Бесплатный фрагмент - Прыжки «Прыжка»

ЧАСОК ПЕРЕД РАБОТОЙ

— Ну что, налюбовался окрестностями? — спросил Медведев и похлопал по траве рядом с собой. — Садись, Ваня. Посидим, отдохнем, да и за дело.

— Налюбовался. — Пархоменко расстегнул ворот комбинезона и лег спиной в мягкую зелень, подложив руки под голову. — Удивляюсь я тебе, Луис.

— Что такое? — рассеянно отозвался Медведев, рассматривая сорванную травинку. — Почему это вдруг я стал объектом твоего удивления?

— Да ты хоть по сторонам глянь, а то развалился у «коробки» — и все.

Медведев отбросил травинку, козырьком приставил ладонь к глазам и медленно, слева направо, обвел взглядом горизонт, затянутый лиловыми облаками. Затем удовлетворенно хмыкнул и лег, подперев рукой щеку.

— Эх, Ваня. Какой это у тебя мир?

— Все равно удивляюсь.

— Третий у тебя это мир. А у меня, уважаемый разведчик-классификатор первой группы — сто третий. Или что-то около. Поэтому у меня успела сложиться хорошая традиция: первый часок после выхода из нашей «коробки» просто посидеть, а уж потом приступать. По-моему, традиция вполне безобидная.

— Все равно удивляюсь, — упрямо повторил Пархоменко. — А вдруг буквально за углом что-нибудь необычное?

— Всему свое время, Ванюша. Время сидеть, и время работать, как сказано до нас. Все разведаем, все классифицируем, обо всем доложим. Разберемся. Кстати, с результатами предварительной киберразведки, помнится, вместе знакомились. И где же там неожиданности?

— Разве киберы все разглядят?

— Что, у тебя претензии к работе разведки? Где-то прозевала чужую деятельность? Дала неправильные исходные?

— Не прозевала. — Пархоменко вздохнул. — Ничего пока нет.

— Только не расстраивайся, жизнь-то впереди. Пообщаешься еще с мудрыми и ясноглазыми, инопланетянку прекрасную встретишь. В белом одеянии. А скажи, давно ли мы научились развертывать пятое измерение, «коробки» наши сооружать и прыгать с планеты на планету? Много ли годков-то прошло, а, Ваня?

— Ну, семнадцать.

— Совершенно верно, семнадцать. Пятьсот шесть новых миров. Мы в пятьсот седьмом. В соответствии с планом работ Дальней Разведки, за столько-то там тысяч светолет от домашнего очага. А разум, Ванюша, в пятьсот восьмом. Кто там по графику: Кочергин?

— Он в отпуске. Кажется, полез куда-то в Гималаи.

— Прекрасно. Просись вместо него с Саймоном и как раз угодишь на свидание с Аэлитой.

Пархоменко сел и обхватил руками колени. Бледный кружок чужого солнца плавал в разрывах лиловых облаков, слева желто-красной стеной стоял лес, впереди безмятежно лежала зеленая равнина, переходящая у горизонта в округлые холмы, а справа растопырилась на серебристых опорах яйцеобразная «коробка» десятиметровой высоты — специализированное транспортное устройство типа «Прыжок», шестая модель.

— А там речка. — Пархоменко показал в сторону «Прыжка». — Наш берег скалистый, а другой песчаный. Неглубокая, песочек на дне, и течение еле-еле.

— И в воде русалка живет. И бегло говорит на линкосе.

— Я тебя понимаю, Луис, — задумчиво произнес Пархоменко. — Слишком много

весомейших аргументов подтверждает наше одиночество. И слишком мало времени мы ведем разведку. Что такое семнадцать лет? Но верить-то хочется!

— Ну и верь, кто ж тебе не дает? Я ведь тоже верю — иначе не пошел бы в Дальнюю…

— Веришь, а сам расселся здесь, как у себя в саду под яблоней. А вдруг там, у речки той, что-то невероятное?

— Повторяешься, Ваня. Значит, внутренние резервы нашей беседы исчерпаны и пора приступать.

