Бесплатный фрагмент - Психологическая и лингвистическая экспертиза в анализе текста

Научный редактор:

доктор филологических наук, профессор И. А. Стернин

Рецензент:

Доктор филологических наук, профессор кафедры связей с общественностью Воронежского государственного университета М. Е. Новичихина.

В монографии на основе эргономического (междисциплинарного) подхода из научных областей юриспруденции, психологии и лингвистики впервые чётко обозначены границы профессиональной компетенции экспертов — психолога и лингвиста. Дифференцированы задачи и функции, объекты и предметы психологической и лингвистической экспертизы в анализе текста при исследовании материалов уголовных и гражданских дел.

Предложена эффективная совокупность психологических и лингвистических методов исследования текста для повышения качества проведения экспертиз. Особое внимание уделено проблеме профессионального взаимодействия экспертов с другими участниками гражданского и уголовного судопроизводства для реконструкции целостной картины правонарушения, происшествия и преступления. Рассматриваются возможности указанных видов экспертиз применительно к современной юридической практике. Приводятся примеры заключений экспертов — психолога и лингвиста, анализируются типичные ошибки в них и способы их преодоления.

Монография адресована экспертам — психологам, лингвистам, филологам, а также аспирантам и студентам, обучающимся по специальностям «Психология», «Прикладная и фундаментальная лингвистика», «Филология», «Юриспруденция», заинтересованным в приобретении новых знаний из области экспертологии.

Челпанов Вадим Борисович

Введение

Рассмотрение гражданских дел и расследование преступлений требует от судьи, адвоката и следователя ориентации в отдельных видах судебных экспертиз, которые могут быть частными — лингвистическими, психологическими или комплексными — психолого-лингвистическими и психолингвистическими. Такие виды экспертиз проводятся по гражданским и уголовным делам, непосредственно связанным с речевой деятельностью.

К этой категории можно отнести следующие преступления: мошенничество, угрозы, шантаж, коррупция, доведение до самоубийства, заказное убийство, вымогательство, провокацию взятки, психическое насилие над личностью, клевету, оскорбление, унижение человеческого достоинства, разглашение семейной тайны (в частности, тайны усыновления), государственной тайны, распространение недостоверных сведений, порочащих деловую репутацию физического или юридического лица, нарушение авторских прав, пропаганду идеологии нацизма (фашизма), экстремистской деятельности, призывы к насильственному изменению государственного устройства и территориальной целостности нашей страны, подстрекательство к преступной деятельности.

Поэтому эффективность расследования и справедливость судебного разбирательства определяется уровнем компетентности дознавателей, следователей, судей и экспертов соответствующих специальностей — психолога и лингвиста, а также качеством проведения судебной лингвистической экспертизы (СЛЭ), судебной психологической экспертизы (СПЭ) или комплексной судебной психолого-лингвистической экспертизы (КСПЛЭ) и психолингвистической экспертизы (ПЛЭ) в анализе текста.

Научной областью знаний, объединяющей профессиональную деятельность психолога и лингвиста, является психолингвистика. Взаимодействие лингвиста и следователя, имеющего высшее юридическое образование, также основано на знаниях из области лингвокриминалистики (юрислингвистики).

Именно здесь обнаруживаются общие предметы профессионального взаимодействия лингвиста и юриста, в частности, валидность показаний на основе специального знания особенностей языка, речи и мышления преступников. Данная предметная область также объединяет лингвистов и юристов с психологами.

Можно выделить несколько основных проблем исследования деятельности экспертов:

— дифференциация методов, предметов и объектов СПЭ, СЛЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ в анализе текстов, имеющихся в материалах уголовных дел (протоколов);

— установление границ профессиональной компетенции экспертов психолога и лингвиста;

— изучение возможностей указанных видов экспертиз при исследовании материалов гражданских и уголовных дел, включая аудио- и видеозаписи.

Анализируя степень научной разработанности названных проблем, следует отметить то, что в течение довольно длительного периода времени 1970 — 1995 гг. XX века в нашей стране не издавалось достаточное количество учебной, методической и научной литературы по проблемам судебной экспертизы. Судебные эксперты психологи и лингвисты работали преимущественно как штатные специалисты в лабораториях судебной экспертизы Министерства юстиции, находившихся в крупных городах и областных центрах (Москва, Санкт-Петербург, Курск и др.). Так называемых «негосударственных экспертов» и «негосударственных экспертных учреждений» вообще не существовало. В этот период, как и сейчас, судебные психологические и лингвистические экспертизы назначались профильным структурным научным подразделениям НИИ, научным работникам соответствующих кафедр вузов. Примером может послужить попытка возбуждения уголовного дела в отношении Жириновского В. В. по статье «экстремизм», в рамках которого была назначена судебная лингвистическая экспертиза, выполнение которой было поручено Государственному Институту Русского Языка им. А. С. Пушкина, а также военно-терминоло-гическая экспертиза, порученная профильному НИИ Министерства обороны РФ. Эксперты этих уважаемых государственных учреждений пришли к выводу о том, что в определённых устных публичных высказываниях и политических трудах В. В. Жириновского не содержатся признаки экстремизма.

После принятия Федерального Закона от 31 мая 2001 года №73 ФЗ «О государственной судебной экспертной деятельности в Российской Федерации» (далее — Федеральный закон) произошли благоприятные изменения, поскольку в нём говорится о лицах, не работающих в судебно-экспертных учреждениях. Абзацем 1 статьи 41 Федерального закона предусмотрено, что в соответствии с нормами процессуального законодательства Российской Федерации судебная экспертиза может производиться вне государственных судебно-экспертных учреждений лицами, обладающими специальными знаниями в области науки, техники, искусства или ремесла, но не являющимися государственными судебными экспертами.

Изучение лингвистического и психологического аспектов экспертизы в анализе текста предполагает дифференциацию не только объектов и предметов, но и методов исследования.

Согласно Приказу Министерства юстиции РФ от 14 мая 2003 года №114 «Об утверждении перечня родов (видов) экспертиз, выполняемых государственных судебно-экспертных учреждениях Минюста РФ, и перечня экспертных специальностей, по которым предоставляется право самостоятельного производства судебных экспертиз в государственных судебно-экспертных учреждениях Минюста РФ», предметом психологической экспертизы является исследование психологии и психофизиологии человека. Предметом лингвистической экспертизы определено исследование продуктов речевой деятельности.

Психологические и лингвистические методы используются для определения достоверности — недостоверности информации, сообщаемой участниками следственных действий. Впервые такое понятие как психологические признаки достоверности в судебно-психологическую экспертизу было введено Ситковской О. Д. (2001).

Известны следующие методики экспертного исследования достоверности сообщаемой информации: 1) профайлинг — составление психологического профиля личности — анализ соответствия психологического портрета подэкспертного профилю лица, совершившего расследуемое преступление и определение его причастности по косвенным поведенческим признакам; 2) кодирование специфического аффекта (SPAFF); 3) оценка валидности утверждений (ОВУ); 4) контент-анализ установленных критериев (КАУК); 5) интент-анализ — один из психологических методов анализа речи и документов, предполагающий экс­пертное оценивание характера намерений говорящего и степени «раз­мытости и неясности их понимания»; 6) методика лингвистического коннотативного и номинативного анализа устной или письменной речи путём изучения мета-программ и содержания речевых сообщений; 7) методика проведения опросной беседы судебной оценки (FAINT); 8) концептуальный анализ; 9) метод шкалирования; 10) метод семантического дифференциала (Osgood, 1957).

Приведённый перечень экспертных методик не является исчерпывающим. Несмотря на их изобилие, ни одна из них, применяемая по отдельности, не в состоянии обеспечить эффективное решение комплексных проблем экспертного исследования. Более того, нами в процессе работы были обнаружены давно разработанные, но по каким-то причинам забытые методики, которые мы решили реабилитировать в своей экспертной практике и научной деятельности: 1) психолингвистический анализ письменной речи с использованием вычисления психолингвистических коэффициентов Трейгера, опредмеченности действия и определения индекса прегнантности Эртеля; 2) методика психологической диагностики почерка (письменной речи) по реперной букве «р» Г. Аминева (1990); 3) метод оценки достоверности сообщаемой информации по почерку Степанова А. А. (2003); 4) технология допроса с помощью нейролингвистического программирования, которая была впервые описана И. И. Аминовым (2006).

Объектами исследования выступают следующие виды судебных экспертиз в анализе текста материалов уголовных и гражданских дел: психологическая, лингвистическая, комплексная психолого-лингвистическая и психолингвистическая экспертиза. Психолингвистическая экспертиза позволяет экспериментальным путём выяснить, как именно понимают конкретное выражение (утверждение) в тексте носители языка, принадлежащие к определённой этнической, социальной, гендерной, возрастной и профессиональной группе.

Предметами исследования являются:

— понятийный аппарат судебной психологической, лингвистической, комплексной психолингвистической и психолого-лингвистической экспертизы;

— предметы, объекты, цели, задачи и методы психологической, лингвистической, комплексной психолингвистической и психолого-лингвистической экспертизы в анализе текстов по материалам гражданских и уголовных дел;

— ошибки при проведении СПЭ, СЛЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ в анализе текстов по материалам гражданских и уголовных дел;

— границы профессиональной компетенции экспертов психолога и лингвиста при производстве СПЭ, СЛЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ в анализе текстов по материалам гражданских и уголовных дел.

Цель исследования состоит в дифференциации задач и разработке эффективной совокупности методов проведения ПЛЭ, СЛЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ и оптимизации на основе этого процесса производства указанных видов экспертизы для восстановления — реконструкции целостной картины преступлений и гражданских правонарушений, связанных с речевой деятельностью.

Достижение данной цели предусматривает решение следующих задач:

1. Рассмотреть передовые научные достижения юриспруденции, криминалистики, лингвистики и психологии как важнейшие компоненты основных положений современной судебной экспертологии.

2. Провести анализ методов количественной и качественной оценки продуктов речевой деятельности и коммуникации участников следственных действий, зафиксированных документально на бумажных и электронных носителях с помощью аудио- и видеозаписей при проведении СПЭ, СЛЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ материалов уголовных дел.

3. Исследовать возможности применения СПЭ, СЛЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ на примере материалов гражданских и уголовных дел, включая транскрибированные — переведённые в печатный формат тексты речевых сообщений, содержащиеся на электронных носителях в виде аудио- и видеозаписей.

Гипотеза исследования заключается в том, что предложенные нами методы психологической и лингвистической экспертизы в анализе текста должны быть дифференцированы. Дифференциация использованных методов должна учитываться при назначении определённого вида экспертизы. Знание их эффективной совокупности усиливает доказательную базу при рассмотрении гражданских и расследовании уголовных дел различной степени сложности.

