Бесплатный фрагмент - Птичка певчая

К читателю

Мы живём в эпоху, когда духовность стала маркетингом, а сакральное — сценой. Каждый второй — маг, каждая третья — ведьма «в седьмом поколении». Интернет кишит ритуалами «на любовь», «на богатство» и «чтобы у него отсохло». Люди играют в тьму, не понимая, что тьма не играет. Экстрасенсорика — не карнавальный костюм, который можно снять и надеть, когда захочешь. Это путь, где плата — твоя жизнь.

Что поразительно — многие просто придумывают себе дар. Ради статуса, чтобы быть интересными. Они сочиняют истории о бабках-знахарках, о «ведьмовской крови» и посланничестве. Громко заявляют о своей уникальности и рисуют «знаки» на лбу, выдумывают династии и посвящения, становятся персонажами собственных сказок. Отчаянно хотят быть значимыми и принадлежать к особому миру. Не зная, кем являются на самом деле, примеряют чужую маску.

Но настоящий дар не кричит о себе — он просто есть. А ложь распознаётся на уровне вибраций. Притвориться можно перед людьми, но не перед миром духов, например.

Важно понять: не все рождены быть медиумами, ведьмами, ясновидящими и целителями. И это прекрасно! В этом мире так нужны строители, учителя, поэты, инженеры, добрые матери, настоящие мужчины и женщины с сердцем. Не каждый дар — экстрасенсорика. Но каждый — ценен, если он в согласии с душой.

И вот печальная правда: чаще всего именно те, у кого дара нет, больше всех кричат, что они маги. А те, кому он действительно дан, молчат и боятся в этом признаться. Или вообще не верят, что это действительно что-то особенное. Эти люди скромны и незаметны. Но, кажется, чем больше молчит правда, тем громче кричит ложь. Мир переполнен самопровозглашёнными колдунами и шарлатанами. А настоящие — продолжают свой путь в тишине.

Если читаешь это и чувствуешь отклик — возможно, это твой знак. Не для того чтобы бросаться в оккультизм, а, чтобы задуматься: кто ты и зачем пришёл в этот мир? Если ты чувствуешь присутствие чего-то необъяснимого в твоей жизни — прислушайся.

Но если ты просто хочешь значимости — остановись. Энергия мёртвых — не игрушка. Экстрасенсорика — не для каждого. Дар — это не билет в особый клуб. Это тяжёлый, а иногда и неподъёмный крест.

Расплата обязательно наступит, если вы сунулись туда ради хайпа, денег, значимости, игр или жажды власти. Я много лет занимаюсь этим и веду приём людей. И знаю: если вторгаешься в область экстрасенсорики не готовым, не имеющим права — «обратка» возвращает с процентами. Болезнями, психозами, потерями и вашими разрушенными жизнями. Душами умерших, которые остаются рядом, но не молчат. Они мстят за неуважение. Смерть — не товар, и уж точно не развлечение. Думайте, во что и с кем вы пытаетесь играть. Бойтесь попасть в созданную вашим тщеславием ловушку под названием «я экстрасенс». Миру не нужны пустые слова и фальшивые титулы, показная магия и напускная мудрость. Он остро нуждается в подлинной искренность и настоящих дарах. Тех, что идут от самого сердца, способны исцелять, вдохновлять и преображать мир вокруг.

P.S. Мысленно и с любовью обнимаю каждого из вас и желаю просто оставаться собой.

Автор Тая ФЕНОМЕН.

Птичка певчая

Предисловие

Души давно ушедших редко бывают безмолвными. Они шепчутся в трещинах старых стен, стучат в окна забытыми ритмами, оставляют едва заметные следы на подоконниках — словно узоры от дыхания на стекле. Их прикосновения холоднее январского ветра, а голоса — тише шелеста опавших листьев.

За годы, проведённые на грани миров, я научилась их слышать. Не всех — лишь тех, чьи души всё ещё сплетены с реальностью невыплаканными слезами, недопетыми колыбельными, клятвами, оборванными на полуслове. Тех, кто не может уйти, пока не передаст последнее слово, не вымолит прощения или не восстановит справедливость. А иногда — пока не выполнит то, что кажется невозможным даже в мире, где границы между «здесь» и «там» тоньше паутины.