— Нет, подожди. Послушай. Вот мы повсюду ищем других. Обшарили всю Солнечную, дома у себя все обнюхали, в каждую пещеру заглянули, под каждый кустик, дно всех морей-океанов прочесали. До звезд добрались. А о себе-то мы все знаем? Себя-то хорошо изучили? Ну, кое-что умеем, не спорю, похлеще древних зкстрасенсов. Но предел ли это, Луис? Может быть, мы в сто раз интереснее любых инопланетян, может быть, мы на такое способны, что никогда и не снилось ста тысячам мудрецов всех времен и народов? Может быть, вместо этих наших «коробок» надо зеркал побольше поставить и в себя смотреть?

— Так, — деловито сказал Медведев, встал, одернул комбинезон и застегнулся на все кнопочки и «молнии». — Работа по тебе плачет, друг Ванюша. Разведка и классификация. Вот и займемся. И посмотрим, на что мы способны. Без всяких зеркал, но с телезондами и Помощниками.

— Нет, ты уж послушай. Часок твой первый еще не прошел.

Пархоменко тоже поднялся и загородил дорогу к «Прыжку». Медведев покачался с пятки на носок и пожал плечами:

— Если настаиваешь — давай. Послушаем.

— Не пожалеешь, — пообещал Пархоменко. — Бабушка моя по отцу умерла семнадцать лет назад, а дед погиб намного раньше. Энно, эпицентр «Черной вспышки». Но я о нем наслышан. Знаешь, в книгах обещают там для возлюбленной всех драконов перебить, злых великанов извести, луну с неба достать…

— Почему в книгах? В молодости сам обещал. И доставал.

— Ну вот. А дед мой посулил путешествие в такие края, где никто никогда… И, судя по paccказам бабушки, выполнил обещанное. Бабушка говорила, это было как сон, как тысяча разноцветных снов… Они с дедом, Сергеем его звали, несколько дней в таких краях провели, что нигде не описаны, потому что никто никогда не видал этих краев. Она ведь так и не смогла понять, снилось eй все это, или внушение, или на самом деле было?..

— Ну, а мораль? — нетерпеливо спросил Медведев и тут же насмешливо добавил: — Хотя мораль-то ты уже предварительно огласил: мы способны на такое, что и не мерещилось самым сверхмудрым инопланетянам. А посему себя надо познавать, а не мотаться по Заземелью. Опять же, расходов меньше. Стоило ли в Дальнюю идти, а, Ванюша? Сидел бы себе дома, смотрел в зеркало.

— Стоило. Пойдем, покажу кое-что.

Пархоменко зашагал по примятой траве, возвращаясь к реке по собственным следам.

— Эй, Ваня, а как же насчет того, чтобы приступить к работе?

— Пойдем, тут недалеко, — не оборачиваясь, ответил Пархоменко.

Медведев опять пожал плечами и, насвистывая, направился следом.

Они дошли до неширокой ложбины, наклонно ведущей к реке. Вдали уже была видна серая вода и лоскуток красноватого песчаного берега на другой стороне. Медведев догнал напарника, похлопал его по плечу и укоризненно протянул:

— Эх, Ва-аня. Знаю, что ты хочешь показать. Дошел путем несложных умозаключений. Протестуешь против моего кажущегося, подчеркиваю, кажущегося равнодушия к красотам нового мира? Часок мой традиционный тебе не нравится. А не является ли главным в любой совместной работе взаимная терпимость к безобидным привычкам партнера?

Пархоменко молча спускался к воде, а Медведев продолжал рассуждать:

— Значит, берег скалистый, говоришь? Осталось выяснить имя твоей бабушки. Как ее звали?

— Айрин, — коротко ответил Пархоменко.

— Та-ак. Значит, Айрин и Сергей. «Здесь были Айрин и Сергей». Или что-то в этом роде. Ну и чем ты начертал сии словеса?

Пархоменко резко остановился, повернулся к Медведеву и медленно, с расстановкой произнес:

— Ты угадал, Луис. Там написано именно это, прямо на скале. «Здесь были Айрин и Сергей». Очень стойкой, судя по всему, краской. Но писал не я — нет в нашей «коробке» никакой краски, ты же знаешь. А надпись есть. — Он немного помолчал и виновато улыбнулся: — Согласен, не самое лучшее — разрисовывать скалы. Но откуда им было знать, что через несколько десятков лет мы и сюда доберемся?

