таллинского университета, а ведь именно им она и была. Уверен, её взяли на работу только из-за фамилии. Специальность: фашизм и нацизм первой половины XX века. К сожалению, в других областях она была куда менее компетентна.

— Обожаю оперу! В рецензии очень хвалили эту постановку «Кармен». Кроме того, Эклер был признан самым трендовым композитором сезона.

— Бизе, дорогая, — подсказал Иван.

— Вот именно! Мой любимый десерт!

— Пожалуйста, проходите, вам сюда. — капельдинер, фигурой напоминавший уже зачахшего Кощея, вёл нас по длинному полукруглому коридору. — Вход в ложу с этой стороны.

Мои многоуважаемые читатели наверняка знают (а если не знают, то вот вам лайфхак), что самые лучшие места в опере — это амфитеатр. Объясняю. Вот ударил виолончелист смычком. И что же? А то, что звук пролетает над партером и, минуя балкон и ложи, приземляется в амфитеатре. Там он частично поглощается, а частично отражается, и вот это жалкое эхо, оно-то и достаётся зрителям в партере и на балконе. Я делился этим соображением с Наташей, но она была непреклонна:

— Я не собираюсь сидеть на последних рядах как бомжиха!

Так и получилось, что мы купили билеты в ложу. Ну разумеется. Выбор был обусловлен исключительно тем, что места там самые дорогие.

— Вот мы и пришли. Молодой человек, — обратился ко мне капельдинер, — присаживайтесь.

— Благодарю.

— Нет уж! — поля Наташиного халата взметнулись, как сюрикэн. — Здесь буду сидеть я.

— Но места занимаются в соответствии с купленными билетами, — злобно прогавкал служитель оперы и, схватив меня за плечо, стал проталкивать между подлокотников.

— Отсюда, — Наташа толкнула меня в бок, да так, что я чуть не вылетел за ограждение, — будет лучше видно ту сцену с лебедем.

— С быком, любимая.

— Я это и имела в виду, — Наташа плюхнулась в кресло.

Сначала лицо капельдинера исказила гримаса отвращения, а затем разочарования, и он испарился. Мы с Иваном просто заняли два оставшихся места.

— Всё это так романтично! — Наташа продолжала упиваться атмосферой. — Любовь, роковая женщина, игрушка для колки орехов!

— Игрушка для колки орехов? — недоумевал Иван. — Какая игрушка?

Свет в зале стал гаснуть.

— Всё-всё, начинается, тс-с-с, — подсказывала нам Наташа.

Под гром аплодисментов вышел пожилой мужчина с глазами пьющего крепостного. Того гляди упадёт в оркестровую яму.

— Ванюш, кто этот крендель во фраке?

— Дирижёр, милая.

Крендель извлек из-за пазухи палочку, сделал ей несколько неуловимых движений… и началось…

Трам-пара-пара-пара-пам! Пара-пара-пара-пам! Пара-пара-пара-па-а-ам!

После сыгранной дикой скороговоркой увертюры вступил хор солдат:

В карауле

жизнью улиц

мы живём по часам.

Толпы народа, шум и гам!

Толпы народа, шум и гам!

— Погодите, я что-то ничего не поняла, — губы Наташи неестественным образом скривились. — Почему на них испанская военная форма? Ванюш, ты же говорил, что этот Штрудель француз.

— Бизе, дорогая.

— Спасибо, я не голодна. Так вот, если он француз, почему они притворяются испанцами?

По сцене действительно носились мужчины в костюмах солдат, притворяющихся испанцами, и женщины в костюмах цыганок, притворяющихся испанками.

— Я рассчитывала, — Наташа яростно замахала веером, — что местом действия будет как минимум Париж или… эта, как её там… мы были там в прошлом году…

— Ницца, любимая?

— Говорю же, я не голодна!

С минуты на минуту, если верить сюжету, должна была появиться сама Кармен — знойная женщина-вамп, эдакая фам фаталь и вообще мечта любого мужчины. Зал напрягся, дирижёр нервно выкрутил руку, со сцены хором запела массовка:

Кармен, мы покорные слуги твои!

Кармен, мы тебе клянемся в любви!

И тут на передний план выкатился персонаж полотен Кустодиева: пышная, румяная блондинка в платье цвета запёкшейся крови. Наверное, тоже из массовки. Так-так, а где же сама Кармен?

Что судьбою дано,

того не избежать!

— почему-то пропела толстушка, и откуда-то сверху на неё посыпались лепестки роз.

Мои глаза, кажется, оказались на лбу, Иван поёжился. Мы оба с опаской посмотрели на Наташу:

— Разве это не партия Кармен? — спросила она, как ей казалось, шёпотом. — Почему её исполняет это существо?

— Видимо, милая, — перегнулся через меня Иван, — это теперь модно, чтобы цыганок играли…

— Жирные блондинки? — почти прокричала Наташа.

Взоры партера обратились к нашей ложе.

Любовь беспечна и капризна,

и нам не избежать беды,

— распиналась на сцене Кармен, утопая в лепестках сыплющихся на неё цветов, —

В её игре стать жертвой призван

любой из нас, и я, и ты!