Меня часто спрашивают, какой случай оставил самый глубокий след. Трудно ответить. Каждая история — уникальный узор, вышитый болью и надеждой. Некоторые врезаются в память, как осколки зеркала, разбитого чьей-то давней трагедией. Если заглянуть в них — можно увидеть не только своё отражение…

Но есть среди них одна, что до сих пор стоит перед глазами, словно застывший кадр немого кино. Необычная история, начавшаяся с визита обычной молодой женщины.

Глава 1. Птичка певчая

В моём кабинете — затерянном островке тишины среди шумного города — появилась она. Молодая женщина редкой красоты, с лицом, на котором лежала тень глубокой печали. Миндалевидные глаза цвета тёмного мёда блуждали, словно в поисках выхода из лабиринта, где давно потерялась надежда. Тонкие черты лица, должно быть, обычно излучающие нежность и спокойствие, теперь исказила тревога.

Вера — так она представилась — была одета просто, но со вкусом: платье приглушённого серо-голубого оттенка подчёркивало бледность её кожи. Движения казались скованными, будто невидимые цепи тянули к земле. Голос звучал тихо, неуверенно, и каждое слово было пропитано безысходностью.

Последний год жизнь её семьи превратилась в непрекращающийся кошмар. Болезни преследовали одна за другой, дом поглотило безденежье, словно злой дух вымел всё до последней монеты. Брак, казавшийся когда-то нерушимой крепостью, теперь трещал по швам, готовый вот-вот рухнуть.

Она говорила с пугающей уверенностью — точно знала отправную точку всех бед. Долго подбирала слова, прежде чем осмелилась назвать тот момент, после которого всё пошло наперекосяк. Будто только одно его упоминание могло пробудить нечто тёмное. Закончив печальный рассказ, Вера медленно открыла сумочку и замерла, долго не решаясь показать то, что принесла. Набравшись смелости, достала золотую цепь. Пальцы предательски дрогнули, словно выпуская на волю запертую в металле тайну. Цепочка с кулоном в виде старинной монеты с изображением птицы легла на полированную поверхность стола.

— Муж… он спасатель в МЧС, — проговорила Вера, едва касаясь взглядом подвески. — Подарил пару лет назад. А потом… всё началось.

Несчастная сжала ладони, пытаясь собрать рассыпавшиеся осколки былого спокойствия:

— Кулон казался странным с первого дня. Холодным. А потом Лиза, наша дочь, стала рисовать странную девушку с полевыми цветами. Говорит, та снится постоянно и просится домой.

Монета лежала между нами. Её красивая старинная гравировка — сплетение стеблей и птица — выглядела мистически и таинственно. Голос женщины дрожал, как поверхность лужи под ветром:

— Клянусь, по ночам в доме слышу шаги! Будто кто-то идёт по воде… Кажется, я начинаю сходить с ума… а муж Саша теперь всегда на работе. Будто и ему страшно оставаться дома.

Взгляд, полный мольбы встретился с моим.

— Посмотрите, прошу вас, Тая, — прошептала посетительница, будто я была последней надеждой. — Может ли эта вещь быть причиной несчастий? Может ли в ней таиться что-то… недоброе?..

Я молча коснулась монеты и закрыла глаза. Почти мгновенно стены поплыли, словно бумага под дождём. Перед внутренним взором показалась зыбкая картинка: большая гостиная, на столе в чёрной рамке стоит фото. С него беззаботно улыбалась девушка с букетом полевых цветов. Следующий кадр — и она уже качается на волнах, будто волны — часть какого-то безумного танца. Видение резко оборвалось. Информация была короткой, но ясной: вещь принадлежала умершей девушке. Неспроста дочь Веры рисовала незнакомку. Это несовпадение и не случайность. Всё связано. Но говорить об этом посетительнице, и без того напуганной, сейчас не хотелось.

— Вера, — начала я осторожно. — Непременно помогу во всём разобраться. У меня уже есть предположение, но нужно еще немного времени. Души умерших, с которыми мы будем иметь дело, не спешат сразу раскрывать все секреты. Они приходят, как прилив — медленно, но неотвратимо. «Им нужно время, — сказала я, наблюдая, как Вера впивается ногтями в ручки кресла, — не конкретные дни и часы, а ИХ время. Надо немного подождать, когда они будут готовы говорить. Так что приходите за ответом через два дня».

