Бесплатный фрагмент - Прыжок в сказку

От составителей

В сборник вошли рассказы Новогоднего литературного конкурса «ПРЫЖОК В СКАЗКУ» — организатор сообщество «Леди, Заяц & К».

Новый год — самый загадочный праздник, открывающий нам мир добрых сказок и волшебства. Доверчивая малышня, деловитые подростки, серьёзные взрослые и суеверные бабульки — все считают минуты до наступления праздника. Все ждут Деда Мороза и Снегурочку, а ещё загадывают желания и дарят подарки.

Авторы придумывали и сочиняли рассказы, а художники, вдохновлённые их творениями, создавали яркие запоминающиеся иллюстрации. В итоге получился иллюстрированный сборник.

Отдельная благодарность Кириллу Алексееву за изумительную обложку, Григорию Родственникову за серию иллюстраций, подготовленных специально для сборника.

Читайте, наслаждайтесь, и пусть ваша жизнь станет похожа на сказку.

Редакция Литературного сообщества «Леди, Заяц & К»:

Сергей Кулагин, Григорий Родственников,

Дмитрий Зайцев, Татьяна Осипова,

Денис Моргунов, Дмитрий Королевский,

февраль 2025 года

Жан Кристобаль Рене
«ЗИМА, ХОЛОДА, ХОББИТОБОБЕРЫ»

Леший озадаченно почесал затылок и ещё раз взглянул на новоявленного «всадника»:

— Ну, и что ты предлагаешь?

Карачун радостно осклабился:

— У меня есть дома ружьё. Бац-бац и нет проблем.

Леший от такой наглости чуть не перекрестился, даже пальцы в крёстное знамение собрал. Потом, сообразив, сплюнул в сердцах:

— Кар, совсем взбесился? Это же Дед! Нельзя в него из ружья палить.

— Как так «нельзя»? Я же серебряными пулями предлагаю. Валят хоть вурдалака, хоть мамонта.

— Ой, дурак! — всплеснул руками собеседник. — Я же про то, что он символ. Нельзя символ Нового года валить. Что тут непонятного?

— А я его подменю, чесслово, — обрадовался Карачун. — Мы ему, можно сказать, услугу окажем. Вон, сколько лет на должности сгорает. А тут — заслуженный отдых.

— Ах ты ж, хитрюга старый. Это, значит, ты Деда так подсидеть решил? — прищурился Леший. — Смотри, расскажу Снегурке, она из тебя шулюм лосячий приготовит.

Карачун опустил очи долу, шаркнул ножкой и буркнул смущённо:

— Лёш, ну ты и гад. Я, можно сказать, от чистого сердца, а ты дедовой внучкой грозишься.

— Брось, старый. Откуда у нежити сердце?

Леший хотел ещё что-то добавить, но их диалог неожиданно прервал рёв лужёной дедморозьей глотки:

— Я — служитель тайного огня, хранитель памяти Анора. Тёмный огонь тебе не поможет, пламя Удуна! Возвращайся во тьму! Ты не пройдёшь!

Дед попробовал сделать руками какие-то пассы и, в результате, чуть не потерял равновесие. Сидеть на коньке крыши собственного дома было непростым занятием. Старик вновь вцепился в шею деревянного коня, украшающего соединение скатов, и недобро зыркнул на наблюдателей.

— Хочу такую же дурь, — восхищённо присвистнул Карачун. — Эк его вштырило.

Леший тяжело вздохнул:

— Если бы дело в этом было. Я весь день с ним был. Не то что к мухоморам, даже к пиву не притрагивался. И тут такая оказия. А на носу — Новый год. Как нам такого буйного в народ выпускать?

— Ну, я выход предложил, — пожал плечами Карачун. Потом, не дожидаясь новой волны возмущения, добавил: — Первым делом его надо оттуда снять.

Друзья повернули головы в сторону Мороза. Тот, польщённый вниманием, заулыбался выдав:

— Я не скажу вам: «Не плачьте!», потому что плакать не всегда плохо.

— Тут ты прав, — вздохнул Леший, — ты стой внизу. Будешь ловить этого служителя огня. А я его аккуратненько столкну. Хотя нет, стоп. Лучше я буду ловить. Дед хоть и бессмертный, но с тебя станется что-нибудь эдакое на конкуренте испробовать.

Карачун сделал невинные глазки, потом хихикнул и полез на крышу. Деда Мороза пришлось сбрасывать минут десять. Он при этом ругался, как сапожник и, прежде чем сорваться в сугроб, прохрипел:

— Бегите, глупцы…

Убедившись, что со старичком в плане недополучения травм всё в порядке, друзья увели его в дом и отправили почтового голубя Снегурке, надеясь, что та найдёт подход к поехавшему умом деду.

* * *

— Бабуль, да нет у него никакой деменции, — вот уже в десятый раз повторила Снегурочка. — У нас нервная система не такая, как у людей. Старческие хвори напрочь исключены.

Баба-Яга недоверчиво цыкнула зубом и перевела взгляд на Деда. Символ Нового года забавлялся, играясь с белым глуповатым щенком — подарком внучки. Собачонок грозно рычал и делал вид, что хочет тяпнуть хозяина за палец. Дед Мороз улыбался, трепал питомца за холку, опрокидывал на спину. Занятие обоим явно нравилось.

— Говорю же — временная усталость, — обрадовалась Снегурка, — глянь, он уже почти как прежний.

Неожиданно Дед прекратил игру с питомцем, нахмурил брови и погрозил опешившему щенку пальцем:

— Волшебник никогда не опаздывает, Фродо Бэггинс. Как и не приходит рано. Он приходит именно тогда, когда нужно.

Высказав эту мысль, Дед шагнул к любимому креслу и сел в него важно, словно император какой. Через минуту он уже мурлыкал под нос какую-то диковатую песню, время от времени аккомпанируя себе постукиванием по подлокотникам.

— Горе-то какое, — вздохнула Яга. — Совсем с катушек съехал старый. Кого он там назвал?

— Фродо Бэггинса, бабуль. В первый раз про такого слышу.

— Погоди, сейчас глянем кто это, — потёрла ладони старушка.

— В блюдце? — обрадовалась Снегурочка.

— Да не. Зачем нам этот раритет. В тырнете глянем, — ответила Яга, копаясь в планшете.

Надо сказать, что из всех обитателей параллельной сказочной вселенной, самой продвинутой была именно обладательница костяной ноги. Уже через пять минут она нашла искомое, сокрушённо покачала головой и буркнула:

— Похоже, дела плохи. Мы имеем дело с сектой.

Снегурочка испуганно пискнула. Совсем недавно Яга, большая любительница криминальной хроники, рассказывала про аферистов, что дурят простой люд, обдирая наивных адептов до нитки.

— Неужели «свидетели», бабуль?

— Бери выше — хоббитоберы. Я бы сказала — толкинисты.

От незнакомых слов внучку Деда Мороза передёрнуло:

— Они что — дедушку заколдовали?

— Думаю, что да. Их шайка пару дней как в Зачарованном лесу обосновалась, аккурат возле портала.

— О! — обрадовался Леший. — Что ж ты молчала, старая? Сейчас мы с дружбаном сгоняем, отсыпем им люлей. Враз дедулю взад вернут.

— Ишь, герой какой, — упёрла руки в боки Яга. — А ничего, что там, вне сказочной вселенной вы свою магию утеряете? То-то хоббитоберы потешатся, отпинав двух борзых пенсионеров. Тут надо тоньше. До Нового года всего неделя. Нам нужно добыть языка.

Леший от удивления аж икнул:

— Тут такое горе, а ты то ли японский гютан, то ли грузинский шашлык решила приготовить.

— Тебе бы только пожрать, деревяшка неграмотная, — ухмыльнулась Яга. — Нам кто-то из этой шайки нужен. Для информации. На шпиёнском языке — язык. Понял?

— Язык на языке, чего тут не понять? — пожал плечами ничего не понявший лесовик.

— Ну, короче, нам нужно в их логово внедриться. Лучше под видом этих самых хоббитоберов. И нечего круглые глаза делать. Времени мало. Так что тебе и Карачуну спецзадание — изучить Толкиневские книжицы от корки до корки. За ночь.

— Эй! — возмутился Карачун. — Я и читать не умею. Совсем ты, старая, умом поехала.

Баба-Яга оценивающе окинула взглядом возмущённого злого духа, потом вздохнула:

— Ну и материал мне достался. И ведь времени реально нет настоящих джеймсбондов искать. О! Идея! Вам понравится.

Через полчаса Леший и Карачун уже сидели на лавке, пялясь в экран планшета. «Братство кольца», как, впрочем, и остальные серии, совершенно заворожили не привычную к спецэффектам нечисть. Под утро, когда, наигравшись в мага, Дед Мороз досматривал десятый сон, было собран военный совет.

— Чур, я буду Леголасом! — первым подал голос Карачун.

— С чего бы это? — возмутился Леший. — Ты в зеркале себя видел? Из тебя эльф, как из меня хоббит. Соглашайся на гнома. А я, так уж и быть, побуду Леголасом. Я, вон, и из лука шмалять умею. А ты только людей гробить.

— Не знаю, кто из вас в какой роли будет, но я, как единственная дама из четвёрки, буду Галадриэлью, — усмехнулась Баба-Яга.

Спорщики, сразу позабыв о распрях, дружно расхохотались. Леший даже у виска пальцем покрутил:

— Ты, старая, совсем с катушек съехала. Куда тебе эльфийскую королеву изображать? Вот на орка какого может и потянешь.

Баба-Яга презрительно фыркнула:

— Балда ты, деревяшка. Никогда ничего не понимал в женщинах. Для таких случаев магия есть.

— Ага, та самая, что в людском мире не действует? — ухмыльнулся Леший.

— Говорю же — балда. Самая что ни на есть людская. Мейкап называется.

— Бабуль, а кто четвёртым пойдёт? — оживилась Снегурочка.

— Ясно кто, — Яга кивнула на кровать, — Гендальф наш новоиспечённый.

Воцарилась тишина. Первым подал голос Карачун:

— Я не понял. Зачем нам его в стан врага тащить?

— А это уже — военная тайна. Не дорос ты до неё, нечисть.

Разгорающийся спор был прерван жалостным всхлипом. Дед Мороз уселся в постели и окинул команду диким взглядом:

— Друзья, пропадаю я. Злые чары в омут влекут, не совладать. Только там, где их наложили, можно их с меня снять. Никак иначе.

— Дедушка! — пискнула Снегурочка, бросаясь к Морозу.

Дед обнял внучку и сказал назидательно: — Маг никогда не опаздывает и не приходит рано, Фродо Бэггинс. Он появляется тогда, когда нужно.

— Ого, — шепнул Леший, — кукуха вернулась.

— Лучше бы не возвращалась… — вздохнула Яга. — Ну, теперь поняли, зачем он нам нужен? К тому же ему этим Гендальфом и притворяться не надо.

Приятели закивали, а потом отправились учить роли. До высадки на вражью территорию оставалось всего восемь часов.

* * *

— Дим, нам реально людей не хватает. Может, возьмём их, а?

Макс ещё раз взглянул на колоритную четвёрку. Три дедугана и накрашенная тётка неопределённого возраста совсем не внушали доверия. Хотя бы в силу возраста. Обычно в ролевики от «Властелина колец» шла молодёжь. Серьёзные дядьки, знатоки средневекового быта, принципиально игнорили придуманные миры, предпочитая исторические мероприятия. А тут сразу четверо взрослых. С самого утра эта компашка ходила среди палаток, пытаясь напроситься хоть куда. Естественно, давно сколоченные коллективы вежливо отказывали. До тех пор, пока деды и тётка не набрели на самых неудачливых хоббитоберов. Высокий, светловолосый и даже зимой конопатый Димон, его кряжистый чернявый приятель Макс и Максова сестра Вероника фестивалили на мероприятиях толкинистов уже три года, но ни признания, ни новых людей в команду так и не получили. Причина была банальна и сводилась к обычному безденежью. Для хорошей экипировки нужны серьёзные вложения. А откуда их взять бедным студентам?

— Хмм… — потёр подбородок Димон. В группе он был за старшего и всегда изображал Арагорна. — А кого вы играть-то будете?

Карачун набрал воздуха для отчёта, но Леший его опередил:

— Не знаю как этот тип, но я Лего…

Договорить лесовик не успел. Из-за кустов раздался отчаянный девичий визг.

Все, кто находился поблизости, бросились на шум. Проломившись через подлесок, люди застали совсем не праздничную обстановку. Вероника (а это кричала именно она) лежала на снегу, который быстро окрашивался ярко-алой кровью. Изголодавшийся, судя по впалым бокам, медведь-шатун нависал над девушкой и готовился нанести второй, теперь уже наверняка смертельный удар. Макс и Димон, не раздумывая, бросились на зверя. Точнее, бросились бы, не останови их один из старичков. Леший за долю секунды ухватил парней за куртки, повалив на снег. Не обращая внимания на шум и ругань вокруг, лесовик обернулся к зверю и буркнул тихо, почти не слышно:

— Чего припёрся, косолапый? Что, на лосей охотиться вера не позволяет?

Как ни странно, медведь сразу потупил взор и, шаркнув широченной лапой, торопливо скрылся в кустах. Первыми возле раненной оказались Карачун и Баба-Яга.

— Держи покрепче, старая, — шепнул злой дух, торопливо вытаскивая пробку из бутылки, извлечённой из-за пазухи. Яга послушно закивала, исполняя распоряжение. Растерянные ролевики собрались в круг, наблюдая, как странноватый дед обрабатывает рану на руке Вероники. Девушка почему-то сразу прониклась доверием к новичкам — переносила процедуру без писка и сопротивления. Туго перевязав плечо, Карачун удовлетворённо хмыкнул:

— Пустяковая ранка. За пару дней заживёт.

Леший, успевший заметить и осколки костей, и разорванные мышцы, ехидно спросил у Яги:

— Это что же, на живую воду отсутствие магии не распространяется?

Вместо неё ответил Карачун:

— Деревяшка, что же ты такой бестолковый? Готовился же состав там, у нас. Ты лучше скажи, как ты без магии медведя уговорил.

Леший пожал плечами:

— У лесных я хоть с магией, хоть без магии, всё равно в авторитете. Они же могут и к нам забрести. Так что меня обижать этой братии резона нет.

— Ух! Среди нас, оказывается, есть медик! И специалист по лесу, — обрадовался один из ролевиков.

— И они все из нашей команды, — категорично заявил Макс, протягивая руку Лешему. — Дайте догадаюсь. Вы же анта играть будете?

Леший вопросительно глянул на приятеля.

— Такая же деревяшка, как и ты, — хихикнул Карачун.

— Забавная у вас компания…

Леший посмотрел на говорившего и похолодел. Нет, скорее всего, он впервые видел этого худого и высокого старика, одетого в ниспадающий до пят балахон. Или нет? Что-то знакомое почудилось в прищуре глаз и улыбке.

— Гляди ка, какой Гендальф забавный, — буркнул в спину удаляющемуся незнакомцу Карачун.

— Он не Гендальф, дядь, — подал голос Димон. — Это Саруман. Единственный на весь фестиваль. Злой дядька. Большой знаток Толкина. Их команда одна из самых крутых. Даже свой варг имеется.

Словно в подтверждение димоновских слов, со стороны палаток рвануло к хозяину то, что с натяжкой можно было назвать демоническим волком. Скорее всего — загримированный пёсель крупной породы. Страшилка испугал Лешего ещё больше, чем Саруман. Было в нём что-то совсем не звериное. Разумное, как у человека. Или нечисти? Да и язык демонстративно собаки не показывают, а этот именно что подразнил новичков, прежде чем ткнуться мордой в ладонь хозяина.

— Домой хочу… К мухоморам, — вздохнул Леший.

— Чудак ты, Лёш, — добродушно улыбнулся Карачун. — Зимой мухоморов не бывает.

— Бывает. У меня ещё три бутылки мухоморовки в погребе есть. Самое время набраться.

— Отставить панику! — гаркнула Яга. — Забыли, что мы на задании? Завтра с утра на фестивале игрища. Я про них в тырнете начиталась, а вот вы вдвоём наших новых друзей поспрашивайте. Чтоб уж совсем не позориться.

* * *

Следующий день прошёл в бешеном темпе, оставив непривычное и, как ни странно, приятное послевкусие. Жители сказочной вселенной вдоволь потешились, поучаствовав в битвах стенка на стенку, в умении варить зелья, стрелять из лука, читать следы и во многом другом. Всё это мало соотносилось со вселенной Властелина колец. Молодёжь, ошалевшая от чистого воздуха и каникул, кайфовала как могла. Яга, большая любительница человеческих фильмов, насчитала кучу отсылок и к «Гарри Поттеру», и к «Богатырям», и даже к «Крепкому орешку». Но ролевиков это мало волновало, как, впрочем, и сказочную четвёрку. Наибольшей популярностью пользовался Леший. Лес — его стихия. Пользуясь блатной должностью анта, он показывал, как правильно ставить жерлицы на щук, как выслеживать оленей и отыскать под снегом клюкву. Впрочем, Яга и Карачун старались перетянуть на себя внимание. Названная Галадриэль нашаманила, из прихваченных с той стороны заготовок, согревающие напитки, от тыквенного латте до ромашкового чая с клюквой. Впрочем, обзывала она свои творения заковыристыми эльфийскими терминами, всерьёз утверждая, что они имеют магическую силу. Карачун покорил всех забористым грогом, который он окрестил «гномьей окосишкой». Да-да, в итоге он согласился на роль Гимли и нисколько не пожалел об этом. Предоставленный себе Дед Мороз свободно ходил по территории, толкал важные речи и ревниво поглядывал на других Гендальфов, которых на фестивале было с несколько десятков.

Вечером в палатке Баба-Яга собрала военный совет.

— Ну? Что-нибудь выяснили, бездельники?

— С чего это прям «бездельники»? — обиделся Леший. — Мы внедряемся в банду, бабулечка-красотулечка. В отличие от некоторых молодящихся ведьм.

Карачун согласно хихикнул, за что получил подзатыльник от возмущённой «Галадриэли».

— Повезло вам, что здесь магия не действует, старикашки. Проквакали бы у меня с месяц жабами. Давайте уже, соберитесь. Мы не развлекаться сюда пришли.

Леший сразу посерьёзнел, переглянулся с приятелем и перешёл на шёпот:

— Вообще, есть кое-что… Ты, старая, на Гендальфов внимание обратила?

— А что с ними не так? — тоже перешла на шёпот Яга.

— Они, кроме нашей компашки, единственные старички на фестивале. Это прям явно видно. Молодёжь, не старше двадцати и двадцать пять дедуганов. Никого среднего возраста.

— Ну, не единственные. Есть ещё Саруман этот. Но ты прав. Выводы какие будут?

— Пока нет. Надо ещё понаблюдать. Саруман вообще тот ещё фрукт. У меня одного ощущения, что мы с ним знакомы?

— Не у одного, — буркнул Карачун. — Мне и зверёк его кого-то напоминает. Не столько внешностью, сколько поведением. Слушайте, а может это Кащей в людские края забрёл?

Баба-Яга присвистнула от удивления:

— Ну ты и мастер теорий заговоров, нечисть. Кащея уж лет пять как на стационарное лечение в подземелье определили. Там такая охрана — комар не проскочит. В другом направлении думайте, этот путь тупиковый.

Дальнейшее обсуждение напоминало перетягивание каната — Леший поддержал приятеля, Яга упёрлась. В итоге, решив, что утро вечера мудрёнее, сказочные разошлись по спальным мешкам. События, которые произошли потом, совершенно смешали их утренние планы.

* * *

Карачун проснулся от сильного удара в бок. Напавший крепко-накрепко зажал ему рот. Взвыв, злой дух попытался впечатать кулак в нос вражины, но вовремя понял, что разбудил его Леший. Лесовик прижал палец к губам, требуя вести себя тихо, и отпустил приятеля только после того, как тот согласно кивнул.

— Кар, тут что-то очень нехорошее происходит. Глянь сам, нет времени объяснять.

Карачун послушно оглянулся. Ни Бабы-Яги, ни Деда Мороза в палатке не было.

— Я изучил следы. Нам надо срочно спасать деда и бабку, — вновь зашептал Леший. — Там, в соседней палатке, молодёжь зачарованная. Я и так и этак их расталкивал. Не просыпаются.

— Здесь же нет магии. Только несколько часов она действует. На Новый год. Наверно усыпили чем-то?

— Не знаю. Да и не помощники они нам. Если Кащей чудит — прибьёт их, как мух.

— Уверен, что его проделки?

— Я следы читать не разучился ещё. Деда и Ягу зверик кащеев увёл.

— Утащил? — ахнул Карачун.

