Бесплатный фрагмент - Психолог после работы

От автора

Здравствуй, читатель!

Если ты не любитель предисловий, то можешь спокойно пропустить эту страничку и переходить к самой книге. А всем остальным я скажу пару слов о том, как и почему она появилась.

Я психолог, потому что в дипломе у меня записано это красивое слово. Есть даже внушительная корочка, которая свидетельствует о том, что я кандидат психологических наук. Как психолог, я занималась сначала научной работой, потом преподаванием, но так и не смогла специализироваться в какой-то узкой области научной или практической психологии. Наполовину в шутку называю себя «вечным маргиналом в профессии»: академические психологи считали меня практиком, практические — представителем академической психологии, специалисты по НЛП — психоаналитиком, психоаналитики… не знаю кем. За свою долгую профессиональную карьеру я тратила много времени на то, что мне интересно в психологии и около психологии, но почти не связано с обязанностями по работе (которые, боюсь, от этого страдали).

А еще я графоман (ну хорошо, пишущий человек) с большим стажем. Мои разнообразные психологические и околопсихологические интересы так или иначе отражались в текстах: книгах и статьях для газет, записях блога и дискуссиях в интернете. Тексты эти довольно разношерстны (если не говорить о книгах, но это другая история), но дороги мне и, как мне кажется, интересны не только в том контексте, в котором когда-то были написаны. Так или иначе, я решила найти их в дебрях компьютера и на просторах Интернета и собрать в книгу.

Вошедшие в книгу тексты частично печатались в газетах и научных изданиях (но не бойтесь, они понятны, честное слово!), некоторые появились в блогах и не предназначались для публикации. Они разделены на пять частей. Первая — «Из мемуаров психолога» — личные воспоминания о психологии в моей жизни. Во второй части собраны рецензии на книги по психологии; я начинала писать их для «Независимой газеты» (и это самые старые тексты в книге, они относятся к 1998 году), но было немало и других рецензий, написанных по разным поводам. В третьей части — «Вокруг книг» — варианты взгляда психолога на непсихологические тексты.

В последние годы я неожиданно стала почти фанатом психолога Екатерины Мурашовой. Не только писала о ее книгах, но включала их в учебный процесс и даже устраивала «эксперименты на себе» по ее мотивам. Материала набралось на отдельный раздел — «Вокруг психолога Мурашовой».

Как и большинство людей, я интересуюсь общественной жизнью. Иногда осмысливаю ее не только как обыватель, но и как психолог. Поэтому в книге есть раздел «Психология на злобу дня. Почти без политики». Наконец, последний раздел — «Психологические эссе» — объединяет тексты от глубоко личных до околонаучных, посвященные самым разным сторонам нашей жизни и человеческого опыта.

Если что-то из написанного в книге покажется вам интересным или полезным или затронет какие-то струны вашего внутреннего мира, пожалуйста, сообщите мне об этом в любой удобной форме. Это увеличит шанс, что книга будет не последней…

Хорошего чтения!

1. Из мемуаров психолога

Памяти А. У. Хараша, или История одной фотографии

Написано для блога в 2012 году.

Все чаще приходится писать посты-прощания. Все чаще приходится вспоминать тех, с кем столкнула судьба (спасибо ей!), с кем не договорила, не дообщалась, не доблагодарила.

Не знаю, надолго ли запомнил Адольф Ульянович Хараш (я так толком и не знаю, какие хитросплетения судьбы стояли за столь странным сочетанием фамилии, имени и отчества) одинокую сутулую девочку среди веселой компании студентов и преподавателей, отправлявшихся в 1978 году в Зимнюю психологическую школу факультета психологии МГУ. Но потом он говорил, что, именно увидев мою грустную фигуру на вокзале, окончательно решил сделать то, что он и предложил в первый же день.

Психологические школы были сугубо элитарным мероприятием достаточно странного «формата», как бы сейчас сказали. Они сочетали неформальное общение студентов и преподавателей, серьезные научные доклады, отдых (летние школы проводились в Пицунде, у моря) и интенсивные пьянки. Попасть туда мечтали все мало-мальски продвинутые студенты, попасть было трудно, и единственный раз мне это удалось на третьем курсе.

Зимние школы обычно проводились в подмосковном доме отдыха, но в тот раз это была изба: обычный деревенский дом в колхозе, куда мы осенью ездили на «картошку», где в единственной комнате помещалось 17 раскладушек, а если полностью перекрыть проход, то и восемнадцатая влезала. Людей обычно было больше, несколько упорядоченных и любивших поспать девушек (и я в их числе) имели «персональные» раскладушки в уголке и укладывались на них относительно рано; в комнате обычно в это время шла перманентная пьянка, разнообразные беседы, а иногда и танцы. Один раз, будучи не в силах заснуть, я встала и пошла танцевать, а раскладушку мою в это время заняли; пришлось досыпать на железках между двумя раскладушками рядом с подругой.

В первый же день школы Хараш предложил устроить группу тренинга (тогда был в ходу термин «Т-группы»); впрочем, сегодня вы вряд ли поймете, что это значило в 1978 году. Ибо официальной практической психологии в то время не существовало (некоторые оазисы в расчет не берем), а отдельные полуподпольные энтузиасты, как правило, никак не были связаны с академической психологической средой, где царили традиционный для академической науки уклон в теории и идеологические ограничения. И почему-то в середине 70-х чуть ли не первыми из методов практической психологии в университетскую среду стали проникать разнообразные тренинги. Несколькими годами позже это приобрело характер моды или даже эпидемии, но тогда то, что предложил Хараш, было ново, малопонятно, очень заманчиво и сулило возможность избавиться от проблем, обуревавших донельзя замученную своими комплексами отличницу.

И вот собрались в кружок восемь человек. Все для меня незнакомые. Напряженно вглядываются друг в друга. Что-то говорят. Первые полтора (или два?) часа близятся к концу. Я молчу все это время. Наконец, последнее упражнение: каждый должен сказать, о чем он сейчас думает. Доходит очередь до меня, и я выпаливаю примерно следующее:

— А я думаю о том, что все сидят и думают, что это тут за дура сидит, даже двух слов сказать не может.

Реакция Хараша мгновенна.

— Посмотри каждому в глаза и скажи, кто именно из них так думает.

Я последовательно смотрю на семь пар глаз. Я читаю в них интерес, поддержку, расположение — все что угодно, кроме того, о чем я только что сказала.

— А знаете, — говорю я изумленно, — никто.

Не могу сказать, что с этого момента, как по мановению волшебной палочки, я лишилась своих комплексов. Отнюдь. Но запомнила на всю жизнь.

Я не буду рассказывать в подробностях про группу, хотя помню на удивление много. Было много упражнений и много открытий. Помню, как мы рассказывали что-то друг о друге в парах, а потом пересказывали это в группе и как я была недовольна, что мой собеседник все переврал, а по его реакции поняла, что и он, наверное, такого же мнения о моем рассказе. Помню, как мы водили друг друга попарно (один ведет, у другого глаза закрыты) и познавали друг друга и помещение на ощупь. И если уж зашла речь про помещение, то про него надо сказать подробнее.