Теоретико-методологическая основа исследования базируется на научных разработках психолингвистики Леонтьева А. А. (1967, 1969, 1997), нейролингвистики и нейропсихологии, основоположником которых является Лурия А. Р., патопсихологии Зейгарник Б. В., на основе которой другими учёными — Антоняном Ю. М. и Гульдан В. В. была создана криминальная пато-психология (1991), а затем Балабановой Л. М. (1998) — судебная патопсихология, где также рассматривались вопросы определения нормы и отклонений. Развитие предложенных ими научных идей находит отражение в работах современных отечественных учёных: Белянина В. П., Глухова В. П., Седова К. Ф., Ахутиной Т. В. (Московская научная школа нейролингвистики А. Р. Лурии), Черниговской Т. В. (Ленинградская научная школа нейролингвистики).

Используемая нами технология психолого-лингвистического анализа показаний участников следственных действий была предложена немецким психологом Удо Ундойчем в середине 60-х годов. В нашей стране благодаря отечественным учёным, в частности, профессору И. А. Стернину (1999) произошло интенсивное развитие психолингвистики и лингвокриминалистики.

Для изучения экспертной деятельности психолога использованы труды следующих отечественных и зарубежных учёных: Алмазова Б. Н., Абрамовой Г. С., Блейхера В. М., Васильева В. Л., Еникеева М. И., Енгалычева В. Ф., Коченова М. М., Конышевой Л. П., Мамайчук И. И., Нагаева В. В., Нурковой В. В., Пирожкова В. Ф., Ситковской О. Д., Экмана П., Фризена У., Фрая О., Ундойча У.и др.

Для изучения экспертной деятельности лингвиста использованы работы отечественных и зарубежных учёных: Баранова А. Н., Белянина В. П., Бринева К. И., Вахтель Н. М., Вежбицкой А., Галяшиной Е. И., Голева Н. Д., Грачевой М. А., Масловой А. Ю., Наумова В. В., Панченко Н. Н., Пеленицына А. Б., Россинской Е. Р., Руднева В. П., Стернина И. А., Серкина В. П., Слобина Д., Грина Дж., Морриса Д. и др.

Эмпирическую базу исследования составили материалы проведённых нами экспертных исследований по конкретным гражданским и уголовным делам за период 2012–2016 гг.

Прикладное значение исследования заключается в авторской разработке эффективной совокупности лингвистических, психолингвистических и психологических методов, представляющих собой универсальную методику проведения различных видов экспертиз: СЛЭ, СПЭ, КСПЛЭ, ПЛЭ в анализе текста.

Монография состоит из введения, четырёх глав, десяти параграфов, в которых решаются исследовательские задачи, заключения и списка литературы, а также приложений, дополняющих основной текст диссертации.

Основные положения, изложенные в монографии, обсуждались в 2015 — 2016 г. на двух межрегиональных научных конференциях, проходивших в Воронежском государственном университете, а также на двух научно-практических конференциях в Международной Академии Исследования Лжи (г. Москва).

По теме исследования были опубликованы следующие работы:

1. Челпанов В. Б. Лингвистический анализ текста в структуре комплексной психолого-лингвистической экспертизы / Значение как феномен актуального языкового сознания носителя языка. Материалы межрегиональной научной конференции 23 — 24 октября 2015 г./ Научный ред. И. А. Стернин. — Воронеж: ВГУ, изд-во «Истоки», 2015. — 74 с. — С. 60 — 61.

2.Челпанов В. Б. Возможности судебной комплексной психолого-лингвистической экспертизы в уголовном судопроизводстве/ Язык и национальное сознание. Вып. 22 / Научный ред. И. А. Стернин. — Воронеж: ВГУ, изд-во «Истоки», 2016. — 170 с. — С. 121 — 129.

3.Челпанов В. Б. Лингвистический и психологический аспекты экспертизы текста: проблема дифференциации / Сопоставительные исследования 2016. Продолжающееся научное издание / Научный ред. М. А. Стернина. — Воронеж: ВГУ, изд-во «Истоки», 2016. –296 с. — С. 216 –220.

ГЛАВА I. СУДЕБНАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА
В АНАЛИЗЕ ТЕКСТА

§1. Цели и задачи психологической экспертизы в анализе текста

Преступления против прав и свобод личности напрямую связаны с речевой деятельностью преступников (правонарушителей) и совершаются путём непосредственного межличностного контакта (общения) с жертвой или опосредованным воздействием на неё телефонными сообщениями или через средства массовой коммуникации, включая социальные сети интернета, позволяющие преступнику закамуфлировать (замаскировать) своё настоящее имя под никнеймом (никнейм происходит от английского слова nickname и переводится как «кличка» или «прозвище»), а также вести переписку с разных электронных адресов, используя для этого взломанные или фиктивные почтовые сервисы (сервера) и адреса электронной почты других пользователей, чтобы труднее было идентифицировать автора и отправителя по индивидуальным особенностям устной и письменной речи.

Согласно Приказу Министерства юстиции РФ от 14 мая 2003 года №114 «Об утверждении перечня родов (видов) экспертиз, выполняемых государственных судебно-экспертных учреждениях Минюста РФ, и перечня экспертных специальностей, по которым предоставляется право самостоятельного производства судебных экспертиз в государственных судебно-экспертных учреждениях Минюста РФ», предметом психологической экспертизы является исследование психологии и психофизиологии человека. В компетенцию психолога входит изучение психологии общения, индивидуальных особенностей коммуникантов, их социальных ролей, позиций и коммуникативной ситуации.

Проведенный Ситковской О. Д. анализ ряда зарубежных работ (Деттенборна Х., Грассбергера Р., Экмана П., Пиза А. и др.), связанных с исследованием восприятия, закономерностей запоминания (забывания) очевидцами событий, а также собственный обобщенный экспертный опыт привёл её к выводу от том, что к компетенции эксперта-психолога также относится исследование психологических признаков достоверности показаний [Россинская Е. Р. с соавт., С. 110 — 122].

Правомочность проведения судебно-психологической экспертизы на предмет решения вопросов о психологических признаках достоверности (недостоверности) показаний подтверждается «Программой подготовки экспертов по экспертной специальности 20.1 «Исследование психологии и психофизиологии человека»: Тема 12. «Новые направления судебно-психологических исследований… Психология манипуляции и лжи… Психология обмана» [Профессиональная подготовка…, С. 658–673].

Общение фигурантов уголовных дел с представителями следственных органов рассматривается нами как вынужденная коммуникация, требующая особого разбирательства и внимания экспертов в связи с тем, что многие преступники, некоторые свидетели и потерпевшие скрывают значимую по делу информацию (правду). Первые дают ложные ответы на вопросы, чтобы ввести следствие в заблуждение и избежать наказания, вторые и третьи лгут с целью усугубления вины преступников и признания гражданскими истцами. Признаки лжи подробно описаны в книгах и статьях по психологии [3, 46, 64, 91, 92], юридической литературе [16, 31 — 33, 69,74, 79], работах Пола Экмана [116 — 118], учебниках и работах по лингвистике и психолингвистике [9, 24, 30, 75, 76], монографиях по судебной психологической экспертизе [35, 52, 53] и др.

Проблема психологического анализа текста

Проблема необходимости не только лингвистического, но и психологического исследования текста относительно наличия признаков экстремизма, авторства и решения других смежных вопросов поставлена давно.

Однако до недавнего времени не было определено, какой именно анализ текста может проводить психолог, что общего между изучением составляющих психики человека и изучением текста, какие проявления психического можно выявить в тексте. Для ответов на эти вопросы необходимо дать определение понятию «текст».

И. Р. Гальперин определяет текст как письменное сообщение, объективированное в виде письменного документа, состоящее из ряда высказываний, объединённых разными типами лексической, грамматической и логической связи, имеющее определённый моральный характер, прагматическую установку и соответственно литературно обработанное [22].

Согласно справочникам, текст — это выраженное в письменной форме сочинение или высказывание автора, а также официальные документы, акты и др. Текст — это продукт речетворческого процесса, словесно выраженный результат мыслительной деятельности человека. Тексты (а не более дробные элементы речи — предложения, слова, фонемы) интересны для психологического исследования по двум причинам.

Во-первых, текст даёт полноценные развернутые и не ограниченные возможности разворачивания часто очень сложно структурируемого замысла автора семантики. Во-вторых, на современном этапе развития психологии нарастает тенденция комплексных, системных исследований, в которых речь и речевые функции рассматриваются в условиях реальной жизни, в структуре общения и взаимодействия людей. Основную роль в этой структуре играют целостные коммуникативные ситуации и целые речевые массивы, отражающиеся и регулирующие эти ситуации, т.е. тексты моно-, диа-, полилогов.

Поэтому психолингвистические исследования процесса построения грам-матически оформленных предложений уступили место изучению сравнительно больших речевых отрезков, текстов, включенных в жизненную ситуацию, служащих коммуникативным целям.

Психологический и психолингвистический подходы исследования текста ориентированы на выявление таких характеристик, которые можно назвать внутритекстовыми, поскольку они описывают способы внутренней организации структуры текста как показателя мыслительных, эмоциональных процессов автора. Связность, цельность и завершённость выступают как основные признаки текстовых единиц. Выделяются грамматические, лексические и интонационные средства, обеспечивающие основной текстообра-зующий признак — связность. Через текст, через речевую продукцию мы можем понять человека, его позицию, мысль, настроение, установки, воспитание и иные идентификационные признаки.

Поэтому задача психологического исследования текста заключается в том, чтобы найти идентификационные характеристики человека на основе его текстовой продукции, обнаружить признаки психологических свойств, действующих мотивов, установок, убеждений, стереотипов.

Переработанная человеком информация об окружающем мире, выраженная в речевой форме, содержит в себе характеристики психики человека. В психологии существуют подходы, направленные на специальное инициирование речевой активности человека с целью установления индивидуализирующих характеристик. Так, психоанализ по характеру речевых проявлений (течение ассоциаций, оговорки) уже давно производит психологическую операцию выделения болезненных структур подсознания.

Содержательная сторона речи рассматривается в процедуре контент-анализа, достаточно широко применяемой сейчас в социальной психологии. Через анализ текстов можно делать гипотетические выводы о структуре мышления человека, особенностях отражения мира в его сознании.

Таким образом, в содержательной стороне текста, относящейся к объективной действительности, могут быть выделены стороны, несущие более или менее дифференцированную информацию о личностных особенностях говорящего (или пишущего), его жизненном опыте, умонастроении, особенностях мыслительных процессов, а также давать информацию об использованных психолингвистических приёмах манипуляции восприятием читающего.

Например, авторы экстремистских материалов часто используют сознательное нарушение основных логических законов, приёмы замалчивания части информации, искажения и подтасовок, ложных логических связок и речевых клише.

Таким образом, психологический аспект судебно-экспертного исследования заключается в психологической диагностике психической реальности преступников и других участников уголовного, административного и гражданского процессов, включая их индивидуальные поведенческие особенности, психические состояния, психологические (в том числе и речевые) феномены, проявляющиеся в конкретной юридически значимой ситуации, которые могут быть, по нашему мнению, выражены графически (проективно) в виде собственноручно изображённых схем с пояснениями к ним (например, схемы ДТП), написанных текстов заявлений, объяснений, явок с повинной, дополнений, свидетельских и признательных показаний (чистосердечное признание) и др. документов.

Подберезкина Л. З., Федоренко Е. Ю. пишут о том, что предметом судебно-психологической экспертизы являются продукты психической деятельности человека либо группы лиц, которые могут иметь вербальный или невербальный характер.