Я впечатался в кресло, а Наташа всё негодовала:

— Конечно, тебе не избежать беды, тупица, слишком много кружев для такой фигуры, и вообще…

— Но, зайка моя, — бедный Иван, мне было его почти что жаль, — главное ведь это вокальные данные и…

— Главное — как это выглядит! Я теперь не смогу выложить сторис!

— Ребята, может, послушаем оперу? — предложил я и тут же пожалел о том, что вообще подал голос.

— Ты пришёл оперу послушать или провести время с друзьями? — Наташа набрала в грудь воздуха, словно сама намеревалась спеть всю партию Кармен. — Я тебя не узнаю, Маргус, что за безобразие?

У-у-у… Операция «Дикобраз». Понятно, раз она назвала меня Маргусом, а не Маргусёнышем или Маргусиком, значит, дело серьёзное и лучше лишний раз не возникать.

Сегодня я в плену любви,

а завтра ты, друг мой,

сражённый страстью, упадёшь

в ноги мне с мольбой!

— драматично взревела Кармен, после чего занавес опустился.

Антракт.

— А я всё-таки не понимаю, — шипела Наташа, выхватывая у буфетчика очередную бутылку, — почему они считают, что вправе ставить эту безголосую толстуху на главную роль?!

— Мадам, верните шампанское, пожалуйста, — пролепетал буфетчик.

— Милая, может, второй акт тебе больше понравится? Там же появится тореадор, да? — Иван смотрел на меня почти умоляющим взглядом.

— Кхм, да-а-а, точно, тореадор, да! Он самый! Будет-будет, — ответил я, припоминая сюжет второго акта.

— Мадам, бутыл…

— Что ж, раз так, я, так и быть, согласна вернуться к своему месту! — гордо заявила Наташа и, прихватив шампанское, направилась в сторону ложи.

Мы с Иваном тоже вернулись к своим местам, и вот тут… тут-то я заметил маленький фиолетовый конвертик, оставленный на моём кресле. Содержимое подобных конвертиков, как вам хорошо известно, бывает четырёх видов:

1) признание в любви;

2) счёт за электричество;

3) угроза;

4) подарочный сертификат на покупку бытовой техники, скажем, пылесоса или миксера.

— Маргус, что это? — поинтересовался Иван.

— Пока не знаю, — ответил я. — Потом посмотрю.

Второй акт. Вот-вот должен появиться тореадор Эскамильо с его самодовольной песенкой. Как же меня бесит этот персонаж! Статный, смелый, немного с придурью, укротитель быков, под стать Кармен! Странно, что его зовут не Никита, согласны? Взмах дирижёрской палочки, зрители напряглись…

Вдруг чуть ли не с потолка выпрыгнул какой-то старичок ростом максимум полтора метра. Как я того и боялся, старичок был одет в красное трико.

Славен тост ваш, и нет сомненья,

тореадор отважен, как солдат!

— запел коротышка.

Кармен на его фоне казалась ещё массивнее.

— Маргусёныш, — шептала на весь зал Наташа, — а она что, в него влюбится? Вот в этого?

— Солнышко, — Иван был намерен сообщить жене нечто очень важное, — может, эта опера учит нас тому, что любви все возрасты покорны? И что внешность — это не…

Но Иван не закончил свою мысль, так как на сцене произошло страшное. В приступе нахлынувших чувств тореадор запутался в юбках цыганки и свалился с декораций прямо в массовку. Массовка, в свою очередь, полетела в оркестровую яму и сбила с ног виолончелиста.

— Какой эффектный режиссёрский ход! — похвалила Наташа. — Теперь я понимаю, почему рецензии были такими восторженными. Зефир в самом деле гений!

Кое-как мы добрались до конца второго акта. Хор цыган резво прогорланил: «Свобода ждёт! Свобода ждёт!» — и свет в зале снова погас. Через пять минут включился. А что так? Ах да, смена декораций! У нас тут цыганский табор. Третий акт пролетел как-то сам собой, почти незаметно, даже Наташа воздержалась от комментариев. И вот — накал страстей, финал! Четвёртый акт! Тут уже требуется погружение в сюжет. Надо вам сказать, что среди персонажей есть ещё одна личность, достойная упоминания.

— Погодите, а куда подевался Хозе? Он что, переоделся? — недоумевала Наташа.

Всё верно, я имел в виду именно Хозе. Ах, несчастный! Мне всегда было его так жалко. Он был таким милым пупсиком в первом акте: добрый, наивный, застенчивый. Но встреча с Кармен оказалась для него роковой: это ж надо было довести мужчину до такого нервного состояния! Сами посудите, цыганка крутит шашни со всеми подряд (с рабочими, с офицерами, с контрабандистами), даёт странные клятвы и невыполнимые обещания («Ты приходи, мы сядем рядом и будем вместе пить вино!»), очень пространно рассуждает о любви («Того, о ком давно мечтаю, с волненьем ждёт сердце моё!»). В итоге влюбляется в тореадора, но продолжает строить глазки Хозе. Такую вот херню сочинил Жорж Бизе.