— Действительно, — с иронией согласился Медведев, — знать им было неоткуда. А краской ты мог разжиться и до старта. Ради хохмы.

— Ладно, — Пархоменко махнул рукой. — Пошли назад, кончился твой чаcок. Есть время сидеть, и время работать, как ты говоришь, дополняя мудреца.

Медведев внимательно посмотрел на него. Зеленая трава шуршала под ветром, лиловые облака пытались утащить за собой бледное солнце. Немного поколебавшись, Медведев размашисто зашагал к реке, высокий, крепко сбитый, в хорошо сидящем синем комбинезоне. Пархоменко посмотрел ему вслед и медленно направился вверх по склону, туда, где возвышалась на фоне леса серебристая громада «Прыжка».

Медведев дошел до реки, повернулся лицом к скале и застыл, скрестив руки на груди. Лиловые облака клубились в небе пятьсот седьмого нового мира.

1986

ГИГАНТЫ И БУКАШКИ

— Поздравляю, Ваня: прибыли, — сказал Луис Медведев, вместе с креслом разворачиваясь к все еще неподвижному Пархоменко. Подпространственное проникновение требовало от организма определенных навыков, которые появлялись только после двух-трех лет работы в Дальней Разведке.

Медведев уже приступил к проверке бортовых систем, когда к Пархоменко вернулось, наконец, чувство реальности. Он неуверенно встал и провел рукой по лбу, словно вытирая пот. Медведев оторвался от экрана и подмигнул напарнику:

— Все штатно, Ванюша. Добьем профилактику — и вперед.

Некоторое время они возились с приборами, занимавшими почти все пространство отсека управления, изредка перебрасываясь короткими фразами.

— Финиш! — Медведев выкарабкался из-за блока контроля и сладко, с пристаныванием, потянулся. — Всё-о-о… Пошли, Ванюша. Метнем телезонды, Помощников выпустим на охоту, пусть порыскают — авось, и найдут что-нибудь.

— И сами полетаем, — подхватил Пархоменко. — Поищем места обитания.

— Ну да, ну да, непременно, — покивал Медведев. — Только сейчас вылезем и посидим немного на солнышке. Ты глянь на экран: видишь, какая красота?

* * *

Телезонды и Помощники старались на славу. Они, как трудолюбивые пчелы, сносили информацию в специализированное транспортное устройство типа «Прыжок», и Медведев с Пархоменко только отдувались и вытирали рабочий пот, вовсю занимаясь разведкой и классификацией. И сами они ежедневно летали все в новые и новые районы, окруженные сворой Помощников и любуясь с высоты на местные пейзажи. Чуть слышно шелестели прозрачные крылья за плечами, били в лицо встречные воздушные потоки, теплые и прохладные, а внизу расстилались леса и степи, вздымались горы, блестели озера, рыскало безмятежное зверье, зеленели грибные поляны, и над болотами тучами висела местная мошкара.

Новый мир, значившийся в программе «Поиск» под регистрационным номером пятьсот семнадцать, оказался добродушным, уютным и приятным. Все было в этом новом мире. Было все, кроме Иного Разума.

* * *

— Интересно, как там Земля, Ванюша? — умиротворенно спросил Медведев, когда они отдыхали в силовых коконах в спальной каюте. — Как там твоя Эммочка? Не пишет?

— Адрес, видать, забыла, — добродушно отозвался Пархоменко, блаженно раскинув руки. — А может, просто не хочет мешать моей очень важной работе.

— А может, ревнует к Аэлите. А что, ревнивая она у тебя, Ваня? — Медведев перевернулся в воздухе и с хитрецой посмотрел на Пархоменко.

Пархоменко вздохнул:

— Было бы к кому… Знаешь, Луис, мне кажется, мы просто не там ищем. Вот если бы сквозь черную дыру проникнуть в соседнюю вселенную!

— Насколько мне известно, это уже сделали целых одиннадцать кораблей киберразведки. И ни слуху ни духу.

— А может, мы просто искать не умеем?

— А может, просто некого искать?