По мнению авторов, объектами психологической экспертизы могут быть живые лица или отчужденные материалы, содержащие индивидуальные характеристики личности. Ненаблюдаемые психические феномены человека можно реконструировать с помощью изучения его речевого поведения.

Для этого исследуются установки и цели говорящего, смысловая направленность речевого материала, отношение к описываемому объекту, характеристики идентификации автора речевого материала, мыслительных процессов, отражённых во внутренней согласованности или рассогласованности материала, его структуре и логике; а также прогнозируется реакция слушающего, читающего в зависимости от его индивидуальных характеристик и отнесенности к определённым социальным группам, а также по признакам национальности (Судебно-психологическая экспертиза, 2012).

Эксперт-психолог, анализируя текст, исследует письменную речь как высшую психическую функцию, которая проявляется в виде сложного психомоторного акта письма, требующего реципрокной координации движений глаз и мелкой моторики пальцев рук (следящие движения), развертывающихся на плоскости — на листе бумаги, по которым эксперт-психолог устанавливает нарушения письменной речи, мышления, интеллекта, а также психологические особенности индивида, включая отклонения от социальной, психической и юридической нормы, а также индивидуальные характеристики: возраст, пол, образование, уровень развития интеллекта (возрастная норма или отклонения от неё). Поэтому такая экспертиза в анализе текста называется психологической.

При психологическом исследовании письменного (собственноручного) текста подэкспертного лица, эксперт-психолог может востребовать свободные образцы письменной речи для сравнительного анализа с экспериментальными образцами письменной речи человека, которые эксперт-психолог получает при непосредственном общении с ним. При этом авторский стиль должен быть сохранён. Для этого эксперт-психолог после приведённого фрагмента авторского текста в своём заключении делает специальное примечание в скобках: (авторский стиль сохранён — примечание или прим. эксперта).

Основным отличием работы эксперта-психолога от работы других экспертов является большая необходимость в проведении диагностической экспертизы живых лиц. Поэтому эксперт-психолог часто обращается в следственные органы, назначившие экспертизу, с запросами на обеспечение явки подэкспертных на психологическое исследование. Как правило, следователи обеспечивают их явку по требованию эксперта-психолога. Такая возможность предусмотрена и указывается в Постановлении о назначении такого рода экспертизы.

Юристы (следователи, дознаватели, судьи, адвокаты, представители) испытывает потребности в привлечении к производству экспертных исследований психологов следующих специальностей:

— педагога-психолога, знания которого востребованы при психолого-педагогическом анализе текстов, написанных школьниками, и криминальной ситуации, создавшейся при участии несовершеннолетних в образовательном учреждении или за его пределами;

— специального психолога, знающего дефектологию и психолого-педаго-гические особенности лиц с повреждённым, дефицитарным или искажённым развитием личности (различные формы и степени умственной отсталости, задержки психического развития и др.), социально-педагогической запущенностью и т. п. для решения юридических задач в области определения степени и меры наказания;

— социального психолога для проведения социально-психологического исследования обстоятельств правонарушения, межличностных отношений, распределения ролей, социальных статусов участников преступной группы по материалам гражданского или уголовного дела;

— клинического психолога — при необходимости изучения клинико-психологического статуса подозреваемого, обвиняемого, свидетеля, потерпевшего или преступника, страдающего различными соматическими и нервно-психическими расстройствами (заболеваниями) на основе речевого материала для оценки вклада симптома или синдрома в расследуемое деяние,

— юридического психолога, обладающего познаниями в области судебной и криминальной психологии, а также психологии следственных действий.

Однако такие специалисты в нашей стране пока встречаются редко.

Следует особо отметить то, что педагог-психолог и специальный психолог ежедневно в своей профессиональной деятельности имеют дело с детскими текстами и рисунками, выполняемыми школьниками на уроках и во время психологического тестирования по запросам судебных инстанций, органов опеки и попечительства, учителей и родителей.

Важно подчеркнуть, что всё зависит от соответствующей специализации эксперта-психолога. Поэтому всем участникам судопроизводства по уголовным и гражданским делам необходимо изучить паспорт специальности психолога, назначенного экспертом для адекватной постановки перед ним юридически значимых вопросов в соответствии с содержанием этого паспорта, особенно при наличии учёной степени или звания. Также нужно поинтересоваться, когда и где, по какой именно специальности, психолог был аттестован или повышал свою квалификацию.

Привлечение высококвалифицированного психолога как специалиста или эксперта позволяет следователю восстановить целостную картину преступления на основе установления конкретных социальных ролей и статусов фигурантов уголовных дел.

§2. Методы производства психологической экспертизы в анализе текста

Программа самостоятельной подготовки экспертов по судебной психологической экспертизе Министерства юстиции РФ предусматривает системное использование надёжных, положительно зарекомендовавших себя в экспертной практике методов и знаний, заимствованных из общей психологии, клинической психологии, экспериментальной психологии, патопсихологии, психофизиологии, психологии развития, психологии речи, педагогической психологии и многих других областей психологии и смежных знаний, а также специально разработанных методов для решения экспертных задач и выяснения обстоятельств дела.

В качестве основных методов психологического исследования речевого материала используются следующие.

Концептуальный анализ. Этот метод используется для описания языковой картины мира, как сложившейся в обыденном сознании и отражённой в языке совокупности представлений о мире, определённый способ восприятия действительности. В каждом языке существует своя специфика, изображающая действительность иначе, чем это делают другие языки. Исследование языковой картины мира ведётся в двух направлениях, с одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определённого языка, с другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры, например, слова, плохо переводимые на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов: воля, авось, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения (например, эмоциональных), которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова счастье, как бы и др.).

Метод Интент-анализа даёт возможность исследования глубинного психологического содержания речи, которое заключается в её «интенциональном пласте», т. е. в намерениях, лежащих в основе речи и косвенно проявляющихся в словах. На основе выделения интенций (намерений) субъекта возможно, анализируя продуцируемую человеком речь, прийти к характеристике содержания его сознания. Текст структурируется в сознании субъекта по общей интенциональной направленности отдельных его отрывков, каждый из которых является носителем совокупности определённых интенций. При восприятии текста и анализе его психологического содержания субъект объединяет отдельные фрагменты текста в факторы, исходя из их интенциональной тональности, окрашенности, смысла. Это даёт возможность анализировать текст в целом, делать выводы об общем впечатлении, которое он производит на аудиторию, его целостной интенциональной окрашенности. Так, например, в соответствии с методикой интент-анализа отношение к объекту может быть измерено по трём шкалам (моральность — аморальность, динамизм — пассивность, компетентность — некомпетентность).

Группа (или её представитель) описывается позитивно, с использованием социально одобряемых характеристик или становится объектом негативной оценки из-за описываемых нарушений ею социальных (или каких-то иных) норм. Или — группа (или её представитель) при описании наделяется чертами активности, динамизма и, наоборот, предстаёт пассивной и слабой. Или — деятельность группы описывается как успешная или неудачная, а представители группы выступают компетентными, знающими либо лишёнными этих качеств.

Позитивному полюсу выделенных шкал приписывается значение «+1», отрицательному «– 1». При отсутствии выраженного оценочного характера приписывается значение «0». Все слова и речевые конструкции текста, характеризующие объект исследования, оцениваются по трём выделенным измерениям, а затем определяется среднее значение, которое и отражает интегральную оценку объекта, содержащуюся в тексте.

Количественные показатели отражают отношение автора текста к имеющим значение для исследования характеристикам, например, выраженную автором неприязнь, враждебность или ненависть к группе или её представителям.

Контент-анализ. Этот метод качественно-количественного анализа документов, широко используемый в социальной психологии, представляет собой «перевод в количественные показатели массовой текстовой информации с последующей статистической её обработкой.

При исследовании экстремистских материалов данный метод наряду с другими применяется для определения смысловой направленности текстов и отдельных высказываний. Так, можно сослаться на исследования Южаниновой А. Л. [119], где контент-анализ использовался при проведении судебно-психологического исследования по установлению смысловой направленности заголовка и текста статьи, посвященной национальной проблеме и опубликованной в одной из региональных газет: «Текст статьи (с учётом заголовка, подзаголовков, эпиграфа) состоял из 467 строк. При построчном подсчёте, в частности, было установлено, что слова «Россия», «русские» употреблялись на протяжении всего текста за исключением 42 строк 3-го столбца. Величина 42 по сравнению с 467 по χ2-критерию статистически является малозначимой. Существенно меньший объём информации касался рассуждений, связанных с еврейской (8 строк) и с татарской национальностью (всего 34 строки). В соответствии с χ2-критерием было показано, что удельный вес информации о татарах статистически значительно выше, чем о евреях.

Следовательно, значение, которое автор отводил рассуждениям о евреях, существенно ниже значения информации о татарах. Учитывая то, что текст статьи содержал отдельные высказывания об армянах, англичанах, немцах, лезгине, узбеке и лицах других национальностей, был сделан промежуточный вывод о том, статья посвящена проблемам, прежде всего, России, русских. Заголовок статьи не отражал содержательного наполнения текста статьи. Название статьи было выбрано автором на основании случайной ассоциации с малозначимыми идеями, содержащимися в тексте [119].

Метод Шкалирования — присвоения числовых значений отдельным атрибутам некоторой системы или моделирования реальных процессов при помощи шкал. Шкалирование позволяет разбить описание сложного процесса на описание параметров по отдельным шкалам [22].

В результате, при исследовании текстовых материалов, можно получить представление об области интересов автора, исследовать важность каждой шкалы для него.

Метод семантического дифференциала (Osgood, 1957) — метод количественного и качественного исследования значений понятий (объектов) с помощью набора биполярных шкал с определённым количеством делений на каждой, задаваемых парой антонимичных прилагательных или другими аналогичными оппозициями.

Метод широко применяется для исследования объектов, социальной психологии, психодиагностике, педагогике, психолингвистике, теории массовых коммуникаций, и т. д.

С помощью семантического дифференциала возможна оценка субъективных оттенков значений слов, собственного индивидуального опыта респондента, связанного с теми или иными объектами. Семантический дифференциал позволяет измерять коннотативное значение, связанное с эмоциями, личностным смыслом и опытом, социальными установками, стереотипами и другими эмоционально насыщенными, слабоструктурированными и мало- и неосознаваемыми формами восприятия и отношения.

По существу методом семантического дифференциала исследуется именно эмоциональная окраска значений. Коннотативному значению противопоставляется денотативное значение, которое понимается как знание об объекте оценивания, о его реальных характеристиках. Отношение денотативного и коннотативного аспектов во многом соответствует отношению объективного и субъективного и отношению знака к обозначаемому: денотативное значение — когнитивно, межличностно, осознаваемо, объективно, а коннотативное значение — субъективно, индивидуально, ценностно, эмоционально.

Этот метод, способен дать содержательную картину внутреннего мира личности, её отношений к самой себе, другим людям, значимым аспектам окружения, к разнообразным социальным ценностям.

