Посвящается моим родителям и сыну
Предисловие
Дорогие читатели!
Я рад, что этот сборник попал к вам в руки. Конечно, я понимаю, что он шершавый, и где-то форма не та, где-то еще что-то не так, но не это главное. Мне тоже многое не нравится, но, судя по отзывам читателей и слушателей, которые раньше были знакомы с моими виршами, они странным образом запоминали то, что мне не по душе. И наоборот, что мне казалось удачным, проходило мимо их внимания. И я понял, что каждый находит свое, что ему близко, или уносит его по волне своих воспоминаний в мир детства, фантазий и грез. Как говорится, каждому своё. Если кто-то найдет для себя отдельную строфу или целое стихотворение, значит не зря это было написано. Приятного чтения, и сильно не ругайте…
Вениамин Зайцев
СОЛЬ
Не хочу вести о прошлом разговор,
Мысли стремятся лишь в поиске квинты.
В завтра кидаю всевидящий взор
И устремляюсь за ним в лабиринты.
Там среди тьмы, пустоты и движенья
Я натыкаюсь на свитки во сне.
С дрожью, присущей лишь после веселья,
Буквы читаю о завтрашнем дне.
Вот моя жизнь на ладони Вселенной,
Всё предо мною: и радость, и боль.
Все здесь проникнуто формулой Генной.
Вот она Истина! Вот она Соль!
1986
Из трамвайных…
Замерзающий пруд
Среди зелени парка.
Лето, осень, зима,
Синева, синева, синева…
Пыль, дорога, страданья…
Замерзающий пруд
Среди зелени парка.
Остановленный луч,
Остановка дыханья.
Умирающий пруд
В слезах желтого парка.
Уходящий трамвай
В полуночь зазеркалья.
Ускользающий пруд
Среди савана парка.
* * *
Я иду, натыкаясь на стены,
Спотыкаюсь, не вижу преград.
Ощущение вечного плена…
Может, сдаться и тихо лежать?
И следить за блуждающим взором
Там, где стены кончаются — мрак.
И остаться навечно с позором,
Иль командовать сворой собак.
Я не спорю, что где-то ворота,
За которыми мир из теней,
Там, где ждет тебя дочь синеока
И реалии пошлых идей.
Там, где все — человеческий фаут
Источил, превративши в труху,
Где командует жалкий бой-скаут,
Оболочкам накинув узду.
Сводит судорогой тело ужасно
Вездесущая, может быть, гниль?
Боже мой, до чего же вдруг страшно!
А ведь запах как будто ваниль.
Скоро стану и я оболочкой
И займу свое место в строю.
Это будет последняя строчка…
Помолюсь и ее допишу.
1984
* * *
Догорает сигарета,
Дым стремится к потолку.
Хочет вырваться и скрыться,
И уйти в небытие.
Вот он вырвался из плена
Сжатых стен и потолка
И поплыл, вращаясь, в лето,
В царство новое свое.
И отдавшись настроенью
Или впавши в забытье,
Он стремится к мирозданью,
Чтобы слиться с ним в одно.
Чтобы стать частицей мира,
Одеянием богов
И набраться новой силы,
Прикоснувшись к смыслу слов.
И сгорела сигарета,
С ней ушел последний дым.
И подумал я, ведь это
Мысль ушла, как пилигрим.
1985
* * *
За каждый нерв,
За каждую слезу,
За черную могильную плиту…
За всё,
За всех,
За этих,
И за тех.
За ложь,
За правду,
За бездушье.
За слово,
Выбитое тушью.
За боль,
За жалость,
Униженье.
За двоедушное решенье.
За нежность,
Похоть,
За игру.
За явь,
За сон,
За крик в бреду.
За сущность,
Глупость,
За расчет,
За все
представишь
Им отчет.
1985
* * *
Ты стоишь на остановке,
Ждешь, когда пройдет трамвай.