Женщина кивнула, не сводя глаз с кулона, будто боялась, что тот растворится в воздухе от её неверия. А я уже знала наверняка: монета была ключом к разгадке большой и печальной тайны. Но даже ключ должен повернуться в замке ровно столько раз, сколько требуется, чтобы открыть замок прошлого.

Дверь за посетительницей закрылась. Кабинет погрузился в тишину, густую и зыбкую, как болотный туман. Кулон лежал на столе. Даже не притронувшись к нему, я чувствовала его пульсацию — медленную, тяжёлую, будто сердцебиение спящего дракона. Сейчас оставалось только ждать. И я была готова.

Ночь опустилась на город звёздным покрывалом. Посетительница давно ушла, а я осталась наедине со своими мыслями. Ближе к полуночи зажгла свечу. Свет мягко разлился по комнате, будто разглаживая морщины времени. Села в любимое кресло. Осторожно, с трепетом и почтением, коснулась цепочки и кулона, рассматривая изображение на нём. Воздух мгновенно, как по волшебству, наполнился ароматом полевых цветов — васильков и ромашек. Произнесла трижды особые слова:

— Не боюсь, не зову, но тех, кто за мной стоит, слышу…

Прикрыв глаза, пыталась проверить: идёт ли информация? Кому действительно принадлежал кулон? Какое отношение он имеет к неприятностям семьи Веры? Но как бы я ни старалась, ответов не было. Пусто. Ни голосов, ни образов. Значит, не настал нужный час. Ожидание казалось бесконечным, и незаметно сон накрыл меня мягким и уютным покрывалом.

Внезапно я оказалась в просторной гостиной с высокими потолками, где время будто застыло. Воздух был пропитан запахом старых книг и ароматом сухих трав. С удивлением осмотрелась, изучая обстановку. Круглый стол, покрытый вышитой скатертью с узорами папоротника, стоял в центре. На нём — фотография в чёрной рамке. Девушка на снимке, лет восемнадцати, улыбалась, прижимая к груди букет васильков и ромашек. Соломенная шляпка сдвинута набок. Глаза светились счастьем, которого уже не было в этом мире.

Я потянулась к фото, и пальцы ощутили холод стекла. Вдруг тишину нарушил мягкий звон — словно кто-то звякнул ложкой в пустом стакане. Напротив меня, на столе, материализовалась цепочка с кулоном. Та самая. Золото мерцало тусклым светом. Монетка с изображением птицы, парящей над волнами, начала медленно скользить к краю стола. Движение сопровождал шёпот, похожий на шум прибоя сквозь ракушку.

— Он принадлежал мне… — голос был нежным и грустным, но прозвучал как эхо из колодца. — Бабушка подарила в день совершеннолетия. Говорила, что птица на монете обязательно укажет путь к счастью…

Кулон остановился, дрогнул. Вдруг изображение на нём ожило: птица взмахнула крыльями, поднимая брызги. Волны на монетке заклубились настоящим туманом. Из тумана возник силуэт — той самой девушки с фотографии. Но теперь белое платье было мокрым, а васильки в руках почернели от воды. Утопленница не выглядела пугающе скорее, казалась усталой и растерянной.

— Я так любила бабушкин подарок, что носила кулон постоянно… Когда река вышла из берегов, он тоже был на мне, — продолжила незнакомка, и в воздухе заплясали светлячки голубого света. — Меня нашли через три дня… Цепочку сорвали с шеи и украли уже с мёртвого тела… Работник МЧС, спасатель… а душу спасти от греха не смог… а птица… — голос дрогнул, — …так и не указала путь к счастью.

Кулон замер у края стола. Девушка протянула руку, и монетка, как живая, переместилась в ладонь настоящей хозяйки. Пальцы, полупрозрачные как дымка, коснулись когда-то любимой вещи

— Родители… они до сих пор не смирились, — голос зазвучал тише, будто растворяясь в скрипе старых половиц. — Мама каждый вечер ставит на окно свечу. Верит, что свет приведёт душу дочери домой и будет прощальная весточка.