Я уже упоминала, что в избе теплая комната была одна-единственная. Поэтому было обговорено, что группа и остальные участники школы, меняясь местами, по очереди занимаются в неотапливаемых сенях. Но как-то так сложилось, что в тепле мы занимались один или два раза. Все остальное время — полтора — два часа по два раза в день — при температуре ниже нуля (зима в тот год была холодной, на улице было около 20 градусов). Поэтому каждому занятию предшествовал своеобразный ритуал. Собираясь, мы напяливали шубы потеплее (некоторые из нас — с чужого плеча), потом здоровались, собравшись в кружок и обняв друг друга за плечи, а потом каждый заворачивался последовательно в два одеяла и только после этого садился.

Было непросто, и был какой-то момент, когда Хараш (как он признался задним числом) оказался на грани того, чтобы сказать: «Все, ребята, группа окончена, расходимся, у нас ничего не получилось». Сейчас, отстраненно, с позиции немолодого человека, я могу понять, что причиной была невероятная привлекательность Хараша и соперничество девушек за его внимание. Однако те не очень понятные связи, которые соединяли нас как группу, выдержали испытание на прочность. Мы не уложились в дни работы школы, потом еще пару раз собирались в Москве, потом постепенно разлетелись в разные стороны. Хараш сказал, что я недостаточно получила от группы и он готов взять меня в еще одну. Он был прав наполовину: я получила очень много (это я позже оценила), но в бездне моих комплексов это была лишь подтаявшая верхушка айсберга.

И еще одна группа с Харашем состоялась, правда, между ними прошло почти 10 лет (но он вспомнил свое старое обещание). Про нее я помню гораздо меньше. Шла зима 1987 года, опять было кошмарно холодно (под 30), мы приходили с мороза в ДК «Каучук». Это было после приезда в Москву Карла Роджерса, основателя движения Т-групп. Хараш был участником группы, которую проводил Роджерс, и после этого кардинально изменил свой способ ведения групп. Участников стало больше (нас было под 30 человек), упражнения исчезли совсем. При всем том это была очень насыщенная группа, и думаю, что, как и в первой, ее динамика раскручивалась в основном благодаря личности ведущего. Впрочем, мне она дала меньше, чем та, первая. Думаю, потому что я была уже во многом другой…

Мой рассказ затянулся больше, чем я рассчитывала. Оказывается, нельзя просто рассказать о группе и о Хараше, не объяснив и то, и другое, и третье. Пора закругляться, и надо сказать пару слов о фото.

Контекст, в котором сделана фотография, я не помню, могу только сказать определенно, что это была не группа, а общее для всей школы мероприятие. Слева направо: Надя, четвертый курс, я, Хараш, Леночка, первый курс, участница группы, Алена, четвертый курс, участница группы, Саша, моя однокурсница (третий курс), Элла, четвертый курс, участница группы. Любопытно, что все четыре девушки — участницы группы — в кадре, трое мужчин остались «за кадром».

Мне в жизни везло на Учителей. И если из затурканной отличницы хоть что-то в жизни получилось, то благодаря тому, что внес в это свою немаленькую лепту и Хараш. А последний урок я получила после его смерти, просматривая материалы о нем в Сети. Маленькая девочка (хоть и студентка МГУ) в 1978 году страдала от одиночества и непринятости, она не оценила бы эти слова, хотя они довольно точно объясняют творившееся со мной в то время. Зато сейчас я их оценила…

Человек, который жалуется на одиночество, невольно грешит на словах против истины, ибо пользуется словом «одиночество» для того, чтобы поделиться ощущением неподтвержденности своего бытия. Если бы он постарался найти точное слово для обозначения причины своих тревог и депрессий, то это было бы вовсе не «одиночество», а оставленность, забытость, покинутость, незамеченность, невнимание — иначе говоря, неподтвержденность. Но это — совсем другое дело. Ибо одиночество — наше естественное состояние.

Человек, назвавший себя одиноким, достоин не сострадания, а белой зависти сорадования, ибо это значит, что он пришел к осознанию реальности своего бытия и обрел безграничный простор для созревания и развития.

Спасибо, Адольф Ульянович!

Мениха Исааковна

Написано для форума примерно в 2007 году.

У нее даже имя было удивительное — я никогда такого не слышала. Статная старуха работала на кафедре психиатрии (на территории которой находилась наша лаборатория, формально от этой кафедры независимая) на незавидной должности лаборантки и иногда приходила к нам уточнять расписание лекций моего шефа.

В замкнутом кругу больницы (а кафедра базировалась в психиатрической больнице), где преобладают женщины, причем медсестры и санитарки, а не научные работники, вся подноготная известна. Тем более про такого примечательного человека, как Мениха Исааковна. Так что ее историю я в общих чертах знала.

Она была дочкой выдающегося психолога послереволюционных лет: в университете я проходила психотехника Исаака Шпильрейна. В 30-е отец был репрессирован, она — студентка — тоже. Я думала, что она была в лагерях, Интернет утверждает, что только выслана. Я полагала, что она так и осталась без высшего образования и именно поэтому работала лаборанткой, но Интернет опять же уверяет, что нет, корочки были, получены в ссылке, в Самарканде. Почему же она осталась на столь низкой должности? Ведь ум был блестящий, образованность — великолепная (и говорили об этом, и из мимолетных разговоров это было очевидно). То, что я думаю, то ли из смутных воспоминаний, то ли из разговоров, относящихся не к ней. Но другой версии в голову не идет. Так вот, эта причина — въевшийся в подкорку страх, желание остаться незаметной в тихом и спокойном месте. В общем, результат поломанности колесами истории…

Занималась она все-таки больше не лаборантскими обязанностями, а переводами (блестяще знала несколько языков). И было в ее облике столько спокойного благородства, достоинства и уважения к собеседнику, что, пару раз столкнувшись с ней шапочно, я прониклась к ней глубоким уважением с оттенком даже какого-то преклонения.

Еще одна ее трагедия прошла уже на наших глазах, и я не буду об этом рассказывать. Ее в общем обычный вид и речи «после», полные все того же спокойного достоинства, потрясли меня — по сути еще девочку (хоть и кандидата наук).

В перестроечные годы пошли разговоры о том, что у Менихи Исааковны оказалась очень известная тетя, и она в качестве родственницы ездила в Ростов на конференцию, этой тете посвященную (родом они были из Ростова). Была и еще какая-то суета, связанная с этой самой неведомой теткой. Так из интереса к Менихе Исааковне выросло мое желание узнать о Сабине Шпильрейн; но ее судьба — это другая история.

На юбилее Менихи Исааковны (наверное, 70-летии) мой шеф сказал что-то в таком роде: «Мениха Исааковна принадлежит к когорте людей, от которой уже почти никого не осталось и скоро не останется совсем. Нам повезло, что мы успели с ними соприкоснуться. Мы будем помнить вас, Мениха Исааковна».

Я помню вас, Мениха Исааковна.

Про лайфспринг и другие тренинги. Личный опыт

Написано для форума примерно в 2007 году.

Из всего многообразия разновидностей психологических тренингов на нашу, советскую землю из-за границы, пожалуй, первыми пришли варианты так называемых Т-групп, или группы встреч. Случилось это как раз в мои позднестуденческие годы, поэтому подобному жанру я в свое время отдала должное (первая и, наверное, лучшая из таких групп описана в главе «Памяти А. У. Хараша, или история одной фотографии».