— Сами пошли. Говорю же — дело нечистое. Кто-то тёмную магию в человеческий мир перекинул. Зуб даю — кащеевы проделки. Выдерну гаду приклеенную бороду, сразу бессмертный фейс увидим.

— Так чего мы ждём, деревяшка? Погоди, я топор прихвачу.

— А я лук взял. Пошли, давай.

* * *

Пробираться по следам пришлось долго. Только такой знаток леса, как Леший мог не сбиться, да ещё в снегопад, как назло, начавшийся к вечеру и превратившийся к ночи в метель. Наконец, почти выбившись из сил, друзья вышли к поляне. То, что там творили тёмную магию, было видно невооружённым глазом. Сквозь деревья проглядывало пламя яркого костра, мелькали фигуры.

— Если погибну, считайте меня коммунистом, — прошептал Леший, накладывая стрелу.

— Кем? — не понял Карачун, взявший наперевес топор.

— А чёрт его знает. Вспомнилось. В атаку!

Сказочные бросились на поляну. Карачун тут же оказался сбитым с ног. Зверик Сарумана не зря ел свой хлеб. Правда, напал странновато, боднув злого душа под дых.

— Сдохни, животное, — взревел Леший, совсем по-леголасьи направив стрелу на варга. Выстрелить лесовик не успел. Удар увесистой дубиной повалил его на снег. Последнее, что он увидел, это ухмыляющуюся Ягу, поигрывающую этой самой дубиной. Потом сознание заволокло вязким туманом.

* * *

— Надеюсь, не сильно приложила? А ну как копыта откинет?

— Да у него башка дубовая, что ему сделается?

Второй голос Леший узнал. Яга… Подлая предательница! Как они могли довериться этой старой грымзе? Не зря же ходили слухи, что она неровно к Кащею дышит.

— Вон, глянь. Очухался. Зенки под веками так и ходят.

Поняв, что притвориться не получится, лесовик открыл глаза. На фоне белых от снега еловых лап чётко выделялись две фигуры. Яга и…

— Действительно, башка дубовая, — ухмыльнулся варг.

Вблизи Саруманов зверик совсем не походил на животное. Скорее, кто-то из так любимых Ягой мультиков. Яга!

— Предательница, — зашипел лесовик. — Как ты могла, карга старая?

— Ну вот, началось, — возвела очи к небу Баба-Яга. — Ты, деревяшка, ещё меня благодарить будешь. И, главное, не поленились, припёрлись на мероприятие с оружием. А ну как кому-то навредили бы. Хорошо хоть мы на стрёме стояли.

— Благодарить? — возмутился Леший. — За что тебя благодарить-то? Никогда, слышишь, я не буду служить твоему хозяину.

— Да ну? — хищно оскалился варг. — Уверен?

— Животным слова не давали, — окрысился лесовик. — Куда Карачуна дели, живодёры?

— Тут я, Лёш… по ходу лажанулись мы с тобой, дружище.

Леший сел, сфокусировал взгляд на приятеле, сидевшем рядом:

— Ничего, мы ещё поборемся.

— Ай молодцы! Настоящие герои, — новый персонаж разыгравшейся трагикомедии похлопал в ладоши и хитро подмигнул отопревшей парочке.

— Дед? — наконец выдавил Леший. — Ты сейчас Гендальф, или Мороз?

— Не волнуйся, дорогой друг. Я Гендальфом и не был никогда. Это для дела нужно было. Пойдём, объясню всё.

Пока топали к костру, варг успел шепнуть Лешему: «За животное ответишь». Впрочем, лесовику было не до зверика, как, впрочем, и Карачуну. Приятели во все глаза пялились на народ, собравшийся в круг. Гендальфы. Те самые, насчёт возраста которых вечером разговор вышел. Дедуганы сидели у костра, дружно улыбались, наблюдая за горе-шпионами.

— Кто эти люди, дедуль? — подал голос Карачун.

— О! Сейчас познакомлю! Глянь, вон тот, босой и без шапки — Зюзя, а рядом, который с раскосыми глазами — Кыш Бабай. Вон тот коротыш с длинными ушами — Йоулупукки, а дедуля в красном в странноватой шапке — Шань Дань Лаожен. Гляжу, догадываешься в чём фишка.

— Это что же, все Деды Морозы мира здесь затусились? — ахнул Карачун.

— Бинго! — подмигнул Дед. — Знал бы ты, сколько труда пришлось приложить, чтобы всю компанию в одном месте собрать. Кто, как и я, юродивым притворился, чтобы подозрений не было, кто тайком из резиденции сбежал, кого друзья отмазали.

— Всё равно не понятно, развёл руками Леший. Дедуль, зачем всё это?

Дед Мороз неожиданно посерьёзнел:

— Понимаешь, мой друг, люди вдруг решили, что Новый год у каждого свой. Отгородились стенами, напридумывали запретов. А Новый год, он неделимый. Если его на куски резать, то он всё своё волшебство потеряет. А волшебства и так в мире почти не осталось. Вот и пришлось нам, двоюродным и троюродным братьям тайком собраться, организационные вопросы утрясти, новостями и умениями поделиться. Когда мы все вместе, то и за неделю до праздника можем слегка поколдовать. Вон, хотя бы людям здоровый сон подарить.

— Но не нам, — обиженно буркнул Леший. — Зачем от нас-то было скрывать?

Вместо Деда Мороза ответила Баба-Яга:

— Да потому, деревяшка, что из вас артисты никакие. А так вполне естественно смотрелись. Да и вообще, я надеялась, что набегаетесь за день и не хуже Димона и Макса дрыхнуть будете. А утром бы мы сообщили, что выздоровел дедушка на свежем воздухе. И всё.

— И всё, — передразнил Карачун. — Ты, старая, тоже не Мерлин Монро, между прочим.

— Постой! — воскликнул Леший. — А кто же тогда…

Приятели обернулись к Саруману. Тот упёр руки в боки и выдал басом:

— Хо-хо-хо! Догадались, детки?

— Мля… — обернулся к Лешему Карачун, — а ты ему бороду выдернуть собирался.

— Эй, за шефа на сантовики порежу, — зарычал варг.

Следуя неожиданному порыву, Леший протянул руку к зверику и ухватил его за морду. Великолепно подогнанная маска оттянулась вперёд, демонстрируя возмущённую оленью мордочку с сияющим красным носом.

— Назовёшь меня алкоголиком — грохну, — угрюмо пригрозил Рудольф, — ты мне ещё за животное ответишь.

* * *

Над поляной слегка искрился магический купол. Снежинки послушно скользили по нему, собираясь в сугробы, и не мешая повелителям зимы, творить светлую магию. До Нового года оставалось всего пять дней.

Григорий Родственников
«СВЯТОЧНАЯ НОЧЬ»

С Николаем мы не виделись больше года, хотя раньше друзья были — не разлей вода. Случается такое — быт заедает. То у меня дела, то у него. Я про бывшего одноклассника и думать забыл, тем более что свадьба на носу. Какие там друзья, если все мысли о предстоящем торжестве на уме.

И вдруг звонок. Коля собственной персоной. Поздравляю, говорит, со Светлым Христовым Рождеством…

У меня аж дыхание в зобу спёрло. Всё жизнь Николай Синицин законченным атеистом был. Над верующими насмехался и называл юродивыми. А вдруг с Рождеством поздравляет.

Спрашиваю осторожно: всё ли с ним в порядке?

«Всё отлично, — отвечает. — Я тут рядом с твоим домом. Хочешь, зайду?»

«Конечно, — говорю, — заходи».

Изменился мой школьный друг. За год успел бородёнку отрастить. Впрочем, она ему солидности добавила. Раньше на вид шалопай был, а сейчас прямо интеллигентный мужчина в полном расцвете сил. Седина на висках откуда-то появилась. Но не борода и иней в волосах больше всего удивили в его облике. Здоровенный серебряный крест поверх свитера на цепочке свешивался. Прямо как у служителя культа.

Я даже руками всплеснул:

— Коля, ты же всегда воинствующим атеистом себя называл!

— Дурак был! — махнул он рукой. — Теперь стыжусь своей дурости.

Сели за стол, я вино достал. Рождество всё-таки — праздник.

Выпили, закусили, о погоде и политике поговорили, а меня распирает прямо, так узнать хочется, что такое с другом случилось, что он из богоборца в ревностного верующего превратился.

Так и сказал ему, пока всё не расскажет по чесноку — не отпущу.

А Колька и не ломался. Мне, говорит, скрывать нечего. Только пообещай, что смеяться не будешь, когда мою страшную сказку услышишь.

Ну, я и побожился, даже перекрестился.

Синицын рюмку вина в себя забросил, бутербродик с сёмгой докушал и заговорил:

Ты ведь помнишь мою давнюю мечту прикупить дачу или домик в деревне? А тут оказия — отличный деревянный дом, рядом речка, лес сосновый. И главное, почти бесплатно. Всего десять тысяч рублей. Я и сам сначала не поверил. Не бывает таких чудес. Далековато, правда. Владимирская область. А деревенька «Бесово» называется. Подумал, смешное название. Потом выяснилось, что в этой деревне половина домов брошенные, но некоторые в отличном состоянии. И для местных жителей десятка — очень неплохие деньги. Короче, собрался, поехал. Год назад это было, тоже на Рождество.

С поездом проблем никаких, за пару часов до Владимира добрался, а потом начались сложности. Снегопад откуда ни возьмись. Автобусы поотменяли. На один сел, так он по дороге сломался. До вечера прождал, холодно, магазинов нет, хотел для согрева бутылёк купить — да где там. Уже думал обратно ехать. Смотрю, сквозь снежный туман фары пробиваются.

Остановился на обочине допотопный ЗИС-155. Я думал, таких больше и в помине нет, если только в музее. А этот, поди ж, на ходу. Двери открылись, я на подножку забрался, спрашиваю: «До Бесово идёте?»

За рулём дедок сидит, ухмыляется. А вид у старика, как у лешего из сказок. Копна нечёсаных волос, как воронье гнездо, борода метлой, нос со здоровенную картошину, весь морщинистый, кожа кирпичная, а глазки маленькие и блескучие. Зыркнул на меня и рассмеялся: «До Бесово, знамо дело, идём».

Ну, я и забрался внутрь. Поехали. Радуюсь, что, наконец, в тепле оказался.

Пассажиров немного. Восемь человек насчитал. И все какие-то странные, бомжового вида. Старухи горбатые, с противными бородавками на крючковатых носах, одетые в драные шубы. Старики, заросшие бородами до самых бровей. Ощущение было, что я к каким-то староверам угодил, живущим вдали от цивилизации. Одна только пассажирка внешним видом порадовала. Девушка лет двадцати пяти в белом пальто с искусственным мехом. Настолько чужеродно смотрелась посреди всеобщего непотребства, что я ею залюбовался и решил пересесть поближе.

Сел напротив, благо мест свободных много, говорю:

— Извините, пожалуйста, я не местный. Далеко ли до Бесово?

— Минут сорок, — отвечает. — А вы к кому, если не секрет?

Разговорчивая. Это хорошо. Ну, я смартфон вытащил, показываю фото дома:

— Хочу купить.

Гляжу, лицо у девушки потемнело, нахмурилась:

— Плохой дом. Неосвящённый. Там святочницы хозяина растерзали…

Я аж крякнул от неожиданности. Думал, ослышался, спрашиваю:

— Волки растерзали?

— Волков в лесу давно нет. Только волколаки.

Вот те раз. А с виду нормальная девушка. Какие, на фиг, волколаки? Начитаются всяких глупостей в сети, мозги и отъезжают. Даже пожалел, что сел рядом. А она продолжает:

— Зря вы такое время для поездки выбрали. Святки опасны для непосвящённых.

— И чем же они так опасны?

— Время потусторонних сил. Господь ради Сына своего отворяет двери ада…

— Девушка, — говорю, — какой ад, мы с вами в двадцать первом веке живём…

— С Николы Зимнего до Крещения повелевает сатана своим слугам…

— Ну хватит! — оборвал я её. — Не желаю слушать. Люди, отравленные религией, всегда вызывали у меня стойкую неприязнь. Мне удивительно, что современная девушка несёт такую околесицу.

— Так на вас и креста нет? — с неожиданным испугом спросила она.

— Конечно, нет. Зачем мне эта железяка? Я что, похож на сумасшедшего?

— Вы погибнете, — прошептала она. — Человек без креста обречён.

И так уверенно сказала, что меня прошиб холодный пот. Я деланно рассмеялся и хотел ответить что-то колкое, но в этот момент одна безобразная старуха толкнула другую локтем и заорала:

— Гадала я на тебя, Агафья! Ты к Цыгану подкатываешь! А он мой! Если не отстанешь — Владыку попрошу тебя в жабу обратить!

— Отстань, дура! — заголосила вторая. — Цыган — чёрт, а я с чертями дела не имею. Я лучше с Кузьмой на сеновал пойду! Ты к нелюдям неравнодушна, то с упырями мутишь, то с покойниками блуд тешишь!

Это было так страшно и неожиданно, что я на мгновение потерял дар речи, а старухи принялись драть друг друга за седые лохмы. Остальные пассажиры громко смеялись.

— Кто это? — прошептал я.

— Это ведьмы и вештицы, — тоже шёпотом ответила моя попутчица. — Любовников делят. Не встревайте, а то заколдуют.

— Сумасшедший дом, — пробормотал я.

— Послушайте, — девушка протянула мне стеклянный пузырёк. — Это святая вода. Иногда помогает. Побрызгайте на кого-нибудь агрессивного… если встретите…

— На кого? На кого брызгать?

— Я не знаю. Но это лучше, чем ничего.

В другой раз я бы рассмеялся над глупыми верованиями, но сейчас сунул подарок в карман.

Автобус остановился.

— Приехали! — громко объявил водитель. — Те, которые до «Бесова» — слазь!

Я посмотрел в окно. Снежное поле, вдалеке темнел лес. Никакой деревни не видно.

— Дядька Кузьма! — всполошилась девушка. — Мы же не доехали! До Бесова две версты.

— Ножками дойдёт, — весело откликнулся дедок. — Слышь, человек? Видишь замёрзшую речку? По ней иди вправо, берёзовую рощу пройдёшь, а там и деревня твоя. Ну вылазь, говорю! — и ногой дрыгнул, словно пинка мне дал. Гляжу, а на ноге у него лапоть. Ну и дела.

Пошёл я к выходу, а девушка мне шепчет:

— Как в деревню придёте — сразу к отцу Афанасию ступайте, это батюшка местный. Ни в какие дома не заходите.

Я не нашёлся что ответить, и молча покинул допотопный автобус.

Стою. Кругом белым-бело. Небеса потемнели, скоро ночь. А я, как идиот, один в этом снежном краю.

То, что я за поле принял, большой замёрзшей речкой оказалось. Вспомнил слова водителя, что направо нужно идти — пошёл. Хорошо хоть ветер стих. Пальто у меня тёплое — не замёрзну.

Вдалеке что-то светлое возвышается, то ли камень из речки торчит, то ли — предмет какой-то. Только подойдя ближе, понял, что это человек. Высокий, худой. Стоит ко мне спиной на коленях и в чёрной полынье руками водит. Похоже, ещё один псих. На улице минус двадцать, а он в одной рубахе длинной. А рубаха, к слову, на саван похожа, серая, как парусина.

Ну его, думаю, лучше с сумасшедшим не разговаривать. Решил его тихонько по дуге обойти.

Только псих, видно, меня почуял. Обернулся, встал с колен и ко мне попёр. Идёт, шатается как пьяный, и бормочет:

— Рыба. Где моя рыба?

— Здравствуйте, — говорю. — Не холодно вам в одной рубахе?

И тут меня словно громом поразило, лицо я его разглядел. Глаз нет, только чёрные впадины, нос тоже отсутствует, кожа серая, лохмотьями свешивается. Да это же мертвец!

На пальцах вместо ногтей чёрные когти.

И такой ужас на меня напал, что я встал как вкопанный, ноги свинцом налились. А мертвяк идёт на меня и приговаривает:

— Рыба. Где моя рыба?

Когда он совсем близко подошёл, я истерично закричал:

— Нет у меня рыбы!

Живой труп от моего крика остановился. Покачнулся и вдруг указал на меня уродливым пальцем:

— Вот моя рыба!

При этом рот его растянулся в улыбке, и я увидел здоровенные острые зубищи.

Тут ко мне силы разом вернулись, побежал так, что ветер в ушах засвистел. Бегу и думаю: надо туда, к берёзовой роще. Если водитель, похожий на лешего, не соврал — там деревня.

Мертвяк мне неуклюжим показался, такой, пожалуй, не догонит.

Обернулся, а трупешник не отстаёт. Уже чуть ли не рукой меня за ворот хватает. И такая жуть на меня накатила, что я заорал благим матом и ещё пуще припустил. И когда решил, что от монстра оторвался — поскользнулся некстати. Кубарем покатился, вздымая снежную крупу. Что-то больно в бедро впилось. Да это пузырёк, что мне девчонка всучила. Говорила, на кого-то агрессивного побрызгать. Какой там брызгать, мертвяк уже на меня кинулся, когтистой лапищей в грудь ударил и будто острыми ножами пальто порезал. Выхватил я склянку из кармана и в пасть ему швырнул. Лязгнули здоровенные зубищи, только осколки и вода в разные стороны пылью разлетелись. И диво случилось — взревело чудище по-медвежьи, отпрянуло. Изо рта зелёный дым повалил, завертелось волчком, про меня забыло. Рычит и вертится. Ну, я на карачках прочь. Вскочил и дал дёру. Оглядываюсь, мертвяк носится как угорелый, уже не зелёный, а чёрный дым над ним клубится. Да такой густой, будто кто резиновую шину поджёг.

Бежал я до тех пор, пока не выдохся. Речка кончилась, вокруг берёзовая роща. А вдали между деревьев тёмные силуэты домов виднеются. Упал я на снег, лежу, пытаясь отдышаться. Сердце в груди стучит так, что в ушах грохот. Кому рассказать — никто не поверит. Ведьмы в автобусе, оживший мертвяк-людоед. Я что, в страшную сказку попал? Какая там сказка, если на пальто пять длинных порезов, аж до рубахи когтями продрал.

Минут десять в себя приходил. Голова мёрзнуть стала. Когда свою вязаную шапку потерял, и не помню. Поднялся и пошёл в сторону деревни. Иду и думаю: после такого мне этот домик проклятущий и на фиг не нужен. Живым бы до Москвы добраться и забыть это Бесово, как кошмарный сон.

А домик, который присмотрел — вот он, рядом. На самом краю деревни. Такой на вид добротный, ухоженный. И не скажешь, что уже несколько лет пустует. Но чего уж теперь — не судьба. Рассудок бы сохранить. После всего случившегося сильно мои атеистические принципы пошатнулись. Ведь по-другому, как разгулом нечисти, всё происшедшее не объяснить. А если дьявол существует, значит, и Бог есть. Логика простая.

Размышляю и вдруг понимаю, что меня ноги сами к этому дому несут. Даже не сразу понял, что меня тянет. Рядом банька аккуратная, из трубы дымок в тёмное небо протянулся. Стало быть — люди. Только не наличие живых людей меня в сердце кольнуло. Музыка дивная, а точнее, пение, что из баньки раздавалось. Я не любитель хорового пения, и на всякую филармонию мне наплевать. Иногда под настроение Heavy metal могу послушать. А тут прямо заворожило. Такое заунывное сладостное пение, что душа плавится, а из глаз слеза просится. Воистину — ангельские голоса грустную мелодию выводят. В жизни ничего подобного не слыхал.

Из-за деревянной дверцы свет пробивается, пар белёсый клубится, можжевельником пахнет.

Рука сама к ручке потянулась.

Открываю и вхожу в предбанник. Горячим воздухом обдало, в пот бросило. Светло так, что едва не ослеп. После темноты уличной глаза не сразу привыкли. Только увидел, как в дымном жарком пару тёмные силуэты танцуют. Женские. Фигуры точёные, бёдра широкие, ноги длинные. И пение, пение. Манящее, дурманящее, обволакивающее.

Но длилось наваждение мгновение. Прозрел. Понял, почему в светлом помещении фигуры тёмными показались. Потому что шерстью покрыты с ног до головы. Отвратительной такой, грязно-серой.

Увидели меня — танец прекратили. А пение продолжается. Мохнатые морды ко мне повёрнуты, рты шерстяные в улыбках растянуты, и чёрные змеиные языки шевелятся.

Попятился я назад, хотел бежать, да только не успел. Страшные существа быстрыми оказались. Мгновение — уже около меня стоят. Двое меня крепко за руки схватили, а третья когтистой лапой за шею обняла, к себе притянула и лизнула чёрным языком в щёку. Ледяным холодом кожу обдало. А изо рта монстра таким мерзким запахом повеяло, трупным, что если бы не дикий ужас, охвативший меня — вырвало бы.