В качестве примера психологического исследования текста на предмет определения цели (целей) информационного сообщения можно сослаться на исследования, описанные в статье А. Л. Южаниновой: «…призыв к населению «Будьте осторожны!» касался деятельности одной из религиозных групп.

Проведенное исследование текста документа с использованием семантического анализа, контент-анализа, интент-анализа, статистических методов анализа показало, что его целевая направленность состояла не в том, чтобы посеять религиозную вражду, а чтобы информировать людей о деятельности конкретной религиозной группы в целях предостережения.

Сообщение побуждало граждан быть более критичными, осторожными и разборчивыми при общении с представителями данного религиозного направления, призывало население к сознательному и ответственному поведению в отношении этой религиозной группы. При этом адресату была предоставлена возможность свободного выбора характера поведения и религиозного самоопределения» [Там же].

Кроме перечисленных, наиболее часто используемых психологических методов, применяется весь арсенал психодиагностических средств, соответствующий целям и задачам исследования в контексте поставленных перед специалистами (экспертами) вопросов [Л. З. Подберезкина, Е. Ю. Федоренко, 2012].

Проведение психологической диагностики эмоциональных состояний авторов текстов — участников гражданского и уголовного процессов — основано на знании психологом:

личностных затруднений жизнедеятельности человека: персонализация и деперсонализация личности, одиночество, страх, пассивность, депрессия, стрессовые состояния при заболевании, суицид, смерть (умирание), страдание, описанных Степашовым Н. С. (1995);

болезненных, невротических, депрессивных, агрессивных, аффективных, фрустрационных, стрессовых и травматических состояний человека, выделенных Колесовым Д. В., Колесовым Д. Д. (2008);

форм девиантного поведения по Клейбергу Ю. А. (2004);

авторской классификации видов девиантного поведения (2003; 2012);

психической, социальной и юридической норм, выделенных Зимичевым А. М.;

патопсихологии (Зейгарник Б. В.);

нейропсихологии высших психических функций — письма и речи (А. Р. Лурия)

изменённых состояний сознания, описанных Спиваком Д (2000).

Белянин В. П. пишет о том, что в психологии расследований исторически сложились три метода психологического изучения личности, имеющие общий объект исследования, но различающиеся по целям и задачам, предмету и техникам: контактный, следовый и дистанционный.

Контактная психодиагностика (contact profiling) — это составление психологического портрета личности при непосредственном взаимодействии с ней.

Следовая психодиагностика (trace profiling) — это составление психологического портрета личности по следам её жизнедеятельности (жилище, личные вещи, объекты воздействия и пр.).

Дистанционная психодиагностика (distance profiling) — это опосредованное изучение личности с помощью аудиовизуального наблюдения, изучения фото- и кинодокументов, опроса близких людей, использования техник косвенного допроса и косвенного обследования и пр.

По сути Беляниным В. П. перечислены виды профайлинга –– составления психологического профиля человека, одними из направлений которого являются криминальный и этнический профайлинг. По нашему мнению, направление этнического профайлинга тесно взаимосвязано с этнопсихолингвистикой, предметом которой являются языковые особенности определённых этносов (народов), национальностей [9].

Следует отметить, что методы и методики составления психологического портрета преступника существуют давно. Криминолого-психологическое описание личности преступников содержится в известных работах Антоняна Ю. М.и Эминова В. Е., Пирожкова В. Ф., Самовичева В. Г. по криминальной психологии, Васильева А. Н., Яблокова Н. П. по криминалистике, а также в знаменитых учебниках Васильева В. Л., Еникеева М. И. по юридической психологии.

Цветков В. Л. с соавторами отмечают, что профайлинг является методом психологической науки, позволяющим расшифровывать невербальные компоненты в межличностном общении с целью получения объективной информации о потенциальной опасности субъекта для обеспечения превентивных мер по предупреждению террористических актов на транспорте и местах массового скопления людей.

Авторы рассматривают профайлинг как метод психологического профилирования (определения) типов личности по признакам внешнего облика и поведения за короткое время и составление впечатления о возможности совершения этим человеком противоправных действий.

Целью профайлинга является не только определение психологических особенностей и физических характеристик лица, но и выявление их экспрессивных выражений, отражающих особенности переживаний и эмоциональных состояний потенциальных преступников до совершения ими потенциальных преступлений. Впечатления от экспрессии человека корригируются интуицией профайлера, воплощающей жизненный опыт и искусство предвидения. Таким образом, технологии профайлинга позволяют на основе выявленных признаков классифицировать человека по степени его потенциальной опасности для окружающих [79].

Спирица Е. определяет технологию профайлинга как безынструментальную детекцию лжи и отмечает, что профайлер, по сути, является специалистом в области вербальной и невербальной верификации лжи и скрываемой человеком информации. Одним из основных инструментов верификатора является опросная беседа по заранее заготовленным скриптам [91,92].

Филатов Алексей в книге «Профайлинг. Как разбираться в людях и прогнозировать их поведение» (2016) пишет том, что профайлинг — это практическая методика «чтения людей», позволяющая быстро считать с человека его личностные характеристики (привычки, ценности, мотивы, убеждения), а также спрогнозировать его поведение в интересующем нас контексте ситуации. Профайлинг используется тогда, когда требуется быстрая оценка личности и её характеристик для прикладного использования этих знаний в целях построения эффективной коммуникации.

Изучением способов разрешения проблем межличностной коммуникации занимается психология общения. Поэтому здесь важное место занимают следующие специальные методы анализа текстов, принадлежащих изучаемой личности.

1. Психологический анализ текстов (психологическая герменевтика)

Среди поводов факультативного (необязательного) назначения СПЭ, автор учебников по юридической психологии М. И. Еникеев, выделяет установление авторства письменного документа по психологическим особенностям (психолого-лингвистическая экспертиза). Он говорит о том, что «письменный документ может быть составлен лицом не по своей воле, а по принуждению — под диктовку другого лица. При этом документ несёт в себе «следы психики» этого лица, признаки его личностных речевых особенностей. Экспертиза этих признаков проводится экспертами-психолингвистами (или совместно психологами или филологами). Выявляются позиции, ориентации, доминирующая направленность автора письменного текста, его эмоционально-выразительные и семантико-стилистические особенности (характер содержания текста, его лексические, стилистические и конструктивные особенности, социальные, возрастные, национальные, региональные признаки).

В речи проявляется уникальный, индивидуально своеобразный комплекс психических особенностей индивида — вербальный стереотип. Перед психолингвистической экспертизой могут быть поставлены вопросы об авторстве не только письменного документа, но и речи, записанной на магнитную плёнку.

Признаки речи в этом виде экспертизы группируются по ряду оснований: семантико-грамматическим (выбор слов и конструкций, выразительность, правильность и организованность текста), категориальным (профессиональные, социальные, территориальные, национальные и возрастные особенности). При анализе устной речи — и по звуковым основаниям…» [31, С. 408 — 409].

Согласно Ф. С. Сафуанову, психологический анализ материалов уголовного или гражданского дела и приобщённых к нему материалов является, по существу, разновидностью герме­невтического подхода. Герменевтика — искусство и тео­рия истолкования текстов. Психологическая герменевтика берет начало с эпистемологии В. Дильтея. Герменевтика определяется им как искусство понимания письменно фик­сированных жизненных проявлений.

При производстве судебной экспертизы в качестве тек­ста выступают материалы уголовного или гражданского дела и приобщённые к нему документы: медицинская доку­ментация, продукты творчества подэкспертных (письма, дневники, литературные и художественные произведения), аудио- и видеозаписи допросов, следственного экспери­мента, выхода на место происшествия и т. п. Как текст можно рассматривать и записи самого эксперта (протокол ЭПИ, данные тестирования), фиксирующие высказывания и осо­бенности поведения подэкспертного. Все эти документы и образуют источники информации, с которыми непосред­ственно работает эксперт [84].

Автор задаётся вопросами о том, каковы же основные психологические закономерно­сти понимания экспертами источников информации, и каков основной механизм психологической герменевтики при их исследовании для экспертной оценки способности к осозна­нию и регуляции испытуемым своей психической деятель­ности?

Тип исследуемого текста. Можно, вслед за А. А. Брудным, выделить три основных типа текстов [13]: первый мно­гозначный, без опорных точек: это тексты, допускающие множественные проективные интерпретации (типа Апока­липсиса или предсказаний Нострадамуса); второй — одно­значный, не допускающий разного толкования: к нему относятся, прежде всего, научные тексты в точных науках (физика, математика); третий — смешанный, самый емкий, в нём можно выделить и опорные точки, и некий смысловой контекст. Именно к третьему типу и относится большин­ство текстов, с которыми мы имеем дело в повседневной действительности (научные статьи в области гуманитар­ных наук, журнальные и газетные публикации и т.п.), в том числе и уголовное дело с приобщёнными к нему материа­лами.

Этапы экспертного понимания текста. Поскольку психологи имеют дело со смешанными текстами, то на первом этапе они должны выделять опорные точки, необходимые для дальнейшего экспертного исследования. Для эксперта-психолога такими опорными точками слу­жат зафиксированные в уголовном деле данные: а) об осо­бенностях психического развития подэкспертного; б) его устойчивых ИПО; в) его актуальном психическом (эмоциональном) состоянии в криминальной ситуации; г) его структуре отражения и осознания юридически значимой ситуации и регуляции своего поведения в ней; д) разви­тии самой ситуации; е) взаимодействии личности под­экспертного с ситуацией. В то же время эксперты наряду с опорными точками должны выделять лакуны, т.е. то, чего в тексте нет или что допускает неоднозначное толкова­ние.

Уголовное дело — текст, созданный в первую очередь не для решений экспертных проблем, а для достижения иной, чисто правовой цели, и поэтому психологи постав­лены перед задачей понимания фрагментов текста, либо не содержащих значимой для достижения целей экспер­тизы информации, либо требующих научной интерпрета­ции. В этом смысле, по выражению А. А. Брудного, пони­мание текста может быть одновременно пониманием того, что в тексте непосредственно не дано [13].

Важная для психодиагностики информация, не содержа­щаяся в лакунах, может быть восполнена двумя способами. Лакуны в ходе экспертного исследования либо заполняются, либо компенсируются.

Заполнение лакун осуществляется в ходе клинико-пси­хологической беседы, направленного наблюдения, экспери­ментального обследования подэкспертного, путём запроса дополнительных материалов у следственных органов, при участии в допросах в ходе судебного заседания и т. п. Одна из основных проблем для эксперта состоит в том, что при допросах следователи практически не интересуются субъективной стороной действий подэкспертных, поэтому важно при ходатайстве о дополнительных допросах тех или иных лиц рекомендовать и конкретные вопросы, на которые нужно получить ответы.

Компенсация лакун — это перевод уже имеющихся дан­ных уголовного дела на другой, психологический, язык. Формализованные алгоритмы заполнения лакун и их ком­пенсации можно продуктивно использовать при разработке стандартов судебного психологического исследования.

Использование специальных знаний эксперта при работе с уголовным или гражданским делом. А. А. Брудным показано, что текст как смысловая структура существует в трёх отно­шениях: текст — реальность, текст — автор, текст — реци­пиент. Из них наиболее значимой для анализа экспертной деятельности является отношение «текст — реципиент (экс­перт)» [13].