А когда наступили 90-е и открылись границы, со своим тренингом с красивым названием «Лайфспринг» к нам приехали американцы. Я участвовала в третьем по счету тренинге, который они проводили в (тогда еще) СССР весной 1991 года.

Впервые я имела дело с хорошо отработанной технологией: программа была расписана по дням, по упражнениям, нам раздавали заранее отпечатанные домашние задания и так далее. При этом технология технологией, но накал страстей был нешуточный, слезы лились рекой, душещипательные рассказы, которым внимала благодарная аудитория, действительно трогали. Не забыть: после одного из самых драматических упражнений, когда плачет действительно бОльшая часть зала (под 200 человек), объявляется перерыв, все выходят в холл с приглушенным освещением, а вдоль него стоят ассистенты и предлагают бумажные носовые платочки.

Основной пафос тренинга я бы сформулировала как взятие на себя бОльшей ответственности за собственную жизнь и мощное подталкивание к изменениям. Причем технологии «выталкивания» из тренинга в «большую жизнь» имели место в достаточном количестве и по идее должны были неплохо работать.

То есть, в целом тренинг производил впечатление грамотно сконструированного и хорошо преподнесенного продукта — разрыва между технологией и личностью исполнителей не отмечалось, всё было гладко подогнано одно к другому. Что могло тогда несколько насторожить? Во-первых, просто фантастический ажиотаж, царивший вокруг записи на тренинг и подогревавшийся прежде всего рассказами тех, кто уже его прошел, о том, как это незабываемо и грандиозно. Причем говорили это люди, имевшие уже немаленький опыт тренингов, в том числе опыт ведения, а не только участия.

Во-вторых, то, что лично мне всё в первые пару дней резко не нравилось. Но я девушка терпеливая, к тому же деньги (большие!) уплочены, и предупреждение, что так и должно быть, действовало. И правда — примерно на третий день я включилась «на полную катушку», и все стало прекрасно.

Однако никаких обещанных изменений по результатам тренинга со мной не произошло. А жизнь тогда была непростая, и изменений этих я очень ждала. Скорее наоборот, было горько оттого, что ожидания не оправдались, и это усугубило имевшиеся проблемы. Поэтому на тусовки бывших участников и на следующие тренинги, куда мне довольно долго слали приглашения, я ни разу не ходила.

И вот еще одна чужая история, молодой женщины из нашей подгруппы (нас делили для некоторых заданий на группы человек по 10). Ее бросил муж после предыдущего тренинга, уйдя к женщине, с которой он там познакомился. У них было двое детей, младший — грудной. И она отчаянно рвалась на этот злосчастный тренинг, даже вызвала свою мать из другого города, чтобы сидеть с детьми. Ее бывший муж был на нашем тренинге вместе со своей новой дамой — в качестве ассистентов.

Она очень много плакала. На что-то надеялась. Изумлялась — ведь речь постоянно шла о взаимопонимании, сочувствии к ближнему, — почему же муж, пройдя все это, так с ней обошелся? Пыталась к нему подойти — ведь он все время был в том же зале — и сказать ему что-то из того, что она поняла в эти дни. Отклика у него не находила. Снова плакала. Дальнейшей ее судьбы я не знаю.

Потом лайфспринг называли и сектой, и мошенничеством, и зомбированием, и еще многими нехорошими словами. На мой субъективный взгляд, человека, прошедшего лайфспринг и оставшегося недовольным, большинство обвинений не соответствует действительности.

Что же в «сухом остатке» из моего не очень маленького, хотя и сумбурного личного опыта тренингов? Этот личный опыт очень интересный, хотя в целом скорее неудачный. На мой взгляд, тренинги дают хорошую возможность узнать о себе новое, а также мощный толчок к тому, чтобы начать менять свою жизнь. Однако далеко не всем хватает «толчка», потому что к серьезным внутренним изменениям тренинги (по крайней мере краткосрочные, с которыми я сталкивалась) не приводят. И тогда возникает разочарование, иногда довольно горькое (поманили, обещали и обманули) — это как раз мой случай с лайфспрингом.

Про другие варианты эффекта тренингов я написала в эссе «О параллельных реальностях».

Про психологию похудания

В этот раздел собраны тексты, написанные на форуме и в блоге в 2008—2011 гг.

Я целенаправленно и успешно худела не меньше трех раз (и энное число попыток не увенчались успехом). Первый опыт был самым удачным. Чудодейственных средств не было, было много энтузиазма, много движения и мало еды. Вот фрагменты записей «по горячим следам».

2008, весна, ближе к концу первого похудания

В моем глубоком и не очень материалистическом понимании здоровье душевное и физическое связаны сложно и запутанно. И можно быть здоровым вопреки, а не благодаря образу жизни, неправильному питанию, перегрузкам и пр.

И наоборот, забота о своем теле непостижимым образом благотворно влияет на душу.

Я худеть начала от полной безнадеги житейской, в качестве очередной безнадежной попытки вытащить себя из депрессивного состояния. Как оказалось, не такой уж безнадежной.

Я прожила совершенно сумасшедший год, какого в моей жизни давным-давно не было (и честно говоря, уже не думала, что будет). Очень надеюсь, что изменения, которые для меня гораздо важнее, чем сброшенные килограммы, останутся со мной, хотя в любом случае надо быть благодарным судьбе, что все это было.

7 месяцев спустя

Потянуло подвести итог своей «похудательной эпопеи». Боюсь, что, увы, итог. В смысле, что моим похудательным усилиям пришел конец, невзирая на то, что запланированного результата я не достигла (осталось как минимум 3 кг). Правда, кое-чего все же добилась.

Итак, достигнутый результат — минус 19 кг за 8 месяцев. Второй результат — этот вес уже, в общем, держится более полугода с незначительными вариациями: не уменьшается, но и не растет.

Так почему же я остановилась, невзирая на впечатляющие успехи? Вот об этом я, собственно, и хотела рассказать.

Дело в том, что на какой-то период похудание стало одной из главных тем моего существования, отнимало массу времени и энтузиазма. Контролировать себя, чтобы не есть, организовывать правильное питание, заниматься физическими упражнениями, читать, изыскивать новые полезные способы потешить себя любимую — все это было безумно интересно. И что самое главное — продуктивно: в смысле не только снижения веса, но и отношения к жизни. Ведь что греха таить — вес я набирала от скуки и безнадеги. А тут появилось нечто интересное и приятное. Особенно здорово было, когда категорически потребовалось обновлять гардероб, а я похудела до размеров обычных магазинов (где много лет ничего не могла купить) — и с энтузиазмом погрузилась в шоппинг.

Примерно в этот же период моя неполиткорректная дочь вдруг заявила мне: «Мать, да у тебя вторая молодость». — «С каких это пор?» — удивилась я. Дочь задумалась и выдала: «Да с тех пор, как ты худеть начала». И это, возможно, была самая лучшая награда за потраченные усилия.

Что же произошло дальше? А дальше оказалось, что в жизни есть масса интересных вещей помимо похудания — и гораздо продуктивней тратить время и силы на них. А на похудание не остается. И мне уже не хватает энтузиазма отказаться от печенья или булочки с сыром, зато лень сходить в парикмахерскую, а мысль об отсутствии летних шмоток вызывает не покупательский энтузиазм, а тоску.