Не передать словами, что я испытал. Я, убеждённый атеист, вдруг зашептал: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!»

Засмеялись упырихи. Видать, не страшны им мои молитвы. Поочерёдно стали меня лизать, в щёки, нос, шею. А меня дрожь сотрясает. Ноги ослабели, руки безвольно опустились. Грохнулся бы в обморок, только крепко меня держат. Две твари продолжают лизать, а третья неторопливо мохнатыми пальцами пуговицы моего пальто расстёгивает.

Тут бы мне и конец. Спасение пришло, откуда не ждал.

Распахнулась дверь баньки, и давешняя моя попутчица появилась.

Белое пальтишко нараспашку, на розовой блузке жемчужные бусы в три ряда.

— Сёстры! — кричит. — Ловите подарочек!

И рвёт на себе ожерелье. Бусины сверкающим дождём полились, поскакали по деревянному полу.

Страшные существа тут же забыли про меня, кинулись жемчуг собирать. А девушка ухватила меня за руку и прочь потянула.

Бежим с ней, я еле ноги передвигаю. А моя спасительница торопит:

— Скорее! Надо к батюшке Афанасию успеть!

— Кто это? — спрашиваю.

— Святочницы! Я же предупреждала, чтобы в чужие дома не заходили. Хорошо, что у меня бусы были. Пока они весь жемчуг не соберут — не успокоятся. Святочницы падкие на всё блестящее.

— За мной мертвец гонялся, — жалуюсь. — Настоящий оживший труп. Что за чертовщина у вас здесь творится?

— Святки. А мертвец — это Игнат-рыбак, проклятый утопленник. Местные, когда в тёмное время через речку идут — мороженую рыбу с собой берут. Кинут Игнату — он и успокаивается.

— Я, наверное, сплю. Или угодил в произведение к Николаю Васильевичу. Умоляю вас, посадите меня на автобус. Я хочу обратно в Москву…

— Если до утра доживёте, — отвечает она. И так мне тошно и горестно стало, что едва не заплакал.

Волочит она меня за руку, как малого ребёнка, а сама вслух размышляет:

— Странно. Почему вся нечисть на вас ополчилась? Никогда раньше такого не было. Всегда закон соблюдали. Батюшка Афанасий сюда поставлен следить, чтобы не озоровала тёмная сила. Но теперь и сама не знаю, справится ли. Вы какой-то неправильный человек.

— Нормальный я человек. Просто неверующий. Меня так родители воспитали. Оба партийные. Религия — опиум для народа.

— Дядька Кузьма сразу в вас червоточину увидел, потому и высадил из автобуса.

— Это водила, что на лешего похож?

— Не леший, а Полевик.

— А это кто?

— Неважно. Чуют они вас. Вот и лезут изо всех щелей.

И права она оказалась. Смотрю, от домов тёмные фигуры отделяются и идут нам наперерез.

— Послушайте! — спрашивает она с придыханием. — А может, вы некрещёный?!

— Знамо дело, — отвечаю. — Я же говорю, отец у меня председатель обкома был, а мать…

— Ужас! — восклицает девчонка. — Тогда всё понятно!

А тёмных всё больше и больше. Уже группами идут, и все к нам. И не разберёшь, то ли люди, то ли существа потусторонние.

Моя спасительница одной рукой меня за собой волочит, а другую вверх подняла, и вижу в пальцах у неё крестик. Большая белая луна низко над землёй висит, и в её свете крест светится. А может, он и без луны сам собой сияет. Только фигуры тёмные нам дорогу уступают. Не нападают, и то хорошо.

Вот и дом местного священника. Крыша красная, а на ней большой медный крест, а может, бронзовый, я не понял.

Заколотила девушка в дверь кулачками. Открыл невысокий пухленький старичок. Личико кроткое, седая бородёнка аккуратно подстриженная, смотрит на нас голубыми детскими глазами.

Девушка меня в дом втолкнула, едва старика с ног не сбила. Быстрее дверь захлопнула, засов задвинула и кричит:

— Батюшка! Он некрещёный!

Старик только головой покачал. Глянул на меня с укором и вздохнул:

— Беда. Зачем же ты на святки в Бесово приехал?

— Да я, откуда знал, что у вас здесь такой хоррор творится. Знал бы — в жизни не поехал!

— Не смогу я тебе помочь, — говорит. — Глянь, уже за тобой пришли.

Я посмотрел в окно. Там на берёзе фонарь на ветру качается, весь двор как на ладони. А на снегу толпа каких-то уродов топчется. Я их толком и не рассмотрел, только увидел, что у некоторых рога на башке. Тут у меня ноги подломились, и я на пол сполз.

— Отец Афанасий! — кричит девчонка. — Нельзя человека нечисти отдавать! Не по-божески это.

— Он сам путь выбрал, когда Господа из сердца отринул.

И так мне страшно стало, что взмолился я:

— Не знал я! Честное слово, не ведал! Помогите мне!

— Надо обряд крещения провести, — отвечает старик. — Только времени нет. Не успеем…

— Успеем! — не соглашается моя спасительница. — Надо попробовать! Мы же, отец Афанасий, потом себе не простим.

— Хорошо, — кивнул старик. — Как твоё имя, грешник?

— Коля я! — кричу. — Николай!

Батюшка сурово брови сдвинул и вопрошает строго:

— Сын божий, Николай, веруешь ли в Господа нашего, Иисуса Христа?

— Верую! — ору. — Как есть, верую!

— Настя, — обращается священник к девушке, — на тебе дверь. Возьми на полке мел и проведи черту от божницы до печи. И читай без перерыва Молитву о храмине, стужаемой от злых духов.

Сам батюшка облачился в белые одежды. Подошёл ко мне со словами:

— Грех совершаю. Прости, Господи. Не постился ты, не готовился…

— Я сутки ничего не ел, — шепчу.

Махнул рукой священник:

— Прости меня, Господи. Воду не грел — некогда. Терпи, грешник. Скидывай одежду.

Не до стеснений было. Разделся догола. Настя на меня и не смотрела, молитвы читала. Да и какое стеснение, если дверь едва с петель не слетела, а чей-то грубый бас прорычал:

— Афанасий, отдай чужака! Не по закону творишь!

И не холодно было, когда мне отец Афанасий на голову ледяную воду лил. Потому что жаром меня с ног до головы обдавало. Слышал сквозь молитвы священника, как раздаётся с улицы вой и визг нечисти.

А самая жуть случилась, когда ставни со скрипом отворились и в комнату чёрный ворон влетел, крыльями языки свечей, задувая и вопя человеческим голосом:

— Отдай грешника, поп! Не нарушай договор!

Только священник, не прекращая молитвы, обмакнул персты в чашу со святой водой и на ворона брызнул. Тот с обиженным карканьем прочь вылетел.

Потом ещё кто-то в окно лез. Не видел, потому что зажмурился…

Как выжил — сам не знаю. Обряд крещения показался мне долгим, очень долгим. Пока батюшка молитвы читал, в дверь стучали, скребли когтями, ругались матерной бранью. А как закончил — всё стихло. А на меня такая слабость накатила, что и двигаться не мог. Помню, как надевали на меня рубаху с длинными рукавами, как крест на шею вешали.

Проснулся на печи. Не помню, кто меня на неё положил, или сам дошёл?

Смотрю, за столом отец Афанасий и Настя сидят — чай пьют. На меня не смотрят.

Я встал, на мне рубаха длинная, крест на шее. Значит, не привиделось, всё взаправду было.

Старик ко мне повернулся:

— Новокрещённый раб божий, Николай, садись с нами завтракать.

Я только кивнул. Слов не было. Отчего-то очень неловко было перед этими людьми, что от ночного кошмара меня уберегли.

Молча поели. Настя мне пальто подала:

— Заштопала. Игнат насквозь когтями продрал…

— Спасибо, — буркнул.

Вот так я и стал воцерковленным человеком. Отец Афанасий мне молитвослов подарил, сказал, какие молитвы выучить. А потом они до автобуса меня проводили.

Николай замолчал. Исподлобья глянул и спрашивает:

— Раз не смеялся — значит, веришь в мою историю? — а сам смотрит пристально, глаз не отводит.

А я чуть было не ляпнул: «Складно сказки сказываешь!» Вовремя сдержался, решил разговор в сторону увести:

— Представляешь, мою невесту тоже Настей зовут! И тоже жутко верующая. Вы с ней подружитесь. Она меня приучила каждое воскресенье в Храм ходить, записки подавать…

Тут звонок в дверь. Очень вовремя Настя пришла.

Говорю:

— Познакомься, Настя, это мой школьный друг, Николай.

А она остановилась и смотрит на него.

И Колька тоже поднялся.

Глядят друг на друга и улыбаются. И ощущение у меня появилось, что знают они друг друга.

Потом Николай домой заторопился. Я его удерживать не стал, очень уж хотелось своей невесте парочку неудобных вопросов задать.

У самой двери Колька обернулся и шепнул мне:

— Повезло тебе с Настей. Береги её, и она тебя сбережёт. С Рождеством, друг!

С тем и ушёл.

А я подумал: «Не всё я о своей невесте знаю…»

Решительно вернулся в комнату и говорю:

— Любимая, ничего не хочешь мне рассказать?

Николай Кадыков
«ЕСЛИ СНЕЖИНКА НЕ РАСТАЕТ»

Фильм закончился. Вася, на правах хозяина дома, взял пульт от телевизора и переключил канал:

— Всё, «Чародеев» досмотрели, план выполнен. Теперь ждём выступление президента — и начинаем праздновать!

— Что значит — начинаем? — возмутился Саша. — Мы уже по трём часовым поясам Новый год отмечаем! Нам всем уже хорошо!

— Кроме Олега, — хихикнула Таня, жена Саши. — Он же у нас трезвенник! Вон, опять печальный сидит!

Олег, невысокий парень в строгом костюме, посмотрел на Таню и медленно изрёк:

— Не печальный, а задумчивый. Думаю я, привычка такая. Полезная.

— И о чём на этот раз? — спросила Света, подошла к Васе и положила руки ему на плечи.

— Про фильм. Помните, там песня была? Про то, что любое желание исполнится, если снежинка на ладони не растает, пока часы бьют двенадцать раз? Я вот и думаю, как такое может быть, чтобы снежинка не растаяла за такое время? Ладонь-то тёплая.

— Значит, нужно, чтобы она стала холодная, — хохотнул весельчак Гена. — Например, предварительно опустить руку в жидкий азот. Правда, тогда единственным разумным желанием будет вылечить эту самую руку… Правда, смысл тогда такой ерундой заниматься?

Все засмеялись, только Олег опять задумался.

— Ребята, время! — курносая Полина посмотрела на экран телевизора. — Президент уже заканчивает! Открывайте шампанское! Только не ты, — указала она на Гену. — В прошлый раз всю меня облил.

Саша взял со стола бутылку шампанского, ловко её открыл и стал разливать напиток по бокалам.

— А ты, вон, дюшеса себе налей, что ли, — сказал он Олегу. — Цвет похож, и без градусов, как ты любишь.

Олег кивнул, плеснул себе в бокал газировки и случайно посмотрел на новогоднюю ёлку, стоявшую рядом. Прямо перед ним на ветке качалась старая советская игрушка — пенопластовая снежинка. Олег хмыкнул, и, пока никто не видел, снял её с ветки и зажал в кулаке.

Тем временем на экране телевизора появилась Спасская башня, минутная стрелка на часах завершила круг, и раздался размеренный бой.

— Раз! Два! Три! — все встали со своих мест и начали считать удары.

Кроме Олега — он сжимал в кулаке игрушечную снежинку и что-то тихо шептал. Наконец, часы пробили в двенадцатый раз, все хором закричали «Ура!» и принялись пить шампанское.

— Странное какое-то, — проговорил через минуту Саша. — Просроченное, что ли… Василий, ты где его покупал?

— Да нормальное оно, — возмутился Вася. — Просто ты выпил уже полведра. И нечего было градус понижать. Давай тебе вискарика плесну. Да и нам с Генкой. Дамы, допивайте шампанское, Олегу, как обычно, газировки достаточно.

Гена взял в руки стакан, проговорил смешной и затянутый тост, все чокнулись и выпили. Наступила тишина. Первым опомнился Вася:

— Чай. Вместо виски — чай. Ничего не понимаю. Кто-то шутит? Не смешно, сразу говорю.

Саша взял бутылку виски, открутил пробку и понюхал горлышко.

— Не пахнет, как виски. Совсем не пахнет. Ну-ка…

Он отхлебнул прямо из бутылки и поморщился:

— И правда — чай. Без сахара причём. Мы же его уже пили сегодня, нормально всё было?

— И шампанское, похоже, выдохлось, — сказала Света. — Совсем без градусов.

Олег вздохнул, положил на стол руку, разжал кулак и показал всем снежинку:

— Ребята, это я, кажется, виноват. Вот, нашёл на ёлке снежинку, положил на ладонь, она не растаяла — пенопласт же, не лёд. Ну, и желание загадал — чтобы все напитки в доме стали безалкогольными. Получается, сбылось…

Все посмотрели на Олега. Вася встал, подошёл к шкафу и достал бутылку коньяка. Молча открыл, отхлебнул немного из горлышка, вздохнул, закрыл бутылку и поставил её под стол.

— Ну, и зачем тебе это было нужно? — сказал он усталым голосом. — И что, мы теперь Новый год с чаем встречать будем и с газировкой? Как ты?

— Да я просто попробовал, интересно же, — тихо сказал Олег. — Кто знал, что получится?

— Я так понимаю, что джин открывать смысла нет никакого? — язвительно спросил Саша. — Там же сейчас вода или что-то подобное? Ты же всё спиртное в округе испортил?

— В доме, — машинально ответил Олег.

— В доме, — согласился Саша. — Мы у Васи на даче, ближайший магазин в десяти километрах.

— До восьми всё равно не продают, — заметила Полина. — Может, таксистам позвонить?

— Вспомнил! — Генка вскочил со стула. — У меня же в машине, в багажнике, две бутылки водки валяются с лета! Хотел дачным алкашам за покос участка выдать, но им деньги подавай. Машина-то во дворе стоит, это не дом! Я мигом!

Он быстро вышел из комнаты. Остальные стали напряжённо ждать. Вдруг Саша побледнел, посмотрел на Олега и сказал:

— Ладно Вася, у него вон только бутылка коньяка испортилась. А если бы у меня Новый год встречали? Я же вино коллекционирую! И что, всё бы безалкогольным стало? Да ты бы не расплатился, моя винотека раза в три дороже стоит, чем твоя квартира! Засудил бы!

Таня засмеялась:

— Хотела бы я посмотреть на того судью, который подобный иск примет! «Упомянутый выше гражданин с помощью злого волшебства испортил мою любимую коллекцию вина…» Самому не смешно?

Тут в комнату ворвался Гена, сжимая в каждой руке по бутылке водки:

— Нормальная, я попробовал! Так, Вася, давай рюмки. Дамы, вам налью в бокалы, вон, шампанским разведёте, всё равно оно в газировку превратилось. Живём!

Все засуетились, быстро налили себе водки и выпили просто так, без тоста. После чего сразу повеселели и принялись обсуждать концерт, шедший по телевизору. Только Олег молчал, глядя на снежинку, лежащую перед ним на столе.

— Чего приуныл, Олежка? — спросил его Саша. — Ладно, хорошо же всё закончилось.

— Я просто подумал — хорошо, что мы у Васи на даче, — сказал Олег и вздохнул. — А если бы у меня в квартире были? И что, во всём восьмиподьездном доме, на всех шестнадцати этажах — такое бы случилось? Да если бы кто узнал — меня бы просто убили!

— Это да, — согласился Гена, — народ у нас простой. И вообще, я считаю, что нам повезло. Представляете, если бы этот балбес загадал, чтобы на всей Земле спиртное пропало?

— Ты это, прекращай его учить! — возмутился Саша. — У него и своих глупых мыслей хватает, ему твои без надобности! Олег, если что — я знаю, где ты живёшь! И молчать не стану, предупреждаю! Опять же — спирт же и в хороших, по твоему мнению, целях используется. В лекарствах, как антисептик. В приборах разных, инструментах, станках… Да много где!

— Так что, ты в следующий раз поконкретнее желание формулируй, — засмеялся Гена. — Чтобы всё нормально было.

Саша зло взглянул на него, хотел что-то сказать, но тут вмешалась Света:

— Не надо ссориться! Пошли во двор, фейерверки запускать! У нас их целая коробка. Сейчас такой салют устроим — соседи обзавидуются!

Все гурьбой направились к гардеробу и стали одеваться. Последним со стула встал Олег, огляделся, взял со стола игрушечную снежинку и тихонько положил её в карман.

Сергей Кулагин
«МАРС»

Это Марс! Сука Марс! Тут нет ничего! Абсолютно! Ни ёлки, ни игрушек. Ни-че-го! Только унылые марсианские пейзажи и я, застрявший на Красной планете.

Я здесь, чтобы собрать научные данные о составе грунта и атмосфере, так как это основной вид деятельности нашего НИИ. Понимаю, что лучше меня эту работу никто не сделает, но заниматься ей в новогодние праздники, чёрт возьми, это уже перебор.

Не буду описывать все превратности судьбы, и перечислять обстоятельства продления моей командировки… Увы, это всё равно не поможет вернуться на Землю. В общем, сбор данных я послал на три буквы гулять по орбите, а сам закрылся в жилом модуле.

До Нового года оставалось 24 часа 39 минут и сколько-то там долбанных секунд. Нужно что-то решать с ёлкой, праздничным столом и с моими собутыльниками. Как же в Новый год и без них?

С гостями разобрался быстро — запрограммировал включение двух андроидов на новогоднюю ночь (тот самый момент, когда одиночество начнёт медленно превращать меня из обиженного астронавта в напившуюся свинью). Присвоил им имена и фамилии директора и начальника отдела, в котором числюсь. Накачал в ОЗУ роботов тостов и дифирамбов, во славу себя любимого. Железкам пофиг. Программы после праздника всё равно сотру, а мне «весёлому» будет до жути приятно.

Тюбиков со склада натаскал. Подписал их как положено: салат Оливье, крабовый, селёдка под шубой. Всё, что вспомнил, но не суть. Самое интересное — это два «флакона», на одном старательно вывел «пиво», на втором — «коньяк». И звёздочек к коньяку нарисовал, аж семь штук, и затем подключился к искусственному интеллекту жилого модуля.

— Привет, Игорь!

— Привет! — поздоровался ИИ. — Проблемы?

— Две, хотя если комплексно, то одна, — улыбнулся я.

— Сергей, изложите более доходчиво суть проблемы. Я вас не понимаю.

— Игорёк, ёлка нужна.

— Ёлка — это палка и иголки, так?

Я кивнул, соглашаясь.

— Предоставьте, пожалуйста, материал для изготовления.

— Палку и иголки?

— Любой древесный материал.

Отключаюсь. Слова ИИ резанули ножом по сердцу. У меня нет ничего деревянного. Ни-че-го! Модуль и внутренняя обшивка выполнена из специальных сплавов. Про планету вообще молчу. Понимаю, во-первых, без ёлки Новый год не праздник, и, во-вторых, я абсолютно не знаю, что делать дальше. Тюбик с коньяком опустел на треть.

Придумать ничего не получается. Снова подключаюсь к ИИ.

— Предлагаю голографическую модель ёлки образца 2022 года, — сразу же выдаёт он.

— Издеваешься? — рассердившись, спрашиваю.

— Других вариантов в память не заложено.

Отключаюсь и пополняю марсианский запас ругательств новыми терминами. Снова возвращаю связь и угрюмо мямлю:

— Показывай.

В центре комнаты возникает ёлка. Зелёная, раскидистая. Если не знать, что она всего лишь изображение, то вполне. Но…

— Слушай, умник, а где игрушки?

— Что?

Поясняю:

— Ну, шарики-фонарики, гирлянды, мишура и всё такое.

ИИ молчит. Проходит минута, потом ещё одна, не выдерживаю и кричу:

— Где мать твою, всё мной перечисленное?

— Информация отсутствует, — не обращая внимания на мои глупые выходки, очень серьёзно произносит ИИ.

— Гонишь? — трагически спрашиваю.

— В моей программе не заложено…

Резко отключаюсь. Сжимаю голову руками в попытке унять внезапно появившуюся боль. Растираю виски. Боль отступает. Пытаюсь мыслить разумно. Возможно, я просто задаю не те вопросы. Вновь подключаюсь и с надеждой выдыхаю:

— Я могу украсить ёлку своими желаниями?