— Какое роскошное платье! — ахнула Наташа, увидав, как Кармен, вновь осыпаемая лепестками роз, выходит из-за кулис. — Намного лучше того, что было на ней в первом акте.

— Действительно, кружев поубавилось, — заметил Иван.

Так это чтоб было удобнее перед тореадором юбку задрать, и это при живом-то Хозе, который в неё вообще-то влюблён! Эгоистка!

Понимаю тебя, дорогой Хозе, понимаю. Боль измены… Мне это тоже знакомо. Сам придушил бы эту противную Кармен! Но отпечатки…

— О, а вот и Хозе! — взвизгнула Наташа. — Ну наконец-то!

А что? Очень даже симпатичный малый, его приодели к финалу — вон как похорошел! Завидный мужчина, не что что пенсионер Эскамильо. Да вот и он, кстати, на заднем плане, машет тряпкой перед быком. Эх-х-х, то, что цыганку к концу оперы должны прикончить, у неё на лице написано, а судьба быка мне, как зрителю, видится куда загадочнее. Дело в том, что в четвёртом акте параллельно развиваются две событийные линии: первая — это попытки Эскамильо укротить быка, а вторая — выяснение отношений между Кармен (жить ей осталось минуты четыре плюс эпилог) и ревнивым Хозе, который наконец сложил два и два.

Позабудь о том, что было;

то, что было, то прошло.

— потребовала цыганка, но тут Хозе достал ножик. Это слегка обеспокоило нашу героиню: выяснилось, что бывший возлюбленный в курсе её похождений налево и дело пахнет керосином. Что же делать? Кармен стала бегать от одного угла сцены к другому, её снова осыпали цветами — не помогло. Тогда она решила ещё раз спеть:

Я не люблю, я не люблю тебя!

— но вдруг поперхнулась попавшим в рот лепестком розы.

Наконец прозвучало крещендо, Хозе не выдержал и всадил в возлюбленную нож по самую рукоять, брызнула искусственная кровь. Красавица закряхтела, затем упала, вскрикнула:

Забери перстень свой,

чтоб руки не марать мне!

— и из последних сил покатилась в сторону кулис, где, надо полагать, испустила дух, пока хор подводил итоги случившегося.

Занавес.

— Браво! — я повернул голову в сторону своих друзей. — А что? Мне даже понравилось! Кровь выглядела очень натурально, да и музыка тоже ничего. Ребят, вам как?

Наташа сползала под кресло, а Иван о чём-то задумался, устремив взгляд в бесконечность. В его глазах стояли слёзы.

Пока публика не оправилась от культурного шока (представление произвело эффект, сопоставимый с контузией), мы решили, что пора выбираться отсюда, иначе будет давка. Кое-как выковыряв жену из-под кресла, Иван направился к лестнице, а я решил идти позади, чтобы в случае чего поймать шатающуюся и икающую Наташу.

— Мне очень понравилось, — Иван промокнул глаза платком. — Чем-то напомнило «Крейцерову сонату».

— Не говорю глупостей, Ванюш. В Крейцеровой сонате не поют! Там только скрипка и фортепиано, разве нет?

— Но у Льва Толстого есть повесть про…

— Это ещё хорошо, что мы пошли на «Кармен», а не на «Травиату». Я проверила, там главную роль исполняет та же певица. Чёрт с ней, с цыганкой, но вот в существование такой объёмной гранд горизонталь я не смогла бы поверить, — с этими словами Наташа выхватила у Ивана сигару. — И кстати, об объёмах, я требую продолжения банкета!

— Мадам, здесь нельзя курить! — раздалось откуда-то.

— И кстати, о банкетах! — вступил я в диалог. — Вы же помните про двадцать восьмое июня?

— Разумеется, — Наташа присосалась к сигаре, словно это была кислородная маска. — В этот день немцы взяли Минск.

— Да нет же, мой день рождения! У нас будет заплыв на яхте, фуршет… Я присылал вам приглашение.

— Ах да-а-а! — Наташа вдруг вспомнила, что не курит, и попыталась потушить сигару об Иванов пиджак. — Ванюш, мы же придём?

— Само собой, — Иван смахнул с лацкана пепел. — А в пятницу можно отправиться на костюмированную вечеринку в бар BAR.

— Барбара? — глаза Наташи сузились. — Что ещё за Барбара, Иван?!

— Милая, я имею в виду тот бар, который открыли Анна и Франк. Они устраивают маскарад и…

— Ноги моей не будет в этом баре! — взвизгнула Наташа. — Только не после того, как Анна поступила со мной!

— Зайка, не заводись.

— Она украла его у меня!

— Солныш…

— Ты знаешь, как дорога мне была эта вещь! А Анна… она…

— У неё не было злого умысла.

— Не было злого умысла?! Иван! За дуру меня держишь? Я скорее поверю в то, что Освенцим был горнолыжным курортом, чем в то, что…

— Дыши, дыши. Помнишь, что говорил психолог? Ты должна дышать.

