Бесплатный фрагмент - Промельк бытия

Авторская обложка метафорична, как многие обложки Елены Сомовой. Читатель на обложке «Промельк бытия» видит фрагмент ее работы, полностью работа представлена здесь перед текстом и в цветном варианте — на обложке книги стихов «Восстание Боттичелли».

Философско-метафорический этюд Елены Сомовой на полную версию работы автора:

Из смешения красок, теней и света, в мир являются хаос и злоба — олицетворение захватнических войн экономики, разрушающих моральные устои человечества. Диагональный шест с захватническим полукольцом как выражение ухвата, которым берут чан с варевом для постановки его в печь — горнило времени, варящее историю вместе с войнами и победителями, уходящими натурами, остающимися в памяти народа военачальниками и полководцами. Человеку остаются свет и гаммы цвета, чтобы понять счастье во всем его спектре, минуя мародерские привычки верховных божеств.

***

Это просто музыка в переводе на детский смех

Это радуга, радуга музыки,

перемещённая в детский взгляд,

пухлые пальчики сердца,

крохотная вермишель,

в душу бесцеремонно лезущая,

как в свою постель,

в мир души моей тайная дверца

и фонетики слабая «эль».

Мягко, тепло, щекотно, весело, озорно,

ладушки, бережно, сладко, щедро, хитро, вольно,

да кувырком и в прятки в самом смешном кино.

Оживляясь и молодея,

улетать мотыльком

в свежий ветер аллеи

с капелькой — огоньком!

И наблюдая нечто

в свой бинокль сердечный,

лет на двадцать путь млечный

выверить, как поток

музыки бесконечной,

света и лета исток.

***

Ради птичьих секвенций, прозвучавших в твоих глазах

Я готова миру выше небес сказать

о сладчайшей из мук —

ожиданье твоих шагов,

что по крыльям чаек

угадаю без всяких слов,

обращенных ко мне.

Мы летели ветром в горсти

Бога Музыки,

главном в жизни, в большом пути,

но любовное чудо

искры мечет, как звезды, — встать

и войти в чертог любви, где не разыграть

ожидаемой нежности. Не бывает игры в любви,

не бросают кубик, чтобы навстречу идти.

За полями фишек есть бескрайнее поле любви —

так лови свой кубик!

Предержи, ты мой визави!

***

На этой струне нотой счастья слегка застынь —

объявлены облаками твои ладони,

лицо — луной в облаках. Продолжайся, быль

о чувстве струны и неба. А ветер тронет —

вселенский ветер — не сдвинет облака так,

что гибких ладоней лодки отбросят волны.

Дыхание неба — связующий счастья знак,

а вирус молчания — кубок, он, гулом полный,

сохранность тайны держит, как молоко,

и ветку цветущей вишни поставит в небо —

созвездия цвета горят на губах легко, —

лепечет крылами, как песней лебедя, Леда.

***

Прозрачность легкая в витанье балерин

над озером, где пух заботливо расстелен

по водной глади. Озаренная, в постели

Наяда взглядом ловит сразу двух

стрекоз. И расцветают иммортели.

Я в светлой заводи в стрекозах и ручьях

увеселяю душу Музой в абрикосах,

цветущих ласково под музыку вопросов

надуманной любви, рисуя на полях

цветы и птицы, да круженье яхт…

И балерины, словно папиросы

в руках философа всё кружат фуэте…

И Муза, тонко двигаясь, воде

волнение стрекозье сообщила,

когда явилась вдохновенья сила

из плещущей воды фонтана грёз,

подталкивая новый свой вопрос.

Портрет с натуры

Пережитки станиславской школы

неуспокоенность от всяких мод,

краткие корявые глаголы,

передержка минеральных вод.

Слёзо-минералка плещет в горле

и кристаллизуется всё в яд, —

миленькая маленькая «Корги»,

что ж ты лаешь день и два подряд?..

Успокой обиженное сердце,

на посту у совести не стой,

а держи хлеб-соль на полотенце,

когда без налога я — сквозь строй, —

всех твоих обид клавиатура

наготове — только подступись.

Такова игры архитектура:

льнёт к душе, как в маске хитрый лис.

***

Тем нестерпимей возвращенье

Чем дольше не бывать в аду.

Вдоль Волги, высоко над нею

По набережной иду,

И вспоминается молчанье

изысканной архитектуры:

эклектика под вопль натуры

в гуляющих здесь, обещанья,

неисполнимые в пространстве

барьеров, взятых и закрытых,

и вместо них цепочки сытых,

одетых с европейским шиком.

Что им до наших изысканий?!

Все пройдено, экзамен прожит,

и жизнь по-своему итожит

свирепый оттиск состязаний.