Ты стоишь и днем, и ночью,
Почему-то очень жаль.
Ждешь, надеешься, не веришь,
Шлешь вопросы в никуда,
Он проносится экспрессом,
Окна — темные глаза.
Все вопросы и ответы
Растворились в ночи сна.
Растворились белым дымом,
Все, что было — было зря…
Ты стоишь на остановке,
Провожаешь свой трамвай.
Ты стоишь и днем, и ночью,
Почему-то очень жаль…
ГОРЕ
Растекалось по жилам Жидким стеклом,
А потом все застыло,
И послышался звон…
Бом — бом — бомммм…
Удар!
Упал,
Темно,
Круги,
Пергамент
Рвется на куски,
Осколки острые вонзаясь,
Все разрывают, растворяясь…
— сь- -сь- -сь- шшш-шшш…
Зеленое море
Играется с галькой,
Хрустальная песня
Уносится стайкой…
1986
* * *
На стих Оксаны Франк «Немножко»
Немножко — как-то очень мало…
НеМою Ножкою ступала,
Не Мой, не нож, а чей? На Кой?
НеМого лезвия с слезой.
Немножко плакать под Москвой,
Собрать все хмари над Невой.
Не вой, не вой твердила память.
Не переделаешь, не станет,
Не станет близиться рассвет,
А ножки бьются в парапет.
Себя во мне не замечая
И призрачно о нем мечтая…
Весною под НеВой, не тая,
Сбивалась под ЛуНою стая.
И в перекрестках бытия
На улицах слепых соблазнов
Кричало внутреннее я:
«Немножко мало мне тебя!
Немножко мучаюсь, любя».
* * *
К 100-летию Велимира Хлебникова
Вчерашнее эхо
Прошедших времен
Всплывает сегодня
Раскатом, как гром.
Из черепа выси
По Косам Пути
Спускается Хлебников
С яркой звезды.
* * *
Из цикла, «Мне иногда кажется»
Вы, наверное, видели,
Как дышит рыба,
Пойманная и выброшенная
На берег?
И, наверное,
Помните
Влажные рыбьи глаза?
А недавно мне
Показалось…,
Что Земля — это выброшенная Рыба Вселенной.
1986
* * *
На сиреневом небе
Средь соленых ветров
Голубое на белом
В пестрой гамме стихов.
В опрокинутом мире
На изнанке души
Ты напишешь сатиры
На ресницах любви.
Промакнув свои слезы
Ватным облаком сна
И уткнувшись в мимозы,
Ты попросишь вина.
Да, мимозы, мимозы…
Мимо розы, увы…
Что ж мне так навевают
Имя Розы коты.
Не Париж, не Лас-Вегас,
Не руки — мосты,
А Венеции образ
И сопливые дни.
Упиваясь свободой,
Уходя в перелив,
Тяжелеют оковы
Под луною в отлив.
А расстрельная осень
В конце сентября
Набивает обоймы,
Словами свистя.
Что же так неуютно,
Знобливо внутри.
В переплетах Умберто
Затерялася ты.
Переливы — сливы,
Фиолеты — лета,
Переходы — роды,
Несомненно есть!
И в реальных — дальних,
И в коротких днях,
И в песчаных дюнах,
Что песком в часах.
Ты не можешь просто
Перестать не спать,
Потому что утром
Стелить кровать.
Потому что ночью
Проснешься вновь.
Неизвестное чувство
Поднимет бровь,
Потому что реки,
Как мысли — лед,
Сковали прочно
Чужую плоть.
Весна… Апрель…
И в замерзшее русло
Опустили на палке
Опять динамит.
Он взорвет твое тело
Миллиардом осколков,
Ускоряя в сосудах
Времени бег.
В твоем горле — корни.
Твоих — боюсь,
Потому что грузом
Становится — грусть…
28.07.2010
* * *
Шорох листьев осенним капризом
Вновь наполнит усталостью сон.