— Дышать, да, я должна дышать, правильно, — из груди Наташи раздался всасывающий звук. — Уже дышу.

— Вот умница.

— Всё, кажется, полегчало.

— Ты отлично справляешься, дорогая.

— Мне нужно прилечь. Напиши шофёру, пусть подгонит лимузин.

Когда мы выходили из той части оперы, которая менее страшная (правая), я вспомнил о загадочном фиолетовой конвертике и решил, что самое время его вскрыть.

Вскрыл. Внутри лежала записка с текстом:

Я знаю, что ты сделал, Маргус.

Признайся во всём или пожалеешь.

Слова были составлены из наклеенных газетных вырезок. Самая пугающая аппликация из всех, что мне доводилось видеть, и тут два варианта: либо это розыгрыш, либо у меня проблемы.

— Что в записке, Маргусик? — поинтересовалась Наташа. — Признание в любви?

— Что? А, нет. Это, — я на мгновение задумался, — подарочный сертификат. Наверное, комплимент от администрации оперы.

— А нам ничего такого не прислали! Ванюш, разберись, пожалуйста. Отправь им посылку с мёртвой рыбой.

— Непременно, солнышко.

Значит, всё-таки угроза. Кто мог это сделать? Да кто угодно. Зритель, прошмыгнувший в ложу, пока капельдинер отвернулся, а может, и сам капельдинер, выполняющий мелкие просьбы за чаевые. Или буфетчик. Или Призрак Оперы…

Ладно. Наверняка это всего лишь розыгрыш.

III

Разгадаешь мой шифр?)

000000000

000001101100000

11111110001111111

11001111111110011

111111100011

111110000011111000

00001110000000

0010000000000

000000

М

Как смерть и налоги

Должно же быть у человека хобби, верно?

Вот Никола Тесла, например, разводил голубей, а Орландо Блум собирает машинки из Lego. У моих друзей тоже есть хобби. Скажем, Кристина, ведущая утренних новостей и по совместительству моя подруга (а может, и наоборот: моя подруга и по совместительству ведущая утренних новостей) увлекается макраме. А Габриэль (тоже моя подруга) всё своё свободное время посвящает гончарному кругу, хотя по профессии она модельер и даже держит ателье в центре Таллина. Наташа, хорошо известная вам по предыдущему рассказу, коллекционирует термосы.

Я тоже кое-что коллекционирую, а именно: минералы, жуков, средневековые пыточные инструменты, пуговицы, марки, программки опер, виниловые пластинки, зубные протезы, холодное оружие, материнские платы, антикварные кофейники, этикетки от сыра и кактусы. У моих читателей к этому моменту уже должна была подняться бровь, а то и две, так что, если вам вдруг захотелось захлопнуть книжку и сдать её в макулатуру, вероятнее всего, именно так и следует сделать.

Понимаете, коллекционирование не даёт мне ёбнуться вконец. А причин для этого достаточно: постоянные пьянки, самобичевание, отсутствие личной жизни, скучнейшая работа. Кстати, о работе. Должность называется так: Второй советник департамента специальных проектов Эстонской ассоциации информационных технологий и телекоммуникаций. Мне так и не удалось выяснить ни то, как сложилась судьба первого советника (говорят, он бежал в горы), ни то, что входит в мои прямые обязанности. Вроде бы, смысл этой должности в том, чтобы давать советы менеджеру проекта, когда он сталкивается с чем-то, что выходит за рамки его профессионального опыта. Беда в том, что не было никакого менеджера и не было никакого проекта, поэтому я там катался как сыр в масле и получал неплохую зарплату просто за то, что иногда сидел на совещаниях (дистанционно) и в конце месяца списывал человеко-часы: якобы работал. То есть, как вы понимаете, свободного времени у меня на-ва-лом.

Часть этого времени я уделяю стендовой стрельбе, ещё часть — музыке, ещё какую-то часть — друзьям, прогулкам, пленэрам и прочей ерунде, а всё остальное время посвящаю пополнению своих коллекций и решению появляющихся в связи с этим проблем.

eBay «Антикварная брошь с бирюзой / Австро-Венгрия / 1900 г.»

Покупаем!

Авито «Виниловая пластинка / Камиль Сен-Сан / Второй концерт для фортепиано с оркестром»

Ну как тут удержаться?

Ярмарка мастеров «Кофейный чайник / Костяной фарфор / Rosenthal»

Беру.

И так последние полгода. Если я хотел что-то купить, то остановить меня мог бы только Армагеддон, и то лишь по причине физического уничтожения артикула. Я как раз любовался очередным кактусом, доставленным из Мексики, как вдруг… вдруг мне на электронную почту пришло письмо.

Только бы не угроза! Только бы не угроза! Только бы не угроза!

Не угроза, конечно, но почти. Писала налоговая служба Эстонии. Смысл сообщения сводился к тому, что в связи с получением за отчётный период (шесть месяцев) сорока семи посылок я обязан уплатить: НДС, таможенный сбор, почтовый сбор, сбор за сервис, пошлину и наконец акциз. Поле «Итого» избавило меня от тягостных вычислений. Я должен был отдать в казну восемьсот шестьдесят семь евро.