Что осталось при мне, так это другой уровень потребности в физических нагрузках, желание ходить и хотя бы немного попрыгать, если целый день пялишься в монитор. Но вот целенаправленно сбросить несколько оставшихся килограммов — никак, несколько раз пробовала, больше чем на несколько дней запала не хватает.

Зато со мной (тьфу-тьфу-тьфу) — изменившаяся жизнь. И я знаю, что если скука и безнадега опять начнут одолевать меня, то придется прибегнуть к уже зарекомендовавшему себя средству — начать худеть.

Перед второй попыткой, зима 2012

Увы, я была излишне оптимистична. Ибо за следующие годы жизненные катаклизмы добавили килограммы, а многократные похудательные усилия были почти бесплодны. Невзирая на год с лишним регулярного плавания, которое в целом принесло много пользы, а вот сброшенных килограммов — совсем немного.

В общем, я бы не взялась за похудание всерьез снова, если бы не та же настоятельная причина, что и в первый раз, пятью годами раньше: безнадега и депрессивное состояние. Надеюсь, что проверенное средство поможет. Осталось только взяться всерьез, ибо это очень трудно — за истекшие годы было немалое количество неудачных попыток.

После финиша второго похудания (лето 2012), когда программа-минимум (поставленный в качестве цели тот же вес, что в первый раз) была наконец выполнена

Я постараюсь сформулировать некоторые закономерности похудательного процесса, которые оказались верными в применении к личному опыту (это не означает, что они автоматически будут верными для других). Обобщаю свой опыт последнего похудания — 13,5 кг за 7 месяцев, а также частично предыдущего (19 кг примерно за то же время, бОльшая часть из которых была набрана потом заново).

Первый тезис будет самым сложным и спорным.

— похудание есть процесс частично бессознательный и самоконтролю полностью не подвластный. Помните анекдот: бросить курить просто, я это делал много раз. То же самое в полной мере касается «начать худеть».

Я не могу четко объяснить, почему из многочисленных попыток похудания только две были успешными (об остальных и вспомнить нечего) — как будто в голове что-то щелкает: худею и все. Точно так же мне не очень понятно, почему успешно шедший похудательный процесс остановился как вкопанный, когда осталось 100 грамм до намеченного рубежа (наверное, организм счел 100 грамм допустимой погрешностью). И еще: стрессы приводили к выраженной кратковременной потере веса (порядка 1 кг за день), которая ну никак не объясняется уменьшением количества съеденного. Таким образом, хотите похудеть — достигните гармонии со своим бессознательным. Но как это сделать, я не знаю.

Из всего этого вытекает дополнительный тезис.

— Самое трудное — начать.

Следующая группа тезисов касается предпосылок набора веса и последствий похудания.

— Невнимание к себе, сниженная самоооценка, чувство безнадежности — важнейшие «двигатели» набора веса (в этом я, кстати, совпадаю с Екатериной Миримановой, похудательные идеи которой частично использовала). И следовательно:

— Главный выигрыш похудания не падение веса, а повышение самоуважения, интереса к жизни и к себе любимой.

Следующие тезисы касаются техник похудания.

— Весы — наше все. Взвешиваться надо ежедневно — иначе расслабляешься. Не жалейте сил, чтобы найти весы и ту их позицию, которой вы готовы доверять. В частности, я нарисовала точку на полу, куда ставила весы. Ну то, что нужно взвешиваться в одно и то же время (лучше всего с утра) и в одном и том же виде (в смысле одежды), думаю, и так ясно.

— Время приема пищи таки имеет значение. То есть до «не есть после шести» я не дотянула, но вот жестко ограничивать все, что съедается после этого часа, и в идеале ограничиваться лишь овощами, а также небольшим количеством фруктов — это нужно. Наешься вечером, и результат на весах будет ужасающ — это я отмечала несколько раз, когда «летела резьба» и я наедалась на ночь.

— Физическая активность значит меньше, чем режим питания. К сожалению, это подтвердилось результатами во время хождения в фитнес-клуб и без него (разницы практически нет). Вообще, это похудание, в отличие от прошлого, протекало без увеличения физических нагрузок, что, в общем, жаль.

— Чувство голода — твой враг, ибо от него «срывает резьбу» и начинаешь есть все подряд.

— Чем меньше приемов пищи, тем лучше. Я питалась в среднем 4 раза (завтрак — перекус — поздний обед — легкий ужин), хотя лучше, наверное, три. Но главное — ликвидировать перекусы между едой, от них-то вес и набирается.

— На завтрак можно себя особенно не ограничивать. Это правило я заимствовала у Миримановой, она, правда, не написала, что все равно организм еще в полудреме и много еды в себя не впихнешь. Именно по этой причине правило и работает.

— Если нельзя, но очень хочется, то можно. Только совсем немного. Это опасное правило, но оно нужно, потому что полезней съесть маленький кусочек, чем тратить титанические усилия на борьбу с собой (эти силы можно потратить более эффективно). Я, например, очень страдаю по вкусному белому хлебу и булкам с сыром, которых по утрам не бывает, потому что они вкусные только свежие, с вечера. Ну не смогла я от них отказаться — отщипывала временами.

И о стратегиях похудания.

— Возраст похуданию не помеха. То есть идея о том, что с возрастом худеть труднее, не оправдалась. Да, пятью годами раньше я худела быстрее, но и энтузиазма было больше, так что все закономерно.

— Важен первый успех. То есть, может быть, стоит начать с довольно интенсивных ограничений, чтобы убедиться, что вес действительно падает, что это получается. А потом вступает в силу следующий тезис.

— Спешить некуда, быстро худеть необязательно. Если похудеть слишком быстро, то и для здоровья может оказаться рискованно, и не успеет сформироваться привычка к режиму питания, который позволяет худеть и не содержит непосильных ограничений.

— Нужна группа поддержки. Мысль о том, что раз в неделю нужно «предъявить результат», не дает расслабиться. Оба раза я худела с виртуальной поддержкой читателей форума и блога. Спасибо им!

Flashback-отчет про вечер с playback-театром «Алхимия»

Написано для блога в 2015 году.

Почему плейбэк? Потому что, оказывается, плейбэк-театр — это сравнительно новое (изобретено 40 лет назад) модное направление; если в двух словах, то это театр зрительских историй. Зрители рассказывают о реальных событиях своей жизни, а актеры играют их на сцене, превращая истории в художественные произведения.

Плейбэк-театр — «родственник» не только театру, но и ролевым играм, и психодраме — групповому методу психологической помощи (разрешите не рассказывать, а то очень длинно будет). Последнее близко не только мне (как психологу), но и основателю театра Игорю Любитову — профессиональному психологу (я даже успела его поучить, правда, было это почти 20 лет назад) с психодраматической подготовкой.

Почему «Алхимия»? С этим сложнее, тем более я не знаю, что вкладывали в это понятие создатели театра, нижеследующее — лишь мои догадки. Алхимия имеет целью (цитирую «Википедию») осуществление качественных изменений внутри одушевленного или неодушевленного предмета, его «перерождение» и переход «на новый уровень».