Понесет по волнам легким бризом
Полосатую нежность Сиам.
Параллельные линии в зрячем
Навевают тоску пустотой,
И, наверно, при этом мы прячем
Звук, рожденный когда-то струной.
* * *
Как странно все!
Витиевато, чудно…
Вокзал, перрон
И первый шаг.
Так трудно!
Ступаешь в никуда…
Вагон шагнул лениво,
И понеслась судьба
Листком по миру.
Куда, зачем и что
Потом и после?
А может, страх соврет
И не ответит вовсе.
А может, просто сон
Укроет одеялом,
И сладкая слеза
С ресниц сбежала.
Когда-то надо все
Начать сначала.
Привычка хуже слов,
Которые кричала
Как будто под мостом,
Когда проходит поезд.
Мучительно потом
Страдает совесть.
Ну, вот и все,
Москва перед глазами
Неоном стелет свет
Под ноги величаво.
И сделан первый шаг,
И вот уже я с вами.
И все ушло…
Сомненья и печали.
* * *
В темных очках, защищая себя от Солнца,
Бродишь одна, натыкаясь на чью-то память.
Пред глазами бегут квадраты, круги и кольца,
Вибрации голоса могут портрет составить.
Обласканный город ежится в первых порывах,
Небо сырое просит ускорить шаг.
И спотыкаясь на ровных порою дорогах,
Ты опускаешь так и не поднятый флаг.
Странный эскиз нарисован ресницами в поле,
Состоящий из линий стекающих слез поневоле.
Посторонние звуки набивают пространство упрямо,
И кончается смысл на развалинах храма Хирама.
Тайна стала непрошенной просто гостьей.
Совершенство греческих форм обладает агрессией черствой.
И легко не услышать умоляющий голос — бросьте!
Это лучше, чем пыл, ускользающий вовсе…
* * *
Холод в ворот,
Снег в бег,
Жар в пожар,
Сердец конец.
Пальцы — танцы,
Глаза в глаза.
Ты прячешь мысли
Слегка, слегка.
Минуты гнуты,
Часы частят.
Ты перестала
Смотреть назад.
Чувства, буйства,
Поток как ток,
Зеркальных образов росток.
Пространство странно
Теряет смысл,
Когда вникаешь,
Что ты не жил…
* * *
Как трудно в страсти обрести покой,
Доверить сны случайности погожей,
И жадно пить нахлынувший прибой,
И не искать вчерашности похожей.
Я мышью кликал в ярмарку невест,
Смеясь, стесняясь карточной удачи.
По проводам неслась благая весть,
Открывшая сердца без ложной сдачи.
Как ограничен я логическим пределом,
Не в силах превозмочь иллюзию ума.
Мне никогда не стать мифическим берсером
И не упасть в молитве богу РА.
Она возникла в электронном виде
Со взором нимфы, устремленным вдаль…
Все говорило в ней — меня не злите,
Мой взгляд прочнее, чем любая сталь.
И что толкнуло написать так просто —
Привет! И без намека лжи,
И без боязни, и болезни роста
Вдруг показалось, ты ответ не жди.
А он пришел задачей для урока.
Я, как школяр, поставлен у доски.
И, подавив энергию порока,
Я бросил зерна, прорастив ростки.
И вот теперь не сплю, тебя желаю,
Как не желал прозренья наяву.
Волчица ночью так выводит стаю.
И только бог хранит ее одну.
Не надо слов, они всего лишь мысли.
Они бегут, не ведая границ.
Их остановит только точный выстрел
Всепоглощающим соблазном лиц.
Ты просто стань сама к себе поближе
И не старайся быть, а будь сама собой.
Не опускай глаза все ниже, ниже
И не стесняйся перед наготой.
* * *
Опять один на поле перемен,
И ветер треплет старые ветрила.
Я так устал от мысленных измен,
Где нет ступеней, и отсутствуют перила.
