Прогулки с Данте
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…
Данте Алигьери, «Божественная комедия»
Суровый Дант не презирал сонета…
А. С. Пушкин, «Сонет»
Он вдруг предстал
С замашками педанта,
И я спросил: «Ты кто?..»
Спросил в упор.
А он ответил: «Алигьери..
Данте».
«Не вор?» — сказал я.
Он сказал:
«Не вор».
«Земную жизнь
Пройдя до половины…»
Он было начал
Словом куролесить.
Но я прервал:
«У нас тут не смотрины!..»
И выпили —
Положенные
Двести.
И друг на друга
Молча посмотрели.
Жуя рыбешку
В собственном соку,
«Ты кто?» — спросил я
Снова Алигьери.
Он промолчал,
Уставясь за реку.
«Так что-там говорил
Старик Вергилий
Про Бога ангелов
И гада сатану?..»
Он после долгих
Умственных
Усилий
Рукой махнул
И выдохнул:
«Да ну…»
И через час он был
Обычный Алик.
«Ты уважаешь
Данте?!» —
Он кричал.
И обещал весной
Приехать в Палех.
И я к нему — приехать
Обещал.
Потом к нам прицепились
Две красули.
И мы попали с Аликом
К ним в дом.
С которой был он:
С Томой или с Юлей?..
Мы так с ним и
Не вспомнили потом.
Потом менты
Закручивали руки.
Молили, чтобы Данте
Не наглел.
А он грозил им —
Именем науки — и
Клялся, что устроит
Беспредел.
И вот уж мы
На дне какой-то
Шахты…
Шахтеры кулаками
Били мух.
«Уж лучше б мы
Попали к космонавтам!..» —
Подумал я и
Выругался вслух.
А он пристал
К забойщикам с вопросом.
Мол, кто здесь
Перегаром надышал?!
Те огрызнулись,
Глядя очень косо:
«Слышь, Алигьери,
Ты бы не мешал!»
Мол, сами согласились,
Так и надо.
Пусть — газ, и пыль, и
Лампочек круги.
Но деньги платят,
Значит, бабы
Рады,
А ты и твой Вергилий
Дураки.
Он закурил…
А воздух был,
Как порох.
И, выпучив глаза
И рты раскрыв:
«Огонь гаси!» —
Кричали нам
Шахтеры.
И завершеньем
Криков
Грянул взрыв.
Да нет, не может быть.
Все это глюки!
Невроз, психоз и
Плюс кассетный видик…
Но были голоса,
Шахтеры, стуки…
И Данте утверждал,
Что то же видел.
И вот уж мы
Сидим у космонавтов.
На МКС парим…
Ну как-то так.
Они нам дали
Тюбики на завтрак.
И налили — припрятанный
Коньяк.
Здесь не было
Шахтерской
Черной пыли.
Внизу плыл Каспий,
Дон, а дальше
Рейн…
Мы допили коньяк
И загрустили.
Они достали
Плохонький
Портвейн.
«Суровый Дант»
И тут кричал сердито.
Мол, в двигателях
Спирт — ей-ей —
Течет!..
Мы выпили
За красоту орбиты.
Он обещал, что сам
Оплатит счет.
Мы плавали в отсеках,
Как медузы.
Он декламировал
Об адовых кругах!
Потом заснул.
И нас с обратным
Грузом
Отправили на землю
Впопыхах.
Когда же мы
Обратно с ним
Летели,
«Ты кто? — сказал я. —
Признавайся, ну!..»
А он ответил:
«Гений,
Просто гений».
А я сказал:
«Ну, это ты
Загнул!»
И вот мы
В хирургической
Больнице…
Уколов нет,
Таблеток не дают.
А у больных
Такие злые лица,
Что страшновато
Оставаться тут.
У медсестренок
С главврачом проблемы.
Одна из них
Рожает от него.
Грядут в ночных дежурствах
Перемены…
Все в ожидании
Решения его.
А он закрылся
В операционной.
И конфискует у хирурга
Спирт…
Жена его,
Оставшись непреклонной,
На раскладушке
В коридоре спит.
Медсестры бегали к нему
На перепалку.
А он грубил им.
Он был с ними строг.
И почему-то мне
Их было жалко.
А почему?..
Я сам понять не мог.
И были не прожарены
Котлеты.
Был чай не сладкий.
Кислый был омлет.
Никто не знал,
Чем кончится все это.
Страдал в депрессии
Болящий контингент.
«Земную жизнь
Пройдя до половины…» —
Я прочитал,
Набычась, полглавы,
Пока мне чем-то
Натирали спину.
Но ничего не понял там,
Увы.
Главврач мужик был
В общем-то прекрасный.
Жаль — не давал нам
Выйти в интернет…
Зато мы подхватили
Жуткий насморк
И прочитали
Парочку газет.
Все кончилось
Рождением малютки,
Корпоративом
И присловьем
«Блин».
Наутро док
Провел пятиминутку
И выписал нам с Данте
Анальгин.
Медперсонал
Ему, как Богу, верил.
Все были радостны,
Особенно — отец!
«Мы где?!» — спросил
С испугом Алигьери.