Беда! Бухгалтерия (двадцать тупоголовых баб) ещё в феврале потеряла мои документы на перечисление зарплаты, и мне сказали переоформлять все бумаги за второй квартал. А если документы идут за второй квартал, то и зарплата идёт из бюджета второго квартала. Инвестиционный комитет (херня, которая выдаёт деньги) заседал в середине марта. Согласование по выплатам пошло на апрель, аккредитация заняла месяц, и зарплату я получу только восьмого мая! Послезавтра. А все деньги я уже потратил на кактус.

Так, ну не сяду же я в тюрьму за небольшую задержку, правда? Люди годами не вносят платежи по ипотеке — и ничего, живут же как-то. Как правило, на улице, но…

У подножья налоговой сидит бездомный мужчина с собакой. Вот до чего доводят граждан подобные учреждения. Это мне в назидание. Ох.

Добрая женщина за стойкой администратора вручила мне квитанцию и подсказала, что грабят налогоплательщиков у окна номер тридцать два. Постояв немного в очереди, я добрался до тётки за кассой, отдал квитанцию, приложил карту. Всё!

Здесь история могла бы и закончиться.

Но.

Не тут-то.

Было.

На следующий день (а это был четверг) мне пришло новое сообщение…

Налоговая вежливо, но настойчиво уведомляла меня о том, что я должен государству ещё шесть центов. Неуплата этой суммы в указанные сроки грозила мне административной, а затем и уголовной ответственностью, блокировкой банковских счетов и, если немного пофантазировать, очевидно, высылкой из страны или смертной казнью. А для экономики крохотной Эстонии это, бьюсь об заклад, обернулось бы кризисом, галопирующей инфляцией, безработицей и полным крахом. Угрозы от загадочного недоброжелателя в опере — это ещё куда ни шло, но от налоговой — уже перебор.

— Здравствуйте! Вы позвонили на горячую линию налоговой службы Эстонии. Ваш звонок очень ва…

— Добрый день. Меня зовут Маргус Рейман. Мне пришло уведомление о том, что…

— Для проверки корректности заполнения счёт-фактуры нажмите «1».

— Погодите, мне нужно…

— Для регистрации в реестре арбитражных управляющих нажмите «2».

— Да стойте вы, я только…

— Для получения сведений о налогоплательщике…

— Переключите на оператора!

— Нажмите «3».

— Переключите. На. Оператора.

— Для отправки запроса о предоставлении в налоговый орган выписки по…

Пошла нахуй. Сама отправляй свои запросы в налоговые органы и делай потом с этими органами, что хочешь. Всё ясно. Придётся ехать.

Когда я ворвался в налоговую, видимо, взгляд мой был безумен, так как охранник остановил меня в вестибюле и потребовал пройти через металлодетектор. В его представлении именно так должен выглядеть человек, который с пистолетом и криком «Всем лежать!» вынесет из кассы миллион, а то и два.

Не ограбив казны, я двинулся в сторону стойки администратора.

— Здравствуйте, — улыбается мне всё та же добрая женщина, — вам что-нибудь подсказать?

— Подскажите мне, — говорю я, показывая ей сообщение, — отчего я должен заплатить шесть центов?

— Паспорт, пожалуйста, — минутная пауза. — Ага, вижу вас в системе. Понимаете, за каждый день просрочки по платежу начисляются пени в три цента. Счёт вам пришёл шестого мая, а оплату вы внесли восьмого мая. Значит, это два дня, отсюда шесть центов. Вот ваша квитанция. Могу ещё чем-то помочь?

Ноги сами привели меня к окну номер тридцать два. Там стояла скорбная очередь из таких же, как я, финансовых преступников и махинаторов. Краем глаза я прошёлся по квитанциям стоявших: у кого двадцать четыре цента, у кого девять, у кого — вот ведь не повезло — целых шестьдесят шесть. Кто вдруг не знает, бутылка молока стоила в ту пору полтора евро.

Подхожу к окну:

— Добрый день, — говорю.

— Здравствуйте. Квитанцию давайте.

Дама за оконцем вбивает номер моего паспорта, затем вдумчиво сморит в экран компьютера, будто пытается решить судоку на максимальном уровне сложности.

— Семь центов, пожалуйста.

— Семь? Было же шесть.

— Сервисный сбор в один цент. Как будете оплачивать?

— Картой.

— Картой принимаем только от одного евро.

— Как так?

— А вот так. Только наличными.

— Но вы же сами меня спроси…

— Молодой человек, на задерживайте очередь. Платить будете?

Глубокий вдох.

— Давайте я один евро заплачу.

— Не положено.

— Где у вас банкомат?

— Банкомат на техобслуживании.

Не-е-ет уж, либо мы, либо нас.

— Ну нет у меня наличных, понимаете? Нет — и всё. Хотите, я вам переведу, лично вам на карту, а вы мне дадите один евро?