Силуэт девушки начал мерцать, как пламя на ветру. Васильки в руках рассыпались синими искрами. Одна из них упала на стол, превратившись в карту — контуры реки, мемориальный памятник. С гранитной плиты на меня смотрела девушка с озорной улыбкой и букетом полевых цветов в руках. Ника Сергеевна Ковалёва. 12 сентября 1996 — 10 мая 2015.

Комната задрожала, словно от порыва ветра. Фотография в чёрной рамке упала, стекло разбилось. Но снимок остался цел — теперь Ника стояла не одна. Рядом показался силуэт женщины. На заднем плане виднелся дом, на крыше которого красовался флюгер в виде птицы — точь-в-точь как на старинной монете.

— Верните кулон родителям… — попросила девушка-призрак. — Скажите, что дочь Ника не страдает… что здесь, за гранью, тоже есть поля, васильки и ромашки…

И ее образ мгновенно распался на тысячи светлячков.

В тот же миг я проснулась, словно от резкого толчка, будто кто-то невидимый решил, что пора вернуться в реальную жизнь. Открыв глаза, почувствовала, что до сих пор сжимаю в руках кулон Ники. Всё стало теперь на свои места. Таинственная монета с птичкой открыла правду. Во все времена считалось страшным грехом обобрать покойного. Неудивительно, что семья сотрудника МЧС несла заслуженную кару. Но об этом ещё только предстояло рассказать моей клиентке.

Два дня пронеслись быстро. Вера ворвалась в мой кабинет словно вихрь, едва дождавшись назначенного часа. В глазах плескалось отчаяние, смешанное с твёрдым намерением узнать правду, какой бы горькой та ни оказалась.

— Ну же, скажите! Я просто схожу с ума от неизвестности! Что вы узнали? — выпалила посетительница, сжимая кулаки так, что побелели костяшки.

Я глубоко вздохнула, чувствуя тяжесть предстоящего откровения:

— Вера, этот кулон раньше принадлежал молодой девушке. Ее звали Ника… Несчастная погибла при наводнении пару лет назад.

Лицо гостьи исказилось, словно от внезапной боли. Она отшатнулась, как от удара:

— Не может быть… Откуда вы это знаете?..

— Ника очень любила этот кулон. Он был для девушки памятью, талисманом… В тот роковой день, когда река вышла из берегов, эта вещь была на ней. Когда тело нашли, кулон исчез.

Я видела, как в глазах женщины зарождается ужас, сменяясь непониманием:

— Но… муж… он сказал, что нашёл это у реки… старинная находка…

— Вера, — мой голос стал твёрже, — Ника приходила ко мне. Душа не может обрести покой. Подарок бабушки, такой дорогой для неё, была снят и украден с мёртвого тела. Украден вашим мужем. Покойная хочет, чтобы вещь вернули родителям.

Новость, казалось, парализовала несчастную. Она молчала, уставившись на кулон, лежащий на столе, словно на ядовитую змею. Губы дрожали, пытаясь вымолвить хоть слово, но те не повиновались. В глазах отражалась целая буря: отрицание, неверие, ужас и, наконец, медленно зарождавшееся осознание страшной правды.

— Нет… Это невозможно… — прошептала она, и слёзы беззвучно покатились по щекам. — Он… он не мог…

Я подошла и осторожно коснулась её плеча:

— Дорогая, понимаю, что тяжело это слышать. Но души умерших не лгут. Единственный способ прекратить все несчастья — это вернуть украденное. Надо поехать к той реке и попросить прощения у покойной. Найти родителей девушки. Умолять их о прощении, на коленях, если потребуется.

Клиентка смотрела на меня сквозь слёзы, лицо было бледным, как полотно:

— Признаться… в этом страшном грехе? Но как это сделать? Как вынести их взгляд признаваясь в таком позоре?

— Это шанс на искупление вины, Вера. Единственный способ освободить душу Ники и вернуть мир в ваш дом. Думайте и решайте, как поступите дальше.

Я видела, как в глазах женщины начинает пробиваться робкий луч понимания, сменяя первоначальный ужас.

— Саша говорил, что нашёл кулон недалеко от реки… — пробормотала Вера, словно вспоминая что-то.

Она была в шоке и не могла поверить, что муж снял цепочку с утонувшей девушки и подарил ей.

— Ваш супруг совершил страшную ошибку, забрав то, что принадлежало мёртвой. Теперь обоим предстоит это исправить. Других вариантов нет.