***

А сердце тянется в твой родниковый рай

В березовые шелесты и вихри

Вишневых, яблоневых лепестков…

Там воспылаешь, и возьмешь за край

крыла

вдоль пауз между тихих слов —

За струны сердца, — и гитара стихнет.

И в этом коридоре тишины

Начну твои аккорды постигать,

И переполненное сердце вскрикнет, —

Где чувства равновесья лишены,

Качели падают, и возникает мать,

Как совесть, в уравненье жизни игрек.

Вдоль пауз тянется стремительный конвой

Мелодий. Просвистевший постовой

Теряет время, вглядываясь в свет,

Перебирая тонкие оттенки

Радужных спектров…

Нам не надо бед, —

Лишь чуточку тепла там, где коленки,

И вихрь надежд на постоянство, словно бред.

ПАСТЬ

Пасть (волка экономики)

в пупсячьем детстве содранным коленом, —

Будто по скалам жизни топала,

а рядом — злые гномики,

внизу,

такие милые… жаднюги непременно…

Кровавые болячки

не отмочить микстурами —

все въелись в сердце, — в скачке

ныряюще, аллюрами,

в отмщенье за уколы и болячки.

В сердечные болячки и простуды.

Сойти на рысь,

утробу

выкармливать остудой,

а то инфаркт, как сдоба

поскачет, забатрачит

с давлением в галопе.

Витрина злого мачо

легчайше одурачит, —

И снова сердце содрано:

болячки и ладони,

коленки…

На фронтоне:

В белейшем неглиже

без рук — с одним предплечьем,

второе — в драппировке.

О, облик человечий!

Не изменяйся более

в прокрустово — дамокловой сноровке.

ФУРРИ

Тоска волка по людям —

это скобки, и в скобках ноль, —

пасть, выдыхая слезы — пароль,

едет на корабле пустыни — верблюде,

клацает разболтанной дверью.

— Сезам прикрой! — говорят соседи,

но волк защелкой орехи «Щёлк!», —

сверху вниз желтым глазом измерит

и отлипает в пространство челки.

Там у него мёд для Аленки,

одноименная шоколадка,

ямочки для улыбки — для пери

и добрые звери.

***

Нехорошая новость придет как последний мой час

оснащенная злобой и местью как злой ананас

при колючках и в сбруе надетой поверх тонкой кожи

Отпочкованный мой молодой свежесорванный пласт —

о любви и угрозах…

И нет смыслища с ней говорить,

если порван канат и болтается жванная нить

вместо рук —

и навстречу

не обнимет,

что помощи ждать?.. Исцарапанный вечер…

***

К облику страха пара свиных копыт, —

слышишь их топот на дне прилавка?

Хрюк повсеместный. Перерожденье. Кафка.

Без лакировки отсветом крови прибит,

и утопает в микстуре от жизни шавка,

лающая на весь двор, чтоб запомнили вид.

Это такая высшая мера, затравка

образа смерти, ее глуповатый вид

и на свершение замысла ставка.

***

От белых рек сияющих манжет

Утопленники мусорных корзин

Плывут за премиями — веслами в сюжет.

Играй, мышонок, под снегами зим!

Беги уткнуть норушку! Поддувал

Не меряно. Их статус прозевал,

Беги, мышонок, в теплую нору,

Продолжи там манжетную игру,

Перекуси от голода ту нить,

Что над зерном в мешке не развязать, —

Она позволит быстро говорить,

Так жуй ещё быстрей! Не занимать

Мышонку ловкости над чехардой,

Среди козлов он — важный козодой.

За хитрой челюстью «пи-пи» — язык,

А действует, как львиный грозный рык

С кувалдами для отягчённых дум

О том, кто стеклодув, а кто манул,

Кого погладить, а кого побить,

Кому заклеить, а кому разбить.

Водовороты разбухающих октав

Утильно квакают с лягушками впотьмах,

Играя Альбинони, перепев

Посмертно всплывших Орлеанских дев.

Уносит белая река взахлеб

Поэта, — он акулий был паёк.

Манжет от крови не перестирать,

Но в высший смысл стремится крабов рать,

И в спешке разгребая донный ил,

Забудут всех, кто был их сердцу мил.

(Данное стихотворение опубликовано в книге автора «Атмосфера»)

***

Не плюй на землю окровавленных иллюзий, —

это болячка, шов надорванных мечтаний,

это отверженность любви, присяга Музе,

и добровольный плен, и камера страданий.

Воров безбожных и борцов за славу

Я прогоняю дымом соли, морем,

что из моих мечтаний вытянулось полем —

не знать его — что не признать за лаву

агонию вулкана — извержение,

иль низкое земное положение.

Вот так и жизнь кипит вулканной силой.