Пархоменко опять вздохнул:

— Слушай, Луис, давай уже здесь закругляться. Бесперспективно ведь. Пусть обживатели поработают, а мы дальше двинем.

— Сделаем, что положено, — и двинем.

— Непонятно, — задумчиво произнес Пархоменко. — Ну чем планета плоха? И флора, и фауна, и все-все на высший балл тянет, а вот разума нет. Ведь ничем же не хуже Земли! Ну почему пустынно Заземелье?

— Ты лучше о другом спроси: почему на Земле разум появился?

— Н-ну, условия…

Медведев фыркнул:

— Условия! Здесь вот тоже условия, а результат где? Ладно, давай подремлем немного, а завтра всех разгоним по квадратам и начнем потихоньку подводить итоги. Постараемся для обживателей.

* * *

Если бы не Помощники, Пархоменко вряд ли заметил бы эту штуку на лесной поляне. Он, завернутый в силовой кокон, летел на юг от «Прыжка», в девяносто первый квадрат, скорость была приличной, и воздух светился под напором силового поля. Два десятка Помощников цепью мчались справа и слева, разглядывая, обнюхивая и прослушивая все вокруг, и Пархоменко пришлось задействовать все ступени восприятия, вплоть до максимального регистра, чтобы успевать принимать информацию. Он шел на бреющем над обширным лесным массивом метрах в двадцати от верхушек деревьев.

Крылья тонко гудели, отталкивая пространство, информация шла четко, без перебоев — Помощники дело знали, — и Пархоменко уже прикидывал, как удобней разбросать друзей по квадратам, когда восьмой в левом ряду Помощник, Тузик, показал интересную картинку. Небольшая лесная поляна, окруженная приземистыми деревьями с желтой листвой, заросла по краям высокой травой, в которой мелькали голубые восьмеркообразные шляпки грибов-брызгунов, по ночам уходящих в землю. Ближе к краю поляны травяной покров обрывался, обнажая сухую бурую землю, и сверху был четко виден идеальнейший круг метров трех в диаметре, лежавший на этой бурой земле. Круг заполняло что-то серое.

Пархоменко тормознул восьмого Помощника и приказал ему вернуться к той поляне, а сам продолжал мчаться вперед, переведя, однако, прием информации от остальных девятнадцати друзей на свою дальнюю память с последующим оперативным сбросом на приемные каналы «Прыжка». Это называлось у них «после разберемся».

Тузик послушно кувыркнулся и пошел назад, завис над поляной, растопырил свои биоэлементы и давай смотреть во все глаза. А глаз у него хватало. Да, несомненно, на поляне находился круг, окольцованный зеленой травой и обрамленный бурой землей, не круг даже, а купол с серой начинкой; воздух над ним дрожал. Не попадались еще в пятьсот семнадцатом такие полянки, и куполов таких интересных видеть не приходилось.

Первым делом Пархоменко приказом успокоил сердце, вторым делом предложил Помощникам действовать по программе и всем, кроме Тузика, переключиться на «Прыжок», а третьим делом сбавил ход, развернулся и одновременно мыслепередачей связался с Медведевым, работавшим в районе экватора.

«Луис, настройся на моего Тузика и посмотри, — передал Пархоменко. — А я туда уже иду».

«Ого! — через некоторое время ответил Медведев. — Вот так Тузик! Все бросаю и мчусь. Только не волнуйся, Ванюша».

«А я и не волнуюсь. Некогда мне волноваться. Потом будем волноваться».

«Хорошо. Жди, скоро буду. И попрошу „Прыжок“ прислать пяток-другой Охранников. На всякий случай».

Вскоре силовой кокон потерял скорость, тонкое гудение крыльев превратилось в шелест. Пархоменко достиг поляны и пошел вниз. Тузик мохнатым комочком настороженно завис над куполом.

Все было спокойно. Поляну обступали тонкие деревья с гладкой красноватой корой. «Кук!.. Кук!.. Кук!..» — редко и размеренно куковала какая-то местная кукушка. Ближайший гриб-брызгун внезапно изогнул свою пятнистую ножку, дрогнул голубой восьмеркообразной шляпкой и выпустил на комбинезон Пархоменко белое облачко брызг, совершенно, впрочем, безопасных.