ИИ молчит. Проходит минута, потом ещё одна, молчу, лишь сердце ускоряет свой бег. Напряжение растёт. И аллилуйя! ИИ безэмоционально произносит:

— В рамках заложенной программы эта функция допустима.

— Тогда начнём! — решительно произношу и зависаю. Тюбик с коньяком становится наполовину пуст.

Вот же сука жизнь. До Нового года меньше часа, а разум кипит от нахлынувших желаний. Хочухи носятся внутри черепа в весёлом хороводе и каждая желанна.

— На верхушке установи солнце.

— Может, звезду?

— Солнце наше земное. Только слегка притуши, чтобы глаза не заболели от яркого света.

— Установлено.

До Нового года остаётся сорок минут.

— «Зелёёная, зелёёная трава…» — пою слова известной песни.

— Идентичный натуральному травяной покров размещён. Ароматы задействовать?

— Естессственно! Что-то ещё есть в комплексе с полянкой?

— Ёжик, яблочко, грибы.

— Оформляй всё!

— Выполнено.

До Нового года остаётся тридцать минут.

— А можно фотографии людей нарисовать на стеклянных шарах и развесить?

— Все девять миллиардов?

Ухмыляюсь. Здесь, на Красной планете, все люди Земли в одночасье стали родными, но время поджимает.

— Всех не нужно, только близких и друзей.

— Фотографии размещены.

Смотрю на улыбающиеся лица родственников, одноклассников. Кто-то есть даже из ВК.

— Никого не забыл? Новый год всё-таки, — мягко интересуюсь.

— Я никогда не ошибаюсь. На ёлке все живые и мёртвые.

Лица, лица, лица… Страшновато, конечно, но приятно. Все! Все рядом. До Нового года остаётся десять минут.

— Как такое вообще возможно?

— В виртуальном пространстве всё возможно. Стоит только захотеть. Ещё желания будут? Можно разместить у ёлки Деда Мороза, Снегурочку и снеговика.

— А вместо них можно жену и дочь? — спрашиваю затаив дыхание.

— В виртуальном пространстве возможно всё. Тут даже тюбик с клюквенным соком превращается в коньяк, — с издёвкой вещает ИИ.

* * *

Я тихо прокрался на кухню, пока супруга и дочь ещё спали. Сварил кофе. Из головы всё никак не выходил дурацкий сон. Ещё три вторника и наступит Новый год. Я проведу их со своими любимыми. У нас будет ёлка. Будут игрушки, мишура, шампанское и всё-всё, что они только пожелают. Но одного вспомнить так и не смог: выключили мы с ИИ андроидов или нет?..

Галина Петайкина «ВОТ ТОГДА И НАПИШУ СВОИ Я МЕМУАРЫ…»

Хорошую фантастику советуют искать на полках с мемуарами.

Геннадий Ефимович Малкин

«Жил-был Дед Мороз…»

Собственно, этот самый Дед Мороз пожевал кончик ледяного пера, почесал в затылке, нахмурил кустистые брови, тяжело вздохнул и зачеркнул написанное.

«Однажды в семье Матушки Зимы и Дедушки Мороза появился на свет наследник. Ох, и хорош же он был собой! Ох, и статен! Богатырь! Косая сажень в плечах. Даром что младенчик».

Да уж, богатыри — не вы. Кто бы мог подумать, что написать мемуары — цельное дело, гораздо сложнее, нежели детей одаривать. Хотя и детки, надо сказать, пошли нонче… Поколение Next. Индиго. Тьфу! Срамота! Раньше и слов-то таких слыхом не слыхивали. У каждого тонкая душевная организация. А у него, Деда Мороза, толстая, что ли? Подаришь мальчонке какому машинку, а он тебе: «Оу, Санта, полегче! Гаджет мой где?» Ну, какой я тебе Санта? У лошадок бедных нервный тик ужо, вот у кого тонкая и душевная организация-то. Угостишь сластями девочку, сразу слышится: «Надеюсь, они диетические? Без сахара? Я за фигурой слежу». Фигуру она в пять лет блюдёт, ишь ты! Им нонче всё протеиновое, безлактозное да безглютеновое подавай. Пришлось помощникам своим, зайцам да медведям, Интернет провести, дабы новые рецепты там подсматривали и на фабрике снежно-новогодней внедряли.

Отпил автор мемуаров, из жестяной кружки чай, поморщился: опять мишка горячий чай заварил, с малиной да с мёдом, как себе, забыл, что нельзя таким обитателей снежных хором поить, теперь горло болеть будет. Блеснули голубые глаза, сквозь стёкла очков, тяжело опираясь на посох, поднялся Дед Мороз, закряхтел, заохал да и потопал на фабрику, посмотреть, как дело с изготовлением подарков движется.

Ветер подвывал под окнами, подслушивал. Злилась, сердилась, свирепствовала завируха. Тихонько скрипнула дверь. Круглая голова сунулась в горницу, угольки глаз внимательно осмотрели помещение, не обнаружив хозяина на месте, важно «вкатился» внутрь Снеговик. Осторожненько, опасливо придвинулся Снеговичок ближе к столу, заглянул в записи, сдвинул набекрень нахлобученное на голову ведро. Уселся в резное кресло, поёрзал немного, устраиваясь поудобнее, да и решительно подхватил со стола ледяное перо.

«Собрался как-то наш герой на улицу погулять, птиц погонять, а то эти паразитки постоянно норовили его аппетитный нос сожрать…»

— Свирил, — донеслось обиженное с жёрдочки, на которой восседала, спасаясь от зимы, маленькая чёрная птаха.

— Ой, да ладно тебе, видел я, как ты на морковь мою многострадальную глазом косишь лиловым, — отмахнулся Снеговик.

«А на улице такой холод, что ни в сказке сказать, ни пером описать, аж глаза вываливаются, которые ему воткнули. Поглядели маменька с папенькой, всплеснули ветками и заставили Деда Мороза ведро на голову надеть».

— Слушай, а у меня неплохо выходит, — радостно поделился успехами с птичкой-невеличкой Снеговик. — Эхма, талант не отморозишь!

— Эй, Снеговик! Снегови-и-и-ик, — донеслось из-за двери. — Да где же ента бестия опять запропастилась?

Тут же вскочил с насиженного места наш автор и споро засеменил маленькими ножками на выход.

Вновь стенает метель, голосит на разные лады. Опять дверь скрипит, отворяясь. Кто же пожаловал на сей раз? Тю! Да то никак супруга Дедушки Мороза? И то верно, она родимая, красавица ледяная. Степенно прошествовала к креслу, примостилась на краешек, сарафан расправила, косу белоснежную на плечо перекинула, да и придвинула поближе к себе листы исписанные. Вчиталась, морщинка глубокая на гладком челе пролегла. Что же ты, лебёдушка, удумала? Пошто перо в руку взяла?

«Была у Деда Мороза жена разлюбезная, краса писаная. Любил её пуще жизни. На руках носил, кофей со сладким пирогом кажное утро в опочивальню таскал. Самолично натирал все полы ледяные, все поверхности до блеску зеркального. А жёнушке любимой, красе ненаглядной, не дозволял ручки белая пачкать. Всё сам, всё сам, сердешный, как и следует супругу верному. И врут всё писатели, будто у Мороза возлюбленная Весна на сторонке была. Ложь да провокация, вот! Иначе подруга верная, голубка сизокрылая пообломала бы некоторым ноженьки, чтоб некоторые по сторонам не смотрели и по разным-всяким не бегали».

Цок-цок-цок каблучки перестукивают. Нешто Снегурочка — внученька спешит? Не след ей бабушку застать за процессом творческим, уж лучше через дверцу неприметную успеть выскользнуть.

Хороша Снегурочка, как есть хороша! Краше и быть не может! Шубку бело-голубую от снега отряхнула, косы русые поправила, серебряными искорками серьги в ушах сверкают.

— Деда-а-а! Ну, деда-а-а! Ну, камон, ты где-е-е-е? Да, и, пожалуйста! О, а эт чё ты тут пишешь? Интересненько… Любопытненько…

Уселась за стол дубовый Снегурочка, листочки заветные в руки взяла.

— Деда-деда, сразу видно: не читал ты авторов современных, совсем не в теме. Кто же так пишет?

Скользнуло пёрышко в руку к Снегурочке, призадумалась красна девица.

«Была у Дедушки Мороза внучка Снегурочка, да такая, что прям ауф. Куда не пойдёт, сразу вайб ловит. Ещё бы предки не заставляли одеваться не пойми как. Такой кринж! Как им объяснить, что сейчас оверсайз на волне. И встретила как-то Снегурочка своего краша. Полный улёт! Не то, что эти криповые ухажёры, которые в лесу у деды водятся. А он такой:

«Ммм…»

И ещё раз:

«Ммм…»

Бровями играть начал, глаза по Снегурочке бегают, ноздрями втянул всю её, так сказать, чтоб ещё больше впечатлиться и говорит:

«Йоу, детка, пойдём со мной, я миллиардер, м?»

А Снегурочка отвечает:

«Изи! Только где пруфы миллиардерности, м?»

И он такой:

«М?»

А она в ответ:

«М?»

И давай оба бровями играть».

— Внученька, а ты что здесь делаешь? Аль с мемуарами подсобить решила?

Снегурочка даже не заметила, как дедушка воротился, во как увлеклась.

— Деда-а-а-а, разве можно так подкрадываться? Ты ваще слышал, инсульт с инфарктом помолодели, пугаешь!

— Ну-ка, ну-ка, дай почитать, что накропала, — Дед Мороз взял коллективные мемуары, а внучка, пользуясь случаем, поспешила сбежать.

— Хмм… Жена-умница, и внучка красавица, один Дед Мороз у них в ведре да с глазами выпавшими, — усмехнулся в бороду старик. — Не-е-ет, рано мне ещё мемуары писать, дел невпроворот.

Виктор Малютин
«НОВЫЙ 203… ГОД»

Новый год получился настоящим, после стольких лет тьмы в сплошной завесе беспросветной пыли, окутавшей планету, образовался просвет, и солнце залило покрытый пеплом снег. Мальчик посмотрел в перископ, возвышавшийся над этим безобразием, и с радостным визгом побежал по тоннелю к родителям.

За неделю до этого мальчик писал письмо Деду Морозу. Писал, когда все спали, чтобы никто не увидел его разговора с Богом, который погрузил всю землю во мрак. Люди устроили ядерную войну, но не она погубила мир. Где-то в далёкой Америке боеголовка упала в огромный кратер Йеллоустоуна, и супервулкан взорвался. Америка исчезла физически, её просто стряхнуло с земной поверхности, залило магмой и утопило в водах океана.

Вместе с большим, проснулись и вулканы поменьше, выбрасывая в атмосферу миллиарды тонн пепла. Он затянул всё и закрыл солнце. Даже в далёкой Австралии стало холодно и сплошные льды едва не покрыли планету, но потом сработал парниковый эффект, и тепло от извержения отразилось обратно и на земле немного потеплело. Теперь эта шапка пепла и пыли накапливала тепло от солнца и выдавала потихоньку остальной планете.

«Дорогой Дедушка Мороз, — писал ночью маленький мальчик. — Я хорошо вёл себя весь год, прилежно учился и делал всё, что говорила мама. А ещё я нянчил младшего братика, который недавно родился. Маме тяжело с нами, а я мужчина и должен ей во всём помогать. Если ты захочешь, то можешь сделать что угодно. Пожалуйста, подари мне девочку, можно и не одну, не обязательно красивую, можно даже мутанта, а то у нас в семье одни мальчики, и у соседей тоже, я даже не знаю, как выглядят маленькие девочки».

Мальчик вздохнул и продолжил.

«А ещё прошу, если это не трудно для тебя, верни нам солнышко. Я никогда его не видел, а очень хочется. На картинках оно такое красивое, что я больше думать ни о чём не могу. Можно ненадолго, но очень уж хочется посмотреть».

Всю неделю мальчик заглядывал под подушку, письмо так и лежало, видно Деду Морозу не до него. Но вот, вчера утром он заглянул под подушку и не нашёл своего письма, неужели Дед Мороз прочитал его? Весь день мальчик пребывал в нетерпении, часто бегал посмотреть в перископ. У них неглубокая станция, и отсюда наружу выходила труба с зеркалами, в которую можно было увидеть, что происходит снаружи.

— Мама, посмотри, там солнце! — с радостным криком воскликнул мальчик.

— Не выдумывай, откуда ему взяться.

Мама устала без солнца, устала ждать его появления, да и веру утратила, в то, что увидит снова.

С охоты пришёл муж, притащив целую связку крыс. Сегодня Новый год и можно приготовить праздничный ужин

— Слышал, что выдумал твой сын? — она посмотрела заговорщически на мужа. — Говорит, что увидел солнце во сне.

— Не во сне! — мальчик очень взволнован. — Там, в перископе, там настоящее солнце, такое красивое! Пошли скорее, оно появилось ненадолго.

Ну что поделаешь, придётся идти, возможно, что-то сломалось в перископе, надо проверить. А мальчик тянул родителей, пока они не пришли к перископу.

— Ого! — муж смотрел, не отрываясь, но вспомнил о жене и уступил ей место.

— Невероятно! — женщина пребывала в восторге. — Погоди, а что там происходит?

Вихрь подхватил снежинки, белые снежинки, падающие густо с неба. Настоящий белый снег закрутился вихрем, а потом…

* * *

«Здравствуй, Дедушка Мороз! Весь год мы вели себя хорошо, учились, не баловались и слушали маму и папу, помогали маме готовить, а папе, ловить крыс. Взрослые не очень верят в тебя, но я-то знаю, что ты есть, иначе кто бы нас спас в этом мире. Ты знаешь, мы никогда не видели солнца, а мама рассказывала, какое оно красивое, тёплое и щедрое. Мама рассказывала, как приятно лежать на солнышке и греть спинку».

Девочка вздохнула и посмотрела в глубину тоннеля. Глаза, привыкшие к темноте, заметили движение, и она бросилась туда, вернувшись с большой крысой. Мама знает, что из неё приготовить, можно продолжить писать письмо Деду Морозу.

«Если ты можешь, сделай так, чтобы мы увидели солнышко, пусть ненадолго».

Девочка перечитала написанное и поняла, что её тревожит.

«Больше всего меня тревожит не это. Дети вырастут и что станет с этим миром, ведь рождаются только девочки. Вырастим, состаримся, а потом что? Жизнь исчезнет?»

Она представила пустые тоннели без людей, и стало очень грустно.

«Подари нам мальчика, можно даже одного на всех, хотя лучше каждой по мальчику, а то мы и так не похожи на родителей. У нас мягкая шёрстка и большие ушки, мы слышим всё вокруг, а они гладкие, только в малюсеньких чешуйках, но чешуя, это не шерсть, она не греет. Они сидят целыми днями, закутавшись, и ночью спят под одеялами, а мне жалко их».

Девочке стало жалко родителей, они же помнят ещё, как было раньше. А вдруг они остались одни во всём мире? Тогда с их смертью исчезнет и мир? Девочке захотелось плакать, слёзы закапали на бумагу. От пережитого девочка задремала, а когда проснулась, письма уже не было.

Мама готовила рагу из крыс, надо же чем-то кормить детей, да и муж скоро вернётся с охоты. Ему нелегко, он не видит так хорошо, как дети. Она думала, что эволюция происходит не на пустом месте. Вот они едва не умерли, но теперь изменились и приспособились, когда кожа покрылась язвами от радиоактивности. Они уже собирались умирать, но язвы отпали, и кожа покрылась чешуёй.

Зато дочки родились мохнатенькими, как котята, так они не мёрзнут, обходясь юбочками просто для приличия. Только что будет потом, когда они станут взрослыми, неужели больше никого не осталось.

Отец вернулся с охоты, принеся связку крыс, передал их жене и пошёл взглянуть в перископ.

— Скорее все сюда! — воскликнул он, и девочки подбежали к отцу. — Смотрите, там солнце!

Дети смотрели в перископ и восторг заполнял их разум. Снаружи появилась большая прогалина в сплошной пелене пепла, и яркое солнце осветило всё вокруг.

— Ой, кто это?! — взвизгнула от удивления младшая девочка.

Девочки по очереди припадали к перископу, а там стояла большая ёлка, украшенная яркими шарами. Вокруг ёлки ходил старик в шубе с белой бородой и посохом.

— Милая, посмотри, он настоящий! — воскликнул мужчина.

— Одевайтесь, надо выйти наружу, — решила мама, и дети накинули на себя покрывала.

Под землёй им хватает их плотной шёрстки, а снаружи может быть холодно. Осторожно, проверив наличие радиации, они приоткрыли дверь и вышли наружу. Белый ковёр удивил, но они осторожно ступили на него, пытаясь понять, что же это такое. К Деду Морозу они боялись подойти, но тот улыбнулся широко, а потом стукнул оземь посохом. Порыв ветра закружил из всех, и они оказались совсем рядом с ёлкой, но не одни. Там стояли взрослые, а ещё мальчики и девочки, в меху и чешуе, кому что досталось.

— Какие у тебя интересные ушки, — улыбнулся мальчик, острые уши.

— Можно подумать, у тебя они другие, — смутилась девочка.

Её круглые ушки смотрели в стороны, но зато так можно услышать самый слабый шорох. Мальчик почти чёрный, с белой «манишкой», как у рыженькой девочки, но у неё ещё беленькие «носочки» на ногах и «перчатки» на руках.

— Ты красивая, — улыбнулся остроухий.

— Ты тоже ничего, а не знаешь, почему это всё так произошло?

— Я просил у Деда Мороза солнце, может, поэтому?

— Я тоже просила, — смутилась девочка, — и ещё кое-что.

Дед Мороз улыбнулся, все получили свои подарки, а дальнейшее зависит только от них. Солнце будет светить до ночи, а потом они увидят звёзды и луну. Затянет небо только на третий день. Но в следующий раз он попробует задержать её на неделю или больше. Дети перезнакомятся — это самое важное. В их сердцах поселится любовь. Жизнь на земле не прервётся, а потом польёт дождь и смоет весь пепел. Начнут расти трава и деревья. Дед Мороз очень надеялся, что новое поколение будет умнее предыдущего и будет беречь свой дом.

Роман Морозов
«ХИЩНИК»

Обещаю достичь до мрака,

Притащить из пещерных глубин

Что-нибудь вроде явного знака

Человеческой нашей любви.

Варлам Шаламов, «Пещера»

Тёмные небеса молчали. Редкие снежинки опускались на волосы. Девочка смотрела на крысу в углу переулка. Маленькие чёрные глазки блестели и крутились безостановочно, замечали всё, что двигалось — все ноги, проходящие мимо переулка, все руки, упрятанные в карманы, все опущенные головы. Но только не девочку.

Девочка не двигалась. Она стояла, сцепив руки на груди. Из ноздрей её выходил едва заметный пар. Люди тоже не замечали её. Шли дальше, на работу, за хлебом, дальше от забвения ночи, дальше от неё. Девочка уподобилась призраку. Её оболочка истончилась, а внутри всё истлело. От неё мало осталось.

Другие глаза разглядели её. Выхватили тонкий образ из тьмы и вцепились крепко. Скользили по тонким нечёсаным волосам, на которых не таял снег, по ногам в старых серых колготках и тоненьких башмачках, очерчивали каждый острый изгиб её тела, оценивали.

Люди ушли, и крыса опустила глаза. Принялась выискивать съестное под ногами, копошиться в обломках жизни. Мышцы ворочались под толстой шкурой и грязной шерстью, сильные мышцы, живая плоть. Крыса вздёрнула острую морду, коротко пискнула и исчезла во тьме.

— Не боишься их?

Девочка обернулась. Незнакомец стоял в паре метров от неё, спрятав руки в карманы, как все. Высокий, широкоплечий, без шапки. Лицо его выглядело румяным, а от шеи поднимался пар.

— Нет, — ответила девочка. — Уже нет.

— И зря. Они хитрые, подлые и жестокие. На них тяжело охотиться.

— А я и не охочусь.

Незнакомец улыбнулся. Под острыми скулами появились мелкие морщинки, а сильно вздёрнутый нос шевельнулся.

— А что ты делаешь?

— Наблюдаю.

Он помолчал. Улыбка сошла с его лица, острого, похожего на морду куницы. Мелкие снежинки таяли на его волосах мгновенно, едва успевая коснуться.

— А где твои родители?

— Ушли.

— А друзья?

Девочка посмотрела вверх.

— Наблюдают.

Улица опустела. Ворона хлопала крыльями где-то рядом, вздымала снег.

— Пошли со мной за хлебом, — предложил незнакомец. — У меня есть талоны. Я с тобой поделюсь.

Девочка помотала головой.

— Не хочу.

— А мясо? Ты, наверное, давно не ела мяса. Настоящего мяса.