Зрачки сотрудницы приняли форму равносторонних треугольников, и она проорала:

— Я взятки не беру!

— Да я только…

— Штраф!

— Погодите, я же…

— Следующий!

— Нет! — я преградил дорогу какой-то старушке. — Пока я не оплачу пени, я не уйду!

— Марина! Звони Андрею! У меня тут буйный!

— Стойте, я же…

— ОХРАНА!

Люди из очереди встали на дыбы, а старушка на всякий случай замахнулась тростью.

Я погиб. Вот зачем я пошёл оплачивать счёт именно вчера? Не мог, что ли, подождать полгода, чтобы пени накапало до пяти евро и уж потом идти в налоговую?

Надежды не остаётся: либо меня с позором выведет охранник (я не стерплю унижения, понесу репутационные риски и застрелюсь), либо меня прикончит эта пенсионерка с тростью. Значит так, всё своё движимое и недвижимое имущество, включая коллекцию брошей и кактусов, я завещаю…

— Да на, господи, — какой-то парень в оранжевой рубашке с презрением швырнул мне монетку достоинством в один евро, — нищеброд ты несчастный.

Я посмотрел на своего спасителя. Спаситель выглядел так, словно кто-то играл в Sims и при создании персонажа нажал кнопку Random: гавайская рубашка, русые кудрявые волосы, глаза неопознаваемого оттенка, а лицо такое, будто его носитель год провёл в Бухенвальде, а после освобождения решил намазаться автозагаром. Образ дополнялся здоровенной серьгой в форме креста.

Позже я выяснил, как звали этого человека, и мы даже подружились: ходили потом друг к другу в гости, пили Романский пунш, а как-то раз посетили поэтический вечер, и я даже позвал его на свой день рождения! Но в ту секунду мне было не до крепкой мужской дружбы и уж точно не до пунша.

— Вот, — с выражением праведного высокомерия я положил монетку перед злобной тёткой.

— У меня нет сдачи!

— Сдачу оставьте себе.

Какой бы вывод сделать из всего этого? Чем подытожить? Деньги правят миром? Да вроде нет. Жадность — это грех? Наверное, но поди объясни это налоговой. Доброта спасёт человечество? Не знаю насчёт человечества, но меня, кажется, спасла. Кстати, о спасении.

Обернувшись, я не увидел загадочного молодого человека: нигде не мелькала фигура в оранжевой рубашке. Согласитесь, таинственное исчезновение вносит нотку детективщицы в наш рассказ, не так ли? Ну ничего, детективчик выйдет короткий, потому что Таллин — город маленький. Это вам не Токио и не Вашингтон, здесь населения всего-то четыреста пятьдесят семь тысяч пятьсот семьдесят два человека, не считая туристов, будь они неладны, а значит, рано или поздно (а именно — в рассказе «Лимонный заговор») мы снова встретимся.

IV

Я люблю тебя, как судно любит утренний туман,

А капитан — капитанскую рубку.

Я люблю тебя, как парус любит ураган,

А пассажир — спасательную шлюпку.

Маргус

Лимонный заговор

⠀

Вот единственный раз в году заваришь себе кофе с сахаром и непременно, НЕПРЕМЕННО опрокинешь кружку, выльешь содержимое на столешницу, на пол, на пижаму — на всё!

В голове сама собой заиграла песня «Маленьким осликом быть хорошо». Каждый знает, что пролить кофе без сахара — это ерунда и почти обыденность, но вот с сахаром… Теперь всё будет липнуть к полу.

Это и называется магией утра. Утро. Хуютро! Ненавижу!

Стараясь не смотреть в зеркало, я прохожу из кухни в комнату и включаю компьютер — пусть просыпается скорее, мерзавец, не мне же одному страдать.

Знаю, что многие начинают свой день с кормления домашних питомцев. Я не исключение.

— Диоскурия, зайка моя, — проворковал я, подходя к террариуму в гостиной, — время завтрака.

Следует действовать осторожно в следующем порядке: открыть крышку террариума, взять пять сверчков из контейнера, поместить их в террариум, закрыть крышку, отойти на безопасное расстояние. И желательно при этом не дать себя сожрать.

— Смотри, какая вкуснятина! — сверчки отправились в террариум.

Диоскурия (обаятельная паучиха из семейства птицеедов) хищно вцепилась в сверчка, а потом, не тратя ни секунды даром, прикончила второго, и третьего, и четвертого, и наконец пятого.

— Ути, какая молодец!

Можете меня осуждать, но я во восторге от подобных зрелищ. Вот только что сверчки беззаботно чирикали, никого не трогали, а уже превращаются в студень.

Солнце самодовольно поднималось всё выше, шумела кофемашина, компьютер приходил в себя после вчерашней катки в Sims, а я сидел, курил и размышлял о предстоящем дне. День обещал быть интересным. Сначала я планировал немного поработать, точнее — изобразить работу, поприсутствовав на утреннем совещании. А вечером… Что же вечером? Ах да, точно! Анна и Франк устраивают вечеринку! Да вечеринку не простую, а костюмированную.