Смысловое понимание уголовного дела и приобщён­ных к нему материалов зависит от таких переменных, как задача психодиагностического исследования (определяется судебно-следственными органами), предмет исследования (определяется вопросами, требующими экспертного реше­ния). Но главным фактором являются специальные знания судебного эксперта.

Проблема специальных знаний сводится не только к профессиональной, но и личной компетенции эксперта. Здесь акцентируется внимание на структурной стороне психо­логических знаний судебного эксперта. Ведь специальные знания не являются эквивалентом лишь знаний организа­ционно-правовых, теоретических, методологических, этиче­ских основ экспертизы, большое значение имеет и структура представления (категоризации) этих вопросов в сознании эксперта.

Профессиональная деятельность эксперта имеет особую цель — производить «оценки». Другой особенностью эксперт­ной деятельности является производство «оценок» для внеш­него заказчика, которые практически всегда задают кри­терии требуемых оценок. По выражению С. Л. Братченко, экспертиза — это использование самого человека как «изме­рительного прибора» [11].

Артемьева Е. Ю. пишет о том, что специальные знания эксперта представ­ляют собой профессиональную модель мира, которая «про­ходит тот же путь формирования и испытывает воздействие тех же формирующих факторов, что и система смыслов — субъективная семантика». Анализ проблемы специаль­ных знаний эксперта в моделях «образа мира» (а не только в моделях «свойств») может позволить понять и процесс применения этих знаний в рамках модели «психологической структуры деятельности» [6].

В соответствии с парадигмальной моделью движения смысла по слоям субъективного опыта, разработанной Е. Ю. Артемьевой, структура специальных знаний судеб­ного эксперта-психолога может быть представлена в виде трёх уровней.

Внешний слой — семантико-перцептивный — заключа­ется в субъектной идентификации психических явлений в терминах, базовых для СПЭ науки — психологии, а также смежных дисциплин: психиатрии, виктимологии, суицидологии и т. п. Объектно этому уровню соответствуют теоре­тические и эмпирически выделенные представления о тех или иных сторонах психических процессов, зафиксирован­ные в словарях, глоссариях, всевозможных классификациях (типа МКБ-10), учебниках, пособиях и т. д.

Следующий, более глубинный, уровень семантико­-гносеологический — представляет собой трансформацию понятий базовых наук в «экспертные» понятия. Экспертные понятия — промежуточные между правом и психологией — определяют юридическую значимость психических явлений и влекут определенные правовые последствия (квалифика­ция преступлений, установление смягчающих обстоятельств и др.). Объектно этот слой можно описать с помощью теза­уруса, центральными смысловыми точками которого будут являться уже не общепсихологические, а правовые понятия, определяющие юридическую значимость диагностируемых на первом уровне психических явлений.

И, наконец, центральным глубинным слоем структуры специальных знаний эксперта-психолога является система генерализованных недифференцированных смыслов, акку­мулирующих не только когнитивный, но и эмоционально-мотивационный, и ценностный опыт эксперта. Этот уровень, с одной стороны, семантико-аксиологический, а с другой — семантико-прагматический, практически не вербализуем, мало осознаваем и составляет ту часть профессиональных знаний, которую обычно называют искусством проведения психодиагностического исследования.

Уровневое смысловое строение специальных знаний судебного эксперта-психолога как концептуальная схема характеризуется следующими признаками: 1) инвариант­ность, сочетающаяся с фрагментарностью и неполнотой (по мнению Е. Ю. Артемьевой, мир профессии — это групповой инвариант субъективного отношения профессионалов к объ­ектам), — это свойство прямо коррелирует и с компетенцией, и с уровнем компетентности эксперта; 2) разный уровень обобщения: в структуре специальных знаний эксперта-психолога можно выделить «общие» (теорию и методологии) экспертного исследования) и «частные» модели (касающи­еся отдельных предметных видов экспертизы); 3) личност­ный, субъективный характер специальных знаний, несмотря на их социальную обусловленность.

Процесс обучения специальным экспертным знаниям в соответствии со смысловым их строением можно предста­вить как движение от внешних слоёв к глубинным уровням: от усвоения общепсихологических представлений к форми­рованию «экспертных» понятий и далее, к приобретению мотивационно-ценностного опыта профессиональной дея­тельности, т.е. формированию профессионального «образа мира». Непосредственное же использование специальных знаний в конкретном экспертном исследовании разворачи­вается как обратный процесс — от актуализации генерали­зованных «глубинных» смыслов к семантико-когнитивной и перцептивной переработке изучаемых психических явле­ний.

В результате применения специальных знаний психолога в целях судебной экспертизы наряду с описанными выше тремя отношениями текста как смысловой структуры выяв­ляется ещё одно отношение: «текст — новая реальность». Новой реальностью в конечном итоге (после определения ИПО обвиняемого, его психического состояния в крими­нальной ситуации, установления психологического меха­низма его преступного поведения) оказывается экспертная оценка клинических и психологических явлений, существовав­ших до применения специальных знаний в тексте (уголов­ном или гражданском деле) лишь имплицитно, в неявной форме, неполно и фрагментарно.

В целом психологический анализ материалов уголов­ного дела состоит из следующих основных компонентов. Изучение объективного анамнеза жизни подэкспертного лица — по документам, отражающим его жизненный путь; показаниям родственников, друзей, сослуживцев и т.п.; медицинской документации (истории болезни, медицинские карты, акты судебно-психиатрической экспертизы и др.). Изучение субъективного анамнеза жизни — по показаниям подэкспертного лица, клинико-психологической беседе. Изучение динамики психической деятельности подэксперт­ного лица в интересующий судебно-следственные органы период времени по показаниям свидетелей; по показа­ниям подэкспертного лица во время следствия и судебного разбирательства (в случае, когда подэкспертный является обвиняемым или подсудимым — и по текстам явки с повин­ной и чистосердечного признания); по следственным экспе­риментам и выходу на место происшествия; по материалам других экспертиз (в первую очередь — судебно-меди-цинских и судебно-психиатрических)» [84, С. 138 — 145].

Денисенко В. Н., Чеботарева Е. Ю. выделяют в качестве предмета изучение компонентов и переменных психологического аспекта речевых действий. Для этого используется модель целостного, структурно-функционального анализа действий, разработанная А. И. Крупновым (1986 — 1994), которая предполагает анализ каждого конкретного действия с различных сторон: операционально-динамической, мотивационной, когнитивной, продуктивно-результа-тивной, эмоциональной и регуляторно-волевой. Каждый из названных компонентов, в свою очередь, анализируется по двум переменным, позволяющим охарактеризовать его с двух противоположных полюсов.

Характеристики эргичности операционально-динамического компонента речевых действий оцениваются по следующим параметрам: объём представленных высказываний, разнообразие использования смысловых единиц (лексическая вариативность) и способов оформления высказываний (синтаксическая вариативность, оцениваемая по процентному отношению неповторяющихся синтаксических конструкций). При изучении мотивационного компонента речевых действий учитываются частота встречаемости в текстах обращений и процентное соотношение незаконченных, неполных фраз. Кроме того, по тому, кого испытуемые избирают центральным объектом повествования, диагностируется эгоцентрическая или социометрическая мотивации. Для этого подсчитывается процентное соотношение фраз, в которых люди говорят (или пишут) о себе («Я-фразы») и о других («Он-фразы»). Когнитивный компонент анализируется по степени осмысления заданной темы, здесь выявляется общая направленность высказывания на осмысление, анализ проблемы или просто на описание. В качестве показателей, свидетельствующих об осмысленности, выступают: число сопоставлений, обобщений, выражения причинно-следственных отношений, оценочности, взятые в процентном отношении к объёму текста. Также имеет значение, озаглавлен ли текст (выступление). Переменная описательности отражает наличие у субъекта только общих сведений о предмете рассказа, не обобщённых и не систематизированных. Для её характеристики используются показатели количества описаний действий в представленных текстах.

Результативность, успешность речевых действий рассматривается с точки зрения содержания и оформления высказываний. Содержательность оценивается, во-первых, на основании полноты выраженности темы, которая определяется по количеству затронутых вопросов и описанных людей. Понятность определяется в зависимости от логичности изложения, адекватности используемых речевых единиц теме и ситуации, в которой представлялись высказывания. В показатель выразительности входит количество используемых лексических и грамматических средств выразительности, а также их соответствие стилю высказывания, определяемое по проценту допущенных в высказывании ошибок. Эмоциональный компонент речевых действий изучается по показателям насыщенности и окрашенности высказываний. Насыщенность (выразительность) определяется по количеству эмоционально окрашенных слов и фраз. Окрашенность высказываний выявляется по модальности эмоционально окрашенных единиц. Переменная стеничности отражает доминирование эмоций радости, удовольствия, оптимизма, гордости и т.д., а переменная астеничности — доминирование тревоги, пессимизма, страха, апатии, разочарования и т. д. При изучении регуляторного компонента речевых действий следует обращать внимание на преобладание активности (интеральности) или пассивности (экстеральности) регуляции в процессе продуцирования высказывания. Показателями активной регуляции является наличие самоисправлений, повторов и уточнений, а показателями пассивной — вопросов, обращений, ссылок на других. Также интересный материал может быть получен при изучении связей между различными параметрами речевых действий в каждом из аспектов и между ними. Таким образом, данная программа позволяет провести разносторонний, системный анализ речевых действий [34].

В. Ф. Енгалычев отмечает следующие параметры личности, которые могут быть выявлены по косвенным признакам и, в первую очередь, по речи:

1) симптомы функционального состояния, общего самочувствия, его специфические изменения, уровень общей активности, мотивация и эмоциональный фон деятельности;

2) индивидуально-типологические особенности личности, связанные с силой, подвижностью и уравновешенностью нервных процессов;

3) особенности мотивационно-волевой регуляции, что проявляется в значимости для индивида тех или иных объектов, в том, что входит, и что не входит в зону его актуального сознания.

Ответы на поставленные перед фигурантами гражданских и уголовных дел вопросы и задания, имеющиеся в тестах, а также в целом их речь, дают информацию об особенностях интеллектуальной сферы. Важно отметить, что дифференциально-диагностической ценностью обладает как содержание высказывания в целом, так и его отдельные лексические единицы, особенности лексики и грамматики. Иными словами, при всей важности семантики, содержания речи, её языковое оформление связано с личностью [35].

2. Методика психологической диагностики почерка (письменной речи) по реперной букве «р» Г. Аминева (1990).

Используется психодиагностика почерка по реперной букве, роль которой в языках, построенных на основе кириллицы, исполняет буква «р». Поэтому она является ключевой для такого анализа [87].

Репе́р (от фр. repère) — «знак, исходная точка». Репе́рные точки — это точки отсчета, на которых основывается определённая шкала измерений (в данном случае нервно-психического напряжения подэкспертного лица).

Действи­тельно в букве «р», благодаря её удлиненному вертикальному штриху чётко отражаются и выявляются происходящие измене­ния в почерке человека. Кроме того, буква «р» наиболее удобна для метри­ческого измерения высоты и сравнительно часто встречается в текстах.