Девочка отвела глаза. Раньше она любила курицу. Папа готовил курицу с картошкой, сметаной и шампиньонами, посыпал сверху укропом и петрушкой, которые выращивал на балконе. А мама жарила ножки на большой сковородке с чесноком. Девочка забыла вкус курицы, вкус любого нормального мяса. Только изредка вспоминалась свинина — полусырая шкура да сало, — и к горлу подкатывала тошнота, а рот наполнялся слюной.

Она убрала правую руку за пазуху и медленно кивнула.

— Как тебя зовут? — спросил незнакомец.

— Сначала ты скажи.

Незнакомец нахмурился, но затем снова улыбнулся.

— Саша.

— Докажи.

Незнакомец округлил глаза и вздёрнул брови, лицо его пересекли морщины. Он полез во внутренний карман, достал паспорт и раскрыл перед девочкой.

— Читай.

Его, правда, звали Александр. Тридцать два года, холост. Девочка присмотрелась к фотографии. Лицо на карточке отличалось от того, что было перед ней — скулы не такие, и нос другой. Но самое главное — глаза: на карточке они казались тусклыми, а сейчас блестели, как гладкие бусины. Девочка засомневалась. Но под её тонким истрепавшимся пальто ещё теплилась жизнь. Ей было нужно мясо. Девочка кивнула.

— Ну, так как тебя зовут?

— Аня.

— Приятно познакомиться, Аня.

Саша протянул правую руку. Аня пожала левой. Его пальцы были тёплыми и мягкими, а её — ледяными и тонкими, как иголочки.

Саша зашагал впереди, девочка поплелась следом. Они вышли из переулка и завернули налево. На узкую улочку смотрели пустые окна, скалились осколками стекла. Саша оглядывался как бы невзначай и шёл спокойно.

— А где ты живёшь, Аня?

— Недалеко.

Он хмыкнул.

— Я тоже. А работаю токарем на заводе.

— Ты не врёшь?

— Про работу?

— Про мясо.

Саша улыбнулся. Аня заметила, как его уши двинулись — заострённые, длинные.

— Не вру.

Они повернули налево ещё два раза, и вышли к дому без двери. Окна на первых двух этажах были выбиты, и ничьих следов на свежем снегу рядом не было. Саша остановился и указал на дверь.

— Вот тут я и живу, Аня. Скромно, не очень уютно, но уж чем богаты. Заходи.

Девочка замерла. Чёрный дверной проём казался пастью, голодной, разверзнувшейся перед броском. Пальцы правой руки под пальто сжались.

— А какое у тебя мясо?

Саша вдруг растерялся. Лицо его сделалось на мгновенье гладким, а затем нахмурилось.

— Тебе какая разница? — спросил он сквозь зубы.

Девочка опустила глаза и наклонила голову к груди.

— Он не любит свинину.

— Он?

Девочка не ответила.

Мужчина подошёл к ней, выдыхая густой пар. Мягкие пальцы схватили лацкан пальто и отдёрнули. Девочка вздрогнула, потянулась второй рукой к груди и вся сжалась. Из её лёгких вырвался слабый стон.

За пазухой правой ладонью она держала котёнка. Крохотного чёрного котёнка с голубыми глазами и белым пятнышком на груди. Глаза девочки намокли, а губы сжались.

— Его маму съели, — сказала Аня. Голос её дрожал, срывался. — Он совсем один. Один во всём мире… А он хищник. Ему нужно мясо! Но он не любит свинину…

По бледному лицу девочки полились крупные слёзы, закапали на пальто. Её губы дрожали, и впалые щёки тоже, и тонкие ноги, но только не руки — они держали котёнка.

Мужчина отпрянул. Лицо его исказилось вдруг ужасом. Несколько секунд он смотрел на девочку пустыми глазами, а затем отвернулся. В феврале сорок второго его кота съели. Его Пушка. Пушку было двенадцать лет, и на груди у него было белое пятно. Мужчина хотел закричать, что есть сил, разбить свою голову о камни. Руки потянулись к шее, к горячей коже, не прикрытой шарфом, и сдавили. Мужчина заплакал. В марте сорок второго он сам ел кошек. А к марту сорок третьего его лицо изменилось.

Снежинки опускались на щёки и быстро таяли, растворялись в солёных каплях. Он не мог просить прощения, не мог просить прощения за то, что хотел её съесть. И не мог дать ей мяса — не такого, какое ей было нужно. Но кое-что дать всё же мог.

— Подожди, — бросил он и побежал в дом.

Аня вслушивалась. Он топал по лестнице несколько этажей. Затем хлопнул дверью. Через минуту хлопнул опять и затопал по ступенькам вниз. Выбежал из темноты запыхавшийся, растрёпанный, с мокрым блестящим лицом и красными глазами. Дрожащей рукой протянул целую продовольственную карточку.

— Можем взять мяса! Пятьдесят грамм, больше не дадут. А ещё мандаринов. Там привезли мандарины.

Девочка прижалась щекой к котёнку и улыбнулась. Снежинки таяли на её волосах.

С рассветом небеса содрогнулись: прогремел «январский гром».

* * *

14 января 1944 года началась «Январский гром», или Красносельско-Ропшинская операция, или операция «Нева-2» — наступательная операция Красной армии против 18-й немецкой армии, осаждавшей Ленинград.

14 января в России отмечают Новый год по старому стилю — или старый Новый год.

Арсений Сохов
«ЗАЩИТНИКИ ЛЕДЯНОГО ЦАРСТВА»

Дед Мороз и его внук Холодок Холодкевич вышли из ледяного терема и отправились в лес. Для смертного холод и блеск снега под солнцем был бы невыносим, а то и вовсе смертелен, но для сказочных существ, могучих духов зимы — погодка была в самый раз. Молча, не торопясь, степенно и с достоинством, оставляя глубокие следы на свежем снегу, дед и внук добрались до места назначения: Большой волшебной поляны — самого сердца Ледяного царства, самого его магического центра. Настало время ежегодного Ритуала Чистки Звёзд. А как иначе смогут они освещать поляну, где будет проходить главное празднество? Нельзя же плясать в темноте: невесело, да и мало ли что в потёмках произойти может?

Внуку Холодку впервые доверили такую ответственную работу — снимать с неба звёзды, чистить и вешать обратно — этакое дело кому попало не доверят. Холодок в этом году достиг совершеннолетия (пятьсот пятьдесят три года — уже кое-что), и в груди паренька сейчас теснилась уйма самых разных чувств: гордость, желание оправдать доверие и, конечно же, лёгкий страх — вдруг не справится, подведёт знаменитого деда, что тогда? Какие слухи тогда пойдут по Ледяному царству? Потому Холодок и не удержался — начал спрашивать Деда Мороза обо всём на свете, хотя Ритуал требовал степенного молчания, осознания важности работы. Дедушка Мороз, однако, традиции чтил, поэтому вопросов внука не замечал, пока не спросил внучок, мол, а почему это на всех важных местах, особенно на границах царства, стоят дозором отряды снеговиков в крепкой ледяной броне. Да, да, самые обычные снеговики, каких дети смертных с удовольствием лепят зимой: в шарфах, с глазами и улыбками из угля, с ведром на голове, ветками вместо рук и морковкой вместо носа. Ведь они же не живые, а просто стоят и молча смотрят в сторону Великого Белого Безмолвия — пустынного пространства, которое тянется на невообразимые вёрсты и за которым, как говорят, лежат иные земли — неизведанные и жуткие. Тут Холодок поёжился — не от стужи, разумеется — от мыслей о приключениях, которые могут встретиться там, в неизведанных землях, в Великом Белом Безмолвии. Приключениях, что могут принести как славу, так и гибель.

Многое говорили о тех землях, что лежали за Великим Белым Безмолвием, но что из сказанного правда, а что сказка, чаще всего страшная, никто доподлинно не знал. Холодок улыбнулся, вспомнив, как ещё совсем недавно, мама Сне́жия — наместница восточной части Ледяного царства, внучка Деда Мороза, пугала его, если Холодок не слушался.

Мол, придёт страшный огненный великан Суртр из дальних Земель Огня и Пламени, и засунет тебя в мешок из пламенных языков сшитый — тут ты и растаешь, а из воды, что от тебя осталась — сварит великан пиво с Алым перцем, жгучим-жгучим и будет своих друзей угощать — огненных элементалей. Будут они пировать и смеяться; вот, мол, какая плоть нашего врага ледяного вкусная. Пиво-то вон какое наваристое.

В детстве Холодок, конечно, боялся, потом вырос и перестал. Страхи превратились в сказку.

Потому так удивился Холодок Холодкевич, когда увидел, как нахмурился Дед Мороз после его вопроса про снеговиков. Старейшина Мороз из-под рукавицы, словно бы пытаясь загородиться от чего-то, сурово глянул в ту же сторону, в какую безмолвно смотрели снеговики, окружавшие поляну. Тень пробежала по лицу Деда Мороза. Показалось ли Холодку или и снеговики, словно подобрались, напряглись и чуть плотнее сомкнули кольцо. Да нет, быть не может, они же неживые.

— Обожди, не время сейчас болтать, — сурово промолвил Дедушка Мороз, — вот сейчас дочищу эту звёздочку, повешу и передохнём. Тогда расскажу тебе кое-что. Пора уже, ведь когда-нибудь, ты, править своей частью царства будешь. Правитель такое знать должен, — с нетерпением и толикой страха ждал Холодок, пока дедушка закончит работу. Младшему отпрыску семьи Морозов было не по себе от той серьёзности, с которой с ним сейчас разговаривал обычно ласковый и весёлый Дедушка. Холодкевич чувствовал, что грядёт разговор серьёзный.

Ждать, однако, пришлось немало — Мороз-Воевода не торопился. Сначала как следует вычистил свои шикарные вышитые рукавицы от налипшего снега, потом хлебнул из фляжки Ледяного Грога, молча протянул фляжку внуку и подмигнул, мол, ты теперь взрослый — можно. Не веря своему счастью, Холодок осторожно отхлебнул из фляжки и тут же закашлялся — напиток ошпарил горло живым огнём. Дедушка ласково похлопал его по спине, забрал фляжку, улыбнулся в густые усы и, ободряюще прогудев: «Ничего, привыкнешь», — принялся сосредоточенно раскуривать серебряную трубку. Холодок молча ждал; он знал, что Дедушку лучше не беспокоить, пока тот собирается с мыслями. Юноша ждал, а сердце его то колотилось, то замирало в предвкушении очередной дедушкиной истории.

Наконец, Старейшина Мороз заговорил:

— Давным-давно, когда был я чуть старше тебя теперешнего и велись на нашей земле войны, случилась одна… история. — Дед Мороз немного помолчал, — непростое было время, тем более что не было у нас нынешних доблестных защитников. — Мороз-Воевода вынул трубку изо рта и указал ей на кольцо снеговиков вокруг поляны. Те, казалось, тоже слушали историю Дедушки. Тишина вокруг установилась звенящая. — Ты называешь их неживыми, и поверь мне, братец, лучше бы они вовек такими и оставались. Ведь оживают они только, когда грядёт война.

— Война? — ошарашенно прошептал Холодок, — но как такое возможно? Никто во всех двадцати семи волшебных царствах уже давным-давно не воюет.

— Было возможно, — мрачно усмехнулся Мороз, — в моё время точно. Да и про теперешнее не говори, чего не знаешь. Думаешь, Суртр, которым тебя мама в детстве пугала — сказки? Там он, там, — махнул Дедушка Мороз трубкой в сторону границ Ледяного царства, — только и ждёт момента… и другие тоже. Да не дадут им возможности наши славные снеговики, — Холодок сглотнул и весь превратился в слух, а Старейшина Мороз продолжал: — так вот, в те далёкие времена, когда снеговиков не было, у нас случилась война. Не война даже, а… месть скорее… месть одного снежного духа, девушки… Ты же знаешь, что все снежные духи и боги, так или иначе, друг другу родня?

— Конечно, дедушка, знаю, — кивнул Холодок, боявшийся упустить хоть слово.

— Так вот, гостила тогда у нас знатная девушка из Восточного царства

— Как? — ахнул Холодок. — Неужто из Царства Слив под Снегом?

— Из него самого, — кивнул Мороз-Воевода, — звали её Юки-онна. И влюбилась она здесь в кого-то, подробностей я уж и не помню, и этот кто-то её предал… а женщины Царства Слив под Снегом, они всегда платят за предательство ужасом, кровью и смертью, — Дедушка Мороз помолчал, — так велики были её скорбь и ярость, что решила она ни много ни мало отомстить не только предателю, но и всей его стране. Наслала она на нас целую армию безжалостных и неуязвимых воинов, что звались Сенго́ку Дзида́й, а ещё тьму, ледяной чёрный огонь и живую хищную кровь, что пожирала всякого на своём пути и не было от неё спасения. Какие чары она использовала? Чем заплатила за такую мощь? Кто знает? Наши лучшие воины шли и шли в воющую, беспросветную тьму, но никто из них не вернулся. Тогда погиб мой отец, твой прадед — Имиир, — Дед Мороз невидяще глянул на внука.

— Прадедушка? — едва слышно выдохнул Холодок, но мама мне ничего о нём не рассказывала, почему?

— А она о нём ничего и не знает. Родилась-то она гораздо после войны, а я ничего ей не говорил никогда. Сам не знаю почему… тяжело мне до сих пор мне вспоминать тяжело… может, и зря я… — Мороз-Воевода умолк, и Холодок увидел, как по лицу могучего старца скатилась блестящая, словно бриллиант, слеза. Но Дедушка тут же взял себя в руки и продолжил, — в тот год я впервые в руки настоящий меч взял, моя очередь была воевать идти… сколько матушка Ледени́ка слёз пролила… а делать нечего. И вот аккурат перед тем, как нам выдвигаться, нежданно-негаданно появляется перед войском человек. Как сейчас помню: роста небольшого, кожа смуглая, нос с горбинкой, пальто и шляпа чёрные, поношенные, вокруг шеи длинный шарф полосатый повязан. У нас никто так не ходил никогда, поэтому он мне и запомнился. Кланяется, значит, нам, и просит немедленно к царю Ледоставу его провести. Ну мы-то, конечно, ни в какую: мало ли — шпион, уловка вражеская. Уже и мечи обнажить хотели, да тут, веришь ли, нет ли — сам царь Ледостав на балкон дворца вышел, чтобы узнать из-за чего шум. Да и увидел этого человека. И тут же повелел его во дворец проводить, двери за ними закрыть и никому не входить, пока велено не будет. Человек в шляпе царю поклонился до земли и во дворец прошёл. О чём они там говорили, кто знает? Да только одно ясно: были царь наш и этот чужестранец добрыми знакомцами. Вышел наш царь Ледостав, спустя сколько-то времени, а у самого глаза так и сияют, а чужеземец рядом с ним стоит, тоже радостный. И вот что царь нам тогда рассказал: чужеземец тот не враг никакой, а друг нашего царя давнишний. Услышал тот человек, какая беда с нами приключилась, и на помощь поспешил. Насилу пробился.

Звали его, оказывается, Мальтиэ́ль Го́фер, и был он волшебником из Царства Песков. И когда-то давно их царство с Царством сливы под Снегом тоже воевало, и нашли они управу на войско жуткое, и на тьму кровавую. Теперь и нам помочь хотят. Обрадовались мы, да давай спрашивать, что, мол, делать надо, а мастер Мальтиэль и говорит: «Приведите ко мне самых ваших лучших волшебников, я им объясню, как из глины и земли с песком славных воинов делать, что силу вражью мигом побьют», — волшебников-то привели, да вот беда: где же в Ледяном царстве столько песка, земли и глины взять? У нас же снег и лёд один. Но мастер Мальтиэль подумал и говорит:

«Это не беда, раз есть только снег и лёд — их и берите, заклинание чуть изменим» — вот так снеговики и появились. С ними мы быстро силы Восточного царства от наших земель отбросили и даже до их столицы дошли — очень славные они воины оказались. Ну тут Император Восточного царства увидел беду для себя неминучую и мир с нами заключил; даже Юки-онна потом прощения просила. Хоть и не сразу, а простили.

— Как простили? — удивлённо и обиженно спросил Холодок, — из-за неё же столько наших погибло.

— Да поняли мы, что не со зла она всё это учинила, просто от горя и боли с ума сошла, связалась не с теми силами, а когда поняла, что натворила — уже поздно было. Она ведь себя убить хотела. Такой у них там обычай — кто сильно провинится — сейчас живот ножом разрезает. Еле отговорили. Правда настояла она, чтобы волшебной силы её лишили, мол, недостойна. Ну на всякий случай сделали так. Говорят, она до сих пор у себя в Царстве в императорских садах садовницей простой служит и ничего другого не хочет.

— А мастер Мальтиэль? — с интересом спросил Холодок.

— А друга своего, царь Ледостав хотел главным советником назначить, дворец ему не хуже своего построить и памятник в столице Зимнегорске поставить, да только мастер тот скромным очень оказался; говорил, мол, не надо мне этого всего, в библиотеку лучше пустите столичную, я там много трудов прочитать хочу. Побыл он у нас какое-то время, а потом в путь отправился. А снеговиков волшебных, да секрет их изготовления нам оставил. С тех пор они нас и охраняют. И ни один враг и носа на наших границах показать не смеет. Так-то. А ты всё, неживые, неживые. Ладно, делу — время, потехе — час. Давай-ка, к работе возвращаться.

До вечера Дедушка Мороз и Холодок чистили звёзды, а потом, уставшие, но довольные, пошли домой.

Перед тем как уйти, Холодок Холодкевич встал в самую середину поляны и низко, на все четыре стороны, поклонился неподвижным снеговикам:

«Благодарствую вам, славные воины, за службу вашу верную! От всего сердца благодарствую. Вы уж простите, коли что не так о вас сказал, иль подумал. Пусть дозор ваш мирным будет», — прозвенел над поляной его чистый голос. Показалось или нет? Улыбки снеговиков на мгновение стали шире.

Влад Костромин
«НОВОГОДНИЙ БОНУС»

Пенсия она дело такое, стал быть, серьёзное, важное, сами понимаете. Уж сколько реформ сделали; сколько раз мерили да резали; сколько обсуждали, а всё равно, ежели ты не генерал, которого двужильный мужик прокормил, то на пенсии жить тебе — тужить придётся по принципу «дорога крошка к обеду» и хвост, рога и копыта начнёшь за мясо считать. Во всяком случае, широко не развернёшься, от души не разгуляешься. Ежели и возьмёшь селёдочку, стал быть, то только по значительному поводу и к большому празднику. Но случаются с пенсией не только реформы, а и приятные чудеса. Особенно в Новый год.

Жил у нас один пенсионер, довольно жуликоватый, но бедный, Кузьмич. В детстве он мечтал уехать в Индию охотиться на носорогов, но не срослось. В позднесоветское время отучился после армии в технаре на оператора машинного доения, немного потыкался на ферме и ушёл, не выдержав соблазна доярками. С тамошними доярками редко кто мог совладать, между нами говоря. После фермы промышлял охотой на кротов — шкурки сдавал, а из шкурок шили шапки для слепых и реализовывали их в интернатах. Потом случилась перестройка — подался Кузьмич в райцентр, там стал неформалом, ходил в кожаной косухе, писал статьи под псевдонимом Весёлый скорняк и псевдописьма от читателей для газет «Куриные истории» и «Актуальная завалинка». Тогда, опосля перестройки, много газетёнок возникло, «жёлтая пресса» в каждом районе расцвела. Про грязное бельё «звёзд», гигантских крыс в метро, грядущее нашествие псевдофобов да похищение людей инопланетянами писали, а старушки, лишившиеся запрещённой тогда компартии, с радостью всё это покупали, читали да впитывали в клетки иссохших мозгов.

А когда Кузьмич вернулся на малую Родину, пенсия, ясное дело, с воробьиный, стал быть, член. Ну вот он в газете в своё время наблатыкался, стал из кукурузы самогон гнать, на манер американского бурбона. Это не удивительно — и в одной, и во второй газетёнке, не взирая на язву желудка, редакторы гнали самогон. Оно и понятно — на трезвую голову такую муть не насочиняешь. Так что пример у Кузьмича перед глазами был. Благо и бабка Вера по прозвищу Ключница к тому времени преставилась, так Кузьмич её «ноу-хау» — затыкать бутылки с первачом небольшими кукурузными початками и присвоил. Ещё и этикетки на старом принтере, из газеты умыкнутом, печатал: «Бурбон Кузьмич». И всё бы ничего, но временами, когда пробу снимал, пил. Случалось, как говорится, до зелёных чертей. Но строго по большим праздникам: на Новый год, Рождество, День Победы и Пасху.