Здесь я вынужден отклониться в сторону и сперва рассказать вам, что это за люди — Анна и Франк. Если вкратце, они представляют собой чрезмерно жизнерадостную супружескую пару. Я знал каждого из них много лет, когда-то мы жили в одном районе, ходили в один детский сад, а потом и в одну школу. Короче, ребята со двора, та-ра-ра, та-ра-ра. Ни за что не припомню, в какой момент они умудрились пожениться, но новость прозвучала примерно так:

— А мы с Анной теперь связаны священными узами брака!

— Можете нас поздравить! И только попробуй развестись со мной, Франк. Я отсужу у тебя квартиру.

Вот зависть! У меня вообще-то тоже была большая любовь, знаете ли. Да-да, я клялся в чувствах, строчил письма, исполнял серенады под окном и обещал любовь до гроба… К сожалению, моя избранница была настроена скептически и предпочла приблизить встречу с гробом. То ли дело Анна и Франк! Сами очень разные, у каждого свои привычки и увлечения: он владеет шестью языками и всё время лезет обниматься (причём ко всем без разбора), она вечно всеми командует и никогда ни с кем не обнимается. Но всё же… всё же есть у них одна общая черта…

Как-то раз мы втроём гуляли по кладбищу Пирита. Это как прогулка по парку, только вместо скамеек — надгробия. Всё было прекрасно: и гвоздики, и сосны, и каменные кресты, но, как только мы добрались до особенно живописного склепа, Анна скомандовала:

— Франк, доставай!

Вдруг откуда ни возьмись перед нами оказались бутылка виски, две банки с колой и три хрустальных бокала. Но как?.. Франк был одет в простую ветровку, даже без карманов! Где он хранил эти бутылки всю прогулку — загадка. Мы тогда славно провели время у склепа, а через двадцать минут набрели на большой мемориал с каменными звёздами и уютной мраморной ротондой в центре. И что вы думаете?

— Ребята, только посмотрите, какая чудесная беседка! Так вот как хоронят в генеральских семейках… Маргус, это же здесь?

— Да, здесь.

— Отлично! Франк!

Франк продемонстрировал всё тот же фокус, но уже с портвейном.

— Помянем! — бокал Анны взметнулся в воздух.

— Светлая память! — поспешил высказаться Франк.

Мы снова выпили и сделали то, зачем пришли, — возложили букет гортензий и закопали в землю термос.

Вот вам другой случай: мы втроём отправились послушать лекцию про Пикассо. Мероприятие проходило в винном баре на площади Ратаскаэву. Все прочие гости пришли для того, чтобы в первую очередь послушать лекцию, во вторую очередь поесть, ну а в третью очередь — выпить вина. Но только не Анна с Франком, не-е-ет, их приоритеты были расставлены иначе: в первую очередь выпить (причём не ограничиваясь этиловыми спиртами), во вторую очередь поесть и, наконец, в третью очередь, может быть, МОЖЕТ БЫТЬ… послушать лекцию. Лишь изредка отвлекались они от винной карты, чтобы пообщаться с официантом:

— И вот этого ещё нам принесите, пожалуйста, да-да-да, и вот ликёрчику нам бы ещё, угу. А есть у вас что покрепче? Может, текила? Нет? Жаль! С текилой, по крайней мере, соль заходит. Поняли, да? Соль! Ах-ха-ха!

Иногда их взгляд случайно останавливался на слайдах, но Пикассо действовал на моих друзей особым образом:

— Женщина без трусов! — выкрикивал Франк, комментируя очередной портрет Доры Маар. — Che peccato!

— А эта на меня похожа! — орала Анна, указывая на «Любительницу абсента».

Я старался спрятаться за меню, за бутылками, за салфетницей, но тщетно: нас выгнали из бара.

Если не можешь победить — возглавь! Полагаю, именно такой логикой руководствовались эти непостижимые люди, когда открыли свой собственный бар и назвали его BAR.

Я допил кофе — и в голове прояснилось. Точно! Сегодня же открытие! Вечеринка! Костюмированная! А у меня костюма нет!

Та-а-ак, здесь нужно что-то оригинальное. Кристина собирается прийти в костюме викторианского торшера, а Габриэль — в костюме мотылька. Кроме того, по неподтверждённым данным, Анна предстанет в образе Мадам Баттерфляй, а Франк вырядится кем-то из древнегреческих богов. Позёр… Впрочем, будь у меня такой пресс, я бы и сам переоделся в Зевса или, скажем, в Посейдона.

Подошёл к зеркалу, посмотрел в отражение, увидел своё багровое после фототерапии лицо и понял, что пропал. Кем быть? Индейцем? Банально. Карлом Марксом? Никто не оценит. Сатаной? Уже ближе, но нет-нет-нет, пока не то.

А может…

Решено! Буду Красной смертью. И никакой грим не нужен.