А я сказал: «Очнулся
Наконец!..»
И вот мы с ним,
Оправившись от комы,
Направились в ближайший
Ресторан…
И снова были — эти,
Юля с Томой.
И нас лечили
От душевных травм.
Поговорить мешали
Музыканты.
Официантка
С оттопыренной
Губой
Так плохо нас
Обслуживала
С Данте,
Как могут лишь
Сотрудницы
«Райпо».
Вокруг сидели
«Мертвецы»
И ели.
«Хм, трупы
Любят трупы
На обед!» —
С усмешкой говорил
Мне Алигьери.
А уж ему
Я верил как себе.
И пела «караочная»
Певица,
Пытаясь выглядеть
Взрослей и сексапильней.
Стреляли глазками
Невинные блудницы.
Базарили «крутые»
На мобильный.
А Данте, заказавший
К пиву крабов,
Ругал науку,
Крабов
И прогресс…
И защищал
Евреев от арабов.
Я думал: «М-м,
В политику полез!»
Он философствовал —
О сразу двух
Кореях.
О войнах, странах
И задачах стран.
И защищал арабов
От евреев…
И от грехов
Последних христиан.
Потом переключился
На поэтов.
Но суперлаконично,
В двух словах.
«Все это уже было
С кем-то, где-то!..» —
Мелькнула мысль,
Пробив дыру
В мозгах.
Мелькнула мысль
И улетела пулей.
Упал на скатерть
«Красного» бокал.
Куда-то подевались
Тома с Юлей.
А Данте плел
Про женский
Идеал.
Про меру и
Божественность
Таланта.
Кричал, что было сил,
Мне — прямо в ухо.
«Пойдем! — сказал я: —
Алигьери Данте!..»
«Пойдем!» — сказал мне
Алигьери сухо.
И вот мы на реке.
И удим рыбу.
Каким нас ветром
Занесло сюда?!
Я так ему и выпалил:
«Спасибо!..»
А что я мог еще
Сказать тогда?
Скучней, казалось,
В мире нет занятья,
Хоть и поймали
Пару пескарей.
Как вулканическую лаву,
Все проклятья
Я извергал
На Данте и червей.
Спокойствие других
Себе дороже!..
Но понемногу
Все же я размяк.
И хоть хотелось
Скорчить Данте рожу,
Так не со зла,
А как бы просто
Так.
И комарам, и разным
Липким мошкам
Зловредно — я
Был рад
Как на духу.
Потом уж мы
В золе пекли картошку
И ели горяченную
Уху.
И так мы с ним
Смотрели на
Цветочки,
Как будто верили —
Трава заговорит!
По одуванчикам,
По белым их
Комочкам,
Был путь в Божественное
Ярок и открыт.
Он говорил
Про ангелов и небо.
Я говорил
Про наш земной
Устой.
Он говорил, что
Лучше там,
Где не был.
А я — что лучше то,
Что под рукой.
Он жил в своем,
Придуманном им свете.
И утверждал,
Что он насквозь
Всех видит.
А я ему — так сразу
И ответил,
Так и сказал:
«Пошел бы ты,
Овидий!..»
А впрочем — мне
Все было безразлично…
А он, он нервничал,
Ругая насекомых!
И вдруг вскочил
И вскрикнул:
«Беатриче?!»
Но это снова были
Юля с Томой.
И все испортили
Смешливые девчонки,
Хоть и дополнили
Изгибами телес.
Их шутки
У меня сидят
В печенках!..
А Данте проявлял
К ним интерес.
И углублялся с ними
В темный лес.
И декламировал стихи
О Беатриче…
И под купальники,
Смеясь,
К обеим лез.
И земляникою лесной
Обеих пичкал.
Потом — он стал нырять
И утонул…
Все бросились за ним,
Его спасая!..
Спасли и откачали.
Он заснул.
Я прочитал над ним
Главу из «Рая».
В двенадцать дня
У речки незнакомой
Я не читал
Заумней вариантов!
Уснули сном младенцев
Юля с Томой,
Но был разбужен
Своим «Раем»
Данте.
Сказал он нервно:
«Слышишь, никогда
Не смей — меня
Мне приводить
В пример!..»
Мол, «Рай» его
Такая лабуда!..
А я сказал: «Ну да уж,
Не Гомер».
Тут мы расстались…
А столкнулись снова
Так месяцев примерно
Через десять.
«Ты как?» — спросил я.
Он сказал: «Хреново!..»
И выпили
Положенные — двести!
«Суровый Дант…»
Я вспомнил почему-то.
И плюнул трижды через
Левое плечо.
Мы помолчали,
Кажется — минуту
И по стакану
Выпили еще.
Он рассказал,
Уткнувшись мне
В жилетку,
Что зря не утонул он
Там, в июле…
Что он женат,
Но бегает к соседке.
А тут еще рожают
Тома с Юлей!
Да от него…
«Проведать их
В больнице?!
Или поздравить,
Как-нибудь по почте?!»
Что исписался он…
Осуетился…
Что жив-здоров,
А жить
Как бы не хочет.
Что он — кретин!
Сухие вина — бяка!
Что знает он — лишь то,
Что каждый знает!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.