После исполнения человеком рукописного текста измеряется длина вертикальных штрихов во всех буквах «р», встретившихся в нём.

Испытуемому предлагается собственноручно описать события, происхо-дившие в исследуемый период времени. Инерция мышления, психологическое «вчувствование» при этом настолько возрастают, что попытки изложить ложные сведения сопровождаются «прокручиванием» в сознании человека образов подлинного события (действия), хранящихся в его долговременной (автобиог-рафической) памяти и в его сознании возникает целостная картина (образ) события (преступления), участником которого он является.

Человек старается вспомнить даже мельчайшие подробности, и тем самым как бы мысленно повтор­но «проживает» те события, которые он описывает собственноручно. Когда испытуемый подходит к описанию того временного интервала, в кото­рый происходило событие, его психологическое состояние находит отра­жение в почерке.

Рассчитывается средняя высота буквы «р», которая от­мечается на построенном графике. Соединенные точки средней высоты буквы «р» образуют линию графика, вершина которой — графическое отображение пиков нервного напряжения испытуемого.

Пример использования метода психологической диагностики почерка (письменной речи) по реперной букве «р» Г. Аминева (1990) из «Заключения эксперта №401» в связи с рассмотрением гражданского дела»

В 2016 г. нами было проведено исследование обстоятельств гражданского дела, изложенных в устной и письменной форме А. М., 1970 г. р., на предмет достоверности сообщаемой ею информации.

Для целей исследования специалистом осуществлялись измерения вертикального штриха реперной буквы «р» во всех содержащих её словах с помощью линейки измерительной металлической, отвечающей техническим условиям ГОСТ 427—75. Настоящий стандарт распространяется на измерительные металлические линейки с пределами измерений до 3000 мм, с ценой деления 1 мм.

Общая длина шкалы и расстояние между любым штрихом и началом или концом шкалы линейки измерительной металлической — до 300 мм. Допускаемые отклонения ± 0,10 мм.

В письменном тексте А.М. имеется 109 слов, содержащих 124 буквы «р».

Средний размер вертикального штриха реперной буквы «р» в письменном тексте А.М. составляет ∑робщ. = 8,6 мм.

Статистическая обработка данных из Таблицы представлена на Графике.

Прямой линией обозначена средняя длина реперной буквы «р» в тексте.

Кривой линией — длина каждой буквы «р» в письменном тексте А.М.

На горизонтальной оси обозначен порядковый номер каждой буквы «р» в тексте.

На вертикальной — длина буквы «р» в мм.

График

Статистический анализ динамики изменений размера вертикального штриха

реперной буквы «р» в словах из письменного текста А.М.

На графике наблюдается наличие зон с резким повышением длины вертикальной черты реперной буквы «р» относительно её среднего значения.

Выводы:

I. Индивидуальные особенности письменной речи А.М. при самостоятельном и собственноручном написании ею текста свободного рассказа о факте передачи ею 06.05.2015 г. директору компании С.В. в присутствии Ю.Г. без расписки денег в сумме 1000000 (одного миллиона) рублей, принадлежащих её мужу — Д.С., характеризуются отсутствием систематических грубых синтаксических и орфографических ошибок при наличии лексико-грамматических нарушений в тексте, а также средним арифметическим размером вертикального штриха реперной буквы «р» (∑р) = 8,6 мм.

II. Значительное увеличение данного показателя в пределах от 9 до12 мм соответствует пикам психоэмоционального напряжения А.М. и наблюдается при написании некоторых ключевых слов, касающихся обстоятельств совершения сделки и лиц, участвовавших в коммуникации. Эти слова можно разделить на следующие смысловые группы:

1) Разговор А. М. с Ю.Г. о встрече в её офисе с С.В.: договорилась, Покровка, договорись, директором, Сергеем.

2) События в офисе Ю.Г.: Приехав, второй, договорилась.

3) События в ресторане: рассказу, ресторане.

4) Заключение сделки: предоставил, договора, которые, корректировки, договоре, спросил, договор, договор, сразу, проявила, авторского, надзора, фабрике.

5) Обещание С. В. по поводу сроков проведения работ: проект, производству.

6) Сомнения А. М. по поводу заключённой сделки: Правильно, выбор, хорошо.

7) Шумы (единичные слова, которые невозможно отнести к какой-либо группе): добраться, Приехав, кроме, размере.

III. На основании вышеизложенного прихожу к окончательному выводу о том, что информация, сообщаемая А.М. в письменной и устной форме о факте передачи ею 06.05.2015 г. директору компании С.В. в присутствии Ю.Г. без расписки денег в сумме 1000000 (одного миллиона) рублей, принадлежащих её мужу –Д.С., является полностью достоверной.

3. Метод оценки достоверности сообщаемой информации по почерку — психографологический анализ почерка по методике Степанова А. А. (2003).

Данный метод предназначен для выявления изменений в почерке в процессе изложения информа­ции, не соответствующей действительности, при написании тестов объ­яснительного характера в связи с проведением разного рода расследований [87].

В основу метода положена гипотеза, согласно которой такие эмоции, как страх разоблачения и страх наказания, сопровож­дающие ложь, должны найти свое отражение в рукописном тексте. Достоверность метода, по мнению его созда­телей, составляет 82%.

Для целей настоящего исследования была использована форма ретроспективного изложения обстоятельств дня события с их максимальной детализацией.

Анализ изложения начинается с оценки общей формы письма и выделения участков с визуально просматривающимися изменениями признаков почерка.

Выделяются пять основных особенностей, характери­зующих почерк, которым выполняется текст, содержащий лож­ную информацию:

1) изменение в межстрочном интервале (умень­шение или увеличение);

2) изменение в высоте букв (как правило, уменьшение);

3) изменение в нажиме (усиление или уменьшение);

4) изменение в межбуквенном интервале (как правило, уменьше­ние);

5) изменение размеров полей слева и справа (особенно резкое умень­шение правого поля).

Немаловажное значение имеет оценка смы­словой значимости текста при написании объяснительных в фор­ме ретроспективного изложения обстоятельств дня события (в первую очередь, на наличие так называемых «проговоров»).

Отличительной особенностью использования данного метода на практике является возможность незамедлительной перепро­верки полученной информации.

Пример использования метода Степанова А. А. из «Заключения эксперта №215, выполненного в связи с расследованием уголовного дела в отношении Е.П. 11.07.2014 г.»

Поводом для возбуждения уголовного дела послужил рапорт старшего оперуполномоченного ЭБ и ПК МО МВД России «Фатежский» капитана полиции по факту хищения Е.П. вверенных ей денежных средств, а также заявление и.о. начальника ОСП Фатежский почтамт Управления ФПС Курской области — филиала ФГУП «Почта России» В.И. о хищении денежных средств в сумме 168500 рублей из инкассаторской сумки, направленной из ОПС «Поныри» в ОСП Фатежский почтамт 24.01.2014 г.

Основанием для возбуждения уголовного дела, явилось наличие в материале проверки, поступившем из ЭБ и ПК МО МВД России «Фатежский», достаточных данных, указывающих на наличие в действиях Е.П. признаков преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 160 УК РФ. Предварительным следствием установлено, что 24.01.2014 примерно в 18 часов 30 минут оператор связи 1 класса главной кассы ОСП Фатежский почтамт УФПС Курской области — филиала ФГУП «Почта России» Е.П., путём присвоения, совершила хищение вверенных ей денежных средств из кассы ОСП Фатежский почтамт УФПС Курской области — филиала ФГУП «Почта России» на сумму 168500 рублей, причинив ФГУП «Почта России» имущественный вред.

25.01.2014 г. Е.П. обратилась в МО МВД России «Фатежский» с явкой с повинной, в которой в присутствии понятых, специалиста и с применением последним видеозаписи, пояснила обстоятельства совершения ею преступления, признала свою вину и раскаялась в содеянном. Текст явки с повинной написан Е.П. собственноручно. Кроме того, 25.01.2014 г. о событиях произошедшего Е.П. дала объяснения, которые также изобличают её в совершении преступления.

Индивидуальные особенности почерка (письма) Е.П. в протоколе явки с повинной имеют следующие характеристики:

— графометрические сходства с её свободным письменным рассказом;

— систематически допускаемые Е.П. грамматические, орфографические и пунктуационные ошибки в виде нарушения словообразования, искажения отдельных букв по кинетическому сходству, свидетельствующие о нарушении письменной речи и, возможно, фонематического слуха: «при вскры-тие» вместо «при вскрытии», «решина» вместо «решила», «поднемать» вместо «поднимать», расскаеваюсь» вместо «раскаиваюсь»;

— резкое сужение правого поля на фоне отсутствия резкого сужения левого поля, неравномерность интервала между буквами, словами и строчками, волнообразное (восходяще-нисходящее) направление строк, резкое уменьшение (сужение, сжатие) последних частей слов;

— аккуратность, разборчивость, достаточная выработанность и понятливость почерка.

Выводы:

I. В представленном тексте протокола явки с повинной Е.П. действительно содержатся графометрические признаки, позволяющие установить достоверность событий, изложенных Кононовой Е. П. в явке с повинной.

Совокупная выборка маркерных признаков почерка Е.П. из текста протокола явки с повинной, свободных образцов почерка №№1, 2, 3 и свободного письменного рассказа о событиях 24.01.2014 г. — 25.01.2014 г. позволяет достоверно утверждать, что в протоколе явки с повинной отсутствуют признаки сообщения ложной информации и самооговора.

Более того, информация, содержащаяся в явке с повинной, выглядит довольно содержательной (информативной), обладающей признаком достаточности, при отсутствии сведений о причастности других лиц и внешнеобвинительной тактики, по сравнению с последующими объяснениями Е.П.

II. В представленном протоколе явки с повинной у Е.П. действительно присутствуют некоторые недостатки письменной речи и почерка, связанные с незначительным замедлением темпа письменной речи и допущенными ошибками (грамматическими и др.). Однако, перечисленные недостатки письма Е.П., не препятствуют последовательности и логике изложения ею событий в протоколе явки с повинной.

§3. Типичные ошибки при производстве судебной психологической экспертизы в анализе текста

Типичные ошибки при производстве судебной психологической экспертизы в анализе текста целесообразно продемонстрировать на примере двух рецензируемых нами заключений эксперта-психолога по адвокатскому запросу.

1. Рецензируемый документ представляет собой копию заключения эксперта В. П. Кислякова — сотрудника НП «Южный экспертный центр», г. Волгоград, выполнившего судебную психологическую экспертизу по материалам дела №110806.

Необходимо отметить, что формат предоставленного на рецензию документа позволяет оценить достоверность и полноту сделанных выводов, опираясь на общую логику проведённого исследования, выбор экспертом-психоло-гом соответствующих методов и литературы.

В своей работе эксперт опирался на современную и актуальную литературу, а также на общепризнанные в научном и экспертном сообществе методики. Кроме того, обращает на себя внимание использование специалистом таких авторитетных трудов по лингвистике, как «Коммуникативно-прагматические аспекты общения» Н. И. Формановской и «Проблема дифференциации спонтанной и подготовленной речи» Е. И. Галяшиной. В связи с тем, что поставленные на разрешение эксперта вопросы предполагают исследование продуктов речевой деятельности, подобный выбор литературы представляется обоснованным. Однако при проведении данного исследования эксперт-психолог явно вышел за пределы своей профессиональной компетенции и дал сугубо лингвистическую характеристику речевым произведениям говорящих.