Пархоменко медленно пересек поляну. Купол чуть возвышался над его головой, оттуда веял теплый ветерок. Купол оказался синеватым и прозрачным, сквозь него Пархоменко видел деревья на противоположной стороне поляны; нагретый воздух дрожал, и деревья тоже словно колыхались, как бывает возле костра. Под куполом лежал чуть выпуклый серый блин. Пархоменко осторожно протянул руку, прикоснулся к синеватой стенке купола, слегка надавил — и едва успокоил колотящееся сердце.

Как он и ожидал, стенка чуть прогнулась, сгустив свою синеву, но руку не пропустила. И даже легонько оттолкнула его пальцы. Он попробовал еще раз, нажал обеими руками — результат был тот же. Стенка темнела, пружинила, но не пропускала к серому блину. Пархоменко отошел в сторону, пошарил в траве под деревьями, нашел корявый сучок и бросил в стенку. Сучок беззвучно ударился и упруго отлетел в сторону, задев голубую шляпку гриба, тут же недовольно брызнувшего белым облачком.

— Силовое поле, — удовлетворенно констатировал Пархоменко.

Ему уже все было ясно. Перед ним, безусловно, находилось силовое поле, ограждавшее нечто от воздействий извне, а силовые поля, как известно, не растут на лесных полянках как грибы или, скажем, деревья.

Пархоменко перевел дыхание, посмотрел на Тузика. Тузик висел себе безучастно и не понимал, дурачок, что же он такое откопал.

— Ах, Тузик, что же ты такое откопал, что же ты откопал? — приговаривал Пархоменко, обходя купол. — А сколько еще таких штучек на этой прелестной планете?

Его обуревала жажда деятельности. Он опять мыслепередачей связался с Медведевым:

«Луис, ну скоро ты? Я ведь брожу здесь, как кот вокруг сметаны. Руки ведь чешутся».

«А ты почеши их, Ванюша, почеши — и легче станет, — посоветовал Медведев. — И палками не бросайся, подожди. Я ведь и так гоню во весь дух. И Охранники на подходе. Думаю, через полчаса предстану, как лист перед травой».

«Ну-ну, — недовольно ответил Пархоменко. — Я пока поэкспериментирую немного. Тебе же Тузик транслирует? Судя по степени отталкивания, мы имеем дело с довольно слабеньким силовым полем. Зонтик от дождя».

«Постой, Ваня! — обеспокоился Медведев. — Без Охранников ни шагу!»

«Хорошо, хорошо, жду», — нетерпеливо передал Пархоменко и отключился.

Поле было, конечно, слабеньким. Любой Помощник справится без труда. Ликвидирует без остатка. Пархоменко еще раз обошел вокруг купола и приказал Тузику вмешаться. Тузик растопырился, пошел вниз, а Пархоменко на всякий случай укрылся в силовом коконе. Синева пропала, воздух еще немного подрожал и успокоился. Серый блин оставался неподвижным.

— Было и сплыло, — прокомментировал Пархоменко. — Тузик, спасибо за службу!

Он убрал кокон, отыскал в траве тот же корявый сучок, подошел к блину, присел перед ним на корточки и потыкал. Серая поверхность тоже слегка пружинила и напоминала скорее кисель, чем блин. Пархоменко поднес к ней руку — разницы температур не ощущалось. Он положил ладонь на серый кисель, нажал. Поверхность была прохладной и очень похожей на резиновую.

— Интересно, — пробормотал он, пробуя отщипнуть кусочек этого серого резинового киселя. — Чей же ты будешь?

Внезапно у него закружилась голова.

«Кук!.. Кук!..» — злорадно крикнула местная кукушка.

«Эй, Ваня, прекрати эксперименты! — возмутился Медведев. — Я ведь все вижу!»

Пархоменко не успел ответить, потому что потерял равновесие, тщетно напряг мышцы спины, пытаясь упасть назад, в сторону от неизвестной серой субстанции, но что-то тянуло его вперед — и он упал вперед, и руки его сразу провалились по локоть. Он еще успел повернуть голову, увидеть безразлично повисшего над поляной Помощника — и окончательно погрузился в cерую массу.