На Новый год дело и случилось. Снабдил Кузьмич всех постоянных покупателей «бурбоном», сам принял стакан, другой. Тут, стал быть, Президент, куранты, все дела. Встал Кузьмич, гимн прослушал, да и «тут же выпил», как Ерофеев писал. Слышит, вроде как звон в стекло оконное, будто снежком засветили. Подумал, что асоциальные дети, одичавшие стервецы: они тогда в стайки сбивались, но не просто озорничали, а уходили в лес грибы и жёлуди искать, хрюкали, мяукали, лаяли «обло и озорно» да на людей, стал быть, нападали. Дом его в аккурат на краю деревни стоял, лес неподалёку начинался. Взял Кузьмич ружьё, выскочил во двор. Смотрит и глазам своим не верит: стоит во дворе на свежем снегу металлическое блюдце. А снег вокруг не примят, ни следочка. Стал быть, с неба упало. Почесал Кузьмич затылок, да и захрустел снегом к несанкционированному предмету. Подошёл, стволом постучал. Звон металлический слышен, стал быть, не видение алкогольное. Тут в блюдце навроде двери отверстие протаяло, да Кузьмича вовнутрь и затянуло непонятной силой. Кузьмич аж ружье от неожиданности выронил. Сидит в блюдце за столом зелёный человечек в очках, пиджаке и с галстуком, бумаги на столе перебирает, на монитор косится.

— Искоркин Николай Кузьмич? — строго так спрашивает.

— Я это, — мямлит Кузьмич.

Не по себе ему стало — припомнил, как в «Куриные истории» и «Актуальную завалинку» сочинял статьи о похищениях людей пришельцами. «Вот она какая, карма!» — подумал он и судорожно дёрнул кадыком. — «Неужели опыты надо мной будут проводить?».

— Пенсией довольны?

— Да какая есть… слава Богу, — перекрестился неумело, а сам думает: лишь бы эта сволочь зелёная про самогон не прознала, а то вовсе пенсии лишат. Чиновники-то они везде одинаковые, хоть на Земле, хоть на Тау Кита, — хоть такая…

— А мы тут, в Межгалактическом Пенсионном Фонде, пересмотрели ваши данные, учли, что вы благотворительностью занимались, что, как правило, является аномалией, но…

— Это когда же? — перебил Кузьмич не выдержав. Уж сколько себя помнил, а благотворительности за собой, стал быть, не замечал. — Когда я благотворительностью занимался?

— Вот тут всё указано, — зелёными бумажками пошуршал, явно недовольный, что его перебивают, — вы шапки из кротовых шкурок по льготным ценам слепым продавали.

А там схема была у Кузьмича: слепым то без разницы, что за мех, мех он мех на ощупь и есть, а чей — они всё равно не видят. А цена бюджетная — все довольны: и Кузьмич, и руководители бюджетного учреждения, что шапки закупали.

— Мы это учли, пенсию пересчитали и решили дать вам к Новому году, как у вас, землян, говорится, новогодний бонус.

И подаёт какие-то кружочки разноцветные, на пластиковые пробки от бутылок похожие.

— Это что такое? — недоумевает Кузьмич.

— Галакты, межгалактическая свободно конвертируемая валюта.

— И что с ними делать?

— Можете на любой цивилизованной планете ими платить.

— А на Земле?

— Я же сказал, любая цивилизованная планета. Извините, мне пора. — Чиновник МПФ поправил узел галстука. — Вы у нас не один.

Тут непонятная сила Кузьмича из блюдца обратно-то и вынесла, блюдце бесшумно взлетело и бесследно растворилось в морозном небе среди салюта, который соседи Кузьмича, подогретые щедрыми праздничными порциями «бурбона», с пьяными улюлюкающими воплями, выстрелами из ружей да фейерверков устраивали, поганя ясное звёздное небо. Так, в Новый год, остался Кузьмич без верного ружья и с пригоршней непонятной межгалактической валюты на руках.

Поменялся с тех пор Николай Кузьмич Искоркин кардинально. Сжёг подшивку «Куриных историй». Перестал общаться с бывшими покупателями «бурбона». И самогоном торговать перестал. И сам пить совершенно бросил. Дорогой телескоп себе купил. Теперь по ночам всё в небо смотрит и ждёт, пока новогодний пенсионный бонус можно будет и на Земле потратить.

Григорий Родственников, Саша Веселов
«КОНТРОЛЬНАЯ ПРИМЕРКА»

Последняя пара дней уходящего года мне не слишком понравилась. Да и кому понравится, если… Впрочем, не буду забегать вперёд и расскажу всё по порядку.

Познакомился я с девушкой, Клавой зовут. У неё отец айтишник. Мне имя не очень приглянулось, не люблю всякие компы и интернеты. У меня, правда, у самого имя не сахар. Автоном. Папаша нарёк, когда на автокомбинате слесарем работал. У нас в родне у всех имена чудные были. Папу дедушка измыслил назвать Пячегодом (Пятилетка за четыре года). Но я не ропщу. Автоном имя хоть и дурацкое, зато редкое, девушки на него ведутся. А девушек я люблю. А чего ещё делать после работы? Я на базаре женским бельём торгую, дружок устроил. Отстоял за прилавком до шести вечера и свободен, как птица — лети куда хочешь.

Кстати, на базаре с Клавдией и познакомились. Ей розовые ажурные трусы приглянулись. Друг на них бирку приспособил — Bordelle. На самом деле его жена швейный цех держит. Но покупателям об этом знать ни к чему. Вот и Клавдия на этикетку повелась. Взяла трусы, пальчиками гладит, резинку теребит, даже понюхала.

— У вас отличный вкус, — говорю. — Сразу видно эстетически развитого человека. Такого белья в этом захолустье не сыщешь. Лучший британский бренд. Сама королева по дворцу в них ходит.

— Да уж больно название двусмысленное, — морщит она хорошенький носик. — Развратом отдаёт.

— Ага, — соглашаюсь. — В этом и шарм. Разве вам не хочется быть свободной от предрассудков и низменной застенчивости?

— Да и цена кусается. Три тысячи за труселя! Это же грабёж!

— Они стоят пять. Но за такую цену никто не купит — народ у нас дикий. Вот и приходится продавать себе в убыток.

— И всё же, три тысячи — это слишком дорого…

— Вы очень красивая, — отвечаю с придыханием. — Отдам за две, но с одним условием!

— Каким? — интересуется она, а сама аж млеет от моего комплимента.

— Если согласитесь со мной поужинать…

— Ой, я даже не знаю, — жеманится она. — Я же вас совсем не знаю.

— Меня зовут Автоном. Приятно познакомиться.

— Какое интересное имя.

— Редкое, да. Но вы можете звать меня — Авти.

— А я Клава, — и реснички вниз.

— Принято, — говорю, и меняю деловой голос на приторный, — так что мы с вами, Клава, поужинаем нынче в «Бельведере».

«Бельведер» — это пафосное место в нашей заштатной дикости, а у меня там армейский кореш на фейс-контроле.

Смотрю — среднее образование и отсутствие перспективы выйти замуж за принца повелось на моё предложение:

— Так неожиданно, но я «два через два» во вторую смену работаю, не могу сегодня…

— Принято! Вот ваши «слипы», модель с высоким вырезом, для красивой фигуры и тех, кто с понятием, — и снова с делового на сахарный: — Тогда послезавтра в восемь в Бельведере.

— Так это же первое января будет?

— Вот и отлично, встретим Новый год вместе.

Клава, пунцовея, как маков цвет, рассталась с двумя тысячами рубликов, приняла моё предложение, и, пряча покупку в пакет, не смея посмотреть мне в глаза, тихо буркнула в сторону:

— Шалунишка! — и убежала.

Ах, все мы немножечко «Фрекен в бок», так говорю я, когда девушки артачатся сами раздеваться и им приходится помогать — пока они задумываются о смысле сказанного, их спейсеры, бра и минимайзеры оказываются в моих руках. Клава-Клава, ты ещё многого обо мне не знаешь.

— В восемь у «Бельведера»! — крикнул я вслед и вернулся к работе.

— Тёплое бельё есть?

— Вам танго на меху или стринги с начёсом?

* * *

Тридцать первого декабря утром меня ждал сюрприз. Хотелось выспаться перед новогодней ночью, однако мой секретный номер, о существовании которого знали лишь единицы друзей, бесцеремонно вырвал меня из объятий Морфея.

Звонил сменщик Царьков Илюха:

— Саня, караул… тебя тут психическая ищет… я не при делах… но Белладонна ей твой адрес дала… А лярва, походу, Академию заканчивала.

Белладонна — это хозяйка нашего павильона Белла Антоновна Свидрач.

— Царьков, ты про что, а? Какая ещё Академия?

— Белладонна твой адрес бабе дала, которая говорит, что ты её оприходовал… и хочет к прокурору… понял ли?

— Нет, — признался я. У меня всё всегда было по согласию и последний раз хоть и не помню, когда, но явно не вчера. — Царьков, а что за баба-то?

Электрические сигналы в мобильнике преобразовались в частые прерывистые гудки, и одновременно с ними заливисто проснулся дверной звонок. Звонили долго и настойчиво, звонили всё время, пока я искал, чем прикрыться, и не торопясь шёл к двери, зевая и завязывая на животе шнурки треников.

Открываю. Вот вам и Фрекен в бок. Передо мною стоит Клава. И по её перекошенному личику я сразу догадался, что романтический ужин в «Бельведере» отменяется.

Даже не успел изобразить радостное изумление, как получил уверенный и сильный удар в солнечное сплетение. Пока я словно рыба хватал ртом воздух, Клавдия втолкнула меня в квартиру и следом зашла сама.

Схватив меня за волосы, жаль давно не стригся, эта фурия притянула меня к себе и заглянула в глаза. И в огромных чёрных зрачках я увидел… Нет, ничего не успел увидеть, потому что получил болезненный тычок в нос.

Я сидел на полу и одной рукой массировал живот, а другой собирал кровавую юшку, сочащуюся из обеих ноздрей. А злая тётка стояла надо мной, широко расставив толстые ноги. Да-да, толстые, мясистые, как у лягушки-переростка. И как я мог польститься на такую непривлекательную особу? Где твой утончённый вкус, Автоном?

— Клавдия, — простонал я, — мы же цивилизованные люди. Разве можно с ходу драться? Вы же девушка, а не «держиморда околоточная»…

— Убью, маслобой драный, — прошипела она и сунула под мой подбитый нос кулак немаленьких размеров. И, о ужас, между большим и указательным пальцем я обнаружил бледно-синюшную татуировку: «МИР».

Вроде с первого взгляда ничего особенного. Девочка когда-то наколола по глупости, потом пыталась свести. Только у моего сменщика Илюхи Царькова такая же. Он бывалый, три ходки в места не столь отдалённые. Я как-то спросил его, неужто так мир любит, что даже на себе увековечил? А он ответил: «Дурак ты, Автоном. Это значит: «Меня исправит расстрел».

Так вот почему «Академия»… Это же так зона по-ихнему называется. Вот это влип, вот это поворот на сто восемьдесят градусов.

А эта криминальная амазонка вынимает из-за пазухи трусы розовые и на пол бросает со словами:

— Это что за подстава? Над честными девушками издеваешься, маслобой?

— Помилуйте, Клавдия, трусики фирменные, контрабандные. И при чём здесь масло? Я ничего не взбиваю. Что вы всё, маслобой да маслобой. Если, конечно, вам хорошее масло нужно, то я достану… белорусское есть или голландское…

— Молчи, бесогон! — рычит она и аж слюнями брызжет.

— Какие-то у вас словечки мудрёные, я таких не знаю. Вы мне лучше простым языком объясните, а начните с того, почему вы не на работе? Сами говорили: «два через два»…

И тут не даёт ответа, а только вдруг медленно начинает моя гостья по стене сползать, словно из её нахрапистой бесцеремонности вынули заводную пружину, устраивается на полу напротив меня, и, растирая по личику макияж пополам со слезами и соплями, начинает голосить протяжно:

— Да какая же теперь может быть работа, ой, какая же я дура, ой повелась, а ты, гадина, зачем на базаре мудруешь, что за напасть такая, ой, дура я, дура!

И снова песня о главном. Что-то случилось? Нет, припев этой песни мне легко зашёл, потому как ничуть не противоречил моей мировоззренческой концепции. Бабы — дуры не потому, что, а вопреки всему! Однако ответа на главный вопрос, что случилось, не давал. За малое время прокрутил я в сотрясённом мозгу всё, что знаю о наркотиках, новогодних розыгрышах и похождениях буйнопомешанных граждан. Больше походило на буйнопомешанных, но случай редкий. Так, с чего начать, если ножи и вилки прятать поздно, попробуем разговором отвлечь.

— Так ты, Клава, почему, говоришь, на работу-то не пошла?

— Не пошла вот, — всхлипнула Клава, — трусы твои проклятущие надела, и сразу такое пошло-поехало, с ног валюсь, перед глазами огни скачут, грудь болит, соски, как укусил кто, в жар меня кинуло, промокла вся, и мысли бесстыжие лезут, как будто меня пятеро в цирке…

— Стоп-стоп, это что значит — пятеро, по очереди, что ли?

— То-то, что сразу!

И опять заревела. Точно: клиника! Куда её теперь, в Кащенко или в Белые Столбы? Вот на уроках безопасной жизнедеятельности детям всяким бредом про пожары и другие стихийные бедствия головы забивают, а что делать, куда звонить при встрече с психами? Об этом ни полслова!

— Я, Клава, не знаю, почему ваша простодушная невинность не позволяла вам ранее видеть вокруг себя всеобщей тотальной сексуальной озабоченности, но только это не повод на работу не идти. Вы что же, считаете, если работяга железяку какую в станке крутит, так он про эту железяку думает? Нет, Клава, не про железяку!

— Да знаю я, о чём вы все думаете-то, и ты, знаю, зачем в Бельведер звал, только я не такая, а согласилась от тоски!

— Допустим, от тоски, но при чём здесь работа?

— Позвонила я на работу, как была в одних трусах, а во мне гонор поднялся как у Суперстар, ну и обсказала им, где я видела их с их древесно-стружечными планами, опилками и шлифовальными машинами!

Снова рёв, слёзы и мои утешения пропускаю, только конкретно суть:

— И началось: с соседями вдрызг, с родителями в клочья, и всё из меня прёт, то я министерка какая, то из блатных, то Путина крестница, а всё трусики виноваты ваши!

— Однако странные рассуждения: ну, поплавились у вас предохранители, ну немного повздорили-поспорили-поговорили, но при чём же здесь трусики. Вот заметьте, ко мне вы без них, то есть с ними в руках пришли, а пёрло из вас зоной как новогодний фейерверк!

— Не тебе, маслобой, меня зоной попрекать! — оскалилась она. — Говори, извращенец, чем трусы натёр?!

— Я?! Натёр?! Помилуйте, Клавдия, это уже не смешно. Если уж начистоту, какой дурак копеешные слипы чем-то натирать будет? Хорошо, что при примерке не порвались. Матерьяльчик дрянь!

— Натёр, чтобы поиздеваться! Я, как только их напялила — чуть по соседям секса просить не побежала, еле скинуть успела.

— Экая вы горячая женщина…

— Наркотические трусы! Или, может, ты их конским возбудителем пропитал?! — и опять мне кулаком в нос тычет.

Вижу, спорить бесполезно. Говорю:

— Хорошо. Согласен на возврат товара. Только без фирменной упаковки не приму.

Тут она коробочку из сумки достаёт и в лицо мне швыряет.

— Подавись!

— Теперь всё в порядке. — Взял с тумбочки кошелёк. — Получите ваши две тысячи рублей.

А подлая зэчка мне пальцем грозит:

— Нет, баклан, алтушками не отделаешься. А за моральный ущерб?

— Хорошо, — вздыхаю. — Возьмите три.

— Опозорил честную девочку и копейками отделаться хочешь?

— Помилуйте, не пятёрку же вам давать?

— Нет, не пятёрку — пятьдесят штук гони!

Я аж дара речи лишился.

— Вы в своём уме? У меня таких денег нет.

— Придётся найти, — и нехорошо улыбается.

— Знаете, Клавдия, — строго говорю. — Вы, наверное, по своей Академии стосковались? Если немедленно не покинете мой дом — позвоню в полицию.

— Нечем звонить будет, бесогон, когда Ибрагим тебе руки вырвет. — И дверь толкает. А за дверью громила небритый стоит.

— Зачэм сэстру мою обыдел? Сэйчас убывать тэбе буду.

Короче, отдал я налётчикам деньги. Наскрёб сорок четыре тысячи, больше не было. Думаю, нужно сообщить органам о вымогателях, не дарить же такие деньжищи. Только когда мои кровные вернут — неизвестно. Остался ты, Автоном, без гроша на Новый год. И такая тоска меня взяла, хоть волком вой. Сел на кровать, верчу коробку из-под труселей и вдруг понимаю, что не «фирменная» наша вещица, что Илюха с дружками в подвале шлёпают — незнакомая. И иероглифы на ней не китайские, а японские. Объёмные такие, приятные на ощупь. А самое удивительное, понимаю, что написано, словно в моей голове онлайн-переводчик заработал:

«Избранница! Амэ-но Удзумэ — Фея луны, богиня счастья, любви и радости, дарит тебе волшебство. Надень, и фонтану твоих наслаждений позавидуют небожители».

Что за наваждение? Какой ещё фонтан? Может, и правда трусы какими-нибудь возбуждающими феромонами пропитали?

Не знаю зачем, но надел я на себя эти розовые слипы. И что думаете? Будто тысяча солнц в моей голове взорвались, ощутил я себя женщиной, да настолько голодной до мужиков, что едва рассудка не лишился. И такие извращения на ум пришли, что в самом отвязном порно не увидишь. Хорошо, что Ибрагим ушёл, иначе несдобровать бы ему.

Скинул трусы, стою весь в поту. Ну и вещица, однако. А ведь можно их использовать по назначению. Ни одна баба не устоит, если наденет. А я тут как тут, готов к грязному сексу. И так я воодушевился, что решил немедленно эксперимент провести. Поехал на работу, там сегодня должна Шурка в подсобке товар перебирать. Девушка красивая, но робкая. Ничего, главное — её уболтать надеть волшебные труселя. Язык у меня проворный — сумею!

Только вместо Шурки начальницу встретил. И чего наша Белладонна тридцать первого на работу припёрлась?

А я уже в раж вошёл. Умоляю, говорю, вас, Белла Антоновна, помочь моему горю. Достал по случаю интимное бельё для своей невесты. Но если с размером ошибусь — век не прощу себе! У вас такая же богатая фигура, как у моей девушки. Один в один! Не могли бы примерить трусики?

Она смотрит на меня, как на психа:

— Ты, Автоном, в своём уме? Какая женщина после другой трусы надевать будет?

— Умоляю вас! Вопрос жизни и смерти!

Одним словом, уговорил. Взяла она труселя и в подсобке скрылась.

Недолго ждал. Открывается дверь, и нежная ручка меня за пиджак хвать…

И такое началось — словами не передать. Честное слово, за такой секс и жизнь отдать не жалко.

А потом мы поженились. Не смогли жить друг без друга. Я думаю, что будет, когда волшебные трусы износятся? Но они же волшебные. Вдруг им сносу нет.

Фамилию я жены взял. Был Тютькин — стал Свидрач. Я теперь не на рынке мёрзну, а в тёплом кабинете начальника сижу. А на дубовой двери золотая табличка:

Директор Автоном Пячегодович Свидрач

* * *

Уголовный жаргон:

Бесогон — глупый человек, дурак.

Маслобой — онанист.

Алтушки — мелкие деньги.

Баклан — 1. неопытный вор; 2. мелкий спекулянт.

Николай Лебедев
«ПРИГОРШНЯ ТАЛЕРОВ»

Чего только не выдумают эти проказники!

Ханс Кри́стиан А́ндерсен

Настроение — хуже некуда. Нет, оно ещё хуже. И всё это в самый канун Нового года, в середине дня тридцать первого! Нормальные люди уже с утра готовятся к праздничному ужину: приняли аперитив под ароматную селёдочку и с лёгким чувством эйфории строгают ингредиенты для традиционного салата. Перфекционисты и прочие сомневающиеся тыкают пальцем в холодец, проверяя его на упругость. Люди как люди, а ты едешь на работу, злостно нарушая Трудовой кодекс.

— Андрей, мне кажется, что вчера мы после банкета не выключали в редакции электроплитку. Пожара не случилось, как я понимаю, но праздники предстоят длинные. Представляешь, сколько электричества нагорит! Будь добр, сгоняй по-быстрому и обесточь, — начальник на секунду замешкался, а затем добавил: — С меня причитается. Сам бы съездил, но супруга не выпускает. А ты у нас холостой.