Так, психологический анализ речи Павлова С. В. в действительности представляет собой вариант контент-анализа с неудачной попыткой лингвистической характеристики его результатов в произвольной субъективной интерпретации эксперта-психолога Кислякова В. П., поскольку какой-либо психологический комментарий в его заключении отсутствует.

Эксперт-психолог Кисляков В. П. действительно предпринимает попытку обнаружения определённых частотных речевых характеристик (признаков) в высказываниях Павлова С. В., но при этом в тексте заключения отсутствуют какие-либо математические расчёты, с помощью которых можно было бы проверить достоверность обнаруженных экспертом тенденций. Следовательно, при проведении данной судебной психологической экспертизы была грубо нарушена методика проведения контент-анализа.

Эксперт-психолог Кисляков В. П. в своём заключении перечисляет особенности речи коммуникантов (например, «употребление лексических единиц с ограничительной семантикой» [с. 15 Заключения]), употребляя при этом нетривиальные лингвистические термины (такие как «неагентивные грамматические конструкции» [с. 15 Заключения]).

Неудивительно, что при составлении подобных лингвистических характеристик эксперт-психолог допускает фактические ошибки. Например, он выделил следующую особенность речи опрашиваемого: «актуализация низкой степени личного участия в описываемых событиях в форме плюрализации, выражаемой в использовании неопределенно-личных форм глаголов» [с. 16 Заключения].

Ошибочность данного суждения заключается в том, что не существует неопределённо-личных форм глаголов. Определённо-личными, неопределённо-личными, обобщённо-личными, безличными бывают только односоставные предложения. Это классификация именно предложений по типу сказуемого. Формы глагола же бывают личными (финитными) и неличными (нефинитными).

Особенно сомнительным представляется также и тот факт, что употребление неопределённо-личных предложений можно интерпретировать как актуализацию низкой степени личного участия в описываемых событиях.

Смысл использования подобных конструкций заключается в акцентировании внимания адресата именно на действии как таковом (сам деятель при этом не называется). В приведённых экспертом примерах («меня всё-таки уволили из органов внутренних дел», «меня не уведомляли» [с. 16 Заключения]) говорящий является пассивным участником описываемых ситуаций (то есть участвует в них постольку, поскольку претерпевает некоторые действия в отношении себя, выраженные глаголами «уволить» и «уведомить»), поэтому некорректно говорить о низкой или высокой степени его участия в данных событиях.

Ещё раз отметим, что сугубо лингвистическая характеристика коммуникативного поведения говорящих, которую можно наблюдать в рецензируемом документе, выходит за пределы профессиональной компетенции эксперта-психолога.

Кроме отсутствия психологического комментария, стоит обратить внимание на тот факт, что результаты данного анализа экспертом в дальнейшем не используются. Следовательно, возникает вопрос о необходимости и обоснованности проведения подобной характеристики речи Павлова С. В. в принципе.

Рассмотрим далее, насколько объективными и обоснованными оказались выводы, к которым пришёл эксперт-психолог в своём заключении.

Итак, в исследовательской части, на послетекстовом этапе специалист изучает поведение опрашивающего на предмет использования им приёмов психологического воздействия. Эксперт провёл верный анализ и пришёл к правильным выводам, а именно: в его речи содержатся приёмы скрытого психологического воздействия, и они функционально обусловлены «намерением опрашивающего расположить к себе опрашиваемого, чтобы последний рассказал об известных ему обстоятельствах исследуемых событий» [с. 16 Заключения].

На этом следовало бы закончить рассуждение и дать положительный ответ на вопрос №1, однако специалист заявляет, что данные приёмы не имеют целью оказать давление на Павлова С. В., при этом он не предлагает альтернативного варианта возможных намерений опрашивающего. Эксперт обосновывает свой вывод следующим образом: он утверждает, что «опрашиваемый самостоятельно определяет форму, объём и содержание информации, которую намерен сообщить, не выходит за пределы изначально обозначенной линии речевого поведения» [с. 16 Заключения]. Рассмотрим это утверждение подробнее.

Во-первых, данный комментарий характеризует успешность применения опрашивающим приёмов скрытого психологического воздействия, в то время как вопрос, поставленный перед экспертом, касается принципиальной возможности успеха: «Имеются ли… признаки оказываемого на него психологического давления, принуждения, внушения, которые могли бы снизить его способность добровольно и самостоятельно давать показания» [см. «Постановление…»]. Именно могли бы (глагол находится в сослагательном наклонении), а не снизили (глагол находится в изъявительном наклонении). При таком понимании вопроса ответ должен был быть положительным.

Во-вторых, утверждая, что данные приёмы скрытого психологического воздействия оказались неэффективными, специалист сам себе противоречит. Он заявляет, что опрашиваемый изначально неоднократно сообщал о нежелании отвечать на вопросы без своего адвоката и предлагал закончить разговор, а затем «самостоятельно» отвечал на ряд вопросов. В то же время, как видно из приведённой выше цитаты, эксперт утверждает, что «опрашиваемый не выходит за пределы изначально обозначенной линии речевого поведения» [с. 16 Заключения].

Если у Павлова С. В. изначально была установка на саботаж коммуникации, а затем он в неё всё-таки вступает, отвечая на вопросы по обстоятельствам дела, то это явно говорит о том, что линия речевого поведения у него изменилась. При этом, обнаружив признаки скрытого психологического воздействия, эксперт-психолог упускает из виду возможную связь между ними и наблюдаемой сменой коммуникативной стратегии опрашиваемого, а эта деталь заслуживает особого внимания. Судя по коммуникативному поведению опрашивающего, его цель заключалась в том, чтобы получить от Павлова С. В. информацию по обстоятельствам дела (к такому же выводу пришёл эксперт), несмотря на то, что опрашиваемый не хотел этого делать без адвоката. В результате эта цель была достигнута. Данный факт должен служить достаточным основанием для того, чтобы заключить: приёмы скрытого психологического воздействия оказались эффективными.

Рассмотрим теперь ответ эксперта-психолога на вопрос №2.

В частности, обратим внимание на его комментарии относительно признаков скрываемых обстоятельств и конструирования ложных сообщений.

Сначала эксперт-психолог пишет о том, что в речевом поведении Павлова С. В. можно наблюдать блокаду собственной информации, или «установку на запирательство» [с. 20 Заключения]. В кратком обзоре теории, касающейся выявления скрываемых обстоятельств, эксперт ссылается на данные юридической психологии, согласно которым подобное поведение свидетельствует о наличии «опасных зон», вызывающих у опрашиваемого лица тревогу. Примечательно, что о причинах, вызвавших эту тревогу, ничего не сказано. В рецензируемом заключении специалист выявил признаки, говорящие о наличии подобных «опасных зон» и, соответственно, тревоги. Определение причин, вызвавших тревогу, входит в компетенцию эксперта-психолога, однако исследование этого вопроса им не проводилось. Ответить на вопрос, чем вызвана тревога Павлова С. В. можно даже с помощью анализа его реплик, данных им в начале ОРМ: он сомневается в законности проводимого мероприятия и с самого начала выражает недоверие к опрашивающему, просит позвать адвоката, и не хочет ничего говорить, поэтому блокада собственной информации и ригидное поведение в данном случае являются защитной психологической реакцией.

Далее эксперт указывает на использование опрашиваемым коммуникативной тактики положительной самопрезентации и при этом утверждает: « … с целью подчеркнуть свою порядочность используется дискредитирующая коммуникативная тактика уничижения в адрес следствия (критика, осуждение, необоснованное обвинение)» [с. 22 Заключения]. Стоит отметить, что вопрос об обоснованности или необоснованности обвинения также выходит за пределы профессиональной компетенции эксперта-психолога, поэтому было бы более корректно написать просто «обвинение».

К тому же, не вполне понятно, почему тактика положительной самопрезентации является маркёром конструирования ложных показаний. Вероятно, эксперт-психолог сделал такой вывод на основании следующего положения: «упорное подчёркивание своей добропорядочности сигнализирует о возможном конструировании ложных показаний» [с. 20 Заключения]. Но прежде чем утверждать, что данная особенность поведения опрашиваемого Павлова С. В. действительно говорит о конструировании им ложных показаний, необходимо доказать это. Однако никакого научно-обоснованного доказательства конструирования Павловым С. В. ложных показаний в заключении эксперта-психолога Кислякова В. П. не приводится.

Наконец, эксперт-психолог выделяет ещё одну особенность коммуникативного поведения Павлова С. В.: «Сообщение сведений о заинтересованности следствия в определённом исходе, захваченность данной темой» [с. 23 Заключения]. Но в тексте заключения также отсутствует какое-либо доказательство того, что данная особенность свидетельствует о конструировании Павловым С. В. ложных показаний.

Таким образом, можно утверждать, что при проведении судебной психологической экспертизы Павлова С. В. эксперт-психолог Кисляков В. П. неоднократно нарушал границы своей профессиональной компетенции и методику проведения судебной психологической экспертизы, которую он фактически подменил произвольным использованием одного из вариантов лингвистического анализа речи.

Следовательно, выводы, к которым пришёл эксперт-психолог Кисляков В. П. в своём «Заключении эксперта (психологическая судебная экспертиза по материалам уголовного дела №110806) №165/16», выполненном в НП «Южный экспертный центр», г. Волгоград 19.05.2016 г., нельзя считать объективными и научно-обоснованными (Ответы на вопросы №№1—2).

2.Рецензируемый документ по своему содержанию представляет собой копию заключения эксперта (психологическая судебная экспертиза по материалам уголовного дела №110806) №164\16 от 19.05.2016, выполненного экспертом НП «Южный экспертный центр» Кисляковым В. П.

Специалист опирался на авторитетные источники, среди которых имеются пособия по психодиагностике, судебной психологической экспертизе, юридической психологии, феноменологии лжи и психолингвистическому анализу речи.

При этом эксперт не обращается к методическим материалам, содержащим в себе рекомендации по осуществлению психолого-лингвистической или лингвистической судебной экспертизы, в области которых непререкаемыми авторитетами являются, в частности, такие учёные, как А. Н. Баранов, К. И. Бринев, И. А. Стернин.

Также в списке литературы имеется ссылка на монографию Енгалычева В. Ф., Кравцова Г. К., Холопова Е. Н. «Судебная психологическая экспертиза выявления признаков достоверности/недостоверности информации, сообщаемой участниками уголовного судопроизводства», которая содержит в себе конкретные рекомендации по использованию методики контент-анализа и психологического анализа с элементами психолингвистического анализа речи, упомянутой экспертом как одного из методов исследования. Однако данный метод требует более широкого подхода, опирающегося на научные разработки и методические рекомендации учёных-лингвистов, чтобы избежать неточностей и ошибочных выводов.