* * *

Вокруг мельтешила какая-то разноцветная чертовщина: какие-то синие вспышки, радужные узоры, зеленые звезды, всплески белого пронзительного света, слабенькое розовое мерцание, пурпурные зигзаги, черные шары, огненно-рыжие загогулины. Прозрачные капли внезапно взрывались клубами холодного коричневого дыма, фиолетовые плоскости проникали друг в друга и превращались в горячие веселые огни; ослепительно белые колонны вздымались и тут же растекались бледным сиянием. Пархоменко пригнулся, отстранился руками от розовой пирамиды, так и норовившей проткнуть его острой вершиной, вильнул в сторону от недобро разгоравшихся зеленых огней, отмахнулся от холодных сереньких бусинок — и подставил-таки голову под узор из черных линий, искривившихся наподобие рожицы с глазами, носом и улыбающимся ротиком-кривулькой. Кривулька распахнулась, полыхнуло оттуда красным и густо-зеленым, Пархоменко швырнуло вдоль каких-то зеркальных уродин, насмешливо отразивших его выпученные глаза, — и что-то уперлось в спину, наклонило, словно ткнуло в блюдце с горячим чаем. Пей, мол, — авось, полегчает. Только не захлебнись.

Пархоменко не захлебнулся. Приостановил дыхание, переждал лицом в горячем. Остыло, потянулось прочь вязкими струями. Ударили по голове тяжелой, но мягкой подушкой, провели носом по сыпучему и колкому. Оставили в покое.

Повеял приятный ветерок.

— Ванечка!

Уж голос Марины-то он знал. Кто же не знал голоса Марины? Даже Эммочка к Марине не ревновала, потому что Марина была своя. Разведчик и классификатор Марина. Единственная на всю их компанию. Не было другой Марины.

— С прибытием, Ванечка!

Пархоменко покрутил головой. Серая пелена, наконец, исчезла, и перед лицом появился желтенький мелкий песок. Пархоменко повернулся на бок, сел, машинально отряхнул рукав. Начал осматриваться.

Первым делом он увидел Марину. Марина тоже была в темно-синем комбинезоне, украшенном легким полупрозрачным шарфиком. Она сидела на корточках, смотрела на него зелеными глазами и молчала. Давала прийти в чувство. Ветерок, как положено, спутал ее длинные черные волосы. Марина сидела на фоне обширного водного пространства стального цвета. По пространству бродили мелкие волны, высовывались на песок и соскальзывали обратно. На белесом горизонте вода переходила в белесое небо, идеально, без разрывов и сгущений затянутое пленкой облаков. Справа и слева водное пространство было ограничено широкой желтой полосой пляжа. Пляж изгибался огромной дугой, в центре которой находились Пархоменко и Марина, полукольцом охватывал залив и тянулся, тянулся, тянулся до бесконечности. Позади пляжа берег полого уходил вверх и был покрыт зеленой чащобой. Так и шли вдоль залива две дуги — желтая и зеленая. Дул над берегом теплый ветерок, вообще было тепло, но не жарко, и зеленая чащоба выглядела довольно симпатично, хотя и очень незнакомо.

— Где мы? — спросил Пархоменко.

Марина невесело усмехнулась, пожала плечами:

— Гордон и Лукин пока не разобрались. Летают, осматриваются.

— Что?!

— Летают, говорю, осматриваются, Ванечка, — невесело повторила Марина, поигрывая своим полупрозрачным шарфиком. — А меня караулить оставили. Наблюдать. Вот я тебя и подкараулила.

Соображал Пархоменко все-таки быстро. Других в разведке и классификации не держали.

«Прыжки» направлялись в разведку группами. Ежедневно по одному четыре-пять дней подряд, с одного стартового комплекса в Ближнем Заземелье. Харальд с Лукиным по программе «Поиск» ушли в пятьсот четырнадцатый мир, Стефан и Петя — в пятьсот пятнадцатый, Марина и Гордон — в пятьсот шестнадцатый. Медведеву и Пархоменко достался пятьсот семнадцатый. И тем не менее, представители трех групп из четырех, групп, направленных в разные уголки космоса, оказались в ходе разведки своих миров вместе. И неизвестно где. Возможно, в пятьсот восемнадцатом мире.