Посетительница молчала, борясь с обрушившейся на неё правдой. Наконец, подняла заплаканное лицо и с трудом произнесла:

— Да! Я должна рассказать всё Саше! Обязана заставить мужа сказать правду! Надо немедленно действовать!!!

В голосе уже зазвучала решимость, рождённая болью и осознанием необходимости искупления. Кулон лежал на столе, словно немой свидетель страшной тайны. Он ждал возвращения к законной владелице, чтобы наконец принести покой в два мира — живых и мёртвых.

Глава 2. Вера

Я не помню, как вышла. Дверь захлопнулась за моей спиной, и словно вместе с этим щелчком мир внезапно переменился. Всё стало слишком чётким и резким, а воздух такой холодный и колючий, как правда, которую только что услышала. Ветер обрушился как удар, как пощёчина. Будто даже погода наказывала за тайный грех. Он метался между домами, срывая жёлтые листья с деревьев. Швырял их в разные стороны, как чьи-то порванные письма, которые невозможно собрать.

Шагнула вперёд — и ноги сами понесли меня быстрее, чем могла это осознать. Почти бегом. Бессмысленно, без направления, но с одним желанием — уйти, убежать, исчезнуть из этого мира. Под каблуками скрипел асфальт, словно шептал: «Позор… позор…»

Жизнь продолжалась, будто ничего не случилось. Люди говорили по телефону, спешили на остановки. Кто-то ел мороженое, кто-то смеялся… а внутри меня всё рушилось и умирало.

Реальность просто превратился в немое кино: машины, лица, ветер, деревья — всё скользило мимо. А я словно внутри стеклянного шара, наедине со своей болью.

…в голове не переставая крутились мысли — украдено у мёртвой… снял с тела… Я не могла думать — только чувствовать. Страх. Отвращение. Стыд. Внутри всё сжалось. Сердце давило так, будто кто-то невидимый орудовал стальными тисками. Я держалась изо всех сил, чтобы не закричать и не упасть прямо посреди тротуара под ноги прохожим.

Сашка… Санечка!.. Что же ты наделал? Как мог коснуться мёртвой девочки и забрать то, что ей принадлежало? Как рука поднялась на такое? А ведь это память, часть чужой жизни и свидетель смерти. Вещь была на шее несчастной девочки в последний день. Касалась кожи, когда та ещё дышала, смеялась, жила, любила… а потом — безжалостная вода и руки, которые вместо помощи сорвали украшение. Вместо поминального венка на воду — ограбление.

Я не знала, Ника! Клянусь, не знала! Ника… Теперь у этого кулона есть имя. У этой беды — лицо. Какой ты была, девочка? Я хочу знать всё о тебе, милая. Как ты смеялась? Во что верила? Кого любила? Почему так рано ушла?.. И сможешь ли нас когда-нибудь простить?

Теперь, когда правда открылась, не могу больше сказать: «Это не моя вина». Потому что тоже стала частью этой истории. Носила цепочку утонувшей девочки! Твою, Ника, цепочку с кулоном! Он уже не на шее, но жжёт как клеймо, будто впаян в грудь. Дышу — и кажется, это дышит вместе со мной. Пульсирует. Напоминает. Осуждает. Это как сюжет из страшной книги. Только теперь эта книга — моя жизнь. Как смогу посмотреть в глаза родителям Ники, которые с надеждой ставят свечу на окно каждый вечер? А я в это время, как последняя дрянь, ношу на груди то, что им нужно было больше всего.

В голове не укладывается все это. Не могу поверить, что муж совершил такой грех! Ещё страшнее будет узнать, что это действительно правда. Услышать о том, как стоял над телом девочки, истерзанной водным потоком, — и всё равно протянул руку и украл. В тот момент в нём и умерло, наверное, что-то человеческое, а я и не заметила…

Почти добежала до дома. Остановилась в нерешительности перед дверью квартиры. Пальцы сжимали в кармане платок с кулоном. Он больше не обжигал холодом проклятия, но давил тяжестью греха. Маленькая певчая птичка, которая должна была указывать путь к счастью, заслужено привела семью Смирновых на край пропасти.