В связи с тем, что поставленные на разрешение эксперта вопросы предполагают исследование продуктов речевой деятельности, выбор литературы, на которую опирался эксперт при составлении заключения, представляется обоснованным. Однако при проведении данного исследования эксперт-психолог явно вышел за пределы своей профессиональной компетенции и дал сугубо лингвистическую характеристику речевым произведениям говорящих.

Так, психологический анализ речи потерпевшей Силуяновой А. В. в действительности представляет собой вариант контент-анализа с неудачной попыткой лингвистической характеристики его результатов в произвольной субъективной интерпретации эксперта-психолога Кислякова В. П., поскольку какой-либо психологический комментарий в его заключении отсутствует.

Эксперт-психолог Кисляков В. П. действительно предпринимает попытку обнаружения определённых частотных речевых характеристик (признаков) в высказываниях Силуяновой А. В., но при этом в тексте заключения отсутствуют какие-либо математические расчёты, с помощью которых можно было бы проверить достоверность обнаруженных экспертом тенденций. Следовательно, при проведении данной судебной психологической экспертизы была грубо нарушена методика проведения контент-анализа.

В своём заключении эксперт-психолог Кисляков В. П. утверждает, что в речевом поведении Силуяновой А. В. в ходе её дополнительного допроса в качестве потерпевшей от 12.03.2016 года имеются психологические признаки заученности, подготовленности речи, психологические признаки скрываемых обстоятельств и конструирования ложных сообщений в части утверждений о том, что в ходе опознания она ошибочно указала на Павлова С. В. как на лицо, совершившее в отношении неё преступление. Однако согласиться с данным выводом эксперта-психолога Кислякова В. П. нельзя, поскольку экспертом не учитывался ряд существенных особенностей.

Эксперт-психолог Кисляков В. П. отмечает, что организация говорящим сокрытия информации заключается в постоянном контроле за собственной речью, однако речь допрашиваемой, как ранее было отмечено специалистом, имеет элементы неформального обращения, спонтанных заявлений, не соответствующих ситуации допроса как примера вынужденной коммуникации: «А мне разъяснять бесполезно, Денис. Я всё сказала», «А что мне за это? Посадят? Пусть сажают», «Денис, я не вру тебе, миленький», «Да мне милиционер долбал и долбал, долбал и долбал».

Также в исследуемом «Заключении…» экспертом-психологом В. П. Кисляковым утверждается следующее: «Речевому поведению Силуяновой А. В. в ходе повествования свойственна тенденция к актуализации низкой степени личного участия в описываемых событиях. <…> Данные особенности речевого поведения Силуяновой А. В. свидетельствуют о её стремлении дистанцироваться от исследуемой ситуации, минимизировать степень своей включенности и активности в ходе следствия». Этот вывод вступает в противоречие с заявлениями подэкспертной о её готовности нести уголовное наказание, просить прощения за свою ошибку и отмеченными экспертом речевыми актами самообвинений.

Говоря о наличии неуместных ссылок подэкспертной на свою незаинтересованность в исходе дела и добропорядочность, необходимо учитывать общий контекст, в который включены данные ссылки. Вероятно, что допрос под видеозапись предваряли неоднократные беседы об обстоятельствах дела и вопросы следователя о причине смены показаний, на что указывают слова-отсылки к предыдущим разговорам: «Никаких я денег не брала, никого я не звонила, миленький, зачем ты на меня давишь?»; «Я всё сказала»; «Я сказала, что он не виноват».

Эксперт-психолог Кисляков В. П. относит к признакам реализации тактики умолчания описание обстоятельств опознания потерпевшей подозреваемого исключительно в форме ответов на вопросы.

Однако в контексте данного допроса этот критерий необходимо исключить, так как на исследуемом видео вся беседа состоит из ответов Силуяновой А. В. на вопросы следователя, либо из аргументации ею своего нежелания отвечать на вопросы.

Составление лингвистического портрета (лингвистической идентификации) личности требует наличия у эксперта специальных познаний в области наук о современном русском языке, поэтому эксперт-психолог не может рассматривать особенности речевых конструкций с точки зрения лингвистики. Указание эксперта на использование семантически и грамматически идентичных речевых конструкций при описании причин смены потерпевшей показаний не может служить признаком подготовленности показаний, поскольку индивидуальный активный словарь Силуяновой А. В. и грамматический строй речи не имеют большого разнообразия и полностью соответствуют человеку её возраста и образования.

Также, согласно использованному учебнику М. И. Еникеева «Юридическая психология», «проявлением заученности показаний обычно является уверенное, строго логичное „гладкое“, интонационно однообразное изложение фактов», но показания допрашиваемой не являются примером логичного, последовательного сообщения, они прерывисты и не имеют заранее продуманной структуры.

На видео наблюдается некоторая заторможенность, монотонность речи, обращённость подэкспертной Силуяновой А. В. к собственным мыслям и переживаниям. Определение причин, вызвавших такие психологические состояния, входит в компетенцию эксперта-психолога, однако исследование этого вопроса им не проводилось. Содержания ответов Силуяновой А. В. в большинстве случаев не соотносятся с задаваемыми вопросами, поскольку женщина поглощена одной наиболее важной для неё мыслью, на которой сфокусировано её внимание. Психологическая фиксация внимания отмечена и самой допрашиваемой Силуяновой А. В. как причина трудностей восприятия информации, исходящей от допрашивающего («Не в силах я, я уже понервничала», «Я за это за 4 месяца болею»; «Из-за чего болеете? — Из-за того, что я посадила невинного человека»), а экспертом обозначена как «опасная зона», вызывающая чувство тревоги. Следует отметить, что тревога эта вызвана не необходимостью придерживаться определённой линии речевого поведения, а болезненным восприятием допрашиваемой сложившейся ситуации и желанием её исправить.

При заявлении Силуяновой А. В. о том, что она больна, при предъявлении ею жалоб на самочувствие, непонимание сути вопросов, получаемой информации («не понимаю своих прав»), процедуры следственного действия и её прав как допрашиваемого лица, допрос всё же продолжается, что в целом негативно характеризует психологическую атмосферу данного следственного действия, которая осталась незамеченной экспертом-психологом В. П. Кисляковым. Этим обусловлено принятие подэкспертной Силуяновой А. В. защитной позиции и закрытой позы.

Кроме того, на примере данного допроса нельзя говорить о балансе показаний, поскольку фактически допрашиваемая Силуянова А. В. отказалась давать показания и поэтому невозможно получить соотношение тематических частей показаний, чтобы сделать вывод о наличии намеренных конструированных ею частей.

К сожалению, мы не имеем никакой информации о точных медицинских диагнозах, на которые ссылается потерпевшая Силуянова А. В., предъявляя жалобы на своё плохое самочувствие во время проведения видеозаписи дополнительного допроса, и поэтому не можем судить об особенностях её психического здоровья, психоэмоционального состояния, речевого и невербального поведения с учётом клинических реальностей (заболеваний).

При этом следует обратить внимание на тот факт, что эксперт-психолог Кисляков В. П. имел возможность в соответствии с предусмотренными ст. 57 УПК РФ правами и обязанностями эксперта ходатайствовать о предоставлении ему дополнительных материалов: медицинской карты Силуяновой А. В., выписного эпикриза или других данных врачей-специалистов, необходимых для дачи заключения с учётом индивидуальных клинико-психологических особенностей Силуяновой А. В., страдающей определёнными заболеваниями и получающей соответствующее лечение.

Поскольку определение индивидуальных клинико-психологических особенностей Силуяновой А. В. является исключительно компетенцией клинического (медицинского) психолога, эксперт-психолог Кисляков В. П. на основании той же ст. 57 УПК РФ должен был ходатайствовать о привлечении к производству судебной экспертизы другого эксперта — клинического (медицинского) психолога.

Таким образом, экспертом-психологом Кисляковым В. П. вообще не учитывались индивидуальные возрастные особенности Силуяновой А. В., 77 лет, 08.09.1939 года рождения. Об этом также свидетельствует отсутствие в «списке специальной и справочной литературы» на страницах 2 — 3 заключения научной и методической литературы по проблемам возрастной психологии и геронтопсихологии. Геронтопсихология [греч. geron (gerontos) — старец, старик] — раздел возрастной психологии, изучающий особенности психических процессов, поведения и динамики личностных изменений у лиц пожилого и старческого возраста после изменения привычного характера деятельности, вызванного природным старением организма, взаимосвязи общего физиологического процесса старения и психологического состояния человека в период преклонного возраста.

Всё вышеизложенное позволяет утверждать, что при проведении судебной психологической экспертизы Силуяновой А. В. эксперт-психолог В.П.Кисляков неоднократно нарушал границы своей профессиональной компетенции и методику проведения судебной психологической экспертизы, которую фактически подменил произвольным использованием лингвистического анализа.

Следовательно, выводы, к которым пришёл эксперт-психолог В. П. Кисляков в своём «Заключение эксперта (психологическая судебная экспертиза по материалам уголовного дела №110806) №164/16»выполненном в НП «Южный экспертный центр», г. Волгоград 19.05.2016 г., нельзя считать объективными и научно-обоснованными (Ответы на вопросы №№1, 2).

ГЛАВА II. СУДЕБНАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА
В АНАЛИЗЕ ТЕКСТА

§1. Цели и задачи лингвистической экспертизы в анализе текста

Описывая профессию судебного лингвиста, Мацкивская Ю. отмечает востребованность знаний языковеда в юриспруденции. По мнению автора, судебная лингвистическая экспертиза (СЛЭ) — исследование устной и письменной речи подозреваемых, истцов, свидетелей. Подобные изыскания проводят как в отношении одного слова, так и целого текста или группы текстов, позволяют определить, не было ли в них намеренного оскорбления, клеветы, призывов к экстремистской деятельности, а также возбуждения расовой, религиозной, национальной и социальной ненависти и вражды. Кроме того, СЛЭ разбирает проблемы плагиата в произведениях, слоганах, наименованиях товарных знаков и пр.

Лингвист изучает материалы дела, проводит фонетический, семантический, грамматический, орфографический, графический, интонационный анализы (а при необходимости даже обращается к основам психологического и графологического исследований). После проведения таких изысканий специалист может определить, кто был автором текста (узнать его пол, возраст, уровень и характер образования, область деятельности, родной язык, владение иностранными языками, место рождения, жительства и пребывания, психологические особенности и психическое состояние).

Работать судебным экспертом непросто. Лингвист должен в совершенстве владеть языком, знать все значения слова, в том числе редко употребляемые, фонетические и лексические особенности жителей разных регионов, уметь искать информацию в словарях и справочниках, обладать интуицией, чтобы понять скрытый смысл высказывания, определить эмоциональный настрой говорящего или пишущего. Как известно, воздействовать на человека и подтолкнуть его к преступлению можно и жёстким приказом («Укради миллион!»), и лишь зарождением мысли («Хорошо, наверное, иметь миллион!»), и манипуляцией («Да ты и копейку украсть не способен, не то что миллион!»). И задача лингвиста состоит в том, чтобы определить, привёл ли разговор к правонарушению или остался просто словами…

Такой специалист способен работать в службе психологической помощи, ведь он умеет подбирать нужные слова и говорить их с должной интонацией…