Ты ждешь чего-то в душной атмосфере,
Пытаясь дни проверить по Луне.
Ты хочешь жить, любить, себе не веря,
Рождая недоверие во мне.
Зачем так сложно управлять мечтами?
Не проще вынуть из кармана грусть
И оказаться вдруг под небесами?
И не надейся, я не отвернусь.
Я буду рядом в старом том партере,
Который знаем только мы вдвоем.
Нам не понять слиянья в полусфере,
Как не обжечься в холоде огнем.
Скорей забудь печать водоворота.
Нельзя с собой печаль нести всегда.
С ней не пролезть чрез узкие ворота
И не восполнить радость бытия.
* * *
К.Л.
Убиваешь, любя, размахнувшись наотмашь словами.
Хлещешь гневом по сердцу со слезами в глазах.
Я теряю любовь в полуночном спешащем трамвае,
Уходящему в пульс, перестуком колес
Это просто сентябрь. Как всегда, одиноко на Солнце,
И озябшую душу не греют, увы, облака.
Хоть и стали они пролетать, зацепившись за ветки руками,
Поломав свои ребра в безнадежно красиво-холодной войне.
Ты летишь над рекой, над домами, не зная,
Что Шагал рисовал эту память любя.
Открываешь глаза, окунувшись в квадратное черное знамя,
И упавший листок очертил синусоиду блиц-бытия.
Ты боишься упасть в неизвестное поле страданья,
Потерять бутафорские белые крылья свои
И остаться одной после битвы земли с небесами,
Как бы ты не хотела, но останусь я рядом с тобой.
* * *
Опять декабрь, снег и слякоть.
Опять озябшая душа.
Грызет себя, как червь жрет мякоть,
При этом вовсе не дыша.
Устал ловить снежинки взглядом,
Упал в расширенный зрачок.
Вдыхаю дым с безумным ядом,
Дырявя в мозг дверной глазок.
Покой и рабство, сладок миг
Иллюзий страшных кавалькада.
И ты уже не видишь лик,
И ублажаешь ум бравадой.
К чему, зачем и почему?
Вопросы здесь не в состоянии
Решить индийские гуру,
Не видя в сумраке сиянья.
К чему надрыв, излом судьбы?
К чему все эти пересказы?
Не убежать из поля мглы,
Они сильней любой заразы.
Не надо смысл искать в ином.
Случайность вовсе не дорога.
Ты не увидишь свет в любом,
Не сделав шаг простой с порога.
Как просто быть в причуде сна,
Сажать зерно в разломе линий,
Спускаться вниз, не видя дна,
Уткнувшись в море спелых лилий.
Листать зеленую тетрадь
С пустыми ветхими листами
И обожать безумно мать,
И просыпаться, но не с вами.
Пространство дней белеет болью
И накрывает все сильней
Летящий дух с ожившей молью,
Что, может быть, и так верней.
Итак, все кажется зеркальным:
Слова и мысли… Что за бред?
И все так выглядит банальным,
Рожденным в муках в этот свет
С несуетливым беспокойством.
Сменяя завтра на вчера
Из настоящего со злостью,
Мы давим душу червяка.
Поверье, есть оно в Тибете,
Что в душах тех — дух матерей.
Кому за все здесь быть в ответе,
Когда не верят тут теперь.
Стюардессам посвящается
Туда — сюда, ни там — ни здесь.
И не понять, где Солнце есть,
Где юг, где север, где восток?
Где хрупкой прелести росток?
Где жизнь, где смерть, когда посадка?
А мальчик целит в глаз рогаткой.
И облака плывут, как вата.
И блузка липнет, сыровата…
Вино, коньяк и энергетик.
И молча пьем, смотря в глаза.
Ведь каждый знает, что синоптик
Гадает, глядя в небеса.
А что же нам? А нам надежда,
Надежда только на себя.
И чтобы взлеты и посадки
Равнялись дням календаря.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.