Так вот, не знаю, как с химическими элементами, а тот самый «качественный скачок» в психологических практиках действительно возможен, поверьте на слово, потому что объяснить я это не могу. Лучше опять процитирую про плейбэк-театр: это «уникальная возможность увидеть свою жизнь на сцене, рассмотреть ее с нового ракурса, открыть новый смысл произошедшего, найти ресурсы в событиях своей жизни и в историях окружающих».

Что нужно, чтобы этот скачок произошел? Не знаю, но одну составляющую могу назвать: личность ведущего. Поэтому, помня свое впечатление об Игоре Любитове почти 20-летней давности, пошла с большим интересом.

Понравится ли вам плейбэк-театр? Не знаю. Если вы останетесь обычным зрителем, возможно, вас будет раздражать излишняя пафосность актеров и налет самодеятельности. Хотя, думаю, вы в любом случае отдадите должное мастерству, с каким на ваших глазах возникает история с сюжетом, интригой и красивой развязкой — и все это не только без репетиций, но даже без предварительного обмена репликами. Как это у них получается? Не знаю, алхимия.

Если же с вами случится тот самый «прорыв», это уже не из разряда «нравится — не нравится», это другое.

Произошло ли это со мной? И да, и нет. Сама не знаю, лучше расскажу по порядку.

Первые два сюжета не «цепляют», хотя восхищает, как из сумбурного рассказа рождается тонкая и осмысленная миниатюра. Зато третий сюжет — про то, как «путь к сердцу женщины лежит через полицию» — трогательный и уморительно смешной — заставляет включиться.

Зрители рассказывают свои сюжеты, иногда актеры изменяют их до неузнаваемости, как, к примеру, из печальной истории о том, «как из хорошей дружбы выросла плохая любовь», получился какой-то театр абсурда, где я ничего не поняла. Однако почти все рассказчики говорят — да, это оно. А по меньшей мере двое признались, что заново пережили то, о чем рассказали…

И вот все окончилось, я довольна, но не более, и понимаю, что все еще слишком зажата, чтобы встать и рассказать нечто, что потом сыграют. А именно это дает главный и неожиданный эффект.

Еще не поздно, и мы решаем пойти в кофейню поблизости. Мы пришли и… Я не знаю, в чем дело: то ли в музыке нашей молодости, то ли в парочке, вольготно расположившейся на подоконнике, то ли в вязаной шапочке мальчика-кофевара. Нет, не знаю.

Мы сидим и пьем кофе, и муж говорит: «Не думал, что в Москве еще есть такие места…»

И тут меня накрыло, и память понеслась вскачь. В питерскую «Идеальную чашку», куда мы зашли много лет назад посреди ночной прогулки… В Прагу, в кафешку на Староместской, ну совсем не похожую на эту. И все же память привела именно в нее.

Мы тогда гуляли всю ночь по Праге и в один прекрасный момент поняли, что надо решить одну деликатную проблему: туалет. Находим одно из немногих работающих ночью заведений. Заходим, требуем два кофе. Бармен, откровенно смеясь над нами, называет абсолютно нереальную для Праги цену, раза в четыре выше обычной. Приносит на стол чашки и требует уплатить, прежде чем мы начнем пить. Эта ситуация нас скорее веселит, чем злит, тем более кофе оказывается прекрасным, что очень кстати. Муж потом предположил, что несуразная цена объяснялась тем, что кофе был не простой, а с добавкой какой-то травки; вряд ли, но исключить не могу: пражская ночь сама по себе наркотик, и состояние было не вполне нормальное. Кафе какое-то диковатое, с резкой музыкой, игровыми автоматами и непонятного вида девицей за одним из них, но в эту ночь нам все в нем нравится.

Если бы я рассказала эту историю в театре, ведущий, наверное, спросил меня:

— А что было в конце?

А я бы ответила:

— Рассвет на Карловом мосту.

Интересно, что бы они сделали из этой истории?

Вы спросите: при чем тут театр? Не знаю, может быть, и ни при чем. Но алхимия точно при чем.

Игры разума: «Семь печатей»

Написано для блога в 2016 году.

Игры — веяние нашего времени. Компьютерные и ролевые, квесты и старые добрые настольные игры — кажется, взрослые уже играют больше, чем дети. Психология, конечно, не могла остаться в стороне, и появились психологические трансформационные игры.

Утверждается, что жанр трансформационных игр восходит к играм буддистских монахов, в которых они двигались по жизненному пути в виде мандалы от страданий к просветлению. Для западной культуры жанр адаптировали в духовной общине Фандхорн в Шотландии, а первая отечественная игра появилась в 90-е годы прошлого века.

Задача трансформационных игр — помощь в осознании препятствий, которые существуют и мешают в реализации важных для человека целей. Получается, что игра выступает в роли своеобразного тренажера, с помощью которого можно увидеть то, что произойдет затем в обычной жизни, и тем самым помогает избежать ошибок. Намерение, с которым человек пришел на игру, начинает воплощаться в жизнь уже в ближайшее время, потому что трансформационная игра на самом деле больше, чем игра — это наша жизнь, переложенная на формат настольной игры.

Загадочно? Интересно? Не верится? Есть желание проверить на собственном опыте?

У меня появилось, поэтому я отправилась на игру «Семь печатей», которую проводит психолог Марина Харламова. Впечатления очень сильные и весьма непростые для описания.

Игра не более, чем инструмент в руках ведущего. И если для создателя игры, одессита Александра Кукнерика, «Семь печатей» (игра появилась в 2014 году) — это эзотерика с отсылками к «сакральной геометрии, мудрости Древнего Египта и Библии», то у Марины Харламовой это скорее вариант психотерапевтической группы, почти без мистики и эзотерики (я профессиональный психолог, и мне есть с чем сравнивать).

Это — работает. Вряд ли мне удастся описать, как и почему, но работает. И хотя я только что написала, что мистики в игре нет, но и объяснить происходящее, оставаясь на сугубо реалистических и материалистических позициях, тоже не очень-то получится. Простите, коллеги, занимающиеся научной психологией, но в психологии практической далеко не все укладывается в привычные для вас рамки.

«Семь печатей» — это тяжело, не похоже на увлекательную игру, противопоказано тем, кто хочет развлечься или поучаствовать в чем-то интересном. Это серьезно, довольно утомительно и требует немалых душевных сил.

Вы все еще хотите подробностей? Их есть у меня. Правда, вы не найдете личных откровений и рассказов о жизненных драмах, которыми наполнена игра. И вообще, неблагодарная задача — описать процесс, движущие силы которого тебе непонятны. Но я все же постараюсь.

Семь дам (ведущая и шесть участниц) собрались за столом кафе в торговом центре. Шесть «фишек» стоят в начале игрового поля: вместо стандартных фишек каждому предлагается поставить некий «личный символ». Бросаем кубик. Начали? Нет, погодите, не так все просто.

Сначала надо «войти в игру», а для этого — сформулировать запрос, который будет «принят». И вы будете пытаться переформулировать запрос снова и снова, пока на кубике не выпадет шестерка — вот это и будет «правильный» запрос.

«Что за чушь?» — скажет скептик. Реалист подумает, что чем дольше ты пытаешься переформулировать значимую проблему, тем лучше ее понимаешь, и это, безусловно, полезно.