Андрей высказал про себя нелицеприятное мнение о шефе и попытался поудобнее устроиться. Переполненный автобус жил своей жизнью: одни пассажиры входили, другие выходили. При этом каждый из них что-то перемещал в руках: кто объёмный пластиковый пакет, кто тяжёлую сумку или тележку. Праздник долгий, и жевать вкусности придётся постоянно. Традиция.

Автобус притормозил перед «лежачим полицейским». При этом стоящие в его чреве пассажиры продолжили своё поступательное движение. Законы физики, без знания которых в общественном транспорте лучше не стоять или в крайнем случае за что-нибудь зацепиться. Законы же жизни в этом случае говорят, что это благоприятный момент, чтобы обчистить карманы честного труженика, наверняка набитые в преддверии праздника денежными знаками.

Андрей знал, чем чреват описанный выше манёвр, но его сосед позади, по-видимому, нет. Он всем телом навалился на Андрея, а его руки начали судорожно искать надёжную опору.

— Извините, — виновато произнёс позади Андрея юношеский голос.

Андрей не являлся исключением из миллионов своих сограждан и также желал достойно встретить Новый год, побаловать себя и друзей золотым деликатесом красного цвета, где каждая икринка стоит рубль и армянским коньяком, который в угоду Европе стали называть бренди. Все эти атрибуты скромного пиршества он собирался купить сегодня на обратном пути. Обретя равновесие, и отнюдь не из чувства утраченной веры в людей, Андрей похлопал по всем карманам своей куртки, желая убедиться в наличии в них бумажника. Обычно он пользовался пластиковой карточкой, но только ни в этот раз, ведь кроме традиционных праздничных возлияний ему предстоял дружеский турнир в преферанс на интерес.

Бумажник во внутреннем кармане оказался на месте, а кроме него твёрдый на ощупь предмет неизвестного происхождения, которому находиться в его накладном кармане не полагалось, так как во все времена он предназначался для хранения носового платка. Смутная догадка осенила Андрея, и он обернулся.

Внешний вид невысокого молодого человека разительно отличался от шаблонно одетой массы пассажиров, окружающих его: в валенках и тулупе из шкуры дикого зверя мехом вовнутрь, а на голове то ли треух, то ли малахай. Одним словом — чучело. Нет, скорее ряженый, одетый не по погоде. Зимы в последнее время складывались в столице тёплыми, и куртки из полиэстера, утеплённого синтепоном, являлись вполне надёжной защитой от слабых холодов.

— Помоги мне, друг, — полушёпотом произнёс незнакомец, забавно коверкая слова. — За мной следят, и скорее всего, схватят. Сохрани это, только не три. Я тебя скоро найду… Если повезёт.

В последних словах «чучела» сквозило нескрываемое отчаяние. Сказав всё это, он ловко юркнул в толпу стоящих возле выхода людей и в последний момент выскользнул из автобуса через медленно закрывающиеся двери. В ту же секунду Андрея оттолкнул в сторону мрачный тип и рванулся тому вслед. Он немного не успел, а водитель автобуса оказался принципиальным или злым оттого, что ему досталась сегодня такая фиговая смена. Автобус тронулся, и как только остановился вновь, мрачный преследователь выскочил из него и ринулся к предыдущей остановке.

Теперь можно было спокойно рассмотреть загадочный предмет в кармане. Андрей вытащил из него «Это». Он разглядывал резную деревянную шкатулку размером с пачку сигарет и силился догадаться, о чём сыр-бор. Замочек поддался без усилий. Внутри шкатулка оказалась отделана алым бархатом, на котором лежала старинная серебряная монета.

Все прекрасно знают, что сгубило кошку. Верно, — любопытство. Андрей не удержался, вынул монету и потёр её большим пальцем, стараясь прочитать неразборчивые надписи на ней.

«Вот же я попал!»

* * *

По правде говоря, сейчас Андрея мучил другой вопрос: «Куда?». Очумевший, сидел он в каком-то заведении на грубо сколоченной скамье за таким же дизайнерским столом из струганных досок и вертел во все стороны головой. Окружающая обстановка более всего смахивала на трактир или харчевню, стилизованную под восемнадцатый век. Никаких современных материалов, только грубо обработанное дерево. Почти все места заняты. Андрей бросил мимолётный взгляд на небольшое окошко напротив. Во дворе было светло, и крупными хлопьями валил снег, хотя минуту назад шёл дождь. Впрочем, в скромном по величине зале тепло и уютный полумрак, скрашиваемый весёлыми отблесками свечей на столах и догорающем огне в очаге, сложенном из больших камней.

«Похоже, что каким-то образом я очутился на чьём-то новогоднем корпоративе, — первым делом подумал Андрей. — Но как?!»

Странно, но его появлению здесь никто не удивился, и этот факт сильно обескураживал. Андрей ещё раз огляделся по сторонам. Участников новогоднего банкета немного, человек десять-двенадцать. Старомодно одетые, сидели они за столами и терпеливо ждали, поглядывая на очаг, в котором изредка вспыхивали и шипели седые угли, когда на них капал жир с большого куска мяса, насаженного на вертел. Тот уже почти покрылся аппетитной коричневой корочкой, и это зрелище для голодных людей становилось просто невыносимым. Пытку голодом усугублял умопомрачительный запах, проникающий буквально в каждый уголок сравнительно небольшого помещения с высоким балочным потолком. С прокопчённых балок, изрядно подпиленных древоточцами, свисали круглые светильники из кованого чёрного металла. Свечи в них пока не горели. Одним словом — экзотика. Перед посетителями на столах стояли большие глиняные кружки, содержимое которых поддерживало задушевные беседы.

«Какое-то скучное у них веселье, — подумал Андрей. — Ёлки нет, нет музыки и громких тостов, только треск углей и тихий шелест голосов».

Просто удивительно, но он не чувствовал сейчас никакой паники, только по-домашнему душевный уют. Но ничего не понимал. К его столику подошёл официант и шустро навёл на нём чистоту. Ещё мгновение, и на столе появилась чистая скатерть, а на ней кусок ржаного хлеба; блюдечко с маленькими солёными рыжиками; миска с кислой капустой; вилка; глиняная кружка и кувшин с напитком. Недолго раздумывания, Андрей сам себе налил из глиняного сосуда и пригубил.

«Медовуха!» — ему был знаком этот душистый напиток и его неповторимый вкус. В первый раз он к нему приобщился в Детинце — древней крепости Великого Новгорода, когда учился там на курсах повышения квалификации. Помнится, там ещё подавали щи по-монастырски и мясо по-посадски. Только сейчас Андрей ощутил, что безумно голоден, и навалился на незамысловатую еду, ловко орудуя двузубой вилкой. Насыщения этот процесс ему не принёс и как все остальные он уставился на очаг.

В трактире заметно потеплело и возможная причина этому — горячий напиток, выхлебанный Андреем до дна. Он стянул с себя куртку и положил на скамью. Под курткой оказалась зелёная толстовка с надписью золотыми тиснёными буквами.

В дальнем углу таверны кто-то прокашлялся в кулак для привлечения к себе внимания, и присутствующие невольно повернули головы к источнику звука.

Оглянулся вместе со всеми и Андрей. Это место в заведении, похоже, редко кто занимал: крохотный стульчик и такой же столик ни в коей мере не способствовали дружескому общению, ради которого посетители здесь собирались. Существо за угловым столиком напомнило Андрею сказочный персонаж, будто сошедший со страниц детских книжек с картинками. Это был старый гном с лицом, сморщенным от житейских невзгод. Его, похоже, все прекрасно знали — отшельник, живущий в одиночестве у подножия Волшебного холма.

— Хочешь нам что-то рассказать? — послышалась со всех сторон разноязычная речь.

Гном заёрзал на хлипком стульчике, устраиваясь поудобнее. Так, чтобы все его видели. Шаткий стул жалобно скрипнул, но выдержал нелёгкое испытание на прочность.

— Кроха пропал, — наконец выдал он свою новость. — Пошёл к Волшебному холму и сгинул.

В трактире начались пересуды. Собравшиеся знали, что Кроха приударяет за младшенькой дочкой лесного царя. Сам же царь их отношений не одобрял, ему давно приглянулся в зятья старый норвежский тролль первого разряда с несметным количеством золота в подвалах своего замка. Все знали, что Волшебный холм — гиблое место, пропасть там можно ни за грош. Искать там Кроху для многих из них — верная погибель! Андрей улавливал суть разговоров лишь частично, только когда они говорили по-немецки или по-голландски.

— Прямо Вавилон какой-то, — невольно вырвалось у него.

Наверное, Андрей сказал это слишком громко, потому что посетители таверны на мгновение затихли, а затем разговоры вспыхнули вновь, но сейчас все они говорили исключительно по-русски.

— Зачем он только туда попёрся?! Опасно ведь! — вопрос этот волновал сейчас всех. Кроху здесь любили.

— Праздник царь устроил. Гостей уйму позвал, — ответил им гном. — Дочек своих хочет замуж пристроить. Вот он и решил испытать свою судьбу. Своими глазами видел, как он в холм входил.

Старый гном замолчал, а затем виновато добывал:

— Два дня уж минуло с той поры.

В трактире ненадолго воцарилась тревожная тишина, но тут за окном что-то полыхнуло.

— Гердочка прилетела.

Народ оживился, на лицах расцвели добрые улыбки. Входная дверь распахнулась, на секунду впустив в таверну лютый холод, и впорхнула та, которую только что помянули. Припорошённая снегом, в унтах и просторной парке из голубой лисицы с накинутым на голову меховым капюшоном, походила она на распушившегося ангорского кролика.

«Дорогой наряд, — оценил Андрей одежду гостьи. — Если это не искусственный мех, то на миллион потянет».

— Ну вот! — воскликнула она. — Я думала, что здесь уже вовсю идёт праздник, наряжалась, спешила, а они мёд пьют. Хороши, ничего без меня сделать не могут!

— Так холодно же, вот и греемся, — попробовали оправдаться собравшиеся.

Она вышла на улицу и через несколько секунд вернулась, волоча за собой небольшую ёлку.

— Хватит расслабляться, наряжайте.

Все дружно повскакивали с мест и принялись выполнять поручение. Андрею сразу стало понятно, кто в этом доме хозяйка. Она же скинула капюшон, сняла свою шубку и повесила её возле входа. Перед Андреем предстала девушка необыкновенной красоты. Нет, Андрей встречал в своей жизни немало красавиц, но здесь было совсем другое. Водился за ним такой грешок: поначалу влюбляться в тело, затем уже всё остальное. Как назло, все девицы на поверку оказывались пустышками. Что ж, такое случается часто, и его поиск половинки продолжался.

Хозяйка осмотрелась и тут заметила незнакомое лицо. Взгляд её упёрся в Андрея.

— Что это за чучело? — спросила она на незнакомом ему языке.

— Мы не знаем, — послышалось отовсюду. — Он возник совсем недавно. Походу русский.

Девушка приблизилась к столику Андрея и села напротив. Несколько мгновений они изучали друг друга.

«Обалденно красивая», — подумал он.

«Симпатичный», — сделала вывод она.

— Как тебя зовут? — спросила красавица по-русски.

— Андрей.

— А меня Герда. Вот что, Андрей, расскажи-ка ты мне, каким ветром тебя к нам занесло?

Незваному гостю ничего не оставалось, как всё ей выложить. И о своей работе, и о не выключенной электрической плитке в литературной редакции, и про битком набитый автобус, и о своей встрече в нём с незнакомцем. В качестве доказательства он достал из куртки шкатулку и поставил на стол. Герда открыла её, но вытаскивать монету не стала.

— Понятно. Вот ведь настырный!

— А вот мне абсолютно ничего не понятно! Где я и кто вы все?

Герда улыбнулась так, что Андрей в ту же секунду осознал, что по уши в неё влюбился. Такое изредка случается, и чувство это под стать волшебству.

— Тебе знакомо имя Ханс Кристиан? Или Ганс Христиан, в зависимости от его перевода с датского языка? — Герда ласково улыбнулась, произнося это имя.

— Постой, ты сейчас говоришь о писателе Андерсене?

— Именно о нём, — Герда сделала паузу. — Дело в том, что он мой отец, а также отец всех тех, кого ты здесь видишь.

Андрей вконец запутался, ему явно требовалась помощь. И хорошо, если это будет не помощь психиатра.

— Ты очутился в сказочной стране, Андрей, а невольно помог тебе к нам попасть мой названный братик Кай. Именно его ты встретил в дороге. Здесь его все зовут из-за роста Кроха. Ты ведь потёр пальцем монету?

Новая информация нисколько не помогла Андрею, а скорее наоборот — полностью запутала. У него назревал диагноз, с которым уверенно забирают в психушку. Все его чувства читались сейчас на лице, и Герда поспешила выправить положение. Ей пришёлся по душе этот высокий, темноволосый парень с карими глазами, бегающими в данный момент по сторонам.

— Да, Андрей, все мы — литературные герои, созданные воображением великого писателя. Только не спрашивай, как это произошло, никто этого доподлинно не знает.

— Герда, Кай. Так ты из его сказки «Снежная королева»? Постой, но в книге ты маленькая девочка, а здесь, — Андрей замешкался и, кажется, покраснел, — невеста.

Он начал понемногу приходить в себя от неожиданного поворота сюжета.

— Мне нравится цвет твоих волос, — наконец произнёс он, чтобы скрыть неловкость.

— Это седина, дружок, — Герда задорно рассмеялась. — О, я поняла! Тебе нравятся седые двухсотлетние старушки!

Теперь уже рассмеялся Андрей, оценив шутку. Дружелюбно заулыбались и остальные посетители. Они давно бросили наряжать ёлку и сгрудились возле их столика, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Герда, ты можешь мне вкратце рассказать, как произошло это волшебство?

Как любой дотошный человек, Андрей всегда старался докопаться до истины, разложить всё по полочкам.

— Шутишь?! Одно могу сказать, что мы так же материальны, как и ты. Едим, пьём, спим, любим. Живём.

Они ненадолго задумалась.

— Давно это было. Отец нас безмерно любил, а как могло быть иначе, если он вкладывал в своих детей всю свою душу. Наверное, он сильно тосковал, ведь когда книга закончена, её герои начинают жить своей жизнью. Кто-то их любит и сопереживает, кто-то ненавидит. Сами читатели подпитывают нас своими эмоциями, одновременно добавляя в сюжет что-то своё, личное. Может, только благодаря им мы до сих пор существуем, хотя иногда и преображаемся. Мистика? Вполне возможно, я этого не исключаю.

Андрей задумался, ведь как обычно бывает: любой ответ на вопрос рождает массу новых:

— Если не секрет, а как на практике работает ваша магия?

— Я тебе говорила, что Андерсен очень любил своих детей и сильно по ним тосковал. Вот и придумал способ видеться с нами. Мучился, но всё же придумал, — Герда показала на монету. — Трёшь её большим пальцем и представляешь, куда ты хочешь попасть. Он был очень добрым и посещал нас, чтобы проверить, как нам живётся в его волшебном мире. Если плохо, то кое-что в своих книжках исправлял. Говорил, что если нам самим необходимо что-то поправить, мы бы без стеснений посещали его. Потрите, говорил монетку и вы у меня в Копенгагене. Одна монета осталась у него, а несколько других он раздал наиболее достойным из нас. Вот, посмотри.

Герда залезла в карман брюк и вытащила оттуда монету, как две капли похожую на ту, что лежала в шкатулке на столе.

— Это моя.

Только теперь Андрей как следует рассмотрел загадочный артефакт. На аверсе был изображён стоящий в вызывающей позе голый бородатый мужик с деревом в руке. Брутальный и чрезвычайно волосатый. На реверсе — замысловатый герб. Прочитать надписи Андрей не смог.

— Кто это? — он указал, держа монету за гурт на изображение человека с дубиной.

— Вильдеман — «дикий человек». На монетах герцогства Брауншвейг, что в Нижней Саксонии, оказался он не случайно. Денежка эта — разновидность талера — лихтенталер, очень распространённая серебряная монета в Европе шестнадцатого века, в отличие от той пригоршни, которую раздал нам отец. С нашими монетами связана мистическая легенда. Этот Вильдеман считался горным духом и воплощением сил природы, помогающим искать месторождения серебра. Наши гномы утверждают, первые деньги отчеканили их предки в горах, на которые он им указал. Может, и выдумывают, время то, сколько прошло!

— Увлекательная легенда, теперь буду знать, откуда появилось названием моей любимой колбасы. С монетой тоже всё ясно, но вот почему все вдруг начали говорить по-русски для меня загадка, — Андрей описал момент своего прибытия сюда.

— Из уважения к гостю, — Герда мило улыбнулась, заразив своей очаровательной улыбкой остальных. — Практически все мы в этом мире полиглоты. Я, например, знаю как минимум сто языков. Читаю и пишу без словаря, умею изъясняться.

На этот раз Герда еле сдержала улыбку, чтобы не обидеть гостя, и он был ей за это благодарен.

«Действительно, произведения великого сказочника издавались на многих языках, и книжные герои автоматически их усваивали, как родные. Тугодум я, однако!»

— Какая ты начитанная! — искренне удивился Андрей.

— А у нас здесь шикарная библиотека. В основном она старая, доставшаяся ещё от отца, но некоторые из нас делают вылазки в ваш мир и пополняют её. Помнишь рассказ «Девочка со спичками»? Так вот, у нас эта девочка — библиотекарь.

Андрей припомнил эту сказку, но, кажется, у неё был грустный конец.

— Так, в рассказе она умерла прямо под Новый год.

— Жива-живёхонька, с бабушкой своей живёт.

— Ещё один вопрос: откуда вы берёте деньги на покупки и командировочные?

— Из кубышек наших гномов и гоблинов — они у нас знатные спонсоры, для хорошего дела им своего золота не жалко. Знаешь, что такое несметные богатства?

Андрей отрицательно замотал головой, после чего Герда продолжила:

— Кай из нас один из самых главных добытчиков. Правда, месяц назад его у вас чуть не арестовали. Примелькался он среди скупщиков золота и барыг. Именно тогда я у него отобрала мой талер. Пусть, думаю, всё уляжется, но он с этим положением, как я понимаю, не смирился и решил себе свой заполучить.

Герда задумалась.

— К лесному королю он отправился свататься, — вставил своё слово гном, воспользовавшись возникшей паузой.

— Не свататься, а получить у царя отступного в виде монеты. Как будто я не знаю своего братца! Он с ней порвал ещё два месяца тому назад. Правда, об этом могли не знать ни царь, ни хитромудрый тролль, — Герда дала тому совсем другое определение, но смысла слово не поменяло, как ни называй эту часть тела. — Видится мне, что возник конфликт интересов: тролль преследовал цель получить от короля талер в виде приданого, а мой братишка…

Она вторично задумалась.

— Ещё раз опиши мне того преследователя.

Андрей, как мог, описал.

— Нет, это не он.

— Гердочка, помните, нам солдат оловянный рассказывал, как застукал главного тролля — создателя магического зеркала за организацию контрабанды к нам оружия? Может это они — его ученики?

— Может, — ответила Герда одному из посетителей таверны.

— Оружия? Современного оружия? — Андрей округлил глаза, — Разве такое возможно?

— Возможно, но за эти проступки мы строго караем виновных. Не хватало нам здесь войн!

— Как я погляжу, проблем в сказочном мире тоже хватает.

— Хватает, — подтвердила Герда. — Взять хотя бы переводчиков. Блин, ты бы почитал их опусы! Несут отсебятину, напрочь отходя от канона!

Все вокруг дружно загалдели:

— Меня прыщавым изобразили! — пожаловался один.

— А я несколько раз менял цвет кожи, — сказал другой. — Жена чуть из дома не выгнала.

— Тихо, тихо, — взяла Герда ситуацию в свои руки. — Неверные пересказы, фильмы и мультики — это не самое страшное. В реальном мире ещё существуют сочинители, старающиеся развить о нас свои оригинальные сюжеты. Только успевай держать ухо востро.

— Фанфики, — догадался Андрей.

— Именно они. Мало того что пишут они абсолютно безграмотно, так ещё зачастую их герои просто картонные. Помается такой персонаж, повздыхает и рассыпается в пыль. Иногда даже страшно становится! Чем дальше, тем сложнее становится контролировать оригиналы, а это, прикинь, — две сотни сказок, тысяча стихов, пьес и романов.

— Как это рассыпаются? — удивился Андрей.

— В буквальном смысле слова, в труху. Некоторые писаки дополняют сюжеты, а иногда и вовсе перевирают, — Герда удручённо вздохнула. — В этом случае совсем худо, тогда мы начинаем сильно меняться. Одно успокаивает — наши изменения происходят соразмерно количеству прочтений. Если передел читают мало, то ничего не происходит. Так, лёгкая встряска.