Если кто не читал — а коли так, то можно и прочитать, — у Эдгара Алана По в повести «Маска Красной смерти» сюжет складывается следующим образом: богатый принц Просперо решил в разгар чумной эпидемии закатить грандиозную тусовку в своём дворце. Всё как положено: с бабами, оркестром и бухлом. Но не тут-то было! Загадочная личность в саване и с краснющим лицом (собственно, это и была Красная смерть) нагло прошлась по анфиладам комнат и устроила кровавую баню. Конец.

Вдохновившись, я стал собирать себе костюм из того, что обнаружилось под рукой. Шляпа (подарок Наташи), только что облитые кофе пижамные штаны (а пятнышко-то мы сейчас быстренько застираем), сорочка (подгон от папы, так как это не самом деле его свадебная рубашка), пиджак с аксельбантами (его не жалко, сейчас перекрасим в красный, вон как раз осталась гуашь после пленэра), а на роль савана вполне сгодятся шторы.

Первый слой краски не дал ожидаемого эффекта. Нанёс второй слой. Затем третий. Четвёртый. Когда гуашь пропитала ткань настолько, что пиджак перестал сгибаться в локтях и мог стоять на полу абсолютно вертикально, я решил, что, пожалуй, достаточно.

Надел костюм и вновь погляделся в зеркало. Ну вот! Другое дело! Осталось только собраться, и можно ехать в бар. Главное — не попасться в ловушки, расставленные подсознанием:

— Не бери контейнер для линз, — шепчет мне лобная доля моего же головного мозга, — ты ведь ненадолго, только на пару часов.

— Думаешь? Ну да, согласен.

— Да и линзы не надевай, иди в очках, не разобьёшь.

— Как скажешь.

— А зачем тебе «Метоклопрамид»? В этот раз тебя не будет тошнить.

— Справедливо…

— И не бери с собой наличку, ты же всё оплатишь с карты.

— Тоже верно.

Бар располагался на первом этаже старинного дома в самом сердце Таллина. Дверь передо мной распахнула не кто иная, как Мадам Баттерфляй:

— У тебя такое лицо красное, вау!

Анна умеет встречать гостей. В одной руке она держала бокал абсента, а в другой — кокос.

— Ма-а-аргус! — приветствовал меня Франк, одетый в костюм Гермеса. — Отличный грим! Заходи скорее, мы тут в бутылочку играем, — казалось, его глаза были расставлены друг от друга даже на большем расстоянии, чем обычно, и правый имел тенденцию вращаться независимо от левого, в то время как левый смотрел прямо на меня.

— Оно и видно, Франк. Поздравляю с открытием! Это вам.

Вручив ребятам подарочную коробку Chivas и восстановив дыхание после Франковых объятий, я двинулся в центр зала. Всё стандартно: барная стойка, диско-шар и две горки шампанского. Примерно половину гостей я знал в лицо. Вон та девушка в костюме Клеопатры — это Мия, экскурсовод из музея здравоохранения. Парень, вырядившийся осьминогом (как остроумно), работает в порту и представляется Жозефом, хотя по паспорту он самый обыкновенный Никита. Худощавый Арлекин тоже показался мне знакомым, особенно в маске почему-то. Не помню, откуда я его знаю, но точно знаю. В фигуре Котопса я распознал Конрада и Владу — оба работают в булочной за углом. Мне даже померещилась где-то кассирша из налоговой, но нет, это оказался мужчина в костюме Злой Ведьмы Запада. Говорил же я вам, Таллин — маленький город, и все здесь друг друга знают. Если вы услышите от приятеля: «Я познакомлю тебя со своим другом», то, вероятнее всего, этот самый друг окажется вашим одноклассником, или коллегой, или мужем, или даже сестрой.

Гости выглядели так, словно пили уже третьи сутки.

Не буду отставать!

Я потянулся к верхнему бокалу в горке шампанского, как вдруг в моей голове набатом прогремели слова доктора Августа: «Никакого алкоголя в течение недели!».

Никакого алкоголя!

Алкоголя!

Алкоголя…

Его слова эхом отозвались в моих ушах, секундная заминка, мешканье, негнущийся рукав пиджака — все сорок бокалов, в которых почему-то было не шампанское, а красное вино, со звоном полетели вниз.

«Кровь была её гербом и печатью», — писал Эдгар Алан По.

Пиздец…

Что делать? Перекрасить волосы, сменить имя, залечь на дно и желательно переехать в другую точку земного шара, может, в Тибет, а лучше — в Сибирь, где мне самое место. Ладно, без паники. Надо слиться с толпой.

По мере приближения к барной стойке вся моя когнитивная деятельность была направлена исключительно на то, чтобы не споткнуться о собственный плащ. Я отдавил ногу как минимум трём гостям и, кажется, наступил на чьё-то щупальце. Пройдя мимо девушки в костюме Елизаветы I, я заметил, как она вдруг побледнела, икнула, а потом опустилась на диван и закрыла глаза.

— Она мертва! — закричал Осьминог.

— Нет, она просто перебрала, — ответила Клеопатра.

— Но она не двигается.

— И что? Ты тоже целыми днями не двигаешься, всё на диване лежишь.

Елизавета I вдруг подскочила и побежала в сторону уборной. Бедняжка.