Я бы тоже, наверное, именно так подумала, если бы не билась над входом пару часов. Если бы то, с чем я в конечном итоге «вошла», не отличалось очень сильно от всех предыдущих формулировок — и не вернуло меня к давней и до сих пор не решенной проблеме, которую я совершенно не собиралась поднимать (мой начальный запрос относился к будущему, а тот, с которым вошла — к прошлому). Если бы не видела, как примерно то же самое происходило с другими участницами.

Дальше — движение «фишек» по полю в соответствии с запутанными правилами, которые я так и не усвоила (не особенно и нужно, ведущая подскажет). Каждый «ход» — карточка с проблемами и качествами, над которыми нужно подумать, соотнести с запросом и спланировать действия по развитию желаемых качеств или нейтрализации нежелательных. Удивительно, но не меньше 80% карточек — действительно о том, что соотносится с запросом. Скептик, наверное, уже перестал читать, реалист вспомнит о проекции — способности каждого вычитывать в текстах именно то, что важно для него. Ну а я скажу, что да, конечно, проекция, но… все-таки дело не только в ней.

Игра захватывает и создает очень сильное напряжение. Эмоции периодически зашкаливают. Очень многое понимаешь сама, и оно даже не нуждается в том, чтобы рассказать. С другой стороны, рассказы других участников соотносятся с твоим, личным, ты многое из них берешь, и это позволяет двигаться дальше.

Если посмотреть на процесс отстраненным взглядом психолога, то происходящее, в общем, похоже на психотерапевтическую группу, а игровое поле, правила и карточки структурируют процесс, подталкивают его, делают более динамичным. Но… опять же не все так просто. У каждого игрока своя динамика, кто-то задерживается на одних полях, кто-то на других, и я действительно ходила по кругу, где каждая карточка возвращала к нерешенным проблемам, изредка прорывалась на следующие уровни, а потом опять возвращалась.

А кто-то ходил по своему кругу, а потом его отбросило в самый низ, где были «скелеты в шкафах», которые вроде бы никак не соотносились с запросом. Только почему-то после того, как «скелеты» пришлось извлечь (и это было больно и трудно), игру удалось закончить в три хода…

Перед началом нам было обещано, что игру закончат все. Но за восемь часов до финиша добрались лишь двое (меня в их числе не было) — по словам ведущей Марины, это первый случай в ее практике. Впрочем, если судить по запросам и по тому, что удалось и что не удалось за эти восемь часов, все правильно. Хотя жаль, конечно…

Мы выходим в привычный мир торгового центра, будто возвращаясь из далекого и утомительного путешествия. Возвращаемся изменившимися. Впрочем, игра обещает, что главные изменения по результатам игры нас ожидают в будущем.

Сбудется?

Посмотрим…

2. Книжные рецензии

Мои 10 книг по психологии

Написано для форума в 2013 году.

Отвечая на вопрос «Какие психологические книги оказались самыми важными в плане профессионального становления для вас?», я составила странный список, немало меня же и удививший. Книги перечислены примерно в порядке прочтения.

1. The Psychology of Consciousness. Robert E. Ornstein (Орнстейн Роберт. Психология сознания. Издана на русском языке в 2011 году, на английском в 1972-м). Попытка упорядочить в рамках научного знания двойственность человеческой психики и мозга: разум и мистику, логику и духовные практики, левый мозг и правый мозг. Читалась дважды — в первый раз была дана научным руководителем для сдачи какого-то зачета по английскому языку, потом напрочь забыта, вторично найдена и прочитана в Ленинке через 15 лет.

2. Psychology. Understanding Human Behavior. Это первый попавший мне в руки толстенный американский учебник психологии, который показал, каковы, собственно, очертания этой науки, насколько она практична и насколько легко и увлекательно может быть изложена. Всё это аспирантке, окончившей с красным дипломом психфак МГУ, было неизвестно. Откровением стало ранее не известное понятие психологических защит. Давал почитать коллега по аспирантуре.

3. Лурия А. Р. Маленькая книжка о большой памяти. Потерянный и возвращенный мир. Две уникальные человеческие судьбы, две трагедии, два варианта узнать загадочные механизмы работы психики на материале не строгого научного исследования, а анализа одного-единственного человека — и все это исследовано человеком и ученым с большой буквы и изложено так, что не оторваться. Первая читалась в студенческие годы, вторая — много позже, но в шкафу стоят под одной обложкой, поэтому в списке тоже объединены.

4. Berne E. Games people play (Берн Э. Игры, в которые играют люди). Как будто прожектор осветил закоулки человеческого поведения, стали понятны пружины и «спусковые крючки» обыденных человеческих взаимодействий. Книга, тогда еще не переведенная на русский язык, была привезена из США знакомыми и проглочена за полтора дня в аспирантские годы.

5. Леонгард К. Акцентуированные личности. Еще один вариант разложить человека на понятные механизмы и описать. Интересен препарированием не только реальных людей, но и литературных персонажей. Читалось при поступлении на работу в качестве важного дополнения к основной методике, с которой мы работали.

6. Malan D. Individual Psychotherapy and the Science of Psychodynamics. Психоанализ без шокирующих идей и занудных примеров (дедушка Фрейд был тем еще занудой) — просто, четко, жестоко и с массой драматических жизненных примеров. Книгу брала на работе.

7. Жутикова Н. Учителю о практике психологической помощи. В этой тоненькой книге с невнятным названием была душераздирающая история на 70 страниц про психолога, которая ничего не умела (а откуда было взять умения психологу в СССР середины XX века?) и пыталась помочь молодой девушке, проведя ее буквально на грани жизни и смерти. Возможно, лучшее из прочтенных описаний процесса индивидуальной психотерапии, причем проведенной человеком, который сам толком не понимал, что делал. Прочитано вскоре после выхода книги (1988).

8. Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. Любопытно, что при составлении списка вспомнилась именно книга, написанная филологом, а не гораздо более уместные на ту же тему Гроф и Кастанеда. Все эти авторы писали о путешествии по закоулкам собственной психики и удивительных вещах, которые можно там обнаружить. Правда, Пропп писал о русских сказках, но… сюжеты те же, и уносило при чтении в те самые закоулки не меньше, а то и больше, чем от упомянутых Грофа и Кастанеды. Читалось в 90-е.

9. Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. Сводка лучших исследований по социальной психологии второй половины XX века. Позволяет узнать о человеке немало такого, что трудно признать и принять. Прочитано вскоре после выхода книги (2000). Далее будет подробная рецензия «Неисповедимы пути психологического практикума».

10. Ялом И. Когда Ницше плакал. Выдуманная с начала до конца, но по сути очень достоверная, очень глубокая и потрясающе написанная история о первой психотерапии, которая, благодаря первому пациенту, получилась с экзистенциальным (а не с психоаналитическим, как на самом деле) уклоном. Прочитано около 2005 года. См. также «По следам Ялома. Несостоявшийся сюжет» в разделе «Вокруг книг».

Составление этого списка привело к пониманию, что в психологии меня постоянно заносило — то в «дальние пределы человеческой психики», то в человеческие драмы и практику психологической помощи, то куда-то на стык психологии и литературы. Но… ни по одному из этих путей я не пошла.

Феномен по имени Милтон Эриксон

Напечатано в «Независимой газете», 1998.

Милтон Г. Эриксон, Эрнест Л. Росси. Человек из февраля. Гипнотерапия и развитие самосознания личности. М.: Класс, 1995.

Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном (Уроки гипноза). М.: Класс, 1994.

В каждом из нас неистребима вера в чудеса, хотя далеко не все склонны признаваться себе в этом на исходе технологичного и рационалистичного столетия. Ее корни — в неразгаданности собственной природы, в смутном понимании того, что в тебе самом скрыты неведомые силы, постичь которые, оставаясь в жестких рамках рациональной логики, едва ли возможно. Но ведь так хочется… И не просто постичь, почувствовать, но и овладеть, научиться общаться и обращаться с самим собой, обретая новые возможности и решая старые наболевшие проблемы. Отсюда — неутихающий интерес к тем, кто способен увести за грань возможного и помочь по-новому открыть самих себя. В последние годы еще одна такая культовая личность оказалась в поле зрения нашего читателя и заинтересованного потребителя подобной информации.

Милтон Эриксон. То, что связано с этой фигурой, исполнено парадоксов и, возможно, является лучшей метафорой его терапевтического подхода, немыслимого без парадокса, ошеломления, кажущегося противоречия. Крестьянский сын, родившийся в начале века в шахтерском поселке («Я родился… в самой заурядной избе.., три стены были бревенчатые, а четвертая была отвесным склоном горы, а пол был земляной») и выросший на ферме, стал, по мнению многих, самым выдающимся психотерапевтом ХХ века, профессором…, основателем…, президентом… и обладателем еще множества титулов и званий. Человек, в 17 лет перенесший полиомиелит и приговоренный к смерти («Я услышал, как трое врачей в соседней комнате говорили моей матери: „К утру мальчик умрет“. Будучи нормальным ребенком, я не поверил этому»), заново учившийся ходить, на всю жизнь оставшийся калекой и многие годы проведший в инвалидной коляске, прожил 78 лет жизни, наполненной трудом и достижениями, стал отцом восьмерых детей, работал до самых последних дней, когда отказывали и руки, и язык, поражая приезжавших к нему учиться со всех концов мира не только мастерством, переходившим в умение творить чудо, но и способностью радоваться каждой минуте отпущенной ему жизни. («Члены семьи Эриксонов… воспринимают болезни и неудачи как черные сухари жизни. А ведь нет ничего лучше черных сухарей, скажет вам любой солдат, подъев весь свой неприкосновенный запас»). Врач, возвращавший здоровье и полноту жизни сотням людей, часто до этого годами безрезультатно ходивших по специалистам. А ему порой хватало единственной встречи, а то и телефонного разговора… В качестве терапевтического средства он использовал экскурсии в ботанический сад, бессонные ночи, проведенные стоя у каминной полки, натирание полов, ресторанные склоки, битье и разрушение больничного оборудования… И в то же время он был для своих пациентов «человеком, которому ты полностью доверяешь, кто никогда не оставит тебя в беде и которому всегда можно протянуть руки»… Ниспровергатель и безжалостный критик всех и всяческих теорий в психотерапии («Я считаю ошибочной любую психотерапию, опирающуюся на единую теорию. Ведь все люди не похожи друг на друга»), особенно непримиримый к психоанализу, хоть и признававший, что «Фрейд обогатил психиатрию и психологию массой ценных идей, … до которых психиатрам и психологам следовало додуматься самостоятельно, а не дожидаться, пока Фрейд им все разжует», он сам стал основателем нового направления в психотерапии, получившего название «эриксоновский гипноз», оставил множество учеников и последователей. На методах Эриксона, тщательно проанализированных и переработанных, во многом основаны технологии столь модного ныне НЛП (нейролингвистического программирования). И вместе с тем, мастерство Эриксона принципиально не воспроизводимо (недаром один из участников обучающего семинара резонно замечает: «Люди всегда выполняют ваши внушения и с большим вдохновением, чего нельзя сказать о моих пациентах»), потому что не поддается воспроизведению всякая истинная магия, основанная прежде всего на уникальности личности того, кто ее творит.

Что же может почерпнуть читатель, пожелавший приобщиться к миру и личности Эриксона, из его книг? (В последние два-три года появилось несколько изданий, в том числе и «пиратских», на обложке которых — имя Эриксона; наиболее серьезны из них две книги, выпущенные независимой фирмой «Класс», еще несколько — в издательских планах.) Кстати, еще один парадокс — это не книги, написанные Эриксоном, но записи его сеансов гипнотерапии, обучающих семинаров и комментарии к ним, подготовленные к печати его учениками. Начинающий психолог, польстившийся на название серии «Библиотека практической психологии и психотерапии» и купивший книгу в надежде получить понятный и надежный инструмент для использования в личной практике и зарабатывания денег, будет, вероятно, разочарован. Несмотря на подробнейшие стенограммы и комментарии к ним, несмотря на греющие душу заголовки типа «как с помощью гипноза сделать более эффективными индивидуальные паттерны обучения» или «как, используя гипнотическое внушение, сделать неприятные воспоминания привлекательными и комфортными», читатель не найдет даже подобия инструкций или рецептов, и возможно, будет сбит с толку и окажется в положении, аналогичном пациентке Эриксона, которую тот намеренно приводит в замешательство, вовлекая в игру словесных ассоциаций и подводя исподволь к гипнотическому трансу. Впрочем, утешением для такого «наивного психолога» может послужить то, что и опытные психотерапевты — ученики Эриксона, просматривая с ним видеозапись или стенограмму его сеансов, оказываются порой не в силах оценить полный смысл его реплик и действий. «Когда я выступаю, представляя тебя и твои методы…, я всегда предупреждаю присутствующих, что даже самые внимательные и наблюдательные не смогут уловить около половины того, что будет с ним происходить. И вот перед тобой сидит тот, кто не уловил почти всю вторую половину», — признается Джеффи Зейг.

В более выгодном положении окажется, конечно, профессионал, уже частично приобщенный к тайнам эриксоновских методов (для этого сейчас есть возможности). Думается, для такого читателя книги будут интересны прежде всего не конкретными приемами или техниками, но возможностью приобщиться к работе настоящего мастера, повторить которую нереально, но зато можно вновь и вновь учиться, получая при этом истинное удовольствие.

И все же не исключено, что больше всего почерпнет из книг непрофессионал — тот, чей интерес к проблемам, с которых мы начинали статью, и готовность к интеллектуальным приключениям позволят преодолеть барьер узкоспециального названия серии и помогут настроиться при чтении на нужную волну. Если это получится, такой читатель будет вознагражден сполна.

Понимание многоуровневости нашей психики, наличие, наряду с сознанием, бессознательного (в терминологии столь презираемых Эриксоном психоаналитиков), или подсознания (по самому Эриксону), стало уже общим местом для просвещенного читателя. И тем не менее если отвлечься от рассуждений специалистов о комплексах, архетипах или перинатальных матрицах, то выяснится, что мы очень мало содержательного можем сказать о том, что есть в каждом из нас, столь же близком и заманчивом, сколь недоступном. Эриксон же, запутывая сознание своими парадоксами, вводя пациентов в гипнотический транс, занимая ум разгадыванием смысла своих притч-историй — казалось бы, очень простых и в то же время всегда несущих в себе непонятное, — через все это открывает путь за пределы сознания и ведет туда вслед за собой.