Желая сменить грустную тему и отвлечь народ от грустных воспоминаний, Новый год всё же, Андрей задал девушке, казалось бы, нейтральный вопрос:

— Послушай, я заметил, что ты прилетела сюда на драконе? Но ведь у Андерсена в сказках нет драконов!

Герда заулыбалась, сделавшись при этом просто прекрасной.

— Верно, не было, а теперь вот есть. Этого я случайно приметила раненым и еле выходила. Видимо, английским читателям очень нравятся истории с драконами, вот местный автор и учудил, вставил их в сюжет своего рассказа. С цветом моих волос вообще беда. Новые сочинители описывают их то каштановыми, то я у них блондинка. Народ шарахается, когда перемена происходит прямо у них на глазах. Приходится мне каждый день свои волосы обесцвечивать. Тебе они нравятся?

— Очень нравятся. И глаза у тебя красивые.

Недаром говорят, что красота лишь привлекает внимание, а душа завоёвывает сердце. Это не была лёгкая влюблённость, это была полная капитуляция Андрея.

— У меня возникла идея, — Герда тоже умела выйти из неловкого положения, люди же смотрят: — Как только мы вызволим Кая, я устрою тебе увлекательнейшую экскурсию по нашим достопримечательностям. Только чур, не к Снежной королеве, у меня с ней натянутые отношения. И троллей я жутко не люблю. Договорились?

— Договорились.

— Поможешь нам? — Герда с надеждой посмотрела Андрею в глаза. — Ты же лучше всех нас разбираешься в своей реальности. К тому же ты литератор.

Идеи, словно вихрь, пронеслись в голове Андрея. Он себе представил, как устраивается модератором на площадках электронных книг с одной лишь специализацией — сказки. Отлавливает в полноводных литературных потоках рассказы и книги по мотивам произведений Андерсена и поступает с ними так, как посоветует ему Герда.

«Какого чёрта! — с энтузиазмом подумал он, вспомнив о гномах с несметными богатствами и о том, что они готовы их использовать для благих дел. — Что мне стоит вообще скупить все электронные библиотеки на корню!»

Ещё через мгновение Андрей решил, что сам будет писать сказки для этого волшебного мира. Да такие, чтобы его обитатели ни в чём никогда не нуждались. Запустит агрессивную таргетированную рекламу для привлечения читателей. Наберёт при этом колоссальную аудиторию, чтобы события из его произведений сбывались… Короче, размечтался Андрей не на шутку.

— Я смогу сюда возвращаться? — тревожно спросил он.

— Конечно, глупенький, хоть каждый день.

Герда, как будто испугавшись своего нового чувства, громко скомандовала:

— Так, народ, дружно разбрелись по своим столам и начнём провожать старый год. Трактирщик, неси свою оленину, все уже оголодали. Нам с Андреем надо ещё успеть вернуть Кая до наступления Нового года.

Андрей посмотрел на старинные часы, висевшие на стене. Они показывали пять вечера.

«Будем надеяться, что московское время не сильно отличается от местного».

Для него сказка только начиналась, а то ли ещё ждёт впереди!

Сима Эннаги
«НОВОГОДНЯЯ МИСТЕРИЯ»
(сказка абсурд)

В одном забытом городе, где зимы были холоднее, чем чувства у одиноких людей, жил-был старый писатель по имени Анатолий. Кроме него самого, никто не знал, что он мастер слова, а сам Анатолий — с редкими волосами, зачёсанными на лоб, с очками в железной оправе на носу, с курткой, еле застёгивающейся на животе, — совсем не был похож на словотворца. «Каков город, таков и писатель», — шутил Анатолий, разглядывая себя в зеркало по утрам. Но совсем малюсенький осколок надежды теплился в его сердце, влюблённое в словесность: да, город, возможно, забыт-позаброшен, но звезда Анатолия когда-то сверкнёт на небосклоне литературы! В это чудо он свято верил.

Анатолий не писал книг, а только записывал свои мысли на обрывках бумаги и раздавал записки прохожим на улице, надеясь, что кто-то из них поймёт и оценит его гениальность. Каждый прохожий отрешённо брал записку и удалялся, унося с собою частичку души Анатолия.

Каждый Новый год Анатолий устраивал себе праздник на кухне, размышляя о смысле жизни и ненаписанном романе. Он запивал размышления стаканом водки, а после — холодным сладким чаем, и выходил на морозный балкон, чтобы вдохновиться новыми идеями. Так, он праздновал Новый год уже очень-очень давно.

В этом году, когда снежинки падали с неба, как неуместные шутки на вечеринке у незнакомцев, Анатолий решил, что ему требуется что-то особенное для вдохновения. Он вышел на улицу и увидел, как в небе кружит летающая ёлка. Ёлка была огромной, с гирляндами из старых шляпок и использованных чайных пакетиков. Анатолий, не веря своим глазам, решил, что это знак, и отправился за ней.

Ёлка, кружась и шурша гирляндами, двигалась вперёд и привела Анатолия в странный бар. Тут не играла музыка, и голоса посетителей звучали, как ноты неведомой мелодии. За стойкой стоял невысокий бармен. Он выглядел как интертекстуальность всех известных писателей, и нелепо кривлялся в такт гула, облаком парящим над залом.

— Позвольте предложить вам «Коктейль вдохновения», вижу, вы знаете толк в словах, — сказал бармен и кинул в пивной бокал из толстого стекла щепотку старых идей, ложку иронии и чуток слёз ненаписанных романов. Залил ингредиенты холодной водкой и со стуком поставил бокал перед Анатолием.

Сделав глоток, Анатолий почувствовал, как его мысли начали танцевать самбу, словно балетные утки на льду. Он увидел, как вокруг него появляются самые странные персонажи: клоун с носом в форме авокадо, философ-селезень, который рассуждал о любви, и кот, толкующий невидимому собеседнику о последних новостях в мире искусства.

Анатолию было хорошо. Да, странное место и странная компания, но он понял, что ему тут хо-ро-шо!

Вдруг в баре появилась Зимняя Фея, облачённая в платье из замороженных облаков. Она окинула толпу внимательным взглядом, словно дракон искал себе жертву, и от её платья и взгляда Анатолия пробила дрожь. Зимняя Фея прямиком направилась к нему, грозно шурша ледяным подолом, и серебряным зонтом ткнула его в плечо.

— Эй, ты! Да, ты! Не бойся, ты же мужик! — захохотала она, и, клацнув белоснежными зубами, продолжила — Я исполню твоё одно желание. Сегодня здесь только ты достоин этого. Ну-ка, я жду-у-у…

Анатолий разволновался, чуть не выронил пустой пивной бокал, замешкался, засуетился и затараторил:

— Я хочу, чтобы мои слова были понятны всем! И всегда!

И чтобы завоевать доверие Феи, предложил ей коктейль из сока хвои и ледяного дождя. Фея, склонив голову, задумчиво теребила кончики золотых волос, которые переливались, как северное сияние.

— Словами, как снежинками, не распоряжайся легкомысленно, — произнесла она, и вдруг в воздухе появились настоящие снежинки, каждая из которых шептала свои тайны. От их шёпота у Анатолия закружилась голова, уши наполнились шорохом, словно он босиком шлёпал по сухим осенним листьям. — Я исполню твоё желание, но знай, с каждым произнесённым словом ты будешь терять часть понимания мира. И возможно, потеряешь смысл жизни. И станешь безумцем… Согласен?

Анатолий, уже слегка навеселе, кивнул, не совсем осознавая, что на самом деле подразумевает такое желание. Фея взмахнула рукой с голубыми ногтями, и в тот же миг в баре раздался треск, как будто кто-то открыл морозильник с замороженными воспоминаниями.

Слова начали летать по бару, как пьяные пингвины. Анатолий заворожённо наблюдал за полётом слов, и только удивлённо гукал. Каждый гость, пытавшийся поддержать беседу, начинал произносить фразы, которые не имели ничего общего с их мыслями. Один мужчина вместо «Какой хороший вечер!» закричал: «Скоро нам всем придётся кататься на единорогах!». Девушка, пытавшаяся рассказать о своей кошке, неожиданно закричала: «Я забыла, как варить компот из звёзд!»

Анатолий, поняв, его желание привело к настоящему хаосу, решил, что пора что-то менять. Он встал на стол, смахнув бокалы на пол, и закричал: «Люди! Слушайте все! Я хочу, чтобы каждый мог сказать что хочет, и чтобы все его понимали!»

Фея, наблюдавшая за вакханалией в баре, усмехнувшись, ответила:

— О, мой дорогой Анатолий, каждый получает то, что хочет, но не всегда в том виде, в котором ожидал! — И она щёлкнула пальцами.

В этот момент весь бар заполнился людьми, говорящими на разных языках. Один мужчина в ярко-зелёном костюме с блёстками, похожем на рождественскую ёлку, закричал на испанском: «Фелиз Навидад!» — и тут же получил ответ на китайском: «Хинниан куалиэ!» Это они поздравили всех с Новым годом. Кто-то крикнул: «Kanapki z kawiorem!» — и тут же столы начали накрываться закусками с икрой. В бар влетел эльф на скейтборде, оставляя за собой шлейф фейерверков, и закричал:

— Кто хочет сразиться в битве? А? — и метнул большой мандаринкой в Анатолия. Шлёп! — мандаринка ударилась о лоб писателя и покатилась под ноги Феи. Люди, треща каждый на своём языке, начали собираться в круг. Кто-то принёс кучу мандаринов, кто-то — старые замороженные носки, и вскоре в воздухе зазвучала странная музыка: мандарины стучали о носки, создавая ритм, а эльф, словно диджей, управлял этой какофонией.

Бармену надоела такая бессмыслица, он вышел из-за стойки и встал в круг танцоров. На нём был костюм из пустых бутылок, которые ритмично позвякивали. Он, взмахнув рукой, произнёс: «Я объявляю конкурс на лучшее новогоднее пожелание!»

— Желаю, чтобы все коты на свете умели говорить и пели колядки! — закричала женщина в шляпе, украшенной морковками.

— А я хочу, чтобы холодильники сами делали себе ремонты! — добавил парень с перстнем в носу.

— А я хочу… А я желаю… — Голоса смешались, словно коты в мешке. Люди стали смеяться, и их смех был таким заразительным, что даже старый снеговик, стоявший в углу, не удержался и начал кувыркаться, издавая звуки, напоминающие гудки и хрюканье.

— Я хочу, чтобы все тапки в мире сами находили своих хозяев! — закричала девушка в ярко-розовом свитере с изображением единорога. В этот момент её тапки, которые она случайно оставила на скамейке, взвизгнули от радости и, словно маленькие собачки, бросились к ней, перепрыгивая через людей и снежные комья.

— Не забывайте про пингвинов! — неожиданно крикнул старик с длинной до пят бородой. — Я хочу, чтобы пингвины научились кататься на скейтбордах и устраивали чемпионаты на замёрзших озёрах!

В этот миг из неоткуда, выкатилась стайка пингвинов на скейтбордах, и начали демонстрировать цирковые трюки, вызывая восторг у зрителей.

В разгаре веселья раздался резкий звук, как будто кто-то раскрыл огромную старинную книгу. Снег вдруг остановился, и все взгляды устремились к ёлке, которая неожиданно начала говорить. «Все ваши желания — это лишь игра разума, но если хотите, я исполню одно из них!» — произнесла ёлка, и её ветви стали сверкать, как новогодние огни. Толпа замерла в ожидании.

«Я хочу, чтобы…» — начал кто-то, но его голос прервался, когда на сцену вышла загадочная фигура в чёрном бархатном плаще.

— Сегодня мы решим судьбу этого города, — сказала фигура и взмахнула рукой. Наступила гнетущая тишина. Даже собачки с пингвинами умолкли. — Мы все жаждем перемен, и я здесь, чтобы помочь вам в этом.

На сцену вышел старец с бородой до пят. Он указал пальцем на Анатолия:

— Рядом с вами инженер человеческих душ! Только он способен спасти этот город! Только он! — Голос старца гремел, как фейерверк в декабрьскую ночь. Фигура в бархатном плаще согласно загудела.

— Я? Да вы что, я не умею, какой из меня спасатель! Я ничего не умею, только пишу… — промямлил Анатолий.

Старец, прикрыв глаза, в экстазе бормотал заклинания, а люди вокруг недоумевали: почему Анатолий? Он же настоящий скуф! Он ничего не достиг в жизни! Жалкий писака, глупый фантазёр!

— Вы все сомневаетесь, но у Анатолия есть дар! — произнёс старец. В этот момент из-за спины Анатолия вырвалось свечение, толпа ахнула, а на сцену вылетела огромная сверкающая птица.

— Вот! Смотрите! Это Птица Судьбы! Она выбрала Анатолия! — воскликнул старец. А Анатолий, бледный, вспотевший и взволнованный, поднял руку, чтобы отказаться от навязанной ему миссии, но птица села ему на плечо. Как только она коснулась его кожи, произошло неожиданное: Анатолий вдруг стал уменьшаться и вскоре превратился в карлика.

— Я не этого хотел! — пискнул Анатолий, но его никто не расслышал. Птица на плече всё сильнее давила, словно хотела зарыть Анатолия в землю, заиграла музыка, и толпа пустилась в пляс. Громко хохотала Фея, прыгали эльфы и пингвины, коктейли брызгались фонтаном.

Анатолий, обливаясь слезами и горько всхлипывая, спрятался под стойкой, чтобы его не затоптали башмаками. От шума, пыли, неоновых огней сознание у него помутилось, и он рухнул в чёрный холодный колодец.

Очнулся Анатолий у себя на балконе. Так же светили холодные звёзды на небе, так же шёл мелкий снег. Почему-то сильно болело плечо. Анатолий обрадовался, что находится дома, и юркнул на кухню.

Часы показывали без одной минуты двенадцать. Анатолий схватил бутылку водки и губами присосался к холодному горлышку — водка огневым вихрем пролетела вниз, в желудок.

— Какой интересный сон приснился, прям просится в роман, какая история, какие колоритные герои, — пробормотал он и хотел продолжить мысль, но бой курантов и крики «С Новым годом!» прервали цепь его рассуждений. Обняв пустую бутылку, Анатолий повалился на диван и с решением «Завтра начну писать роман», заснул.

Слабый лунный свет заливал комнату, и тени от мебели мелко тряслись в такт неслышимой мелодии…

Виктор Малютин
«ДРАКОН И НОВЫЙ ГОД»

Дракон Гермонкрондерих сидел на вершине Эльбруса и смотрел на север. Ветер донёс до ящера странный шум непонятной суеты. Это людишки, готовясь к какому-то празднику, устроив суматоху, таскали что-то в свои жилища. Дракон очень не любил возни и напрасных праздников, они раздражали его последние пару тысяч лет. У драконов, особенно тонкий слух, а человечишки разбудили его тысячелетний сон своей беготнёй.

Спал себе дракон, никого не трогал. Любимым сном дракона был огонь, он любил пускать его, а потом закручивать в спирали, вихри и огненные шары. Это было так красиво, но слишком давно. А тут приснился сон с огнями, грохотом и противными человеками, которые носились, как угорелые, орали и прыгали от радости. Конечно, от такого кошмара дракон проснулся, выбрался из пещеры и собрался взлететь на вершину горы. Ему хотелось посмотреть, что случилось, а заодно и порядок навести, пусть знают, кто в этом мире главный. Ага, вот прямо так, взмахнул крылышками и полетел? Плохо вы знаете драконов. Вот попробуйте проспать хотя бы тысячу лет и даже встать на ноги не сможете.

Гермонкрондерих расправил крылья, осторожно пошевелил ими, представляя, что летит. Постепенно, соблюдая осторожность, стал взмахивать ещё сильнее и быстрее, поднимая вихри снега. Кровь быстрее потекла по мышцам, лапы скребли лёд, чувствуя приятную прохладу, а хвост, скрутившийся в кольцо, резко вытянулся струной.

Наконец, при особо мощном взмахе крыльев, Гермонкрондерих почувствовал, что ноги оторвались от скалы. Не хватало какой-то малости, но неожиданно кто-то громко закричал. Это и послужило тем самым толчком, заставляющим дракона, взмахнуть крыльями со всей силы, и он взлетел.

Парить было легко, скорость нарастала, но вскоре земля приблизилась настолько, что пришлось снова махать крыльями, а это непросто. Свобода требует усилий. Наконец, дракон снова взлетел и устремился на поиски самых шумных, проучить которых требовалось в первую очередь.

«Жалкие людишки, как вы посмели нарушить мой сон!» — возмущался дракон, устремившись туда, где обитали эти шумные создания.

Внизу какой-то старик в шубе шёл по лесу, а за его спиной деревья покрывались белым снегом.

«Ну погоди, сейчас я тебе устрою колдовство!» — решил дракон и, войдя в пике, дохнул пламенем в сторону колдуна. Огонь вылетел из пасти, но старик даже не испугался. Он взмахнул посохом, и навстречу пламени устремилась ледяная метель. Огонь потух, а Гермонкрондериха обдало холодом. Опустившись перед стариком, дракон грозно выдохнул:

— Как ты смеешь противиться мне?

— Я Дед Мороз, зимнее воплощение древнего божества, а ты всего лишь дракон. Зачем ты напал на меня?

С богами связываться дракону не хотелось, но и показывать слабину нельзя, иначе он себя перестанет уважать. Гермонкрондерих представился полным именем, не склоняя головы, всё-таки драконы — создания гордые.

— Горыныч! — воскликнул старик — Где ты пропадал тысячу лет?

Знакомое имя всколыхнуло воспоминания, когда-то дракона так называл северный народ.

— Спал. Мы, драконы, долго спим, если нас не потревожить.

— Как же, помню, при последнем пробуждении ты здорово навредил мужикам под Черниговом, — подмигнул Дед Мороз. — Ладно, раз спал, значит, вёл себя хорошо, проси, что захочешь.

Просить дракон не привык, обычно забирая то, что ему нужно, но раз колдун сумел заморозить пламя, то силы в нём немало, а возможности даже больше чем у него.

— Спать охота, — честно сознался Гермонкрондерих, — только теперь надо бы поесть, чтобы заснуть. Хорошее стадо коров вполне подошло бы.

— Зачем же животину губить? — Дед Мороз усмехнулся, на мгновение задумался и пригласил дракона с собой. — Пошли на праздник, люди накормят.

Впереди виднелся город, и они направились к нему. Стражники колдуна боялись, иначе как объяснить, что их без разговоров пропустили внутрь.

На площади стояла высокая ёлка, вокруг неё весёлая толпа плясала и горланила песни. Дракон едва не спалил всех огнём, но Дед Мороз снова взмахнул посохом, и вместо пламени, на людей посыпались золотые звёзды, похожие на бенгальские огни. Про бенгальские огни Гермонкрондерих, естественно, знать не мог, колдун поведал.

Неожиданно грянул салют, небо окрасилось разноцветными огнями, люди восторженно закричали.

— Подумаешь, я могу не хуже, — заметил дракон.

— Вот и покажи, в народе будут уважать и радоваться твоему умению, — подмигнул Дед Мороз.

И дракон показал, вспомнив всё, на что был способен. Он выдохнул вверх пламя, заставив его закрутиться вихрем, потом разделил на кольца, которые крутились и пересекались друг с другом. В заключение сотворил из пламени шары, вереницей носящиеся вокруг площади, радуя всех присутствующих.

Благодарный народ угощал дракона салатиками, жареными гусями, селёдкой под шубой, заливной рыбой и ещё чем-то, названия чего дракон не запомнил. Всё было очень вкусно, а он снова и снова пускал пламя, радуя всех, особенно детишек, которые буквально влюбились в него. В итоге Гермонкрондерих слегка переел и не смог взлететь. Лишь утром взмахнул крыльями раз, другой, и только на третий поднялся в воздух и полетел в пещеру.

«Интересный праздник, — размышлял дракон, сворачиваясь кольцом. — Надо будет как-нибудь ещё проснуться под этот, как его… Новый год».

Особенно запомнилась Гермонкрондериху маленькая девочка, которая обняла его и поцеловала в нос.

— Ты самая лучшая сказка на свете, — прошептала она с восторгом.

Да, мир изменился, его уже не боятся, но дракон не расстроился. Его полюбили, а это чего-то да стоит. Он обязательно проснётся ещё, надо же быть самой лучшей сказкой на свете, особенно для маленьких принцесс.

Гермонкрондерих зевнул и случайно выпустил небольшое пламя. Раз уж так получилось, надо постараться сотворить из него что-то красивое. Он выдумывал новые фигуры, а потом, устав, заснул. Дед Мороз не забыл просьбу дракона и сделал ему новогодний подарок — добрый сон в тысячу лет.