Стою на этом краю… Один шаг — и войду в дом, где придётся выпустить эту птицу на волю. Позволю ей пропеть мелодию, которая может стать для семьи похоронным маршем. Или колыбельной, под которую уснут старые демоны и, возможно, родится хрупкая надежда на прощение.

Глубоко вдохнула холодный воздух подъезда. Теперь — или разрушение, или исцеление. Третьего не дано. Боюсь… Господи, как же боюсь, что всё это окажется правдой! Но ещё страшнее — промолчать и закрыть на это глаза… Нет! Пусть я буду той, которая встанет на колени и попросит прощения. Той, что вернёт долг и загладит вину. И если не заставлю мужа всё исправить, — мы не просто потеряем семью. Мы — потеряем совесть и душу…

Глава 3. Исповедь

Вечерняя тишина в квартире оглушительно звенела, сводя с ума. Муж уже вернулся с дежурства. Как всегда, уставший и молчаливый. Он механически разогрел ужин, сел за стол и уставился в тарелку. Снова был не здесь, а там, в своих мыслях, в той пустоте, которая давно поселилась между ним и женой.

Вера ворвалась на кухню как ураган. Внимательно посмотрела на мужа, судорожно сжимая в ладони неопровержимую улику — кулон, который, словно немой свидетель, был готов их обличить.

— Саша, нам надо поговорить, — тихо начала она. Но в этой мёртвой тишине даже шёпот прозвучал как выстрел.

Мужчина вздрогнул. Поднял на неё пустые, выгоревшие глаза.

— Вер, устал… Давай завтра?

— Нет, — решительный женский голос стал твёрже стали. Ни шагу назад. — Будем говорить сейчас. О кулоне, который ты мне подарил.

Его лицо на мгновение окаменело. Муж медленно отложил вилку и попытался выдавить улыбку:

— Что с ним не так?.. Старинная вещь, красивая. Вроде тебе понравилась.

— Его украли, Саша. Украли у утонувшей девушки. Ника Ковалёва. Умерла десятого мая 2015 года. Помнишь её?

Тишина, которая наступила, была страшнее крика. Вязкая. Тяжёлая. Как речной ил. Саша смотрел на жену, и в глазах медленно, мучительно проступал весь ужас произошедшего. Он открыл рот — и тут же закрыл. Хотел отшутиться, отвертеться, но увидел, как Вера смотрит будто прямо ему в душу.

— Это ведь ты снял с утонувшей девочки это? — шёпотом спросила она. — Ты украл?..

И Вера положила кулон на стол — как молчаливый приговор.

Саша молчал. Супруга ожидала чего угодно: крика, скандала, отрицания. Но не этого. Не… ломки. Плечи опустились. Сильное тело спасателя, вытаскивавшее много раз людей из огня и воды, вдруг ссутулилось, словно под невидимым грузом, который он носил так долго. Муж закрыл лицо руками, и Вера услышала звук, от которого замерло сердце: тихий, сдавленный стон. Так стонет душа, когда её последняя защита рушится.

— Я… я не хотел, — прошептал муж сквозь пальцы. Голос был чужой, надтреснутый. — Там был хаос… Мы работали сутками. Вытаскивали погибших — одного за другим… Если бы ты только это видела, Вера, если б только видела! Всё вперемешку: вода, грязь, страх и смерть. Горе и искорёженные речным потоком тела. Уже и не верилось, что кого-то найдём живым…

Мужчина раскачивался, будто заново переживая тот день. Сбивчивый шёпот рисовал перед Верой страшные картины.

— А потом увидел ее… Девчонка лежала у самого берега, красивая и совсем юная. И на шее… этот кулон с птицей. Он блестел на солнце так… неправильно. Так неуместно. Будто насмехаясь над всей этой смертью.

Саша поднял на жену взгляд, в котором была бездна отчаяния.

— Это было как помутнение. Мгновенное, страшное. Я подумал о тебе. Что среди всего этого ужаса нашёл что-то красивое. Как символ жизни. Особенный знак для нас. Снял и сунул в карман, даже не помню, как.

Он криво, мучительно усмехнулся.

— А потом… потом стало стыдно. И страшно. Не мог это выкинуть. Не мог никому рассказать и носить этот грех один. Подарил его тебе, дурак, думал, разделю тяжесть и станет легче. А стало только хуже. Этот холод… он поселился не в доме, Вера. В тот день он поселился во мне.