На этом непростом пути приходит постижение того, что сознание и подсознание обладают разным опытом и информацией, подчас взаимоисключающими. «Я хочу сказать „нет“, а говорю „да“. Но ведь невозможно иметь одновременно два разных мнения. Или у вас это получается?» — недоумевает пациентка. А соавтор Эриксона Эрнест Росси комментирует: «Ее сознание хочет сказать „нет“, но что-то внутри протестует и говорит „да“. Это сплошь и рядом случается в повседневной жизни… Наше замешательство и возникший конфликт говорят о том, что где-то глубоко в подсознании спонтанно возникли какие-то новые представления о жизни». Не раз и не два покажет Эриксон, как подсознание воспринимает мир точнее и полнее. Надо только научиться его понимать и доверять ему…

Весьма запутанно в подсознании понятие времени. Быть может, времени в нашем обычном понимании тем не существует вовсе? Во всяком случае, в реальности подсознания можно вернуться в прошлое, не только заново пережить его (в том числе и то, память о чем полностью отсутствует в сознании), но и изменить это прошлое — не реальный ход событий, но их восприятие и эмоциональное отношение к ним, и это измененное прошлое по-новому определит настоящее и будущее.

Не меньше, чем со временем, запутаны отношения подсознания со смыслом. Недаром Эриксон не раз приводит пример о более чем сотне значений английского эквивалента слова «бежать». Сознание может уловить их не больше чем по одному за раз, расчленяя и анализируя, подсознанию, лавирующему в причудливых поворотах ассоциаций, доступно много больше. И надо быть Эриксоном, чтобы рассказать простенькую историю в семи фразах, из которых добросовестный ученик извлечет потом 11 смыслов, и все они будут «работать» на конкретную ситуацию, в которой была рассказана история. Но пока сознание будет мучиться над разгадкой хоть одного из смыслов, подсознание воспримет все 11 (а то и больше) сразу, и для этого совсем не обязательно быть Эриксоном.

Таковы некоторые из проблем, над которыми может задуматься читатель. Ограничивается ли ими и им подобными процесс знакомства с книгой? Или же, пока сознание размышляет, подсознание постигает содержание книги своим путем, извлекая из нее все новые и новые уроки? Возможно ли это? Ведь перед нами всего лишь текст, лишенный интонаций и мимики автора, вырванный из контекста ситуации, предназначенный совсем для других людей и совсем для других целей. К тому же текст, изначально произнесенный на другом языке и даже в самом лучшем переводе неизбежно теряющий нюансы смыслов и остроту каламбуров. И все же… Наверное, в этом и состоит неуловимая притягательность книг Эриксона, что сила его таланта (магии? чародейства?) вовлекает нас в путешествие по неведомым лабиринтам самих себя, разматывая клубок наших личных ассоциаций и непонятным для нас самих образом обогащает опыт нашего жизненного пути. И уроки Милтона Эриксона наполняются новыми, нашими собственными смыслами.

Российский Карнеги

Напечатано в «Независимой газете», 1998.

Николай Козлов. Истинная правда, или Учебник для психолога по жизни. М.: АСТ-ПРЕСС, 1997. 480 с.

Работы Николая Козлова нельзя не признать одним из феноменов современного книжного рынка. Его произведения издаются и переиздаются астрономическими для нашего времени тиражами. Появилось уже несколько изданий, сделанных «под Козлова» — с похожей обложкой и оформлением. Его имя известно продавцам и на лотках, и в элитарных книжных магазинах — и там, и там постоянны вопросы покупателей: нет ли чего-нибудь Козлова. И все это на фоне огромного количества аналогичных по тематике американских или американизированных изданий типа «Как добиться успеха», «Как бороться со стрессом» или «Как читать человека, словно книгу» — учебников жизни, где по пунктам расписаны ее правила и даны рецепты, прямой дорогой ведущие к успеху (семейному, деловому, всеобщему, недостающее вписать, ненужное вычеркнуть). Первыми для нашего читателя в ряду подобных книг еще в дорыночные времена стали руководства Дейла Карнеги, а позднее такого рода издания хлынули неиссякаемым потоком. На этом фоне вряд ли возможно объяснить «феномен Козлова» одной лишь умелой раскруткой или дурным вкусом массового читателя. Скорее возникнет мысль о том, что эти самые читатели находят в книгах Козлова нечто, отсутствующее в руководствах американского типа, но близкое и необходимое нашему, родному менталитету.

Новая книга Николая Козлова, без ложной скромности названная «Истинная правда, или Учебник для психолога по жизни», будет, без сомнения, с восторгом встречена его постоянными читателями и почитателями. Тот, кто впервые столкнется с Козловым, взяв в руки именно эту книгу, получит прежде всего увлекательное чтение, от которого трудно оторваться. Отношение же к содержанию прочитанного может оказаться разным: интересно, полезно, неожиданно, спорно, возмутительно. Вполне возможно, все это одновременно.

В книге можно найти серию рецептов a la Карнеги на тему «Как надо знакомиться» (под дождем, в магазине, в очереди, у киноафиши, а также знакомство методом взлома) и советов для особо стеснительных (больше общайтесь, следите за своим лицом). Все это написано живо, весело и, безусловно, практично, но не очень хорошо согласуется с тем, что сообщает автор в другом месте книги о личном опыте следования подобным рекомендациям. Дело в том, что автор в свое время потратил немало сил, чтобы научиться жить «по Карнеги». Результат: «Мне сообщили, что на живого человека я не похож, приветливость вызывает недоверие, и вообще, я стал не просто сладким, а по-настоящему приторным». Вряд ли «жизнь по Козлову» окажется более эффективной, чем «по Карнеги» или по любому другому авторитету, если в ее основу положить буквальное следование хорошим и правильным рецептам.

Есть в книге и тест — на основные акцентуации личности (истероид, шизоид, параноик и т. п.), — и упражнения для тех, кто, согласно тесту, окажется носителем той или иной акцентуации. Беда лишь в том, что через пару сотен страниц автор будет изничтожать понятие характера: «Характер — природная формочка человека, рисунок его окаменелостей и неврозов… Надеюсь, что у меня характера почти уже нет». (Справка для несведущих в терминологии: акцентуация — это крайнее выражение характера.)

Описание профессионального пути автора, конечно же, жизненно важно для его поклонников и, скорее всего, будет интересно для дипломированных психологов, которые смогут испытать мазохистское удовольствие, читая, как поливают грязью их alma mater (во многом заслуженно). Для всех остальных читателей ценность соответствующих разделов сомнительна.

Рассказ о созданной автором программе психологических тренингов «Синтон» дополняется описанием других типов тренингов и систем помощи, что важно для тех, кто хочет прибегнуть к подобным услугам и сориентироваться в их насыщенном и разношерстном рынке. Жаль, что об этом написано не очень много, потому что написано просто здорово. Невозможно удержаться и не процитировать. Вот о специалистах по НЛП.

«Уподобив мозг большому компьютеру, а его сознание телевизору, они по сути учат залезать в этот телевизор и регулировать его на уровне микросхем, а не только внешними ручками… Когда я смотрю, как работают НЛПеры, я вижу деловую работу механика по настройке человеческой души. Что сломалось? Понятно. Вскрыл, протестировал, заменил, подстроил, удостоверился, захлопнул. Проверьте. Работает».